Так иди же с весельем на радость! А мы отдадим на хранение слугам Нашу утварь, кирки и веревки. Народ непутевый толпится у сцены. Здесь воришек не счесть. Так и шарят они, что стащить бы и чем поживиться. В оба глаза добро караульте! А мы обратимся к собравшимся с речью, Скажем зрителям все, что пришло нам на ум, и пройдемся дорогами мыслей. Надзирателям палками следует бить комедийных поэтов, что смеют, Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно. Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта, Кто соперников всех в комедийной игре одолел, став любимцем народа, То тогда наш учитель считает, что он и хвалы и награды достоин. Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей, жалких, Кто над рубищем грязным смеяться привык, кто со вшами отважно воюет, И с разинутой пастью Гераклов прогнал, вечно жрущих и вечно голодных. Он с бесчестием выкинул их, от беды он избавил рабов горемычных, Суетящихся, строящих плутни везде, а в конце избиваемых палкой, Выходящих обычно из дома в слезах и затем только автору нужных, Чтобы раб-сотоварищ их мог поддразнить, над побоями зло насмехаясь: «Ах, бедняк, это кто ж изукрасил тебя? Или с тылу с великою ратью На тебя навалилась трехвостка? Иль ты к лесорубам попал в переделку?» Наш поэт устранил эту грубую брань, шутовство балаганное это, И большое искусство он создал для нас и высокую башню построил Из возвышенных мыслей, из важных речей, из тончайших, не рыночных, шуток. Не на мелкую сошку, ничтожных людей, ополчился поэт, не на женщин, Но с Геракловым мужеством в гневной душе он восстал на великих и сильных Он прошел через страшный кожевенный смрад, через злости вонючей угрозу. Да, без трепета с первых шагов поднялся он на чудище с пастью зубастой, Чьи глаза, как у Кинны распутной, огнем, словно плошки, свирепо горели, А вокруг головы его лижущих сто языков, сто льстецов извивались. Его голос ревет, как в горах водопад, громыхающий, гибель несущий, Он вонюч, словно морж, он задаст, как верблюд, как немытая Ламия, грязен. Я взглянул на него, не дрожа, не страшась, я вступил с ним в смертельную битву. Ради вас, ради всех островов я в борьбу с ним вступил. И за это сегодня Вы должны благодарностью мне заплатить и старинную дружбу припомнить. Я и в прежние годы, в счастливые дни, никогда по палестрам не шлялся, Соблазняя красивеньких мальчиков. Нет, я домой убежать торопился. Огорчал вас немного, и много смешил, и всегда надлежащее делал. Потому-то должны вы друзьями мне быть, Старики, и мужчины, и мальчики все, А вдвойне и особо плешивых прошу Посодействовать мне и в победе помочь. А когда победить мне удастся сейчас, На пирах, на попойках кричать будут все: «Дать плешивому это, плешивому то, И сластей и орехов! Не жаль ничего Для того, кто хоть лысиной равен ему, Благороднейшему из поэтов!»