1 Благородные дамы, милые вашим милым, Вы, чья любовь — неизменная любовь, Вы, наперечет Редкие меж многих и многих, Не вам в обиду Жгущим словом пылал я на Габрину И еще потрачу немного строф В дань хулы ее злому криводушию. 2 Такова она есть как есть, [444] А молчать о правде мне не велено: У кого нелживое сердце, Тем мои слова не в позор. Кто за тридцать сребреников предал Учителя — Не умалил ни Петра, ни Иоанна, И не меркнет Ипермнестрина слава От бесславия сестер-Данаид.

3 Лишь единую кдеймит моя песнь, — Ибо так велит мне склад этой повести; А всхвалить я буду рад целых сто, Чтобы честь их сияла ярче солнца. Но вновь пора мне к труду, Пестротою угодному столь многим; А сказ мой был о том, как шотландскому Королевичу послышался крик; 4 Он бросается навстречу недальнему На узкий след меж двух смежных гор И вступает в укромную лощину, А в лощине, мертв, простерт паладин. Кто он, я не утаю, — но теперь Мне пора из Франции на Левант, Где покинул я лихого Астольфа На пороге его возвратного пути.

5 Я его покинул в жестоком крае, [445] Где он, грянувши в грозный рог, Расточил нечестивый сонм И отвел подступившую беду, А друзья его на всех парусах С превеликим срамом бежали за море. Так пущусь же я по его следам. Путь его — через Малую Армению; 6 Пересек он в считанные дни [446] Анатолию до самой до Бруссы, А оттуда через морскую щель Он во Фракии, едет вдоль Дуная, Через венгров, и моравов, и чехов, — Словно на крылатом коне, В двадцать дней Он уже в Франконии и за Рейном; 7 Сквозь Арденнский лес, мимо Ахена, В Брабант, Фландрию, и там — на корабль; Ветер веет с полдня на полночь, Налегает над палубой в паруса; Не прошло и дня — В виду Англия, под ногою берег, Князь в седло, и берег коня в шипы, И не село солнце, а он в Лондоне. 8 Здесь уведомясь, что старый Оттон Вот уж много месяцев под Парижем, И знатнейшие князья и бароны Все за ним по славным его следам, Тотчас он решается во Францию, Спешит к пристани на Темзе-реке, Выплывает под вздутыми ветрилами, И направо, к французскому Кале. 9 Крутой ветер слева и вкось Вынес челн в пучинное море, А сам крепнет сильней, сильней, Что и кормчему с ним не сладить; Чтоб не врыться в хлябь, Подставляет он дующему корму, И летит ладья меж двух суш Не как хочется пловцу, а как можется: 10 Рыщет вправо, рыщет влево, В бок, в другой, как подует случай, И вот вымелась к берегу Руана. Чуть ступив на милую землю, Рыцарь скок в Рабиканово седло, Сам в броне, у пояса меч, И в дорогу, а при нем его рог, А в нем сила пуще тысячи ратников. 11 Миновавши лес, Видит холм, под холмом источник, А уж час, когда кроются стада Под навесы или в полые гроты. Одоленный тяжким зноем и жаждою, Снял он шлем со лба, Привязал коня, где погуще сень, И спускается испить из студеного.

12 Но еще не смочил он губ, Как негодник, таившийся непоодаль, Возникает из кустов, и к коню, Привязь прочь, сам в седло и был таков. Астольф слышит шум, вскинул голову, А как взвидел таковую покражу, Вмиг вскочил и, не пивши сыт, Со всех ног вдогон за похитителем. 13 А разбойник не стелется в опор, Чтобы разом с глаз — То он в рысь, то в скачь, То затянет удила, то отпустит. Долго гнавши вкруг по дубраве, Вдруг они выносятся — туда, Где столькие славные паладины Были не в тюрьме, как в тюрьме. 14 Быстрей ветра Злодей вскачь во двор; Издали бежит за ним Астольф, Тяжкий в шлеме, со щитом и в железе. Добежал, а перед ним — ничего: За чем гнался, того не стало. Ни вора, ни Рабикана. Водит он очами, бежит, 15 Рыщет, ищет, В горницах, в светлицах, в покоях, Но найти обманщика Никаких не хватит сил, И нигде Быстролетного не видится Рабикана. Вверх, вниз, внутрь, вкруг — Тщетно он метался целый день;

16 Но измучась бегом, [447] Взял он в толк, что на дворце колдовство, И тогда он хвать за ту книжку, Что всегда при нем, Что дала ему из Индии Логистилла В напутный прок от всяческих чар; Сразу глядь в оглавную роспись, Сразу видит, в какой странице — суть, 17 А на той странице пространно Писано и про чародейный дворец И про то, как распутать путы чар, А кудесника оставить в задачливости. Под порогом Сокрывался там хитротворный дух, А поднять над ним хранительный камень — И дворец развеется в дым. 18 Рвется паладин Концом увенчать начало, Простирает немедленно руки Попытать, тяжел ли порог. Видит Атлант Свои чары на палец от погибели И, дрожа предвидимого, Измышляет негаданную напасть. 19 Диаволическими призраками Он являет Астольфа обстающим очам — Кому вором, кому великаном, Кому вражьим витязем, Каждому в том виде, в каком Каждого он вманивал в палаты. Всяк кипя на волхва за свой урон, Скопом порываются к пришлому — 20 Руджьер, Брадаманта, Градасс, Ирольд, Брадимарт, Прасильд и прочие многие, В новом заблудившись бреду, Яро ломятся к британскому герцогу. Тут-то герцог вспомнил про рог, Чтобы сбить их вставшую спесь, А не грянь он себе в подмогу — И была б ему неминучая смерть. 21 Но нет: Рог в рот, гром вкруг, И как голуби, когда грохнет пищаль, Мчатся врозь дрогнувшие рыцари, А за ними и сам кудесник, Спугнутый со своей берлоги, Трепетный и бледный, И не станет, пока не смолкнет рог, 22 Разбежались страж и подстражные — Разбегаются и кони из стойл, Не крепка никакая привязь, Куда пешие, туда и они. Во дворце — ни кошки, ни мышки, Словно дует в уши каждому: «Прочь!» Сам бы ускакал Рабикан, Кабы герцог не уловил его за повод. 23 Выгнавши волшебника, Воздымает Астольф с порога лещадь, А под ней — некий образ и иное, О котором невместно говорить. Дабы расточить колдовство, По слову заветной книги Бьет, дробит, крушит он открывшееся, — И дворец истаивает в туман и дым.

24 А на золотой на цепи Пред Астольфом — Руджьеров скакун: Тот скакун, которого чернокнижник Дал тому в полет в Альцинин край, И которому Логистилла узду Зауздала на возврат во Францию И который от Индии до Англии Пролетел, держа вправо от земли, 25 И который (ежели вы помните) Был привязан к дереву за узду В день, когда с Руджьеровых скрылась глаз, Насмеявшись, нагая Анджелика. Дивно поглядеть: Воротился крылатый к наезднику И вседневно был неотлучен, Пока чары не рассыпались в прах. 26 Нет Астольфу Ничего угоднее на свете, Нежели по сушам и по морям Сведывать, чего еще не сведал, И куда как кстати гиппогриф, Чтобы махом обнять все божьи страны. А какая на нем езда, Это уж ему небезведомо, 27 Небезведомо с тех индийских дней, Когда вызволила мудрая Мелисса Очарованного из чар Злочестивой, менявшей тело в дерево. Видел он и памятовал, Как буйную гиппогрифову голову Логистилла брала в узду, Наставляя в ристании Руджьера. 28 Вздумавши Астольф увесть гиппогрифа, Он седлает его сручным седлом, Выбирает удила по губам, Потому что удил лежала груда После всех скакунов, которые Разбежались вскачь, сорвавшись с узд; Не пускает его тотчас в полет Лишь единая мысль о Рабикане. 29 А любил он Рабикана не праздно, Ибо лучше коня не гуляло под копьем, И никто иной Не донес бы его из Индии во Францию. Долго думавши, вот решил он так, Что отдаст коня в дружеское дарение, Чем оставить его посередь пути На добычу первому мимохожему. 30 Стал и смотрит, Не видать ли где лесника или ловчего — Чтобы вел за ним Рабикана, И пуститься, куда глаза глядят? Ждет день, ждет ночь — Никого: А под утро, в тусклые сумерки, Видит: из лесу является паладин.

31 Но чтобы сказ досказался до конца, Прежде вспомним Руджьера и Брадаманту. Как отпел тот рог, И герои уж были далеко, Оглянулся Руджьер и узнает Ту, кого Атлант скрывал за чарами, Ибо то Атлант Не давал узнаться пленной с пленным. 32 Смотрит Руджьер на Брадаманту, Смотрит Брадаманта на Руджьера, И дивятся, что ум и взор Столько дней был туманим мнимым маревом. Обнимает Руджьер свою красавицу, А красавица алее роз, И срывает он с пурпуровых уст Первый цвет любовной утехи. 33 Тысячу и тысячу раз Обоймутся — не разоймутся Двое милых, и таково блаженны, Что отрада рвется из груди; Таково им больно, Что под тем навожденным кровом Не узнав друг друга, Стольких светлых они лишились дней. 34 Раскрывает Брадаманта влюбленному Все услады, пристойные целомудрой Деве, жаждущей унять жажду милого, Не порушив девическую честь. Ежели-де хочет Руджьер Не упрямой быть ей в высшем даре, То пусть честно просит о ней Амона, Но сперва — крестись. 35 А Руджьер от большой любви [448] Был готов не только в Христову веру, Как отец и дед И иные в его достойном роде, Но готов ей в угождение тотчас И жизнь отдать: «Я не только в воду — пойду в огонь (Говорит он) твоей любови ради!» 36 Для крещенья и почестного брака [449] Руджьер — в путь, И ведет Брадаманту в Валломброзу, Где слыла обитель Набожная, обильная, леповидная, И ко всякому приходящему незлобивая. Вышли из дубравы и видят: Сидит дама, и в лице ее скорбь.

37 Человечествен и вежествен Быв Руджьер ко всем, а паче к дамам, Как увидел светлые слезы В три ручья по нежному лицу, Жалостию вспыхнул и жаждою Сведомиться, в чем ее горе; И учтиво ее приветивши, Вопросил, отчего она в слезах? 38 А красавица, вскинув влажные взоры, Достойнейший изъявляет ответ, И на спрос Повествует о всей корени своих бедстоий. «Благородный (говорит) господин, Оттого в слезах мои щеки, Что печальна я о неком юноше, В ближнем замке обреченном на казнь. 39 Он любил прекрасную и юную Дочь Марсилия, испанского короля, И что ночь, то вхаживал к ней В женских платьях, под белым покрывалом, Не в своем лице, не в своем голосе, И никто о дурном и не гадал. Но где долог срок, Там на всякую тайну есть дозорщик. 40 Узнал один, сказал двум, Двое многим, дошло до короля, Король шлет своего верного Взять влюбленных в постели (то было завчера), Врозь Заточает их в каменные каморы, И едва ли не до сего заката Примет юноша палящую казнь. 41 Он сгорит живым — Я бежала, потому что невмочь В таковом неистовстве Таковую видеть юную красоту. Все мне радости обернутся болью, Лишь помыслю, Как пожжет его белое тело Злое пламя».

42 Брадаманта слышит, На душе ее гнет и скорбь, Встрепетала она об осужденном, Как о брате (И не празден был ее страх, Как о том еще поведается). Говорит она Руджьеру: «Не нам ли Ради страждущего преломить копье?» 43 И к скорбящей: «Единого прошу: Дай нам путь в те стены, И тогда не бойся: Если жив он, то и будет жив». Руджьер видит в своей владычице Благосклонный дух и доброе рвение, И сам горит Вызволить юного из погибели. 44 Говорит он даме, Льющей слезы, как реки: «Толк ли ждать? Не в слезы бы, а за дело: Скажи, где он, и веди нас к нему. Поспеши — и мы его исторгнем Из тысячи пик и тысячи мечей; А не выспешишь сверх посильного — Будет помощь не в пору, и он сгорит.» 45 Гордый вид, высокая речь, Дивный пыл героя и героини Воротили упование Слушавшей в опустевшую грудь. Но не столько страшила ее даль, Сколько перехват средь дороги, И душа ее зыблилась, Не тщетен ли обернется тот поход. 46 Наконец и вымолвила: «Путь Есть дотоле прямой и ровный, Чтобы в срок доспеть, Пока злой не запылает костер. Но для нас легла другая тропа, Таково кривая и гнутая, Что нам засветло не быть, а тогда Не застать бы юношу уже мертвого.»

47 «Чем же быстрый путь непригож?» — Вопрошает Руджьер, и слышит отповедь: «В поле-де там замок понтьерских Графов, а в том замке — устав, И тому уставу — три дня, Лютому и жестокому к странствующим, А завел его злейший Пинабель, Сын Ансельма от Высокого Берега. 48 Ни рыцарю там, ни даме Не пройти без урона и бесчестья: Их щадят, Но с того оберут латы, а с этой платье. Не было и не бывало Лучше во Франции паладинов, Чем те четверо, какие там клялись Биться по Пинабелеву уставу. 49 А отколе тот трехдневный обычай, Не смолчу, Дабы ведать вам, право или криво Дался паладинам их присяжный обет. Была у Пинабеля дама, Злая и жестокая, как никто. С нею-то он где-то однажды Повстречал соперника и был побит. 50 Тот соперник, имея за седлом, Насмех даме, старую старуху, Сразился о ней с Пинабелем, А тот был спесью вздут, да силой худ; Сбил он Пинабеля, а даму свел И проведал, не кривы ль ее ноги: Взял коня, снял наряд И одел им ту дряхлую прелестницу. 51 Спешенная, обесчещенная, Алчущая и жаждущая мзды, Вторая по Пинабеле Всюду, где что можно сдеять злого, Ни денно она, ни нощно Не смолкала, что нет ей в жизни радости, Пока тот не пустит без лат и платий Тысячу рыцарей и тысячу дам. 52 А случились в тот самый день [450] В его замок четверо славных витязей, Незадолго в нашу округу Из дальнейших причалившие земель, Доблестью боевых потех В наши веки не знающие подобных: Аквилант, Грифон, Сансонет И Лесной Гвидон, юнейший меж юными.

53 С вежественным притворством Пинабель Отворил пред ними названный замок, И отвел им почивальный покой, А на покое их схватил, и не прежде Выпустил, чем клятвенный взял обет: Год и месяц Здесь стоять и обирать на пути Всякого странствующего рыцаря, 54 А красавиц, которые при них, Спешивать и отбирать одеяния. Такова была присяжная клятва, Как ни скорбно, а должная блюстись. Доселева ни единый, Бившись с ними, не остался в седле, А побитых — без счету, Пущенных бесконно и безоружно. 55 А порядок в них таков: кому жребий — Бьется первым, один на одного, Если же соперник силен И сам высидит, а спорника свалит, Остальные Скопом грянут умертвить устоявшего. Если каждый врозь так могуч — Посуди же, каковы они в сборе? 56 И как нашему делу не с руки Никакая медленность и просрочность, То не в пору нам нынешняя брань — Будь ты даже победителен, Как сулит ваша рыцарская стать, — Все равно, эта схватка не на час, А коли умедлим мы подмогою, — Быть сегодня юному на костре». 57 А Руджьер: «Не на это мы глядим! Это сможем, то превозможем, А о прочем пусть решит вышний бог, А не он, так Случай! По тому по самому поединку Ты увидишь, хороши ль мы помочь Ждущему костра За поведанные пустые вздоры!»

58 Девица больше ни слова, И в дорогу по краткому пути. А как минули милю и другую, Видят, мост, за мостом ворота, Где потеря латам и платьям И немалое опасение для жизни. Чуть они завиделись — со скалы Дважды грянул им колокол, 59 А из ворот — старик, Второпях, на усадистом жеребце, И кричит: «Ни с места, — Здесь урочище для мытного сбора, А каков таков этот сбор, Коли вам не ведомо, то уведайте!» — И повел о том, Что за пошлина пошла от Пинабеля. 60 А потом, как приобык прежним рыцарям, Говорит советные им слова: «Обнажите, молодцы, вашу женщину, Совлекитесь лат, соступите с стремян, И не рвитесь в свою беду Пред таких пред четырех поединщиков! Ткани, брони, кони — добро Наживное, а жизни не воротишь». 61 «Ни слова! — ему Руджьер. — Все мне ведомо, на то и пришел Попытать я, Таково ли я хорош, как душа велит? На пустые угрозы не отдастся Ни ткань, ни бронь, ни конь Ни мной, ни товарищем, Ибо он, как и я, к пустому глух. 62 Но как бог свят, Дай сюда тех, кто ищет конь и бронь, Ибо нам недосужно мешкать, Когда путь еще и в гору и с горы». А старик: «Да вот Ищущий уже на мосту», — и впрямь, Выезжает к ним рыцарь, а на рыцаре Плащ-багрец, шитый в белые цветы. 63 Брадаманта Друга умоляет о любезности Дать ей волю ссадить противоборца, Белым цветьем украсившего плащ. Но не домоглась — Ей приходит быть в Руджьеровой воле, А Руджьерова воля — ему в бой, А подруге — смотреть из посторонья. 64 Спрашивает Руджьер у старика, Кто сей первый, представший из ворот? А старик ему: «Это Сансонет, Узнаваемый по рдяному с белым». Вот съезжаются, тот справа, сей слева, Не молвя, не медля, Уторапливая коней, Чтоб скорей переведаться булатами.

65 А к сходящимся спешит из-за стен Пинабель с премножеством пеших, Быстрых и умелых Обирать доспехи с битых рыцарей. Скачут на паладина паладин, Вскинув в дланях древки могучих копий, Вхват две пяди, из природного дуба, Ровной толщью до самого острия. 66 Целый их десяток Повелел обтесать из живых стволов Сансонет в окрестной дубраве И принес на бой для себя и для врага. Адамант Должен быть у рыцаря щит и панцирь, Чтобы выстоять таковой удар. Взял одно Руджьер, Сансонет другое. 67 Так булатны два острия, [451] Что ударь — пронзят наковальню; Ими-то и грянули два воителя, Сшибшись на скаку, щит в щит. Но Руджьерову не грозен удар, Кованому потными дьяволами, Ибо то был щит — дар Атланта, А каков он, о том уже я сказывал. 68 Сказывал уже я: тот щит Мечет в очи зачарованный блеск С такой силою, что только открой — Зрячий слеп, а живой полумертв. Оттого-то до непременной поры Покрывал его сохранный покров. И к тому же (как покажет нам бой), Был тот щит непробойный и вседробящий. 69 А соперникову щиту, безыскуснейшему, Не по силе пришлось копье — Как от молнии, Он расселся, и вошла в него сталь, И вошла в него сталь, и дошла До открывшейся держащей руки: Раненный, Сансонет, срамясь, летит из седла. 70 Первый из четверых, Ставленных по недоброму уставу, Не стяжал он латных добыч И повергся от встречного поединщика. Где смех, там слезы, И судьба становится поперек. А дозорный кличет Новым колоколом новых бойцов.

71 Пинабель меж тем Подъезжает конь-о-конь к Брадаманте Вопросить, кто столь доблестный и смелый Поразитель не худшего из его людей? И по божьему правосудию Ради мзды по его делам Был он верхом на том самом коне, Коего умкнул он у воительницы. 72 Тому минуло восемь месяцев, [452] Как, сбредясь в пути, Пинабель, Ежели вы памятуете, Уронил ее в гробницу Мерлина, И была бы там ей смерть, Кабы не крепкая ветвь да не добрая судьба. Вот тогда-то; чая ее погибшей, И увел злодей ее коня. 73 Узнает Брадаманта жеребца, Узнает по жеребцу злого графа, А как он подъехал да подал голос — Всматривался в лоб И сама себе молвит: «Это он, Вероломец, таивший мне смерть и срам, — Ныне же тот грех И привел его на правую кару». 74 В один миг — В устах клич, в руках меч, А конем отсекает путь, Чтоб не выдалось убежище в замке. Нет надежды Пинабелю съютиться, Как лисе в норе, — С криком, без оглядки, Он бросается прочь в густую чащу. 75 Бледный, смятенный, жалкий, Шпорит, Только в бегстве уповая спастись. А дордонская Брадаманта По пятам, гнетет и грозит, Шум встал, стонет лес, А у замка никто и не услышит — Все глаза устремлены на Руджьера.

76 А из тяжких ворот Выезжают на него три новых рыцаря, А при них — злохотная дама, От которой тот невзгодный устав. И у каждого из троих Тоска в сердце и жар в лице, Ибо всем милее смерть, чем позор, Что пришло напасть гурьбой на единого. 77 Злобная и блудная Чинница недоброго чина Поминает им клятвенный их обет, По которому вышел час расплаты. А Лесной Гвидон с нею в спор: «Если я положу его копьем моим, То к чему мне рядом чужие? Если ж нет — руби мне голову с плеч!» 78 Вторит Грифон, вторит Аквилант — Каждый рад один на один, А чем скопом ударить на единого — Лучше им смерть и плен. А женщина им: «Бесплодные К чему слова? Я велю вам отбить доспех у этого, А не новый писать закон и чин! 79 Бывшим вам в темнице, тогда И перечить бы, а нынче не в пору! Вы повинны блюсти устав, А не бить напрасными языками!» А навстречу кричит Руджьер: «Вот доспех, вот конь, седло, попона, Все новехоньки, вот дамский наряд; Если надобно — почто же вы медлите?» 80 Госпожа теснит, [453] А Руджьер выкликает и попрекает, И насилу Трогаются трое, горя стыдом: Впереди — два сына Славного бургундского паладина, А вослед, приотстав на тяжком топоте, Лесной Гвидон.

81 Выезжает Руджьер С тем копьем, каким снизил Сансонета, С тем щитом, которым Атлант Хищничал с пиренейских гнездовий, С тем, чей блеск Непереносим для смертной зрячести, С тем, который в крайней беде Крайней был Руджьеру охраною. 82 Трижды [454] В крайних бедах надобился тот блеск: Раз и два, когда из царствий роскошества Изволялся рыцарь к лучшему бытию, В третьи же, когда меж пучин Он оставил несытой пасть чудовища, Должную пожрать нагую прелестницу, Столь жестокую к поборнику своему. 83 Трижды было так, В прочем же тот щит покровен Покрывалом, сподручным отстраниться Тотчас, как нагрянет нужда. С таковым-то нынче щитом Предстает Руджьер, как молвлено, к полю, Столь горяч, что три навстречные рыцари Не ужасней ему малых детей. 84 Бьет Руджьер Грифона Под забрало, по навершью щита, Тот качается, куда бы упасть, И вот падает, и простерт вдалеке. А Грифонов удар был в самый щит, Но пришелся не впрямь, а вкось, И как щит был гнутый и гладкий, То всчертился вскользь на большую беду. 85 Треснула и лопнула ткань, Чародейный запинавшая свет, Пред которым ужасом всяк Ослеплен наповал, и не уйти. А как вырвался вперед Аквилант, И разит, и сорвал последний клок, — Грянул блеск В очи братьям и третьему, Гвидону. 86 Рушится кто вправо, кто влево, Щит бьет в глаз, в ум, Глушит громом всякое чувствие. А Руджьер, Не гадав, что битве конец, Меч в ладонь, повернул коня, Глядь, а перед ним никого: Все, как мертвые — 87 Пали конные, пали пешие, С ними женщины, Между ними кони Бьют боками, как испуская дух. Сперва дивно ему, а после видно: Слева свесился клок с его щита, Клок того покровного шелка, Застилавшего свет, вину всех бед.

88 Повернув, Руджьер Ищет взором подругу и воительницу, Поспешает в тот поприщный конец, Где была она о начале брани, А не нашед, Мнит ее умчавшийся вперед Уберечь спасаемого юношу От костра, покуда медлится бой. 89 Видит он между полегшими даму, Даму, вожатую их пути, И взнимает ее в седло, как сонную, И в смущении отъезжает прочь, А тем платом, что поверх ее платья,. Заслоняет свой колдовный щит, Сокрывает пагубный блеск, И красавица тотчас же опамятовалась. 90 Едет рыцарь, От стыда румян, не вздымая взора, Словно в каждом чуя попрек Немногодостойною победою: «Как себя оправить, Как отвесть срамящий укор, Будто одоленье мое Не по доблести, а по чернодействию?» 91 В таковом-то едучи размышлении, Вдруг напал он на что искал: В полдороге Был колодезь, копаный в глубину, У которого в знойный час Собиралось отпасшееся стадо. Говорит Руджьер: «Пора предприять, Чтобы ты меня, щит мой, не бесчестил: 92 Более тебе со мною не быть, И обида мне от тебя — последняя!» Так сказав, соступает он с коня, Берет камень, громадный и громоздкий, Вяжет вплоть к щиту, И в колодезь их, примолвив над глубью: «Вечный здесь тебе гроб, И с тобою — моему позору». 93 Глубока колодезная копь, Высока вода, тяжел щит, тяжел камень — Окунулись и канули ко дну, И сомкнулась над ними легкая влага. Знатный подвиг Мчит вразлет немолкнущая Молва И трубит его блещущую славу По Испании, Франции и окрест. 94 А когда с уст в уста на целый свет Весть провеяла о редкостном деле, — То из ближних и дальних стран Потянулись рыцари на поиск, Но не сыскивали ни леса, Ни колодезя о том чудном щите: Обо всем повестила говорливая дама, Но об этом — ни слова никому.

95 Как отъехал Руджьер в свою дорогу, Четверых Пинабелевых паладинов, Как соломенных, Положив в недолгом бою, — Щит и свет Перестал слепить глаза и души, И тогда-то повергнутые замертво Поднялись и диву дались. 96 До заката дня Только им и было разговору, Что о чуде, сразившем всех и каждого Необорным блеском, — как вдруг В эти толки вспевает весть, Что случился Пинабелю конец, Пинабель мертв, А от кого он погиб, никто не ведает. 97 Ибо тою порою горячая Брадаманта настигла Пинабеля И на узкой тропе сто раз Вбила сталь в его грудь и бок; А иссекши таковой гнойник, Смрадом поражавший всю окраину, Покидает свидетельную чащу На своем возвращенном жеребце. 98 Но поворотивши туда, Где Руджьер, — Она сбилась меж холмов и долин И напрасно изъезживала округу: Не всхотела жестокая судьба Навести ее на след ее милого. Если эта повесть кому по нраву, Тот послушай и следующую песнь.