Хвала поэзии, спасающей от забвения.
18 «Знай:
Там, у вас, не дрогнет и лист,
Здесь, у нас не подав об этом знака.
Все, что в небе, и все, что на земле,
Меж собою разновидно, но соответственно.
Этот старец, долгобрадый и быстробежный,
Здесь творит, что у вас творит
Время.
19 Как совьется тут нить на колесо,
Так прервется там век у человека,
И останется там — слава, здесь — имя:
Навсегда бы,
Кабы не было хищниками на них
На луне — косматого старца,
Под луною — Времени:
Этот топит в реке, а та — в забвении.
20 И как здесь
Эти коршуны, вороны и галки
И все прочие рвутся выхватить из волн
Имена, которые покрасивее, —
Так внизу
Все шуты, плуты, льстецы, блудни, ябедники,
Все, которые при княжьих дворах
Лучше честных и желаннее добрых, —
21 Все, слывущие тонкими за то,
Что живут по-свиному и по-ослиному, —
Лишь обрежется их хозяину жизнь
Паркою, а пуще Вакхом с Венерою,
Все они, ленивые и подлые,
Лишь и знающие набивать живот,
Носятся с его именем на устах
День, два, три, а потом ничего не помнят.
22 Но как лебеди взносят в храм с певчей радостью [212]
Те спасенные чеканные имена, —
Так поэты охраняют достойных
От забвения, злейшего, чем смерть.
О, владыки умные и разумные,
С древнего Цезаря бравшие пример,
Благо вам наречь друзьями поэтов —
С ними вам и воды Леты не в страх!
23 Редки лебеди, редки и певцы —
Те певцы, над кем не ложная слава;
Потому что не терпят в небесах
Преизбытка в сонмах увековеченных,
А еще по скаредности князей,
Из-за коих вдохновение нищенствует,
Доблесть попрана, торжествует порок
И забвенны благородные знания.
24 Истинно, сам Господь
Помрачил их ум, отемнил их взор,
Ибо обездоливши себя песнями,
Обреклись они на полную смерть:
Злой нрав
Их не выдаст из-под гробной плиты,
А умей они дружить с певчим племенем,
Слаще нарда была бы о них молва.
25 Ни благочестивый Эней,
Ни отважный Ахилл, ни гордый Гектор
Не бывали такими, какими помнятся, —
Тысячи и тысячи были лучше.
Но потомки их, не жалея в дар
Ни дворцов, ни великих имений,
Вознесли их в несравненную честь,
Оказавши честь перу сочинителей.
26 Не так свят, не так благ [213]
Был и Август, сколь протрубил Вергилий, —
Но любил он хорошие стихи,
И за то ему простились проскрипции.
Злой Нерон
Небесами отвергнутый и землею
Уравнялся бы, верно, славою с лучшими,
Кабы знал дружить с писчими людьми.
27 Чрез Гомера Агамемнон победоносен, [214]
А троянцы биты, и поделом,
И примерная Пенелопа ради мужа
Терпит сто обид от женихов.
Но коли сказать тебе истину,
То на деле было совсем не так:
Греки биты, троянцы победительны,
А Пенелопа — блудница из блудниц.
28 И напротив того — о целомудренной [215]
Карфагенской королеве Элиссе
Не худая ли носится молва
Оттого лишь, что Марон к ней немилостив?
А что я о том и прям и пространен, —
Не дивись,
Потому что писателей я люблю,
Ибо сам в земной жизни был писателем.
29 И того, что я стяжал надо всеми,
Не отымет ни время и ни смерть,
В каковой судьбе мне порукою
Всепрославленный мною Иисус Христос.
Оттого мне и больно, что пред пишущими
Ныне вежество замкнуло врата,
И они стучат, днем, ночью, бледные, тощие, —
Тщетно!
30 Что сказал я, то и скажу:
Стали редки и писцы и ученые,
Ибо где ни корма, ни логова,
Там и дикому зверю не житье».
Так прорек боговещий старец,
Просверкав ярым пламенем в очах,
А потом обратил к Астольфу
Умудренною улыбкою просветленный лик.
31 Но хочу я оставить их вдвоем —
Удалого герцога и апостола,
Ибо с неба пора мне и на землю:
Мои крылья не держат в такой выси.
Я спущусь к прекрасной даме, чей дух
Осажден жестоким приступом ревности;
Я ее покинул, когда она
Трех царей побила недолгим боем.
32 А потом на пути к Парижу [216]
В тот же вечер, в попутном замке
Вдруг узнала, что Аграмант разбит
Ее братом и спасается в Арль,
По наслышке преследуемый Карлом.
Полагая, что при царе и Руджьер,
Она тотчас с первым светом рассвета
И сама поворотила на юг.