Для начала, в качестве примера, приведу гимн развитию России до «большевиков», воспетый на страницах толстой монографии Хеллера и Некрича. Со ссылкой на французского экономиста Эдмонда Тэри, они рассказывают: за пятилетний период 1908–1912 гг. производство угля увеличилось на 79,3 % по сравнению с предыдущим пятилетием, железа — на 24,8 %, стали и производства металла — на 45,9 %. С 1900 по 1913 гг. продукция тяжелой промышленности увеличилась на 74,1 % даже при учете инфляции. Сеть железных дорог увеличилась с 24 тыс. км в 1890 г. до 61 тыс. км в 1915 г. (р.15). "Промышленный прогресс помог сократить зависимость России от иностранного капитала" (р.15), — не удержались отметить авторы. И не случайно, поскольку это — весьма больная тема. Дело в том, что степень зависимости от иностранного капитала определяла поведение царизма внутри страны и на международной арене. Поэтому демократы и прокапиталисты пытаются доказать, что иностранная зависимость хотя и была, но не столь значительна, чтобы оказывать большое влияние на поведение правящего лагеря.

Хеллер и Некрич в этой связи «ловят» советских авторов на противоречиях. Так, они пишут, что в учебнике "История СССР. Эпоха социализма" (М., 1975, с. 16) сказано о "специфическом весе" иностранного капитала, который достигал к 1914 г. 47 % российской экономики, а в другом источнике — Л.М. Спирин. "Классы и партии в гражданской войне в России" (М., 1968, с.36), иностранные инвестиции составляли около "одной трети всех инвестиций" (р.15–16). Чтобы углубить тезис о небольшой зависимости, авторы, ссылаясь на английского писателя Нормана Стоуна ("Восточный фронт.1914–1917". Лондон, 1975, с.18) пишут, что перед первой мировой войной иностранные инвестиции упали с 50 % в период 1904–1905 гг. до 12,5 % в 1913 г. (р.16).

Честно говоря, у меня не было желания перепроверить указанные источники. Но опытный читатель сразу обнаружит фальсификацию в терминах: зависимость от иностранного капитала не равна зависимости от иностранных инвестиций. В первом случае капитал может распространяться, в том числе и на банковскую сферу, во втором случае имеются в виду только инвестиции в промышленность. Но поскольку для простого читателя разницы нет, на что и рассчитывали авторы (а может быть, действительно они и сами не различали эти термины), то дело сделано.

Большое значение авторы придают факту вывоза зерна, как свидетельству процветания царской России. Цифры: с 1908 по 1912 гг. урожай пшеницы вырос на 37,5 % по сравнению с предыдущей пятилеткой, ржи — на 2,4 %, ячменя — на 62,2 %, овса — на 20,9 % кукурузы — на 44,8 % (р.16). В хорошие урожайные годы — 1909 г. и 1910 г. — экспорт пшеницы достигал 40 % мирового экспорта пшеницы. Даже в плохие годы — 1908 г. и 1912 г. — он достигал 11,5 % (р.16).

Я еще вернусь к этой теме. А пока еще цифры.

Указывают на успехи в образовании. В 1908 г. был принят закон об обязательном начальном образовании. Расходы правительства на образование увеличились между 1902 г. и 1912 г. на 216,2 %. В 1915 г. 51 % всех детей от 8 до 11 лет посещали школу, а 68 % новобранцев умели читать и писать (там же).

Затем авторы, со ссылкой на советских авторов, пишут, что когда началась война (которая для всех оказалась почему-то неожиданной), поражение российской армии происходило из-за плохого генералитета, правительства, вооружений и т. д., тем не менее, промышленность продолжала развиваться (1913 г.= 100 %, 1914 — 101,2, 1915 — 113,7, 1916 — 121,5 %) (р.21).

Несмотря на всю эту динамику, революция произошла: из-за плохого царского правительства, оппозиционных партий, затем нерешительности Временного правительства, и, конечно, из-за большевиков. Другими словами, экономика капитализма развивалась хорошо, но началась война, и правительство не смогло справиться ни с войной, ни с революциями. Такой вариант описаний событий является одним из самых распространенных как на Западе, так и в национал-буржуазной литературе современной России. Причем, в ней, естественно, не анализируется социально-политическое положение ни рабочих, ни крестьян. Смакование личной жизни царя и его семьи для таких аналитиков представляется более интересным.

На самом деле, все приведенные цифры могут иметь какой-то смысл только при сравнении с другими основными странами, игравшими ключевые роли в мировой политике. Речь идет о пятерке государств Европы (Великобритания, Германия, Франция, Австро-Венгрия и Италия) и США, определявших структуру и динамику международных отношений в начале XX века. Моя задача как раз и заключается в том, чтобы выяснить, как мы «смотрелись» на фоне названных государств, т. е. определить для начала место, а затем и роль России в мировой политике, которая в то время фактически была сконцентрирована на Европе.