Некоторые проблемы в проведении лекториев Фонда начались примерно через месяц после первого выступления Бондаревского. Сначала Костеренко обратил внимание на несколько сорванных афиш. Потом группа пьяных подростков попыталась приставать к людям, приходящим на лекции. В одном из Красных уголков были выбиты стёкла…
Афиши охранять не будешь. Поэтому Гриша Смыслов на своих стареньких "жигулях" два раза в день объезжал места расклейки, благо их было не так уж много, и обновлял при необходимости приглашения на лекции.
Решили проблему и с хулиганами возле входа в помещения. Смыслов заранее договаривался с 2–3 парнями из уже сложившегося актива. Сам приходил с ними за полчаса до начала и выходки пьяни прекратились. Конечно, пару раз пришлось надавать, как говорится, "по шеям".
Сложнее было с разбитыми стёклами. Вставлять новые приходилось, разумеется, за счёт лектория. А били окна задолго до лекций, ночью. Пришлось Григорию тряхнуть стариной и устроить засаду.
Накануне очередного выступления Бондаревского он вместе с добровольным помощником из актива оставили "жигулёнка" во дворе дома, где размещался ЖЭК, в Красный уголок которого приглашали афиши. Запаслись бутербродами и термосами с кофе и…провели ночь спокойно и бесполезно. На окна Красного уголка никто не покушался.
Посмеявшись вместе с Костеренко над неудачей, решили, что замысел верен и его нужно реализовать. Что ж, и в прежней жизни далеко не каждая засада приводила к успеху. Нужно ждать. Отсидев без толку ещё одну ночь, напарник Григория Ефимовича весело предложил ему в очередной раз остаться дома — "я сам с подругой подежурю", но Смыслов шутки не поддержал. И в эту ночь они поймали злоумышленника.
Им оказался начинающий бомж лет 25-ти.
Около полуночи они услышали звон разбитого стекла и выскочили из машины. Парень пытался бежать, но поскользнулся в луже и упал. Быстро вскочил и попытался оказать сопротивление, но Смыслов отработанным приёмом заломил ему руку, а товарищ его от души треснул парня по морде. Надо сказать, носившей следы и предыдущего насилия.
На улице допрашивать хулигана было холодно. Моросил нудный дождь. Ветер налетал порывами и пронизывал до костей. Запихнув пленника в машину, они отвезли его в гараж Смыслова, где детально поговорили и даже "протокол" составили.
Впрочем, бомж почти ничего не знал: некий прилично одетый господин "в годах" угостил его пивом в забегаловке, куда наш неудавшийся террорист зашёл, чтобы перекусить, и предложил заработать пару бутылок, побив стёкла в указанном им помещении. Зачем? За что? Ему не сказали, да, впрочем, он и не спрашивал, какая ему разница?
С точки зрения выхода на "заказчика" захват пленного оказался бесполезным. Разве что, появился у Григория Ефимовича словесный портрет заказчика, да самого хулигана он "щёлкнул" поляроидом. А что заказчик есть, в этом и раньше сомнения не было. Расходы на остекление теперь заранее учитывали в стоимости аренды помещения и договаривались со стекольщиком о необходимости быть в состоянии готовности.
Смыслова и Костеренко такое положение раздражало.
Следующее ночное дежурство Смыслова прошло без происшествий, а ещё через неделю опять задержали мужчину лет тридцати, изрядно потрёпанного, без определённых занятий и в сильном подпитии. Допрашивать его на месте смысла не было, тем более, что погода опять была скверная. Смыслов отвёз его до протрезвления в гараж.
Когда "стекольщик" очухался и стало возможным его допросить, Смыслов все усилия направил на выяснение личности заказчика. Разумеется, парень его не знал, а обстоятельства "найма", как две капли воды, совпали с рассказом первого задержанного. И описание личности нанимателя полностью совпали с тем, которое уже было известно Григорию Ефимовичу.
Заперев задержанного в гараже, он пообещал явиться сразу и "начистить ему рыло", если он вздумает шуметь. Злоумышленник сразу смирился со своей участью и вёл себя спокойно. Утром Смыслов разыскал по телефону полковника Кличко и договорился с ним о встрече.
В условленное время он привёз парня в Главк.
Кличко сам спустился к дежурному милиционеру и провёл Смыслова и его спутника к себе.
Через пару часов работы с художником-фотографом ошалевшего от неожиданного прощения парня отпустили, а Кличко и Смыслов внимательно рассматривали фоторобот заказчика. Вячеславу его физиономия показалась знакомой. Немного подумав, он достал из своего сейфа отдельную папку.
— Посмотри, — сказал он, протягивая старому товарищу сакраментальную фотографию Беркутова с двумя незнакомцами. — Похож?
— Похож. Только усики сбрить. Или отклеить.
Вячеслав Сергеевич засмеялся.
— Сукин сын Константин Сычёв. Из газеты той самой партии. А мы так легко от него отстали тогда….Ладно, вернуться к разговору с господином газетчиком и сейчас не поздно. — Он сделал пометку на своём календаре. — Есть и неудобства, но об этом я посоветуюсь с Петром Николаевичем и Лёвой. А предварительный разговор с ним я проведу в твоём, Гриша, присутствии, но без твоего участия. Посидишь молча. Ладно?
… Сычёва вызвали на допрос повесткой.
После встречи со следователем вскоре после ограбления офиса Сычёв полагал, что интерес милиции к его персоне пропал. И для такого вывода были основания: он, действительно, ничего не знал об ограблении, вопрос же о фотографии показался ему случайным, а его ответ на этот вопрос у допрашивающего не вызвал особого интереса.
Поэтому вручённая под расписку повестка с вызовом в милицию его озадачила. К тому же ждать в коридоре возле кабинета пришлось долго. Больше часа. Правда, перед ним извинились… — из кабинета вышел высокий костлявый человек, буркнул извинения и снова скрылся за дверью…Но ждать всегда тяжело. И Сычёв начал беспокоиться.
Наконец, позвали.
Высокий костлявый сидел за столом, уткнувшись длинным носом в бумаги, и что-то писал.
Полковник, оперуполномоченный по особо важным делам, Кличко представился, ещё раз извинился за то, что не принял его в точно назначенное время. Тяжело вздохнул "дела у нас, сами понимаете, не все простые…". И неожиданно спросил:
— А вот этот гражданин вам знаком? — и показал ему его собственную фотографию, сделанную с помощью "стеклохулигана"
Сычёв растерялся. Узнать самого себя? Невозможно! Не узнать?…Откуда у них это фото? У него при работе в газете был небольшой опыт манипуляций с фотоосновой и распознать искусственность предъявленного фото он сумел. Черты лица какие-то сглаженные, причёска подчёркнуто симметричная….Фоторобот? Зачем сделали? Ведь он не скрывается, разыскивать его не нужно. Значит… опознать? У него засосало "под ложечкой", накатил приступ тошноты…
— Что же молчите, Сычёв?
"И просто по фамилии, даже гражданином не назвал". И ещё одна фотография на столе лежит — полковник пододвинул к нему. Эту он вспомнил сразу. В глазах у полковника сверкнула ярость. Что же дальше?
— С какой целью вы, Сычёв, нанимали подонков для хулиганских действий? Или это не ваша инициатива?
— Что вы, господин полковник, я не совсем понимаю…. о чём речь? Фотография эта сделана давно и я уже докладывал следователю, что это была случайная фотография. Знаете ли, в газете часто делают фотографии…на всякий случай, они потом не используются, — Сычёв взял себя в руки, — а этот…отпечаток…он похож на меня, но это не я…Это фоторобот? И никого я не нанимал для…непозволительных целей.
— Хотите очные ставки? Вас же узнают многие. Вот этот, например, — в руках у полковника появилась ещё одна фотография. — Правда, репутация этих многих не из лучших. Но они тоже граждане.
— Господин полковник! В интересах нашей партийной газеты мы практикуем привлекать на разовые работы….людей. Конечно, у нас нет своей службы безопасности…Проверить их….Да и платим мы не столь много, чтобы выбирать… Может быть, кто-то из них превысил…то есть, я думал…А в чём собственно дело, вы меня в чём-то подозреваете?
— Нет у меня сейчас времени, гражданин Сычёв для детального разговора. Вы в коридоре томились, ждали долго и я, к сожалению, из графика выбился… Давайте, отмечу вашу повестку, но наш разговор не окончен. Я вас ещё раз вызову. Идите и подумайте, может быть, с начальством посоветуйтесь… Если сочтёте нужным.
Когда за Сычёвым закрылась дверь, молча просидевший за "Лёвиным" столом Смыслов поднялся и подошёл к Кличко.
— Думаешь побежит советоваться?
— Рискнул, конечно. Если их партийка начала пакостить Лёве и нашему генералу, — то не побежит. Поймёт, что его самого козлом отпущения сделают и придёт каяться, выложит, что знает. Ну, а ежели не виновен, то обязательно нажалуется и будут у меня официальные неприятности….Как ни как, а с ограблением, которым мы занимаемся, эти пакости не связаны. Тогда, выходит, я служебное положение использую в интересах личных друзей….Ничего. Пусть помучается, а послезавтра я его опять вызову…
Смыслов засмеялся и, пожав руку Вячеслава Сергеевича, вышел.
Кличко и Смыслов встретились снова в небольшом кафе в обеденный перерыв полковника. Прихлёбывая неожиданно наваристую уху, Вячеслав поведал о второй встрече с Сычёвым. Как и предполагал Кличко, вызванный опять повесткой журналист, рассказал, как однажды его вызвал шеф партии Орехов. Заместитель его — Паученков — уже был в кабинете. Орехов сказал, что озабочен появившимися в столице какими-то лекциями, в которых критикуется нынешняя власть примерно с тех же позиций, которые присутствуют в лозунгах их партии. Орехов поручил им с Ричардом поближе познакомиться с этими, как он выразился, болтунами и принять меры, чтобы эту "говорильню" присмирить. Побывали они на нескольких лекциях, которые вы с Василь Иванычем организуете…Якобы доложили шефу, что сходство позиций чисто внешнее, да и то по небольшому числу вопросов, но Орехов разгневался. Потом его зам Паученков предложил послать своих людей поприсутствовать на лекциях и выразить своё мнение по их содержанию. Своих нет, вот и приходилось нанимать массовку. Отпирался сукин сын, что давал прямые поручения хулиганить…Они, мол, сами из-за низкой культуры бузу устраивали…Короче, и признал и отпирается одновременно. Надо бы ещё поработать с ним, прижать проходимца, да у меня руки связаны, — я говорил тебе об этом…
Прощаясь, Вячеслав ещё раз пообещал посоветоваться с Петром и Лёвой, как построить работу дальше, чтобы и "партайгеноссе" прищучить и за служебные рамки сильно не вылезти.
— Мои неприятности, — сказал он, это только мои неприятности. А делу наших товарищей повредить никак нельзя!
На этом они и разошлись.
Хотя загруженность на телевидении у Алексина за последние месяцы заметно снизилась, свободного времени у него не прибавилось. Наоборот. Дела Лёвы Иванова, — он уже привык считать их своими делами, — поглощали его.
Павел влез в новую для себя работу со всей страстью. Он не только готовил тексты для передачи в "подведомственные" издания, не только разыскивал и обрабатывал данные и факты, необходимые для подготовки публикаций, но и взял на себя всю переписку с местными коллегами.
Переписка в основном шла через электронную почту (он использовал для этого собственный компьютер и сидел за ним по полночи), но немало писем приходило и по обычной почте. Вначале это выглядело несколько абстрактно, но после его недельной поездки, когда с некоторыми товарищами познакомился лично, когда воочию увидел условия, в которых они работали; когда ощутил неподдельный энтузиазм региональных коллег, — работать стало легче. Как-то нагляднее, реальнее стала выглядеть их борьба.
Павел ощутил прилив сил и энергии.
Писали не только местные журналисты, но и читатели местных газет. Их письма из областей нередко пересылали ему — для обобщения, для использования в газетах других регионов.
Но сейчас перед ним лежало необычное письмо.
Лев Гурыч уже давал ему для обработки письма из Калининграда. Не так давно он по телефону познакомился с другом Иванова Синельниковым и дал ему свой адрес, предложив, при желании, писать непосредственно "главному редактору".
И вот первое письмо Романа Семёновича.
.
Уважаемый Павел Алексеевич!
Не слишком ли я злоупотребляю Вашим вниманием? Но Вы сами предложили мне писать для Ваших газет, если появятся интересные соображения.
Не так давно я смотрел фрагмент выступления нашего президента, в котором он сказал, что существовавшее в СССР понятие "советский народ", оказывается , имело смысл и, что нам теперь НУЖНО СОЗДАВАТЬ РОССИЙСКУЮ НАЦИЮ.
По недомыслию или сознательно Путин подменил понятие "народ" на понятие "нация" (хотя ещё СТАЛИН в работе о языкознании отмечал принципиальное различие между этими понятиями!).
В "Брежневской" конституции вполне обоснованно появилась формула "новая историческая общность — советский НАРОД." Этот народ вмещал в себя и русских и евреев, и латышей, и таджиков, и чувашей и нанайцев и т. д., не покушаясь на их национальную самобытность.
Представителями Советского народа были и русские люди Валерий Чкалов и Юрий Гагарин, эстонец Георг Отс и киргиз Чингиз Айтматов, дагестанец Расул Гамзатов, и армянин Мартирос Сарьян, еврей Михаил Ботвинник, и грузинка Майя Чибурданидзе, чеченец Махмуд Эсамбаев и азербайджанец Муслим Магамаев…. Все они были советскими людьми, сохраняя при том национальную самобытность, черты национальной культуры.
Создать Российский народ — можно .
Создать Российскую нацию- нельзя . Нельзя по определению, ибо нации формируются веками всем укладом жизни.
Однако, проводить путинскую "идею" в жизнь УЖЕ взялись средства массовой информации, например, — передачу Центрального ТВ с небезызвестным академиком телевидения Познером, я видел.
Если господин Путин не понимает различия между нацией и народом, — жаль. Но Познер достаточно образован, чтобы знать это. И ЛЖЁТ сознательно.
И ещё, к теме —
Недавно мне показали статью из интернета, в которой вполне правильно в числе РУССКИХ людей названы Лефорт и Крузенштерн, Доватор и Микоян… Черты национальности определяет не только КРОВЬ (чему мистическое значение придавали нацисты и иудеи), но и в первую очередь — СРЕДА ВОСПИТАНИЯ, определяющая менталитет человека.
Поэтому становится понятным замысел идеологов и служащих им познеров воспитать определяющие черты характера (эгоизм, корысть, презрение к нижестоящим и т. п.) — и на их основе формировать "национальные черты" нового народа. УДОБНОГО им народа.
Подлый замысел, но вполне безнадёжный.
Дорогой Павел!
Очень надеюсь, что Вы — мастер журналистики — сумеете использовать эти соображения, дабы помешать господам познерам в их нечистоплотных играх.
С уважением, Р.Синельников.
Павел дважды перечитал письмо. Очень интересно, масштабно мыслит калининградский товарищ. Вспомнил, как в своё время, "проходя" в Университете политнауки, недоумевал, почему Сталин — человек, мыслящий очень практически, взялся за проработку такой, казалось Павлу, сугубо теоретической темы. Теперь он понял, что Сталин строил новое многонациональное государство и уже тогда ПОНИМАЛ возможные осложнения и извращения, невольные и задуманные врагами. Понимал и пытался вооружить своих последователей. Увы, не повезло ему с наследниками…
Алексин тоже видел упомянутую в письме передачу Познера. Уже тогда уловил фальшь "академика" и сейчас решил для себя срочно подготовить статью для местных газет, доступную пониманию неискушённого читателя. Это важно. Доступную для любого читателя! И рассказать о письме Льву Гурычу и Петру Николаевичу.
Он отложил письмо, мысли должны сформироваться….Может быть, две статьи — одну для интеллигентных людей, другую — для молодёжи…
Молодёжь.
Алексина тяготило, что у него пока не определились дальнейшие шаги с выбором музыкальных групп для возможного использования в пропагандистских целях. Мешали разные причины, в том числе огромная неопределённость с размером обязательных расходов.
Он позвонил Ганже, который должен был прояснить этот вопрос с рекламными агентствами…. К сожалению, Данила тоже пока был в неопределённости. А Мария права, мы с самого начала не подумали о завоевании молодых. А на "наших выборах" — через 4 года — нынешние 14–16 летние уже будут ощутимой массой.
Нельзя упустить такой потенциал! Эх, думано об этом уже много, но трудно получаются даже первые шаги!
Павел посмотрел на часы и решительно поднялся. Ещё не поздно поехать в город Чехов, встретиться с ребятами из той группы, о которой докладывал товарищам.
…Здесь он бывал не раз и хорошо знал, как пройти к зданию Дома Культуры, в котором вечером собиралась городская молодёжь на шумные дискотеки. Сейчас он хотел повидаться с ребятами из группы, выступление которой в записи на видеоплёнку он уже видел. Павел приезжал сюда не за долго до Нового года, но застал ребят в трансе после ареста их руководителя. Тогда поговорить не удалось
Четверо парней и две девушки только-только пришли и ещё не начали работать.
Павел к своему удивлению узнал и руководителя группы, которого видел только на экране телевизора. Значит, парня отпустили. Что ж, это отлично.
Он громко поздоровался.
— Привет, ребята! Я — Павел Алексин, из Москвы, с телевидения. Видел ваши выступления в видеозаписи. Мне понравилось….кое-что. Хотел бы с вами поговорить. Как вы?
— С телевидения? Это прикольно! Садись. О чём говорить будем? Зовёшь нас на всю Расею выступить?
— Пока нет. Но всё возможно.
— Интересно. Рассказывай дальше.
— Сначала давайте просто поговорим. Вы же понимаете, чтобы попасть на Центральное Телевидение, нужна хорошая реклама. А она дорого стоит…Проплатить её не всякий сможет. Но знаю я одного человека, который мог бы заняться этим. Подчёркиваю: мог БЫ. Если репертуар подойдёт, — не скрою, потому и приехал к вам, что кое-что из вашего репертуара понравилось. И ему, и мне. Понятно, что и манеру исполнения вам ещё ставить нужно, но в этом плане хороший специалист считает, что у вас получится. Я ясно выразился?
— Чего же яснее. А что именно из нашего ассортимента вам понравилось? И тому дяде? "Ай-люли", песня "Я хочу тебя, девчонка", или…
— Или, ребята. Или. Советские песни, песни военных и довоенных лет….Надеюсь, у вас есть чувство Родины….Или нынешние времена вам по душе?
Поднялся коренастый рыжий парень, обнял за плечи руководителя группы и, не слишком дружелюбно взглянув на Павла, сказал:
— А нас политика не колышет. Ребятишки мы современные, в Совдепии, считай, не жили. Ностальгии по ней нет. А песни — песни хорошие были….Нынешнюю блевотину, я лично, играю, зажав нос. Но публика требует.
— Понимаю. Вкусы публики, как ты выражаешься, воспитывать нужно. Это быстро не делается. В частности, и для этого мы хотим ваши лучшие песни пропагандировать.
— Слушайте, господин с ТВ, а я вас вспомнил. Я видел вас по телеку, вы же не музыкальные передачи проводите….Политику?
— Прав ты. Я не специалист в шоу-бизнесе. Вашу группу мне товарищ из музыкальной редакции подсказал. Я и просмотрел записи. Он с точки зрения вашего профессионализма, а я — с точки зрения, можно ли ваш репертуар сделать интересным для людей, сумеющих организовать рекламу. Не скрываю, — мы патриоты России и не хотим воспитывать из нашей молодёжи…жующих и бездумно танцующих. Извините за резкие слова, но ясность должна быть.
— Вы коммунисты? Или РСЕ?
— Нет. Но мы душой болеем за родную страну. И не хотим её гибели.
— Ну, кто же хочет?
— Ладно. Об этом успеем поговорить и подробно. Если в принципе столкуемся. А пока давайте познакомимся. Я себя уже назвал.
— Артём Ситников, — представился руководитель группы, — а это мой фронтовой товарищ по Чеченской войне, — он снял со своего плеча руку рыжего и хлопнул его по плечу. — Девчонки — Маша и Надя, — они школу заканчивают. Парни — Иван Трубач, это так получилось и фамилия и амплуа, и Лёша Сорокин, они раньше на заводе работали. Сейчас — здесь, с нами калымят….Вы, Павел, извините, — нас уже время поджимает, работать скоро. Если время позволяет, посидите, послушайте нас "вживую". Мы, конечно, допоздна здесь будем. А поговорить….Давайте так, скажите куда, я завтра приеду к вам.
— Договорились, Артём. Вот моя визитка, позвони завтра. А я посижу пару часов и уеду на последней электричке.
Все дружно поднялись…