Распахнулись створки высокой двери, и в зал вошли помощники главы Совета, молчаливо намекая, что нам пора выметаться.

— Вот идиоты, — пробурчал Яррен, поднимаясь. — Неужели они думают, что мне по плечу с ходу и на глазок разгадать древний рецепт айров? Я им что, гений какой? Почему слава моего отца-инсея всегда оборачивается против меня, Дигеро?

— А ты не мог им это сказать?

— Да надоело всякий раз оправдываться! Все считают, что изворачиваюсь.

— А разве не так? Вот как ты определил, что это рецепт айров?

— Ничего я не определил. Я лишь предположил это, исходя из того, что даже Эстебан не смог разобраться, что там за сулема во флаконе, а он сильнейший маг, не чета мне. Следовательно, либо Тьма, либо айры. Но говорилось всего лишь о запретной магии, значит, остаются айры.

Мы прошли мимо помощников, застывших с каменными лицами.

— А какая именно магия? — спросил я. — Не все, что от айров, запретно. Белая — тоже от них.

— Белая адаптирована к людям, потому мы и наследники. А чтобы применить чистую магию айров, нужно самому быть божеством. У других не получится. Даже если брать их рецепты, вылезет куча побочных эффектов, если не полная противоположность.

— Знаю, — поморщился я. Совсем меня дураком считает. — Ты мне решил по второму кругу лекцию по истории магии прочитать? Единственное, что действует стопроцентно, — ритуал единения душ, но он изначальный.

Решив обойтись без невидимых троп, мы направились в просторный коридор, заканчивающийся балконом — площадкой для крылатых гостей. Двери с хрустальными вставками были гостеприимно распахнуты. Вид на горные хребты открывался настолько величественный, что невозможно не задержаться. Рогнус обещал предупредить меня, когда я понадоблюсь северянину, который, похоже, все-таки добился встречи с лордом Эстебаном.

Я сразу создал полог бесшумности. Не зря же полукровка со мной пошел и о своих делишках забыл. Он оперся о перила балюстрады, вдохнул полной грудью морозный воздух, любуясь ослепительными вершинами.

— Все-таки здорово здесь. Снаружи. А внутри, если копнуть… Как в том флаконе. Мерзость. Я скажу тебе, что там, Диго. Учитель разрешил. Там зелье, меняющее не сущность, как заподозрил глава Совета, а внешность. Телесность. На противоположную.

— Все-таки ты определил на глазок и с ходу, гений ты наш, — еле выдавил я, ужасаясь услышанному до озноба в сердце. Лэйрин! Что с ним сделали?

— Нет. Я уже знал. Мне наставник сказал. Рагар видел эту гадость в руках Хелины. Лэйрин вырвался и бежал из замка, и учитель выводил из него эту отраву всю ночь. Но последствия сразу не исчезнут.

— Но зачем это понадобилось миледи? Она же мать! Риэнна!

— Не знаю. Все мои версии кажутся далекими от истины. Может быть, дело в том, что уже ни для кого не секрет: Роберт испытывает к сыну противоестественную любовь. И она решила, что женская внешность защитит Лэйрина от этого чудовища. Может, причина преступного поступка Хелины совсем иная: например, месть Роберту, чтобы оставить его без наследника. И это после того, как столько лет добивалась признания сына. Женская логика для меня непостижима.

— Боги, как все… отвратительно!

— Не то слово.

— Почему ты мне это рассказал, а не Эстебану?

— Потому что и Рагар ему не сказал. А тебя Совет будет использовать как соглядатая. Не всегда верь своим глазам, Дигеро. Это просил передать тебе мой наставник. А от себя скажу… Знаешь, мне казалось, у меня никогда не будет друга среди этих напыщенных лордов. Но ты мог бы переменить мое мнение. С тобой легко. Ты позволяешь человеку быть самим собой, не осуждая и не ломая под себя. И сам остаешься самим собой, не подстраиваясь. Это редкое качество.

Мне стало неловко от его похвалы. Незаслуженной причем. Знал бы он, что я иногда о нем думаю и как осуждаю!

— Настолько редкое, что я им не обладаю, — пробормотал я. И, вполне научившись резко перепрыгивать в разговоре на другую сторону пропасти, спросил: — Я в этой истории с Гайиром не понял одной вещи: зачем он натравил на тебя старуху? Почему он хотел тебя убить?

— Да хотя бы потому, что он ненавидит полукровок, — усмехнулся Яррен и дружески хлопнул меня по плечу: — Прощай. Моя карета подана. Ах, да. Еще просьба: поцелуй там за меня какую-нибудь принцессу. Говорят, их прорва в столице и все заколдованы, а Рагар, сволочь такая, опять меня тут одного оставил.

Засмеявшись над моим обескураженным видом, полукровка легко вскочил на перила и, распахнув руки как крылья, свалился в пропасть.

Внизу раздался возмущенный вопль:

— Идиот!!! Ты мне все крылья переломал, риэн инсеистый! Если ты когда-нибудь промахнешься, ловить не буду!

Я перегнулся через ограждение: Яррен уносился вдаль на спине снежного ласха.

Весь он тут, подумалось. Рисуется даже передо мной. Или… тренируется при любой возможности? Вот смог бы я так безоглядно грохнуться в пропасть на спину летящего дьявола?

Дурной пример заразителен. Мне дико захотелось испытать чувство свободного падения. Пока я колебался: а успеет ли Рогнус подхватить, за спиной послышались шаги и голос Таррэ:

— Вот ты где, Дигеро фьерр Этьер! А где этот баламут Яррен? Успел улизнуть?

— Только что. — Я повернулся, проклиная себя, что не последовал примеру полукровки. Духи рода все равно не дали бы убиться.

— Никак не могу раскусить эту инсейскую заразу! — пробурчал вейриэн. — Интересно, его Рагар предупредил о моем приближении или сам почуял?

— Не знаю, мастер.

Таррэ оценивающе оглядел меня.

— Собственно, мне он пока и не нужен. С тобой я хотел повидаться напоследок, Дигеро. Понаблюдал я сегодня за вами обоими и вот что скажу. Ты не безнадежен, как наглец Яррен, с которым смог работать только такой же несносный тип, как Рагар, тоже полукровка, кстати, у которого мало что осталось святого. Из тебя же может получиться что-нибудь стоящее. Мне будет жаль, если ты, с весьма неплохими боевыми качествами, наблюдательностью и выдержкой, так и останешься в тени старших твоего рода. Пожалуй, я бы взял тебя в ученики. Пойдешь?

В горле у меня пересохло, и я несколько мгновений проявлял выдержку.

— А не поздно, мастер? Мне восемнадцать лет. Наставника выбирают родители с рождения.

— С нашим горным долгожительством это ерунда. А у тебя есть преимущество по сравнению с несмышленым младенцем: ты уже совершеннолетний и можешь сам выбрать наставника.

— Но я уезжаю.

— Вот и будет у тебя время обдумать мое предложение и решить, хочешь ли ты стать независимым, сильным и открыть для себя новые возможности белой магии.

Я почувствовал раздражение: за кого он меня держит? Столько вкусных червей на крючок насадил — обожраться рыбе!

— Кто же этого не хочет, мастер? Но не могу скрывать: вы показались мне неприятным человеком, и я не уверен, что смогу быстро побороть это первое впечатление.

— Так я же тебе не замуж предлагаю за меня выйти, Дигеро. Это все неважно. Принц Лэйрин ненавидел наставника Рагара в первые месяцы своего зримого обучения, но кого это волновало? Опыт, знания и поддержку учитель передает в любом случае, даже во сне, даже на расстоянии, если ученик способен воспринять. А все говорит о том, что ты способен. Думай. Когда вернешься в горы, найдешь меня сам, если надумаешь.

Он подошел к перилам, неодобрительно глянул в ту сторону, куда улетел Яррен.

— Летит он не в сторону дома. И не к горе Раэн. И куда же его понесло? Скажи-ка, Дигеро, если б ты не ждал, когда Рамасха освободится, куда бы сейчас отправился?

— В центр треугольника, — не задумываясь, ответил я.

— Какого треу… О котором сказал мне Эстебан? Раэн-Ассияшт-Север? Ах ты ж! — С этим возгласом досады вейриэн отступил на шаг и исчез. Чем они платят за переходы, хотел бы я знать, если не пользуются тропами духов? Хоть в ученики иди, чтобы узнать.

Я стоически подавил импульс вызвать Рогнуса и самому смотаться в пресловутый центр. И правильно сделал, потому что, во-первых, без карты не представлял точного места, а во-вторых, через несколько мгновений дух сграбастал меня за шкирку, выпалив, что принц Игинир появился у подножия горы Совета, на этот раз со всей свитой и готовый к походу.

Я едва успел назвать плату: разговор с Таррэ об ученичестве. Даже помнить о нем не хочу, чтобы не было соблазнов.

Но Рогнус уже вытолкнул меня на площадку, а о разговоре я еще помнил. Так что не знаю, чем расплатился за то, что не опоздал. Там уже собрались провожающие — лорды, пара советников и несколько учеников школы риэнов, наших с Кандаром друзей.

Ласхи подвели мне дивного белоснежного коня. Он скосил на меня глаз с вертикальным зрачком. Снежный дракон. Иных лошадей у северян нет.

«Гхм… Потомок, а ты ничего не забыл? — осведомился Рогнус. — Так и поедешь нищим оборванцем без поклажи?»

Через пару секунд у моих ног появился плохо уложенный дорожный мешок, из которого издевательски высовывалась кукольная голова королевы Лаэнриэль с растрепанной косой и зелеными глазами принца Лэйрина. Мрак! Сестренка сунула все-таки. Еще и обиделась, наверное, что я ее любимую куклу не стал брать. Вот не мог Рогнус мне раньше вещи доставить? Хотя бы в то время, когда я на балконе на панораму пялился, словно впервые видел. Выставил теперь меня на посмешище.

Под ехидные взгляды и сдержанные смешки учеников школы я спешно попытался засунуть куклу поглубже в мешок, но она, как назло, за что-то зацепилась.

— Можно посмотреть, Дигеро? — Принц Игинир соскользнул с белоснежного коня и в два шага оказался рядом.

— Извольте, ваше высочество.

А вот досталась кукла легко, зараза. Словно сама выскочила. Взяв ее в руки, принц с удивительно нежной улыбкой поправил растрепанную косу.

— Какие у нее глаза! — вздохнул он. — И зовут эту красавицу — королева Лаэнриэль?

— Да. Моя младшая сестренка положила, — пояснил я. — От сердца оторвала.

— Счастливец, у тебя очень любящая сестра. Я бы тоже от такого талисмана не отказался.

— Думаю, Айдора обрадуется, если подарок будет вашим, ваше высочество.

Озабоченная складка на лбу принца разгладилась, он расцвел такой потрясающей улыбкой, как если бы ему подарили мир.

— Спасибо. Я буду ее беречь. Передай леди Айдоре, что она сделала меня счастливым. Могу я ее отблагодарить? Это не будет нарушением какого-нибудь пункта вашего сложного этикета?

— Леди в любом возрасте не принимает даров от мужчин, не представленных роду, но передать через родственников дозволяется. Только не кольцо, — улыбнулся я, заметив, как задумчиво оглядел Игинир свои руки. — Это будет неправильно понято.

Принц вынул из уха серьгу с капелькой из необычного прозрачного камня. В его глубине словно переливалось крохотное северное сияние.

— Пусть леди Айдора простит меня за такую импровизацию, но ничего более подходящего я не мог придумать. Это тоже талисман. — Игинир, заметив мой настороженный взгляд, нахмурился. — Уверяю, Дигеро, это совершенно безопасный подарок для маленькой леди и не может навредить ни ей, ни вашему дому, ни, дьяволы задери вашу подозрительность, Белогорью. Рагар не впустил бы меня сюда с опасными предметами.

Он положил мне безделушку на ладонь.

«Рогнус, проверь эту штуку и передай Айдоре, если действительно нет опасности», — попросил я. Серьга очень медленно растаяла, а принц бережно спрятал куклу под плащ. Я окинул взглядом озадаченные лица товарищей и почувствовал благодарность к северянину, спасшему мою репутацию. Над взрослым принцем, играющим в куклы, никто не засмеялся.

Я быстренько перетряхнул мешок, и в груди похолодело. Писем, которые я писал самолично или диктовал духу-помощнику, чтобы тот перенес на бумагу, не было. Ни одного.

«Рогнус, ты не видел, куда я мог сунуть письма?»

«Какие?»

По его невиннейшему тону я сразу догадался, кто приложил руку к исчезновению дневников, тьфу, писем, конечно.

«Мои письма принцу Лэйрину!» — мысленно рявкнул я.

«Их обнаружил твой отец и сжег».

«Они были зашифрованы! Как он мог понять, что это за записи?»

«Диго, Диго… Ну что можно утаить от того, кто умеет допрашивать духов? Естественно, ему сообщил ключ твой маленький помощник!»

«Очередная подлость!» — взорвался я.

К счастью, от неприличной брани меня отвлек зычный приказ командира северного отряда:

— Ласхи, на крыло! В путь!

* * *

Мы преодолели на ласхах примерно полпути до рубежа с владениями короля Роберта, когда советники и лорды, провожавшие северян на крыльях духов, вдруг страшно засуетились. До уха донеслись возбужденные возгласы.

«Рогнус, что происходит?» — спросил я. Дух отозвался: «Гайира нашли. Сейчас посмотришь».

— Ваше высочество! — выскочил из воздуха страшно довольный Таррэ. — Давайте-ка сделаем привал.

Едва мы опустились в подходящую высокогорную долину, из ниоткуда высыпалась полусотня вейриэнов. Пятеро волокли какой-то ящик, похожий на гроб, популярный у дальегов и жителей равнин в похоронных ритуалах. Я ждал, что появится и Яррен, но его не было.

Вейриэны сняли черные ремни с гроба, откинули крышку и бесцеремонно вытащили за шкирку Гайира — посиневшего, но живого, связанного по рукам и ногам странными веревками: перекрученной розовой тканью с оборками.

— Вот в этом его и нашли, перевертыша, — сообщил Таррэ. — Путы снимать не стали, уж больно хороши. Судя по ним, платье миледи Хелины восстановлению не подлежит. Пусть он сам расскажет о вашей будущей родственнице, ваше высочество, он ее последним видел. Ну, Гайир?

Старший сын лорда Хорхе не брезговал магическими манипуляциями с внешностью: выглядел он молодо и породисто, с излишне правильными чертами лица. Раньше выглядел. Сейчас один глаз зиял кровавой раной, второй сочился слезами, расцарапанные щеки воспалились, а в когда-то густой медной шевелюре просвечивали проплешины от выдранных волос.

— Ну, что молчишь, Гайир? — склонился к нему Таррэ.

Предатель всхлипнул.

— Ссспасибо. Вы спасли меня, думал, умру в этом гробу-уууу… — Он завыл.

Принц брезгливо скривил уголок рта:

— Избавь меня от этого зрелища, Таррэ. Зачем ты его притащил? Ты ведь у него уже все вызнал. Я предпочту твой рассказ, ты хотя бы не воешь.

— Притащил, чтобы ты не говорил потом, что я исказил показания. Наш младший лорд Дигеро оказался абсолютно прав, когда предположил, что этот перевертыш пробрался к леди Хелине. Вот только произошло это незадолго до полуночи. Не знаю уж, почему риэнна впустила его в замок. Там он сумел ее пленить, надел запирающие браслеты и, спрятав тело в этот ящик, перенес на заброшенное кладбище дальегов.

— Зачем ему понадобилась миледи?

— Отвечай, Гайир.

— Ппприказ Азз… Азззар…

— Пусть лучше помолчит. — Игинир едва сдержался, до хруста в пальцах сжав рукоять меча. — Приказ Азархарта. Дальше.

— Дальше ему надо было создать тайную тропу для переброса миледи в Темную страну. Для этого и пробил темный князь еще одну точку в землях Империи, но у Гайира все пошло наперекосяк, и портал не был создан. Еще бы. Не они первые пытаются пробить защитный купол Белогорья. Предатель вернулся на кладбище и решил действовать своими силами. И браслеты на себя надел, от духов прятался. Но миледи — сильная женщина, невероятно сильная духом, — с искренним восхищением подчеркнул вейриэн. — Она сумела распутать связанные руки. Гроб открыть не смогла, зато успела вытащить остаточной магией пару гвоздей. И остальные бы вытащила, но вернулся Гайир. И решил проверить, жива ли жертва.

— Н-нннет, — проблеял предатель. — Кккрышка отош…

— Заткнись, падаль, — не опуская на него взгляда, бросил принц, и тот умолк, вжав голову в плечи.

— А, значит, крышка отошла, — прищурился Таррэ. — А мне ты говорил иное. Ну да не существенно. Остальное понятно. Миледи сразу убила бы его ударом в глаз, если б гвоздь был подлиннее. Но и этого хватило. Он же трус, да еще и не ожидал сопротивления. Она его поколотила, связала собственной юбкой и уложила в гроб, да еще и землей присыпала и дерном обложила, чтобы никто не нашел. Заживо похоронила. Впрочем, он с ней так же поступил. Азархарт не уточнял, живой или мертвой ему нужна леди. Но на Хелине сейчас такие же браслеты, их так просто не снять. Потому тропами духов ей не уйти, она должна быть еще в Белых горах.

— В горах уже зима. И как она без помощи духов по скалам пройдет?

— Миледи жива, это мы можем сказать точно. Она могла скрыться у синтов.

— Ты меня успокоил, Таррэ, благодарю. Теперь я смогу смотреть в глаза принцу Лэйрину.

— Белогорье очень просит вас, ваше высочество, не сообщать Лэйрину о случившемся, — тихо сказал вейриэн. — Мы сами ему скажем. С ним Рагар, связь постоянная. Та же просьба относится и к вашей свите.

Игинир оглянулся на меня и Кандара.

— Хорошо. Даю слово. Никто не проболтается. Но, Таррэ, по старой дружбе прошу, сообщите мне, как только ее найдете. Император спросит меня о благополучии всей семьи своего тестя.

Таррэ, кивнув, поднял руку, скомандовал отбытие. Вейриэны исчезли вместе с преступником и его тесным узилищем. Надеюсь, теперь постоянным.

Я встретился взглядом с Кандаром и увидел в его глазах то же недоумение, какое сам испытывал: высший белый мастер Таррэ отчитался перед чужаком, как перед Советом не отчитывался. Притащил преступника — мол, поймали, исполнено. Как охотничья собака несет добычу хозяину. Да и вел себя с ним бесцеремонный северянин так, как хозяин.

На сердце стало очень нехорошо. «Рогнус, ты видел это?» — «Да».

Судя по краткости ответа, мой предок тоже озадачен. «И как это понимать, старик?» — «Империя — сильный союзник, и нужно, чтобы это был наш союзник, а не Роберта». — «Мне показалось, этот союзник готовится стать владыкой». Дух скептически хмыкнул, но промолчал.

Принц покосился на меня:

— О чем ты задумался, Дигеро? Тебя удивили мои слова о дружбе с вейриэном?

— Да, ваше высочество.

— Ты ведь знаешь, что мастер Рагар — наполовину северянин? И бежал из Империи?

Я кивнул. Еще бы не знать. Чуть полномасштабной войны с Империей тогда не случилось. Обошлись несколькими жаркими стычками в сотни погибших с обеих сторон. Но при чем тут неприятный белоглазый вейриэн?

— Так вот, — продолжил принц. — Таррэ долго был заложником у моего отца. Отдувался за Рагара после его бегства из Империи. Отец требовал вернуть беглеца живым или мертвым, предлагал обмен. Но горы уперлись и патовая ситуация длилась годами, император даже согласился на статус посла для Таррэ. А сейчас твои соотечественники поставили условие: горы не дадут благословения на брак дочери горной леди, если не будет отпущен белый мастер. Императору так все надоело, а может, поумнел к трехсотлетию, но он согласился. Мы приехали вместе с вейриэном.

— Поверить не могу, чтобы высший мастер позволил взять себя в заложники.

— Это добровольный шаг с его стороны. Он вырвался бы, конечно, но не стал сопротивляться при захвате, чтобы не плодить жертвы и не углублять вражду. Отец оценил и обращался с ним почтительно. Только покидать пределы Империи ему было запрещено. Таррэ даже немного меня обучал. Не как наставник, правда.

Это не объясняло унизительного раболепия Таррэ. Не объясняло наглости принца, требовавшего от лордов и вейриэнов отчета так, словно имел на это право! Это объяснялось только одним словом — измена. Возможно, того же Таррэ и главы Совета или всего его состава.

Нет, я никогда не стану учеником белоглазого мастера. Чему такой может научить? Лебезить перед вчерашним врагом? Мы ведь не раз в прошлом воевали с Империей.

* * *

Когда мы на закате достигли предгорий и миновали рубеж, за которым лежали равнинные владения огненного короля, принц Игинир скомандовал привал. Ради нас с Кандаром. У меня уже зуб на зуб не попадал от холода. Снежные драконы — чрезвычайно холодные создания. Мой товарищ тоже посинел. Нам протянули флажки с каким-то бальзамом:

— Разотритесь, а еще лучше — выпить.

«Рогнус, это можно пить?» — «Разотрись. Напьешься чуть позже. Корень солнца — убойная штука, как я слышал».

Я растер руки, лицо и шею. Подумав, скинул сапоги: пальцев уже не чувствовал. Тоже растер. Кожа мгновенно раскраснелась, по жилам побежала горячая кровь. Пока я возился, Кандар, не мудрствуя, хлебнул из фляги, стремительно повеселел и начал обдирать кустарник для костра. Когда я присоединился к нему, принц Игинир приказал нам отойти подальше: ласхи не любят огня. Отряд расположился на голой вершине сопки, покрытой снежком. Белые горы вздымались на горизонте мощной стеной.

Почувствовав ледяное прикосновение Рогнуса, я поежился. «Ну, и когда можно будет снять пробу с Корня солнца? Я замерз!»

«Сейчас согреешься, потомок, обещаю. — В голосе предка слышалась улыбка. — Мы решили подарить тебе кое-что. Сейчас, а не когда-то. Это не отменяет обещанного через Сирьета. Ты же помнишь, Дигеро, что наступил тот час, когда лорды и леди приходят в святилища для общения с предками рода? Именно на закате, перед наступлением ночной тьмы. В это время мы все — и люди, и духи — наполняем Чашу Цветка. Яррен искал ее под землей, в недрах. А она — в Поднебесье, друг мой. Но мало кто ее увидит. Я поделюсь с тобой своим зрением. Но сначала я покажу тебе мою память — то, каким был расцвет Белогорья. Смотри и запоминай, сынок».

Он коснулся моего лба не как обычно, а едва ощутимым поцелуем невидимых губ.

И небо словно распахнулось, озарившись жемчужным сиянием, а над Белыми горами соткался белоснежный огромный цветок, похожий на лотос. Его величина была невероятна — он вздымался над горами тысячелепестковой короной, от края до края. Он дышал, пульсировал и расцветал. Так играет огонь в очаге. Эальр — очаг на языке айров. Его белоснежные лепестки непрерывно распускались, перетекали в вечном движении, источая свет и силу. Дивную силу, от которой пело сердце и воспаряла в небеса душа.

Мне казалось, что я смотрю на это чудо из Поднебесья, вижу просвечивающие сквозь текучее пламя горные рельефы, чувствую каждый лепесток. Я видел его сердцевину цвета нежной золотисто-розовой зари. Это марево сияло над хрупкими шпилями дворца, плывущего над долиной Лета. И горы… сами горы были гигантской чашей, державшей цветок белого пламени в ладонях. Ничего более грандиозного и прекрасного я не видел и уже не увижу.

«Не увидишь, пока не вернется сердце белой магии и королева, — вздохнул дух. — Ты видел то, что я помню. Сейчас это выглядит так…»

Меня словно в сердце ударили, и я едва сдержал крик. Жемчужное сияние резко потускнело. Стройные очертания оплыли в пену. Лепестки цветка — уже не такого огромного — поблекли и хаотично свивались, а в сердцевине зияла дыра, посыпанная бело-серым пеплом. Рана, огромная рана расползалась по белому лотосу. Цветок умирал.

По щекам потекли слезы. Что бы ни случилось со мной, теперь я знаю, ради чего жить и дышать. И я вдруг странным образом почувствовал, что мой бесплотный дух-хранитель тоже плачет. Беззвучно и страшно.

«Рогнус?»

Он не ответил: нам помешали.

По мягким кошачьим шагам за спиной я понял, что приближается принц, но не повернулся. Провел ладонью по щеке, растерев мокрую дорожку.

— Что с тобой, Дигеро? — удивился Игинир. — Осторожнее с Корнем солнца. С непривычки может ударить в голову.

— Спасибо за предупреждение, ваше высочество. Я не пил.

— Ты уже полчаса глаз не сводишь с гор.

— Я впервые смотрю на них со стороны.

Он подошел, искоса взглянул в лицо.

— Я могу показаться бестактным, Дигеро, но все же спрошу: почему это величественное зрелище вызвало у тебя такие горькие чувства?

— Простите, если скажу банальность. Я внезапно обрел смысл жизни. Это оказалось очень больно.

— Болит живое, значит, ты жив, — улыбнулся северянин, чуть прищурив колдовские глаза. — Ты точно уверен, что ни капли не пил? Обычно поиски смысла жизни начинаются после третьей рюмки.

Я улыбнулся.

— Зачем искать то, что найдено?

Он поймал мой прощальный взгляд на горный пейзаж.

— Похоже, у тебя не было личного наставника, Дигеро? Тогда я, на правах старшего, тоже скажу несколько банальностей с твоего позволения. — Он сделал паузу, как будто действительно ждал возражений. Не дождавшись, продолжил: — Любовь к родине — необходимое условие для мага, но еще не смысл всей жизни. Любовь нельзя ставить во главу угла. Во имя любви совершаются такие страшные вещи, какие никогда не совершатся, если делаются с любовью. Во имя любви отнимают, а с любовью — дают. А смысл — он проще и сложнее. Он каждое мгновение — свой. И целое поймешь только на последнем рубеже. Тогда и придет смысл. По крайней мере, так говорит мой любимый младший брат, а он знает точно, он уже умирал однажды.

— О бессмертии ласхов я не слышал.

— Он полукровка. И стал вейриэном, как и его мать.

«Тоже полукровка, ничего святого», — вспомнил я ворчание Таррэ. И у этого полукровки куча ласхов, ни у одного вейриэна больше нет их в подчинении.

— Его имя Рагар?

Принц кивнул, по его волосам рассыпались жизнерадостные радужные отблески.

— Я люблю брата. Помню его мать, хотя я был еще мал. Она относилась ко мне как к родному, когда жила у нас. И Таррэ, как бы он ни строил из себя злого вейриэна, был мне настоящим другом. Потому я не могу относиться к Белым горам как к чужой стране, Дигеро. То, что происходит здесь, задевает меня за живое. Но и свою холодную родину я люблю. И мне кажется, у нас общая беда.

— Темная страна?

— Не знаю. Я тебе вот что скажу… Полгода назад мы поймали в рейде темного вейри. Отец лично допрашивал. Я не смог присутствовать, но читал записи допроса. Оказывается, они тоже любят свою страшную темную родину. Удивительно, да? А самое удивительное — там тоже творятся непонятные вещи, пугающие даже темных. Мы сначала решили — это агония и Темная страна вот-вот снимется с места и рухнет на чьи-то головы. Пятьсот лет они сосут северные земли, пора клопу отпасть… — Игинир помолчал, глядя на горный пейзаж. — Но теперь, Дигеро… Теперь, когда я увидел, что и святое Белогорье затронуто тленом, начинаю понимать, что дело не в этом.

Я хохотнул:

— Неужели и темные ни при чем?

Игинир перевел на меня жуткие, гипнотические глаза. Припечатал:

— Агония везде. У Роберта в королевстве тьма знает что творится. У шаунов и аринтов… Такое ощущение, что тлеет весь мир. И либо вспыхнет весь и разом, либо так и дотлеет незаметно, если не найти истинную причину. И может оказаться, что твой обретенный смысл жизни включит в себя не только Белогорье, но и мою родину, и родину аринтов, и даже Темную страну.

— Это невозможно!

— Как знать… Уже двое из знакомых мне высших белых вейриэнов этого не исключают.

Это измена! — лихорадочно колотилось в висках. Чудовищная измена самой сути жизни и света.

— Отогрелись? — услышал я принца, как сквозь туман. — Тогда в путь!

И нам опять предстоит война, думал я, проносясь на крыльях ласха над еловыми верхушками залитого закатным солнцем леса. И пусть мои мысли были пафосны, наедине с собой я мог это позволить. Война идет давно, невидимо и непрерывно, только нам об этом не говорят старшие, потому что еще не наступило наше время. Война не только с Темной страной, как было всегда. Теперь уже на новом витке — с самими собой. Друг с другом. Это уже началось.

Я оглянулся на горные пики, попытался представить дивный белопламенный цветок из воспоминаний духа. Что бы ни говорил мне принц чужой страны о мире во всем мире, моя задача маленькая — чтобы наш белый лотос снова расцвел. Моя душа и сердце принадлежат Белогорью и ничему другому.

Лэйрин, это последнее письмо я лично запишу и отправлю тебе, если его не выкрадут вездесущие духи из моего походного мешка и даже из памяти. Ты должен знать то, что я узнал и понял.

И я обязан попросить у тебя прощения. Заранее. Прости, наша клятва безоглядной дружбы — это детство, а мы уже взрослые парни и должны оглядываться на то, что остается за нашей спиной.

Превыше всего я поставил мою родину. Когда ты станешь королем, я, как и все лорды гор, не дам тебе присягу верности. Я, как и все наши кланники, уже дал ее Белогорью и его будущей Белой королеве. Но я люблю тебя как друга, и ты всегда можешь на меня положиться, пока твои интересы не пойдут вразрез с интересами гор.

И еще. Я никогда не буду тебе лгать. Просто знай это.