1 У притворства — худая слава, Сколько зла в нем — каждому видно; Но часто, очень часто И оно благотворно спасало От хулы, от беды, от смерти, — Потому что в ненавидящем мире, Где больше мрака, чем света, Не всегда вокруг нас — друзья. 2 Много нужно трудов, много испытаний, Чтоб увериться, что друг тебе верен, И что можно говорить без оглядки, Раскрывая перед ним свои думы. Каково же было Руджьеровой подруге Не видеть в Брунеле ни прямоты, ни правды, А только притворство и обман, Как волшебница и молвила ей заранее?

3 Ложь за ложь — самый подходящий Разговор с лукавцем из лукавцев; А к тому же, сказал я, не спускает она глаз С рук Брунеля, хищных и хватких. Тут-то и раздается страшный шум. «Царь небесный! святая Дева! Что это такое?» — Восклицает красавица и бежит на звук. 4 Видит: и гостиник, и все люди его — Кто у окон, кто во дворе, К небу глаза и лбы, Словно там затменье или комета. Смотрит: в вышине — диво, Сразу и не поверишь: Мчится по воздуху крылатый конь, И в латах на нем — ездок. 5 Раскинуты крылья, переливаются перья, Меж ними — всадник, прямой в седле, Весь в железе, светлом и блестящем, И правит путь Прямо на закат, И вот ринулся вниз и исчез за горами. «Это был колдун, — Сказал гостиник (и это была правда), — Он часто летает этою стороной: 6 То он держится выше туч, То ведет над самою землей, Но всякую девушку, взрачную на вид, Он, завидев, хватает и уносит. Поэтому бедные те, Кто красивы, или думают, что красивы (Всем от него беда!), Прячутся по домам и не видят божьего света. 7 Замок у него в Пиренеях (продолжал гостиник), И замок этот — колдовской, Весь из стали, весь так и сияет, — Другого такого чуда на свете нет. Много на него ходило рыцарей, Но никто не хвалился, что вернулся; Думаю я, сударь, и боюсь — Или они в плену, или убиты».

8 Слушает девица и радуется В надежде (и не праздной надежде) Так спытать чудотворное кольцо, Что йонец придет колдуну и замку. Говорит она гостинику: «Дай мне человека, Чтоб получше знал здешние дороги — Не могу терпеть, кипит мое сердце Схватиться с таким колдуном». — 9 «Будет тебе вожатый, — отозвался Брунель, — Мне с тобою одна дорога, А у меня есть и путь на чертеже, И еще, за что ты скажешь спасибо». (Это значило: перстень; но вслух он не сказал, Чтобы не пришлось потом расплачиваться). «Подлинно, спасибо», — говорит Брадаманта. (Это значило: перстень — моя добыча). 10 Что на пользу — сказано, что во вред Делу с сарацином — о том ни слова. У хозяина в угоду ей был скакун, Удалой для бега и для боя. Она за него заплатила И на ясном рассвете пустилась в путь. Тропа шла узким ущельем, Брунель был то впереди, то позади. 11 С холма на холм и из рощи в рощу, [85] Так и взъехали они на ту вершину, Где видно с Пиренеев в бестуманный день Францию, Испанию и оба моря, Как у нас с Камальдолийской горы И тосканские видно волны, и славянские. А отсюда крутым и трудным спуском Они сходят в глубокую долину.

12 Посреди долины была скала, Чья вершина — в венце стальной стены: Так вздымалась она в самое небо, Что округа стелилась далеко внизу. Кто без крыльев, не льстись достичь вершины — Тщетный труд! «Здесь, — сказал Брунель, — Изнуряет колдун в темнице дам и рыцарей»

13 С четырех сторон обрывался обрыв, Падающий вниз, как по отвесу; Ниоткуда ни лестниц, ни уступов, По которым можно взойти; Сразу видно, — лишь крылатая тварь Могла свить гнездо в таком пристанище. Поняла красавица: пришел ее час Отбить кольцо и убить Брунеля. 14 Но противно ей было запятнаться Кровью презренного и безоружного: Разве трудно овладеть ей богатым перстнем Без его погибели? И Брунель не остерегся: Она его схватила. Крепко вяжет к высокой сосне, А с перста срывает свою добычу. 15 Он рыдал, он стонал, он взывал, Но не умолил ее к пощаде, Осторожно сходит она с горы В ту долину, под самый замок, И чтобы колдун предстал для битвы, Трубит в свой рог. Рог гремит, и она грозящим криком Кличет злобного в поле и на бой.

16 Тотчас на гул и голос Чародей является из ворот — Крылатый конь его мчит сквозь ветер На нее, как на оружного мужа. И сперва воительница радуется, Что ничем он зримо не опасен: Ни копья с ним, ни меча, ни палицы, Чтоб пробить или разбить ее доспех. 17 Только щит у него был на левой руке, Весь в багряном покрове шелка, Только книга в правой, но, читая в книге, Он являл очам дивные чудеса, То казалось во мгновенье века, Что он мчится копьем наперевес, То разит клинком или палицею, — А меж тем он был далек и недосягаем. 18 Только конь был не мнимый, а истинный, [86] Конь, исчадье кобылицы и грифона: Перья и крылья — в отца, И передние лапы, и лоб, и пасть, Остальное же все — как у матери. Имя ему было — гиппогриф, Водятся такие (но редко) На Рифее, обок льдистого моря. 19 Силой чар стяжал его колдун, И никто другой ему стал не надобен: Неустанным трудом В месяц он взнуздал его под седло и повод. На земле и в небе, на юг и север Он ристал на нем, не зная равных. Да, средь призрачных его чар Только конь и был настоящим. 20 Все иное было навождением, Где вставало черное белым. Но в поединщице не было испуга — Ее перстень хранил ей верный взгляд. Она сеет удары в ветер, Она мечет коня вправо и влево, Она тщетно Ъилится и бьется, — Но затем лишь, что так ей было велено. 21 А поратовав верхом, Сходит она с седла на землю, Чтоб вернее достигнуть своего, — Был и это урок умной волшебницы. И тогда последней своею чарой, Не зная и не чая отпора, Раскрывает колдун свой щит, Чтоб низвергнуть врага заветным блеском. 22 Он бы мог раскрыть его сразу Не мороча воителей игрою, — Но ему был сладостною потехою И разбег их копий, и размах мечей. Так хитрый кот Вновь и вновь заводит шутки с мышью, А когда прискучит забава — Вдруг прикусит и бросит насмерть. 23 Маг — как кошка, а враг — как мышка: Так бывало в прежних его схватках, Но не так было в этот раз, Ибо на персте у противницы был перстень. Зорко и твердо она следила, Чтобы не было волхву перевеса. А завидев раскрытый щит — Сжала веки и упала наземь: 24 Не ослеплена, Как другие, блеском ярого металла, А затем, чтобы обманувшийся чародей К ней спустился со своего коня. И она не обманулась в умысле: Чуть коснулась голова ее земли, Как летун учащает взмахи И широкими кругами идет на спуск.

25 Щит вновь под платом, Он крепит его к седлу И сходит к лежащей пешим, А она ждет, как волк в кустах козленка. Он рядом — и она на ногах, И схватила, и ему не вырваться. Книгу, где вся ратная его снасть, Злополучный оставил на траве, 26 И была при нем только цепь, Что всегда он носил на поясе, — Потому что шел он ее связать, Как уже и прежде стольких связывал. А теперь он лежал перед победительницей, Беззащитный, И не диво, ибо не ровня — Он, старик, и она, могучая. 27 Она вскидывает победную руку — Отсечь сраженному голову; Но глядит ему в лицо и отводит удар, Гнушаясь недостойным отомщением. Она видит пред ней в последней беде — Чтимый старец с печальным ликом, Лоб в морщинах, седые кудри, И ему лет семьдесят или близ того. 28 «Возьми, юный, жизнь мою, ради неба!» — Молвит старец, в гневе и горе. Но как рвется он отдать жизнь, Так она противится отнять ее. А желает она узнать: Кто он? и зачем он воздвиг Здесь, в глуши, свой оплот? и зачем В целом мире сеет он погибель?

29 «Ах, не по недоброму умыслу [87] Взнес я замок на высь утеса, — Простонал к ней старый чародей, — И не из корысти стал я хищником, А подвигла меня любовь Уберечь от рокового пути Славного рыцаря, обреченного от звезд Стать крещеным и пасть от измены. 30 Свет не видел меж севером и югом [88] Такого удальца, такого красавца. Имя ему Руджьер; Я, Атлант, с пелен его вскармливал и вспаивал. Жажда славы и жадный рок Его бросили вслед царю Аграманту; А мне он был, как сын, и искал я Вызволить его из беды и из Франции. 31 Чудный замок я воздвиг лишь на то, Чтоб замкнуть в безопасном Руджьера, Когда взял я его, Как хотел я нынче взять и тебя. А рыцарей, дам и прочую знать, Которую сам ты увидишь, Я увел сюда затем, чтоб Руджьеру С ними легче была долгая неволя. 32 Выхода им отсюда нет, Но иные их радости мне в радость: Все, что можно собрать с целого мира, То и собрано за этими стенами — Звоны, песни, игры, наряды, сласти — Все, что сердце просит и губы молвят. Славно я сеял, славно пожинал, Но ты пришел, и всему конец. 33 Ах, если душой ты хорош, как видом, — Не препятствуй доброму моему умыслу! Вот тебе щит — дарю, Вот тебе конь, летящий в ветре; Но не посягай на мой замок! Уведи двух, трех друзей, а больше не трогай; Уведи хоть всех, не заспорю, Лишь оставь мне моего Руджьера. 34 Если ж и его ты хочешь отнять — О, тогда, унося во Францию, Прежде вырви мое разбитое сердце Из развалины этого тела!» Но девица ему в ответ: «Его-то от тебя я и вызволю! А ты плачь, сколько хочешь, но не сули мне даров: И конь твой и щит и без того уже не твои. 35 Да хоть будь они и в твоей власти — Недостаточна такая мена: Ты сказал, что заточил Руджьера От дурного знака его созвездий? Но что предназначено ему небом, То или неведомо или неизбежимо! И тебе ли, не видев собственной беды, Прозирать судьбу твоего ближнего? 36 Не проси умереть: я не слышу просьб. А ежели впрямь ты ищешь смерти, То, будь целый мир наперекор, Сильный духом всегда в ней властен. Но пока ты жив — Раствори темницу твоим невольникам!» Так молвила героиня И с пленным волхвом двинулась к скале.

37 Собственною скованный цепью, Шел Атлант, и она за ним, Все еще ему не веря, Хоть и был он подавлен и убог. Немного прошли они шагов, Как явилась в подножии расщелина, А за ней — ступени винтом Вверх до самого входа в замок. 38 Подымает Атлант с порога камень, Весь в странных чертах и тайных знаках, А под ним сосуды, имя им — урны, Из них шел дым, а внутри был огонь. Вдребезги дробит их колдун — и вмиг Кругом пустыня, безлюдье, глушь, Ни стен, ни башен, Словно замка на скале и не бывало. 39 Исчез волшебник, Как дрозд из сетки, Замка — нет, Узники его — на воле. Дамы и паладины Из хором очутились в чистом поле, И вздохнул не один, Что на воле уж нет того довольства. 40 Здесь Градасс, и здесь Сакрипант, [89] Здесь Прасильд, благородный витязь, За Ринальдом шедший из Леванта, С ним Ирольд, верный его друг; И вот видит прекрасная Брадаманта Желанного своего Руджьера, И он ее узнает, И идет к ней с приветным ликованием, — 41 Ибо любит ее Руджьер [90] Больше света, больше сердца, больше жизни С того самого дня, как пред ним скинула она шлем, И ранили ее в открытую голову. Кто и как — об этом долго рассказывать, Но искали они друг друга день и ночь В том лесу, дремучем и диком, А нашли только здесь и теперь.

42 И вот видит он ее, и вот видит он в ней Единую свою избавительницу, И таким он полон ликованием, Что никто его на свете не блаженней. Вдвоем сходят они в тот дол, Где красавица венчалась победою, И глядят: перед ними — гиппогриф, А на боку его — щит в покрове шелка. 43 Брадаманта идет к его узде; Конь помедлил, пока она приблизилась, А потом расширяет крылья И опять опускается невдали. А она за ним, а он опять В воздух, и опять неподалеку — Как ворона вокруг собаки То взлетит, то сядет, то тут, то там. 44 Руджьер, Градасс, Сакрипант И все рыцари, шедшие следом, Рассеялись по склонам холмов, Выше, ниже, куда держал крылатый, — А он, Не раз и не два погоняв их между скал По сырым низинам и голым кручам, Наконец, направил свой шаг к Руджьеру. 45 А и это устроил седой Атлант, Неустанный в любящем желании Уберечь Руджьера от грозящей беды — Лишь об этом мысль его и боль его, Лишь за этим подослал он гиппогрифа Вымчать героя из Европы. Вот Руджьер его тянет за узду, А тот не хочет идти и упирается. 46 Тогда сходит храбрец с Фронтина [91] (Так звали его коня) И садится на ветробежца, И, пришпорив, бодрит в нем дух. Разбегается гиппогриф, отталкивается И — ввысь, Легче сокола, с которого снят шлычок, И он взмоет, взвидев добычу. 47 Брадаманта, глядя на любезного [92] В такой выси и в такой беде, Цепенеет И долго, долго не в силах опомниться. Слышала она, как Ганимед Был похищен в небо из отчего царства, И не знает, не то же ли с Руджьером — Он ведь краше и милей Ганимеда. 48 Другу вслед Ведет она взглядом, пока хватает взгляда, А когда он исчезает из виду, Все летит за ним ее душа. Вздохи, стоны, слезы Изливаются без конца и без отдыха, — Но Руджьера уже не видать, И глядит она на коня его Фронтина,

49 И не хочет его покинуть В добычу первому встречному, А хочет забрать с собою, Чтобы рано или поздно воротить хозяину... Между тем крылатый летит без удержу, Руджьер видит под собою горы, Но в такой дали, что не может разглядеть, Где там ровно, а где отвесно; 50 Так он высоко, что взглянуть с земли — [93] И увидишь в небе лишь точку, И скользит легко, как смоленая ладья, Вслед которой попутный ветер, А дорога ему — на запад солнце, Когда Рак его держит на кругах его. Пусть летит, далеко ему лететь; А мы воротимся к удалому Ринальду.

51 И день Ринальд, и другой Ринальд [94] По простору несшись бурного моря Под полуденным ветром и полуночным То к закату, то к полярным звездам, Наконец, доспешил до Шотландии, И открылся ему тот Каледонский лес, Где под сенью древних дубов Столько слышано битвенного звона. 52 Странствующие рыцари, прославленные в боях, [95] Сходились сюда со всей Британии, И из ближних мест, и из дальних, Из Норвегии, Швабии, Франции, А кто робок, тот сюда не смел: Где ищешь честь, там встречаешь смерть. Это здесь гремели подвигами Тристан, Ланселот, Галасс, Артур и Гальван 53 И другие лучшие рыцари [96] Старшего и Младшего Круглого Стола, Чьих поныне многие высятся Памятники славных побед. Наш Ринальд, на коне и при оружии, Сходит с борта на тенистый берег И приказывает кормчему Поспешить и ждать его в Бервикской гавани. 54 Без спутника, без оруженосца Едет рыцарь по бескрайнему лесу То одною тропой, то другою, Где маячат ему чудные нечаянности, И к исходу дня приспевает в монастырь, Из честного своего именья Оказывавший приют и почет Рыцарям и дамам, попавшим в тот край. 55 Игумен и чернецы Приняли Ринальда на славу, И насытив утробу щедрым ужином, Он спросил: Как в этих краях найти Доброму рыцарю побольше сручных случаев, И на чем себя показать, Стоит он хулы или хвалы? 56 А они в ответ ему: «В этих чащах Приключений много, и самых чудных, Но места здесь глухие и дела глухие, Мало о них кто слышит. Поищи лучше, — говорят, — Где будут твои подвиги у всех на виду, Чтоб за труд и риск Встала слава воздать тебе должное.

57 А чтоб доказать твою доблесть, Есть тебе и достойное дело, Какое ни встарь, ни вновь Ни единому не выпадало рыцарю. Дочери нашего короля Нынче надобна защита и подмога На барона по имени Лурканий, Рвущегося отнять у нее и честь и жизнь. 58 Этот Лурканий Знать, по злобе, а не по правде Донес ее отцу, что застиг, как в полночь Вела она любовника к себе на балкон. По закону королевства Ей сгореть на костре, ежели за месяц (А месяц на исходе) не объявится поборник — Неправого обвинителя обличить во лжи. 59 Безбожно суров шотландский закон: [97] Всякая женщина из всякой семьи, Если сходится с тем, кто ей не муж, И обвинена, — То казнь ей — смерть, и ее не спасти, Если не встанет за нее сильный боец — Доказать, Что она невинна и вправе жить. 60 В горести о прекрасной своей Гиневре (Так ее зовут) Повестил король по градам и замкам: Кто встанет ей в оборону, Кто сотрет клеймо клеветы, — Будь лишь доброго рода, Он возьмет ее в жены, И с ней столько именья, сколько вместно от короля. 61 Если канет месяц, И никто не придет, а придя, не победит, — Она умрет. Это ли не дело для тебя, Чем рыскать наугад по нашим дебрям? Будет тебе честь и слава, неделимая вовек, И лучшая из красавиц От Инда до Атлантических столпов, 62 И вволю золота, и столько именья, Сколько хватит на весь твой век, И королевская милость За восставленную честь его рода. А и рыцарское твое звание велит Оберечь от срама Ту, которая в общей молве — Истинный образ целомудрий». 63 Подумал Ринальд и молвит: «Как! должна умереть красавица Лишь за то, что в нежных объятьях Утолила мучения любовника? Проклят будь, кто издал такой закон, И проклят, кто его терпит! Если уж казнить — то казнить немилостивую, А не ту, что в верного вдыхает жизнь!

64 Правда ли, нет ли, что был у Гиневры милый, — Это мне равно; Если правда — я сказал бы „добро!", Кабы не было из этого столько шума. Ничего я не хочу, а лишь спасти ее: Дайте мне вожака В тот конец, где ждет обвинитель, И как бог свят, я вызволю Гиневру! 65 Не хочу сказать, что она неповинна, — Я в том несведом и боюсь солгать; А скажу одно: по такому делу Не за что ее казнить; И скажу другое: сумасброден бйл и зол, Кто писал такие лютые законы. Отменить бы вам их за неправедность, А издать бы новые, получше. 66 Если общий жар, если равная жажда Клонит и гнет и девицу и молодца К сладкому тому концу, Что укорен только невежеству, — То зачем казнить и зачем хулить, Коли дастся даме с одним и с другим, Что дается мужчине в охоту и без счета, И за то ему хвала, а не кара? 67 Истинно говорю: нечестив закон И для дам очевиднейше обиден. Так не ясно ли, как бог свят, что не дело Томиться под ним так долго?!» И никто не спорил с Ринальдом, Что предки были неправы, Заведя столь недобрые законы, И напрасно-де король их не выправил. 68 А когда просиял небосвод Чистым румянцем нового рассвета, Уж Ринальд — в доспехе, и верхом на Баярде, И при нем — щитоносец из обители В дорогу на много верст, Все лесом, густым и диким, Туда, где решит королевнину участь Новый оружный суд.

69 Сокращая путь, Свернули они с дороги на тропу, Как вдруг слышат изблизи крик и плач На всю лесную окрестность. Шпорит он Баярда, а спутник — клячу, В ту лощину, откуда крик, И видят: меж двух мерзавцев — Девушка, издали недурна собой, 70 Но в слезах, но в муках, Как никто никогда из женщин, А двое при ней — с ножами, Чтобы ею окровавить траву; Она жалостно молит Не милости — хотя бы отсрочки, — Но является Ринальд, озирается Ринальд И с грозным криком мчится на них. 71 Мигом злодей поворотили тыл, Дальнюю завидев ей подмогу, И пластаются в глубокой низине. Герой погнушался погоней — Он подходит к даме, он хочет слышать, От какой беды ей такая мука; А для сбереженья времени велит щитоносцу Принять ее в седло и держать свой путь. 72 Они едут обок, и он видит, что она И лицом хороша и повадкою учтива, Но вся в перепуге От миновавшей смерти. Спрашивает он ее вновь, Кто завлек ее в такую беду, — И она покорно начинает сказ, А какой, — о том в следующей песни.