Вилен Арионов

Сначала — отвести беду…

П р о л о г

По- настоящему Иванов очнулся на пятый день после……после…….

До этого были какие-то всплески сознания, в которых ярко сверкали отдельные рваные картинки последних событий… Короткая жестокая схватка…Яркие вспышки почему-то совсем беззвучных выстрелов…Неожиданный удар сзади и долгое-долгое падение с балкона 5 этажа… Нет, вся жизнь не промелькнула перед ним, просто удивление и ожидание неизбежного…

По-настоящему Иванов осознал, что жив и лежит, вероятно, в госпитале на пятый день. Всё тело болело, обе ноги неестественно задраны и к ним подвешены грузы. Достаточно скверно, но это ещё не конец. Совсем не конец.

Иванов… Иванов…. Разве Иванов?

Да, конечно, Иванов. Пусть будет Иванов. Лев Гурыч Иванов. Ведь именно так назвал его Николай Иванович Леонтьев, создавая на основе долгих разговоров с ним знаменитый цикл романов о наиболее удачливом сыщике советской милиции. Потом российской милиции. Под этим именем его узнали миллионы читателей, запомнили, многие полюбили. И совершенно неважно, что в жизни его звали…. Впрочем, — Иванов. Лев Гурыч.

Разумеется, в жизни далеко не всё происходило так, как описывал Леонтьев.

Особенно в последние бурные годы, когда взгляды автора и прототипа его романов расходились и весьма серьёзно. Автор, как и многие до него, утверждал, что литературный персонаж со временем начинает жить самостоятельно, следуя своей логике жизни…. Но, скорее, всё же, логике автора. Ему же — прототипу — это часто не нравилось, было как-то обидно… Литературный двойник всё более отдалялся от него, становился ему чуждым. Иванову казалось, что и читательские симпатии к книжному сыщику стали меньше. Впрочем, кто знает? Анкетный опрос он не производил.

И вот, — у него есть время всё хорошо обдумать. Судя по поломанным ногам, по другим вполне осязаемым травмам, времени на раздумья хватит. Николая Ивановича Леонтьева, увы, уже нет. Спорить не с кем, а ответственность за….Иванова теперь лежит на нём.

Что ж, "что выросло, то выросло".

Он…да, да…он — Иванов, он — жив.

И будет теперь следовать своей собственной логике.

Простите меня, Николай Иванович, но о своих дальнейших делах я буду писать сам.

 

Фрагмент 1

Генерал — лейтенант Пётр Николаевич Беркутов в раздражении бросил на стол очки…

День не складывался с утра. А тут ещё позвонил министр и, весьма напористо напомнив ему о целом ряде зависших дел, поинтересовался, можно ли в ближайшее время надеяться на их завершение или, хотя бы, на заметное продвижение? И в совсем не свойственной ему манере спросил, не нужна ли Беркутову помощь? Пётр Николаевич отлично понимал, что помощи ему министр не окажет, так как нет у него специалистов, кроме тех, кого генерал мог бы привлечь и без высокой поддержки. А передать некоторые не вполне профильные дела в соседнюю "контору" министр никогда не решится, — это значило бы расписаться в бессилии. Такого "наверху" не допускалось.

И не могло начальство понять, не хотело понять, что розыскная работа состоит на 90 % из рутины, 9 % тоскливого ожидания и только одного процента темпераментной работы с бурными выбросами адреналина….И лишь этот единственный процент ложится позже в доклады об успешном задержании, разоблачении и т. п. Всё прочее, — издержки работы, в которые министр не хотел вникать.

И не должен вникать. Это было правильно. Беркутов понимал это, принимал и, в общем, не это тревожило его, заставляя всё чаще возвращаться к мыслям об отставке. Угнетало его то, что всё чаще он не понимал смысла указаний начальства, не понимал "высших соображений", лежавших в основе распоряжений руководства.

Более 40 лет отданных работе в милиции приучили его к аксиоме, столь точно высказанной Жегловым из знаменитого кинофильма, "вор должен сидеть". В этой истине он видел высший смысл своей работы. Тем более что среди "клиентуры" Главка примитивные воры большинства не составляли. Сейчас многое изменилось.

Пётр Николаевич устало опустился в кресло. Работников катастрофически не хватало, а преступники, увы, с этим не считались. И количество правонарушений росло невероятными темпами, и становились они всё более дерзкими и разнообразными. В Красноярском крае дерзкий преступник, организатор убийства, вина которого была доказана и признана в суде , получил приговор — 9 лет условно и выпущен на свободу в зале суда. 9 лет и "условно" — это само по себе не укладывалось в понимание генерала. Слава Богу, Беркутова это лично не касалось, но…. но…. Правда, преступник этот — хороший парень, владелец крупнейшего горнодобывающего предприятия, приносящего казне немалую валютную выручку. Сам занимается политикой. Ох, Фемида! Во истину на глазах у тебя повязка! Закон не видишь, видишь "понятия" и "высшие соображения". Пётр Николаевич не понимал подобных вещей. И не хотел понимать.

У генерала болела почка, давили домашние заботы, вроде некстати затеянного ремонта и, невесть откуда приехавшего племянника. Возможно, парень надеется на помощь в своём трудоустройстве родича "при должности", но Пётр Николаевич никогда блатными делами не занимался и менять свои взгляды не собирался. Однако всё это болело, давило, угнетало, негативно накладывалось на без того муторные служебные дела.

Беркутов взглянул на стоявшие в углу кабинета высокие старинные часы. До назначенного совещания оставалось ещё семь минут, и генерал сам без помощи Верочки набрал номер госпиталя.

Слава Богу, здесь новость обнадёживающая: Лёва, — не только лучший работник, но давний и надёжнейший друг, — вышел из многодневного забытья. И хотя состояние его характеризовали как крайне тяжёлое, но в голосе врача, — тоже давнего знакомого Петра Николаевича, — звучала уверенность: худшее позади и выздоровление полковника Иванова — дело времени. Не малого, но времени.

Верочка доложила, что приглашённые на совещание собрались, и Пётр Николаевич попросил всех в кабинет…

Он не любил длинных словопрений. Выслушал доклады начальников отделов о текущих делах, задал несколько вопросов, дал поручения…. В конце скупо сообщил о недовольстве министра и попросил офицеров, занятых проблемными делами, к утру подготовить предложения об их ускорении, не пообещав помощи, но намекнув на её возможность.

Отпуская собравшихся, Беркутов попросил задержаться Славу Кличко, напарника и тоже друга полковника Иванова.

— Я звонил в госпиталь, Вячеслав Сергеевич. Лёва очнулся и, хотя к нему никого пока не допускают, надеюсь, мы с тобой прорвёмся.

— Разрешите доложить, товарищ генерал? Я утром был у Лёвы. Выглядит он не совсем красиво, — весь в бинтах, ноги с грузилами, — но настроение у него, как всегда, оптимистичное.

— И ты молчал, сукин сын, — Беркутов звонко шлёпнул по столу ладонью.

— Извини, Пётр Николаевич, я ведь прямо из госпиталя к тебе на совещание…. Думал попросить разрешения задержаться, чтобы рассказать подробнее, но тут ты сам приказал остаться…

Беркутов указал Кличко на стул и сам сел рядом.

Слава рассказал, как, используя "оперативные приёмы", он проник в палату раненого товарища. Иванов очнулся всего часа три назад и Кличко подгадал как раз ко времени, когда закончился врачебный осмотр. Не рискуя вступать в переговоры с врачами, почти незаметно просочился в палату, где и пробыл наедине с Лёвой почти полчаса, пока не был выдворен вон.

Пётр Николаевич внимательно выслушал Кличко, совсем не сердито буркнул "шалопай", и приказал — часиков в 20 быть у него в кабинете.

Потом — каждодневная нервная круговерть, трудные разговоры и отчаянные схватки по телефону, — с бросанием трубки и глотанием таблеток, которые чутьём угадывая, но вовремя, приносила Верочка.

В восемь вечера без стука в кабинете возник Вячеслав:

— Машину Верочка вызвала, поедем, Пётр?

— Поедем, Слава. С врачом я договорился, обещал что ненадолго. — И генерал неожиданно легко поднялся из кресла.

 

Фрагмент 2

Длительное ограничение подвижности располагает к размышлениям.

И они захлестнули Льва Гурыча.

Долгими бессонными ночами и не менее долгими днями Иванов размышлял о своей жизни, особенно о жизни в последние годы…

Да, именно, так. В последние годы. Если годы до известных событий 90-х представлялись логичными и честными, то теперь всё чаще он ощущал разлад между своими делами и их восприятием. Даже не разлад, — он не делал ничего незаконного, — но ощущение дискомфорта…

Ну, мелочь. Всё чаще на работе и в контактах с людьми посторонними его называли "господин полковник" вместо привычного "товарищ". Иванову, — в отличие от его художественного воплощения, — это очень не нравилось. Но входило в жизнь, Леонтьев с его возражениями не соглашался и Лев всё чаще начинал чувствовать свою отстранённость от героя литературного сериала.

Да, конечно, мелочь. Гораздо хуже, что его понимание справедливости стало расходиться с некоторыми нормами новых законов. Например, спекулянт, — он и есть спекулянт, а не уважаемая разновидность коммерсанта. Бесспорно, многие формулировки законов нуждались в изменениях и уточнениях, но не оценки же сути явления! Перепродажа купленного — в одних случаях, это — труд, повышение ценности товара за счёт создания удобств для покупателя, нередко риск. В других — это искусственное создание дефицита путём скупки государственного товара и беззастенчивый обман того же покупателя. Нужно УТОЧНИТЬ закон? Разумеется. Так взяли и отменили само понятие "спекулянт"! Накладка, ошибка законодателей? Увы, подобных ошибок слишком много. Иванов знал и полностью разделял классическую аксиому, что "все крупные состояния современности нажиты не честным путём". Это ещё О.Бендер знал. Теперь же стало непринятым интересоваться, каким образом скромный инженер стал миллионером. И защиту таких миллионеров обязан был осуществлять он, полковник милиции Лев Гурыч Иванов! Нет, не нравилось это полковнику. Не нравилось.

Литературный двойник плавал в новых обстоятельствах, как рыба в воде. Автор полагал, что так и должно быть. Лёва считал иначе.

Литературный образ, — хрен с ним. Но его жизнь — это реальные дела и Лёва всё чаще задумывался над подобными противоречиями жизни, противоречиями, утверждению которых он содействовал своей работой.

Размышления о работе — это один круг постоянных дум Иванова.

Второй круг — не менее мучительные думы о состоянии страны.

Он, офицер милиции, всегда ощущал себя человеком государственным и эти размышления огорчали его не меньше, чем мысли о личной судьбе. Как раз в плане личного положения у него всё было в порядке, но Лев Гурыч никогда, как ни звучит это высокопарно, не отделял себя от народа.

Он пытался найти какое-то "адекватное" (модное словечко!) объяснение происходящему спаду в условиях жизни людей, пытался найти, что же взамен получили простые люди, но, кроме абстрактных слов о свободе и достатке, извергаемых с экранов телевизоров и переполнявших официальные газеты, не находил ничего. Одни химеры сменились другими. Ну что из того, что он "свободен" поехать в отпуск на Гавайские острова, если у него нет на это денег! (Впрочем, ещё не факт, что американцы дозволят посетить их "заморскую территорию" — железный занавес в мире далеко не единственный был!) Что толку от лежащих на прилавках магазинов товаров, если опять-таки у человека нет денег на их покупку!

Разумеется, милиционер Иванов изучал теорию марксизма-ленинизма, хотя и преподававшуюся обычно суконным языком с догматическими ссылками на новых "классиков". Разумеется, понимал, что происходящее — есть стремление власть имущих построить капиталлистическое общество… Но думая об этом, он не мог не задать себе вопрос: как же это могло случиться, если народ на референдуме совершенно однозначно и огромным большинством высказался за сохранение социалистического строя?! И народ, ведь, не ошибался. Сегодняшняя действительность резко ухудшила положение большинства людей практически во всех сферах жизни. Жизнь стала хуже.

Значит?

Значит нынешние власти обманули доверие своего народа. И он, не последний работник правоохранительных органов, не воспрепятствовал этому нарушению права!

Выводы, конечно, страшные — он соучастник свершившегося!

Лев Гурыч отлично понимал, что предательство воли народа произошло не на его уровне. Что он, практически, ничего сделать не мог. Но от этого мысли не становились легче. Не мог он, но могли ОНИ ВСЕ ВМЕСТЕ!

Что значит "вместе"? Объединиться с кем-то против указаний начальства? Но это же заговор… нарушение присяги! Или нет? Присягу они давали СОВЕТСКОМУ НАРОДУ, а не руководящим лицам! Во время Великой войны был приказ: любой боец имеет право и ОБЯЗАН был на месте застрелить командира, отдавшего приказ сдаться врагу. Преступные приказы не выполняются.

Но, ведь, и не было приказа покончить с социализмом. Тихой сапой правящая…клика? Клика? Да, клика. Ну, пусть, правящие круги страны изменили положение. Нарушили волю народа, выраженную на референдуме! Предали они, а не он, честный полковник милиции!

Легче стало? Нет, не легче.

Остаётся фактом, что он служит предателям. Впрочем, не служит. Служил. Тяжёлая травма и возраст "на пределе" в любом случае означают его уход со службы.

Иванов усмехнулся про себя: ну и мастер ты, Лёва, смягчать выводы! А если бы не эти реальные обстоятельства, смог ли бы ты остаться в предательском строю?

И сам себе возразил: не занимайся, Лев Гурыч, самоедством. Милицейский строй прежде всего защищает государство… нет, защищает народ от воров и убийц, от прочей нечисти. Тот факт, что среди защищаемых есть и не слишком достойные люди, не делает работу моих товарищей менее важной. Так что, не передёргивай, полковник! А свои политические мысли обдумай ещё раз и принимай мужское решение. Подумай, следует ли посоветоваться с генералом Беркутовым? С отцом?

Пока ты, Лев, привязан к больничной койке, думай! Сейчас это твоя важнейшая задача!

…Привязан. Это почти буквально. Искалеченные ноги надёжно зафиксированы тяжёлыми грузами, и это, по словам врача, месяца на два…. Из них прошло пока… сколько же? Дней, конечно. Иванов уже путался в однообразных и тоскливых госпитальных днях. Особенно тоскливых, когда уличная непогодь как бы проникает в палату, в мысли…. Разумеется, Мария часто навещает, сидит на краешке кровати, берёт его руку в свои и тогда кажется, что он почти дома…. Но уходит Мария и иллюзия исчезает….

Заходит Беркутов, неугомонный Вячеслав…Слава приволок откуда-то приличный кусок зеркального полотна, пристроил его в углу палаты, и теперь Лев Гурыч может видеть не только подъездную дорогу к входу в здание, но и приличный кусок госпитального парка. И переносной японский телевизор — подарок давнего знакомого Горькова, дочь которого, Юлю, полковник Иванов спас от верной гибели и шантажа наркоторговцев, позволяет коротать время. С тех пор он изредка встречался с Горьковым и его супругой, столь недоверчиво, встретившей его поначалу и ставшей позже благодарным другом, несколько раз разговаривал с ними по телефону.

Рассказывают друзья о продолжающейся жизни, о сложностях розыска, о непонимании начальства. Слушает Иванов с интересом, сопереживает, даёт иногда советы.

Но за возбуждением разговора неотступно стоит понимание: это уже для него прошлое. Конечно, есть шанс на физическое восстановление, хотя в глазах хирурга опытный психолог Иванов видит тень сомнения….Да что там "тень"? Хирург в своём деле не менее опытен, чем он сам — не будет бегать и прыгать полковник Иванов. А, собственно говоря, зачем полковнику бегать и прыгать? Для этого есть молодые подчинённые! У полковника другие задачи, а голова, кажется, не пострадала. Нет, конечно, и сотрясение мозга есть, и даже небольшая травма черепной коробки, — вон голова как кокон обмотана бинтами, — но это не очень серьёзно и врача не очень беспокоит. И годы пока не главное, пока Беркутов работает, никто его насильно на пенсию не отправит.

Тяжёлые раздумья чередовались с воспоминаниями.

Нет, конечно, хороших воспоминаний, приятных, даже радостных в его жизни было не мало. Скорее больше. Но больничная атмосфера, вероятно, влияла, и большинство воспоминаний тоже давили.

Так часто ярко вставали перед глазами минуты, когда его первый раз уволили из органов внутренних дел. До почётной "полной" выслуги лет оставалось 26 дней, когда дверь его с Кличко комнаты резко распахнулась, появившийся на пороге Беркутов крикнул: "Зайди!!" и, едва ли, не побежал в свой кабинет.

Пожав плечами, Лев Гурыч зашагал за генералом. В кабинете Пётр стоял возле своего стола спиной к вошедшему. Потом повернулся, достал из папки какие-то бумаги, кинул на стол. Сел, не предлагая сесть Иванову, протянул одну из бумаг ему и сказал совершенно бессмысленную фразу: "Прочитай, запомни НАВСЕГДА и немедленно ЗАБУДЬ. Тебе знать об этом, полковник, не полагается. Считай, что это мой приказ".

Это был приказ Министра, в котором со смешной мотивировкой "ввиду особой государственной важности" предлагалось прекратить работу по почти завершённому делу об убийстве важного чиновника на личной даче Первого зампреда главы правительства и передать его для доследования в Федеральную службу безопасности. Такого не бывало, такого не могло быть, и ничего не понявший Лев Гурыч, лишь заметил: "Глупо, Пётр. Такой приказ подписать — не твоя компетенция". Беркутов вскочил с кресла и сказал, почти прохрипел: "Теперь читай это" и бросил на стол ещё одну бумажку. В глазах у генерала сверкнули слёзы, — это была выписка из приказа Министра по кадрам: "…13. Полковника Иванова Л.Г. уволить из рядов Министерства ввиду утраты доверия".

За 26 дней до полной выслуги лет! В глазах теперь Иванова потемнело и он, не спросив разрешения, вышел из кабинета начальника Главка.

Его попросили вернуться ровно через три недели и не раз они с Петром обсуждали, чьи же "государственные" интересы ненароком задели? Из какого высокого кабинета надавили на Министра?

Думы последнего времени сошлись в третьем, вероятно, главном блоке размышлений.

И выводы однозначны: Лев Гурыч Иванов не может уклониться от собственной ответственности не только за прошлое, но и за будущее своей страны. Родины. Своего народа.

Он пытался иронизировать — Лёва, тебя обуяла мания величия, угомонись.

И сурово обрывал себя.

Этот, третий, блок размышлений был до ужаса логичен и реален: ещё немного и Россия в качестве свободного и независимого государства СВОЕГО НАРОДА погибнет. Что значит "ещё немного"? Сколько? И неумолимые размышления тренированного логичного ума называли вероятный срок — 10 лет. Вряд ли больше. Впервые Иванов обрадовался, что у него нет собственных детей, но отбросил эту недостойную радость. Не умел он мыслить только личными категориями.

Размышления, поглощающие Льва Гурыча, были не на пустом месте. Мария и ребята снабдили его уймой газет, журналов. И официальных. И оппозиционных. И общеполитических и сугубо специализированных. Читал Иванов запоем, впитывал информацию. В том числе и ту, поймать и осмыслить которую раньше не позволяла сумасшедшая занятость. Теперь времени хватало. Чего-чего, а времени у него теперь было много.

Иванов ничего не записывал, полагаясь на свою совершенную память. Где-то когда-то он читал, что за свою жизнь человек использует лишь незначительную часть возможностей своего мозга, и теперь с удовольствием убеждался, что его память, — ничего не упуская из прежнего опыта, — надёжно принимает уйму новой информации. Разумеется, сказывалось и то, что он был подготовлен к этим новым знаниям, они лишь помогали сформулировать и подтвердить примерами выводы, к которым вело всё мироощущение честного русского офицера.

В одной из книг Леонтьева его литературный двойник рассуждает о своей партийности. Мол, вступил, как и другие — нужно было. На собраниях откровенно скучал, из партии не "выходил", она сама скончалась, не особенно огорчив этим своего пассивного члена. Тогда Лев Гурыч крупно поспорил с автором, пытаясь убедить его в неверности, в нелогичности таких суждений для психологии выросшего в советское время серьёзного специалиста — криминалиста…. Увы. Мнение автора ещё дальше отодвинуло Лёву от его персонажа. В жизни полковник Иванов тяжело пережил разрушение партии, и сейчас в своих нелёгких раздумьях уж в который раз утверждался в верности её пути, хотя и неверности, ошибочности многих и многих конкретных дел, осуществлявшихся бывшими партийными руководителями. Прямое предательство, прямая измена своему народу — это другое. За это мерзавцев судить нужно. Но общий курс развития страны был верен. — Эти тяжёлые мысли шли "по кругу", повторяясь много раз. И на этом месте Лев Гурыч вскипал, сжимая кулаки, яростно отбрасывался на подушки…. Но понимание несвоевременности таких размышлений каждый раз заставляло Иванова обрывать себя, — это успеется, сейчас о другом думать нужно.

И он думал, думал.

Да, есть необходимость поговорить с отцом….

 

Фрагмент 3

Отношения с отцом за десятки лет "знакомства" сложились простые и понятные. Разумеется, они любили друг друга. Но вот уже чуть не 40 лет видятся редко. Раз в месяц-полтора переписываются или разговаривают по телефону, касаясь при этом почти лишь семейных тем…. Пока генерал Гурий Алексеевич служил, его армейские дела не могли быть предметом обсуждения, проблемы оперативника — милиционера, — тем более. Теперь же повседневные заботы Иванова-старшего вертелись вокруг радостей и сложностей маленькой "усадьбы" на юге Украины, да здоровья, увы, уже не столь крепкого, мамы Льва. Сам Гурий Алексеевич (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) был достаточно устойчив, как он говорил, и хворостям да различным микробам — бациллам не поддавался.

Узнав о серьёзном ранении сына, он хотел немедленно приехать в Москву, но Лёва убедил по телефону, скорее, уговорил, что такая сложная по нынешним временам поездка не нужна. Что он, мол, чувствует себя сносно и, вообще, в госпитале не впервые, скоро поправится и сам приедет хлебнуть южный воздух и глоток отличного домашнего винца, делать которое отец научился весьма удачно.

… Теперь трудные раздумья Льва Гурыча настоятельно требовали серьёзно поговорить с отцом.

И Лев попросил Славку принести ему мобильник…

Отец приехал сразу.

Конечно, Лев знал о примерном времени возможного приезда отца. Но именно в то мгновение, когда Иванов-старший подъехал на такси к зданию госпиталя, непонятная сила подтолкнула Лёву и заставила всмотреться в Славкино зеркало. Он выделил взглядом незнакомую машину и увидел, как отец, неловко согнувшись, — при его росте непростое дело, — вылез из неё, расплатился с шофером и, на секунду замешкавшись, уверенно взбежал на крыльцо. Через три-четыре минуты он уже вошёл в палату. Остановился у двери, внимательно посмотрел на сына, и широко улыбнувшись, сказал:

— Да ты отлично выглядишь, Лёвушка! Если бы не ноги с грузилами, я бы подумал, что палата твоя — санаторная.

— А я и не жалуюсь, папа. Я же говорил тебе, что ничего страшного. Просто соскучился, очень соскучился. Да и ты…Тебе сельская жизнь на пользу идёт. Мама-то, почему болеет?

Отец сел на краешек кровати. Они не виделись с осени и мирный, домашний разговор длился довольно долго, пока в палату не вошла сестра с атрибутами для уколов.

Когда она вышла, Гурий Алексеевич спросил:

— Ну, что случилось, сынок? Что соскучился, верю. Но и тревогу в телефонном разговоре ясно ощутил?

— И не скрываю. Времени у меня, как понимаешь, сейчас в избытке, вот и мысли всякие одолели. Мнение своё по некоторым вопросам захотелось с твоим сверить. Да что там захотелось! Необходимо мне проверить свои выводы с мудрым и знающим человеком. Ещё с Беркутовым поговорю, но это — позже. В его оценках я не сомневаюсь, но….Но это уже будет разговор о тактике, о конкретностях… Ты же должен меня поддержать…. если я прав, и благословить. Вон как высокопарно заговорил я, папа!

Отец поднялся, оглядел палату, как бы в поисках удобного кресла. Не нашёл и снова сел на край кровати.

Говорили они долго, до самого времени пока не пришёл с укоряющим видом дежурный врач

В чём-чём, а в нерешительности, в безволии никто и никогда не смог бы упрекнуть Иванова. И, тем не менее, факт — уже вторые сутки после встречи с отцом Лев ощущал себя в некоей прострации. Конечно, куда-то бежать и что-то делать с переломанными ногами невозможно. Но он чувствовал себя так, словно ему нужно принимать ответственнейшее решение. Сейчас и… навсегда.

Это так и было, но ведь, к выстраданному решению он УЖЕ ПРИШЁЛ, встреча с отцом полностью укрепила его в верности и необходимости задуманного. И отец, всегда точный в своих словах и поступках, не удивился просьбе "благословить" его, но встал и торжественно сказал: — Ты не мог решить иначе, я БЛАГОСЛОВЛЯЮ ТЕБЯ, сын мой.

Отец, разумеется, разделял взгляды Льва Гурыча.

Вопрос к отцу состоял в другом: Что делать? Не вообще, абстрактно кому-то и когда-то, а что делать ему — Льву Гурычу Иванову, полковнику и инспектору по особо важным делам милицейского Главка. Пусть в отставке или в запасе, — чёрт знает, как по нынешним инструкциям полагается, — это будет скоро. Нынешнее положение, ясно, не задержится — вот только из госпиталя выйти…Что делать ему просто честному мужику в пока ещё нормальном возрасте, — ещё прилично до шестидесяти. Со здоровыми, тоже пока, телом и душой? Что делать, если остро ощутил близость катастрофы? Что делать, если до катастрофы осталось всего несколько лет…Сколько?

То, что это — 10, как предел, — 12 лет, может быть, меньше, они сошлись…

Понятно. Информацию они черпали из одного источника, — газет, телевидения. Просто огромный военный опыт отца, знание армейской "кухни", делали его мнение ещё более весомым.

Главными доводами в этой оценке были анализ внешней политики руководства страны и беспристрастный анализ действий на международной арене Штатов.

Постоянное "расширение интересов" Америки и постоянное же подлаживание к ним России. Пресловутый тезис о мировом "правопорядке" под защитой военной мощи США, порядке, утверждаемом бомбами и танками, при полной невразумительности политики ООН, легко подводили к вопросу: кто следующий? И чем он, этот следующий, вызовет интерес у Соединённых Штатов?

Не нужно было быть искушённым в политике, чтобы понять причины этого: повседневное и всё время растущее потребление американцами доли мировых ресурсов, уже превысило 40 % их ежегодной добычи, хотя собственное население страны не достигало и 5 % мирового. Это постоянно обостряет ситуацию и заставляет правителей США алчущим взором просматривать мировые кладовые сырья, в первую очередь, энергонесущего. И, в этой связи, колоссальные сырьевые запасы нашей страны, невольно подводили к мысли о том, что мы — "на очереди". Слабость же нашей страны и приспособленческий курс её руководства оставляли для недругов приятный выбор: "съесть" её неспешно, мирным путём или…. Или подождать ещё чуть-чуть и, дождавшись, когда остатки былого советского стратегического могущества сойдут "на нет", ударить…Увы, самая совершенная техника не только морально устаревает (хрен бы с этим старением! И устаревшими ракетами можно дать сокрушительный отпор агрессору!). Но и её, — техники — физическое состояние имеет расчётный предел надёжности…. Вот эти расчёты и дают срок, определённый многими аналитиками, — срок надёжности обороны России. К этому "плюс" добровольное на основании сознательно заключённых договоров уничтожение современнейшей боевой техники, в том числе такой, какой не располагал потенциальный агрессор. "Плюс" отказ от стратегически важных военных баз, в сочетании, с как бы данным в насмешку, согласием на создание американских баз на территории бывших республик Союза, вхождение некоторых из них в пресловутый блок НАТО.

— Больно говорить об этом, — сказал старый генерал, — но я видел, как плакали очень суровые люди, глядя, как автоген вгрызался в корпуса новейших только что построенных кораблей…. Если политический курс не изменится…

— Но он не изменится, отец…

— И поэтому я БЛАГОСЛОВЛЯЮ тебя, сын мой, — Гурий Алексеевич наклонился к постели сына и крепко обнял его.

Нерешительность Льва Гурыча лежала в другой плоскости.

Всю жизнь он работал…. как бы точнее сказать, в области практических остронаправленных решений. Задачи при всей их сложности и опасности, были узко конкретны. Иванову не приходилось решать проблем государственной сложности, даже если он занимался предотвращением покушения на жизнь президента…

Теперь же он решался на совершенно новое для себя дело, на — политическую борьбу. Строго в рамках Конституции (заговор он отверг сразу, хорошо понимая, что замена одной-двух фигур не изменит курса, реализуемого этими фигурами), значит, неизбежен собственный выход на политическую арену, что само по себе было Льву Гурычу совсем не по нутру. — Сумею ли я? — спрашивал он себя.

Сначала он мысленным взором прошёлся по действующим партиям и политикам.

Даже из имеющейся, совсем не объективной информации (а другой у него не было), читая между строк, домысливая недосказанное, оценивая и взвешивая на весах логики реалии политической жизни страны, он скоро понял, что из действующих "игроков" на этом поле, выбрать политиков практически способных изменить ситуацию, он не сможет. Чтобы влиться в чьи-то ряды, поддержать их мощью своего понимания обстановки и перспектив…. Нет, таких просто нет. И тогда он решился, тогда и потребовалась ему поддержка отца…

Итак, решено. Он, Иванов Лев Гурыч, полковник милиции, готовый выйти на пенсию, обязан, ОБЯЗАН стать политиком.

О-хо-хо!!! Сказать легко, а что и как нужно делать? Кого привлечь к работе? Где взять немалые деньги?

Начинать такое дело можно только тщательно продумав ВЕСЬ ПУТЬ, и в мельчайших деталях — дела первоочередные.

Что ж, думай Лёва, думай…. На ближайшие недели это твоя главная задача.

Прежде всего, насколько верна его оценка, что на политической арене страны примкнуть не к кому?

Ошибка в этом означала бы заведомую бесперспективность, даже вредность его замысла.

Выбор для анализа был невелик. Коммунисты. Жириновцы. Может быть, связка Лужков — Примаков, казавшаяся одно время реальной патриотической силой…

Однако не слишком сложные размышления быстро оставили вне сравнительного анализа последних, так как патриотические порывы являются лишь одной, пусть важной, составляющей политического курса. А капиталистическая сущность московского мэра и его недолгого партнёра прочитывались невооружённым взглядом. Значит, отвратная душе Иванова, политика приоритета интересов спекулянтов и им подобных дельцов, останется неизменной.

Думать всерьёз о постоянно двурушнических в поступках лдепеэровцев также было бы наивным, даже если отвлечься от хулиганских выходок их лидера. Впрочем, без "сына юриста" этой партии просто не существовало бы. Дичь какая-то: всё имущество партии принадлежит лидеру!!? Когда же Лев Гурыч задал себе вопрос о возможных финансовых источниках деятельности ЛДПР, он только горько усмехнулся "про себя", — здесь информация полностью отсутствовала, если не считать откровенных разговоров о крупнейших взятках всевозможных лоббистов. Нет, эту грязь никакие патриотические словеса прикрыть не смогут.

Кстати вспомнились прочитанные где-то слова императрицы Екатерины Великой: "Да посрамит Небо тех, кто берётся управлять государством, не имея в виду истинных благ государства". Точных слов Екатерины он не помнил. Смысл же — точен и резко контрастировал с заявлением нынешнего премьера о том, что "защита государства не является приоритетом правительства. Первоочередной заботой правительства является защита собственников и собственности". Нет, на таких правителей надеяться смысла нет.

…Коммунисты…. Здесь вопрос намного сложнее. И дело не в бывшей партийности самого Иванова.

Смущало обилие мелких партиек, эксплуатировавших коммунистическую идею. Смущала многолетняя бесплодность парламентских усилий КПРФ, что порождало у избирателей предположения об утрате дееспособности, привыкании к удобной (и не безбедной!) роли оппозиционного положения, — критикуя всё и вся, ни за что не отвечать. Эту, в общем-то, подленькую мысль громогласно и настырно внедряли в умы избирателей бесчисленные официальные средства массовой информации.

Смущала и личность коммунистического лидера…. Иванова подкупала абсолютная честность Зюганова. Даже в обстановке немереного потока клеветы в выборные периоды, самые нечистоплотные противники так и не сумели найти ничего лично порочащего лидера коммунистов. "Не прилипает грязь к нему", — в таких случаях в народе говорят. Это многое означало! Вспоминал Лев Гурыч и случайную встречу с человеком, хорошо лично знавшим Зюганова, его рассказ об очень привлекательных чисто человеческих качествах коммуниста N1. Однако, неоднократные поражения на выборах, отсутствие даже попытки опротестовать явно сфальсифицированные итоги выборов в 1996 году (он даже поздравил Ельцина с "победой"), неудачные парламентские демарши…. Всё это свидетельствовало об отсутствии у него столь необходимой политическому деятелю практичности и харизмы.

Размышляя о причинах неудач Зюганова на выборах, Иванов пришёл к твёрдому выводу, что в их основе лежит отсутствие наступательности в пропаганде. В частности, невнятная позиция в оценке Сталина, с именем которого связаны славные страницы в истории нашего народа. Казалось очевидным: необходимо было не повторять, что, мол, партия осудила извращения, допущенные при культе Сталина, а громко и принципиально потребовать провести объективный, научный, очень-очень гласный анализ сталинского периода. Назвать достижения достижениями, конкретные ошибки ошибками, а преступления, если они есть, преступлениями с выявлением их реальных виновников, назвать их по именам. Зюганов упустил возможность активной пропаганды социалистического выбора и, вряд ли, способен на это впредь. Другого же лидера коммунисты пока не выдвигали, что делало, по мнению Льва Гурыча, их шансы на выборах весьма проблематичными.

Оставалось делать ставку на самого себя.

ИТАК, С ЧЕГО НАЧАТЬ?

Деньги и команда единомышленников или, хотя бы на первых порах людей, на которых можно положиться.

Люди — из числа коллег, тот же Славка, безусловно, Пётр — генерал и друг, человек исключительной порядочности…да и ума, ума недюжинного! Со многими честными людьми встречался в последние годы полковник — "инспектор по особо важным…". Среди них были, по крайней мере, два, очень богатых человека с безусловно патриотическими воззрениями. Родину они любят, но как они отнесутся к неприятию Ивановым "рыночных ценностей", он не знал. Но, ведь, и он сам далеко не все особенности "новой жизни" отрицал и отвергал! Пользовался и квартирой, и отличной заграничной машиной — и не призывал к всеобщей уравниловке.

Подумав об этом, Лев Гурыч мысленно поморщился: это уже перебор в сопоставлении с другими. Нынешние коммунисты тоже не зовут во вчерашний день, как постоянно талдычат газеты и телевидение. Намного гибче и мудрее стали! Но всё же, он, обдумывая свои будущие разговоры с потенциальными финансистами, не считал лишним подчеркнуть свою умеренность во взглядах на богатство. Нет, он не отказался от аксиомы "все современные крупные состояния…" и т. д. и т. д., но он не отказывал умным людям, сумевшим создать своё богатство в условиях государственной политики "дырявых законов", он не отказывал подобным людям в праве быть патриотами. И сохранить идеалы своего юношеского мировоззрения.

Лев как-то задал себе вопрос: сумел бы он отказаться от своего нынешнего материального благополучия ради возвращения общества социальной справедливости? И честно ответил себе: да, сумел бы! Искренне ответил перед своей совестью. И совсем неважно, что он отлично понимал абстрактность такого вопроса и невозможность такого выбора. Так почему бы его знакомым финансистам не отдать часть своих денег на благо Родины?

Если ему удастся убедить их в реальности своих намерений.

Надо бы добавить: и в честности своих намерений. Но в их вере в его порядочность Иванов не сомневался.

Сколько же нужно денег?

На этот вопрос он не мог ответить даже приблизительно. Значит, сначала нужно понять организацию всего дела, потом "прикинуть" смету на каждый этап, на каждую конкретность.

Прежде всего, придётся создать свою "партию". Слово это, даже мысленно, он невольно взял в кавычки — только что с иронией размышлял о мелких партийках, а тут придётся самому заняться подобным. Но без этого не обойтись: наша родная власть оградилась от посягательств наивных романтиков кучей законов. Теперь уже нельзя участвовать в выборах самостийно, только — партии и с немалым количеством членов, и с организациями в большинстве регионов страны. Значит, не только нужны надёжные люди для поездок и организационной работы. Но много людей, ибо ВРЕМЯ поджимает. Этим людям нужно платить. Сами они должны найти подходящих помощников в ДЕСЯТКАХ городов. И чтобы эти помощники могли работать, (их принципиальное осознанное согласие подразумевалось, с этого нужно было начинать!), опять-таки нужны деньги. На организационную работу, — а это и помещение, и оргтехника и…мало ли что ещё! — и на печатную продукцию.

От создания общероссийской газеты он сразу отказался, — это и деньги неподъёмные и время — годы уйдут, ведь на содействие властей рассчитывать не приходится….Противодействие, — это да. О телевидении — и говорить нечего! Самая мощная партия в стране, партия Зюганова, эту задачу не смогла решить! Значит, надежда только на уже существующую местную печать. Благо, её много и представляется вполне реальным в любом городе найти газеты, приемлемые по направленности. Подправить же эту направленность, помочь с тиражом, с распространением — это задача "для денег" посильная. Сколько денег? Опять же, считать нужно. И знающему человеку…..Такой, пожалуй, есть. Лев Гурыч подумал о журналисте…Алексине, с которым он и познакомился, и почти сдружился во время работы по раскрытию заговора против бывшего президента. Он, вероятно, мог бы стать главным редактором партийной печати. Своеобразная, однако, должность, если принять, что партийная печать мыслится столь дисперсной. Но иначе нельзя и при всей многотрудности этой задачи, решать её придётся. И решить! Без этого — всё становится болтовнёй, благими намерениями.

Или Богуцкий? Тоже известный журналист. Быть может, сначала с ним поговорить? Парень, вроде бы, попроще Алексина?

Если принять для первой прикидки, что партийные группы придётся создать не менее чем в 45–50 областях, если положить на первичную работу на местах 3–4 месяца, то потребуется 10–15 умных и надёжных друзей…..Если полагать, что на организационные дела можно потратить год.

Реально? Пока трудно сказать. Но более года у него нет. Иначе в следующую избирательную "четырёхлетку" не попасть. А для второй попытки времени уже НЕТ.

Мыслительная работа — тяжёлая работа.

Иванов уставал, иной раз неожиданно для самого себя засыпал. Спал недолго и, проснувшись, почти не отдохнув, включался в обдумывание прямо с того места, на котором организм брал тайм-аут. Как будто бы записи вел, и лежали они, эти записи, у него перед глазами.

Врач заметил, что пациент о чём-то напряжённо размышляет. Пытался выспросить, о чём? Объяснял Иванову, что для скорейшего восстановления ему необходим отдых, спокойствие…. Лев Гурыч не возражал, но остановить свой мысленный марафон не мог. Да и не хотел. Поняв однажды, что находится в цейтноте, он стремился продумать всё, что мог. Намечал необходимые встречи, продумывал содержание и построение разговоров. Сам удивлялся, что всё это накапливалось в памяти и, даже, чуть-чуть гордился своими способностями. Тем не менее, необходимость записей становилась всё насущнее. И серьёзный разговор с Петром тоже казался уже неотложным.

Генерала Беркутова Иванов считал главным, даже единственным подходящим кандидатом на роль начальника организационного штаба.

Сам Иванов никогда не стремился быть руководителем, всегда охотно пользовался умением руководить генерала, не раз по-дружески говорил ему о том, что руководить — его штатная обязанность. И в новом намерении считал очевидным, полезным, короче — естественным руководящую роль Беркутова. Становилось даже неприличным, что главное действующее лицо не знало о крутых планах своего лучшего друга.

Пора, пора говорить с Петром Николаевичем.

Так совпало, что в день, когда Лев решил поговорить с Петром Николаевичем и через Славку передал ему просьбу о встрече, генерал принял окончательное решение подать рапорт об отставке.

Не столько участившиеся тяжёлые разговоры с курирующим замом и даже с самим министром, сколько сложившееся понимание несовпадения взглядов с руководством по многим серьёзным проблемам, отсутствие реальной помощи в работе, да и не слишком деликатные вопросы кадровика о здоровье, побудили Беркутова принять давно назревавшее решение. Первым, кому он собрался сказать об этом, был Иванов.

— Так что, Лёвушка, вернёшься ты из госпиталя к другому начальнику. А, коль и ты соберёшься расстаться с нашим учреждением, будем вместе отдыхать, на рыбалку ездить…

— Спасибо, Пётр. Только у меня другие планы сложились. Кстати, и на тебя расчёты есть. Поделиться?

— Будь добр, Лёва, расскажи.

— Разговор серьёзный. Скажу прямо, не расположен я сейчас к шуткам. Душа болит. Поделиться хочу с тобой и очень надеюсь на твою очень серьёзную поддержку и помощь.

Беркутов ощутил хорошо знакомое ему чувство решительности в словах друга.

— Говори

— Ты знаешь, недавно у меня отец был. Он благословил меня на большое дело. Твоё отношение к мучающим меня проблемам не спрашиваю. Знаю я тебя достаточно. А вот сможешь ли ты мне помочь, — это спрошу. Решился я…

Говорили они много часов, и, кажется, стали ещё более близки друг другу……

Прикидки времени, расходов и нужного количества помощников смутили Иванова. Однако другого выхода он не видел и, начав трудный путь, был полон решимости пройти его. Мириться с существующим положением он мог только до определённого момента. И этот момент настал, когда он остро ощутил личную вину за происходящее в стране. Теперь оставаться нейтральным он уже не мог. Это означало бы разрушение личности. А Льва Гурыча Иванова он любил и уважал.

Беркутов поддержал его:

— Трудно, Лев Гурыч, но осилим. Обязаны осилить. — По "отчеству" он называл Иванова крайне редко и всегда в случаях, когда замечал мучительные сомнения друга. — Я не менее тебя виноват в случившемся и мы обязаны, — повторил он, — обязаны добиться успеха. Речь о Родине идёт, — тоном извиняясь за патетику слов, добавил генерал после секундной заминки.

— Спасибо, Пётр. Я не сомневался в тебе…..Но мне очень важны и слова твои….Я ещё не скоро выйду на волю, не раньше, чем гипс наложат на мои ноги, а времени терять нельзя…..Ты когда освободишься….от мундира?

— Оформление выхода на пенсию начальство не задержит….Преемник, насколько я знаю, уже заждался……Не интересуешься, кто? — и, не дождавшись вопроса Иванова, продолжил. — Однако, новыми делами я займусь немедленно. Если не возражаешь, приглашу для первой беседы, домой, разумеется, твою ударную тройку. И….пока от своего имени говорить буду. Ладно?

— Ещё раз спасибо, Пётр Николаевич. Кстати, Вячеслава, полагаю, пока выдёргивать с работы не стоит. Он будет с нами, с ним я поговорю завтра же, но его служебный статус пусть останется…. В оперативных интересах.

 

Фрагмент 4

Выйдя из госпиталя и попав "на амбулаторное лечение", Лев Гурыч почувствовал небывалый прилив сил. Не важно, что ноги в гипсе. Не важно, что пришлось осваивать хождение на костылях…. Важна домашняя обстановка, возможность сесть за письменный стол, возможность работать, не оглядываясь на врачей….

Способствовала тому и погода. Затяжная весна, перемежающая редкие тёплые дни с пасмурными и холодными дождливыми, с ветрами на грани штормовых, наконец, устыдилась и, словно взглянув на календарь, подтвердила: лето наступало! Короткие дожди и грозовые налёты не отменялись, но дни стали жаркими, и горожане распахнули окна.

Новые задачи поглотили его.

Мария, с которой он ещё в госпитале поделился принятым решением, поддержала его замыслы, сразу и безусловно, и с женской категоричностью уверяла мужа в абсолютном успехе задуманного.

— Ты, полковник, всё сможешь, — говорила она, прижимаясь всем телом к любимому, — ты у меня сильный, удачливый, а дело твоё — благородное и честное. Ты победишь, победишь обязательно. — И она гладила его больное искалеченное тело, вливая в Иванова чувство уверенности и жажды борьбы.

Между тем, от предстоящего объёма работы кружилась голова.

Договорившись по телефону с Алексиным о встрече, Иванов решил прибросить потребность в расходах и, в частности, на издательские дела.

Будучи профаном в специфике вопроса, он решил подойти к нему, как Чехов когда-то писал, "по простому, по неучёному", полагая, что Алексин, если с ним удастся договориться, сумеет эти расчёты уточнить.

Начал Лев с аксиомы о необходимости создать или взять под своё влияние не менее 45–50 региональных газет, предположительно еженедельных.

Узнав через Марию, сходившую в ближайший киоск "Пресса", что малотиражная газета, выходящая раз в неделю с тиражом 5000 экземпляров, стоит в киоске 4 рубля, и резонно предположив, что она выпускается не в убыток, Иванов получил стоимость разового тиража в 4х5000 = 20 тысяч рублей, или за год около одного миллиона рублей.

И это текущие расходы, при готовой технической базе. В расчёте на весь замысел потребуется 45–50 миллионов. Результат ужаснул его, но он вовремя вспомнил, что нынешние деловые люди подобные расчёты делают в другой валюте. Но и 1,5 миллиона долларов звучит увесисто. Но это же в расчёте на год. Да и речь идёт не о спонсорской помощи, а о выгодных инвестициях, — газеты же окупают себя. Возможному финансисту можно с уверенностью сказать: помоги начать, а прибыльные издания мы обеспечим. Мы сумеем заинтересовать читателей, чтобы покупали газету! И сумеем увеличить тираж. За этим дело не станет, тематика ясна и обязательно заденет людей… Для начала же нужно обеспечить дело в 15–20 областях и гарантировать его на полгода. Вполне можно начинать, имея тысяч 400, плюс сотня тысяч на командировки и прочие расходы. Больше того, начать можно с аренды газетной площади и уменьшить расходы во много раз.

Итак, — полмиллиона долларов, и очень обоснованный расчёт на окупаемость, которая начнёт возвращать деньги едва ли не сразу. Что ж, это уже сумма, на которую может пойти тот же Горьков…если он, Иванов, правильно понимает его психологический настрой. В свою же психологическую проницательность Лев Гурыч верил.

Кажется, подсчёт реалистичен. Реалистичен, — уговаривал он себя, не позволяя себе впасть в уныние и неверие.

Лев взглянул на часы. До договорённой встречи с журналистом оставалось ещё почти три часа, и он включил телевизор.

Как раз начались дневные новости, и на экране появилось лицо президента.

Иванов выругался, чего никогда себе не позволял. Но допекло…. Он вспомнил, как в конце правления Брежнева новостные программы были переполнены знакомым ликом. Остряки даже стали называть их "И это всё о нём". Шёл тогда очень неплохой фильм с таким названием, поставленный по одноимённой, и тоже очень неплохой повести……Лев Гурыч задумался, пытаясь вспомнить фамилию автора. Не вспомнил и с досадой подумал, что Брежнев в то время был уже старым и очень больным человеком, на грани маразма…. Его тешил собственный "культ личности"… Но ведь нынешний — молод, здоров…. Неужели не понимает, ЧТО неизбежно последует после его ухода из власти!

Иванов выключил телевизор.

Приедет ли Алексин к условленному времени? Журналист пунктуальностью не отличается…Но талантлив парень, явно незауряден…. Алексин подвизался в основном на телевидении, но и писал много и с удовольствием, хотя и под другой фамилией. Иванов вспомнил его статьи, темпераментные телерепортажи…. И горькие признания, что душа болит за "Расею", за бардак, празднующий свою вседозволенность практически во всей стране. Правда, из его материалов следовало, что всё это — следствие жадности, корыстности и вопиющей безграмотности в управленческих делах местных правителей…. Конкретную критику центральных властей, тем более, президента он от Алексина не слышал. Сможет ли он подняться до очевидных ему, Льву Иванову, обобщений? Разговаривать с ним придётся остро…. И, вероятно, долго. Впрочем, захочет ли он вообще обсуждать эти темы? Ладно, гадать не стоит. Любой из будущих соратников — пока загадка. Загадка с надеждой на понимание. С другими он и говорить не будет. Полная уверенность — 5-6-7 самых близких. С ними-то предварительные встречи уже состоялись…. Пётр начал действовать, как и обещал…. Вообще — это проблема из проблем, где найти, нужное количество людей. Не просто хороших людей, но способных к организаторской работе, к работе самостоятельно, так сказать, — в тылу врага. Проблема. Но это — позже. А сейчас следует подумать, ещё раз подумать, как построить разговор с журналистом. Как подойти к главной цели разговора, как подтолкнуть его к откровенности. Когда сказать, да и стоит ли сегодня говорить о своих замыслах?

Не повторить ошибки предыдущей встречи. Главное не спешить, найти верный тон. Конечно, Алексина он знает лучше, чем Богуцкого….Но и на того он, ведь, надеялся…. Казалось, знал его хорошо, а оказалось — плоховато….Ещё слишком зудит в памяти неудачный разговор с Богуцким…. Тоже журналист достаточно популярный. И критические статьи пишет довольно часто, публикуется даже в "Советской России". До перестройки в журнале "Коммунист" печатался. Знакомы они уже около десяти лет. Как-то во время одной из командировок он даже вытащил Богуцкого из серьёзной неприятности, в которую журналист попал из-за излишней горячности и небольшого перебора в ресторане…. Но, когда Лев заговорил с ним о сотрудничестве в организации оппозиционной газеты, Воцлав замахал руками:

— Нет, нет, господин Иванов! Я вижу, что новый курс нашего Президента учитывает многие ошибки Бориса Ельцина. Я верю ему и не разделяю нападки со стороны коммунистов и иже с ними. Я получил приглашение вступить в партию "Единая Россия" и намерен принять это приглашение. Сегодня — в этом спасение и восхождение России!

Лев Гурыч даже не смог отдать себе отчёт, что больше покоробило его, — походя брошенное "господин Иванов", или восторженные нотки в голосе Богуцкого, когда он сказал о вере в президента.

Понятно, что Лев свернул разговор и попрощался с теперь уже бывшим товарищем.

Лев ещё раз посмотрел на часы. И в этот же момент раздался "гонг" домофона.

Алексин, широко улыбаясь и стряхивая с плаща капли дождя, весело поздоровался.

— Рад, очень рад, видеть вас, дорогой мой Лёва, в здравии. Ноги в гипсе, это пустяки, всё зарастёт, по себе знаю…. Прошёл через подобное несчастье лет 15 назад, когда ещё молод был и по горам лазил…

— Не спеши в старики записываться, Павел Алексеевич. Я постарше тебя…. Лет на 10, да? А чувствую себя вполне…. человеком средних лет. Планы на многие годы вперёд строю, — и, засмеявшись, добавил — и жена любит. Ты, ведь, хорошо Марию знаешь. Помнится, и познакомила нас она….Сколько же лет с тех пор прошло?…Да ты проходи, садись. — Иванов жестом пригласил гостя к низкому уютному дивану, рядом с которым манил столик, накрытый весьма привлекательно. — Выпьем по стаканчику, поговорим….А через час-полтора хозяйка придёт, тогда и поужинаем….Благо всё готово. Принимаешь такой вариант?

— Разумеется, Лев Гурыч, и с удовольствием. О чём говорят мужики, пока жёны в отлучке….

Алексин словно почувствовал затруднение Иванова с началом разговора, и сделал шаг навстречу.

— О чём же? — перебил его хозяин, — о политике, конечно. Ведь твоя тематика — почти полностью связана с политикой, а я последнее время, особенно в дни заточения в госпитале, тоже на эти темы рассуждать начал. Раньше-то всё недосуг…. Так о чём сейчас умные люди в своём кругу говорят? Поделись…

Журналист явно без удивления посмотрел в глаза Иванову. Что-то такое он и подумал, хотя и не мог себе объяснить почему, когда позавчера раздался звонок и Лев Гурыч спросил, как он смотрит на возможность посидеть вечерок "с хворым". Выпить пару бутылочек приличного вина (или ты за коньячок?), поговорить о жизни…Приглашение было неожиданным, отношения с полковником были ровные, но не предполагали задушевных разговоров. Да и общались они чуть не год назад.

— Ну, Лёва…! Политика подождёт, а сначала о футболе…..о бабах….Кстати, — вот вам политика с бабами смешанная…Не новость, конечно, в своё время об этом говорили, но, на днях я встретился с коллегой из Калининграда….Так вот, он подтвердил, что идеологический наставник нашего президента, икона демократии Собчак….Вы же знаете? Он в Калининграде умер…Так умер он не от инфаркта. Не выдержало сердце бурной активности после крутого банкета. Первая об этом сообщила проститутка, которая с ним была…

— Слухи эти слышал. Я не был поклонником этого человека, хотя на первых порах, когда он только появился на политическом подиуме, показался мне восходящей звездой. Его нечистоплотность стала понятна после его лживого доклада о трагедии в Тбилиси… След в истории он, конечно, оставил. Наследил изрядно.

— Да, а потом уже, много позже, им и ваше ведомство занялось….Тогда и появилась версия о больном сердце….

— Подобные люди держатся в ореоле святости только с помощью вашего брата — труженика, как сейчас говорят, средств массовой информации. Народ же раскусил его, жестоко прокатив на выборах в губернаторы….Ну да хрен с ним, о мёртвых плохо говорить….Павел, а как ты относишься к нынешней политике центральной власти? Не слишком резкий переход от разговора "про баб"? И не пора ли ещё по "бардачку" выпить?

— Однако, Лев Гурыч, наша предыдущая тема на "баб" не тянет… И почему это вы на турецкий перешли? Знаю-знаю, что на турецком слово "бардак" означает "бокал", не удивил, дорогой Лёва. Наливайте, выпью с удовольствием. Мягкий коньячок, приятный…

Иванов не любил коньяки. Он уже давно убедился, что хорошая водка, только обязательно хорошая, не оставляет таких последствий, как даже очень хороший коньяк. Хотя на вкус хуже…Какой там вкус? Впрочем, сейчас в магазинах появился приличный выбор настоек, некоторые из них, например, традиционно-русская перцовка, не уступали, по его мнению, коньяку и по вкусу при всех других преимуществах водки. Однако, этикет встречи с таким человеком, как Алексин, требовал угощать коньяком. Или виски. Грешен, виски он тоже научился пить, но для этой встречи — коньяк, только коньяк. И Мария вчера разыскала армянский, хотя всё кругом было заставлено французскими, греческими, итальянскими… Дорогое изобилие совсем не всегда означает лучшее. Отнюдь.

— И всё же, Павел Алексеевич, ты не ответил на мой вопрос. Если бы ты был министром печати….Как бы ты определил её задачи в оценке пропаганды действий нашего Кабинета? Правительства, имею ввиду. Как бы направил работу СМИ?

— О, дорогой полковник, вы спутали времена! У нас свобода печати и цензура давно отменена. Что и зачем направлять?

— Ну, это вряд ли…. Цензуры нет, как государственной структуры. Но она есть и будет — контроль, точнее приказ хозяев. Цензура денег. Есть у нас, как и во всём мире. Да оно и понятно…. Зачем владельцу телеканала, например….Ты читал, наверняка, Артура Хейли "Вечерние новости"…Вот напомню, — Иванов встал с дивана и подошёл к книжному шкафу. Взял книгу из семитомника Хейли…

— Читал, разумеется. Отличный автор, а эта вещь для нас, пишущих людей, особо интересная. Да и злободневная, — терроризм, похищение людей…

— Да, ты прав, но я о другом сказать хотел….Как чувствовал, что на посиделках с журналистом тема всплывёт, закладочку сделал. Ты послушай, — он раскрыл книгу: "Марго, — ты помнишь, это руководительница телестанции, — гневно посмотрела на него, — У меня и так хватает проблем, так что выбросьте эту ерунду из головы. Проследите, чтобы прижать к ногтю тех, кто подписал это письмо, и доведите до их сведения, что я больше не потерплю нелояльного отношения к компании… и чуть далее, — А теперь слушайте меня внимательно, — не так уж трудно найти замену руководителю отдела новостей и, если мне понадобиться, я эту замену произведу. Вы и глазом моргнуть не успеете, как будете вышвырнуты на улицу… — и через пару фраз: — Отдел новостей будет проводить такую политику, какую я хочу. Запомните это. И ещё одно: когда я хочу, чтобы что-то было сделано, а вам это не нравится, не заставляйте меня терять время и выслушивать всю эту ерунду насчёт этики и неподкупности в подходе к новостям….Это всё, можете идти". Крепко написано. А Хейли знает, о чём пишет. Разве это не цензура и разве у нас не так? — Помолчав, добавил — Ты ещё раз прав. Я неудачно вопрос сформулировал. Если бы ты был не министром печати, а владельцем газетного концерна….И патриотом при этом остался.

— Ну, это, — засмеялся журналист, — владельцем быть — мне не грозит….я не миллионер-мульти…

— Ладно, не владельцем, а Главным редактором, — Иванов вплотную приблизился к цели всего разговора и ждал ответа. Алексин глубоко задумался. Машинально взял папиросу, повертел в руках,

— Вы, Лёва, как Сталин, "Герцеговину Флор" курите…Отличный выбор…. Да, трудный вопрос, если бы я был Главным редактором газетной империи…. И к чему бы такой вопрос?

Лев Гурыч молчал. Он видел, как посерьёзнел его гость, как задумался явно о более трудных вопросах, чем тот, что задал Иванов. Лев Гурыч понял, что Алексин соотнёс его слова об отношении к политической линии правительства и шутливую гипотезу о жёстко-мягком кресле главного редактора….Такое спрашивают при оценке кандидата на вакантную должность. Последний вопрос журналиста был абсолютно правомерен. И требовал ответа. Что ж, разговор развивается быстрее, чем он думал. Значит, нужно решаться….

— Да, Павел. Вы правильно поняли. Есть у меня кой-какие замыслы. Возможно, химера, но я, как и ты, судя по твоим последним публикациям, — я внимательно читал их, — болею душой, глядя на нынешнее положение нашей Родины. Не знаю, получится ли, но если меня поддержат честные журналисты, такие, каким я вижу тебя, то хочу попробовать….Иначе я перестану уважать себя…. Это всё равно как видеть утопающего и не попытаться спасти его. Но у нас на глазах тонет страна, наша страна…. Не подумайте, Павел Алексеевич, что это вдруг милиционер в патетику впал. Я всю жизнь занимался конкретными делами…. Поможете? Только сначала ответьте на раньше заданный вопрос. Я задал его очень серьёзно…

Алексин молчал. Он откинулся на спинку дивана. Так и не закурив, задумчиво продолжал разминать пальцами папиросу. Поднялся, прошёлся по гостиной. Постоял у окна…Дождь кончился и сквозь рваные облака, стремительно летящие в уже голубой выси, проблескивало солнце… Снова устроился на диване.

— Я так полагаю, Лев Гурыч, — медленно заговорил он, глядя прямо в глаза Иванову, — что интересует вас моя политическая физиономия. И интересует с расчётом, можно ли меня использовать в твоих целях….Хотя я и не знаю пока, что это за цели. И даже не подозревал, что, выйдя на пенсию, вы, полковник, стали газетным магнатом, кадры подбирать начали…Ладно, надеюсь, разъяснишь эти загадки….А взгляды свои я не скрываю и достаточно часто выражаю их письменно…. Сам говоришь, что читаешь мои опусы. Не нравится мне, как наша жизнь развивается. Если это назвать развитием….Президент, правительство не могут нормальную жизнь наладить, хотя и стараются, как могут. Как могут. Но не могут они, не умеют, не решаются крепче взять власть в свои руки и заставить других работать на государство. Олигархи и местные князьки и ханы реально правят страной. Ты спросил, как я отношусь к центральной власти в стране….Отрицательно отношусь, слабаки они. Хотя столько болтовни об укреплении "вертикали власти". Что, дорогой Лёва, я правильно понял, у тебя есть реальный кандидат в президенты? И хочешь ты начать его раскрутку?

— Есть. Это я.

— Лев Гурыч!!!

— Павел Алексеевич, это очень серьёзно. Серьёзнее, чем ты можешь предположить. Ибо я не верю, что они не могут наладить жизнь в стране. Они не хотят это сделать. Слеп ты, Павел!! Справиться они не могут с олигархами?! Разумеется. Потому что олигархи — их хозяева! Наш президент начал своё царствование с того, что дал гарантию сохранить им уворованное у государства добро. А его премьер-министр публично заявил, — Павел, я цитирую, — что приоритетом правительства является не защита государства, а защита собственников…. И это называется государственный курс. В их понимании….Менять этот курс нужно, чтобы спасти наш народ. Если мы патриоты своей страны.

— Полковник, вы вступили в компартию?

— Я не выходил из компартии, Павел Алексеевич. Из той партии, но её уже нет. В новую, в КПРФ я не вступал. Не всё в её политике мне нравится. Её тактика даст результат лет этак через сто, а тогда уже поздно будет, страна наша не доживёт…. Но вот советское общество было явно благополучнее нынешнего…. Об очень богатых людях я не говорю. И об их персональной обслуге. Всех сортов и профессионального разнообразия. Включая акул пера, как кое-кого из вашей братии назвали классики…

— Лёва, мы, кажется, начали ссориться. Почему? Лучше налей мне ещё араратика. И себе, конечно. Это я виноват, обидел вас, Лев Гурыч. Если говорить откровенно, то да, я согласен, нынешний курс нужно менять. И правительство. Что касается президента, в его честность я верю….но охотно увидел бы вас на этом месте. Лестно, знаешь ли, быть приятелем президента….Шучу, шучу….Только ещё раз, — вы, Лев Гурыч, не разыгрываете меня? У вас есть реальный план?

— Есть и план. Реален ли он? Я уже сказал, что надеюсь. Если меня поддержат честные люди. Готов поделиться и, если ты, Павел, согласишься помочь мне, то задачи у тебя будут трудные и очень конкретные…Я тебя ещё одной цитатой попотчую. Не сердись. Вот, — он подошёл к компьютеру и защёлкал мышью, — вот, я выписку сделал: "Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые….Мы найдём своих единомышленников, своих союзников в самой России…Честность и порядочность будут осмеиваться, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, беззастенчивость, предательство и национализм, вражду народов и, прежде всего, вражду к русскому народу, — всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветёт махровым цветом". Это известный тебе руководитель ЦРУ, Ален Даллес написал более 50 лет назад. Они свой план реализовали. Блестяще реализовали. Наша сегодняшняя действительность — результат этого. Если рассчитывать на успех, нам нужно будет не только объяснить всё это людям, но и обратную работу проделать. Это под силу только вам, честным и талантливым работникам газет и телевещания.

В коридоре раздался сигнал домофона, — пришла Мария….

Через минуту она разгорячённая быстрой ходьбой, но, как всегда, элегантная, вошла в распахнутую Львом дверь.

Расцеловалась с Алексиным, — сколько же времени мы не виделись, Павлик? Я так рада была, когда Лёва сказал, что ты придёшь…И торопилась. Но сам знаешь, репетиция продолжается столько времени, сколько режиссёр велит…или пока уборщица со сцены не выгонит! Сегодня так и получилось, — выгнала нас из репетиционной Домна Алексеевна. Выручила. А то, когда я второй раз заикнулась нашему деспоту, что пора бы заканчивать, он на меня наорал, лентяйкой назвал. — Ну, как, мальчики, вы весь коньяк не выпили? Усталой актрисе оставили глоток? Или я должна из секретного места запасную бутылку доставать?…Или всё равно доставать? Ведь к горячему, я вижу, вы и не приступали?…Давай, полковник, неси из кухни всё….

Дружеский ужин затянулся….Но с перерывами, во время которых мужчины с активным участием Марии вернулись к столь волновавшему их разговору. Иванов подробно рассказал Алексину о примерной схеме действий на этапе создания партии, показал ему свою прикидку денежных расчётов. Журналист, внимательно просмотрев их, подтвердил принципиальную правильность выводов Иванова, пообещав к следующей встрече сделать необходимые уточнения (много средств даёт, реклама, — заметил он, — но, ведь, мы от неё не откажемся?) и представить будущему президенту концепцию работы сети будущих газет вновь создаваемой партии и соображения о роли "Главного редактора".

Проводив Павла, Иванов сказал жене, что сомневался в реакции Алексина на своё предложение. Особенно после осечки с Богуцким. Но очень рад прошедшей встрече.

Теперь завтра же нужно повидаться с Беркутовым, рассказать ему и поговорить о следующих практических шагах.

— У нас теперь, Машенька, теперь два апостола — Пётр и Павел.

— Вновь обращённый Павел, — засмеялась Мария. — Ладно, мой дорогой супруг. Ты устал и возбуждён. Давай ещё по глоточку вдвоём, по-семейному, и пойдём отдыхать….Снимем напряжение….- она налила в рюмки коньяк, поцеловала мужа и увлекла за собой.

 

Фрагмент 5

Спал Иванов долго. Выздоравливающий организм продолжал бороться с перенесенными травмами, и, видимо, нуждался в длительном сне. Разбудил его звонок телефона. Мария уже куда-то ушла, и телефон надрывался, побуждая Льва проснуться.

Он встал, уже привычно опершись на костыль, и только тогда снял трубку телефона. Чертыхнулся — ошиблись номером! Ох, как не любил Лев Гурыч такие ошибки, всегда подозревая в них подвох, чьё-то желание "прощупать" его. Но он уже давно не у дел, рапорт об увольнении "по здоровью" он уже подал, и решение будет оформлено прямо со дня закрытия больничного. Так что, сейчас вряд ли кто-то проверяет его. Скорее всего, действительно ошибка. Но, раз поднялся, нужно и самому позвонить — Петру. Как договаривались.

— Здравствуй, Генерал! Как поживаешь, когда мы увидимся?

— Привет, Лёва. Нормально поживаю. Дела уже сдаю, ещё дня два-три и сброшу… штаны с лампасами. Намерен к обеду заскочить к тебе.

— Рад буду, Пётр. С моими корявыми ногами мне пока трудно к тебе зайти, а поговорить есть о чём. Кстати, на обед и приходи. Мы вчера с Марией накулинарничали, — холодильник полон, накормлю.

Беркутов открыл свою папку и достал из неё несколько листков, исписанных его крупным чётким почерком, так хорошо знакомым Иванову.

— Я, Лев Гурыч, привык систематизировать свою работу. Вот, посмотри план мероприятий….Я набросал его, как мы с тобой договаривались…И с опытным юристом поговорил…Мы с тобой, конечно, тоже юристы, но другого профиля — "ищи, лови, хватай", так сказать. А тут нужно в государственном строительстве разбираться, — подводных камней и всевозможных оговорок и условий — миллион. Пётр Николаевич передал листки Льву.

Сверху было чётко написано "Основные задачи и сроки". И далее:

— ЦЕЛЬ ЗАДАЧ — подготовить предпосылки к участию в парламентских выборах 2007 и президентских -2008;

— СРОКИ: С учётом действующих в стране законов (право на участие в выборах имеют только общереспубликанские партии, зарегистрированные не менее чем за год до даты выборов), критический срок завершения всей подготовки — октябрь-ноябрь 2006 года;

Временные этапы:

— создание региональных организаций в 45–50 областях России — IV кв.2004;

— учредительный Съезд — I кв. 2005;

— регистрация партии — II кв. 2005;

— создание партийных СМИ — 2003–2004;.

— активная пропаганда целевых задач партии, популяризация её кандидата — 2004–2006 годы.

3. ПЕРВООЧЕРЕДНЫЕ ЗАДАЧИ:

а) Определение регионов для начального периода организационной работы (5-10 областей) — срок 1 месяц;

б) Подбор организаторов (5-10 человек) — срок месяц;

в) Подготовка сметы расходов на проведение начального этапа — срок 2 недели;

г) Определение источника финансирования — срок 2 недели.

— Посмотрел? Что скажешь, Лёва? Сроки, в общем-то, возможные, но всё зависит от того, сумеем ли мы реализовать первоочередные задачи. Я и ты. В основном — ты.

— Нужно суметь, Пётр. Вчера я разговаривал с Алексиным, журналистом. Ты его тоже знаешь. Он мог бы заняться определением содержания нашей будущей печати и организацией её работы….Но только после создания её в регионах. Эта работа, я говорю про создание газет, — не для него. О возможном спонсоре-финансисте пока говорить не буду, чтоб не сглазить. Сегодня-завтра постараюсь переговорить с ним. Собственно, вчера ему звонил, но его нет в городе, должен сегодня приехать…..А вот с нашими возможными помощниками в областях, подумай ты, Пётр… Посылать кого-то отсюда неперспективно, местные лучше дело сделают. Да и кого посылать? А местных ты многих знаешь порядочных людей. И уровнем посерьёзнее, чем мои друзья-оперы. В каких регионах начать, это не существенно. Как считаешь?

— Ты прав. Я об этом задумывался. Небольшой списочек составил. В уме, конечно. Раз в этом у нас совпали мнения….Пожалуй, начну звонить хорошим людям. Но встречаться всё равно придётся. По телефону только….освежить отношения можно. Я, как сказал, на днях стану свободным и охотно….полетаю по стране, повидаюсь со старыми знакомцами….А то в генеральском кабинете совсем закис, вот-вот геморрой заработаю. Или инфаркт от частого общения с персонами. Не столь уважаемыми, сколько высоко сидящими. Так что, Лёва, на первый план выходят деньги для поездок.

Оба они остались довольны обменом информацией. Возможность осуществить задуманное показалась как бы реальнее. Первая удачная проба "на стороне" — встреча Иванова с Алексиным. Первую осечку — разговор с Богуцким, — забудем. Прикидки времени тоже обнадёживали, — оставался небольшой, но люфт для развёртывания агитационной работы. Два года на честный разговор с народом, — это хорошо. Многое можно успеть. А дойти до сознания людей при массовой и целенаправленной работе, — вполне получится. Талант Павла Алексина и взрывная ясность тематики…Поменьше теоретических рассуждений, только конкретность, сравнительный анализ….Нет, К чёрту всяческие анализы, уходим от учёных слов, — мы будем сравнивать, сопоставлять факты для людей постарше, которые помнят советское время….Для молодых — что-нибудь вроде постоянной темы "Большая ложь. А как на самом деле?!" или "Кому она нужна?" Алексин сумеет хлёстко изложить. А передать материалы в регионы сейчас при наличии электронной почты совсем не сложно. Так что идея о создании единой центральной редакции плодотворна. Значит, первоочередное дело — найти в каждой области свой печатный голос. Снова, как сто лет назад, как Ленин предвидел, газета должна стать коллективным организатором….

Иванов осадил себя. Прежде, чем начнёт работать "коллективный организатор", нужны просто организаторы. Люди, которые сделают первые шаги в каждом регионе….

— Да, Пётр Николаевич…Деньги я достану, а ты поезжай…..Ох, как много зависит от твоих поездок, мой товарищ начальник Организационного штаба…Что бы я делал без тебя!? Впрочем, уже при первых мыслях о выходе на политическую тропу, я думал о тебе. Я был уверен в тебе.

— Да, Лёва. У тебя не было оснований сомневаться в моих взглядах и в моей готовности поддержать твой порыв.

Беркутов встал и неожиданно для самого себя обнял Иванова:

— Ты правильно сделал, что попросил благословения у отца. Я тебе не отец, но старший товарищ. И, полагаю, тоже немного вложил в твоё воспитание…Не возражаешь? И я тоже горжусь твоей решимостью и готов работать с тобой. И под твоим руководством.

— Однако, Пётр, не нам с тобой разбираться, кто кем руководит. Ты — генерал не только по звёздам на погонах. Твоё руководство и разумнее и эффективнее. А я от своей роли не откажусь, — возьму Знамя в свои руки и, если понадобится, закрою амбразуру! Это — не игра в словеса. Мы ввязываемся в суровую борьбу и власть наша нынешняя, когда заметит нас, спуску не даст. Мы должны найти верный тон, — не поступаясь принципиальными намерениями, не дать предлога для силовых мер против нашей создаваемой партии. И в этих условиях должен быть человек, готовый в критический момент принять на себя удар…. Я готов к этому.

Беркутов внимательно выслушал взволнованные слова друга. Полностью разделяя высказанное Ивановым чувство вины за сложившееся в стране положение, он, вероятно, из-за более тесного и частого общения с высоким начальством и действующими политиками, больше понимал всю сложность и опасность начатой борьбы. Но это ни в коей степени не влияло на его решимость ввязаться в неё. Когда она начнётся, — это будет борьба без правил. Чувства Льва он понимал всей душой, гордился им, и, тоже ощутив пафос момента, принял его горячие слова. Он был тоже готов к трудной работе, и в качестве организатора-вдохновителя, и в качестве простого исполнителя. Прав Лёва, нечего им первенство выявлять. Работать нужно. И он поднялся с дивана.

— Что ж, друг. Я пойду. Попробую использовать пока ещё существующее служебное положение. Из кабинета гораздо быстрее сумею связаться с коллегами. Удачи и тебе, Лёвушка.

Лев Гурыч проводил его до двери и, хромая, но, почти не опираясь на костыль, пошёл к телефону. Возможно, Горьков уже приехал…Иванов знал, что миллионер уже финансировал однажды выборную кампанию, кажется яблочников. Как-то он отнесётся к его намерениям…..

Дозвониться до финансиста удалось только совсем вечером. Наконец Мария, подружившаяся в своё время с бесконечно благодарной Льву женой Горькова, окликнула мужа — иди, полковник, твой друг у телефона.

— Приветствую тебя, Борис Карлович. Известный тебе Иванов ожил после госпиталя. — Кстати, я ещё не имел возможности сказать спасибо за телевизор. Он мне в палате очень пришёлся. Спасибо. — И хочу повидаться с тобой. Разговор серьёзный созрел.

— Здравствуй, здравствуй, Лев Гурыч. Говоришь, серьёзный разговор. Давай поговорим. Я понимаю, не по телефону. У тебя ноги больные, ты у меня в гостях бывал, а я у тебя — нет. Так что, готовь угощение…Я только что из Америки прилетел, дел невпроворот, но заеду обязательно. Завтра не получится. Послезавтра? Послезавтра вечером приеду, часиков в восемь, — устроит?

— Отлично, Борис, жду. Мария немедленно приступит к подготовке. Ты, насколько я помню, грузинское вино любишь и простую русскую водку. Шотландское виски и коньяки не пьёшь…

— И "русскую", и "московскую". И модную "стольную", особливо с перчиком, тоже пью. Ну и память у тебя, сыщик, профессиональная наблюдательность и память. Пусть Мария постарается, и извинись перед ней — я один приеду. У жены послезавтра вечером протокольное мероприятие.

Они попрощались. Иванов пересказал Марии содержание разговора и попросил "не ударить лицом в грязь", чай не часто приходится миллионеров в гостях принимать….Да, задача Марии предстояла нелёгкая. Всё нужно успеть заранее, завтра и послезавтра у неё спектакли, а миллионер был мужчина крупный и отсутствием аппетита не страдал. Пожалуй, ужин лучше заказать в ресторане. Славку попросить лично позаботиться…. И Марию встретить после спектакля….

 

Фрагмент 6

Беркутов, быстрым, как всегда, шагом прошёл по коридору Управления. Вошёл в приёмную. Здесь всё было так знакомо и привычно, что на миг защемило сердце. Неужели он скоро станет здесь посторонним? Цепко взглянул в глаза Верочки. Сколько лет вместе! Да, выглядит скверно. Оно понятно, когда сказал ей о скором уходе, — расплакалась…..Вчера он специально заходил к кадровикам и выяснял, что можно предложить Верочке. Ведь новый начальник Управления сменит, конечно, персонал в приёмной. Так было, так будет….И так правильно

Верочка подняла глаза на Беркутова:

— Пётр Николаевич! Из приёмной министра звонил полковник Джалиев, сказал, что здесь в командировке и хочет к вам заглянуть. Когда освободится. Я сказала, что вы будете к 16 часам.

— Джалиев… — Беркутов вспомнил полковника. Замнач Управления республики. Что-то задержался в полковниках. Толковый парень, но, видно, с начальством не всегда ласков. — Усмехнулся про себя: "парень". Для меня все пятидесятилетние мужики — парни. — Спасибо, Верочка. Когда придёт, пусть сразу заходит. Скажи, что жду его.

Беркутов вошёл в кабинет. Придвинул к себе папку с документами, протёр очки. Свежих бумаг не много, основное утром просмотрел. Подписал пару писем. Новую папку с резолюцией замминистра раскрыл, пробежал взглядом. Отложил. Не срочно, подождёт нового начальника. Впрочем, — привычка не откладывать дела победила, — и он, снова пододвинув к себе документы, приколол к ним записку с поручением подполковнику Зуеву ознакомиться. Написал срок — 3 дня — и подумал, что мнение Зуева выслушает уже не он.

Снова защемило сердце. Беркутов сунул под язык таблетку валидола. Не поспешил ли он с рапортом об уходе на пенсию? Нет, не поспешил. И не жалею…..Не обманывай себя, генерал! Жалеешь. И кабинет этот покидать, ох, как не хочется. Хлопоты привычны….а ощущение своей значимости, своей не так уж малой власти….Жалеешь. Жалеешь….Но правильно поступил! Перед собой всегда был честен. Правильно поступил. Без доверия начальства…. без доверия к начальству работать нельзя. Милицейскую рутину и другой делать будет, а вот вопросы с политической подоплёкой… Правильно поступил.

Беркутов с усилием поднялся, задумчиво прошёлся по кабинету. Трудные вопросы он часто осмысливал, прохаживаясь вот по этой знакомой-знакомой дорожке. Подошёл к окну, аккуратно поправил крючок, чтобы оно не болталось под ветром. Постоял немного, вглядываясь в тоже знакомую до мелочей улицу. Вернулся на своё место и, решительно взяв трубку телефонного агрегата, нажал клавишу междугородней связи…

Приоткрылась дверь. Верочка пропустила вперёд полковника Джалиева,

— К вам гость, Пётр Николаевич!

Генерал легко шагнул навстречу. Кряхтеть по-стариковски он позволял себе только в присутствии очень близких людей:

— Заходи, Спартак, заходи. Давненько мы не виделись! — Джалиев, неожиданно светловолосый, совсем не кавказской внешности человек — в мать, что ли, подошёл к Беркутову, крепко пожал ему руку.

— Мне сказали, что вы уходите, Пётр Николаевич. Жалко, очень жалко. Не часто виделись, но каждая встреча мне памятна, что-то добавила к профессиональному моему пониманию…. Но и то дело, когда-то и отдохнуть нужно….Мне 53, а иной раз, уже ощущаю….Груз забот и лет.

Беркутов в числе намеченных телефонных контактов не думал о Джалиеве. Но, раз он здесь….человек, насколько помнил генерал, честный, прямой. Не без хитрости, разумеется, но в нашей профессии это качество необходимое. Поговорить стоит, не раскрывая, конечно, лишних подробностей. Но…прощупать, узнать обстановку в их республике. Не в газетно-телевизионном освещении….

— Садись, Спартак, рассказывай, что у вас нового? Как живёте под жарким южным солнцем? И рядом с главной "горячей точкой" нашей страны? Как люди настроены, имею в виду не наших милицейских, а простых людей…Как живут люди у вас?

— Живут. Живём, как все. С Москвой не сравниваю, а так, — как все. Неважно живём, товарищ генерал, товарищ Пётр Николаевич. С Москвой, говорю, не сравниваем, а с прошлой жизнью, не скрою….Многие вспоминают….Особенно, когда в магазины заходят….

— Ну, раньше такого не было. Сейчас — почти изобилие, так почему же "неважно"?

Джалиев молчал. Беркутов понял, что неудачно начал разговор. Нельзя так, — сразу в лоб. Пётр Николаевич нагнулся к селектору: — Верочка, ты нам чай организуешь? Спасибо, давай покрепче. И, повернувшись к гостю, сказал:

— Нарушаю я приличия, извини, Спартак. Сейчас моя помощница чай принесёт, а разговор что? Разговор подождёт.

— Да нет, Пётр Николаевич. Я не потому….Просто жизнь действительно сложная. Двумя словами не обойтись, а для долгого разговора договариваться нужно было. Я же внезапно явился, — как лавина с гор…

— Ничего. Я уже дела сдаю. В новые проблемы влезать уже поздно. Так что, времени полчасика есть. Рассказывай, гость дорогой. Обо всём, что сочтёшь нужным. А я уж потом вопросы задам. На твои отвечу….

Во время всего разговора Беркутов думал о возможности рассказать Джалиеву о своих намерениях, но так и не решился, отметив, однако, что со Спартаком попозже поговорить следует. У полковника на душе тоже тяжесть лежит. Но не сейчас, не в кабинете… Неожиданная мысль пронзила его — "не в кабинете"! Почему? Неужели…Нет оснований, но чутьё старого оперативника потребовало осторожности. Слишком рано рассказывать о намеченных делах, — во вред делам. Здесь теперь, — только о пенсионных проблемах, о встречах можно договариваться.

И он снова потянулся к телефону…

На Урале сейчас на два часа позже. Коллеги, которых не держит за рукав оперативная необходимость, как раз домой собираются. Самое время для звонка. Он набрал многозначный номер. Гудок. Ещё гудок. Ещё…нет, трубку взяли и знакомый говорок полковника Пермякова, чуть растягивая слова, сообщил, что упомянутый полковник слушает.

— Приветствую тебя, Аким Акимыч, некто Беркутов у телефона. Не оторвал от неотложных дел?

— Взаимно приветствую, коллега. Звонок из Москвы всегда тревожит, но я слышу голос давнего друга. И рад. Как поживаешь, Пётр Николаевич?

— Да дела у меня теперь попроще стали: на пенсию оформляюсь. Вот напоследок решил с однополчанами пообщаться….Возможно, через недельку в ваших краях побываю, о встрече хочу договориться.

— О чём речь, Петро! Приезжай….Я в ближайшее время выезжать никуда не собираюсь. Если начальство не прикажет. А с тобой, пожалуй, на охоту сладимся.

— Нет, Акимыч, я уже давно не охотник. Врачи, знаешь ли, не рекомендуют. А повидать тебя хочу…. И к соседу твоему звонить собрался. В кадрах мне сказали, что тёзка мой тоже собирается с мундиром расстаться. Вот так, разойдёмся по своим садам-огородам и совсем связи растеряем…Ты молодец, держишься. Ну да ты же и моложе меня, аж на целый год!

— Год в нашем возрасте величина ничтожная…

— Не скажи. Когда груз нарастает, один год за три воспринимается. Особенно в нашей маяте…. Так я позвоню, Аким Акимыч, перед вылетом…

За вечер Беркутов сделал три звонка.

Он был доволен.

Иванов лежал на диване, обдумывая намеченный разговор с финансистом….Борис, наверняка, спросит, а если не спросит, то подумает, что же подвигло опера "по особо важным" на политическую борьбу?…

Лев много раз мысленно (а при жизни Николая Ивановича и "глаза в глаза") спорил со "своим" автором по разным вопросам, но в одном соглашался полностью: как-то, Леонтьев очертил психологический портрет Иванова и отметил, что важнейшей чертой его характера является стремление к независимости. Да, как и любой нормальный мужчина, он стремится к высшим достижениям на избранном пути, к пьедесталу почёта, как выразился автор, но всегда соизмеряет свои желания с ценой их достижения. Он, конечно, хотел бы стать генералом, иметь свой кабинет и персональную машину, но отлично понимал, что потеряет при этом свободу в принятии решений, будет более зависим от вышестоящих чинов. Это и побуждало Льва Гурыча отклонять не раз возникавшие лестные предложения…. В этом Леонтьев прав. Что же произошло теперь?…Что ж, он готов был ответить: он осознал меру опасности для страны, степень своей личной ответственности за отсутствие попытки изменить положение. К тому же откуда-то взявшаяся уверенность в своих силах!..

….Иванов лежал на диване и "прокручивал в уме" предстоящий разговор с Горьковым. Он не раз встречался с магнатом, хорошо знал его нелёгкую судьбу и огромные ныне возможности. Во время работы "по Юле" — дочери Бориса Карловича — он убедился в высоких человеческих качествах своего нанимателя, и, однажды, собираясь с женой в гости к финансисту, сказал Марии, что Горьков — очень приличный человек. Мария тогда рассмеялась — "миллиардер и приличный человек? Ты шутишь, полковник, — не вяжется одно с другим"! Но позже и она согласилась с оценкой сыщика-психолога. Да, Горьков — порядочный человек. И бесспорно болеет за судьбы Родины, бесспорно — патриот. Но и один из богатейших людей России. Не факт, что он поддержит замыслы Иванова. Может счесть их слишком радикальными. С ним, ведь, говорить "наполовину" невозможно. Ладно, за честолюбивого авантюриста не посчитает, он, — тоже психолог от бога, и характер Иванова просчитал и оценил.

Итак, что следует сказать.

Прежде всего, с ним никакая словесная подготовка не нужна. Сказать сразу. Сказать, и тоже сразу, о надежде на финансовую поддержку. Чтобы ясна была цель разговора. Начать — с тревоги за Россию, привести два-три факта в обоснование, больше не нужно. У Горькова голова, как компьютер, поймёт без разжёвывания. И информирован он достаточно. Напомнить ему его же слова о тревоге за судьбу страны. Сказать о пагубности курса правящей верхушки. И своей решимости начать политическую борьбу. Дальше он спросит о программе нового политика. Должен спросить.

Что ж, тогда и расскажу. Первоочередное, на сегодня главнейшее положение программы — предотвратить гибель страны от внешних посяганий. Это невозможно без сохранения военной мощи. Это, в свою очередь, политическая воля, + большие, очень большие деньги, + возрождение патриотизма. Люди с двойным гражданством не должны влиять на жизнестойкость России.

Иванов вспомнил, как некогда, ещё задолго до госпитальных раздумий, он прочитал статью, в которой автор, фамилию его он в памяти восстановить так и не смог, рассказывая о структуре военных расходов СССР, утверждал, что они позволяли "15 раз уничтожить потенциального противника". Ещё тогда Лев Гурыч задал себе вопрос, а зачем 15? Не лучше бы оставить двойной страховочный запас, а остальные ресурсы направить на улучшение жизни простых людей? Вспомнив об этом, он подумал, что тогда разрушители страны встретили бы не апатию народа, а мощный отпор. Пожалуй, эту мысль следует использовать в разговоре с финансистом….Получится кстати. Ведь Горьков впервые разбогател ещё при Брежневе, создав свой, тогда подпольный завод, выпускавший товары ширпотреба, и получив вполне приличный срок за "подрыв советской экономики". Идиотизм. Вместо того чтобы использовать инициативных людей на благо страны!..Да, сказать об этом стоит, если Борис в принципе поддержит разговор. Многоукладная экономика! Это же так ясно! Пусть государство заботится об обороноспособности страны, пусть государство гарантирует и производство жизненно необходимого минимума продуктов и товаров, продаваемых по очень доступным ценам… Разнообразие же, широту выбора и можно и нужно было отдать в руки инициативных и способных людей. Способных при минимальной поддержке государства наполнить полки магазинов разнообразными товарами. Тогда бы деятельность Бориса и в те годы была бы легальной. Именно так и мы свою политику поведём. "А ты, Борис Карлыч, станешь у нас министром экономики. Или премьер-министром", — подумал он шутя. Произносить такое вслух, понятно, он не будет. И хотя знаменитая фраза "торг здесь неуместен" была сказана совсем по другому поводу, Иванов вспомнил её, так как она очень подходила к предполагаемому ходу разговора.

К предполагаемому.

Довелось Льву Гурычу познакомиться и ещё с одним подпольным заводчиком. Ещё совсем молодым старлеем он дружил со следователем ОБХСС, который и познакомил его со своим подследственным, — молодым технологом обувной фабрики. Этот умный прибалт изобрёл оригинальные лекала, с помощью которых при раскрое кожи экономился материал на лишнюю пару туфель при изготовлении каждых 12 пар. Пришёл к начальству и получил….отлуп. Тогда мастер самовольно применил свои лекала, договорился с начальником цеха и без дополнительного расхода материалов, они выпустили партию туфель. Попытались их оприходовать. И снова полное равнодушие (Лев покачал головой: теперь бы он сказал — саботаж!) начальства. Тогда ребята продали "лишние" туфли, получили изрядный доход и поставили дело на поток. Подпольное производство процветало, потом было "дело" и срок за всё тот же подрыв советской экономики. М-да….

От раздумий отвлекла телефонная трель. Судя по звонку, — межгород….

Нет, сотовый телефон. Звонил Алексин:

— Лев Гурыч! Я готов к встрече. Когда увидимся?

— Здравствуйте, Павел Алексеевич! Ты завтра с утра сумеешь зайти?…Вот и отлично. Да, часиков в 10, - и засмеялся, — я теперь домосед. Ничего, освобожусь от гипса….Договорились. — Он положил трубку.

Надо бы сменить аппарат, купить с радиоудлинителем, чтобы не дёргаться на каждый звонок. Хорош, Лёва! Совсем обленился, два шага сделать в проблему возвёл. Ладно, куплю с удлинителем…

Вернулся к обдумыванию встречи с Горьковым….Предельно важная встреча. Без денег даже начать ничего не удастся. Конечно, Борис Карлович не единственно вероятный спонсор задуманной кампании. Но самый вероятный, да и самый богатый из тех, к кому считал возможным обратиться Иванов.

Если Борис деньги даст, то развернуть работу можно будет сразу же. И журналиста задействовать, — в регионы нужно ехать, уже имея первоначальную тематику публикаций. И даже какие-то заготовки. Кстати, нужно иметь и схематичные установки целевых устремлений партии. Нечто вроде программного заявления…..Да и подумать о названии партии…Вроде бы мелочь, ан нет. Он вслух произнёс уже сложившиеся в уме слова — За спасение России, сокращённо ЗаСР….Да, такое только дай зубастым недругам….Где начнёшь кампанию, там и кончишь — засмеют. А стать смешным — для политика конец. Вон, Горбачёв, кончился как реальный политик, когда совершил смехотворную попытку вновь стать президентом….За дела судить его, конечно, следует….Но и смешной дурак.

Иванов тяжко вздохнул. Может быть, Союз спасения России? ССР? К таким созвучиям можно придти позже, после победы. А начинать с таким названием нельзя. Амбициозно и вызывающе. Для официоза будет как красная тряпка для быка. Ладно, о названии подумаем, когда соберётся Организационный штаб. Его тоже создать необходимо и как-то оформить. Пусть не скоро, но дойдёт же дело до официальной регистрации партии, и тогда лишних зацепок органам юстиции давать не стоит. Кто войдёт в этот штаб? Пока ясны трое — генерал, Алексин и он сам. Славка помогать будет, но пока он в штате Главка, его вводить в штаб нельзя. А вот Григорий мог бы быть кстати. Он не только сыскарь прирождённый, но и комбинатор отменный. При создании ячеек партии в областях, мог бы нестандартные ходы предложить… Впрочем, это всё равно исполнительская функция. Для этого в составе штаба быть не обязательно….

Лев Гурыч почувствовал, что устал. К встрече же с Горьковым нужно отдохнуть. Он решительно поднялся, подошёл к окну, устроился в кресле так, чтобы доставал ветерок. Метеослужба обещала прекращение серии грозовых дней и, действительно, небо почти прояснилось, порывы ветра разметали тучи и, словно тоже утомившись, превратились в этот лёгкий приятный ветерок. Пока это вместо прогулки. Закрыл глаза….и стал думать. Всё о том же….

…Горьков приехал точно, как договаривались. Точность — вежливость не только королей, но и деловых людей, — подумал Иванов, наблюдая в окно, как за полторы минуты до восьми часов две машины плавно затормозили у подъезда И усмехнулся: кабы так! У нас, увы, деловая культура почти напрочь отсутствует. Но к Борису Карловичу его ирония, безусловно, не относилась.

Мы уже привыкли, что машины VIP-персон сопровождает, чуть ли не взвод охраны. Горькова "прикрывала" всего одна машина — японский джип, из которого выскочили два молодца и, небрежно осмотревшись по сторонам, дали знак хозяину, что он может выходить из своего мерседеса.

Когда Борис Карлович вошёл в квартиру, Иванов дружески приветствовал его, но попенял: — Я уже говорил как-то тебе, Борис, что охрана твоя хреново работает. Я в окно наблюдал, — неумехи, или привыкли к смелой небрежности хозяина. Как бы не подвели тебя… — Иванов трижды постучал по дереву косяка.

— Бог не выдаст, — свинья не съест, — весело отшутился Горьков, проходя в комнату, — а кому суждено быть повешенным, — не утонет. Дай-ка осмотреться в твоих апартаментах.

— Проходи, проходи….Ты извини, мы с тобой одни будем. У Марии вечерний спектакль только час как начался….

— Ну что ж….Значит деловой ужин…без свечей и шампанского, но с водочкой, надеюсь.

— Для хорошего человека и водочка припасена….Так давай за стол, примем по стопочке, и задам я тебе главный вопрос. А пойдёт разговор, — и все остальные задам…

Они прошли к столу.

Надежды Иванова оправдались. Финансист с полуслова понял мотивы, побудившие полковника-милиционера включиться в политические игры. К недовольству внешнеполитическим курсом высшего руководства, — с этим он согласился, едва Лев Гурыч начал свой анализ, — Горьков добавил резкую критику и внутриэкономических решений правительства.

— Они рубят сук, на котором сидят. Оголтелый протекционизм.

Без всякого стыда, откровенно, всё — своим близким промышленным группам и полнейшее безразличие к другим. Экономику валят. Не знаю, прав ли ты, что это делается по команде из-за бугра, но делается не от большого ума. Я не уверен, что лично президент понимает возможные последствия, советники же его явно не бескорыстны. Взять, хотя бы, пресловутые аукционы по продаже госсобственности, или чехарду в таможенных правилах! Они изменяются в угоду конъюнктурным интересам угодных лиц, ну и….Ладно, полковник, не буду загромождать наш разговор примерами. Сразу скажу: эта команда не способна, да и не хочет, думать масштабно, в интересах страны… — он поставил рюмку на стол и презрительно добавил, — человечки….Ну, а у тебя, Лев Гурыч, кто экономикой займётся? Ведь ты сам, извини, в этих вопросах не силён…

— Ты займёшься. — Раз задан такой вопрос, можно и пробный камень бросить, подумал он.

— На меня не рассчитывай. Я на этой шахматной доске слишком тяжёлая фигура. Покрупнее ферзя. Мне проиграть невозможно, а шансы твои на успех, сам понимаешь, проблематичны. Деньгами поддержу. В разумных пределах. Советом тоже помогу. А на личное участие претендовать не смею….Может быть, подскажу одному из своих толковых ребят….Ты сможешь с ним поговорить…..не раскрываясь до конца….

— Вообще-то нам нужен пока хороший экономист не макро- вопросы решать. До этого ещё дожить надо, полномочия получить. Но я, понятно, думал об этом. Экономическая программа коммунистов, представляется, достаточно убедительной. И сам разработчик программы, Глазьев, — не член КПРФ…..Хотя, если бы и был коммунистом, это — не помеха…

— Глазьева я знаю. Он — теоретик. Головастый мужик, но теоретик. Не практический работник. Командовать экономикой не сможет. Экономикой вообще нельзя командовать….А коммунизмом меня, брат, не испугаешь, в его теории много хорошего. Я, ведь, в своё время не с идеей поссорился, а с практикой её осуществления. С дураками, которые пытались строить коммунизм….одним бульдозером….И лозунгами.

— Вот видишь, мы с тобой, Борис Карлович, сходно мыслим….А насчёт твоего личного участия, — будет время, поговорим…..Победить же я намерен твёрдо. Я не политик, мне простая популярность не нужна. Россию спасать совесть обязала.

— Считай, договорились. Деньгами помогу твоему делу. Ты прикинь, сколько потребуется, скажем, на месяц….А продолжение финансирования я обещаю. — И, хитро подмигнув Иванову, добавил: — Кстати о коммунизме Папа Римский, Иоанн Павел II, сказал нечто такое — его идеологию нельзя огульно отрицать, не признавая за ней никакого "ядра истины", и что капитализм изменился во многом благодаря социалистической мысли. Как видишь, мои многие миллионы не мешают мне читать и думать.

— Спасибо, господин капиталист. Ты достойный последователь Саввы Морозова…

— Сравнил! Это даже обидно, Лев Гурыч. Морозов на торговле нажился, а я — производственник! Этим горжусь. Купец — посредник, а я…я произвожу блага для народа моего. И рабочие места создаю…

— Ну, ну, извини. Обидеть тебя никак не хотел. Хотя Савва промышленником был, мануфактурщиком… Сравнил же…

Звонок телефона прервал его неловкие оправдания. Иванов взял трубку и, услышав голос Кличко, весело сказал:

— Вот и Мария едет. Спектакль закончился, а я просил Славу, привезти её. Едут.

— Однако я засиделся, — Горьков поднялся, — а меня ещё работа ждёт. У миллионеров рабочий день не нормирован, ладно хоть выпить в промежутке не возбраняется… Давай, Лев Гурыч, налей по последней, а я дождусь твою красавицу, поцелую ей ручку и поеду….

Успех встреч с миллионером и журналистом окрылил Иванова. В обоих случаях он верил в удачу, но на такое быстрое согласие поддержать их с Петром замыслы, Лев Гурыч не надеялся. Это было хорошим предзнаменованием, подтверждало, что серьёзные люди разделяют их оценки.

Иванов позвонил Беркутову. После встречи с ним уже нужно будет "оформлять" создание Организационного штаба и начинать практические дела. Пока были важные, очень важные, но разговоры.

Уже положив трубку, условившись с Петром Николаевичем о встрече, Лев неожиданно подумал: организационный штаб…организация чего? Что мы создаём? О партии говорить рано. Может быть, не оргштаб, а подготовительный комитет? Инициативная группа?

Чёрт возьми! Ведь это тоже проблема, — или действовать подпольно, или создать нечто вроде ООО "Рога и копыта" на период формирования? А какой вид деятельности заявить, если пойдём регистрировать? Нет, вернее начинать без регистрации. А как тогда деньги взять у Горькова? Из рук в руки. Но такие суммы в кармане даже мультимиллионеры не носят…. Однако, сам Горьков по этому поводу ничего не спросил. Может быть, ему ясно?

Подпольно? Но создание целой сети газет не может остаться незамеченным. Да и не в наших интересах анонимность. Напротив, эти газеты сразу должны заявить о программе своих организаторов. Иначе, зачем сыр-бор городить? Значит, на первых порах — до получения контроля, хотя бы за десятком газет, — всё-таки подпольно. А уже после одновременной программной публикации в нескольких городах, заявить о создании организации….Так будет вернее. Эту тему тоже нужно обсудить с генералом, — Лев почему-то любил называть Петра Николаевича именно так. — Прав он, юрист с соответственной специализацией нам нужен. Подобные вопросы будут всё время возникать, если их не продумывать сразу. Почему я не спросил Петра, с кем именно он советовался? Всё же, руководитель из меня пока никакой. Слава Богу, Беркутову опыта — не занимать!

Иванов присел возле компьютера. Нужно записать перечень вопросов для разговора с Петром Николаевичем….В оргбюро же, пусть пока так будет — оргбюро, — сразу же включим юриста — правоведа….Он застучал пальцем по клавиатуре….

 

Фрагмент 7

И всё-таки, — штаб. Организационный штаб.

Вслух эти слова были произнесены вчера, когда они собрались вместе на первое официальное заседание. Если, разумеется, не считать их разговоров с Петром, — и вчера, и позавчера, и третьего дня, когда они обсуждали, кого следует пригласить и ввести в состав штаба.

…Лев Гурыч, проделав рекомендованную ему восстановительную зарядку, расположился в облюбованном кресле у окна. Прикрыв глаза и удобно пристроив на пуфике загипсованные ноги, он воспроизводил в уме вчерашнее заседание. Официальное заседание, — потому, что появился первый протокол, который вёл секретарь, — он же юрист, старый знакомый генерала и, как выяснилось, и Льва Гурыча.

Юрист II класса Данила Григорьевич Ганжа тоже недавно стал пенсионером, охотно откликнулся на просьбу Беркутова проконсультировать его в качестве правоведа по "некоторым вопросам", чётко сформулированным Петром Николаевичем. Первое заседание, что не говори, — событие, хотя со всеми его участниками и он, и Пётр уже все эти вопросы обсуждали.

Заседали долго. Не раз ходили в кухню варить кофе и чай, съели целую банку варенья и, едва ли не килограмм сухого печенья….и всё же осталось много нерешённых вопросов. Сам протокол ещё требовалось отредактировать, — так договорились вчера, расставаясь и расходясь по домам. Сделать это должен был он, Лев. И сделать "по-умному", не всё, о чём говорили, следует записывать. Это, — как бы официальная бумага, предназначенная, если понадобится, для регистрации их объединения, статус которого в рамках дозволенного законами пока тоже не определили. Над этим обещал подумать Данила, хотя генерал и буркнул: "кому это нужно? В игрушки играемся, господа-конспираторы"…

Итак, Беркутов и Иванов, употребляя уже ставшую привычной фразеологию времени рыночной экономики, — учредители.

Когда Иванов узнал, кто именно помогал Беркутову разобраться в специальных юридических тонкостях, он без колебаний согласился, что "Данила подходит", и попросил друга переговорить с ним более конкретно. И вот, Ганжа — член оргштаба, он же взял на себя и секретарские, и бухгалтерские вопросы, заверив обоих учредителей, что разберётся с формальной стороной денежных отношений с Горьковым, хотя Иванов сразу предупредил, что контакты с магнатом будет осуществлять только он сам. Разумеется, Ганжа полностью разделял мотивы, побудившие отставных милиционеров ввязаться в политику. Вопиющая несправедливость "дикой" капиталистической действительности вызывала у него такое же неприятие, как и у них.

Четвёртым штабистом стал Алексин. Он пришёл с разработанной тематикой публикаций на первый период работы партийной печати, рассчитанной на разные уровни читательской аудитории. Особенно тщательно были продуманы стиль и тематика выступлений для молодых рабочих и для школьников. То есть, для тех, чьё сознание, моральные ценности формируются массовой "культурой" и учебниками "от Сороса". Рассказывая о своих намётках, журналист увлёкся, и подробно обосновал, почему именно он решил разговаривать с теми или иными читателями по-разному. Особенно важной он считал подачу материалов — с дерзкими рисунками, эскизы и темы которых для первых выпусков он тоже продумал, полагаясь на графическое мастерство художников местных газет.

— Читать наша молодёжь отвыкла, — горячо говорил Павел Алексеевич, раскладывая на столе принесенные с собой рисунки. — Её внимание сначала нужно привлечь интересным рисунком, парадоксальным вопросом, интригующим заголовком, и тем побудить прочитать предлагаемые материалы. Очень важно писать коротко. Длинные статьи читают подготовленные люди. Наш же потенциальный читатель…

Он говорил долго и подробно, но, слушали его с неподдельным интересом, отмечая такую важную для творческих людей увлечённость не только рассказом, но и задачей.

И Беркутов, и Иванов подумали одновременно, что с выбором Главного редактора они не ошиблись.

Здесь же, на заседании штаба попросили Иванова подготовить проект Программного заявления, с которым решили выступить после начала функционирования первых 10 газет в регионах. Заявление должно быть кратким и содержать:

— оценку внешнеполитической деятельности руководства страны во взаимосвязи с агрессивными амбициями Соединённых Штатов;

— оценку резкого снижения обороноспособности России как следствие политического курса её руководства;

— вывод об обязательности крутого поворота политики правительства на укрепление жизнестойкости государства; и,

— заявление о необходимости выдвижения в руководство страны новых патриотически-ориентированных политиков.

Называть конкретные фамилии кандидатов и заострять внимание на изменении экономического уклада страны на этом этапе решили нецелесообразным и в протоколе первого заседания об этом не упоминать. После недолгого обсуждения, сошлись на том, что экономика — тема следующего заявления, время которому наступит при формировании региональных ячеек будущей партии. И это время наступит, вероятно, через 6–8 месяцев. Впрочем, всё дальнейшее будет уточняться по мере развития событий.

По предложению Петра Николаевича решили, что при выдвижении будущего кандидата берётся ориентир на Льва Гурыча Иванова. Все газеты партии (посмеялись немного: приступили, мол, к делёжке шкуры неубитого медведя, газет-то пока нет!), начнут упоминать его фамилию в связи, конечно, с милицейской работой. Алексин взялся подумать, как это сделать ненавязчиво. Но пусть читатели — так называемый "электорат" — привыкают к новому для них имени. Когда этот вопрос обсуждали, Иванов выразил было сомнение, но генерал, — он руководил заседанием штаба, — прикрикнул на него, обозвал интеллигентствующим студентом, и Лев понял правоту товарищей. Впрочем, слово интеллигент он обидным не посчитал.

Достаточно долго обсуждали возможные варианты названия партии, но ничего не решили. Пока ориентировочно — РВС — России Верные Сыны. Замыслу отвечает и, в то же время, не раскрывает его. А для людей старшего поколения — с намёком на патриотическую повесть Гайдара. Настоящего Гайдара, Аркадия Гайдара. Что ж, название пока не к спеху, название пока ждёт…

Лев Гурыч встал с кресла и, медленно, осторожно ступая, но, не трогая костыль, прошёл к книжному шкафу. Взял одну из книг Леонтьева, — выстроились они на одной полке — все с авторскими надписями, — как же! Автор был благодарен прототипу своего героя….Был бы жив Николай Иванович удивился бы, что во многих книгах на полях Лев поставил вопросы, а кое-что выразительно подчеркнул….

….Вот, — пишет Леонтьев о Сталине, пишет резко негативно, — и тут же: "…но с его именем на губах умирали в бою…", но "с его идеями надрывались на стройках…", но "свято верили в идею…". Великая Победа одержана"…не благодаря, а вопреки существующей системе…"!! Наивный человек автор…или глупый? Нет, конечно. Не глупый, но одураченный, вылитыми на него потоками лжи, наивно уверовавший в болтовню демагогов, подобных искусствоведу Лихачёву или писателю Залыгину…

Как же удалось такое? Ведь искалечено сознание не одного человека?

Иванов снова устроился в кресле у окна. Он вспомнил откровения Даллеса, прочитанные им Алексину во время недавней встречи. Высокопоставленные иуды нашлись. Они расставили на посты руководителей всех влиятельных СМИ своих людей, готовых за деньги, большие деньги, и снисходительное признание за рубежом порочить всё советское. БАМ, Ленинградская защитная дамба, многое другое подвергалось осмеянию как выдумки властей, зарывающих триллионы рублей в землю, отрывающих силы и средства от нужд простых людей. На неискушённых обывателей влияло….Пропагандистская нужда прошла. И сегодня Байкало-Амурская магистраль построена. Лихорадочно, — успеть бы к столетнему наводнению, — строится дамба в Питере.

У Льва Гурыча остро заболела голова. Такие раздумья разрушают нервную систему. Он рассосал таблетку нифедипина…Однако, почему он мысленно объединил Лихачёва и Залыгина?

Один — академик, провозглашённый "культурной" интеллигенцией чуть ли не как "совесть русского народа", другой — второразрядный писатель, но с должностью: редактор толстого журнала, — что у них общего?

Лев Гурыч вспомнил, какое испытал отвращение, когда слышал по радио, как Лихачёв рассказывал с завистливым придыханием, о своей молодости. Как он, бедный студент, был допущен в богатую квартиру профессора. С чёрного хода, с угощением чаем… на кухне… — Вспомнив, Иванов брезгливо поморщился. Это ладно. Но, ставший в "этой стране" академиком, Лихачёв одним из первых начал атаку на всю культурную политику советского периода. И его сомнительные откровения подхватили как знамя политики-демократы в своём разрушительном стремлении опорочить всё советское…Знамя. Знамя разрушения…

Залыгин и Лихачёв объединились в резкой критике так называемого "поворота сибирских рек". И дело даже не в том, что сам термин этот выдумали пропагандисты-недоумки (о каком "повороте" можно говорить, если проект предполагал взять менее 6 % стока одной из рек!). Дело в другом: критикуя конкретные положения проекта, эти…люди, претендующие на роль совестливых людей, даже не задались вопросом о том, ради чего задуман проект?

Ради спасения здоровья и даже жизни миллионов людей в республиках Средней Азии! — именно эта тема была хорошо известна Иванову. Он не раз бывал в Узбекистане, Киргизии, — знал, как страдают там люди от недостатка воды, да и читал немало ещё во время прошлого пребывании на излечении после ранения в грудь. — Можно спорить о качестве проекта. Если нужно, переделать проект! Но нельзя отказываться от самой идеи проекта! Стыдно!

К чему вспомнилось об этом Льву? Трудно сказать, но этот пример показался ему характерным для морального облика новых политиков. Особенно из числа устремившейся в политику, так сказать, интеллигенции. Почему "так сказать"? Почему-то в этих кругах считают интеллигентами писателей да артистов, про настоящую интеллигенцию — врачей, инженеров, учителей постоянно забывают… Вот в этом, пожалуй, Сталин был не прав, — назвал писателей "инженерами человеческих душ", а, ведь, этому определению они соответствуют только при очень "штучном" подходе. Впрочем, назвал инженерами, тем возвысив их до значимости инженеров, до уровня созидателей… Но об этом-то монополисты микрофонов и печатных страниц в гордыне своей не говорят…Вот и рассуждают с высоких трибун о том, в чём совершенно не разбираются.

Нужно поговорить с Павлом, — эту тему — тему огульного охаивания всех крупных начинаний советской власти, — важно хорошо проработать в тематике публикаций, ориентированных на более подготовленную читательскую аудиторию…Интересно, а как сам Алексин оценивает эти проблемы? Ведь, он тоже был в "группе риска", молодой ещё интеллигент периода всеобщего увлечения Лихачёвым? Согласится ли он с таким поворотом темы — сознательная дискредитация хозяйственных решений советской власти как способ её политического подрыва? Писать без внутреннего убеждения, конечно, можно. Но талантливо писать, — это вряд ли. Во всяком случае, это не для Алексина. Необходимо поговорить с ним неспешно и подробно. Кстати, посоветовать ему, посмотреть подшивки журнала "Звезда Востока" начала 90-х. Вон нынче и откровенный прагматик мэр Москвы заговорил о необходимости вернуться к проекту использования сибирских вод. Правда, он в своём амплуа, хочет продавать водичку. Что ж, ныне идеи торгашества выше идеалов гуманизма.

Если подойти к этой тематике творчески, то подойдёт в рубрику, — как её Павел назвал — "Большой обман", кажется?…Это поможет людям, сохранившим умение думать самостоятельно, осознать необходимость решительных перемен.

И всё же он устал. Всё же ослаб он заметно. Лев перебрался на диван и лёг.

А Вячеслав Кличко отдыхать права не имел.

В то самое время, когда в квартире Иванова заседал только что организованный штаб, он сидел в кабинете, крутился на своём любимом облезлом кресле и размышлял. Конечно, поручение Лёвы дело не служебное, но он привык выполнять поручения друга и пока ещё начальника, — ведь, до выздоровления Иванов числился в штатах Главка.

О планах Льва Гурыча и сдававшего свой пост Беркутова, он был осведомлен полностью и отлично понимал, почему друзья-начальники официально держали его в некотором отстранении. Ещё 3–4 дня и Пётр покинет свой генеральский кабинет, пройдёт ещё недели три, снимут врачи гипс у Лёвы, и он, полковник Кличко, останется в этом учреждении в одиночестве.

Разумеется, останется немалый штат сослуживцев, появится новый начальник (Вячеслав видел генерал-майора в обществе Петра), останется гора дел и срочных и рутинных, больше того, — в отсутствие Лёвы его личная роль, наверняка, возрастёт. Появится помощник, какой-нибудь майор или подполковник, обоснуется за столом напротив Славы…За столом, за которым он привык видеть Иванова…М-да….

Кличко включил компьютер и заказал поиск названий, адресов и телефонов московских городских газет и журналов. Список оказался настолько велик, что Вячеслав задумался, по каким ещё критериям произвести их отсев.

Задание Льва Гурыча в принципе не казалось сложным, — побывать в редакциях, поговорить с сотрудниками, желательно перемолвиться несколькими словами с главным редактором. Сделать первую прикидку в поиске того одного, двух, может статься, трёх изданий, с которыми в принципе стоило бы поговорить "о главном". Эти разговоры поведёт уже не он, действующий работник УВД. Задание не хитрое, если бы не огромный список названий.

Конечно, заявляться в редакции без легенды было нельзя, но придумывать благовидные мотивы расспросов, Слава был мастером непревзойдённым. Тем более что несколько "вялых" дел, ожидающих появления "вновь открывшихся обстоятельств", имелось в сейфе Кличко. Так что, сейчас главная трудность, по принципу того, что она первоочередная, была в выборе перспективных названий.

Кличко задумался. Если предложить компьютеру сгруппировать издания по учредителям….Вряд ли такая информация есть в базе данных. Да что она даст? В большинстве случаев учредители — физические лица или редакционные коллективы, — поди, узнай, что кроется за ними…. Впрочем, этой информации у него всё равно нет. Однако, с чего- то нужно начинать, и он выписал полтора десятка названий, ориентируясь на их территориальное соседство. Сунул блокнот в карман и вышел на стоянку к своему любимому "мерседесу"…

Только на следующий день, в четвёртой редакции, ему показалось, что он нащупал возможный вариант. Еженедельник "Квадратные колёса" размещался в большой квартире на первом этаже дома довоенной постройки. Обшарпанный фасад, подъезд с плохо закрывающейся дверью… Но возле входа в дом — застеклённая витрина с последним номером газеты. Кличко с интересом просмотрел его.

Газета, вероятно рассчитанная на автолюбителей, состояла на 50 % из всевозможной информации для них, длиннющей сводки о купле-продаже старых авто. Ещё 40 % газетной площади занимала реклама, а на остальной газетной территории разместились три статьи с острой критикой московских властей.

Вячеслав зашёл в редакцию. В большой комнате, похоже, переделанной из двух поменьше, за конторскими столами работали молодой человек и 2–3 женщины средних лет. Ещё одна за столиком с компьютером сидела возле самой двери, ведущей в глубь квартиры. Слава не мог разглядеть табличку на двери, но догадался, что это кабинет шефа. На него никто не обратил внимания и Кличко, присев на свободный стул и, закрывшись газетой, стал прислушиваться к разговорам сотрудников. Только минут через десять кто-то тронул его за плечо:

— Вы кого-то ждёте? — спросила одна из женщин.

Вячеслав вежливо поздоровался.

— Жду вашего Главного, вы же сказали, что он вот-вот подойдёт.

— Я?! — изумилась женщина. — Ничего я вам не говорила! А главный — у себя. — И, повернувшись к секретарше, — Света! Разве Степаныч ушёл куда-то?

Теперь на них смотрела уже вся комната. Кличко поднялся, подошёл к кабинету и, улыбнувшись Свете, попросил её, доложить редактору, что его хочет видеть представитель Министерства. Какого именно, он умолчал.

Через несколько секунд он уже был в кабинете — крохотной комнате, некогда служившей спальней.

Кличко представился, показал служебное удостоверение, и сказал, что в ходе одного расследования они заинтересовались практикой торговли в городе подержанными автомобилями. Попросил хозяина рассказать о посреднической роли их газеты…. В ходе разговора легко поинтересовался финансовым положением газеты ("нет, нет — чистая любознательность, к вам у нас профессионального интереса нет"). Сказал, что ему понравилось острое выступление газеты о безобразном отношении властей к нуждам водителей-пенсионеров. Резкую филиппику редактора в адрес правительства выслушал внимательно, разговор не поддержал и, поблагодарив хозяина за полученную информацию, попрощался.

Что ж, почин сделан. Можно дать Лёве первый адрес. Дальнейшая разработка за ним. Ноги в гипсе разговорам не помеха. Наоборот, помогут войти в тему. Мне же, — продолжать поиск. Во-первых, одна газета на столичный регион — это мало. А во-вторых, ещё не факт, что "квадраты" откликнутся на предложение сотрудничать! Впрочем, я тоже немного в людях разбираюсь, — подумал он, открывая дверцу машины. — Откликнется Виктор Степанович, должен откликнуться!

Получил поручение и отставной розыскник Василь Иванович Костеренко. Один из той группы бывших сотрудников милиции, которых Иванов не раз привлекал для выполнения сложных работ, требующих, порой, "свободного статуса", и с которыми Пётр Николаевич переговорил ещё в больничный период инициатора новой борьбы.

Костеренко был старше Льва Гурыча, никогда не работал в его непосредственном подчинении, но знал Иванова уже почти 30 лет и питал к нему безграничное уважение и доверие. Узнав от генерала о замысле лежавшего в госпитале Иванова, Василий Иванович без колебаний заявил о готовности поддержать его.

Теперь он должен был выявить максимально возможное количество ветеранских организаций в Москве и Подмосковье — "афганцев", "чернобыльцев", просто ветеранов труда и войны…Других организаций, где реально можно было ожидать патриотический отклик Задача сама по себе не простая, если учесть разнохарактерность таких объединений. Зато найти в этой среде тысячи достаточно активных и не приемлющих политику нынешнего правительства людей, причём в дееспособном возрасте, казалось вполне реальным. Василий Иванович взял на себя наладить контакты с ними.

Встречаясь с ветеранами, Костеренко полагал (так они и с генералом обговаривали) организовать для них серию встреч с ветеранами Министерства внутренних дел для лекций и бесед по всех волнующих проблемам роста преступности. Беркутов и Иванов считали, и Костеренко был согласен с ними, что это прямой путь к привлечению многих союзников. А это могло бы стать началом создания партийных ячеек, когда появится необходимая подготовка в печатных СМИ. Создание же таких ячеек становилось абсолютно необходимым, так как для общероссийских партий законодательно был установлен минимальный порог численности.

….Сейчас Василий Иванович сидел в уголке крохотного зала, скорее большой комнаты, в которой проходил то ли митинг, то ли собрание районного отделения "чернобыльцев", которые взволновано обсуждали, как реагировать на новое постановление правительства о сокращении льгот для ветеранов ликвидации чернобыльской аварии. Кто-то предлагал выйти на демонстрацию с лозунгами протеста, кто-то звал выставить пикет возле Белого дома и устроить драку с милицией, если попытаются помешать… Общее же настроение было угрюмо-безнадёжное. Как выразился один из выступавших, "на хер они нас посылали, и будут посылать…"

Костеренко вышел вперёд.

— Ребята, — негромко сказал он. — Вы извините меня, за такое обращение. Я много старше большинства из вас, посидел здесь, послушал вас…. Да, я не представился: милиционер я бывший, полковник в отставке. Подрабатываю шофером. К вам забрёл почти случайно, но послушал, как вас в очередной раз унизили…Сказать хочу, ваши протестные вспышки толку не давали и не дадут. Нужна политическая борьба не против этой власти, а за другую власть, понимающую нужды простых людей. Мы, группа ветеранов милиции, решили…

— Хватит! Опять к коммунизму звать будете, — зло крикнул кто-то из зала.

— Нет, — спокойно ответил Костеренко. — Из всех "измов" мы только к патриотизму будем звать. И, кто не хочет просто галдеть и браниться… я готов подробнее поговорить.

В этот вечер Василий Иванович заручился поддержкой одиннадцати членов Союза чернобыльцев. — Ну, футбольную команду мы укомплектовали, — пошутил он. — Будем пробиваться в Высшую лигу, в самую высшую.

 

Фрагмент 8

Лететь на Урал Беркутов решил последним рейсом. И, хотя вечера по летнему времени были длинными и светлыми, на посадку самолёт пошёл уже в сумерках.

Едва Пётр Николаевич спустился с трапа, к нему подошёл молодой человек в штатском, но с заметной военной выправкой:

— Здравия желаю, господин генерал! Аким Акимыч приказал встретить вас и проводить к нему на дачу, — и уже совсем другим тоном добавил — сам он, приказано доложить, шашлычок готовит. Это он никому не доверяет!

— Отставить….- проницательно взглянув на встречающего, Беркутов, уже уверенно повторил — отставить, капитан! Что ж, спасибо за встречу, везите меня.

Они прошли к светлому фольксвагену — пассату последнего выпуска, стоявшему возле самого выхода из здания вокзала, капитан открыл дверцу, помог гостю сесть и расположился за рулём.

— Здесь близко, товарищ генерал, километров двенадцать, — сказал он, трогаясь.

….Машина, свернув с шоссе на второстепенную, но тоже асфальтированную дорогу, выскочила на взгорок, с которого открылся вид на волнистые гребни гор, еще подсвеченные догоравшим вечерним закатом. В просвете леса мелькнула серебристая лента реки… — Красиво, — сказал Беркутов, — красива русская земля. А мы уже привыкли к каменным громадам вокруг. А вместо пламенеющих от закатной зари гор, — мерцающая, бьющая по глазам, реклама, реклама, реклама… — он глубоко вздохнул и замолчал. — Машина резво "сбежала" с пригорка и нырнула в туннель подступившего с обеих сторон леса…

Дача коллеги стояла на краю небольшого дачного посёлка, построенного ещё в годы оные. Во всяком случае, в поле зрения не было привычных для московского взора неуклюжих построек с башенками, куполами и шпилями, — столь полюбившегося скоробогатому люду псевдоисторического стиля "а ля западная старина".

Едва въехав в посёлок, "VW" свернул с дороги и уткнулся носом в невысокие ворота в тоже невысокой изгороди, сложенной в решёточку из белого кирпича.

Капитан выскочил из машины, просунул руку в проём и отбросил щеколду.

— Сигналить не будем, — весело сказал он Петру Николаевичу, — сюрпризом нагрянем. Аким Акимыч, наверняка в саду за домом, у мангала колдует.

Они обогнули дом и вошли в сад. Действительно, начальник областных сыщиков, одетый в домашнюю одежду, склонился над переносным мангалом и подправлял жар. Уже нарезанные кусочки баранины и большие сочные круги лука, нанизанные на шампуры, в полной готовности к завершающей обработке лежали в большой миске с остатками маринада….Увидев вышедшего из-за угла дачи Беркутова, Аким Акимович выпрямился, вытер руки висевшим на ветке дерева полотенцем, поспешил навстречу.

— Дорогой гость! Как добрались до нашего далека из златоглавой?

— Спасибо, Аким. В наше время ваше "далеко" не так уж далеко. В самолёте чуть больше двух часов, а здесь — сразу под опеку капитана Серёжи….

— Проходите, Пётр Николаевич…И ты, капитан, — прошу к столу. Я здесь один хозяйничаю. Евдокия Калениковна сегодня в городе осталась…

— Разрешите отказаться, товарищ полковник. Я бы с удовольствием, спасибо, но….

— Знаю, знаю….Ты прав, езжай, я уже и так задержал тебя. Благодарю, что доставил ко мне старого товарища… — и он, обняв Беркутова за плечи, увлёк его к дощатому столу под развесистой яблоней. — Давай, Пётр Николаевич, выпьем стопочку за встречу. Пока шашлыки поспеют.

Разговор старых знакомых, давно не имевших возможности пообщаться, шёл неспешно. Тёплый летний вечер, скорее, уже ночь, краснеющие угли мангала и всё ещё тянувшийся с него лёгкий дымок с запахом уже съеденного шашлыка, две бутылки "медвежьей крови", предварённые "маленькой" коньяка, — создавали атмосферу доверительности и дружелюбия.

Когда были исчерпаны взаимные новости и рассказано об острых моментах милицейских будней, Пётр Николаевич сообщил, не вдаваясь, конечно, в детали, о планах полковника Иванова и своём решении принять в них активное участие.

— Лихо поступили, товарищи мои дорогие. Что ж, кто-то должен же был решиться. Не так давно я прочитал стихи сегодняшнего поэта Корнилова. Там есть такие слова: "Перешёл в набат благовест, И нельзя избежать борьбы. Могут вынести русский крест Только наши с тобой горбы". Да, действительно, нельзя медлить, нельзя избежать борьбы! Я всегда уважал Льва Гурыча, хотя лично с ним по конкретным делам не работал, но слышал о нём много. И ты, Петро, молодец, что поддержал его. Я, к сожалению, пока не могу присоединиться к вам….

— Это понятно, Аким. На нашей службе нельзя…У нас же так случилось, что разговор со Львом Гурычем состоялся в тот самый день, когда я подал рапорт о выходе на пенсию… На прямое твоё участие я и не рассчитывал…Ну, а помочь советом…Поможешь?

— Великое противостояние, — Пермяков поднял глаза на юго-восток, — на тёмном небе, словно красный раскалённый уголёк из мангала, светился Марс. — В этом году, генерал, Марс так близко к Земле, как не был уже много тысяч лет….На днях в газете читал….И у нас в стране — великое противостояние назревает. За великое дело вы взялись….Разумеется, помогу. Людей разумных, подумаю немного, и подскажу. Есть такие, конечно есть, но подумать немного должен. Завтра продолжим разговор, ладно? Прямо скажу, Пётр Николаевич, неожиданно это…В голове утрястись должно…. Рекомендовать на такое дело нужно ответственно.

— Согласен, Акимыч…И понимаю. Потому и приехал именно к тебе. Ладно, давай на покой. Это мне, пенсионеру, — каждый день выходной. А к тебе и ещё один серьёзный вопрос: очень мне важно твоё мнение о соседях-коллегах… Я, ведь, многих, особенно "новой волны", больше по телефону знаю…Да и не все из старых работников сохранили честь…. Ладно. Где спать прикажешь?

Пермяков поднялся.

Аккуратно убрав со стола, хозяин и гость направились в дом — одноэтажное строение из белого кирпича с мансардой и остеклённой деревянной верандой на крыше гаража….

Утром после нехитрого завтрака Пермяков и его гость поехали в город. За руль "фольксвагена" сел сам хозяин. Быстрая лёгкая машина домчалась до здания Управления менее чем за полчаса.

Полковник вошёл в здание, договорившись с другом о встрече вечером в своей городской квартире, а Пётр Николаевич прогулочным шагом направился к набережной. Через час он должен был вернуться к Управлению и поступить в распоряжение капитана Серёжи, которому Пермяков поручил на своём "VW" показать генералу город, а потом проводить в библиотеку и обеспечить возможность познакомиться со всей периодикой области.

Поездка по городу заняла почти три часа, — показать было что, а Беркутов впервые оказался здесь в качестве туриста. Ранее, бывая в городе, он всегда был поглощён конкретными и, откровенно говоря, далёкими от познавательного интереса делами.

В библиотеке, благодаря стараниям своего гида, Пётр Николаевич расположился в небольшой комнате рядом с читальным залом, а на соседнем столике была навалена груда подшивок, просмотреть которые казалось невероятным. В городе издавалось много газет. Да и, признаться, генералу уже давненько не приходилось лично лопатить подобные залежи. Однако назвался груздем, — полезай в кузов. Верочка была далеко, и других подчинённых нет, поручить листать газеты, было некому. К тому же, он не смог бы объяснить, что именно следует искать. Ему важно было понять дух той или иной газеты….Тяжко вздохнув и тщательно протерев очки, Беркутов приступил к работе.

Когда около восьми вечера Пётр Николаевич позвонил в дверь квартиры Пермякова, встретила его дружелюбно и радостно Евдокия Калениковна, Акима ещё дома не было, но он звонил и сказал, что вот-вот появится.

В этой квартире Беркутов уже бывал и, осмотревшись по сторонам, отметил, что живут хозяева достаточно скромно. Никакого новомодного оснащения в квартире не появилось, если не считать персонального компьютера с причиндалами. Даже телевизор в углу гостиной был ещё советского образца, впрочем, по словам хозяйки, работал вполне надёжно.

Пермяков приехал минут через пятнадцать и, извинившись перед гостем за опоздание, сказал, что был у генерала — начальника областного УВД, — и позвонил домой сразу же, как только освободился.

После ужина мужчины уединились в застеклённой лоджии. Пётр Николаевич коротко рассказал о своих изысках в библиотеке, отметив, что общее впечатление получил и надеется, что с кем-нибудь из местных газетчиков найдёт возможность сотрудничества. Аким Акимович в свою очередь сообщил, что весь день в промежутках служебных забот думал о ночном разговоре с Беркутовым.

— Понимаешь, Петро, людей честных и умных у нас очень много. Таких, кто разделяет наши тревоги, среди них — большинство. Я, разумеется, на эти темы с ними не говорил. Но настрой людей и проявляется, и ощущается. Но тебе нужны те, кто мог бы пойти на решительные шаги, так ведь? Полагаю, что ты мог бы встретиться с заместителем нашего начальника РОСТО, он и системой автомотошкол руководит, майор запаса, ветеран-афганец, — с Добролюбовым. Считаю, что подойдёт тебе и бывший секретарь райкома Матвей Коломиец. Он пенсионер, работает консультантом в небольшой строительной фирме. Насколько знаю, в КПРФ не вступал, но иногда печатается в областной газете. Я его лично знаю много лет. Никогда, извини за выражение, занудой и начётчиком он не был. Может быть, с них начнёшь….разговоры свои?

— Спасибо, Аким. Как организовать встречи?

— Сразу с обоими или…

— Нет, нет. Первые контакты строго наедине. Потом видно будет.

— Добролюбову я могу домой позвонить. Прямо сейчас. Скажу, что мой знакомый москвич хочет поговорить о……скажем, о системе тренировок мотоспортсменов в РОСТО. И предложу познакомить вас….Допустим, завтра? Подойдёт?

— Звони. А с Коломийцем?

— С Коломийцем завтра переговорю, тоже по телефону. И попробую договориться о встрече вечером. Кстати, моя роль — только познакомить вас… И сразу ухожу

— Конечно. Ещё раз спасибо и звони Добролюбову

Друзья вернулись в гостиную, и Аким Акимович присел к телефону….

— Да, Иван Абрамович, вы совершенно правы, — проблемы РОСТО и мотоспорта в частности в круг моих сегодняшних интересов не входят. Полковник Пермяков, мой старинный сослуживец и друг, рассказал мне о вас. И, судя по нашему разговору, вы разделяете тревогу мою и моих товарищей за судьбу нашей Родины. Да, я просил Акима Акимыча свести меня с порядочными людьми в вашей области, с настоящими патриотами… Увы, настоящие патриоты в России нынче не в моде…. Я расскажу вам очень коротко о наших замыслах, после чего вы сможете решить, по пути ли нам. И нужно ли продолжить наш разговор. Не возражаете?

— Слушаю, Пётр Николаевич

— Я и ряд моих московских друзей поняли, что в силу разных причин мы разделяем вину за нынешнее трудное положение страны. Мы остро ощущаем возможность гибели России в качестве независимого государства. Мы решили начать политическую борьбу, чтобы попытаться изменить гибельный, мы уверены в этом, курс правящих кругов. Нам нужны соратники в регионах России. Ответственные соратники, способные организовать работу в областях и республиках. Можем ли мы рассчитывать на вас?

— Ответственное предложение. Я должен подумать. Хотя на ваш по смыслу принципиальный вопрос готов ответить сразу: я желаю успеха вашим замыслам, но смогу ли я принять на себя организационные дела? Как мыслится финансирование, это же крутые деньги понадобятся? Нужна ли организационная структура? Степень легальности?…

— Иван Абрамович! Понимаю вашу осторожность. Думайте. Я буду в вашем городе ещё 3–4 дня. Позвоните Акиму и мы с вами детально обсудим проблемы. Пока же скажу одно: мы не заговорщики, действовать намерены в пределах законов. Я приехал с определёнными соображениями, но не будем о них, пока вы не примете решение…

— Ваш разговор со мной, Пётр Николаевич, — это серьёзное доверие. Спасибо. Позвоню обязательно.

Крепко пожав друг другу руки, они расстались….Со взаимными надеждами.

Встреча с бывшим секретарём райкома должна была состояться в этот же вечер.

Как сказал Пермяков, Коломиец удивился звонку начальника угрозыска области, однако, на встречу с московским знакомым полковника согласился сразу. Она состоялась в офисе фирмы, где у консультанта был крохотный кабинетик. Пермяков подвёз Беркутова к зданию фирмы. Матвей Егорович встретил их у входа в подъезд. Обменялся шутливым приветствием с полковником и пригласил гостя к себе.

Пётр Николаевич несколько недоверчиво осмотрел комнату, едва ли не кладовку, где работал Коломиец, но ничего не сказал. Однако, на всякий случай, включил в кармане скеллер.

— Матвей Егорович! — он решил, что в данном случае прощупывающие разговоры не нужны. Тем более, что за пару часов между встречей с Добролюбовым и визитом к Коломийцу генерал побывал в уже знакомой библиотеке и просмотрел выступления Коломийца в газете, — их содержание вполне подошло бы и к замыслам Иванова и Алексина. — Матвей Егорович, Пермяков по телефону не мог рассказать вам о цели моего визита. Поэтому, — сразу к делу.

— Прошу вас, Пётр Николаевич. Ваше имя, — это всё, что сказал мне мой давнишний знакомый Аким.

— Беркутов. Коллега Акима, только-только ушёл на пенсию. До недавнего времени был начальником Главка МВД. Суть вопроса. Группа старших офицеров нашего ведомства, все отставники, — вы поймёте, почему я это акцентирую, — приняли решение о вступлении в политическую борьбу за принципиальное изменение политической линии нашего российского руководства. Мотивы: считаем нынешний курс пагубным для страны. Осознаём, что есть и наша вина в нерадостном положении страны. Принципиально принимаем только конституционные возможности изменения курса. Нам нужна поддержка в регионах. Как вы относитесь к нашим замыслам?

— Это не авантюра? Насколько серьёзно вы продумали реальности ваших замыслов? Вы можете, хотя бы в общих чертах поделиться?

— Разумеется. Для того и просил Акима рекомендовать мне местных порядочных, сохранивших честь людей. Он назвал вас, поэтому я просил вас о встрече.

— Спасибо Акиму. Я внимательно слушаю вас….

….В своей взрослой жизни Матвей Егорович испытал два потрясения.

Просто и понятно всё было до встречи с майором-пограничником осенью 86-го. Только что прошёл очередной съезд партии, на котором с программным докладом выступил новый Генеральный секретарь Михаил Горбачёв. Недавно избранный секретарём райкома Матвей совершенно случайно встретился с человеком, который не разделил его чуть восторженное мнение о новом руководителе партии. Майор — примерно ровесник Матвея. Он окончил высшую школу КГБ. На заставе, куда сам Матвей приехал с небольшой делегацией, майор был по делам службы. До парома, на котором им обоим предстояло вернуться в "цивилизованные" места, было больше трёх часов и они пошли побродить по лесу, примыкающему к территории заставы. Сначала майор (Матвей записал его имя и фамилию, записку эту потерял, за что корил себя, но так и не вспомнил имя майора), сначала майор поразил Коломийца своим кругозором и начитанностью. Выяснилось это тоже случайно. Матвей по какому-то поводу процитировал первые строчки одного рубаи Омара Хайяма, а майор продолжил цитировать. Усмехнувшись про себя, Коломиец прочитал несколько строк из "Мцыри" Лермонтова и майор тут же продолжил"…И если бы минутный крик мне изменил, Клянусь, старик, я б вырвал грешный мой язык!" — майор весело засмеялся — и, неожиданно перешёл на совсем другую тему. Он спросил мнение Матвея о новом Генсеке партии и с горечью заметил, что сам испытал огромное разочарование. "После пресловутого ХХ съезда и двадцатилетней идеологической спячки я ожидал, что молодой лидер партии сделает серьёзный анализ…Или, по крайней мере, публично заявит о необходимости всестороннего честного, объективного анализа периода руководства страной Сталина. Он промолчал…Он не сумел или не захотел понять, что трудности в стране прямо связаны с утратой идеалов, с цинизмом, который начал развиваться после хрущёвских "разоблачений"….Мерзость. Важнейшее дело, действительно важнейшее — покончить с культом личности Сталина, — сделали бесчестно, более того, лживо. Результат смешения в одну кучу великих свершений и ошибок, привёл к тому, что конъюнктурщики очень скоро "забыли" про свершения, ошибки же возвели в ранг преступлений….Вот это и есть преступление перед народом. Горбачёв обязан был поднять вопрос о честном анализе великого времени в нашей истории…Ох, боюсь, что этот человек не тот, кого мы столь ждали…"

Коломиец долго жил под впечатлением этого разговора. Он собственной совестью понял правоту майора.

Второе потрясение Матвей Егорович испытал, когда меньше, чем через десять лет, пророчество майора сбылось, и Горбачёв предал свою партию. Потрясение было столь велико, что он не вступил сразу в новую компартию. Потом число групп (он не мог воспринимать их как партии), спекулирующих на коммунистических идеалах стало расти, как на грибах…Матвей во многом соглашался с Зюгановым, но его робость, его половинчатое отношение к Личности Сталина (культ — плохо, но Личность была!) — удерживало Коломийца от вступления в КПРФ. Видимо, время идеологических переоценок ещё впереди. А страна катится вниз, может погибнуть вообще….Пожалуй, задача остановить это падение, — на первом месте. Поэтому он очень внимательно слушал московского генерала.

Пётр Николаевич подробно, не называя, понятно, имён рассказал о намерениях организации (про себя подумал: мы, ведь, уже — организация!), о предполагаемых методах её работы. Коломиец слушал напряжённо. Видно было, как он "взвешивал" в уме каждую фразу генерала, одобрительно кивал головой. Только один раз он прервал Беркутова, заметив, что подобная форма общероссийской газеты существует — "Деловой вторник" с центральной редакцией в Москве. Да и некоторые центральные газеты, вроде "Комсомольской правды", обзавелись филиалами в регионах.

— Мы несколько иначе собираемся организовать дело. Наш главный редактор будет только тематику и стиль публикаций предлагать. Главное, — широко привлекать местный материал…Мне, например, понравилась ваша последняя статья в городской "Вечёрке"…..Наша же задача наметить тематику, дать фактический аналитический материал для использования местными авторами. И рекомендовать форму изложения, ориентируясь на степень подготовки разных категорий читателей…Доходчивость же, пропагандистскую эффективность — обеспечите вы, люди, знающие специфику области и самые злободневные темы… Вы видите, я говорю так, словно вы уже дали согласие сотрудничать с нами…

— Я не могу не согласиться. Мои мысли очень близки к вашим тревогам. Я готов к работе. Что нужно делать?

Начался конкретный разговор, к которому готовился Беркутов, ещё обсуждая с Ивановым задачи своей поездки на Урал. Разговор о способах и формах создания областной ячейки будущей партии, о создании местного печатного рупора партии, о формах взаимодействия.

Поздним вечером он ещё раз посоветовался с Пермяковым и решил просить Коломийца возглавить всю их работу в области.

Ешё один разговор с Акимом Акимовичем имел большое значение для дальнейших планов Беркутова. Полковник подробно сообщил гостю о своём понимании настроения коллег в соседних областях. И эта информация Петра Николаевича не порадовала. Особенно огорчило, что, по словам Акима, его восточный сосед полковник Харченко потерял лицо, — установил близкие отношения с целым рядом коммерческих фирм, "отгрохал" в зелёном уголке близ самого центра города трёхэтажные хоромы и, собираясь тоже на пенсию, уже обеспечил себе местечко в одном из банков. Пермяков встречался с Харченко совсем недавно на региональном совещании "силовиков" в ведомстве представителя президента. Некогда хороший приятель после фуршета разоткровенничался в узком кругу коллег. Показатели работы у Харченко были лучше всех, на совещании его хвалили, но для профессионалов-сыщиков секрет его процентов раскрываемости был более чем понятен. Впрочем, в других уральских областях явных признаков коррупции Пермяков не видел. Новые же начальники отделов и управлений их профиля работали по 2–3 года, и об их человеческих качествах Аким Акимович знал мало. Не намного больше, чем сам генерал, который видел их во время встреч в Главке.

Огорчённый Беркутов спросил Пермякова, есть ли у него соображения, на кого можно опереться в "вотчине" Харченко?

— Трудно сказать, Петро. Бываю я у соседей не так уж редко. Сам понимаешь, наш преступный "клиент" в своих делах на границы областей внимания не обращает. Так что, по конкретным делам общаемся не только в начальственных кабинетах….Есть, конечно, подходящие для тебя люди… Но я их не так хорошо знаю, как своих. Может быть, встретишься с начальником ихнего УБОПа? Полковник Свиридов. Впечатление хорошее оставляет, но близко с ним я не знаком….И потом…Как ты мыслишь, возможно ли приехать в город и не повидаться с Харченко?

— Нет. Я или совсем не поеду к ним, или должен зайти к Харченко. Ладно, у вас я ещё должен погостить до конца недели. Буду думать….Да, Аким! А старик "Три Ф"? Жив он, я о нём давно не слышал, а ему, пожалуй, уже лет за 80?

— Фёдор Фёдорович? "Козырь треф", как наши подопечные уголовники его прозвали? Я видел его в прошлом году в ноябре на вечере в честь Дня милиции. Сидел в президиуме…..За спиной у мэра. Насколько знаю, он полностью отошёл от дел. Но, может быть, может быть….

— Ладно. И об этом подумаю…

В эту ночь оба ветерана милиции опять проговорили, чуть ли не до утренней зари. Пермяков откровенно сожалел, что его должностное положение не позволяет ему активно включиться в захватившие его помыслы дела друзей. Форсировать свой уход на пенсию он пока не решался, но обещал Петру Николаевичу всяческую помощь местным товарищам, возможную без нарушения этики службы.

На следующий день Пётр Николаевич решил побывать в некоторых редакциях.

Разговор с владельцем газеты "Камень-самоцвет" сложился для Петра Николаевича примерно так, как он и предполагал. С любопытством повертев в руках визитную карточку, на которой значилось "Пётр Николаевич БЕРКУТОВ, генерал в отставке. Город Москва" и чуть ниже: "Издательские интересы", хозяин газеты хмыкнул и поинтересовался, какими ветрами занесло москвича-генерала в их палестины?

Беркутов сразу "признался", что его фирма, располагая небольшим излишком прибыли, решила войти в дело нескольких провинциальных еженедельников. (Сами понимаете, зачем лишние налоги платить?) Газету "Камень-самоцвет" он присмотрел в местной библиотеке и вот, он здесь и готов предложить этой газете сотрудничество на выгодных условиях. Он также "признался", что, располагая некими связями в областных структурах, узнал о временных финансовых трудностях издателя, что и подвигло его совместить интересы своей фирмы с помощью коллегам. Сказал и о том, что ему понравилась фрондёрская направленность ряда публикаций газеты, но ей следовало бы придать больше конкретности, что, кстати, позволит и тираж увеличить. Наша же московская редакция претендует на определённое количество постоянных публикаций по своей тематике и со своим редакционным руководством.

Издатель — Августин Уральский, так значилось в выходных данных еженедельника, а "в миру" Осип Соломонович Бернштейн, — ломался не долго. Сразу предупредив, что предложенную москвичом "рыбу" договора о сотрудничестве он отдаст на анализ юристу, а сумму вступительного пая обсудит с главбухом, он предложил поговорить о форме сотрудничества.

— Как вы, господин генерал, мыслите чисто редакционное руководство местным, скажем так, филиалом вашей газеты?

— Подробно вы обсудите этот вопрос позже с нашим главным редактором. Пока же я вижу всё это, примерно, так: четыре или шесть страниц вашего еженедельника мы используем по своему усмотрению. Даём тематику на какой-то временной период. Тексты публикаций готовят наши местные коллеги. Например, о несправедливом использовании доходов государства. Даём фактический материал, разумеется, с соответствующими ссылками на источники информации. Опять-таки, к примеру: трое самых богатых людей страны, — Ходорковский, Абрамович и Фридман, — за прошлый год прибавили к своему личному капиталу более 8 миллиардов долларов. Прибавили, как всем известно, за счёт продажи за рубеж нефти и другого сырья. Это — факт. Второе, — недра, а это и есть сырьё, по Конституции, — всенародное достояние. Это — тоже факт, так записано в главном законе страны. Господин редактор! Всё это не ново, но многие ли ваши читатели это понимают? Как всё это касается непосредственно их? Так давайте посмотрим и третье обстоятельство, — сколько в вашей области живёт человек? 1,5–2 % от населения страны? Значит, соответствующая доля от этого прироста богатства, — отторгнута, выразимся вежливо, от ваших нужд. По очень грубым прикидкам, — это 150–200 миллионов долларов или 4,5–5 миллиардов рублей. Это касается всех. Лично вы, уважаемый редактор, ежегодно "дарите" этим бедолагам 1,5–2 тысячи своих кровных рублей. И не только вы, но и каждый член вашей семьи. Сравните эти цифры с бюджетом области, с вашими финансовыми прорехами….Наши местные журналисты смогут эти цифры расшифровать во всем известные нужды города, сделать понятными любому читателю! — Пётр Николаевич заглянул в свою записную книжку. — Кстати, у нас в прошлом году официально названы миллиардерами не только эти трое "неутомимых труженика". А суммарно их, так сказать, "заработок" превышает не только бюджет вашей области, но бюджетные расходы всего государства на социальные нужды, здравоохранение и культуру вместе взятые!! Правительство же, как заведенная пластинка с испорченной бороздкой, твердит: денег нет, денег нет…

— Схема вполне понятна. Такое взаимодействие возможно. Вы становитесь совладельцами газеты. Её общую направленность мы сохраняем. Редакционную политику определяем совместно, а на своих страницах — диктуете вы. Но, извините, господин генерал. Неужели вы думаете, что эти рассуждения интересны читателям? Их волнуют другие вопросы, — результат футбольного матча, цены на бензин, отношения между Аллой Пугачёвой и Филиппом Киркоровым…Кто выбил зуб Филиппу и было ли это вообще? И подобное… Правда, правда, потери личного бюджета их тоже заинтересует…. Однако, у вас, вероятно, не только просветительные цели. Потребуется и какая-то реклама, конкретная пропаганда. Идей или людей? Скажите откровенно, господин генерал, ваша фирма сотрудничает с коммунистами?

— В этом и должно проявиться мастерство журналиста, — рассказать важные вещи понятно и интересно для разных читателей. Надеюсь, таких журналистов мы найдём. И в Москве и у вас. Что же касается ваших вопросов, то отвечаю. С КПРФ мы не сотрудничаем. А насчёт пропаганды, вы правы. Хотя прочистка мозгов наших читателей от завалов многолетнего вранья официальных СМИ является нашей главной задачей, потребуется и популяризация наших взглядов и наших людей.

— Вы, конечно, не назовёте сейчас этих людей? Будем рассказывать о некоем гражданине Иванове? Или господине Сидорове? А потом в нужное вам время назовём нужную вам фамилию?

— Что ж, хорошая идея. — Беркутов улыбнулся. — Гражданин Иванов. Уважаемая на Руси фамилия. Пусть будет гражданин Иванов.

Из редакции Пётр Николаевич вышел с ощущением неудовлетворения собой. С одной стороны, разговор прошёл успешно и есть большая вероятность, что через несколько дней РВС приобретёт первый печатный голос. Пусть не в собственность, но право регулярных публикаций, что, в сущности, и требуется. С другой стороны, осталось чувство дискомфорта, чувство недосказанности, словно он в чём-то обманул собеседника.

Беркутов присел на скамейку в сквере и "прокрутил" в памяти прошедший разговор. Нет, неправды он не сказал, а откровенничать с деловым партнёром совершенно не нужно. Не нужно. Да и не безопасно.

У Петра Николаевича были адреса ещё двух редакций, но, подумав, он решил повременить с визитами. Если сорвётся договор с "Камнем-самоцветом", то Коломиец навестит их. Две же газеты в одной области пока не по карману. Деньги Горькова тратить нужно разумно. Его выезд на Урал по их с Лёвой договорённости охватит 3–4 области, где он, Беркутов, должен завязать контакты. После него поедет Ганжа. Он и оформит юридически то, о чём удастся договориться Беркутову.

Начало получается перспективное. Что будет дальше?

 

Фрагмент 9

В дни, когда Пётр Николаевич начал налаживать связи в глубинке России, Лев Гурыч улаживал свои больничные и служебные дела.

В госпитале ему сняли гипс, после чего хирург пригласил Иванова зайти на несколько минут в ординаторскую. Ещё раз осмотрев его, заставив пару раз пройтись по комнате, постоять на одной ноге, достать с закрытыми глазами кончик собственного носа, врач сказал:

— Не первый раз я провожаю вас, товарищ полковник, из госпиталя. Надеюсь, последний. Честно говоря, у многих были грустные прогнозы, когда вы почти неделю без сознания лежали. А теперь, — лёгкая хромота — жизни не помеха. В остальном — и голова, и внутренние органы, — в полном порядке. Но всё же, мой совет, желательно изменить образ жизни. Падение с пятого этажа не всегда так благополучно кончается…

— Учту, Вартан Тигранович. Я ухожу на пенсию. Буду спокойно жить, на рыбалку ходить….Хотя, это вряд ли… Никогда не увлекался рыбалкой.

— И ещё одно, Лев Гурыч: абсолютно обязательно закрепить курс лечения в санатории. Организм у вас крепкий, но два с половиной месяца в постели, тяжёлая нагрузка на сердце, на лёгкие. Лишённые ежедневной нагрузки, они склонны к заболеванию. Явных признаков оных я у вас не вижу, но 4 недельки спокойной жизни, с прогулками в лесу, по морскому пляжу считаю необходимыми. Соответствующие бумаги и вашему начальству, и в хозяйственное управление я уже направил. Рекомендую в Прибалтику.

— Прибалтика нынче заграница!

— Да нет. Лучший с лечебной точки зрения курорт на Балтийском побережье, — наш. Зеленогорск, Калининградская область. Не столь фешенебельно, как у некоторых, но условия оздоровительные отличные. Да и комфорта хватает. Вполне хватает. Там у Министерства обороны великолепный санаторий.

— Я бывал там, доктор. Правда, только по служебной надобности. Места там, действительно, изумительные. Сосновый лес, пляжей таких нигде нет.

— Ну и ладненько. Езжайте. Желаю успехов…и не встречаться нам больше!

— В этих стенах не встречаться, Вартан Тигранович! В этих стенах!

Не долго задержался Лев Гурыч и на работе. Приказ о его увольнении был подготовлен заранее. Пригласили на пять минут к генералу, новому начальнику…Прошёл по отделам, попрощался с коллегами…Сдал табельное оружие и служебное удостоверение. Присел за свой, или уже не свой, стол? Все бумаги Вячеслав давно вынул, рассортировал, нужные для работы взял к себе, остальное отнёс Льву домой….Посмотрели в глаза друг другу. Всё!

— С тобой, Слава, мы не расстаёмся….А в остальном….И это здание, и эти заботы теперь для меня — прошлое. Но какое дорогое прошлое! А….не будем об этом. Вечером сможешь заглянуть ко мне?

— Разумеется, Лёва. Я с тобой не прощаюсь, увидимся. Ты иди, и не грусти, пожалуйста. Хотя понимаю, как тебе трудно. Но ты думай о своём новом деле. Оно, пожалуй, поважнее всех прошлых…А тебе его с азов осваивать приходится.

Иванов вышел, тщательно закрыв дверь.

Ещё открывая замки своей квартиры, Лев Гурыч услышал надрывающуюся телефонную трель. Быстро вошёл, присел возле телефона. С радостью услышал голос Беркутова, с которым не связывался уже два дня. Дела у Петра складывались нормально. Их прогноз на поездку оправдался почти полностью. В трёх уральских городах Пётр Николаевич завязал перспективные контакты и подготовил почву для поездки юриста. Вот только Харченко? Беркутов колебался, возвращаться в Москву или всё же побывать и у него?

— Тебе, Пётр, на месте виднее. Мне же отсюда кажется, что съездить к нему нелишне. Раскрываться перед ним не обязательно, а там сориентируешься.

— Ладно, сегодня позвоню ему и выеду ночным поездом. У тебя-то как дела?

— Спасибо, господин генерал. Вчера с госпиталем распрощался, а сегодня — с нашей конторой. С сегодняшнего дня я законный пенсионер.

— С чем и поздравляю! Всего доброго, Лёвушка. В субботу, надеюсь, увидимся.

Лев Гурыч положил трубку и тут же раздался новый звонок. На этот раз звонил Гриша Смыслов, отставной сыщик, друг Костеренко. Да и с Ивановым их связывали тёплые доверительные отношения.

Высокий очень худой еврей, носивший вполне русские имя и фамилию, очень хорошо и похоже описан Леонтьевым в "сериале" про сыщика Иванова. Умный, очень физически сильный, несмотря на нескладную внешность, Гриша был сыщиком от бога и много раз помогал Иванову в его запутанных расследованиях. Когда его неожиданно пригласил в гости, ещё будучи начальником Главка генерал Беркутов, Гриша удивился. Он был знаком с генералом, раза два бывал у него в кабинете вместе со Львом Гурычем, но степень знакомства не предполагала посещать генерала дома. Однако, Григорий Ефимович не привык смущаться ни в каких ситуациях. После чая с вареньем, Беркутов доверительно сказал Григорию, что предполагает после очень скорой своей отставки заняться политикой и, в нескольких фразах сообщив о своих взглядах, спросил, разделяет ли Смыслов его оценки?…

Гриша сразу понял, что приглашение связано с его дружбой с Ивановым, и вполне допустимо спросить о позиции полковника. Пётр Николаевич не стал отрицать, что Лев Гурыч знает об их разговоре

— Полковнику Иванову я доверяю полностью и во всём. Это не просто слова, Пётр Николаевич. Это вывод после тридцатилетнего сотрудничества с ним. И хотя я не знаю ваших конкретных планов, я готов помогать вам, если потребуется.

— Спасибо, Григорий Ефимович. Пока мне важно знать ваше принципиальное мнение. Подробнее поговорим позже.

Лев после выхода из госпиталя, с Григорием ещё не встречался. Он поздоровался с Гришей, ответил на его вопросы о самочувствии и пригласил заглянуть к нему. Тут же договорились, что Смыслов заедет около пяти часов. "На чашку чая, как принято у англичан, на "five o' clock", — пошутил Лёва. Он уже раньше думал о привлечении к новым своим делам Гриши Смыслова, но видел целесообразность пока только в подключении его к работе Костеренко. Будущей партии нужны члены, достаточно много членов, иначе в регистрации откажут. Допустить это нельзя. Такие люди, как Григорий Ефимович, — убеждённые в необходимости начатой борьбы, — золотой актив партии. Его же профессиональные способности розыскника пока, слава Богу, не нужны. Но понадобятся, ой как понадобятся, когда мы громко заявим о себе и власти заметят нас. Этого не избежать.

….Чувство ответственности — тяжелейшая ноша. Добровольно приняв на себя огромную заботу, Лев Гурыч уже не мог не думать о деле непрерывно. Даже ночью Мария не раз ругала, просила его — Лёвушка, засни, тебе нужен отдых….Ты ещё не оправился полностью от болезни….Но мысли одолевали его. Правда, иногда он вдруг засыпал днём, коротко, почти не отдыхая при этом. Ложился на диван и отключался на 20–30 минут. Мысли изнуряли, хотя практически все очередные дела были уже продуманы и обсуждены с товарищами, которые и делали их.

Ко Льву домой, — квартира его органически стала штаб-квартирой рождавшейся партии, — приходили с информацией и Алексин, и Ганжа, и Костеренко, звонил Пётр Николаевич. Вот теперь он ждал Гришу, которого уже решил подключить в помощь Костеренко….Дело у Василия Ивановича шло достаточно успешно. Побывав в полутора десятках неформальных объединений ветеранов, встречаясь с обездоленными и, нередко, озлоблёнными, одураченными назойливой и лживой пропагандой людьми, он неожиданно стал талантливым пропагандистом. По его подсчётам, уже едва ли не две сотни человек выразили готовность вступить в новую партию, как только она появится организационно. Вчера вечером Лев обсуждал с Ганжой, как оформить первую в Москве ячейку партии.

Рассматривали разные варианты, изыскивая возможность "убить двух зайцев" — и создать партийную группу и не произносить вслух слово "партия". Наиболее вероятным казалось создать на основе лектория "кружки" по изучению истории России и её политики. Опять просматривалась аналогия с действиями ленинцев в начале прошлого века.

Много думал Иванов о намеченной встрече с Алексиным. Виделись они часто, но всё — коротко, и оба хотели выбрать время для уже назревшего капитального разговора. К сожалению, Павел был до предела занят на своём телеканале…Возможность думать над новыми проблемами была крайне ограничена. Но новые задачи очень привлекали его.

Принято думать, что работа за телеэкраном привлекает журналистов намного больше, чем в газетах-журналах. Внешне, становишься, вроде бы, более известным широкой публике. Хотя и здесь, — есть ведущие, а есть и телерепортёры, лишь иногда добивающиеся возможности в течение нескольких секунд появиться на экране в достаточно длинном сюжете как бы в награду за колоссальный и нередко опасный труд. Ведущие тоже далеко не все имеют "свои" программы и, для многих из них, работа сводится к обязанностям диктора без права на собственную мысль.

Алексин получил достаточную известность, когда работал в составе группы журналистов, "допущенных" к освещению великих деяний бывшего президента.

Смена президента повлекла за собой и смену приближённых, в том числе и среди телевизионщиков. Собственной программы у Павла не было. Создать её, — для этого требовалась не только творческая инициатива, но и очень большие деньги. Работа Алексина оплачивалась очень высоко, он был далеко не беден…Но для создания программы нужны были затраты другого порядка. Главное же, он хорошо понимал, что шанс выйти на экран с серьёзной аналитической программой близок к нулю. Всевозможные же "ток-шоу" и азартные игры-конкурсы Павла не привлекали. Именно поэтому он много времени уделял "печатному слову", на что и обратил внимание Иванов, вспоминая в госпитальных раздумьях знакомых журналистов.

Писал Алексин остро, часто разяще. Его печатали во многих газетах умеренной оппозиционности. Бывало, его специально снабжали горячей информацией, чтобы использовать его талант в конкурентной борьбе. То, что при этом всплывали многие сопутствующие неприглядности нашей жизни, заказчиков не волновало. У самого же Алексина росло чувство гнева на всеобщее падение нравов.

Поэтому он быстро и охотно согласился на неожиданное предложение Иванова и с энтузиазмом включился в работу. Но времени катастрофически не хватало. Павел даже подумал, не уйти ли из телевидения, но Пётр Николаевич решительно высказался против, полагая, что связи и возможности Алексина в этой среде могут пригодиться для их борьбы. Лев Гурыч поддержал многоопытного генерала, и Павел остался работать на телеканале.

Но времени катастрофически не хватало. У Павла голова разбухала от замыслов. Короткие наговоры на диктофон никак не заменяли необходимость сформулировать всё на бумаге….На бумаге будет позже, в газетах. Пока же он нередко вскакивал ночью и садился за компьютер.

Что совсем не приветствовалось подругами журналиста. Павел давно перешагнул оптимальный возраст для создания семьи. Активная журналистская деятельность и очень привлекательная внешность, отличная квартира, достаточная денежная обеспеченность и жизнерадостный нрав — вот составляющие его нынешнего положения. Оно частенько огорчало Павла, но Иванов как-то в разговоре на бытовые темы тяжело вздохнул и философски заметил "что выросло, то выросло". Ладно. Если продолжать философствовать, то заговоришь и по-французски — в русском произношении "се ля ви". Другая французская проблема "шерше ля фам" перед ним никогда не вставала.

Капитальный разговор Иванова и Алексина состоялся в пятницу вечером, почти ночью.

Мария — с её новым увлечением — вязаньем, — сбросила туфли, дав тем самым сигнал, что "приём закончился, и мужчины могут снять галстуки", поставила широкую низкую рюмку с золотым ободком и бутылку с коньяком на журнальный столик и устроилась на диване. Гость и хозяин пододвинули свои кресла к этому же привлекательному месту.

— Давно спросить тебя хотел, Павел Алексеевич, тебя не шокирует моё отношение к некоторым кумирам творческой интеллигенции? К "совести нации"?

— Ты говоришь про академиков Лихачёва, Сахарова? Нет, не шокирует. Я этим переболел. Был период, когда я им в рот смотрел, но, скоро понял, что крупнейший физик не означает умный политик. Тем более, не со своего голоса выступал Сахаров. Что же касается Лихачёва, то он и в своей специальности дутый авторитет. Читал я полемические статьи о его работах по истории русской словесности и согласился с критикой в его адрес. Полностью согласился. А ещё что ты имел ввиду?

— Вообще-то, я говорил о них. Но и шире. Острие их и им подобных выступлений были против всего советского. Я же, хотя не зову к возврату советской практики, считаю общую направленность советской хозяйственной политики в большинстве случаев правильной. Ошибок, увы, много было. Эти ошибки вполне конкретных руководителей нынешняя пропаганда бессовестно преувеличивает, выдаёт их за умысел системы. Использует для оправдания современных порядков…

— И умело использует. Использует дубовую прямолинейность бывшей у коммунистов системы пропаганды….

— Что да, то да! В те времена пропаганда зачастую достигала обратного эффекта. Вот мы и должны сейчас исправлять ошибки той агитационной работы и разоблачать ложь нынешних геббельсов.

— Лев Гурыч, милая Мария, не забывайте — я учился при советской власти на журналиста, то есть, специализировался на этих вопросах. Кстати, и диалектике нас учили, и логике анализа….Не бойся, полковник, когда ты сватал меня в своё войско, я сообразил, какова будет направленность нашей работы. Согласие дал вполне осознано. Так что, ты меня сейчас не проверяй, лучше послушай о некоторых задумках, покритикуй, посоветуй….

— Он Змей, мудрый Змей, Лёва, — вступила в разговор Мария. — Я тебе говорила, что Павлик не подведёт!

— Ты, Машка, меня не конфузь. Подумает Паша, что я сомневался…Ну, хватит. Рассказывай, Павел Алексеевич, мы готовы…

Алексин достал из своей плоской сумки тетрадь и заглянул в неё….

Размышляя о работе газетной системы партии, Алексин сразу попытался сформулировать для себя главную задачу. Она представлялась ему как необходимость привести максимальное количество людей-избирателей (он почему-то не терпел слово "электорат") к пониманию, что изменение политического курса руководства страны совершенно обязательно. Для этого недостаточно доказать, что стране грозит гибель. Многим, если не большинству, следовало объяснить, что это значит, в том числе для него лично, для его родных и близких. Ведь страну, — Россию, — нельзя погрузить на баржу и увезти куда-нибудь. Для достижения такого понимания нужно сначала убедить потенциального избирателя прочитать предлагаемый ему материал, сделать этот материал понятным и доходчивым. После чего убедить людей, что именно наши газеты рекомендуют дать власть знающим и достойным людям. И кому именно.

Такое конкретное понимание задач и предопределяет обязанность газет говорить с каждым читателем на понятном ему языке. Значит, Редактор должен чётко определить несколько категорий читателей и, может быть, один и тот же материал предлагать многократно, но в разных вариантах изложения.

— Об этом я уже говорил на заседании нашего штаба, извините за повторение, но вот я схематично в табличной форме наметил эти группы читателей. Посмотрите, ребята, — и он протянул Ивановым отпечатанный на принтере листок бумаги.

— Вполне понятно, — ответила Мария. — Понятно и разумно.

Лев Гурыч согласно кивнул головой и взял у Павла следующий листок. На нём были напечатаны укрупнённые как бы направления разработок, которые в свою очередь были разбиты на конкретные темы. И Льву и Марии понравились острые парадоксальные заголовки, — в них зримо ощущалась бьющая в цель мысль автора. Например, статью о постоянном росте цен на хлеб он задумал дать под аншлагом: "Пётр I: за непотребные цены на хлеб — нещадно бить батогами". И подзаголовок — "У нас цены на хлеб не растут. Просто буханка становится легче". Показал Алексин и уже готовые наброски некоторых статей, тоже одобренные Львом Гурычем.

— Я делаю заготовку, включаю в неё немного информации, так сказать, российского уровня. Передаю по электронной почте во все наши газеты. А местные сотрудники развивают материал, включают факты и примеры из своего региона, злободневные, известные любому горожанину, и статья приобретает не только местный колорит, но и становится доходчивее, убедительнее….Эх, скорее бы начать!

— Пётр Николаевич звонил. Он успешно зацепился за уральскую почву. Завтра прилетит. А на следующей неделе наш юрист начнёт договорные отношения с областными газетами оформлять…..Надеюсь, до конца месяца пробные шаги сделаем. Тебе, Павел, тоже надо бы побывать там, но сумеешь ли вырваться? Пока удачно получается: во всех трёх городах, где генерал побывал, среди намеченного актива есть пишущие люди. Так что одним махом две задачи решаются. Дальнейшее — их забота, хотя нам контроль терять нельзя…И общее направление тематики за нами.

Обсуждение захватило всех. Время летело незаметно.

Наконец, Мария встала с дивана. Разлила остатки коньяка по бокалам. Вопросительно посмотрела на Алексина: не достать ли ещё?….Но он запротестовал и, взглянув на часы, выразительно постучал по ним пальцем: — пора!

 

Фрагмент 10

Генерал-полковнику Лев Гурыч позвонил вечером домой, из телефонной будки возле станции метро "Арбатская".

Не то, чтобы его беспокоило чьё-либо внимание к своей особе, но возможности постороннего интереса к разговорам высокого действующего военачальника он не хотел исключать. И разговор продумал очень конкретно.

Телефон долго не отвечал. Лишь после девятого гудка отозвался глухой голос.

— Здравствуйте. Могу я поговорить с Геннадием Афанасьевичем? Я — Иванов, Лев Гурыч.

— Слушаю вас.

— Мне рекомендовал встретиться с вами мой отец, генерал в отставке Иванов Гурий Алексеевич. Он служил с вами в группе советских войск в Германии.

— Помню, конечно. Где и когда вы хотите встретиться?

— Если позволите, я бы приехал к вам. Наш разговор займёт 10–15 минут.

— Жду вас, — генерал назвал адрес и Иванов, сказав, что доберётся за полчаса, спустился в метро.

Он рассчитал точно и через полчаса нажал кнопку домофона…

Генерал, высокий чуть сутуловатый человек в домашней вельветовой куртке, молча пожал руку Льву Гурычу, внимательно оглядел его и жестом пригласил пройти. На мгновение замешкался у открытой двери в комнату, явно кабинет. И пригласил в другую, похоже, в спальню. Сел на широкую тахту и также жестом указал гостю на глубокое кресло.

— Прошу вас

— Разрешите представиться: фамилию и имя я назвал. Полковник милиции в отставке. С недавних пор. Точнее — уже неделю. После достаточно долгого отдыха в госпитале. Более 30 лет в розыске. Значит, всегда на ногах, в запарке…И вот….получил время подумать о жизни… Размышления не радостные. — Лев Гурыч помолчал и, взглянув генералу в глаза, — продолжил: Геннадий Афанасьевич! Я коротко изложу свои выводы, и, если вы не сочтете их созвучными, на этом и закончим наш разговор.

— Слушаю вас.

— Первое. Я считаю, что наша Родина, наша страна, наш народ — на пороге большой беды, смертельной беды. Второе: политический курс нашего правительства от несчастья не отвратит, более того — он усугубляет положение. Третье: уйти от беды, исправить положение можно только, изменив этот курс. Я полагаю, что знаю, как и что нужно делать. И последнее: ощущая свою личную ответственность за создавшееся положение в стране, я готов отдать всё — свои силы, свою честь, свою жизнь за изменение ситуации. Это всё, товарищ генерал.

— Прежде чем ответить, господин полковник, я задам два вопроса: вы считаете возможным говорить об этом в незнакомой квартире? И…вы упомянули о готовности отдать всё, в том числе свою честь за…благое дело. Что вы имели в виду, произнеся такие слова?

— Отвечаю. Я достаточно знаком с методами и возможностями спецслужб, да и…вы… Вы меня не пригласили в кабинет. — Иванов вынул из кармана и положил на подлокотник кресла небольшую пластмассовую коробочку. — Если мы будем говорить вполголоса и не удаляться от этой безделушки дальше 4 метров….нас никто не услышит.

Теперь о чести. Мы давали присягу служить Родине, в конечном счете, народу. И в своё время не защитили ни народ, ни государственную систему. Мы нарушили присягу. И я и вы. Теперь страну нужно спасать и защищать. В мире уже создаётся "новый порядок", почти по Гитлеру. И создаётся он против России, за счёт России и на обломках России. Это слова Бжезинского, Геннадий Афанасьевич, помните такого американского ястреба из поляков? Главного политика Штатов? О другой судьбе мистер Бжезинский не велит нам даже мечтать.

Хотя я намерен использовать только конституционные методы достижения цели….подчёркиваю, исключительно конституционные, я понимаю, как можно интерпретировать мои слова. Понимаю, что в случае неудачи оценивать эти слова буду не я. Другие будут оценивать…. Поэтому я и сказал, что готов рискнуть своей честью…в глазах других. Ибо перед своей совестью, перед моим народом я чист.

Наступило долгое молчание.

Наконец, генерал сказал:

— У меня тоже душа болит, Лев Гурыч. Примерно по тем же причинам. Но у меня нет, как вы сказали, понимания о своих возможностях… Мои полномочия не столь велики. Ведь я даже не министр обороны, хотя и он… — генерал махнул рукой. — Высокий чиновник всего лишь… И потом, Лев Гурыч, если в ваших планах не предусмотрены силовые действия…. какова роль военных? В частности, моя?

— Благодарю вас, Геннадий Афанасьевич. Очень рад, что вы поняли меня. Отец предвидел вашу реакцию. Ну, что же, значит, эти вопросы необходимо обсудить. Я готов дать разъяснения. Мои соображения, если можно так сказать, со стороны, могут показаться вам не интересными, но я готов поделиться….А вы сможете уточнить их или….Ну, вам виднее. Мы встретимся с вами ещё, и не раз. Если вы не против такой встречи…

Иванов вынул из кармана и протянул генералу газету, в которой были отчёркнуты откровения небезызвестного Гавриила Попова — "Нетрудно понять, что точечные бомбардировки Ирака не только разрушили режим Хусейна. Они нанесли сокрушительный удар по планам тех, кто мечтает о новом "народном" режиме для России. Теперь ясно, что даже если они захотят и восстановят советскую власть, это будет сугубо временная акция. А дальше — точечные удары и трибунал". — Каково, Геннадий Афанасьевич? Откровенный мерзавец. Это ли не тема для разговора о задачах военных…в моих надеждах?

— Полагаю, я понял вас. Действительно, в такой ситуации может появиться нужда в ясной позиции военных, в некоем очень твёрдом, очень недвусмысленном предостережении…..Да, я понял вас.

— И оно должно прозвучать от военных, уверенных в своей возможности осуществить своё предостережение….Блеф абсолютно не допустим. Блеф легко проверить. Иначе начнутся рассуждения о том, в чьих руках "ядерная кнопка", кто даст приказ? И тому подобные.

— Это преодолимо. Есть возможность перейти на ручное управление. Правда, и тогда есть много условий блокировки…

— Вот в этом и должны разобраться специалисты….При чём не на одной-двух установках. Я, Геннадий Афанасьевич, ещё и ещё раз повторяю: мы не планируем заговор. Мы победим строго в рамках Конституции. Но современные политики не привыкли уважать законы, даже ими самими введенные. Те, о чьих тайных расчётах проболтался Гаврила Попов, могут не подчиниться воле народа на выборах и призвать на помощь…НАТО, или США — не суть важно. Потому и нужны гарантии не бумажные, а опирающиеся на реальные возможности дать отпор….У меня всё, товарищ генерал. Разрешите идти?

Генерал встал и протянул Льву Гурычу руку.

— Идите, полковник. Мне нужно подумать. — Потом добавил — Я с глубоким уважением отношусь к вашему отцу. Надеюсь, вы унаследовали его высокие нравственные качества. — Скупо улыбнулся, — вы и внешне похожи.

Иванов направился к двери, но задержался и сказал:

— Разрешите, товарищ генерал, задать ещё вопрос?

— Прошу вас.

— Я внимательно слежу за публикациями на военные темы, но хотелось бы услышать мнение специалиста… Действительно ли достаточность нашей самообороны достигнет минимума через 8-10 лет?

— К сожалению. Это предельный срок истечения ресурса наших главных ракет, их надёжности. Это не секрет, печать об этом уже много раз сообщала….Впрочем, наши оппоненты считать и сами умеют.

— А как же слова нашего президента о сверхновых видах оружия?

— Наши танки Т-34 уже в 41-м году значительно превосходили по качеству немецкие. Но сколько их было? Новейшие достижения техники без должного обеспечения промышленной мощью…. так что….- генерал не договорил и снова махнул рукой.

 

Фрагмент 11

Без двух дней месяц провёл Беркутов на Урале. И, хотя Лев Гурыч получал регулярную информацию по телефону, он не только по-человечески соскучился, но и жаждал услышать живой рассказ друга о пере питиях поездки.

Поэтому, как только Пётр позвонил, что он уже дома, Лев сразу собрался и вышел во двор, куда он ещё рано утром пригнал свой "пежо" с охраняемой стоянки.

Каждый раз, подходя к своей машине, он обращал внимание на накладную блестящую надпись "peugeot" и удивлялся архаичности французского языка, где простое коротко звучащее слово "пежо" передавалось аж семью буквами, три из которых не произносится. И вспоминал, как в 1918 году Ленин одним указом отменил написание буквы-паразита "Ъ" на конце слов. Одним решением сэкономил тысячи тонн бумаги и типографской краски. Подумать только, в одном 53-х томном издании Большой энциклопедии буква-паразит занимала бы, напечатай их подряд, целый том!

Сейчас ненавистники всего советского изощряются: появились газеты с этой буквицей в конце названия — "КоммерсантЪ", "ДворникЪ", вывески типа "ТрактирЪ", "АлтынЪ" и другие в том же духе. Трудно понять, что движет изобретателями подобных названий, — бездумный антисоветизм, неумное оригинальничание или элементарная малограмотность?

Машина простояла без присмотра всего несколько часов, сам он теперь мирный пенсионер, не занятый бесконечным поиском преступников, но привычка есть привычка, и он внимательно осмотрел свою "лошадку", не забыв заглянуть и под капот. Естественно всё оказалось в порядке и Лёва с удовольствием сел за руль. После трёхмесячного лечения, он всего второй раз сел на водительское место и, можно сказать, испытывал радость полного выздоровления.

Пётр Николаевич жил не так уж далеко, — в одном из старых домов Покровки в Подсосенском переулке и через двадцать минут машина, проскочив Чистопрудненский бульвар, въехала в арку ворот огромного двора.

Иванов остановил машину возле самого подъезда, взбежал, насколько позволяла всё ещё болевшая нога на невысокое крыльцо, набрал цифры кодового замка…Высокий облицованный керамической плиткой холл, — здание строилось в середине 30-х, когда новый, позже названный "сталинским", стиль строительства только ещё утверждался… Гранитные изрядно потёртые ступени лестницы, лифт в старинной проволочной клетке…

Дверь открыла Полина Ивановна, обняла его за плечи и, слегка оттолкнув от себя, сказала:

— Лёва, дорогой мой мальчишка, как приятно видеть тебя снова здоровым… — она поцеловала его в щёку и шагнула в сторону, уступая место Беркутову, который, широко улыбаясь, стоял на пороге кухни. — Проходи, Лёвушка, в гостиную. Я уж всё приготовила, когда ты позвонил. Угощу отличным печеньем и хорошим кофе. А Петру чаёк заварю, за его пристрастие к кофе мне уже доктор выговор сделал. Ничего, я его отучу. Я не Верочка, мне он приказать не сумеет. — И Полина Ивановна, отодвинув генерала от двери заспешила в кухню.

— Заходи, Лёва. Я, признаться, тоже рад видеть тебя, — проходи, друг мой.

Беркутовы жили в большой четырёхкомнатной квартире, получившейся в результате реконструкции огромной многокомнатной коммуналки, разделённой на целых три меньшего размера, но благоустроенных по стандартам уже 80-ых.

Полина Ивановна знала многих подчинённых мужа-генерала, но не скрывала своего особого отношения к постоянно весёлому немного суматошному Славе Кличко и его серьёзному немногословному, но с постоянной хитринкой в глазах другу — Лёве Иванову, всегда радовалась их появлению. Очень переживала серьёзную травму Льва Гурыча.

Они прошли в гостиную. Пока Полина Ивановна готовила кофе, Пётр Николаевич рассказал о внешней стороне своего путешествия, смущённо заметив при этом, что устал, как уже давно не приходилось. — Всё же, я намного старше тебя, полковник, — добавил он.

Выпив кофе и чай с вкуснейшим рассыпчатым печеньем собственного Полины Ивановны приготовления, друзья и соратники начали разговор, который ожидали с нетерпением.

— После предостережения Аким Акимыча, я долго колебался, ехать ли к Харченко, пусть и не к нему лично. Но подумал: о моей поездке по городам Урала он всё равно узнает. Зачем побуждать его задумываться "а почему генерал в отставке у всех побывал, а у меня нет"? Харченко умный человек и опытный специалист. Он поймёт, что моя поездка — не только ностальгия по местам молодости. Скоро, я уверен скоро, начнут действовать наши уральские группы, и мой тёзка Петька Харченко сумеет связать их появление с моим вояжем.

— Ты сказал ему о наших замыслах?

— Нет. Но сказал, что раздумываю, не заняться ли политикой? Харченко я агитировать не стал. Аким прав, он рад новым порядкам, приспособился к ним и совесть его не беспокоит. Дискутировали на эту тему мы не более десяти минут. Остались "при своих", и перешли на воспоминания юности. Тут и было уместно спросить про старика "Три Ф". Ты его не знаешь, молод ещё, но слышать о нём мог….Навестил я Фёдора Фёдоровича. Кое-какие советы получил и, надо сказать, они оправдались. Физически Фёдор Фёдорович сдал, но ум ясен, за жизнью следит. Научился газеты читать и ящик смотреть очень критически. Говорит, "сразу вижу, где ослиные уши торчат"!

— О Фёдорове я слышал. Своего рода Уральская легенда. Значит, помог он тебе?

— Да, назвал две фамилии достойных людей С ними я говорил. Как положено, Лёва, я тебе по итогам командировки отчёт уже подготовил. Сегодня оформлю его и завезу….в штаб-квартиру. Тоже нужно. Начали тратить деньги, обязаны и формальности соблюдать.

— Что верно, то верно. Пойдём регистрировать свою организацию, — будут до буковки проверять, и бухгалтерский порядок юристы проверять будут. Мы уже с Ганжой завели все необходимые формы, журналы и тому подобные обязательности. Вот никогда не думал, что это так сложно.

— Мальчишка! Верно Полина говорит, — мальчишка! До пенсии дожил, а будни начальника так и не познал. Это я в Главке не только вами орлами-операми руководить должен был, но и бухгалтерские бумаги подписывать. Читать и подписывать.

— На то ты и Генерал. Ладно, Пётр Николаевич. Отчёт отчётом, а я сгораю от нетерпения твой живой рассказ услышать.

Пётр Николаевич удобнее устроился в кресле, налил чашку, сделал глоток кофе из всё же разрешённой Полиной Ивановной новой порции живительного напитка, и начал неторопливый рассказ. Поездка была трудной, но удачной. В четырёх областях Урала, в том числе в его неформальном центре, найдены убеждённые, даже страстные, единомышленники. Они полностью согласились с оценками и поддержали идею Льва Гурыча о начале активной борьбы за изменение политического курса страны. Фамилия Иванова нигде, кроме бесед с Акимом Пермяковым не называлась, но все поняли, что во главе дела стоят генерал Беркутов с ближайшими товарищами из бывших кадровых офицеров МВД. То есть, из людей знающих и ответственных, которым можно довериться в столь великом начинании.

Может быть, одним из главных выводов поездки было безусловное подтверждение, что в провинции люди мыслят также, как они. Что стихийное понимание недопустимости существующего положения, необходимости срочной и активной борьбы разделяется многими и многими.

С особым интересом Лев Гурыч слушал рассказ о встречах Петра Николаевича на юге региона.

С начальником Угро области молодым полковником Чегловым генерал созвонился из кабинета Акима. Предупредил о своём визите, попросил заказать гостиницу.

— Ждём, господин генерал-лейтенант. Встретим, как положено. Устроим приятно, есть у нас отличная хижина для гостей на берегу седого Яика…

— Отставить! Ошибаетесь, Владимир Фёдорович! Титулуете меня не точно. Теперь — я генерал-лейтенант в отставке! Хижину вашу видел, не для меня это. Если возможно, то хорошо бы просто приличный номер в гостинице…

— Как скажете, Пётр Николаевич! А уж встречу вас лично, обязательно лично.

Этого молодого выдвиженца Иванов встречал на совещании у замминистра, на котором присутствовал незадолго до своего столь неудачного падения с балкона. Народу на совещании было порядочно, но уральского полковника он приметил по его неожиданным и дерзким репликам. Знакомясь с ним в кабинете генерала, Лев Гурыч не расслышал фамилию и переспросил — Щеглов? "Нет, — ответил молодой полковник, — Чеглов, от старинного русского имени Чеглок произведена".

Беркутову он тоже понравился, но, планируя поездку по Уралу, Пётр Николаевич не собирался раскрываться перед ним полностью. И при встрече сказал лишь о том, что подумывает на старости лет заняться политикой. — Впрочем, Лёва, я сказал ему и о том, что старым себя не считаю — мне до семидесяти ещё пилить и пилить, а семьдесят, если верить бывшему вождю нашему Брежневу, — семьдесят это возраст политика. — Пётр Николаевич засмеялся. — Не верите Брежневу, поверьте Мюллеру Юлиана Семёнова. Ему, как известно, верить можно.

Чеглов жизнью не обижен, удачлив. Но умён и честен. Я его плохо знаю, но такого мнения о нём придерживается и Аким Акимыч. Такое и у меня сложилось после довольно продолжительного разговора за ужином. Ох, Лёва! Вечерние застолья, ты знаешь, я не люблю. Но отказаться от приглашения хозяина я не мог. Да и нужно было его порасспросить. На теме патриотизма он загорелся и помог мне с контактами. Вот и со священником посоветовал встретиться.

— С кем?

— С настоятелем Свято-Успенской церкви, отцом Никодимом. В миру очень приятный и эрудированный человек, — Дмитрий Степанович. Я, Лёва, даже попросил его написать большую статью, пообещал способствовать публикации. Кажется мне, очень полезна она будет для нашего дела, для правдивого просвещения людей. Да и сан его церковный для многих лишним аргументом станет.

— Расскажи, пожалуйста.

— Только конспективно, Лев Гурыч. Пришлёт Дмитрий Степанович статью, сам прочитаешь. Сейчас расскажу, а пока посмотри, я записал со слов настоятеля интересное изречение главы Русской Православной церкви, — Беркутов протянул Иванову листок бумаги:

Патриарх Алексий (декабрь 2001): "В результате изменения общественного строя и экономических отношений в последнее десятилетие произошло резкое расслоение общества на сверхбогатое меньшинство и бедное большинство. Возросла социальная несправедливость".

— Как видишь, Лёва, руководители нашей церкви отчётливо понимают происходящие в стране изменения. А в своей статье отец Никодим расскажет о том, как тысячу лет назад христианское учение на одном из церковных конгрессов (я запамятовал, на каком именно), раскололось на две непримиримые части — Римско-католическую, из которой вышли и все нынешние протестантские течения, и — Православную. Их коренное различие не в церковной обрядности и догмах, а в философии жизненного развития. На Западе в его основе крайний индивидуализм, по простому — крайний частнособственнический эгоизм, — было бы мне хорошо, а до соседа мне дела нет! У восточных же христиан — общинный уклад, на первом плане — интересы и судьба общества. Тысячу лет эти тенденции развивались.

— Да, Пётр Николаевич, я как-то читал девиз "настоящего бизнесмена" — "Успеха мне мало, ты должен проиграть!"

— Верно, Лёва! Это не наше: "Сам погибай, а товарища выручай!" — разница…пропасть в мировоззрении! Но я продолжаю: За тысячу лет католики много раз пытались огнём и мечом уничтожить православие. Римский Папа Григорий IV даже крестовый поход против Руси объявил…Как раз в то же время, когда Орда русские земли с востока терзала…Кстати, случилось это сразу после разгрома тевтонцев молодым Александром Невским…Видимо, заело это католиков. Это так, для полноты исторической картины, как Дмитрий Степанович выразился. А главное в том, что тысячелетнее развитие создало особую Русскую цивилизацию, основанную на общинном сознании. И именно это сознание — создало прочнейший фундамент для выработки социалистического мироощущения в сознании народа, глубинное чувство справедливости. Заметь, Лев Гурыч, — это мысли священника. Отсюда прямой логический мостик к выводу, что нынешние правители нашей страны, разрушая остатки социализма, ведут не просто антинародную, но и антирусскую политику. В угоду Западу, а по выражению отца Никодима, — в угоду католикам, — предают душу нашего народа. Лёва! Я не знал раньше, как-то не слежу за этим, но в верхах нашей церкви тоже идёт борьба и первейший кандидат на место больного и старого патриарха Алексия — митрополит Кирилл — не скрывает своих симпатий к единению с западным христианством. — Пётр Николаевич поднялся и возбуждённо забегал по комнате. Вспомнил, с каким презрением говорил отец Никодим об этом церковном иерархе, нажившим немалое личное состояние в 90-ых годах на льготной торговле спиртным и табачными изделиями, случае вообще неслыханном в церковном мире. Откуда-то из глубин памяти, читал когда-то, или по радио слышал? — всплыла библейская история о том, как Христос выгнал из Храма всех торговцев… — Лёва! Я убеждённый атеист, но всё это мне не нравится, очень не нравится….Дмитрий Степанович рвётся в бой, он пропагандист, извини за эти слова, "от бога", от Бога!! И мы с ним за одну Россию, за один народ хотим заступиться!..Я, Лёва, в патетику ударился….Но, да. Эта встреча произвела на меня впечатление…

Лев Гурыч задумался. Встал, тоже прошёлся по комнате. Как и генерал, он тоже не очень-то интересовался церковными делами. Но рассказ священника поразил и его. Иванов соглашался, что русская цивилизация во многом возникла благодаря особенностям философии православия, понимал, что в нынешних условиях всеобщего отсутствия идеалов влияние церкви объективно полезно, но…Как-то не хотелось признавать это: Лев был убеждённым материалистом. Точнее сказать, он был естественным материалистом.

— Ты полагаешь, что нам и вопросами религии нужно заниматься….Не уведёт ли это в сторону? Не распылим ли мы наше внимание?

— Нет. Не распылим. Наша главная задача — спасти Россию от разрушения. Спасти государство русское! Я так говорю? А религиозное наступление с Запада разрушает самосознание народа. Ты посмотри, сколько всевозможных сект развелось, — отрывают людей от православия… Я не переоцениваю религиозность народа, но и недооценивать эту идеологическую диверсию нельзя. Вон, Папа Римский с молчаливого непротивления властей, которые не обратили внимания на официальный протест Православной церкви, уже четыре католических епархии в России учредил…

— Ты не нервничай, Пётр Николаевич. Вероятно, ты прав, Пётр Николаевич. Придётся и эту тему развивать. Тем более, что подготовленный специалист согласился с нами сотрудничать. Ладно, Пётр, рассказывай дальше…

Беркутов немного успокоился и продолжил свой рассказ о поездке. Довольно удачно получилось с поиском газет. Выбор был. Многие проявляли недовольство и критиковали существующие порядки.

Посмеялись над эпизодом в разговоре с владельцем еженедельника "Камень-самоцвет", предложившим пропагандировать "гражданина Иванова". Угадал редактор-издатель! Обсудили необходимость поездки юриста по следам Беркутова для оформления договорных отношений с выбранными газетами. Сошлись и в том, что Данила Ганжа вполне сможет одновременно проверить, как идёт оформление местных партийных групп и посоветовать, как их удобнее легализовать в местных органах юстиции. Пока, в качестве рабочего варианта, решили создавать "Фонды по изучению истории и политики России". Ганжа, как раз, разбирался с возможными юридическими аспектами функционирования подобных образований, — об этом рассказал уже Лев Гурыч Беркутову, который "оторвался" от московских новостей и теперь слушал информацию Иванова с большим вниманием. Ясно стало и другое: с дальнейшими поездками один Пётр Николаевич не справится. Ни по срокам, — месяц и всего четыре области! Долго! Ни по возможностям самого генерала, — поездка на Урал, — не самая сложная, вымотала немолодого человека.

Позже, когда лучше узнаем новых людей, может быть, и их можно будет использовать для расширения контактов, но это вряд ли. Их задача другая, — расширять базу поддержки в своих областях. Наращивать столь нужную партии численность, обеспечить эффективную работу печатных органов. Короче, — создание полноценных партийных ячеек и пропаганда, пропаганда!

Ездить же для установки первичных контактов придётся самим. Они двое, плюс…Костеренко? Смыслов? Понятно, после хорошей телефонной подготовки. Да и телефонная подготовка? Дело-то далеко не телефонное, требует доверительных личных контактов. Да и их нельзя срывать с работы в Москве….И в Подмосковье, конечно. Важнейшее дело делают, формируют основу партийной структуры в столице. И пока удачно получается….Не сглазить бы…

Похоже, других вариантов пока нет. Генерал отдохнёт несколько дней и проедется по ближним областям, — в радиусе ночного поезда, чтобы не связываться с утомительными перелётами. Иванову же есть смысл побывать в республиках Поволжья, в национальных республиках и краях юга России….Слетать в Сибирь…Многовато…Месяца на три-четыре задача. А тут ещё съездить в санаторий придётся. Славка был в ХОЗО, там напомнили, что путёвка в Калининградскую область ждёт полковника Иванова…И, объективно говоря, собственный организм подтверждает, — нужно съездить, нужно.

Что ж, с задержкой темпов придётся на этом этапе смириться. Потом наверстаем. Ганже — проще. Он поедет по готовым маршрутам, а свои документальные наработки сумеет проверить и уточнить уже в первой командировке.

— Пётр Николаевич! Ещё один вопрос обговорить бы. Мне зарплата за труды не нужна. Тебе — тоже. А Ганже, моим мушкетёрам, да и нашим новым товарищам в областях платить, полагаю, нужно обязательно. В этих самых "Фондах" введём должности "инструкторов" или "консультантов". Я советовался с Данилой, Он считает — можно. Штаты каждая ячейка сама установит. Оклады, будем считать, — в пределах имеющегося финансирования. Финансирование — за счёт добровольных пожертвований частных лиц и организаций. Такое ныне практикуется довольно широко. Хотя пока у нас реальна только поддержка моего друга….Впрочем, скоро газеты начнут зарабатывать и ты, как соиздатель, сможешь внести свою долю….

— Согласен с тобой, Лёва. Так и сделаем. Мы сорвали ребят с их заработков и обязаны компенсировать им потери.

Оба остались довольны обменом новостями.

Как говаривал современный Герострат, "процесс пошёл".

 

Фрагмент 12

Матвей Егорович Коломиец и ветеран Афганской войны, майор запаса и деятель областной организации РОСТО, Иван Абрамович Добролюбов были знакомы, как говорится, "наглядно". Они встречались на каких-то областных мероприятиях, куда Коломийца приглашали по старой памяти, а Добролюбова — при отсутствии на месте его начальника. Лично они разговаривали лишь однажды, когда бывший "афганец", вернувшись в родной город после увольнения из армии, становился на партийный учёт. Тогда ещё существовала КПСС и ничто, казалось, не предвещало разрушения страны.

Встретившись под руководством Петра Николаевича, оба с удовлетворением узнали о предстоящей совместной работе. Оба считали, что начинать активную работу по оттаскиванию страны от пропасти нужно немедленно. Согласились и с распределением ролей: Добролюбов основное внимание уделит вовлечению в организацию новых членов, формированию областной ячейки РВС. Коломиец же возьмёт на себя налаживание работы газеты и общее руководство. Разумеется, Матвей Егорович тоже будет искать сторонников, постарается повстречаться с бывшими товарищами по партийной и советской работе, которые по разным мотивам не связали себя членством в КПРФ. Также понятно, речь шла только о тех, кто не начал молиться новому богу, золотому тельцу.

В день отъезда Беркутова, Коломиец вместе с ним побывал в "Камне — самоцвете", познакомился с её владельцем и главным редактором. Оказалось, что Матвей Егорович достаточно знаком с содержанием газеты. Он высказал пару предложений по совместной работе и, не встретив возражений, договорился, что они с главным редактором напишут "совместное заявление", как только приедет московский юрист и будет оформлен хозяйственный договор. Пётр Николаевич со своей стороны подтвердил, что это случится сразу же, как только он вернётся в Москву, то есть, до конца месяца. Сейчас же у него есть ещё некоторые дела в соседних областях.

Сказал он об этом намеренно, полагая вызвать вопрос, что и случилось.

— Господин генерал, — спросил издатель, — ваша поездка к соседям, извините ради Бога, если это секрет, тоже связана с наймом местных газет?

— Не секрет. Я вам говорил, что наша фирма ищет новые выгодные вложения капиталов. Моя задача — проверка таких возможностей в вашем регионе.

Он считал, что ребята из "Самоцвета" должны понять, что на их еженедельнике свет клином не сошёлся, что вполне реальны конкуренты, желающие получить московские денежки. Такие сомнения, думал он, помогут Ганже, когда он приедет заключать договор.

Проводив Беркутова, Коломиец и Добролюбов долго обсуждали, как быстрее начать практическую работу.

Коломиец решил немедленно приступить к подбору местного материала для первой статьи, тезисы которой привёз с собой московский гость. Как человек много лет занимавшийся пропагандистской работой, он хорошо понимал важность привлечь внимание и заинтересовать читателей первой же публикацией новой рубрики газеты, которая появится одновременно с "совместным заявлением". Это заявление, по мнению Матвея Егоровича, должно было содержать напоминание, что "Камень — самоцвет" всегда критично относился к деятельности властей, что ошибки областного и городского руководства есть прямое следствие ошибок федерального уровня и, что газета начинает кампанию критического анализа действий республиканского правительства.

Тема резкого снижения обороноспособности страны, предложенная Алексиным для одной из первых публикаций, могла быть подтверждена реалиями жизни практически всех местных предприятий "оборонки", которых в области было предостаточно. Матвей Егорович решил завтра же созвониться со знакомыми, работающими на этих заводах. Кстати, среди них тоже вполне могут быть люди, которые захотят войти в их организацию. Значит, телефонных разговоров мало, необходимы личные встречи. И Коломиец ощутил уже почти забытый "предстартовый азарт", хорошо знакомый ему в прошлом.

Добролюбов в качестве заместителя руководителя областного РОСТО практиковал периодические выступления в школах, колледжах и ВУЗах города с целью привлечения молодёжи к занятиям в секциях оборонного общества. У него были наработки лекций по целому ряду вопросов работы РОСТО. Теперь он решил ввести в содержание своих лекций побольше критического материала и увеличить количество выступлений. Следовало подумать, как организовать такие же выступления на действующих предприятиях и, едва ли не самое сложное, продумать, КАК от лекции перейти к разговору о вступлении в совсем не РОСТОвскую организацию. Посоветовавшись с Матвеем Егоровичем, он также решил встретиться с двумя-тремя друзьями, воевавшими вместе с ним в Афганистане.

Эту проблему они обсудили с Коломийцем и наметили определённую тактику разговоров, решив уточнить её после проверки на практике. Некоторая трудность заключалась и в том, что пока организационной формы для привлечения сторонников не существовало. Объявить об её создании, предполагали после встречи с московским юристом. Так решили с Беркутовым

Аудитория института, где выступал Иван Абрамович, была рассчитана для "потока" — на 150 человек. Однако в зале находилось не более 30–35 человек. Лекции на оборонные темы не слишком интересовали студентов. Да и время каникулярное не способствовало сбору. Хотя объявление о выступлении Добролюбова висело почти неделю, собрать даже такое количество слушателей, удалось только благодаря устной агитации братьев Сероглазовых — активистов секции мотокроссменов, занятиями которой руководил друг Ивана Абрамовича и на которых он нередко присутствовал.

Рассказав, как обычно, о задачах РОСТО и призвав "молодёжь" вступать в секции организации, Иван неожиданно для аудитории задал вопрос:

— Допустим вы, ребята, услышали мой призыв и пришли в наши кружки. Допустим, вы стали отличными специалистами. И, допустим, случилась беда: стране нашей, России приходится защищаться от нападения….Какую технику вы получите в распоряжение для защиты Родины?

— ????

— Молчите? Это понятно. Несколько дней назад по телевизору показывали новейший самолёт. Таких нет пока ни в одной стране. Но нет и у нас. Опытные образцы техники, — а наши конструкторы создали не только самолёт, — проблемы защиты от агрессора не решают. Нужна мощная промышленность для массового выпуска такой техники….Промышленность же в нашей стране, в том числе в нашей области "лежит на боку", — вон, даже термин такой выдумали писаки для бедствующих предприятий. Очевидно, что нужно не только кадры готовить для….экстремальных случаев, но и срочно менять хозяйственную политику в стране. Прошу вас, подумайте и об этом.

После лекции в зале остались не только братья Сероглазовы, но и ещё несколько человек. Наблюдая за реакцией аудитории во время выступления, Иван никак не надеялся на такое. Очевидно, концовка лекции задела кое-кого за живое.

Разговор затянулся. Меньше всего ребята расспрашивали о деятельности РОСТО, вопросам же, связанным с войной в Афганистане и с экономикой страны не было конца. Афганская война — совсем недавнее прошлое, у некоторых ребят отцы или близкие знакомые прошли через эту войну, и она продолжала интересовать очень многих. Тем более что средства массовой информации однозначно подавали эту войну, как агрессию со стороны СССР, как преступление коммунистов, как трагедию для нашего народа.

Добролюбов не был опытным пропагандистом. Поэтому сказал ребятам, что очень скоро одна из газет областного центра, вероятнее всего "Камень — самоцвет", начнёт печатать цикл статей о современном положении в стране, и порекомендовал следить за её публикациями. На вопрос же об афганской войне ответил твёрдо и убеждённо. Как человек, видевший её изнутри, как офицер, много размышлявший о ней.

— Скажу вам, ребята, прямо. Наше вмешательство в афганские дела было необходимо. Другое дело, что вели мы эту войну не всегда разумно, но это уже не политическое решение. Я не в восторге от правления Брежнева, но в этом вопросе он не ошибся. Вы знаете, что творилось в Афганистане после нашего ухода: война религиозных фанатиков не только подошла к нашим границам, но и перешла в нашу Среднюю Азию. Там кровавые события не прекращаются и теперь, даже после, так называемого, антитеррористического похода американцев. Вступив в Афган, Советский Союз на 10 лет отсрочил эту беду. А, если бы мы поумнее вели себя в Афгане, может быть….впрочем, история не вариабельна. Что случилось, то случилось. Но, повторяю, само решение о помощи существовавшему тогда в этой стране режиму, было оправдано. Я видел всё это, ребята. И не сомневаюсь.

Иван Абрамович договорился с ребятами о следующей встрече, пообещав тогда более конкретно поговорить о том, кто, что может сделать.

Примерно в это же время встретился со знакомыми и Коломиец. После окончания смены на заводе "Уральские моторы" его старый товарищ, некогда парторг крупнейшего цеха, а ныне начальник этого же цеха вместе с двумя бригадирами зашли в небольшое кафе, где за четверть часа до договорённого времени Матвей Егорович занял столик, заказал пиво и нехитрую закуску на четверых.

Поздоровались, с аппетитом выпили по кружке пива и заказали повторение.

Начальник цеха познакомил пришедших с ним товарищей с Матвеем, представив его, как давнего приятеля, партийного работника, а нынче служащего строительной фирмы. Выпив пива, один из новых знакомых хмуро посмотрел на Коломийца и пробурчал:

— Страну профукали, товарищи партийные работники, да и теперь в Думе приспособились разговоры говорить да думу думать. А Россия под откос валится, пока вы эту думу додумаете. На нашем заводе это явно заметно….

— Думы и разговоры у них правильные, — поддержал его второй бригадир. Только ещё дедушка Крылов завещал слов не тратить по-пустому, где нужно власть употребить…

— Да нет у них власти, взять её духу не хватает, вот и выпускают пар в гудок…

— Верно говорите, товарищи. Потому и не все коммунисты в новую партию вступили, что ощущают пассивность. За провозглашённые идеи нужно бороться. Потому и просил я Николая Васильевича познакомить меня с людьми, которые готовы действовать. Не скрою, есть группа умных и честных людей, которые решились на это. Только сразу хочу предупредить, мы заговоры не стряпаем. Убрать правителя — дурака или предателя не так уж и трудно. Другого назначат. Нужно официально менять пагубный правительственный курс, нужно законным путём получить доверенность от народа на руководство страной. Только так, иначе мы втянем Россию в войну против всего мира.

— Наивные мечты. Или, извините за простоту рабочую, провокационные мечты. Они власть не отдадут. За власть нужно драться.

— Я рад вашему настрою, товарищи. Но такие дела на эмоциях не обсуждаются. Давайте допьём наше пиво и договоримся о спокойном неспешном разговоре. Очень надеюсь, что мы сумеем понять друг друга….Послезавтра у нас выходной день? Давайте выберемся на рыбалку, там будет возможность и поспорить и доводы друг друга внимательно выслушать.

Никто не ответил. После неловкой паузы Николай Васильевич поддержал предложение Коломийца и, внимательно посмотрев на своих спутников, сказал, что предложение в принципе принимается, а сегодня вечерком он позвонит Матвею домой и они договорятся о деталях.

Нужно сказать, что уходил из кафе Коломиец сильно обескураженный. Зажигательный разговор с рабочими пока не получился.

К счастью, рыбалка удалась во всех смыслах!

Погода в это лето почти повсеместно в Европейской России от Калининграда до Уральского хребта стояла жаркая, прорываясь лишь не очень частыми, но яростными грозами. В Москве даже два раза с интервалом недели в 3–4 прошли мощные ливни, установившие новые рекорды разового выпадения осадков. Здесь же, на Урале, в эти дни погода стояла стабильная, очень подходящая для загородных вылазок.

Николай Васильевич, как и обещал, вечером позвонил Коломийцу.

— Ты, Матвей Егорыч, я понимаю, расстроился после нашей встречи…Не стоит. Мы ещё поговорили с ребятами. Им тоже неловко, погорячились, вроде бы и нахамили малознакомому человеку…

— Это не главное. Я сам не тот тон взял, какой-то поучающий, вот и получил по заслугам….

— Ничего. Зато с концовкой угадал. Бригадиры мои люди серьёзные, но оба увлекаются рыбалкой. И, заметь, именно рыбалкой, а не связанными с ней попутными удовольствиями. Выпивают совсем умеренно. Если не возражаешь, поедем впятером. Ещё одного мудрого человека возьмём. Он в цехе у нас, как старейшина на Кавказе, общим уважением пользуется. Сорок лет работает, а рука твёрдая, ум ясный. Мыслит точно, по-рабочему. Ты как?

— Разумеется. Согласен.

— Тогда прошу, в субботу в пять утра будь готов. Мы заедем за тобой. У меня старенький, но вполне надёжный "газик". Он даже шестерых с комфортом довезёт. А места, — на ребят положимся, они места рыбные знают…Сам-то ты, наверное рыбак, раз такое предложил?

— Да нет, Николай Васильевич, рыбу ловить умею, снаряжение есть…Но без азарта, по случаю выбираюсь…Но в заданное время буду готов. Спасибо, что позвонил.

Да, рыбалка удалась. И клёв был очень неплохой, и разговор у костра, где варилась уха, шёл спокойный и доверительный. Все собравшиеся были едины: при советской власти многое было не так. Но лучше, увы, не стало. Жизнь по всем составляющим пошла под уклон. К сожалению, большинство купилось на острую критику демократов, поверило им. Не заметили передёргивания, когда ошибки и даже преступления вполне конкретных лиц приписывались системе. Да и как было не верить, если критика из жизни шла, если многое и вправду было противно и видеть и слышать, если газеты и "ящик" взахлёб разоблачали то одно, то другое…Что делать, — поддались, вот теперь и…..не расхлебать. Но деваться некуда, — и к этому мнению пришли все, — не переломить положение в ближайшие пару-тройку лет, — произойдёт обвал. Погибнет и промышленность ("мы люди заводские, мы это падение каждый день шкурой ощущаем"), и за ней всё государство.

Матвей Егорович теперь был доволен. Он, конечно, слегка направлял разговор, но подталкивать заводчан к выводам нужды не было. В ходе разговора Коломиец сказал, что в ближайшее время в городе появится новая организация, по примеру уже существующей в Москве, которая ставит себе целью добиться изменения направленности политики, добиться избрания в руководство страны новых достойных и ответственных перед народом людей. На прямой вопрос старого рабочего — кого? — он не ответил, сказав лишь, что "втёмную" выбирать не будем.

Агитировать за вступление в эту организацию Коломиец посчитал преждевременным. Нужно дождаться, когда она о себе заявит, когда начнёт выходить своя газета.

С рыбалки Матвей Егорович привёз не только приличный мешочек рыбы, не только уверенность, что со временем в его организацию придут серьёзные люди, но и достаточно фактов для первой статьи, над которой он с увлечением начал работать.

Главное же, — он ещё раз убедился, что народ — с ними.

Значит, их борьба имеет перспективу!

И ещё одна встреча показалась Коломийцу перспективной.

В следующий выходной он поехал на автобусе в райцентр Чусово, где жила его сестра с семьёй. С Тамарой он встречался не часто, но впереди маячил её день рождения и Матвей, сомневаясь, что сможет вырваться к сестре среди недели, поехал заранее — повидаться и вручить припасённый подарок.

Автобус неспешно пылил по второстепенной трассе, переваливаясь на нередких колдобинах и натужно ворча мотором, когда приходилось взлезать на частые подъёмы.

Коломиец прикрыл глаза, собираясь вздремнуть, когда до него донёсся довольно громкий разговор с заднего сиденья. Он скосил глаза в прыгавшее в стекле отражение задней скамьи в автобусе и увидел молодого, лет сорока, мужчину интеллигентного вида, оживлённо разговарившего с двумя пожилыми женщинами. Матвей Егорович, любивший иногда на досуге потренироваться в психоанализе, определил их как "представительниц сельской интеллигенции", может быть медиков или школьных работников.

— Всё- таки жить стало лучше — говорила одна из них. Даже в районных магазинах приличные товары появились. Да и пенсии наш президент опять добавил…

— Что говорить, спасибо ему за прибавку. Больше сотни, не то что в прошлый раз обидные копейки. Хотелось бы больше, конечно. Цены-то тоже на месте не стоят, растут окаянные, да, видать не получается, — вон нас, пенсионеров-то сколько, а работающих — раз-два, да и обчёлся. Не прокормить им нас….

— Пожалейте его, бедняжку, — вновь послышался мужской голос. — Вот, скажите, вы когда-нибудь задумывались, откуда деньги на пенсии берутся? Почему это их вдруг мало стало?

— А как же! Молодые, такие, как ты, от своей зарплаты в пенсионный фонд отчисляете, ну а нам, пожилым людям, государство раздаёт. Всё по честному. Мы работали, детей да своих стариков кормили…. Теперь ваша очередь.

— Ох, тётушка вы моя уважаемая! Обманули нас, да так ловко, что люди трудовые и не заметили! Раньше-то, пенсии государство платило, из бюджета, то-есть, из всех доходов своих. А теперь — придумали Пенсионный фонд, и от бюджета его отделили. Вроде бы, государство здесь и не при чём, — сколько собрали с работающих, столько и разделили. А другие доходы, например от той же продажи нефти за бугор, как бы вас, пенсионеров, и не касаются. Мало работающих, так кто ж виноват? Заводы-фабрики-совхозы разорили, молодёжь в охранники подалась, деньги им в конвертиках платят. В ведомостях, откуда отчисления в пенсионный фонд идут, — копейки записаны…. А вы сами подумайте: почему это вам платить должны только с отчислений работяг? А то, что вы в молодые годы для государства создали-построили, это забыто? Вон, мы только что через железную дорогу переехали, её-то вы, сегодняшние пенсионеры, строили. По ней людей, грузы перевозят. Она и по сей день доход даёт. Так что, вашего труда в этом доходе нет? Почему в стоимость перевозимых товаров, которые вы покупаете на свои пенсионные гроши, затраты на перевозки входят, а ваш прошлый труд забыт? Не имело права это государство отделять пенсионные расходы от доходов пенсионерами же созданных! Пусть много лет назад. Так что, настоящий президент, если он честный и грамотный в экономике человек, должен не повышать пенсии на малые суммы, а вернуть их в государственный бюджет! В нём денег — с избытком. Нашу, народу принадлежащую нефть продаём, неизвестно кем растраченные займы у заграницы отдаём исправно, даже досрочно, а своим людям — шиш. Без масла!

Одна из пенсионерок с заднего сидения расплакалась. Молодой человек начал её неловко утешать: не только пожилые страдают от "политики" нашего президента, Люди, умеющие и желающие работать, этой самой работы получить не могут. Кому-то выгодно, что предприятия разваливаются. Я вот, инженер, на хороших заводах поработал, а чем вынужден заниматься? Детей на ноги поднять, — моя забота. Работы по специальности нет, вот и кручусь….Кстати, и сам пенсионного стажа не нарабатываю, пенсию вряд ли получать буду…

Матвей Егорович оглянулся и внимательно посмотрел на говорившего. Очень реально мыслит человек. С ним стоит встретиться. И он с удовлетворением понял из дальнейшего разговора, что парень едет в то же Чусово, что и он.

Значит, будет возможность заговорить.

Автобус ещё раз взвыл двигателем и резко, словно споткнувшись, остановился.

Чусово.

Коломиец вышел чуть раньше пассажиров последнего сидения и, когда из автобуса вышел заинтересовавший его пассажир, подошёл к нему.

— Прошу извинить, но я сидел немного впереди вас и невольно слышал часть вашего разговора со спутницами.

Молодой человек вопросительно посмотрел на Матвея.

— Разрешите представиться: моя фамилия Коломиец. Работаю в небольшой строительной фирме, но одновременно представляю наше областное отделение Фонда изучения истории и политики России. Мы организовали лекторий для населения и, мне кажется, что ваши разъяснения пенсионных проблем страны могли бы быть интересны для многих.

— Славин. Ярослав Виленович. Род занятий назвать затрудняюсь. В автобусный разговор я вступил спонтанно…..Уж больно задевает всеобщая наша признательность к президенту. Но вряд ли я готов для публичной просветительной работы. И… извините, э-э…

— Матвей Егорович.

— Извините, Матвей Егорович. Я очень тороплюсь на заранее назначенную встречу, а автобус и так запоздал….

— Понимаю. Это вы меня извините, но, возможно, есть смысл поговорить позже, в городе. Вы не дадите мне свой телефон?

— Пожалуйста, записывайте. Только желательно звонить попозже….Скажем, после 22-х.

— Спасибо.

Они вежливо попрощались и Славин почти бегом скрылся за углом.

 

Фрагмент 13

Когда Лев Гурыч Иванов появился в дверях редакции еженедельника "Квадратные колёса", её женский состав неслышно ахнул и замолк. Высокий отлично сложенный мужчина в тёмно сером костюме, сразу выдававшим клиента Версачи или Вячеслава Зайцева, производил впечатление, несмотря на свой, явно за пятьдесят, возраст. Впрочем, костюм обманывал. Параметры его фигуры избавляли от необходимости шить одежду на заказ, а врождённое чувство меры уберегало от следования последним рекомендациям моды. Едва заметная хромота и небольшой шрам на правом виске только усиливали его обаяние.

— Доброе утро. Смогу ли я увидеть главного редактора газеты?

Секретарь Света стремительно поднялась из-за стола.

— Виктор Степанович у себя. Как доложить?

— Иванов. Лев Гурыч. Полковник в отставке. По личному делу.

Секретарь скрылась за дверью и через мгновение распахнула её, приглашая Льва Гурыча войти.

Готовясь к визиту в редакцию, Иванов обдумал разные варианты разговора. Характеристика редактора, данная ему Славой Кличко, позволяла рассчитывать на сознательное сотрудничество, и Лев Гурыч решил чуть приоткрыться. Не выдавая, естественно, все свои замыслы.

Представившись и сев в предложенное ему кресло, Иванов спросил разрешения закурить, и, доставая из кармана свой знаменитый в узких кругах друзей-сыщиков портсигар, сказал:

— Виктор Степанович! Мой визит к вам не случаен. Я, оставив службу, решил попробовать себя в жанре политика. Настроен по отношению к курсу правительства критично и намерен добиваться его корректировки. Для начала мне нужна возможность свободно и регулярно выступать в печати. Я просмотрел очень много московских газет и решил, что вы тоже не в восторге от существующего положения. Прав ли я?

— Критичность, господин полковник, разная бывает. Я бы хотел подробнее узнать о ваших взглядах. И, ещё, — публикации дорого стоят. Из одной солидарности с вашими взглядами, если она появится, печатать не смогу. Я не только редактор газеты, но и издатель. Деньги считать обязан. Тем более, что финансовые обстоятельства сегодня у газеты сложные.

— Деньги у меня есть. Я претендую пока на один разворот в каждом номере. Сколько это будет стоить?

— Пока? А дальше?

— Я надеюсь добиться увеличения тиража. И, если это удастся, то попрошу ещё один-два разворота.

— Круто берёте, Лев Гурыч. Ну, а писать сами будете?

— И сам, и других привлекать. А направленность моей критичности, — отвечаю на ваш вопрос, — патриотизм. Считаю, что этого качества у нашего правительства нет. Хочу добиться, чтобы патриотизм проявлялся не только на словах, но и в реальных действиях. Усиление обороноспособности и так далее.

— Такая направленность мне подходит. Значит, будем договариваться о деньгах?

— Будем. Когда я смогу увидеть ваши расчёты? У меня тоже казна не бездонная.

— Ещё один вопрос: редакционная политика на ваших страницах, за кем она?

— Разумеется, за мной. Называйте сумму. Если она меня устроит, то мой юрист готов представить проект договора…..Итак….сегодня к концу дня? Договорились, я зайду в 17 часов. Не прощаюсь, увидимся. — Иванов встал и вышел.

Вступив на новую жизненную тропу, Лёва неожиданно обнаружил у себя появление новых привычек. Раньше, бывало, услышав мимоходом какую-нибудь чушь, он отбрасывал её в сторону, так как думать о ней было некогда, мешало его всегда срочному и очень конкретному делу… Теперь же он чувствовал необходимость понять, связанные с ней обстоятельства.

Долгие часы ночных размышлений, также ставшие после госпиталя частью его жизни, были заполнены обдумыванием не только очередных дел, но и, в какой-то степени, философскими оценками явлений.

Покоробили его услышанные по телевизору рассуждения молодого жизнерадостного, видно, процветающего журналиста об "Октябрьском перевороте 17 года" и "незаконности революции"…. Раньше он ограничился бы коротким словом "мудак". Теперь же Иванов не мог заснуть, не поняв для себя, не "сформулировав", как могли появиться у человека такие безграмотные рассуждения.

Теперь в школе не учат, да, впрочем, и раньше плохо учили, думать исторически. Где же ему было додуматься, что любая революция по определению незаконна, ибо законы создают правящие классы в своих интересах. И, если жизнь в рамках этих законов становится для народа нестерпимой, происходит революция. Побеждает же революция, если её идеи, её лозунги принимает народ. Что и произошло в Великом октябре 1917-го. Голодные, бесправные, малограмотные люди сердцем почувствовали, что защитить революцию, — значит защитить будущее своих детей и внуков. Больше четырёх лет народ защищал новые идеалы в жестокой войне против свергнутых правителей и чуть ли не полутора десятков стран, пришедших им на помощь, чтобы урвать и свой корыстный интерес в растерзанной нашествием России. "Большевистский заговор" победить не мог, победил Народ и узаконил Революцию, которая создала новые Законы….Лев Гурыч разволновался, даже встал с постели и пошёл на кухню сварить кофе.

Слава Богу, Мария спит крепко, — вымоталась вчерашним бенефисным спектаклем. Лев привёз её домой после "мероприятия" уже около часа ночи. Пусть спит, отдыхает….Он же не может заснуть….Философ доморощённый. Но почему же, почему такие простые вещи не понятны тому сопляку из телевизора?! Или понятны, но оплачены? И да, и нет. Оплачены, конечно, но главное — заговорщикам, нет, не 17-го, заговорщикам 91-го удалось оболванить целое поколение. Они не дураки. Они поняли, что мало захватить "вокзалы и телеграф". Они захватили школы и начали массированную обработку молодого поколения. Вон уже школу закончили те, кто в 91-ом пришёл в первый класс.

Иванов лёг в гостиной на диван. Молодой дурак из телевизора не шёл с ума. Интересно, кто он? Потомок давно ушедших дворян с генами привилегированных амбиций? Не похоже, морда простецкая, скорее интеллигент "во втором поколении" из деревни, получившей грамоту в результате революции. Иван, не помнящий родства, забывший свои корни… Если бы не такие…

Сон не шёл…Мысли цеплялись одна за другую и теперь Иванов вспоминал, как однажды давно-давно пришлось ему ночь напролёт разговаривать со стариком-крестьянином из Воронежской области. Рассказывал его случайный попутчик про свою нелёгкую жизнь, как раскулачили его-середняка под "обчую" кампанию в начале 30-х, как, казалось, жизни конец пришёл и как постепенно она налаживалась. Как первый раз он трактор увидел, как за советскую власть на фронте два раза ранен был, и что едет сейчас в город к сыну и дочери, они "оба у меня выучились, — дочь инженером служит, а сын, — до четырнадцати лет едва буквы различал, — а сейчас доктор, людей лечит". Спросил его тогда Иванов, как же не осерчал он на власть после пережитого в коллективизацию? И ответил старик, что власть-то она разная, и даёт много и наказывает, не всегда разобравшись что к чему. "Зорили-то меня свои мужики….чего же на высоких начальников пенять. Оне далеко. Как всякую разность углядеть"?…

Коллективизация… Сколько сейчас грязи на это решение советской власти выливается со страниц газет, из передач ТВ. Молодчики, подобные давешнему экранному знакомцу Иванова, уверенно толкуют о разрушении сельского хозяйства страны. Ничего себе, "разрушили"! При царе в России 85 % сельского населения всех горожан кормили… Выходит шесть мужиков на одного городского….А уже к началу войны в городах жили две трети населения страны… На одного селянина два городских жителя приходилось. А горожане эти, в большинстве вчерашние мужики, промышленность создали, те же трактора в деревню послали. Да что говорить, танки, самолёты….Родину спасли…..А теперь опять спасать нужно…

Мысли Льва Гурыча плавно перетекли на сегодняшние заботы. И он заснул, когда на востоке уже начал подсвечиваться горизонт…

Проснувшись, Лев Гурыч сразу позвонил Ганже. Вчера он передал ему финансовые предложения "Квадратных колёс" и ожидал, что Данила просмотрел их и даст заключение о возможном заключении договора, проект которого, правда без проставленных сумм, Иванов оставил у владельца еженедельника.

Действительно, юрист-бухгалтер подтвердил, что расчёты потенциальных партнёров близки к истине, и спросил, звонить ли ему редактору или это сделает сам Лев Гурыч?

После недолгого размышления Лев предложил Даниле:

— Пожалуй, лучше, чтобы ты позвонил. Пусть будущий партнёр видит, что у нас дело солидно поставлено. Что я не идеалист-одиночка….

— Хорошо, позвоню. Представляться, как договорились? Фонд по изучению…

— Да. Кстати, когда на регистрацию нашего дитяти пойдём?

— Как скажешь, Лев Гурыч. Можно и сегодня. У меня все бумаги готовы, а в райадминистрации у юристов день приёмный…

— Что ж, когда-то нужно и этот шаг сделать. Пойдём сегодня. Я пока дома, ты позвони мне после разговора с редактором. Я всё же слегка волнуюсь…

— Успокойся. Всё идёт нормально… А Фонду по изучению российской истории очень подходит имя — России Верные Сыны. Очень подходит.

Начавшийся ночью дождь не утихал. В комнате по вечернему потемнело, усилился ветер и капли дождя громко застучали по стеклу. Пришлось зажечь свет.

Мария уже давно встала и, неслышно подойдя сзади, обняла его и положила голову на плечо. Навеваемое погодой тёмное настроение рассеялось.

— Пойдём, полковник. Я приготовила завтрак. Давай вместе поедим как правильные муж и жена. А то я уже отвыкла с тобой за столом сидеть…..если не в ресторане или гостей не пригласили…

— А мы и не привыкали вместе столовничать. Так ведь всю нашу пока не долгую совместную жизнь. Но пойдём, конечно, радость моя… Пойдём, Машенька…

— Пока не поздно…Станешь президентом, сплошные протоколы начнутся…А я баба весёлая, простая, протокольным порядкам не обучена…

— Уж ты у меня простая рядовая не обученная!..Королева! Мария Стюарт…

— Так то на сцене… Не здесь, Лёвушка…

Сорок минут домашнего счастья….

Снова зазвонил телефон. На этот раз угадал, — Ганжа докладывает. Разговор Данилы с издателем-редактором состоялся. О деньгах сговорились. По проекту договора разногласий тоже не возникло. Да и спорить, в общем-то, не о чем. "Квадратные колёса свою самостоятельность сохраняли, а то, что новый компаньон взял на себя всю ответственность за содержание своих страниц, и это по собственной инициативе, без всяких требований с его стороны, редактора вполне устраивало. Первая публикация Верных сынов России состоится почти через месяц, а деньги "выравнивающие" сложную ситуацию еженедельника поступали немедленно. О чём же спорить? И Ганжа договорился с издателем, что договор они подпишут завтра в те же 17 часов… Данила сказал Льву Гурычу, что к этому времени они уже должны получить ответ из Управления юстиции…И заказанные печати будут готовы. — А то скреплять договор не чем будет, — пошутил он, — разве что канцелярскими скрепками….

Теперь на первый план выходила подготовка первой публикации.

Словно почувствовав беспокойство Иванова, по телефону появился Алексин.

— Приветствую тебя, Лев Гурыч! Когда соберёшь штаб? Хочу представить на коллективный суд предложения по первому выпуску нашей газеты в Москве. Кстати, когда до этого дойдём?

— Телепатия, Павел. Я только собрался разыскивать тебя, а ты тут как тут! Новости есть. Поделиться хотел.

— Слушаю, мой генерал! Пардон, мой полковник!

— Ты всё шутишь. Это хорошо, значит, настроение бодрое. Оно и требуется: завтра Ганжа подпишет договор с "Квадратами", а первый выпуск через три с не большим недели: этот еженедельник выходит по понедельникам, а тут как раз первое число месяца, удобно. И символика некая — Первого октября мы свой учебный год начинаем! Как в прежние времена, занятия в политсети именно в этот день начинались…О заседании штаба…Генерал планировал на субботу, но дело становится неотложным. Попрошу его завтра нас собрать. Ты как?

— Отлично. Я готов.

— Тогда не прощаюсь. Переговорю с генералом и свяжусь с тобой, ладно?

….Собрались около восьми вечера. Мария, как обычно в это время, была в театре. Четверо мужчин расположились в гостиной. Очень редко куривший Беркутов, стоя у окна, крутил в руках не зажженную сигарету и с юмором рассказывал о последней встрече с министром, о протокольной встрече "в связи с выходом на заслуженный…и т. д. и т. п….". Алексин и Ганжа смеялись… Лев у открытого бара размышлял — стоит ли, и, если да, то что именно доставать…

Беркутов, в облике которого не было ничего генеральского — среднего роста, не выпирающий, но вполне заметный животик, круглое лицо с носом, как говорят, картошкой…К тому же, он постоянно тёр нос, словно проверяя на месте ли он…. Беркутов умел в нужный момент принять облик строгого делового руководителя. Заметив, что Лев Гурыч, завершив свои колебания, закрыл бар, достав из него всего лишь одну бутылку сухого вина, Пётр Николаевич, неуловимо преобразившись, пригласил всех занять места за столом.

— Уважаемые товарищи. Главный вопрос сегодня — первый московский выпуск газеты. Но начнём с информации об общих делах. Прошу, Лев Гурыч.

— Первое. Начат процесс регистрации РВС в органах юстиции. Мы с Ганжой сдали Устав и все необходимые документы, прошли — это называется "собеседование" — получили предварительное согласование на регистрацию. Сам процесс оформления документов займёт время до конца недели. Полагаю, что уже в понедельник "Фонд по изучению истории и политики России" начнёт функционировать официально. Так, Данила Григорьевич?

Ганжа кивнул головой.

— Второе. Поддерживаю телефонный контакт с уральскими городами. Встречался с нашими московскими товарищами. Ориентировочно, к нам готовы придти в члены уже около шестисот человек. В том числе в регионе столицы более четырёхсот. Товарищи Костеренко и Смыслов работают очень активно. Третье и, как сказал Пётр Николаевич, на сегодняшний день главное, — печатный орган. Подписан договор о публикациях с еженедельником "Квадратные колёса". Наш первый номер — первого октября. Подготовлены договорные отношения с редакциями четырёх газет в Уральском регионе. Договора будут заключены после получения нами свидетельства о регистрации нашего "Фонда". Вполне реально, что и они начнут наши публикации в начале следующего месяца. Это зависит от сроков поездки на Урал Данилы Григорьевича… У меня — всё.

Беркутов внимательно посмотрел на членов штаба. Убедившись, что информация Иванова воспринята и вопросов пока нет, он предложил Алексину проинформировать, как идёт подготовка выхода в свет первого номера.

Павел Алексеевич разложил на столе макет газетного разворота. По его замыслу через обе полосы газеты должен пройти аншлаг: РОССИИ ВЕРНЫЕ СЫНЫ — ТЕБЕ, РОДИНА, НАША ЛЮБОВЬ, НАША ПРЕДАННОСТЬ! Открыть страницу должна короткая публикация-заявление, о том, что "Фонд" начинает регулярные публикации по истории России и критический анализ политики правительства. Алексин положил на стол напечатанный на принтере текст заявления с подписями — соучредители Фонда П.Беркутов, Л.Иванов, без указания титулов и "родословной".

Далее, — первая статья — очерк истории России в первой половине ХХ веке, содержащий, в частности полемический анализ — заговор и переворот или Революция? Короткое перечисление событий 30-х годов с обещанием рассмотреть эти вопросы в ближайших публикациях, также как и дать серию статей по истории Великой Отечественной войны….В публикуемой статье Алексин предполагал дать в сравнении цитаты из речи Сталина о необходимости преодолеть вековую отсталость России за 10 лет и из гитлеровского выступления незадолго до начала войны. Он положил на стол обе эти цитаты. Слова Сталина ("мы должны пробежать этот путь за 10 лет, иначе нас сомнут"), сказанные ровно за 10 лет до нападения фашистов, знали все. Текст же из Гитлера присутствовавшие прочитали впервые: "…в планы входит расчленение Советского Союза, отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики…мы уничтожим Россию, чтобы она никогда не смогла подняться".

Кроме этой статьи Павел предлагал дать в первом номере постановочную статью о снижении обороноспособности страны, также с обещанием развить эту тему, и статистический материал о состоянии преступности в стране, с использованием официально опубликованных данных. С анонсом очерка о работе московской милиции и упоминанием в перечислении фамилий полковника Льва Иванова.

На этом месте Лев Гурыч попытался что-то сказать, но генерал внушительно пристукнул кулаком по столу и резко сказал: "Помолчи. Я вам, полковник, не первый раз замечание делаю" и, чуть помедлив, добавил "Привыкай, мы в политике новички. Правила не нами установлены".

Предложив эту тематику, Алексин заметил, что это — своего рода афиша новой рубрики газеты "Квадратные колёса" до конца года. Заявленную тематику будем из номера в номер углублять. Чуть позже и другие темы наметим. Ну, и, разумеется, будем давать в каждый номер злободневную информацию. Как говорится, с "телетайпной ленты". Благо, я её ежедневно просматриваю.

Далее Павел Алексеевич сказал, что говорил по телефону с "нашими ребятами" с Урала, по телефону они ему понравились, но очень хотелось бы познакомиться.

— Это от тебя зависит, Павел, — ответил Иванов. — Сумеешь выкроить неделю у своего телеканала, поезжай. За неделю вполне управишься. Сделать это очень желательно.

— Попробую. Необходимость чувствую, значит, вырвусь…

Предложения по газетной премьере одобрили. Алексин сказал, что завтра же побывает в "Квадратных колёсах", познакомится с техническими возможностями редакции, уточнит, где и на каких условиях печатается еженедельник. Поговорит с коллегами, чтобы понять, насколько возможно сознательное их участие в начинаемом предприятии.

— Есть ещё одна мысль. Для любой газеты очень важна обратная связь с читателями. У нас их пока нет и, вообще процесс этот не быстрый. Ты, Лев Гурыч, поговори с Костеренко и его напарником, чтобы они запланировали встречи со своими группами на дни после выхода первого номера. Мы через них распространим часть тиража и попросим задавать нам вопросы. Это важно.

— Сделаю. Диалог с людьми, действительно, важен и интересен. А ты, Павел Алексеевич, будешь в редакции, реши ещё один вопрос: немаловажно и место, на котором будет печататься наш материал. Нам не нужны первые полосы, но и не на задворках газеты. Лучше всего — средний разворот, чтобы наши листы можно было вынуть и использовать как самостоятельную газету. Полагаю, сильно возражать они не будут.

Закончив деловой разговор, "штабисты" водрузили посреди стола любимый, Хохломой расписанный, самовар Марии….

 

Фрагмент 14

Ганжа прилетел на Урал тем же рейсом, что и месяцем раньше Беркутов. В отличие от генерала его никто не встречал. В утреннем разговоре с Коломийцем они договорились, что Данила аэрофлотовским автобусом приедет в город и здесь в здании гостиницы "Европа-Азия", где ему заказали номер, они и увидятся. Коломиец, как и обещал, пришёл в гостиницу в 9 часов вечера, но самолёт компании "Уральские авиалинии" опоздал, и равнодушный портье сказал, что господин Ганжа ещё не прибыл и свой номер пока не занял. Огорчённый Матвей Егорович позвонил в аэропорт и узнал, что рейс из Москвы только что приземлился и, значит, ждать гостя придётся ещё не меньше часа.

Что ж, придётся ждать. Он сел в кресло под искусственной пальмой и прикрыл глаза…

Коломиец с нетерпением ждал представителя генерала Беркутова. Но Ганжа появился только через полтора часа, усталый и злой.

— Когда не везёт, то это надолго, — объяснил он Матвею причины задержки.

— Сначала самолёт почти час не выпускали из аэропорта….Как обычно, без всяких объяснений… Потом у автобуса что-то сломалось и водитель, копаясь в моторе, матюгался как извозчик в старые времена….

— Но всё позади и вы, наконец, прибыли. Правда, поздновато уже, может быть, разговор на завтра отложим?

Ганжа согласился, спросив лишь про общее "настроение" местных товарищей. Матвей Егорович ответил, что дело пошло, с нетерпением ждём легализации и выхода вперёд с "открытым забралом". Данила удовлетворённо кивнул головой. Они договорились о встрече в гостиничном холле утром и, крепко пожав друг другу руки, расстались. Для серьёзного разговора, действительно, было поздновато. Хотя для москвича, привыкшего жить на 2 часа "позже", вечер ещё был в разгаре, он понял, что нужно дать отдохнуть своему новому товарищу, на лице которого явно читалась усталость.

Данила понимал, что для впечатлений время ещё не настало. Слишком коротка была встреча, но какое-то ощущение подъёма у него осталось. Решив обойтись без ужина, он вышел из гостиницы, чтобы подышать уральским воздухом и осмотреться.

Местное время перевалило за полночь. Ясная погода, полное безветрие. Тёплая ночь самого конца лета… Город ещё не затих, но шум улиц заметно снизился. Бархатно чёрное, словно южное, небо было усыпано звёздами. В Москве, полыхающей огнями рекламы, такое не увидишь. И такой тишины не услышишь. Вспомнив неожиданно о Великом противостоянии, он начал искать глазами Марс. По расчётам астрономов совсем недавно он был на минимальном расстоянии от Земли и должен был быть ещё хорошо виден. Данила не мог вспомнить, какое именно расстояние и в каком секторе неба нужно искать соседа нашей планеты, но сравнительно быстро нашёл мерцающую красную звезду…

Через час он почувствовал усталость. Откуда-то издалека донеслись знакомые звуки часов Спасской башни и величавые аккорды Гимна, искажённые недавней "правкой", но….Он вздохнул и повернул в сторону гостинцы.

Ганжа позавтракал в одном из гостиничных буфетов. Нужно признать, что цены немногим уступали московским, но в меню был заметен местный колорит. Заморских гамбургеров, пиццы и прочих уже давно не экзотических яств не предлагали, зато значились вареники с картошкой. Лежали, конечно, в витрине рядом с засохшим пряником и всевозможные "сниккерсы", "марсы" и прочая дребедень в красивой упаковке.

Съев вареники и выпив пакет кефира, Данила Григорьевич спустился в холл.

Буквально через две минуты появился и Коломиец.

Погода располагала к беседе на свежем воздухе, и они устроились на скамейке в сквере недалеко от гостиницы.

Матвей Егорович рассказал, что желающих вступить в организацию уже набралось около ста человек. Ждут оформления её статуса. Договор с одной из местных газет тоже подготовлен, — в рамках того, что наметили с генералом Беркутовым. Произнеся слово "генерал", Коломиец пытливо взглянул на собеседника, но, не заметив никакой реакции, продолжил рассказ. Он сообщил, что самолично доработал переданные Беркутовым тезисы статьи для первого выхода своего вкладыша в газету, обильно использовав при этом факты с местных заводов. Будет даже короткая беседа с рабочим-ветераном, которого хорошо знают не только на своём заводе.

— О статусе организации, — сказал Ганжа, когда Коломиец закончил свою информацию. — У нас в Москве получилось и мы советуем вам, назвать её Фондом по изучению истории и политики России. Дать в газетах информацию о создании Фонда и призыв к спонсорам финансировать хорошее начинание. Я привёз вам текст нашей публикации, если сочтёте подходящим, — используйте. Образцы документов для регистрации я подготовил. Давайте решать, будет ли у вас самостоятельный фонд или отделение Московского? Есть резон и в том и в другом варианте на первых порах, пока не сольёмся воедино.

— Пётр Николаевич доводы "за" и "против" приводил. Мы понимаем, что на первых порах нежелательно сообщать о масштабе нашего замысла, но, всё же, давайте сразу будем вместе. Всё равно, объединяться придётся очень скоро…

— Согласен с вами. Но генерал просил этот вопрос задать. Рад, что

мнения совпали. Итак, Фонд… Матвей Егорович! Я за неделю должен объехать весь ваш регион. Давайте сделаем так: сегодня, прямо сейчас, если наши партнёры на месте, поедем к "самоцветам". Я предъявлю им документы и полномочия на заключение договора, потом мы часок-другой позанимаемся с бумагами на регистрацию филиала Московского фонда (каюсь, мы ожидали ваше согласие и я заготовил, на всякий случай, письмо от нашего имени), и пойдём в райадминистрацию. Если всё будет нормально, я ночным поездом уеду к вашим соседям. Там у меня такие же дела, как здесь. С вами завтра свяжусь по телефону и мы уточним дальнейшие действия…

— Понятно. Возможно, вы к нам уже и не вернётесь?

— Нет, вернусь обязательно. В Москву буду возвращаться от вас… Но…уточним.

— Если не вернётесь, а договор с "самоцветами" сегодня не оформим?

— У вас останется доверенность на подписание договора…

Ганжа достал из кармана сотовый телефон. Не спрашивая номер у Матвея, набрал телефон редакции "Камня-самоцвета". Представился и попросил к телефону издателя. Узнав, что шефа нет на месте, но он должен быть "вот-вот", Данила попросил секретаршу передать ему, что звонил человек из Москвы, приехавший для оформления известного хозяину договора, и что в пределах получаса он приедет в редакцию.

….Августин Уральский ждал их. По правде говоря, месячной давности визит генерала из Москвы он посчитал не очень серьёзным, а последовавшие позже три встречи с местным журналистом Коломийцем показались ему мечтаниями безденежного идеалиста… И вдруг, вчерашний звонок с просьбой ждать московского гостя… Неужели дырявый кошелёк еженедельника скоро наполнится московскими рублями? Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…Он услышал невнятный разговор в общей комнате редакции и медовый голосок секретаря, что к нему пришли.

Наспех махнув расчёской по редеющей шевелюре, редактор-издатель поспешил навстречу долгожданным гостям.

Юля принесла поднос с кофейником и печеньем. Августин достал заветную коробку с сигарами. Опять-таки, если не делать из редакционной жизни тайны, эта коробка опустела ещё в прошлом году и Осип Соломонович перед важными встречами клал в неё несколько штучных сигар из ближайшего магазина, — создавая антураж. Как говорят в таких случаях журналисты, такова жизнь.

Пока Августин Уральский и его посетители неспешно пили кофе и раскуривали сигары, бухгалтер редакции принесла перепечатанный договор с уже проставленными реквизитами московского Фонда и датой-номером доверенности Ганжи. Он внимательно прочитал документ, подписал его и, вынув из внутреннего кармана небольшую коробку, поставил на договор печать.

— Прошу вас сегодня же выставить счёт нашему Фонду на предоплату сотрудничества на сентябрь — декабрь. Деньги получите в ближайшие три банковских дня.

— А я, — вступил в разговор Коломиец, — завтра же передам для оформления макет наших страниц и тексты статей. Завтра же с утра попросите быть на месте вашего художника: в моих материалах будет диаграмма и рисунок. Мы должны договориться о размерах рисунка и форме подачи.

— Всё сделаем, господа. — Уральский, приложив к договору свою печать, достал из книжного шкафа бутылку коньяка. — Разрешите выпить с вами за долгое и плодотворное сотрудничество, за успех ваших, господа, планов…

Ганжа и Коломиец молча выпили.

Поездка Ганжи на Урал как бы скопировала поездку Петра Николаевича Беркутова. Очень удачные три первые остановки и осложнение в четвёртой области, в центре Уральского региона.

В неформальной столице Урала в их планах произошла осечка. Из трёх намеченных генералом активистов движения сразу двое выбыли из строя.

Оставленный в городе в качестве руководителя организационной ячейки Михаил Трофимович Кузикин, бывший в своё время работником горисполкома, попал в автомобильную аварию и со сложными травмами лежал в больнице. Инвалид, военный переводчик в отставке Михеев, потерявший правую руку во время гражданской войны в Йемене, был задержан милицией после темпераментного и не очень продуманного выступления на стихийном митинге жителей одного из кварталов города, — люди протестовали против объявленного строительства элитного дома в их дворе. Трудно сказать о степени обоснованности его ареста, тем более что Михеева выпустили через три дня, не предъявив обвинения, но осталось фактом — время для работы с людьми было потеряно, а сам Михеев оказался в поле зрения милиции. Его возможности для поиска сторонников движения весьма сузились.

Третий привлечённый Беркутовым член областной организационной ячейки — журналист Максюта — увлёкся подготовкой выпуска газеты, установил почти дружеский контакт с редактором еженедельника "Вечерние огни", собрал неплохой материал для первого выпуска, но привлечением сторонников практически не занимался. Сказалась и отсутствие оперативной связи между членами ячейки. Максюта узнал о том, что Кузикин лежит в больнице только накануне приезда Ганжи, когда Данила позвонил по телефону, чтобы согласовать время и место встречи.

Осложняло положение и то, что областной коллега генерала полковник Пётр Харченко в их дела посвящён не был и находился, бесспорно, в стане противника. Обратиться за помощью Даниле было не к кому.

Позвонив в Москву Иванову, Ганжа сказал, что договор с газетой он завтра заключит, вторая же задача его поездки — регистрация местного отделения Фонда — становится проблемной: Кузикин выйдет из больницы не скоро, а Максюта растерян и взять на себя обязанности руководителя явно не сможет.

Лев Гурыч взял "тайм-аут" до завтрашнего дня, чтобы посоветоваться с Беркутовым, и попросил Данилу перезвонить.

На следующий день Ганжа снова связался со штаб-квартирой. У телефона были оба соучредителя Фонда, и Иванов, и Беркутов. Пётр Николаевич дал ему телефон старого чекиста Фёдорова и, подробно объяснив, как следует с ним говорить, добавил, что "Три Ф" мучается бессонницей и к нему вполне можно позвонить и приехать очень поздно. Взяв трубку, Лев Гурыч добавил, что ночным поездом к нему на помощь выезжает Коломиец, поэтому позвонить Фёдор Фёдоровичу целесообразно сегодня, а визит лучше нанести завтра вместе с Коломийцем.

— Ты, Данила Григорьевич, после встречи с "Три Ф" позвони мне. Решайте на месте с Коломийцем и Максютой, нужно ли тебе задерживаться на Урале. Если не определитесь с новым руководителем оргячейки, подавайте пока заявку на регистрацию Московского филиала Фонда. Вы с Матвеем Егорычем документы начните готовить, Максюта их доведёт до ума и передаст юристам попозже. Навестите обязательно Кузикина. С Михеевым пока встречаться не стоит. Договорились?

— Куда ж деваться? Договорились…

 

Фрагмент 15

Расхваливая нынешнюю летнюю погоду, я, кажется, поторопился. Уже в середине августа начались дожди. Сначала робкие и короткие, уже через неделю они вошли во вкус и заливали землю едва ли не круглосуточно, лишь на час-другой выпуская на работу солнышко. По ночам, понятно, луну и звёзды, давая желающим полюбоваться на красный Марс. Впрочем, холодно не было, а синоптики обещали, что к концу месяца дожди прекратятся. Недавно они предрекали август вообще без дождей. Утверждают, что прогнозы сбываются на 80 %. Сказал бы кто, на какие дни приходятся остальные 20?!

Полковник Вячеслав Кличко зонтиком не пользовался: не положено по форме, хотя эту самую форму одевал не часто, обычно ходил в штатской одежде. Но, всё равно, зонт в руках мешает. По правде говоря, у полковника вообще зонта не было.

Когда он вышел из подъезда Министерства, дождь на несколько минут стих, и Кличко быстрым шагом, почти бегом, направился к служебной стоянке, где он всегда оставлял свой "мерседес". Но не успел Вячеслав Сергеевич прогреть мотор, как дождь хлынул с новой силой, выбивая по крыше машины оглушительную дробь.

….После ухода на пенсию Льва Гурыча, Кличко возглавил группу инспекторов "по особо важным делам". В подчинение ему дали немолодого майора, переведенного в Главк из МУРа, который обосновался за столом напротив Вячеслава. Майор был человеком опытным, повидавшим жизнь и это сделало его характер замкнутым и молчаливым, не склонным принимать постоянные шуточки своего непосредственного начальника. Вячеслав Сергеевич отдавал должное знаниям нового подчинённого, быстро понял, что человек он надёжный, но сам факт нахождения майора за столом, где столько лет он привык видеть начальника и друга, раздражал Кличко.

Впрочем, сам Вячеслав понимал свою неправоту.

Разных дел навалилось выше головы. Полковник пытался объяснить новому начальнику Главка, что "особо важные" дела нельзя расследовать конвейерно-поточным способом, но у генерала людей было мало, а дел, в том числе "особо важных", много.

Выслушав Кличко, генерал коротко приказал: "Разговоры отставить" и, не предложив Вячеславу сесть, добавил: "Обстановка вам, полковник, известна. Работайте".

Но дела, даже с такой серьёзной пометкой на обложке папки, иногда требуют паузы. Они должны дозреть, кто-то что-то должен сделать, должны придти ответы на запросы, проявиться новые факты…

Вот сейчас и возникла такая пауза…И Кличко, позвонив другу, решил прихватить часок от обеденного перерыва и навестить его.

Иванов обрадовался приезду Вячеслава.

Взглянув на часы и поняв, что Слава не обедал, он увлёк приятеля на кухню и, критически осмотрев содержимое холодильника, извлёк из него традиционные пельмени.

— Твои привычки, Лёва, неизменны! Сколько я у тебя пельменей съел?! А запивать…молоком?

— Ну, я не Арчи Гудвин! Для хорошего человека поищем и найдём! А что, новый генерал разрешает употреблять в рабочее время?

— Привычек нового начальника пока не изучил, а пить я у тебя, искуситель, водку не собираюсь. Кофе буду. Угостишь? Какие новые изыски в части кофе у несравненной Марии?

— Изысков нет. Вкусы устоялись. Заварю тебе JACOBS-KRONUNG. Устроит?

Через полчаса друзья с кофейными чашками в руках перебрались в гостиную. Иванов с интересом слушал рассказ Славы о новом деле, порученном группе инспекторов по "особо важным". Слушал с интересом. Задавал вопросы. Но где-то в глубине души уже понимал — для него это прошлое. Сегодня его по-настоящему волнует другое. Будущее… Прошлое, настоящее, будущее…Их диалектическая связь. Со своими проблемами Славка справится, сыщик он опытный и мыслит отлично… А вот справится ли он, начинающий политик, со своими новыми задачами? Телефонные разговоры с Данилой Ганжой очень встревожили Иванова, а следующая связь с Уралом будет только вечером.

Лев рассказал Кличко о неожиданных осложнениях, об эпизоде с Михеевым, об отсутствии контакта с Харченко.

— Был бы Харченко человеком, генерал узнал бы, насколько серьёзно засветился Михеев? Можно ли на него рассчитывать в будущем? Но нет. Спрашивать полковника Харченко Пётр Николаевич не будет. Незачем его внимание привлекать.

— Я, пожалуй, мог бы позвонить подполковнику Аракеляну. Помнишь такого? Мы с ним по одному делу года четыре назад работали. Хороший парень. Скажу, что тётка моя о своём знакомом беспокоится. Попрошу узнать, какие к твоему Мокееву претензии наше ведомство имеет?

— Его фамилия Михеев. Минуточку, посмотрю его имя-отчество. Попробуй, Слава, позвони. Только не переиграй…

— Обижаешь, начальник! Оперуполномоченный Кличко на таких вопросах зубы съел, — засмеялся Вячеслав, показав наличие полного комплекта зубов. — Только мне сподручнее будет не из кабинета звонить. И вообще, насколько я помню разговоры с Артуром, он парень наших взглядов. Может быть, вашим людям, Лёва, есть смысл с ним познакомиться.

…Расставаться не хотелось. Вячеслав Сергеевич душой чувствовал, что его друг вышел на Главную тропу своей жизни и очень хотел бы стать с ним рядом. Но….слово "надо" они усвоили с детства….

Но слово "надо" они усвоили с детства.

Проводив Кличко и проследив через окно, как он сел в машину и отъехал, Лев Гурыч снова открыл книгу Шелленберга "Лабиринт", которую он просматривал перед приходом Славы.

Взявшись за новое дело, Иванов остро понял недостаточность своих знаний в самых разных вопросах. Природный ум, богатый жизненный опыт и полученное в молодости образование помогали ему правильно понимать очень многое, но зачастую понимать интуитивно, без подкрепления точными знаниями. Теперь Лев Гурыч много читал, главным образом исторические материалы и документы.

Когда они с Алексиным обсуждали, как лучше подать в своей газете тему Великой Отечественной войны, они столкнулись с серьёзной проблемой — огромное количество фактов и ограниченность газетного поля требовали предельно сжать информацию, не потеряв при этом её убедительность, суметь найти форму доходчивую и понятную неискушённому человеку. Алексин считал, что наилучший эффект даст цитирование исторических источников, хотя при этом возникала новая закавыка. Для нынешнего малоподготовленного читателя многие исторические факты и некогда всем известные громкие имена теперь требовали отдельного объяснения, а уж на это тратить газетную площадь совсем не хотелось. В этом смысле использовать имя Шелленберга, знакомое многим по великолепному фильму "Семнадцать мгновений весны", казалось находкой. Очень скоро Лев наткнулся на текст, прямо связанный с предвоенным периодом. Шеф фашистской разведки о своих связях с советским маршалом Тухачевским говорит буднично, как об одном из эпизодов текущей работы: "Разоблачение Тухачевского могло бы помочь Сталину либо укрепить свои силы, либо толкнуть его на уничтожение значительной части своего Генерального штаба. Гитлер, в конце концов , решил выдать Тухачевского…" . Одно это свидетельство давало много для разоблачения лжи о том, что Сталин, якобы, выдумал "заговор военных" для укрепления личной власти и тем обескровил руководство Красной Армии накануне войны. Сделав закладку в книгу, чтобы показать Алексину, Иванов непроизвольно покачал головой: надо же такое придумать — руководитель страны накануне ожидаемой войны уничтожает своих полководцев! Чушь. Но в антисоветской пропаганде очень активно используется. Надо, чтобы люди узнали правду. Это, пожалуй, сильнее, чем найденное Павлом свидетельство Мосли. Лев Гурыч высветил на экране монитора цитату: "…лорд Галифакс (министр иностранных дел Великобритании) пришёл к убеждению о неизбежности войны. Ему претила такая перспектива, и он решил предпринять всё, что было в его силах, чтобы избежать войны, но только не путём заключения пакта с Советским Союзом…" (Книга Мосли издана в Нью-Йорке, в 1970 году).

НЕ ПУТЁМ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПАКТА С СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ!

Но кто знает английского журналиста Мосли? Шелленберга же, прекрасно сыгранного в фильме известным актёром Табаковым, запомнили миллионы людей! Впрочем, Алексин профессионал, пусть сам решит, не перегрузит ли цитатами свою статью. Тем более, аспекты разные. Одно о, якобы, бессмысленной "чистке" в армии, другое — о нежелании западных стран предотвратить войну, заключив союз с нашей страной. Это к вопросу о том, почему Советский Союз был вынужден заключить с Германией договор "О ненападении" в 1939 году. Да, что и как использовать в наших публикациях, решит Павел. Для самого же Иванова и то и другое — полезные знания. Хотя до боли жалко разочарование в Тухачевском. Так хотелось верить, что он — жертва ошибки, трагической, но ошибки…

Лев Гурыч отложил книгу Шелленберга и задумался.

Чем глубже он погружался в размышления о прошлом, тем больше начинал понимать сложность и неоднозначность исторических событий. Очень верно сказал о своём поколении Маяковский — Мы диалектику учили не по Гегелю…Шли наши отцы по неизведанному пути, совершали и ошибки… Тот же заговор военных под руководством Тухачевского….Был, был заговор…Карали предателей, но страдали и невинные….Говорят "лес рубят, — щепки летят…". Горько и страшно быть щепкой в этой свалке….Но вот она, диалектика, — если бы не выбыли многие командиры Гражданской войны, оказались бы вовремя востребованы на своих местах "рядовые Гражданской" — полководцы и герои Великой Отечественной — Жуков, Василевский, Рокоссовский?…Совершали ошибки, но и исправляли их. Тот же маршал Рокоссовский был репрессирован по "делу военных"…Жестокие рассуждения, но это жизнь. Это история нашей страны…

У Льва Гурыча разболелась голова. Он пошёл в кухню, где Мария в одной из подвесок кухонного гарнитура держала лекарства. Что выпить? Панацею от всех болезней аспирин? Или…

Проглотил сразу две таблетки цитрамона и прилёг на свой любимый диван.

Снова заботы сегодняшнего дня захватили его…

Как-то складываются дела у Ганжи? Приехал ли к нему Коломиец? Были ли ребята уже у "Три Ф"? Найдут ли замену надолго выбывшему Кузикину или придётся рассчитывать на Максюту? По словам Петра Николаевича, Максюта должен хорошо "потянуть" печатную пропаганду, но вряд ли он сможет стать руководителем областного отделения Фонда. К форме организации в виде "фонда" он уже привык. Кажется, это то, что нужно до момента провозглашения новой партии

Звонок раздался только в одиннадцать часов вечера. На Урале уже ночь, но Данила понимает, с каким нетерпением ждут в Москве…

Они с Коломийцем только что вернулись от Фёдорова. Старик очень огорчён несчастьем с Кузикиным, неудачным выступлением Михеева. Алёшку Михеева он знает "с пацанов" и уверен, что происшедшее с ним случайность. Уверен, что доверять ему можно, но какое-то время лучше с ним не общаться. Он может сам не знать, что милиция к нему прицепилась не просто так. Михеев, несмотря на свою специальную подготовку, а военный переводчик это почти разведчик, несмотря на это он мог проявить излишнюю эмоциональность при агитации сторонников и кто-то, как говорится, "накапал". Вот и пошло лыко в строку…

Фёдор Фёдорович назвал ещё одного человека, которого можно было бы пригласить к сотрудничеству. Завтра мы с Коломийцем вдвоём навестим его, если координаты, данные "Три Ф", не изменились. Иванов спросил, кто он? Ганжа по телефону фамилию не назвал, сказал лишь, что он тоже военный отставник, кажется пограничник, но ещё не стар и работает, как и Коломиец, в какой-то фирме….

… Разговор с Ганжой несколько успокоил Льва Гурыча. Уж больно всё гладко шло по началу. Что-то должно было случиться, вот и дождались осложнений. Но, кажется, обойдётся, — подумал он.

Иванов посмотрел на часы, и звонить генералу не стал, решив рассказать ему об информации Ганжи завтра. Не стоит в такое позднее время без крайней нужды беспокоить пожилого человека.

Свои годы Лев пока не ощущал. Он постоянно поддерживал хорошую физическую форму и, если бы не вынужденные эпизодические посещения госпиталей… Пётр же был намного старше, да и….телосложение другое…Пусть отдыхает. Скоро ему снова в дорогу. А тут, как бы не пришлось просить его опять на Урал наведаться…

Лев вздохнул и тоже пошёл отдыхать. И ждать Марию.

Привычки Иванова с выходом на пенсию заметно изменились. Он и раньше любил утром поспать, но необходимость заставляла его подниматься в урочное время. Конечно, кроме тех дней, когда очередное дело смешивало понятия день и ночь и когда спать приходилось урывками, когда оно, дело, позволит.

Теперь же он нередко зачитывался до поздней ночи и соответственно позже вставал. Этому способствовал и временной режим Марии. В дни спектаклей с её участием в одиннадцать, а то и позже, он только забирал её из театра. Эту приятную привычку он приобрёл сразу после знакомства с Машей и с удовольствием возобновил, как только сбросил гипсовые оковы и смог сесть за руль своего премиального "пежо".

Вчера он должен был дожидаться звонка Ганжи и Марию опять, как в госпитальные дни, привёз Вячеслав.

Едва Лев Гурыч проснулся и взялся за обычную изнуряющую зарядку, зашёлся требовательным звонком межгород. Он взглянул на часы: междугородный звонок он ждал только с Урала, но не утром же…. Да, там уже рабочий день в разгаре. Снова Ганжа. Даже по голосу слышно, что у Данилы хорошие вести.

— Приветствую вас, Лев Гурыч! Мы с Матвеем только что встречались с человеком, о котором я вчера говорил. — Фамилию Ганжа опять не назвал. — Отличный человек! И что неожиданно, — Матвей знает его, встречался с ним. Правда, много лет назад. Фамилию он забыл, потому вчера не сказал мне ничего. А сегодня они узнали друг друга. Приеду, — расскажу подробно.

— Очень хорошо. Значит, ты можешь возвращаться в Москву?

— Да, Лев Гурыч. Сегодня мы ещё здесь поработаем, Кузикина в больнице навестим, а ночью вместе с Коломийцем вернёмся к нему. Он работать, а я на самолёт — и в Москву.

Их познакомил Алексин. Кирилл Шумов — его давний друг и коллега по журналистскому цеху, специализировался в компьютерной информатике. В мире интернета, серверов и провайдеров для него не было тайн. Во всяком случае, он хорошо ориентировался в многочисленных лоциях виртуального мира.

Когда Павел Алексеевич сказал однажды Кириллу, что погрузился в интересный "журналистский проект" — создания новой, практически, всероссийской газеты, опираясь на издательские возможности провинциальных еженедельников, Кирилл сразу указал ему, что в современном мире добиться серьёзного пропагандистского эффекта без использования возможностей интернета не только старомодно, но попросту невозможно. Алексин спорить не стал, хотя и полагал аудиторию интернета не совсем "той", на которую ориентировались они. Обитатели виртуального мира, по крайней мере в России, в большей части люди в жизни устроенные и не склонные к общественной оппозиции. Но согласился с товарищем, что информационные возможности интернета очень велики и что создать свой сайт в "паутине" не помешает. Тогда он и сказал Иванову о своём приятеле и предложил познакомить их.

Мария пригласила Алексина и его друга к столу. Расставила красивые чашки из "гэдээровского" сервиза. Достала печение и яблочное варенье.

Кирилл, как и многие в интернет влюблённые люди, оживлённо рассказывал о возможностях "всемирной паутины". Наткнувшись на аудиторию, слабо осведомленную, но готовую слушать, он рассказывал охотно и интересно. Хотя не всегда понятно. Но они не прерывали его, полагая, что детали и частности пока не важны. Знакомство Марии и Льва с компьютером не выходило за пределы домашнего пользователя, и новые знания действительно заинтересовали их.

— Скажите, Кирилл, а что значит иметь собственный сайт? И сложно ли его создать? И дорого ли содержать? — спросила Мария.

— Собственный сайт — это своя страничка, на которой вы помещаете ту информацию, какую захотите. Сами и обновляете её, опять-таки, когда захотите. Содержать её ничего не стоит, если вы не возражаете против размещения на ней рекламы по усмотрению провайдера. А создать сайт — очень просто, но есть и специалисты, которые за совсем небольшие деньги сделают всё в лучшем виде.

— Но как другие узнают о нашем сайте? Чтобы, как вы говорите, зайти на него?

— А уж это — реклама! Плюс случайный заход, — огромное число людей "шарят" по интернету в поисках чего-нибудь! И на ваш сайт зайдут! Не сомневайтесь.

Предлагать сотрудничество с Фондом, Лев Гурыч ему не стал, помочь же в технической подготовке сайта Кирилл вызвался сам и Иванов с благодарностью принял это.

Проводив Алексина и Шумова, Лев Гурыч снова взялся за историческую литературу, заставляя себя работать, хотя прочитанное плохо воспринималось, не укладывалось в голове.

Он постоянно поглядывал на часы: по времени самолёт с Урала уже должен был прилететь и Иванов всё время ловил себя на том, что прислушивается, не зазвонит ли телефон. Хотелось скорее поговорить с Ганжой, узнать подробности его поездки.

 

Фрагмент 16

— Лёва, ты никуда не собираешься?…..Я буду у тебя минут через сорок.

Звонка генерала он не ожидал. Встречались сопредседатели Фонда часто. Вот и вчера расстались довольно поздно, не договариваясь об утреннем свидании. Так что звонок Петра Николаевича обеспокоил Иванова. Но гадать о причинах, смысла нет…

Появился Беркутов даже чуть быстрее. Поздоровался. Молча прошли в гостиную, давно ставшую "залом заседаний штабквартиры".

— Кофе выпьешь, Пётр Николаевич, или чайку заварить?

— Давай чай, Лёва… Сам знаешь, за кофе Полина ругается. И садись. Есть нужда поговорить. Так сказать, провести заседание штаба в суженом составе. — Беркутов натянуто улыбнулся.

Лев принёс из кухни кипящий чайник с водой. Аккуратно налил в чашки воду, поставил на журнальный столик заварной чайник и сахарницу. Сел в кресло и вопросительно посмотрел на старшего товарища.

— Ты газеты читаешь, Лев Гурыч? — задал он риторический вопрос и, не ожидая ответа, продолжил. — Я вечером просмотрел последний номер "Советской России" и, признаться, всю ночь не спал: некоторые мысли одолели. Давай советоваться будем.

— О чём, Пётр? Или сомнения появились? В чём именно?

— Появились сомнения. Не в правоте нашего решения. В тактике. Новая избирательная кампания ещё официально не началась, но уже все партии практически начали свои позиции излагать. И грубо, и зримо — агитационные стенды уже появились. И нахально, как Жириновский….

— Но мы, Пётр Николаевич, в этом избирательном цикле участия не принимаем…Что конкретно тебя беспокоит?

— Сейчас скажу. Сначала давай сформулируем, в чём мы расходимся с коммунистами? Отвечаю сам. Мы признаём правильность их лозунгов, реализм их экономической программы. Пусть они разошлись с Глазьевым, но программа глазьевская осталась. Мы решились выступить отдельно только потому, что не верим в их практическую готовность победить. Так? В их готовность к бескомпромиссной борьбе. Мы собираемся критиковать их и отнимать у них часть симпатий избирателей. То есть, называя вещи своими именами, ослаблять их позицию на предстоящих выборах. Правильно ли это? А, если зюгановцы сумеют победить, рады ли мы будем?…Газета, в связи с созданием отдельного от КПРФ избирательного блока Глазьева, прямо упрекает его в расколе патриотических сил…А теперь и мы….Собираемся раздувать раскол… Всю ночь не спал, думал. И не решил, своевременно ли это? Что скажешь…товарищ кандидат в президенты?

Лев Гурыч не ответил. Встав из кресла, он задумчиво прошёлся по гостиной. Зачем-то зажёг и потушил свет. Снова опустился в кресло.

— Ты и прав, Пётр Николаевич, и не прав. Мы, ведь, не собираемся в этом избирательном цикле оспаривать правоту коммунистов… Ты сам сделал расчёт времени, чтобы мы успели к следующим выборам…

— Не о том я, Лёва! Мы не должны сейчас критиковать Зюганова.

— Если мы не будем указывать на нерешительность КПРФ, на сделанные ими ошибки, то, как мы объясним людям, зачем мы вообще завариваем эту кашу? Мы правы, Пётр Николаевич. Правы.

— Нет, полковник. Мы правильно поступили в принципе, но ошибаемся тактически. Подумай, Лёва. Ты всегда был прав по большому счёту, но в тактике нет. Не всегда. Мы должны не изменить, но уточнить свою пропагандистскую программу. Я пока не готов предлагать конкретно…Но давай, Лев Гурыч, подумай. Я свои сомнения высказал. Прекратим сейчас этот разговор, продолжим позже…может быть, завтра?

Иванов проводил друга до двери. Да, озадачил. Но подумать, действительно, есть о чём. Мы, — безусловно, по принятой терминологии вступаем на "левый" фланг политического движения. Стать раскольниками? Имеем ли мы моральное право объективно помочь нынешней власти удержаться у руля государства? Но есть ли у КПРФ реальная возможность победить сейчас? Если да, то?…Или у нас уже появились собственные амбиции? Не так давно ты, Лев, как сказал сам себе честно, готов был отдать своё нынешнее личное благополучие за возвращение к идеалам справедливости, а теперь?…Что ж, генерал прав, как всегда. На то он и генерал. Раз нужно, будем думать.

Он собирался сегодня прокрутить, так сказать, с карандашом в руках предложения Алексина и Шумова о создании сайта Фонда в интернете, но Пётр предложил более срочную тему для мыслительных упражнений. Ладно, интернет подождёт…

Но почему так упорно болит голова? Мария заставляет всё время мереть давление. Да, давление скачет. Хотя и измерительному прибору доверять трудно. Разрекламированный полуавтоматический тонометр совместного японо-американского производства не только очень капризен, но и выдаёт показания с огромным разбросом. То 180/110, то тут же через пару минут 150/90. Чему верить? Но что-то нужно принять. Или кофе выпить? Умница, мой генерал. Это я правильно сделал, что попросил его возглавить наш штаб. Да, будем думать.

Дурной пример заразителен…Лев Гурыч тоже не мог уснуть в эту ночь. Он погладил Марию по волосам, помедлил минуту, и поднялся.

— Ты куда, Лёвушка?

— Спи, моя хорошая, пойду покурю….

Мария приподнялась на локте, посмотрела на него, но ничего не сказала. Лев вышел в гостиную, закурил и сел в кресло у окна.

Ночь. За стеклом темно, а небо серое, покрытое тучами. Нахмурилось небо. Наверное, скоро пойдёт дождь. Вот радость-то, давно не было! Всего-то один день вчера был солнечный. К погоде быстро привыкаешь: жарко, — и кажется, что никогда не наступит желанная прохлада. Зачастят дожди, — и уже с трудом верится, что бывает ясно и солнечно. Однако лето кончилось.

Он встал и проверил, плотно ли закрыто окно. Тянешь время, Лев. Ненужные дела, лишние мысли. Садись, закуривай ещё одну "сталинскую" и думай.

Пётр прав. Наваливаться сейчас с критикой на позиции коммунистов нельзя. Вся выборная кампания продлится три месяца…Правда, потом ещё три месяца до выборов президента….Итого полгода потерять. Но почему потерять? Наша главная задача убедить народ в необходимости сменить нынешнюю власть, показать пагубность для страны её политики, показать лживость её пропагандистской машины. Эта задача остаётся в полной мере. Кто должен сменить эту власть, — вопрос второй. К нему вернёмся позже. А подрывать веру в шансы коммунистов, нет нужды. Если они проиграют выборы, это и будет против них свидетельствовать лучше, чем наша критика. А победят? Победят, — будем рады. Все мои рассуждения о необходимости личного участия в политической борьбе опирались на уверенность в практическом отсутствии силы, способной обеспечить перемены. Если они смогут, мы отойдём в сторону. Точнее, будем помогать им. Но будет ли нам помогать Горьков? О чём ты, Лев Гурыч?

Итак, нужно с Алексиным скорректировать план публикаций на ближайшие месяцы. Направить наши силы….Он задумался. Да, у нас уже есть пропагандистские силы. В Москве — "Квадратные колёса". На Урале — "Вечерние огни", два камня — "Камень самоцвет" и "Камень преткновения". Вот-вот начнёт работать с нами "Радуга". Скоро и в Подмосковье появится дружественная газета. Уже — сила. В умных и опытных руках. Паша опытный журналист, а направление… Наш Генерал — стратег, и я, грешный, помогу.

Ладно, решение принято. Завтра с Петром уточним.

Лев Гурыч включил компьютер….

В эти же дни обострилась необходимость решения ещё одной задачи.

Уже давно, когда стала поступать информация от Костеренко и Смыслова о готовности десятков людей поддержать новую партию, встал вопрос, как зафиксировать и сохранить этот порыв людей. С одной стороны было недопустимо дать увянуть, раствориться в болтовне стремлению людей что-то делать для спасения родины, с другой стороны и чисто формальные соображения о будущей регистрации партии требовали закрепить создавшиеся, но пока никак не оформленные группы единомышленников.

Организационная форма "Фонд по изучению…" подсказала решение.

Пётр Николаевич предложил создать лекторий Фонда. Это точно укладывалось в заявленные при регистрации намерения, позволяло создать списки "слушателей" лектория, поддерживать и укреплять в людях их понимание действительности. Вполне логичным было просить слушателей распространять полученные знания, приглашать в лекторий товарищей и знакомых. Также несложным представлялось в будущем преобразовать учебные группы в партийные ячейки

Начало учебного года подталкивало и желание скорее реализовать этот замысел.

Главная проблема оказалась в отсутствии подготовленных лекторов. Поиски среди знакомых ничего не дали. Тогда и получил Гриша Смыслов "детективное задание" — выяснить судьбу многочисленного отряда московских преподавателей общественных наук.

Начал Григорий Ефимович с того, что разыскал десятилетней давности список московских ВУЗов, список из серии "Куда пойти учиться?". Потом взялся за телефон. Скоро он выяснил, что значительное количество ВУЗов прекратили свою деятельность или изменили профиль преподавания: государству специалисты не требовались, многочисленные же фирмы искали экономистов, менеджеров, переводчиков и т. п. специалистов рыночного профиля. На прямой вопрос по телефону, как называется теперь "Кафедра общественных наук"? — следовало молчание. Такие кафедры оказались не в моде.

Попытка Григория Ефимовича получить информацию в отделах кадров о бывших преподавателях по телефону окончилась полной неудачей. Кадровики не желали обсуждать этот вопрос с частным лицом, написать же официальный запрос возможности не было: никого не интересовал вновь создаваемый "Фонд по изучению истории и политики России".

Вот тогда и пришлось Смыслову тряхнуть стариной и применить свои недюжинные способности розыскника. Он поехал по адресам институтов.

Нет смысла пересказывать ход этих поисков. Через неделю он имел список с адресами и телефонами девятнадцати преподавателей, оставшихся, по его сведениям, не у дел. Остальные перепрофилировались на преподавание других дисциплин, подались в торговлю или частный извоз. Некоторое число из них работали теперь в офисах политических партий. И не только коммунистической. Так сказать, "перепрофилировали" и свои убеждения.

Оставшиеся девятнадцать влачили достаточно грустное существование — на пенсию, на средства родственников, продавали и закладывали своё годами накопленное имущество.

Смыслов вместе с Беркутовым и Ивановым внимательно просмотрели список. Десять из девятнадцати были уже в преклонном возрасте, — со времени их работы прошло уже 12–15 лет и вряд ли они могли включиться в новую активную деятельность. Остальные девять в возрасте 50–55 лет казались подходящими для разговора о сотрудничестве и Григорию Ефимовичу поручили поближе познакомиться с их образом жизни. Это он умел.

Ещё через три дня Лев Гурыч позвонил двоим из бывших преподавателей, и попросил принять для разговора Консультанта вновь созданного Фонда Григория Ефимовича Смыслова.

….Он долго звонил в дверь, обитую дорогой, но уже на взгляд заметно потёртой кожей. Медная табличка с резной надписью "профессор Антон Константинович Бондаревский". Наконец, дверь открылась. Хозяин, неожиданно лукаво улыбнувшись, осведомился:

— Господин Смыслов? Не родственник шахматного экс-чемпиона мира?

Григорий улыбнулся в ответ:

— Товарищ Бондаревский? А вы не родственник известного гроссмейстера?

Дружелюбно улыбаясь, хозяин пригласил гостя войти. Григорий Ефимович осмотрелся. Гостиная была обставлена добротной, но очень старой мебелью. Висевшая над круглым столом многоцветная люстра, если так можно назвать стеклянную "тарелку" неопределённой формы, была модной лет 30 назад. Пожалуй, с гаком. Опытный глаз сыщика остановился на стоявшем возле дивана ламповом приёмнике "Радиотехника". Казалось, активная жизнь в этой комнате остановилась лет….много назад. Но свежий букет космеи говорил о другом: жизнь продолжается, но в суровых рамках бедности.

— Садитесь….товарищ Смыслов. Вы, кажется, употребляете такую форму обращения? Я полагал, что в новых коммерческих фондах это не принято…

— Наш Фонд, Антон Константинович, не коммерческий. Мы ставим перед собой просветительные цели…

— Чем же я заинтересовал вас? Я давно не у дел. Пытался вернуться к….преподавательской работе. Но меня не приняли.

— Вы коммунист?

— Нет, беспартийный. В своё время это мешало, хотя и не очень. Завкафедрой меня так и не избрали, хотя претендовал. Претендовал. Но в работе препятствий не было. А вот потом, когда мою беспартийность заметили и предложили выступить с осуждением коммунизма, я и почувствовал, что осуждать не хочу. Что я, как тогда нередко говорили, — беспартийный большевик. Но я что-то разговорился не в меру…Какое у вас, почтеннейший Григорий Ефимович, ко мне поручение? Или я вас…насторожил своими взглядами?

— Отнюдь. Учредители нашего Фонда тоже считают, что в нашей прошлой жизни было больше хорошего, чем плохого. Фонд принял решение организовать лекторий по вопросам истории России и нынешней политики. Как раз для разъяснения этого. Как вы отнесётесь к предложению сотрудничать?

— Я очень плохо умею приспосабливаться. Если взгляды по основным вопросам нашей многострадальной истории у нас совпадают….то…. Что я должен делать? Кого ещё вы собираетесь привлечь? Я имею в виду моих прежних коллег…Не скрою, я нуждаюсь в заработке.

— Я принимаю ваше принципиальное согласие. Доложу Председателю Фонда. Он позвонит вам, и вы договоритесь о встрече…Кстати, по телефону вы говорили с его заместителем.

— Спасибо. Буду ждать… А как насчёт партии в шахматы, товарищ Смыслов? Это будет сенсация. Когда ваш Председатель…заместитель председателя позвонил и сказал, что меня навестит Смыслов, я заглянул в справочник….Кажется, последний раз Бондаревский и Смыслов играли между собой лет 50 назад…

— Охотно сыграю, Антон Константинович. Хотя, судя по вашей эрудиции, моя шахматная подготовка намного ниже. И лет нам с вами тогда было маловато… Но, давайте сыграем…

Выйдя из дома профессора, Григорий позвонил Льву Гурычу и, сообщив о прошедшей встрече, направился по второму адресу. Об игре в шахматы и результате партии он умолчал.

Они встретились в штаб-квартире Фонда впятером. Иванов, Смыслов, Костеренко, профессор Бондаревский и доцент Полякова.

По уже установившейся традиции приёма гостей Лев Гурыч предложил чай и поставил на стол электрический самовар, заварной чайник, сухое печенье, скорее галеты…

Познакомились… Лев Гурыч без акцентирования подробностей рассказал о создании Фонда.

— Мы видим, как за последние 15, даже 20 лет официальная государственная пропаганда целенаправленно "переделывает" сознание людей, воспитывает молодёжь в духе капиталистических ценностей. Ладно бы так, если бы это делалось честно, в борьбе идей. Но для этого, при монопольном владении средствами массовой информации, властями страны сознательно искажается наша история. Ложь стала основой школьных учебников. С благодарностью принята так называемая "помощь" американского миллиардера Сороса в разработке новых учебников. Теперь уже русский школьник не уверен, мы ли победили немецкий фашизм или это сделали американцы-англичане….Впрочем, вы, уважаемые гости, профессионалы, всё это видите и отлично понимаете, что цель такой "пропаганды" — разрушение в сознании людей чувства патриотизма. Дальнейшее понятно — ликвидация России в качестве единого и самостоятельного государства. Наш Фонд намерен противостоять этой политике. Вы, как докладывает Григорий Ефимович, согласились сотрудничать с нами.

Полякова и Бондаревский согласно наклонили головы.

Лев Гурыч немного помолчал. Потом рассказал, что Фонд — организация не коммерческая, существует на средства спонсоров, заинтересованных в восстановлении исторической правды и изменении пагубного политического курса. Рассказал, что условий для работы лектория пока нет и создавать их придётся "на ходу".

— Вы, товарищи преподаватели, к этому не привычны. Вы должны бы придти в аудиторию и поделиться со слушателями своими знаниями, своим пониманием проблем. Но у нас нет специальных аудиторий. Нам нужно искать и привлекать слушателей. Вы не умеете это делать. Поэтому, на первых порах, подготовительную работу будут проводить присутствующие здесь Василий Иванович и Григорий Ефимович. Ваше дело — в рамках определённой руководством Фонда направленности — разработать тексты лекций и суметь выступить в любом помещении при любом количестве и контингенте слушателей. Вероятно, с одной лекцией придётся выступить несколько раз в разных районах Москвы и в городах области. Уровень подготовленности слушателей будет очень разным. Ну, в этом вы, конечно, сориентируетесь…

Оба преподавателя опять подтвердили своё согласие. А Иванов продолжил:

— Оплату вашего труда будем проводить немедленно, по высшим ставкам нынешних высших учебных заведений. Хотя, — он засмеялся, — ещё раз подчеркну, что слушатели — не столь подготовлены, как студенты…Позже, возможно, мы расширим ваши задачи….А пока, познакомьтесь с направленностью лекций, — он протянул им распечатку тематики публикаций в газетах, подготовленную вместе с Алексиным.

Антон Константинович и Ольга Михайловна углубились в изучение материалов.

Тем временем Лев Гурыч, неспешно прохаживаясь по гостиной, посматривал в сторону гостей. Оба ему нравились. Богатый опыт общения с людьми давно сделал из Иванова проницательного психолога и сейчас он доверял своим впечатлениям. Гриша хорошо справился с подбором кандидатов. Обоим — изрядно за пятьдесят, оба выглядят интеллигентно, оба одеты в поношенную, но вполне приличную одежду. Женщина выглядит даже элегантно. Бондаревский высок и худ, чем-то похож на однофамильца-гроссмейстера. Посылая Гришу к нему, Лев Гурыч полюбопытствовал и заглянул в потрёпанный томик "Шахматного словаря", где была фотография шахматиста. Полякова — среднего роста, комплекция — соответствует возрасту. Никакой раскраски. Приятная женщина.

— Лев Гурыч, — Ольга Михайловна закончила просмотр программы, — тематика понятна и мне импонирует. Текст лекции я должна разработать сама или мы разделим темы с Антоном Константиновичем? И ещё, — всё же, разные по уровню подготовки аудитории, — это разные тексты лекций. Как быть с этим?

— С товарищем Бондаревским вы обязанности разделите сами. Как сочтёте удобным. А учёт уровня слушателей, — вы люди опытные, мы будем контролировать направленность выступлений, а не соблюдение текстов. В этом вы свободны. Кстати о содержании. Мы хотели бы, чтобы тексты лекций были полемичны, откликались на искажение фактов в школьных учебниках, в передачах СМИ и так далее.

— А содержание лекций, — вступил в разговор Бондаревский, — подвергнется цензуре?

— Нет. Совпадение взглядов мы с вами зафиксировали. А тексты — ваше дело, наше, естественно, — заинтересованное внимание.

— Иначе говоря, если текст вам не понравится…

— Только в случае концептуальных разногласий.

— Итак, всё-таки, цензура.

— Антон Константинович! Это не цензура, это условия найма. Согласитесь, что наниматель не должен оплачивать то, что противоречит оговорённым при найме условиям. А с предложенной нами направленностью лекций, вы согласились.

— Да я не о том, госп…товарищ Иванов. Я — за идеи советской власти, потому и отказался от огульного осуждения того времени. Но далеко не со всем и тогда был согласен.

— Я тоже, Антон Константинович…По частностям, надеюсь, договоримся.

Бондаревский промолчал. Всё-таки, осадок от разговора остался у обоих. Что ж, ближайшее будущее покажет.

Разговор прервал сигнал домофона, — пришёл Беркутов. Лев Гурыч познакомил его с будущими лекторами, основная информация о которых ему уже была известна. Пётр Николаевич сел в сторонке на диван, некоторое время слушал разговор. Потом вежливо кашлянул и сказал:

— Разрешите мне, Лев Гурыч, пару замечаний сделать.

Все повернулись к нему.

— Мы, господа учёные, понимаем разницу между вузовским курсом и лекторием. Понимаем невозможность создания целостного курса. Контингент слушателей не будет постоянным, поэтому каждая лекция должна быть законченной. Посвящена какому-то конкретному и, обязательно, интересному вопросу. Наша цель разъяснить людям именно те вопросы, по которым им преподносится наиболее грязная ложь. Вы ознакомились с намеченной тематикой. Как видите, в рамках общего направления она фрагментарна, затрагивает отдельные, но самые острые вопросы. Например, — репрессии и культ личности, Великая Отечественная война и, якобы, слабость, некомпетентность советского военного руководства. Или его ответственность за развязывание Второй мировой войны…Повторюсь: каждый конкретный вопрос мы хотели бы раскрыть интересно и доказательно…

— Эту особенность лектория, Пётр Николаевич, мы понимаем, — сказал Бондаревский. — У нас, точнее, у меня возникли сомнения в возможности различной трактовки каких-то конкретных вопросов. Вы упомянули горькую тему репрессий….Я не сомневаюсь, что любое государство обязано себя защищать, — это вся история подтверждает, — но отдельные моменты…ну, к примеру, репрессии против целых народов… Мне представляется, что тут мы всех перещеголяли…Разве я не прав?

— Не правы, Антон Константинович, — сказал Иванов. Мы с нашим главным редактором как раз этот вопрос обсуждали. Вот, познакомьтесь со справкой, которую он подготовил….Подойдите к компьютеру.

Репрессии против народов . Эти обвинения имеют в виду два факта — принудительное переселение в восточные районы страны немцев Поволжья в начале войны. И также принудительное выселение некоторых народов Кавказа и Крыма в период войны, после освобождения от фашистских оккупантов этих регионов.

О немцах Поволжья. Их автономия в районе города Саратова была образована по инициативе Сталина в декабре 1924 года. В конце августа 1941 года её население в связи с нападением на нашу страну Германии было переселено в Казахстан и другие восточные районы страны.

Отметим, что такова была обычная международная практика того времени. Перед началом Второй мировой войны в связи с милитаризацией Германии французское правительство выселило из приграничных районов всех этнических немцев. В начале войны английское правительство локализовало немецкое население страны. После нападения японцев на США, правительство Соединённых Штатов направило в специальные концлагеря всех японцев, проживавших в стране… Нелишне сказать, что их имущество (и не малое!) было конфисковано. Характерно, что наша пропаганда об этом умалчивает. Об этом историческом факте известно из художественной литературы американских авторов.

Таким образом, переселение немцев, осуществлённое в СССР, не является каким-то исключительным явлением.

Совсем иначе обстояло дело с другими упомянутыми народами. Разумеется, не все представители этих народов (мы помним, например подвиги лётчика — Героя Советского Союза татарина Ахмет-хана), но очень многие коренные жители Кавказа и Крыма оказали реальную помощь наступающим немецким войскам. А в последующем из жителей этих регионов формировались отдельные воинские подразделения (например, Второй полк Северо-кавказского легиона, 836 Северо-кавказский батальон численностью около 700 человек и др.).

Приводя эту информацию о мотивах решения руководства СССР о переселении некоторых народов, мы не обсуждаем их правомерность, но утверждаем, что у Советского руководства были основания для суровой оценки имевшейся ситуации, тем более что война продолжалась.

Ещё два замечания.

В нынешнее время много говорят о жестокости переселения, о невыносимых условиях жизни переселённых народов, ограничениях для их развития. В этой связи вспомним, что только чеченский народ в этих условиях вырастил таких людей, как профессор и политический деятель Руслан Хасбулатов, замечательный артист Эсамбаев, как генералы Дудаев, Масхадов…Другой вопрос, как некоторые из них отблагодарили Россию…

Второе. Сталин своим решением (справедливым или нет, но в духе своего времени) разрешил ситуацию мирно и на долгие годы. В наше время Ельцын своими решениями "реабилитировал" репрессированные народы. Вероятно, в принципе он поступил правильно. Но оформлено справедливое решение бездумно, более того, — преступно. Заявив о "праве" народов вернуться в места прежнего проживания, он породил кровавые раздоры между вновь выросшими на этих землях поколениями людей и экстремистки настроенными представителями переселённых народов: сегодня уже реально льётся кровь, идут стычки в саратовских степях, во многих районах Кавказа, в Крыму…

Бондаревский и Полякова прочитали справку.

— Вы работаете серьёзно, Лев Гурыч, — сказал профессор. — Снимаю шляпу. Убедительно. Эта информация прошла мимо меня.

— Да, Антон Константинович, — добавил Иванов. — В феврале 1942-го в США японцам, гражданам Штатов, разрешили взять с собой только то, что они могли унести с собой и под армейским конвоем их препроводили в концлагеря…За колючую проволоку. Это буквально, — за колючку. Время было жестокое….Не хочу говорить о наших днях…

— Диалектический подход, — заметила Полякова. — Мы слишком часто судим о делах прошлого с меркой сегодняшнего дня. Хотя и понимаем, что это не научно.

— Это вы понимаете. К сожалению, на неискушённых людей такие методы действуют. — Снова включился в разговор Беркутов. — Не так давно я побывал на Урале. Вот там пришлось поучаствовать в споре с одним, на вид очень интеллигентным господинчиком….Он довольно долго разглагольствовал о том, как красиво теперь строят дома и издевался над "совковыми хрущёбами". Наш попутчик, не знаю, к сожалению его общественного статуса, довольно резко ответил: "Вы, мол, тогда, наверняка, с папой в хорошей квартире жили. А десятки миллионов людей жили в коммуналках, в полуподвалах и бараках многие жили. Благодаря развёрнутому массовому строительству, до 80 % людей получили новые квартиры". Господинчик засмеялся: Это квартирами называлось — 5 человек в двух комнатках! Сплошная коммунистическая пропаганда, мол, решили проблему, а намного ли лучше стало! Тогда и я в разговор вмешался. Сказал, что, во-первых, очень скоро начали строить более комфортные квартиры, во вторых, правильно сказал товарищ, квартиры люди бесплатно получили…. Нынешние хоромы покупать приходится, а у многих ли есть деньги на хоромы? Большинство покупает старые, некогда бесплатные квартиры….Кстати, для небольших семей они вполне удобны для жизни. Наш господинчик не сдался, начал вспоминать, как Хрущёв торжественно заявил: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме".

— Ну, это было безответственное заявление, — сказала Полякова, — как и многие другие слова и действия Хрущёва. Вот этот торопыга не понимал диалектики. Полагаю, и решения ХХ съезда партии были во многом поспешными, непродуманными….

— Деликатно сказано, Ольга Михайловна, они во многом были лживыми, породили в обществе цинизм.

Долго молчавший Бондаревский возбуждённо вскочил:

— Этот Съезд сделал важное дело, — дал оценку Культу Сталина. Но сделано это было нечистоплотно. Больше вреда получилось…..

— Вот видите, Антон Константинович, по принципиальным вопросам мы с вами мыслим очень схоже. Надеюсь, мы сработаемся….

Общий разговор продолжался ещё около получаса, после чего договорились о рабочей встрече в понедельник.

Полякова и Бондаревский попрощались.

 

Фрагмент 17

В Калининград Иванов полетел на самолёте. Заниматься оформлением литовской визы для проезда на поезде времени не было. Да и, признаться, тошно было бы проходить унизительные процедуры, установленные Литвой для проезда российских граждан в российский же город. Впрочем, услужливая официальная пропаганда умудрялась и это позорище преподносить как успех президентской политики. Мол, могло бы быть хуже, а установленный "порядок" Россию удовлетворяет Оно понятно, президент на личном самолёте летает, а сотни калининградцев (об этом Лев Гурыч узнал чуть позже) стоят в многодневных очередях у литовского консульства, приходя на ежедневные переклички…

В областном центре Лев Гурыч не задержался, только пересел из аэрофлотовского автобуса в другой и через 40 минут езды по обсаженному огромными деревьями шоссе вышел у подъезда приёмного корпуса санатория Минобороны.

Разумеется, санаторий обладал и современными многоэтажными корпусами, оснащёнными всем необходимым лечебным оборудованием, но изюминку его составляли небольшие, как правило, двухэтажные коттеджи ещё довоенной постройки, расположенные на полянках среди вековых сосен. Сохраняя своё внешнее своеобразие, — крутые черепичные крыши, часто фахверковые стены с заполнением отличной кирпичной кладкой с идеальной "под линеечку" шириной швов, или хорошо оштукатуренные, внутри они отвечали всем высоким стандартам конца ХХ века.

Удобные холлы. Комнаты — на одного-двух отдыхающих. Слово "лечащийся" здесь даже выговаривалось с трудом.

Иванову повезло. Он получил место в одном из таких коттеджей, где всего проживало восемь человек. Соседом же по комнате стал сравнительно молодой адмирал с Тихоокеанского Флота. Лечиться ему пришлось, как и Льву Гурычу, после довольно серьёзной "производственной" аварии.

Лев прикинул, что адмирал даже чуть моложе его. И не ошибся. Отдыхать вместе им предстояло недели полторы, после чего Михаил Михайлович должен был вернуться к месту службы, а Иванов получить другого соседа.

Михаил Михайлович на правах аборигена взял шефство над прихрамывающим ветераном милиции и повёл его знакомиться с окрестностями.

Вышли на улицу Ленина, прошли к остановочному пункту электрички, доставляющей калининградцев в самый центр города-курорта Федерального значения. Сразу возле павильона вокзала — канатная дорога, кабинки которой опускали отдыхающих почти на 40 метров вниз прямо на идущий вдоль песчаного пляжа променад.

Свежий морской ветер доносил до променада брызги воды, срывая их с волн, одна за другой накатывающих на берег. Лёгкий гул моря не воспринимался как шум, а, напротив, создавал фон умиротворяющего спокойствия.

Лев Гурыч и адмирал остановились и несколько минут молча смотрели на волны, на которых возле самого берега качались белоснежные чайки.

Потом неспешно прошли к выложенным прямо на променаде мозаичным солнечным часам и по достаточно пологому серпантину поднялись наверх. Пологий-то серпантин пологий, но поднимались почти двадцать минут — и посидеть на скамейке пришлось, отдохнуть….40 метров пешком вверх это не в кабинке канатной дороги!

Было тихо и немноголюдно, хотя наверху возле магазинов народу было не мало.

Отдыхающие…

Местные жители, — практически все работали в санаториях, пансионатах, домах отдыха, которых в городке было сотни, включая так называемые "гостевые" дома. В "верхней" части города жилых домов было немного, в основном горожане обитали внизу — за железной дорогой. Впрочем, и там жилые дома стояли в прекрасном лесу… Увы, до моря было далековато.

Лев Гурыч и адмирал направились к санаторному ресторану, — приближалось время ужина. Пожалуй, только здесь и можно было увидеть санаторный народ, в остальное время растекающийся по процедурам, многочисленным спортивным сооружениям и просто по городу — пляж, магазины, живительный воздух соснового леса и моря…

В ресторане Иванову определили место в компании двух дам очень средних лет, работника Министерства Иностранных дел неопределённого возраста и старого военного, представившегося подполковником в отставке Синельниковым Романом Семёновичем, принимавшим участие в штурме Кёнигсберга, работавшим в его первой ещё военного времени комендатуре, да так и оставшимся в этих краях на постоянное жительство. Шестое место за столом было пока свободным.

Синельников оказался очень интересным собеседником, много и охотно рассказывающим об области и её истории.

Роман Семёнович постоянно жил в Зеленогорске, в санатории проходил назначенный ему курс лечения и столовался, ночевать же уходил домой.

Вполне естественно, что наиболее острой темой разговоров за столом стал так называемый "Калининградский транзит". Вопрос интересовал всех и не только потому, что всем, кроме Синельникова, предстояло возвращаться "в Россию" через территорию Литвы.

Работник МИДа вполне профессионально "не понимал", в чём же проблема, — правительство договорилось, мол, по всем процедурам…Остальных же эти процедуры возмущали. Синельников рассказал, как калининградские депутаты пытались возражать, как нелогично повели себя Правительство и Дума при одобрении договора о границе с Литвой.

Он напомнил сотрапезникам, что согласованные границы Литвы значительно расширились в советское время, когда Союзное правительство передало Литве часть Белоруссии (вместе с Вильнюсом), откупило для неё у Германии за значительную сумму ещё перед войной благодатные земли на берегах Немана, включило в состав Литовской ССР Клайпедское морское побережье…

— Вы только подумайте, — горячился Синельников, — перед Революцией в их нынешней столице Вильнюсе жило менее 10 % литовцев, остальные — белорусы, поляки, евреи, русские…. — А они же специальной декларацией заявили, что не признают ВСЕ решения Советской власти, предъявили нам многомиллиардный счёт за, якобы, "ущерб, нанесенный во время советской оккупации Литвы!!!". Как будто бы не наша страна вложила в развитие Литвы миллиарды рублей. В советское время построили, крупные заводы, современный морской порт, атомную электростанцию, прекрасные дороги. А их неблагодарные правители об "ущербе" кричат, а с этим транзитом — просто плюнули России в лицо, — они нам снисхождение оказывают. Если не признаёте ВСЕ решения советского времени, почему чужие земли не отдаёте? Я здесь без малого 60 лет живу, видел, какой нищей Литва была до щедрой помощи с нашей стороны…

Дипломат за столом только головой качал, остальные полностью поддержали Синельникова, Иванов же заметил, что во всей внешней политике России просматривается бесхребетность и чрезмерная уступчивость всем и вся. Неожиданно в активный разговор вступила и одна из дам:

— Не так давно читала беседу с одним литовским писателем….Он и на Бориса Олейника, гостившего у него, ссылается. Так он пишет, что в дни января 91-го года, когда произошли вильнюсские события, приведшие к заявлению о выходе Литвы из состава СССР, все стычки были спровоцированы самими литовскими националистами, что советские солдаты, были оснащены только холостыми зарядами, что людей убивали из мелкокалиберного оружия, которого в советских войсках просто не было, и всё это происходило с ведома Горбачёва и Ландсбергиса….Борис Олейник тогда демонстративно вышел из состава Президентского Совета при Горбачёве, назвав его нечестным человеком…

— Я тоже читал это интервью, — подтвердил Синельников. — Литовского писателя фамилия Пяткявичус, он тоже был членом Совета при Горбачёве и вышел из него вместе с Олейником.

Разговор за столом стих. Настроение испортилось, словно прикосновение к грязным страницам уже давней истории касалось лично присутствовавших, перекликалось с событиями последнего времени.

Лев Гурыч сблизился с Синельниковым.

Прогуливаясь с ним по городу, они спустились в противоположную от моря сторону к тихому живописному озеру. Недалеко от него Роман Семенович указал на четырёхэтажный дом современной постройки:

— Здесь я живу, — и предложил зайти.

Небольшая квартира на втором этаже, казалось, была обставлена только стеллажами с книгами. Впрочем, на стенах спальни висело несколько гравюр. Внимание Иванова привлёк офорт "На краю земли русской…". Заметив интерес гостя, Синельников заметил, что это — подарок автора, его доброй знакомой.

Письменный стол и узкая тахта терялись среди книжных шкафов и полок… Синельников жил один и, по его словам, время проводил с книгами и природой.

— Моя скромная библиотека в вашем, мой друг, распоряжении. Заходите, берите с собой…Только, чур, с возвратом. Вы упомянули, что в последнее время увлеклись чтением исторических документов, освещающих события последнего столетия….Вот. Кое-что и по этой тематике есть…

Лев Гурыч с головой ушёл в просмотр интереснейших книг, — здесь были мемуары крупных политических и военных деятелей разных стран, отдельно изданные архивные материалы, толстая папка с вырезками из газет и журналов едва ли не за полвека. Санаторное время у него не пройдёт в скучных лечебных процедурах! Он сможет о многом узнать из документов, от свидетелей и участников исторических событий….

Они поспели к самому окончанию ужина… А потом Иванов, тепло попрощавшись с Роман Семёновичем, отправился в свой коттедж, унося с собой стопку книг…

В санаторных условиях особо популярны детективы.

Впрочем, многое и из принесенных им книг воспринималось почти как детективы…Взять, хотя бы, документы английского автора о "тайных" переговорах заместителя Гитлера Гесса с руководителями Великобритании….Не они ли убедили фашистского главаря в возможности напасть на СССР, не опасаясь серьёзно за настоящую войну на два фронта?

Отношения Льва Гурыча с Синельниковым, несмотря на большую разницу в возрасте, как-то сразу приняли дружелюбный доверительный характер. Уже первые разговоры выявили практически полное совпадение оценок российской действительности. При этом все общие "посылки" Иванова находили подтверждение в событиях на земле Российского анклава, о которых Синельников рассказывал не только с горечью, но и со знанием дела.

Уже через пару дней у новых знакомых сложился ритуал: после обеда они спускались по серпантину к морю. Закатав по колено "курортные" брюки и сняв рубашки и майки, они по кромке пляжа, расплескивая босыми ногами набегающие прибойные волны, шли в конец пляжа, там поднимались по широкой лестнице наверх… Шли неспешно. Очень уже пожилому Синельникову требовался отдых, и они по 5-10 минут сидели на скамейках, благо вдоль лестницы их было немало. Потом по лесным улицам мимо санаториев и пансионатов выходили на кромку крутого заросшего кустарником склона и устраивались в небольшой деревянной беседке, откуда открывался вид на морскую гладь, простирающуюся до самой Швеции…. Шум спокойного моря сюда едва достигал, а лёгкий ветерок поил запахами сосен и моря… Иное дело в шторм! Но до сезона осенне-зимних штормов было ещё далеко.

— Какое изумительное местечко, — невольно заметил Иванов.

— И вот именно это место облюбовал для своей дачи митрополит Кирилл. Иерарх Смоленский и Калининградский и претендент на патриарший престол, — немедленно откликнулся Синельников. — Вот так-то, загородить простому люду выход к этой красоте высоким личным забором… Ладно, предыдущий губернатор области сумел деликатно переориентировать его на другое место. И так почти все лакомые куски прибрежной зоны расхватали толстосумы, прикрываясь фиговыми листочками, мол, не лично для себя….Поди, проверь теперь, заборы высоки…

Некоторое время они молчали. Потом потёк уже ставший привычным разговор о государственном ослаблении, о бедах собственной армии. И снова Роман Семёнович привёл местный пример:

— Есть у нас в области ещё райское местечко — Балтийская коса. По ней граница с Польшей проходит, но 25 километров — наши. Описывать красоты не буду, это видеть нужно. Скажу только одно: 25 километров широкого чистейшего и совершенно пустынного песчаного пляжа… Песок, как на Рижском побережье. Только у нас море лучше — теплее и глубже. Чтобы поплавать не нужно полста метров по колено в воде брести. — Тяжело вздохнув и неожиданно выругавшись в адрес правителей-разрушителей, он продолжил: Несколько лет назад на косе располагались военные гарнизоны. Решили, что это зряшные расходы, военных с косы убрали, превосходный аэродром бросили, постройки раскурочили, трава между тяжёлых бетонных плит растёт…. От Польши до военно-морской базы Балтийского флота — 25 километров. Для танков НАТО меньше часа хода!..Но мы же теперь с этой самой НАТОй друзья… Не пойму, дурак он или… Но дурак не может быть президентом Великой страны…

— Может. Не должен, но может! Хотя наш, — это вряд ли.

— Что же делать, Лев Гурыч? Что вы там, в Москве думаете?

— Думаем, что менять президента нужно. Но только законным путём. Иначе, реки крови прольются! Президента-патриота выбрать нужно.

— Где ж его взять? До выборов нового чуть больше полугода осталось!

— Этот выборный цикл потерян. Но анализ международной ситуации и наших возможностей самосохранения говорит, что критический срок настанет через десяток лет. Значит, нужно успеть к следующим выборам!

— И что-то делается в этом направлении?

Они помолчали. Синельников, заметно волнуясь, повторил свой вопрос.

— Делается, Роман Семёнович. Но одна Москва не решит этой проблемы. Нужна партия. Нужна поддержка регионов. Да, Роман Семёнович! И в вашей непростой области поддержка нужна. Нужны надёжные люди-единомышленники для работы здесь, в области. Такие, как вы. Но, извините, мой друг, помоложе, физически покрепче…Сможете назвать таких?

— Коммунисты? Но….

— Нет, Роман Семёнович! На этих выборах мы поддержим коммунистов. И будем рады, если они победят….Но лично я, извините, не верю в такую возможность. Лидеры коммунистов, мне кажется, утратили боевой дух… Нет, трезво оценивая ситуацию, мы строим расчёт на следующие выборы….Но это уже крайний срок. Или мы сумеем, или наша Россия, как Великая держава Великого народа прекратит своё существование. Думайте, Роман Семёнович. Сведите меня с нужными людьми. И ваши мудрость и знания мы сумеем использовать с благодарностью.

Налетевший порыв ветра напомнил, что они на берегу моря, и что осень всё-таки наступает…. Иванов и Синельников поднялись со скамьи и направились под защиту каменных стен…

Лев Гурыч использовал курортное время, как говорится, на "все сто".

Никаких специальных процедур ему врачи не назначили, — спокойствие, отдых, воздух и вода, — ничего больше вам не требуется. Травмы "заросли", а, чтобы снять последствия долгого лежания, этого вполне достаточно.

До завтрака он делал лёгкую пробежку по лесу, окружавшему коттеджи санатория. Наверное, со стороны это казалось комично, — хромающий бегун, но Льва не интересовали усмешки редких прохожих… После завтрака, когда его постоянный теперь спутник Синельников принимал процедуры, он спускался к пляжу, решительно входил в прохладную по утру воду и плавал полчаса, а то и побольше. Потом поднимался в парк и непринуждённо присоединялся к той или иной группе отдыхающих — играл в волейбол, в огромные санаторные шахматы или демократичное домино. Завязывал знакомства, не вступая в полемику, "мотал на ус" настроения людей, приехавших сюда из разных концов страны….После обеда вместе с Романом Семёновичем гулял по пляжу или по городу. Ближе к вечеру ежедневно связывался по мобильному телефону с Москвой, жадно впитывая в себя информацию, изложенную, как договаривались перед отъездом, в самых общих фразах, — доверять этому виду связи конкретную информацию как-то не хотелось… Судя по сообщениям московских друзей, дела шли нормально.

И читал, читал, читал.

И ждал, когда Синельников сумеет договориться о встрече с "подходящими" людьми… Что ж, ждать — это тоже работа. И, кстати, не из лёгких….

Дождался…

Как обычно, после прогулки по пляжу они расположились в беседке, которую Лев после рассказа Синельникова, про себя называл "митрополичьей", хотя отлично понимал, что оснований для этого нет. Он даже не знал, заходил ли в неё митрополит, когда осматривал эти места. Наверное заходил, уж больно хороша открывающаяся отсюда панорама…

— Они оба университетские, из Технического университета, — сказал Роман Семёнович, словно продолжая разговор, начатый уже несколько дней назад. — Капранов одно время завкафедрой был, не знаю уж точно, почему не стал очередной раз баллотироваться на сей высокий пост. Ему за пятьдесят, продолжает преподавать, пишет научные работы….Коваленко немного моложе. Его специальность — что-то связанное с экономикой. Не знаю, дружат ли, но во многих научных работах сотрудничают…

Познакомился я с ними ещё в советское время по линии общества "Знание"…Помните, было такое? Организовывали лекции на заводах, в организациях. Как-то целый цикл по системе выборных органов, я тогда как раз депутатом горсовета был, вместе с ними прорабатывал. Оба, безусловно, настроены патриотично и к нынешним порядкам критично. — Он пытливо посмотрел на Иванова. — Похоже, Лев Гурыч, они из тех людей, которых вы ищете….И намного моложе меня. Так сказать, в расцвете сил.

— Не упрекайте меня, Роман Семёнович. Я очень благодарен вам за многое…Но затеянное нами дело действительно требует большой физической нагрузки. Вы сможете познакомить меня с товарищами?

— Смогу. Позвоню Геннадию. В каких пределах возможно заранее сказать о цели встречи?

— Решите сами. Вы мудрый человек. Да и ничего предосудительного в наших намерениях заняться политикой нет. А как вы предполагаете организовать это дело?

— Позвоню Капранову. Скажу, что встретил в санатории интересного человека. Приглашу вместе с Коваленко в выходные последние в этом году пляжные денёчки вместе провести…Они люди умные, поймут. Поймут, что неспроста зову, мы уж почти год не встречались….А там…Час-полтора на берегу, потом ко мне, — чай-кофе пить…Где знакомиться вы решите. Можно прямо на песочке, можно у меня. Только вы, Лев Гурыч сейчас решите. Они люди занятые, нужно заранее сговориться…

Замолчали. Иванов уже обдумывал предстоящую встречу. Заочно, по характеристике Романа Семёновича оба ему понравились. И, если удастся привлечь Капранова и Коваленко, то…. Иметь ячейку будущей партии в этом бурлящем политическими страстями регионе очень важно. Вот только Синельников явно обижен, скорее огорчён. Понимает же он, что 82 года….Для активной работы многовато.

— Роман Семёнович! Вы обмолвились, что вместе с предполагаемыми нашими товарищами занимались тематикой выборной системы? А что, если я вас попрошу… Я рассказывал вам, что в скором будущем мы развернём сеть газет в разных краях России. Предвыборная тематика в ближайшее время будет весьма актуальна… Если я попрошу вас подготовить цикл статей… Например, в виде бесед с молодым человеком….

— "Скажи-ка, дядя, ведь не даром…"

— Вот именно! Молодой человек задаёт вопросы…. — А верно ли, что в советские времена выборы были формальностью? Депутатов назначали обкомы, горкомы?…. — А верно ли, что "малограмотные доярки" только руки поднимали за решения уже принятые теми же обкомами, горкомами? — А верно ли….Ну и так далее. Пройтись по всем побрехушкам нынешних демократов на эту тему? Как, Роман Семёнович?

Иванов заметил, как оживились глаза собеседника.

— Смогу ли? Литературные способности у меня….средние.

— Сможете, Роман Семёнович! Стиль, если понадобится, есть кому подкорректировать. Главное — знание вопроса и искренность. Никакой дедукции! Рассказ, как вы сказали, "дяди". А мы по всей стране растиражируем! Вопрос важнейший….А там и дальше подумаем, вы же богатый жизненный опыт имеете, вот и делитесь с нынешними молодыми… Не все же "выбрали пепси". Мы попытаемся пробудить интерес, попытаемся научить задумываться….А вы… вон, я помню, как вы рассказывали за столом о штурме Кёнигсберга…Я, ведь, тоже думал, что город во время штурма разрушили… Не знал раньше, что англичане с американцами ещё в 44-ом ковровыми бомбардировками превратили Кёнигсберг в руины…Чуть ли не за год до штурма….

Из санатория Лев Гурыч уезжал довольный. Врачебную задачу выполнил, просто физически ощущал прилив сил и рабочего настроения. Солидно пополнил свои знания по истории Родины, спасибо библиотеке Синельникова, очень важно — проникся пониманием многих вопросов, по которым все последние годы шла интенсивная обработка не слишком искушённых умов, познакомился со многими людьми из разных концов страны, убедившись попутно, что в своих настроениях совсем не одинок. Совсем не одинок! Главное же, здесь, в самой западной области страны нашёл верных друзей. Можно сказать, заложил основу сотрудничества….Хорошо съездил, продуктивно.

 

Фрагмент 18

Поздно вечером, уже почти ночью Кличко возвращался домой из служебной поездки. Как всегда, на любимом "мерседесе". Разумеется, в центре города ещё кипела жизнь, но на второстепенных улицах в отдалении от злачно-развлектельных центров, народу было мало и движение существенно поредело.

Конечно, он превысил скорость, но совсем не это стало причиной столкновения. Выскочивший из боковой улицы джип "тойота" резко набрал скорость и, обгоняя Кличко, круто подрезал ему путь.

Несмотря на великолепную реакцию, Вячеслав не успел затормозить. Он крутанул руль вправо, ударился колесом об высокий бордюр… Машину отбросило вбок. И — громкий лязг удара металла об металл! Доли секунды и пренеприятный итог.

Из машин они выскочили одновременно — Кличко и сразу четверо "джипистов" бросились навстречу друг другу.

Вячеслав имел достаточный опыт уличных разборок, и в этот раз, мгновенно оценив обстановку, понял, что дело выйдет за рамки словесного выяснения обстоятельств. Он понял, что у противной стороны нет сомнений в собственной виновности, но и нет желания признать вину и уладить дело миром.

Несколько мгновений все пятеро рассматривали последствия столкновения. У джипа лишь разбиты фонари правой стороны, зато весь передок любимицы Вячеслава представлял грустное зрелище.

— Что же вы, ребята… — начал Кличко и вместо ответа получил мощный удар в лицо.

Дело — дрянь. Стрелять в такой ситуации не принято, а соотношение сил удручало. И никаких свидетелей, если не считать застывшей от неожиданности молодой пары на тротуаре, никакой надежды на помощь со стороны. Вячеслав упал. Возможно, если бы он откатился в сторону и сделал вид, что потерял сознание, возможно — они бы уехали. Но он так не умел. Упруго вскочив на ноги и выплюнув на дорогу кровавую слюну, он бросился вперёд и отработанным хуком уложил ближайшего противника. Однако остальные повисли на его руках, заламывая их за спину.

В то же мгновение полковник понял, что он не один.

Рыжий парень, оставив свою подругу, бросился на помощь и отвлёк на себя внимание напавших. Ещё через мгновение он и Кличко, прижавшись друг к другу спинами, уже уверенно отражали наскоки явно пьяной четвёрки. В руках у двоих нападавших блеснули ножи и нежданный помощник полковника вскрикнул и начал оседать на землю.

Ситуация изменилась. Кличко выхватил из наплечной кобуры пистолет, выстрелил в воздух, а затем по колёсам джипа, к которому стремглав кинулись бандиты. Взревел мотор и, громыхая по асфальту простреленным колесом, "тойота" рванула вперёд и скрылась за поворотом.

Вячеслав и девушка посадили рыжего на землю. Зажимая руками кровоточащую рану, он чему-то улыбнулся. Кличко достал мобильник и вызвал скорую и милицию.

— Спасибо тебе, герой. Ты удивительно во время подоспел.

— Да, эти гады на одиночек смелы, а ты, п-полковник не струсил, дал отпор.

— Откуда знаешь, что я полковник? — насторожился Кличко

— В-видел вас в квартире Полины Ивановны, у генерала милицейского. Вы приходили, когда я р-ремонт у них делал. Вы меня не за-заметили, а я запомнил…

— В любом случае, ты отличный парень. Как звать-то тебя? За кого Богу молиться?

— А-Андрей.

В этот момент завывая сиренами подлетели одновременно "03" и патрульная милиции. Выскочившие врач и фельдшер склонились над Андреем, а милиционеры настороженно смотрели на пистолет в руках Кличко, при этом один из них нервно сжимал в руках автомат. Полковник аккуратно положил пистолет на землю и предъявил служебное удостоверение.

— Извините, товарищ полковник. Как дело-то было? Номер машины заметили?

— Номера тверские, цифры грязью заляпаны. Первая — то ли тройка, то ли восьмёрка. Джип "тойота", тёмносиняя или чёрная. "Подрезали они меня на обгоне".

— М-меня спросите, — чуть заикаясь подал голос Андрей, — я всё видел. Эти к-козлы все пьяные были. Они на с-скорости обогнали "мерс", водитель тормозил, но трахнулся в бордюр. Хорошую машину попортили п-подлецы.

Через несколько минут все разъехались. Необходимости везти Андрея в больницу врач не видел, велел придти на перевязку в травмпункт больницы скорой помощи завтра, по возможности до 10 часов, "пока я дежурство не сдал, там и справку оформим". С милицейскими тоже договорились, что Кличко утром зайдёт в райотдел к дознавателю, а бывшие на происшествии сержанты немедленно оформят рапорт по факту происшествия. Данные на поиск и задержание "тойоты" уже дали по рации

Вячеслав Сергеевич огорчённо осмотрел повреждения машины. Уж сколько лет прошло с тех пор, как он и Лёва получили премиальные машины от "Интерпола", а у ласточки Кличко не было ни одной царапины, ни одной вмятины… И вот, — он беззлобно выругался, хорошо понимая, что могло бы быть намного хуже.

Утром Вячеслав на исковерканной машине подъехал к райотделу милиции. Вежливый лейтенант из ГИББД, — а что поделаешь, не просто с полковником разговариваешь, к этому господа гаишники вполне привычны, — а с полковником собственного ведомства… Вежливый лейтенант очень быстро написал протокол допроса потерпевшего, огорчённо сообщил, что тверскую "тойоту" пока не нашли, вероятно, в каком-нибудь гараже затаилась, и пообещав информировать Кличко, когда будут новости, отпустил его заниматься собственными делами.

В это же утро Андрей Бубенцов явился на перевязку к тому самому врачу, который оказывал ему помощь на улице, — успел как раз перед окончанием у доктора суточного дежурства.

Написав необходимые бумаги и сделав отметку, что представитель милиции сержант имярек на месте происшествия присутствовал, он успокоил Андрея, что нож злоумышленника попал в очень благоприятное место, где нет серьёзных внутренних органов.

— До свадьбы, молодой человек, заживёт, — сказал он и шутливо добавил, если, конечно, до свадьбы есть недели три или больше.

Андрей шутку не поддержал. Слово "свадьба" в последние месяцы его волновало, раздражало и вызывало ещё, Бог знает, сколько эмоций. Не слово, понятно, а весь круг, скорее клубок мыслей, чувств, необдуманных поступков и прочих глупостей.

Казалось бы почему? С Саней они уже жили вместе несколько лет. Уже дочери скоро четыре. Ещё недавно казалось, что все нехорошее в прошлом. Но нет. Дикая ревность накатывает волнами, недавно он даже побил любимую-ненавистную, сводящую с ума и заставляющую думать о самоубийстве…Уже она, может быть, ненавидит его. Или любит? О, чёрт! Поди разберись. Как же понять, как разорвать этот круг?

Пробовал забыться, пристрастился к казино, к рулетке….Она вроде бы помогала забыться, вселяла надежду на выход из тупика. Выиграть! Ведь он отдавал себе отчёт, что немалая толика их с Санькой бед связана с нерегулярностью его заработков, с невозможностью дать девочкам всё, что он обязан дать, хотел бы дать.

— Ничего я не обязан, — через минуту зло думал он, — Санька здоровая девка, пусть работает. Гуляет она, я ей только ради денег и нужен. А я из-за них пупок надрываю, — и не замечал, не понимал, как шальные выигранные тысячи рублей тут же уходили в пучину азарта, утягивая за собой и те две-три сотни долларов, которые он получил за сделанную работу и твёрдо наметил истратить с пользой. — Значит, сегодня он опять не пойдёт к Сане, к Санечке, не поговорит с ней по-хорошему, как поклялся Полине Ивановне две недели назад. Когда почти плакал у неё в кухне после того, как дрожащим голосом сказал "я Саню побил…"

Всё-таки, к врачу идти пришлось.

Когда Кличко оставил машину на станции технического обслуживания и почти поверил, что после рихтовки, замены одного крыла и бампера, после аккуратной подкраски ("наш мастер дядя Миша — дока в таких делах")…после всех этих не таких уж сложных для специалистов работ, он сам не заметит мест повреждения, Вячеслав Сергеевич прибыл на работу, ему казалось, что вечерняя схватка прошла без ущерба для здоровья….

К сожалению, это оказалось не так. Острая боль в груди заставила пойти к врачу, а рентген подтвердил, что два ребра сломано. Его туго забинтовали, всадили здоровенную ампулу обезболивающего и велели 3–4 дня "не рыпаться". Он зашёл в приёмную Ларцева, сообщил Анне Захаровне о временном ограничении дееспособности, зашёл к Радкову и отправился домой.

Там он по элементам попытался вспомнить вчерашнее происшествие. Убедился, что оно не связано с делами служебными и успокоился.

Мысли его вернулись к нежданному избавителю, не вмешайся который и всё могло бы кончиться трагически. Оказывается, он хорошо известен в доме генерала Петра. Обязательно нужно поговорить с Петром и Полиной Ивановной, расспросить об этом рыжем парне. И повидать бы его не мешало. Врач на улице сказал, что ничего страшного, но нужно бы удостовериться — нож в бок редко бывает чепухой. Хотя Вячеслав где-то читал, что есть небольшая область внизу живота, ранения в которую, действительно, мало опасны, и этим иногда пользуются люди, симулирующие попытку самоубийства.

Кличко взял с тумбочки сотовый телефон и набрал номер генеральской квартиры.

Для Сани всё происшедшее распалось на два эпизода.

Вот они с Андрюшкой стоят на тротуаре, намереваясь перейти на другую сторону улицы, когда проедет "мерс", вот, завывая двигателем, откуда-то вылетела вторая машина… Резкий звенящий удар металла об металл….Она в испуге замерла и, как в замедленном кино, видела внезапно возникшую схватку, в которую решительно вмешался её муж. Это всё — секунды, мгновения…

Второй эпизод — Андрей сидит на асфальте, зажимая рану. Она бросилась к нему, но тут же подлетела "скорая". И уже тягучие, отпускающие страх слова доктора, недолгая дорога домой, куда медики подвезли пострадавшего. Домой к ней, к бабушке, с которой жила Саня с дочкой. Бабушка ничего не поняла из её сбивчивого рассказа, но сам тон доктора, который помог войти Андрею, заставил её поверить в благополучный исход происшествия.

Андрей всё же потерял сколько-то крови, ослаб. А может быть, укол димедрола подействовал, но уснул он очень скоро.

А Санька не спала, приткнувшись в ноги его постели.

Вся их искореженная жизнь вспоминалась ей. Счастливая встреча с цветущим и влюблённым Андреем — тому ужу более пяти лет. Красивый рыжий с ослепительной улыбкой до смешно топорщяхся ушей.

Она — студентка второго курса, он — недавно вернулся из армии, рабочий-сантехник, отделочник. Раньше сказали бы неровня, мезальянс… Но какое это имеет значение, когда она любит его, когда сердце заходит от прикосновения его сильных рук. "Солнце моё" — говорит он, и это самое солнце горит в его глазах.

Потом это несчастье. Саня заплакала. Она сама не могла понять, что произошло, точнее, КАК произошло….Но эти страшные фотографии…Она помнила, как весело смеялась во время студенческой вечеринки, как лохматый фотограф раздевал её… Как каменно рассматривал эти проклятые фотографии её Андрей. Как спрашивал, а что ещё было у вас?… Не могла она ответить. Не знала. Не помнила. С НЕЙ ничего не было, а что было с её оболочкой?…Она, действительно, не знала.

Фотографа Андрей нашёл и избил его до полусмерти. Но разве это стирает то прошлое? Каким бы оно не было!

Теперь это прошлое постоянно стоит между ними, отступая в счастливые дни и всей своей громадой наваливаясь в другое время.

Саня виновата и винит себя. Ревность же Андрея подчас делает его животным. Вот он лежит сейчас рядом, раненый, обессиливший. Родной и любимый. Но пройдёт эта боль….Пройдёт ли ТА?

Он застонал во сне. Наяву он себе такого не позволит. Санька бросилась к нему, поправила подушку. Но…уже спит.

Полина Ивановна говорит, что раз любит, то простит тот давний глупый поступок. Обязан простить, и в любом случае обязан заботиться о дочери, которую он любит и которая всей своей детской душой привязана к папе.

Саня пересела в бабушкино кресло. Подобрала ноги. Сурово сжала зубы.

— А прощу ли я? Сколько можно терзать человека ревностью?! Я же Человек, и я тоже хочу жить, а не вымаливать у него крупицы радости… И как он смеет играть в рулетку, когда его дочь нуждается? Не сошёлся же свет клином на этом рыжем…Или сошёлся? Ну, кто скажет, кто даст ответ на эти вопросы?!

Вечером Вячеслав позвонил Полине Ивановне. На этот раз трубку взял сам Пётр.

Поздоровавшись, Кличко со своим обычным трёпом рассказал Беркутову о происшествии. Сразу подчеркнул, что это чисто дорожная случайность, не связанная с делами.

— Но самое интересное, Пётр Николаевич, ты не угадаешь! Моим спасителем оказался некий знакомый вам с Полиной Ивановной Андрей Бубенцов. Знаешь такого?

— Знаю, Слава. Хороший мальчишка, хотя помотал нам с Полюшкой нервы изрядно и не один раз.

— Хочу заскочить к вам, интересно про парня подробнее узнать…

— Я тебе заскочу! Велено лежать неделю, так лежи! А Полина Ивановна услышит про твоё бедственное положение и сама заставит меня такси вызвать, навестить тебя болезного.

— О, Пётр! Но я же…Я не готов к приёму таких гостей…

— Лежи, шальной….Полковник ужо, а солидности ни-ни. Всё, что нужно, с собой привезём. Я сейчас посоветуюсь с женой и перезвоню тебе.

Кличко аккуратно положил трубку, повернулся на кушетке и непроизвольно застонал.

Гости прибыли через час. Вячеслав Сергеевич открыл дверь и, демонстрируя своё хорошее самочувствие, попытался снять с Полины Ивановны её шубу. Пётр Николаевич ничего не сказал, но сразу принял "груз" на себя, повесил её на вешалку и, взяв Вячеслава под локоть, провёл в комнату, потом внёс объёмистую сумку с домашней снедью.

— Выглядишь молодцом. Зря я на тебя нашумел.

— В какие-то годы сам Генерал признал свою ошибку!

— Не заносись, Славка! Садись. Сейчас Полина разложит-расставит всё по местам, примем по стопочке микстуры для укрепления здоровья, и расскажи всё подробненько. Потом и мы с Полей на твои вопросы про Андрея постараемся ответить.

Вячеслав рассказал, как попал в конфликт с пьяными "джипистами", как не утерпел оскорбления и сорвался на схватку с ними, и как вмешательство Андрея спасло его от больших неприятностей, чем пара сломанных рёбер. Но и парнишка ваш знакомый пострадал. Правда, я по телефону узнавал, он тоже счастливо отделался.

Андрей едва успел к названному доктором времени.

Усталый и злой после суточного дежурства врач уже собирался уходить и ругал себя, что ночью пожалел парня и не привёз его сюда сразу, чтобы оформить вызов, а отпустил домой. Сейчас не было бы нужды возиться с бумагами, а осмотреть рану смог бы и сменщик, — вон он в соседней комнате переодевается, насвистывает и благоухает каким-то жутким одеколоном.

Не поднимая глаз на Андрея, он быстро писал в журнале, потом достал из стола голубой листок с печатью, чиркнул на нём несколько строк и наставительно сказал:

— С этой справочкой сегодня же сходи в районную поликлинику к хирургу. Там тебе выпишут больничный, пока на три недели. Больше, надеюсь, и не понадобится. Пока же береги рану, тяжёлого не поднимай…И вообще…

— Что вообще? — зло сказал Андрей. — На кой хрен мне этот больничный, если у меня заказ срывается? Кто меня кормить будет? Я, ведь, не в конторе работаю.

— Тогда нечего было в драку лезть, герой долбанный. Стоял бы и смотрел…

— Как четверо одного убивать будут? Иди к чёрту, коновал, — он скомкал справку, бросил её на стол и вышел, хлопнув дверью.

Он стоял на крыльце больницы. Ночью прошёл небольшой дождь и всё вокруг радостно сияло и сверкало в лучах утреннего солнца. А настроение не в дугу. Мрачные мысли, которые на недолго отошли в сторону, снова овладели им.

— Хорошо им, — неизвестно о ком подумал Андрей. — Заболел, — нате вам больничный. Лечитесь, отдыхайте. Попробуйте, как я. Каждый день зарабатывать на прокорм…Да ещё Санька с малышкой….

Он остановился на автобусной остановке, присел на поломанную скамейку, — болит в боку, сейчас бы опять к Саньке… Но денег нет. И совсем не ясно, где взять их. Вчера ещё всё было иначе. Он нашёл выгодный заказ — за неделю, ну пусть с выходными, ему без разницы цвет цифр на календаре, он мог бы заработать 700 баксов. И заказчик аванс дал — сотню. Он пришёл к Сане, дал давно обещанные 50 баксов — заплатить за садик дочкин, потом они пошли в кино. Потом…Что же теперь делать?

Ничего, прорвёмся. Не первый раз. В принципе, деньги добыть можно несколькими способами.

Занять. Он поморщился. Кому ещё он не должен? Но найдётся, кто-нибудь, кто выручит, как и он, бывало, выручал приятелей. Знают, — за ним не пропадёт. Плохо занимать. И ещё жгучее чувство униженности, когда отказывают. Хотя понятно, — в последние месяцы он больше одалживает, чем отдаёт. Проклятая рулетка. Понимает же он… ну да хрен с ней. Захочу, — порву с рулеткой. Только зачем? Она даёт чувство надежды…

Заработать. Доктор не велит. Оно бы и ладно, но вот, присел на скамеечку, а оно свербит в боку. Пойти к заказчику, объяснить, что случилось. Не поймёт хмырь. Пальцы с кучей перстней и колец, скажет "твои проблемы", потребует предоплату вернуть…Не пойду, позвоню и сойдёт. Будет ждать, — отработаю. Не будет, — "его проблемы". Андрей зло усмехнулся. Где им понять, что он — это Он! Он всё сможет.

Ломбард. У него есть почти новая электрическая дрель и вообще новая турбинка. Правда, не ясно, сумею ли выкупить. А без инструмента с трубами не поработаешь. Да и инструмент дома, в пригороде. На автобус или электричку протратишься. А есть уже сейчас хочется. Андрей прикинул, сколько же денег осталось у него в кармане. Не густо. Впрочем, на перекус хватит, а остальное….Казино через пару кварталов, можно пешком дойти. Там и кафе есть, кстати, не дорогое, для таких, как он. Какие цены в ихнем ресторане, в барах на втором этаже, он не интересовался.

Он решительно поднялся со скамьи. Сегодня, он чувствует это, даже знает, сегодня шарик ему подыграет.

 

Фрагмент 19

Приближалось 1 октября. Этот день обещал стать этапным для новой политической

организации. Она должна была обрести свой печатный голос. Практически заявить о своём существовании.

Члены штаба РВС с понятным нетерпением ожидали Первый выпуск газеты "Квадратные колёса" с собственными страницами.

Но 1 октября этого не случилось. Причина — тривиальнейшая: из-за неуплаты за электроэнергию в типографии "обрезали свет" — опечатали электросчётчик.

Беркутову о том, что газета не вышла, сообщил Павел Алексин, который ждал знаменательное событие в редакции еженедельника, и узнал новость вместе с редактором.

Редактор, не прекращая извергать неистовые проклятия в адрес хозяина типографии, яростно тыкал пальцем в кнопки телефонного диска, разыскивая возможность напечатать готовый свёрстанный номер в какой-нибудь другой типографии. К сожалению, ничего не просматривалось, и ждать выход газеты сегодня-завтра не приходилось.

Неожиданно пришла новость с Урала. Газета "Камень-самоцвет" выйдет раньше намеченного срока. Коломиец позвонил и сообщил, что договорился с Августином о том, что уже ближайший номер будет совместным. Матвей Егорович сказал, что накануне выхода газеты они с редактором напечатают хорошим тиражом короткую листовку-анонс с совместным заявлением и призывом покупать обновлённый еженедельник. Распространить эту листовку договорились с разносчиками одной из бесплатных рекламных газет за символическую плату. Подсказал Матвей и ещё одну идею: на первой странице первого совместного номера дать яркую рекламу, что только этот номер будет продаваться по сниженной цене.

— Опыт нашего города говорит, что это привлекает внимание. Дополнительные затраты, точнее потери от скидки, невелики, а эффект получается уже на следующих номерах. Для нашего дела это особенно важно.

Пётр Николаевич одобрил инициативу Коломийца и решил посоветовать сделать такую же рекламу в московском издании, раз уж нечаянная задержка получилась и есть возможность использовать разумную подсказку.

Трудно представить, что несколько минут назад вокруг висела серая хмарь и моросил нудный осенний дождь. Проткнув низко висящие тучи, самолёт взмыл над сверкающей, чуть всхолмленной белой равниной облаков и вокруг, насколько простирался взор открылась залитая солнцем снежная страна….

Иванов уже был устремлён вперед. Чуть меньше двух часов полёта, потом ещё почти столько же на автобусе и в метро, — и он дома.

А дом — это и Мария, — он даже не подозревал, как будет тосковать без неё: ведь, ни разу в их недолгой совместной жизни он не уезжал из дома, если не считать в общем-то коротких и страшно насыщенных делами (и опасностями!) командировок! Уезжала Мария на гастроли, но это входило в обычный распорядок жизни, а тут уехал он, уехал отдыхать! Да и не старый ещё человек полковник Лев Гурыч Иванов, не старый. Полный жизненных сил…

А дом — это и "штабквартира", где своя жизнь, уже ставшая привычной и необходимой.

Не терпелось обстоятельно поговорить с Петром, который во время отсутствия Льва сделал три короткие вылазки в областные центры Чернозёмной зоны. Не терпелось обсудить с ним новости уже во всю развернувшейся предвыборной борьбы, за которой он в санатории следил внимательно, с интересом и….недоумением.

С недоумением и раздражением, природа которого ему была совершенно не понятна, — ведь, сразу было ясно, что этот избирательный цикл к ним отношения не имеет.

Хотелось вникнуть и в другие дела… На время его отсутствия и перманентных поездок Беркутова, вся связь с иногородними товарищами легла на Ганжу, а московские дела прочно взял в свои руки Василь Иванович. В принципе, будь в этом нужда, в Москве можно было бы в короткий срок оформить организацию с численностью до тысячи человек. А с учётом Подмосковья и полторы тысячи!

Честно говоря, и познакомиться с "текстами" успешно работавшего лектория тоже было нужно. Перед отъездом в санаторий Иванов просил "присмотреть" за лекторием Пашу Алексина, но…. Лев Гурыч чётко ощутил в себе ранее неведомое ему чувство ПЕРВОГО руководителя, — вникать в суть ВСЕХ проблем. Только после этого можно быть спокойным.

Он не доверял своим помощникам? Нет, конечно. Доверял. Доверял. Но лично проверить всё равно нужно.

…Самолёт пошёл на посадку. Заложило уши. Ощутимо затрясло в облаках, на несколько секунд затянувших только что сиявшие иллюминаторы….Да, в столице тоже дождь…

Потом Мария сообщила, что звонил Пётр Николаевич, уточнял время, когда должен был появиться Иванов, и она пообещала, что сразу Лёва позвонит. Он и сделал это сразу же.

Ну, почти сразу же.

— Здравствуй, Генерал! Как приятно слышать твой голос, сознавая, что не тысячи вёрст пролегли между нами! И можем увидеться совсем скоро, повидаться…

— Ты поэтом стал на отдыхе, Лёвушка! Но прав, нужно поговорить без помощи технических средств. Забирай Марию, — я с ней говорил сегодня, знаю, что у неё свободный день, — и приезжай. Полина Ивановна уже готовится встречать гостей. Почаёвничаем с бутылочкой, а потом посудачим про то про всё. Ждём, и генерал отключился.

— Машенька! Приказано ехать. Пётр, ведь, предупредил тебя?

— А я готова. Поехали.

Полина Ивановна встретила гостей, как всегда, радушно, приветливо. Если Лёву она знала, что называется "с пелёнок", с молодого безусого лейтенанта в группе ее тогда уже набиравшего опыт капитана Беркутова, которому с намёком на фамилию, все сулили "орлиное будущее", то с Марией она познакомилась совсем недавно, — года полтора назад. Известная актриса сразу понравилась ей отсутствием богемного налёта и тем, — это она определила сразу и безошибочно, — тем, что любила её Лёвушку.

Часа полтора они спокойно и с удовольствием посидели за столом, неспешно обсуждая всевозможные житейские темы (Беркутовы недавно сделали ремонт в квартире и одно это давало массу тем для обсуждения!) и отдав должное при этом великолепному пирогу-рулету с начинкой из сыра, яиц, зелёного лука, — на юге такие называют красивым словом "хачапури", — потом Полина Ивановна решительно поднялась из-за стола и позвала за собой Марию, — "пойдёмте, Машенька, пусть мужчины посплетничают, а у нас с тобой найдутся другие дела"!

Женщины прошли по всем комнатам, придирчиво оценивая и удачный подбор материалов и высокое качество работ.

— Представляете, Машенька, мастер-ремонтник нам попался, — одним словом и не оценить его. С одной стороны, — работа высокого качества! Сам к себе придирчив, — то не хорошо, это не получилось! И переделывает. Я уж говорю, что удовлетворена, а он, — нет, переделаю. А с другой стороны, непрерывные капризы, на работу приходил, когда вздумается. Так сказать, "по настроению". Материалов на переделки перепортил….Ладно, мы его уже не один год знаем, — смирились, ради качественной работы. Но при этом у него — твёрдая уверенность, что заработок его должен быть не меньше, чем у губернатора! Между прочим, это буквально! Понятие о квалификации труда с учётом её уровня ответственности — для него пустой звук. На нынешнем рынке труда большинство таких. Какая-то смесь гордости и глупых амбиций. Совсем развратили молодёжь. — Полина Ивановна тяжело вздохнула. — Наш, хоть, работал качественно. А другие, — лишь бы деньги урвать. Заплатить ему пришлось больше, чем мой генерал в месяц приносил! — и, помолчав, добавила — Раньше понятия меры существовали, а теперь простые девчонки из коммерческих фирм получают многие тысячи, а начальники — десятки тысяч и ещё в долларах! Вот такие условия времени и развращают молодёжь! Получают, а считают, что заработали! Вот вы, Маша, за изнуряющие тренировки, за частицы души, отдаваемые зрителям, — большие доллары получаете?

Мария засмеялась…

— Да уж, что говорить….Кстати, Полина Ивановна, вы как-то рассказывали о вашем родственнике из провинции….Кажется, о племяннике Петра Николаевича. То же представитель нынешней молодёжи. Как он? Определился?

— Пока сказать трудно, Машенька. Поначалу он искал работу по известному принципу — усилий поменьше, денег побольше. Сядет у телефона и названивает: "Артур Викторович беспокоит…Я звонил вам на днях…Так что вы можете предложить мне? Сколько???? Нет, для начала я согласился бы долларов на 500…". Сделает 5–6 звонков и считает дневную задачу выполненной. Я уж говорила ему: "Артюшка! Ты бы побегал по объявлениям. У тебя же, дорогой мой, никакой специальности нет". Надуется и молчит.

— Он у вас живёт?

— Нет. Нашёл где-то общежитие. Но я зря сейчас-то грешу на него. Последнее время в бригаду отделочников устроился. Плитку класть научился. Забегал недавно: говорит, что устаёт зверски, но работа нравится. И даже глаза горят! Даст Бог, образумится парень…

Мужчины между тем вели свой разговор…

После обмена новостями, накопившимися во время поездок, — Иванова в санаторий, а Беркутова в несколько городов Центральной России, — Лев Гурыч спросил:

— Какие у тебя, Пётр, впечатления от начавшейся предвыборной кампании? В частности, от последних высказываний нашего президента? Да и от некоторых заявлений и решений руководителей компартии? У меня какая-то неразбериха в голове. Или наши телеакулы особо эффективно работать стали? Даже на меня влияют?

Пётр Николаевич согласно кивнул головой.

— У меня такие же ощущения, Лёва. С одной стороны, президент уже не раз заявил о нашей военной мощи, об огромном ресурсе сохранившихся ракет… Совсем недавно военные самолёты не летали из-за отсутствия керосина, флот месяцами в море не выходил. А сейчас…. Непрерывные маневры армии и флота. Аж до Индийского океана добрались. Вон, военную базу в Киргизии открыли…. С другой стороны, промышленность явно не обеспечивает эту "мощь". Словно на авансцене грозное действие развёртывается, а на втором плане — декорации, "задник", промышленность заграничные заказы выполняет. Это похоже на изменение политики? Предвыборные трюки?… И, о другом. В выступлениях президента, и многих высоких политиков появилась тема неправедности эксплуатации нефти, газа и других природных богатств страны в интересах кучки олигархов…

— Если прозрение нашло, то не слова нужны, а дела…. А у нас, по-прежнему, нет средств, чтобы спасти замерзающие города от холода. В тоже время иностранные долги готовы выплачивать досрочно. Валютные резервы растут и растут….Почему бы на эти деньги сначала не спасти людей, своих граждан, от сегодняшней беды, а потом уже разобраться, кто в этой беде виноват?…. И воздать по заслугам?

Некоторое время молча пили чай, прислушиваясь к негромкому бормотанию включённого телевизора. Передовали о разрушительном наводнении на Кубани.

Показывали полузатопленные дома казацких семей, плачущих женщин. Высокий худой старик, едва сдерживая слёзы, говорил, что раньше он работал в "райводхозе" и они постоянно следили и за уровнем воды в реках и за своевременным ремонтом дамб и перепускных устройств. "Райводхозы разогнали, денег, видишь ли, на их содержание хватать не стало….Так теперь хлебаем полным коробом….Кто поможет? Зима на носу…".

Генерал покачал головой.

— Картинки из нашей нынешней жизни…. И, ведь, каждый день, — не наводнение, так пожар…. Экономим на контроле, на профилактике….А людским горем платим. И видимость критики создают. Факты показывают, об исправном прошлом вспоминают, а выводы сделать…. Не стрелочников виноватить, не конкретных разгильдяев выявить…. Система рушится.

— М-да, последовательности в действиях высших властей не углядеть! И "наезды" прокуратуры на некоторых олигархов не убеждают: скорее похоже на передел собственности. Или элементарное назидание зарвавшимся персонам. Не более. На политические выводы замаха не хватает.

— Но политический подтекст присутствует Только направлен как-то выборочно… Телевидение, например, упорно намекает на связи людей Ходорковского с коммунистами. Да и о самом Ходорковском промелькнуло. У него самого, якобы, имеются политические амбиции…. Хотя и не в нынешнем избирательном цикле…

— Да, возможно, нам с Ходорковским ещё соперничать придётся…. В 2008-ом! Судя по некоторым сообщениям в прессе, он продолжает набивать свою мошну долларами.

— Если не схарчат Ходорковского. Впрочем, это вряд ли. Не по зубам он нынешним правителям. Если, конечно, не решатся реально взяться за природную ренту…. Но вот это уж, действительно, — вряд ли.

— Лёва! Но, ведь, это факт, что в выборном списке компартии несколько миллионеров появилось. Газеты, "ящик" прямо обвиняют Зюганова в двурушничестве…. Именно обвиняют.

— Вот этому, Пётр Николаевич, я не верю. В двурушничество не верю! Конечно, зря, очень зря Зюганов отказался от союза с Глазьевым. Не пойму, ревность, что ли у Геннадия Андреевича появилась? Соперничества в лидерстве начал бояться? Это коммунистам дорого обойдётся, много голосов избирателей к Глазьеву уйдут. Зюганов, вероятно, ошибается в тактике, переоценивает реальные возможности коммунистов. Газеты же не обвиняют его, а торжествуют! С какой бы стати официоз стал заботиться о чистоте помыслов коммунистов? Вероятно, есть серьёзные мотивы у компартии, а телебрехуны ей готовы всякое лыко в строку поставить…в революционные годы тоже были богатые люди, которые народное движение сознательно поддерживали. Вон, богатейший золотопромышленник Сибиряков — его имя при советской власти знаменитый ледокол носил, — умер в начале 30-ых в глубокой старости… Но всё равно, тяжёлый осадок от таких раздумий остаётся.

— Осадок, — да. Но наше с тобой "дело правое, победа будет за нами". Ох, Лев Гурыч. Смута на душе есть. Но для нас важно понять, есть ли в стране кризис? Реальна ли опасность гибели России? Разве события последнего времени дают основания считать, что положение изменилось? Есть кризис! Опасность не стала меньше. Значит, мы обязаны продолжать начатое. Я так думаю…. Сегодня для нашей с тобой будущей партии главное, — искать сторонников и просвещать народ. А к следующим выборам разберёмся, кто нам союзник, а кто — нет.

— Спасибо, генерал. Твоя мудрость мне всегда мозги прочищает. Мне спокойнее стало на душе. — Иванов вынул из кармана свой знаменитый портсигар. Закурил. — Пётр Николаевич, уже есть нужда наш штаб собрать. Как смотришь, если послезавтра вечером, как всегда, у меня?

— Давай соберёмся. Кстати, Лёва, может быть специальную квартиру для этих целей оборудовать? Для Фонда?

— Не стоит, Пётр. Пока не нужно. Вот объявим о создании партии, тогда и официальной конторой обзаведёмся. Может и раньше, но, по моим соображениям, до этого пока далеко.

— Что ж. Давай позже. А сейчас пойдём к нашим дамам.

 

Фрагмент 20

После почти двухнедельных дождей, как всегда неожиданно, наступило "бабье лето". Солнце светило во всю свою осеннюю мощь, на уличных базарчиках вновь появились боровички, красноголовые подосиновики, крепкие подберёзовички и даже маслята с лоснящимися шляпками, что уж совсем казалось не по времени. Лето сделало последний выброс летних даров. Хотя впереди ещё обилие опят, будут и мокрухи, и зеленухи, исключительные в засоле чёрные грузди…Но это уже другое, это придут дары осеннего леса, сейчас же на короткое время вернулось летнее изобилие. Которого, впрочем, в этом году и не было: сначала два месяца жары — грибам и ягодам, как и садам, не хватало влаги….Потом потекло небо, и опять грибникам не в радость.

Кличко явился под вечер:

— Заработался ты, пенсионер. На календарь не смотришь, выходные не замечаешь…

— А что я замечать должен, Слава? День будничный, вон ты даже в форме явился, что для тебя странновато….

— В форме потому, что принёс устный, но официальный приказ генерала: завтра за грибами едем.

— За какими грибами, Славка! Я уж лет сто в лесу не был, если не считать, когда по оперативной нужде…

— Приказы, полковник, не обсуждают….Тем более, он с Марией согласован. Она тоже едет.

— Машка знает и молчит?! Ну, я ей задам!

— Молчит, потому что знает твой дикий характер. Без приказа Генерала ты, ведь в споры ударишься….Завтра утречком — это в 4 нуль-нуль, будьте готовы следовать за генералом. С корзинами и кинжалами.

— Куда следовать-то?

— Не извольте беспокоиться, господин полковник. Извозчик довезёт.

— Извозчик-то, ты?

— Так точно. Извозчик высшей категории с 30-ти летним стажем вождения, полковник Кличко Вячеслав Сергеевич. 150 лошадок под капотом, два часа езды и вы с Машей — в раю. Роль господа Бога исполняет Пётр Николаевич. Роскошную белую бороду Мария из театра принесёт…

— А ты, балаболка?

— А я — Змей…А то вам с Машенькой понравится в раю, возвращаться к суровым будням не пожелаете….А я, — тут как тут.

Вячеслав засмеялся и обнял Иванова за плечи.

— Отдыхать, Лёва, тоже нужно. Я же вижу, сколько на вас дел навалилось. Что, нелегка президентская участь?

— Не сглазь, Слава. До регалий ещё далеко. Но будем работать… Ты знаешь, друг мой заветный, я верю в победу. Хотя каждый день раскрывает всё новые трудности пути.

— Дорогу осилит идущий. От частого употребления эти слова стали банальностью. Но ты, Лёва, осилишь. Ох, как хотел бы я быть рядом с вами. С тобой и Петром.

— Ты и так рядом.

— Мысленно, Лёва, мысленно. Но в этом мундире….

— Твой мундир нужен нам. Пригодится ещё не раз. А пока за приглашение в рай — спасибо… Я даже не ожидал, что это меня так обрадует.

Вылазка в лес для замотанного делами горожанина всегда праздник. Лев даже не обратил внимания, что день не был выходным, что добавило подмосковному лесу тишины и спокойствия. Выходной был у Марии. Каким образом обеспечил своё присутствие Кличко, Лев Гурыч не спрашивал, у них же с Петром ненормированными были все дни недели.

С грибами всё получилось отлично.

Молодой смешанный лес оказался метрах в пятидесяти от дороги. Вячеслав, съехав на обочину, громко скомандовал "Тпру, родимые!", выключил газ и объявил: "Вылезайте, господа, прибыли"

Высыпав из машины, собрав своё нехитрое снаряжение, они устремились к лесу, утопая в высокой покрытой сверкающей в солнечных лучах росой, траве. Груди пропылённых горожан сразу наполнились дурманящим свежестью воздухом.

Едва углубившись в молодой соснячок, они наткнулись на целую полянку, плотно уставленную прекрасными подосиновиками! Начался азарт. Уже дома Мария сосчитала, что в их общей с Лёвой корзине (Какой корзине! Корзины!! Плюс два рюкзачка!!), оказалось 512 молоденьких крепеньких красноголовиков. Не считали, конечно, но половина из них — урожай с той полянки. Намного меньше, но тоже порядочно собрали белых. Ай, да Краснознаменский лес!

Все вместе осмотрели и отбраковали попавшийся сатанинский гриб, столь хитро подделавшийся под белый. Пётр Николаевич долго вертел его в руках, — жалко было выбрасывать такой здоровенный и похожий на боровик гриб, — но решительно надломил шляпку, которая на изломе посинела. "Понюхайте, ребята, — и запах у него характерно-неприятный, таким не отравишься, но суп испортите точно", — сказал он и решительно выбросил неудачную находку. Прочие грибы — не считали вообще. Маслята, подберёзовики, плотненькие моховички на сухих жёстких ножках, быстро наполняли все ёмкости. Лев Гурыч порадовался нескольким чёрным груздям, время которых ещё впереди. Хотя он и понимал, что для его следующего похода в лес в этом году оно вряд ли наступит вообще.

Слава носился по лесу, как спущенный с поводка пёс, — стремительно и без устали. Он то появлялся рядом с Ивановым и Марией, то исчезал в зарослях. При этом Вячеслав не уступал в удачливости своим товарищам и его кузовок быстро наполнялся. Он брал и свинушки, очаровательные на вид мохнатые волнушки и крепкие, если попадались такие, сыроежки — из этой смеси жена Славы делала вкуснейшую жарёху с картошкой, луком и сметаной, отведать которую приводилось и Льву. Правда, из покупных грибов. Но свои-то ещё вкуснее! Неповторимый лесной запах придавали этому деликатесу именно свинушки, на которые в последнее время почему-то ополчилась медицина.

Пётр Николаевич собирал грибы солидно. Он осматривал каждое дерево, приподнимал листья, разгребал лесной мусор и мох. Он скоро отстал от более проворных товарищей, рюкзака не наполнил, но при осмотре добычи возле машины, к которой всё собрались уже после полудня, предъявил такие грибы-великаны, что остальные только ахнули: белый гриб килограмма на три был без единой червоточины, а два подосиновика на весах перетянули бы полсотни из срезанных его товарищами.

— Вот, подкину работку Полине Ивановне, — заметил он, неспешно складывая и сортируя своё богатство в корзину.

— А нам с полковником хватит работы на полночи, — с тяжёлым вздохом откликнулась Мария.

Вячеслав только засмеялся:

— Не огорчайся, Машенька. Лёва работник хороший, а полночи ещё останется.

Лес пьянил. Мария склонила голову Иванову на плечо, — "Как хорошо, Лёвушка! Неужели так бывает?!"

С непривычки все очень устали и мечтали скорее добраться до дому, остро сочувствуя "извозчику", которому ещё предстояло рулить. Впрочем, за рулём Кличко почти не ощущал усталости, руль успокаивал, даже позволял иногда расслабиться и своеобразно отдыхать.

Обратный путь был дольше, ехал Слава не спеша и лишь у поста ГАИ озорно посигналил. Дежурный сержант встрепенулся, внимательно посмотрел на проезжавших и, видимо, узнав полковника из Главка, подтянулся и взял "под козырёк".

Утром Иванов позвонил Генералу.

— Здравствуйте, Геннадий Афанасьевич! Иванов говорит. Я хотел бы повидать вас.

— Извините, Гурий Алексеевич…О, ещё раз извините, Лев Гурыч, — я недавно о вашем отце думал….О Гурии Алексеевиче. Весточка от него?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

— Вы сможете завтра в 19–30 встретить меня у выхода из Министерства? К сожалению, сегодня и завтра в первой половине дня я не смогу.

— Буду точно. У какого выхода?

— Давайте на улице. На углу Гоголевского….Я отпущу водителя и вы проводите меня до дома. Благо, — доступность пешеходная.

— Буду ждать, товарищ генерал.

Лев понял, что генерал не один и стеснён в разговоре. Да и самому встречаться в его доме интуитивно не хотелось. Повидать же его уже было необходимо.

Геннадий Афанасьевич вышел точно в назначенное время. В лёгком плаще без погон, без головного убора он не был похож на военного. Поздоровались. Некоторое время шли молча. Лев исподволь рассматривал спутника и убедился, что генерал намного моложе его отца, хотя в чинах равен. Во время домашней встречи он выглядел старше и как-то суше, что ли. Теперь он заметил, что у генерала почти нет седины, разве что традиционная — на висках. Генерал, как и Лев слегка прихрамывал и Иванов усмехнулся — мы с ним, как в танце, каким-то фигурным шагом идём.

— Слушаю вас, Лев Гурыч… Не скрою, я много думал о нашем разговоре…. Посоветовался….кое с кем. А каковы ваши успехи?

— Для того и пришёл. Хочу поделиться нашими делами. И вопрос задать.

— Рассказывайте, Лев Гурыч. Дорога у нас не велика, но мы можем идти и не кратчайшим путём. — И скупо улыбнулся: — военные применяют такую тактику. Идут не прямым путём, а в обход. Вот и мы пойдём через Сивцев Вражек…

Они свернули на Гоголевский бульвар, на скамейках которого яростно сражались шахматисты, в основном пенсионеры и мальчишки. Генерал вздохнул:

— Чувствуется соседство с Центральным шахматным клубом. На него тоже коммерческие структуры, как сегодня выражаются, "наезжают". Ресторан уже открыли… Впрочем, здесь на скамейках всегда играли… — Он слегка задержал шаг возле азартного очень пожилого человека в съехавшей на затылок тюбетейке, который, сжимая в руке деревянного коня, почти пропел "Что нам трензель, что нам бубен, мы лошадкой сыгранём!" и водрузил коня на доску. — Да, Лев Гурыч, жизнь продолжается, и очень многие не понимают всей суровости положения. — Итак, я слушаю вас.

Лев Гурыч коротко рассказал. Сделали расчёт времени, — к следующему избирательному циклу можно успеть. Создали организационное ядро — в столице и нескольких областных центрах. Продумали тактику пропаганды и начали её применять, выявили уже сотни людей, разделяющих наши взгляды. Нашли способ использования некоторого количества существующих печатных изданий. В ближайшие дни выйдут первые номера. В Москве — это еженедельник "Квадратные колёса". Пусть вас не смущает название, это издание для автомобилистов, читают его очень многие….Нашли форму легализации на период до провозглашения создания партии….

— Не мало сделано, товарищ полковник….А финансовая сторона?

— Решили и этот вопрос. Насколько прочно, время покажет.

Ещё какое-то время шли молча. Иванов понимал, что генерал тщательно выбирает слова….

— Мне, Лев Гурыч, ваш вопрос ясен. Пришлось посоветоваться с некоторыми коллегами… Не скрою, отношение к вашим…. надеждам, как вы выразились при прошлой встрече, — сочувственное, но пессимистическое. Тревожно и нам. Да, тревожно…. Я не буду называть имён, ладно?

— Разумеется, Геннадий Афанасьевич.

— Так вот. Для серьёзного заявления нужна поддержка не менее десяти многозвёздных генералов и адмиралов. У нас семь военных округов, флот — четыре ключевых бассейна… Частью из них руководят люди старой формации. Но есть и молодые выдвиженцы, которые вряд ли поднимутся до серьёзных обобщений….Не со всеми я даже знаком, не с каждым из остальных возможно заговорить на…..не служебные темы. И всё же с четырьмя товарищами, не на таком высоком уровне, но на достаточно высоком, я разговаривал. Можно найти пути, которые приведут к исполнительскому звену. Яснее скажу, — к тем, кто непосредственно может приказать замкнуть пусковые рубильники. И этот путь не прямой, и не быстрый….Как у нас с вами сейчас, — нужно применить тактический обход…. Боюсь, что это уже будет похоже на заговор, а мы с вами говорили о конституционном пути.

— На первых порах нужно, чтобы те специалисты, о которых вы упомянули, прониклись чувством понимания опасности, грозящей нашей Родине…

— Это так. Но неизбежен и второй шаг, и третий….Нет, Лев Гурыч! Я не отказываюсь от участия в ваших….хорошее слово вы нашли, в ваших надеждах. Я тоже осмыслил свою присягу. И считаю себя честным человеком. Просто хочу, чтобы вы чётко представили: нужно время и, увы, без гарантий положительного результата.

Снова они шли молча, обдумывая сказанное друг другу.

Перешли через Москву-реку. В начале Кутузовского проспекта остановились. Генерал неожиданно задорно улыбнулся:

— Что ж, коллега, поработаем. План операции я уже проработал, не буду утруждать вас деталями. Всего хорошего, полковник. Я вам позвоню, — и он, ускорив шаг, скрылся в одном из проездов

 

Фрагмент 21

Расследование обстоятельств разгрома штабквартиры партии "За народное благо" началось легко и казалось поначалу не доставит хлопот сыщикам. Действительно, картина представлялась очень понятной, а злоумышленники оставили много следов.

Тем не менее, ввиду "особой политической важности" дела Министр, как это нередко теперь бывает, сделал заявление о неизбежном разоблачении преступников и принятии розыска под свой "личный контроль". Соответственно предстояло его расследовать Главку МВД.

Когда полковник Кличко, группе которого поручили вести это дело, приехал на место преступления, "продравшись" через многочисленные дорожные пробки, — Вечяслав Сергеевич ехал на своём "мерседесе", без сирены и мигалки, — обстоятельства проникновения были очевидны.

Офис партии занимал целую секцию кирпичного девятиэтажного жилого дома. Четыре квартиры первого этажа были объединены в одно помещение. Сделаны, как сейчас принято говорить "евроремонт" и перепланировка, прорублен вход в офис непосредственно с проспекта, оборудована стоянка для автомобилей. Всё выглядело богато и солидно. Партия позаботилась о внешней респектабельности, а солидная вывеска гласила об её всероссийском масштабе. Кличко не особо внимательно следил за политическими баталиями, но, разумеется, знал о готовности партии "штурмовать" 5 %-ный рубеж.

Злоумышленники взяли в аренду соседнюю квартиру, сообщив хозяевам, что намерены вести в ней "переводческие работы" и не будут устанавливать никакого оборудования, кроме парочки компьютеров. Они спокойно подготовились к ограблению и в намеченную предвыходную ночь быстро и без помех проделали проём в стене и вошли в штабквартиру партии. Охранная сигнализация защищала только наружные окна и двери. Ночное дежурство не считалось нужным и в распоряжении грабителей оказалась полная ночь, а, возможно, и следующий выходной день.

Впрочем, столько времени не требовалось. Вынести из помещения дорогую оргтехнику, порядочное количество оснащения из кабинетов руководителей, "комнаты приёмов" с богатым баром и оставленного имущества сотрудников офиса, — много времени не требовалось, а оба сейфа, имевшиеся в офисе, были открыты ключами.

Полковник без труда установил место возле подъезда, где стоял грузовой фольксваген похитителей, — колесо которого заехало на газон. Разумеется, марка автомобиля, определённая по отпечатку шины, была предположительной.

При более тщательном осмотре всех помещений партийного штаба выяснилось, что кресло в так называемой комнате для переговоров, в стене которой как раз и был сделан пролом, не только обито красной кожей, но и обильно залито кровью. Свежей кровью.

Опрос персонала офиса провели быстро и дотошно, что позволило утверждать, что в комнате для переговоров в последний рабочий день никаких встреч не проводилось, а сами сотрудники в неё не заходили и происхождения кровавого пятна не знали. Из сейфов и столов сотрудников пропали многие партийные документы, включая банковские, и большая сумма денег. По словам руководителя штабквартиры и главного бухгалтера, — их показания разнились незначительно, — исчезли около 10 тысяч европейских "рублей", столько же долларов США и более 70 тысяч рублей российских.

Проделав все необходимые манипуляции по сбору отпечатков пальцев, собрав и промаркировав весь оставшийся мусор и хлам, как в ограбленном офисе, так и в брошенной квартире, эксперты уехали, а сам полковник сел за руль своего любимого "мерса" и поехал к владельцам квартиры.

Чета пенсионеров, сдавшая квартиру грабителям, помогла немногим. Они предъявили договор найма жилого помещения некому Шерману Арнольду Викторовичу, который обратился к ним по объявлению. Не то, чтобы молодой, в очках, интеллигентный на вид, Шерман показал паспорт, прописанный в Москве, удостоверение преподавателя Инъяза и заплатил сразу за три месяца вперёд. Он сказал, что надеется на успех своего нового бизнеса и, что, если дело пойдёт, он готов заключить договор найма на длительный срок.

Проверка уже через пару часов подтвердила предположение Вячеслава Сергеевича, что означенный Шерман по указанному в паспорте адресу не живёт и в институте не работает. Куцый след оборвался сразу же.

Чью кровь обнаружили на кресле?

Получить ответ представлялось весьма проблематичным, — убитого или раненого человека грабители увезли с собой.

Неожиданно новости посыпались как из рога изобилия.

Сначала пришёл сотрудник, которому поручили отработку поиска микроавтобуса. Уже на следующий день в ГАИ поступило заявление из частного гаража, что арендованный у него накануне ограбления микроавтобус "фольксваген" не вернулся в гараж, а от водителя — Алексея Семикина вестей нет, хотя парень он очень обязательный и твёрдо выполняет требование хозяина звонить ему в случае непредвиденных задержек. Гаишники дали информацию в сводку поиска и уже через час брошенный автомобиль нашли на одной из платных стоянок. В его кузове валялись детали раскуроченных компьютеров и большая скатерть, в которую явно было недавно завёрнуто тело окровавленного человека.

Арендовал микроавтобус всё тот же господин Шерман.

Проверка больниц на предмет поступления раненого результата не дала, а ещё через полтора часа тело несчастного водителя нашли в кустах одного из московских парков, небрежно замаскированное ветками и опавшей листвой.

Вторая новость поступила от экспертов. Изучая хлам, вывезенный из офиса борцов "за народное благо", они наткнулись на попорченную дискету, которую удалось оживить. И вот на ней-то среди большого количества фотографий оказалась одна с изображением….генерала Беркутова, беседующего с незнакомыми эксперту людьми.

Взяв отпечатанную фотографию, Кличко крепко задумался.

Очевидно, следовало позвонить Петру, но он не имел теперь права делать это. Генерала следовало допросить, но это вообще было бы кощунством, нарушением всех принципов дружбы, этики….чёрт знает, чего ещё….Нет, это просто невозможно было сделать. Посоветоваться с Лёвой? Нельзя по тем же причинам.

Друзья теперь политики. Есть ли у них какой-то интерес к ограбленной партии? Вряд ли, да и вообще абсурдно даже думать о них в применении к поиску заинтересованных в ограблении. Но это ясно, это очевидно , ему, Вячеславу Кличко. Однако, даже подумай он вслух об этом, и другой следователь, любой другой следователь, внесёт Петра Николаевича Беркутова в список….проверяемых. Конкуренты в политике…А кому ещё, позвольте спросить, нужны "секреты" третьестепенной партии?

Хватит колебаться. Полковник решительно набрал хорошо знакомый номер телефона.

— Здравствуй, Пётр Николаевич! Кличко на проводе. Мне срочно нужно увидеться с тобой.

— Здравствуй, Слава! Всегда рад видеть тебя. Приезжай.

Через полчаса Кличко поднялся по знакомой лестнице. Пётр Николаевич открыл дверь сам и, крикнув Полине Ивановне, что пришёл Слава, пригласил его в свой небольшой кабинет.

— Что случилось, Вячеслав? В голосе твоём по телефону уловил озабоченность.

— Пётр Николаевич! Вы слышали по ящику об ограблении офиса партии "За народное благо"? Я сейчас занимаюсь этим. В числе архивного мусора партии нашли странную фотографию, — вот она, и Кличко протянул Беркутову заинтересовавшее его фото. — Как она попала в офис этой партии? Кто изображён на ней с вами?

Беркутов засмеялся:

— Будь я при погонах, дал бы тебе нагоняй. Выявленных возможных свидетелей нужно вызывать на допрос…. Шучу-шучу, Слава. Фото это сделано на лекции нашего Фонда, которую Бондаревский читал. На ней деятели той самой партии. Ограбленной. О лектории, по их словам, узнали из объявления, а меня они давно видели, ещё в генеральской форме. Показалось им, что я имею отношение к лекции и подсели поговорить. Впрочем, я и не отказывался. Подтвердил, что лекторий — наша затея. Кто и как фотографировал, я не заметил. Честно говоря, Слава, сам факт фотографирования, да ещё исподтишка, мне совсем не нравится. Такое впечатление, что они что-то прослышали про наши замыслы.

— Ты знаешь их, Пётр? О чём говорили?

— Фамилий не знаю, представились по именам, как модно теперь. Один, — некто Максим, — он слева от меня на фотографии, — назвался референтом Председателя партии, второй, постарше…..кажется, Константин, из редакции их газеты. Говорят, что отслеживают публикации и другие публичные выступления в Москве, изучают предвыборную обстановку…. Полагаю, Слава, ограбление партийного офиса и наша с ними беседа….Кстати, это было недели три назад…. не связаны между собой. Твоему розыску этот снимок ничего не даст, а вот нам с Лёвой стоит подумать….Зачем фотографировали? Даже если на лекцию Бондаревского случайно попали?

— Спасибо, Пётр Николаевич за информацию. Вы позволите оформить это как протокол опроса?

— Допроса, товарищ полковник! Допроса! Это твоя обязанность.

Кличко засмеялся, неприятная двусмысленность ситуации миновала.

Возник и другой вопрос.

Арендованный автомобиль, случайный водитель….Если так, то каким образом он оказался в помещении ограбленной штабквартиры? А раз оказался, то случайна ли аренда? Не следует ли искать связи бандитов через владельца гаража? Или в окружении погибшего водителя?

Вопрос делился, как амёба, превращаясь во многие вопросы, которые следовало проверить, чтобы подтвердить или отвергнуть.

Вернувшись на работу, Кличко достал из ящика стола план оперативных мероприятий, и, тяжело вздохнув, начал вписывать в него новые пункты. Ладно, если в них есть смысл! Но как часто бывает, что направление поиска тупиковое, а объяснение возникших сомнений оказывается совершенно иным и до смешного простым! Однако проверять надо.

Майор Сергей Рустамович Андулин закопался в библиотеке Главка. Он просматривал все газетные публикации за полгода, где в какой-то степени упоминалась партия "За народное благо" и всю печатную продукцию самой партии — газету, буклеты, листовки и прочую дребедень. Он сам не знал, что ищет, но другого способа выяснить, кого могла заинтересовать эта партия, они с Кличко не придумали. Через прессцентр Министерства он запросил сведения о деятельности единственного депутата партии в Госдуме, избранного где-то в Сибири по одномандатному округу.

Сам же Кличко поехал уточнять связи погибшего шофера микроавтобуса, и на завтра выписал повестки на допрос господам Пилецкому и Сычёву — так назвали в офисе партии лиц, запечатлённых на фотографии вместе с Беркутовым. Ещё раз позвонив Петру Николаевичу, он узнал, что на той лекции после выступления Бондаревского Сычёв задал несколько вопросов. Формулировки вопросов Пётр не запомнил, но смысл их сводился к попытке выяснить, какую общественную силу представляет лектор? Не компартию ли?

Пока же Вячеслав Сергеевич беседовал с владельцем и директором в одном лице гаража, где работал Семикин.

Нужно признать, что предчувствия полковника о бесперспективности этого направления поиска оправдывались. В гараже работало всего шесть человек. Ни с кем из них Семикин близок не был и в своей записной книжке Кличко сделал лишь 3–4 малозначащих пометки. Руководитель же гаража ещё раз подчеркнул обязательность погибшего парня и его человеческую порядочность. Вероятно, наём бандитами именно этой машины был всё-таки случайным. Однако Кличко решил съездить и на квартиру, которую Семикин снимал вместе с другим молодым человеком. Ехать туда имело смысл только вечером, так как телефона в квартире не было или в гараже его не знали. Полковник, на всякий случай, поручил проверить это на телефонной станции, но получил подтверждение: телефон в квартире по названному адресу был, но уже давно отключён за неуплату.

… Версии…

Их было всего две — элементарное ограбление и политические разборки.

Простое ограбление, на первый взгляд, — казалось маловероятным. Объект не сулил бандитам большой добычи и вряд ли стоил столь серьёзной подготовки. Об этом же говорило то, что наиболее ценная добыча — компьютеры — была в растерзанном виде брошена в кузове микроавтобуса. Что же касается денег, то на приличные деньги они наткнулись явно случайно, не банк же грабить пришли. По крайней мере, такое сложилось впечатление у Кличко и Андулина. По словам руководителей штабквартиры, такое количество денег в офисе бывало крайне редко и короткое время. Снятая же рядом квартира свидетельствовала о длительной подготовке преступления.

Вторая версия — требовала искать не только исполнителей, но и их заказчиков. Над этим сейчас и корпел майор Андулин.

Что касается исполнителей, то помочь могло только тщательное исследование следов на месте преступления и в квартире, откуда вошли грабители. Традиционный анализ отпечатков пальцев ничего не дал. Их было множество, но принадлежали они работникам офиса партии "За народное благо". Среди прочего же "хлама" были возможные следы, оставленные преступниками, но как их идентифицировать эксперты пока не знали. Они, вероятно, помогут в изобличении налётчиков…. Но сначала их нужно найти и задержать.

Получалось, что всё зависело от поиска Андулина.

Вечером того же дня Вячеслав Сергеевич приехал в квартиру, где жил погибший водитель. Ему повезло. Сосед Семикина — Володя, тоже шофер, но работавший в другой организации, — был дома.

Он ещё не знал о страшной судьбе своего напарника по квартире и был очень расстроен. Володя рассказал, что сосед говорил о выгодном заказе, полученном несколько дней назад. Ему предстояло на один день съездить в Питер, взять там группу "специалистов" и привезти в Москву. Зачем нужно посылать за людьми машину, почему они не приехали на поезде, Лёшка не знал, предположил, что они привезут какое-то громоздкое оборудование…. Но был весел и о заказчике сказал лишь, что он высокий немолодой мужик. Вряд ли это много значило, — для молодого Алексея в категорию "стариков" попадали все люди старше сорока.

Однако информация об участии в ограблении приезжих из Ленинграда была важна. Не исключал Кличко и то, что это мог быть отвлекающий маневр. Мало ли за какими "специалистами" могли послать арендованную машину перед главным делом…. Зачем? Например, чтобы мотивировать перед водителем необходимость ночной перевозки оборудования из московской квартиры. Не собирались же они сразу убивать парня!… А так, мол, задержались в дальней поездке. А он, вдруг, зачем-то вошёл в освобождаемую квартиру. И нашёл свою судьбу, увидев то, что ему не полагалось видеть…. Исходя из характеристики Семикина, такое вполне могло случиться.

Да, линия, проверяемая полковником Кличко, всё время усложнялась, не давая при том серьёзных шансов на успех.

Но бросать проверку нельзя. И полковник запросил информацию у постов ГАИ на всей трассе пути микроавтобуса: не останавливал ли его кто-нибудь? Не осматривал ли груз и пассажиров? В наше время, когда столицу захлестнула волна террора, такой осмотр был вполне вероятен.

 

Фрагмент 22

Кличко позвонил Иванову

— Привет, Лев Гурыч! Ты в ближайший час дома будешь? Хочу забежать на пару минут.

— Здравствуй, Слава! Собрался уезжать, но вернусь к полудню. У тебя срочный разговор?

— Можно и в обед, если у тебя пельмени в холодильнике есть.

— Договорились, полковник. Жду к обеду.

В половине второго Вячеслав Сергеевич нажал кнопку домофона и через две минуты уже сидел в знакомой кухне за столом, на котором не только пельмени дымились парком, но и стоял салат из овощей, сметана, обжигающий вкусом и запахом хрен, ещё какая-то рыбка горячего копчения. Впрочем, ничего предосудительного на столе не было.

Перекусив, Кличко посмотрел на друга.

— Совет нужен, Лёва. Ты знаешь, каким делом я занимаюсь, но расскажу поподробнее и о своих недоумениях упомяну…

Слава рассказал другу о ходе поиска, о сомнениях, имеют ли приехавшие питерцы прямое отношение к ограблению или послужили своего рода дымовой завесой для водителя. О том, что пост ГАИ на трассе останавливал микроавтобус с известным номером, но ничего подозрительного не обнаружил. О подозрениях, что в офисе у злоумышленников был сообщник, — иначе, откуда появились дубликаты ключей от сейфов?

— Главное же, Лев Гурыч, не могу осознать, какую ценность для похитителей имели документы партии? Когда личности на выборах соперничают, — это мне понятно. Компромат и прочая грязь, — наслышаны достаточно. Ну, а здесь? Что могут узнать, допустим, конкуренты? Узнать такого, ради чего решиться организовать взлом? Не ищем ли мы с Андулиным чёрную кошку в тёмной комнате, где её нет?…Ты теперь опытный политик, с партийными делами знаком…. Подскажи, Лёва!

— Возможно, ты прав. О наличии сообщника говорит и другое. Они могли знать, что в помещении бывают серьёзные суммы, снять квартиру и ждать случая. Возможно, деньги и были целью, а документы и начинку компьютеров захватили для создания видимости политического заказа…. Кстати, послать машину за петербуржскими взломщиками могли и потому, что сейчас и в поездах билеты именные, паспорта проверяют. А выезд на гастроли известных нашим ленинградским коллегам "специалистов", им совсем не хотелось афишировать?

Что же касается "партийного следа", то извини, Слава. Я в этих делах почти такой же дилетант, как и ты. Не знаю, кому нужны их списки и прочая…. Партия-то не ахти какая. Им нужно за голоса бороться, а не с конкурентами! Ну, кто с ними конкурирует?! — Лев Гурыч вздохнул. — Это мы на Большую цель замахнулись. А они? Ну, будет в Думе ещё одна "независимая" груп-пка…. Что это меняет?… Правильно рассуждаешь, вся эта история чисто криминальная. Ищи бандитов, а не партийных… имитаторов.

— Спасибо, начальник! Ты у нас всегда мыслил точно и, вижу, на "заслуженном отдыхе" сохранил свои дедуктивные способности.

— Ох, Славка. Не прибедняйся. Я в достойные руки передал свои бразды…

— Сказал Петух на лестные слова Кукушки…

— Ещё, Слава, ты бы запросил у ленинградцев их фототеку спецов по сейфам….Впрочем, у них ключи были. Медвежатники вроде бы и не нужны….Всё равно, запроси, — на крупную добычу нацелились, подстраховаться нелишне. Мало ли, что с ключами случится? Может быть, кто из гаишников узнает пассажиров микроавтобуса. — И… — Иванов явно колебался, — и одна диковатая мысль мелькнула, Слава…. Ты исключаешь самоограбление? Кто-нибудь из руководства этого офиса не мог написать такой сценарий?

— Почему ты подумал об этом?

— Не знаю. Диковато всё. Серьёзная подготовка к бесперспективному на первый взгляд делу. Нужно знать, что перспектива не только может появиться, но появится. Иначе, зачем тратиться на съём квартиры? Иначе, уж больно повезло грабителям. Знаешь, Слава, определённо кто-то из их партийной верхушки к делу причастен. Покопайся в прошлом этих деятелей. Что-нибудь криминальное нащупаешь. Сейчас многие из жулья в политику полезли. И фотографии их покажи хозяевам квартиры и гаража. Нужно же искать таинственного Шермана. Впрочем, это вряд ли. Он должен быть умнее.

— Полковник! У меня ощущение, что мы снова вместе работаем!

— А оно так и есть….полковник. Взгляды, мироощущение у нас с тобой, Славка, одинаковые. В разных сейчас командах, но в одном направлении думаем. И работаем….А профессиональные навыки… Что ж…И другое, Слава. Как говорится "из другой оперы". Зачем они Петра Николаевича сфотографировали? Криминал криминалом. А что заинтересовало этих партийцев в нашем лектории? Ты будешь их допрашивать, — спроси.

— Уже спросил. Говорят, случайное фото. Узнали милицейского генерала, и захотелось с ним запечатлеть себя.

— Авось пригодится? Так ли?

— Может и так. В свете твоей последней версии, может быть и так.

— Удачи тебе, Слава.

Фотоподборку из Питера получили в этот же вечер по электронной почте.

Андулин вызвал в Главк двух сержантов из милицейского патруля, которые вечером накануне нахального взлома партийного офиса останавливали на шоссе микроавтобус.

Оба парня внимательно просмотрели полученные фотографии, немного посовещались между собой, после чего старший из них неуверенно сказал:

— Боюсь ошибиться, товарищ майор, но вроде бы вот этот, на фотке, похож на одного из пассажиров того автобуса. Товарищ мой сомневается, но я думаю, что это он…. Если бы раньше эти карточки видеть…а так…Подозрения они не вызывали, груз тоже самый обычный — чемоданчики, портфели… Задерживать оснований не было….Я козырнул и пожелал счастливого пути.

— К вам претензий нет. Спасибо за помощь, — и Андулин отпустил патрульных, после чего фотографию опознанного "командировочного" отдал в лабораторию размножить.

Доложив о полученной информации полковнику Кличко, Андулин взял фотографии Пилецкого, Сычёва и приезжего и поехал в гараж, где работал погибший водитель.

Однако, ни владелец гаража, ни пенсионеры-хозяева злополучной квартиры не опознали человека, изображённого на фотографии, он не походил на известного им Шермана. Вероятно, "Шерман" не был из местных, работавших в партийном офисе….

Андулина застрелили среди бела дня.

В грохоте переполненного транспортом московского проспекта никто не слышал выстрела. Никто не обратил внимания на обычный "жигуль" (впрочем, это могла быть "волга", иномарка или любая другая машина), стоявший у обочины дороги, неспешно выруливший на дорогу и влившийся в поток авто, с рёвом проносившихся мимо офиса партии "За народное благо", из которого вышел майор. Пуля попала прямо в висок. Место, откуда стреляли, без особого труда определил эксперт-баллистик. Это была обочина проспекта, где парковалось немало машин. Вероятно, машина довольно долго стояла в прямой видимости подъезда штабквартиры, поджидая жертву. О времени ожидания свидетельствовало небольшое свежее пятно подтекавшего масла. Также вероятно, что убийца "проводил" машину Андулина и спокойно выбрал место для засады. И можно было предположить, что стрелял очень уверенный в себе человек, ибо стреляли не из винтовки, а из длинноствольного пистолета, то есть "навскидку", без длительной изготовки, что неминуемо заметил бы кто-нибудь из прохожих.

Когда на место несчастья приехал полковник Кличко, тело его товарища уже положили в служебный микроавтобус, и Вячеславу Сергеевичу осталось лишь расспросить коллегу из райотдела, прибывшего на место убийства и эксперта. Другие же оперативники районного отдела ещё "бегали", пытаясь отыскать хоть какого-нибудь очевидца.

В офисе партии Кличко сказали, что Андулин позвонил часа два назад, попросил не отлучаться господина Пилецкого и, вскоре приехав, около часа беседовал с референтом. Потрясённый случившимся, Пилецкий плохо себя почувствовал и только что уехал домой.

Кличко позвонил в Главк и доложил генералу о гибели своего сотрудника. Начальник уже знал о случившемся и, жёстко приказав Кличко принять все меры для немедленного розыска преступников, сказал, что в его временное распоряжение передаются три человека — группа подполковника Радкова. Генерал приказал немедленно обсудить дело с Радковым и в 19 часов доложить ему о намеченных действиях. Вячеслав взглянул на часы, — было уже половина третьего. Позвонив по сотовому телефону подполковнику, он попросил на 17 часов собрать свою группу, а сам сел в свой "мерседес" и поехал на квартиру к Пилецкому. Крайне важно было узнать, о чём говорили референт и погибший Андулин.

На звонок в дверь никто не отозвался, — Пилецкого дома не было. Никто из соседей не видел, чтобы он приходил днём.

Ровно в пять часов дня Кличко вошёл в кабинет, где работала группа Радкова. Вся команда была в сборе — сам подполковник, с которым Вячеслав Сергеевич был знаком уже лет пятнадцать, пожилой майор Шифер и старший лейтенант Лукинов, парень лет двадцати пяти, недавно взятый в главк из одного подмосковного райотдела. Кличко лично с ним знаком не был, но от Андулина слышал о талантливости нового работника.

Он молча оглядел всех, также молча достал из кармана плоскую бутылку водки "Флагман".

— Извините, коллеги, за такое начало, но давайте… Помянём светлую память нашего погибшего товарища…

Все встали. Лукинов достал из шкафа стаканы.

— Что ж, Сергею Рустамовичу Андулину — память, а нам работать. Найти мерзавцев и сурово покарать….Садитесь, ребята. Я вам расскажу всё по порядку.

Кличко коротко, но, не пренебрегая необходимыми подробностями, рассказал об ограблении партийного офиса и убийстве нанятого водителя, о возникших версиях…. О том, почему отказались от гипотезы политического соперничества ("Сергей проштудировал очень много прессы, если возникнут сомнения, — просмотрите сами"). О доставке в Москву каких-то сомнительных людей из Ленинграда. О том, как получили от питерских товарищей интересную фотоподборку и как один глазастый сержант из поста ГАИ опознал одного из пассажиров микроавтобуса (правда, с оговоркой, — "очень похож, но поручиться не смогу, — сигналов тогда не было, а при осмотре микроавтобуса подозрительного тоже не заметили).

Рассказал Кличко, почему они заинтересовались личностью "референта".

Внимательно выслушав рассказ полковника, майор Шифер сказал:

— Разрешите, Вячеслав Сергеевич, пару вопросов? — и, не ожидая ответа, продолжил. — Выяснили ли, где хранится второй комплект ключей от вскрытых сейфов? Пилецкий — референт лидера партии Орехова. Какие конкретно вопросы входят в его обязанности?

— Второй комплект ключей от сейфа в кабинете начальника, как и первый, хранится у руководителя штабквартиры, первого заместителя лидера партии Паученкова. По его словам, ключи на месте, — один комплект в домашнем сейфе, второй он носит с собой. В ночь ограбления этот комплект был у Пилецкого. Ключи от сейфа в бухгалтерии хранятся у главбуха. Они на месте. В обязанности Пилецкого входит, так называемый, политический мониторинг. Он должен следить за политическими событиями и вносить руководству предложения, на что именно и как желательно реагировать. Судя по отзывам других работников офиса, Пилецкий пользуется доверием обоих руководителей. И Орехова и Паученкова.

— Разрешите и мне спросить, товарищ полковник, — встал со стула молчавший до сих пор Лукинов. — В штабквартире, как вы сказали, работает 16 человек. Почему майор Андулин поехал именно к Пилецкому?

— Пилецкий попал в поле наших интересов раньше других из-за одной из найденных фотографий. Проверяли мы, конечно, всех. А вчера майор Андулин доложил мне, что при проверке биографии Максима Пилецкого выяснилось, что он действительно учился на юридическом факультете Киевского университета, но в означенном в копии его диплома году, университета не закончил, — в списке выпускников его фамилия не значится. Сегодня Сергей планировал поговорить с Пилецким, потребовать предъявить оригинал диплома. Встретился с ним, но…. Погиб. О чём был разговор, не знаю.

— Спасибо. Ясно.

Помолчали.

— Нелепо как-то, — сказал майор Шифер, — зачем они убили Андулина? Какой смысл убивать одного из розыскников? Ведь мы не работаем в одиночку. Есть документы, есть протоколы…. Чем-то Сергей Рустамович испугал Пилецкого.

— Вероятно. Но это случилось не сегодня, — убийца ждал Сергея, а он тоже не знал содержания сегодняшнего разговора. Конечно, он мог быть готов к чему-то, но он получил сигнал к действию.

— Не обязательно. Вы исключаете, что киллер мог слушать разговор Андулина с Пилецким? И сам принял решение?

— Очень возможно. Убийца мог слышать их разговор и сам связаться с главным организатором этого дела. Если Пилецкий в чём-то проговорился, они могли испугаться, чтобы дальше Андулина информация не пошла. Тогда и сам Пилецкий под угрозой. Или майор записывал разговор на диктофон?

— Диктофона при нём не было. Кстати, — почему?

— На этот вопрос мы ответа уже не получим. — Кличко тяжело вздохнул. — И серьёзное упущение мы допустили: кабинет, где Сергей допрашивал референта, не обыскали сразу. Мысль о возможном подслушивании их разговора тогда не возникла.

Около получаса оперативники обсуждали имеющуюся информацию. Потом Кличко спросил, какие возникли предложения по дальнейшей работе?

Представлялось ясным, что в данном случае убийство совершил не наёмный "специалист", а член банды. Вполне возможно, хотя и не обязательно, что он был одним из четырёх пассажиров микроавтобуса. Значит, нужно продолжать поиск. К сожалению, фотография имелась лишь одного из них. Нужно искать его и Пилецкого, — у полковника зрело предположение, что у себя дома Максим больше не покажется и на работу не придёт.

Немного поспорили, изучая список сотрудников офиса, но согласились с доводами Кличко, что особого внимания заслуживают Пилецкий и Паученков. Кроме того, необходима была встреча и с Ореховым, но он должен был появиться в Москве только через два дня. Во время печальных событий лидер партии "За народное благо" был в отпуске, но его уже известили о случившемся.

Через час Кличко и Радков вошли в приёмную начальника Главка.

Здесь мало что изменилось после ухода генерала Беркутова. Только место секретаря занимала пока малознакомая им женщина средних лет. Верочку, как недавно узнал Вячеслав, перевели в хозяйственный отдел.

Кличко доложил, что им назначено на 19 и Анна Захаровна скрылась за высокими дверями кабинета нового начальника Главка.

В практике Кличко это был первый случай, когда генерал-майор Ларцев, сменивший Петра Николаевича, решил вникнуть в детали разработки. Да и случай, прямо сказать, не частый. Конечно, и раньше погибали сотрудники Главка, но это случалось, обычно, при проведении "острых" операций, при задержаниях преступников…. А тут среди бела дня убили старшего офицера Главка, да ещё занятого делом, находящимся под контролем Министра!

— Садитесь, господа офицеры. Доложите подробно все обстоятельства дела. И об ограблении этом диковатом, — оно, ведь, тоже с убийством? И особо подробно, как могло случиться, что майора Андулина так нагло застрелили? Начните вы, Вячеслав Сергеевич. Потом подполковник Радков дополнит. У вас, подполковник, должен быть свежий взгляд на всю эту историю. Потом познакомите меня с планом оперативных мероприятий…

— Дело, действительно, диковатое, товарищ генерал-майор. И объект ограбления, — кому она понадобилась эта партия? Мы проверили эту версию, версию политического сведения счётов, и усомнились. Пришли к мысли о чисто уголовном характере дела. И, совсем нелепо выглядит убийство нашего товарища. Трудно понять, на что рассчитывали мерзавцы…. Он, ведь, не частный детектив.

Просидели в кабинете они больше двух часов. Генерал внимательно выслушал доклад, просмотрел все предложения, внёс свои дополнения.

Кличко с удовлетворением понял, что новый начальник неплохо разбирается в их ремесле. Это было приятно.

 

Фрагмент 23

"Уважаемый Лев Гурыч!

Как договаривались, посылаю Вам свой воображаемый разговор "Дяди с молодым человеком". Литератор из меня неважный, поэтому пусть Ваш специалист правит текст, как сочтёт нужным. На авторские лавры я не претендую. Писал, как говорится, правду и только правду. Боюсь, что очень длинно написал, но ещё раз — редактируйте, сокращайте. Я не буду в обиде.

Встречи с Вами вселили в меня некоторые надежды, и я тешу себя мыслью, что из моих записей получится полезный материал для Вашего светлого Дела.

Ваш Синельников Р.С."

Иванов вынул из конверта несколько машинописных страниц. Молодец Роман Семёнович, быстро прислал обещанное. В предвыборный период это важно.

"Молодой человек (М.Ч.): — Дядя! Ты при Советах депутатом был. Расскажи, неужели всё так скверно было? Депутатов действительно назначали коммунистические руководители?

— Да, мой друг! Был я депутатом Городского Совета. Что ж, расскажу, как готовились выборы. Кстати, точно по такому же принципу и другие Советы избирались. И областные, и районные, и Верховный. Но расскажу, как у нас было.

— Давай, рассказывай, мне интересно знать…

— У нас в городе депутатов было 400 человек. Предложения о составе депутатов, действительно, Горком КПСС готовил. Но обрати внимание КАК. Не поимённо, — меня, тебя, другого, — а так, чтобы в составе совета были представители ВСЕХ категорий населения. И мужчины, и женщины, и молодые люди, и партийные, и беспартийные. Предлагали в депутаты представителей ВСЕХ специальностей. Чтобы грамотно, со знанием дела могли решать вопросы и медицины, и образования, и транспорта и….- короче, всех сторон жизни города. Нас, строителей, было в составе Совета 30 человек. И, заметь, от всех крупных строительных организаций города. И директора, и инженеры, и рабочие — самые опытные бригадиры.

— Ну, вот, Дядя! Так и получалось, что "кухарки и доярки" в депутаты назначались. Рабочие! А что они понимают? Вот сейчас в депутатах — юристы, экономисты, хозяева предприятий — эти люди понимают, как законы писать…. А ты говоришь, рабочие, бригадиры….Они умеют кирпич класть, обои клеить…

— Ошибаешься, парень. Юристы-экономисты тоже в составе Совета были. Но не это главное! Если решали любой специальный вопрос, наша комиссия например, готовила к рассмотрению на сессии горсовета вопрос о делах застройки города… Или другой вопрос, связанный с работой строителей… то наша депутатская группа лучше других специфику дела знала. А оформлять решение юридически грамотно помогали профессиональные юристы, но не депутаты, а наёмные служащие Горсовета.

— Ладно. Пусть так. Но всё равно назначали депутатов те же функционеры компартии.

— Опять нет, мой друг. Когда становилось ясно, сколько и каких специалистов нужно иметь в составе Совета, — для обеспечения нормальной жизнедеятельности города, — организации сами выдвигали кандидатов. Да, нам давали рекомендации, например, нашему институту рекомендовали выдвинуть кандидатом женщину беспартийную и в возрасте до 50 лет. Чтобы выдержать то соотношение, о котором я уже тебе говорил… Но у нас на собрании решили иначе и выдвинули меня. Горком согласился.

— Но мог и не согласиться? А с кем ты соперничал на выборах? Или ваша демократия не требовала альтернативы?

— На собрании споры по кандидатуре были достаточно бурные. А потом, — зачем они? В своём коллективе возможного кандидата знают, как облупленного. И обсуждают пристрастно. Это и были реальные выборы с критикой и альтернативой. А уже на официальных выборах — один кандидат на тысячу с лишним человек….При том не в своём коллективе, а по месту жительства. Кто может его знать так, как свои знают? Доверяли рекомендации коллектива… Не скрою, молодой человек, часть кандидатов — из числа руководителей Горкома, Гориисполкома тоже выдвигались в производственных коллективах, где их знали, но они не работали…. И это было тоже оправданно, — нужно было обеспечить преемственность руководства, чтобы круто не менять планы развития города при каждых выборах…

— И это тоже демократично?

— Нет. Но повторяю, — это оправдано. Запятнавших себя руководителей народ знал и таких не выдвигали…

— Дядя! А как же работал такой громоздкий Совет? Сколько денег тратили на его содержание?

— Гораздо меньше, чем теперь. Депутаты не были штатными работниками, они не получали зарплаты. Быть депутатом было не выгодно, а почётно! Комиссии Совета по профилю собирались раз в месяц, на 2–3 часа. Если же комиссия решала подготовить какой-то вопрос на рассмотрение сессии Совета (а они проходили раз в квартал, как правило, в выходную субботу), если комиссия готовила на сессию свой вопрос, то ВСЕ её члены проверяли состояние интересующего вопроса непосредственно на всех предприятиях города. И, вместе со служащими горисполкома, готовили проект решения. Получалось и профессионально, и честно, так как проверяли дела "на перехлёст", — не в своих организациях…. Потом уже сначала на заседании Комиссии, а потом на сессии, то есть, на заседании всего состава Совета, обсуждали текст проекта решения. И любой депутат, из любой комиссии и вопросы задавал, и поправки вносил….И каждая поправка ставилась на голосование. Вот так-то, мой молодой друг!

— Выглядит красиво. Но всё же лучше, когда есть выбор, кого из кандидатов выбрать. Как в Америке.

— А ты знаешь, какие колоссальные деньги нужны кандидату на эту конкуренцию? Где их взять простому, пусть достойному, человеку? В результате побеждают "денежные мешки" или их ставленники.

— А ты, дядя, вносил такие поправки?

— Да, вносил. И добивался их обсуждения и голосования.

— Спасибо, я многое понял.

— Рад за тебя. Кстати, об умении управлять государством кухарками, — это, всего лишь, образное выражение Ленина. Недоумки издеваются над этими словами, не желая понять их. Скорее же, — делают это умышленно. Смысл слов этих, — простые люди должны привлекаться к решению важных государственных вопросов. Решать их нужно, опираясь на здравый житейский смысл и знание своей отрасли хозяйства. Специалисты-служащие Советов всегда помогут депутатам правильно сформулировать текст. Суть же решения — за избранниками Народа. В СССР этого сумели добиться, хотя, как и в любом деле, были и ошибки, и издержки.

Иванов закончил чтение. Ещё раз спасибо Синельникову. Такой материал опубликовать в наших газетах в предвыборный период очень полезно. Нужно сегодня же написать Синельникову, поблагодарить. Пусть и дальше пишет. Очень пожилой человек, но такое участие в общем деле ему и посильно и приятно. А редактирование текста особой трудности для Паши Алексина не составит: добавит экспрессии, чуть-чуть юмора….Ладно, это его дело. В нём он — мастер.

 

Фрагмент 24

В этом году Максиму исполнилось 32 года.

В бурном для России 93-ем он, тогда студент Киевского университета, сдав экзамены по окончании четвёртого курса, приехал в Москву.

Конечно, формально он уехал за границу. Но строгости разделения государств ещё не утвердились и он, как и большинство людей, ещё ощущали себя гражданами единой страны. Пилецкий имел в Москве много знакомых и легко вошёл в небольшую группу, основавшую некое Общество с ограниченной ответственностью, так называемое "ООО", подобное тем, что тысячами создавались в то время в кипящем страстями море рыночной экономики. ООО провозгласило готовность торговать средствами транспорта, помогать гражданам покупать и продавать автомобили, мотоциклы, мотороллеры, моторные лодки и т. п. Молодых бизнесменов не пугало колоссальное соперничество, необходимость где-то (как правило, в других странах) приобретать подержанные авто, перегонять их через границы, выдерживая стресс таможенных, пограничных и прочих формальностей. К "прочим" относились, и, деликатно выражаясь, "неформальные формальности", отнимавшие значительную часть навара.

В ООО было строгое разделение обязанностей: одни люди ездили в Германию, иногда в Голландию, в Литву, где функционировала "барахолка" из машин second hand, доставляемых сюда паромами из Германии, Швеции. Они подбирали и покупали машины. Другие — перегоняли их через несколько границ, третьи занимались реализацией внутри России. Максим, как без пяти минут юрист, ведал документальным оформлением сделок. Иногда это было совсем не просто, особенно когда продавались машины, привезенные по конкретному заказу. За такими машинами, как правило, тянулся длинный криминальный хвост. Очень скоро он понял, что их "дело" вообще тесно переплетено с криминалом не только в части выполнения "неформальных формальностей", но и во многих других аспектах. Пилецкого это не смущало. Отнюдь, он искренно считал, что подобные правила игры присущи любой коммерческой деятельности. Поэтому его не удивило, что очень скоро ему пришлось отвечать на вопросы следователя. Максим полагал, что это ещё одна "формальность". Но ошибся.

В сентябре он оказался не в Киеве в знакомых студенческих аудиториях, а в следственном изоляторе Бутырской тюрьмы.

Московские события сентября-октября 1993-его года не способствовали нормальному течению следствия. Трудно сейчас понять почему, но Пилецкий не дождался суда, а в морозном декабре того же года был выпущен под "подписку о невыезде". Что это означает для не имевшего московской прописки Максима, тоже трудно понять. И что делать дальше, так как к этому времени ООО лопнуло так же легко, как и возникло. Дело обычное для смутного периода рождающегося капитализма.

В это же время случай свёл Пилецкого с Паученковым.

Ричард (!!!) Паученков был на пару лет старше Максима. Коренной москвич, он живо интересовался политикой, был в толпе "защитников" Белого дома образца 1991-го года, награждён Ельциным медалью "За защиту демократии" и в те дни, когда он познакомился с Пилецким, создал собственную "партию", немало не смущаясь тем, что в ёё рядах насчитывалось аж 23 человека. Максим как-то спросил своего нового приятеля, на какие деньги существует его партия? Ответа не получил, но и не настаивал на нём. Иногда удобно не знать подробности. Ричард торжественно принял Максима в свою партию, вручил ему отпечатанный на принтере членский билет N 24 и поручил ему, учитывая почти юридическое образование, вести делопроизводство "партии". Оставив, впрочем, за собой финансовые вопросы. Окладом Максим остался доволен и перестал интересоваться источником поступления денег.

Разговор с майором Андулиным поверг Максима в ужас.

Когда Сергей Рустамович позвонил в их офис и, предупредив о своём приезде, попросил Пилецкого не отлучаться, он только удивился. Допрашивал его майор уже два раза, коротко опросил его и начальник майора — улыбчивый полковник, и Максим совершенно не понимал, о чём ещё может пойти речь. На всякий случай, он зашёл в кабинет Ричарда и поделился с ним недоумением. Паученков почему-то забеспокоился, велел ему "не распускать язык" и неожиданно предложил разговаривать с майором в своём кабинете. "Здесь вам никто не помешает, а я всё равно через четверть часа уезжаю, есть кое-какие дела в Центризбиркоме".

С самого начала, как-то между прочим, Андулин сказал Пилецкому, что названная им дата окончания института не подтверждена Киевом, сам же сказал, что подобные "накладки" в запрашиваемой информации случаются, и попросил Максима принести ему в Главк оригинал диплома, чтобы "прояснить неувязочку". Потом начал спрашивать о порядках и отношениях в их офисе, о полномочиях и характере начальника штабквартиры Паученкова, снова о хранении злополучных ключей от сейфа, о его личных отношениях с Ричардом и боссом партии Ореховым, — словом о том, о чём уже говорили, и что уже было зафиксировано в протоколах.

Андулин посетовал на неизбежную рутину в их работе, — "всё перепроверяем по десять раз. Видите, я даже протокол не веду, — вздохнув, заметил он. — А вы, Максим Сидорович, обмолвились, что знакомы с Паученковым уже почти десять лет. Расскажите подробнее об этом".

Ничего не заподозрив и даже мысленно посочувствовав майору, Максим начал рассказывать об истории своего знакомства с Ричардом. И только поняв, что он говорит о московской встрече именно тогда, когда должен бы быть на занятиях в Киеве, Пилецкий внутренне похолодел и начал запинаться. Говорил "на автомате", произносил какие-то слова, лихорадочно думая в то же время, как выпутаться из возникшей ситуации. Диплом он принесёт, но вдруг этот настырный майор вздумает отдать его на лабораторную экспертизу? Что грозит ему за использование поддельного диплома? Вроде бы, не страшно. Серьёзных выгод он не извлёк из некогда дружеской помощи Ричарда в получении диплома "без нудных формальностей". Чёрт побери! Казалось бы забытые словесные штампы легко легли в поток тревожных мыслей. А если всплывёт, что он сбежал из под "подписки о невыезде"? Ерунда! Обвинение тогда, ведь, ему не предъявили. Не успели. Хранятся ли те, давние, мелочи уголовных будней? А куда им деться? Пилецкий бросил быстрый взгляд на майора.

Андулин, удобно расположившийся в кресле Паученкова, слушал полузакрыв глаза. Трудно было понять, что же его действительно интересует. К своему ужасу Максим понял, что он совершенно не помнит, о чём он только что рассказывал, — мысли были слишком далеки от произносимых слов.

— Считается, что господин Паученков только формально является заместителем руководителя вашей партии. Фактически он выполняет технические, по большей части, хозяйственные функции. Вот, штаб-квартирой руководит. В политические и финансовые решения господина Орехова не вмешивается? Из ваших слов я понял, что это не совсем так. Как-то же случилось, что крупные денежные суммы оказались в сейфе вашего офиса? Или были на то личные указания шефа? Он, ведь, в отъезде?

Максим замолчал. Разве я сказал об этом? Считается-то так. Реально — наоборот. Все основные деньги партии проходят через Ричарда. И главбуха. Не того, понятно, что сидит в соседнем кабинете, выдаёт зарплату сотрудникам и считает копейки. Только официальные деньги — выборный фонд, издательские доходы и прочие мелочи обсуждаются на заседаниях Бюро, отражаются в отчётах. Потому и назвал он хилые суммы, которые, якобы, взяли грабители. Основные же деньги…. "Но что же я сказал? Неужели сказал про….Почему-то же он задал этот вопрос?" — пытался вспомнить Максим.

Однако, майор не повторил вопрос. Он упруго поднялся с кресла, напомнил Пилецкому, что ждёт его завтра с оригиналом диплома и, попрощавшись кивком головы, вышел из кабинета.

Через минуту Максим услышал крики возле здания и вместе с другими выбежал на улицу.

Проснувшись, Пилецкий не сразу вспомнил, почему он оказался не на привычной старомодной софе в своей московской квартире, а на диване дачи, расположенной в Подмосковье и принадлежавшей его близкой подруге. Точнее, не самой Анжелке, а её отцу литератору средней руки, не удостоенному чести иметь дачу в Переделкине. Ничего. Место тоже приятное. Дача, как дача, двухэтажная, правда, деревянная и не слишком большая, но имевшая и свои преимущества: расположена в пяти минутах от станции электрички, не выделяющаяся среди многих подобных, а потому не привлекающая ненужного внимания. Главное же, отец Анжелки увлёкся новой дамой, всё время проводил с ней и охотно посещал её дачу, практически забыв о наличии собственной.

Максим закурил и начал вспоминать.

Да, вчера он сильно перетрусил. Когда он увидел, что майор из розыска мёртв, он сначала пришёл в восторг. Потом понял, что случившееся связано с их разговором и тем, что этот разговор шёл в кабинете Ричарда, — он ясно вспомнил, как Паученков перед уходом вынул из кармана и зачем-то положил на стол ещё одну авторучку…. Или карандаш? Нет, авторучку. Он быстро вернулся в кабинет, схватил эту авторучку и выбежал к собравшейся толпе сослуживцев. Потом сказался больным и уехал домой, инстинктивно сообразив, что лучше поехать всё-таки куда-нибудь в другое место.

Сначала дача Анжелки показалась ему надёжным укрытием, но теперь он понял, что о его связи с девицей известно многим. Если его будут искать, то фора во времени будет совсем ничтожна.

Ещё в поезде, — в дневное время народу в вагоне было немного, — он развинтил ручку Ричарда. Догадка оказалась верной: в колпачке, которым закручивался канал для стержня, оказался микрофон. Их разговор с Андулиным Паученков или стоящие за ним люди слышали. Значит, смерть майора не избавила его от опасности, а лишь усилила её. Теперь опасность нависла с двух сторон. Ибо Максим уже давно догадывался о связях своего "приятеля" с крупным криминалом.

Догадывался — это не то слово. Паученков уже не раз давал ему задания, не слишком укладывающиеся в партийные хлопоты. Вроде того, когда поручил познакомиться с видным милицейским генералом. Правда, скоро стало известно, что генерал ушёл на пенсию, и надобность в этом знакомстве отпала. Зная об автоторговом прошлом Максима, Ричард посмеивался: "ты, мол, наш парень, начальную школу давно закончил". Накануне недавнего ограбления Паученков как-то многозначительно сказал ему, что вечерним поездом уезжает в Питер и, если ему придётся там задержаться, то он, Пилецкий, останется в офисе за старшего. И вручил ему один комплект ключей от сейфа, предупредив, однако, что открывать сейф не следует.

Теперь Максим не сомневался, что Ричард знал о предстоящем взломе офиса и заблаговременно решил уехать.

Теперь Максим боялся Ричарда, хотя и не мог восстановить в памяти разговор с Андулиным, и понять, что же он сказал такого, что майора приказали убрать. Однако, сам факт выстрела в следователя МВД говорил о том, что слушавшим его разговор с милиционером что-то очень не понравилось и, значит, он, Максим Пилецкий, что-то выболтал. Не даром же его предупреждал Ричард — не болтать!..

…У входной двери задребезжал звонок — кто-то жал кнопку у запертой калитки в ограде участка. Максим подошёл к окну, выглянул из-за откоса проёма. Высокий худощавый парень в плаще. Вроде бы не знакомый.

Звонок повторился. Открывать или нет? К кому визитёр, почему решил, что в доме кто-то есть? Дача всё-таки, постоянно здесь не живут, а день будний…. Ещё звонок. Нет, уходить не собирается…. Примеряется, как ловчее перелезть через невысокий забор. Ладно, открою.

Максим приоткрыл створку окна:

— Что трезвонишь? К кому надо?

— Откройте, Пилецкий. Я вас вижу. К вам пришёл….Из милиции я…

Старший лейтенант Павел Лукинов весь вчерашний день искал Максима. Приехав для очистки совести по адресу его московской прописки, где по свежим следам уже побывал сам Кличко, и убедившись, что Пилецкий не вернулся домой, он вернулся в офис и без особого труда узнал имена людей, с которыми встречался референт вне служебного времени. Таких оказалось не так уж много, но жили они в разных концах огромного города. Служебного транспорта Павлу не полагалось, проверять по телефону они с майором Шифером решили не целесообразным: Максим по разным причинам мог не захотеть встречи с милицией, и проверка на месте казалась предпочтительнее. Вот и мотался старший лейтенант по вечерней Москве в метро и на автобусах.

Разумеется, среди полученных адресов был и адрес Анжелки.

Лукинов побывал у молодой женщины, но, по её словам, в этот день она с Максимом не встречалась.

Только утром Павел подумал о возможном наличии дачи или огородного участка. Он снова позвонил Анжеле, узнал, что у Максима есть ключи от дачи, что телефон там не исправен, и получил необходимый адрес.

Теперь он стоял у калитки дачи. Готовый ко всему.

— Погоди минутку, иду.

Сколько нужно времени, чтобы спуститься со второго этажа, отпереть дверь и пройти 15–20 метров до калитки?

Полторы минуты? Две?

У обоих парней, почти ровесников, за эти минуты в голове пронеслось множество мыслей.

Максим: Идти открывать или выскользнуть через окно кухни в сад и добежать до совсем близкого леска?…Зачем он пришёл? Арестовывать меня? За что? Или впустить в дом и шарахнуть по голове пепельницей?

Массивная из литой бронзы пепельница в виде лодочки с двумя гребцами, чей-то давний подарок отцу Анжелки, лежала у входной двери возле неработающего телефона и могла служить идеальным…. кастетом. Собственно говоря, для того и положили её возле двери…. От лихих людей. В дачной местности всякое бывает…

Шарахнуть? А что потом, куда деваться? Скрываться и от милиции и от бандитов Ричарда? Скрываться, не имея на руках приличных бабок? Да и получится ли одолеть этого? Ментов хорошо тренируют…

Павел: Выйдет или нет? Легкомысленно поступил, нужно было взять с собой опера из местного райотдела…. Для подстраховки. Впрочем, не на задержание же иду, нужно только найти Пилецкого и пригласить его на официальный разговор…. Пока он лишь один из подозреваемых…. Но кто знает, почему он домой не явился? Испугался? Но тогда он со страха и бежать может броситься. Или того хуже, у него может быть оружие. Нет, вот он, вышел на крыльцо. Будь внимателен, Павлуха!

Широко улыбаясь, подошедшему к калитке Пилецкому, Лукинов нащупал под мышкой рукоять пистолета…

— Ну? Что родной милиции от меня понадобилось?

— Почему вы, Максим, не явились к нам? Вас, ведь, майор Андулин просил зайти?

— К 10 часам. Сейчас ещё нет десяти…

— Да, ещё четверть часа. А как вы планировали поспеть к этому времени отсюда? В Москву?

— А вы заранее догадались, что я не приду? Сами прискакали…. Ну, проспал. Позже подъеду, небольшая беда…. Только…к кому теперь? Товарища майора-то…Вот это, действительно, беда. Кто же его, выяснили?

— Выясним. Можете не сомневаться. Вы собирайтесь, вместе поедем. И диплом свой не забудьте.

— Вы меня задерживаете? А ордер у вас есть? И вообще, диплом не здесь, дома был, но оригинал, я потерял… Это преступление? И что вы копаете, ограбление нашей конторы или мою личность изучаете? Зачем? Да и свою ксиву вы не показали, откуда мне знать, что вы из МВД?

— Не хамите, Максим. Ведь это страх вас подталкивает. Кого вы боитесь? Нас или….так сказать, своих приятелей? Почему домой ночевать не пошли?

Не спеша, не спуская друг с друга глаз, они прошли по дорожке и поднялись на невысокое крылечко. Пилецкий открыл дверь и посторонился, пропуская "гостя" вперёд. "Идите, идите вперёд, вы хозяин, показывайте, куда идти?" — отступил на полшага Лукинов, напрягая слух, чтобы уловить, есть ли в доме ещё кто-нибудь.

— Да не бойтесь! Это не я вас боюсь, а вы меня, — рассмеялся Максим.

Павел тоже рассмеялся, оба поняли, что стычки не будет. Прошли в небольшую гостиную, обставленную в стиле 60-ых. Невысокая мебельная стенка, облицованная шпоном светлого дерева; застеленная клетчатым пледом тахта; на окне лёгкая кружевная занавеска…. круглый стол без скатерти, три, нет, четыре стула. На столе остатки ужина, ел один человек. Всё это одним взглядом схватил старший лейтенант, окончательно успокаиваясь.

Оба подошли к столу. Максим убрал с него грязную посуду, ладонью смахнул крошки и принёс из соседней кухни бутылку пива и широкие стаканы. Сел рядом с Павлом, налил в стаканы пиво и спросил:

— О чём говорить будем, товарищ… капитан?

— Старший лейтенант Лукинов, — запоздало представился Павел. Работаю… Работал с майором Андулиным. Вообще-то, я собирался только найти тебя и пригласить к нам в главк. Для этого, кстати, ордер не требуется. Но, если ты не против, можно и здесь побеседовать…

— Не против. Только насчёт корочек, — я уже сказал, показать не смогу, потерял. Уже давно.

— Что ж, ещё раз запросим Киев. Но у нас тебе побывать всё равно придётся. Полковник Кличко, уполномоченный по особо важным делам, тоже с тобой поговорить собирается. Так что, повесточку я тебе выпишу… А сейчас… — Павел взглянул в окно и порывисто встал. — Быстро, за мной, и схватив Максима за рукав, рванулся в кухню. Пилецкий побежал за ним. Оба выпрыгнули в открытое окно кухни.

— Максим! Исчезни мгновенно, а завтра — сразу к нам. Я задержу их…

Ничего не поняв, но нутром ощутив, что нужно повиноваться, Пилецкий скрылся за сараем.

Лукинов, не торопясь, обошёл дачу и направился навстречу двум наголо стриженым парням, вышедшим из машины, остановившейся у калитки участка.

— Привет, ребята! Вы местные? Не подскажете, был ли тут хахаль хозяйки? Дом, вроде бы открыт, но нет никого…

— А ты кто такой, что рыщешь тут?

— Я — то из милиции, вот ищу парня второй день. Начальство велело разыскать. Зашёл в местную милицию, спросил…Они ни хрена не знают, послали меня сюда. Сам, дежурный говорит, пойти с тобой не могу, а патруль с минуты на минуту вернётся и подъедет к тебе. Помогут, если Пилецкий заупрямится. Знают они его.

Приехавшие переглянулись.

— Так ты не нашёл его?

— Говорю же нет. Может…

— Не знаем мы, мы из Москвы приехали…. По делу…. Подвезти тебя до города?

— Нет. Спасибо. Я патрульных дождусь, сейчас подъедут. Мне, всё-таки, приказано разыскать Пилецкого.

— Арестовывать будешь? За что?

— Пока приказа такого нет. Только найти и повестку выписать. А дальше, — начальству виднее. У полковника голова большая, и зарплата не в пример моей, решит…

Не прощаясь, оба парня торопливо влезли в синий джип "subaru" и резко рванули с места. Дожидаться патрульных в их планы, явно, не входило. Павел записал номер машины и в который раз пожалел, что руководство никак не снабдит рядовых оперативников сотовыми телефонами… Конечно, многие ребята обзавелись мобильниками самостоятельно, но он пока такой возможности не имел.

Через два часа Лукинов вошёл в кабинет Кличко. Ещё через полчаса здесь собралась вся группа.

Павел доложил о внезапно прерванной встрече с Пилецким. Чётко обрисовал личности приехавших за ним подозрительных парней. Доложил, что сразу же дал поручение в ГАИ об установлении их машины.

Радков с сомнением покачал головой:

— Личности поточного розлива. Явные "шестёрки". И машин у них немереное количество, не то что у нас. Машину найдём, людей сложнее. Даже шрам, Павлуша, на правой щеке, — у них теперь шрамы как погоны на нашей спецодежде. Одно ясно: действует преступная группа, та же самая, что и офис "народных благодетелей" ограбила.

— Сдаётся мне, — сказал Кличко, — что они Пилецкого подставляют, чтобы от фигуры поважнее нас отвести. Хотя что-то опасное для них он Сергею Рустамовичу сказал…. И теперь не очень хотят, чтобы он повторил это на официальном допросе. Скорее всего, запугивают парня, чтобы он в бега подался, но могут и угробить, — сейчас это запросто у наших… контрагентов.

— Думаете, товарищ полковник, что он не придёт? Не следовало отпускать его?

— Нет, Павел. Ты сориентировался правильно. Зашли бы те в дом, могли бы обоих вас положить. Подобные типы стреляют первыми и без предупреждения. Лишний свидетель, то есть ты, им не нужен. Ты молодец, Лукинов. Просчитал ситуацию точно. А Пилецкий, надеюсь, придёт.

 

Фрагмент 25

Подполковнику Радкову позвонили из бюро пропусков.

— Здесь гражданин Пилецкий. Говорит, что его вызывал майор Андулин. О гибели майора знает. Его к вам направить, товарищ подполковник?

— Да. Жду этого гражданина.

Через 5–6 минут в дверь кабинета постучали. Максим Пилецкий явился.

— Заходите, Максим Сидорович. Садитесь. Меня зовут Владислав Викторович. Мне поручено продолжить работу, начатую погибшим майором Андулиным.

— Ужас какой! Только Сергей Рустамович вышел из нашего здания, и…такое несчастье. Кто же его убил? За что?

— Надеюсь, вы поможете нам разобраться в этом….Да вы сидите, сидите….С бумагами я, конечно, знаком. А вы для начала расскажите, о чём ваш последний разговор с майором был?

— Пересказать не смогу. Всё о наших делах говорили, об офисе, о сотрудниках….О господине Паученкове он расспрашивал….

— Кстати, как получилось, что вы в кабинете начальника офиса разговаривали? Почему не у вас?

— Он сам пригласил. Сказал, что кабинет свободен, он в Центризбирком уезжает, а нам там удобнее будет. Я и пригласил Сергея Рустамовича в кабинет начальника. Он не возражал.

— В Центризбирком, говорите… — Радков взглянул на слушавшего их разговор майора Шифера и едва заметно кивнул ему. — Ладно. А о вашем дипломе юриста был разговор?

— Был. Я пообещал принести оригинал. Но потом вспомнил, что потерял его года два назад. Так я и сказал вашему молодому товарищу, который ко мне на дачу приезжал….Ещё ключи от сейфа. У меня они были, шеф накануне ограбления в Питер поехал, ключи оставил на всякий случай. Только они были всё время у меня до его возвращения. Сейф поддельными ключами открыли. Вы же знаете об этом. Они так и остались в дверце торчать…

Раздался телефонный звонок. Радков снял трубку.

— Владислав, — в трубке раздался негромкий голос Шифера, — Паученков в тот день действительно был в Центризбиркоме. Только с утра, до визита Андулина в их контору.

— Интересно. Поинтересуйся, где он сейчас? — Радков положил трубку и снова повернулся к Пилецкому. — Скажите, а о финансовых полномочиях господина Паученкова у вас речь не заходила?

— Заходила. Только я к финансам не допущен. Подробности не знаю. Видел, правда, раз или два, как Ричард клал в сейф деньги. Как раз, незадолго до ограбления…

— И какие суммы?

— Не знаю. Пачки клал. Баксы.

— И всё же, много, мало?

— Много, толстые пачки. Ну, ей богу, не знаю точно.

Они разговаривали ещё минут двадцать, когда снова раздался телефонный звонок. Шифер сообщил, что Паученков сегодня на работе не появился. Побывали у него дома. Жена, или точнее подруга, с которой он живёт уже достаточно долго, сообщила, что Ричард рано утром на своей машине выехал в Тулу и должен вернуться поздно. Может быть, — завтра. Однако, на работе он о выезде не предупреждал.

Майор запросил ГАИ по трассе на Тулу, но машины Паученкова не засекли. Впрочем, это ни о чём не говорило, так как специально не следили, а синие "жигули" на шоссе — самая обычная машина, глаз "не цепляет". Ещё Шифер позвонил тульским коллегам и попросил проследить, появится ли машина Паученкова, — теперь её номер знали все стационарные посты на трассе. Своего офиса партия "За народное благо" в Туле не имела и все дела вела через своего координатора некого господина Сайкина. Интересоваться у Сайкина, ждёт ли он московского представителя, не стали. Решили не привлекать внимания.

Выслушав информацию Шифера, Радков задумался. Если Паученков появится в поле зрения в ближайшие 3–4 часа, его нужно будет срочно допросить. Если же нет….если к вечеру не вернётся домой, то он станет основным объектом их внимания. В любом случае, — этот Ричард заслуживает пристального внимания. Соучастник ограбления в этой дурацкой "штабквартире", безусловно, есть. Человек он должен быть осведомленный…. Да, Пилецкий — личность малосимпатичная. Скорее всего, мелкокриминальная. Диплом его юридический, похоже, липовый. Учился в ВУЗе, да не доучился, такое может быть по тысяче причин. Во всяком случае, он уже признался, что подлинника диплома у него нет, хотя и врёт о потере….Когда мы начали искать соучастника грабителей среди служащих офиса, "искомый некто" хотел подставить на эту роль Пилецкого. С учётом его, вероятно, уголовного прошлого. Однако, парень что-то сболтнул Андулину и теперь, когда майора не стало, "некто" опасается, что Максим может опять проговориться. Потому появились гориллы на даче, где ночевал Пилецкий. Значит, есть вероятность, что его уберут. Задержать его на несколько дней? Что это даст, если не сумеем раскрутить Паученкова?

— Посидите тут, Максим Сидорович. Я отлучусь не на долго, а вы пока подробно напишите о двух вещах. Вот вам бумага, ручка у вас есть. Напишите, во-первых, правду о вашей учёбе в институте. Не стоит дальше врать, мы ведь уже точно знаем, что Киевский юрфак вы не окончили, выбыли после третьего курса…

— После четвёртого…

— Ну, это вы уточните. И второй вопрос осветите: господин Паученков. Всё, что вы знаете о его служебных полномочиях и фактах их превышения…. Выходить из кабинета не следует. А я скоро вернусь.

Радков внимательно осмотрел свой стол, подёргал, — заперты ли, — ящики и вышел.

Он прошёл в кабинет полковника Кличко, где уже был и Шифер.

Обсудив последние факты и предполагаемое бегство Паученкова (из Тулы сообщили, что местный "народный благодетель" уже неделю отдыхает в Карловых Варах и никак не может ожидать гостя из Москвы), собравшиеся решили, что он, Ричард Паученков и является тем "некто", которого они вычисляют. Об этом же говорит и факт, что хозяин гаража, микроавтобусом которого воспользовались бандиты, почти опознал на фотографии Паученкова таинственного Шермана. "Почти" — потому что Шерман был в очках и с небольшими усиками. И ещё потому, что Шерман прихрамывал и опирался на массивную трость. Незатейлевая маскировка для короткого контакта!.

Кличко согласился и с предложением о целесообразности кратковременного задержания Пилецкого.

— Пусть настоящие грабители будут довольны, — сказал он. — Ну а охламону этому следует сказать, что задерживаем его в его же интересах. Он уже и сам понимает, что оказался между двух огней. И тот, бандитский, страшнее.

— Согласен, Вячеслав Сергеевич. Он всё же знает кое-что о своём начальнике, только мы не знаем пока, что именно спросить. А он ответит. Он уже шкурой почувствовал, что Лукинов его вчера из под пули вывел. Кто знает, поможем ему сейчас, может ещё человеком стать!

— Наивен ты, Владислав Викторович. Мужику — за 30 уже. И воспитывался не в гимназии.

— И всё же… Ладно, пойду посмотрю, что сочинил господин Пилецкий. Кстати, вы, майор, попросите наших коллег из ГИБДД посмотреть не только за тульской дорогой. Хрен его знает, этого Паученкова, в какую сторону он подался?

— И выехал ли вообще? Если решил в бега податься, то и в Москве поискать следует. В столичном муравейнике много запутанных ходов.

— Подождём до вечера. До утра. Завтра решим.

Радков и Шифер вышли вместе. Радков вернулся в свой кабинет, а майор пошёл организовывать незримую встречу Паученкову, если он всё-таки вернётся сегодня домой.

Подполковник, стоя возле стола, просмотрел исписанные Пилецким листки. Вздохнув, положил их на стол. И, дружелюбным тоном оправдывая обращение "на ты", сказал:

— Видно, нам с тобой ещё говорить и говорить. Не всё ты, Максим, написал. Надеюсь, сам понимаешь, что придётся тебя пока задержать, что, впрочем, в твоих интересах. Попрошу тебя в приличной камере подержать. Не возражаешь?

— Как будто бы моё согласие требуется… — вздёрнулся было Пилецкий, — но с явным облегчением закончил — не возражаю.

Радков засмеялся и вызвал конвой.

 

Фрагмент 26

Лекторий Фонда работал бесперебойно.

Василий Иванович нашёл общий язык с обоими лекторами. Организационную работу он взял в свои руки. В разных концах Москвы он нашёл небольшие залы, скорее большие комнаты, где могли собраться 50–60 человек. В основном это были бывшие Красные уголки домоуправлений. Аренда этих помещений и небольшие заказы афиш в расплодившихся в городе минитипографиях, больших средств не требовали. В непосредственной близости от мест проведения лекций он лично развешивал афиши и объявления, и люди собирались. Немного Обычно 25–30 человек, половина из которых была из местных пенсионеров. Но всегда находилось и несколько человек молодого и среднего возраста.

И Бондаревский и Полякова строили лекции так, чтобы у слушателей возникали вопросы. Это было достаточно просто, так как сопоставление в лекциях нынешней жизни и недавнего прошлого задевало людей за живое. И после лекций в аудитории всегда оставалось 5–7 заинтересованных слушателей, готовых не только спрашивать, но и спорить.

Костеренко обязательно участвовал в этих разговорах и, как правило, после этого в его списках будущих членов партии РВС появлялись новые фамилии и адреса.

Лекции проводились, практически, два раза в неделю, Костеренко же искал и находил новые помещения для выступлений.

"Географию" лектория необходимо было расширять, так как зона притяжения каждого из импровизированных залов была невелика. Правда, на каждую лекцию по новой теме приходили и новые слушатели. Вероятно, молва об интересных лекциях и беседах расходилась.

Несколько раз Костеренко замечал среди слушателей и участковых милиционеров. Но никаких вопросов у них не возникало, а оба лектора могли предъявить удостоверения Фонда и копию свидетельства о его регистрации.

Лев Гурыч был удовлетворён статистикой работы лектория, но хотел знать подробности. С этой целью он пригласил к себе "на чай" обоих лекторов.

Мария рада была принять гостей.

В последнее время её занятость в театре заметно сократилась. Наглый напор масс-культуры давил не только на психику людей, но и на театральную классику. Главный режиссёр и худрук держались из последних сил, но вынуждены были отступать, отдавая сцену всевозможным "ревю" и "мюзиклам", в ущерб классическому репертуару. Марию это бесило, но она понимала ситуацию, знала, что такая же картина характерна для многих театров столицы. Даже такой прославленный на всю страну коллектив, как "Театр на Таганке" усилиями широко рекламируемого Юрия Любимова в значительной степени потерял своё лицо, заимствуя далеко не лучшее из театрального опыта заокеанских властителей сценических мод. Мария очень переживала…и всё чаще сидела дома, так как сцена была занята чем-то, как она выражалась, непотребным.

Когда Лев сказал ей о желании пригласить в гости лекторов, она сразу решила принять участие в общем разговоре и затронуть вопрос о деградации искусства, в частности сценического и посоветовать включить его в тематику их выступлений.

— Ты зря не придаёшь должного значения этой теме, — сказала она мужу. — Сцена и музыка — это неразрывное целое. А музыка сегодня очень занимает молодёжь, в том числе подростков Через 4 года на следующих выборах, на которые ты делаешь ставку, эти пацаны и девчонки станут избирателями. Ты обязан думать об их нравственном воспитании.

— Но я же не возражаю, Машенька. Понимаю значение культурного воспитания молодёжи, но у нас нет специалистов, способных говорить с этими… уж и не знаю, как назвать их. Сейчас в ходу нелепейшее словечко "тинейджеры", его и произносить-то противно…. А "подростки", — слишком нежно для этой орущей оравы…

— Меня позови. Я попробую справиться. С Пашей Алексиным посоветуюсь. Я, всё же, актриса. Кое-что и из попсы знаю. Для тебя, например, имена Ирины Аллегровой или певицы Жасмин может быть, на задворках звуковой памяти осели, а я вот знаю их подлинные фамилии — Климчук и Семиндуева. Многие фанаты ухохочутся. Или загадочный Витас, — он просто Грачёв, а Юлиан — вообще Васин. С иностранной кличкой можно всякую муть петь и приплясывать. А примут ли малоосмысленную чепуху из уст не Криса Кельми, а Толи Калинкина?

Лев Гурыч рассмеялся.

— "Жасмин Семиндуева" — отлично звучит. Конечно, справишься. Но интересно ли тебе будет? Придётся статьи в газеты писать, для лекторов наших тезисы готовить….Или сама будешь выступать? Красный уголок в заурядном ДОЗе — это не сцена. Не смушает?

— Лёва! Меня смутить трудно. А как ты думаешь, если на афише будет моё имя, а не….Извини, я с уважением отношусь и к Поляковой и к Бондаревскому, но моё имя пока ещё люди знают. И придут…Кстати, ведь никто не запрещает в текст выступления включить какой-нибудь монолог из Шекспира или Горького. Лёвушка! Я уже представляю себе…Лекция-концерт!..Посоветуйся с твоими лекторами. Уверена, они поддержат.

Очередные лекции Поляковой и Бондаревского состоялись в "клубном помещении" районной Ремстройконторы в пятницу вечером и в субботу в четыре пополудни. Народу собралось, как обычно, человек по 40, но слушали лекторов с заметным интересом. Женщины вздыхали, мужики тихонько поругивались. Некоторые курили "в рукав".

Лев Гурыч присутствовал на обеих лекциях. Подумал, что Костеренко правильно решил провести их подряд. Похоже, что так эффект сильнее получается.

После ответов на вопросы, Василь Иванович оба раза выходил к лекторскому столу и предлагал желающим ещё "потолковать" задержаться, а Иванов отвозил на своём "пежо" лекторов домой. В пути он поблагодарил и Полякову и Бондаревского за интересные выступления и от себя и супруги пригласил их на чай в узком кругу. "Вы, Ольга Михайловна, ваш коллега, наши организаторы Гриша Смыслов и Василь Иванович. Вот и всё. С моей милой Марией вы ещё не встречались, но, возможно, слышали о ней. Она актриса. В две тысячи первом году получила международную премию "За лучшее исполнение роли Марии Стюарт" на фестивале в Вене в честь 200 — летия со дня написания этой пьесы Шиллером. В прошлом году снималась в фильме "Встреча в Венеции".

Антон Константинович рассыпался в благодарностях. Сказал, что видел Марию на сцене, правда, в другой роли, и пообещал быть в назначенное время.

Полякова, напротив, долго молчала. Потом коротко и как-то хмуро сказала "спасибо, приду".

Лев Гурыч был несколько озадачен вялой, почти недружелюбной реакцией Ольги Михайловны на, казалось бы, дружественное приглашение. Когда он поделился своим недоумением с Марией, та только пожала плечами: "Странно, но придёт, — увидим".

На следующий день, перезвонившись с обоими лекторами и, согласовав время встречи на вечер ближайшей пятницы, Иванов пригласил почаёвничать и обоих организаторов. Накануне встречи — одних, а в пятницу — вместе с лекторами.

Встретились в четверг в первой половине дня. И Костеренко и Смыслов теперь работали в Фонде, а квартира Льва Гурыча была официальным адресом этой организации.

За короткое время работы лектория уже сложилась некоторая система, и ёё практику пора уже было обсудить. Бывшие сыщики рассказали, что оба лектора выступают по 2–3 раза в неделю. Аудитории собираются разные, обычно 30–40 человек, редко — больше. Многие приходят не один раз — лекции вызывают явный интерес и сопровождаются большим количеством вопросов. Собственно, к этому и стремились. Выслушать лекцию длительностью более 40 минут не многие в состоянии, в вопросах же — ответах, иногда спорах, проходит незаметно и полтора часа, и два. И темы поднимаются острые и злободневные. И связанные с лекцией, и, просто — по жизни. Ни лекторы, ни Костеренко от ответов не уклонялись.

Консультанты Фонда, именно так именовались должности Василия Ивановича и Григория Ефимовича, понимали важность продления влияния лекторов. Поэтому тексты лекций они размножали небольшим тиражом на принтере одного из найденных активистов и лично развозили их по адресам "слушателей лектория". Их списки составлялись сразу после лекций во время живого разговора из числа заинтересовавшихся посетителей лекций. Со многими из них состоялись совсем неформальные беседы, в которых затрагивались и вопросы будущего вступления в новую политическую партию.

Смыслов спросил, когда это может случиться, но Лев Гурыч пока мог ответить только очень неопределённо — через несколько месяцев. Поэтому было очень важно не потерять связь с создаваемым активом. Не ограничиваться только лекциями.

Иванов одобрил послелекционные контакты своих товарищей и спросил, возможно ли привлечь этот актив к распространению материалов среди их круга знакомых? Оба обещали подумать об этом, предупредив Льва Гурыча, что народ этот очень разный по своему уровню подготовки. Вероятно, кое-кто сможет и захочет им помочь, но не все на это способны.

То ли непредусмотренная реакция Поляковой, то ли другая причина повлияла, но Мария уделила особое внимание подготовке к приёму. Лев тщательно пропылесосил всю квартиру, Мария сняла висевшую уже давненько в прихожей афишу со своим портретом. Вместо неё повесила очень симпатичную светлую акварель, подаренную ей одним художником-любителем. Искоса взглянула на мужа и, встретившись с ним взглядом, рассмеялась: "мещанское тщеславие, — железной метлой"!.. Неожиданно гикнув и топнув ногой, она крикнула: "В кои-то веки интеллигентных людей принимаем!.. Мать иху…. за ногу!..". Лев, на мгновение ошалев, подхватил жену на руки — "Машка, хулиганочка ты моя", и, покрывая её лицо поцелуями, потащил в спальню…

Вечером Мария в строгом, но свободного покроя, сером костюме, с гладко зачёсанными волосами едва тронутыми всегда модной "Красной Москвой", с улыбкой встречала гостей.

Первыми на правах старых соратников пришли Костеренко и Смыслов. Поздоровавшись с хозяевами, они устроились на застеклённой лоджии за шахматной доской. "Буду тренировать тебя, — пошутил Василь Иванович. А то ты не тянешь против Бондаревского, нарушаешь историческую правду". После памятной встречи при знакомстве однофамильцы знаменитых гроссмейстеров ещё не раз садились за доску, но, вопреки историческим прецедентам, верх неизменно оставался за лектором.

Ровно в 18–30 на пороге появился Бондаревский с букетом цветов. Он галантно поцеловал руку Марии и вручил ей цветы, уважительным поклоном головы поздоровался с хозяином и прошествовал в гостиную, где его встретили оба шахматиста.

Ещё через 7 минут гонг домофона возвестил о прибытии Поляковой.

Ольга Михайловна возникла на пороге.

— Здравствуйте. Простите меня за небольшое опоздание, но общественный транспорт корректирует наши намерения….

— Ну, что вы, — Лев бережно подхватил сброшенную Поляковой лёгкую шубку

— Проходите, Ольга Михайловна, проходите, — Мария подала гостье руку и помогла сесть, чтобы сбросить уличные сапожки. Из довольно большой сумки Полякова достала туфли на каблуках, ловко одела их и…. И Мария завершила мысленный словесный портрет: пред ними предстала очень немолодая женщина аккуратно и достаточно модно одетая. Шубка норковая из "хвостов", куплена в second hand, или, возможно, осталась от советских времён. Длинная шерстяная юбка с разрезами сбоку, серая вязаная кофточка — ангорка, белая с вышивкой на груди блузка, сделанная, скорее всего в "Маленьком Париже". Впрочем, нужно отдать должное полякам, — в части моды они всегда "на уровне". Все вещи не очень дорогие, но выглядят достойно. Отметила Мария и очень скромную косметику, и "преподавательскую" причёску

— Проходите, дорогая, повторила она.

Непринуждённо разговаривая, — кроме хозяйки дома все друг друга знали, Мария же обладала талантом немедленного обаяния, — расселись за столом.

Мария поблагодарила за то, что откликнулись на приглашение и, смеясь, заметила, что, хотя гости приглашены на чай, но одна-единственная бутылочка коньяка, ни стол, ни беседу не испортит.

Возражений не последовало, и Лев Гурыч водрузил посреди стола означенную бутылку "Арарата" и шесть хрустальных рюмок, ловко разместив их среди тарелок. Хачапури, сладкие и с мясом пирожки, печения, фрукты, конфеты… Для желающих остренького на столе были селёдка "домашняя" в уксусе, рыба под маринадом, баклажанная икра, рецепт приготовления которой недавно узнала Мария…. В вазах на буфетной части стенки лежали апельсины, виноград.

Минут через сорок Костеренко сказал:

— Лев Гурыч, ты собрал нас поговорить о лектории…. Начинай, наверное…-

Все повернулись к Иванову.

— Что ж, друзья. Это так. Мы с вами создали лекторий, чтобы, в меру сил, помочь нашим людям разобраться в потоках информации, которые властные СМИ вываливают на них ежедневно, ежечасно. Мы знаем, что большая часть этой информации недобросовестна — лжива, тенденциозна. И делается это для получения нужных властям результатов выборов. Мы не раз говорили об этом в своём кругу, поэтому не буду повторяться. Лекторий мы создали. Главная нагрузка в нашей важной и нужной работе лежит на вас. Вы, Ольга Михайловна, и вы, Антон Константинович подготовили очень неплохой цикл лекций, а наши товарищи Костеренко и Смыслов сумели создать организационные условия для ваших выступлений. По их данным, вас слушали уже около тысячи человек. Мало, конечно, но ваши выступления распространяются и после лекций. Некоторые ваши материалы мы сумели опубликовать в двух московских и в одиннадцати….нет, в двенадцати газетах областных центров. Подобные лектории работают ещё в десяти городах России, скоро такой же начнёт работать в Питере и, вероятно, в Калининграде… Это хорошо, но, очевидно, есть и что-то упущенное. Что-то можно улучшить в работе лектория…

— Лев Гурыч! Позволь и мне высказать мнение, — перебила затянувшееся вступление Мария. — Мы с тобой об этом уже говорили, но мне хочется услышать, что скажут профессионалы. Я говорю о вопросах культуры…. В музыке, на театральных подмостках, на экранах телевидения всё заполонила низкопробная попса. А литература! Вы, наверняка, часто смотрите книжные развалы на московских улицах? Классики — почти нет. За ней нужно идти в большие магазины, а там — цены запредельные, тиражи мизерные. Для массового читателя остаются уличные торговцы. А у них…. О чём нам говорят имена Анны Даниловой, Татьяны Ильиной, Елены Арсеньевой и ни счесть числа им подобным? По книгам Марининой телевидение один сериал за другим крутит….Донцова, вообще, "скромно" с Достоевским равняется…. Тьфу. Поездное чтиво, просмотрел, ни хрена не запомнил, и выбросил. Идеалы дамочек — наряды модных кутюрье, любовники-любовницы, парфюм из Парижа и полное пренебрежение к простому человеческому труду….И дело не спасает содержащееся порой осуждение этих мерзостей. Всё это круто замешано на натуралистических описаниях нескончаемых убийств. Лёвушка, товарищи дорогие, поверьте, это мощная артиллерия пропаганды безделия, всёдозволенности и тунеядства….Особенно для молодых девиц, — кандидаток на панель. А они тоже — избирательницы! На выборах нашу судьбу определять будут. Наша, дорогой Лёва, обязанность хотя бы попытаться открыть им глаза!..Кажется, так совсем недавно говорили…. Но, ведь это правда.

— Да, Мария. Это правда. Но наш лекторий маломощен. Нам не поднять столько тем. Нужны дополнительные специалисты, умелые и заражённые темой. Лев Гурыч, ваша жена правильно подметила наши "пропуски".Тематика важнейшая. Но это — новые деньги. Есть ли они? И всё другое в деньги упирается. Мне нравится выступать перед простыми людьми. Я готов чаще делать это. Но всё те же "но". Василий Иванович и Григорий Ефимович, бесспорно, смогут собирать аудитории, у них это отлично получается…. Всё от аренды помещений зависит…

— Антон Константинович правильно говорит. И мысли Марии я разделяю. Хотела бы, чтобы вы, Лев Гурыч, сумели реализовать их. А вот я, — Полякова надолго замолчала, как бы собираясь с силами, — а вот я вас покидаю. Больше не смогу лекции читать…. Извините меня…

— Вот это неожиданность! Что случилось, Ольга Михайловна?

— Не требуйте подробности. Но один человек, мнением которого я очень дорожу, побывал на моих лекциях и сказал, что я продалась коммунистам Что мои лекции идут на пользу Зюганову, который сам уже далёк от благородных идеалов коммунистической религии и стал брать большие деньги у еврейских олигархов. Даже у Березовского…

— Но это же бред! Ольга Михайловна, вы же…И мы не агитируем за…

— Не убеждайте меня, господин Иванов! Вы или сами себя обманываете, или….Извините, Мария. Я должна была сразу сказать об этом… — она резко встала из-за стола и убежала в прихожую.

Мужчины растеряно молчали. Мария зябко передёрнула плечами и вышла за ней. Из передней донеслись глухие рыдания. Лев Гурыч налил в стакан воды, сделал шаг к двери, но остановился и поставил стакан на стол.

Через некоторое время хлопнула дверь. Мария вошла в гостиную.

— Она не вернётся. Дело не только в некоем авторитетном для Поляковой человеке… Ей позвонили и пообещали переломать все кости, если она не угомонится… — сказала Мария.

— Кого-то мы начали беспокоить….Кого? — Гриша Смыслов поднялся во весь свой немалый рост. Видно, мне придётся старыми навыками воспользоваться. Попробую разобраться.

Все были обескуражены. Что это, случайность, нервный срыв у Поляковой? Изменит ли она высказанную столь нервозно позицию или приняла решение? Вот почему она так реагировала на приглашение в гости…. Несколько дней носила в себе, не позвонила, не зашла поговорить….

— Василий Иванович! — снова заговорила Мария. — Когда должна была следующий раз выступать Полякова? Вы уже расклеили афиши? Сделайте наклейки с моим именем. Я заменю Ольгу Михайловну….Надо же когда-то начать! А за неделю я подготовлюсь….Не сомневайтесь… А на афише напишите — "Куда зовёт попсовая музыка"?

— Что ж, Маша, попробуй. — Медленно проговорил Иванов. — А ты, Гриша, не пори горячку. Разберёмся. И давай ещё наши списки бывших преподавателей посмотрим. Может быть, вместе с Антоном Константиновичем. Вы, ведь, Антон Константинович, вероятно, многих своих бывших коллег знаете?

— С вашего разрешения, Лев Гурыч, — подумаю. Годы всё-таки прошли. И очень непростые годы…. Да, жалко, если Ольга Михайловна не опомнится. Мы с ней неплохо сработались…

Через полчаса разошлись.

Настроение испортилось, у всех на душе было пасмурно, под стать погоде, низко надвинувшей на Москву тяжёлые, чреватые дождём и снегом ноябрьские тучи.

 

Фрагмент 27

Майор Шифер не ошибся. Паученков никуда из Москвы не уезжал.

Он ещё не решил окончательно, насколько велика опасность, и нужно ли уходить в подполье. Но такая возможность была предусмотрена, и Ричард взял" тайм-аут", чтобы всё спокойно обдумать.

Правда, спокойно не получалось. Тревога обуяла его, когда он узнал, что милиция ищет Пилецкого, а посланные по его просьбе на дачу "братки" вернулись ни с чем. Да ещё встретились там с ментом, который, наверняка, хорошо запомнил их. Ладно, хоть догадались чужие номера на машину навесить.

"Надо бы и мне номер на машине сменить", — подумал он, расхаживая из угла в угол комнаты в запасной квартире.

Желание иметь "запасную" квартиру появилось у Ричарда давно. Ещё когда эпизодические контакты с "бригадой" Хмурого переросли в постоянную связь и Паученков начал получать неплохие деньги за даваемые им "наводки". Работа в партии Орехова позволяла иметь очень широкие контакты с видными и небедными людьми, бывать в разных организациях, на официальных мероприятиях. Да и негласные функции в самой партии, — Пилецкий был прав, — через Ричарда проходили очень крупные и не отражаемые в официальных отчётах суммы: партия "За народное благо", хотя и не входила в парламент, вела активную пропагандистскую работу, пользовалась определённым весом, и имела реальные лоббистские возможности. За это платили.

Двухкомнатную квартиру Ричард купил в хорошем "спальном" районе Москвы. Далеко от центра, но тихо, удобно. Как говорится, вдали от нескромных глаз. Покупая квартиру, Паученков "созорничал": он оформил покупку на имя….Орехова Владимира Степановича. Ему показалось забавным стать однофамильцем и полным тёзкой своего шефа. Фамилия — не в пример собственной — не бросается в глаза. Ореховых в Москве, — вагон и маленькая тележка, — а приобрести запасные и при этом подлинные документы во время массового обмена паспортов оказалось делом достаточно простым.

Неплохо получилось: запасная квартира и к ней — запасная фамилия. Завести кучу вторичных документов при его положении в партийном руководстве тоже труда не составило.

Пользовался Ричард запасной квартирой не часто. Пока острой необходимости не было. Разве что, привозил случайных девиц изредка. Но Ричард не был "гигантом секса".

И вот теперь приспичило.

Ричард хотел обдумать и понять, что случилось, почему он "сгорел" на собственной конторе, где всё готовилось обстоятельно и без спешки. И понять, насколько велика опасность?

Во-первых, этот идиот Максим! Проговорился о больших деньгах! — Ричард аж плюнул на пол, когда вспомнил разговор Пилецкого с майором из уголовки, который он слышал, сидя в машине Хмурого. Может быть, Хмурый поторопился, решившись убрать майора? Но с ним не поспоришь, тем более, когда он лично слышал болтовню этого недоноска! Наверное, поторопился. Разумнее было бы Пилецкого убрать. Но дело сделано, этого уже не поправишь.

"Да и моя вина здесь есть, — самокритично подумал Паученков. — Почему я решил, что Максим готов придти в "бригаду"?

Он продолжал ходить по комнате. Открыл бар. Достал бутылку виски. Налил в большую рюмку и заколебался. Потом решил, что за руль сегодня уже не сядет, одним глотком выпил её содержимое.

"Ещё проблема. Если менять шкуру, как быть с Ларисой? Любил ли он её? Вероятно. Во всяком случае, — привык. Взять с собой?

Они жили в квартире Ларисы. Продать её, купить, наконец, хорошую в престижном пригороде, благо деньги, наконец-то, есть! Лариса не поймёт. Она не знает источников его доходов. Чуть гордится, что муж — политический деятель. Как объяснить ей смену фамилии, и смену места работы?

И как Хмурый к этому отнесётся? Ему, конечно, наплевать, где работает Паученков, но он дорожит источником прибыльной информации.

Да, есть над чем подумать.

Ричард снова подошёл к бару и уже без колебаний выпил ещё.

Потом по сотовому телефону позвонил Ларисе и сказал, что сегодня не вернётся, пообещал позвонить завтра. Хотел спросить, не искал ли его кто-нибудь, но не решился затягивать разговор по мобильнику. Он где-то слышал, что такие разговоры легко перехватить, но не очень-то верил, что милиция уже включила в его поиск серьёзные силы. Но…бережёного Бог бережёт. Ну их к ляду.

Выпив ещё пару рюмок, почувствовал, что его мысли начинает "заносить" и, не раздеваясь, лёг на диван и быстро заснул.

Заснул быстро и проснулся быстро. За окном было совсем темно, но часы показывали только три часа после полуночи. Попытался снова заснуть, но безуспешно. Не зажигая света, прошёл на кухню и развёл в кипятке пакетик кофе.

Итак, что же имеется?

Уголовка уже не сомневается, что в ограблении офиса соучаствовал кто-то из его руководящих работников. Под подозрением он и Максим. Пилецкого допросили уже несколько раз и, похоже, арестовали. Во всяком случае, ни дома, ни на даче его девки, ни на работе Максим не появлялся. Тоже сбежал? Вряд ли. Люди Хмурого его не нашли, хороших денег у него нет, — это Ричард знал твёрдо, а бояться милиции — у него особых причин нет. Использование поддельного диплома в корыстных целях, это ещё доказать нужно. А вот опасаться мести за болтливость резон есть. Скорее всего, Пилецкий решил каяться и готов получить небольшое наказание. Он, хотя и недоучившийся, но юрист и мог оценить степень риска от официальных органов.

Значит, милицейские пинкертоны обратят своё основное внимание именно на него, Ричарда. Так, логично. Но проверить необходимо. До принятия главного решения нужно завтра разведать обстановку. Самому ни домой, ни в контору соваться нельзя. Значит, нужно поговорить с Хмурым. У него есть человек, пригодный для таких разведок. Хмурый в помощи не откажет, ему совсем не нужно, чтобы Паученкова прижали к ногтю. Звонить Бригадиру лучше из автомата. И домой, Ларисе, тоже из автомата позвонить, ещё раз предупредить, что задерживается. Выехать на электричке километров за сто и оттуда позвонить. И на работу, позвонить. Сказать, что приболел и попал на несколько дней в местную больничку. Не поверят, — хрен с ними. Пока сойдёт, только на вопросы не отвечать. Только самому спрашивать. Если его ищут, то он поймёт. А если милиция подслушает, то пока определят, где он, хватит времени уехать в другую сторону.

Определиться со степенью опасности, это — главное.

И, если придётся сменить шкуру, тогда мнение сослуживцев станет неважным. А милиция пусть ищет. Паученкова. Он станет Ореховым и забудет об этой задрипанной партии и о настоящем Орехове.

Пожалуй, программа на завтрашний день определена.

Столь чётко сформулировав своё отношение к "партии", Ричард неожиданно успокоился и почувствовал, что снова засыпает. В уже начавшемся сне замелькали эпизоды из его "партийной" карьеры…

…Вот он совсем молодой человек с восторгом окунается в политические страсти 91-го года…. Вот бегает и раскидывает по почтовым ящикам листовки с призывами Ельцина…. Вот стоит в каком-то пикете…. Потом — идея, создать собственную молодёжную партию в поддержку демократии, стать её Вождём. Пусть сначала маленьким-маленьким, но попасть в газеты!.. Из кого формировать эту партию? Нет проблем! Пацаны из школы, где он недавно учился….Вот он даёт задание своим функционерам провести какой-то "опрос" людей на улице и требует, чтобы был "заданный" результат — "ЗА — 88 %, ПРОТИВ — 6 %, ДРУГОЕ МНЕНИЕ — 6 %". Тогда это казалось не смешным, он даже ответил случайно услышавшему разговор соседу, — так все делают. Это же политика!.. Да, тогда это не казалось ему смешным….Не кстати опять вспомнился Максим, ставший, кажется, 22-ым или 24-ым членом его "партии". Но партию официально зарегистрировали. И с ним разговаривали в администрации района. И выделяли деньги, правда, крохи, на "партийные нужды"….

Мысли совсем спутались. Ричард заснул.

В своей партии Ричард разочаровался быстро. Игра надоела, а практическая её значимость, он это вполне сознавал, равнялась нулю. И всё-таки, лично ему она пользу принесла. Тогда новые партии росли, как грибы, надуваясь широко озвученными планами и программами. Он даже не обратил внимание на новую партию "За народное благо", но её создатель заметил Ричарда. Орехову нужен был помощник для текущей рутины, а Паученков уже упоминался в различных перечнях. Предложение объединиться поступило от Орехова и Ричард ухватился за него. Оно позволяло освободиться от обузы, сохранив при этом лицо. Слияние партий тоже было в порядке вещей.

Ричард скоро понял, что его новый патрон человек скользкий и без твёрдых моральных принципов. Точнее, принцип был: не упускать собственной выгоды. Паученкову это подходило. Собственно говоря, это был и его принцип.

Орехов доверял своему заместителю и, наверное, Ричард был единственным человеком, с которым он обсуждал возможные источники поступления денег и способы их получения. Был, конечно, и финансист — личность молчаливая и таинственная — некто Перцев, который вёл реальный учёт денег и их, в меру возможности, "бумажное" оформление. Как распределялись эти деньги, Паученков не знал и не задавал лишних вопросов. Свою долю он получал регулярно и в ласкающей взгляд валюте. В задачи самого Ричарда входило устанавливать личный контакт с указанными ему Ореховым людьми и вести первоначальные переговоры: какие услуги требовались от молодой партии. После этого в игру вступал сам Лидер.

Разумеется, партия вела и общественную деятельность. Издавала свою газету, устраивала шумные акции "в защиту обездоленных трудящихся и т. д. и т. п. Паученкова всё это не касалось. Этим занимались другие люди.

Ричард же возглавил официальный офис партии и обеспечивал временное хранение немалых "транзитных" сумм. Статус официальной конторы создавал для этого возможности, а легальные деньги партии были надёжной дымовой завесой.

Года три с не большим назад он познакомился с Хмурым.

Ричард только выпил кружку пива в баре и, расплатившись с барменом, направился к выходу на улицу, как его аккуратно взял за локоть незнакомый мужик в модном костюме. "Привет, Ричард, — сказал он. — Выйди за мной, сядь в мою машину. Нужно поговорить". — Сказал негромко, но уверенно и, не сомневаясь, что его приглашение будет принято, подошёл к стоявшему у тротуара джипу. Ричард пошёл за ним, безусловно подчинившись столь необычному приглашению. "Меня зовут Хмуров, Александр Васильевич. Для своих, — просто Хмурый. Ты теперь будешь свой" не понятно, почему сказал он и повернул ключ зажигания.

Юношеское увлечение политикой давно прошло. Постоянно общаясь с людьми, занятыми в ней, он окончательно согласился с услышанным давно определением, что "политика — грязное дело". Понял для себя, что шансов пробиться на самый верх у него нет и поставил себе другую жизненную задачу — получить, как можно больше, денег и смыться куда-нибудь подальше, где на деньги можно иметь ВСЁ. Конечно, имея МНОГО денег, можно ВСЁ иметь и здесь. Но…как-то боязно. Точнее, просто — страшно.

Для реализации этой жизненной задачи знакомство с Хмурым было гораздо важнее работы с Ореховым. Важнее и страшнее. А бежать куда-то тем более придётся. Тогда Ричард и начал готовить себе запасные документы. И ждать удобный случай.

Когда он узнал, что в офисе должны появиться большие, очень большие, деньги, Паученков решился сказать об этом Хмурому.

Хмурый задал только два вопроса: "Сколько? И когда?"

Ответить определённо Ричард не мог, но полагал, что речь пойдёт не менее чем о миллионе зелёных. Тогда Бригадир и разработал план подготовки. Разумеется, Паученков знал замысел, но не знал детали. Он же заблаговременно позаботился "одолжить" Хмурому на время нужные ключи от сейфов. Снять соседскую квартиру, он отказался — в доме его многие знали в лицо. Хмурый согласился, что это — лишний риск. Мысль зайти в офис с центрального входа отвергли сразу. Нужно было отключать сигнализацию, да и освещён проспект был достаточно. Суета у штаб-квартиры партии могла привлечь внимание. Квартиру сняли и стали ждать.

Ждали почти три месяца, но всё сложилось удачно. Орехова в городе не было, деньги, как это бывало и раньше, получил Паученков. Положил в сейф в собственном кабинете, дал сигнал Хмурому и уехал в Питер, предварительно заказав в частном гараже микроавтобус. Хмурый же подсказал Ричарду оставить ключи от сейфа Пилецкому (правда, загодя заменив в связке один ключ на такой же, но со спиленным выступом). Максиму они верили, но на всякий случай наметили его подставу.

Сначала всё шло строго по плану. Но всё испортил водитель микроавтобуса — у него "схватило" живот и он решил зайти в уборную.

Всё это Паученков узнал, вернувшись из С. — Петербурга.

И верёвочка потянулась…. Кровавое пятно на кресле привлекло внимание сыщиков…. Машина не вернулась в гараж….Выявилась ночная поездка неизвестной группы людей из Северной столицы…. Ошеломлённый событиями Пилецкий "поплыл" на допросе…

Хорошо хоть, что фокус с авторучкой-микрофоном не всплыл. Никто не обратил на неё внимание, иначе его уже бы взяли. Куда она делась? Вернувшись в офис, Паученков искал "ручку", но так и не нашёл. Может быть, кто-то её механически положил в карман? Но тогда это только отсрочка…. Стержень сработается, "ручку" развинтят… Кабы знать!

И вот Ричард решает проблему, возникновения которой он ждал, но надеялся, что время ещё есть.

Нет времени….Сегодня нужно или вернуться в контору и встретиться с милиционерами, или…уходить.

Он снова подумал о Ларисе.

Но пока нужно идти. Выполнять продуманный ночью план. Звонить, выяснять ситуацию….

Что ж, решение он примет завтра.

 

Фрагмент 28

Полковник Кличко собрал группу, чтобы обсудить дела.

Новостей практически не было: Пилецкий сидел в СИЗО, Паученков исчез: выяснилось, что он позвонил и на работу и жене, сказал, что попал в дорожную неприятность и два-три дня ему придётся провести в каком-то медпункте. Откуда звонил сказал неразборчиво и сразу отключился. Специальное оборудование к телефонам подключить не подумали. Справки о дорожных происшествиях запросили по всем маршрутам, но нигде "жигули" Паученкова в сводках происшествий не значились. Впрочем, это ещё ни о чём не говорило, — могло быть сколько угодно причин, по которым проезжий москвич мог оказаться с не особенно сложными травмами в сельской больничке.

Оставалось ждать.

Всероссийский розыск пока объявлять не стали, ограничились информационным запросом по райотделам Московской области.

Искали и взломщиков. Все участковые милиционеры столицы получили фотографии питерского гастролёра. Но и от них информации не было.

Из самого Ленинграда сообщили, что известный им рецидивист Минтаев в настоящее время находится на свободе, его местонахождение не известно. Но и претензий к нему у ленинградских сыщиков "на сей момент" нет. Питерцы прислали с десяток фотографий людей, с которыми Минтаев имел связи в последние годы, и начали проверку их на предмет недавнего выезда в Москву. Кличко и его товарищи понимали, что это мало что даст, но необходимо было использовать даже минимальные шансы.

Вячеслав Сергеевич рассказал коллегам о своей встрече с Ореховым.

Политический деятель к беседе с милиционером отнёсся с плохо скрываемым раздражением.

— Вы, полковник, только людей допросами задёргали, а результатов нет. За что арестовали моего референта? Какие шансы найти преступников, вернуть похищенные документы и деньги? Что делается, чтобы найти заказчиков налёта? Это же, бесспорно, наши политические оппоненты.

— Разговаривать в таком духе, — рассказывал Кличко, — было непродуктивно. Боюсь, я не проявил достаточного политеса и такта. Пришлось довольно прямолинейно сказать ему, что пришёл не отчитываться, а задавать вопросы. Было не приятно, но этого долбанного "партайбосса" нужно было охладить и пригрозить повесткой к нам на официальный допрос. Тогда он сбавил тон, и мы немного поговорили.

Узнал полковник не много. Предположение о "больших деньгах", которые, возможно, были в сейфе штабквартиры, Орехов решительно отверг. "Мы — серьёзная партия, — сказал он. — Все движения денежных средств строго фиксируются и вы уже имеете показания главного бухгалтера". Он заявил о полном доверии к Максиму Пилецкому и Ричарду Паученкову. Где находится последний, Орехов не ведал.

….Вызванный на очередной допрос Максим Пилецкий на этот раз чётко подтвердил, что видел, как Паученков клал в сейф банковские упаковки и что с деньгами он дело имеет постоянно. Покаялся во вранье о наличии диплома, но снова соврал, что не имел поддельного оригинала.

— Только копию, господин подполковник. Только копию мне сварганили. Ту, что в личном деле лежит. И ту — для порядка. Я к тому времени уже работал в партии и устраивал начальство. Моя квалификация удовлетворяла господина Орехова, а бумажка интересовала только кадровика. Больше я её никуда и не предъявлял.

Радков понимал, что Максиму в ограблении отводилась роль возможного "козла отпущения", что держать его под стражей, оснований нет. В то же время было ясно, что он чем-то прогневал организаторов ограбления и ему угрожает реальная опасность.

Отпустить? Под нож или пулю бандита?

Владислав Викторович уже не раз обсуждал этот вопрос с Кличко. Отпустить, растолковать ему опасность и посоветовать уехать подальше? Но, пока ограбление офиса и убийство водителя не раскрыты, Пилецкий — важный свидетель и должен быть под рукой. К сожалению, наши места содержания задержанных не имеют американского комфорта. Пребывание же в них свидетеля…. Кличко и Радков колебались, хотя следователь прокуратуры, которому доложили о создавшейся ситуации, взял грех на себя и на освобождении Максима не настаивал. Однако, уже высказался Орехов и в любой момент мог начаться скандал.

Кличко решился на прямой разговор с Пилецким.

Он вызвал его к себе в конце рабочего дня. До сих пор с Максимом общался в основном Радков.

Предложив Максиму сесть, Кличко бросил на стол пачку сигарет. Закурил и пододвинул пачку Пилецкому. Подождал, пока тот тоже зажёг сигарету, и, глядя Пилецкому прямо в глаза, спросил:

— Ты знал, что Паученков оставил тебе ключи от сейфа, которыми ничего нельзя открыть? Кстати, зачем он ключи оставил? Это практиковалось и раньше?

— Нет, конечно, не знал. Я и не собирался открывать сейф….Зачем? А на счёт ключей меня уже спрашивали. Ричард раньше никогда их не оставлял, а в этот раз сказал, что может позвонить Орехов. Что-то посмотреть там прикажет….Какие-то документы.

— Так знай. Экспертиза установила, что ключи подпорчены и сознательно…. Вот так, парень. Паученков знал о предстоящем ограблении. И тебя…подставлял. А зачем он это сделал, помысли хорошенько?…. Теперь другой вопрос… — Кличко встал из-за стола, подошёл и снова наклонился к сидящему Максиму. — Слушай меня, Пилецкий, внимательно. К ограблению вашей конторы ты непричастен. Это мы выяснили, хотя не скрою, подозрения были. И к гибели Сергея Рустамовича тоже непричастен. Я могу тебя отпустить прямо сейчас…

Пилецкий нервно вскочил со стула.

— Сейчас?! Но…

Максим оборвал себя. О найденной им ручке-передатчике он не забывал ни на секунду, но рассказать об этом боялся. Микрофон в ручке уличал Ричарда, и свою дальнейшую судьбу Максим мог представить. "Может быть, всё же сказать этому полковнику? Нет, нет, — буду молчать! Узнают, что я микрофон нашёл и проговорился, — и в тюрьме найдут. Буду молчать"! — с тоской думал он.

— Понимаю. У тебя есть основания бояться…своего начальника и его способных на всё приятелей. А мне ты нужен живой. В качестве важного свидетеля…. Впрочем, вру, не то сказал. Ты мне просто живой нужен. Хотя ты и не чист перед законом, но парень ты ещё молодой. После этой встряски можешь стать человеком….Что же делать? — Вячеслав Сергеевич снова заходил по своему крошечному кабинету. Взял трубку телефона. Коротко сказал "зайди". И через минуту, обращаясь к вошедшему Радкову. — Владислав Викторович! Если я сейчас отпущу Максима, он долго по Москве живой ходить будет?

— Сомневаюсь, товарищ полковник. Если отпустить, то Пилецкому уехать нужно. И подальше.

— И я так думаю. Но он же не вернётся по нашему вызову, когда понадобится?

Пилецкий снова вскочил:

— Вернусь, това…вернусь, господин полковник! По первому требованию вернусь!

— Из-за границы? Ты же на Украину навострился!

— Вернусь. Слово даю, приеду, когда прикажете.

— Что ж, товарищ Радков. Оформляйте освобождение гражданина Пилецкого и договоритесь с ним о связи. — Кличко вышел из кабинета.

Между тем Паученкова искали.

Искали машину на дорогах, человека в медучреждениях области….

А Ричард снова размышлял на диване в своей запасной квартире.

Машина же спокойно стояла среди тысяч подобных в одном из дворов в паре кварталов от обиталища своего хозяина. Номера машины были прилично заляпаны грязью, но кому она интересна — неприметная замызганная "девятка" синего массового цвета?

Кое-что выяснить удалось. Возвращаться нельзя, — милиция его ищет. С учётом неизвестно где находящейся "ручки", это опасно. Зря он согласился и взял её у Хмурого. Но Хмурый теперь его единственная опора. Деньги у него есть, такие симпатичные радужные бумажки. Но они же кончатся, если не пополнять запас. Как?

Для Хмурого он интересен только как Паученков, видный сотрудник политической партии. Нью-Орехов Бригадиру не нужен. Специальности у него практически нет. "Политработник" — раньше это слово многое значило, сейчас — вышло из употребления.

Остаётся — уехать. Слово "бежать" ему очень не нравилось. Паученкова найдут. Орехова, — вряд ли. Куда уехать? За кордон? Языков он не знает. Остаются — Украина, Казахстан — там русским сейчас не уютно. Белоруссия? Всё равно, что в России остаться….Да и там нужно о заработках думать. Положить деньги в банк? Разные банки? На проценты не проживёшь….Всё равно, в России оставаться нельзя.

Опять подумалось о Ларисе. Нет, это — вторичное. "Я не влюблённый юноша". И Лариса перебьётся. Попереживает, но даже лучше, что она не в курсе его дел. Не проболтается. Допрашивать её будут дотошно. А позже он с ней свяжется. Когда прояснится немного. Обязательно.

Скоро зима. На часах ещё день, а за окном уже темнеет. Погода мрачная. Ветрище разгулялся. Вот-вот дождь хлынет. И всё же день прошёл, а он так ничего и не решил. Ричард пошёл на кухню, — есть хочется. Слава Богу, — холодильник полон. И бар не пустой. Но пить сегодня больше не стоит. Иначе ночью маята будет, а завтра нужно быть в форме. Возможно, завтра яснее станет, — он договорился о встрече с Хмурым. Как обычно, на нейтральной территории — Хмурый велел приехать в ресторан "Медвежий угол".

 

Фрагмент 29

Генерал Беркутов потерял сон.

Напрасно он тысячекратно напоминал сам себе, что эта выборная кампания их не касается. Не следить за предвыборными баталиями он не мог, — необходимо было впитывать в себя нравы этой "кухни", войти в которую они со Львом Гурычем планировали через четыре года. Но элементарная человеческая порядочность бунтовала, переливалась через край в разговорах с младшим другом…. И не давала спать по ночам. Какие, к чёрту, баталии, если во всех газетах, с экранов телевидения всех каналов шла откровенная травля коммунистов и безудержное восхваление партии власти.

Дошло до неприличия. Президент страны публично и многократно вопреки Закону о выборах выказывал поддержку "Единой России", а её лидеры опять-таки многократно заявляли, что их партия имеет одну идеологию — поддерживать политику президента. Руководители "медведей" также в нарушение Закона спокойно занимали высшие посты в правительстве, используя своё служебное положение в целях пропаганды, а, называя вещи своими именами, в целях охмурения избирателей. Смешно и горько: считается, что министр Грызлов ушёл в отпуск, а все телеканалы, захлёбываясь от восторга, показывают его встречи с крестьянами, спортсменами, студентами и т. д. и т. п. Пётр Николаевич вспомнил строки из письма сына: "…даже многоопытная Надя (внучка) не может удержаться от смеха на передачах первого канала, где различные…нет, не министры, не футбольные тренеры, а члены путинской партии ездят по регионам, решают проблемы, побеждают сборную Уэльса…" Дают слово и "оппозиции" — лидерам правых сил. Когда же доходит очередь изредка до коммунистов, то — или бедствие населения в области, где губернатор — коммунист, или выступления "разоблачителей" Зюганова.

Имели поддержку в средствах массовой информации и наскоро созданный блок "Родина", номинально возглавляемый популярным Глазьевым, и даже жириновцы, которым место в телеэфире представлялось во много раз больше, чем коммунистам.

Пётр Николаевич не вёл статистики, но её вели другие. И не приходилось сомневаться в прочитанных как-то цифрах, — это подтверждалось ежедневными собственными ощущениями, — что коммунистов упоминали в телепередачах в ТРИДЦАТЬ раз реже, чем "единороссов" и упоминали отрицательно, вываливая в их адрес горы лжи. Сами же коммунисты получали возможность высказаться крайне редко. Лишь за два дня до выборов Зюганову дали аж ДВЕ минуты для опровержения. Он успел лишь пообещать телевралям подарить им свои "собственные" гостиницы и заводы, ежели они укажут, где же конкретно они, эти гостиницы и заводы, находятся.

И всё же Беркутов и Иванов соглашались, что коммунисты допустили серьёзнейшую ошибку, отказавшись от блока с Глазьевым и, как ни досадно было об этом говорить, не выдвинув на первую роль другого человека. Зюганов проиграл уже несколько раз, и его необходимо было заместить на ведущей позиции. "Он хороший человек, но это ещё не специальность", — так говаривал давно-давно один из наставников генерала.

— Лёва! — говорил Пётр Николаевич! — коммунисты сами себя обрекают на поражение. Конечно, выборная кампания ведётся бессовестно. Конечно, Центризбирком покрывает все нарушения. Как же, посметь осудить поведение президента?! Но на честную борьбу было наивно надеяться. Зюгановцы же усугубляют своё положение.

— Именно так, Пётр. Ошибка на ошибке. И непонятная позиция в отношениях с Глазьевым, и Зюганов в качестве забойщика…. Я уже говорил тебе, что невольно кажется, что это не две ошибки, а одна — боязнь Геннадия Андреевича за своё персональное лидерство! Противно так думать, но…оно само так думается. С такой позицией на выборы президента идти нельзя. Если коммунисты не поймут этого, — провал неизбежен.

— Может, не прав я был, когда настоял на отказе от критики коммунистов в этот предвыборный период. Ведь у нас с тобой уже четырнадцать газетных голосов есть. Может быть, мы упустили реальную возможность помочь избирателям сориентироваться не на частностях, а на главном?

— Возможно. Но это не сыграло бы роли. Победа пропутинских сил была предрешена. Нам остаётся узнать, в какие всё это цифры выльется. Выборы совсем скоро. Так и хочется взять это слово "выборы" в кавычки!

Встречались в эти дни Иванов и Беркутов часто. Разумеется, дела по созданию своей партии были основными, но без разговоров о выборах обойтись было просто невозможно.

Заботы же по созданию партии практически сливались с укреплением и расширением лекториев. Организаторы — товарищи "соучредителей Фонда" работали в Москве, на Урале, в центральной полосе России, в Калининграде, в Верхнем Поволжье.

Пётр Николаевич и Лев Гурыч понимали необходимость расширения географии своей работы и планировали после Нового года выезд на Среднюю и Нижнюю Волгу и в республики Поволжья….Потом — Сибирь, Северный Кавказ.

Мария была переполнена впечатлениями от своих первых выступлений.

Угощая Петра Николаевича вечерним чайком, к которому на этот раз прилагались варение из "ананасов" (сиречь — кабачков с лимоном!), она с воодушевлением рассказывала, как здорово прошли её первые две лекции.

— Я не ошиблась, Пётр Николаевич! На моё имя на афишках люди обратили внимание. Строгову Марию ещё не забыли. Василий Иванович говорит, что это помещение впервые было заполнено. А это -70 человек! И тему я обозначила правильно — "Попса — это культура? Куда она зовёт?". На лекции порядочно молодых людей оказалось. И, когда Василь Иванович объявил тему, кое-кто даже свистеть начал. Я внимания на это не обратила, пару раз упомянула имя Криса Кельми (кстати, в районе ЖЭКа, где я выступала, висит огромная афиша о его концерте). А потом стала говорить о Толике Калинкине….Спровоцировала недоумение в зале, а потом, словно спохватившись, пояснила, что это же он и есть….И засмеялись люди! А насмешка — убивает имидж. Конечно, я на это время потратила. Но эффект!! И внимание привлекла. И слушать меня стали. Молодёжь в том числе. А я Шекспира упомянула, Грибоедова — "Горе от ума"…. Короче, задумались люди. Что и требовалось. Потом Василь Иванович предложил вопросы задавать, потом человек десять ещё остались…. Пётр Николаевич! Я давно такого интереса у людей не встречала!

— Я рад за тебя и за нас, Мария! И тема важная — культуры здорово не достаёт нашим людям. И что тебе, Машенька, понравилось. Значит, будем и дальше практиковать.

— Я говорю, — вступил в разговор Лев Гурыч, — Маша должна свои тексты в статьи переработать, Алексин отшлифует и напечатаем в разных городах. Не может же Мария…

— А почему не может? Давай, командируем её…на гастроли. Для начала в три-четыре города, потом ещё…

— Ну, что ты, Пётр…

— Боишься здесь один остаться? Ей гастролировать не впервой. Ты же сумеешь, Мария, согласовывать со своими руководителями поездки на несколько дней раз в месяц? Спектакли-то с твоим участием не каждый день. Вполне можно, даже разумно, совместить приятное с полезным, — поезжай и ты, Лёва. Кстати, тебе тоже давно пора с местными нашими товарищами пообщаться. И выступать перед людьми учись. Пора нам "гражданина Иванова" показать людям. Статьи с упоминанием его имени Павел Алексеевич уже не одну написал. Требуется материализация облика. И выступать перед людьми нужно учиться. А то, помнишь, некий политический деятель мог часами говорить и при этом ничего не сказать.

— "Бессодержательную речь всегда легко в слова облечь", — заметила Мария, — это слова Мефистофеля из "Фауста" Гете. Лёва не из таких…

— Да, я-то не из таких….Вообще не мастак речи говорить.

— Для будущего президента — это серьёзный недостаток. Ты обязан научиться…. Так что, ребята, решено: намечайте маршрут и в дорогу!

Поддержка Беркутова воодушевила Марию, она решилась заговорить ещё об одной идее, уже давно пришедшей ей в голову.

— Пётр Николаевич! Лёва! Ну, Лёва же! Ещё один важный вопрос. Ведь, нам нужно влиять на миросознание молодёжи? Верно? Верно! Музыка воздействует на человека часто на подсознательном уровне. Это всем известно. А как вы думаете, сколько в России музыкальных групп?… Я тоже не знаю, но многие сотни, если не тысячи! Я просматривала некоторые молодёжные журналы, молодёжные страницы серьёзных газет: каждую неделю проводится множество конкурсов, составляются всевозможные рейтинги популярности и отдельных песен, и исполнителей….Не буду говорить, что это действительно отражает общее мнение, но влияет на мнение молодых людей — это наверняка! Среди множества групп есть и такие, в репертуаре которых патриотические песни, протестные — против агрессивности Штатов, против расизма, против нашей российской действительности…. Да и просто лирические, очищающие души от скверны…. У них нет хорошей прессы, их не пускают на телевидение. Так, дорогие мои руководители! Почему бы не помочь пропагандировать эти группы? Этих исполнителей? С точки зрения роста культуры это мало что прибавит, но в сокращении всеобщего пофигизма может дать эффект. Даст эффект! Обязательно даст!

— Вероятно, ты права, Машенька. Но как это сделать? Немалые деньги на рекламу понадобятся.

— Мне одной с этим не справиться. Я всё-таки, драматическая актриса. Хотя музыку люблю и знаю неплохо. Для меня музыка, настоящая музыка….я слышала где-то: музыка и тишина — родные сёстры, умиротворяют душу. А вместе с Пашей Алексиным, — справлюсь, у него на ТВ масса друзей и знакомых…. Пусть поговорит с ребятами из музыкальных редакций.

— Нынешняя музыка душу не умиротворяет, а коверкает. Она, как у диких племён, на подсознание воздействует, как бубны шаманов….

— Я говорю о настоящей музыке…

— Не спорьте, ребята. Умница твоя, Лёва, прекрасная половина. Мы упускаем реальную возможность влияния на молодых избирателей. Точнее, на НЕ избирателей. На толпу. Они, ведь, обычно даже не ходят на выборы. Давай, Лев Гурыч, на ближайшем заседании нашего штаба поставим этот вопрос и попросим Алексина заняться им практически. А ты подумай о деньгах.

Денежные дела партии они обсуждали всегда только вдвоём, и только потом привлекали к разговору Ганжу. Алексину и другим товарищам просто сообщали о размерах возможных трат. Борис Карлович никогда не настаивал на анонимности своей помощи, но афишировать её явно не хотел. Чувствовали некоторую скованность от того, что деньги — чужие. И необходимость особой деликатности в разговорах на эту тему.

Расходы партии складывались из нескольких направлений. Расходы на издание газет — об этом можно было не волноваться, — прогноз о резком увеличении тиражей и раскупаемости газет оправдался полностью. Обновлённые, оплодотворённые новыми идеями газеты, заметили читатели. И все без исключения издатели охотно сотрудничали с Фондом и даже отчисляли часть доходов его местным отделениям… Организация самих лекториев требовала сравнительно небольших средств на кратковременную аренду помещений и печатание небольших тиражей афиш. Главные расходы — оплата лекторов, зарплата немногочисленному штату местных сотрудников РВС и, конечно, командировки. Всё это вполне покрывалось субсидией — "спонсорским взносом" — Горькова. В некоторых городах появились и свои спонсоры, вносившие средства, правда, довольно скромные, на проведение лекций патриотической тематики. Нужно сказать, что откликнулись на проведение лекций многочисленные публикации в местных газетах, и не только в контролируемых партией. Отклики разные, в том числе и злобные. Но в данном случае, вполне подтверждался общий принцип рекламы: главное — привлечь внимание Они способствовали росту их посещаемости…

Поднятый Марией вопрос требовал расходы иного масштаба. Прежде, чем говорить с Горьковым, опять необходимо было подсчитать, сколько же денег нужно?

Отношения с Горьковым заботили Льва Гурыча. За прошедшие полгода с их памятной встречи виделись они один раз и ещё раз говорили по телефону. Иванов ощущал некую обязанность информировать магната о расходовании его средств, но категорически не соглашался (сам с собой, конечно) быть подотчётным Борису Карловичу. К чести последнего, он не сделал ни малейшей попытки спросить "отчёт".

Горьков с интересом выслушал рассказ Иванова о делах создаваемой партии, откровенно порадовался открытию филиалов Фонда в разных городах России. Финансист предложил увеличить число лекций, а тексты уже прочитанных лекций, передать ему, пообещав издать их за свой счёт. "Вероятно, сделать это стоит в виде небольших брошюр, и распространять в качестве бесплатного приложения к вашим газетам", — дельно посоветовал он. Поинтересовался, нужны ли денежные дотации сверх оговорённой ранее суммы? Лев Гурыч ответил, что нужда возникнет примерно в марте-апреле следующего года. И денежный вопрос в разговоре больше не возникал. Приятели ещё около часа посидели, допивая бутылочку коньяка, говорили и о делах Иванова, и об успехах Горькова, и о новых приключениях его дочери Юли.

И всё же, мысли о Горькове были горьки. Да, отношения с Борисом складываются вполне нормально, но сознание зависимости Дела от позиции пусть хорошего, но постороннего человека тяготили. Лев, как-то, заговорил об этом с Беркутовым. Оказывается, Пётр Николаевич тоже думал о возможных осложнениях от такой зависимости.

— Понимаешь, полковник, — сказал он, — я не вижу пока выхода из этой ситуации. Положим, газеты у нас "пошли". Даже небольшую прибыль приносят. А вот лектории изначально не могут быть самоокупаемыми. Ни аренда помещений, ни оплата лекторов с наших забот не уйдут. Я недавно разговаривал на эту тему с Ганжой. То, что по зарегистрированному Уставу Фонд является "не коммерческой организацией", не мешает ему зарабатывать деньги на самосодержание. Но как? Ганжа думает, и я, признаться, думаю….Но пока что твоя дружба с Горьковым — единственный реальный источник финансирования. И не расстраивайся, Лёва. У Маркса тоже друг был — Энгельс. Да и в истории создания РСДРП в России вписаны имена многих меценатов….Золотопромышленник Сибиряков, известный Савва Морозов…

— Пётр Николаевич! А я, вот, думаю — сколько так называемых мелких и средних бизнесменов вышли из советского прошлого? Наверняка, среди них немалое число сохранили "советское" мышление. Да и давят на них и государство налогами, и крупные конкуренты, и "крышующие" бандиты…Несладки их доходы. А если поработать с ними там, в регионах….Могут, ведь, стать при минимальной поддержке и нашими сторонниками. Это и спонсоры, по мелочам, конечно. Но могут перерасти в предприятия партии нашей. Как думаешь? Не стыдно нам иметь собственные мастерские или магазины?

— Пожалуй, нужно попробовать.

Да, это всё так, но всё же, — мысли о Горькове оставались горьки.

Рекламная раскрутка одной (а, может быть, и нескольких) музыкальных групп обойдётся не дёшево. Согласится ли на это Горьков? Трудно сказать.

Пётр Николаевич позвонил на сотовый телефон Алексина и попросил его в ближайшие день-два выбрать время для важного разговора. А Иванов тоже по телефону связался с Ганжой и поручил ему выяснить в рекламных компаниях примерную стоимость и сроки возможного "вознесения" ныне малоизвестной музыкальной группы.

Пока мужчины вели телефонные разговоры, Мария выскочила на кухню, вспомнив, что пора вынимать из духовки "хачапури", изготовленный по рецепту Полины Ивановны Беркутовой. Накануне Мария купила "хачапури" в супермаркете. Вечером они со Львом съели это изделие, сравнили с пирогом, которым их потчевала жена генерала…. И немедленно решили сделать пирог самолично. Взялась за это ответственное дело Мария, хотя не редко они кулинарничали вдвоём. Теперь Петру Николаевичу предстояло выступить в роли дегустатора.

В то время, как Мария занималась пирогом, Беркутов задумался о необходимости в ближайшее время собрать заседание штаба. Хорошо бы расширенное. Кое-кого из регионов пригласить. И он обратился к другу:

— Послушай, Лев Гурыч….

На следующее утро Лев заспался. Разбудил его телефонный звонок.

Трубку взяла Мария. Лев слышал, как она радостно воскликнула, поздоровалась, и уже обращаясь к нему позвала:

— К телефону, Лёва! Отец звонит.

Он вскочил с постели.

— Здравствуй, отец!

— Здравствуй, сын мой. Сможешь встретить меня сегодня в 12–40 в Шереметьево? Международном, разумеется.

— Конечно, папа….Случилось что?…

— Нет, Лёва, всё в порядке. Дела кое-какие в Москве появились. Вечером звонить пытался, но связь наша почему-то не работала….

— Жду с нетерпением, обязательно встречу. Ты оденься, пожалуйста. У нас второй день дождит, хотя и не холодно…

… Самолёт запаздывал. Однако вскоре по трансляции сообщили, что самолёт, следующий по маршруту Херсон — Москва совершил посадку и Лев Гурыч заспешил в зал встречи международных рейсов.

Дождь в честь прибытия желанного гостя, прекратился. Лев Гурыч подхватил небольшой чемоданчик отца и повёл его на стоянку, где оставил свой "пежо".

Отец сел сзади, и Лев вырулил на дорогу. Прибавил скорость, насколько позволяла ещё не просохшая дорога…

— Ты, сын, конечно, угадал. Я приехал в Москву не просто так. Звонил мне на-днях Геннадий Афанасьевич. Сообщил о вашем знакомстве. Предельно коротко. Сказал, что…соскучился по старому другу….Вот мы и договорились встретиться. Я позвоню ему сегодня вечером… А ты мне о своих делах поведаешь. Я, ведь, только принципиальные твои замыслы знаю….Понимаю, Лёва, что по телефону такие вопросы не обсудишь. В письмах, — тем более. Да и когда ты писать много любил?

— Расскажу, отец. Мне тоже очень хочется с тобой поговорить поподробнее…Когда ты утром позвонил, я специально сегодняшний день расчистил от других дел, чтобы иметь возможность пообщаться…

— Давай прямо сейчас и начнём. Нам ещё долго ехать?

— Минут 20–25. Но ты пока лучше расскажи, как дела у вас? Что мама делает? Как чувствует себя?

Приехали как раз к обеду. Мария, хотя они жили со Львом уже несколько лет, видела свёкра считанное число раз, заметно смущалась, и, не желая ударить лицом в грязь, принесла заготовки для обеда из ресторана. Успела "доготовить" и сразу пригласила приехавших к столу. Разлила в рюмки маленькую бутылочку водки…

Через час отец и сын расположились на диване, Мария ушла в кухню, а Лев Гурыч начал подробный рассказ о планах и уже имеющихся делах нарождающейся политической организации, о работе лектория, о "выходе" на просторы России.

Гурий Алексеевич слушал внимательно, изредка задавая вопросы и одобрительно кивая головой.

Через некоторое время он сказал:

— Ваши первоочередные задачи понятны. Начинать нужно с главного, — попытаться отвести Родину нашу от опасной черты….Это правильно. Но ты — лидер. Ты обязан, хотя бы в общих чертах, представлять себе и дальнейшие направления политики своей. Ты ничего не сказал о мировоззрении…. Не спеши, не перебивай… Я понимаю, что ты воспитан Советской властью и твоё личное восприятие мира мне понятно. Но нельзя повторять ошибки советской власти. Сейчас я говорю о политическом воспитании народа, прежде всего молодёжи….Согласись, что уровень пропаганды в СССР последних десятилетий был крайне низок.

— Соглашусь. А нынешние политпропы используют ляпы той пропаганды и развели сплошную брехню, которой, к сожалению, люди верят. Поэтому мы и создали свой лекторий….Острые вопросы стараемся прояснять.

— Я, Лёва, не случайно этот вопрос затронул. Вот, о патриотическом воспитании, например. В годы так называемого застоя, при Брежневе, наши советские люди многие воинские подвиги совершили. В разных странах наши инструкторы были не только наставниками, но и героически сражались…Били и американцев. Но, — это великая тайна была. За рубежом об участии наших ребят в боях знали, нашему же народу — знать запретили. И хоронили…тихонечко. И награждали безгласно. А говорить о подвигах нужно, — вот и без такта, без смысла эксплуатировали тему Великой Победы. Я, сын мой, — фронтовик. Не мне бы говорить о чрезмерности восхваления действительных подвигов моих боевых товарищей…Но сусальность никогда искренней не бывает. Тем более, приуроченная к заметным датам…У наших внуков, не сыновей, нет, — у внуков — появляется скепсис: это было давно, да и было ли? И появляются стихи, вроде этих… — он протянул Льву листок бумаги, — посмотри, я выписку сделал специально для тебя, для твоих пропагандистов. Ты упоминал о них.

Лев взял листок.

— Поэт молодой человек, почти мальчишка, — снова заговорил Гурий Алексеевич, — он сердцем воспринял плоды убогости нашей пропаганды….Но наивен. Если бы не только МЫ, но и ОНИ, и ВСЕ на Земле забыли о войнах и перестали "точить ножи"! Но ОНИ не перестают, и постоянно напоминают о своей звериной сущности! Бомбами и ракетами. На Балканах, в Ираке…Поэтому ПАМЯТЬ нужна не только нам, немногим оставшимся ветеранам, но, прежде всего, ему, мальчишке….Которому жить и, если понадобится, — суметь защитить свой дом. Сумеет ли он? Или безропотно умрёт, так как он НЕ ГОТОВ к подвигу. Его лишают не только исторической памяти о делах дедов, но и ЗНАНИЯ о героических делах отцов и старших братьев…Лёва, ваши лекторы должны уделить внимание этой теме.

— Бесспорно….хотя, если бы ты знал, как малы наши возможности…Но ты прав, у нас первоочередная задача разбудить у молодых гражданские ощущения, мы их рассматриваем как наших будущих избирателей, а об их воспитании думать решили позже. Ошиблись. Эти задачи совмещать нужно. А ты, ты тоже прими участие. Напиши статью в наши газеты. Договорились?

— Да, но я ещё одну тему затрону. Или в отдельной статье? Я имею ввиду, тему об отличии Русской имперской политики, основанной на уважении к малым народам, от Западной, тоже имперской политики, но утверждающейся на презрении к малым народам, не просто неуважении их интересов, но готовности вычеркнуть их из истории человечества ради лишнего процента барыша…

— Отлично, отец. Напиши. Публикацию я обеспечу. Может быть, и в интернете. Мы недавно свой сайт заимели, хотя используем его совсем непродуктивно.

…Вечером Гурий Алексеевич позвонил своему другу и сослуживцу в Группе советских войск в Германии и договорился о встрече…

А в конце следующего дня отец пригласил Лёву на прогулку.

Они медленно шли по заснеженным пустынным в это время года аллеям парка, носившего некогда имя великого писателя Советской страны.

Отец рассказывал о встрече с Геннадием Афанасьевичем, которая оставила у него сильное впечатление.

С удовлетворением отметил, что давний товарищ с глубоким уважением отнёсся к знакомству с Лёвой. Сказал, что спокойный тон и взвешенные слова полковника отозвались в его душе, тоже неспокойной, тоже ощущающей реальность катастрофических перемен.

— Гурий Алексеевич, ваш сын вселил в меня надежду. Хотя я очень хорошо вижу трудность её реализации. Но, если наши сыновья, пусть тоже уже умудрённые жизнью, решились на борьбу, негоже нам, старым солдатам, остаться в стороне.

— Я тоже поддержал его устремления. И рад, что направил Лёву именно к вам.

Геннадий Афанасьевич сказал, что решил посоветоваться с ним, так как Гурий Алексеевич знает всю подноготную армейской жизни и только с ним возможно открыто говорить о планах Иванова-младшего. Ваш Лев, конечно, заблуждается, что военную составляющую его планов возможно решить, не нарушая ныне существующих законов Армии. Слишком много и слишком высоких людей нужно задействовать для реальности поддержки новой будущей власти, даже, если он сумеет получить доверие народа на выборах. Слишком сложны подходы к этим людям с моего положения и, практически, не возможно сделать это достаточно конфиденциально. Как бы мы это не называли, но это — вне уставных положений. Всё станет в рамки закона, если он УЖЕ получит власть, но подготовка слишком сложна. На неё требуется время, а, если потребуется действовать, то в нашем распоряжении будут даже не дни, а часы. Мы должны найти путь к умам и совести конкретных исполнителей, многих конкретных исполнителей, минуя их начальников.

— Гурий Алексеевич! Мы с вами старые люди и не можем обмануть ни себя, ни доверившихся нам молодых офицеров. Значит, — нужно решаться. Я решился и хочу спросить вас. Мы долго служили вместе. Вы — мой старший товарищ и я всегда относился к вам с большим доверием. Я признал в разговоре с вашим сыном, что разделяю ответственность за случившееся в стране. Я готов положить свою голову во исправление нанесенного народу вреда. Но имею ли я моральное право тянуть за собой молодых? А, ведь, у меня лично пусковых рычагов нет. Только пистолет, — грустно добавил он, — чтобы застрелиться в случае неудачи.

— Лёвушка, — я ответил ему, что в его сомнениях скрывается и ответ. Действуя СЕЙЧАС, он следует присяге, которую никто не отменил и последовать которой он в своё время, как и многие другие, не решился. Не понял ситуации, или испугался, — это не суть важно. Но мы все большие и меньшие начальники нарушили ТОГДА присягу. Сейчас мы в тылу врага и обязаны действовать как партизаны, — скрытно, но РАДИ ИНТЕРЕСОВ НАРОДА. Если мы поняли это, то колебаться — преступно. Колебаться, значит не попытаться исправить свой позор…Лёва! Ты согласен со мной?

— Конечно, папа. Я так и поступил.

— А если, в рамках действующей конституции, ты победишь, то и соответствующий приказ отдашь. И тогда другие будут изменниками, если не выполнят твоего приказа! Святое дело действующих сейчас военных держать порох сухим. В том числе и людей научить, что и как нужно сделать в критическую минуту.

Я сказал Геннадию, что нынешнюю работу рассматриваю как обязанность командиров прорабатывать в планах все варианты возможного развития событий. Своего рода учебную задачу….Воспитательную же работу в армии тоже никто не отменял. Лёва, он согласился со мной. Я не стал расспрашивать, что конкретно он делает. Но генерал-полковник умный и надёжный человек….Хотя задача у него сложнейшая и мы должны допускать возможность неудачи.

— Я понял всё, отец. Спасибо тебе.

А на следующее утро отец улетел в свой Херсон.

 

Фрагмент 30

Собрались во вторник, 16 декабря. После метельных выборных дней погода, наконец, установилась и встречу соратников приветствовало яркое солнце.

Первый ошеломляющий эффект прошедших чуть больше недели назад выборов в Государственную Думу переварили и теперь были готовы к более-менее спокойному разговору.

Как и договаривались, собрались в расширенном составе. Помимо членов оргштаба пригласили организаторов лектория Костеренко и Смыслова, лекторов Бондаревского и заменившего Полякову бывшего доцента университета Настенко. Разумеется, присутствовала Мария с заметным успехом выступившая в лектории уже четыре раза. Приехали с Урала Коломиец и из западного анклава профессор Капранов.

Оглядев собравшихся, с трудом разместившихся в гостиной Ивановых, Беркутов на этот раз утвердительно сказал:

— Пора завести официальный офис Фонда. У вас в квартире, Лев Гурыч, в следующий раз можем не поместиться. — И, обращаясь к Ганже, попросил: — Данила Григорьевич, давайте мы с вами займёмся подбором подходящего помещения.

Потом, поправив галстук и приняв официальный вид, сказал:

— Мы с вами, товарищи, в таком составе встретились впервые. Поэтому есть необходимость представить присутствующих и очень коротко сказать о наших задачах. Потом приступим к обмену мнениями.

Все подобрались и сосредоточили внимание.

— Итак, я, Беркутов Пётр Николаевич и Иванов Лев Гурыч, пенсионеры Министерства внутренних дел, являемся учредителями Фонда по изучению истории и политики нашего государства в ХХ веке. Фонд официально зарегистрирован в органах юстиции. Павел Алексеевич Алексин — известный журналист, взял на себя обязанности Главного редактора тех печатных изданий, которые мы издаём в Москве и других городах. Данила Григорьевич Ганжа — наш юрист и руководитель финансовой службы. Остальные товарищи ведут практическую работу по организации лектория и его проведению. Это — Костеренко Василий Иванович, Смыслов Григорий Ефимович — за ними организационная часть в Москве и Подмосковье, а товарищи Бондаревский, Настенко, Строгова готовят лекции и выступают с ними. Приехавшие из других городов товарищи Коломиец и Капранов ведут всю организационную работу в своих регионах. Включая издание наших вкладышей в местных газетах. Замечу, что на сегодня таких газет выходит 16. И, судя по заметному увеличению тиражей, они привлекли внимание читателей.

Пётр Николаевич перевёл дух и внимательно посмотрел на "лекторскую группу".

— Продолжаю. Наш Фонд создан по инициативе Льва Гурыча Иванова. Именно он выразил присущее многим из нас чувство острой тревоги за дальнейшую судьбу нашей Родины. Во всех аспектах. Повторяю, — во всех, но, прежде всего, — за возможность свободного и самостоятельного существования нашей страны уже через несколько лет, когда истощатся запасы нашей прежней военной мощи. Нам представляется пагубной политика руководителей страны. Мы не верим в её изменение. Только что прошедшие выборы показали, что у нас в стране нет организованных политических сил, способных предложить альтернативу. Народ страны в массе своей одурманен теле- и другой пропагандой, не отдаёт себе отчёт в том, какая судьба ему уготована. — Пётр Николаевич опять ненадолго замолчал. Выпил стакан воды. И продолжил: — Мы решили строго конституционным путём добиться смены президента. В реалиях нашей конституции — это единственная фигура, способная при чётком понимании положения изменить политический курс страны и восстановить её способность к самозащите. Отсюда наши задачи:

1. Предельно широко разъяснять людям реальности, противостоять массовой лжи официальных СМИ.

2. Создать политическую партию, чтобы на следующих выборах войти в Думу и получить право выдвинуть своего кандидата в президенты. Как вы понимаете, другие способы выдвижения кандидата — есть фикция. Наши лектории должны стать организационным прообразом партийных ячеек и, в своё время, стать ими.

3. В самое близкое время начать пропагандировать человека, достойного быть будущим президентом. По моему убеждению, таким человеком является Лев Гурыч Иванов.

Присутствующим показалось, что генерал собирается ещё что-то сказать, но Пётр Николаевич устало сел, проговорив лишь после заметной паузы — "Лев Гурыч, продолжай". Иванов несколько растерялся. Он, конечно, был готов к выступлению. Собственно, так и договаривались с Петром. Но закончилось "вводное" выступление как-то неожиданно. Наконец, он собрался с мыслями.

— Друзья мои! Я знаком с каждым из вас, кроме Матвея Егоровича. А о вас, дорогой друг, слышал много хорошего и от Петра Николаевича, и от Данилы Григорьевича. Да и по телефону мы общались….Для остальных скажу, что товарищ Коломиец не только в своём городе отлично развернул работу, но и по всему Уралу помогает организации нашего дела. Фактически возглавил его во всём регионе. Представлю и второго приезжего: профессор Капранов Аркадий Александрович — из Калининграда. Я имел возможность познакомиться с ним и его товарищами прямо там. Включились они в нашу работу попозже, но сотрудничество с одной из газет уже наладили. Лекции по предложенной нами тематике читает и сам Капранов, и другие. Или, пока, только один другой? Нашли и подходящего человека на роль руководителя местного отделения Фонда….Все остальные москвичи, Пётр Николаевич назвал всех.

Почему мы решили собраться сегодня в таком составе?

Причины две: только что прошли выборы в Думу. Они, к сожалению, подтвердили наши худшие ожидания. Хотелось бы услышать мнения и оценки опытных людей. Вы же в недалёком прошлом преподаватели общественных наук, должны неплохо разбираться в происходящих процессах….Давайте, с этого и начнём….Впрочем, порядок разговора — свободный….Вторая же тема, которую желательно обсудить, как лучше перейти от "списков лекторских групп" к ячейкам партийной структуры. Когда это уместнее сделать — до президентских выборов или после них? Достаточно ли наших сегодняшних 16 газетных голосов или нужно срочно, до объявления о создании партии, увеличивать их количество? Тактический вопрос: победа Путина на этих выборах предрешена. Так на каких направлениях сосредоточить критику в наших газетах? Соответственно, к каким периодам и событиям в истории нашей страны обратиться для наглядного сравнения в очередных лекциях и публикациях? Следует ли сейчас делать акцент на экономические проблемы или на первых порах сосредоточиться на патриотизме? Я не исключаю и другие темы сегодняшнего обсуждения, если вы их поднимете….Мы на пороге принятия важных решений и ваш совет нам очень нужен.

Последние слова Льва Гурыча покрыл грохот. Это Гриша Смыслов решил помочь хозяйке квартиры накрыть стол для чаепития, но споткнулся в дверях гостиной и растянулся во весь свой немалый рост. К счастью, на подносе, который он уронил, были в основном небьющиеся предметы, и урон хозяйству Ивановых оказался незначительным. Как и самому Смыслову, — он уже поднимался, потирая ушибленное плечо.

Увидев, что беда не велика, все уже с шутками поспешили ему на помощь — собирать ложки, ножи, салфетки и прочую мелочь.

Оправившийся Смыслов внёс самовар, а огромный пирог — сама Мария. Она же быстро расставила на столе чашки от сервиза.

Когда спокойствие было восстановлено, снова поднялся генерал:

— Наш хозяин и милая Мария просят вас заняться самообслуживанием. Наливайте себе чай, кто захочет — кофе….Вон, Лев Гурыч уже пирог нарезал….Подтверждаю: пироги Мария Владимировна печёт отменные….и продолжим. Полагаю, пить чай и слушать выступающих вполне возможно. И, усмехнувшись, добавил: — А у говорящих чаёк как раз немного остынет, — в самоваре кипяток крутой. Итак, кто начнёт?

— Наверное, я, Пётр Николаевич. — Поднялся Бондаревский. Задачи Фонда, в том числе долговременные, я разделяю. Мы уже говорили об этом и с Василием Ивановичем и с руководителями Фонда. Согласен, что так называемую "раскрутку" имени нашего кандидата пора начинать. О прошедших событиях: коммунисты абсолютно проиграли выборы. В их прекрасные лозунги избиратели не поверили. Во многом в этом виноват сам Зюганов. Он не популярен в народе, тем более, гнусная пропаганда работала во всю мощь! Зюганов не должен идти на президентские выборы и, вообще, коммунисты не должны выставлять своего кандидата. Так и сам Зиновьев считает. А к следующим выборам…

— Извините меня, возможно я допускаю бестактность, — Капранов с извиняющимся выражением посмотрел на Беркутова, — извините, профессор, я перебил вас. Но я бы в последнем пункте не был бы столь категоричен. Тем более, не опирался бы на авторитет Зиновьева. Авторитет этот раздут нашей же патриотической пропагандой. Да, поражение коммунистов на выборах подтвердило наши выводы, что в стране сейчас нет организованной силы для изменения пагубной политики. И, значит, справедливо решение Льва Гурыча самому выходить на арену борьбы. Если не мы, — то, кто это может сделать? Зюганов грубо ошибся, отказавшись от объединения сил с Глазьевым. Эта связка ещё могла бы надеяться на серьёзное противостояние нынешнему президенту. Они всё равно проиграли бы, но их союз мог бы нарастить силы к следующим выборам. Коммунисты — зюгановцы — утратили свой исторический шанс. Теперь надежда только на вас, Лев Гурыч. Но без партии вы ничего не сделаете. Значит, — срочно создавать партию. Но не местного калибра. По крайней мере, в 30–35 регионах нужно создать организации, тогда и заявить о создании партии, тогда к следующим выборам мы сможем реально набрать требуемое ихним законом представительство в российском масштабе.

— Согласен с коллегой с Дальнего Запада, — вступил в разговор уралец Коломиец. Согласен полностью в выводах. Предполагаю, что невразумительная тактика коммунистов в предвыборный период — это результат острейшей борьбы в руководстве КРРФ. Зюганова оттирают от лидерства и, вероятно, преуспеют в этом. Однако, это уже позади. Или нет? Что же касается выступления товарища из Калининграда, то и мне, признаться, не понятна ваша оценка Александра Александровича Зиновьева. Мы используем его мысли в наших газетах. Может быть, поясните кратко, Георгий…извините, Аркадий Александрович?

— Действительно, профессор, это было бы всем интересно.

— Что ж, коротко поясню. Я уважаю господина Зиновьева как человека, совершившего высокий гражданский поступок. Почти 20 лет он провёл в благополучной Германии, куда в 70-ых был выслан за антисоветскую деятельность. Изнутри поняв сущность капитализма, он вернулся в Россию, и дал убедительный сравнительный анализ советского строя и западного устройства жизни. За это — спасибо ему. Но политический прогнозист он — аховый. В 90-м году, когда уже всё многим ясно было, он прогнозировал расцвет горбачёвской перестройки (кстати, с его лёгкой руки многие называют её "катастройкой"!), предсказал, что через 5 лет СССР встанет на ноги….Увы. Не буду наращивать примеры, их достаточно, но его прогнозам — категорически не верю. А призыв к коммунистам отказаться от выборов, — глупость. Да, и эти выборы коммунисты проиграют. Но у них есть люди достойные, которые не уронят престиж своей партии. Например, Кондратенко….Или Светлана Савицкая…. Да и контакт с Глазьевым, может быть, восстановить можно? Не на уровне Зюганова, конечно.

— Спасибо. — Иванов, занявший председательское место, спросил: — Кто ещё хочет высказаться?

— Можно мне? — Лидия Ивановна Настенко, скромно одетая, маленькая, худенькая, но пышущая энергией женщина, поднялась из-за стола. — Прежде всего, спасибо вам, Мария Владимировна! Я раньше как-то не задумывалась, что известная актриса способна такие пироги печь! Очень вкусно. И выступления ваши, товарищи говорят, весьма энергичны и нравятся публике. Даже молодёжи! Но, извините меня, я недавно с вами и только сейчас поняла, на какое великое дело вы поднялись! О прошедших выборах говорить не буду, — здесь всё ясно было заранее. Так и получилось. Не думаю, что идеалы коммунизма можно уничтожить, для этого нужно весь народ истребить, но нынешние руководители компартии политически ушли с арены. Их заменить к следующим выборам должна ваша партия, Лев Гурыч, Пётр Николаевич. Вы правы: на этом этапе следует сделать основной упор на спасении России от внешних угроз. Умные люди сами поймут наши экономические взгляды, мы же их не скрываем. Но упор — пока на восстановление мощи страны! Я не участвовала в ваших прежних разговорах, но прочитала замечательные статьи товарища Алексина. Они убедительно показывают реальность ваших опасений! Страшную реальность внешней угрозы при полной пассивности и даже содействии, соучастии наших властей. Ждать нельзя! Нужно форсировать создание партии, а для этого нужны новые филиалы нашего лектория в разных городах. Лично я готова выезжать с лекциями. Но нужны опорные пункты в других городах. Я не готова советовать, как это сделать, но, пожалуйста, товарищи руководители! Подумайте. Это срочно. Прав выступавший товарищ из Калининграда: если не провозгласить создание партии сразу в большом количестве регионов, то неизвестно, какие гадости придумает наше изобретательное правительство. — Она села на место и тут же вскочила снова: — А Лев Гурыч уже должен открыться народу.

Говорили ещё долго. Алексин очень интересно рассказал о своей недельной поездке по стране. Выразил удовлетворение творческим настроем и боевым задором местных товарищей, с которыми сотрудничал. Но есть уже и трения с хозяевами газет. Хотя наше участие повысило и тиражи и их доходы, кое-где затревожились политическим курсом новых партнёров. Обращаясь к обоим учредителям Фонда, он просил подумать о возможности полного овладения газетами. Пока в двух городах. А там, кто знает, какая будет реакция на предполагаемое политическое заявление? "Лев Гурыч, — сказал он, — тебе следует обсудить этот вопрос со спонсорами, денежные расчёты я дам".

Очень внимательно выслушали Василия Ивановича Костеренко — об отношении слушателей лекториев к идее вступления в партию. "Люди ждут, — сказал он. Пока охотно читают наши печатные материалы, но ожидание расхолаживает. С этой точки зрения тянуть с созданием партии очень плохо. Может быть, рискнуть и не стремиться сразу дать мощный залп? "Подумайте товарищи, взвесьте диалектические противоречия такого решения".

Выступила и Мария. Она отметила важность привлечения молодых избирателей. Точнее превращения молодёжной толпы в избирателей. "Идти в их тусовки, — нам не под силу. Поэтому нужно искать подходящих людей среди них". Алексин заметил, что он оценил важность проблемы, занимается ею, но пока не готов рассказать о результатах.

Лев Гурыч принёс вновь наполненный самовар, а незаметно отлучавшийся Смыслов — свежие баранки и рассыпчатое печенье. Мария принесла две банки варенья. Пётр Николаевич постучал ножиком по самовару и приказал всем снова заняться чайком.

Когда угомонились, Иванов попросил внимания:

— Мы посоветовались на коротке с Петром Николаевичем. Неотложные денежные вопросы в ближайшее время обсудим с нашими финансово состоятельными друзьями. Постараемся нарастить нашу газетную систему. Тем более, не допустить потерь. В середине января я намерен побывать в вашем, Матвей Егорович, регионе. Точнее о времени — созвонимся. Генерал Беркутов в это же время побывает в Нижнем Поволжье. Форсировать образование партийных групп не будем, но, смотрите сами, Василь Иванович, Григорий Ефимович, сдерживать вас мы тоже не будем. Если товарищи требуют, начните с ячеек! Позже — объединимся…. Кажется, всё?

Он поблагодарил участников встречи, и около 16 часов люди начали расходиться.

У Капранова в Москве была постоянная "база" — в столице он бывал нередко. Коломиец собирался ночевать у Петра Николаевича. Но в этот вечер они ещё долго сидели у Ивановых.

Зимой темнеет рано, а середина декабря — вообще самое тёмное время года. Притушив люстру, Иванов зажёг торшер с красивым "колпаком" богемского стекла, две настольные лампы и пригласил оставшихся гостей перебраться на диван и в кресла вокруг журнального столика. Генерал дал команду перейти на "домашнюю манеру поведения", позвонил домой, предупредив Полину Ивановну, что придёт поздно и не один, с гостем. Лев Гурыч достал из бара бутылку французского коньяка с русской фамилией "Нахимов" и потекла неспешная беседа. Капранов и Коломиец рассказывали об обстановке в своих регионах, о настроениях людей. Москвичи расспрашивали, стараясь прочувствовать всё и вся, и вновь убеждались в насущной необходимости ехать в "народ".

— Понимаете, друзья мои, — говорил Коломиец, — сейчас как-то непонятно изменился социальный состав людей. Даже в нашем промышленном городе, где всё же работает немало заводов, я остерегаюсь говорить о наличии рабочего класса. Рабочие есть, а класс, — класса не ощущается. Интересы разные у всех…. А торгующих стало в десятки раз больше. И своим торгуют, и, так сказать, наёмные продавцы — от хозяина. Огромное число всяких работающих "по договорам", расчёты наличные, преимущественно, как они говорят, в "зелени", и не понять сразу, — рабочий люд или шабашники? Рабочие — это да, бесспорно. Они своим трудом создают материальные ценности. Но, также определённо, — у них нет классового сознания, каждый за себя. Большое число людей совсем непонятного статуса — он и "коммерсант", и, вольный охотник без определённого и гарантированного заработка….Постоянный риск, постоянный стресс. Без трудовой книжки, без больничного листа, без перспективы на пенсию. Самого разного уровня образованности….Многие — с высшим образованием. Многие из них — сознание сохранили советское, миропонимание — тоже. Всю мерзость существующего строя шкурой прочувствовали. А о какой-то активной позиции речи нет и быть не может — ежедневная, ежечасная борьба за существование. Это уж совсем не класс….Но количественно их много, они — наши потенциальные избиратели. Как мы должны с ними работать?…Извините, разговорился я….

— Что вы, Матвей Егорович! То что вы рассказываете и важно, и интересно. Это же целые пласты человеческого сознания и к каждому свой подход найти нужно…

— Скорее, свой "поднос"!! Большинство из них нужно сначала как-то заинтересовать….Поднести им. На подносе. А им не интересно. И на выборы они просто не пойдут. Ох, как прав Паша Алексин — многим, буквально, на уровне "комиксов" первые мысли нужно в головы вталкивать. И Мария абсолютно точно указала на канал воздействия, — через музыку молодёжную. Ты, Лев Гурыч, ещё раз поговори с Алексиным на эту тему….Правда, время у нас пока есть, — ближайшие выборы — не наши.

— Хороший коньячок, — сделав глоток сказал Капранов. Хотя и не пойму, чем французские коньяки лучше наших? — и, после некоторого молчания, обратился к Коломийцу: — Матвей Егорович! Вы упомянули об одном молодом человеке из наших краёв. Может, расскажете подробнее?

— Охотно, если товарищи не против.

Познакомился с ним Коломиец месяца три назад, когда стал случайным слушателем темпераментного разговора Ярослава Славина в пригородном автобусе с двумя пожилыми жительницами районного городка. Женщины, громко разговаривая, выразили признательность президенту за новую прибавку к пенсии. Сидевший рядом молодой человек лет сорока с небольшим ("для нас уже все сорокалетние воспринимаются молодыми", — вздохнул Коломиец), — решительно вмешался в разговор. Из его объяснений кое-что новое открыл для себя и сам Матвей Егорович. Как-то раньше он не задумывался, что новая пенсионная система практически освобождает государство от обязанности платить пенсии. Создаёт безразмерные возможности для ныне получающих большие деньги людей, оставляя ничтожные, так называемые "социальные гарантии" огромному большинству. Отдаёт их на милость частным компаниям, иезуитски заявляя о некой "свободе выбора" самого пенсионера. Как будто, живущие в глубинке, да хоть и в большом городе, Марь Ивановна или Степан Тимофеевич в состоянии сделать выбор "на финансовом рынке". Матвей познакомился с молодым человеком, но обстоятельно поговорить с ним сумел лишь через месяц, встретившись с ним возле магазина "Коллекционер" Тогда и узнал Коломиец, что приехал Ярослав на Урал уже больше 10 лет назад, когда в его родном Калининграде не стало работы для уже набравшего разносторонний опыт инженера-кораблестроителя.

Впрочем, прибыл он к нам не в поисках работы. В Калининграде он развёлся с женой, у которой появились другие интересы, и приехал на Урал искать семейное счастье. Увы, не повезло. Уже сын-уралец в школу пошёл, когда новая жена из просто верующей женщины превратилась в фанатичную богомолку. Ярослав пытался сгладить семейный конфликт, но не преуспел. Жена была категорична, втягивала в своё "увлечение" собственную дочь и их общего сына. Ярослав ушёл. Восьмилетний сын сам пришёл к отцу: отказался жить и даже общаться с матерью. И вот сейчас у Славина совершенно необычная семья — трое детей. Все живут со своим папой и только двухлетний Иван с собственной мамой. Славин забрал к себе из Калининграда и дочь, которая не выдержала жизни со своей спившейся с новым супругом мамой. "Однако, ваш друг, Матвей Егорович, любвеобилен", — заметил генерал, но Коломиец энергично запротестовал: "Нет, нет, Пётр Николаевич! Здесь, конечно, не скажешь, "однолюб". Но — МОНОлюб. Вот, слово выдумал. Ярослав очень порядочный парень, не склонен к виляниям"!

Славин, я уже сказал об этом, хороший инженер. Но работы, позволяющей содержать семью, для инженера нет (Замечу, кстати, он и оставленной жене и её дочери помогает деньгами, квартиру ей оплачивает!). И вот, он уже больше 10 лет формально безработный, занимается "коммерцией". Он с детства увлёкся коллекционированием монет, стал одним из авторитетнейших в России специалистом по российским и советским монетам, написал и издал толстенный каталог на эту тему, — и мотается по городам и весям России, устанавливает связи через интернет — зарабатывает деньги своими знаниями и посредничеством между коллекционерами. Кстати, на своём опыте познал прелести пересечения многочисленных границ, разорвавших нашу родину.

Так кто он? Интеллигент, — это ясно. Торговец? Коммивояжер? Это примитивно. К какому классу его причислить? Вероятно, классовое деление общества сегодня устарело. По мировоззрению, — он наш. Прошёл "краткий курс" ельцинизма, быстро понял, что есть что. Но участвовать в наших делах, — у него просто нет времени. Обязан думать о семье. До пенсии ему далеко, да и он не настолько наивен, чтобы надеяться на неё.

— Возможно, это не характерный пример, — снова заговорил Коломиец. — Но мне хотелось привлечь внимание к проблемам нашей пропаганды. Как бы мы не увлеклись некими "средними" оценками состояния общества. А оно у нас сейчас, — как в огромном сосуде — всё перемешалось. Бурлит. Сверху — пена, накипь, всякое дерьмо плавает….И всё больше людей, потеряв силы бороться, опускаются на дно, превращаются в маргиналов. Просто гибнут.

— Коллега очень прав, — заметил Аркадий Александрович Капранов. — В стране, принято считать — 145 миллионов человек. Около 50 тысяч нуворишей — долларовых миллионеров, с членами их семейств и ближайшей обслугой — это 250–300, пусть 400 тысяч человек. Небольшая доля процента. Плюс — почти миллион человек личной охраны. Не думающих, ничего не производящих, но хорошо получающих… человеческих особей. Кто остальные 98 % людей? Сколько из них просто богатых людей? Пусть не миллионеров. Мы плохо знаем состояние народа. На этом — на малой конкретности, на общих оценках — потерпели неудачу коммунисты. Не пришедшие на выборы 45 % избирателей не проголосовали против власти "ногами", как объясняют коммунисты. Отнюдь. Своим безразличием они фактически поддержали режим, разрешили ему делать что угодно. Мы не должны повторять чужие ошибки. Если мы сумеем только заинтересовать хотя бы половину оставшихся, мы добьёмся успеха. Время ещё есть. Пётр Николаевич! Лев Гурыч! Работу наших газет мы должны очень усилить и умножить….Да, дойти до молодёжи… — он засмеялся. — Ну и ну! Это я агитирую вас!? Нам на местах нужно хорошо изучить обстановку. Кстати, наша область — трудный участок. У нас много богатых людей. И границы кругом влияют. Опрос у нас говорит, что 2/3 калининградцев, родившихся на нашей земле, никогда не были в Матушке-России. Но вполне освоили поездки в Польшу, Германию, Швецию…. Это огорчает? Это просто опасно.

Часы пробили 12, когда неожиданно раздался телефонный звонок.

— Такси вызывали? — знакомый голос Славы Кличко прозвучал в трубке. — Лимузин подан, господин генерал. Класса "мерседес" вас устроит?

— Слава! Ах, шалопай мой дорогой! Ты всегда вовремя. Спасибо, друг. Выходим, — и все трое гостей начали прощаться с хозяевами.

 

Фрагмент 31

Майор Шифер утром, как обычно, просматривал сводку происшествий по городу за истекшие сутки. В массе информации его глаз зацепился за знакомую фамилию — Орехов. Совпадали и инициалы: В.С. Майор потянулся к телефонному справочнику, открыл его на букве "О" и, дойдя до длинного списка абонентов по фамилии Орехов, покачал головой. Вздохнул, положил справочник на место и позвонил в офис партии "За народное благо". Нежный голос секретарши сообщил, что Владимир Степанович проводит совещание и освободится не ранее, чем через час. Майор поблагодарил, ещё раз без особого интереса прочитал информацию, что в одном из спальных районов города в своей машине умер гражданин Орехов. Следов насилия на теле гражданина не обнаружено, зато в крови бедолаги оказался процент алкоголя существенно превосходящий дозу совместимости с жизнью. Ещё раз вздохнув, майор возобновил чтение сводки происшествий.

Декабрь, наконец, наступил и сразу показал свой свирепый нрав.

Всю ночь ветер завывал, силился распахнуть форточку и она на ослабевшем шурупе защёлки стучала, готовая вырваться из своего запора. Наступление утра Паученков скорее угадал, чем рассмотрел. Самый тёмный период года.

Он зажёг свет. Половина восьмого, можно было бы ещё поспать, но беспокойство снедало Ричарда.

Сегодня встреча с Хмурым и, хотя до неё ещё несколько часов, спать он больше не мог. Хмурый позвонил на мобильник поздно вечером. Подтвердил, что готов встретиться с ним и велел быть осторожным — "тебя ищут", сказал он.

Паученков встал, приготовил и нехотя выпил кофе, машинально пожевал купленную вчера ватрушку. Долго слонялся по квартире, то и дело посматривая на часы. Снова попытался спать. Безуспешно. Время ползло медленно, сжирая нервы.

"Медвежий угол" — на другом конце Москвы. Ехать в такую погоду на своём жигуле не хотелось и Паученков решил добираться общественным транспортом, сначала 20 минут на автобусе, потом полчаса на метро, а там уже пешком — рукой подать. Но час на дорогу нужен, а, так как Хмурый не любит, чтобы приглашённые им люди опаздывали, выехать нужно за полтора часа. Впрочем, оно и хорошо — ожидать было слишком трудно.

…Хмурый сидел за своим обычном столиком в самом углу малого зала. Чуть поодаль — двое ребят из эскорта, Ричард не раз видел их рядом с бригадиром. Подошёл, поздоровался. Хмурый кивнул на свободный стул и знаком подозвал халдея. Помолчали. Потом Бригадир спросил:

— Ну, что делать будем, господин политик? В своей конторе ты сгорел, доступ к интересующей бригаду информации потерял. Стрелять и работать ножом не умеешь….Без кресла ты мне нужен, как зайцу триппер….Что скажешь?

Паученков молчал.

— Не спорю, много ценного ты нам порассказал. Но и платили тебе зеленью прилично. Или нет?

— Спасибо, Александр Васильевич, — необычно, по имени-отчеству, — ответил Ричард. — Хорошо платили. Но что же мне теперь делать?

— А это ты думай. Про знакомство со мной забудь намертво, — и засмеялся, — а то, если вспомнишь где, позабочусь, чтобы буквально намертво забыл. Усвоил? — Конечно, ты, Бригадир, не волнуйся. Я понимаю тебя очень хорошо…. Но что же…

— Понимаешь и молодец. Я бы на твоём месте слинял, куда подальше. Деньги у тебя есть, да и в честь твоих заслуг я премиальные приготовил, — Хмурый ногой пододвинул к нему небольшой полиэтиленовый пакет, стоявший возле его стула. Ты, кстати, где сейчас обитаешь?

Сердце у Паученкова сжалось. Он очень чётко представил, что когда ушёл из дома стал временно недоступен Хмурому. "Неужели это ловушка"? с тоской подумал он и краем глаза заметил, как насторожились охранники Хмурого.

— В Медведково, квартирку снял на месяц, — соврал он. "Теперь Хмурый опаснее милиции".

— Ну, и ладно, — дружелюбно сказал Хмурый. — Выпьем по маленькой, и расстанемся на несколько лет. А там, Бог даст, снова сотрудничать будем.

Осушив одним глотком полстакана коньяка, Хмурый слегка подтолкнул Ричарда:

— Ну, иди-иди. — И, отвернувшись от Паученкова, громко позвал официанта.

Выйдя из ресторана, Ричард побрёл к метро. Возвращаться в своё логово нельзя, нужно хорошо запутать следы. Слежки за собой Паученков не заметил, но не обольщался на этот счёт. В Бригаде Хмурого были профессионалы, а он соответствующих навыков не имел. Потому и решил подольше помотаться по метро. Может быть, выехать в пригород на электричке….Но вернуться домой только надёжно оторвавшись от невидимых преследователей.

Не учёл Ричард одного: его слова про Медведково никого не обманули. "Ребятишки" Хмурого примерно знали, где искать его машину. И уже к вечеру нашли её.

Машина — ещё одна из забот Паученкова. Неприметная, но почти новая "девятка" стоила не мало, куплена была в период обновления документов на имя Орехова и пока ездил на ней Ричард по доверенности, которую выдал сам себе.

Вернувшись домой, Паученков был вполне уверен, что за ним никто не следил. До самого вечера он приводил в порядок свои дела: вызвал по телефону риэлтера из давно примеченной фирмы, сходил с ним к нотариусу и оформил доверенность и поручение на продажу квартиры. Сходил в три банка и положил всю валюту на имя Владимира Степановича Орехова, имеющего паспорт с такими-то номером и датой выдачи. Побывал на стоянке машины и тщательно прогрел двигатель. Потом долго, натирая мозоли, резал ножницами и спускал в унитаз документы Ричарда Паученкова. Целый час сочинял письмо Ларисе, но ничего не написал, а черновики отправил вслед порезанным документам.

В 20 часов гражданина Паученкова не стало, а ещё через час господин Орехов Владимир Степанович вышел из дома с довольно большой дорожной сумкой и, попутно заглянув в супермаркет, отправился к месту стоянки своей машины.

В этот же день Паученкова объявили во всероссийский розыск.

В этот же день пришёл факс из Санкт-Петербурга. В нём сообщалось, что проведенный анализ контактов подозреваемого в участии в дерзком московском ограблении Соулиса, выявил ещё 6 человек с сомнительной репутацией. По электронной почте перегнали их фотографии. На еженедельном "сборе" в Главке, на который в этот раз пошёл сам Кличко, фотографии показали на большом экране. Полковник коротко проинформировал, что эти люди могут иметь отношение к недавнему ограблению партийного офиса и убийствам, в том числе майора Андулина. Ещё раз опросили патрульных ГАИ, которые в ту злополучную ночь досматривали микроавтобус на подъезде к столице. Начальник Главка приказал раздать полученные фотографии участковым милиционерам.

Результат от этих мер появился, когда уже перестали ждать.

Между тем, рутинная розыскная работа велась своим чередом. Ещё раз сделали тщательный обыск в кабинете Паученкова и в его квартире. Отдали на экспертизу все найденные в его рабочем столе бумаги. Дважды майор Шифер навещал гражданскую жену Ричарда и подолгу беседовал с ней. Женщина почти всё время плакала, но никакой информации получить у неё не удалось. В дела мужа она особенно не вникала, о месте пребывания не могла даже догадываться и только всхлипывала — "нет уже его, сердцем чувствую, — нет". Успокоить её Шиферу было нечем. Единственный звонок Ларисе о том, что муж, якобы, попал в небольшую аварию где-то в области, тщательнейшим образом проверили: не попадал и даже не обращался ни в одно медицинское учреждение.

Как известно, участившиеся теракты в Москве заставили ужесточить меры контроля за иногородними. В Москве то и дело вспыхивали скандалы, связанные с повышенной активностью милицейских проверок документов. За отсутствие своевременной регистрации факта приезда составлялись сотни протоколов, накладывались штрафы. К сожалению, немало работников милиции усмотрели в этих мерах возможность лёгкого пополнения собственных кошельков. Во всяком случае, проверки документов и связанные с этим мелкие конфликты с возмущёнными гражданами стали обыденным явлением. Поэтому бурный протест одного из проверяемых не вызвал подозрения у сержанта милиции Безуглого. Но, когда остановленный гражданин неожиданно бросился бежать в проходной двор, Безуглый, не задумываясь, устремился за ним. В завязавшейся борьбе милиционер оказался сильнее, а факт сопротивления представителю правопорядка послужил достаточным основанием, чтобы надеть на задержанного наручники и доставить его в райотдел. Здесь и обратили внимание на то, что приехавший из Питера гражданин Куликов не только нарушил установленные сроки регистрации, но и очень похож на фотографию, недавно помещённую на стенде "Их разыскивает милиция". Фамилия, правда, не совпадала, но разве это имеет значение?

Дежурный распорядился взять у задержанного отпечатки пальцев и отправил их на экспертизу. А уже через час Кулика доставили в Главк к подполковнику Радкову, в кабинете которого теперь собиралась группа полковника Кличко. Присутствие Кулика (или как бы он не назывался —?) в ночь ограбления на месте преступления сомнений не вызывало. Среди многих до сего времени не идентифицированных отпечатков пальцев появились первые опознанные. Радкову оставалось лишь удивляться, почему их не оказалось в общероссийском каталоге, ведь, криминальный опыт Куликова не вызывал сомнения. Правда, в полученных из Питера материалах он назывался Кулешовым, но "пальчики"-то данного гражданина должны бы присутствовать. Однако, бывает.

Теперь наметилось ещё одно направление поиска. Раз реальная связь питерских преступников с московскими "коллегами" в этом деле стала фактом, следовало просмотреть имевшуюся информацию о контактах уголовных авторитетов двух столиц. Кличко пошёл к генералу Ларцеву и доложил о новых фактах. В результате начальник Главка поручил провести соответствующую проверку Управлению уголовного розыска Санкт-Петербурга.

Вячеслав Сергеевич понимал, что сделать это надо было раньше, даже написал соответствующее предложение в план розыскных мероприятий….Но не настоял. Дело это очень трудоёмкое, предположение о междугороднем взаимодействии преступников базировалось лишь на не очень уверенном опознании одного из них сержантом ГАИ…. Теперь же ситуация изменилась и у генерал-майора Ларцева сомнения в необходимости проверки отпали.

Расследуемые дела в милиции принято помещать в "папки" с номером и датой открытия. И каждое такое "Дело", словно ручеёк течёт, не касаясь других, не смешиваясь с ними. Разные люди занимаются, из разных источников информация поступает. Разным начальникам результаты докладываются….

Вот и дела с розыском Ричарда Паученкова и судьбой машины господина Орехова до поры до времени не пересекались друг с другом.

Одно из них возбудил майор Главка МВД Роман Олегович Шифер, объявив руководителя партийной штабквартиры во Всеросийский розыск. Другое открыли в райотделе милиции N133, куда обратилась Лариса Зернова с просьбой найти исчезнувшего мужа.

Это, второе дело, началось с громкого скандала. Когда Лариса пришла в райотдел, равнодушная усталая женщина с погонами старшего лейтенанта милиции отказалась принять заявление, заявив, что подобные дела возбуждают лишь по заявлениям родственников. "Вы же, гражданка, в родственных отношениях с исчезнувшим Паученковым не состоите. Гражданский брак — это не официальные отношения", — сказала она.

Лариса расплакалась. Она плохо поняла, да просто не слышала, разъяснения инспекторши, что нужно пойти в ЖЭК, взять выписки из домовых реестров, написать заявление, заверить его подписями трёх соседей, потом снова…. Не дослушав, Лариса хлопнула дверью и, проклиная родную милицию, пошла на работу к мужу.

Здесь она неожиданно встретилась с Владимиром Степановичем Ореховым, с которым, конечно, была знакома, и, горько рыдая, рассказала ему о своём визите в райотдел милиции.

Орехов рассвирепел. Статус лидера общероссийской партии позволял ему обратиться непосредственно к Министру. Хотя было это не просто и необходимо пройти ряд не слишком приятных процедур. Но он пошёл на это. Уже через час он разговаривал с одним из помощников Министра, а ещё через полчаса его соединили с главой МВД.

— Ваши люди, господин министр, работают абсолютно нерезультативно, — резко говорил Орехов в трубку, не забыв нажать клавишу магнитофона. — По делу, за которым вы заявили личный контроль, по политическому делу об ограблении партийного офиса, — результатов никаких! Почему-то арестовали моего личного референта. Потом выпустили и он, неизвестно куда исчез. Третируют обысками других работников. В результате, опять-таки, исчез человек. Неизвестно где находится один из моих заместителей! А когда его истерзанная неизвестностью жена обратилась в милицию с просьбой найти мужа, она натолкнулась на открытое хамство.

Трудно сказать, каким образом кассета с записью разговора попала к журналистам, но смаковать в печати его стали уже на следующий день.

Понятно, что заявление у Ларисы приняли. Не понятно, почему в райотделе не знали об объяленном розыске Паученкова. Знали, наверное, но информация не дошла до конкретного работника.

Что же касается третьего "дела", ещё одного "ручейка", то это и не "дело" было, а служебная рутина, — нужно было определить судьбу машины, в которой умер гражданин Орехов.

Тело скончавшегося гражданина никто не востребовал. Криминала в его смерти не просматривалось. По адресу регистрации машины он жил один, родственников не значилось, о месте работы сведений также не было. Никто не ищет? И не надо. Почему-то не дождавшись установленного законом срока, его кремировали, а машину, — очень приличную "девятку" отправили в милицейский отстойник. Где на неё и "положил глаз" капитан ГИБДД Архипов.

Капитану не впервой было решать такую задачу, но уж больно понравилась ему синяя почти новая машина. Вообще "девятка" ему нравилась. Устремлённая вперёд с чуть приподнятым задом, машина чем-то напоминала стрелу, и капитан уже несколько дней размышлял, как удобнее оформить документы, чтобы приобрести её за формальную цену?

Первым делом он проверил идентификационный номер машины, не входит ли он в перечень угнанных и других машин с криминальным прошлым. Нет. Компьютер успокоил его — господин Орехов приобрёл её вполне законно, правда, не в магазине, а путём оформления в нотариальной конторе так называемой генеральной доверенности от гражданина Паученкова. Что ж, дело вполне обычное, многие машины при вторичной продаже проходили в то время такую "хитрую" процедуру, что позволяло экономить на налогах. Дальнейшая продажа или переоформление машины становилось заботой нового пользователя. Просмотрев документы на машину, Архипов задумался. Фамилия прежнего владельца показалась ему смутно знакомой. Не хотелось возиться, но ещё более не хотелось стать владельцем машины с "пятнами" в биографии. Кто-кто, а капитан знал, с какими неприятностями может столкнуться новый хозяин такой машины. И, ещё раз заглянув в бумаги, Архипов позвонил знакомому в райотдел, где числилась на учёте машина Паученкова до её передачи Орехову.

Через полчаса выяснилось, что к коллегам поступил запрос из Главка, в связи с розыском гражданина Паученкова о судьбе его машины, но ответить они пока не успели — дел много, в райотдел никаких заявлений о пропаже машины не поступало и, сам знаешь, начальству легко задавать вопросы. А ты тут….впрочем, ответ в Главк дадут прямо сегодня.

Услышав информацию, Архипов схватился за голову: он вспомнил, откуда ему известна фамилия бывшего владельца "девятки", — ориентировку о розыске гражданина он, конечно, слышал, но как-то не обратил на неё внимания. "Бог миловал", — подумал капитан, представив себе, с чем он чуть было не связался. Хрен с ней, с этой машиной. Он снова позвонил любезному коллеге, сообщил, что машина с соответствующим идентификационным номером стоит в их "отстойнике" и предоставил ему полную возможность разбираться с Главком, чья же это машина — Орехова или Паученкова — стоит у них. И вообще, — пусть не у него будет голова болеть, размышляя, кто есть кто.

Как бы то ни было, информация из этого "ручейка" оказалась в папке майора Шифера.

Это было совсем не понятно. Орехов Владимир Степанович — шеф исчезнувшего Паученкова — жив и здоров. Его полный тёзка и однофамилец недавно скончался в результате несчастного случая. В собственной автомашине, проверочные данные которой почему-то совпадают с данными машины Паученкова. Выясняется, что это одна и та же машина. Но почему в ней ездил Орехов? Доверенность от Паученкова Орехову? Или это другой Орехов? Но какое вызывающее совпадение с "ФИО" партийного босса!? Трудно понять! Свидетели же подтверждают, что Ричард до последнего дня ездил на своей машине….М-да, головоломка.

Собрался майор позвонить руководителю партии, но не решился. И о чём спрашивать? Не ездил ли он на машине Ричарда? Или не продал ли ему Паученков свою тачку? Чушь. И Шифер позвонил…полковнику Кличко.

— Вячеслав Сергеевич? Приветствую. Тут у меня какая-то тарабарщина получается. Можно зайти?

Через пару минут он уже вошёл в кабинет полковника. Напарника к себе Вячеслав пока не получил и сидел в гордом одиночестве. Шифер присел за стол, за которым ещё недавно работал знаменитый Иванов, и, раскрыв перед Вячеславом папку, начал посвящать его в возникшую неразбериху.

Кличко задумался. Нет, вопросы партийному шефу задать он бы не постеснялся. Тем более, уже приходилось осаживать эту высокую персону. Того явно заносит, но его позавчерашний звонок Министру уже не был тайной. Генерал-майор Ларцев вызывал Кличко и довёл до него гнев начальства. Впрочем, сам Ларцев ситуацию, кажется, понимал и разговаривал с полковником почти спокойно, хотя и потребовал ускорить розыск. Поговорить с господином Ореховым, — он поговорит. Но вопросы нужно хорошо продумать, а Кличко к этому ещё не готов. Хотя и чувствует нутром, что у исчезнувшего Паученкова и у Орехова были какие-то не только служебно-партийные отношения. Лев Гурыч как-то сказал, что он, Вячеслав, обладает верхним чутьём охотничьей собаки и преступные связи "засекает влёт". Жаль, процессуальный кодекс такие методы доказательства не принимает.

Кличко пару раз прошёлся по кабинету:

— Послушай, Роман. У тебя есть фотография Орехова, того, что в машине помер?

— А на кой хрен она мне нужна?…Подожди, подожди, — ты думаешь…. — Он схватился за телефонную трубку.

Через полчаса сомнений не было: разыскиваемый Паученков и новый Орехов — одно лицо. Но почему? Какое к этому имеет отношение настоящий Орехов? И имеет ли? С неизбежностью вставал и новый вопрос: а действительно ли хозяин машины умер в результате собственной неосторожности? Эх, снебрежничали, поторопились дать разрешение на кремирование. Головотяпы. Теперь — и полную уверенность умные люди превратят в предположение. В одну из версий.

И Ларисе пока сообщать нельзя. Ладно, информация-то нерадостная.

Если Ричард сменил документы, — значит, пустился "в бега". От кого? От нас или от криминальных дружков? Теперь есть, о чём спросить господина Орехова-настоящего. Только ответит ли?

До разговора с Ореховым нужно было проверить и ещё одну новость, которую принесли эксперты. Во время повторного обыска служебного кабинета Ричарда, отдали на экспертизу его настольный календарь. Вернее, то, что от него осталось: руководитель штабквартиры имел привычку вырывать листки календаря и использовать их для записок-поручений подчинённым. Ничего интересного при осмотре разодранного календаря не нашли, но, аккуратности для попросили экспертов проверить оттиски на сохранившихся страницах, идущих вслед за вырванными. Майор Шифер просмотрел фотокопии восстановленных записей и среди них наткнулся на номер телефона, который не значился в телефонном блокноте Паученкова. Не знали этот номер и в приёмной офиса. Проверка абонента показалась странноватой, — очень похоже было на так называемые "контактные телефоны", на которых зарабатывали свою малую копейку старушки-пенсионерки. Тем не менее, номер этот в фотокопиях повторялся не один раз. И при том в недели, предшествовавшие ограблению штабквартиры. Выяснением реального телефонного собеседника Паученкова занимался сейчас старший лейтенант Лукинов. Но пока результата не было.

Короче, — в "Деле N…" постепенно накапливались бумаги.

После работы Кличко решил заглянуть к Иванову. Последний месяц Вячеслав жил один, — жена уехала навестить сына в Новосибирск, куда он со своей семьёй перебрался уже лет 15 назад. И те, правда, не столь уж частые свободные вечера, когда он один оставался дома, полковник дико скучал. Смотреть телевизор он уже давно не хотел, ограничивая себя передачами новостей, — быть "в курсе" требовала работа. Читал. Хотя частенько после служебных "кроссвордов" читать было трудно, — полковника донимали головные боли. Как и старший друг, начал с интересом копаться в исторических материалах, пытался понять, что же случилось с любимой страной. Книги, журналы, часто газеты, в том числе издаваемые РВС в разных городах страны, он брал у Льва Гурыча. С ним же обсуждал возникающие мысли.

Вячеслав позвонил Льву Гурычу из машины и с удовольствием отметил, что друг рад ему.

— Приезжай, Славка дорогой! Здесь и Пётр, — сидим на кухне, пьём….Ну, чай пьём. И закусываем, конечно, пельменями! Поторопись! Я ещё одну пачку засыплю. Посидим втроём, Мария сегодня в отъезде — трёхдневные гастроли в Питере….Ждём

Через несколько минут Кличко затормозил у знакомого дома.

Они сидели в кухне, как в добрые не столь уж давние времена. Съев пельмени, сдобренные бутылочкой "зубровки", пили крепкий чай, хрустели сушками и, открыв форточку, пускали в неё дым сигар, принесенных генералом. Все трое курили мало, но какая же беседа старых друзей без "внешних аксессуаров"…

Вячеслав с интересом слушал рассказ Иванова о поглотивших его новых проблемах. Потом спросил:

— Вот станешь ты, Лёва, президентом. Станешь. В этом я не сомневаюсь. А бывшие, то есть нынешние правители, закричат "караул". Повод найдут, а на порядочность их рассчитывать трудно. Закричат караул и позовут на помощь янки или НАТО, — эти уже совсем закрепляются на всех наших границах. Что делать будешь?

Лев Гурыч долго молчал. Потом проговорил тихо, но как-то увесисто прозвучало:

— Это на сегодня главная проблема, Вячеслав Сергеевич! Не отвечу полно, ибо сам не знаю. Об этом хорошие специалисты думают. Но упрощённо, так сказать, в схеме, может быть так. — Он снова помолчал, мысленно формулируя ответ. — Одновременно с их воплями о помощи в эфире прозвучит грозное предупреждение. И после первых же откликов готовых "помочь", — второе предупреждение — в центрах их столиц упадут ракеты без зарядов. Вместо зарядов стальные болванки…. К таким предупреждениям они отнесутся с почтением. Как все бандиты, они трусливы.

— И такие предупреждения реальны?

— Надеюсь, Слава. Без такой надежды нечего в бой идти.

Через некоторое время разговор перешёл на проблемы милицейские. Кличко рассказал товарищам о последних новостях и своих сомнениях.

— Ты правильно рассуждаешь, Слава, — Пётр Николаевич отодвинул в сторону трудно сказать, какой по счёту стакан с крепким чаем, — криминал в этой партии, извините, в руководстве её, при контакте ощущается. Вы помните, как они меня исподтишка сфотографировали на лекции? И ограбление это очень подозрительно, — не обошлось, по всему, без их участия.

— Мы сначала на Пилецкого подумали, но он ещё не погряз в трясине. Так, грешки бурного периода становления у нас новой "государственности". Я докладывал тебе, господин генерал, мы его отпустили, практически, под честное слово? Хотя парень, явно, о чём-то умалчивал, но было видно, КАК он боялся своих дружков!

— Говорил. Отвыкай "докладывать" мне. Говорил. А вот с Паученковым вы попали в точку.

— Конечно, — заметил Лев Гурыч, — трюк с превращением вашего Ричарда в "Орехова", или оригинален, или глуп. Скорее последнее. Но вызывать его, Орехова-политика, к вам нужно. Именно вызывать.

— Но он, сукин сын, не придёт. Особенно после разговора с министром….

— А ты попроси Ларцева. Доложи ему подробно и попроси его вызвать политика.

Кличко задумался.

— Попрошу. Не знаю, что получится. Ты бы, Пётр Николаевич, вызвал его?

— Я бы вызвал. Возможно, заартачится, но нервничать будет. И что-то проявится. Если мы с вами не ошибаемся и есть чему проявиться.

— Возможен, ведь, и такой вариант: к делу, которым ты, Вячеслав, занимаешься, к ограблению партийного офиса Орехов отношения и не имеет. Это может быть личной инициативой Паученкова….Почему и сбежать он решил. Выйти из игры. Да ещё с такими экзотическими документами…. А у Орехова свои грехи. И мы не знаем, в какой степени Паученков был посвящён в его дела. Тогда что? О чём с ним Ларцев беседовать будет?…Не готовы вы ещё к нажиму на Орехова.

— Что же делать, Лёва? За Ореховым "наружку" не поставишь.

— Да, это не наш уровень. Пока ждать. Накапливать факты. С телефоном тем разобраться обязательно. Плохо, ошибок наделали много. Время упустили…..А ты не думал, полковник, выделить дело об убийстве Андулина в отдельное производство?

— Нет. Не думал. И не соглашусь! Сергея убили из-за этой паршивой конторы. И я сам разберусь!

— Не хотел обидеть тебя, Слава. В этом ты прав. Это твоё дело.

….На этот раз "производственное совещание" на квартире Льва Гурыча Иванова закончилось без принятия решений. Как говорится, — обменялись мнениями

 

Фрагмент 32

Лукинов не обольщался лёгкостью, с которой он "выудил" из компьютера адрес и фамилию владелицы искомого телефонного номера. Он не сомневался, что при визите он встретится с хорошо знакомыми по многочисленным милицейским сериалам "божьим одуванчиком".

И ошибся лишь частично. Старушка-пенсионерка с хрестоматийным именем Мария Ивановна оказалась высокой полной и жизнерадостной женщиной. Внимательно проверив удостоверение Павла, она охотно подтвердила, что выполняет обязанности контактёра, — помогает людям связаться друг с другом по телефону.

— Пенсии при дикой экономии хватает всего лишь на полмесяца. Вот и подрабатываю. — И, уверенно взглянув в глаза старшего лейтенанта, добавила — Закон не нарушаю. Что не запрещено, — то разрешено.

— Вы, Мария Ивановна моё удостоверение внимательно читали. Я не из налоговой полиции. Меня другие люди интересуют, нехорошие люди, и к вам одна просьба — назовите имена и дайте связь с вашими нанимателями. Кому вы оказываете услуги?

— Охотно бы, молодой человек. Только вряд ли сумею. Не знаю ни адресов, ни фамилий. Они сами мне звонят, и я передаю, что велено. Чаще всего — просьбу перезвонить тогда-то и по такому-то номеру.

— А как же вы узнаёте, если имён не знаете, кому адресован звонок?

— Почему имён не знаю? Знаю имена. А вот по фамилиям они мне не представлялись. А имена, — они у меня в тетрадке записаны. Девять имён. Показать тетрадку?

— Давайте посмотрим. — Лукинов открыл толстую тетрадь. — Да, аккуратно работаете. У каждого клиента своя страница. Все записи в отдельных графах, — когда звонили, что просили передать….Отметка об исполнении…. Почему же только имена, Мария Ивановна? Вы же понимаете, что среди ваших клиентов могут быть и не совсем честные люди? Как же без фамилий? Как вам оплату вручают?

— А вот так. Догадываться я могу о чём угодно. Деньги они в срок платят, прямо в конверте в почтовый ящик кладут. Фамилии клиентов мне не нужны, а наши денежные отношения — это коммерческая тайна. Охраняется законом.

— Это вы зря, Мария Ивановна. Я вас могу на официальный допрос вызвать. Повесткой. Вам придётся ответить на вопросы.

— Не пугайте меня, господин милиционер. Всё что знаю, расскажу. А чего не знаю, выдумывать не буду….Ладно, молодой человек, ругаться нам ни к чему. Давай чайку выпьем. С варением. — Не дожидаясь ответа, хозяйка встала из-за стола и пошла на кухню. А Лукинов начал внимательно изучать её тетрадь.

Информация в тетради, конечно, была. Не указаны фамилии контактёров Марии Ивановны, но указаны телефоны тех, с кем им надлежало связаться. Пролистав все исписанные страницы, Павел быстро нашёл интересующего его абонента. На его странице были записаны телефоны Паученкова. И домашний, и служебный. Отметил частоту звонков в неделю, предшествующую ограблению штабквартиры и сразу после этого события. Отметил несколько междугородних звонков, о чём аккуратная Мария Ивановна сделала специальные отметки.

Сначала Лукинов хотел изъять тетрадь, но передумал. Не слишком готовая к сотрудничеству хозяйка, наверняка потребует ордер на изъятие и обязательно сообщит своим контактёрам о возникшей опасности. Поэтому Павел ограничился некоторыми пометками в собственном блокноте, стараясь не выдать своего интереса к записям конкретно на странице с именем "Кузьма Петрович". Хотя, конечно, понимал, что и это имя вымышленное.

Поблагодарив Марию Ивановну за чай, он предупредил её о необходимости сохранить в тайне состоявшийся разговор, попрощался.

Лукинов доложил о не очень удавшемся разговоре с Марией Ивановной утром, когда Кличко собрал группу в кабинете подполковника Радкова. Обсуждение дальнейших действий заняло полчаса. Необходимо было срочно поставить телефон Марии Ивановны на прослушку, для чего следовало получить санкцию прокурора… Срочность диктовалась тем, что никто не сомневался, что Мария Ивановна хранить тайну своей встречи с Лукиновым не будет и её "клиенты", по крайней мере криминальные, прервут связь с ней. После этого решили всё-таки изъять её тетрадь и вызвать Марию Ивановну на допрос в официальном порядке. Всё это Радков взял на себя

Можно попытаться получить какую-то информацию из междугородних звонков. Это направление Вячеслав Сергеевич поручил проработать майору Шиферу. А Лукинов должен был прозвонить все остальные телефоны, которые он выписал со странички "Кузьма Петрович", чтобы попытаться выяснить связи этого заинтересовавшего всех персонажа. Работа трудоёмкая и малообещающая. Но пренебрегать нельзя ничем.

Дело об ограблении офиса явно буксовало, а без этого не видно было даже путей к поиску убийцы их товарища.

Майор Шифер приехал в Управление телефонными сетями города — теперь оно именовалось ООО "Связьтелекомсервис" и, изучив висевший в холле первого этажа указатель расположения кабинетов, поднялся на третий этаж и вошёл в комнату с табличкой "технический отдел". В большой комнате стояло около десятка столов, но лишь два были заняты.

Майор поздоровался и, не получив ответа, обратился к ближайшей к нему девице, привлекавшей внимание необычным зелёным цветом волос. Он представился и сказал, что ему нужна справка о межгородских разговорах с некоего телефона.

Явно утомлённая жизнью красавица непонимающе взглянула на него и удивлённо спросила:

— Ну, а я здесь причём?

— Подскажите, к кому обратиться?

— Сказано вам: не наш вопрос, мы таких справок не даём.

Роман Олегович огляделся по сторонам. Дама, сидящая за вторым занятым столом, встала и молча вышла за дверь. Зеленокудрая девица уже уткнулась в какую-то бумагу, всем видом показывая, что непонятливый посетитель ей не интересен.

Шифер вышел в коридор. Подёргал ручку двери, на которой значилось "Начальник отдела", но дверь была заперта. Так же, как и соседняя. Озадаченный майор посмотрел на часы, не явился ли он во внеурочное время. С минуту постоял, ожидая, не появится ли кто-нибудь из аборигенов. Потом решительно спустился на второй этаж и толкнул высокую двухстворчатую дверь, возле которой на стеклянной табличке было написано "Приёмная".

Поздоровался. Секретарь подняла голову:

— Вы к кому? Пал Палыч сейчас занят, не отвечая на приветствие, сказала она.

Однако, Роман Олегович решил воспринять принятый в этом учреждении метод общения. Он подошёл к двери, возле которой восседала хранительница покоя Пал Палыча, и открыл сначала одну, а потом и вторую дверь кабинета.

— Майор милиции Шифер из Главка, — громко назвал он себя, прошёл по ковровой дорожке и сел на стул у приставного столика директора ООО.

— Вам же сказали….но, прервав самого себя, Пал Палыч произнёс — Слушаю вас.

— В интересах расследования уголовного дела нам нужна информация о междугородних переговорах вот по этому телефону. — Шифер положил на стол начальника листок бумаги с номером телефона Марии Ивановны. — И, подумав, добавил — за последние два месяца срочно. Позже, возможно, мы попросим дать более обширную информацию.

— Мы такими сведениями не обладаем. Нет такого учёта. Вот, если бы вы спросили о звонках с этого номера, такая информация у нас есть. А кто и откуда звонил на этот номер, не знаем.

— А вы постарайтесь. Поручите покопаться в компьютерах вашим специалистам.

— Но это целое исследование. На него время нужно. И мы — коммерческая организация, кто платить будет?

— Павел Павлович, — тщательно выговаривая имя начальника сказал майор, — в ваших проблемах разберитесь сами. Помочь вам могу только в одном: проверьте звонки вот за эти дни, — он положил на стол ещё один листочек. Эту справочку сделайте сегодня. Остальное — 2–3 дня потерпим.

Директор ООО поднялся и вышел из кабинета. Через несколько минут в дверь заглянула испуганная секретарша:

— Господин майор! Пал Палыч просит вас подняться в комнату N313. Он вас там ждёт.

Роман Олегович поднялся в комнату всю заставленную неведомой ему аппаратурой.

— Господин майор, не сочтите за труд объяснить нашему инженеру Константину, что именно вам нужно. И мы постараемся к 17 часам подготовить нужные сведения. В 17 часов пусть ваш сотрудник подойдёт в приёмную с официальным запросом и мы…

— Официальный запрос вы получите телефонограммой через час. А доставить информацию потрудитесь сами. В приёмную начальника Главка генерал-майора Ларцева. Сегодня можно факсом. А полную информацию, подписанную лично вами, через три дня. Спецпочтой или курьером. Можете идти….Пал Палыч. А мы немного поработаем с Костей.

В 16–40 Анна Захаровна позвонила Шиферу и сообщила, что только что получен ожидаемый факс. Олег Романович пошёл в приёмную.

Все междугородние звонки для "Кузьмы Петровича" в период перед ограблением офиса партии "За народное благо" были сделаны из Санкт-Петербурга с одного и того же номера телефона.

И Кличко приказал Шиферу собираться в Питер.

Марии Ивановне Кныш казалось, что разговор с недалёким милиционером она провела отлично. Показала ему своё знание законов и достоинство. И даже великодушие, угостив его чаем с собственным вареньем и дав полистать тетрадь с записями. Во всяком случае думалось, что её общение с милицией на этом закончится.

Поэтому она не сдержала досады, когда девчонка из ЖЭКа принесла ей и вручила "под роспись" повестку, — явиться в розыскной отдел милицейского главка. В кабинет N299 завтра к 10 часам утра.

Однако решила проявить добросовестность и пришла по указанному адресу за полчаса до назначенного времени. Сейчас в неуютном официальном коридоре ей пришло в голову, что вести себя следовало скромнее и без нужды не врать. Ну, что бы изменилось, если бы она сказала, что встречалась иногда с клиентами….Ведь, фамилий и адресов она, действительно, не знала — они сами иногда заходили к ней.

— Гражданка Кныш? — спросил её одетый в штатское крепыш чуть выше среднего роста. Пройдите в кабинет.

Открыв дверь комнаты с табличкой "N299. В.С.Кличко", он вежливо пропустил её вперёд и жестом предложил сесть.

— Я — полковник Кличко Вячеслав Сергеевич. Инспектор по особо важным делам.

Разрешите посмотреть ваш паспорт.

Мария Ивановна тяжело вздохнула. "По особо важным". Тут разговаривать потруднее будет, чем с лопоухим лейтенантом. Полковнику, на взгляд, за пятьдесят. Она протянула свой недавно обмененный паспорт.

— Разговор наш будет с протоколом и магнитофонной записью, о чём обязан вас предупредить. Вызваны вы в качестве свидетеля по серьёзному делу, связанному с несколькими убийствами. Очень рекомендую ничего не скрывать, — это в ваших интересах.

— Да я не знаю ничего, господин Вячеслав Степанович.

— Сергеевич, — поправил полковник.

— Извините Христа ради, Вячеслав Сергеевич. Но, если речь о тех телефонах, о которых спрашивал ваш молодой симпатичный сотрудник….

— Давайте не забегать вперёд. Я предупредил вас о протоколе, прошу расписаться и о предупеждении об ответственности в случае дачи ложных показаний.

— Что вы, что вы господин полковник. Я понимаю, где нахожусь.

— Надеюсь, — улыбнулся Кличко. — Давайте приступим….

Без малого двухчасовый разговор с гражданкой Кныш принёс кое-что новое. Пенсионерка признала, что со своими клиентами встречалась. Что три молодые женщины и делового вида мужчины у неё подозрений не вызывали ("потому и согрешила, не сказала вашему человеку, не хотела их втягивать в разговоры с милицией, боялась потерять приработок"). Она рассказала о внешнем виде своих телефонных заказчиков и ушла из кабинета Кличко вместе с приглашённым специалистом — делать фотороботы "Кузьмы Петровича" и ещё двух заинтересовавших Кличко граждан. На вопрос Вячеслава Сергеевича, запрашивать ли санкцию прокурора на изъятие интересной тетради или она добровольно разрешит снять с неё ксерокопии, Мария Ивановна выказала полную готовность сотрудничать. Кличко вызвал Лукинова и поручил ему сопроводить гражданку Кныш домой, когда она закончит дела в лаборатории, и привезти тетрадь в главк.

 

Фрагмент 33

В конце декабря обзавелись офисом Фонда.

Лев Гурыч и Пётр Николаевич осмотрели подобранную Ганжой квартиру на проспекте Вернадского. Четырёхкомнатная квартира, расположенная на втором этаже над большим промтоварным магазином показалось удобной. Ганжа договорился с продавцом квартиры и организовал ремонт, не ожидая прохождения всех бумаг через инстанции. Большие работы не затевали, — лишь убрали одну перегородку, превратив две комнаты в небольшой зал с площадью 34 квадратных метра. Да сделали очень быстро непритязательный косметический ремонт.

В оставшихся двух комнатах разместили кабинеты бухгалтера-экономиста, — сиречь, самого Ганжи и директора Фонда. Директором учредители назначили кандидата исторических наук Лидию Ивановну Настенко.

В её обязанности вменили работу с лекторами (включая лекторов филиалов), разработку плана лекций, тиражирование их текстов и дальнейшее продвижение материалов через уже разросшуюся сеть региональных газет, хозяйственное сотрудничество с которыми шло через Ганжу, а творческое руководство — через Алексина… Разумеется, сама Лидия Ивановна тоже готовила тексты лекций и выступала с ними. Она же взяла на себя обязанности хозяйки на случай встреч с приглашёнными и гостями.

Получили рабочие места и организаторы выступлений Костеренко и Смыслов. Их столы разместились в "зале заседаний". При необходимости их столы можно было состыковать с другими и получить вполне пригодный стол для совещаний.

Оба сыщика-пенсионера, как и раньше, занимались непосредственной организацией лекций — подбором помещений в разных концах столицы, обеспечением афиш и объявлений, организацией охраны, что стало насущным после срыва хулиганами одной лекции и попытки сорвать ещё одну.

Не менее важным делом, — это уже по линии РВС, — для Василь Ивановича и Григория Ефимовича — была партийная работа. Они начали оформлять первичные ячейки партии на базе списков посетителей лектория. По согласованию с Ивановым и Беркутовым, они называли эти ячейки кружками-группами "В защиту истории России" и не особенно распространялись о количестве и местонахождении других ячеек, хотя не скрывали самого факта их существования. Это было нужно. Энтузиазм новых партийцев сразу возрастал, когда они узнавали, что не одиноки.

Открыли офис, — нынче это называется презентацией, — 30 декабря и отметили это событие новогодним ужином, на который пригласили активистов Фонда с жёнами-мужьями. Хлопот хозяйке это доставило много, хотя помощницы и помощники из приглашённых нашлись без труда.

Но, как говорится, такие хлопоты — в радость.

О делах в этот вечер не говорили и проведенным вечером все остались довольны.

…Перед выездом "в народ" Иванов и Беркутов решили провести заседание оргштаба, чтобы, как говорится, владеть самой последней информацией.

Выезд наметили после "старого нового года".

Это причудливое словосочетание всегда удивляло Льва Гурыча. Понятно, что, когда ленинский декрет выровнял российский календарь с мировым (а точнее, конечно, с европейско-американским), фиксированные даты сдвинулись. Так, Февральская революция, отменившая в России монархию, по новому календарю произошла в марте. Великая Октябрьская — пришлась на 7 ноября. Православное Рождество сдвинулось вперёд — на 7 января….Почему же начало года отмечается раньше Старого Нового года?

Трудно понять. Но традиция повторного новогоднего праздника в ночь с 13 на 14 января сохраняется на всей Руси Великой, и любая командировка будет продуктивнее после этого знаменательного события.

Заседание оргштаба наметили на 9 января, а сегодня Лев Гурыч ждал генерала, чтобы в общих чертах наметить планы поездок.

В почте он увидел письмо из Калининграда. Роман Семёнович Синельников писал:

Уважаемый Лев Гурыч! С большим удовольствием прочитал обработанную вашими товарищами мою статью о выборах в советское время. Спасибо. Хочу поделиться ещё некоторыми соображениями. Жаль, что не припомнилось это раньше, но, надеюсь, Павел Алексеевич сумеет использовать их разумно.

Первое. Следовало мне упомянуть, что В.И.Ленин писал, что организационная форма Советов, найденная в практике революционной борьбы, "…является гораздо более демократической, чем прежние аппараты управления. Даёт крепкую связь с самыми различными профессиями, облегчая тем самым реформы самого глубокого характера без бюрократии". Я в своей статье коснулся этого вопроса, — вопроса о важности представительства во власти специалистов всех профилей, но следовало бы привести эти слова Ленина, подчеркнуть народное происхождение такой формы власти. Да, силён Роман задним умом. Каюсь.

Второе. Как и все, переживаю неудачу коммунистов на выборах в Думу. Дума теперь, практически, стала тем самым буржуазным аппаратом, который критиковал Ленин. Но что теперь делать? Вспомним слова Сталина, что в кризисные моменты, когда обостряется борьба политических сил за понимание в народе, "…наиболее опасной социальной опорой врагов…являются соглашательские партии". Это Сталин выделил слово "соглашательские" и именно из таких партий состоит нынешняя Дума. Наверное, коммунисты, должны постоянно разоблачать эту сущность нашего нового парламента.

Лев Гурыч! В своих делах коммунисты пусть разберутся сами (а я желаю им в этом успеха). Но и в нашей пропаганде, — пусть нет ещё Вашей партии, но уже причисляю себя к её рядам, — главный упор нужно делать на это же.

Вы, наверняка, уже знаете, что в канун Нового года в Калининграде вышла газета "На крайнем Западе" с четырьмя (!!!) страницами филиала Фонда. Буду стараться регулярно писать в неё. Считаю, что вы очень верно взяли курс на региональные газеты. Местная печать есть и у коммунистов, но она просто не интересна, в них, — сужу по нашей местной газете, — нет анализа, мало конкретики…. И силёнок недостаёт для регулярного выхода. А вы нашли свой вариант.

Однако, я расписался. Всего Вам доброго. Ваш Р.С.

Лев отложил письмо старого коммуниста. Очевидно, что таких, как он, в стране много. Сохранивших в душе идеалы справедливости, но не имеющие физических сил для активной борьбы. Или не принявших тех форм работы, о которых постоянно говорит Зюганов, теряя при этом возможных и умелых борцов. Что ж, мы постараемся привлечь их. И тех, кто в возрасте. И тех, кто готов к активным действиям. Каждому по силам. Вон — Коломиец, бывший секретарь райкома КПСС. Такой же закалки только что вышедший из больницы Кузикин. А самарский учитель Пента, Волков из Тулы….

Звук домофона возвестил о приходе Петра Николаевича. Лев пошёл открывать.

Всего-то ничего, — чуть больше двух недель прошло с самого тёмного времени года, и прибавилось светлого времени лишь минут двадцать, но яркое солнце на голубом небе и белизна только что выпавшего снега создавали настроение приподнятости.

Собрались члены Оргбюро как обычно в квартире Иванова.

На заседание пришли члены оргбюро, директор Фонда Настенко и Костеренко, который подготовил обобщённую информацию о реальной численности потенциальных членов партии. Присутствовала, конечно, и Мария на правах хозяйки квартиры. Она активно подключилась к разговору, когда речь зашла о практике лекций по культурной тематике.

Когда все собрались, Беркутов назвал цель встречи — подготовка к выезду в регионы Иванова и его самого.

— Лев Гурыч выедет предположительно через неделю — 16 января и вернётся числа 24-25-го. Я выеду, тоже предположительно, 25 января. Хотелось бы, чтобы уже к выезду Иванова мы имели самую последнюю информацию о состоянии наших дел. Предлагаю сначала обсудить положение с нашими газетами, дадите информацию вы, Павел Алексеевич, потом — о лекториях, Лидия Ивановна должна была обзвонить все наши филиалы. Потом — организационные дела. Доложит Василий Иванович. Ну, а затем обсудим, посоветуемся, как правильнее организовать поездки — Льва Гурыча и мою. Согласны?

Никто не возразил, и генерал предоставил слово Алексину. Журналист доложил, что уже 19 газет, в том числе две в Москве, выходят с участием Фонда и его филиалов. Газеты успели заслужить доверие, их охотно покупают и читают. Удалось поднять тиражи и выйти, практически, на прибыльность принадлежащей фонду доли изданий. Во всех городах подобраны неплохие журналисты-единомышленники. Отношения с издателями складываются нормально, за исключением газет в Екатеринбурге и Ижевске. В этих городах владельцы газет проявляют недовольство слишком обильной и резкой критикой властей и пытаются давить на наших представителей. Мы этот вопрос обсуждали со Львом Гурычем. Решили, что эти газеты целесообразно выкупить в собственность Фонда. На это потребуются деньги и сейчас я уточняю затраты, необходимые для этого. К сожалению, до сего времени не удалось найти партнёров в Санкт-Петербурге и наш ленинградский филиал фонда пока ничего не предложил.

— Пётр Николаевич! — продолжал Алексин, я хочу дать информацию ещё по одному вопросу. О наших делах с поиском музыкальных партнёров. Все товарищи знают о поставленной задаче….

— Давай, Павел. Вопрос, как раз, на стыке газетной проблематики и работы лектория Фонда.

— С помощью приятеля из музыкальной редакции четвёртого канала, я просмотрел десятки, даже сотни, записей из их фонотеки. Честно сказать, угнетает убожество профессионального уровня…извините, сужу как потребитель музыкальной продукции, но Андрей — профессионал, и он со мной не спорил. — Тематика в подавляющем числе случаев столь же не привлекает. Но, всё же, нашли две музыкальные группы, о которых стоит подумать. Обе из провинции. У одной в репертуаре много песен антиглобалистских: не любят ребята янки. Есть песня против бомбёжек Югославии, против войны в Ираке….У другой группы я слушал запись песни "Три танкиста" в такой современной аранжировке, что даже сразу не понял, что они поют. И другие советских времён песни исполняют. Тексты прекрасные, а подача — в современном духе. С этими группами нужно встретиться, поговорить. Посмотреть им в глаза. Планирую съездить для этого в Нижний сразу после Старого Нового года. Потом и со второй группой встречусь.

— Ты, Павел Алексеевич, не спешишь, — упрекнула Мария.

— Спешу, Мария Владимировна, спешу. Но быстро не получается. Вон, нашёл одну интересную группу. Рядом. В Подмосковье на одной из постоянных дискотек в бывшем заводском клубе выступает….Так её руководителя посадили, и группа на грани распада. Не успел я с ними повидаться.

— Посадили! За что?

— За убийство в пьяной драке. Там же, на дискотеке.

— Ну и кадры тебе на глаз попадают…Уголовники нам не нужны.

— Не суди скоро, Мария Владимировна. Парень неоднозначный. Чечню прошёл. Драка коллективная была. Ну, да я не к тому. Не знаю, виноват он или нет. Но ангелочка с крылышками мы не найдём! Жизнь такая….как поверхность двоякой кривизны На одну точку станешь, — смотришь в ясную светлую даль. На другую — всё вокруг — свалка, грязь. Не про этого парня говорю, но нам важна направленность его группы, тематика патриотическая. И чтобы молодёжь его могла понять и принять. Для нас сейчас это главное. Вот станет Лёва президентом, — всерьёз за воспитание возьмёмся. А сегодня нужно заставить их о Родине задуматься. Я всё равно к этим ребятам съезжу. Поговорю.

— Что ж, Павел Алексеевич, — Беркутов встал из-за стола, обвёл взглядом присутствующих. — Поговори с ребятами. А там посмотрим. Но Мария в другом права. Мы в этом важном направлении должны наверстать упущенное время. Сами виноваты, в первую очередь мы со Львом Гурычем. Поздненько сообразили, спасибо Марии Владимировне, — подсказала, теперь спешить нужно. Ладно, перейдём к следующей информации. Прошу вас, Лидия Ивановна.

Поднялась Настенко.

— Прошу прощения, но я сначала пару слов хочу сказать касательно к предыдущей теме. Сейчас кругом море ненависти бурлит. Спрашивают, как научить молодых людей ненавидеть виновников беды нашей? Гайдар, — настоящий Гайдар, Аркадий Петрович, — сказал однажды: не нужно учить ненависти. Нужно научить молодых Родину любить, и тогда они в нужный момент сами правильный выбор сделают. Как он прав! Вы сейчас очень важное дело делаете, Павел Алексеевич. Ищите доходчивые формы воспитания патриотизма. Понятные для нынешних юнцов, уже курящих, пьющих, колющихся…Очень жаль, но сегодня — они в массе именно такие. — Она помолчала немного. — А сейчас я доложу о работе наших лекториев.

Лидия Ивановна сообщила, что принятая форма организации лекториев прижилась во всех городах, где Фонд создал свои филиалы. Подобран штат лекторов, в основном из бывших вузовских преподавателей. Местные руководители привлекают для разовых выступлений и внештатных лекторов. Именно они в последний месяц провели по 2, а кое-где даже по 3 лекции, ориентированные на молодёжную аудиторию по вопросам современной молодёжной культуры. Лекторы сообщали, что их выступления основаны на тезисах Заслуженной Артистки России Строговой и получали аплодисменты в ваш адрес, уважаемая Мария Владимировна.

Настенко рассказала о количестве посетивших лекции и о том, что после каждого выступления партийные организаторы беседовали с заинтересовавшимися людьми о положении в стране, о планах партийного строительства.

— О результатах этих бесед лучше расскажет товарищ Костеренко, — закончила она. А я считаю, что мы уже созрели для проведения первого семинара по организации лекториев, и его можно было бы провести после возвращения Петра Николаевича из командировки. Ориентировочно, в конце февраля.

— Перед самыми выборами президента? — спросил Лев Гурыч.

— А почему бы и нет? Мы к этим выборам отношение имеем…только личностное. А жизнь идёт и нет нужды текущие дела подстраивать к политическим событиям.

Все засмеялись.

Василий Иванович был, как всегда, краток. По его словам, готовность вступить в партию в той или иной форме выразили уже более трёх тысяч человек. А в Москве и Перми уже созданы пока разрозненные партгруппы. В Москве — 7, в Перми — одна. "Я уже докладывал нашему руководству, что люди торопят, считают, нельзя тянуть с организацией партгрупп, — завершил он. — Я тоже так думаю".

Василия Ивановича поддержала Настенко. Она достала из сумочки сложенный листок бумаги и сказала, что после последней лекции один из оставшихся слушателей, высказав мнение, что нужно скорее создавать партию реальных действий, передал ей выписку из книги Максима Калашникова, написанную ещё пять лет назад. Она прочитала:

"Десять лет они вычерпывают, высасывают и обгладывают мою страну, ни черта в неё не вкладывая. Превращая ее в ходячий скелет с хрупкими костями. Словно тупые испанские конквистадоры, некогда переплавившие прекраснейшие произведения инкских и ацтекских мастеров в тупые золотые слитки, эти хамы крушат великолепие русской цивилизации, превращая все и вся в тупые зелёные бумажки — доллары. Они спустили в унитаз или по дешевке продали все плоды великой Победы 1945 года, превратив страшные жертвы русских в Великое Напрасно, а День Победы 9 мая превратили в Тень ее. А сейчас они вовсю пожирают будущее наших детей, оставляя им разорённую страну, увязшую в тяжелейших долгах, пылающую в междоусобных войнах, окруженную торжествующими врагами, взрывающуюся техногенными катастрофами и кровавыми террористическими актами. Страну, которую после них придется поднимать из развалин долгие мучительные годы. И то, что мы стремительно скатываемся к роли беззащитной мишени НАТО, — это их "заслуга".

Вы знаете этих особей, зовущих себя "реформаторами". — Как видите, люди начинают понимать, что к чему заключила она.

Помолчали.

Мария предложила сделать перерыв на чай.

Все поднялись из-за стола, чтобы размяться. Мария, Лев Гурыч и Лидия Ивановна отправились на кухню, остальные собрались под открытой форточкой и закурили. Начался общий разговор.

Когда убрали посуду и генерал, постучав по столу костяшками пальцев, призвал всех на "рабочие места", поднялся Иванов.

— Я вчера разговаривал с нашим представителем на Урале. Товарищ Коломиец предлагает мне выступить в трёх крупных заводских коллективах. — Он горько усмехнулся. — "Крупных" — сильно сказано. Это раньше на "Уральских моторах" работало много тысяч человек. Но и сейчас он предполагает собрать в заводском Доме культуры человек 350–400. Разрешение использовать зал он уже оформил. На правах аренды, разумеется. Кроме этого, договорились о выступлениях в Челябинске и Нижнем Тагиле. Выступать я буду всё от того же Фонда по изучению истории и политики России. Вот, послушайте, тезисы моего выступления, а я готов выслушать ваши советы и замечания…. Да, важная деталь. Передо мной будет выступать Матвей Егорович. Он будет делать краткий обзор наших газет в регионе и скажет, что я и есть тот самый бывший милиционер полковник Иванов, о котором писали не раз наши газеты. О наших замахах на президентские выборы ни он, ни я говорить не будем. Но, умеющие думать люди, какие-то выводы сами сделают. Поэтому моё выступление, прошу вас, оцените очень критически. Сами понимаете, оратор я без опыта и буду благодарен за советы. И предостережения, если сочтёте нужным их сделать.

Лев Гурыч начал читать развёрнутые тезисы своего будущего выступления. Главное в них — была тревога за сохранение нашей страной своей целостности и самостоятельности при нарастании угроз извне. Из этого вытекали необходимость срочного изменения политического курса и риторический вопрос, способен ли на это нынешний президент, он же основной кандидат на мартовских выборах.

Обсуждение тезисов естественно перешло на предвыборную ситуацию. В победе на "выборах" Путина сомнений не было. В некоторых СМИ начали появляться публикации с призывами дать Путину статус "пожизненного президента" и вообще не проводить выборы. Оставалось угадать процент победы и сопоставить шансы его виртуальных соперников. Общее мнение сошлось, что из всех возможных коммунисты сделали достойный выбор. Николай Михайлович Харитонов мог надеяться на 12–15 процентов голосов ("Харитонов — крестьянский сын, — пошутил Алексин, — 2004 — по древнеславянскому календарю — год Репы, благоприятный год для крестьянина") и он, конечно, сумеет использовать те минимальные возможности для пропаганды, которые возможно "вырвать" на этой инсценировке выборов. Что же касается раскола в КПРФ, то он, увы, состоялся и скрывать или как-то иначе объяснять ситуацию — бессмысленно.

…И в этот раз разошлись поздно…

 

Фрагмент 34

Майор Шифер уехал в Ленинград ночным поездом.

Выйдя из вагона экспресса, Роман Олегович побрился в вокзальном туалете, выпил чашку "капуччино" с ватрушкой и направился в Управление, где его ждал предупреждённый по телефону коллега — майор Дергачёв.

С Альбертом судьба сводила Шифера не раз. Последняя их встреча состоялась в прошлом году, когда питерский розыскник приезжал в Москву в погоне за известным вором Стефаном Польским. Тогда Шиферу поручили помогать ленинградцам в их работе на территории столицы. Польского взяли на знакомой московским сыщикам "малине". Была погоня, была даже перестрелка. Но обошлось без крови.

Теперь Дергачёв радушно встретил Шифера.

— Долг платежом красен, — сказал он, пожимая руку московскому товарищу. — С удовольствием поработаю с тобой. Помогу, если в моих силах.

— В твоих, Альберт Михайлович. Кажется мне, что дело небольшое. Для начала нужно выяснить всё, что имеется по хозяину вот этого телефона.

— Это не сложно. Телефончик знакомый, — он достал из картотеки картонную карточку, заглянул в неё и включил компьютер. — Как помогает техника! Ещё два года назад мы без компьютеров работали, а сейчас — даже понять трудно, как без них обходились. Так вот. Квартира, где этот телефон, коммунальная. Один жилец — пенсионер, очень в возрасте. А вот второй — наш старый знакомец по прозвищу Комар, хотя комплекция у него совсем не комариная. Фамилия — Комарец, и числится он у нас в числе знакомых Кулика, которого вы недавно прихватили. Кстати, как он себя ведёт?

— Молчит, сукин сын. Отрицать своё участие в ограблении не может, — отпечатки пальцев уличают, но придумал сказку, что его хозяева квартиры поднаняли, вещички в машину погрузить. "Выпимши был, не помню ни хрена, бутылку дали". И на том упёрся. Человека убитого не видел. Никого из бывших там не знаю. Телефон с таким номером не знаю. Почему в квартиру через дыру в стене заходил, — не помню.

— Теперь заговорит. Цепочка выстраивается — с Комаром в дружбе был. Это нам известно. А Комар с тем телефончиком связан.

— Комар-то, — да. А вот связь между телефоном, между пока нам не знакомым "Кузьмой Петровичем" и гражданином Куликовым, — это ещё доказать нужно. Я-то в этом уверен, но прокурор потребует более веских аргументов….Ну, Альберт, навестим гражданина Комарца?

Дергачёв снял трубку телефона:

— Товарищ полковник, Дергачёв докладывает. Московский товарищ прибыл. Разрешите машиной воспользоваться?…Спасибо. — Он положил трубку и снова позвонил — Лёша, на старт. До обеда ты в моём распоряжении.

Поднялся из-за стола, положил бумаги в сейф и, надевая куртку, сказал Шиферу — поехали, Роман Олегович.

Январское утро сверкало тысячами искорок на свежевыпавшем снегу. Ещё когда Шифер выходил из вокзала, снег шёл. А сейчас солнышко выползло из-за огромной чёрной тучи, ещё закрывающей часть горизонта, и всё вокруг сияло праздничными блёстками. Погода звала размяться, расправить плечи, набрать полную грудь свежего воздуха, взять лыжи и отправиться в парк….Не думать о низменном.

Но коллеги-майоры пошли не в парк. Они залезли в старый "opel-kadett" и Альберт Михайлович назвал адрес. Вскоре они остановились у старого трёххэтажного дома с давно некрашеным фасадом. Внимательно огляделись по сторонам и вошли в подъезд. По лестнице поднялись на верхний этаж. На дверном косяке имелось почему-то три разномастные кнопки звонка. Видимо, информация Дергачёва о количестве проживающих устарела. Хотя, возможно, наоборот, — никто не снял лишнюю кнопку? Возле кнопок прямо на косяке чернильным карандашом были написаны фамилии.

Майор позвонил. Потом ещё раз. Никто не ответил. Вероятно, Комарца не было дома. Майор нажал другую кнопку. За дверью послышались шаги, натужный старческий кашель. На пороге появился высокий худой человек с окладистой бородой. Но он не успел ничего сказать, как на лестнице появился ещё один человек.

— Какие гости, — неожиданно тонким, вполне комариным голосом сказал он. — Гражданин начальник товарищ майор! Давненько не виделись! Вот что значит, Комарец перестал преступать закон и ведёт добропорядочную жизнь. Или не ко мне?

— К вам. Пригласите зайти?

Молча стоявший в дверях старик посторонился и все трое вошли в квартиру. Комната Комарца была по коридору первой. Он открыл дверь и вежливо пропустил незваных гостей.

Шифер осмотрелся. Честно говоря, он ожидал увидеть нечто иное. Логово старого уголовника, что ли. Комната же была хорошо убрана, в книжном шкафу теснились книги в хороших переплётах. На письменном столе стояла лампа с классическим зелёным абажуром. Лежала раскрытая книга. Правда, намётанный взгляд сыщика высветил на полу возле шкафа батарею разнокалиберных бутылок. В целом же комната свидетельствовала, что в ней живёт небогатый интеллигент.

— Садитесь, господа — пригласил хозяин, — сейчас кофейку сварганим. — И он воткнул в розетку шнур старенького электрочайника.

Дергачёв взял разговор на себя.

— Без приглашения к вам….Дмитрий Дмитриевич. Однако по делу.

— Какие церемонии. Спасибо, что к себе не вызвали. С сопровождающим.

— Вы чем занимаетесь сейчас, Дмитрий Дмитриевич?

— Только законными делами. Служу…сторожем. Времени свободного много. Иногда продаю кое-что по мелочам. Это дозволяется, а зарплата сторожа скудна. — И, помолчав, добавил, — Старые связи не поддерживаю.

— Так ли, Дмитрий Дмитриевич? По нашим данным, ведёте активные телефонные разговоры с известными вам людьми в Москве. С кем? О чём?

— Следите, значит. А санкция прокурора на прослушивание телефона у вас есть, господин майор?

— Прослушиванием не занимаемся. Информация из других источников. Контроль же за бывшими подопечными ведём. Работа требует.

— Ладно, ладно, я пошутил. Но с кем же я телефонируюсь? Никак не припомню.

— Вы умудрённый опытом человек. Немного подскажу. Номер телефона назову….А, вдруг не вспомните, уж не посетуйте, — придётся разговор в наши стены перенести. Под протокол.

— В качестве кого собираетесь допрашивать?

— Пока, в качестве свидетеля. А от свидетеля до соучастника иногда очень близко. Вы-то хорошо знаете…гражданин Комарец.

Комар повертел в руках листок с номером телефона. Задумался. Было видно, что тёртый калач прокручивает в уме разные варианты ответа. Надо бы подтолкнуть, и Шифер вступил в разговор:

— Разрешите, товарищ майор? Я ещё одну подсказочку сделаю?

Дергачёв кивнул.

— А вот это фото не освежит вашу память, Дмитрий Дмитриевич? — и Шифер протянул ему фоторобот "Кузьмы Петровича".

Комарец неожиданно поперхнулся, икнул и деланно закашлялся, явно пытаясь выгадать минутку для осмысления информации.

— Что, гражданин Комарец? Водички дать или вы так вспомните, о чём беседовали с ним последний раз? Поблагодарил он вас за знакомство с Куликовым и….Впрочем, достаточно. Вижу, — память у вас в порядке. — Дергачёв встал. — Как хотите. Не услышим от вас ясного ответа сейчас, продолжим у меня в кабинете. Распишитесь в получении повестки.

Комарец засмеялся.

— К чему формальности, гражданин майор. Телефончик сразу не вспомнил, а Хмурова Сашу, конечно, узнал. Хмуров Александр Васильевич. С ним мы последний раз встречались уж не помню когда, а по телефону….Да, звонил он мне не так давно. Спросил, как старые друзья поживают? И я звонил. Дал ему адресок Кулика и…кого ещё вы упомянули?

— Хватит в словеса играть, Комар! — Дергачёв резко стукнул кулаком по столу. — Остальных троих ты назовёшь, если хочешь сохранить положение свидетеля. Впрочем, и этого не гарантирую. Подумай о помощи следствию, что это тебе даст, объяснять не буду. Учти, майор Шифер приехал из Москвы специально с тобой познакомиться. Не нужно сердить Главк МВД. Хмуров или его подельщики несколько человек убили. Среди них — нашего товарища — инспектора по особо важным делам майора Андулина. Шанс твой, Дмитрий Дмитриевич, — явка с повинной и полное сотрудничество со следствием.

Наступило длительное молчание.

— Меня арестуете или….

— Не будешь юлить, ограничусь подпиской о не выезде.

— Вам, Альберт Михайлович верю. Пишите.

Шифер достал бланк протокола и диктофон.

Через два часа подполковник Радков, старший лейтенант Лукинов и сержант — милиционер звонили в квартиру гражданина Хмурова. Почтовый адрес его питерский приятель не знал, но как добраться и найти бандита описал очень подробно. Звонили долго и безуспешно, а когда вскрыли дверь и вошли. Увидели на столе записку — "Менты поганые. На вас наср… хочу и сделаю. Поймать меня не удастся. Хмурый". И на столе демонстративно порванный паспорт на имя Хмурова. Судя по разным признакам, в частности по мерзостной куче, сделанной прямо на полу, обитатель квартиры ушёл час-полтора назад.

Отвратительное настроение от неудачи и пакостной выходки Хмурого, — или какую теперь личину надел он, — охватило всех участников выезда. Сплюнув на пол, Радков приказал сержанту из отделения организовать охрану квартиры, а сам с Лукиновысм вернулся в главк.

В деле по ограблению партийного офиса наступил новый этап. Теперь главные действующие лица были известны по именам. Оставалось найти их. Или других, так как Хмуров дал чётко понять, что, по крайней мере он, ходит по земле с другими документами.

Где искать негодяев?

После короткого совещания с полковником Кличко, решили снова, с учётом вновь ставших известными фактов, жёстко допросить Куликова. И, конечно, усилить поиск в Москве и Питере трёх остальных гастролёров. Достаточное количество их фотографий обещал привезти возвращающийся завтра утром майор Шифер. К тому, же теперь были известны и их имена. Поручение на поиск Санкт-Петербургскому уголовному розыску подписал генерал-майор Ларцев.

Радков вызвал на допрос Куликова.

Однако, скверное ощущение грязи и неудачи не оставляло.

Отменив вызов, Владислав вышел на улицу и решительно зашагал в сторону метро.

Куда он шёл? Вряд ли подполковник смог бы ответить на этот вопрос. Но, когда боковым зрением заметил полуподвальное помещение с вывеской "Рюмочная", так же решительно спустился на три ступеньки и толкнул тяжёлую дверь….

Совсем другое настроение было в это время у майоров Дергачёва и Шифера. Сообщив по телефону новости в Москву и обсудив возможные задачи, которые придётся выполнять здесь, в Питере, они сегодняшние совместные дела завершили. До отхода поезда в Москву было чуть больше двух часов, и Альберт Михайлович предложил московскому другу прогуляться до вокзала пешком, а небольшой люфт времени использовать "как нормальные люди" — за кружкой пива. Тем более, отъезжавшему следовало и пообедать перед дорогой. Днём сделать это как-то не удалось. По дороге зашли в попавшееся кафе. Разговаривать о делах не хотелось и разговор зашёл о прошедших недавно выборах. Дергачёв заметил, что президентская власть укрепляется и это хорошо, так как создаёт предпосылки для усиления борьбы с преступностью. Шифер согласился, но добавил, что хорошо бы хорошие дела тоже честно делать. А у нас даже европейские чиновники — друзья нынешней власти — открыто говорят, что на выборах допускался "прямой и вопиющий обман избирателей", когда в парламент идут не те люди, за которых голосовали, а совсем другие, назначенные партийными боссами. И всё по закону. По нашему, рассейскому, — это оценка деятеля из Европейского парламента, которому поручено "наблюдать" за выборами в России. Аткинсон его фамилия. Как тебе вообще нравится, — они за нами наблюдают! Тьфу. Но наша демократия не вызывает доверия. Да хрен с ними, Алик. Давай есть будем. А мне передай, пожалуйста, настоящего хрена, — вон он в специальной посудинке стоит. И не грех по "100 грамм" принять, — мне в дорогу, а ты заслужил сегодня домой придти пораньше, чем обычно.

На следующее утро Радков зашёл к руководителю расследования — полковнику Кличко. Болела голова и жгла досада за вчерашний срыв, но было необходимо посоветоваться, как провести допрос арестованного участника банды. Решили сделать это вдвоём и Куликова снова привели в кабинет подполковника.

Отпустив конвойного и жестом пригласив Куликова сесть, Радков вместе с сидящим на краешке стола Кличко, продолжили слушать магнитофонную запись предыдущего допроса.

Слушая свой голос со стороны, Куликов понимал неубедительность своих слов, но решил продолжать валять "ваньку".

Так прошло несколько минут. Потом Радков резким толчком выключил магнитофон. Кличко соскочил со стола:

— Ну что, гражданин Куликов, будете опять незнайку непомнящего изображать? Как вы слышали, эту версию мы в памяти освежили. Не буду скрывать, что нам известны ваши подельники и ваша подлинная фамилия — Соулис. Напрасно вы отрицали это. Отпечатки ваших пальцев и латыша Соулиса совпадают полностью, а ваше участие в ограблении подтверждают…назвать фамилии? Или кликухи? Или достаточно одной фамилии — Хмуров?

— Куликов! Кто конкретно убил шофера автобуса Семикина? — вступил в разговор Радков. — Нам известно, что это не ты. Нет, ножа с отпечатками пальцев у нас нет. Но эксперт утверждает, что это был человек значительно выше тебя ростом. Так кто?

Куликов молчал. Ему стало ясно, что его тактика "случайного" участника ограбления провалилась. Не понятно, Хмурого взяли или нет? Спросить, — значит, выдать себя с потрохами. А тут главное менты сказали, убийство ему не шьют. Колоться?

— Ну, верно. Соулис я. В Риге родился. А фамилию законно сменил — через ЗАГС, ещё при Советах. Не видел, кто водилу шлёпнул. Если правда, что высокий хмырь, то он и есть — Хмурый. Он выше всех нас ростом, на голову. Остальные все с меня.

— Скажите, Куликов, в банде все питерцы были? Кроме Хмурова?

— Да. Он зачем-то специально нас вызвал. Москвичи — он сам, да шофер.

— Этого человека знаете? — Радков протянул ему фотографию Ричарда Паученкова.

— Видел. Он с Хмурым базарил. А кто он, не знаю.

— Вы по Москве после ограбления ещё долго бегали? Где жили? Где встречались?

— Нет. Это я замешкался, а остальные сразу после расчёта домой вертанулись.

— Где расчёт производили?

— У Хмурого на квартире, на улице Клары Цеткин.

— Номер дома? Квартиры?

— Не помню. Дом показать могу, а квартира на первом этаже. Возле лифта, слева.

Радков взглянул на Вячеслава Сергеевича. Кличко кивнул головой и Владислав по телефону поручил Лукинову съездить с задержанным посмотреть на дом, где встречались с Хмурым.

— Поедете на спецмашине с конвоем. Куликов дом покажет. Возле дома не останавливайтесь. Проедешь мимо, потом подследственного отправишь назад, а сам вернись и деликатно проверь квартиру. Ничего не предпринимай. Хотя, полагаю, квартирка пустая. Для разовой надобности нанималась. Однако, будь осторожен.

Едва Радков положил трубку, телефон снова ожил.

— Подполковник Радков….Здравия желаю, товарищ генерал….Отличная новость, спасибо за информацию. — Он положил трубку и сообщил: — в Питере задержаны остальные участники ограбления штабквартиры партии "За народное благо". Получилось очень удачно, — всех троих взяли при проверке известной питерской милиции "малины". — Так что, Куликов, готовься к встрече с друзьями и очным ставкам. У тебя есть шанс вырваться вперёд и заслужить снисхождение следствия.

Дверь кабинета открылась и вошли Лукинов и конвойный….

 

Фрагмент 35

Григорий Матвеевич Коломиец понимал, насколько важно организовать пребывание Иванова на Урале. Он понимал, что это будет означать фактическое начало работы только что созданной партийной организации Уральского региона.

Прибытие Иванова и Марии в Пермь ожидалось вечером 16 числа. Гостиница заказана, организация пребывания продумана. Нет оснований опасаться срывов, но на душе всё равно не спокойно.

С выступлениями Марии — проще. Все заботы об этом взял на себя Добролюбов. Иван Абрамович побывал во всех трёх городах, где предполагались её выступления. Отработал текст афиш и их размещение в городах. Яркие афиши с именем Заслуженной Артистки России Строговой, необычный жанр — лекция с монологами из классической драматургии, тема "Современное искусство и ваша культура", в сочетании с чёткой завлекающей надписью на афише — ВХОД СВОБОДНЫЙ, — гарантировали наполнение залов ВУЗов, где Добролюбов наметил провести лекции. Сомневаться в этом не приходилось. Тема лекций была такова, что в зародыше пресекала даже мысли проректоров-хозяйственников об арендной плате за использование залов. Как же! Лекция для молодёжи, для студентов. Позаботился Иван Абрамович и о том, чтобы за несколько дней до лекций в газетах появилась информация о предстоящем событии. Хрен с ними, — пусть на правах рекламы с ощутимой оплатой. И ко всему этому — фотография Марии на афишах в костюме королевы-узницы Марии Стюарт!

Иван Абрамович никогда не занимался подготовкой таких мероприятий, но справился с поручением отлично: сказалась и личная заинтересованность, — он очень хотел послушать Марию. Два сына — погодки 16 и 17 лет — стали настоящими фанатами, увлекались современной музыкой и дома у Добролюбова нередко шли словесные баталии, в которых Ивану очень не хватало аргументов. Достаточно давно, ещё в советское время, Добролюбов читал аналитическую статью, где говорилось о том, что Штаты, потеряв надежду на военную победу над СССР, принялись осуществлять долгосрочную идею Даллеса о внутреннем разложении советского общества "изнутри". Главную ставку авторы идеи делали на молодёжь, которой следовало привить свой образ мышления, а главным оружием для этого называлась музыка, посредством которой следовало нашу молодёжь оглушить и оглупить. Тогда эта статья показалась Добролюбову слишком пропагандистской, — он не видел большой беды в проникновении в молодёжную моду "западных" музыкальных и, вообще, культурных стандартов…. Но вот подросли сыновья и Иван Абрамович с ужасом понял, — это была не пропаганда, а продуманная стратегическая линия. Нутром понимая пагубность происходящего, он не обладал нужным запасом знаний для спора с сыновьями. Кстати, это было одной из причин, по которым он откликнулся на памятный разговор с Беркутовым.

Приезд Марии он расценил как помощь и в его личной борьбе. Тем более, что побывавший в Москве Коломиец, рассказал ему о глубоком впечатлении от встречи с женой Иванова.

Гораздо сложнее была подготовка выступлений Льва Гурыча.

О бесплатных залах нечего было и думать. Бывшие Дома Культуры заводов все как один преобразовались в ООО или ЗАО и требовали серьёзной оплаты в дорогое вечернее время. Справедливости ради, нужно отметить, что и налоги в городскую казну они платили немалые. Коломиец лично побывал во всех этих ДК и, исчерпав возможности договориться о скидках, оплатил намеченные вечера из средств Фонда.

Существенно было и выбрать официальную тему лекций. Да, понятно, что она должна быть в границах тематики лектория Фонда. Но она должна заинтересовать и простых рабочих. Тех, чьи мысли в последние годы вертелись вокруг заработков, да боязни потерять их… Поэтому Матвей и поручил новоиспечённым партийцам за несколько дней до намеченных встреч разговаривать с людьми в цехах и вне рабочих мест. Сделали немалое количество листовок, перепечатав в них фрагменты статей и броские рисунки из последних номеров своих газет. Все, кто "пошёл в народ", обязательно говорили, что выступать будет тот самый полковник Иванов, о заслугах которого в борьбе с преступниками, не раз упоминали газеты. И всё же уверенности, что народ заполнит залы, не было. Увы, но правде следовало смотреть в глаза, — власти добились своего, люди утратили интерес ко всему, что не связано с сиюминутным выживанием. Многие не выдерживали постоянных стрессов и опускались…. В оные времена "борцы" против советской власти громко кричали, что коммунисты спаивют народ, что бюджет страны держится на "пьяных" деньгах. Теперь же водка стала самым доступным "товаром", ею торговали повсеместно и круглосуточно….Одно слово — "торжество демократии""!..

…Встречать гостей Коломиец и Добролюбов поехали вместе. Отвезли в гостиницу, договорились о встрече утром, в 10 часов.

Мария и Лев вдруг ощутили, что, кажется, впервые оказались вдвоём вне собственной квартиры. Преодолев неожиданное смущение, он обнял её. Сделал нерешительный шаг к двери номера, потом вернулся…. — Машенька, мы с тобой словно в отпуск приехали….И вдвоём! — Он снял трубку с телефона, стилизованного под старину, просмотрел гостиничный телефонник и набрал номер ресторана.

Через полчаса в дверь постучали, и официант вкатил в номер тележку, в центре которой стояла бутылка коньяка….

В 10 часов утра снизу из вестибюля позвонили, — прибыли Матвей Коломиец и Иван Добролюбов. В номере их уже ожидал столик, на котором были расставлены чашки, стояла ваза с сухим печеньем, дымился парком высокий кофейник….

После кофе, Коломиец сказал:

— Давайте согласуем наш распорядок. Мария Владимировна, Лев Гурыч! Мы с Иваном предлагаем на сегодня построить день так: сейчас мы разделимся. Мария Владимировна с Иваном поедет в университет, посмотрит зал, кулисы, комнату для переодевания. Познакомится с двумя нашими активистками, — они ей помогать будут. К ректору зайдут. Он тоже хочет поговорить с известной актрисой. С ним договорились о встрече около полудня. А мы с вами, Лев Гурыч, здесь поработаем. Все данные по местной специфике, которые вы для выступления просили, я принёс. Встретимся позже, в офисе нашего филиала Фонда…. Если нет возражений… — он подождал немного, — договорились. Поезжайте, Ваня….

С прогнозом сбора желающих послушать Марию Строгову не ошиблись.

Зал, вмещающий 240 человек заполнился уже за четверть часа до назначенного времени, а появление Марии на сцене встретили аплодисментами.

Мария в строгом сером платье вышла на сцену, наклоном головы поздоровалась с залом. И неожиданно зазвучали слова.

Страстные слова гремели над мгновенно затихшим залом. Залом, где уже давно не звучала подобная декламация.

Мария замолчала. И зал молчал, переживая давно забытые, а для большинства никогда не испытанные чувства.

— Вы молчите. Почему на вас произвело такое впечатление известное стихотворение Максима Горького? — Словно очнувшись от забытья, собравшиеся зааплодировали. — Потому что это — искусство. Подлинное искусство. Попробуйте, друзья мои, вспомните что-либо подобное из нынешних хитов?! Вспомните примеры настоящего искусства из слышанного вами вчера….на прошлой неделе… В прошлом месяце?! Или представьте себе видеоклип, где Горького читает….ну, допустим, Алсу, — зал взорвался от хохота. — Или пританцовующий Леонтьев? Извините, я пошутила, конечно.

Но уместен и другой вопрос: а зачем нам это нужно? Это настоящее искусство? Видиоклипы веселее, а от Горького — душа замирает. Мысли в голову лезут, волнуют. Что за Буря? Что она даст вам? Мне? Нужна ли эта Буря? Может быть, лучше, спрятать "тело жирное в утёсы"? Спрятаться, как "глупый пингвин"? Переждать бурю?…

Добролюбов сидел в конце зала и видел, что Мария полностью завладела аудиторией. Он жалел, что не догадался позвать с собой сыновей и решил обязательно убедить их поехать с ним и Строговой в Челябинск, на послезавтрашнее выступление Марии.

Что же такое настоящее искусство? — продолжала Мария. — Критериев очень много, но один из важнейших — оно современно. Переживая века, оно создаётся тогда, когда его ждёт общество. Тот же Буревестник предвещал великую Революцию…

Мои дорогие, — обратилась Мария к залу. — Поверьте, я умею спеть сегодняшние шлягеры, но делать этого не хочу. Не буду. Но для нашего дальнейшего разговора нужно напомнить вам некоторые из них. Пусть это сделает магнитофон. — Она повернулась в сторону кулис и знаком показала — включайте….

Лев Гурыч и Коломиец закончили доработку выступления Иванова часам к трём. Можно ещё было поспеть на выступление Марии, но решили, что важнее побывать на заводе.

Наскоро перекусив в гостиничном кафе и узнав по сотовому телефону от Ивана Абрамовича, что у них всё в порядке, Коломиец позвонил своим друзьям на "Уральских моторах" и попросил встретить их и провести по заводу.

Иванову в период его оперативного прошлого приходилось бывать на крупных заводах. Он готов был увидеть асфальтированные или бетонные улицы между высокими цехами, снующие по ним электрокары и другие машины, услышать специфический гул большого завода. Матвей же Егорович не раз бывал на этом заводе и раньше и в последнее время. Знал обстановку, но об этом как-то не зашла сегодня речь. И Лев поразился, пройдя через проходную, неожиданной тишине и безлюдности проездов. Только у самой проходной стоял сломанный автопогрузчик и в его двигателе ковырялся чумазый водитель. Два охранника в неизменном камуфляже лениво махнули пришедшим — проходите. О визите они были предупреждены.

Появился Николай Васильевич.

Поздоровавшись и познакомившись с Ивановым, он предложил пройти в его цех, после чего заглянуть на несколько минут в заводоуправление, потом проехать в Дворец Культуры. Коломиец спросил, зачем он собирается в заводоуправление?

— Хочу свести вас с заместителем главного технолога завода. Я с ним не раз разговаривал об интересующих нас вопросах. Парень, — светлая голова, ему недавно 30 стукнуло, — остро переживает продолжающийся упадок завода. Недавно был на нашем собрании. — Он взглянул на Иванова — Матвей говорил вам, что у нас на заводе, или точнее выразиться, — он засмеялся, — чтобы закон не нарушать, — из наших, заводских, — партийная ячейка создана?…Кстати, он, — технолог, — высказал мысль, что давно нужно инженерно-технических работников причислять к рабочему классу.

— Мысль не новая, но вполне справедливая…Всё-таки Маркс своё учение создавал больше ста лет назад. Характер производительного труда весьма изменился… — Лев Гурыч тоже улыбнулся. — А как вы свою партгруппу назвали?

— Идём в ногу. Назвали кружком по изучению истории России. А Кузовкин — это зам технолога главного — готов в группу ещё человек 10 привести. Из своих подопечных. У них настроение соответствует.

— Что ж. Хорошо, если вы не увлеклись…

Опасения по поводу сбора людей на выступление Иванова оправдались.

Несмотря на все принятые меры, к половине седьмого зал Дворца Культуры заполнился едва ли на половину. Правда, с небольшим опозданием приехали ещё человек 25 на заводском автобусе с завода Химволокна.

На сцене за небольшим столом, покрытым скатертью неопределённого цвета, расположились Иванов и Коломиец.

Матвей Егорович встал:

— Уважаемые товарищи! Мы благодарны вам за то, что вы откликнулись на наше приглашение встретиться с приехавшим из Москвы полковником милиции в отставке Львом Гурычем Ивановым. Многие из вас читают вкладыш в газету "Камень-самоцвет", который издаёт Фонд по изучению истории и политики России. Мы в этой газете рассказывали обо Льве Гурыче, — одном из лучших в нашей стране работнике уголовного розыска. Вы читали о его мастерстве, честности и бескомпромиссности. О его смелости. После тяжёлого ранения, полученного в схватке с бандитами, Иванов ушёл на пенсию и стал одним из учредителей названного мною Фонда. Надеюсь, что многие из вас побывали на лекциях, организуемых нашим Фондом. Разделяете тревогу за судьбу нашей Родины. Сегодня Лев Гурыч Иванов поделится с вами своими соображениями, которые и побудили его к политическим выводам.

Готовясь к выступлению, Иванов долго обсуждал с Коломийцем, следует ли сказать о политическом характере их действий. Решили — да, сказать нужно. Название выступления, — Лев не хотел называть это лекцией, он надеялся на разговор с аудиторией, — название выступления сформулировали остро — "Угрозы существованию России. Готовы ли мы ответить на них?"

Опыта публичных выступлений у Льва не было. Три-четыре раза, и то — очень давно, да и аудитории были другие, в основном свои, милицейские. Но теорию выступлений он знал. Важно было установить контакт со слушателями, с самого начала привлечь их внимание.

Он встал. Чуть прихрамывая, прошёл к трибуне, поставленной специально для его выступления в правом углу сцены. Оглядел зал…

— Товарищи, граждане России! Вероятно, большинство из вас слышали слова нашего президента о том, что сейчас у России нет врагов. Что нам ничто не грозит и ничто не угрожает. В соответствии с этими словами он утвердил Концепцию безопасности страны….Хорошо бы! Если бы так. Как говорят, "его бы устами мёд пить…". Но так ли это? Не слишком ли рано мы начали крушить свою безопасность, созданную могучим Советским Союзом? Каков резерв прочности у нас пока есть и на сколько времени его хватит? Заблуждается ли президент, — если да, то это опасное для всех нас заблуждение, — или в основе его политики лежат другие соображения? Я долго размышлял над этим, благо в госпитале времени хватало….Полагаю, что…

Говорил Иванов почти час. В какой-то момент он обратил внимание на тишину в зале, на сосредоточенное внимание, с каким его слушают. Правильно решили начать с главного, не отвлекаться на другие вопросы.

— Из сказанного с неизбежностью вытекает вывод: нужно радикально менять политику страны. Менять людей, определяющих политический курс. Времени у нас совсем мало….Спасибо за внимание. Если есть вопросы…

— Есть вопросы!

Вопросы посыпались один за другим. Лев Гурыч вышел из-за трибуны. Подходил к краю сцены поближе к месту, откуда задавали вопрос. Отвечал, стараясь использовать многие знания, приобретённые им в последние месяцы. Использовал в ответах местные, хорошо известные людям в зале примеры. И всё время ждал самый сложный вопрос. Он должен прозвучать, в этом сошлись они с Коломийцем, когда обсуждали возможный ход выступления. И он прозвучал.

Поднялся молодой человек лет сорока, сидевший в 5 или 6 ряду возле центрального прохода.

— Моя фамилия Славин. Коммерсант. Уважаемый Лев Гурыч! Ваши выводы печальны, но, бесспорно, верны. Да, нужно срочно менять рулевого нашего государства. И я верю, что за оставшееся до следующих выборов президента время, найдётся достойный человек. И даже верю, что он выиграет выборы. Но признают ли своё поражение нынешние? Отдадут ли штурвал? Не позовут ли на помощь НАТО или американцев? Что тогда? Некий прохиндей бывший московский мэр Попов…

— Я понял вас. Я читал откровения Гавриила Попова. Вы задали самый главный вопрос. Не скрою, я ждал его. Ответить однозначно не смогу. Но, если наш народ проникнется ощущением беды, если победа на выборах будет безусловная, если руководители наших вооружённых сил…

— Не слишком ли много "если"? — раздался выкрик из зала.

— А вы хотите уподобиться кролику, загипнотизированному удавом? — Иванов резко повернулся в сторону кричавшего, — погибнуть безропотно, не попытавшись дать бой? Это ваше дело! Но с вами погибнут дети и внуки. Не только ваши… — Лев был вынужден отвечать с расчётом на эмоции, ибо сказать о своих контактах с военными он не мог, — это было ясно изначально.

Неожиданно для Иванова зал разразился аплодисментами.

Уставший от огромного напряжения, Лев вытер рукавом лоб и в этот момент увидел Марию и Добролюбова, стоявших у входа в зал. Он облегчённо вздохнул и решительно закончил своё выступление:

— Я честно поделился с вами своим страхом за судьбу Родины. Я не говорю о лёгкой и безусловной победе. Я говорю о необходимости бескомпромиссной борьбы. Если не мы, то кто? — он помолчал и закончил — Я свой выбор сделал.

Они отдыхали…

Раскинувшись на широкой гостиничной постели, они отдыхали после трудного долгого дня, после прекрасного, полного оглушающей радости вечера…

Напряжение спадало, мысли постепенно возвращались к событиям этого дня, столь важного в их нынешних заботах.

Зимняя ночь покрыла небо белесыми почти неподвижными облаками и лишь в немногочисленных разрывах их сверкали звёзды. Одна из них нахально светила Льву прямо в глаза.

— Смотри, Машенька, вон та звезда подмигивает нам, мол, вижу, всё вижу.

— Где? С моего места не видно никакой звезды, — Лев обнял её и притянул к себе. — Вижу, вижу. Ну и пусть подмигивает. Любовь вечна, как свет этой звезды… Только её поймать нужно….Мы поймали её, Лёвушка?

Она приникла к его плечу.

— Спокойно с тобой, мой полковник. Нет, мой президент…будущий. А я сегодня испугалась за тебя, когда тот парень спросил, что делать будешь, если….Но ты молодец, — сменил темп разговора, перевёл его в эмоциональный характер. Таким приёмам учат. Кто тебя учил этому?

— Никто. Не мог же я ему ответить…иначе. — Опытный оперативник, он ни на минуту не забывал, что находится в гостинице.

— А если бы зал не среагировал? Не поддержал тебя.

— Ну, родная…Я же тёртый мент. В психологии людей обязан разбираться….А парень тот и есть Славин, ты помнишь, Матвей о нём рассказывал?

— Помню. Но давай отдыхать всё же. Полночи прошло. Спать нужно….хотя не спится. — И неожиданно для себя вкусно зевнула и уронила голову на подушку.

Когда Лев открыл глаза, Мария стояла перед зеркалом и критически разглядывала себя, пытаясь ущипнуть за складку на животе. Заметив, что муж проснулся, она повернулась к нему:

— Старею, Лёва. Может, и мне на пенсию пора?

— Это вряд ли. Со мной не ровняйся….Я — другое дело. Стреляный бандитскими пулями, выслуживший срок по артикулу…. и для общества, какая потеря? Один мент ушёл, другой будет жуликов ловить. А ты — Актриса от Бога. У вас, — у настоящих артистов, — пенсионного возраста не бывает. Да и свет рампы тебя не отпустит….Машенька, налей мне кофе.

— Из термоса? — ужаснулась она.

— Из термоса, — ответил он. — Посидела бы в засаде денька 3–4, научилась бы термос уважать. Я не зря вчера вечером позаботился. — И, продолжая прерванный разговор, — а на счёт талии своей не беспокойся. Ты — в плепорции.

— Господи, ты Чехова цитируешь!

— Увы, нет. Просто я люблю тебя, а в каждом возрасте — свои прелести.

Через 2 часа Добролюбов заехал за ними.

Ловко управляясь с машиной одной рукой и лишь придерживая руль протезом другой, — привык за много лет, да и машина была друзьями из РОСТО немного дооборудована, — Иван с восторгом рассказывал Иванову, как вчера Мария покорила зал.

— Это не рассказать, Лев Гурыч! Это видеть надо! Музыка из магнитофона гремит оглушающе, а она, вдруг, подбегает к нему, кулаком бьёт по клавишам, — в зале тишина полнейшая. Контраст! А Мария Владимировна тихо-тихо спрашивает: вы, ребята, знаете, кто такой был Гитлер? От неожиданности все молчат. Потом начинают — знаем, конечно, Гитлер — главарь фашистов…. А она — "Этот нелюдь говорил, что порабощённым народам нельзя рассказывать об их истории. Им нужно передавать по радио музыку, — пусть танцуют и не думают ни о чём. Не соответствует ли наша сегодняшняя, так называемая, культура его заветам? Не выполняет ли наше телевидение указания фашистского главаря?". Вы бы видели, Лев Гурыч, как охнул зал! Не все, конечно. Кто-то засвистел. Но ЗАЛ понял Марию Владимировну. А она заговорила о классическом искусстве. О Бородине, о Рахманинове, о Шостаковиче и его Ленинградской симфонии. И другую кассету поставила… — Добролюбов плавно затормозил и остановил машину возле старого здания. — Приехали, Лев Гурыч, здесь размещается контора нашего отделения Фонда.

Мария и Иванов вышли из машины. Добролюбов повёл их во двор и уже на ходу закончил рассказ:

— А после выступления!!! Толпа налетела, автографы просят. Мария Владимировна подписывает, конечно. А один парнишка в очках вдруг спрашивает: А про Гитлера вы правду сказали? А Мария ваша, Лев Гурыч, достаёт из кармашка, — и где он на её платье спрятан был? — достаёт маленький блокнотик и читает ему подлинные слова гада. Вот это подготовка! Вот это класс! На следующее ваше выступление, Мария Владимировна, обязательно своих сыновей привезу!

Они вошли в здание.

 

Фрагмент 36

Расследованием "партийного ограбления", — так, не очень точно называли между собой оперативники погром штабквартиры партии "За народное благо", — обязанности команды Кличко-Радкова, разумеется не исчерпывались. У группы подполковника была "куча" своих папок, от которых их временно оторвал генерал Ларцев после убийства Андулина. Были незавершённые дела и у оставшегося пока без штатных помощников Вячеслава Сергеевича.

Сейчас, когда в деле о "партийном ограблении" наступило вынужденное затишье, Радков и Лукинов вернулись к приостановленным делам. Допросами доставленных в Москву из Ленинграда бандитов занимался, практически, один майор Шифер. К нему при необходимости подключался и полковник Кличко, которому начальник Главка дал новое срочное задание. Не забыв при этом выразить неудовольствие по поводу медленного развития розыска убийцы майора Андулина. Слушая протокольные доклады Кличко и Радкова, генерал, казалось, не интересовался всеми подробностями "партийного ограбления", выделяя лишь факт гибели розыскника своего Главка.

Действительно, все участники ограбления, кроме бежавшего Хмурого, были арестованы. Изобличённый пособник — руководитель штабквартиры Ричард Паученков, — погиб….Показания на допросах участников банды, — а они сходились между собой, — свидетельствовали, что единственный среди них москвич, — он же главарь налётчиков, — был на голову выше всех и, следовательно, именно он убил наёмного водителя, — о высоком росте убийцы дала уверенное заключение экспертиза, а остальные фигуранты были, как на подбор, среднего роста. Опознали допрашиваемые его и по фотороботу, утверждая при этом, что раньше с ним никогда не встречались.

Пытался Кличко понять и то, почему матёрый уголовник — главарь банды — не оставил в офисе "пальчиков", известных специалистам. И, кажется, понял — один из допрашиваемых припомнил, что их вожак не снимал резиновых перчаток. После прямых вопросов подтвердили это и другие. Но очень не любил полковник задавать такие "прямые" вопросы, полагая, что тем самым можно подвигнуть допрашиваемых и на сознательную или неосознанную ложь.

Хмурова Александра Васильевича по фамилии и имени назвал лишь гражданин Комарец, в Питере.

Комарец, гражданка Кныш и все арестованные признали в фотороботе "Кузьму Петровича" и, таким образом сомнений в его роли в этом деле не было. (Кстати: второй "фоторобот", изготовленный со слов гражданки Кныш, тоже не оказался лишним. Правда, им заинтересовались коллеги из МУРа).

Таким образом, дело об ограблении партийного офиса можно было считать раскрытым.

Однако, оставались жгучие вопросы:

— Кто же застрелил майора Андулина?

— Какова настоящая фамилия Хмурого, и где он?

Оставалось и публично выраженное возмущение политического деятеля "российского масштаба" Орехова, который резко отрицал организующую роль в ограблении своего заместителя и требовал найти исчезнувшего Ричарда. Информацию генерала Ларцева о том, что Паученков погиб под фамилией…Орехова, он назвал гнусной провокацией с политической подоплёкой. Оставалось неясным (собственно говоря, этим никто и не занимался), погиб ли Паученков-Орехов в результате собственной небрежности или его убили? Тогда возникали и другие вопросы, — кто и за что?

Все эти вопросы можно было бы прояснить, задержав гражданина Хмурова.

И он был объявлен во всероссийский розыск.

Но, честно говоря, милиция не знала, кого же искать? Никто не сомневался, что "Хмуров" — фамилия вымышленная. Отпечатков пальцев такого гражданина в картотеке МВД не было. В квартире, из которой, казалось бы поспешно, бежал Хмуров, отпечатков пальцев нашли очень мало и они не совпадали с неопознанными отпечатками из штаб-квартиры и не значились в картотеке. Значит, "Кузьма Петрович" имел время подготовиться к уходу. Да и его хулиганский "экспромт" перед оставлением квартиры не говорил о поспешности. Для очистки совести, было предписано райотделам милиции всех регионов страны повидать граждан с такой фамилией с целью проверить, не узнает ли кто-нибудь на фотографии своего родича. Так же разумеется, что был дан и благовидный предлог для таких расспросов. Вячеслав Сергеевич искренне надеялся, что фамилия "Хмуров" не очень распространена, и дурную работу коллегам он задал не слишком большую. Впрочем, это делалось именно "про на всякий случай", — ни Кличко, ни Шифер не сомневались, что искомый гражданин менял свою фамилию не один раз.

Итак, дело буксовало.

А гражданин, оставивший свой порванный паспорт возле кучи дерьма, ехал в это время в поезде Москва-Калининград.

На свою новую — или, нет, — фамилию он загодя заказал билет и, пройдя проверку литовских властей, получил право на транзитный проезд.

Мерно стучали колёса. В купе на верхней полке, — он сам выбрал верхнюю, с неё удобнее было наблюдать за обстановкой, — ритмично покачивался этот гражданин.

Он не беспокоился, ибо впервые за много лет использовал свои подлинные документы и свою подлинную фамилию.

Проживая последние десять лет в Москве, он не ленился выполнять все формальности, связанные с паспортным режимом, в том числе с обменом паспортов, а ещё раньше водительского удостоверения. Под своим подлинным именем он изредка появлялся в своей комнате в мало населённой коммунальной квартире. Комнату он сдавал семье другого жильца этой же квартиры за невысокую плату. За расчётом один раз в полгода приходил сам, пил с хозяевами чай на кухне и рассказывал о своём длительном пребывании в командировках на северных объектах. Приезжая, он никогда не оставался ночевать ("Не хочу нарушать ваш быт, — вежливо говорил он соседям, намекая, что у него есть знакомая женщина, у которой он может перекантоваться тройку-пяток дней"). Соседи-арендаторы были крайне довольны его деликатностью, а он постоянно поддерживал свой "легальный" статус. Теперь эта предусмотрительность пригодилась.

Его подлинная фамилия….Это, наверняка, покажется надуманным, но что делать?! В жизни всякое случается, а не верите, — ваше дело. Его подлинная фамилия была Орехов. Загляните в телефонный справочник…. Найдёте ли вы в нём Хмурова, — не знаю. А Ореховых — обязательно.

Однако, будем пока называть его Хмуровым….Чтобы не путаться в обилии граждан с фамилией "Орехов".

Кличко же с Шифером упорно пытались найти какие-нибудь материальные зацепки, чтобы выйти на Хмурого. По поручению полковника, питерский коллега Альберт Дергачёв снова встретился с Комарцом.

Он долго не мог дозвониться до Комарца, но, наконец, тот сам позвонил майору, сказав, что обнаружил его номер телефона на табло своего.

— Вы звонили мне…господин майор? Это некто Комарец тревожит вас.

— Звонил. Возникла нужда срочно поговорить. Зайдите ко мне сегодня в…

— Господин майор! Альберт Михайлович! А можно нам где-нибудь в другом месте поговорить? Меня могут увидеть возле вашего учреждения мои…знакомые и…

— Согласен. Подходите в 15 часов в….

Они встретились, как договорились, и майор привёл Комарца в контору одного из ЖЭКов, в небольшую обычно пустую комнату, некогда называвшуюся Красным уголком.

Дергачёв положил на стол диктофон. Закурил и подождал, пока закурил Комарец. Потом, включив диктофон, он сказал, что хочет услышать от Комарца подробный рассказ о всех встречах с Хмурым. Приостановив запись, добавил, что задержанные по информации Комарца участники "московской экспедиции" дают показания, что ссылаться на его помощь пока не пришлось и он, Дергачёв, надеется, что такой надобности не возникнет, если Комарец будет вести себя разумно. Но вот сам Хмурый успел удрать.

— Скажите, гражданин Комарец, — Альберт снова включил диктофон, — где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Хмуровым? Где потом встречались?

— Ну, гражданин майор! Это у вас архивы в порядке, специальные барышни за ними следят….У меня архива нет. Всего не припомнить…

— Ладно, — покладисто сказал Дергачёв, — расскажите, что помните.

По словам Комарца, познакомились они с Хмурым году в 91-ом, или в 92-ом…. Познакомились в ресторане, где братва отмечала успешное дело. Было это в Москве, куда Комарец, как он сказал, попал случайно….

Долгий разговор, — Альберт два раза менял кассету, — оказался бесплодным. Выходило, если старый вор не врал, о конкретных делах Хмурого, он ничего не знал. Подсказать, в каких прежних документах могли бы быть "пальцы" Хмурого или имена его подельников, Комарец не мог. Или не захотел рассказать. Пробовал майор пригрозить, что переведёт Комарца из свидетелей в соучастники, но бесполезно. Единственное, что выудил Альберт Михайлович, так это то, что в Москве Хмурый в "авторитетах" не числился, но знали его "люди", как человека, способного подключиться к делу с несколькими бойцами.

На этом возможности Дергачёва были исчерпаны, о чём он и сообщил в Главк.

…Под мерный перестук колёс хорошо дремать, хорошо вспоминать, хорошо думать…

Гражданину Хмурову не спалось. Он вспоминал события последних лет, последнего месяца, последней недели….Ошибки нет: время "рвать когти" наступило. Он вовремя решил сбросить чужую шкуру. Вовремя, даже чуть не прозевал последний момент.

Конечно, сделать это он решил уже давно. Не случайно так тщательно и долго готовил последнее дело. Даже заранее решил использовать в нём приезжих, чтобы свои, московские, мальчики не знали, не почуяли, что Бригадир решил бросить их.

Он усмехнулся про себя. "Бригадир"! Так называли его только свои, те, что на подхвате. Хмуров хорошо понимал, что на принятое в их среде понятие "Бригадир" он не тянет. Не было у него своей "армии" боевиков. Так…три десятка пацанов…Плюс, конечно, мозговой штаб. Не "держал" он не только район или зону, но и вообще никакой конкретной территории. Не собирал "налоги" и не крышевал частников. Но благодаря своему чутью и хорошо поставленной разведке, срывал хорошие куши то здесь, то там. Реальные хозяева территорий знали Хмурого, иногда пользовались его наводками и не возражали, когда Александр Васильевич проворачивал свои операции на их территориях. Тем более, что Хмурый заранее предупреждал их о своих намерениях. Ясно, без лишних деталий… Короче говоря, определённого статуса в "московских кругах" он не имел. Слишком поздно вошёл он в преступный мир. Да и "интеллигентное" прошлое в их среде не котировалось. Он чувствовал себя чужаком среди них, чужаком и был.

Потому и задумался достаточно давно о выходе из игры. Потому и планировал эффектную операцию, чтобы, взяв хороший куш, уйти. "Мальчиков" своих он не жалел, скорее не думал о них. Есть зубы, нет совести, — значит, не пропадут. Прибьются к какому-нибудь чёрному войску….

…Стучат колёса….Мелькают за окном отдельные строения и посёлки, мелькали перелески, а в просветах придорожных защитных лесопосадок мелькали заснеженные поля.

Поспать бы….Но не спится….

Как же неудачно всё получилось! Кажется всё продумали они с Ричардом. Последний месяц они так часто встречались, что этот дурень вообразил себя чуть ли не другом Хмурого. А каким ничтожеством предстал во время последней встречи в "Медвежьем Углу". Даже мараться об него не хотелось. Но пришлось. Ричард единственный, кто видел и знал о выстреле в ментовского майора.

…Снова потекли воспоминания.

Когда Ричард прибежал к нему и сказал, что надоедливый майор собирается придти в контору и снова допрашивать Пилецкого, Хмурый дал ему микро-микрофон и велел подсесть в машину. Слушали вместе почти весь разговор Андулина с Пилецким. Скверно всё складывалось, референт "поплыл" и проболтался о больших деньгах, о таинственном знакомце начальника, приходившим недавно в офис….И вот тут-то сказал мент роковую фразу. Хмуров задумался, вспоминая её. Рассердился сам на себя, — да на кой хрен мне это нужно? Какое теперь это имеет значение? Но навязчивая мысль потому и называется так, потому что не нужна, а из головы не уходит. Да, что-то такое: "Видите, Пилецкий, вас подводят под монастырь, а я верю вам. Рассказывайте. Я даже протокола не веду и магнитофона в кармане у меня нет". Именно тогда Ричард выразительно посмотрел на меня и я, как пацан, импульсивно достал оружие. Чего добился? Майора ментовского на тот свет спровадил. Майоров у них много, а теперь вся милицейская свора от меня не отстанет.

Он перевернулся на другой бок.

Вот так одно за другое и цепляется. Сначала водила этот некстати зашёл, глазища вылупил….Сразу понятно стало, что молчать не будет….Зряшное убийство, а что делать было? Потом майор….Потом этот придурок….А интересно, сколько душ я лично за эти годы?…О, чёрт! Об этом и думать, оказывается, не приятно. Я-то считал, что привык уже….Первого ещё в 92-ом завалил. Ну, это простительно. Как говорится, в порядке самообороны…

Хмуров снова перевернулся на другой бок. Немного полежал, свесил ноги и, опершись рукой о противоположную полку, спрыгнул на пол…Пора сходить в вагон-ресторан…

Пётр Николаевич Беркутов открыл дверь кабинета Кличко.

Вячеслав Сергеевич, увидев его на пороге, вскочил:

— Здравия желаю, товарищ Генерал-лейтенант!

— Здравствуй, полковник, — Беркутов вошёл в кабинет, сел за Лёвин стол. — Садись, Слава. И не ешь ты меня глазами, мы, помнится, виделись меньше недели назад…

— Это так, Пётр Николаевич, но я так рад увидеть вас в этих стенах….Так и кажется, что прикажете в ваш кабинет явиться.

— Моего кабинета здесь уже нет, Слава, — генерал вздохнул с неподдельной тоской. — А пригласил меня генерал Ларцев. На днях планирует он провести коллегию по итогам прошлого года, вот и попросил меня поучаствовать в подготовке и заседании….Как никак, а полгода прошлого я отвечал за работу главка….Ну, а у тебя как дела? Что нового в расследовании "партийного ограбления"?

— Ох, Пётр. Не оно меня тревожит. С ограблением этим, практически, полная ясность есть. Так, детали уточняем. А вот, кто убил Серёжу Андулина?… Если бы мы не опоздали и взяли Хмурова, или, как его звать, не ведаю… Наверняка, этот бандит знает. И ещё, Пётр Николаевич! Я уже говорил вам, что хотелось бы понять роль партийного босса — гражданина Орехова….

Беркутов встал и подошёл к окну. Долго смотрел на знакомую картину, открывающуюся из окна. Молчал. Потом повернулся к Вячеславу Сергеевичу.

— Хмурова вы рано или поздно задержите. Учить, как искать не буду, ты сам на этом собаку съел. Хотя и не всякий розыск кончается успехом. Это ты тоже знаешь. А насчёт Орехова, Слава, ты зря голову ломаешь. Вполне возможно, что ты прав, и он нечистый человек. Увы, среди наших политиков это не редкость. Знаешь, наверное, среди депутатов прошлой Думы без малого 20 % использовала депутатскую неприкосновенность, чтобы укрыться от следственных действий…. Только дела Орехова, если они есть, с этим ограблением не связаны, и поимка Хмурого в его разоблачении не поможет. Здесь такая ситуация, о которой говорят "вор у вора дубинку украл". Сдаётся мне, что его погибший заместитель, — как его? Ричард…да, спасибо, Ричард Паученков решил у собственного шефа гешефт перехватить. И позвал на помощь откровенного уголовника. — Беркутов положил руку на плечо Кличко. — Лови Хмурого, проясни, кто застрелил нашего товарища, а….Орехова оставь нам с Лёвой. Если мы сумеем, то всякая политическая шваль….Ладно, Слава. Мне идти нужно. Рад был повидать тебя, так сказать, на служебном посту. — И он вышел из кабинета.

Хмуров снова поудобнее устроился на своей полке.

Итак, — у меня был день воспоминаний. Впереди — ночь воспоминаний, ибо за окном вагона уже совсем темно. Январь всё-таки. Пусть день уже подрос заметно, но до равноденствия ещё далеко. В вагоне зажглись лампы. С ним в купе едут две пожилые женщины. Они что-то вяжут на спицах и очень тихо разговаривают. Им свет в купе, вроде бы, не нужен. Не нужен и ему.

А спать совсем не хочется.

Да, Хмуровым он стал после того памятного случая….

Было ему немного за тридцать. В стране кипел бум кооперативов. Нелепые законы, — он это понял сразу и решил, что его час настал, — нужно использовать момент. — Государство с подачи самого Генсека разрешило кооперативам выполнять посреднические функции, разрешило переводить безналичные средства в наличные. Дало право устанавливать так называемые договорные цены и, заодно, отменило ограничения на

размеры зарплаты….Государство разрешило умным и не отягощённым моральными принципами людям обогащаться. А он, тогда ещё Виталий Спиридонович Орехов, был человеком умным. И болезненной совестливостью…. нет, этим он не страдал.

Когда он, уже достаточно опытный инженер-проектировщик создал свой кооператив и начал делать проекты на 30–40 % дешевле, чем родной институт, заказы к нему потекли, если не рекой, то мощным потоком. А он мог "торговать" дешевле, потому, что пользуясь годами накопленными институтом техническими богатствами, используя его библиотеку и проектный кабинет, используя его множительную и вычислительную технику и другие технические возможности, он "экономил" гораздо больше. Его не смущало, что он этим обкрадывал институт. За помощь в работе он

платил штатным работникам института сущие копейки, а себестоимость своих проектов в результате сокращал втрое….Деньги на счету кооператива легко превращались в наличные, и скоро жена его стала скупать золотые украшения, ковры, дорогой хрусталь….

Он быстро развёлся с женой. И полюбил свою "кубышку", в которой пухла и пухла пачка зелёных банкнотов.

… Развёлся…это, конечно, на официальном жаргоне. Ни в ЗАГС, ни в суд он не ходил. Выгнал суку, когда…

Он перевернулся на другой бок, лицом к стенке вагона — так вспоминалось удобнее…

…Выгнал, когда застал её с мальчишкой-студентом из соседней квартиры… Он стоял, остолбенев, наверное минуту. Они не заметили, как Виталий вошёл… Зарычав что-то нечленораздельное, он подскочил к тахте, пинком отшвырнул голого студента в угол комнаты и… — Хмуров снова перевернулся на другой бок…Всё-таки, так — удобнее…

…и схватил Райку за грудь и за бок. Перевернув её и подняв задницу, он вонзил, — как свалились штаны он и не заметил, — вонзил чуть пониже её задницы…задницы…да, пониже задницы, — и вопль его слился со знакомым криком Райки.

С минуту он лежал на ней, ощущая, как его жизненная сила, пульсируя, перетекала в неё.

Дурацкое выражение — жизненная сила. Где он вычитал такое? Сколько раз он щедро делился и с Райкой и с другими девками этой "силой", а она не убывала.

Поднявшись тогда и плюнув в сторону дрожащего от страха студента, он ушёл, оставив открытыми все двери.

В тот вечер он вернулся в свою "контору", долго сидел в тёмном кабинете, курил, и пытался вспомнить имена подруг, с которыми уже давно делил сладкие часы в квартирке, снятой специально для таких случаев. Виталий не то чтобы устал от жены, — нет, Райка ему нравилась по-прежнему, — но новые возможности требовали узнать и новое. Впрочем, он скоро убедился, что удовольствие в постели он получает от собственных ощущений и переживаний. Баба всего лишь помощник в этом, все они одинаковы. Интересно, азартно затаскивать в постель только не поддающихся, а так… Купленные за деньги или побрякушки — у всех две ноги, две груди и зад разной степени привлекательности на вид, но всё это — а т р и б у т ы, декорация к собственным ощущениям… Правда, любил он, когда девка орала. Но и это понятно, — опять его силу признавала. Её стоны и крики — это Его умение, Его ощущение.

Виталий вспоминал всё это с каким-то непонятным удовольствием. Ему почти хотелось, чтобы тот вечер повторился…

В самом деле, — а что случилось? Что жена не верна ему, он знал. Догадывался. Сам, ведь, тоже — не чурался лёгких амуров.

Так чего психанул? От зрелища этого — наяву, не на плёнке, которые он любил иногда посмотреть, — от зрелища сам вспыхнул в д р у г, не думая о бабе ещё полсекунды назад…

Хмуров усмехнулся, почувствовав неожиданное в такой обстановке шевеление…Свесил голову вниз, вздохнул — обе попутчицы явно бесперспективны… Шепчутся о чём-то. Как бы взвились они, прояви он конкретный интерес. Но нет, не вызывают они интереса…

…В тот вечер он вернулся в контору. Долго сидел, курил…О чём думал — забылось, остались в памяти лишь действия. А он позвонил тогда домой и, не слушая о чём скулила сука, велел ей убираться вон и не появляться на глаза ему… Швырнул трубку на рычаг, попытался ещё раз закурить…Швырнул в угол зажигалку, — бензин что ли кончился, нащупал в ящике стола коробок спичек…Сломал несколько — и они противятся, долго рассматривал так и не зажжённую папиросу. Швырнул на пол и её.

Снова взялся за телефон и, услышав голос Райки, спокойно и отчётливо сказал, что она может переночевать, но к его приходу — чтобы не было её. Потом вежливо выматерил её и добавил, что сам он уйдёт к полудню, заберёт свои вещи и уйдёт. А Райка пусть живёт — квартира и все шмутки, всё барахло — её. Живи, стерва…

…Всё-таки, хорошее время было в его жизни.

Это потом, после ТОГО случая всё полетело кувырком. Хотя казалось, что новая жизнь — не только иная, но и насыщенная неведомой раньше силой и возможностями. И не в деньгах дело, хотя стало их много больше…Но могущество. Власть над жизнью людей. Его не выворачивало больше от вида убитых им людей. Как в ТОТ день.

…И вот новый крутой поворот. Он бежит. Неизвестно куда. План есть лишь в самых общих чертах… Калининград… А там… Оттуда уйти в Польшу и…дальше.

А дыхание ментов в затылок он ощущал почти физически.

…Стучат колёса, за окном мелькают какие-то огни.

Какие? Да, к чёрту. Неинтересно.

А интересно, что делает сейчас Райка? Спит… с каким-нибудь очередным хахалем. Или устроилась капитальнее?

Тебе-то что? Ну, была среди многих и такая баба…

Навестить её? Опасно. Т о г д а он старательно заметал следы. Чтобы никакая ниточка не связала прежнюю жизнь с новой, не связала Орехова с Хмуровым. С Хмурым. С его бурной жизнью в Москве… Вроде бы и замёл… Сколько лет прошло — никаких осложнений: нет Орехова, исчез.

Только не из памяти. Вероятно, на уровне инстинкта Виталий всегда понимал, что московская авантюра — "вставной эпизод" в драме его жизни.

… И как-то внезапно заснул…

… Стучат колёса…

Проснувшись, Хмуров — или уже опять Орехов? — проснувшись сразу вспомнил вечерне-ночную маяту своих длинных мыслей.

Чего же больше — сожалений по разрушенной жизни удачливого кооператора — сейчас он видел, что некоторые из его сотоварищей обрели солидность "новых русских". Но сколько рухнули на самое дно!.. Он не интересовался жизнью бывших земляков, но однажды попалась в газете статейка, в которой среди других упоминался его старый знакомец и успешный тогда конкурент… Повесился бедолага Лёха, не смог или не захотел переквалифицироваться в бомжи…

Или не жалеет? Сколько острых впечатлений дало знакомство изнутри с криминальной жизнью. Верное слово нашлось — авантюра. Есть, есть в нём жилка авантюриста. А моральная сторона… Ну, моральные проблемы никогда его особенно не тревожили. Наедине с собой он не стеснялся признать, что СВОЯ рубашка для него всегда была ближе к телу и проблемы "других" его не волновали. Чувство супермена, которому всё дозволено, это… это…Это — "супер", как говорит молодёжь. Не так давно прочитал он брошюрку про сатанистов. Что ж, свободные они люди. Хотя какую-то брезгливость преодолеть так и не смог — сильно впитанное с молоком матери.

…Он снова свесился с полки. Соседки внизу мирно похрапывали. Ехать ещё долго. Скоро опять пограничный контроль, будь не ладны эти границы. Испохабили страну, развалили её мерзавцы.

Виталий усмехнулся — "остатки патриотизма заговорили". Ну, почему советская власть не додумалась: демократия демократией, а эту националистическую шпану нужно было раньше… К ногтю…Бизнес в большой стране, — разве это было бы хуже?

Пора бы прогуляться в сторону туалета… Но на литовской части пути туалеты закрыты, придётся терпеть. Ох-хо-хо… Скорей бы уже эта граница…

И снова потекли воспоминания…

В мутном море "новой" экономики Виталий Спиридонович плавал, как рыба. Хищная рыба. Его кооператив быстро стал "многопрофильным". "Разрешено всё, что не запрещено" — Это прекрасно для людей с гибкой совестью. Для умных людей.

Развалился Советский Союз. Его это не опечалило.

Напротив. Масса новых возможностей, — чего одна приватизация стоит!

Вот тогда и "случился случай", круто изменивший его жизнь….

 

Фрагмент 37

Вот тогда и "случился случай", круто изменивший его жизнь….

Однажды под вечер в пятницу, когда он уже собирался закрывать свою контору, в кабинет зашёл высокий и совершенно определённого типа мужчина. В дверях топтался ещё один.

Нагло улыбаясь, визитёр подошёл к Виталию Сергеевичу, положил ему руки на плечи и попросил немедленно отдать ему все деньги из сейфа "в залог долгой дружбы" и пообещал, что "всего за одну четверть будущих доходов, он избавит его ото всех неприятностей", кроме, — вечерний гость захохотал, — "кроме триппера и фининспектора".

Они смотрели друг другу в глаза пять секунд, десять…

Бог не обидел Орехова ни силой, ни решительностью. Краем глаза заметив, что фигура в дверях стоит и ковыряет в носу, Орехов, не сбрасывая рук наглеца с плеч, нанёс ему мощный удар снизу в подбородок. У пришельца подогнулись ноги, а Виталий резко двумя руками толкнул его в грудь и, перепрыгнув через лежащего, в два шага достиг его спутника, схватил за руки и швырнул вглубь кабинета.

Всё это заняло вряд ли больше, чем ещё 5 секунд. После короткого яростного безумия, наступили необычайное спокойствие и ясность мыслей. Орехов запер дверь конторы изнутри и осмотрел лежавших бандитов. Кажется, всё.

Внезапно почувствовал дурноту и, не удержался, — вытошнило прямо на ковёр.

Слабость длилась несколько мгновений.

Тот, которого он швырнул из дверей, был мёртв. Он ударился головой об угол стола, небольшое кровавое пятно расплывалось на старенькой ковровой дорожке. Дорожка досталась кооперативу вместе с арендуемым помещением. Второй бандит тяжело дышал и, кажется, начинал приходить в себя. На мгновение Орехов заколебался, но, отчётливо понимая, что Рубикон перейдён, он приподнял врага за плечи и сильно ударил об тот же угол стола, рядом с которым лежал труп его сообщника.

Подбежал к окну, всмотрелся в машину визитёров…Нет, больше никого. Да какая теперь разница? Рубикон перейдён… Рубикон перейдён…

Теперь, спустя много лет после того дня, он удивлялся своему хладнокровию…. Закон нарушать, — это одно. Но убил-то человека…двух человек он впервые! И, тем не менее, тогда он не испытывал ничего. Был спокоен и деловит.

Вынув из карманов убитых документы, он сел в кресло. Время было. Орехов понимал, что до наступления темноты, он ничего предпринять не сможет. А до темноты было ещё час-полтора.

План дальнейших действий выработался быстро.

Фамилия одного из убитых, — Смуров, её так легко превратить в "Хмуров", а фотография на паспорте сделана 7 лет назад. Вполне похож этот тип на него, на Орехова.

Сколько времени у него есть?

Свои, — в кооперативе на штатной основе работали трое, — он сам, его заместитель и секретарь, она же бухгалтер, — свои появятся в понедельник. Чужие? Он не сомневался, что убитые — не одиночки. Их "соратники", не дождавшись возвращения, могут заявиться и завтра. Значит, в конторе больше появляться не следует. А на улаживание других дел есть целая рабочая суббота. Успеть можно многое.

Орехов на пишущей машинке отстукал приказ о своей командировке в Москву. Написал записку заместителю, что вернётся в конце недели. Чепуха, конечно, но позволит выгадать пару дней. Достал чёрные чернила и, потренировавшись на клочке бумаги, аккуратно исправил фамилию в паспорте и водительских правах убитого.

Стемнело. Он завернул тело одного из убитых и вынес в свою машину. Выехал за город. Притормозив на ответвлении от шоссе, вышел из машины. Осмотрелся. И вытряхнул свой "куль" в придорожный кювет. Вернулся и повторил операцию.

Запер наружную дверь кооператива. Сюда он больше не вернётся.

…Стучат колёса. За окном мелькают непонятные огоньки. Обе попутчицы спят. А воспоминания текут, текут. "Зачем"? — опять подумал он. Но далеко не всегда человек властен над своими воспоминаниями…

Пользуясь тем, что в субботу многие учреждения работают, Орехов с утра навестил банк. Несколько бланков кооператива с печатью и подписью бухгалтера он захватил с собой и без особых хлопот оформил перевод большей части средств на новый счёт в одном из банков Москвы. Потом зашёл в ЖЭК, отсидел очередь в паспортный стол, и оформил документы на выписку, указав в "листке убытия" город Череповец. Почему Череповец? Этого он не знал и сам. Если будут искать (а с какой бы стати искать его?), пусть ищут в Череповце. Ждать паспорт после выписки в милиции он не собирался. Подарив паспортистке дорогие духи, он легко договорился, что она вышлет паспорт ценным письмом в подмосковный город Чехов до востребования на имя его друга — Хмурова, к которому, как он объяснил паспортистке, заедет дней на десять до отправления в Череповец….Это было единственное уязвимое место в тщательно продуманном плане, но терять свой "родной" паспорт он не хотел, а забрать паспорт с почты в Чехове он надеялся раньше, чем окажется в розыске. Если окажется.

Всё получилось. И в мир вышел ранее не существовавший гражданин Хмуров. При этом остался в реальном мире и гражданин Орехов В.С., о легализации которого можно было подумать без особой спешки.

Между тем, в канаве возле железнодорожной линии путевой обходчик нашёл свёрток с пистолетом иностранного производства. Отстрел его в лаборатории МВД показал, что именно из этого оружия вылетела пуля, прервавшая жизнь Андулина.

Это оказалось первой материальной уликой в деле об убийстве майора.

Как оказался пистолет в придорожной канаве, гадать не приходилось. Очевидно, что его выбросили из проходившего поезда. Из какого? Сколько дней пролежал свёрток в канаве до того, как попался на глаза обходчику? Сколько поездов, в том числе заграничного следования прошло за это время? Почему выбросивший его человек был столь неосторожен? Более-менее правдоподобный ответ имелся лишь на последний вопрос: бросивший пистолет человек просто промахнулся, — он метил в ручей, протекавший рядом и проходивший под путями в толстой железобетонной трубе. Это предположение давало основание и для догадки о времени: вероятно, это было в недавнюю оттепель, когда ручей вскрылся ото льда, покрывавшего его тонкой коркой. А это было, как раз, неделю назад.

Взвесив все имевшиеся соображения, Кличко и Шифер решили опросить проводников поездов, прошедших в этот период вдоль места находки.

Шифер и старший лейтенант Лукинов, вооружившись фотографиями предполагаемого преступника, отправились в Управление железной дороги.

Многие из проводников выбранных поездов находились в пути, и опрос мог растянуться на целую неделю. Однако розыскникам повезло. Одна из проводниц в этот же день узнала на фотографии своего пассажира. Так стало известно, что разыскиваемый Хмуров вышел из поезда 11 дней назад в Калининграде.

Кличко связался по телефону с областным УВД.

Через некоторое время ему сообщили, что гражданин Хмуров ни в одной из гостиниц города не зафиксирован. Это, понятно, ничего не означало. Он мог остановиться и не в гостинице. И, главное, — почему именно Хмуров? Разорванный паспорт с этой фамилией лежал в розыскном деле. Вячеслав Сергеевич посетовал на себя: сами себя с толку сбиваем. Не нужно было в ориентировке на розыск даже указывать фамилию "Хмуров". Но…В документах на проезд через Литву указывались фамилии и паспортные данные пассажиров, известен был поезд и вагон…. Значит, узнать под какой фамилией ехал "Хмуров" совсем просто.

Полковник Кличко вылетел в Калининград. Узнавшая преступника проводница снова была в пути, но он успеет встретить её в Калининграде.

Проводница долго рассматривала копию маршрутного листа с перечнем фамилий пассажиров….Одно дело, узнать по фотографии. Другое — найти в списке искомого человека. После некоторого колебания она предположительно назвала троих, — они примерно подходили по возрасту к разыскиваемому.

Поблагодарив проводницу и оформив беседу с ней протоколом, полковник пошёл к местным коллегам. Проверить три фамилии не так уж сложно и он надеялся на быстрый результат.

Действительно, двое из списка, оказались дома. Их личности не вызывали сомнений.

Третий, — Кличко даже выругался про себя, — он так и думал, когда проводница выделила троих из списка пассажиров, — третий носил фамилию…Орехов, столь примелькавшуюся ему в последние месяцы.

Со времени его прибытия в Калининград прошло уже почти две недели.

Что ж, будем искать

В Калининграде бандита ищут, естественно, местные работники. И у Вячеслава Сергеевича образовалась пауза во времени. Сколь велика, он не знал, но полагал, что за день-два Орехова найдут и возвращаться в Москву смысла нет. Позвонив начальнику Главка и получив от него санкцию на задержку, Кличко решил использовать завтрашний день для знакомства с городом. Просить для этого помощи у коллег он не хотел. Потому полистал свой блокнот, нашёл телефон Синельникова, о котором много и уважительно отзывался Лёва Иванов.

Кличко позвонил, Синельников ответил сразу, но оказалось, что приехать в город он не сможет, так как лежит в постели с чем-то вроде гриппа.

— У нас волна гриппа идёт, но без помощи я вас не оставлю. Сейчас позвоню очень хорошей знакомой, она больше 50 лет живёт в Калининграде, можно сказать спроектировала строительство полгорода….Она охотно вам и покажет город и расскажет о нём…

— Удобно ли, Роман Семёнович? Беспокоить человека….

— Не хочу и слышать ваш отказ, вполне удобно….Скажите ваш номер телефона в гостинице….

Действительно, минут через 20 в его номере раздался звонок.

Справившись, говорит ли она с полковником Кличко, женщина неожиданно молодым звонким голосом представилась — Ларионова Эдит Иоганновна. Мне Роман Семёнович сказал, что нужно вас познакомить с нашим городом. Я с удовольствием сделаю это.

Они быстро договорились, что Э.И. с мужем, тоже старожилом города, подъедут к гостинице завтра в 11 часов.

— Правда, у нас не "мерседес", а древний "гольфик", но машина бегает и, если вас не смущает отсутствие респектабельности…

— Не смущает, — со смехом сказал Кличко и они попрощались до завтра.

Ждать ему не пришлось. Ровно в 11, Вячеслав Сергеевич, выходя из стеклянных дверей гостиницы, увидел, как на парковку у входа въехал белый "Golf-2" — едва ли не самая массовая машина в Калининграде. За проведенные в городе полтора дня Кличко видел уже много таких машин, разноцветных, с одной дверью или с двумя.

Он подошёл к машине.

— Здравствуйте, Кличко Вячеслав Сергеевич, — представился он вышедшим из машины пожилым женщине и мужчине. Те в свою очередь назвались, и Эдит Иоганновна спросила:

— Что хотите посмотреть, Вячеслав Сергеевич? Что-то конкретное или на наше усмотрение?

— Я впервые в городе. Свободное время образовалось непредвиденно….Посмотрю всё, что покажете.

— Тогда, в путь!

Кличко, не взирая на его протесты, усадили впереди, рядом с водителем, а Э.И. села сзади — так удобно было рассказывать. Маршрут между хозяевами был, видимо, согласован заранее, и машина сразу же тронулась с места.

… Примерно через 3 часа они остановились возле нового пятиэтажного дома, едва видного, несмотря на зимнее отсутствие листвы, за шеренгой высоких деревьев.

— Вот тут мы живём, — сказала Э.И. — Зайдём. Попробуем пирог с клюквой, — внучка обещала испечь к нашему возвращению.

— Спасибо. Охотно, только проверю свои возможности по времени. — Кличко достал из кармана сотовый телефон. Набрал номер….Коротко переговорил с кем-то и, повернувшись к Э.И., повторил — спасибо за приглашение. У меня есть ещё час…впрочем, мне позвонят.

Пирог был готов.

Надя приветливо встретила вошедших. Эдит Иоганновна пригласила Кличко в гостиную, где внучка уже приготовила стол. На его середине разместился накрытый пока полотенцем пирог. Расставлены был яркий сервиз немецкого, ещё ГэДэ эРовского производства. На краю стола разместился фарфоровый электрический чайник…

— …Город ваш производит впечатление, — проговорил Кличко. В Москве есть целая…шеренга газет, которые довольно часто упоминают о Калининграде и всегда негативно. Разрушили, мол, русские один из красивейших городов Европы и ничего стоящего не создали….Вижу, как они врут. Вы город заново построили….

— Да, когда мы приехали сюда в 1947-ом, а муж ещё раньше, летом 46-го, здесь одни развалины были….После английских ковровых бомбардировок летом 1944-го и штурма нашими войсками в апреле последнего года войны… — это трудно представить, это видеть нужно Мы покажем вам фотографии. Но фото — это только фото. Да, можно сказать, всю жизнь отдали воссозданию на месте старого — нового города. — Э.И. достала из книжного шкафа старую тетрадь, — мы оба и непосредственно на стройке поработали, и в проектной организации…. Вот, поглядите, я тогда стихи написала…А я пока фото достану…

Вячеслав Сергеевич прочитал стихотворение, написанное крупным округлым почерком:

— Образно. И от души. Это, наверное, очень приятно, — видеть ЗРИМО плоды своего труда. Завидую. Мы, сыщики, этой радости лишены. А как вы относитесь к новостройкам последнего времени?-

— Двояко. Радует, что появились новые возможности, новые материалы, которых в те годы у нас не было…. С другой стороны, потеряна человеческая сущность труда. Извините, но я остро воспринимаю изменения социального плана. Ну, и чисто профессионально: нынешние застройщики часто теряют чувство меры….чувства ответственности перед Городом, перед будущим…не буду отвлекать ваше внимание на примеры. Их много.

— Согласен. Даже мой дилетантский взгляд покоробило обилие "заплат" на центральном проспекте. Я вечером прошёлся немного вблизи гостиницы….

Вы меня тоже извините за грубое сравнение, но в глазах пестрит, словно немолодая матрона без меры своё лицо совершенствовала, косметикой злоупотребила….

Звонок мобильного телефона прервал разговор. Кличко внимательно выслушал. Попросил срочно прислать за ним машину. Поднялся:

— К сожалению, должен уехать. Местные ребята высмотрели того…мерзавца, ради которого я приехал в ваш город. Спасибо вам и за город и за тёплое внимание ко мне. — И повернувшись к Наде добавил: — а пирог с клюквой надолго запомню. Вкуснейший получился

Приехав в Калининград Орехов, — теперь уже нет смысла употреблять фамилию "Хмуров", — Виталий Спиридонович сразу же снял комнату и занялся реализацией своих планов. В городе он долго задерживаться не собирался. Не более полугода. Полагал купить какую-нибудь самую завалящую квартирку, чтобы прописаться (сейчас говорят "зарегистрироваться", но это — один хрен). Став "калининградцем", он собирался войти в долю какой-нибудь фирмы, занимающейся приграничной торговлей, а в дальнейшем, — разведав обстановку на той стороне, — проложить путь в Германию. Доллары он уже давно заменил на "евро".

Успел он не так уж много.

Вечером, выходя после ужина из небольшого кафе, он увидел группу ожидавших его молодых людей и сразу понял: это — конец.

Сопротивления аресту он не оказал. Подошедший немолодой человек в плаще негромко сказал:

— Гражданин Орехов, вы задержаны. Или вам удобнее называться Хмуровым?

— Не понимаю вас. Но спорить, видимо, бесполезно. Вас слишком много.

Кличко молча надел на него наручники и открыл дверь машины.

Сопротивления аресту он не оказал, но на допросах сопротивлялся бешено, оспаривая каждое обвинение, кроме участия в ограблении партийного офиса. Это было бы и бесполезно: его уличали и показания соучастников, и опознавшие его работники офиса, видевшие, как он встречался с их бывшим начальником… И гражданка Кныш, уверенно опознавшая "Кузьму Петровича", столь щедро платившего ей за нехитрые телефонные услуги.

Но и тут Орехов всячески пытался приуменьшить свою роль. Дескать, соблазнился предложением прохвоста-начальника, решившего пограбить собственный сейф, свалив вину на лихих людей. И он нашёл таких людей и, по глупости, пошёл вместе с ними.

— Гражданин Орехов, — говорил майор Шифер, — расскажите, как вы убили шофера автобуса?

— Выдумываете, гражданин майор. Не я порешил бедолагу. Кто-то другой.

— Познакомьтесь с заключением трассологов, — удар нанёс высокий человек, а все ваши подельники…

— Высокий? Значит, Мишка-Дылда, он выше меня….

— Среди участников ограбления не было других высоких людей. Это подтверждают все остальные…обвиняемые.

— А что они знают? Мишка вместе с шофером зашёл. И смылся сразу….Нашкодил, беду на всех нас навёл и убежал. Подонок.

— Зря лжёте. Мы легко установим, в каком составе вы приехали на дело.

Напрасно Шифер проводил очные ставки. Орехов стоял на своём. "Отпечатков пальцев нет моих, а ребята брешут по глупости и от страха. Запутали вы их, гражданин начальник. А Мишка был и сбежал". Напрасно майор требовал, назвать возможный адрес Мишки, напрасно говорил, что, по картотеке уголовного розыска, "Мишка-Дылда" не значится. "Значит, картотека у вас в ментовке не полная", — нахально утверждал Орехов.

На очередной допрос Шифер вызвал Орехова после обеда.

Когда конвойный сержант ввёл арестанта в кабинет Шифера, Орехов насторожился. За одним из столов сидел полковник, который приезжал за ним в Калининград.

Сначала всё пошло по заведенной колее, но полковник вмешался почти сразу:

— Разрешите, Роман Олегович, я вопрос задам? — Шифер кивнул.

— Послушайте, Орехов…. Ваши выкрутасы нам уже надоели. И улик по ограблению у нас предостаточно. Водителя убили вы, но дальше прояснять этот эпизод будет уже следователь. Нам же, розыскникам, возиться с вами недосуг. Расскажите, как вы застрелили майора Андулина?

Орехов вскочил.

— Что ещё вы мне шьёте, падлы? Какого майора? — и заорал в голос, — не убивал я, не убивал! Отвяжитесь от меня!!!!

— Спокойнее…гражданин бандит! Вы не думали, как мы на вас вышли?…Не думали. Я расскажу вам….Сидите, сидите. Майор, дайте нашему нервному убийце воды.

— Я не могу больше…Уведите меня в камеру. И адвоката дайте… — помолчав, тихо добавил — имею на это право.

Кличко вызвал конвойного.

Когда Орехова вывели, спросил Шифера:

— Разве ему не дали адвоката? Я же…

— Он отказался от адвоката, товарищ полковник.

— Доложите об этом прокурору. А в разговорах с этим мерзавцем давай, Олег Романович, сосредоточим внимание на убийстве нашего Сергея. О найденном пистолете пока говорить не надо. Иначе, его прижать нечем будет.

— Да, хлыщ скользкий, увёртливый. Хоть справку ему пиши, что в Москве Мишка-Дылда не значится.

— И ещё, майор. Ещё два вопроса меня очень интересуют. Правда, это вроде бы и не наше дело. Мы — сыщики-скорохваты — бандюг взяли, улик предостаточно. Можно бы остальное следователям прокуратуры оставить. Пусть доводят, уточняют. Но меня, Роман Олегович, любопытство распирает. Знать хочу, во-первых: где его деньги? При нём всего 600 долларов было, счета новые в банке он открыть не успел, — коллеги ручаются за это. Из Москвы же он, по всему видно, навсегда уехал. Так, "где деньги, Зин"?

— Резонно. И второй вопрос?

— И второй вопрос: паспорт у него при аресте изъяли абсолютно правильный. А в Москве, — тот паспорт, что он порвал, — экспертиза тоже подлинным признала. Как это понимать? Спорить готов, что за этими превращениями гражданина бандита тоже преступление скрывается. Какое?

— И я вопросик добавлю. Можно, Вячеслав Сергеевич?

— Давай.

— Простенький вопросик: а его приятель-заказчик-соблазнитель, — Паученков тире, пардон, тоже Орехов? Сам помер или наш друг к этому руку приложил?

— И я скажу: резонно. А, впрочем, Паученков наш фигурант, но его убийство, наша ли проблема?

— Не знаю, товарищ полковник. Прокуратура дело у нас примет и без этого.

— Прокуратура-то примет. А мы сами, сдадим и помолчим?

— Так можно бесконечно копать. И у Орехова-Хмурова, и у его подельников биография богатая. Так мы в биографы не записывались….Нужно генералу докладывать и где-то ставить точку.

— Ты прав. И я прав…Знаешь такой анекдот?

— Знаю, Вячеслав Сергеевич. Знаю. Однако, пойдём… — Анна Захаровна звонила. Генерал велел после окончания допроса к нему зайти. Или один пойдёшь?

— Вместе пойдём, Рома. Чувствую, сегодня опять вздрючка будет. Так вдвоём не так страшно.

 

Фрагмент 38

Поездка по Уралу подходила к концу.

Выступления в Нижнем Тагиле и Челябинске прошли очень похоже на первые выходы Льва Гурыча и Марии. Те же проблемы со сбором аудитории у Иванова и тот же аншлаг на выступлениях Марии, хотя сама она, вопреки восторгам Добролюбова, своим первым выступлением довольна не была.

— Понимаешь, Лёва, — сказала она тогда мужу, — у меня есть "чувство зала". Я ощущаю, когда зрители захвачены, а когда часть из них не понимает происходящего на сцене. Слушали меня хорошо, но все ли поняли, о чём я хотела сказать? Что старалась донести до них?

— Это понятно, моя хорошая. В зале, в основном, были студенты. Испорченные школьной программой и, наверное, большинство из очень обеспеченных семей, способных платить за учёбу в университете. Общество наше расслоилось…Пафос "Буревестника" для них чужд.

— Насчёт школы, — ты прав. Горького сейчас в школе "не проходят". А студенты….Студенты всегда и везде предполагаются чувствительными к несправедливости. И к прекрасному. И всё же, я попробую следующее выступление иначе начать…

И она углубилась в привычную для себя работу, — репетировать (пока мысленно!) новый вариант выступления…

Что касается Льва Гурыча, то он строил свои выступления одинаково, стараясь побудить слушавших к разговору, к вопросам. Он теперь не боялся "того самого" вопроса, но он-то, как раз, больше не прозвучал. Иванов решительно заявлял о необходимости именно политической борьбы. О необходимости конституционного изменения правящего режима. Подчёркивая, что политика президента ведёт к ослаблению "мускулов страны", он высмеивал надежды на миролюбие и доброе расположение к России держав, на протяжении всей послевоенной истории проявлявших свою корысть и эгоизм.

— Если мы хотим выжить в качестве самостоятельного государства, мы должны быть сильны. А сила — это экономическая мощь плюс передовая военная техника, — говорил он. — Экономическая мощь не может быть сохранена, если мы отдаём могучие заводы в частные руки. Взгляните на реалии вашего города….

Коломиец и его товарищи из других городов Уральского региона снабдили Иванова множеством конкретных фактов, хорошо известных собравшимся. И он чувствовал по вопросам в конце выступлений, что его слова падали в подготовленную почву…

После заключительной встречи в Челябинске Лев отправился в офис местного отделения Фонда, куда он просил собрать руководителей партийных групп всех областей Урала. Как сообщил ему Матвей Егорович перед началом выступления, приехали все. Даже ещё не совсем оправившийся после болезни Кузикин из Екатеринбурга прибыл на встречу с инициатором их движения.

Офис фонда расположился в двух комнатах, арендуемых у сильно "отощавшего" от безработицы проектного института. Некогда ведущая проектная организация всего Урала, сохранила не более полутора сот работников, занимала лишь один этаж большого здания и сохраняла "плавучесть" в основном за счёт сдачи в аренду своих помещений.

От Дома Культуры, где выступал Иванов, до здания института было чуть больше километра. До времени встречи с товарищами — около получаса. Времени на ужин не было, а на прогулку пешком — в самый раз.

Несмотря на время крещенских морозов, погода стояла тёплая — 3–4 градуса ниже нуля, почти без ветра. Шёл пушистый мягкий снежок. Прогулка по вечернему городу сняла усталость и возбуждение от разговора с рабочими, обступившими Льва Гурыча, когда он сошёл со сцены.

Лев по телефону переговорил с Марией, которая неожиданно встретила давнюю подругу и была приглашена к ней в гости. "С мужем". Но с мужем не получилось. Лев даже не смог пообещать, что заедет за ней после совещания в Фонде, так как решительно не хотел регламентировать временем встречу с товарищами. Забрать Марию из гостей и проводить до гостиницы взялся Добролюбов, которого Мария в шутку называла своим импресарио. Иван Абрамович смеялся — я заслужил эту честь.

Ровно в 9 часов вечера Коломиец, Иванов и сопровождавший их челябинский товарищ Владимир Вознюк вошли в комнату, где уже сидели и готовились пить чай четыре человека.

Коломиец знал всех. За прошедшие месяцы он побывал во многих городах региона. Не только областных. Помогал и газетную работу наладить. И лекционную практику. А когда Иванов с Беркутовым решили вопрос о зарплате работников филиалов Фонда, он стал практическим консультантом новых структур.

Пётр Николаевич и Лев Гурыч поражались его энергии.

Войдя в комнату и поздоровавшись со всеми, пришедшие разделись, и Лев подошёл к каждому, протягивая руку и называясь коротко — Иванов.

Также коротко назвались приехавшие товарищи.

Матвей Коломиец кратко комментировал: Кузикин Михаил Трофимович — руководитель филиала Фонда в Екатеринбурге, в уже далёком прошлом — заместитель председателя горисполкома; Александр Герасимович Ильинский — организатор всей нашей работы в Оренбурге, он же лектор Фонда, доцент строительного института; ваш однофамилец — Иванов Олег Алексеевич — редактирует наш вкладыш в челябинской газете, он же сотрудник областного радио; четвёртым за столом был Иван Добролюбов, приехавший вместе с ними из ДК на машине и опередивший шедших пешком товарищей на несколько минут.

Иванов-местный налил чай вновь пришедшим.

Несколько минут шёл общий разговор "о том, о сём". Потом Лев обратился к Кузикину и Ильинскому с просьбой коротко рассказать о работе и настроениях в Екатеринбурге и в Оренбурге. "Кругом "бурги" — пошутил он, словно не в России мы…" и добавил, что о делах в Перми и Челябинске он знает, но готов выслушать и дополнительные сведения, если товарищи сочтут нужным….

После коротких информаций, он обратился к собравшимся:

— Что ж, положение дел понятно….Значит, общее настроение — нетерпение, желание более активной работы. Да, понятно. Мы в Москве недавно обсуждали этот вопрос. Партийные ячейки создаются, пока под разными названиями, не только у вас. Скоро, хотя дату я пока назвать не могу, все наши газеты, а по возможности и другие, в том числе и центральные, опубликуют заявление о создании новой партии и проведении Учредительного съезда в начале будущего года. Хотелось бы раньше, но общероссийская партия должна иметь свои ячейки не менее, чем в половине субъектов Федерации. То есть, нужно иметь не менее 45 организаций. Пока у нас вдвое меньше, но до конца года мы должны выйти на критический минимум. Сумеем раньше, — и съезд раньше проведём.

— Как мы определим ориентацию партии? — спросил Кузикин. — В чём наше отличие от коммунистов? Как намерены сотрудничать с ними? Или?…

— Вопросы коренные. Ориентация — справедливое общество, значит, принципы социалистические. Отличие от коммунистов — мы, по крайней мере на первых этапах, — не будем стремиться к ликвидации капиталистической собственности. Как и коммунисты, мы — за многоукладность экономики. Но без резких лозунгов. Будем убеждать, — он нажал голосом на это слово, — убеждать собственников работать на благо общества….О сотрудничестве с коммунистами….По принципу, — дружба дружбой, а табачок — врозь. У нас единое выборное поле, на нём — соперничество. В борьбе за социальную справедливость — надеемся на сотрудничество. Ну, а детали должен будет определить съезд.

— Предположим, что всё получится, — задал вопрос Иванов-журналист. — Президент — Вы?

— Товарищи назвали меня. Я готов отдать всё победе. Но у меня нет исключительных амбиций. Если появится сильная Личность, разделяющая наши опасения за судьбу Родины и наши принципы, я уступлю дорогу. Это, — как на духу. Я слишком поздно пришёл в политику, чтобы рваться к личному успеху. — он засмеялся. — Я — пенсионер.

— Лев Гурыч! Если станете президентом, что будете дальше делать? Где деньги возьмёте на первоочередное укрепление экономики?

Иванов встал из-за стола и прошёлся по комнате. Ему легче было формулировать фразы в неспешном движении, хотя Пётр Николаевич как-то подтрунил: ты Иосифу Виссарионовичу подражаешь? Лев смутился, но это уже вошло в привычку. Вот и сейчас он, слегка прихрамывая, обошёл вокруг стола, собираясь с мыслями.

— Я попытаюсь ответить на ваш вопрос. Только сначала….Много лет назад я чуть не упал в пропасть. Ехал пассажиром в машине по горной дороге, по серпантину. У машины что-то случилось с тормозами и мы неслись вниз, надеясь только на умение нашего шофера….Сердце сжималось….К счастью нашему, на таких дорогах в некоторых местах делают специальные ответвления — улавливатели для таких бедолаг, какими оказались мы. Водитель сумел направить нашу машину в такое ответвление. Машина остановилась, не улетев в пропасть, до которой оставались считанные метры… Мы перевели дух и стали помогать водителю в ремонте машины…. Наша страна сейчас летит к пропасти. Нужно остановить этот страшный полёт…Потом — другие проблемы….Но я попытаюсь ответить на заданный вопрос. Не взыщите, — пока схематично.

И он начал рассказывать, что экономическую стратегию первого периода Оргштаб партии предполагает построить по рекомендациям Глазьева и начать с введения в жизнь природной ренты. "Конституция наша — закон прямого действия, земные недра принадлежат всему народу, — сказал он. — И это положение мы реализуем сразу. Достаточно Указа президента….А дальше…"

Он рассказал о многих направлениях, о которых думают некоторые наши товарищи. Например, о необходимости вернуть колоссальные золотые активы России, оставшиеся в США, Японии, Англии и Франции ещё со времён Первой мировой войны, когда эти государства не выполнили своих обязательств перед Россией о поставках оружия, а оплату золотом получили сполна. Вместе с золотым запасом, украденным у страны и оставленных за кордоном Колчаком, это выливается в сотни тонн даже без учёта процентов. Получить их с помощью юридических исков — вполне возможно, так как западное законодательство признаёт долги государств, сделанные в ХХ веке. Насколько я знаю, — говорил Лев Гурыч, — на днях наш Главный редактор передаст в ваши газеты для публикации очень интересные выдержки из статьи публициста Максима Калашникова, в которой об этом подробно написано. Полезно использовать эту информацию и в лекциях….Кстати, Калашников и другие интересные вопросы исследует. В частности, как побудить наших новорусских вернуть миллиарды долларов в экономику России…

— Побудить, убедить, — заметил Ильинский, — вы всерьёз надеетесь, что у этих живоглотов заговорит совесть? И что "западники" позволят отобрать у них деньги из западных банков?

— Не отобрать! Это — вряд ли. Потому мы и подчёркиваем постоянно: мы будем действовать в рамках законов! Наша будущая партия не делает ставку на силу. А заставить юридическими доводами, — да. Их деньги уже сейчас общественное мнение западных стран считает "грязными". Они могут потерять их прямо там, в их же банках. "Отмывание денег" во всех странах считается преступлением.

Если мы подскажем, — а такие сведения у российских спецслужб есть, — что "накоплены" эти деньги с нарушением законов государства, то всякие абрамовичи, потанины и прочая, прочая… столкнутся с законами западных же стран. Почему это не делается сейчас? Спросите у нашего президента, у нашего правительства…

— Это точно, — вступил в разговор Коломиец. — Если так поставить вопрос на государственном уровне, то нашим миллиардерам-миллионерам выгоднее будет принять условия государства….Лучше вложить деньги в развитие России и иметь хорошие дивиденды, чем потерять их….А в таком варианте….

— Вариантов много, — заключил Лев Гурыч.

Часов в 10 вечера разговор пришлось закончить. Кузикин и Ильинский должны были успеть на ночной поезд. Лев позвонил Марии и сказал, что заедет за ней сам (местные товарищи позаботились о машине). А Матвей Егорович и Добролюбов, освобождённый в этот вечер от забот "импресарио", направились в гостиницу.

Осталось впечатление, что встреча дала всем её участникам импульс к деятельности.

Подруга Марии работала в областном театре музкомедии. Не виделись они лет десять, были рады поделиться заботами и успехами. Лариса немного удивилась, когда узнала о цели приезда Марии на Урал. Пожалела, что не видела афиш — "а мы скромненько" — сказала Мария. Однако, когда Строгова рассказала ей о своих новых проблемах и сомнениях, согласилась с ней, что состояние массовой культуры и особенно среди молодых людей, наводит на грустные мысли.

Всё же Ларису больше интересовала жизнь подруги, её роли в московском театре, её "полковник"….Мария охотно рассказывала и сама расспрашивала… примерно, по тому же кругу вопросов.

Появление Иванова было встречено с женским восторгом. Она бесцеремонно расцеловала Льва и, рассмотрев его со всех сторон, заявила: "Маруся, — тебе повезло в жизни! Красавец и, сразу видно, надёжный, как скала"!

Она пригласила Иванова к столу — "выпить стопочку за приятное знакомство", но он очень тактично, сделав комплимент хозяйке, отказался — "неудобно задерживаться, машина ждёт". Не садясь за стол, выпили по фужеру какого-то непонятного вина и простились.

Последняя ночь в командировке.

Завтра в середине дня проститься с уральцами, и — на самолёт, в Москву.

 

Фрагмент 39

Некоторые проблемы в проведении лекториев Фонда начались примерно через месяц после первого выступления Бондаревского. Сначала Костеренко обратил внимание на несколько сорванных афиш. Потом группа пьяных подростков попыталась приставать к людям, приходящим на лекции. В одном из Красных уголков были выбиты стёкла…

Афиши охранять не будешь. Поэтому Гриша Смыслов на своих стареньких "жигулях" два раза в день объезжал места расклейки, благо их было не так уж много, и обновлял при необходимости приглашения на лекции.

Решили проблему и с хулиганами возле входа в помещения. Смыслов заранее договаривался с 2–3 парнями из уже сложившегося актива. Сам приходил с ними за полчаса до начала и выходки пьяни прекратились. Конечно, пару раз пришлось надавать, как говорится, "по шеям".

Сложнее было с разбитыми стёклами. Вставлять новые приходилось, разумеется, за счёт лектория. А били окна задолго до лекций, ночью. Пришлось Григорию тряхнуть стариной и устроить засаду.

Накануне очередного выступления Бондаревского он вместе с добровольным помощником из актива оставили "жигулёнка" во дворе дома, где размещался ЖЭК, в Красный уголок которого приглашали афиши. Запаслись бутербродами и термосами с кофе и…провели ночь спокойно и бесполезно. На окна Красного уголка никто не покушался.

Посмеявшись вместе с Костеренко над неудачей, решили, что замысел верен и его нужно реализовать. Что ж, и в прежней жизни далеко не каждая засада приводила к успеху. Нужно ждать. Отсидев без толку ещё одну ночь, напарник Григория Ефимовича весело предложил ему в очередной раз остаться дома — "я сам с подругой подежурю", но Смыслов шутки не поддержал. И в эту ночь они поймали злоумышленника.

Им оказался начинающий бомж лет 25-ти.

Около полуночи они услышали звон разбитого стекла и выскочили из машины. Парень пытался бежать, но поскользнулся в луже и упал. Быстро вскочил и попытался оказать сопротивление, но Смыслов отработанным приёмом заломил ему руку, а товарищ его от души треснул парня по морде. Надо сказать, носившей следы и предыдущего насилия.

На улице допрашивать хулигана было холодно. Моросил нудный дождь. Ветер налетал порывами и пронизывал до костей. Запихнув пленника в машину, они отвезли его в гараж Смыслова, где детально поговорили и даже "протокол" составили.

Впрочем, бомж почти ничего не знал: некий прилично одетый господин "в годах" угостил его пивом в забегаловке, куда наш неудавшийся террорист зашёл, чтобы перекусить, и предложил заработать пару бутылок, побив стёкла в указанном им помещении. Зачем? За что? Ему не сказали, да, впрочем, он и не спрашивал, какая ему разница?

С точки зрения выхода на "заказчика" захват пленного оказался бесполезным. Разве что, появился у Григория Ефимовича словесный портрет заказчика, да самого хулигана он "щёлкнул" поляроидом. А что заказчик есть, в этом и раньше сомнения не было. Расходы на остекление теперь заранее учитывали в стоимости аренды помещения и договаривались со стекольщиком о необходимости быть в состоянии готовности.

Смыслова и Костеренко такое положение раздражало.

Следующее ночное дежурство Смыслова прошло без происшествий, а ещё через неделю опять задержали мужчину лет тридцати, изрядно потрёпанного, без определённых занятий и в сильном подпитии. Допрашивать его на месте смысла не было, тем более, что погода опять была скверная. Смыслов отвёз его до протрезвления в гараж.

Когда "стекольщик" очухался и стало возможным его допросить, Смыслов все усилия направил на выяснение личности заказчика. Разумеется, парень его не знал, а обстоятельства "найма", как две капли воды, совпали с рассказом первого задержанного. И описание личности нанимателя полностью совпали с тем, которое уже было известно Григорию Ефимовичу.

Заперев задержанного в гараже, он пообещал явиться сразу и "начистить ему рыло", если он вздумает шуметь. Злоумышленник сразу смирился со своей участью и вёл себя спокойно. Утром Смыслов разыскал по телефону полковника Кличко и договорился с ним о встрече.

В условленное время он привёз парня в Главк.

Кличко сам спустился к дежурному милиционеру и провёл Смыслова и его спутника к себе.

Через пару часов работы с художником-фотографом ошалевшего от неожиданного прощения парня отпустили, а Кличко и Смыслов внимательно рассматривали фоторобот заказчика. Вячеславу его физиономия показалась знакомой. Немного подумав, он достал из своего сейфа отдельную папку.

— Посмотри, — сказал он, протягивая старому товарищу сакраментальную фотографию Беркутова с двумя незнакомцами. — Похож?

— Похож. Только усики сбрить. Или отклеить.

Вячеслав Сергеевич засмеялся.

— Сукин сын Константин Сычёв. Из газеты той самой партии. А мы так легко от него отстали тогда….Ладно, вернуться к разговору с господином газетчиком и сейчас не поздно. — Он сделал пометку на своём календаре. — Есть и неудобства, но об этом я посоветуюсь с Петром Николаевичем и Лёвой. А предварительный разговор с ним я проведу в твоём, Гриша, присутствии, но без твоего участия. Посидишь молча. Ладно?

… Сычёва вызвали на допрос повесткой.

После встречи со следователем вскоре после ограбления офиса Сычёв полагал, что интерес милиции к его персоне пропал. И для такого вывода были основания: он, действительно, ничего не знал об ограблении, вопрос же о фотографии показался ему случайным, а его ответ на этот вопрос у допрашивающего не вызвал особого интереса.

Поэтому вручённая под расписку повестка с вызовом в милицию его озадачила. К тому же ждать в коридоре возле кабинета пришлось долго. Больше часа. Правда, перед ним извинились… — из кабинета вышел высокий костлявый человек, буркнул извинения и снова скрылся за дверью…Но ждать всегда тяжело. И Сычёв начал беспокоиться.

Наконец, позвали.

Высокий костлявый сидел за столом, уткнувшись длинным носом в бумаги, и что-то писал.

Полковник, оперуполномоченный по особо важным делам, Кличко представился, ещё раз извинился за то, что не принял его в точно назначенное время. Тяжело вздохнул "дела у нас, сами понимаете, не все простые…". И неожиданно спросил:

— А вот этот гражданин вам знаком? — и показал ему его собственную фотографию, сделанную с помощью "стеклохулигана"

Сычёв растерялся. Узнать самого себя? Невозможно! Не узнать?…Откуда у них это фото? У него при работе в газете был небольшой опыт манипуляций с фотоосновой и распознать искусственность предъявленного фото он сумел. Черты лица какие-то сглаженные, причёска подчёркнуто симметричная….Фоторобот? Зачем сделали? Ведь он не скрывается, разыскивать его не нужно. Значит… опознать? У него засосало "под ложечкой", накатил приступ тошноты…

— Что же молчите, Сычёв?

"И просто по фамилии, даже гражданином не назвал". И ещё одна фотография на столе лежит — полковник пододвинул к нему. Эту он вспомнил сразу. В глазах у полковника сверкнула ярость. Что же дальше?

— С какой целью вы, Сычёв, нанимали подонков для хулиганских действий? Или это не ваша инициатива?

— Что вы, господин полковник, я не совсем понимаю…. о чём речь? Фотография эта сделана давно и я уже докладывал следователю, что это была случайная фотография. Знаете ли, в газете часто делают фотографии…на всякий случай, они потом не используются, — Сычёв взял себя в руки, — а этот…отпечаток…он похож на меня, но это не я…Это фоторобот? И никого я не нанимал для…непозволительных целей.

— Хотите очные ставки? Вас же узнают многие. Вот этот, например, — в руках у полковника появилась ещё одна фотография. — Правда, репутация этих многих не из лучших. Но они тоже граждане.

— Господин полковник! В интересах нашей партийной газеты мы практикуем привлекать на разовые работы….людей. Конечно, у нас нет своей службы безопасности…Проверить их….Да и платим мы не столь много, чтобы выбирать… Может быть, кто-то из них превысил…то есть, я думал…А в чём собственно дело, вы меня в чём-то подозреваете?

— Нет у меня сейчас времени, гражданин Сычёв для детального разговора. Вы в коридоре томились, ждали долго и я, к сожалению, из графика выбился… Давайте, отмечу вашу повестку, но наш разговор не окончен. Я вас ещё раз вызову. Идите и подумайте, может быть, с начальством посоветуйтесь… Если сочтёте нужным.

Когда за Сычёвым закрылась дверь, молча просидевший за "Лёвиным" столом Смыслов поднялся и подошёл к Кличко.

— Думаешь побежит советоваться?

— Рискнул, конечно. Если их партийка начала пакостить Лёве и нашему генералу, — то не побежит. Поймёт, что его самого козлом отпущения сделают и придёт каяться, выложит, что знает. Ну, а ежели не виновен, то обязательно нажалуется и будут у меня официальные неприятности….Как ни как, а с ограблением, которым мы занимаемся, эти пакости не связаны. Тогда, выходит, я служебное положение использую в интересах личных друзей….Ничего. Пусть помучается, а послезавтра я его опять вызову…

Смыслов засмеялся и, пожав руку Вячеслава Сергеевича, вышел.

Кличко и Смыслов встретились снова в небольшом кафе в обеденный перерыв полковника. Прихлёбывая неожиданно наваристую уху, Вячеслав поведал о второй встрече с Сычёвым. Как и предполагал Кличко, вызванный опять повесткой журналист, рассказал, как однажды его вызвал шеф партии Орехов. Заместитель его — Паученков — уже был в кабинете. Орехов сказал, что озабочен появившимися в столице какими-то лекциями, в которых критикуется нынешняя власть примерно с тех же позиций, которые присутствуют в лозунгах их партии. Орехов поручил им с Ричардом поближе познакомиться с этими, как он выразился, болтунами и принять меры, чтобы эту "говорильню" присмирить. Побывали они на нескольких лекциях, которые вы с Василь Иванычем организуете…Якобы доложили шефу, что сходство позиций чисто внешнее, да и то по небольшому числу вопросов, но Орехов разгневался. Потом его зам Паученков предложил послать своих людей поприсутствовать на лекциях и выразить своё мнение по их содержанию. Своих нет, вот и приходилось нанимать массовку. Отпирался сукин сын, что давал прямые поручения хулиганить…Они, мол, сами из-за низкой культуры бузу устраивали…Короче, и признал и отпирается одновременно. Надо бы ещё поработать с ним, прижать проходимца, да у меня руки связаны, — я говорил тебе об этом…

Прощаясь, Вячеслав ещё раз пообещал посоветоваться с Петром и Лёвой, как построить работу дальше, чтобы и "партайгеноссе" прищучить и за служебные рамки сильно не вылезти.

— Мои неприятности, — сказал он, это только мои неприятности. А делу наших товарищей повредить никак нельзя!

На этом они и разошлись.

Хотя загруженность на телевидении у Алексина за последние месяцы заметно снизилась, свободного времени у него не прибавилось. Наоборот. Дела Лёвы Иванова, — он уже привык считать их своими делами, — поглощали его.

Павел влез в новую для себя работу со всей страстью. Он не только готовил тексты для передачи в "подведомственные" издания, не только разыскивал и обрабатывал данные и факты, необходимые для подготовки публикаций, но и взял на себя всю переписку с местными коллегами.

Переписка в основном шла через электронную почту (он использовал для этого собственный компьютер и сидел за ним по полночи), но немало писем приходило и по обычной почте. Вначале это выглядело несколько абстрактно, но после его недельной поездки, когда с некоторыми товарищами познакомился лично, когда воочию увидел условия, в которых они работали; когда ощутил неподдельный энтузиазм региональных коллег, — работать стало легче. Как-то нагляднее, реальнее стала выглядеть их борьба.

Павел ощутил прилив сил и энергии.

Писали не только местные журналисты, но и читатели местных газет. Их письма из областей нередко пересылали ему — для обобщения, для использования в газетах других регионов.

Но сейчас перед ним лежало необычное письмо.

Лев Гурыч уже давал ему для обработки письма из Калининграда. Не так давно он по телефону познакомился с другом Иванова Синельниковым и дал ему свой адрес, предложив, при желании, писать непосредственно "главному редактору".

И вот первое письмо Романа Семёновича.

.

Уважаемый Павел Алексеевич!

Не слишком ли я злоупотребляю Вашим вниманием? Но Вы сами предложили мне писать для Ваших газет, если появятся интересные соображения.

Не так давно я смотрел фрагмент выступления нашего президента, в котором он сказал, что существовавшее в СССР понятие "советский народ", оказывается , имело смысл и, что нам теперь НУЖНО СОЗДАВАТЬ РОССИЙСКУЮ НАЦИЮ.

По недомыслию или сознательно Путин подменил понятие "народ" на понятие "нация" (хотя ещё СТАЛИН в работе о языкознании отмечал принципиальное различие между этими понятиями!).

В "Брежневской" конституции вполне обоснованно появилась формула "новая историческая общность — советский НАРОД." Этот народ вмещал в себя и русских и евреев, и латышей, и таджиков, и чувашей и нанайцев и т. д., не покушаясь на их национальную самобытность.

Представителями Советского народа были и русские люди Валерий Чкалов и Юрий Гагарин, эстонец Георг Отс и киргиз Чингиз Айтматов, дагестанец Расул Гамзатов, и армянин Мартирос Сарьян, еврей Михаил Ботвинник, и грузинка Майя Чибурданидзе, чеченец Махмуд Эсамбаев и азербайджанец Муслим Магамаев…. Все они были советскими людьми, сохраняя при том национальную самобытность, черты национальной культуры.

Создать Российский народ — можно .

Создать Российскую нацию- нельзя . Нельзя по определению, ибо нации формируются веками всем укладом жизни.

Однако, проводить путинскую "идею" в жизнь УЖЕ взялись средства массовой информации, например, — передачу Центрального ТВ с небезызвестным академиком телевидения Познером, я видел.

Если господин Путин не понимает различия между нацией и народом,  — жаль. Но Познер достаточно образован, чтобы знать это. И ЛЖЁТ сознательно.

И ещё, к теме —

Недавно мне показали статью из интернета, в которой вполне правильно в числе РУССКИХ людей названы Лефорт и Крузенштерн, Доватор и Микоян… Черты национальности определяет не только КРОВЬ (чему мистическое значение придавали нацисты и иудеи), но и в первую очередь — СРЕДА ВОСПИТАНИЯ, определяющая менталитет человека.

Поэтому становится понятным замысел идеологов и служащих им познеров воспитать определяющие черты характера (эгоизм, корысть, презрение к нижестоящим и т. п.) — и на их основе формировать "национальные черты" нового народа. УДОБНОГО им народа.

Подлый замысел, но вполне безнадёжный.

Дорогой Павел!

Очень надеюсь, что Вы — мастер журналистики — сумеете использовать эти соображения, дабы помешать господам познерам в их нечистоплотных играх.

С уважением, Р.Синельников.

Павел дважды перечитал письмо. Очень интересно, масштабно мыслит калининградский товарищ. Вспомнил, как в своё время, "проходя" в Университете политнауки, недоумевал, почему Сталин — человек, мыслящий очень практически, взялся за проработку такой, казалось Павлу, сугубо теоретической темы. Теперь он понял, что Сталин строил новое многонациональное государство и уже тогда ПОНИМАЛ возможные осложнения и извращения, невольные и задуманные врагами. Понимал и пытался вооружить своих последователей. Увы, не повезло ему с наследниками…

Алексин тоже видел упомянутую в письме передачу Познера. Уже тогда уловил фальшь "академика" и сейчас решил для себя срочно подготовить статью для местных газет, доступную пониманию неискушённого читателя. Это важно. Доступную для любого читателя! И рассказать о письме Льву Гурычу и Петру Николаевичу.

Он отложил письмо, мысли должны сформироваться….Может быть, две статьи — одну для интеллигентных людей, другую — для молодёжи…

Молодёжь.

Алексина тяготило, что у него пока не определились дальнейшие шаги с выбором музыкальных групп для возможного использования в пропагандистских целях. Мешали разные причины, в том числе огромная неопределённость с размером обязательных расходов.

Он позвонил Ганже, который должен был прояснить этот вопрос с рекламными агентствами…. К сожалению, Данила тоже пока был в неопределённости. А Мария права, мы с самого начала не подумали о завоевании молодых. А на "наших выборах" — через 4 года — нынешние 14–16 летние уже будут ощутимой массой.

Нельзя упустить такой потенциал! Эх, думано об этом уже много, но трудно получаются даже первые шаги!

Павел посмотрел на часы и решительно поднялся. Ещё не поздно поехать в город Чехов, встретиться с ребятами из той группы, о которой докладывал товарищам.

…Здесь он бывал не раз и хорошо знал, как пройти к зданию Дома Культуры, в котором вечером собиралась городская молодёжь на шумные дискотеки. Сейчас он хотел повидаться с ребятами из группы, выступление которой в записи на видеоплёнку он уже видел. Павел приезжал сюда не за долго до Нового года, но застал ребят в трансе после ареста их руководителя. Тогда поговорить не удалось

Четверо парней и две девушки только-только пришли и ещё не начали работать.

Павел к своему удивлению узнал и руководителя группы, которого видел только на экране телевизора. Значит, парня отпустили. Что ж, это отлично.

Он громко поздоровался.

— Привет, ребята! Я — Павел Алексин, из Москвы, с телевидения. Видел ваши выступления в видеозаписи. Мне понравилось….кое-что. Хотел бы с вами поговорить. Как вы?

— С телевидения? Это прикольно! Садись. О чём говорить будем? Зовёшь нас на всю Расею выступить?

— Пока нет. Но всё возможно.

— Интересно. Рассказывай дальше.

— Сначала давайте просто поговорим. Вы же понимаете, чтобы попасть на Центральное Телевидение, нужна хорошая реклама. А она дорого стоит…Проплатить её не всякий сможет. Но знаю я одного человека, который мог бы заняться этим. Подчёркиваю: мог БЫ. Если репертуар подойдёт, — не скрою, потому и приехал к вам, что кое-что из вашего репертуара понравилось. И ему, и мне. Понятно, что и манеру исполнения вам ещё ставить нужно, но в этом плане хороший специалист считает, что у вас получится. Я ясно выразился?

— Чего же яснее. А что именно из нашего ассортимента вам понравилось? И тому дяде? "Ай-люли", песня "Я хочу тебя, девчонка", или…

— Или, ребята. Или. Советские песни, песни военных и довоенных лет….Надеюсь, у вас есть чувство Родины….Или нынешние времена вам по душе?

Поднялся коренастый рыжий парень, обнял за плечи руководителя группы и, не слишком дружелюбно взглянув на Павла, сказал:

— А нас политика не колышет. Ребятишки мы современные, в Совдепии, считай, не жили. Ностальгии по ней нет. А песни — песни хорошие были….Нынешнюю блевотину, я лично, играю, зажав нос. Но публика требует.

— Понимаю. Вкусы публики, как ты выражаешься, воспитывать нужно. Это быстро не делается. В частности, и для этого мы хотим ваши лучшие песни пропагандировать.

— Слушайте, господин с ТВ, а я вас вспомнил. Я видел вас по телеку, вы же не музыкальные передачи проводите….Политику?

— Прав ты. Я не специалист в шоу-бизнесе. Вашу группу мне товарищ из музыкальной редакции подсказал. Я и просмотрел записи. Он с точки зрения вашего профессионализма, а я — с точки зрения, можно ли ваш репертуар сделать интересным для людей, сумеющих организовать рекламу. Не скрываю, — мы патриоты России и не хотим воспитывать из нашей молодёжи…жующих и бездумно танцующих. Извините за резкие слова, но ясность должна быть.

— Вы коммунисты? Или РСЕ?

— Нет. Но мы душой болеем за родную страну. И не хотим её гибели.

— Ну, кто же хочет?

— Ладно. Об этом успеем поговорить и подробно. Если в принципе столкуемся. А пока давайте познакомимся. Я себя уже назвал.

— Артём Ситников, — представился руководитель группы, — а это мой фронтовой товарищ по Чеченской войне, — он снял со своего плеча руку рыжего и хлопнул его по плечу. — Девчонки — Маша и Надя, — они школу заканчивают. Парни — Иван Трубач, это так получилось и фамилия и амплуа, и Лёша Сорокин, они раньше на заводе работали. Сейчас — здесь, с нами калымят….Вы, Павел, извините, — нас уже время поджимает, работать скоро. Если время позволяет, посидите, послушайте нас "вживую". Мы, конечно, допоздна здесь будем. А поговорить….Давайте так, скажите куда, я завтра приеду к вам.

— Договорились, Артём. Вот моя визитка, позвони завтра. А я посижу пару часов и уеду на последней электричке.

Все дружно поднялись…

 

Фрагмент 40

Из Челябинска они вылетели в половине второго часа.

Благодаря эффекту поясного времени, примерно в те же часы и минуты прибыли в Москву.

Возвращение домой — всегда радует. Хотя мы и не придерживаемся английской мудрости "мой дом — моя крепость", но нечто подобное присуще и нам.

Мария позвонила в театр, — узнать последние новости, Лев сообщил о прибытии Петру, просмотрел почту.

Беркутов обрадовался приезду друга. Сам он намеревался выехать на Волгу через день, даже уже билет приобрёл на самолёт в Саратов, — после телефонных консультаций с тамошними товарищами, Пётр Николаевич изменил ранее намеченную очерёдность посещения приволжских областей.

— Соскучился я без тебя, чёртушка! Приезжайте вечером. Моя Полина так переживала за "гастроли" твоей супруги, что я даже удивился. Приезжайте. И нам с тобой есть о чём поговорить.

— Договорились, мой генерал. Часиков в 7 не очень поздно будет?

— В самый раз, ждём.

В назначенное время они позвонили в дверь знакомой квартиры.

Соучредители Фонда, они же руководители создаваемой партии, сразу прошли в кабинет генерала. Пётр устроился за столом, Лев расположился в глубоком кресле, достал свой сверкающий портсигар, набитый папиросами "Герцеговина Флор" фабрики "Дукат". Кажется, теперь она не так называется, но Иванов не знал этого точно. Закуривать не стал. Разминая папиросу пальцами, начал рассказывать о поездке.

Он говорил довольно долго.

Обострённое чутьё опытного оперативника подсказывало Беркутову, что друга что-то тревожит и в конце рассказа будет не точка, а вопрос. Трудный вопрос.

Так и получилось…

— Знаешь, Пётр, у меня двойственное чувство от этой поездки осталось….С одной стороны, ощущается деятельность, лектории работают, газеты выходят….И слушали меня нормально, хотя, ты знаешь, оратор я не очень….А с другой стороны, — беспокойство одолевает, не….Не имитация ли это деятельности? Люди хотят активности! А мы планируем Учредительный съезд ещё через год собрать! Ожидание расхолаживает людей. Они потеряют к нам доверие. Я не знаю, как преодолеть это противоречие, — действовать решительно и одновременно ждать, пока мы готовы будем?!..А ждать нужно, мало ещё у нас опорных пунктов, чтобы заявить о себе громко. Открыто и честно.

— Я тоже об этом думал, когда с Васей Костеренко разговаривал. Создание нашей РВС нужно ускорять. Но о регистрации не может быть и речи, пока 45 субъектов Федерации не охватим. Ты же знаешь отлично, — такой закон.

— Но что делать, генерал? Вдвоём с тобой нам ещё полгода и потребуется, чтобы объехать области-республики. Если не больше! А заявить и… тянуть резину… Смешно! Да и раньше времени под удары себя поставим.

— Нужно к первичным выездам ещё кого-то привлечь. Кого? Кто не только способен, но и имеет реальную личную зацепку в других регионах? Без этого не явишься в чужой город. Посреди площади не будешь о наших заботах кричать. Мы с тобой опирались на друзей-оперативников. Которых знаем лично.

— Может быть Капранов? У университетских могут быть широкие контакты? Коломийца бы привлечь….Но на его прежнем служебном уровне много связей не должно было бы быть. Добролюбов? Он хороший парень, и афганцы везде есть, но ему, пожалуй, такая задача не по плечу…Или потянет?

— И всё же….Не обойтись нам без подмоги в организации дел. Нужно бы поговорить с ними. Может быть, по телефону?

— Подожди минутку… — Лев с трудом вылез из низкого кресла, прошёл к столу, взял листок бумаги и начал быстро писать. — Вот. Я набросал текст. Связь электронная есть, передадим. Ну-ка, посмотри, генерал, — он протянул Беркутову листок: — "Уважаемый_______! Прошу Вас оценить возможность Вашего выезда в другие регионы с целью организации новых филиалов нашего Фонда. Полагаю обязательным для этого иметь в областях личные связи с людьми, которые могли бы, по Вашему мнению, сотрудничать с нами. Расходы (в том числе на издательские нужды), Фонд обеспечит. В случае Вашего согласия и наличии возможностей, позвоните нам для дальнейших решений. Беркутов". — Как, Пётр Николаевич?

— Согласен. Кому пошлём?

Они начали перебирать фамилии товарищей. Однако, расширить круг ранее названных так и не решились. Договорились, что завтра с утра Пётр Николаевич зайдёт в офис Фонда, — электронные адреса филиалов были у Настенко, и лично отправит письма в Пермь и Калининград.

Тем временем у женщин был свой разговор.

Расспросив Марию про своеобразные гастроли и эмоционально проявив радость в связи с их успехом, Полина Ивановна тяжело вздохнула и спросила, помнит ли Мария её рассказ про мастера-ремонтника, работавшего у Беркутовых с полгода назад?

— Понимаешь, Машенька, пришлось мне опять с ним столкнуться. Вообще-то мы с Петром его уже лет 5–6 знаем. И характер его своеобразный, а, просто говоря, он — самовлюблённый эгоист….Но качество работы подкупает и я, уж не знаю на что надеялась, но опять его позвала. Соседи сверху на нас протекли, нужно было привести в порядок кухню и санузел. Вот и позвала Андрюху….Случилось это уже месяц назад, вы с Лёвой ещё не уезжали, на носу Новый год был. Срочность понятная….И пообещал он за неделю управиться и сделать всё к празднику….Как видишь, — подвёл. Это я уже сама, как могла, доделывала. И нервы помотала. У него опять "личные" проблемы, хочешь расскажу?…Расскажу, но он свои нервы успокаивает, играя в казино, в рулетку… А мои нервы? Я ему деньги на материалы даю, а он проигрывает их….На следующий день нос не кажет, потом приходит, глаза в сторону, просит — "вы у меня из зарплаты при расчёте вычтите, но дайте ещё деньги, — материалы-то я тогда не купил…". Даю. А что делать?

— Полина Ивановна! Выгнали бы вы его, другого наняли. Вон, газеты полны объявлениями, люди ищут работу.

— Ты права. Надо бы так. Но душа болит. И за него, — гибнет, ведь мальчишка…И за жену его….Не формальную, не зарегистрированы они, но любит он её и дочку….И ревнует дико….Страсти бушуют шекспировские, я же вижу. Встречала их на улице в добрые минуты, — идут, за руки держатся, глаза — солнцем сияют….А тут, давно уже правда, пришёл, чернее тучи, просит деньги "подарок купить, буду прощения просить, я её побил…". Говорю, как же ты посмел? Да разве прощение подарком купишь? Она тебе этот подарок в лицо бросит…. Молчит. В глазах у тридцатилетнего мужика слёзы. Не могла я ему не дать деньги. Но не встретились они, жена ушла к тётке своей, а он — да, ты права, он опять деньги в казино отнёс…Совсем безвольный. Хотя парень на вид мужественный, обаятельный…А ремонт…ремонт, как видишь, сама потихонечку доделываю….Казино….Что же это за власть у нас такая, — развели в городе мерзостные заведения. Их только волнует, чтобы налогов побольше… А что совсем молодые люди гибнут в этих притонах….Ладно бы только "новые русские", но Андрей — рабочий парень….И засасывает его надежда на дурной выигрыш, теряет человеческое лицо…

— Полина Ивановна! Вы сказали "Андрей"? А это не тот рыжий парень, что нашему Славе на помощь пришёл?

— Тот самый….Видишь, как переплетает судьбы людей случай!..А беда в стране большая…. Правильно Пётр и твой Лёва на борьбу решились….Дай им Бог победить…Однако, разговорилась, так и я за тобой — в пропагандисты пойду. Ты — умница, в нужное дело включилась….А у меня, подруга ты моя молодая, милая, сил нет. А я, ведь, Машенька, — искусствовед. До пенсии в музее имени Пушкина научным сотрудником работала…Ну, пойдём, оторвём мужчин наших от обсуждения высоких задач, напоим их чаем, угостим пирогом. Пошли, пошли…

Громко залилась телефонная трель. Полина Ивановна взяла трубку аппарата, стоявшего в коридоре.

— Слава! Как хорошо, что позвонил….Да, у нас они. У нас. Сейчас позову, да ты бы приехал. Уверена, — лишним не будешь, — и крикнула: — Лёва, возьми трубку…

Дверь кабинета открылась, в дверях появился Пётр Николаевич, а Иванов поднял трубку телефонного аппарата на столе хозяина кабинета.

Через минуту он присоединился к остальным.

— Сейчас Вячеслав подъедет, — сказал он.

Полина Ивановна пригласила всех в гостиную, где уже был накрыт стол на четверых и подошла к буфету, чтобы подготовить место Кличко.

Вячеслав появился, как всегда, шумно. Сбросил дублёнку, примостив её в уголке вешалки, крепко обнял Льва Гурыча, поцеловал ручку Марии, прижал к себе и поцеловал в щеку Полину Ивановну. Вышедший вперёд генерал, молча улыбаясь, обхватил его за плечи и подтолкнул в комнату.

Все снова разместились за столом, Пётр Николаевич на правах хозяина взялся было разливать чай.

Однако взглянул на жену, расставляющую рюмки, откуда-то достал и свинтил крышку коньячной бутылке. Кличко, окинув взглядом стол, воскликнул:

— О, Полина Ивановна! Мои любимые хачапури!..Или "моё"? или "мой"?

— Не знаю, Слава. Но закусить коньяк — сгодится…

Выпив по рюмке, приступили к чаю. За столом разговор снова зашёл об Уральском турне. Лев рассказал, как много народу привлекли выступления Марии, отметив, что несмотря на мощную пропаганду так называемого "совремённого искусства", в народе и у молодых людей в частности интерес к подлинному искусству есть. "Этот интерес нужно развивать, он заглушён, точнее — оглушён, но он есть". Вообще, — тяга к культуре у людей есть. Я рад тому, что Мария делает…

Слава рассказал, что в машине он слышал по радио, что Министерство культуры (с помощью, конечно же, президента….как без него!? — собирается выкупить у какого-то американского коллекционера большоё количество драгоценных яиц работы Фаберже. "Хоть что-то делается для возвращения в Россию утраченных культурных ценностей", — заметил он. И неожиданно спросил: "это же важно, правда"?

— Знаешь, Слава, в этом можно и усомниться, — сказала Полина Ивановна. — Это дело, как и любое другое, требует подхода с умом. В принципе, ты прав. А в частности…Тех же "яиц" Фаберже сделал около сотни. Почему все они должны быть у нас? Если не продавать произведения искусства, то каким образом рассказать о нём миру? Как рассказать о творчестве наших мастеров? Как оправдать наличие в наших музеях работ Ботичелли, Тициана, Рембрандта и многих других великих?… Полагаю, что национальным достоянием является ограниченное, очень ограниченное количество раритетов. Другие же произведения можно и должно отдавать другим. И продавать. — Она помолчала. — Разве это хорошо, что 90 % фондов того же Эрмитажа хранится в запасниках? Кстати, хранение это больших затрат требует, иначе портятся, гибнут произведения искусства.

— Абсолютно верно, — поддержал жену Беркутов. — Разумеется, есть вещи неприкосновенные. Шапка Мономаха, например, или "Святая троица" Рублёва…

— Вы знаете, друзья, — поддержал тему Лев Гурыч, — я за последний год прочитал столько, сколько ранее за всю жизнь…И исторические документы читаю. К слову, и о "распродаже культурных ценностей большевиками" читал. Сейчас один из самых-самых ревнителей — директор Эрмитажа Пиотровский. И будто бы не знает он, что при Совнаркоме перед войной работала специальная комиссия по продаже произведений искусства. И входил в неё академик, тогдашний директор Эрмитажа, Пиотровский, — уж не знаю, кем он приходится нынешнему….Отец, дядя или дед…Читал я фотофаксимиле его записки Сталину, об ошибках при продаже предметов искусства, о необходимости создать такую комиссию, чтобы продажа с пользой шла. И глупостей не наделать. И она была немедленно создана. А деньги от продажи — на благо народа пошли. Валюта стране очень нужна была.

— Да, всё осмысленно делать нужно, — снова заговорила Полина Ивановна. У нас в некоторых кругах с трепетом относятся к слову "подлинник". А тот же Малевич свой знаменитый "Чёрный квадрат" сотворил в… восьми экземплярах! Все — подлинники!!

— Вы извините некультурного мента, — вклинился в начатый им же разговор Кличко. — Лёва произнёс слова "благо народа" и я вспомнил, что, как раз, об этом и хотел поговорить со старшими товарищами. О расследовании ограбления офиса партии "За народное благо".

Все рассмеялись. Мария поднялась из-за стола. "Пойдёмте, Полина Ивановна. Пусть "менты" о своих делах посудачат, а вы мне про свои дела расскажете. Извините, я ведь раньше не знала, что вы специалист в вопросах культуры.

Женщины вышли из гостиной.

Беркутов тоже встал из-за стола, прошёл к журнальному столику, сел на диван и жестом пригласил друзей последовать его примеру.

— Рассказывай, — повернулся он к Вячеславу.

— В деле этом нелепом, вы в курсе основных событий, появились нюансы, с которыми не знаю что делать. Пришёл совет просить….Два вопроса. Первый — дело мы, можно сказать, раскрыли. Участники банды арестованы. Доказательств — выше головы. А вот частности…. Главарь налётчиков — некий Хмуров, оказался по "девичьей" фамилии, — смеяться будете, — тоже Ореховым. Нет, не родственник, просто однофамилец, но если учесть, что в "деле" ещё один "Орехов" фигурирует, — это уже перебор. Однако, не это главное. Есть полная ясность, что этот Хмуров-Орехов руководил налётом, что именно он убил водителя автобуса, почти полная уверенность, что он же застрелил нашего Сергея Рустамовича, — а прямых доказательств нет! Вертится он, как угорь! В тюрьму пойдёт, — это он уже понял, а от главного, от двойного убийства, — отпирается!

Кличко рассказал товарищам и о дерзости Хмурого, и о выдуманном Мишке-Дылде, и о найденном пистолете….О том, "как вышли" на Хмурого в обличье Орехова… "Я прямо воочию вижу, как он будет отпираться от найденного пистолета, хотя именно пистолет и привёл к бандюге". Как припереть его?

— Если его посадят только за ограбление офиса, я останусь вечным должником перед памятью Андулина, — закончил он.

— А второй нюанс? — спросил Иванов.

— Второй нюанс — это твоя фотография, Пётр. Помнишь? Мы сначала за Пилецкого, референта, взялись. И тогда решили, что их интерес к тебе был случаен и угас, когда ты, генерал, на пенсию вышел. Потом мы всё-таки второго деятеля с фотографии решили ещё поспрашивать… Так вот, он проговорился, что интерес партбосса Орехова к вашему лекторию не случаен. Когда в газетах промелькнула информация о лекциях Бондаревского и Поляковой, они решили, что появился конкурент на их политическом поле… Это по указанию Орехова были налёты хулиганов на помещения, где лекции проводились. Конечно, к ограблению офиса это отношения не имеет, но для вас интерес должен быть. Лёва! Пётр Николаевич! Что, если я попрошу Гришу Смыслова к этому делу подключиться? Разобраться следует, а вносить вопрос в официальные материалы следствия….Мне кажется, это не стоит делать. И моих сотрудников не стоит привлекать.

— Второй нюанс понятен. Ты прав. Официального следствия сиё не касается. Я уезжаю в командировку послезавтра, а вы с Лёвой и Григорием Ефимовичем обсудите это дело. Лев Гурыч, ты согласен? — Иванов кивнул головой. — А что с твоим Хмурым делать? Давайте думать.

И асы розыска принялись обсуждать варианты дальнейшей работы полковника Кличко.

Такое привычное занятие…

 

Фрагмент 41

В понедельник день у Кличко начался с неприятности.

Едва он вошёл в свой кабинет, раздался телефонный звонок и он услышал знакомый скрипучий голос старшего следователя прокуратуры Фиры Нухимовны Рутштейн.

Ему уже приходилось работать с ней и Вячеслав без удовольствия вспоминал об этом. Фира — очень пожилая, давно уже перешагнувшая пенсионный возраст, очень опытная женщина-юрист славилась не только высокой профессиональной эрудицией, но и занудливым характером, не упускала случая указать Кличко даже на мнимые, по его разумению, огрехи в работе. Вячеслав всегда предпочитал разговоры с ней оставить более выдержанному Льву. В последний год Бог миловал и совместных дел у него с Фирой не было. И вот, — радость:

— Здравствуйте, господин полковник. — сказала Рутштейн. — По воле судьбы и начальства нам снова предстоит поработать вместе. Дело об ограблении офиса партии "За народное благо" приказано вести мне. Ваш друг Степан Степанович серьёзно заболел, отправлен в больницу, а я всю субботу читала ваши и его бумаги.

— Что со Степаном, Фира Нухимовна?

— Обострение язвы желудка, его прямо из кабинета в пятницу увезли… — она помолчала и продолжила — Не скрою, Вячеслав Сергеевич, читала…с некоторым недоумением. Приезжайте ко мне сегодня к 14–30.

— Если можно, буду в 15–00. — Честно говоря, Кличко было всё равно — в14-30 или 15, но его покоробило приказное — "14–30", захотелось немного повозражать.

— Хорошо. Жду вас, — Рутштейн отключилась, а Вячеслав в сердцах ударил ладонью по столу.

От сотрудничества с Фирой он не ждал ничего хорошего. Видишь, только почитала материалы и уже…недоумевает. Кличко хмыкнул и поднялся в кабинет группы Радкова.

— Доброе утро, Владислав. Тебе приходилось работать с прокуроршей Рутштейн?

— Приходилось. А что?

— Степан Степанович заболел. Приказано с ней контачить. И она уже чем-то недовольна….Поеду к ней сегодня. Чем, думаешь, успели прогневить суровую даму?

— Срок следствия истекает. Я в пятницу у генерала был по другому вопросу, так он тоже о сроке напомнил. Хотел тебе с утра доложить, но ты сам зашёл….Так что, докладываю.

— Ладно. Бог не выдаст, свинья не съест.

— Да ты, Вячеслав Сергеевич не расстраивайся. И с суровой Фирой можно работать. — Он засмеялся. — Только со свиньёй её сравнивать не стоит. Обидится. Да и тебя съесть, — не так просто. А следователь она высокого класса.

— Вот бы помогла нашего Орехова-Хмурова прищучить. Я его сегодня на 10 опять вызвал, как мы с тобой договаривались.

Радков тоже встал из-за стола. Ни Шифера, ни Лукинова в комнате не было. Владислав Викторович прошёлся по комнате. Негромко сказал:

— Я понимаю тебя, полковник. Мне тоже очень не хочется выделять дело об убийстве Серёжи Андулина, отрывать его от "партийного ограбления" Но заставят нас. Дело об ограблении действительно пора сдавать в прокуратуру, а как привязать бандита к пистолету, — ума не приложу. Вёрткий, как уж. От убийства шофера он не открестится….Экспертиза всё же….А байку про некого Дылду, которого никто не видел и которого в природе не существует, суд не примет. А вот по выстрелу в Андулина, — у нас только логические доводы. Маловато их. А если выделить это в отдельное дело, мы ещё время подумать получим….

— Вероятно, ты прав. — Кличко взглянул на часы. — Пойду. Сейчас его доставят на допрос. — И Кличко вышел из комнаты.

Допрос Хмурова длился не долго. Некоторое время Кличко задавал вопросы про убийство шофера микроавтобуса. Хмуров дерзил, пытался вывести допрашивающего из себя, предлагал "лучше работать", мол, тогда и про Мишку-Дылду знать будете, но такая манера разговора была предусмотрена планом допроса. Фактически сам Кличко хотел вывести из равновесия бандита, чтобы неожиданно задать другой вопрос. Поняв, что допрашиваемый "созрел", он задал его:

— Послушайте, Хмуров, а вам не приходило в голову задуматься, КАК мы вышли на вас в Калининграде? Нет? Открою секрет: пистолетик к вам привёл. Тот, из которого нашего майора застрелили.

— Какой пистолет? Я тут при чём? Опять эту туфту шьёшь мне, начальник? Говорил уже….

— Фу, гражданин….Вот ведь проблема, называть вас правильно как? Хмуров? Орехов? Заговорили вы опять в манере "фени", хотя всё рядились под интеллигента….мол, случайно в дурную компанию попал. Нечистый приятель Паученков попутал… А из вас опытный уголовник прёт…

— Болтай, мент! Сейчас у тебя сила. Только лишнего мне не надо. На квартире был, Паученкова с дуру послушал, подзаработать на халяву захотел, а убивать….Не можешь доказать мне водилу, так майора приплёл. Знаю я про майора. Пока на воле был, — слышал про убийство. Только я уже говорил на допросе, — ко мне это отношения не имеет…Может, сам Паученков его гробанул?

Вячеслав встал из-за стола.

— Про Паученкова я вас, Хмуров-Орехов ещё спрошу. Позже. А пока разговор о том, как на вас вышла милиция….Пистолет, который вы из поезда выбросили, нашли. Почти сразу нашли. Именно из него стреляли в Андулина. Как такая экспертиза проводится вы знаете. А выбросили пистолет вы…Так что, признаете факт или очные ставки нужны?

Это был критический момент допроса. Хмуров не мог быть уверен, что НИКТО не видел, как он выбросил из поезда пистолет. На всякий случай на столе Кличко лежали фотографии двух попутчиков Хмурого, хотя, конечно, они ничего подтвердить не могли. Расчёт был на психологический эффект. В этот момент зазвонил телефон — в точно оговорённое с Радковым время. Вячеслав Сергеевич взял трубку, послушал, сказал "сейчас, только на минуту, у меня допрос идёт" и вышел за дверь, громко приказав конвойному войти в кабинет. У Хмурого были 2–3 секунды и он схватил фотографии. Бегло взглянул на них и отбросил раньше, чем сержант-конвоир вошёл в комнату.

Кличко вернулся очень быстро. Пристально взглянул на Хмурова, на лежавшие на столе фотографии. Улыбнулся:

— Вижу, полюбопытствовали. И как? Узнали попутчиков?

И Хмуров сорвался. Вскочив со стула, он закричал:

— Хватит, мент! Без адвоката слова больше не скажу, — и, снова плюхнувшись на стул, добавил: — иначе вы мне пришьёте убийство президента Кеннеди или телевизионщика Листьева. Назначайте адвоката. Я человек небогатый, личного защитника не имею.

— Ваше право. Не нужно было раньше отказываться, адвокат уже сидел бы рядом с вами. — Вячеслав Сергеевич вздохнул и вызвал конвойного.

В то время, когда полковник Кличко вышел из здания и направился к стоянке машин, Павел Лукинов как раз вернулся в главк после очередного бесплодного похода по райотделам милиции.

Так как в центральном архиве никакой информации по Хмурому не оказалось, Радков поручил ему объехать райотделы, поговорить с ребятами, которые непосредственно работают, как говорится, "на земле", повседневно общаются с мелкоуголовными элементами. Порасспросить, кто — что, слышал о "Бригадире Хмуром". Поначалу казалось, что вот-вот что-нибудь попадётся значимое… Но время шло, а результатов всё не было. Да, с пацанами из бригады Хмурого люди встречались, но о самом бригадире Павел так ничего и не выяснил.

Разумеется, не пропустили и квартиру, с которой так по-хамски бежал бандит.

Соседи?….С соседями он не общался. Владелец квартиры, сдавший её Хмурову пять месяцев назад, был известен, но находился в рейсе. Он — моряк, постоянно жил в Калининграде, а московскую квартиру сдавал в наём. Кому, на каких условиях, — пока выяснить не удалось.

По просьбе московских сыщиков на судно дали радиограмму и попросили владельца квартиры — помощника капитана траулера — связаться с московскими розыскниками.

Ответа долго не было, калининградские коллеги снова связались с траулером, сообщили, что Жуков Л.М. вернётся в город в ближайшие дни. Сам траулер зашёл на ремонт в один из портов Германии, а Жуков выехал в Берлин и оттуда уже калининградским поездом должен приехать домой.

И вот он позвонил.

Ни Кличко, ни Радкова на месте не было. Шифер снова уехал в Питер, и разговаривать с Жуковым выпало самому младшему.

— Я Жуков, Лев Михайлович, — представился звонивший. — Мне передали, что я срочно должен позвонить к вам. В чём дело?

— Здравствуйте, Лев Михайлович. Я — старший лейтенант Лукинов. Спасибо, что позвонили, но начальство захочет с вами лично разговаривать. Как с вами связаться?

— Я сегодня вечером выезжаю в Москву. Завтра могу зайти к вам. Куда, и в чём дело, старлей?

— Разговор будет о вашем квартиранте, о гражданине Хмурове. Во сколько времени вас ждать? — Лукинов продиктовал адрес и, не ответив на вопрос, ещё раз поблагодарил и положил трубку.

Надо было договориться и встретить его, — запоздало подумал Павел.

В кабинет Фиры Нухимовны Кличко вошёл, когда по радио "пикали" сигналы точного времени.

Впрочем, кабинетом это помещение можно было назвать весьма условно. Длинное с окном в торцовой стене помещение было полностью вдоль обеих стен заставлено шкафами и стеллажами с книгами и папками так, что образовался узкий коридор, пройти через который вдвоём было бы затруднительно. Только за метр с небольшим до стоявшего поперёк комнаты стола хозяйки кабинета открывалось пространство, в котором стояли четыре стула — по два с каждой стороны. Над стульями с одной стороны висела фотография президента, с другой — кашпо, из которого свисали стебли какого-то неизвестного Кличко растения.

Рутштейн сидела спиной к окну. Высокая спинка кресла, покрытая меховой накидкой, защищала её от возможного сквозняка. Над спинкой кресла лишь чуть-чуть возвышалась голова Фиры Нухимовны, увенчанная собранной в корону толстой чёрной косой. Впрочем, с обильной сединой — краску для волос она не употребляла. Благодаря такому размещению, лицо прокурорши было всегда в тени, что было полезным при конфликтных разговорах. Понятно, — если не горела настольная лампа, абажур которой можно было направить в любую сторону.

Вопреки обыкновению, вошедшего Вячеслава она встретила приветливо. Даже голос не скрипел.

— Ещё раз здравствуйте, господин полковник. Садитесь. Не думала я, что придётся этим нелепым делом заниматься, о котором наслышана. Но пути Господни не исповедимы…Рассказывайте, Вячеслав Сергеевич. Фабула мне известна, в материалах Степана всё аккуратно изложено. Поэтому поясните, почему не передаёте дело в прокуратуру? Фактов в нём уже достаточно для нашего анализа. И что за фрукт ваш главный персонаж? Кстати, как по документам — Хмуров или Орехов? Я что-то не совсем поняла.

— Понять трудно. Я его биографию не исследовал. У нас, Фира Нухимовна, рассматривается лишь один эпизод из его, наверняка, богатой истории. Экспертиза категорически утверждает, что оба паспорта подлинные. Это и по местам выдачи проверено….А о готовности дела, — я не думаю, что оно готово для прокурорской доработки. Пока не доказано, кто убил майора Андулина….

— Я говорю о деле по ограблению партийного офиса. Убийство майора — отдельное дело. Так и Генеральный считает.

— Я своему генералу докладывал. Он разрешил ещё немного поработать в рамках единого дела….Поймите, Фира Нухимовна, убили нашего товарища. Убили за то, что он нащупал что-то в этом паршивом офисе…

— Полковник! Это эмоции. Я, ведь, не предлагаю забыть об этом прискорбном факте. Просто это будет отдельная папка….Другие сроки.

Кличко не сдержался:

— Для нас это НЕ ПАПКА! Это вопрос нашей чести…

— Вы не мальчик, господин полковник. Ваша честь здесь не затрагивается. А порядок существует и будем его придерживаться. Не будем спорить, Вячеслав Сергеевич. Этот вопрос — об отдельном производстве — решён. Генералы договорятся, а вы, будьте добры, — к среде оформите бумаги в установленном порядке.

— Слушаюсь, госпожа прокурор. Только…

— Без обид, Вячеслав Сергеевич. Лучше расскажите о своём бандите. Я плохо его представляю. На фотографии похож на приличного человека…Рассказывайте….

— Извините, Фира Нухимовна. Приличный человек на пол в своей квартире не….Тьфу! Говорить противно….

И Кличко вздохнул и начал рассказ о том, как вышли на Хмурого. Как постепенно пришли к выводу, что именно он возглавлял налёт на штаб-квартиру партии, о его безусловной связи с исчезнувшим Паученковым. Исчезнувшим и тут же найденным под фамилией Орехова. "Вообще, Фира Нухимовна, в этой истории перебор с Ореховыми. Ведь, их партийного босса, извините за жаргон, тоже Ореховым кличут". Рассказал об увёртливости Хмурова-Орехова, о его выдумке о случайно зашедшим на ограбление неком Мишке-Дылде….О том, как нервничает Хмуров и впадает в истерику при упоминании об убийстве Андулина. "Не могу доказать, но я ЗНАЮ, — он стрелял, гад".

Рутштейн слушала внимательно, кое-что записывала в толстую тетрадь. Вячеслав видел, как она проникается его убеждённостью в вине Хмурого.

Потом она написала на отдельных листках бумаги с фирменным грифом "СЛЕДОВАТЕЛЬ ПРОКУРАТУРЫ" несколько поручений розыскникам.

— Что ж, Вячеслав Сергеевич! Вы правы, — противник у нас сильный… Но справимся, полковник! Справимся! — Она поднялась из своего кресла, — обязательно справимся!

Примерно в семь вечера розыскники встретились в кабинете полковника. Вячеслав рассказал о нелёгком разговоре с Рутштейн. Лукинов доложил о звонке Жукова.

Неужели что-то прояснится? И Кличко решил сам встретить Жукова на вокзале. Выяснить номер вагона труда не составляло, а узнать моряка среди выходящих пассажиров Вячеслав Сергеевич сможет. В этом он не сомневался.

Так и получилось. Кличко сразу выделил взглядом из группы пассажиров вышедших из вагона пожилого моряка. Он сделал шаг ему навстречу, мгновение поколебался, как обратиться:

— Здравствуйте. Товарищ Жуков?

— Я. Здравствуйте. Вы из милиции?

— Да, оперуполномоченный полковник Кличко. Решил встретить вас, а то неловко получится, — приедете домой, а дверь квартиры опечатана…

— А я и не собирался к квартиранту ехать….Но, всё равно спасибо, что встретили. Я в столицу всего на два дня, а визит к вам обязателен….Так что, чем скорее, тем лучше.

— Ну и отлично. Пойдёмте, я на машине.

…Через несколько минут Кличко вырулил со стоянки возле вокзала. Жуков опять спросил, что случилось, и Вячеслав Сергеевич сообщил, что квартирант Жукова арестован за серьёзное преступление. В этой связи, милиция выясняет все обстоятельства с ним связанные и, в частности, необходим опрос квартирного хозяина арестованного.

— Арестованного или задержанного? — спросил Жуков, показывая, что знает разницу между этими категориями.

— Арестованного, — подтвердил полковник. Он уже изобличён и признал часть обвинений. Но пока только часть.

Продолжили они разговор уже в кабинете Кличко. Жуков расписался на бланке официального протокола и, отвечая на вопросы Вячеслава Сергеевича, рассказал, что знает Хмурова почти шесть лет. Они познакомились в тире стрелкового клуба ДСО "Авангард". Жуков тогда проводил отпуск в Москве и частенько ходил в тир — он давно увлекался стрелковым спортом. Там и встретился он с Александром Васильевичем, классным стрелком из пистолета. "По его словам, он в молодости был даже призёром Спартакиады народов СССР, мастером спорта". Графики их тренировок тогда совпали и они не раз после стрельбы проводили по часу-полтора вместе. Поэтому, когда Жуков в прошлом году получил в наследство от умершей тётушки квартиру и дал объявление о сдаче её в наём, он обрадовался, что на объявление откликнулся старый знакомый. Правда, в последние годы они не виделись, и чем сейчас занимается Александр, Лев Михайлович не знал. Из их же прошлых разговоров Жуков сделал вывод, что по специальности Хмуров был строителем-проектантом. Впрочем, это был косвенный вывод из разговоров, подробности которых он совершенно запамятовал. Кличко задал и вопрос, не знает ли Жуков, что связывает его квартиранта, теперь уже бывшего, с Калининградом? Ответить моряк не смог, хотя подтвердил, что в его родном городе Хмуров бывал и ориентировался.

Поблагодарив и проводив Жукова, Вячеслав попросил зайти к нему Радкова и только что приехавшего Шифера.

Он рассказал товарищам о допросе Жукова, дал прослушать диктофонную запись.

Рассказанное Жуковым давало новые направления для прояснения личности Хмурова. Кстати, пусть косвенно, но подтверждали версию о том, что в Андулина стрелял именно Хмурый. Все помнили утверждение экспертов о высокой стрелковой подготовке убийцы майора.

С учётом вновь полученной информации они решили, что необходимо поднять архивы стрелковых соревнований в СССР примерно, с учётом возраста Хмурова, за 75–85 годы и поискать в них и Хмурова, и Орехова. Одновременно Радков взялся подготовить поручение калининградским сыщикам, проверить, не встречаются ли эти же фамилии среди строителей и проектировщиков города в 80–90 годы?

Сам же Кличко позвонил генералу Ларцеву и попросил принять его, надеясь выговорить ещё неделю для продолжения работы по проклятому "делу".

 

Фрагмент 42

В середине дня генерал уехал в аэропорт. "Покорять Волгу" — пошутил он, прощаясь с Полиной Ивановной.

Короткий, зимний, хотя и прибавил уже с декабрьского солнцеворота, но всё равно, темнеет рано. Вроде бы и вечер уже.

Едва занялась она немудрёными домашними делами, позвонила Санька. Говорила про какие-то совсем не обязательные вещи, а голос дрожит, чувствуется внутреннее напряжение. Полина Ивановна сразу уловила это и, стараясь придать своему голосу непринуждённость, спросила:

— Ты, Санечка, сейчас чем занята? Дочка в садике? А то бы забежала ко мне, посидим, чайку попьём. Пётр Николаевич в командировку уехал, я одна…

— Еду. Через полчаса буду, — обрадовалась молодая женщина.

… И вот она ушла.

Полина Ивановна не провожала Саню, слышала, как захлопнулась дверь в прихожей.

Она так и не стала зажигать свет. Как сумерничали с Саней, так и осталась сидеть в кресле, перебирая в уме весь невесёлый разговор с нею.

Собственно, ничего нового она не узнала. Но видно было, что внутреннее напряжение переполняло Саню, она уже не могла сдерживаться и лишь чуточку разрядилась, выплакав его доброжелательной слушательнице.

Они познакомились без малого четыре года назад.

Андрей пришёл к своим постоянным заказчикам Беркутовым "просто так" — познакомить с Его Санькой. Оба рыжие, только Андрюшка поярче, Саня потемнее, оба лучились молодостью и счастьем. Саня училась на втором курсе института на экономиста с бухгалтерским уклоном, Андрей — много и тогда удачливо работал. Они собирались пожениться и Полина Андреевна, да и не слишком суровый в жизни генерал, искренне радовались их сияющему счастью.

За эти годы Андрей не раз выполнял небольшие работы для Беркутовых и завоевал доверие и уважение Полины Ивановны абсолютной честностью, добросовестностью и аккуратнейшей работой. Они платили "по его расценкам", полагая, что качество работы искупает заметное неумение Андрея укладываться в им же определённые сроки.

Андрей был развитым и достаточно культурным парнем. Окончив школу в пригороде, он отслужил в армии, занимался спортом, неплохо разбирался в спортивной медицине. Знакомство с Санькой даже внешне преобразило его, — он постоянно улыбался, растягивая белозубый рот чуть не до торчащих ушей.

Стал носить вместо очков линзы, что, впрочем, давно нужно было сделать, так как работать ему приходилось с металлом, лаками, красками, а очки мешали пользоваться респиратором.

Настораживали Беркутовых некоторая самовлюблённость Андрея, его стремление "диктовать" заказчикам свои условия работы, уверенность, что в своём деле — он непогрешим и знает всё. Не раз они обращали внимание Андрея на просчёты, на ненужное упрямство и завышенные требования к другим людям.

Верилось, что поймёт парень. Ткнётся раз-другой в неуступчивого заказчика, придётся отвечать за сорванные сроки и свой апломб, и поймёт.

Увы.

Случилось. Один "крутой", как сейчас говорят, наниматель заставил Андрея переделывать работу и взыскивал аж по 7 долларов за каждый день просрочки….Андрей остался без денег. Но выводов не сделал.

Не умел он и разбираться в помощниках, которых частенько нанимал для совместной работы. Его то обворовывали случайные подсобники, то приходилось переделывать испорченную ими работу. И горели деньги и материалы.

Полина Ивановна всё это видела, понимала. Парень давно стал не чужим в их доме. И Санька изредка появлялась и даже с неожиданным интересом стала помогать Полине Ивановне на "генеральской даче". Кавычки здесь появились не случайно. Хотя Пётр Николаевич был настоящим и уважаемым милицейским генералом, его скромная дача в ближайшем пригороде никак не соответствовала расхожему и устоявшемуся в последнее десятилетие определению дачи высокого начальника. Впрочем, Полину Ивановну это устраивало.

Всё изменилось сразу.

Тот глупый поступок на студенческой вечеринке, затянувшееся безденежье плюс необузданная ревнивость Андрея… Санька с дочерью ушла жить к бабушке, неудачно попыталась поступить на работу, чем вызвала новый приступ гнева и ревности Андрея. Да оно и понятно, — официантка в вечернем кафе, где пьяные мужики хватают девушек не только за коленки…Санька быстро ушла с этой работы…

Однако, жизнь идёт. В данном случае — по ухабам. Андрей и Саня не видятся неделями. Любящий папа по телефону расспрашивает несмышлёную малышку, что делает мама? Кто к ней приходит? И домысливает. И говорит Полине Ивановне при встречах (а звонить дочке он нередко забегает именно к ней), что убьёт гада, который к Саньке лезет….А Санька плачет, я, ведь человек, — говорит, — мне ведь, тоже жить хочется….А он ко мне близко не подпустит другого человека. В самом деле, убьёт, в тюрьму пойдёт. Дочка выдумывает, папе угодить хочет. Вот так и живём. Денег нет….Ладно, скоро получу диплом, тётка обещает помочь с работой. И говорит Санька, что уже не верит в жизнь с Андреем. А голос дрожит, — любит она его. Ох, как любит. И он, — видит это Полина Ивановна, — любит Саньку, любит дочку….Но разве можно так любить? Семья же! Семью содержать нужно! А этот рыжий охломон к казино пристрастился. Не пьёт совсем, не курит, наркотиков не употребляет…Но это же тоже наркотическая болезнь.

Разговаривают они. Вроде всё понимает. И обещает деньги Саньке отнести. Вот сегодня. Вот, в понедельник обещали дать большую предоплату за выгодный заказ… И несёт деньги в проклятое казино.

Права Санька. С ним жить нельзя, он — погибший человек. Мальчишка сломался вдребезги.

Но кто может спасти его? Только ты, Санечка! Только Любовь. Но где тебе, девчонке ещё, взять женскую мудрость? Или ты просто устала? И твоё озлобление понятно. Очень понятно. Но…Любишь ты его….Осенью попросила Санька разрешения пожить пару недель с Андреем на даче. Может быть, потом квартиру снимем. Попробуем снова…. Что у них там произошло? Опять разошлись, хуже, чем раньше стало….

Выплакалась Саня. Ушла.

Что скажешь в таком случае? Терпи? Нет, конечно. А что делать?

Сказала ей, что только она может спасти любимого. Да, любимого.

Даже в китайской гадальной книге перемены судеб погадала Андрею, что спасёт его женщина. Вроде поверил, но про Саньку твердит одно: "не могу простить её. Я ей только для денег нужен". Дурак. Ещё вопрос, кто кого прощать должен?! Вот именно, ты виноват перед ней не меньше. И не гордись, что ты, после Саньки, не интересовался женщинами. Не заслуга, когда любишь.

Ох, дети. Взрослые и, как бы, чужие….

Нет, не чужие.

Павел Алексин встретился с Артёмом Ситниковым через неделю. Как и обещал Артём, он позвонил и они договорились встретиться вечером в понедельник дома у Павла Алексеевича. "Понедельник — день тяжёлый, пошутил Павел, — но в данном случае подходит. У вас нет дискотеки, а я сегодня абсолютно свободен и готов принять гостя".

Артём с интересом и определённым недоверием осмотрел богатую квартиру Алексина.

— А ты, Павел, — помолчал немного и добавил — Алексеевич, шикарно устроился. Сразу видно, подрабатывать не приходится.

— Ничего тебе не видно. И давай без отчества, просто Павел. Я, хотя и старше тебя, но ещё не аксакал.

— Давай. — Легко согласился Артём. Он ещё раз прошёлся по квартире, уверенно сел в кресло у журнального столика. — О чём говорить будем, — ты сказал. А как оно всё это мыслится?

— Слушай, Артём. Ты извини, но я должен знать, что у тебя с милицией недавно случилось?

— Спросил всё-таки. Да я сам собирался рассказать. Дело такое вышло. На дискотеке, сам знаешь, народ разный бывает. Между прочим, нередко выпивают лишнего. Вечер уже к концу шёл, когда один, кавказец, между прочим, девчонку нашу прямо в зале раздевать начал. Она завизжала. Кто-то из наших вступился. Его соплеменников тоже несколько человек здесь оказались. Завертелось всё мгновенно. А я старший в зале, да и, честно говоря, насмотрелся я в Чечне….Хотя эти и не чечены вовсе, не знаю, какой масти… Они за ножи взялись, ну и я скомандовал нашим ребятам взять подручные средства…Короче, четверых увезли в каретах скорой помощи. Одного — без пересадки на тот свет. Кто его уложил, не знаю и знать не хочу. А меня захомутали "за разжигание национальной розни". Спасибо участковый наш заступился, он раньше всех подоспел. А правду сказать, с самого начала на дискотеку пришёл, говорит, что на этих смуглых сразу внимание обратил…

— Ясно. Теперь о другом. Тебе сколько лет? Где учиться пришлось? На выборы ходишь? Расскажи коротенько. Я объясню потом, зачем это нужно.

— Секретов в моей биографии нет. Расскажу. Ровно 25 вчера стукнуло. Четверть века.

— Поздравляю, не знал…

— А я не звезда Знать не обязательно. Родился и вырос в Подмосковье. Школу кончил среднюю, после неё — сразу в армию. Проваландался полгода в учебке, потом — в Чечню. Сначала там тихо было, ну, а потом — рассказывать не буду. Телек смотришь….Впрочем, забыл — ты сам из ящика, но, всё равно знаешь. Отвоевал четыре месяца, пулю в плечо схватил. После армии пытался в институт поступить — на станкостроителя….Не вышло. И знаний не хватило и ещё чего-то. То-есть, блата и денег у меня нет, родители для нашего времени рылом не вышли. Отец шоферит, мать в садике работала, пока его не закрыли. Фирма какая-то здание купила. Работы подходящей, — я про баксы говорю, — не нашёл. А музыку я ещё с детства люблю, в школе кружок был, пока не развалился. А тут меня бывший руководитель кружка позвал в ДК, предложил группу сколотить. Вот уже третий год вместе с ребятами играем, на еду и курево зарабатываем, а выпивка — так я не увлекаюсь….Вот и всё. Вся моя автобиография….Да, ты о выборах спросил. Не хожу, все они одним кроем скроены….Теперь твоя очередь говорить.

Павел немного помолчал. Потом спросил или скорее сам сказал:

— Выходит, ты при советской власти практически не жил. Несмышленышем был, малолеткой…

— В пионерах был. Один раз даже в лагерь ездил отдыхать. Не интересно. И голодно было.

Павел вздохнул.

— Полностью продукт воспитания смутного времени. Ладно. Если захочешь, я тебе расскажу, какая жизнь была. И книжки дам, читать-то ты любишь? Ладно, говорю. Теперь о деле. Власть нынешняя не о простых людях печётся. Не о тебе. Да и не обо мне. Фамилии Абрамовича, Ходорковского, Потанина слышал наверняка. А народ скверно живёт, и страна наша — раньше она по силе американцам не уступала….Боялись они нас и безобразничать во всём мире не смели. А новые власти продают страну ради обогащения личного и господ вроде тех, кого я назвал. Серьёзные люди посчитали, что жить самостоятельно и в едином государстве нам совсем мало осталось. Нужно менять власть. А вы, молодые, на выборы не ходите. А пойдёте, так настоящей жизни вы не видели. Какая она была, вам всё врут. И телевидение, где я работаю ради заработка, тоже врёт. — Он снова помолчал. — Обманули вас. А мы хотим, чтобы вы, молодые, знали правду. Умные люди считают, что лучше всего на молодые, и, извини, задураченные мозги, музыка воздействует. И решили поискать среди молодых музыкантов и способных ребят, и готовых узнать правду. Потому я к вам пришёл. Не скрою, помог мне товарищ из музыкальной редакции… Отобрал из тысяч видеозаписей разных групп несколько. В том числе и вашу.

— Мы не единственные в вашем списке?

— Не единственные, Тёма. Но репертуар ваш мне понравился. С оговорками, конечно.

— Но, Павел….Алексеевич, без шелухи…Без песенок вроде "возьми меня сейчас, мой бой, возьми меня…" Без такого хлама на дискотеку просто ходить не будут…

Он замолчал. Представил себе душный зал Дома Культуры, сдвинутые к стенам ряды кресел и прыгающую толпу юнцов и девчонок, разгорячённых дешёвым вермутом и тоже дешёвыми "колёсами". Как оркестранты бросили свои инструменты и только бухает барабан, отбивая каждое слово: "возьми меня — бум — возьми меня — бум — возьми меня — бум, бум, бум…" И топчутся, топчутся, выкрикивая почти безумно слова шлягера….Ради этих минут многие приходят на дискотеку и… Как лишить это стадо блеющих баранов такого призыва, от которого у некоторых мальчишек намокают штаны? Повернуть стадо баранов может только козёл. Тёма очнулся:

— Что ж, буду козлом…

— Что? Не понял. Мы, Артём договорились без отчества обращаться…А процесс воспитания вкуса у аудитории — не быстрый. — Павел задумчиво посмотрел на Артёма — Был такой древнегреческий философ — Платон, в школе ты слышал о нём, — так он сказал однажды — "Воспитание музыкой это воспитание нравственности"…А какая нравственность воспитывается на ваших дискотеках? Ты не обижайся, Артём, но нужна долгая работа, и не только твоя. Как твои ребята отнесутся к такому предложению?

— Девчонки на всё пойдут, чтобы звёздами стать. Голышом по улице побегут… А парни…И парни согласятся, чтобы на телеэкран попасть. Павел! А это не туфта? Это реально? На настоящее ТВ попасть?

— Реально, Артём. Но требует, повторяю, много времени и больших денег. Деньги будут, если вы и репертуар сумеете собрать….как бы точнее выразиться? Уравновешенный. В этом я и мой друг поможем. А работать — вам, и работать честно. А станете известными, — ваше поведение все знать будут. Фанаты будущие за вами и голосовать пойдут. Но не сразу. Не сразу.

Время летело незаметно. Говорили о музыке, о мире и горькой Чеченской войне. Павел рассказал о том, как учился, о своих, одно время, регулярных встречах с бывшим президентом…Поговорили о несправедливости нынешней жизни…

— Пойду я Павел! Не терпится скорее с ребятами повидаться. Они знают, куда и зачем я пошёл. Ждут. Пойду. Хорошо?

— Иди, парень. Позвони мне. Через парочку дней. Но учти, и политграмотой заняться придётся. Такие вещи только за корыстную надежду прославиться никогда не получатся. Нужно, чтобы вы все прониклись…Иди.

Он встал, обнял Артёма за плечи и подтолкнул к выходу.

— Смотри, мы с тобой даже эту маленькую бутылочку не допили!

— Хрен с ней, Павел Алексеевич! Я побежал.

Павел долго осмысливал разговор с парнем. Со всех сторон. В общественном плане дремучий, но чувство достоинства есть. И смелый. И ещё что-то осталось от начального советского, от школьного кружка. В репертуаре вместе с, как он выразился — с шелухой? Вместе с шелухой несколько советских песен. И лирические — "Расцвели весной в саду цветочки…", А чего стоит "Под звёздами Балканскими"? Кто-то же из них, наверное сам Артём, предложил их петь. И поют с современным акцентом, хотя аккуратно аранжируют, не похабят основу. Может быть, прежний руководитель кружка подсказал? Надо бы повидаться с ним.

И в Нижний съездить. Там целых две группы послушать стоит Как же время выкроить?

И деньги. Сколько же нужно на эту раскрутку? Ганжа говорит, что лишь выпуск одного музыкального диска обойдётся тысяч двадцать долларов. А одним диском не обойтись….Были бы деньги на телевизионную рекламу, роликов пару-тройку сделать. А в газетах он сам организует, почти бесплатно во многих городах. Но от этого будет толк, только если одновременно местное, хотя бы местное ТВ покажет ребят. Завтра же пошлю в региональные газеты просьбу к нашим авторам поискать пути на местные каналы. С туманным намёком, мол, Москва интересуется. А прозвучат в десятке местных программ, тогда и в какую-нибудь из центральных программ информацию протолкну. Конечно, серьёзный эффект может дать только массированная реклама. И, пожалуй, просто заказ рекламщикам — это не то. Нужно ещё с ребятами из музредакций потолковать… Если придумаем интересную идею…Что-то вроде "Старые песни на новый лад…" Ну, не так прямолинейно, но… Стоит потолковать, стоит. Кстати, для них — это может быть халтуркой…. если не просто интересно, но и денежки заплатить… По сравнению с рекламными фирмами — на всё это на порядок меньше денег потребуется. Для подобной программы одной новой "группы" маловато. Хотя бы три.

Он потянулся к телефону, чтобы переговорить с Лёвой. Нет, рано. Съезжу в Нижний, поговорю с ребятами, тогда и позвоню.

Домой Артём приехал уже в 11 часов вечера. Почему-то отменили электричку, на которую он надеялся, и опоздал он сильно. Ребята терпеливо ждали его.

Идти в ДК было уже поздно и они расположились прямо на платформе пригородных поездов.

Пока Ситников метался по Московскому вокзалу, дожидаясь следующего поезда, он двадцать раз пересказал "про себя" свои впечатления от встречи с тележурналистом. И теперь перегорел.

Расположившись на скамейке в центре своей группы, он, сбиваясь и повторяясь, поделился только общим настроем встречи, рассказал об отличной квартире журналиста, о его личном знакомстве с Ельциным и, рассердившись на самого себя, решительно закончил:

— О главном завтра поговорим. Скажу только, что верю — нас ждёт удача. А сейчас, ребята, по домам. Приходите все завтра в ДК к полудню. Попросим тётку Василу открыть зал, скажем, что репетировать будем. Тогда и поговорим. Сейчас для серьёзного разговора уже время вышло. До завтра, — он спрыгнул с платформы и размашистым шагом пошёл в сторону своего дома.

Без двух минут 12 Артём подошёл к Дому Культуры, прошёл во двор и увидел всю свою пятёрку в полном составе. Ребята сидели на крыльце служебного входа и курили.

— Здоровы, мальчики, — сказал Артём и, заметив, что Машка готова что-то съязвить, добавил — и девочки. Он взбежал на крыльцо и вжал палец в кнопку звонка.

— Какого чёрта принесло, трезвоните здесь, — послышался знакомый голос Василисы Романовны, кто-то прильнул к окуляру "глазка", потом загремел засов и тётка Васила с грохотом распахнула дверь. — А, это вы…Чего не в положенное время? Ну, заходите-заходите…

— Спасибо, Василиса Романовна, — сказал Артём, снимая со щитка с ключами нужную ему связку. — Мы сегодня часика полтора поговорим, поиграем немножко…

— Идите. И смотри, Тёма! Чтобы не курили твои музыканты, особенно девки.

Ребята гуськом потянулись за Ситниковым.

В зале, несмотря на дневное время, было темно. Тяжёлые шторы стационарно закрывали окна. Впрочем, нужды в свете и не было. Артём включил дежурное освещение сцены, сел на оставленную со вчерашнего или позавчерашнего дня скамейку, жестом пригласил ребят рассаживаться, кто где сможет…

Заговорил Трубач.

— Что, Тёма? Что ты вчера выходил? Неужто реально, что вырвемся из этого… — он не нашёл подходящих слов, щёлкнул пальцами и вопросительно посмотрел на Лидера группы.

— Не буду повторяться. Про Павла Алексеевича, про Ельцина я вам вчера рассказал. Сейчас — прямо к делу. Есть люди, очень серьёзные люди, которых тошнит от нашей сегодняшней жизни. Они считают, что нашу страну — Великую Россию — унижают и толкают к гибели. Они считают, что народ наш потерял чувство достоинства и главная причина этого — безразличие молодых, их полное пренебрежение к истории страны. В том числе к советской истории. Они, — эти люди, — понимают, какое влияние на молодёжь оказывает музыка. Они готовы заплатить много денег, чтобы на наших телеэкранах не кривлялась разная шантрапа, чтобы дать на экранах и крупных сценах место другим исполнителям, чтобы возродить чувство патриотизма у людей. С упором на молодых людей.

Эти люди наняли специалистов с разных каналов центрального ТВ, — Павел один из них, — чтобы найти такие группы, таких музыкантов, которые смогут эту задачу решить. По словам Павла, они просмотрели тысячи роликов и видеокассет — нужны были группы, у которых в репертуаре УЖЕ СЕЙЧАС есть нужное им отношение к прошлому страны. И, конечно, с профессиональными качествами. Смотрите, ребята! Из тысяч просмотренных материалов пока отобрали несколько. Павел не сказал сколько. Но мы — в их числе.

Ребята, вы знаете, сколько стоит сделать ОДИН ролик на центральный экран? Не поверите, но Павел сказал — не менее 20 тысяч баксов!..

— Артём! И кто же даст такие деньги? Не дурят ли нас?

— А чем мы рискуем? Мы, ведь, и сами, по своей охоте играем "Под звёздами Балканскими" и недавно успешно попробовали "Хотят ли русские войны?…". Павел предлагает сделать несколько вариантов программ, с разными советскими песнями, отыграть их и записать на видак. Обещал помочь и в подборе песен и в прослушивании их в музыкальной редакции Девятого канала. Обещал, что хорошие специалисты с этого канала послушают и помогут нам.

— А как быть с нашими нынешними? На дискотеке с таким репертуаром…

— Он понимает это. Отказываться от нынешних забойных не придётся…А откровенную шелуху, выплюнем. Ну, что скажете ребята?

— Тём, а мы с Надькой и на центральном экране получимся отлично! Я, когда видео включаю, мать аж плачет. Говорит — звезда!

— А мы и не хуже многих. Чуть куража побольше и, конечно, реклама…

— Задаваться не стоит. Не хуже многих — это ещё не марка. Дерьмовых исполнителей множество, но нам нужно по-настоящему профессионалами стать.

— Помогут. Заниматься только много придётся, и не одной музыкой. Павел Алексеевич грозится заставить лекции по истории посещать. И сам обещал заниматься с нами, раз мы близкие, подмосковные…Ну, что же скажете, господа артисты? Если соглашаемся, то….

— Конечно, соглашаемся, — выдохнули, едва ли не хором.

— Тогда давайте думать о репертуаре. Для начала, к завтрашнему вечеру каждый из нас должен предложить по две песни. И суметь сыграть их, спеть. А сейчас — сыграем всё подходящее, что у нас уже есть. Рассаживайтесь, ребята!

 

Фрагмент 43

Выборы президента прошли тихо и не интересно. В самом деле, какая разница, зафиксируют победу Путина с 70 или 75 %? Никто не сомневался в полном провале совсем "смешного" претендента Миронова, успевшего в качестве "спикера" Совета Федерации показать свою несамостоятельность и… весьма невысокий интеллект, или бывшего спортсмена — ставленника Жириновского, или, якобы, независимой Ирины Хакамады. Разве что спорили, наберёт ли Харитонов запрогнозированные ему 12–15 % голосов и что получится у Глазьева, выставившего свою кандидатуру без согласования со своим блоком "Родина"?

Харитонов свои почти 14 набрал, а Глазьеву, которого, спохватившись, перестали поддерживать пропрезидентские силы, чётко указали на его место — не рыпайся: без партийной поддержки твои шансы ничтожны. А так называемые "партийные круги" поддержали позицию не выставлявшегося "одноблочника" Глазьева — Рогозина, сразу ставшего "во фрунт" перед президентом.

Короче говоря, не выборы, а протокольное мероприятие властей.

Иванов и Беркутов наблюдали за этим вполне равнодушно. Гораздо больше их интересовала набирающая силу текущая работа их лектория.

Впрочем, и лекторий был пока что "лоскутным" — в качестве единой системы не выстроился. Лидия Ивановна пыталась придать работе некую чёткость, но пока она не просматривалась. Именно поэтому Настенко просила соучредителей провести семинар всех уже действовавших региональных лекториев и готовила план такого семинара.

В феврале Пётр Николаевич вернулся из поездки по маршруту Саратов — Волгоград — Астрахань, а Лев Гурыч по три дня провёл в Уфе и Казани.

Уже приобретённый опыт общения с бывшими коллегами не подвёл и в этот раз. Настроение товарищей было близко к их собственному. Телефонные разговоры перед выездом подготовили поездки и прошли они по ранее проверенному сценарию. Разве что татарский генерал Хайруллин, ушедший на пенсию ещё год назад, посетовал, что в республике сильны националистические настроения, подогреваемые и направляемые республиканскими властями, хотя сам президент Татарстана Шаймиев публично постоянно подчёркивает свою верность федеральным принципам. "Вообще, — рассказывал Лев Гурыч, — Хайруллин очень озадачен политической обстановкой в Татарии. Коммунистическая организация в республике на грани развала. Оппозиция властям заглушена, в том числе националистическим угаром. Мы, бывшие члены КПСС, остро ощущаем тревогу. Создание нашего лектория в республике, по словам генерала, остро необходимо и обязательно будет встречено с большим интересом. Но совсем не всеми дружелюбно".

Тем более важно, полагал Иванов, скорее начать там активную работу.

Итак, с одной стороны — всё в порядке. Работа идёт.

С другой — Лёву всё больше обуревало беспокойство: всё делается правильно, идём в нужном направлении….Но идём ли или топчемся на месте? Его не успокаивали вытаскиваемые иногда на стол "Основные задачи и сроки", написанные некогда Петром Николаевичем, в которых на становление партии предусматривалось немалое время. Сейчас он понимал, даже чувствовал, что в деле участвуют уже тысячи людей и что он обязан учитывать их настроения. То что не так давно сказал ему Костеренко, он теперь, после поездок на Урал и в некоторые республики, ощущал сам. Если созданная на человеческом порыве организация ничего не делает, а лишь ожидает, когда придёт время, она неизбежно распадается. По крайней мере, теряет энтузиазм и увядает.

Беспокоили Льва Гурыча и другие мысли. Лекции во многих городах и регулярные публикации разъяснительных материалов в газетах тоже уже многих регионов — бесспорно полезны. Но КАК замерить эту пользу? По числу лекций? По числу их посетителей? По числу публикаций? Но это формальные цифры, не дающие никакой качественной оценки! Есть ли хоть малейший сдвиг в настроениях общества? Да и не рано ли ожидать такой сдвиг? И опять, — кто и на каких весах измерит это? В реальность социологических опросов он не верил, а само проведение таких опросов потребовало бы новых и приличных затрат.

Хорошо хоть, что Борис Карлович не задаёт никаких вопросов. Отношения с ним установились и доверительные и, в то же время, совсем не официальные. Борис сам не звонит, не обращается. Но охотно — это уже было за прошедший почти год четыре раза — выслушивал рассказы Иванова о ведущейся работе. Спрашивал, не нужны ли ещё деньги и хорошо помог по своей инициативе — издал отдельными брошюрами несколько подготовленных Алексиным обзоров публикаций в газетах и несколько лекционных сборников пропагандистов лектория. Когда такое интересное предложение от финансиста поступило, Настенко быстренько подготовила четыре подобранных по тематике сборника лекций и Горьков издал их тиражами по 3–4 тысячи экземпляров. Лидия Ивановна разослала их во все лектории на местах для распространения.

Иванов в этих раздумьях исхаживал километры по своей гостиной и аллеям ближнего парка.

Наконец, он решил посоветоваться с товарищами и обратился к генералу с просьбой собрать заседание оргштаба. После чего переговорил отдельно со всеми будущими участниками обсуждения, чтобы подготовить их к размышлению о своих сомнениях

По прежней традиции встретились дома у Льва и Марии

Пётр Николаевич занял привычное место во главе стола, за которым расселись Алексин, Ганжа, Костеренко, Настенко и хозяева. Оглядев собравшихся, генерал ворчливо произнёс:

— Великолепная семёрка в сборе. Нашему будущему президенту невтерпёж стала тихая организационная работа. Занервничал. Что ж, Лев Гурыч прав. Действительно, есть нужда откровенно поговорить, всё ли мы делаем, как нужно. — И совсем другим, деловым тоном добавил — Порядок сегодняшнего нашего заседания таков: сначала каждый из вас даст оценку состояния дел на своём направлении работы. Потом обсудим. В постановочном докладе, как я понимаю, нужды нет. Лев Гурыч с каждым из нас разговаривал предварительно и своими беспокойствами поделился. Начнёшь ты, Павел Алексеевич. Потом — Лидия Ивановна и Василь Иванович. Ты, Данила Григорьевич, будешь добавлять при необходимости.

Поднялся Алексин. Он сообщил, что газеты с участием Фонда выходят регулярно уже в 29 городах. Здесь пока проблем нет. С помощью Ганжи уладили и те назревавшие конфликты с издателями в двух городах, о которых упоминали в прошлый раз. Надолго ли, — покажет будущее. Есть перспектива открытия нашей рубрики и в одной из газет Питера, плюс ещё одной в Москве. Местные товарищи, связь с которыми наладили устойчивую, ведут и мониторинг региональной прессы, присылают обзоры её. Крайне нужен профессиональный анализ этих обзоров, но я не успеваю их делать и, вполне возможно, мы упускаем возможности распространения опыта. Нужно подобрать специалиста для этого дела и ввести его в число работников Фонда или найти другую форму оплаты труда.

Второе направление работы Алексина, — сдвинулся с места подбор музыкальных молодёжных групп для начала работы с будущими избирателями. Три кассеты с их возможным репертуаром Павел принёс с собой и предложил посмотреть и послушать их после заседания. И снова — деньги! Разговоры с ребятами прошли, они обнадёживают и нужно переходить к реальной раскрутке этих групп. "Конечно, если вы, товарищи, согласитесь с моими оценками", — добавил он.

Иванов спросил, есть ли предложения по активизации сайта Фонда в интернете? В частности, не стоит ли опубликовать в нём обзоры региональной печати? Алексин высказал мнение, что это станет полезным только после аналитической обработки материалов, о которой он только что говорил.

Лидия Ивановна Настенко напомнила о знаменитом "Законе Паркинсона", который гласит, что каждая вновь организованная управленческая структура стремится к саморазвитию, путём увеличения функций и….штатов. Это — факт. И не потому, что вы, товарищи Учредители, поручили мне возглавить наш Фонд, но объективные обстоятельства требуют от сбора информации переходить к её анализу и распространению выводов. Павел Алексеевич абсолютно прав — нам нужен специалист-аналитик типа экономиста-политолога в одном лице. "И с квалификацией на уровне доктора наук" добавила она. 27 лекториев действует. Я могу назвать вам количество и направленность прочитанных лекций, количество и квалификацию выступавших товарищей, примерное количество посетивших лекции людей… — Вот справка, я напечатала её, можете посмотреть — и она положила на стол компьютерный листок бумаги… — Но прав Лев Гурыч, когда в разговоре со мной сказал, что эти статистические данные не дают представления об эффективности лекториев. Нужен какой-то анализ. Будущий специалист-аналитик подскажет и механизм такого анализа.

Беркутов кивнул. "Подбирайте подходящего человека. У вас, Лидия Ивановна, есть информация о хороших специалистах".

Как всегда краток был Костеренко. Из его информации следовало, что первичные партийные ячейки на базе посетителей лекториев созданы в 14 городах и, кроме того, три в Москве и Подмосковье. Все они пока самостоятельны, называются кружками по изучению истории и политики. Но все знают, что в недалёком будущем мы пригласим их стать членами единой партии. Общее число членов этих кружков на середину марта достигло почти тысячи человек. Если бросить клич о вступлении, количество удвоится, но мы не спешим, наоборот, сдерживаем.

Пока они заняты только подготовкой и обеспечением очередных лекций, считают такую работу пассивной и готовы к более энергичной работе. "Я затрудняюсь давать им рекомендации, — сказал Василий Иванович, — но чувствую: энтузиазм понемногу угасает. Дайте "ц. у," Лев Гурыч, Пётр Николаевич".

Беркутов предложил всем высказаться по затронутым вопросам.

После недолгого обмена мнениями поднялся Иванов.

— Вижу, что мои беспокойства по поводу малоощутимости нашей работы вы, друзья мои, разделяете. Я долго искал слово, как сказать, чтобы не принизить труд и усилия наших товарищей, но беспокойство выразить. Работа, бесспорно ведётся, но мы её не умеем для самих себя оценить. Согласен с вашими предложениями о необходимости иметь в наших рядах аналитика, который мог бы помочь нам осмыслить идущие процессы. Пётр Николаевич уже сказал, что деньги на оплату дадим. Вижу для аналитика огромный пласт работы, так что давайте скорее подбирать кандидатуру.

Тебе, Павел, тоже дадим деньги на аналитическую работу. Посоветуйтесь с Лидией Ивановной, разные это люди должны быть или один справится? Ты, ведь, упоминал и о необходимости обработки для распространения некоторых региональных публикаций. И для интернета нужно отбирать материалы с учётом специфики жанра и контингента пользователей паутиной.

О работе партячеек. Василий Иванович! Это — диалектика ситуации. Она ещё не созрела для решительных действий, мы не можем объявить о создании партии, у нас нет установленного законом числа членов. Вы знаете это. Да и призывать к действиям против власти мы не можем. Это был бы авантюризм. И обречены такие попытки на провал, более того, это было бы провокацией. Власть обладает огромным и эффективным инструментом подавления. Наши шансы — только в законном пути, но, повторяю ещё и ещё раз, мы не готовы. Мы понимали неизбежную длительность процесса создания партии. Давайте ПОКА ставить задачи членам кружков лекториев — разговаривать с товарищами, агитировать читать наши газетные публикации. Давайте вне рамок лекций устраивать обсуждение этих материалов, распространять брошюры, которые удалось напечатать с помощью наших спонсоров. Особое внимание обратить на материалы для молодёжи, заводить связи с посетителями всевозможных дискотек, — они, молодые ребята, почти в каждой семье есть, — давайте зазывать их на наши лекции. Короче говоря, наращивать разъяснительную работу. Каждая группа, кружок, ячейка могут сами найти новые формы такой работы. Разумеется, продолжать работу по защите лекториев от хулиганов….Увы, я тоже не готов дать конкретные "ц.у.", как выразился наш Василь Иванович. Нацеленность на будущие дела необходимо сохранить. Цель будущей партии — легальная борьба за смену политического курса, значит, нам нужно победить на выборах. Соответственно — добиться авторитета у избирателей. А большая, очень большая часть граждан, особенно молодых, вообще не ходит на выборы. Это наш огромный резерв. Поэтому и прошу наши партийные группы найти формы влияния на подростков, которые через четыре года могут нам очень помочь. Если мы не упустим такую возможность. — Лев Гурыч вытер неожиданно выступивший на лбу пот. Перевёл дух. Не привык он, всё-таки, к длинным выступлениям. —

— Лидия Ивановна! Я сделал акцент на работе с молодёжью. Это совсем не значит, что нужно сократить общую лекторскую работу по разоблачению лживости официальных СМИ. Как скоро вы будете готовы провести семинар для руководителей лекториев? Давайте, намечайте дату. И ещё. Для Москвы количество лекторов у нас маловато. Сколько? Четверо плюс иногда выступления Марии, — нужно ещё кого-то привлечь. О деньгах не беспокойтесь.

Пётр Николаевич, ты подведёшь итог нашего сегодняшнего разговора?

— Пожалуй, в этом нет необходимости. Или кто-то ещё хочет высказаться?

Нет? Добавлю единственное: на семинар нужно пригласить и руководителей партгрупп, или кружков, коль мы их пока так называем. И нам с тобой, Лёва, хорошо подготовиться к разговору с ними. Мы должны суметь объяснить им, что сначала нужно отвести беду от Родины…. Договорились?…Тогда, дорогая Мария, вступайте в права хозяйки Не знаю, как другие, а я охотно чайку попью…

Вновь встал из-за стола Алексин.

— Лев Гурыч, Пётр Николаевич! Пока Машенька хлопочет с чаем, я поставлю кассеты с записями моих молодых артистов? — Самой Марии Владимировне я записи уже давал на просмотр, и ты, Лев Гурыч, смотрел их, а остальные члены нашего штаба пока их не знают…. Он направился к видеомагнитофону и через минуту в гостиной загремела музыка.

Собравшиеся начали устраиваться поудобнее…

Лев стоял возле открытой форточки и курил. На улице уже совсем темно. И в комнате Мария потушила свет….Хорошо думается в темноте. Он ощущал как неимоверное напряжение, владевшее им в течение всех последних дней, постепенно отпускало его. Неслышно подошла Мария, обняла его за плечи и, точно поняв его состояние, тихо спросила:

— Отпустило, Лёвушка? Я, ведь, видела, как ты…переполнен трудными мыслями…

— Отпустило, родная.

Она погладила его по голове и, встав на цыпочки, положила голову ему на плечо. Вынула из его губ папиросу, глубоко затянулась сама…и выбросила окурок в форточку. Тихо усмехнулась — "а в лекциях я за культуру ратую…".

Комната неожиданно наполнилась светом — это луна выкатилась из-за чёрной тучи, да умудрилась ещё отразиться в зеркале…

— Что бы, Машенька, я делал без него? Без Петра? Вот кто должен бы быть первым в нашем строю.

— Ты ошибаешься, Лёва. Быть президентом — это очень трудная работа. А он почти на десять лет старше тебя.

— Ну и что? Генерал ещё полон сил…Но я не уступлю ему место впереди! Это очень опасное место. Я начал и, значит, сейчас личный риск — мой. А, даст Бог, победим, тогда посмотрим….Машенька, я всё понимаю. Понимаю, что главные качества Президента — быть честным и любить свой народ. Верить в него. А конкретные знания должны быть у помощников. Понятно. Но и огромная широта кругозора должна быть. И точное понимание момента. Всё нужно делать вовремя, не опоздать, не поспешить. Вон, как сказал Пётр, — сейчас главное — отвести беду от страны. Главное — отвести беду.

Они ещё долго стояли у окна, обнявшись, думая каждый о своём и, одновременно, об одном и том же.

В среду встретились в новом офисе Лектория. В тесном кабинетике Лидии Ивановны, — в прежней жизни это была детская спальня, — за маленьким приставным столиком с трудом разместились оба учредителя, Павел Алексин, Ганжа и сама хозяйка. Чуть больше часа обсуждали предложенную Настенко программу семинара, порядок его проведения. Одобрили. Наметили и дату — сразу после Дня Победы — 12 мая. Начали расходиться…

— А вы, полковник, останьтесь, — сказал Беркутов, чуть усмехнувшись.

— Шутить изволите, господин генерал, — повернулся к нему Лев Гурыч, вспомнив известную сцену из знаменитого сериала.

— Напротив, Лева, я абсолютно серьёзен. Я долго колебался, нужно ли нам говорить на эту тему….Но… у нас с тобой должна быть полная ясность. Лев Гурыч! Для чего мы создаём свою партию?

Иванов досадливо пожал плечами:

— Об этом мы в самом начале говорили. Чтобы иметь возможность попасть в Думу и, соответственно, выдвинуть кандидата в президенты.

— Совершенно верно. Но тогда мы говорили об абстрактной партии. Теперь мы должны будем сказать это конкретным людям. Тому же Костеренко, сказать, что единственная цель его работы — твоё, Лев Гурыч, выдвижение в президенты.

— Пётр! Я тебя не понимаю. Мы же отлично знаем, что всё это делается ради спасения России от катастрофы, от уничтожения как…Да, впрочем, к чему это я? Ты всё отлично знаешь. И мою фамилию назвал именно ты…

Беркутов подошёл к товарищу, взял его за плечи и усадил в кресло Настенко.

— Не обвиняй меня, Лёва. Давай поразмышляем….Вот. Свершилось. Президентом ты стал. Самыми решительными действиями поставил США и НАТО перед фактом — Россия жива и будет жить. А дальше? Огромной страной управлять нужно. Ежедневно. Десятками отраслей хозяйства, десятками областей….Ты умеешь это делать?…Я тоже — нет. И не объясняй мне, — об этом мы тоже говорили, — что это будут делать специалисты. У нашей будущей партии такие специалисты не подготовлены. А их нужно многие тысячи, честных и знающих.

Лёва, мы не сумеем опереться на нашу партию в этом деле. А люди, между прочим, хотят работать. И не понимают, что в наше время ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, я не оговорился Лёва, не наш народ, а именно ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, не готово осуществлять демократию народа. Сегодня нужна демократия ДЛЯ НАРОДА, в ИНТЕРЕСАХ НАРОДА, хотя это и не соответствует точному понятию "демократия" из толкового словаря. Нужна очень честная, очень справедливая Личность и система контроля за деятельностью многочисленных специалистов-чиновников. Следовательно, не власть какой-либо партии….Даже нашей. Персональный состав этой партии нам пока не известен и, наверняка, будет пёстрым и по уровню компетентности и, главное, по моральным качествам.

— Сталин умер, генерал. Я уж не говорю…

— И не нужно говорить об этом. Тогда не было технической возможности для сплошного мониторинга дел в стране. Да и слова такого не было. Сейчас — это возможно. Я вижу единственную возможность, Лев Гурыч. Добиться права на власть. Взять её в наши, в твои руки и передать для исполнения системе, которая УМЕЕТ управлять. Повторяю. При абсолютном контроле президента и обязательно техническими средствами. Чтобы не возникла структура надзирателей в погонах…

— Договаривай, генерал…Добиться власти и отдать её…коммунистам?

— Не фантазируй, Лёва. Поручить исполнение властных функций тем, кто умеет это делать. Коммунистам — в том числе. На условиях найма, соглашений, договоров…это не суть важно. Разберёмся…. Хотя о системе этой тоже думать нужно. Он улыбнулся. — Видишь, практическую работу нужно сочетать с теоретическими разработками. Для этого тоже знающие люди нужны.

Помолчали, переживая только что состоявшийся разговор. Беркутов спросил:

— Мы будем говорить об этом на предстоящем семинаре?

— Это вряд ли. Политика…Да, грязное дело. Мы будем говорить о культурно-просветительных задачах партии. О необходимости восстановления самосознания народа на уровне советского периода. О необходимости воспитания молодёжи в патриотическом направлении. О необходимости выявления отдельных лиц и различных структур, которые могли бы, подчёркиваю — могли бы после нашей победы, — организовать управленческий процесс в регионах. На современном уровне. Непосредственно об участии партии в управлении говорить не будем.

— А зададут вопросы?

— Ответим, что так мы вопрос не ставим. А вот Алексину нужно провести серию публикаций на эту тему. И не откладывать. Пожалуй, это срочно. Может быть, ты Пётр Николаевич подготовишь тезисы? А обработать, — сам обработает….Ты сейчас куда, Пётр? Я провожу тебя….Или подвезти? Мой "пежо" пока бегает…

 

Фрагмент 44

Вячеслав Сергеевич ехал на работу в неважном настроении. По дороге в машине он, как всегда, слушал радио и узнал, что его знаменитый однофамилец украинский боксёр Виталий Кличко проиграл бой за звание чемпиона мира в тяжёлом весе американцу…. Не то, чтобы он был болельщиком бокса, но за успехами братьев Кличко следил. Однофамильцы всё-таки. Так что новость огорчила его, тем более, что, судя по комментариям обозревателя, что-то в этом поединке было не чисто. "Опять нашим спортсменам пакости устраивают", — подумал он, начисто забыв, что Украина уже давно "закордонная держава".

Неудачное начало дня. Через минуту "мерседес" Вячеслава оказался в глухой пробке. Такого на этом маршруте не бывало и Кличко начал беспокоиться, что к урочному времени к себе не попадёт. Взглянув на часы, он позвонил в приёмную, зная, что Анна Захаровна наверняка уже на месте и поливает многочисленные цветы на обоих подоконниках "чистилища".

"Пропикало" 9 часов.

Вячеслав снова достал телефон и позвонил в свой кабинет, в котором с недавних пор появился новый сосед, подчинённый и почти тёзка майор Завадский. Почти — потому что Мирослава в "сокращённой нотации", как он представился, тоже называли Славой. Мирослав был шахматистом и иногда употреблял шахматные термины.

Сообщив, что попал в затор, Кличко хотел уже отключиться, когда Завадский сказал ему, что только что зашёл с новостями майор Шифер. Попросив передать ему трубку, Вячеслав Сергеевич спросил:

— Если твоя новость, что Кличко побит в Америке, то знай — это не я.

— Знаю, товарищ полковник. Но моя новость интереснее. Кажется, мы этого сукина сына с двойной фамилией можем прижать. Ты как скоро будешь?

— Это здорово! Как скоро? Да мы, вроде бы, трогаемся с места. Видно, гаишники, расчистили проезд. Через 10 минут буду и сразу зайду к тебе.

"Пробка" действительно ожила и Кличко нетерпеливо включил газ. Через семь минут он подъехал на служебную стоянку, козырнул на приветствие дежурного и почти бегом взбежал на третий этаж.

Шифер был один.

— Я тебе весь вечер звонил, не мог дозвониться ни домой, ни на сотовый. Эксперты сразу два подарка принесли. Я уже давно сделал запрос в ГИБДД. Попросил проверить, сколько и где нашли ранее угнанных машин. В тот день, когда Сергея застрелили, и на следующий. Гаишники наши торопиться не любят, если только не за штрафом гонятся, да и я не торопил. Не очень надеялся на успех. Ан повезло! Дважды повезло. Вчера получил справку, что в те дни всего четыре машины нашли. И одну из них во дворе за пару переулков от места убийства. Машину осмотрели стандартно, на следующий день передали владельцу и….Он на радостях не попал в ворота собственного гаража. Разбил передок и прилично. Сам в больницу попал со сломанной ногой, а машина так и стоит в гараже. На ней больше не ездили. Я почуял удачу, сразу в гараж экспертов направил, а сам запросил "Дело" о поиске машины. И, представь себе! Всё оформлено, как положено. Отпечатки пальцев с панели управления сняли…И положили. В "Дело". А само "Дело" — в архив, вместе с никому не нужными отпечатками пальцев. Сняли их, — инструкция требует. А искать угонщика никто и не думал. Вот "пальчики" никого и не заинтересовали. Найти вора — дело безнадёжное, а рапорт о раскрытии уже в сводке успехов!

— Слушай, Роман Олегович! Нельзя ли пока без лишних подробностей? Что говорят эксперты?

— Отпечатки, кроме хозяина машины, — его. Орехова. И ещё чьи-то. Сейчас разбираются. Проба-тест на пороховые газы — положительная. Образцы из велюровой обшивки салона сохранили их микрочастицы. Стреляли в этой машине из стандартного стрелкового оружия….Повезло, что машина стояла без движения в закрытом гараже. Эксперт говорит, что и не надеялся на успех. Времени-то прошло…

— Что ж, Роман, доложим Фире Нухимовне, и продолжим наши игры. Ей эта информация пригодится для общего дела. Только попросим её не допрашивать Хмурого по этому эпизоду его биографии без нашего участия, а мы начнём наполнять новую папку — "Дело" об убийстве майора Андулина. А то она у нас пока совсем тощая. Итак, давай-ка пока проверим….- и они начали обсуждать оперативные шаги, возможность которых открывала новая информация…

Орехова вызвали на допрос в прокуратуру в среду.

Как заранее договорились, Фира Нухимовна пока пыталась выяснить, чем и с кем занимался гражданин Хмуров в последние годы жизни в Москве. Кличко должен был подъехать минут через двадцать. Пока же они "беседовали" втроём — Рутштейн, Хмуров (в деле, переданном в прокуратуру он пока значился так) и адвокат Хмурова, назначенный ему официально.

Адвокат — высокий мрачноватый мужчина чем-то внешне похожий на своего подзащитного — пока сидел молча, не находя повода для вмешательства.

Хмуров был словоохотлив — встреча со следователем сокращала часы пребывания в камере, а линию поведения он успел давно продумать. Умело комбинируя правду и ложь, он рассказал, как в 92-ом попал в Москву.

Работал он тогда в Калининграде, руководил собственным проектным кооперативом, хорошо зарабатывал и не думал об изменениях в судьбе, когда однажды вечером к нему пришли трое бандитов. Он, — рассказывал Хмуров, — пытался оказать сопротивление, но с разбитой головой очнулся в придорожном кювете. Рядом лежал человек, в котором он сразу узнал одного из нападавших.

— Несложные рассуждения, госпожа следователь, привели меня к пониманию, что моя карьера проектировщика в этом городе закончилась. Я, как раз, собирался в командировку в Москву, даже приказ уже напечатал….Ну, и уехал. У убитого был паспорт на имя Хмурова. Я взял. Фотка похожа, возраст совпадает. Прописка, хотя и временная, но московская — позволила зацепиться за Златоглавую. Вы спрашивали, какова моя настоящая фамилия? Так вы уже сами выяснили — Орехов я, Виталий Спиридонович.

— Гражданин подследственный. Вы признали, что вы — Орехов?

— Так точно.

— Ставлю вас в известность, что я выношу постановление о переименовании Дела из Дела по обвинению гражданина Хмурова в Дело по обвинению гражданина Орехова.

Орехов и адвокат согласно кивнули головами.

В этот момент и пришёл Кличко. Поздоровался с присутствующими и сел рядом с адвокатом.

Орехов продолжал рассказывать, как в Москве он сошёлся с артелью работяг, занятых мелкими и случайными заработками в магазинах, на разных базах, иногда на железной дороге.

— Воровали? — спросила Рутштейн.

— Случалось, госпожа следователь, — с улыбкой ответил он. В нашей ватаге девушка в кассовом окошке предусмотрена не была. У нас другие девушки были. А деньги нужны. Как без них?

— Ведите себя выдержаннее, гражданин Орехов. Вы не на посиделках.

— Слушаюсь, госпожа…пардон, гражданка следователь.

— Разрешите вопрос, Фира Нухимовна? — Вступил в разговор Кличко. — Приходилось ли вам, Виталий Спиридонович, ездить на жигулях серого цвета с госномером "В 761 оо"? Номер московский.

— К чему вопрос, гражданин полковник?

— Я объясню, отвечайте. И без вранья, пожалуйста.

— Ну, ездил пару дней на сером жигулёнке. Номер не запомнил. Если вы мне ещё и угон машины пришьёте….

— Сами понимаете, при вашем букете уже доказанных преступлений, угон машины много не добавит.

— А что доказано? Что? Помог знакомому в его собственной конторе пошарить, так в этом я признался. А вы мне всё новое и новое, то убийства одно за другим шьёте, теперь угон машины…

— Зря ерничаете, гражданин. Отпечатки пальцев в машине…

— Откуда они появились? — подал голос адвокат. — В деле о них ничего не сказано. Соблюдены ли процессуальные процедуры снятия отпечатков?

— Соблюдены, господин адвокат. Вот протокол с подписями понятых. Можете проверить.

Адвокат замолчал. Орехов зло посмотрел на него, чего, мол, лезешь не к стати?

— Так как, Хмурый, вот фотография этой машины. Узнали? Вспомнили?

— Ну, ездил. Я же сказал уже.

— Какого числа и месяца?

— Не помню.

— Память у вас неважная, а такие дела не забываются. Эту машину угнали за час до убийства майора Андулина. А вернули владельцу на следующий день. Утром. В ваших руках, Хмурый, она была всего несколько часов. Тех самых, Хмурый.

— Я заявляю протест и прошу прервать допрос. Мне и моему подзащитному необходимо ознакомиться с документами, о которых упомянул господин полковник.

— Не вижу оснований для откладывания допроса, господин адвокат. Впрочем, Вячеслав Сергеевич, прошу вас не задавать вопросы по этой теме, пока они не изучат документы. А мы в это время поговорим о другом….

К себе на допрос Кличко вызвал Орехова только через неделю. Привели его, прибыл и адвокат. Вячеслав Сергеевич спросил, успели ли они познакомиться с новыми экспертизами, удовлетворённо кивнул и сказал:

— Сегодня, Орехов, я буду не столько вопросы задавать, сколько сам говорить. Согласны?

Орехов иронически усмехнулся:

— Хозяин-барин. Моё согласие вам понадобилось? Валяйте.

— Я решил, что теперь вам надоест урку из себя строить. Вы — образованный человек. С документами ознакомились, подумали. Нет смысла вам усугублять своё и так не лёгкое положение… — Вячеслав откинулся в кресле, внимательно посмотрел на своего vis-a-vis. — История вашей жизни в Москве и ранее — меня не интересует. В ней разберётся Фира Нухимовна, человек, поверьте, опытный и дотошный. Я же сейчас расследую лишь один эпизод.

Итак, — в известный вам осенний день при выходе из помещения партии "За народное благо" погиб майор милиции Андулин. Его застрелили из пистолета модной системы "беретта". Эксперты легко установили место, откуда стреляли. Вы знаете, как это делается. Там стояла неприметная серая машина, которая после выстрела уехала и нашли её на следующее утро совсем близко от места убийства. Экспертиза утверждает, заметьте, я говорю утверждает, а не предполагает, что стреляли именно из этой машины. На щитке управления — отпечатки ваших пальцев и вы признали, что в это время пользовались этой машиной…

— Не в это время, накануне, гражданин полковник.

— Нет. Накануне машиной пользовался её законный владелец…Но вы пока дослушайте меня. Эксперты также утверждают, что стрелял человек с высокой стрелковой подготовкой, снайпер. А вы — в прошлом член сборной РСФСР по стрельбе из пистолета. Призёр Спартакиады народов СССР. Соответствующая справка у нас есть, как и показания свидетеля, что умение своё вы не растеряли. Скрывать не буду, свидетель — гражданин Жуков, у которого вы под фамилией Хмурова снимали квартиру….Кстати, оставленную вами очень не интеллигентно. Рад, что лично не нюхал ваши безобразия, но в протоколе осмотра квартиры и этот…мерзкий факт отражён.

Итак, факт вашей возможности совершить убийство нами установлен. Оружие убийства — в наших руках. Принадлежность пистолета сомнений не вызывает, именно он привёл сыщиков к вам. Господин адвокат соответствующие документы видел. Ясен и мотив убийства. Андулин расследовал то самое ограбление, участие в котором вы признали. Этого достаточно, чтобы осудить вас. Мне хотелось бы установить немногое: за что конкретно убили нашего товарища? Кто непосредственно принял решение убить его?

Пока Кличко говорил, мысли бешено метались в голове Орехова. Он отчётливо понял, что кольцо улик сомкнулось и отговориться не удастся. Но в словах полковника он чутким слухом затравленного зверя услышал надежду: КТО? Значит, может быть… и совершенно непроизвольно он почти выкрикнул:

— Паученков!!! Паученков приказал. Размазня Пилецкий проговорился, что большие деньги этой говенной партии шли через сейф Паученкова, и, когда он услышал слова майора, что магнитофонная запись не ведётся…Паученков! Паученков!!

— Вы прослушивали допрос Пилецкого?

— Да, да….и стрелял Паученков, он тоже классным стрелком был. А я за рулём сидел. — Новая версия мгновенно выстроилась в изощрённом уме Орехова. Дикая надежда мелькнула, может сумею свалить на покойника главную вину?

Кличко вздохнул. Ну и тип. Увёртливый. Сюда Мишу-Дылду не приплетёшь, так он на Паученкова хочет стрелки перевести. Ерунда, конечно. Доказать, что Ричард Паученков никогда не увлекался стрельбой сложности не составит. Но опять лишняя, никчемная работа. Ну, сам напросился. Ведь, Паученкова-Орехова он убрал. Это почти точно. Придётся и этим заняться. Хотя, пожалуй, это уже не интересно. Он взглянул на часы.

— На сегодня достаточно. Оформим наш разговор протоколом и идите.

Вячеслав Сергеевич протянул Орехову на подпись листки протокола, вызвал конвоира, кивнул головой Орехову и протянул руку адвокату.

Вечером в воскресенье полковник Кличко встретился с Григорием Смысловым. Как и договаривались, Григорий Ефимович взял под незримый контроль газетчика партии "За народное благо" Сычёва, и теперь позвонил, что есть необходимость посоветоваться.

Пришёл Смыслов, как в добрые старые времена, к Вячеславу домой. Жена Кличко ещё не вернулась из Новосибирска и друзья расположились на кухне, где Вячеслав колдовал над каким-то сложным ужином, — обещал поразить Смыслова своим искусством, слушая между тем его рассказ.

После визита в неприятное для него казённое учреждение Сычёв вёл себя совершенно не заметно, и Григорий Ефимович даже подумал, что зря тратит время. Но новости появились.

Сначала от одной девицы из офиса партии он узнал, что на пустующее после исчезновения Паученкова место начальника штабквартиры скоро придёт новый начальник. И никто иной, как заместитель редактора партийной газеты Сычёв. А потом он засёк встречу Сычёва с очередным бомжем. В небольшой кафешке вблизи от места, намеченного для очередной лекции.

Сычёв пришёл на встречу пешком и в совершенно новом, по крайней мере для Смыслова, камуфляже. Нет, не в пятнистой форме омоновца или бандита, а одетый словно бы собрался в театр. Даже с галстуком-бабочкой. Смыслову, севшему спиной к Сычёву, удалось не только услышать их негромкий разговор, но и записать его, используя чувствительный микрофон, купленный в магазине "Всё для сыска".

Дальнейшее было делом техники.

Григорий Ефимович красочно рассказал, как завербованный бомж в аудитории колледжа, предоставленной для проведения очередной лекции, вытащил из хозяйственной сумки завёрнутую в газету дымовую шашку, и в этот же момент был схвачен сидевшим рядом с ним крепким парнем из команды Смыслова. Как Сычёв, устроившийся у самого выхода из комнаты, вскочил и попытался скрыться, но и его без всякой деликатности ухватили за рукав.

В аудитории эту сценку, сыгранную в задних рядах, даже не заметили, лектор вышел из-за стола и направился к небольшой кафедре, а Сычёв с ужасом увидел перед собой того тощего высокого гражданина, сидевшего в кабинете следователя милиции, когда его уже порядочно давно там допрашивали.

— Понимаешь, Слава, он был так ошарашен моим появлением, что даже не пытался отказаться от знакомства с нанятым им проходимцем. И, когда я спросил его, будем ли разговаривать без свидетелей, но с записью на плёнку, или в присутствии ребят, он сразу согласился беседовать наедине.

— Он просто не поверил тебе, Гриша. Решил, что запись всё равно будет, так зачем ему лишние уши?

— Может и так. Я спросил, что ему больше хочется, утвердиться в кабинете Паученкова или попробовать сбежать, как его предшественник? Он не удивился моей осведомленности и чётко выразил желание дружить со мной. Я, правда, не удержался и сказал, что на дружбу с ним не претендую, но на соблюдение им условий сотрудничества, — рассчитываю. Предупредил, что ему придётся дать расписку в серьёзном кабинете. Имел в виду твой кабинет, Вячеслав Сергеевич.

— Договорились, Гриша. Вызови его без официальной повестки…завтра сразу после обеда. К 14 часам…. А сейчас, — к чёрту всех этих пакостников. Садись к телевизору….Ты знаешь или нет, что две недели назад мой однофамилец Кличко проиграл бой американцу за звание чемпиона мира по боксу? Слышал? Ты же в детстве увлекался боксом, или я путаю?…Так сейчас его брат, старший Кличко, с другим американцем драться будет — за то же звание, но в супертяжёлом весе. Так сказать, за звание абсолютного чемпиона…Посмотришь со мной?

— С южно-африканским боксёром, — поправил Смыслов. С удовольствием посмотрю, только….Не боишься, что и второй брат….

— Нет. Надеюсь, что нет. Так точнее будет… — из телевизора уже слышался рёв переполненного зала в Калифорнии…

Кличко вошёл в "резиденцию" группы Радкова. Все трое были на месте и собирались пить чай: Павел Лукинов только что принёс из буфета бутерброды, а электрочайник уже выводил рулады готовности.

— Присоединяйтесь, товарищ полковник — пригласил Владислав Викторович.

— С удовольствием, — Кличко сел рядом с майором. — Хочу, чтобы вы, други мои, послушали, как наш Хмурый сорвался. И признался фактически и тут же новый финт выкинул. — Он включил диктофонную запись.

Пили чай и внимательно слушали, как Кличко развернул перед Ореховым всю безнадёжность его положения, как ловко ухватился бандит за ничтожную надежду вывернуться.

— Он, ведь, знает, что Паученков в розыске и что его никогда не найдут, — сказал Шифер.

— Но он не знает, что мы идентифицировали лже-Орехова с Паученковым! И что этот факт уже зафиксирован документально.

— Как будем дожимать гада, Вячеслав Сергеевич? — нетерпеливо спросил Лукинов?

— Просто, Павел. Просто. Паученков вырос в Москве, здесь школу закончил, в институте учился. Вся его биография — на глазах сотен свидетелей. Я уже поинтересовался, поверхностно пока, что он никогда не интересовался стрельбой. Вот ты, Павел, и составишь справочку, с подписями нужного количества свидетелей, что сей тип НЕ БЫЛ хорошим стрелком. Вообще никаким стрелком. И твоя справка плюс акт идентификации умершего в машине человека с исчезнувшим Ричардом Паученковым его новую придумку уничтожат. А факт выстрела из машины он признал в присутствии своего адвоката….Так что, повторить фокус с Мишкой-Дылдой ему не удастся!

— Отлично, Вячеслав Сергеевич! — Поддержал майор Шифер — Ещё Фира Нухимовна, изучая его прочие достижения что-то добавит, и убийца Серёжи Андулина получит от суда по максимуму. Вячеслав Сергеевич! Наша команда своё обязательство выполнила. Как полагаешь, Владислав?

— Согласен, Роман Олегович. Павел! Тебе, чтобы оформить поручение полковника Кличко, — три дня. Вполне достаточно. А для прокуратуры всё подобрать и написать — тоже три дня. Управишься, майор? Управишься.

— Когда будешь генералу докладывать, Вячеслав Сергеевич?

— Вместе пойдём, подполковник. Самые важные факты твоя группа собрала. Завтра и доложим. А я пока для мадам Рутштейн информацию подготовлю, пусть тоже порадуется. — Кличко легко поднялся и, весело хлопнув по плечу Лукинова, вышел из комнаты.

Для хорошего настроения были все основания: надоевшее раздражающее дело близилось к успешному концу, убийца Сергея разоблачён. Друзьям-политикам, Льву и Петру, кажется, удастся помочь….Да и отличная победа Владимира Кличко над южноафриканцем тоже была приятна…

Они сидели втроём, как в стародавние вечера в Лёвиной кухне.

Традиционные пельмени давно съедены, маленькая бутылочка "Зубровки" — одна на троих! — давно выпита. Хотя ни один из них "по настоящему" не курил, блюдечко-пепельница уже наполнилась окурками. Пили чай из больших кружек, хрустели сушками, благо никто не требовал перейти в гостиную, — Мария опять уехала на гастроли.

Вячеслав рассказывал о завершении неприятного дела об ограблении офиса партии "За народное благо" и отдельного принципиального для них Дела об убийстве Сергея Андулина.

Да, — рассказывал Кличко, — мерзавца Орехова-Хмурова изобличили полностью. Даже придирчивая прокуратура удовлетворена собранными доказательствами и не сомневается, что суд примет их. Тем более, что адвокат обвиняемого, заявивший несколько протестов, вынужден был признать убедительность собранных материалов…

— Теперь, — продолжал Вячеслав, — мне не даёт покоя одно: сама эта партия и её, простите за термин, главарь — Орехов Владимир Степанович — остались всего лишь "потерпевшими", хотя тёмные делишки ихние я нутром чувствую.

Кое-что мы с Гришей Смысловым раскопали. Он, кстати, стал своим человеком в офисе этой партии, перезнакомился со многими работниками…Ну, не вам рассказывать о его талантах общаться с потенциальными свидетелями… И с новым шефом штабквартиры Сычёвым мы нашли контакт, пусть без взаимной любви, но с жёстким контролем — он даже соответствующую подписку дал у меня в кабинете. Хотя, каюсь, товарищи начальники, не сказал я ему, что разговор идёт вне рамок расследуемого ограбления…

— Не осторожен ты, Слава, — сказал генерал. — Твой нынешний начальник…Впрочем, продолжай, пожалуйста.

— Вырисовывается такая схема. Вы, знаете, конечно, что ВСЕ депутаты Государственной Думы сами нанимают себе помощников. Количество их законом не ограничено, вон, Жириновский имеет десятки помощников… А вот сумма на оплату помощников, выделяемая из бюджета Думы, очень даже ограничена. Решай сам, господин депутат, иметь двух помощников с приличными окладами, или побольше — с маленькой зарплатой. Некоторые депутаты из собственной зарплаты помощникам доплачивают, понимают, как важна их квалификация.

Так вот, Орехов наш, создал нечто вроде отдела поставки кадров для депутатов. За почти символическое жалование поставляет им отлично подготовленных помощников. И сам им хорошо доплачивает из партийной казны. Кому-то, якобы за сотрудничество с ихней газеткой, кому-то… ну, не знаю как это ещё затушёвывается. А теперь, вопрос на сообразительность: альтруист наш Орехов или свою выгоду имеет? Когда Дума законы голосует и каждый депутат должен на кнопку НУЖНУЮ нажать? Сам депутат в вопросе — не в зуб ногой — ему "мнение" помощник готовит. Вот и идут заинтересованные в нужной для них редакции закона к господину Орехову. Не с пустыми руками, как я догадываюсь… Только всё это, Пётр, Лёва, доказать я не могу. Десятки людей нужно допрашивать. И не простых людей. Очень грамотных и действующих не по наивности, а понимающих, что делают. Кое-кто из них и депутатской неприкосновенностью пользуется… Короче, тут вся ФээС Ба потребуется. Не мы с Гришей.

Картина, нарисованная Кличко, впечатляла. Если так, то крохотная партия, точнее её Хозяин, могла влиять на работу Госдумы, в которой даже не была представлена.

Сколько депутатов участвует в этом процессе? Какие силы обращаются к Орехову за содействием? Какие суммы проходят через криминальные сейфы партии? Ведь, цена некоторых принимаемых Думой законов измеряется многими миллионами, а то и миллиардами рублей? А принятие или отклонение законов иной раз решают считанные голоса депутатов! Да, рубить ТАКОЕ дерево, — не для Кличко и Смыслова. Генералу приходилось сталкиваться с парламентскими лоббистами, хотя, к счастью, занимались ими в другой "конторе".

Заговорил Лев Гурыч.

— Слава, ты — молодец. Отлично раскрутил это противное дело. Теперь Рутштейн доведёт убийцу Серёжи до самой высокой степени, которую сегодня решаются давать наши гуманные судьи. А нам теперь на него — плюнуть и растереть ногой. И то противно. И нашей новой работе помог хорошо. А, вот, босса их партийного, полагаю, оставь. Пока. Как думаешь, Пётр?

— Лёва верно говорит. Ты, Вячеслав Сергеевич, хорошо поработал. И на счёт партии этой додумал очень похоже. Но…оставь их. Вот, сумеем мы свою задачу осуществить, станет Лев Гурыч Президентом страны, тогда и этих…гадов возьмём за жабры. Задача, пожалуй, государственной важности. Сейчас нам она не по силам.

— Спасибо, друзья. Я и сам так думаю. Но обидно.

Долгое молчание никто не прерывал.

.

Вячеслав думал — о неприятном, но таком принципиальном деле, которое ему, по большому счёту, не суждено довести до конца. Он понимал, что события, развернувшиеся в офисе партии "За народное благо", — лишь эпизод, отзвук, побочный вариант, как сказал бы его новый коллега Мирослав, того грязного варева, которое кипело в котле с названием "наша действительность". Он ещё глубже понял причины, побудившие его старших товарищей выйти на тропу войны с этой реальностью жизни…

Иванов тоже связал завершившийся разговор со своей новой деятельностью. Разговор высветил огромные проблемы, которые встанут перед ним, когда завершится неотложный первый этап борьбы, когда сумеет он с помощью своих единомышленников отвести от России надвигающуюся гибель. Он сумеет сделать это, он сделает это. А потом…Ох, как прав Пётр! Решение других проблем, столь же опасных для народа, пусть не таких стремительно приближающихся, как военное или не военное уничтожение страны, но нарастающих с каждым годом. Но решать которые необходимо, если честно оценивать все последствия совершившегося в стране переворота… Совершившегося при попустительстве его самого, полковника милиции Льва Иванова. Но по плечу ли они ему, простому полковнику милиции?

По естественному родству мыслей, выработавшемуся почти за 30 лет совместной работы, Пётр Николаевич тоже думал о масштабе проблем, которые встанут перед ними после решения задач неотложных. Он тоже думал о том, что не имеет полковник Иванов опыта политического руководителя, но…но…руководит же нами сейчас подполковник родственной службы! Как руководит? Но это вопрос не количества звёздочек на погонах, а мировоззрения. А чувства единства со своим народом…

 

Фрагмент 45

В жизни любого человека бывают периоды бурные, эмоциональные и спокойные. Будничные.

У большинства людей будни — это основное, привычное. Работа строителя-каменщика тяжела физически. Работа шофера — требует повышенного внимания, но, вернувшись домой после работы шофер "сбрасывает" напряжение и отдыхает спокойно. Счётовод из конторы, продавец из магазина, рядовой инженер из заводского цеха имеют не только право, но и возможность отдохнуть, переключиться на другие дела….короче, — на время забыть о служебных заботах. Это и есть будни, воспринимаемые подавляющим большинством людей спокойно, привычно. Повседневные дела и есть повседневные.

Бывали спокойные будни и в прежней жизни сыщика Иванова. Когда заканчивалось очередное дело и он занимался рутиной — писал справки и отчёты, присутствовал на совещаниях, анализировал прежние дела и интересовался жизнью прежних "фигурантов" и проходивших по делу помощников добровольных и не очень. Когда вечером читал фантастику и даже ходил в театр, что стало привычным, когда в его жизни появилась Мария.

Теперь эмоциональное состояние Льва Гурыча изменилось.

Да, будничная работа продолжалась. Его товарищи во многих городах страны выполняли поставленную им задачу. Они организовывали просветительные лекции для населения, выпускали газеты, формировали ячейки будущей партии. В интернете появился собственный сайт Фонда, который, судя по отзывам в гостевой книге, привлёк к себе внимание. Даже, казалось, неподъёмно трудная задача Алексина по налаживанию музыкальной пропаганды сдвинулась с мёртвой точки. Павел нашёл две перспективные молодёжные группы и теперь с ними шла активная работа, в которую с видимым удовольствием включилась Мария. Она радовалась, что её идею о такой форме влияния на молодёжь столь активно поддержали Лёва и его товарищи.

Да, будничная работа шла. В мае, хотя не в намеченные сначала сроки, провели семинар с представителями региональных отделений Фонда. Семинар прошёл, как оценили он сам и Пётр, успешно. Лев Гурыч выступил на нём с "программной речью", как он сам её, было, шутливо назвал. Впрочем, генерал шутливой оценки не поддержал и, когда они вместе готовили тезисы выступления, сказал: "Не относись к этому так, Лев Гурыч, — по его тону и обращению по имени-отчеству Иванов понял, как напряжённо думает Беркутов, — это очень серьёзно. Твоё настроение, твоё понимание ситуации разнесётся, считай, на пол-России. Это и должно быть действительно программное выступление, репетиция к твоему будущему выступлению на Учредительном Съезде партии…". Генерал, как всегда, оказался прав. Внимание собравшихся на семинар подтвердило это.

К будничным делам следует отнести и выезды Коломийца и Капранова в регионы. Оба очень ответственно отнеслись к просьбе-поручению Иванова и Беркутова включиться в работу по развитию сети опорных пунктов создаваемой партии. Капранов побывал в Новосибирске, где имел друзей в Академгородке, и в Томске, с университетом которого калининградцы имели давние связи. Коломиец побывал в Мурманске. Поездки получились продуктивными и сейчас ещё в трёх областях началась организационная работа по созданию лекториев и подбору возможных партнёров среди газет. Оба, — и Матвей Егорович, и Аркадий Александрович, — нашли единомышленников, которые с энтузиазмом узнали об инициативе московских товарищей.

Кстати, оказалось, что в Академгородке и Томском университете о Фонде и его лекториях уже знали из сообщений в интернете и сами подумывали о чём-то подобном. Так что приезд профессора Капранова пришёлся ко времени.

Да, будничная работа шла, но для самого Льва Гурыча Иванова она спокойных периодов не имела.

Постоянное нервное напряжение не оставляло его.

Чувство уверенности в конечном успехе не было безусловным. Он остро ощущал свою ответственность за предпринятое дело и чётко понимал наличие проблем, которые не зависели от его желания и умения.

Как в прежние "милицейские" времена он чертил на листочках бумаги схемы версий и взаимосвязей, так и теперь он свои сомнения и раздумья записывал, стараясь не упустить ничего важного.

Итак,

1. Временные "ножницы" между реальными сроками провозглашения партии и нетерпением будущих партийцев на местах. Затяжка чревата многими последствиями.

2. Тоже "ножницы" в сроках: когда он станет Президентом, успеет ли он обеспечить ЗАКОННУЮ поддержку военных? Или успеет вмешаться мировая жандармерия — НАТО, США? Надежды на честность своих проигравших правителей мало, а до победы на выборах подготовительная работа Геннадия Афанасьевича уязвима…

3. Нет пока чёткой, сформулированной программы партии РВС. Допустим, аспекты внешней политики и оборонных мероприятий ясны. А экономика? Организация повседневного управления? Борьба с коррупцией? Маленький пример, но Слава Кличко вышел на очень серьёзную проблему. Пора искать КВАЛИФИЦИРОВАННЫХ единомышленников для проработки этих вопросов уже сейчас.

Иванов встал из-за стола. По уже укоренившейся привычке начал мереть комнату шагами. Из угла в угол. Из угла в угол. Снова остановился у стола — глаз выделил листок бумаги, на котором крупными буквами написано и жирной чертой обведено одно слово — КАДРЫ. Написал, когда они с Петром обсуждали недавно вопрос об управлении страной.

А вчера получил письмо от Коломийца, в котором Матвей этот же вопрос обозначил совсем в другом аспекте. И тоже очень важном. "Вот победим мы на выборах, начнём возрождать нашу промышленность, — пишет он. На новой основе, с новейшим оборудованием, с новейшими технологиями. А КТО обслуживать будет новую технику? Мастеров не готовим, а они долго воспитываются, работая рядом с состоявшимися мастерами…Теряем поколение…". Прав Матвей Егорович! Проблема государственная…Но и это — потом. Сначала государство сохранить нужно.

Однако…

Или, выполнив первую задачу, отойти в сторону, уступить дорогу другим?

Кому?

Этот вопрос они с Петром уже обсуждали, но ясности нет никакой.

Отойти в сторону, — всё равно, что бросить знамя, о котором они с таким пафосом говорили и с генералом, и с Марией…НЕДОСТОЙНО!!! Этого он не сделает, значит, нужно решать возникающие проблемы.

По его приблизительным подсчётам такая будничная работа займёт всё лето и осень. Накапливать силы, наращивать численность — сегодня главная задача. Чтобы заявить о себе открыто, о своих целях и амбициях, нужно быть уверенным, что в короткий срок после политического заявления они сумеют под знамёна партии собрать не менее 10 тысяч человек, создать ячейки не менее, чем в 45 субъектах Федерации.

Не новые размышления. Они уже обсуждали эти вопросы на заседаниях Оргбюро РВС, а в разговорах между собой, то-есть, с Петром, — много раз. Чуть ли не каждая встреча с генералом заканчивалась взаимными вопросами, КОГДА, КАК это может произойти?

Нужно признать, что Пётр Николаевич более оптимистично смотрит на реальность его, Льва, замыслов. Что это, больший организационный опыт или… Или всё же на него, на Льва Иванова давит груз ПЕРВОГО руководителя?

Наконец, он предложил Беркутову собрать заседание Оргштаба РВС, благо и повод был — обсудить итоги прошедшего семинара.

Пётр не возражал и назначил сбор на 15 июня.

Долгосрочный прогноз погоды обещал в этом году в Европейской части России жаркое лето. Пока же в западных областях шли дожди, а за Волгой, на Урале солнышко стало заметно пригревать. В Сибири, в Зауралье наступила настоящая жара, запылали лесные пожары. Судя по объяснениям синоптиков, такая "ненормальная" погода должна была очень скоро смениться. В Москве же +15–17 по Цельсию и постоянные размышления, — что одевать и нужно ли брать зонт?

На заседание штаба, кроме его членов, пришли и Костеренко, ставший фактически организатором партийной работы, и Лидия Ивановна как Директор Лектория.

Беркутов, обычно проводивший заседания в непринуждённой обстановке, на этот раз был строг. Внимательно оглядев собравшихся, он чётко сформулировал задачи совещания: оценить итоги работы за без малого год существования РВС, наметить текущие задачи, чтобы к концу года, как планировалось (он так и сказал — "как планировалось"), выйти на политическое заявление о создании новой партии.

— Блок оценочных вопросов — политическая пропаганда в средствах массовой информации, — доложит Павел Алексин; просветительная работа в лекториях — информация ваша, Лидия Ивановна и оргработа по наращиванию числа наших сторонников — потенциальных членов РВС — расскажете вы, Василь Иванович. Наконец, наше понимание будущего, — что предполагаем делать после политического заявления, какие программные цели будем выносить на Учредительный Съезд. Напомню, что мы наметили провести его в первом квартале будущего года. Если сумеем, — раньше. По этому вопросу поделится соображениями Лев Гурыч Иванов. С повесткой сегодняшнего заседания согласны?

Никто не возражал и генерал предоставил слово Алексину.

Разумеется, все присутствующие знали статистику. Тем более, что совсем недавно они участвовали в работе семинара, где цифры эти назывались, а новые газеты и лектории возникали, увы, не ежедневно. Отнюдь.

Поэтому и Павел Алексеевич, и Лидия Ивановна, назвав соответствующие данные, сосредоточились на другом.

Алексин подробно рассказал о работе с молодёжными группами, об отработке их репертуара, подчеркнул сложность, но необходимость сочетать новый репертуар с привычным, традиционным для нынешних форм эстрады разудало-лёгким, приправленным чувственностью, развязным по форме общения со зрителями. Отметил Павел и серьёзные изъяны в чисто профессиональной подготовке готовящихся к "выходу в Россию" артистов. Они не так уж выпадали из телевизионно-поточных, но все согласились с Павлом, что их пропагандисты должны соответствовать более высоким критериям. С удовлетворением приняли информацию о том, что музыкальный руководитель ребят из Подмосковья, кстати, оказавшийся заслуженным деятелем культуры РСФСР, охотно включился в их работу. "Его отношение к происходящим в стране процессам соответствует нашему" — сказал Павел. Сообщил он и о профессиональной помощи музыкантам, оказываемой его товарищем из музыкальной редакции телевизионного канала "Россия". "Полагаю, что уже через 2–3 недели одна из отобранных нами двух групп будет готова к теледебюту. Мы подготовим видеоплёнки и разошлём их во все редакции наших газет. В нескольких городах, — он перечислил их, — наши товарищи в принципе договорились с местными телеканалами об их показе".

Отдельно Алексин рассказал о хорошей реакции пользователей интернета на появление их сайта, на котором размещаются материалы из лекций, понятно, с сокращением и в своеобразной "интернетовской" обработке, а также наиболее интересные статьи региональных газет. Кроме того, мы даём со своими комментариями выдержки из других газет, которые укладываются в нашу тематику. "Этим я занимаюсь сам, — сказал Алексин, — с помощью Кирилла Шумова. Я знакомил с ним Льва Гурыча".

— Павел Алексеевич, — спросил Беркутов, — сложно ли сделать распечатку наших публикаций в интернете? Хотелось бы познакомиться, а то я, признаться, не мастак шарить в "паутине"…

— Сделаю, — пообещал Алексин. — И обзор откликов на них.

Главным в сообщении Лидии Ивановны было то, что к работе в Фонде приступил аналитик Прохоров.

— "Александр Анатольевич, правда, не доктор наук, как мы намечали, но очень опытный специалист. Он полностью наш единомышленник, пока знакомится с материалами наших газет. Через неделю он представит вам, Лев Гурыч, Пётр Николаевич предложения по организации системы анализа публикаций, реакции на них и оценки эффективности. Боюсь, товарищи Учредители, что это потребует увеличения затрат на работу в регионах, но, как иначе?

Костеренко тоже выступил. Как всегда, коротко. Партийные группы можно создать во всех областях, где работают отделения лектория. Сегодняшняя численность партийцев ни о чём не говорит, но чтобы выйти на минимальную, обусловленную законом, численность нужно освоить ещё не менее 17–18 регионов. Как скоро это можно сделать, Василий Иванович судить не стал, но ещё раз подчеркнул определённое нетерпение и появляющуюся нервозность у тех, кто уже оформил своё членство.

Наконец, настало время выступления Иванова.

Лев тяжело поднялся, — в последние дни стала заметно болеть травмированная нога. Помолчал. Все знали его привычку помолчать, сосредоточиться в начале выступления. Заговорил медленно, как бы подбирая слова.

— Вы знаете нашу принципиальную позицию — во время пожара нужно сначала его потушить, потом рассуждать о ремонте здания. Об этом мы помним постоянно и первая задача — отвести смертельную беду от Родины, отвести угрозу физического уничтожения самостоятельной русской государственности. Это не подлежит сомнению. Это не обсуждается. Как и понимание, что сделать это может только Первый руководитель страны, её президент — единственная конституционная фигура, обладающая такими возможностями. Отсюда, — первая задача нашей будущей партии — взять должность президента в свои руки. Это тоже обсуждено не раз. Это ясно.

Он перевёл дыхание.

— Однако, нельзя провозгласить создание новой партии, не сформулировав её долговременные цели. Ибо после взятия власти нужно руководить страной. Народ не даст нам своего доверия, если мы сами не будем знать, какой курс держать обновлённой России. Именно обновлённой, так как порочность, антинародная сущность нынешнего режима нам, здесь собравшимся, понятна. Вся ваша, друзья мои, повседневная будничная работа направлена на разоблачение сущности этого режима и его лжи о прошлом нашей страны. Лжи о советской власти.

Мы все понимаем, что советская власть не была идеальной. Некоторые её идеи не оправдала жизнь. Главное же, не была создана система, обеспечивающая исполнение лозунгов справедливости в реальной жизни. Некомпетентность исполнительной власти, злоупотребления многих её конкретных представителей, догматичность пропаганды, как и прямая измена высших руководителей, привели к тому, что народ пассивно отнёсся к их предательству, к их заговору, не защитил советскую власть.

И тем не менее, я в этом уверен, и намерен высказать на Учредительном Съезде партии в конце этого или самом начале будущего года идею ВОССОЗДАНИЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ на новой основе. На основе честности исполнения её принципов, с учётом отказа от догматизма, с учётом большей терпимости к личным взглядам и интересам человека.

Выработать принципы управления, обеспечивающие сказанное, найти, — а они есть, — структуры управления и конкретных, честных и компетентных людей, — задача будущего президента. За неё поздно будет браться после победы на выборах. Эти проблемы нужно решать уже сейчас.

Вы знаете, товарищи, что мы с Петром Николаевичем профессионалы лишь в одной, хотя и важной, сфере деятельности. Вопросы экономики, организации управления, организации многообразной повседневной жизни страны, вопросы обороны должны обдумать специалисты. Если исходить из того, что Учредительный Съезд мы хотим провести на стыке 2004–2005 годов, то определить названных мною специалистов нужно раньше, чтобы найти с ними взаимопонимание, чтобы на съезде выбрать их в состав руководства РВС. Чтобы, извините за грубое слово, не "профукать" будущее страны, плоды нашей огромной работы.

Я не хотел бы более подробно сейчас обсуждать эту тему. Скажу лишь, что надеяться на "руководящую роль партии", как выражались при власти КПСС, не приходится. Нужна, по крайней мере на длительный срок, твёрдая власть Президента, пользующегося доверием и уважением народа и опирающегося на подконтрольных ему управленцев-профессионалов.

Поэтому обращаюсь с просьбой: вы все включились в нашу борьбу добровольно, по зову своей совести, с болью за родную страну. Прошу вас помочь нам с генералом Беркутовым в подборе нужных людей. Критерии к ним вам понятны.

Лев Гурыч замолчал. По всем канонам руководивший заседанием должен был бы спросить, есть ли вопросы, кто ещё хочет выступить и т. п.

Но всё было ясно. И Пётр Николаевич лишь сказал:

— На этом закончим, — и, помедлив добавил — спасибо всем.

Вечером того же дня Лев Гурыч и Пётр Николаевич пили чай и хрустели сушками в кухне квартиры Иванова. Они просматривали план работы на вторую половину года.

Политическое заявление прозвучит в газетах 1 ноября.

Учредительный Съезд состоится в знаменательный день — 21 декабря!

Будничная работа продолжалась.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

1 ноября политическое заявление НЕ прозвучало.

21 декабря Учредительный съезд НЕ состоялся.

Власти упредили события: послушная президенту Дума внесла драконовские изменения и в Закон о политических партиях, и в Закон о выборной системе — цепляются за свою неправедную власть "строго по законам".

Что ж, БУДНИЧНАЯ РАБОТА ПРОДОЛЖАЕТСЯ…

К О Н Е Ц П Е Р В О Й К Н И Г И