Младший сержант Чучин появился в жизни курсантов неожиданно и комично. Сержант Фурсунов сам недоумевал от вида Чучина.

Маленький, толстый, с крохотными очками на кончике носа, он походил на Генерального Комиссара Государственной Безопасности Лаврентия Павловича Берию. Его история была комичней, чем он сам. Он жил в Москве, ему было уже двадцать шесть лет. Родители его погибли в автомобильной катастрофе, и он, по его же утверждению, потомственный дворянин, остался жить с дедушкой и бабушкой в большой пятикомнатной квартире в центре столицы. Он являлся единственным кормильцем для стариков и поэтому имел законную отсрочку от службы в армии. Вот только было одно но. Он любил выпить, и выпить с огромным размахом. В его масштабных загулах с посещением дорогих ресторанов и баров участвовало несчетное количество дружков и подружек. Все имеющиеся в квартире предметы старины он давно уже продал и, нуждаясь в деньгах, решился на обмен квартиры с приличной доплатой. Его бабка с дедом пришли в натуральный ужас. Их обожаемый пухленький и безобидный внучок Олежка хочет лишить их домашнего очага. И все бы у него получилось, если бы по совету соседей они не пошли в военкомат и не кинулись в ноги военкому. Заберите, мол, на службу нашего переростка-душегуба, а не то пропьет нас вместе с квартирой. Военком долго кряхтел, ссылаясь на приличный возраст призывника, но все-таки согласился, посочувствовав душевному состоянию старых людей, и пообещал, что в армии его научат уму-разуму. Вот так Чучин и попал на службу. Его это нисколько не удивило и не смутило. Он философски отнесся к происшедшему и даже гордился тем, что был старше всех по возрасту, считал себя отцом всех солдат. Окончив сержантскую школу, он был направлен в учебный взвод.

За службу он взялся с превеликим безразличием. Это было Фурсунову на руку, так как он не увидел в сопернике претендента на лидерство. Это означало, что ничего в его жизни не изменится. Только появился помощник на всю рутинную работу. Личный состав учебного взвода обожал Чучина, потому что прекратились изматывающие физические занятия по утрам, на которые отводилось тридцать минут. Он за это время успевал загонять взвод в помещение военной прокуратуры и все заваливались вповалку прямо на дощатый пол досыпать, благо, наряд по прокуратуре тоже был из учебного взвода.

Рутинное военное обучение продолжалось ежедневно. Дни пролетали незаметно.

Каждый вечер до поздней ночи Сергей проходил у корейца обучение боевому искусству. Его нестандартные занятия перевернули отношения Сергея к самой сути восточных единоборств. Он даже не мог представить себе, чего можно достичь, соединяя физическое и духовное мастерство. Кореец тоже был удивлен тому потенциалу, который скрывался в его ученике. Он с каждым днем все больше и больше поражался его способностям и умением все схватывать налету. Больше всего радовало то, что основы каратэ в нем были заложены качественные. Видно было влияние отличного инструктора. Кореец решил за этот короткий срок дать Сергею то, что многие не получили бы и за несколько лет обучения. Характер его ученика позволял сделать это. У него отсутствовала беспричинная злость, а потенциал самозащиты буквально зашкаливал.

В этот день с самого раннего утра все пошло не так, как хотелось. Сергей почувствовал себя плохо сразу после пробуждения. Недомогание расползлось по телу, как сорняк по огороду. Ощущение приближающейся болезни не покидало его, но он старался не поддаваться слабости. После занятий их отправили на склады разгружать автомашины с продовольствием. Руководил процессом толстый и беспричинно злой прапорщик. Его щеки тряслись после каждого злобного выкрика. Ему все казалось, что солдаты учебного взвода медленно работают. Сергей в очередной раз поразился поведению человека с погонами прапорщика. Абсолютно все они были откровенными злыднями, словно их подбирали специально и целенаправленно именно таких, для устрашения молодых солдат. Исключительно для воздействия на них, потому что старослужащие с мнением прапорщиков не считались и откровенно игнорировали их указания. А этот экземпляр превзошел всех остальных и наседал с таким наслаждением, словно считал, будто его полномочия богоподобны. Сергей старался не смотреть в его сторону, чтобы избавиться от чувства брезгливости, и упорно таскал коробки в глубину склада. В таком ритме они работали почти два часа, пока все автомашины не разъехались, а последняя коробка не была водружена на стеллаж. Прапорщик сразу подобрел, вероятно, мысленно подсчитывал количество того, что он сегодня сможет украсть.

– Марш, марш! – вальяжно скомандовал он курсантам, словно офицер Белой гвардии.

Ребята с удовольствием покинули территорию складов, но возвращаться в казарму не торопились. Они долго бродили по лесу, прилегающему к части, и только к ужину вернулись в расположение взвода. После ужина Афанасьев Вадик, пронырливый и верткий, как пиявка, достал из своей прикроватной тумбочки несколько пачек табака марки «Капитанский».

– Откуда такое добро? – спросил Зуев, недоверчиво косясь на Вадика.

– Откуда-откуда! От верблюда! У жиртреста на складе спер! Давай, мужики, налетай!

Некоторое время все стояли в нерешительности. Курево было настоящим дефицитом. Не каждому солдату родители могли выслать деньги, а если и высылали, то они по большей части тратились на продукты питания, которые удавалось покупать в солдатской чайной. Солдатского жалования хватало только на средства гигиены.

Вадик был парнем с характером, он легко менял мнение в зависимости от существующих в нынешний момент условий, за что получил прозвище Хамелеон. На это он ни капли не обижался, объясняя свои поступки тем, что в детском доме, где он воспитывался, было гораздо хуже. Товарищем он был ненадежным и в любой момент мог пойти на предательство, нисколько о том не сожалея. Поэтому он практически всегда был один, но, как казалось ребятам, этот факт его радовал. Его любимой сентенцией была такая: вранье, мол, есть единственная человеческая привилегия перед всеми иными существами.

– Ну, что вы думаете? – подтрунивал он над своими сослуживцами. – Не бойтесь, от халявы никто еще не опухал!

Ребята сначала неуверенно, а потом наперебой стали горстями набирать табак и сворачивать самокрутки, разорвав подвернувшуюся газету на подходящие лоскутки. Не имея навыков изготовления самокруток, они делали самодельные папиросы огромных размеров и весело хохотали. На улице начал моросить дождь и курить решили на лестничной площадке запасного выхода. От первых затяжек некоторые курильщики начали кашлять, но потом, привыкнув к терпкому вкусу, блаженно заулыбались. От толстых самокруток дым валил, как из труб. Лестничные марши быстро наполнились дымом, который начал подниматься на третий этаж. Сергей тоже решил попробовать табачку и, свернув небольшую папироску, закурил. Вкус ему не понравился, но желание покурить мгновенно улетучилось.

Вскоре раздались истошные крики сверху:

– Эй, «духи», совсем одурели? Что за гадость вы там курите?

Сверху через перила свесились двое «дедов» роты связи. Они жили этажом выше, но встречались с курсантами редко, так как входы у всех были разные. То, что служило учебному взводу запасным выходом, было основным входом в расположение боевой роты, и наоборот.

– Курим, и курим! Вам какое дело? – выкрикнул Вадик и выпустил большую струю дыма в их сторону.

– Это кто там такой смелый? – произнес появившийся на лестничном пролете третий.

– Тебе какое дело? – с вызовом ответил Вадик.

– Я не понял, кто там пищит? – выкрикнул тот и начал спускаться вниз, но был остановлен своими товарищами.

– Не связывайся с ними, Артур, за учебный взвод Татарин с Крокодилом по головке не погладят. Себе только дороже выйдет. Вот закончат учебку и к нам кого-либо из них обязательно распределят. Вот тогда и будем учить «дедушек» уважать.

– И то верно! – подхватил он, вернулся назад и сказал спокойно, с пренебрежением, уже обращаясь к курсантам. – Сам лично прослежу за вашим распределением и в другие части позвоню, чтобы там чинно и с почестями вас встретили. Вешайтесь, «душары»!

Ребята вернулись в казарму притихшие. Всем стало не по себе от того, какое будущее обещал им устроить незнакомый им Артур. Сергей второй раз за эти месяцы услышал адресованное ему слово «вешайтесь». Появилось нехорошее предчувствие насчет будущей встречи с боевой частью. Он решительно отогнал эти мысли, радуясь, что до осени еще далеко, но время летело быстро. Так быстро, что это далеко было совсем рядом. Так рядом, что казалось, его можно потрогать рукой. Еще больше омрачало настроение то, что бой будет уже скоро. Как это будет выглядеть, он не мог себе представить. Сегодняшнюю тренировку хотел отменить, сослаться на плохое самочувствие, но потом передумал. Что его ждет, он не знал, а поэтому решил, что нужно подготовиться, особенно раз есть такая возможность. Фурсунов, как обычно, не произнося ни слова, после отбоя отпустил его на тренировку.

Кореец встретил Сергея молча. Его лицо ничего не выражало. Он, почувствовав болезненное состояние Сергея, сказал:

– Если перед лицом опасности ты, даже приболевший, не сможешь контролировать свои эмоции, то твоя способность защищаться останется чисто теоретической. Победа или поражение зависят только от тебя самого, а не от боевого искусства или техники, которую ты знаешь. Если ты не сможешь управлять своими эмоциями и своим физическим состоянием, тебя легко победит более решительный противник, который, вероятно, и не знает техники вообще.

Сергей молча кивнул, борясь с дневной усталостью и недомоганием, а кореец продолжил:

– Ты сильнее болезни. Только от твоей воли зависит ее состояние. Она сейчас у тебя вместо противника, и ты можешь ее победить. Победить усилием воли, не применяя физической силы.

Сергей прикрыл глаза и расслабился, пытаясь взять под контроль остатки сил своего организма, но у него никак не получалось. Уже практически растратив силы, он внезапно ощутил, как тело наполняется теплом. Оно появилось словно ниоткуда, из небытия. Сергей сначала вздрогнул от внезапного ощущения победы и понял, что может управлять этим неосязаемым очагом тепла, направляя его действие нужным образом. Болезнь внезапно растворилась в этом нескончаемом горячем потоке, а он обрадовался, как ребенок, но при этом все ощущения исчезли, словно их унесло порывом ветра. Он снова ощутил недомогание и усталость. Кореец, увидев отразившиеся на лице Сергея переживания, сказал:

– Вот видишь, у тебя получилось. Если будешь ежедневно тренироваться, то возьмешь верх над своими эмоциями.

– Понятно. Я постараюсь.

– Постараться мало. Нужна твердая уверенность в своих силах и возможностях!

– Я всегда думаю о том, кто будет моим противником. Мне кажется, что у меня при этой мысли появляется страх. Скорее всего, даже не страх, а боязнь неизвестности!

– Когда кажется, обязательно крестись, а кто будет твой противник, и в каком состоянии – не столь важно. Твоя задача – справиться со страхом до поединка. Страх угрожает изнутри, это обычное дело для человека. Прежде всего, нужно помнить, что страх, возможно, испытываешь не только ты, но и твой противник. Поэтому, оценивая опасность, в первую очередь оцени того, кто ее представляет: оцени его внешность, поведение, оружие или предмет, используемый в качестве оружия. Подумай, что может помочь тебе. Если на основе полученной информации, ее анализа ты понял, что необходимо действовать, делай это решительно и без промедления.

Сергей кивнул. Говорить ему не хотелось. Кореец понял его состояние и указал на дверь в глубине помещения. Сергей двинулся вслед за ним. За дверью оказалась небольшая комната, тускло освещенная одной-единственной лампочкой. Кроме стола и двух стульев, в комнате ничего больше не было. На столе стоял электрический самовар, от него шел пар. Рядом стояли фарфоровые кружки и пачка индийского чая с изображением слона. Такой чай бывал в продуктовом наборе, который приносила мать с завода. Кореец жестом предложил ему сесть на стул, а сам достал кружки и наполнил их из самовара. Что-то знакомое показалось Сергею в этом запахе, но что, он уловить не смог, как ни напрягал свою память.

– Не бойся, не отравлю. Это травяной настой из рецептов моего деда. Поднимает на ноги мертвого. Его пить нужно обязательно горячим.

– Да я и не боюсь. Просто в аромате знакомый запах, а какой, понять не могу!

– Это букет и вникать в его состав тебе не обязательно.

Сергей посмотрел на корейца, словно собираясь с мыслями, и спросил:

– Ким, я давно хотел тебя спросить о твоей личной жизни. Ты ничего не рассказываешь о себе. В части о тебе никто ничего не знает.

– Зачем тебе это?

– Просто мне интересно знать о человеке, с которым я общаюсь!

Сергей сделал глоток обжигающего настоя, а кореец прикрыл глаза, стараясь встряхнуть воспоминания. Через некоторое время он начал говорить. Поначалу говорил нехотя, но потом все эмоциональнее и эмоциональнее. Сергею показалось, что его речь была похожа на исповедь, которую он, вероятно, произносит впервые.

– Мои родители родились, познакомились и жили в Корее, стране с древней историей. Дом, в котором они жили, принадлежал моему деду. Он с раннего детства обучался боевым искусствам и имел свою школу, поэтому отец тоже рано приобщился к обучению, а потом и я. В начале этого века Корея была оккупирована Японией. Только в августе 1945 года Корея к северу от тридцать восьмой параллели была освобождена Советской армией от японцев. Юг страны заняли войска США, которые не принимали участия в ее освобождении от японцев, но, в соответствии с союзническими соглашениями в Ялте и Потсдаме, имели на это право. Ты что-нибудь слышал о корейской войне?

– Если сказать честно, то из школьной программы знал только сам факт, когда что происходило, и не более того.

– Понятно, нам преподносили ту же информацию и в том же объеме, а мне всегда было обидно, что об этой войне практически никто ничего не знает. Если честно, я и сам знаю об этом только со слов матери, – кореец некоторое время помолчал, а потом продолжил: – Правительство Советского Союза хотело возродить Корею как единое, независимое, демократическое государство, но США сорвали эту дипломатическую работу. Практически были созданы два государства. Одно по образу Советского Союза, где жили мои родители. Второе по образу Соединенных Штатов. На границе стали постоянно происходить вооруженные столкновения, а в июне 1950 года начались полномасштабные военные действия. Мой отец и дед были призваны в армию и принимали активное участие в подготовке специалистов по рукопашному бою. Войска Северной Кореи через три дня заняли Сеул и углубились далеко на юг. Уже в сентябре пятидесятитысячный десант войск США высадился в районе Инчхона, в глубоком тылу народной армии, перешел в контрнаступление и, заняв большую часть территории Северной Кореи, вышел к границам Китая. Война между двумя корейскими государствами была одновременно противоборством между СССР, который действовал совместно с КНР, и США. В октябре границу перешли части китайских «народных добровольцев». К концу года войска противника были отброшены к тридцать восьмой параллели, где фронт и стабилизировался.

Война нанесла огромный ущерб Корее. Многие города лежали в руинах, погибло около девяти миллионов человек. Потери китайских «народных добровольцев» тоже были огромные. Их погибло около миллиона человек. Умерли все мои родственники, мой дед и старший брат. Отец был тяжело ранен, а мать с трудом перенесла гибель родных и сына. Их переправили в Китай на лечение, а оттуда они попали в Советский Союз. Отец ради матери принял решение остаться в России, которая стала им второй родиной. Позже родился я. Отец старался передать мне знания, которыми владел. Я в совершенстве овладел каратэ, стараясь не подвести отца. Он торопился научить меня всему, что знал, потому что после ранения многие годы тяжело болел, но никому не показывал своей боли. Когда я уже заканчивал школу, его не стало. У меня осталась единственная мечта. После службы в память об отце хочу открыть школу боевых искусств.

Отец говорил мне, что в искусстве самозащиты есть свои тайны, и после долгих лет практики он обнаружил, что если тайны и есть, их можно свести к следующему: наилучший путь к победе – бегство, а мудрец всегда избегает опасностей. Но иногда бывает, что тебе не остается выбора, вот тогда и пригождаются полученные и доведенные до совершенства знания.

Кореец замолчал, а Сергей задумался, стараясь осмыслить услышанное. Он всегда приходил в ужас от того, сколько стоит смертей за сухими цифрами исторических дат. Количество погибших в этой войне поразило его. Какие же там шли бои, раз было перебито столько людей, и сколько их погибло и погибнет в других локальных войнах, предугадать, вероятно, никто не сможет. Печальна судьба семьи Кима. Оказаться одним в чужой стране после гибели всех, кого знал, очень тяжело. Даже представить такое невозможно. Сергей сразу вспомнил своих родителей с сестрой, и ему стало тоскливо. А вдруг он их больше не увидит? Что будет тогда? Он с облегчением вздохнул, ведь такого однозначно быть не может.

– Что-то я сегодня ударился в ностальгию, – прервал тишину кореец. – Можешь идти, а то уже поздно. Вот, возьми лекарство!

– Не понял, что это? – спросил Сергей, принимая из его рук небольшую стеклянную бутылочку с мутной жидкостью.

– Спирт, настоянный на травах. Выпьешь и сразу в постель. Болезнь как рукой снимет.

– Спасибо! Тогда я пошел. До завтра.

Ким промолчал, а Сергей вышел из комнаты в зал, а потом на улицу. Уже находясь рядом с казармой, он зашел в курилку. Ему еще хоть немного захотелось побыть одному. Он отвинтил крышку с бутылочки и недоверчиво понюхал ее содержимое. В нос ударил спиртовой запах с еле уловимым травяным ароматом. Не раздумывая, Сергей залпом выпил содержимое и чуть не задохнулся. Спирт оказался неразбавленным, дыхание перехватило. Он торопливо закурил. Через некоторое время по телу прошла волна опьянения. Внезапно появилась небывалая легкость. Он удивился тому, как быстро опьянел, и от удовольствия запрокинул голову назад, любуясь звездным небом. Звезды на небосводе были ослепительно яркими, не такими, как в Ленинграде, потому что полная темнота делала их более выразительными. В такие минуты приходили приятные воспоминания и отключали сознание от всей обыденной суеты.

Он вспомнил, как впервые в нем появилось ощущение, что он – мужчина. После окончания восьмого класса ученики, которые оставались для продолжения обучения в школе, проходили летом обязательную трудовую практику. Лучшего времени, как дни, проведенные в трудовом лагере, Сергей в своей жизни даже не мог припомнить. Тогда он впервые обратил на Олю внимание. Возможно, тогда зародились их первые чувства. Они, еще совсем юные подростки, многие из которых переживали очередной этап переходного возраста, придумывали различные развлечения. Особенно любили хулиганить после отбоя. Любимым занятием были вылазки мальчишек в спальную комнату девчонок. Это, по правилам лагеря, являлось грубейшим нарушением дисциплины, которое по тем временам могло закончиться исключением из лагеря. Но мальчишки почти каждый день совершали эти вылазки, что считалось верхом храбрости. В тот вечер Сергей со Славкой Назаровым пробрались к девчонкам и, как обычно, изо всех сил старались их развлечь, но только шепотом и в полной темноте, чтобы не привлекать внимание учителей, дежуривших по ночам. Это придавало вылазкам романтичность и загадочность. Как назло, комнату спящих мальчишек пришли проверять сразу двое: молодой учитель физкультуры и старенький полненький и подслеповатый учитель рисования. Конечно, они мгновенно обнаружили отсутствие двоих учеников. Молодой бросился проверять улицу, а учитель рисования отправился к девчонкам. Сергей со Славкой бросились поначалу к окнам, но там проходил физрук. Они поняли, что сейчас будут разоблачены, и какие-то доли секунды придумывали оправдание своему поступку, пока кто-то из девчонок не предложил, чтобы они забрались под одеяла. Друзья долго не раздумывали. Сергей скользнул под одеяло к Оле, прижался к ней и испуганно замер. Та вовремя накрыла его и себя одеялом, потому что в комнату вошел учитель. Девчонки притворились спящими, а он долго ходил между кроватей и подозрительно осматривал все уголки комнаты. Все еле-еле сдерживали безудержный смех. Сергей вдруг отчетливо уловил ритмичное сердцебиение Оли и неповторимый запах ее полуобнаженного тела. Густые капли пота выступили на его лице, и он весь напрягся, борясь с безумным желанием обнять и поцеловать ее грудь. Учитель ушел и еще долго стоял в коридоре. Вернуться в свою комнату было нереально. Ребята придумали новый план. Они переоделись в платья девчонок, им завязали бантики, и они прошли в женский туалет. Учитель долго смотрел в их сторону, пока они не удалились. Им повезло. Он плохо видел и ничего не заподозрил. В это время девчонки по разработанному плану зашумели, и учитель опять засеменил в их комнату, а друзья благополучно вернулись к себе и прикинулись спящими. Позже, как учителя ни добивались, правду им никто не раскрыл, а Сергей совсем по-иному стал смотреть на девчонок. Тогда он ясно ощутил, что детство скоро закончится. С Олей они подружились только через год, но он до сих пор помнил то потрясающее чувство, которое он испытал лежа под одеялом.

Только ради этого стоило жить.

На лестничной площадке не было никакого света. Свет не пробивался ни из-за дверей, ни из коридоров. Сергей двигался на ощупь и чувствовал, что в темноте он не один, и этот кто-то живой движется рядом с ним. Ему стало жутко, когда он вошел в расположение взвода. В казарме царил такой же беспросветный мрак, как и на лестничных проемах. Дверь была открыта, а дневального курсанта Мамочкина на месте не оказалось. Непонятный шорох стал громче, а на другом конце казармы вспыхнул огонек, и Мамочкин неожиданно завопил не своим голосом:

– Мужики, подъем!

Только в отблесках огня на другом конце казармы Сергей понял, кто его сопровождал в темноте. Такое зрелище он видел впервые. Серый живой ковер покрывал пол и нижние спальные койки. Крысы были таких гигантских размеров, что он опешил. Под сумасшедшие выкрики дневального все начали вскакивать со своих мест, смахивать на пол визжащие серые тела. Темнота и растерянность сделали свое дело – началась паника. Сержант Фурсунов в одних трусах и босиком метался у каптерки, вероятно, желая достать фонари, и орал благим матом, что его кто-то кусает за ноги. На Чучина было больно смотреть. Он восседал на верхней койке и был похож на Карлсона, который, свесив туловище вниз, бьет подушкой направо и налево, разгоняя визжащих животных. По непонятным причинам крысы покидали подвал через их казарму. Почему это произошло, выяснилось позже. В подвале прорвало водопроводную трубу, и крысы, спасаясь от воды, хлынули по лестничным маршам на второй этаж, в расположение учебного взвода. Только там был запасной выход, ведущий в другое крыло здания, со своим изолированным подвалом. Поднявшаяся вода добралась до электрического щита и замкнула проводку.

Итог этого бедствия был плачевный: десять курсантов во главе с сержантом Фурсуновым получили укусы, один вывихнул ногу, упав со второго яруса кровати. Появившийся некстати в дверях казармы командир роты Кукишев, вероятно, вызванный дежурным по части, истошно заорал:

– Где дневальный, мать твою за ногу? Что за бардак во вверенном мне подразделении?

Сержант Фурсунов исчез в каптерке, которую наконец открыл, а к майору подбежал младший сержант Чучин. Вид у него был удручающий. Впечатление усугубило внезапно заработавшее аварийное освещение. Чучин не успел открыть рта, как майор, разглядев его нелепый неуставной вид, еще больше рассвирепел:

– Это что за толстый карлик ко мне явился? Ты посмотри на себя, воин! Тебя гнать надо из рядов вооруженных сил! Вон отсюда!

Чучин сразу сбежал, да так быстро, что все опешили, увидев, с какой прытью он это проделал. Сергей, единственный, кто в данной ситуации адекватно рассуждал и стоял один в обмундировании, решил спасать положение. Он повернулся к курсантам и скомандовал:

– Взвод, строиться! Смирно!

После того, как личный состав был построен, он строевым шагом подошел к майору и, отдав честь, доложил:

– Товарищ майор, учебный взвод был атакован дикими животными! Ввиду отсутствия электроснабжения внезапность была на стороне противника! Благодаря самоотверженным действиям курсанта Мамочкина и сержанта Фурсунова личный состав учебного взвода был отведен от центра миграции диких животных, но имеются раненые! Несколько человек покусаны, один вывихнул ногу! Докладывает курсант Воронцов!

У майора от его доклада глаза полезли на лоб. Он побледнел, отдавая честь Сергею, и еле выдавил из себя:

– Молодец. – и снова заорал, уже не владея собой: – Фурсунов, ты где, выходи немедленно, паразит такой, или я проломлю твою нерусскую голову!

Фурсунов осторожно вышел из каптерки. Он, поскольку лишился своего повседневного обмундирования, облачился в парадную форму, чтобы хоть пристойно выглядеть в глазах офицера. Его босые, перемазанные кровью, ноги торчали из поношенных шлепок. Всегда гордившийся тем, что опрятно одет, идеально отутюжен и побрит, он был готов провалиться под землю, но стойко выдерживал издевательства майора.

– Ты, сержант, куда собрался? Молчишь? – не унимался майор. – Я могу рассказать за тебя! Ты хотел дезертировать! Бежал, вероятно, всю ночь так, что даже ноги стер до зада, но бежать-то некуда. До каптерки только и смог добежать! Из всех вас только один курсант Воронцов трезво может рассуждать.

Он похлопал Сергея по плечу и, окинув взглядом унылые лица солдат, сказал:

– Держите равнение на своего товарища. Если бы он не был курсантом, сегодня же произвел его в сержанты! Сержант Фурсунов?

– Да!!!

– Привести себя в божеский вид и раненых в медсанчасть, естественно, вместе с собой. Я вас там буду ждать!

– Есть!

Сержант, прихрамывая, убежал, а майор некоторое время ревностно понаблюдал за происходящим и двинулся к выходу. Мамочкин уже занял место дневального. Как он ухитрился это сделать, проскользнув незамеченным мимо строя, никто не мог понять. Майор, проходя мимо, погрозил ему кулаком, но промолчал. На что Мамочкин вытянулся и, широко улыбнувшись, отдал честь. Построенные курсанты не расходились и вопросительно смотрели на Сергея.

– Что вы на меня смотрите, мужики? Покусанные – с сержантом, а остальные байки!

Ребята разошлись, бурно обсуждая произошедшее, а Сергей устало опустился на кровать. Тело слабо реагировало на команды, да и выпитый спирт давал о себе знать, распространяя вялость по мышцам. Он разделся и, не раздумывая, лег под одеяло, уже не обращая внимания на крики сослуживцев.