Утро распогодилось. От ночного дождя не осталось и следа.

Эвальд Хенрикович стоял у окна, полной грудью вдыхал свежий весенний воздух. Конечно, трёпку он получил заслуженно. Босс не любит, если с его поручениями тянут. Однако, какое чутье у старого осла, как он угадал мысли Эвальда! Разозлился, но взял себя в руки. Даже ласковым стал, коньяком поил…Хороший коньяк, такой выдержки я в наших магазинах не видел…

От вчерашних переживаний Хартса оторвал прозвеневший колокольчиком голосок Эрики:

— К вам посетитель, господин Хартс.

— Попросите его подождать, мадмуазель, — Хартс знал, кто пришёл: видел в окно, как Хватов входил в здание. Хватов пришёл очень кстати, но…пусть подождёт немного. Нужно знать своё место… А Эрика молодец. Научилась говорить "господин Хартс". А то первое время обращалась по-советски: "Эвальд Хенрикович". Теперь правильно.

Хартс прошёлся по кабинету. Толстые каучуковые подошвы и мягкая ковровая дорожка заглушали шаги. Мысли Хартса вернулись к вчерашнему.

…Босс говорил, что в наше время нужно быть циником. Что ж, он и есть циник. Об этом ему ещё дед говорил. Коммунист, между прочим, сегодня об этом лучше не вспоминать…Так вот, дед возмущался, что нынешние вожди, и Горбачёв, и Ельцин на каждом шагу врут. Он, Эвальд, удивился тогда, как же иначе, ведь они — политики… Он и сам не стесняется подгонять проводимые его "партией" опросы (тогда он уже возглавлял "партию" из 17 человек! — делал первые шаги в политике), подгонять опросы под желаемый результат… Что тут такого? Это обычно, все так делают…

Дед огорчился, назвал его циником. Ну, циник, так циник. А я бы сказал проще, — современный человек, без предрассудков. Вот и господин Петерс одобрил.

…Деда Эвальд любил. Но в последние месяцы встречались они редко. Встречи начали тяготить, так как старый коммунист, видя разгул национализма в официальной политике республики, всё настойчивее пытался "воспитывать" уже вполне взрослого внука.

— Ты пойми, Эви, нет у нашего народа этой фанаберии. Эта верхушка насаждает психоз, обманывая людей, что Россия, русские, поработили нас. Наш народ не имел государственности, пока не получил её из рук Ленина. Но и великие люди допускают ошибки. Я был ещё мальчишкой, когда Ленин заставил Сталина согласиться с его схемой построения Союза с правами республик "вплоть до отделения от Союза". Сталин был за широкую автономию, но в едином неделимом государстве… Эвальд! Ты не слушаешь, тебе не интересно. Но ты же хочешь быть политиком, а это требует ясного понимания происходящего… Я могу не говорить этого, Эви, но я это делаю для тебя.

— Я слушаю, дедушка…Слушаю, но ты отстал от жизни!

— Нет, мой мальчик, нет. Законы истории не устаревают. Просто действующие политики должны уметь применять их в реальных условиях. Если они честны…

— Но, дедушка, политика делается людьми. Я ведь тоже учился в советском университете…Твой великий Ленин говорил, что политику не делают в белых перчатках. Разве не так?

— Говорил, Эви, говорил. Но ты не сбивай меня на другую тему. Я очень хочу, чтобы ты понял природу нынешнего национализма. Тогда ты поймёшь и его пагубность для настоящих национальных интересов. Ты будешь слушать меня?

— Слушать буду, слушаться, — посмотрим.

— Я и хочу, чтобы ты сам, сам посмотрел на факты… Я говорю, что Ленин заложил мину замедленного действия под созданный им же Союз Республик. Сталин не нашёл в себе силы изменить положение, а недальновидный Хрущёв поджёг фитиль этого заряда.

— Ты, дедушка, совсем странные вещи говоришь. Но я слушаю тебя.

— Ещё при Сталине начали широкую программу подготовки национальных кадров во всех республиках Союза, национальной интеллигенции в том числе. Во всех крупных ВУЗах установили квоты для приёма представителей национальных меньшинств. Но настоящая интеллигенция формируется долго, очень долго, а амбиции у молодых возникают значительно быстрее.

— Ты хочешь сказать, что я, например, не в меру амбициозен…

— Я не говорю, Эви, о тебе. Я говорю о правиле. Я сказал, что во всём торопливый Хрущёв подтолкнул процесс. При нём приняли преждевременное решение о том, что во всех республиках и во всех организациях первыми руководителями должны быть местные кадры. Во многих случаях, они уступали по знаниям, по мировоззрению своим заместителям, — русским, — я имею в виду вообще жителей центральной России…. не кипятись, мой мальчик, мы с тобой одной крови и я не меньше тебя люблю и уважаю свой народ. Но реальные факты нужно понимать. Решение Хрущёва было преждевременным, и оно создало основу для зависти, для национальной зависти: трудно руководителю понять и принять профессиональное превосходство своих подчинённых, очень трудно.

— И я не понимаю твоих рассуждений, дед!

— А в отрасли культуры этот процесс особенно болезнен. Люди искусства всегда эмоциональны… Отсюда и идёт насаждаемое сейчас чувство национальной уязвлённости по отношению к России.

Национализмом болен не народ, а верхушка, руководители…

Разногласия с дедом смущали и огорчали, но младший Хартс относил их на неизбежную в возрасте деда "закостенелость взглядов", во всяком случае, свои собственные взгляды он менять не собирался…Эвальд возмущался, пытался спорить со стариком, но вскоре стал избегать встреч с ним.

…Хартс прошёлся по кабинету. Остановился возле двери, прислушался. Хорошие двери, из приёмной ничего не слышно.

Он взглянул на часы, — Хватов ждёт уже достаточно, и Эвальд нажал на кнопку селектора…

Однако, удачно появился Хватов. Иначе пришлось бы его разыскивать, а этот тип не сидит на месте, болтается по всей Прибалтике. Но нужно признать, он и его напарник делают почти всю черновую работу. Юристы "Воссоединения" подключаются к готовенькому.

Разговор Эвальда с функционером "Союза" длился довольно долго. Хватов настоящий патриот, хотя и носит русскую фамилию. Но это ничего, даже помогает в делах, — дела-то выходят далеко за пределы республиканских границ! И идут неплохо, совсем неплохо. Если не считать российских территорий, где в путанице законов сам чёрт зуб сломит. Казалось бы, здесь русская фамилия, — должна помогать. Но нет. А почему нет…трудно понять.

Внушение Хватову Эвальд Хенрикович сделал почище, чем получил сам. Зато уверен, что Хватов проникся. Недаром, прощаясь, сказал, что выполнит порученное, выполнит любой ценой.

Хартс остался доволен разговором и…влюблённой улыбкой, которую он заметил на лице Эрики, когда, проводив Хватова, она принесла ему кофе…

Его взгляд задержался на новой секретарше. Ничуть не хуже Эльзы… Фигурка и… прочее. Приручить её сложности не составит…

В общем, всё не так уж плохо. Дело идёт, гнев Петерса, — переживём, нервы у старого — стариковские, расшатанные… Хрен с ним…

И Хартс, весело насвистывая, вернулся к столу. Пора заняться любимым делом.

Любимое дело — это переводы. Он увлёкся ими неожиданно для себя, когда не получилось с очередной повестью. Эвальд достал томик латино-американской поэзии (на русском языке, на русском, конечно же, — испанского, португальского он не знал) и раскрыл его на искромётном стихотворении кубинца Тальета "Румба".

Мама, румба, барабаны и труба!

Чёрт побери, какой запев, какая экспрессия, какая страсть с первых слов ощущается! Сразу музыка гремит в голове… Он схватил карандаш…

Эвальд вскочил из-за стола, прошёлся в танце по кабинету. Покосился на дверь в приёмную. Нажал на клавишу селектора: "Мадмуазель! Я очень занят. Прошу, чтобы мне никто не мешал. И по телефону не соединяйте!"

Нет! Что за многоточие? Какая здесь может быть пауза! Нет! Темп! Темп! — Эвальд взмахнул по-дирижёрски руками и снова бросился в кресло — писать, писать.

Карандаш Хартса летает по бумаге. Как хочется, но как трудно передать на родном языке страстную мелодию поэзии кубинца! И пусть летят в тартарары зануда Петерс с его приказами, Хватов, Сосняк…

Ох! Эвальд очнулся от забытья… Трещит телефон. Секретарша не виновата, это сигнал сотового телефона…

Музыка в голове смолкла…

Дела проклятущие…