…После нескольких ненастных дней утро выдалось

неправдоподобно летним. Хотя лето уже кончилось, и на календаре

обозначился сентябрь.

Воскресенье. Сегодня собачники выходят попозже. Правда, не все, а только те, у кого собаки сознательны. Вон Циклон, например. Такой же ризеншнауцер, как и Жанетка, но гуляет тогда, когда хозяйке желательно. А эта гулёна, едва рассвет забрезжит, начинает тихонечко скулить, с несчастным видом кладёт голову на край постели, — требует — пойдём. Одно слово, — несознательная собака Жанетка.

В.Н. исчерпал все способы оттянуть неизбежное и поднялся.

Они вышли к трамвайной линии, где в заброшенном сквере собирается собачья компания, радуясь прекратившемуся дождю и разгорающемуся над крышами домов солнышку.

Караваева он увидел издалека.

— My dog… my dog… my dog, — it is my walk,

— My dog — it is my health…

Обычно Павел выходил намного позже, и В.Н. понял, что он ждёт встречи. Вероятно, после давешнего разговора надумал что-то.

— Доброе утро, Вилен Николаевич! — я ждал вас.

— Приветствую, Павел Дмитриевич! Что-то новенькое появилось?

— Появилось. Если за новости мысли засчитывать. Я всю ночь прокручивал наш вчерашний разговор. Может быть, супруга ваша на ценную идею натолкнулась. Я говорил вам, что геологи на его участке ничего интересного не нашли. Но ведь может быть, ценность участка Сосняка не в нём самом, а в соседних землях… Как полагаете, кто бы мог это компетентно осмыслить?

Ларионов задумался. Замудрились мы, пожалуй. Но проверить стоит.

— Проверить стоит. Но как? С геологами вы говорили…В наших местах самое ценное — янтарь. Здесь его нет, очень мало. Нефть? Она значительно южнее, километров сто, не меньше. Есть уголь бурый, низкокалорийный — его и так добывать, тем более в курортной местности, не рентабельно. А уж идти на какие-то ухищрения… Нет, Павел, если это под землёй лежит, то только янтарь. Но его-то искали и не нашли.

— Вы рассказывали, помните, о фирме, которая собиралась добывать янтарь в наклонных шахтах? Что, если он где-то рядом? Например, в лесу, примыкающем к участку Сосняка?

— Помню, конечно. Но так и не собралась та фирма. Видно, экономически не потянула. Да и место то далеко. Но самое главное, Павел Дмитриевич, — откуда они, наши предполагаемые противники, м о г у т з н а т ь о подземных богатствах, если геологи не знают? Попробуйте с университетом поговорить… Но там, насколько мне известно, специалистов-геологов нет.

Караваев поскучнел. В Уткин он всё равно поедет, хотя до выходных и не удалось. А в отпуск пойдёт чуть позже. Это не его просьба, — у начальства с финчастью не связалось. Не оказалось денег отпускных… Да, финансовые трудности у всех, даже у "конторы" — он снова привычно подумал так, забыв, что уже давно "пашет" в другом ведомстве.

* * *

В понедельник утром Караваев позвонил в Университет.

Проректор по науке долго и нудно объяснял, почему он не в силах выполнить "просьбу уважаемого ведомства", — геология в университете не преподаётся и, насколько ему известно, в нашей области геологов-учёных нет, а уважаемые геологи — практики заняты только прикладными задачами.

В конце концов, Павел Дмитриевич получил телефон известного учёного в Санкт-Петербурге и, удивительно быстро дозвонился до него.

Разговор с профессором получился обстоятельным, но тоже малополезным. Уяснив, что от него хотят, учёный пообещал "в порядке помощи" покопаться в литературе, но честно предупредил о вероятности отрицательного результата. Приехать и "посмотреть на месте" профессор решительно отказался, — "это, уважаемый подполковник, абсолютно бесполезно, — смотреть сквозь землю наука пока не умеет". И пошутил: "даже в моих сильных очках".

Караваев стойко принял неудачу телефонных разговоров, этого он и ожидал. Хорошо хоть, что все мы вокруг "уважаемые", с мрачным юмором подумал он, и заспешил на автобусную станцию.

До города Уткина — три часа езды.