Генерал-полковнику Лев Гурыч позвонил вечером домой, из телефонной будки возле станции метро "Арбатская".
Не то, чтобы его беспокоило чьё-либо внимание к своей особе, но возможности постороннего интереса к разговорам высокого действующего военачальника он не хотел исключать. И разговор продумал очень конкретно.
Телефон долго не отвечал. Лишь после девятого гудка отозвался глухой голос.
— Здравствуйте. Могу я поговорить с Геннадием Афанасьевичем? Я — Иванов, Лев Гурыч.
— Слушаю вас.
— Мне рекомендовал встретиться с вами мой отец, генерал в отставке Иванов Гурий Алексеевич. Он служил с вами в группе советских войск в Германии.
— Помню, конечно. Где и когда вы хотите встретиться?
— Если позволите, я бы приехал к вам. Наш разговор займёт 10–15 минут.
— Жду вас, — генерал назвал адрес и Иванов, сказав, что доберётся за полчаса, спустился в метро.
Он рассчитал точно и через полчаса нажал кнопку домофона…
Генерал, высокий чуть сутуловатый человек в домашней вельветовой куртке, молча пожал руку Льву Гурычу, внимательно оглядел его и жестом пригласил пройти. На мгновение замешкался у открытой двери в комнату, явно кабинет. И пригласил в другую, похоже, в спальню. Сел на широкую тахту и также жестом указал гостю на глубокое кресло.
— Прошу вас
— Разрешите представиться: фамилию и имя я назвал. Полковник милиции в отставке. С недавних пор. Точнее — уже неделю. После достаточно долгого отдыха в госпитале. Более 30 лет в розыске. Значит, всегда на ногах, в запарке…И вот….получил время подумать о жизни… Размышления не радостные. — Лев Гурыч помолчал и, взглянув генералу в глаза, — продолжил: Геннадий Афанасьевич! Я коротко изложу свои выводы, и, если вы не сочтете их созвучными, на этом и закончим наш разговор.
— Слушаю вас.
— Первое. Я считаю, что наша Родина, наша страна, наш народ — на пороге большой беды, смертельной беды. Второе: политический курс нашего правительства от несчастья не отвратит, более того — он усугубляет положение. Третье: уйти от беды, исправить положение можно только, изменив этот курс. Я полагаю, что знаю, как и что нужно делать. И последнее: ощущая свою личную ответственность за создавшееся положение в стране, я готов отдать всё — свои силы, свою честь, свою жизнь за изменение ситуации. Это всё, товарищ генерал.
— Прежде чем ответить, господин полковник, я задам два вопроса: вы считаете возможным говорить об этом в незнакомой квартире? И…вы упомянули о готовности отдать всё, в том числе свою честь за…благое дело. Что вы имели в виду, произнеся такие слова?
— Отвечаю. Я достаточно знаком с методами и возможностями спецслужб, да и…вы… Вы меня не пригласили в кабинет. — Иванов вынул из кармана и положил на подлокотник кресла небольшую пластмассовую коробочку. — Если мы будем говорить вполголоса и не удаляться от этой безделушки дальше 4 метров….нас никто не услышит.
Теперь о чести. Мы давали присягу служить Родине, в конечном счете, народу. И в своё время не защитили ни народ, ни государственную систему. Мы нарушили присягу. И я и вы. Теперь страну нужно спасать и защищать. В мире уже создаётся "новый порядок", почти по Гитлеру. И создаётся он против России, за счёт России и на обломках России. Это слова Бжезинского, Геннадий Афанасьевич, помните такого американского ястреба из поляков? Главного политика Штатов? О другой судьбе мистер Бжезинский не велит нам даже мечтать.
Хотя я намерен использовать только конституционные методы достижения цели….подчёркиваю, исключительно конституционные, я понимаю, как можно интерпретировать мои слова. Понимаю, что в случае неудачи оценивать эти слова буду не я. Другие будут оценивать…. Поэтому я и сказал, что готов рискнуть своей честью…в глазах других. Ибо перед своей совестью, перед моим народом я чист.
Наступило долгое молчание.
Наконец, генерал сказал:
— У меня тоже душа болит, Лев Гурыч. Примерно по тем же причинам. Но у меня нет, как вы сказали, понимания о своих возможностях… Мои полномочия не столь велики. Ведь я даже не министр обороны, хотя и он… — генерал махнул рукой. — Высокий чиновник всего лишь… И потом, Лев Гурыч, если в ваших планах не предусмотрены силовые действия…. какова роль военных? В частности, моя?
— Благодарю вас, Геннадий Афанасьевич. Очень рад, что вы поняли меня. Отец предвидел вашу реакцию. Ну, что же, значит, эти вопросы необходимо обсудить. Я готов дать разъяснения. Мои соображения, если можно так сказать, со стороны, могут показаться вам не интересными, но я готов поделиться….А вы сможете уточнить их или….Ну, вам виднее. Мы встретимся с вами ещё, и не раз. Если вы не против такой встречи…
Иванов вынул из кармана и протянул генералу газету, в которой были отчёркнуты откровения небезызвестного Гавриила Попова — "Нетрудно понять, что точечные бомбардировки Ирака не только разрушили режим Хусейна. Они нанесли сокрушительный удар по планам тех, кто мечтает о новом "народном" режиме для России. Теперь ясно, что даже если они захотят и восстановят советскую власть, это будет сугубо временная акция. А дальше — точечные удары и трибунал". — Каково, Геннадий Афанасьевич? Откровенный мерзавец. Это ли не тема для разговора о задачах военных…в моих надеждах?
— Полагаю, я понял вас. Действительно, в такой ситуации может появиться нужда в ясной позиции военных, в некоем очень твёрдом, очень недвусмысленном предостережении…..Да, я понял вас.
— И оно должно прозвучать от военных, уверенных в своей возможности осуществить своё предостережение….Блеф абсолютно не допустим. Блеф легко проверить. Иначе начнутся рассуждения о том, в чьих руках "ядерная кнопка", кто даст приказ? И тому подобные.
— Это преодолимо. Есть возможность перейти на ручное управление. Правда, и тогда есть много условий блокировки…
— Вот в этом и должны разобраться специалисты….При чём не на одной-двух установках. Я, Геннадий Афанасьевич, ещё и ещё раз повторяю: мы не планируем заговор. Мы победим строго в рамках Конституции. Но современные политики не привыкли уважать законы, даже ими самими введенные. Те, о чьих тайных расчётах проболтался Гаврила Попов, могут не подчиниться воле народа на выборах и призвать на помощь…НАТО, или США — не суть важно. Потому и нужны гарантии не бумажные, а опирающиеся на реальные возможности дать отпор….У меня всё, товарищ генерал. Разрешите идти?
Генерал встал и протянул Льву Гурычу руку.
— Идите, полковник. Мне нужно подумать. — Потом добавил — Я с глубоким уважением отношусь к вашему отцу. Надеюсь, вы унаследовали его высокие нравственные качества. — Скупо улыбнулся, — вы и внешне похожи.
Иванов направился к двери, но задержался и сказал:
— Разрешите, товарищ генерал, задать ещё вопрос?
— Прошу вас.
— Я внимательно слежу за публикациями на военные темы, но хотелось бы услышать мнение специалиста… Действительно ли достаточность нашей самообороны достигнет минимума через 8-10 лет?
— К сожалению. Это предельный срок истечения ресурса наших главных ракет, их надёжности. Это не секрет, печать об этом уже много раз сообщала….Впрочем, наши оппоненты считать и сами умеют.
— А как же слова нашего президента о сверхновых видах оружия?
— Наши танки Т-34 уже в 41-м году значительно превосходили по качеству немецкие. Но сколько их было? Новейшие достижения техники без должного обеспечения промышленной мощью…. так что….- генерал не договорил и снова махнул рукой.