1

– Ау-у-ух!!! – Артем зевнул громко и протяжно, словно некий царствующий лев из яростной пестроцветной саванны, который имел при себе богатую и лохматую шевелюру и который внезапно разинул свою широченную пасть, чтобы во весь голос заявить о своих незыблемых правах на нечто конкретное, но не упоминаемое.

Правда жизнь на деле была куда прозаичней.

В ней не было места ярким метафорам, но было место обыденным рефлексам, при помощи которых Артем, несомненно, пытался выплеснуть из себя всю основательно накопившуюся за бурные трехдневные выходные усталость.

И надо сказать, что эта вышеозвученная усталость и впрямь была огромна, потому как едва Артем в последний раз снял грязно-оранжевую униформу, случилось так, что его не при каких условиях не переставали преследовать всяческие поводы придаться многогранному пороку и прочему безудержному веселью.

«Так-то оно так», – мелькнула мысль.

А приступ безудержной зевоты к тому времени уже длился три или четыре секунды. Только вот никакого вреда в этом не было.

Широко открытый рот и по-собачьи высунутый язык растягивали не только близлежащие мышцы, но и давали посылы к началу миниатюрной гимнастики всем остальным частям одеревеневшего тела.

– Вот так! – гаркнув, произнес Артем вслух, едва ощутил приятную боль в сомкнутых лопатках, от которой утренняя сонливость стала понемногу отступать.

Однако и при отсутствии сравнимого с жаждой желания незамедлительно уснуть самым что ни на есть мертвецким образом, в сознании Артема было мало посылов к тому, чтобы иметь какое-либо явственное желание работать этим раннем утром, тем самым, когда на чистом безоблачном небе все еще светили ярко переливающиеся звезды, и луна испытующе взирала по сторонам всеми своими пятнами и взгорьями.

«И все же нужно работать…».

Застрявшая в голове безысходность отнюдь не являлась чем-то сверхъестественным. Она была еще одной реалией все той же по большей части скучной и однообразной жизни, к которой Артем даже и не пытался приспособиться. Он просто жил наугад, наивно предполагая, что ему и дальше будет продолжать везти в самых абсурдных и безвыходных обстоятельствах неизбежности.

«И мы будем работать…».

Зубы сомкнулись, язык залез обратно в рот – короче с зеванием наконец-то было покончено. Оставалось лишь немного поерзать на неудобном металлическом сидении и посмотреть прямо перед собой.

«Вот так…».

«Именно так и никак иначе».

Всем этим мог бы и закончиться закономерный и неустанно повторяющийся ритуал рождения очередной рабочей смены, если бы можно было обойтись без маленькой немаловажной детали, без которой никак нельзя было обойтись.

Почему? Скорее всего, потому, что в ней содержалась некая изюминка индивидуальности, позволяющая воспринимать Артема ни как рядового водителя трамвая, ни как винтик в системе безропотных механизмов, а как нечто живое, дышащие и имеющие свои собственные чувства и заморочки.

– Вот блин горелый! – с изрядным негодованием ругнулся Артем, едва его взгляд уперся во внутреннюю поверхность лобового стекла.

На ней он без усилий смог разглядеть мельчайшие капельки слюны, переливающиеся в тусклом свете маломощных лампочек подобно дорогостоящему перламутру. Только вот эдакое зрелище отнюдь не заставило его испытать гордость, оно заставило его испытать вполне болезненное и изрядно стойкое чувство стыдливости за самого себя.

«Я не виноват», – в который раз в своей достаточно протяженной жизни Артем пытался привить себе небольшую толику упертой самодовольности.

И как обычно ничего не вышло из этой безнадежной затеи. А потому, несмотря на все прилагаемые усилия и осуществляемые старания, совершенно обычный парень, обыденно и попеременно работающий на оранжево-зеленом поскрипывающем трамвае за номером два, так же как и прежде испытывал все тот же навязчивый дискомфорт, то и дело вылезающий в огромный скользкий мир откуда-то из подреберья.

Вина, неудобство, разочарование и неуверенность в себе – все это совершенно точно вмещалось в одном простом ощущении стыдливости.

Однако кроме всего вышеперечисленного всегда был еще один немаловажный компонент. Без него никогда бы ничего не получилось, без него все давным-давно заглохло бы на корню. А с ним все росло и ширилось, с ним вероломное чувство стыдливости с едким шипением прожигало все имеющиеся внутренности насквозь. Но кто же он? О, этим самым немаловажным компонентом были многочисленные воспоминания обычного человека Артема о том, как незадолго до существующей в настоящем секунды и во многие разы прежде он по каким-то не определяющимся причинам не смог удержать при себе свою собственную слюну. И так уж получалось раз за разом в многочисленном прошлом, что все самые лучшие и благородные позывы всегда заканчивались обильными непреднамеренными брызгами ротовой жидкости.

И раз за разом эти самые брызги, словно незваные пришельцы из глубоко неизведанного космоса, приземлялись на лицах очень даже привлекательных девушек, с которыми Артем пытался познакомиться, очень перспективных работодателей, к которым Артем чудом попал на собеседование, и очень случайных прохожих, от которых Артем успешно и закономерно зарабатывал очередной удар под дых…

«Ну и черт с ним!» – мысленно решил Артем, когда ему наконец-то надоело прокручивать в голове одни и те же мучительные воспоминания, что, безусловно, жалили его детскую лабильную психику похлеще самого гигантского полчища пчел, ос и шмелей.

И тогда он старательно протер рукавом синей клетчатой рубашки испачканное лобовое стекло, внимательно убедился в его чистоте, вздохнул без особых усилий, посмотрел по сторонам, и только после этого все-таки оживил электрический двигатель своего экипажа.

– Р-р-р…, – тихо проурчал мотор, а затем перешел на еле слышный шепот.

Артем внимательно оглядел стрелки и кнопки на приборной панели – вроде как все было в полном порядке, что в свою очередь подразумевало, что трамвай полностью готов к работе.

«Можно ехать», – убедил себя малоопытный водитель общественного транспорта.

Без самоубеждения ему никак нельзя было обойтись в столь ранний час, потому как близлежащие здания, кусты и деревья все еще были окутаны непроглядной тьмой, а на чистом безоблачном небе до сих пор не переставали светить ярко переливающиеся звезды, да и блюдцевидная луна по-прежнему назойливо бахвалилась своим до крайности испещренным ландшафтом. Все это явственно означало, что ночь до сих пор не окончена. Конечно, Артем мог выстрогать из себя экзальтированного эстета, для которого ночной мир был бы вроде как аутентично прекрасен, однако света звезд и луны было крайне недостаточно, чтобы распугать всех призраков, притаившихся в темени бессознательной фантазии совершенно обычного человека. Здесь нужно было нечто большее. И к счастью это имелось в наличии.

– Сейчас все будет, – прошептал Артем и сдвинул нужный рубильник.

Желтоватые вспышки фонарей родились молниеносно и почти тотчас отвоевали законно отведенное им пространство.

«Отлично», – радовался Артем.

Теперь ему не нужно было зацикливаться на сомнительно обозначенном присутствии каких-либо потусторонних существ. Внезапно вырванная из тьмы заполированная металлическая поверхность рельс была куда реальнее, чем все остальное – зримое и незримое. И эта самая поверхность позволяла полноценно осознать, куда в этом большом и странном мире стоит катиться, а куда определенно не стоит.

– Поехали, – в очередной раз решил малоопытный водитель трамвая.

Правда, одного решения было маловато. Нужно было еще покрутить некоторые рычаги, предварительно ухватившись за них руками, нужно было решить вопрос с тормозами. Но с этим не возникло сложностей. Детали, мелочи и прочее никак не могли помешать движению вперед. А потому немного погодя трамвай все же сдвинулся с места. Чуть-чуть поскрипывая, изрядно дребезжа, но все же сдвинулся, не остановился и продолжил скользить по заданной петляющей металлической траектории, не забывая сглаживать заведомо острые углы, не забывая о крайне важном сцеплении и необходимости наращивать скорость, не забывая о том, что мир кое-как, но все же вертится.

– Доброе утро! И снова настало время для нашего утреннего шоу!..

Это произнес бодрый жизнерадостный голос из маленького радиоприемника, который Артем собственноручно пристроил в водительской кабине трамвая за номером два. Хотя, если уж и быть терминологически точным, то Артему следовало именоваться отнюдь не водителем, а машинистом, потому как он почти что управлял поездом. Однако подобный перенос чрезмерной мудрености совсем не нравился тому, кто в столь ранний и темный час пытался осторожно преодолеть петлевидную загогулину рельс позади конечной станции…

– И вот у нас уже есть звонок!.. Алло!.. Говорите!.. Здравствуйте!..

Артем осторожно зевнул от умиления тем фактом, что кому-то в этот безумный час категорически не спиться. Да он тоже не спал, но у него хотя бы был для этого непререкаемо веский довод. Им была никогда и никуда не исчезающая обильная потребность в приятно похрустывающих денежных госзнаках, которые по заведенной традиции всегда выдавали по окончанию каждого месяца.

– Так кто же нам дозвонился?!.. Как вас зовут?!.. Назовитесь…

«Наверное, очередной идиот», – подумал Артем мимоходом.

А сам тем временем уже практически заставил трамвай преодолеть буферную зону, ту самую, что неизменно существовала в пространстве между концом пути и его началом.

– Света…

Персонажа, дозвонившегося до студии радиоэфира, было еле слышно. На заднем плане было слишком много посторонних голосов, чересчур громкой музыки и крайне экспрессивного веселья. Но имя было названо, и его характер позволял как ведущим, так слушателям понять, что в бессмысленную утреннюю беседу только что влилась некая особа женского рода.

– Доброе утро, Света!..

– Доброе утро, Света!..

– Доброе утро, мои дорогие очень любимые ведущие!.. Я очень-очень рада вас слышать!.. Все круто!.. У-у-у-у-у!..

Артем практически не слышал ни слов, ни тембра голосов, ни множества притянуто наигранных эмоциональных вкраплений. У него были дела поважнее, которыми он действительно стремился заняться, а вся эта белиберда из радиоприемника была лишь звуковым фоном, позволяющим не заснуть на рабочем месте и не заработать себе преогромную охапку неприятностей.

«Ну, точно».

Да и вообще водитель трамвая за номером два терпеть не мог эту самую радиопередачу, что прямо сейчас блуждала по коротким радиоволнам. И он с безумной радостью хотел бы переключить канал, да только в столь ранний час на всех прочих частотах существовал лишь белый шум, а значит оставалось только смириться и запрятать неизбежно назревающий гнев куда-нибудь поглубже.

– Остановка «Бульвар Балабанова». Следующая остановка «Улица Клима Самгина».

На этот раз слова донеслись не из радиоэфира, на этот раз их произнес голос из динамиков, едва рельсовая петля осталась позади колес последнего вагона и металлические гармошкоподобные двери распахнулись. И в этих словах было куда больше пользы, чем во всей прочей болтовне, хотя бы потому, что не было в них всей той вычурной слащавости, которая в самой полной и самой наивозможной мере присутствовала в деструктивных диалогах ухохатывающегося словоблудия.

И в этом была своя прелесть. И поэтому тремя секундами погодя, когда гармошкоподобные створки с прежним грохотом сошлись в исходное положение и тем самым закрыли все выходы в каждом из вагонов трамвая, Артем очень сильно возрадовался тому, что ему было благовольно дозволено снова нажать нужную кнопку и таким образом снова породить на свет очень важный голос из динамиков, а также его очень важные слова:

– Следующая остановка «Улица Клима Самгина».

Однако после фонетического свершения пятого слова голос из динамиков снова затих, так что не совсем выспавшемуся водителю пришлось довольствоваться только лишь слуховым созерцанием неутомимого дребезжания трамвая, продолжающего свой неизменный путь скольжения по отполированному металлу рельсовой дороги, да все того же ненавистного утреннего радиошоу, заставляющего любого вменяемого покойника не раз и не два перевернуться в гробу.

– Так что вы нам расскажите, Света?!..

– О, очень-очень многое!..

Как видно шоу могло продолжаться, несмотря на чью-то откровенную нелюбовь к его существованию. Так уж была устроена жизнь, и вполне обычный водитель трамвая ничего не мог с этим поделать.

«Коза!» – подумал Артем.

А слова тем временем уже текли очень бурной рекой:

– Во-первых, вы ребята: Кирилл, Зайк и Пайк!.. Вы очень клевые!.. Вы безумно клевые!.. Вы клевей всех клевых!..

Девушка буквально захлебывалась от приступов визгливого самолюбования, а кое-кому другому приходилось брезгливо корчиться от подступающей к горлу тошноты.

«Зайк и Пайк? Серьезно? Это что имена клоунов?» – на мгновение крайне иронично задумался Артем, пока следил за дорогой и выруливал с улицы на улицу.

После такого он мог бы совершенно свободно перестать удивляться чему-то еще.

И все же выбор был невелик, так что приходилось продолжать слушать то, как какая-то взбалмошная девица верещит в свой украшенный стразами телефон очередные глупости:

– И я тоже клевая!.. И мне очень-очень клево!

– Мы безумно рады за вас Света!

– Спасибо!

И весьма сомнительные ведущие, и внезапно дозвонившаяся до них сумасбродка могли бы еще долго рассыпаться во взаимных комплементах, да только первым нужно было оправдывать свои баснословные гонорары, что собственно никак не смогло произойти без обнажения пикантных подробностей в радиоэфире.

– Ну а сейчас по нашей давней традиции пришло время для нашей специальной рубрики «ЛОБОВАЯ АТАКА»!..

Такое громкое заявление сделал вроде как Кирилл.

Артем не был уверен стопроцентно, потому как для него было важнее не переехать тяжелыми коваными колесами кого-нибудь по самой нелепой случайности (бездомную кошку или прилегшего отдохнуть бомжа), а не запоминать имена людей, которые ему были более чем противны.

«О, Боже, как же сильно меня тошнит от них!..», – думал Артем, нажимая в очередной раз на кнопку и в очередной раз порождая самый вразумительный голос, спокойно и размеренно сообщающий куда более важные вещи:

– Шестая горбольница. Следующая остановка – площадь Терешковой.

Только вот гармошкоподобные двери снова резко захлопнулись, тяжелые вагоны снова медленно стартанули и с экстравагантной дрожью заскользили по металлическому полотну. Ну а вместо спокойствия, умеренности и рассудительности невыносимо громко разразилась вычурная рекламная заставка, замиксованная из всякого рода грохочущих и бурлящих звуков, в конце которой некто изрядно шепелявый прохрипел:

– ЛОБОВАЯ АТАКА!..

– Гады вы ползучие, – как бы в ответ негромко пробормотал водитель трамвая.

Хотя возможно эти слова были адресованы нескольким муравьям, непонятно откуда взявшимся на приборной панели, и никак не относились к тем, кто после громогласной рекламной заставки принялся нести в эфир еще большую чушь:

– Да, да, да, да!!!.. Это ваша любимая ЛОБОВАЯ АТАКА! И мы как обычно с вами!..

Или же нет?! Наверное, Артем и сам не знал, не понимал, что именно происходит вокруг и как именно ко всему этому относится его душа, что об этом думает его сердце и довольно ли его худощавое тело той зыбкой и злачной средой, в которую его поместили по какой-то нелепой случайности или же по излишне громоздкой прозорливости. Ему редко приходилось думать о большой и страшной Вселенной, таящей в себе голос самого безумного разума, что некими странными желаниями неизменно и испокон веков управляет чужими судьбами, морями и планетами. Конечно, он знал, что слишком многие именуют все это предельно коротко – БОГ. Но сам Артем вряд ли мог убедить себя, что во что-то верит. И атеизм тут был совершенно не причем…

– Да, да, да, да!!!.. ЛОБОВАЯ АТАКА!..

«Вся моя жизнь – это бесконечная лобовая атака», – так думал водитель трамвая, старательно заставляя свой экипаж повернуть налево.

А что там было???

Очередные многоэтажные дома, скудная растительность в виде нескольких хиленьких деревьев с сухими сучьями на месте ветвистых крон, да кое-как припаркованные машины… Ничего нового, ничего сверхъестественного, ничего из того, что смогло бы хоть кого-нибудь заставить задуматься о существующем вокруг…

«И как глупо, что я живу в этом безумном мире? Зачем? Почему? И когда это кончится?»

Почему-то именно сегодня Артем задавал слишком много вопросом. Ему и самому это не нравилось. Что уж говорить о большой и страшной Вселенной. Гораздо проще было просто нажимать на кнопочку и получать заранее известный ответ:

– Следующая остановка – парк Победы.

«Жизнь проста. Так может, стоит перестать напрягаться?»

В обильной череде вопросов без ответов водитель трамвая за номером два совсем забросил экспрессивный диалог, транслируемый радиоприемником. Да и участок трассы, который только что преодолел доверенный ему общественный транспорт, имел очень сложную и опасную конфигурацию, так что Артем был вынужден сосредоточиться на дороге, а не на чужих несмешных шутках. Но вскоре и те, и другие проблемы себя исчерпали, так что тот, кто очень сильно ненавидел безумное утреннее радиошоу, смог снова им полноценно и безудержно насладиться.

– Вы молодчина, Света!..

Кажется, это снова был Кирилл. В бурной, но ограниченной фантазии Артема он почему-то обязательно представлялся самым лысым мужланом из тех, кто только мог существовать на всем белом свете, с большими толстыми пальцами на огромных волосатых и потных лапищах и тупым выражением лица.

«О, я уверен, что у него к тому же длинные грязные покусанные ногти, и запах изо рта, и сутками не проходящие запоры, и гигантский геморрой…»…

Но некоему Кириллу из отвратительного радиошоу видимо было более чем плевать на то, что о нем думает какой-то там обычный водитель трамвая, и поэтому его сомнительный энтузиазм бил в прежнем отвратительном ключе.

– Вы молодчина, Света!… – повторил он еще раз, – Но вы же знаете в чем суть нашей всеми обожаемой специальной рубрике?

– Да, конечно.

– И в чем же?

Была короткая пауза. Очень короткая. Настолько короткая, что бдительный Артем, ненадолго отвлеченный от происходящего в радиоэфире отнюдь не грандиозным эксцессом, связанным с тем, что маленький камушек случайно попал под левое колесо, был вынужден ее не заметить. Ну а после, когда он все же опять прислушался к тому, что происходит, эфир крайне неожиданно взорвала определенно бессмысленная и бесноватая реплика:

– Ребята: Кирилл, Зайк и Пайк!.. Вы очень клевые!.. Вы очень-очень клевые!.. Вы клевей всех клевых!.. И даже больше!..

– Тише, тише…

Возможно, в убогой фантазии совершенно обычного водителя трамвая радиоведущий Кирилл выглядел как самое отвратительное уродище мужского пола. Однако он знал свое дело и работал, как полагается. Так что едва в диалоге с дозвонившейся девушкой появилось удручающее и вызывающее громоздкое разочарование обращение «Послушайте!», ему не пришлось долго подыскивать нужные ответы.

– В чем дело, Света?!

– Послушайте, я не думала, что мне придется…

Судя по всему, большая часть алкогольных напитков, прежде очень рьяно залитых в жаждущую фееричных приключений глотку, предельно быстротечно выветрилась из одурманенного мозга разгулявшейся девушки, едва она наконец-то полноценно осознала во что в действительности ввязалась своим глупым и необдуманным звонком в эфир самого раннего утреннего радиошоу.

– …я просто хотела передать привет…

Девушка не смогла договорить до конца, ведь очень громкая рекламная заставка заглушила все ее попытки оправдаться и во весь голос еще раз сообщила для тех, кто только лишь сейчас проснулся и только лишь сейчас присоединился к радиоэфиру:

– ЛОБОВАЯ АТАКА!..

Ну а потом почти мгновенно эфир захлестнули нежданно-негаданные визгливые крики:

– Да, да, да, ребятки!!!

– Сейчас мы устроим вам жару-жарищу!!!

Это уже никоим образом не относилось к громогласной рекламной заставке, и даже инстинктивно отвратительный Кирилл со своими изрядно протухшими умозаключениями не был причастен к этому явлению. Просто в разговор опять вступили Зайк и Пайк. И целью их сопения в микрофоны была попытка устроить самый настоящий фурор. И они запросто могли это сделать, потому как совершенно точно не стыдились всевозможных пошлых выражений и всегда совали их в радиодиалоги при любом удобоваримом случае.

– Если передан привет, обязателен минет!!!

– Пришла пора поработать язычком!

– О, да-да…

Происходящее вызывало смешанные чувства. С одной стороны от всего этого настоятельно подташнивало, с другой – раскочегаренное любопытство требовало все новых и новых подробностей. А потому вряд ли даже самый закоренелый моралист сумел бы сейчас выключить свой радиоприемник.

«Все так сильно хотят уткнуться носом в очередную корзину грязного белья», – лениво размышлял вполне обычный водитель трамвая о том, что слышал и о том, о чем только догадывался.

Артем не был исключением из правила. Его, как и многих прочих, также сильно и изнуряюще томило вычурное любопытство. И он очень хотел узнать, что же будет дальше, какие новые гадости станут всеобщим достоянием в течение следующей минуты…

«Да, да, было бы интересно…»…

Однако ему, как исполнительному работнику, в эту самую вышеобозначенную минуту пришлось заняться совсем другим и менее экзальтированным делом. Нет, он не рыгнул в открытое окно остатками раннего завтрака. И он, конечно же, не сделал глупость и не переключил волну на созерцательный белый шум. Просто ему пришлось в который раз нажать на нужную кнопку и тем самым не в первый раз породить на свет вразумляющий голос из динамиков. Безусловно, этот шаг лишил его слабовольный разум обильной порции пошлого цинизма, но зато Артем сумел снова подарить этому безумному миру очередную непреклонную истину:

– Следующая остановка – площадь Капошвара.

Затем представилась возможность вернуться к прежнему кошмару.

«О, да! Он действительно прежний».

Артем понял это по первым же услышанным фразам.

– Пришло время действовать, Света! – сказал Кирилл.

– Да, да! Время захлебнуться от минета!

Слуховые потуги Артема не смогли выцепить из радиоэфира ни стонов досады, ни звуков извергания слез. То ли водитель трамвая и впрямь пропустил все самое интересное, то ли жертва утреннего радиошоу повела себя умно и не стала распыляться на бессмысленные попытки избежать ответственности за собственную оплошность.

«Возможно, это единственно верное решение…»…

Вполне заурядный водитель трамвая неспроста думал так и никак иначе. Для такого мнения имелись свои причины. Конечно, они не были связаны с личным опытом…

«И, слава богу!..»…

Все потому, что очень неприятные картинки из местной криминальной хроники в свежеиспеченных сводках новостей слишком часто заставляли обычного человека отводить взгляд в сторону от голубого экрана телевизора или от только что загрузившейся страницы из интернета. И все из-за того, что потом, когда глаза его уже с гораздо большим спокойствием смотрели в нейтральное пространство, Артем всегда однотипно задумывался:

«И кто же эти люди? Чем они думают, когда принимают настолько глупые решения? Неужели всем им не живется по-простому, без опасных заморочек?»

Но прямо здесь и сейчас Артем вовсе не нуждался в ранее искомых ответах. Теперь все и без них стало ясно и понятно. Теперь было достаточно нескольких слов, произнесенных некой девушкой Светой, внезапно захотевшей дозвониться в радиоэфир:

– Простите… Я готова… Я сделаю все, что вы скажите, только не надо…

Артем хотел было подумать о плюсах и минусах такого решения, но…

– Вот черт!

Он громко выругался, с превеликим трудом удержав прочие гораздо более выразительные бранные слова при себе.

«Как не вовремя…»…

Его резко выраженное недовольство касалось очередной вынужденной необходимости нажимать на кнопку и заставлять динамики произносить членораздельные звуки:

– Следующая остановка – улица Фурманова.

«Очень не вовремя…»…

Несомненно при других обстоятельствах голос из динамиков не вызывал бы негатива у совершенно обычного водителя трамвая. Скорее даже наоборот – он вызывал бы весомые симпатии. И дело тут не только в вынужденно прерванном измышлении. Было и другое. И состояло оно в том, что вот именно сейчас изрядно взбаламученное любопытство уже всячески хлестало через край. И в связи с этим Артему уже настолько сильно хотелось узнать «а что там дальше», что его все меньше и меньше начинали интересовать собственные прямые и безусловные обязанности.

«Да и вообще, зачем все эти непрерывные остановки, когда в столь ранний час все равно никто не садится на трамвай, и никто из него не выходит?!..».

Казалось бы довольно логичное замечание. Но разве логика сложило это замечание из букв, слов и знаков препинания? Нет. Здесь поработали иные персоны: гнев, похоть, безразличие, стремление к новизне ощущений. То есть в этом присутствовало все то же самое, что немногим ранее заставило совершенно обычную девушку из провинциального городка бездумно позвонить в прямой радиоэфир самого раннего радиошоу и сказать:

– Ребята, вы очень клевые!.. Вы очень-очень клевые!..

«И что теперь? Неужели она все еще считает этих дегенератов клевыми после множества минут принуждения и угроз?»

Артем как обычно не знал ответа, однако очень надеялся его получить в самое, что ни на есть ближайшее время.

– …библиотека имени Герцена…

Да, сомнений было много. Но работа все равно не прекращалась. И самое отвратительное радиошоу тоже не прекращалось. А потому в конечном итоге где-то между движениями рук и напряжением правого уха совершенно обычный водитель трамвая вскоре окончательно перестал пытаться думать о чем-то новом, о чем-то лучшем, о чем-то прекрасном и так далее. И тогда его разум парализовало настолько, что оба ненавистных процесса к определенному моменту сумели захватить его целиком и полностью, сумели утащить внутрь своей зловонной ураганоподобной воронки, сумели поглотить без остатка…

– …Тверской проспект…

Так было с обычным водителем трамвая, человеком с профессией, с местом работы, со страховым полисом в кармане и с пенсионным счетом в банке. А значит какая-то там дрянная девчонка с ветром в голове и с отсутствием устаканившейся цели в жизни с еще большей вероятностью была обязана потерпеть крах в своей неуверенной борьбе против внешних обстоятельств.

– Я сделаю все, что вы скажите, только не надо…, – так заявила она.

И мир вокруг внезапно приобрел совершенно другие оттенки.

«Она сдалась… Так быстро и так легко… Так сложно и так просто в это поверить…».

Двигая трамвай в нужном направлении, Артем чувствовал не только разочаровывающее поражение человека, с которым он не был знаком и вряд ли уже познакомится, но и свое собственное, еще больше разочаровывающее поражение, потому как никоим образом не пытался спрятать от себя одну простую и отчаянно неисправимую истину:

«Я такой же… ничем ни хуже и ни лучше…».

Однако разве имели весомое значение все эти плоские мысли и стыдливые терзания? Работа продолжалась, радиошоу продолжалось, и никакая сила во Вселенной не была способна остановить это неизлечимо больное броуновское движение.

– Все-все-все! Мы начинаем!

При помощи истошного вопля радости Кирилл попытался немного растопил лед напряжения, неизбежно возникшего в радиоэфире, а в довесок включил еще разочек громогласную рекламную заставку:

– ЛОБОВАЯ АТАКА!..

Очень хотелось бы верить, что всем слушателям больше не удастся ее услышать, но нет. Такие надежды были слишком наивны. И после череды всяческих обещаний, относящихся как к длительной и устойчивой белизне унитаза, так и к невероятно дешевым жилищным условиям где-то за тридевять земель, ее снова пустили в ход.

– ЛОБОВАЯ АТАКА!..

– Пиу-пиу! Виу-виу!

Цинично-беспардонное кривляние Зайка и Пайка на этот раз было сосредоточенно на пародировании вышеупомянутой громогласности рекламной заставки. И естественно они пребывали в бурном восторге от этого своего занятия. Однако затягивать с этим радиоведущие не стали, потому как, и им самим, и всем прочим уже пришлось изрядно поизнемочь от недостатка экшена в радиоэфире. Всем им невыносимо сильно хотелось, чтобы обделенная умом, прозорливостью и устойчивость к алкоголю девушка по имени Света наконец-то сделала нечто такое, что обязательно сумело бы предельно насытит их неуемно разросшиеся аппетиты. Так что Зайк и Пайк не обиделись и не воспротивились, когда их коллега Кирилл в последний раз предприимчиво подтолкнул к краю пропасти свою очередную жертву:

– Все ждут, Светлана! И помните, что будет, если вы попытаетесь отказаться от возложенных на вас обязательств…

– Хорошо, хорошо… Я все поняла…

– Вот и славненько…

– …Речной вокзал…

Без самого вразумительного голоса тоже никак нельзя было обойтись. У него тоже было свое место в мироздании. Так что лишь когда он закончил свое очередное вещание, и когда в очередной раз шумно захлопнулись гармошкоподобные двери трамвая, Артем смог позволить себе всецело погрузиться в самые интересные моменты самого отвратительного и самого раннего радиошоу.

– Итак, Светлана…

Теперь уже не было лишних слов, все было по существу…

– Опишите то место, где вы сейчас находитесь и что вы видите вокруг себя…

– Я на вечеринке. Кажется в каком-то подвале…

– Рядом с вами кто-то есть?

Безусловно, девушка собиралась ответить. Она была слишком запугана, чтобы хотя бы подумать о каких-либо иных действиях. Однако вместо членораздельных слов ответа на заднем плане телефонных переговоров неожиданно возникло некое приглушенное обращение с явными признаками мужской надменности в голосе:

– Эй, деваха! Хватит болтать!..

Сразу после этого была минута некой шумной суеты, после которой девушка Света снова вернулась к радиоведущим и радиослушателям.

– Извините! – сказала она.

Объяснений от девушки по поводу только что произошедшего инцидента никто не требовал. Все и так было яснее ясного. Да и, кроме того, неприятная ситуация, быстро исчерпавшая саму себя, была настолько неприлично банальна, что она никак не могла не закончиться кратковременным и крайне болезненным контактом чьей-то коленки и чьих-то гениталий.

«Скучно все это», – подумал Артем.

Он, как и многие другие радиослушатели, очень сильно хотел, чтобы было тотчас продолжено все ранее начатое. Ну а все прочее для всех них ощущалось событием вчерашнего дня, то есть ненужным, несвоевременным и чересчур поднадоевшим.

– Так кто там рядом с вами? – повторил свой вопрос Кирилл.

И на этот раз никто не помешал девушке Свете ответить.

– Здесь очень много людей! – сказала она.

Ей приходилось почти что кричать, потому как отзвуки громкой музыки и крайне экспрессивного веселья, которые ранее немного пошли на убыль, теперь вооружились гораздо большим энтузиазмом, чем когда-либо. Возможно, такой ажиотаж был спровоцирован ударом по яйцам, а может, люди попросту внезапно обнаружили в себе новые силы для фееричного веселья. Правда, настоящая причина шума и гама по сути никого не интересовала. Все думали только лишь о себе, прикрываясь при этом либо свободой информации, либо стремлением к необъятно высоким рейтингам.

– Вы кого-нибудь из них знаете? – продолжал спрашивать Кирилл.

– Да-да-да!… – слышалось в ответ.

– Как вы оказались на этой вечеринке?

– Да-да-да!..

– Вы пришли с кем-то знакомым?

– Наверное!..

– Они сейчас рядом с вами?

– Наверное!..

Однотипные ответы невпопад заставили радиоведущего Кирилла предположить, что девушка Света практически не слышит слов, произносимых в ее адрес. И это заставило его спешно предпринять кое-какие меры.

– Света!.. Света!.. Вы нас слышите?!

– Да-да-да!..

«Надеюсь, что это действительно так», – подумал совершенно обычный водитель трамвая.

Скорее всего, он при этом почувствовал некоторое раздражение. И в своих чувствах Артем был в определенной мере прав, ведь ему совсем не хотелось в конечном итоге обнаружить, что потраченное им время ушло на созерцание аллюзии глухих.

– Света!.. Вам нужно немедленно перейти туда, где вас лучше слышно!..

– Да-да-да!..

– Хорошо!.. Мы ждем!..

– Да-да-да!..

И все ждали. Это ожидание было трепетным и робким, сосредоточенным и терпеливым. Но прошло две-три минуты… Безрезультатно…. Прошло пять минут, десять, пятнадцать…. Все то же самое. А затем телефон девушки Светы, что по чрезмерной глупости дозвонилась до самого отвратительного утреннего шоу, и вовсе отключился.

«Черти что!» – возмутился Артем.

– Мы очень сильно разочарованы, – после специально выдержанной короткой паузы заявил радиоведущий Кирилл, – Мы очень-очень сильно разочарованы.

Однако ярое разочарование постигло не только совершенно обычного водителя трамвая за номером два и не только шоумена с радио, привыкшего всегда получать свое. Были и многие другие. И их было тысячи.

Так что через секунду или может через чуть большее время студия радиопередачи буквально взорвалась чередой настойчивых звонков на все имеющиеся внутри нее телефоны. Сначала Кирилл и те, что были с ним, пытались отвечать на них, пытались разрулить конфликт словесным образом. Только вот мало что зависело от этих самых попыток, потому как аудитория не хотела слышать никаких оправданий и применяла в радиоэфире все те ругательства, что были прежде припасены на черный день.

– Гады!.. Уроды!.. Что за дела?! – кричал один.

– Простите, – говорили ему и переключали на женщину средних лет.

Но ничего при этом не менялось. Все становилось только хуже.

– Да что б вы сдохли, твари ползучие!!! Я вас закопаю, недоумки!!! – кричала та, что должна была вести себя достойно и интеллигентно.

Такая вакханалия могла бы длиться дни, годы, столетья… Но трем радиоведущим платили бешеные деньги не за то, чтобы они создавали напряженную обстановку.

В их толстых контрактах черным по белому была четко прописана их ключевая цель – развлекать и ублажать всех тех, кто при помощи невероятных усилий поднялся этим очень ранним утром для выполнения своих прямых и неизбежных обязанностей в обширном обществе людей. Но именно сейчас с этим всем была проблема, и именно сейчас нужно было срочно исправлять возникшую катастрофу.

«Вот вы попали, ребятки», – думал совершенно обычный водитель трамвая, понимая, что в данных обстоятельствах ни за что на свете не поменялся бы местами с теми, кто совсем недавно обитал на кажущейся вершине мира.

«Мы попали», – наверное, думали радиоведущие.

Однако если они и думали, то недолго. Кирилл довольно быстро принял нужное решение и резким выкриком приказал секретарше и кому-то еще:

– Вырывайте телефонные шнуры из розеток!!!

Это было правильное волевое решение. И когда все телефоны в студии смолкли после множества щелчков и фырканья аппаратуры.

Кирилл снова обратился к слушателям, но на этот раз без наигранной патетики, без надуманной бравады и без истошно слащавых ноток экспрессивного веселья. Все выше перечисленное здесь и сейчас было крайне неуместно. А потому ведущий нисколько не просчитался, сказав еще немного погодя следующую, переполненную брутальностью, фразу:

– Я знаю, мои извинения ничего не изменят. Но мы обещаем, что в самое ближайшее время прищучим эту конченую суку, решившую сбежать от взятых на себя обязательств.

«Да, да, да!..», – подумал Артем сразу после того, как радиоведущий произнес свое клятвенное обещание.

И вроде как на душе совершенно обычного водителя трамвая тотчас полегчало. Он внезапно почувствовал, что его не пытаются обмануть, что некто старательно блюдет его интересы, что некто готов на все, чтобы наказать виновных.

«Такая приятная и резко возросшая самозначимость так сладострастно и тепло разливается по всему моему телу», – размышлял Артем, многократно прокручивая в голове застрявшие в памяти слова чужих обещаний.

И видимо всеми теми же самыми чувствами вполне закономерно пропитались и все прочие слушатели самого раннего и самого отвратительного радиошоу. Ну а подтверждения этому факту долго ждать не пришлось.

– Мы получаем ваши сообщения через интернет…, – сказал Кирилл после некоторой суеты на заднем плане радиоэфира, – Мы рады, что все вы злитесь немного меньше… Мы рады, что вы готовы продолжать… И мы будем продолжать…

– Очень хорошо, – тихо прошептал Артем и повернул трамвай направо.

Конечно, он ждал нового экшена. Но следующие семь-восемь минут утреннего радиошоу были скорее нудными, чем увлекательными.

– Не переключайтесь! – просил ведущий Кирилл.

И никто не переключался. Правда, совсем не потому, что кому-то несказанно нравилось вникать в непрерывные рекламные паузы и анонсы будущих программ. Просто не было в этот очень ранний час какой-либо альтернативы. Вот никто и не переключался. Вот все и сидели возле своих радиоприемников и интенсивно ждали, растопырив уши, словно невероятные локаторы. А кое-кто даже умудрялся себя немного подбадривать.

«Очень хорошо», – думал совершенно обычный водитель трамвая, делая все новые и новые повороты по узким улочкам провинциального городка, – «Очень скоро начнется самое интересное и тогда…»…

К счастью или нет, но Артем не ошибся. И по истечении восьми минут радиоведущий Кирилл в очередной раз вернулся в эфир.

– Дорогие друзья! – сказал он с некоторой неуклюжей загадочностью в голосе, – Простите за задержку. Нужно было подготовиться.

– Но сейчас мы полностью готовы!

Внезапно возникший и непонятно откуда взявшийся женский голос в радиоэфире ощутимо озадачил каждого из тех, кто на тот момент напряженно ждал новостей о странной и неблагоразумной девушке Свете.

«Что за…?» – подумало большинство.

«Совсем ничего не понимаю», – подумал Артем.

Однако тяжелые раздумья недолго терзали вконец обескураженную аудиторию самого отвратительного и омерзительного утреннего шоу.

– Простите, – попытался внести ясность радиоведущий Кирилл, – Понимаю, вы удивлены… Женщина в нашей студии и все такое… Но выбора не было… Ради вас, моих дорогих и любимых радиослушателей, пришлось пойти даже на такую жертву… Так уж вышло, что моим извечным соратникам Зайку и Пайку пришлось отправиться на поиски провинившейся девушки Светы…

– И кстати нам только что сообщили – они уже рядом!..

– Отлично!!!

«Черти что!» – подумали в тот момент самые отъявленные сексисты и шовинисты и через силу слушали своего бесспорного идола на привычных радиоволнах.

Всех их очень напрягал женский голос в радиоэфире. Однако тот, кто сидел у главного микрофона, прекрасно знал, чего хотят примкнувшие к радиоприемникам, прекрасно знал, о чем они думают, и пользовался этим при каждом удобном и неудобном случае.

– Не заморачивайтесь по поводу невнятного визга промеж моих реплик, – заявил Кирилл, делая в своих словах акцент на полном пренебрежении по отношению к сидящему рядом с ним человеку, – Когда сегодня после эфира я засажу ей промеж ягодиц, она будет визжать гораздо сильнее…

И в ту же секунду в социальных сетях огромный вал хвалебных сообщений посыпался в адрес популярного ведущего:

«Да, да, да!!! Задай ей жару! Нагни рачком и все пучком!», – это были только некоторые из них и самые что ни на есть корректные.

Конечно, помимо письменных уведомлений мог бы буйствовать и непрерывный шквал телефонных звонков.

Однако все шнуры все еще были вырваны из розеток, а мастер, способный исправить данную неполадку, обязан был явиться на работу не раньше девяти утра.

Так что всем разгоряченным сексистам и шовинистам, принадлежащим к целевой аудитории самого раннего и самого омерзительного радиошоу, приходилось старательно выискивать в своих хлипких умах нужные слова для описания всех тех ощущений, вызываемых бурной похотливой фантазией по причине им предшествующего заявления их незыблемого кумира.

– Спасибо, спасибо!.. – отвечал им Кирилл.

И все были рады. Все, кроме безымянной женщины в радиоэфире.

– А сейчас продолжим… Чем у нас там заняты Зайк и Пайк? – сказала она, стараясь не обращать внимания на чужую дурость.

И раз уж ей никто не ответил, потому как ее старший коллега Кирилл был слишком занят вычурным самолюбованием и избыточной перепиской с самодовольными фанатами в соцсетях, женщине пришлось самой подхватить ей же начатое повествование и продолжить его нужным образом.

– К сожалению, связи с ними пока нет… Но те, кто слушает нас через интернет, могут получить доступ к видеотрансляции, если предварительно отправят СМС на номер 666. Предупреждаем, что услуга платная. Стоимость вы можете уточнить по телефону, который на данный момент не работает.

«Вот черт!» – от досады Артему очень хотелось со всей силы ударить кулаком по приборному щитку своего транспортного средства, – «Ну что за фигня?! Как так можно?! Я вообще не понимаю…».

К радости работодателя, он все же сумел сдержать себя от порчи доверенного ему имущества. Правда злиться совершенно обычный водитель трамвая так и не перестал.

Слишком уж велико было его недовольство тем, что по чужой необъяснимой прихоти ему в итоге пришлось остаться без доступа к видеодневнику крайне актуальных событий.

– Вот все из-за этих чертовых бюрократов, – бормотал он себе под нос, сильно негодуя из-за того, что некто не особо умный зачем-то поставил его трамвай в списке модернизации и компьютеризации на последнее место.

Однако радиошоу продолжалось. И вскоре нечто новое заставило Артема очень быстро позабыть о предшествующем казусе обделенности.

– А вот кажется и связь с нашими дорогими коллегами налаживается. Зайк и Пайк уже на месте и…, – обнадежил радиоведущий Кирилл, который не имел сил вечно отсылать короткие сообщения неопознанным персонажам в интернете.

– Нужна еще секунда… И… готово!..

Женщина выполнила свое дело. Теперь она могла смело покинуть радиоэфир, потому как никто на его просторах не пылал энтузиазмом ее там видеть, слушать, понимать. Всем было начхать на ее мысли, чувства, желания, ведь в этой жизни, в этом мире ей приходилось довольствоваться ролью временно необходимой мебели, от которой при первой необходимости обязательно и безаппелятивно захотят избавиться. Но зато всех очень интересовало, что же там такое невероятное происходит с всегда понятными и всегда интересными Зайком и Пайком…

– Да-да!.. Мы на месте…

Первым ответил Пайк. Ну а вот второму выездному радиоведущему понадобилось небольшое дополнительное время для того, чтобы начать членораздельно говорить в миниатюрный микрофон, приколотый к вороту его ветровки. Не то, чтобы кто-то был в этом виноват. Просто такая вот выездная сессия радиопередачи не планировалась изначально. И в связи с этим никто заранее не додумался пригласить на смену технических ассистентов. Вызвать их в последний момент было невообразимо сложно. Так что в конечном итоге и Зайку, и Пайку самим пришлось настраивать полевую аппаратуру, что на деле воспринималось как крайне затруднительное занятие, если ты привык только лишь болтать языком и больше ничего не делать.

– Так точно!.. На месте…

К безумной радости полоумных радиослушателей все трудности с аппаратурой закончились быстро, разрешились благополучно. И тогда уже ничто не смогло помешать им услышать продолжение беседы в прямом эфире.

– Где вы? Что видите? – незамедлительно поинтересовался Кирилл.

– Да ничего такого особенного… кустицы какие-то, небольшие домики по сторонам, улица, мощенная желтым кирпичом…

– Ха-ха-ха…

– Ха-ха-ха…

Сложно было догадаться, по какой причине рассмеялся Зайк, а вместе с ним Пайк и прочие. Да в принципе никто особо и не задумывался. Все только и делали, что инстинктивно хохотали ему в один голос.

Только вот если повод для веселья и существовал этим очень ранним утром, то он крайне скоротечно испарился, едва двое выездных радиоведущих прошли небольшое расстояние вперед, минуя при этом выросшие редкой кучкой кусты и небольшую деревянную застройку.

– Мы прошли немногим больше полукилометра и наконец-то наткнулись на кое-что интересное. Немного смахивает на бункер. И есть огромный железный люк, на котором написано «ПОДВОДНАЯ ЛОДКА»…

Слова Пайка внезапным непонятным чудом молниеносно прекратили весь прежде аморально бесчинствующий нелепый смех аудитории. И тут же…

– Не может быть! – воскликнул в радиоэфире Кирилл.

– Все точно, – подтвердил Зайк.

И тогда все, кто прежде по глупости своей смеялись, почувствовали пронизывающий холод парализующего страха.

– Не может быть, – еще раз произнес Кирилл, однако уже с гораздо меньшим гонором.

А остальные и вовсе молчали. Остальные почему-то неожиданно обнаружили, что с дрожью в коленках боятся своей собственной тени, что мир вокруг них – невообразимо странная и опасная штука, с которой лучше не шутить, с которой лучше не заигрывать.

Они так же не забыли подумать и о том, что тотальная обдуманность слов и поступков есть самая хорошая позитивная перспектива, которой обязательно стоит придерживаться в самом ближайшем будущем, дабы ненароком не нажить все те же неприятности…

«Мы более не хотим смеяться по пустякам», – наверное, думал в тот момент каждый из них, сопровождая безутешные мысли неискоренимым отчаянием.

Но бесконечное молчание никто из них так и не сумел осилить. Правда, в силу никуда не исчезающей трусости их слова смогли лишь беззвучно просочиться в интернет. А смелость говорить по-настоящему нашли в себе лишь избранные единицы. В первую очередь, такие как Зайк и Пайк, потому как именно в этом и состояла их незатейливая работа.

– Мы как-то не сразу сообразили…

– Но все именно так. Здесь нет никакой ошибки…

– Это то самое место…

– Да и сигнал мобильника этой чертовой ш…лавы Светы не врет…

– Он где-то там внутри…

А после, когда радиоведущие перестали перебивать друг друга на каждом слове, когда прошло немного времени, и появилась возможность собраться с мыслями, кое-кто еще начал говорить вслух. При этом те, кому повезло гораздо больше, смогли обсудить внезапную и обескураживающую новость с теми, кто по неким случайным, а возможно даже и странным причинам находился рядом. Артем, к сожалению, был не из подобных везунчиков. Он был один-одиношенек в своей невзрачной кабине водителя трамвая. Да и в прилегающем к ней вагоне этим очень ранним утром тоже не было каких-либо случайных пассажиров. Все люди словно остались где-то еще, позволив Артему самому разбираться со странной информацией, дошедшей до него из радиоэфира…

– Да это бред какой-то…

Он не хотел верить. Конечно, ему нравилась фантастика, ему нравились фильмы ужасов и прочая дребедень. Но действительно верить во всякого рода несуразицу совершенно обычный водитель трамвая никогда не собирался…

– Все это чья-то нелепая шутка…

– Никто из нас не хочет верить…

Радиоведущий Кирилл будто бы читал мысли Артема и говорил при этом почти теми же самыми словами, что рождались в голове совершенно обычного водителя трамвая, а потом, путаясь в недоверии серого вещества извилин, безуспешно пытались спрятаться в глубине никому недоступном подсознании…

– И все мы знаем, что это невозможно…

«Я знаю, что это невозможно…».

– Кажется, прошел уже целый месяц с момента трагедии, произошедшей в нелегальном загородном клубе «ПОДВОДНАЯ ЛОДКА».

Полиции так и не удалось определить виновных в том страшном пожаре, унесшем несколько десятков жизней. Мы, как и все жители города, скорбим о тех потерях. И потому, если сегодняшний звонок в студию чей-то бессовестный розыгрыш, то наши сотрудники неминуемо обнаружат и накажут виновных…

Закончив с обязательной риторикой, радиоведущий Кирилл предпочел как можно быстрее закончить радиопередачу, предпочел временно распрощаться с аудиторией, и тем самым пророчески избежал гораздо большего скандала.

«А что же дальше?» – неудовлетворенно спрашивала аудитория.

«И что же произошло потом?» – возмутился совершенно обычный водитель трамвая.

Однако радиоведущий Кирилл поступил правильно, когда не позволил всем им узнать что-либо о том, как его коллеги Зайк и Пайк с трудом отворили тяжелый железный люк с кривой и покрытой копотью надписью, как они вошли внутрь печально известного заведения и как никогда из него не вышли. К тому же он был предельно вежлив, оставил в эфире немного качественной музыки и на прощание сказал:

– До новой встречи завтра, двадцатого сентября…

«Двадцатого сентября?! Какого черта?.. Разве сейчас не август?..».

Артем посмотрел в боковое окно своего движущегося по рельсам трамвая. Там за окном вроде бы и впрямь был август. Хотя стопроцентной уверенности не было…

– Сложно сказать, – прошептал он, когда к уже имевшейся потерянности во времени прибавилась потерянность в пространстве.

Срочное нажатие на тормоза толком ничего не поменяло. Артем все еще не знал, куда именно его занесло вместе с трамваем.

– То ли Малица, то ли Константиновка, то ли еще что…

Хотелось винить во всем треклятое радиошоу, из-за которого совершенно обычный водитель трамвая слишком давно перестал осуществлять запланированные остановки и призывать себе в помощь самый благоразумный и самый рассудительный голос из динамиков. Но было еще что-то, чего Артем пока что не мог ни понять, ни объяснить.

«Что-то странное, что-то едва уловимое…».

И только когда недалеко за деревьями раздался сильный взрыв и яркий свет огня осветил всю близлежащую территорию, совершенно обычный водитель трамвая наконец-то понял, что именно происходит в этом мире.

– Да, это все-таки случилось, – с определенной горечью подметил Артем.

И затем он принялся усердно дожидаться высокого человека со странным лицом и длинными седыми волосами, который вот-вот должен был появиться из-за деревьев, который вот-вот должен был сесть в трамвай за номером два и вместе с совершенно обычным водителем отправиться туда, откуда очень редко возвращаются.

– Сейчас, сейчас…, – уже без прежней горечи произнес Артем.

А потом он все-таки дождался.

2

Кажется, вчера я собирался встать пораньше. Но вот, судя по ощущениям внутренних биологических часов момент «икс» настал, а мне все еще не хотелось открывать глаза. Очень хотелось еще немного поспать. Возможно, минутку. А быть может и гораздо дольше.

«Как получится», – подумал я, пытаясь поддаться собственной лени.

Однако другая немаловажная черта моего характера, многими посторонними описываемая как чрезмерная и неуместная правильность, никогда бы в жизни не позволила мне продолжить мой сладкий сон вопреки каким-то важным делам. По своим никому непонятным причинам она всегда была на стороже. И зачастую мне это нравилось. Да только вот отнюдь не этим утром.

«Еще немного… мне этого так сильно хочется…».

«Нужно вставать… это важно!»

Когда тебе кричит в ухо твой собственный мозг, желание придаться утренней дремоте медленно, но верно сходит на нет. И тогда на какой-то минуте приходиться наконец-то признать, что чрезмерная и неуместная правильность все-таки одержала верх в этой неравной борьбе, заставив тебя открыть глаза и посмотреть на окружающий мир.

«Да уж!» – с некоторым разочарованием подумал я, едва удалось удостовериться, что ничего вокруг меня не изменилось за ночь.

Шкаф, два стула, большой телевизор, компьютерный стол с лежащим на нем ноутбуком, еще один стол, за которым можно было, как принимать пищу, так и писать письма на деревню дедушке – все это было вчера, все это было и сегодня. Ничего не изменилось.

«Не очень-то и хотелось!» – в виде открытого каприза заявил я сам себе.

Но на самом деле мне очень хотелось. Просто я все еще боялся признать эту чересчур очевидную и излишне болезненную правду.

«Что в этом сложного?» – наверное, подумаете вы.

«Ничего», – будет вынужден бескомпромиссно ответить ваш покорный слуга Геннадий Петрович Чайкенфегель.

Но некоторые иллюзии созданы не просто так. Некоторые иллюзии очень сильно нужны и важны. Зачем? Почему? Видимо потому, что именно они позволяют некоторым людям жить дальше, и учат их умению в каждый новый день настойчиво выползать из постели.

«Вчера было все то же самое», – такое вот неискоренимо обыденное и лаконичное умозаключение преследовало меня уже довольно длительный промежуток времени.

Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня – это много или мало?! Еще один хороший риторический вопрос заставил меня наконец-то вспомнить, зачем же моя вышеупомянутая чрезмерная и неуместная правильность так сильно желала моего скоротечного пробуждения.

«Десять лет пролетели быстро…».

Вчера, а точнее в те самые часы, минуты и секунды, что обескураживающе предшествовали этому сомнительному юбилею, я был очень сильно взволнован. И потому в вечернее время, когда в обычных обстоятельствах следовало бы начать засыпать, сон был для моей персоны совсем не в руку.

Конечно, я пытался старательно и сосредоточенно считать коров, собак и прочую живность, но в конечном итоге ничего путного из этой затеи не получилось. А так как меня совершенно не прельщала навязчивая перспектива быть обреченным на ночь многочисленных безнадежных телодвижений с правого бока на левый, пришлось пойти на крайние меры и включить телевизор…

«О, боже!!! Зачем?!» – изнуряющим басом кричал в тот самый момент мой катастрофически ошарашенный внутренний голос, – «Разве ты не понимаешь, что прямо здесь и сейчас обязательно начнется апокалипсис?!»

Такую экспрессию несложно понять, ведь за все только что истекшие десять лет моего пребывания в удобном и обустроенном тюремном заключении, я ни разу не включал телевизор, ни разу не входил в интернет, ни разу не слушал радио. Причем все это было исключительно по собственному желанию. Никто не ставил мне палки в колеса. Я сам все для себя решил. Я решил, что так было нужно.

«Десять лет пролетели быстро…».

– Десять лет пролетели быстро…

Видимо я был слишком сильно увлечен своими собственными мыслями, раз не сразу сообразил, что слова данной реплики звучат не только в моей не совсем здоровой голове. Взгляд с непроизвольной лабильностью скользнул в сторону и тут же не нарочно наткнулся на лицо Павла Макинтаева, что словно высеченное из камня божество всегда пугало и удивляло своей безмятежностью.

– Здравствуйте…, – медленно проронил я, в очередной раз удивляясь тому удивительному факту, насколько бесшумно способен проникать в помещение мой личный надзиратель.

– С добрым утром.

Сказанные Павлом слова вроде как должны были нести в себе нечто доброе и светлое, однако при всем при этом они ничуть не влияли на мимику того, кто их произносил. Выражение его лица по извечному законодательству местных устоев так и осталось украденным у каменного истукана событием. И с этим сложно было что-либо поделать. А жаль… Ведь этим особенным утром очень хотелось чего-то иного, чего-то нового…

«…потому что десять лет пролетели быстро…».

В своих руках Павел держал привычный металлический поднос черного цвета с красно-синими узорами в виде птиц. На нем он удерживал стандартно организованный завтрак: маленькая тарелка овсянки, три бутерброда (с сыром, с салями и с куриным паштетом), а также большая белоснежная кружка, заполненная горячим дымящимся какао.

– Надеюсь, сегодня вы готовы поесть, как полагается? – спросил он, когда ожидание инициативы с моей стороны слишком сильно затянулось.

«А что если?» – внезапно взбрело мне в голову.

Но страх был тем, кто не давал мне проходу уже очень долгое время. И потому в тревожной обреченности я постепенно начал понимать, что по истечении еще одной секунды, ну, в крайнем случае, двух или трех, вполне закономерно произойдет все то же самое, что многократно происходило во все предыдущие разы, в конечном счете страшным образом вылившиеся в гигантскую и пугающую цифру три тысячи шестьсот пятьдесят два. И тогда, минуя все возможные условности и неуместные причуды случайно подобранных отговорок, мой внутренний голос с непристойным заискиванием поинтересовался у меня моими же собственными словами:

«А что если?»

И тогда при всем моем нежелании мне все же пришлось сделать все то, чего я очень сильно и неискоренимо боялся.

– Павел…

Корпус тела высокого и крупного мужчины в возрасте за сорок уже начал медленно поворачиваться к двери, когда я скомкано произнес его имя. Странно на что способно одно-единственное слово. Странно, что оно сработало.

«Но надолго ли?»

– Геннадий Петрович?..

Движение остановилось, но два обреченных на совместное существование человека все еще не находили в себе смелости посмотреть друг другу в глаза. Два человека все еще пытались сбежать и укрыться множеством иллюзорных одеял от всего того, что их безаппелятивно загнало в один удобно обустроенный угол.

– Павел…

Я судорожно искал в голове крайне необходимый повод, которым мне бы удалось стопроцентным образом помешать последнему из моих случайных знакомых уйти и закрыть за собой дверь навсегда.

«Когда еще ты сможешь сделать это? Когда, если сегодня твой самый последний день в этом ужасном-ужасном-ужасном месте???»

Внутренний голос, как обычно был прав во всем. Так что, несмотря на все тонны страха, поселившиеся в моем сердце из-за некоторых предшествующих событий, я все же громко и четко произнес то самое слово, которое должен был произнести много-много лет тому назад, когда все было только лишь в зачатке…

– Прости…

Ответа не последовало. Но я и не был готов к какой-либо быстрой реакции со стороны бывшего начальника военкомата, потерявшего из-за меня всю свою прошлую жизнь. Наверное, в те самые времена он был доволен собой и умеренно счастлив. И скорее всего ему не приходилось ежедневно примерять на себя каменную мимику невозмутимости, чтобы тем самым спрятать от посторонних глаз свою глубокую разочарованность и разбитость.

– Прости…, – повторил я.

Хотел еще раз. Но как оказалось, раскаяния было уже предостаточно.

– Вы не виноваты…, – еле слышно прошептал Павел, – Вы не виноваты… это все они… это все они… проклятые негодяи…

Помимо этих запечатленных мною на бумаге слов было еще много и по большей части все они требовали самой упорной цензуры. Причиной тому были эмоции, что хлестали через край. Ну а как только словарный запас моего личного надзирателя себя наконец-то исчерпал, Павел все-таки сделал то самое, чего я очень долго ждал и на что никогда не надеялся.

– Простите меня, – тихо и чувственно прошептал он, полноценно развернувшись в мою сторону, после чего пристально и амбициозно взглянул в самую глубину моих зрачков, оставив в них стойкое отражение своих собственных глазных расцветок.

«Как это прекрасно», – подумал я, когда внезапно обнаружил, что они очень-очень зеленые.

Потом же… Потом эта обширная и по-прелестному слюнтявая мелодрама могла бы развивать невыносимо долго и нудно. Возможно, дело даже дошло бы братских обнимашек и ненавязчивого желания поплакаться на чужом плече. Возможно, могло бы быть и хуже.

Но к счастью благосклонный фатум сжалился над моей стоической репутацией и не допустил выше обозначенного развития сюжетной линии…

– Дрын-дрын!..

Это звонил телефон. Сразу сообразить не удалось. Видимо потому, что телефон в моей хорошо обставленной одиночной камере не так часто звонил, чтобы его писклявый рингтон сумел бы закрепиться в мозгу.

– Дрын-дрын!..

Когда же последовал второй прозвон, мне все же пришлось признать, что настойчиво донимающее слух событие совершенно не имеет никакого отношения ни к микроволновке, ни к холодильнику и тем более никоим образом не причастен к утюгу. Да к тому же Павел с ненужной благородностью услужливо подсказал:

– Это вас. Вызывают, наверное.

– Спасибо, – ответил я чисто машинально и сделал два шага в сторону телефонного аппарата, обитавшего на одной из книжных полок.

Сердце при этом почему-то нещадно щемило, словно вот-вот должно было произойти нечто невероятное и сенсационное. Я пытался справиться с собой, пытался не выдать суровому и беспощадному внешнему миру свою маленькую, всегда имевшуюся в наличии, внутреннюю слабину. О, мне всегда было известно об ее существовании. Да и у кого ее нет или не было? Но до сих пор я отчаянно старался быть самым хорошим парнем, старался выдавить из себя эту подлую гнильцу или хотя бы прижать к ногтю.

«Ты был хорошим мальчиком… Разве не пора разнообразить прерогативы?»

Черти что!.. Мой собственный внутренний голос сегодня даже и не пытался выказать мне хотя бы маломальские признаки поддержки. Однако я все равно схватил дрынкающую телефонную трубку зеленого монотонного цвета и гаркнул в нее:

– Алло!

– К вам пришли.

Других слов не было. Только такую короткую фразу просто, коротко и ясно донес до меня неопознанный голос с выраженным брутальным привкусом. И это, конечно же, немного покоробило. Но в принципе я ничего другого и не ожидал, хотя, если честно, как всегда надеялся на что-то большее, на нечто гораздо более человеческое, чем было мне доступно в последние десять лет или около этого. И тут же возник вопрос:

«А что если в этом обыденном желании теплых слов в первую очередь и таится та самая слабина, о которой я говорил раньше?»

Но мог ли я на него ответить? Не знаю. Вероятнее всего, нет, потому как никто на свете не способен окончательно и без каких-либо помарок с оплошностями разобраться в том, что творится в головах людей или в голове твоей собственной.

«Глупец!» – заявил мне внутренний голос.

«Беспечный энтузиаст», – попытался оправдаться я перед самим собой.

– Вам пора, – сказал тот, кто все еще держал в руках поднос с моим стынущим завтраком.

И тогда стало внезапно ясно, что рассуждать о высоких материях здесь и сейчас слишком неуместно, да к тому же и неблагоразумно.

– Вас ждут, – добавил Павел.

«Да это впрочем и не новость», – добавил внутренний голос.

«Очень хорошо».

Я отлично понимал и отлично слышал все то, что упорно твердили мне те двое, что с исключительным правом сопровождали меня в моем удобном десятилетнем тюремном заключении. Они всегда говорили также четко и прозрачно, как и тот неизвестный голос, что нечасто выдавал короткие фразы из дрынкающей телефонной трубки монотонно зеленого цвета. Мне всегда было приятно слышать это незамысловатое общение. В нем была своя изюминка. Но даже и она никак не могла повлиять на неожиданно возникшую в моей голове очаровательную манию.

– Ужасно странно…, – непроизвольно прошептал я, оглядываясь по сторонам.

Мои глаза медленно, но верно цеплялись взглядом за стены, потолок, предметы интерьера и прочие детали, скользили по ним, пробуждая мелочные малозначительные воспоминания запахов, звуков и событий, воспоминания о чем-то еще, о чем всегда знал мой истосковавшийся по свободе мозг.

– Ужасно странно…, – еще раз прошептал я, а потом спросил у Павла, – Не правда ли?

Павел не ответил. Он остался молчаливым неподвижным истуканом с металлическим подносом для завтрака в руках. Таков уж был его одиозный образ…

«И это печально…».

Однако все. Так было решено мной. И, положив телефонную трубку монотонно зеленого цвета на ее законное место, я наконец-то направился к двери. Дверь как обычно не пришлось открывать самому. Она сама тихо скользнула и освободила проем.

– Спасибо…, – пробормотал я по странной и необратимой привычке.

И надо сказать, что воспринималось это еще и как глупость. Но не просто так с бухты-барахты, а потому что мне не дано было знать, кто же именно так благодушно и точно время от времени занимается многими странными вещами.

Он стратегически необходимо открывает передо мной двери, закрывает их позади меня, а еще с вежливой аккуратностью защищает мои глаза механически движимыми шторками, когда чересчур яркое солнце внезапно решает заглянуть в окно моей основательно обустроенной одиночной камеры… Кажется, было что-то еще, но всего я не смог запомнить и детально выложить опосля… Ну и черт с ним! Главное, что был некто неизвестный, кто не называл себя и не выдавал своей таинственной личины. И потому в конечном итоге было совершенно неясно к кому я обращаюсь и зачем.

«Ну и черт с ним!» – мысленно порешал я.

И тут же снова…

– Спасибо…

Да, я снова произнес это, когда, сделав несколько шагов, оказался перед очередной своевременно открывающейся дверью. Что ж некоторые привычки неизлечимо въедчивы. И видимо, с этим мне уже ничего нельзя поделать.

«Горбатого могила исправит», – часто утверждала моя маман.

И тут я был с ней согласен целиком и полностью. Хотя обычно такого не случалось. Слишком разными мы были людьми. Ну, да и ладно.

«Все рано или поздно случается».

Я вошел во вторую таинственным образом открывшуюся передо мной дверь и оказался в небольшой комнатушке предельно аскетического дизайна. Мне приходилось в ней бывать и раньше.

Наверное, такое случалось раз шесть или восемь за всю историю моего тюремного заключения. Но было это очень давно, когда мой настойчивый адвокат еще верил в силу апелляций и экономических амнистий. Сегодня я ожидал увидеть его в этой комнате раз в седьмой или в девятый. Однако…

«Какого лешего?????????????????????!»

Некое странное озлобленное удивление напористо вскипело в моей черепной коробке, когда за серым бесформенным столом на металлических ножках мною была обнаружена отнюдь не та персона, которую я ожидал лицезреть.

– А ты еще что за хрен?!

Несомненно, я мог бы в тот момент проявить себя как сдержанный и благоразумный член общества. Но что-то внутри меня, незаметно накопившееся за десятилетие вынужденной изоляции, требовало немедленных и обязательных разъяснений.

– И где черт возьми Василий?!

Маленький невзрачный кавказец в дешевом пятнистом костюме и при желтом галстуке определенно не ожидал настолько нерадушного приема и потому едва не приобрел косоглазие из-за моих напористых нападок.

– Простите, – сказал он и ничего более.

Но к этой очень укороченной реплике прилагалось стойкое выражение лица, выражавшее убедительное пожелание успокоиться и сесть на имевшийся в наличии свободный стул бесформенного серого покроя и при металлических ножках.

А что я? Я определенно не хотел успокаиваться. Слишком уж много адреналина здесь и сейчас выплеснула в кровь моя затаенная злоба. Так что успокоиться было сложно. Но это нужно было сделать.

Нужно было перестать рыскать по углам сверкающим гневом взглядом и начать играть теми картами, которые случайно-непредвиденным образом раздала этим утром Вселенная.

В этом был смысл.

В этом было куда больше смысла, чем во всем прочем.

«Так нужно», – сказал я самому себе, – «Ведь ты слишком долго ждал возможности вырваться за пределы двух комнат и крохотного коридора между ними. Огромный необозримый мир ждет тебя. Ты нужен ему».

О, это был самый достойный аргумент. И после такого мне уже было сложно злиться на странные и неожиданные обстоятельства.

Конечно, никакой доброты или умиления маленький невзрачный кавказец от меня так и не дождался, но я хотя бы перестал раздраженно и буйственно вопить. И даже более…, усевшись на серый бесформенный стул с металлическими ножками, я в срочном порядке завязал со всеми своими предшествующими закидонами и очень контрастно перешел на деловой стиль общения.

– Так кто вы есть, уважаемый? – спросил я в первую очередь.

Маленький невзрачный кавказец ответил не сразу. Скорее всего, он несколько секунд выжидал возможного подвоха, в результате которого я вроде как должен был наброситься на него и начать нещадно душить. Однако секунды прошли, исчезли, как говориться, в небытие, а ничего подозрительного так и не случилось. Я просто сидел напротив него и ждал. Мы оба ждали. А когда ожидание стало больше похожим на занудство, мой потенциальный собеседник все же соизволил начать разговор.

– Меня зовут Муратов Найман Абдулгазыевич…

«Батюшки родные…», – подумал я, так и не запомнив ничего из сказанного.

– … и я ваш адвокат.

О, здесь мысленная остановочка была просто жизненно необходима. Без нее мозг мог бы неотвратимо взорваться самым безудержным образом и тогда бы серые стены серого крохотного помещения оказались бы обильно забрызганными кроваво-серыми ошметками.

– Кх-кх…

Способность говорить ко мне вернулась не сразу. Удручающее и невообразимое заявление того, кто сидел прямо передо мной за серым бесформенным столом с металлическими ножками, нанесло слишком увесистый удар по моему самообладанию, по моему самолюбию и по чему-то третьему, чему я, впав в непредвиденное замешательство, так и не смог дать достойное имя. Но это неважно. Важно, что маленькому невзрачному кавказцу пришлось немного подождать.

– Вы… вы кто?

Со второго разу у меня получилось куда лучше. Однако моя встречная словесная атака все еще выглядела крайне неубедительно.

– Я же сказал… я ваш адвокат…

Быть может, чертов кавказец и выглядел как маленький невзрачный гоблин, но говорить с людьми он умел.

При желании и в отсутствии расовой предвзятости любой первый встречный мог бы уловить в нем некую жилку, которая стопроцентно гарантировала грамотное и своевременное решение любой проблем. Только вот все мы существуем в отнюдь не идеальном мире. А потому я в первую очередь полез к нему со своими давным-давно устаревшими стереотипами.

– И как это понимать?

Я ждал какой-нибудь ироничной ухмылки либо наглого комментария по поводу моих слов. Но вместо всего ожидаемого на меня просто смотрели как на последнего идиота.

– В смысле? – поинтересовался маленький невзрачный кавказец.

«Ах ты, гад ползучий!!!»

Мне очень хотелось взорваться. Мне очень хотелось наброситься на проклятого оппонента. И я буквально страждал силой масштабного удушения заставить его распрощаться с невыносимо раздражающим меня очень странным выражением лица, которое, судя по всему, зачем-то впитало в себя самую изысканную и специфическую альтруистичность.

«Я бы задал тебе…».

Да, я очень хотел сорваться. Но еще больше мне хотелось наконец-то выйти за пределы двух комнат и маленького коридора. Мне хотелось снова ощутить себя свободным человеком, хотя я и не совсем понимал, что под этим сам же и подразумеваю. И тогда я сказал себе и своей собственной не в меру экспрессивной злобе:

«Расслабься…».

А затем я обратился к маленькому невзрачному кавказцу в самой наилюбезнейшей форме:

– Кажется, я многое пропустил и много не знаю. Не могли бы вы посвятить меня в суть происходящих событий?

– Несомненно.

Ответ кавказца был быстрым, но не резким. Правильнее всего было бы назвать его чисто деловым, позволяющим как можно быстрее перейти от словоблудия к конкретным шагам.

– Есть некоторые моменты, которые вы пропустили…

Пытаясь произнести данное предложение, мой новый внезапно нарисовавшийся адвокат потянулся левой ладонью к большой застежке в виде ремешка на небольшом коричневом портфеле. Портфель и раньше пребывал на коленях маленького невзрачного кавказца, однако приметил я его только лишь, когда из него начали вынимать печатные листы бумаги.

«Проклятый бумажный червь», – подумал я с некоторой досадой, – «Зачем мне вся эта фигня? Лучше бы делом занялся!»

Однако в суровой действительности вышеобозначенный персонаж именно этим самым делом и пытался заниматься. Правда, не совсем так, как мне хотелось бы, то есть без резких восклицаний и громкой патетики. Он делал все тихо, мирно, почти бесшумно и практически незаметно. И в этом была его особая изюминка, в этом была его особая одиозная стать. И, конечно же, я мог бы и дальше продолжать виртуозно злиться на его соразмеренную лаконичность и любовь к бумаженциям, да только мне в моей ситуации было не с руки всматриваться в зубы дареных коней. Предпочтительнее было наконец-то заставить себя неподвижно сидеть на сером бесформенном стуле с металлическими ножками и слушать то, что говорят другие умные люди…

– Так вот, – продолжил мой новый адвокат, – Вы пропустили очень многое…

Не спорю, молчание в тот момент и впрямь было предпочтительной вещью. Но мой не в меру озабоченный внезапными переменами мозг не смог позволить мне молчать. Слишком уж много вопросов неожиданно возникло и слишком уж много ответов хотелось получить…

– Так, где же Василий?

– Василий…

Маленький невзрачный кавказец запнулся. И тогда стало ясно, что до последней доли секунды только что истекшего момента, в пределах которого я повторно задал самый острый из самых назревших вопросов, в его правильно организованной голове имелся некий стратегический план, согласно которому было детально определено, как и когда мне будет позволено узнать горькую правду. Однако моя нервозность и моя несдержанность сумели разрушить его моментально.

– Василий…, – попытался было продолжить маленький невзрачный кавказец, но снова запнулся и даже вроде как впал в некоторый ступор.

И тогда пришлось это чудо-юдо срочно спасать.

– Абдулгазиз…фич… черт, как тебя там?..

Видимо правильное произношение имени собственного играло немаловажную роль в жизни моего нового адвоката.

– Друзья для большего удобства зовут меня коротко – Муна…

«Друзья?!»

Мой внутренний голос был очень сильно удивлен.

«Друзья?!» – с предельно едким сарказмом повторил он, – «Когда это вы успели стать друзьями? Что за шушера? Да кого он вообще из себя возомнил? Понимаю, Василий, Давид…, но он?.. Нет, такого быть не может! Такое тебе никоим образом не уложить себе в голову, как ни старайся!»

Однако голос голосом, а смотрел я в тот момент на вполне нормального и адекватного человека, судя по словам и поведению которого ожидание опасности, угрозы или подвоха было лишним. И более того, он даже почему-то предлагал мне дружбу. Конечно, такое явление выглядело странным в силу сложившихся за десять лет привычек.

Да и воспринималось как достаточно редко существующее в природе зверье. Правда можно было вспомнить уже ранее упомянутых Василия и Давида, но где они были десять лет назад??? Их не было рядом тогда, их нет и сейчас. Здесь есть только маленький невзрачный кавказец, готовый дружить за просто так…

«И возможно с ним у меня получиться нечто дельное…».

Надежды, конечно же, было мало. Но мне хотелось верить. Ведь верил же я, что рано или поздно мне представятся случай расплатиться по счетам… и вот я практически близок, практически дотянулся до этого шанса…

– Геннадий Петрович, так уж вышло…

Видимо мой новый адвокат (так же известный как Муна) после долгих потуг все же собрал всю мыслимую и немыслимую волю в кулак и попытался наконец-то произнести вслух некую очень болезненную правду, которой он невыносимо сильно страшился и сторонился… А я в свою очередь был нетерпелив.

– И что же вышло? – спросил я, стараясь смотреть глубоко-глубоко внутрь его глаз.

– Вашей фирмы больше нет. Семь лет назад она разорилась, была признана банкротом, и все ваше имущество было распродано с аукциона…

«Наконец-то», – подумал внутренний голос.

«Быстро и просто», – подумал я, – «Почти как родить двести пятьдесят кошек…».

Но не сказать, что новость стала сногсшибательной. В глубине подсознания уже давно роились множественные подозрения о жизнеспособности такого сценария. Однако всегда хочется верить в лучшее, всегда хочется верить в светлое…

– Вы меня поняли, Геннадий Петрович? – осторожно поинтересовался мой новый адвокат, пока я с каменным лицом переваривал только что полученную информацию.

Мои глаза смотрели прямо на него, но взгляд практически не воспринимал Муна как доступный зрению материальный объект. Да я и сам не ощущал себя в те самые секунды горького отчаяния чем-то реальным, действительным и материальным. Едкая парализующая дрожь, быстро и неожиданно возникнув, медленно скользнула с кожи моих плеч на расположенные поблизости лопатки, а затем настойчиво последовала все ниже и ниже, пока все же не достигла собственного апогея где-то в районе пяток.

Немного задержавшись в точке конечного пребывания, она отнюдь не попыталась вернуться по обратному пути, как и не попыталась еще немного пошалить с моими потрепанными нервишками. Заместо всего этого она просто взяла и без должного предупреждения покинула мое тело. О, она с непревзойденным энтузиазмом просочилась сквозь серый укрытый ламинатом пол и тут же устремилась еще глубже. И тогда мне, покинутому едкой парализующей дрожью, стало еще более одиноко и спутанно, чем прежде. А потому в тот самый момент я только лишь и мог, что очень сильно хотеть поскорее взять и уснуть, да так, чтобы в конечном итоге обязательно не проснуться…

– Вы меня слышите?..

Наверное, адвоката немного перепугала внезапно нахлынувшая на меня бледность. Однако падать в обморок я определенно не планировал. В большей степени хотелось выместить на ком-то давным-давно поднакопившуюся злобу, хотелось наконец-то выдавить из себя весь поднакопившийся яд и безупречным образом отпотчевать им весь окружающий мир.

И как пример, я для начала даже попытался при помощи силы мысли и интеллекта пробраться за пределы глазного дна моего чертова новоявленного адвоката и всеми имеющимися при себе клыками впиться в его чертов мозг. Только вот каких-либо специфических способностей я отнюдь не приобрел, десять лет пребывая в одиночной камере. И потому пришлось действовать по старинке, то есть при помощи простых и несовершенных слов.

– Но раз так, то кто вы и зачем здесь?

Мой вопрос бил как в бровь, так и в глаз. Он требовал незамедлительной правды, с нарочитым зверством топчась по самым больным кровоточащим мозолям. И этот мой вопрос хотел… о, нет, он все-таки требовал незамедлительно взорвать весь мир к чертовой матери и требовал тут же на еще дымящихся обломках отстроить блаженный новый Карфаген с новой блаженной религией – религией честности, правды и непримиримости…

«И ты только попробуй нам солгать…», – пообещал мой внутренний голос.

Однако не для лжи и уверток ко мне сегодня явился мой непонятно откуда взявшийся адвокат. Другие цели и задачи старательно завели его в маленькую комнату с серыми стенами. А значит, маленькому невзрачному кавказцу было нерезонно лупоглазо моргать и смотреть в потолок. Предпочтительнее для него было выложить все без какой-либо утайки.

– Итак…, – просто так на всякий случай подбодрил я своего нового адвоката.

Только вот можно было и без этого. Необходимая степень созревания уже была достигнута, причем без помощи каких-то там междометий.

«Просто пришел нужный момент», – подумал я.

Ну а секундой позже в моих руках оказался странный лист бумаги.

«Какого черта?!» – попытался возмутиться внутренний голос, пока глаза непонимающе рыскали по перечню печатных знаков и пробелов.

Однако нужный комментарий не заставил себя долго ждать. Он вовремя пояснил все, что было нужно, и тем самым нивелировал непроизвольную панику в моей голове.

– Это уведомление о том, что деньги на вашем секретном счете в Бангладеше в целости и сохранности. Вы сможете воспользоваться ими, как только окажитесь за порогом этого малоприятного заведения.

– Ясно…, – тихо и медленно сорвалось с моих губ вместе с усмешкой.

– Вы недовольны?

Вопрос адвоката заставил меня посмотреть в его сторону.

– В смысле?

– Ну, я не вижу на вашем лице настоящей радости…

«Да неужели?!» – издевательски посмеялось мое нутро, не забыв при этом передать смехотворную эстафету моей зыбкой и отвыкшей от умиления физиономии.

– А чему я собственно должен радоваться? – спросил я с выражением лица, которое могло бы испугать любого и даже самого отъявленного гоблина.

– Свободе…

– Свободе?

– Да и деньги при вас?..

Маленький невзрачный кавказец смотрел на меня так, словно я прямо здесь и сейчас наивно пытался открывать Америку в пятьдесят пятый раз. И он не только не понимал, он даже и не пытался понять чем же на самом деле живет сердце того человека, которого в этот странный день ему обязательно нужно выпустить на свободу.

– Деньги? – спросил я после некоторых раздумий, – А что деньги? Разве это не пустой звук? Разве это не ничего не стоящие бумажки?..

Несомненно, Муна занимал свою позицию на этот счет. И потому ничего не смыслящий в настоящей жизни адвокат попытался было вставить в диалог свое сомнительное мнение безразмерно глупыми словами:

– Но…

– Никаких чертовых «но»! – ответил я.

Маленький невзрачный кавказец даже немного вздрогнул по вине моего чуть-чуть повышенного тона в разговоре. Но только чисто рефлекторно. Он не сжался и не испугался, а значит, был готов продолжать нашу деловую беседу.

– С ваших слов все хорошо и даже прекрасно, но я так и не понял, что же случилось со всеми моими друзьями? Кто вы и что происходит? Давайте уже развернуто и по делу…

Я ждал ответов. Я думал, что получу ответы. Мне казалось, что я заслуживаю масштабных подробностей всего непреднамеренно пропущенного. Да только как обычно все пошло не так, как мне хотелось и мечталось…

– Хватит!..

От такого внезапного возгласа нельзя было не обернуться…

– Хватит уже пережевывать сопли!..

Обернувшись, я увидел человека в дверном проеме серой металлической двери, ведущий за пределы маленькой серой комнаты. Только эта дверь вела не в сторону камеры моего десятилетнего одиночного заключения. Дверь, ведущая в мою камеру, была совершенно иной: деревянной, более хлипкой и покрашенной снаружи в зеленое. Она была совершенно обычной. А вот эта другая как выглядела, так и воспринималась… Совершенно иначе. Однако сейчас она была открыта. Случилось это крайне незаметно. И человек, стоявший там…

– Я ждал, я наблюдал, я терпел!.. Но такими темпами можно до пенсии…

Скоротечно разглядывая высокого брюнета в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке, я также скоротечно анализировал его слова. И некоторые вещи в итоге мне очень быстро стали понятны. Правда, облегчения я от этого не получил.

«Все плохо, все очень плохо», – сказал мне мой внутренний голос, – «Этот гад наблюдал за тобой все это время».

«Все это время – это которое? Последние несколько минут из-за двустороннего зеркала, что занимало более половины одной из стен в маленькой серой комнате, или же безвозвратно ушедшее десятилетие моей жизни???»

«Вероятнее всего и то и другое…».

«Тогда все и впрямь несоизмеримо плохо».

Впрочем, бояться и пугаться мне уже давно опротивело.

«Опостылело», – поправил меня внутренний голос.

Однако смысл по-прежнему оставался неизменным.

– Кто вы? – спросил я того, кто стоял в дверном проеме серой металлической двери, причем настолько вызывающим тоном, словно это был мой давнишний собутыльник, неоправданно задолжавший мне драгоценную мелочь.

Пользуясь неприемлемыми поведенческими шаблонами, серые клеточки моего мозга наивно полагали, что высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке станет вести себя практически идентично той самой модели поведения, которую уже достаточно продолжительное время настойчиво пропагандировал тот, кто вроде как являлся моим новым адвокатом. Но нет…

Этот человек был не таким. Он был полной противоположностью маленького невзрачного кавказца Муна. Он не был молчуном и не пытался скрывать от окружающих любое слово, произнесенное кем-то за пределами серой металлической двери. И даже наоборот этот особый персонаж вел себя крайне напористо, несдержанно, а в некоторых моментах с очевидной непредсказуемостью.

«Черти что!»

«А как иначе? Такова уж жизнь…».

С внутренним голосом как обычно было сложно спорить. Но виноват был вовсе не он. Просто мне хотелось побольше упорядоченности, ясности, прозрачности… Но ее не было. Был только чертов упрямый адвокатишка, изображающий из себя последнего партизана, да высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке, который так же не хотел вести себя по-человечески…

– Да хватит уже ерепениться! Вот деньги. Бери их и уже через час будешь на свободе. Чего еще тебе нужно?..

«Чего мне нужно?»

О, высокий брюнет говорил. Он говорил громко, с агрессией в голосе, и глаза его сверкали самыми неимоверными искрами и красками.

Однако за старательно сооруженной дымовой завесой данной экспрессии я вновь не услышал ничего важного или существенно, я не услышал ни единого слова правды. Было только все то же самое – недомолвленное и недосказанное. И потому мне даже стало внезапно казаться, что в новом мире, нежданно-негаданно зародившемся в период моего десятилетнего отсутствия, правда и вовсе не существует, ей почему-то не нашлось в нем места…

«Ну а раз так, чего же ты хочешь? Лучше посмотри на бумагу, что сжимают твои пальцы. По ней ты сможешь получить громадные деньги в чертовом Бангладеше. И будешь жить припеваючи. О таком можно только мечтать. Но тебе не нужно об этом мечтать. Все это стопроцентно возможно и абсолютно реально. Нужно только сказать…».

«Да?..».

Никто не спорит, что сложнее всего бороться с самим собой. Свои желания и позывы всегда наиболее непреодолимы. И в борьбе с ними ни внутренняя злоба, ни опыт боевых действий не смогут прийти вам на помощь. Так что забудьте про то, как ранее вы беспощадно мордовали полчища неприятелей фекалиями и грязью. Теперь это в прошлом. Теперь есть только вы и еще раз вы. И вы не победите…

«Так есть ли смысл в том, чтобы пытаться?»

Я не хотел отвечать на этот вопрос. Пропало желание или что-то типа этого.

Однако это случилось не только из-за внутренних противоречий. И маленький невзрачный кавказец, сидящий на сером стуле с металлическими ножками в обнимку с угрюмой молчаливостью и раритетным портфелем, и высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме, стоящий в проеме серой металлической двери и извергающий из себя громкие одиозные призывы – оба успели меня очень сильно утомить. И мне уже не хотелось видеть ни того, ни другого. Хотелось, чтобы они отвалили, исчезли с глаз долой. Так что в конечном счете именно поэтому я и сказал то самое долгожданное…

– Да…

Пауза. Молчание. Тишина. Возможно даже некоторый парализующий сознание шок, потому как двое морально окучивающих меня персонажей видимо уже и не надеялись получить от меня самое желанное и самое необходимое. И в связи с этим мне чуть позже пришлось дополнительно уточнить свою позицию.

– Я согласен.

– Прекрасно! Отлично! Бесподобно!

– Замечательно…

Высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и при ярко-желтом галстуке и вместе со своей необузданной экспрессией был неописуемо счастлив где-то около трех непродолжительных секунд. Затем он почему-то резко переменился в лице, стал выглядеть очень серьезным, а когда мгновением позже взглянул на циферблат дорогих золотых часов с вкраплениями немаленьких бриллиантов, то в дополнение приобрел ярко выраженную нервозность и настойчивую озабоченность.

– Мне пора! У меня дела! – рявкнул высокий брюнет еще немного погодя, после чего исчез из дверного проема и громко хлопнул за собой серой металлической дверью.

Но маленький невзрачный кавказец Муна все еще оставался со мной, сидя на сером стуле с металлическими ножками в маленькой серой комнате.

– Замечательно…, – произнес он, как и прежде.

– Вам виднее, – ответил я.

– Определенно…

Не закончив с фразой, Муна в очередной раз полез рукой в коричневый портфель. Из него рука вернулась с новой увесистой стопкой печатных листов.

– Для того чтобы утвердить соглашение между вами и третьими лицами необходимо подписать триста пятнадцать экземпляров…

«Да чтоб ты сдох!» – беззвучно ответил ему мой внутренний голос.

Но части моего тела терпели и худшее в течение целого десятка лет, а потому парочка пальцев правой руки смогли еще немного поднапрячься и нечетким росчерком заверить все предложенные ей копии.

– Готово!

– Спасибо…

Пристальный взгляд маленького невзрачного кавказца бегло пробежался по каждой из возвращенных ему бумажек. Казалось, в них содержалось нечто очень важное лично для него. Возможно… Но мне не хотелось об этом думать. Я слишком устал от споров не о чем, я устал от нескончаемых невидимых противостояний. Так что мне отнюдь не хотелось пытаться вникнуть в нечто скрытое и постороннее. Заместо этого все мое нутро страстно стремилось вернуться обратно в хорошо обустроенную одиночную камеру. Там ему почему-то было гораздо комфортнее, чем здесь в маленькой комнате с серыми стенами, где были странные бумажки, безымянный высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме, аля мелкий адвокатишка в виде маленького невзрачного кавказца в дешевом пятнистом костюме и нечто еще, что было гораздо менее уловимо зрительным нервом…

– Так это все? – спросил я, выражая нетерпение в адрес того, кто проверял заверенную корреспонденцию по третьему разу.

– Да, да, да…

Мне вроде как ответили, но никаких телодвижений при этом не случилось. Мой адвокат по-прежнему просматривал бумажные листы, как бы пытаясь выудить нечто сакральное из междустрочия. Что ж, видимо для него общение с бумагой было куда важнее простых человеческих слов…

«Ну и черт с ним», – подумал я.

«Валим отсюда», – посоветовал внутренний голос.

«Так точно».

Поднимаясь с серого стула с металлическими ножками и отодвигая его в сторону, я очень сильно надеялся на то, что на меня все же обратят внимание. Но нет, ничего такого не произошло. Все осталось по-прежнему.

– Мавр сделал дело, мавр может отвалить?

Нет, слова тоже не помогли. И тогда я просто направился к выходу из маленькой серой комнаты. Но только не к тому, в котором бесцеремонно исчез высокий брюнет в темно-синем двубортном костюме и с желтым галстуком. В отличие от него меня ждала другая дверь – серая деревянная, выкрашенная изнутри в зеленое. И как хорошо, что она не была отвлечена от всего сущего и происходящего какой-то странной призрачной мишурой…

«Работает как часы», – подумал я, едва деревянная дверь отворилась передо мной.

«В отличие от твоего якобы адвоката…», – добавил внутренний голос.

Конечно, я мог бы продолжить этот спорный диалог, но не было желания. Зато мне все еще невыносимо сильно хотелось вернуться в свою одиночную камеру. А потому не имело смысла терять и тратить еще какие-то секунды, минуты и тому подобное. Вот я и шагнул в дверной проем, а там… Как и прежде далеко идти не пришлось. В моей крайне идеалистической тюрьме все было рядом, все было под рукой. Так что понадобилось всего лишь несколько шагов для того, чтобы вновь оказаться в той самой комнате, в которой я вынужденно провел последние десять лет.

«Как странно…».

Стоя на пороге, я огляделся в некой томной непринужденности.

«Как странно…».

Я мог бы выдавать подобные фразы целыми вагонами, однако от их непрерывного рождения в этом странном мире не произошло бы ничего существенного и не изменилось бы ничего принципиального. Мое аутентичное одиночество от этого ничуть бы не поколебалось. Оно никуда бы не ушло и не уехало. Ему было слишком хорошо со мной, чтобы двигаться дальше. Оно хотело оставаться со мной вечно.

«А чего хочешь ты?» – спросил меня мой назойливый голос подсознания.

Он спрашивал, а мои глаза тем временем как-то наивно и бессмысленно вглядывались в изящный платяной шкаф, в два деревянных стула с отличным лакированным покрытием, в большой телевизор с изумительным качеством изображения, в очень удобный компьютерный стол с лежащим на нем ноутбуком последнего поколения. Глаза смотрели и на еще один удобный стол и думали о том, как можно было бы прекрасно отобедать за ним в самый последний раз, а так же написать кому-нибудь искрометное письмецо в конверте.

«Все это мечты…».

«Я знаю…».

Понимая собственную слабость, мне захотелось сделать еще один шаг вперед. И я тут же без каких-либо сомнений шагнул вперед. Дверь за моей спиной сразу после этого медленно и тихо затворилось. И мир вокруг меня на мгновение вроде как снова стал целостным.

«Прекрасно!» – мысленно воскликнул я.

«Прекрасно?» – спросил мой внутренний голос.

Но разве я был обязан ему отвечать? Разве он не мог самостоятельно дойти до осознания того, что маленький мирок, обитающий в небольшой хорошо обустроенной одиночной камере, и впрямь был по-своему прекрасен.

Почему? Да потому, что в нем можно было беспечно просыпаться и непринужденно засыпать, потому что странный и немногословный Павел обязательно приносил завтрак, обед и ужин. И в нем не было настоящих проблем, хоть и встречалось очень устойчиво напрягающее соплежевание…

«Это отличный мир и в нем все так просто…».

Такое утверждение казалось мне верным. Но здесь и сейчас такой мир мог быть реальным лишь на очень короткое мгновение, потому как я слишком отчетливо представлял в своей голове, как механизм неотвратимых перемен медленно начинает шевелить своими беспощадными лопастями. И потому мне только лишь и оставалось, что согласиться и сдаться на бескомпромиссный произвол судьбы, сделать еще несколько шагов и угрюмо присесть на кровать…

«Отлично… почти идеально…».

Едва задняя часть моего тела частично продавила мягкий матрац, мне стало немного спокойнее. И хотя в уставшей голове по-прежнему непримиримо роились всяческие терзающие и мучающие сомнения, я все же вроде как стал ощущать себя гораздо менее подавленным и разбитым. В какой-то мере мне даже стало проще принять тот факт, что привычный мир уже ускользает из моих рук, и что завтра я окажусь в совершенно новом ужасном и незнакомом мире…

«Материальное касание…», – подсказало подсознание еще до того, как я успел озвучить вопрос, вытекший из происходящего.

«Замечательно…».

Я растягивал удовольствие. Конечно, это было глупо и безрассудно. В этом не было ни пользы, ни смысла. Но зато было очень много удовольствия. Безусловно, кто-то когда-нибудь в данном месте контекста обязательно усомнится в моем здравомыслии. Он обязательно скажет: «Как это?» или «Почему?». Возможно даже «не понимаю…». Но понимать и не нужно. Ведь в тот момент, когда я в последний раз тихо и безмятежно проводил минуты, сидя на той самой кровати, что целых десять лет служила мне душевным и телесным пристанищем, мне не хотелось думать или понимать. Мне хотелось чувствовать. И я чувствовал, как изящно ускользают эти последние мгновения…

Однако само понятие «мгновения» подразумевает их максимальную краткосрочность. Так что неудивительно, что те, что были в моем распоряжении, растворились в небытие очень быстро. Правда, понял я это не сразу, не моментально…

«Ах-ах-ах…», – с беспристрастным умилением смеялся надо мной мой внутренний голос.

– Дрын-дрын!… – а так чуть позже надо мной посмеялся непрошеный звонок телефонной трубки монотонно зеленого цвета.

«Нет, нет и еще раз нет…».

Я не хотел. Я не ждал никакого телефонного разговора. Он не был мне нужен. И мнение изнутри настаивало на том, что он обязательно будет бесполезен, что лучше было бы посвятить себя тому, что действительно нужно, то есть тому, чего я действительно хотел. А прямо сейчас я хотел всего лишь одну-единственную простую и неособенную вещь – еще немного усидчивого созерцания на кровати.

Однако…

– Дрын-дрын!.. Дрын-дрын!..

Телефонный аппарат не собирался сдаваться. Он все звонил, звонил и звони… Конечно, с перерывами, с паузами, но с очень незначительными…

– Черт!.. Задолбали…

Не то чтобы я не выдержал массированной звуковой атаки посредством телефонной связи. Просто в какой-то определенный момент весь смысл упорствовать взял и улетучился. Почему??? Ну а как можно было пытаться медитировать в таких злонастроенных обстоятельствах? Никак? Вот и я об этом.

– Дрын-дрын!.. Дрын-дрын!..

А вот шанс взять в руки чертову телефонную трубку монотонно зеленого цвета все еще неумолимо сохранялся. Он был высок как никогда.

– Дрын-дрын!.. Дрын-дрын!..

И все же я не торопился. Теперь я просто смотрел на бурлящий звуками телефонный аппарат и экзальтированно думал. Но не о чем-то конкретном. Просто думал. Возможно, даже просто пытался понять и оценить себя как часть мира, в котором преимущественно существует только лишь один телефонный звонок…

«Такой мир мне нравится», – таким было внезапное умозаключение в моей голове.

Но и этот мир не мог существовать вечно. Так что пока не стало совсем поздно, мне все же пришлось принять и этот факт.

– Алло…, – произнес я, когда телефонная трубка одутловатого зеленого цвета все же оказалась прижатой к моему уху.

Несомненно, я ожидал услышать привычно неисправимый неопознанный голос, некогда рожденный в далекой-далекой галактике безразличия и безучастия. Однако нет… На этот раз все было по-другому, на этот раз со мной заговорили иначе, почти что вежливо…

– Геннадий Петрович…

И дальше можно было уже не продолжать. Все и так было предельно ясно.

3

Время невыносимой и оглушающей давки в московском метро осталось в прошлом уже как сорок минут или около этого. Теперь метро воспринималось как полупустое. И вроде как по всем ощущением даже казалось странным, что прямо сейчас никто не испытывает нервозной необходимости вглядываться в циферблаты часов или искать глазами медленно кривляющиеся символы на притоннельных табло. Но ничего страшного. Просто народ рассосался. Просто все трудяги и даже те, кто в обязательном порядке опаздывал на службу, на данный момент уже разъехались по рабочим местам. Остались только постепенно дряхлеющие пенсионеры, сумевшие найти в себе силы, чтобы ближе к обеду выйти из дому на бескомпромиссную охоту за макаронами подешевле.

Правда были в этом жизнеописании и исключения. И одним из них был тот, кто прямо сейчас двигался при помощи эскалатора вверх, то есть поближе к поверхности земли. Конечно, здесь любой критически настроенный товарищ взялся бы опровергать мое личное мнение, стал бы негативно настаивать на том, что, мол, каких только чудиков не встретишь среди многоликих обитателей мегаполиса.

Да только не о том здесь пойдет речь… Не об экспрессии и не о самовыражении. Здесь я буду говорить об одном странном человеке, которому, судя по всему, сегодня было крайне лениво передвигать ноги со ступеньки на ступеньку, и поэтому он терпеливо ожидал, когда же закончится движение вверх.

Кстати, раз уж до вестибюля еще далеко можно поговорить и об уже вскользь упомянутой внешности данного персонажа. Не то чтобы она была нетривиальной. В Москве можно запросто встретить идиотов и похуже. Просто она цепляла, приковывала к себе беспечные взгляды, заставляла задуматься, заставляла напрячься…

Или же внешность здесь была совсем не причем? Возможно ли, что причиной необъяснимого напряга у тех, кто прямо здесь и сейчас точно также обитал в глубинах московского метрополитена, была отнюдь не она? Возможно ли, что во всем была виновата его странная энергетика?.. или происходящие внутри него магнитные бури?

«Да черт его знает, что с ним не то!»

Именно так резко возражали сами себе те, кто медленно уплывал вниз по эскалатору, так и не добравшись до истины, и те, кто, не сумев перенести моральной тяжести озвученных вопросов, бросался бежать вверх, вооружаясь при этом стремительными прыжками через одну или две ступеньки. О, их прыткости определенно завидовали те самые студенты, что стояли на эскалаторе позади странного и загадочного персонажа. И хотя между ними и тем, кто их пугал чем-то странным и неопределенным, было большое пространство в пятнадцать ступеней, сдержать панику и страх им никак не удавалось.

«Да ну его… переждем, и будем держаться подальше…», – надеялись они и медленно отшагивали в противовес движению эскалатора.

Ну и, конечно же, им уже не казалась настолько изумительной как раньше идея о том, чтобы в очередной раз сбежать с последней пары ради сексуальных развлечений на съемной квартире. Кажется, теперь уже было не до этого. И даже, скорее всего, теперь штаны были переполнены совершенно другой радостью.

Ну, да и черт с ними… Что мы там говорили о внешности? Ах, да…

Если странный и загадочный персонаж, медленно поднимаемый эскалатором вверх, и имел когда-либо какие-либо представления о моде, эпатаже и эстетической гармонии, то это было очень давно и неправда. А в самом настоящем времени он использовал все это сразу и на полный максимум: черная кожаная куртка, напоминающая о братках из девяностых, бледно-розовые джинсы, какие обычно носят девочки-подростки и яркие сине-желтые кеды, достойные любого отъявленного хипстера. Была также в наличии большая черная спортивная сумка без привычных рекламных надписей и прочих опознавательных знаков, но зато с широкой и длинной черной лямкой на металлических бретельках, что была перекинута через правое плечо.

Да и не стоит забывать про абсолютно гладкую лысину… Короче говоря, и мода, и эпатаж, и эстетическая гармония – все эти особенные и целомудренные понятия в нашем новом знакомом переставали быть чем-то индивидуальным и вместо того, чтобы действовать и олицетворять поодиночке, они безвозвратно терялись и таяли друг в друге. Так что в конечном итоге становилось непонятно, где же начинается одно и заканчивается третье….

Однако в конце концов медленно плывущий вверх эскалатор все же доставил странного и загадочного персонажа к месту своего верхнего порожка. И когда это случилось, многие облегченно вздохнули. Правда совсем не потому, что в их жизни произошло нечто важное, чего они ждали и на что надеялись очень долго. Просто странный и загадочный персонаж наконец-то исчез из их поля зрения, а значит, исчез и из их мыслей. Да… так точно… он осторожно переступил зубцы, под которые убегало полотно эскалатора, и был таков. Теперь он стал невидим для тех, кому прежде мозолил глаза.

Конечно, через мгновение ему согласно требованиям выбранного пути пришлось толкнуть стеклянную дверь с подсказкой «выход» и таким образом вытащить себя на свежий воздух шумной привокзальной площади. Ну а там он уже неизбежно встретился с гораздо большей порцией странных и совсем не загадочных людей. И эта новая порция никоим образом не могла быть численно сравнима с той, что ему довелось прежде увидеть в чреве метрополитена.

«Черти что!» – сказал бы любой другой на его месте.

Да только судя по ничуть не поменявшемуся выражению лица нашего нового знакомого, его нельзя было испугать таким скромным неудобством. Да и к тому же люди на привокзальной площади кардинально отличались от тех, что были заперты в подземных тоннелях. У этих не было времени думать о чем-то отвлеченном и вглядываться в чужие лица в поисках разительных отличий.

У них было время только куда-то бежать и торопиться. Так что не было им дела до того, как и кто там абсурдно нарядился. Всем им хватало своих проблем.

– Прибывающие и убывающие граждане, будьте бдительны при общении с незнакомцами. Знайте, что они потенциально опасны для вас и ваших близких!..

Привокзальное радио в очередной раз глаголило очередную непререкаемую истину. Но разве кому это было интересно? Точно не странному и загадочному персонажу, вышедшему из метро этим утром…

– Эй, ты!..

Наш новый знакомый попытался было обратиться с вопросом к первому встречному. Да только вот первый встречный, имевший в ушах «бананы», не обратил на него ни капли должного внимания. Он самым вялым образом отмахнулся от направленных в его адрес жестов и пошел дальше слушать свой «унц-унц…».

«М-м-м-м…», – скорее всего, подумал наш новый знакомый.

Никому не могло понравиться такое прохладное отношение. И хотя странный и загадочный персонаж не проявил никаких внешних признаков недовольства, он тоже не был исключением из кем-то придуманных правил. Ему, как и всем прочим, хотелось обильного уважения и аристократического такта.

А потому в следующей своей попытке связаться с общественностью, он не стал церемониться в рамках прежде не оправдавших себя алгоритмов и выплеснул все свои скрытые претензии разом…

– Эй,… кх-х… ты чего?..

Наверное, стоит сразу понять, что наш новый знакомый никак не мог характеризоваться поиском легких и удобных путей. Так что едва возникла крайняя необходимость применить силу, он выбрал в качестве цели не какого-то там очень удобного «хлюпика», а самого настоящего «кабана»…

– …ты чего?.. кх-х…

Резкий удар в солнечное сплетение заставил первого попавшегося здоровяка не только сложиться пополам, но и начать вести крайне нужный диалог. Правда говорить у бедняги практически не получалось – приходилось постоянно отхаркиваться.

«Во всем свои минусы», – наверное, подумал странный и загадочный персонаж, качественно оценивая результат приложенных усилий.

Едва заметная улыбка в одном из углов рта утверждала, что он совершенно точно не разочарован.

Однако все делалось не просто так, все делалось исключительно ради простого одиночного вопроса:

– Где тут можно добраться до Твери?

– Что?.. Кх-х… какого черта?..

От адской пронизывающей боли у случайно остановленного прохожего почти кружилась голова, но увидеть угрожающе потираемые кулаки он все-таки смог.

– Где тут можно добраться до Твери? – повторно поинтересовался у него странный и загадочный персонаж.

– Кх-х… там…

Здоровяку пришлось невероятно постараться, чтобы мучительно пересилить боль и дать ответ внезапно напавшему на него субъекту. Ну а как иначе? Разве мог он противиться настойчивому давлению инстинкта выживания? Да и вообще очень уж не хотелось ему более рисковать своим упитанным здоровьем.

– Куда-куда? – наш новый знакомый, не сообразив с первого раза на незнакомой местности.

– Кх-х… там…, – еще раз ответил согнутый прохожий, но на этот раз добавил к реплике вытянутый указательный палец.

В такой позиции здоровяк уже не выглядел так внушительно и деловито, как некоторое время назад. Да и цветастая футболка в стиле Супермена теперь казалась совсем неуместной. Но это так, лирика…

«Все меняется. И очень часто в лучшую сторону. Нужен только правильный подход», – именно так, наверное, подумал в тот момент наш новый знакомый, но отнюдь не касательно мнимых сверхспособностей обычного человека.

Как оказалось, от пальца было куда больше пользы, чем от невнятного и сумбурного кряхтения.

Так что, следуя взглядом по указанному направлению, странный и загадочный персонаж практически сразу понял что к чему.

– Спасибо, – бросил он на прощанье тому, кого изрядно побеспокоил и двинулся дальше.

– Кхе-кхе…, – так и продолжил отхаркиваться поверженный здоровяк, но это не играло важной роли для того, кто никогда не оборачивался.

Через несколько шагов вынужденно побитый гражданин остался в прошлом. И тот, кто неуклонно следовал по собственному аутентичному пути, обязан был начать решать уже совершенно иные важные вопросы. И первым в списке оказалось задание пробраться сквозь ряды неисчисляемых торговых палаток и все-таки в конечном итоге попасть к подножью алчуще искомой вывески «ПРИГОРОДНЫЕ ПОЕЗДА».

Изначально при взгляде издалека все казалось просто. Ну, типа пара шагов и ты на месте. Но обман зрительной перспективы всегда присутствует. И потому желто-серые буквы на голубом фоне прежде казавшиеся легкодоступными, на деле очень быстро выпали из поля зрения и превратились в отчаянно недосягаемые. На деле приходилось плутать в прямом смысле слова – сворачивать то туда, то сюда. Иногда и вовсе было невозможно определиться, куда же следовать дальше. Да и постоянные предложения странного содержания не давали желанного и необходимого покоя:

– Брат, купи телефон!

– Эй, че как, братиша!? Подходи, покупай…

– Молодой человек, интересуетесь???..

О, странный и загадочный персонаж при каждом новом шаге буквально изнемогал от нестерпимого желания съездить кулаком по надоедливым и наглым физиономиям вокруг себя. Но чувство реальности не позволяло ему ввязаться в базарную потасовку…

«Их много!.. Их очень много!..» – совершенно точно думал наш новый знакомый, переступал через чужое раздражающее поведение и шел дальше в своих непростых поисках желто-серых букв на голубом фоне.

– Не проходите мимо…, – слышалось за спиной в качестве послесловия.

«Нет, обязательно пройду», – с гулким эхом рождалось промеж извилин.

Однако вскоре стало ясно, что от хождения туда-сюда и неизвестно куда получается толку ни на грамм. Одни и те же лица стали назойливо повторяться по пятому или шестому разу. И чем больше наш новый знакомый пытался пробраться сквозь паутину торговых палаток, тем больше он оказывался спутанным ее непролазной сетью. Так что в конечном итоге стало ясно, что в данном случае требуется кардинально изменить подход.

«Сделаем иначе, и тогда быть может…»…

Странный и загадочный персонаж не был уверен в успехе, но все же попытался, потому как очень не хотел бродить среди торговых рядов до скончания веков. Вроде бы у него были совершенно иные планы, хоть он и не стремился о них распространяться…

«Да! У меня есть цель, у меня есть задача, у меня есть предназначение…»…

Точно. Вы правы. Вы абсолютно и непогрешимо правы. О своих секретных планах наш новый знакомый говорил только лишь с самим собой. Делиться секретами с другими людьми ему было неинтересно и невыгодно. Не из-за жадности или злобы… Просто он прекрасно понимал, что никто из многих сотен присутствующих рядом с ним индивидуальностей не сможет понять и оценить жертвенной значимости всего того, что происходит с ним ежеминутно и непрерывно…

– Существование спорно…

– Что-что?.. Покупаешь?..

Очнувшись от непреднамеренных трансцендентных измышлений, наш новый знакомый обнаружил ненормальную обескураживающую надежду в смотрящих на него глазах. Это продавец плюшевых мишек неправильно истолковал случайно вслух произнесенный обрывок фразы.

– Бери!.. не пожалеешь!..

– Конечно…

– Да-да…

Но странный и загадочный персонаж уже жалел. И вроде бы он пока еще толком ничего и не сделал, а всего лишь собирался, однако чужая ненормальная надежда уже причиняла ему боль, уже порождала странные и непривычные душевные мученья.

«Странно», – непременно призадумался все тот же персонаж.

Только вот ему ни в коем случае не хотелось ни думать, ни чувствовать. Ему хотелось совершенно противоположного, противоестественного и неосознанного – убежать, скрыться, оставить за спиной чужой цепляющий взгляд и не сделать все то, что кто-то другой старательно запланировал. Но дело есть дело, а судьба есть судьба… И потому наш новый знакомый определенно не стал спасаться бегством от себя самого, как и не стал покупать красивого, приветливого и мягкого плюшевого мишку.

Заместо этого он поступил именно так, как следовало поступить в самом начале вынужденного столкновения с гигантской хаотично движущейся массой. О, да… ему наконец-то стало ясно, что перебороть внешние силы невозможно, что они слишком сильны, что самое важное из запланированного свыше все равно произойдет рано и поздно… Так в чем же смысл сопротивления?

«И существует ли оно на самом деле?.. Или же это всего лишь моя очередная непримиримая иллюзия?.. Страшная и пугающая…»

С такими вот странными и загадочными мыслями все еще плохо узнанный нами странный и загадочный персонаж по странной интуитивной подоплеке все-таки позволил себе отдаться людскому течению, всецело заполонившему окружающее пространство и время. Ну а затем, как и предполагалось, все произошло само собой.

«Логика… железная логика…».

Да, эта самая логика в самый нужный момент позволила допустить, что вся гигантская хаотично движущаяся масса персоналий при всей своей сумбурности, беспорядочности и неопределенности все равно имеет некую конечную цель своего движения. Правда, в таком предположении можно было легко ошибиться, просчитаться или же запросто не угадать. И тогда, скорее всего, на первый план вышла такая вещь как везение…

«…или же я был прав, когда решил, что самое важное из запланированного свыше все равно произойдет рано и поздно…».

Наш новый знакомый мог думать и так и эдак. Но важен был результат. А он был. И с этим спорить было невозможно. Можно было только созерцательно всматриваться в неистово и сакрально искомые желто-серые буквы на голубом фоне «ПРИГОРОДНЫЕ ПОЕЗДА» и тихо бормотать себе под нос:

– Наконец-то!

– Да-да, наконец!.. – прозвучал практически в самое ухо некий посторонний голос и тут же чей-то оттопыренный локоть резко толкнул в плечо того, кто слишком уж рьяно изучал отвлеченным взглядом одну из ключевых вывесок на Ленинградском вокзале.

«Какого??!..»

Можно и не пытаться спорить о том, что именно так в тот самый момент подумал странный и загадочный персонаж. Тем более что в ответ на внезапно возникшее непотребство глаза его сразу же налились обильным количеством крови, кулаки сжались до побеления, а желто-серые буквы тотчас перестали быть интересными.

«Что за уродище и где оно?!» – говорил теперь уже сверкающий взгляд.

Правда, далеко с поисками идти не пришлось. И хотя некое хамло шагало вперед очень быстрыми шагами, его можно было спокойно догнать и скоротечно заставить перестать веселым и громким говором трепаться по мобильному телефону. Богатая фантазия тут же позволила странному и загадочному персонажу нарисовать в своей голове очень красочную картину.

И она была по-своему прекрасна. Сначала был смачный пинок под зад, затем удар кулаком в основание черепа и еще много-много ударов… Да, эта картина была способна поднять любое испорченное настроение… И все же, наш новый знакомый не сдвинулся с места, дабы беспощадно воплотить эту самую умозрительную картину в самую настоящую реальность. Он не сорвался с места вслед за своим обидчиком и не заставил его покаяться в непростительных грехах.

– Сейчас не до этого, – тихо прошептал странный и загадочный персонаж, и сила сжатия в его кулаках стала понемногу ослабевать.

Потом прошло секунд пять. Не более. Избыток адреналин в крови к тому времени вроде как рассосался. И тогда, в последний раз взглянув на желто-серые буквы на голубом фоне, наш новый знакомый стремительно двинулся по направлению к самораздвижным стеклопластиковым дверям белого цвета, ведущим внутрь вокзального вестибюля. Правда раздвигаться и сдвигаться данным дверям особо и не приходилось. Слишком уж велик был поток людей, желающих проникнуть внутрь.

«Ну… ну… давайте!..»

Странный и загадочный персонаж только и ждал, чтобы кто-то еще захотел его толкнуть или же наступил бы ему на ногу. Тогда бы он точно не отступил. Тогда бы он точно дал бы своим мечтам и желаниям сбыться.

Но все обошлось… Никаких драк и скандалов не случилось. И потому снова приходилось следовать плану.

– Добро пожаловать, уважаемые граждане! При выборе маршрута и транспорта не забывайте о собственной безопасности…

Это очередное радио пыталось донести некую информацию до тех, кто уже успел совершить сто шагов в границах вестибюля.

– … Помните так же, что отсутствие страховки и недействительный сертификат личности не позволит вам воспользоваться услугами нашей транспортной компании…

Наш новый знакомый был одним из тех, кому предназначалась данная реплика очень серьезного голоса из динамика. Оспаривать это не было нужды. Но нужно было внимательно посмотреть на таблички с указателями.

«Итак, что у нас тут?..».

Вышеобозначенных табличек было всего две. Точнее были, конечно, и другие – размером поменьше и с буквами гораздо меньшего шрифта, которые объясняли, как можно добрать до туалета, где купить свежайшую желтую прессу и в каком месте продают неимоверно вкусные беляши по дешевке.

Однако вся эта мелочевка не имела никакого отношения к выбору транспортного средства или пути следования к заветной цели. За это отвечали только две больших таблички с указателями. И именно на них прямо сейчас и смотрел наш новый знакомый, смотрел и думал…

«Куда же нам пойти, куда же нам податься…»

Одна из табличек была красного цвета и обладала стрелкой, направленной влево. На ней также значился броский текст следующего содержания: «ЭЛИТНЫЕ ПРИГОРОДНЫЕ СООБЩЕНИЯ».

Оценив ее коротким взглядом, странный и загадочный персонаж не стал прибегать к помощи зеркала. Он и без него прекрасно понимал, кто есть его персона и чего стоит его отражение в этом мире. Так что глаза не стали надолго задерживаться на красной табличке. Они быстро скользнули на табличку зеленого цвета и на ней остановились.

«Наверное, все же это», – несомненно подумал наш новый знакомый. Видимо, на ней он нашел именно то, что искал, то есть и стрелку направленную вправо, и немногословную корявую надпись «ПОПСАН». Ну а раз решение было уже принято, то странный и загадочный персонаж незамедлительно направился к соответствующему контрольно-пропускному пункту.

– Ваша страховка и сертификат личности…

Конечно, требование было грубым, резким и необоснованно преждевременным, потому как предшествующий в очереди гражданин пока еще не успел пробраться через турникет. Однако наш новый знакомый не имел при себе желания удивляться отсутствию этикета у какого-то рядового сторожилы, чье мировоззрение было необратимо ограничено ворчливо-усатой внешностью, фуражкой и спецобмундированием черного цвета. И потому он просто сделал то, чего от него хотели – достал из бокового кармана сумки затребованные документы и положил их в руки проверяющего.

– Джабраил Рерихович Узурпюк?

– Так точно.

– Да неужели?

Кончики лохматых усов немного вздернулись в стороны, верхняя губа просела вниз, а изрядно нахмуренные брови рыжевато цвета отправились на максимальное сближение друг с другом… По такой гримасе сложно было не понять, что человек, выполняющий контрольно-пропускную функцию, ни на йоту не поверил в подлинность предоставленного сертификата личности.

– Уверены?

– Совершенно.

В течение короткого мгновения проверяющий пытался сверлить своим ощутимо пристрастным взглядом стоящего перед ним странного и загадочного персонажа, но тот проявлял непривычную непробиваемую стойкость к прежде очень эффективным манипуляциям, провокациям и тому подобному. Да и чего собственно ему было нервничать или волноваться? Его документы были сфабрикованы идеально. Придраться было не к чему. А простые предположения еще не давали повода…

– Эй, вы там?!.. Скоро?!

– Рожайте быстрее!..

– Ну, че там?.. Мы опаздываем!..

За спиной того, кто имел при себе документы гражданина Узурпюка, очень быстро сформировалась огромная толпа. Человек сто пятьдесят, а то и больше ждали своей очереди пробраться через турникет. Но ждать им как обычно не нравилось. И потому непредвиденная заминка многих из них очень сильно разозлила.

– Ты че там уснул что ли?!..

– Захлопни варежку!

Проверяющий тоже злился. Он злился на себя из-за неспособности найти нормальную и уважаемую работу, злился на странного и загадочного персонажа, который не давал повода надеть на себя тугие наручники и упрятать в ближайшее подземелье, злился на тех, кто предпочитал просто кричать, а не пытался понять, как сильно ему хочется сделать этот безумный-безумный мир лучше…

Иногда ему даже нравилось злиться. Но точно не сейчас. Сейчас он чувствовал себя старым, разбитым и уставшим. И вроде уже ничего и не хотелось.

Разве что еще раз разгневанно воскликнуть:

– Чего не понятно?!.. Захлопни варежку!

Ну а потом поскорее избавиться от ключевой проблемы, вернув сомнительные документы ее обладателю и нажав красную кнопку на турникете.

– Проходи!

– Спасибо.

Створки турникета быстро открылись и также быстро закрылись. Но этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы странный и загадочный персонаж оказался за ними. И уже там, немного осмотревшись по сторонам, он аккуратно поправил черную сумку у себя на плече, бережно погладил себя по лысине и зашагал дальше.

«Дело в шляпе, дело в шляпе…», – вероятнее всего звучало в его мыслях при каждом новом шаге и в конечном итоге сливалось в эдакую веселенькую песенку.

Несомненно, наш новый знакомый практически не надеялся на легкое и безболезненное решение вопроса. Только вот…

«… люди всегда непредсказуемы, мелочны, невнимательны и глупы. Конечно, бывает и такое, что их посещает невообразимая гениальность. Но это происходит так редко… очень редко… крайне редко…».

– Уважаемые пассажиры, рейс номер 67590 общедоступных пригородных сообщений «ПОПСАН», следующий до города Твери, заканчивает посадку и отправится от третьей платформы через пять минут!..

«Надо бы поторопиться», – подсказал сам себе странный и загадочный персонаж, а потом прибавил шагу.

И это было правильно, потому как рассуждать о человеческих пороках было напрасно и бессмысленно. Они всегда были и всегда будут. Так что же тут можно обсуждать? Нечего. Или пускай об этом разглагольствует вокзальное радио:

– Уважаемые пассажиры, будьте бдительны при общении с незнакомцами. Знайте, что они потенциально опасны для вас и ваших близких!..

Между тем не только наш новый знакомый торопился попасть на практически убывающий рейс номер 67590. Были и другие. И их было много. Они бежали с огромными котомками в каждой из рук, пыхтели и сопели от изнеможения, вынужденно спотыкались, падали, матерились на внезапно случившуюся неприятность, поднимались и продолжали бежать как самые настоящие сумасшедшие.

«Нет уж. Увольте».

Так решил для себя странный и загадочный персонаж. Да, он торопился, но не до такой полоумной степени.

«У меня как-никак присутствует голова на плечах».

Правда, думать он мог что угодно в ходе своей прогулки быстрым шагом по направлению к платформе номер три. Электропоезду все его мысли были как параллельны, так и перпендикулярны. Поезд не имел ни машиниста, ни какого-либо иного встроенного интеллекта, способного посмотреть в зеркала заднего вида, способного увидеть кого-то опаздывающего и способного о чем-то подумать или что-то почувствовать. Этот поезд был другим. Он просто включался и также просто ехал по заранее заданному маршруту.

«Ну не может же этот рейс отбыть с платформы, когда я всего лишь в восьми шагах от задней двери последнего вагона», – наивно противился фактам наш новый знакомый с присущей ему самоуверенностью.

И это было его ошибкой.

«Пш-ш-ш-ш…», – прозвучало подобно самой несвоевременной издевке, а потом поезд дернулся с места и медленно покатился.

– Нет-нет!..

Из-за тотчас нахлынувшего разочарования в купе с сильнейшим негодованием странный и загадочный персонаж не смог более довольствоваться мысленными криками. Теперь ему были нужны самые настоящие.

– Остановитесь!.. Постойте!.. Я должен…

Однако все это было безрезультатно. Никто не смотрел в зеркала заднего вида.

«Как же так…».

Странный и загадочный персонаж стоял на платформе и отупляющим взглядом наблюдал за тем, как поезд медленно набирает скорость.

«Все кончено… Мне никак не успеть вовремя… Нужен запасной план».

Только вот запасного плана не было. Был только один-единственный. И он вот-вот готов был умчаться прочь.

– Да к черту!..

Крик души снова был озвучен во весь голос, да так, что прочие персонажи стали оглядываться. Но страх, смущение, сомнения – все это осталось для странного и загадочного человека где-то в прошлой жизни. А здесь и сейчас имело значение совсем другое – во что бы то ни стало попасть на электричку, безрассудно стремящуюся умчаться прочь…

– … к черту, – повторил наш новый знакомый, но уже намного тише.

– Эй, мужик! Все нормально. Не парься. Через три часа будет следующая, – сказал кто-то мимо проходящий.

– Отлично, – ответил тот, кто определенно не хотел дожидаться следующего рейса.

И сразу после этого он сбросил с плеча большую черную спортивную сумку. Сумка упала на серый асфальт платформы с глухим коротким звуком.

«Пух-х».

С таким звуком обычно избавляются от балласта. Конечно, жалко было. Все-таки большая черная спортивная сумка. А внутри было много хороших вещей, много нужных вещей. И у каждой из них имелась при себе своя история, свои воспоминания.

Однако иначе никак не получалось. По-другому невозможно было что-либо решить. И как обычно крайне необходим был выбор.

«Что ж я его сделал», – совершенно точно подметил странный и загадочный персонаж, когда перестал сомневаться и сломя голову бросился бежать за набирающей скорость электричкой.

– Ё!.. Ты чё?!..

– Да ты, блин…

Кто-то снова попытался словесно одернуть человека, из которого вполне закономерно вырвалось желание во что бы то ни стало попасть на отбывающий поезд «ПОПСАН». Но тяжелое дыхание и взрывающий виски пульс не позволяли тому, кто бежал, прислушаться к крикам за спиной, не позволяли ему остановиться.

– Ну и черт с тобой…

В конечном счете, критика чужого поведения как обычно ограничилась словами. И никто не предпринял реальных действий, не сдвинулся с места, не схватил за рукав, не остановил отчаянное безрассудство… И более того… некто, что стоял ближе всех к большой черной спортивной сумке, вынужденно брошенной на платформе, очень быстро обзавелся куда более важным инстинктом, чем какая-то там справедливость.

«Так даже лучше», – подумал он, потом, чуть-чуть помедлив, оглянулся и сделал осторожный шаг к неожиданному призу.

А странный и загадочный персонаж все бежал, бежал и бежал, страдальчески превозмогая боль в правом боку и ярую одышку.

– Пять, четыре, три…

Обратный счет вслух позволял немного разгрузить нарастающую гипервентиляцию легких. Однако первоочередная цель этого полезного приема состояла отнюдь не в том, чтобы предусмотрительно уберечь себя от кровохарканья. Просто тот, кто бежал за отбывающей электричкой прекрасно понимал, что вокзальная платформа не бесконечна.

«И даже если ноги и дыхалка меня не подведут, есть очень большой шанс неудачно познакомиться лбом с железным ограждением. И будет очень больно…».

Вот он и считал остающиеся метры:

– … три, два, один…

Последний шанс. Прыжок.

– А… черт…

Выступающая часть ограды едва не вывернула лодыжку левой ноги. Было немного больно. Но главное, что все остальное тело вовремя оказалось внутри заднего тамбура последнего вагона, и теперь вроде как можно было даже отдышаться.

– Слава богу, – запинающимися звуками прошептал тот, кто все-таки попал на отбывающий поезд «ПОПСАН», хотя и не верил ни в какие высшие силы.

– Ваша страховка и сертификат личности…

«Твою ж мать…».

Только такие мысли нашлись у человека, который еще не успел нормально отдышаться, а его уже скоропостижно постигло нежданное и негаданное фиаско.

«Твою ж мать…».

И вроде бы все получилось на отлично. При очень мизерных шансах ему все же удалось совершить невозможное и невероятное.

Но большая черная спортивная сумка была прежде легкомысленно брошена на сером асфальтном покрытии платформы номер три, так что уже никак нельзя было достать из ее внешнего кармана идеально сфабрикованные документы на имя Джабраила Рериховича Узурпюка.

– Ваша страховка и сертификат личности…

Человек в сине-зеленой униформе стоял в том же самом тамбуре на расстоянии дважды вытянутой руки и с сердитым нетерпением ждал ответа.

– Я…

– Что вы?..

К своему несчастью наш уже пообтершийся знакомый не смог вовремя придумать правильное оправдание самому себе. Да и представитель мобильного досмотра поездов не был из тех, кто вчера родился. Его широкие плечи, выступающий живот и тройной подбородок не в первый раз преграждали путь бесшабашным нелегалам. Хотя, если честно, сомневаюсь, что кому-либо могло понадобиться слишком много интеллекта, чтобы сделать нужные выводы.

– То есть вы не зарегистрированы?.. Так?..

Отчаянные мыслишки пытались экспансивно бегать по внутреннему своду черепной коробки того самого человека, который из-за собственного чрезмерного усердия не сумел подумать обо всех всевозможных последствиях. И теперь он хотел, чтобы именно эти мыслишки обязательно нашли любой удобоваримый выход. Но такого выхода не было. Его не существовало в природе. На ее бескрайних просторах произрастали только старые проверенные приемы…

– Значит, все так?.. – в последний раз поинтересовался представитель мобильного досмотра поездов, потому как его терпеливое ожидание неизбежно подходило к концу.

И ему снова никто не ответил. Только взгляд серых глаз, направленный в его сторону, по-прежнему продолжал панически вибрировать.

– Что ж, будем разбираться…

Был короткий зевок, а потом тот, кто согласно должности был обязан противостоять беспорядку в вагонах бесплатных пригородных электропоездов, потянулся к рации. И тогда нашему (изрядно поднадоевшему!) знакомому стало ясно, что катастрофы не избежать. А значит, ему пришлось снова принимать скоротечное решение.

– Ох…

– Тихо…

Изрядно побагровевшее лицо с невыразимым и необъятным удивлением истошно пялилось на странного и загадочного персонажа. Оно не понимало, как же так… оно не понимало, как какой-то там деревенский чурбан посмел поднять свою невежественную ручонку на честного и добросовестного слугу закона. Однако выразить свое непонимание и безмерное негодование вышеобозначенный слуга закона не мог. Не было сил. Он и дышал-то с трудом. Что уж тут говорить о репликах негодования…

– Тихо… тихо…

Человек, необдуманно потерявший идеально сфабрикованные документы на странное и загадочное имя Джабраила Рериховича Узурпюка, постарался без ненужного шума и без еще менее нужной пыли усадить на грязный пол тамбура представителя мобильного досмотра поездов, побитого им же и теперь едва способного дышать.

«Кажись живой», – весьма вероятно подумал тот, кто очень умело притягивал к себе крайне разнообразные неприятности.

Возможно, он немного перестарался. Но только не преднамеренно. Просто так вышло. Просто так получилось…

«Было сложно выбрать…».

Вот он и не стал выбирать. Вместо этого он сделал и то, и другое. Сначала нанес удар в ненавистный тройной подбородок, и практически в тот же самый миг утопил кулак в излишне упитанном животе.

– Ты… ты…

«Или же все-таки недостаточно было усилий, раз этот негодник все еще пытается что-то мямлить и тем самым все портит?»

Но больше никаких ударов кулаком по пухлой туше представителя мобильного досмотра поездов не было. Странный и загадочный персонаж только лишь заслонил неуступчивый рот свой ладонью и этим получил нужный результат. Затем он прислушался. В вагоне за выдвижной дверью было тихо. Никто там не кричал, не говорил и даже не сопел.

«Кажется, путь свободен», – сделал вывод человек, чья спина уже почти заледенела от неуместной прохлады попутного ветра.

И тогда он осторожно переступил через чужие увесистые ляжки.

Ляжки при этом не дрогнули, не шелохнулись, не стали трястись как припадочные. Да и в целом упитанная масса вроде как начала понимать свое незавидное положение и спокойно сидела на полу. Однако руку, зажимающую рот, во избежание ненужных рисков все же пришлось оставить на прежнем месте. Но это было совершенно точно неудобно и ограничивало перечень возможных телодвижений. Так что в конечном итоге возникла необходимость вытягивать шею, чтобы подобно самому изворотливому шпиону подсматривать за происходящим в вагоне.

«Так, так…».

Внутри вагона не было ничего примечательного и тем более опасного. Только какой-то лохматый и длительно немытый оборванец тихонько дремал в лежачем положении на одной из изрядно полинявших пластиковых лавок голубого цвета, предназначенных для пассажиров бесплатного транспортного сообщения.

«Отлично».

Странный и загадочный персонаж облегченно вздохнул. Затем он повернул свой взгляд в противоположную сторону.

«И как нам быть?»

Вопрос звучал исключительно в голове, приглушенным эхом распространяясь по неустанно перекачивающим кровь камерам сердца. С языка никакие слова при этом не срывались.

Но представитель мобильного досмотра поездов, который уже успел более-менее отдышаться, отнюдь не был имбецилом, и в связи с этим прекрасно понимал, что волшебного разрешения возникшей ситуации определенно не предвидится. И именно поэтому в его остекленевших темно-карих глазах, которыми он назойливо всматривался в своего мучителя, было очень много едкого и промозглого страха.

«И что же мне с тобой прикажешь делать?»

«Не надо… прошу,… пожалуйста…».

Странному и загадочному персонажу несложно было разобраться в словах, проступающих на мимических складках чужого испуганного лица. Но от этого ему не становилось легче. Он в очередной раз загнал себя в угол и теперь с трудом соображал, где же находится спасительный выход.

«Я не могу… это неправильно…».

Самый очевидный вариант был прост и легок в реализации. И к тому же исключал любые сомнительные сюрпризы. Вот только переводя нервозный взгляд с поверженного представителя мобильного досмотра поездов на существующий в свободном доступе выход из последнего вагона электропоезда «ПОПСАН», странный и загадочный персонаж видел, как в поле его зрения то появляются, то исчезают булыжники, бетонные блоки, арматура…

«Я не могу… вот если бы на мягкую зеленую травку, тогда возможно. А так я не могу. Это неправильно. Это слишком жестоко».

Пауза. Большая пауза. Слишком большая пауза.

«Но что-то же я должен сделать… разве не так?»

Вселенной не нужны были эти паузы. Да она вообще, как мне кажется, стратегически не терпит определенно ненужных отвлеченных размышлений.

И именно поэтому каждый день и каждую минуту ее безграничное величие властно требует от нас с вами сиюминутных решительных действий… И ей как обычно плевать, что чья-то башка после катастрофически неудачной встречи с булыжниками, бетонными блоками, арматурой или чем-то еще может непоправимо расколоться на несколько частей.

«Так давай же! Толкни посильнее это чудо в перьях и проблема решится, исчезнет, растворится за горизонтом безграничного бытия…».

«Да иди ты! Проваливай! Уматывай! Прочь!»

Странный и загадочный персонаж не мог сделать всего того, к чему его настоятельно подталкивала ужасно озлобленная Вселенная.

Иногда ему страшно хотелось отступить от правил, иногда ему безумно хотелось позволить себе совершать только лишь те вещи, что не запрещались содержанием внутреннего морального стержня. Так что долгие и пристальные взгляды в сторону неискоренимо трагичных обстоятельств в итоге закончились самым безобидным образом из возможных.

– Думаю, можно попробовать нечто другое, – тихо прошептал тот, кто все еще зажимал рот представителя мобильного досмотра поездов одной из своих ладоней, – Ты будешь сидеть смирно или как?

Госслужащий не стал торговаться и морщиться от благосклонных подарков судьбы. Обиженное самолюбие осталось где-то далеко позади. И теперь его волновал исключительно вопрос выживания.

– Будешь? – раздался вопрос повторно.

А потом кивок согласия определил его позицию.

– Тогда ладно.

Отняв ладонь от чужого рта, странный и загадочный человек не стал терять времени даром. Он тут же сделал пару-тройку осторожных (бесшумных) шагов и таким образом оказался в противоположном углу тамбура. Туда его привело не праздное удовольствие. Туда его привела дверца, ведущая в туалет. Дернув за немного поржавевшую ручку и открыв тем самым вышеобозначенную дверцу, человек, с которым наше с вами вынужденное знакомство уже практически сформировалось, обнаружил далеко не самые стерильные и благоухающие условия.

«Такой срач еще нужно поискать…».

Однако странный и загадочный персонаж и так пошел на уступки. Искать еще какой-то там третий или пятый вариант его не прельщало. Вот он и воспользовался тем, что было, то есть замкнутым пространством тамбурного туалета.

А что же представитель мобильного досмотра поездов?

Ничего. Даже ни разу ни пикнул. Случайно пострадавший госслужащий просто позволил перетащить себя из одного угла тамбура в другой, а затем засунуть в безбожно вонючую помойку.

Правда, когда ему в нос мощно ударило обилие смрада из туалета, на глазах моментально проступили слезы. Но претензий не было. Его все устраивало. И это правильно, потому как желание выпасть из электропоезда на скорости сто километров в час выглядело бы как очень странное стремление…

– А где блокиратор дверей?

Серые глаза глядели с беспринципной проницательностью на морально поникшего человека, который не по собственной воле оказался сидящим в недосмытый экскрементах неизвестного происхождения. Они ждали от него очередного шага навстречу…

«Вот, блин…».

А он уже было поверил, что от него отстанут…

– Мне нужен блокиратор дверей. Живо!..

– Хорошо, хорошо…

Измученный представитель мобильного досмотра поездов медлил не из вредности. Сейчас ему было точно не до этого… Просто силы покинули. Да и к тому же правая ладонь уже успела ощутить на себе склизкую консистенцию фекалий. И потому пришлось лезть в правый карман штанов левой рукой. А это было чертовски неудобно.

– Возьмите…

Что ж, все-таки у него это получилось. И это к лучшему…

– Спасибо…

– Пожалуйста…

Странный и загадочный персонаж и сам не знал, зачем внезапно выдал скромную реплику благодарности. Быть может из-за невнятной попытки извиниться или случайно возник непреодолимый приступ этикета. Впрочем, через секунду он оставил это позади – чуть ли не со скоростью света выхватил протянутый блокиратор дверей, представляющий собой Г-образный ключ с тремя зубчиками на конце, отступил назад и с усилием захлопнул дверь…

«Ты вроде бы забыл напомнить толстяку о тишине?»

«Неважно. Он и так все понял».

«Точно? Ты уверен?»

Продолжать внутренний диалог, состоящий из пустотелых споров, было глупо и непродуктивно. Так что странный и загадочный персонаж просто вставил блокиратор дверей в предназначенный ему паз, провернул и на этом закончил с одной из проблем.

Но были и другие… И хотя пока что ничего нового и непредсказуемого в прилежащем пространстве не произошло, человек, безалаберно потерявший фальшивый сертификат личности, прекрасно понимал, что спокойствие внешнего мира есть только обманчивая видимость. Да и странное предчувствие, выжигающее содержимое черепа изнутри, позволяло с высокой степенью вероятности догадываться о бескомпромиссном грядущем…

– Надеемся, вам нравится путешествовать электропоездом «ПОПСАН»…, – ненавязчиво бормотал голос, заглушаемый стуком колес.

– Безумно, – с едким сарказмом выдал тот, кто все еще крепко сжимал пальцами правой руки миниатюрный предмет, способный универсально запирать двери на территории подвижного состава, – Прям-таки полон экстаза…

Этому человеку не нравился очередной праздно разглагольствующий голос, ему не нравился ритмично напрягающий стук колес, ему не нравился обжигающий щеки ветер из свободного входа-выхода, как и весь чертов поезд в целом. Ах, как же сильно ему хотелось сойти с него прямо сейчас, сиюминутно. Но он никак не мог позволить себе такую роскошь. Странный и загадочный персонаж был вынужден находиться в этом поезде, и он был вынужден находиться в этом мерзком и отвратительном мире.

– Пожалуйста, приготовьте сертификаты личности! Это плановый досмотр!

«А вот и они…».

Все еще стоя у дверцы тамбурного туалета, наш очевидный знакомый не мог видеть новых неуместный гостей. Однако из тех реплик, что разборчиво доносились из-за выдвижной двери вагона, несложно было догадаться, что они очень желают посетить его личное пространство.

«Сколько же их на этот раз?!»

С одним представителем мобильного досмотра поездов странный и загадочный персонаж с горем пополам справился.

Но судя по разношерстному тембру доносящихся из вагона слов, теперь врагов стало куда больше. А чтобы узнать конкретную цифру, понадобилось снова по-шпионски вытягивать шею.

«Четверо!»

«Вот же черт!!!»

«Четверо!»

Внутренний голос чувствовал себя резко недовольным. Ситуация по его мнению оценивалась как невыгодная, практически патовая. Шанса найти дельный выход не было. Да и вообще если выход и имелся, то, по сути, только один – надеяться на чудо, потому как прыгать с поезда или сдаваться очень не хотелось.

И снова:

«Четверо!»

В мозгу это отдавалось барабанной дробью. А тем временем в вагоне за выдвижной дверью уже не было тихо. Конечно, как и прежде никто не кричал, но разговоры велись.

– Как-то кисло…

– Еще не вечер…

– А вон что за чудила…

И тут не сложно было сообразить, что внимание представителей мобильного досмотра поездов внезапно снизошло до лохматого и немытого оборванца, спящего на одной из изрядно полинявших пластиковых лавок некогда голубого цвета.

– Эй, ты, как тебя там!..

Наш знакомый не решился рисковать и лишний раз выглядывать из-за угла. Уж очень все было опасно.

А он был один.

Совсем один. Как обычно один…

«Так что же поменялось?» – интересовалось нутро.

И что можно было ответить на вопрос альтерэго?

«Все сложно».

«Все всегда сложно».

«Опять бессмысленные споры. Я не хочу продолжать…».

– Ха-ха-ха!..

Странный и загадочный персонаж не желал воспринимать своими ушами громкий надменный смех тех, кто пока еще не знал о его таинственном присутствии.

Но выбора не было…

– Эй ты, гаденыш!

– Мы к тебе обращаемся…

– Че разлегся, паскуда!..

Сразу после словоизречения крайней реплики раздался некий короткий приглушенный стук. Ну а потом было очередное:

– Ха-ха-ха!

– Может он дохлый?.. Загнулся ненароком стремный пень с ушами?..

Наш знакомый, все еще предпочитающий укрываться от посторонних глаз в тамбуре, не мог воспользоваться зрением, однако фантазия позволяла ему живописно представить четырех представителей мобильного досмотра поездов, что подобно самым злобным хищникам окружили самого обыкновенного лохматого и немытого оборванца, безмятежно спящего на потрепанной жизнью пластиковой лавке некогда голубого цвета.

– Черт, а он не хочет вставать!..

И вот опять раздался некий короткий приглушенный стук.

«Нет. Это не стук. Это звуковой результат удара ноги, обутой в плотный полевой ботинок, по нижней поверхности голубоватой пластиковой лавки», – неожиданно и молниеносно сообразил странный и загадочный персонаж, находясь в своем аутентичном укрытии.

И снова:

– Тух-тух-тух!.. – только теперь громче и агрессивнее.

– Так ты будешь вставать, тварь, урод, паскуда… или нет?!

«Черт, а становится интересно…».

Наш знакомый, судя по его предшествующим действиям и поступкам, мог справиться со многими вещами, но противостоять ярому натиску собственного любопытства ему было невыносимо сложно.

И по мере того, как бедлам внутри вагона нарастал, фантазия спасала его все меньше и меньше. Так что, зная себя, странный и загадочный персонаж в итоге даже и не стал сопротивляться влечению, которое не нарочно породили забивающие слух крики, оскорбления и громкие звуки пинков. Вместо этого он просто взял и плюнул на риск, а потом выглянул из-за угла.

«И надо сказать, что очень не вовремя…».

– Пах! Пах! Пах! Пах!

«Твою ж мать…».

Взглянув обоими глазами на то, что происходит внутри вагона, странный и загадочный персонаж не смог вернуться в свое убежище. Не было сил. Моральные силы покинули его. Да и ноги безбожно одеревенели. И потому оставалось только одно – наблюдать за тем, как каждый из четырех представителей мобильного досмотра поездов медленно, но верно падает на пол, демонстрируя при этом широко распахнутые от изумления глаза и кровоточащие отверстия посередине лбов.

«Какого это лешего происходит тут, черт меня побери…».

Странному и загадочному персонажу очень хотелось сглотнуть скопившуюся во рту слюну. Но и этого он сделать не мог. Глотку тоже словно парализовало, подобно рукам, ногам,… подобно всему телу. Только серые глаза еще были способны хоть что-то делать. Например, смотреть на странного и загадочного оборванца, сидящего в полулежачем положении на пластиковой лавке замызганного голубоватого цвета. В руке того, кто ранее казался вполне обыкновенным, теперь был крепко сжат какой-то старинный револьвер. От направленного вверх ствола исходил легкий дымок.

«А секундами ранее я видел, как из него стреляли», – думал человек, понимающий, что неприятностей стало еще больше.

И будто прочитав эти самые мысли, странный и загадочный оборванец посмотрел в сторону тамбура и громко воскликнул с ноткой скомканного извинения в голосе:

– Я же просил меня не беспокоить! Чего тут непонятного?!

4

– Клац-клац… клац-клац… клац-клац…

В пронзительной тишине жилого помещения стук подошв черных лакированных ботинок по выстеленному паркетом полу воспринимался как праздничный бой курантов в новогоднюю ночь. Только вот никакого праздника не было. Скорее даже наоборот. Да и нельзя было добиться полноты сравнения в отсутствии мысленного отсчета ударов. Или же он все же присутствовал?

И если не в моей голове, то возможно ему нашлось место в голове Павла…

«Один, два, три, …десять…».

Я и Павел сидели друг напротив друга в удобных кожаных креслах. Коричневая обивка вжалась под давлением наших тел и приятно окутала локти, спину и ноги выше колен.

Такое обыденное удобство немного нас расслабило. И нам обоим вроде как понравилось некое приземленное ощущение комфорта, которое ненадолго появилось в наших сложноустроенных жизнях.

Почему ненадолго? – спросите вы.

Да потому что и я, и Павел вряд ли смогли бы вечно наслаждаться гостеприимством больших удобных кожаных кресел, в виду того, что здесь и сейчас мы оба ждали некоего удручающего вердикта…

– Клац-клац… клац-клац… клац-клац…

Я совершенно точно не считал, но все равно в голове имелась некая счетная машинка, которая сердито бормотала:

«Когда же? Когда же?»

Развязки ждал и Павел. Этот отнюдь несекретный факт можно было с легкостью прочитать в его глазах, как и все остальное, о чем он думал или же о чем только собирался подумать.

Наше десятилетнее знакомство позволило мне охарактеризовать его как простого и нескрытного человека. Конечно, у него были свои тараканы, однако он практически всегда был открыт для общения и понимания.

Впрочем, у данных личностных качеств были и свои очевидные минусы, ведь именно из-за них нас с ним и посетили неприятности совсем не мелкого масштаба…

– Твою ж мать! Какого черта?!.. Ёж-п-р-с-т…

Да, мы морально готовились к крикам и эмоционально-бурным реакциям, но все равно вздрогнули. Затем снова расслабились…

– Клац-клац… клац-клац… клац-клац…

Тот, кто прежде шагал по паркету в направлении ванной комнаты, теперь возвращался обратно к двум персонам, удобно расположившимся в больших кожаных креслах с мягкой обивкой коричневого цвета.

– Клац-клац… клац-клац… клац-клац…

Потом была короткая звуковая пауза, а за ней последовал грубый и хмурый вопрос:

– И что я с этим должен делать?

Обладатель черных лакированных ботинок более не шагал по паркету. Теперь он стоял совсем рядом, практически на расстоянии вытянутой руки. Но ни я, ни Павел не возымели в себе желания повернуть свои черепные коробки в его сторону и как-либо среагировать на его слова, снабженными нотками раздражения и недовольства.

Вместо этого мы, как и прежде, созерцательно вглядывались друг в друга и наслаждались божественным удобством восхитительных кожаных кресел.

«Жизнь прекрасна», – думал я.

«Жизнь удивительна», – предположительно размышлял мой бывший личный надзиратель, а с недавних пор мой верный спутник и помощник.

И по большей части это был правильный эмоциональный подход к нестандартно сложившейся ситуации. После десяти лет тюремного заключения мне не хотелось париться по пустякам. Я желал свободы, счастья, любви и еще много чего…

Так что не моя вина была в том, что некто решил испоганить грандиозные планы времяпровождения.

Ну а то, что в ванной комнате теперь лежал бледный и синюшный труп… кого это должно заботить? Не меня…, но возможно моего адвоката…

– Не прошло и суток, как вас выпустили, а вы уже вляпались в такое дерьмище!.. Мать моя женщина, да как вы только смогли умудриться?!..

Мой маленький невзрачный адвокат, обладающий выраженной кавказкой наружностью, судя по всему, решил прочитать нам, обычным мирским гражданам, целую лекцию о высоких незыблемых материях:

– Это же надо… это же надо… это же надо…

Но у нас, сидящих в больших кожаных креслах с мягкой коричневой обивкой, не было настроения для подобной ерунды.

– Мы вызвали тебя не за этим…

– Что?!

Моя реплика, брошенная как бы невзначай, заставила Муна опешить.

– Что?!.. Да как ты смеешь… ты…

– Что «я»?

Мой взгляд оставался на прежней траектории. Кривляния маленького невзрачного кавказца были мне чужды и неинтересны, и потому я не хотел тратить даже малейшие усилия на небрежный поворот головы в его сторону.

– Так что? Какой мертвый груз правды ты можешь обрушить на мои плечи?

Скользкая ухмылка пробежала по моим кривовато сжатым губам. Мне было очень интересно, что же на самом деле обо мне думает обладатель черных лакированных ботинок и кем на самом деле меня считает…

– Вы… вы – неблагодарный идиот!..

Мои надежды не оправдались. Я-то ждал чего-то фееричного, цепляющего, безмерно грязного и субъективного. Но получил только…

«Очередную ложь!»

Вот именно. Точнее просто не скажешь.

– Вы не понимаете, что натворили…

«Не понимаю?.. Ха-ха-ха…».

Зигзаг моего мимически выраженного сарказма был вынужден усилить свою кривизну от таких глупых и притянутых за уши слов. И снова в голове прозвучала все та же прозаически реализованная мысль:

«Ложь, ложь, ложь…».

Мой кем-то неоправданно переоцененный адвокат возможно и верил во всякого рода оправдательные акты, но мне было доступно нечто иное. Я прекрасно знал, что делал. Я трезво оценивал то, что было сделано. И я не жалел о содеянном мною…

Точнее не жалел с некоторых пор, потому как десять лет тюремного заключения позволяют произвести радикальную переоценку ценностей. Вот и пришло время вежливо попросить Муна остановиться на избранном им пути во избежание риска стать следующим человеком, умудрившимся довести другого человека до греха…

«Кого именно? Как лучше назвать или обозначить этого человека?»

Внезапно мысли, хаотично рыскавшие в моей голове, остановились. Им стало лень употреблять слишком длинные и запутанные определения. И это сильно разозлило, но потом меня осенило:

«Ну, да и впрямь выражение «мой бывший личный надзиратель, а с недавних пор мой верный спутник и помощник» воспринималось как чересчур громоздкое и только с преступным намерением в области синтаксиса его можно употреблять в каждом первом предложении. Нужно что-то новое… короткое и емкое,… например, ассистент… да… точно… то, что надо…».

Но вернемся к нашим баранам. Итак, наш отнюдь не милый обладатель черных лакированных ботинок стоял совсем рядом, и было крайне необходимо сказать ему пару ласковых словечек….

– Так ты решишь проблему или нет?

Я снова не смотрел в его сторону. Я смотрел в глаза своему ассистенту, сидящему напротив меня в удобном кожаном кресле с мягкой коричневой обивкой.

«Отвечай же, отвечай же…».

Если я давился своим злобным кислотным смехом, то мой «теперь уже ассистент» был совершенно безэмоционален. Он просто сидел на своем месте и пересекался со мной ни к чему не привязанным взглядом. И этот взгляд не содержал в себе ни тепла, ни холода. В нем не ощущалось ни добра, ни зла. Было лишь безразличие: большое и безграничное. Так что можно было ничуть не сомневаться в его безоговорочной готовности задушить еще одного назойливого персонажа.

«Отвечай же, отвечай же…».

– Да, наверное…

«Как-то неуверенно!»

Мой странный кавказский адвокат в очередной раз меня разочаровывал. Если бы я в свое время работал так же как он, то, несомненно, умер бы скоропостижной голодной смертью. Впрочем, Муна определенно грозило нечто другое…

«Нет, нет, нет…».

Булькающее внутри меня веселье скрытого садиста к этому моменту уже добралось и до уголков глаз. И если прежде оно игралось с моими губами, то на этот раз оно заставило сжаться в два симметричных мучка извилистые морщинки гусиных лапок…

Такая ухмыляющаяся гримаса вряд ли могла привлечь девчонок в мои цепкие объятия, но зато благодаря ей я чувствовал себя самым самодовольным ублюдком на свете. И в этом не было ничего плохого. Это было тем, что мне было необходимо прямо здесь и сейчас…

«Нет, нет, нет…».

Я видел, как медленно сжимаются пальцы рук, частично окутанных мягкой коричневой обивкой кресла, что располагалось напротив меня. И было понятно к чему медленно движется назревающее дело. Правда, можно было попытаться все это остановить. Но разве я мог пытаться убавить свое неугомонное самодовольство?..

«Это было бы большим и ужасным преступлением против твоей нечеловечности…».

– Да, я сделаю это.

«Что-о-о-о-о-о-о?»

Это было в неописуемой степени неожиданно. Настолько неожиданно, что я машинально распрощался с встречным взглядом своего ассистента и посмотрел в лицо маленькому невзрачному кавказцу.

– Что-что? Повтори…

«Он, вероятно, шутит или же мне это только снится? Хватит спать! Давай уже просыпайся!»

Внутрикожные рецепторы отчетливо давали понять, что на поверхности моего лба отчетливо прорисовывается знак удивленного вопроса.

– Ты вроде как сказал, что…

– Так точно. Проблема будет решена.

Оказывается я и впрямь не ослышался, а значит как-то так вышло, что неожиданно свершилось самое настоящее чудо. На душе сразу полегчало, стало радостно и почти что весело.

Однако к моему глубокому разочарованию очень ненадолго.

– Но…

Да, вроде бы секунду назад мои глаза упирались в податливое и уступчивое выражение лица, и вот оно уже выглядит совершенно иначе. Носогубные складки углубились, нос скрючился…

Так что прямо сразу было и не понять, что же эта новая мимика под собой подразумевает, чего она хочет, чего требует, на чем собственно зиждется.

– Что «но»?

– …мне кое-что…

Конечно, я не знал, но вполне мог догадаться, что не так просто сварить кашу той самой нужной рецептуры на пару с маленьким невзрачным кавказцем. У него всегда в уме своя тематика. И к тому же с чертовым адвокатом всегда намного сложнее, ведь эти треклятые пройдохи всегда стараются припрятать туз в рукаве.

«Кто бы говорил?»

Моему внутреннему альтерэго не понравилась моя неоправданная забывчивость на тему ошибок прошлого, и поэтому оно незамедлительно попыталось стряхнуть с меня пыль лицемерия в своем привычном бескомпромиссном стиле:

«И как же годы корпоративной юридической практики?»

– Чего ты хочешь, Муна?

А это уже был вопрос со стороны Павла, моего недавно признанного ассистента. Очевидно, ему был изрядно не по нутру тот самый персоналий, которого некто гораздо более высокопоставленный поставил шпионить за двумя вчерашними заключенными.

«Постойте, постойте…», – неотвратимо воскликнет кто-нибудь в обязательном порядке, когда в полусонном чтении данных строк внезапно выявит некое несоответствие…

«Почему это их двое?»

«А это с какой стороны посмотреть», – таков мой ответ в любой момент времяисчисления.

И этот ответ совсем ни нечто надуманное или завуалированное. Он – откровенное восприятие реальности, он – то, что никак нельзя поменять, как бы ни хотелось. И именно за этот неискоренимый ответ мне ранее пришлось извиняться перед Павлом.

Но вам все же интересно и вам по-прежнему непонятно. Так что мне придется глобально пояснить, придется разложить многие вещи по полочкам. И с чего же тут начать?.. А главное как? Как перебороть себя и заставить себя взглянуть на темную страницу бессовестного прошлого?

Конечно, есть сомнения. Но я, наверное, все же осмелюсь на рассказ. И в нем мне очень хочется начать с того самого дня, когда я все-таки достиг критического порога в собственном неудержимом стремлении к саморазрушению. Была ничем ни примечательная дата – пятое апреля. Это сейчас мне никак о ней не забыть, но тогда она еще не впилась мертвой хваткой в мою память и поэтому не имела для меня какого-либо значения.

Но день шел, чашка утреннего кофе была уже практически допита. А потом дошло до того, что в мой офис бесцеремонно ворвались сотрудники федеральных ведомств, имевшие на руках кучу судебных постановлений и ордеров. Помню, я еще подумал:

«Как трагично и как лаконично…».

Тогда мне отчаянно хотелось стать героем или хотя бы простым и незатейливым крестоносцем, но получилось определенно иначе. Десять лет забвения – вот, что я получил. А еще я разрушил жизнь ни в чем неповинного человека… Понятное дело, мы не были знакомы, не пересекались, но жизнь – это такая вещь, в которой невозможно быстро и вовремя разобраться. И поэтому когда меня бесцеремонно вывели из моего офиса с руками за спиной и в наручниках, я в меньшей степени думал о ком-то постороннем… Слишком уж был велик восторг от мнимого величия…

Так что в тот момент, когда у меня спросили: «Кто?», я просто взял и ткнул пальцем в первую попавшуюся физиономию. Или может это была странная издевательская месть? Сейчас по прошествие более чем десяти лет крайне сложно понять, что к чему и разобраться в первостепенных мотивах.

В те стародавние времена я просто что-то делал, как мне хотелось, и не задумывался ни о причинах, ни о последствиях. А то, что я указал в своих желаниях на человека, одевшего на меня наручники, больше походило на глупую шутку.

«Кто же знал, что они воспримут это всерьез?»

«Ты должен был знать!»

«Возможно…».

Но более чем десять лет безвозвратно затерялись позади наших спин. И теперь мне и моему вынужденному надзирателю приходилось привыкать к новым правилам игры. По большей части мы оба не понимали что и как, действовали методом тыка, совершали грубые и непоправимые ошибки… Однако здесь и сейчас мы жили, а не существовали как прежде, уныло пребывая в пределах удобных и хорошо обустроенных клеток. И быть может саморазрушение не такая уж и плохая вещь, если благодаря ей всецело ощущаешь страстное трепетание собственного сердца…

«Что-что?.. Ты бредишь?»

Опять чертово альтерэго. Не хочу с ним разговаривать.

Хватит с меня вычурного вклеивания в самого себя чуждых мне ограничительных шаблонов. От них нет никакой пользы. Только лишь становится сложнее, больнее, да и растет всепоглощающая безысходность. А мне так хочется чего-то нового и незапятнанного моими старыми ошибками.

– Чего ты хочешь, Муна?

Нет, Павел не повторял своего вопроса. Это было всего лишь необходимое эхо в моей голове, призванное вернуть меня от противоречивых размышлений к делам насущным.

– Правды…

«О, боже ж ты мой!»

На миг мне показалось, что вся Вселенная сегодня жаждет искрометных откровений. Однако продолжение диалога расположило все акценты в доступном пониманию порядке.

– А что есть правда?

Молчание. Простое тупое и беззвучное молчание. Совсем ни какая-то там обыденная пауза, ни выплюнутый в срочной необходимости пробел, ни промежуточная станция между репликами оппонентов… Это совершенно точно было молчание.

Тяжелое, напряженное, давящее на окружающих своей гнетущей атмосферой, и не дающее понимания как же суметь его нарушить, как же выбраться из внезапно образовавшегося тупика.

«Сейчас они, скорее всего, поубивают друг друга», – подумал я.

Шея не двигалась, но бокового зрения было достаточно, чтобы следить за обоими. Мой ассистент сжимал пальцы и напрягал кулаки в яростном наплыве гнева. Мой адвокат морщил лоб и сутулился от негодования. Не будь меня в этом мире, у них никогда бы не было мирного будущего.

Однако я был, мое бренное тело существовало совсем рядом, и мне было определенно не начхать на риски приумножения трупов на территории отвратительно обустроенной квартирки, которую некогда какие-то странные люди с отсутствием ума и эстетического восприятия соорудили на самой чертовой окраине Твери.

– Это все Гиви…

– Гиви?

Я не ждал незамедлительного результата.

Это было бы слишком просто.

– Причем тут Гиви?

Мой сомнительный адвокат кавказской наружности сопротивлялся моим словам затребованной правды, морщился пуще прежнего, яростно моргал и выпучивал глаза как первый в строю несправедливо обвиненных…

– Он мой пятиюродный брат, я знаю его с детства, доверяю как самому себе… нет, больше чем себе, больше, чем родной матери…

– Так может зря?!

Мне пришлось прервать хорошо заученную идеалистическую тираду Муна, мне пришлось еще сильнее и еще злее разулыбаться и мне пришлось медленно и угрожающе подняться из удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой, не забыв при этом назидательно ткнуть пальцем в грудь маленькому невзрачному кавказцу и высказать несколько совершенно неласковых слов:

– Ведь это твой хваленный Гиви все запорол!

– Я… я… я…

«Ну, боже ж ты мой! Какие идиоты меня окружают?!»

«Большие и ужасные», – своевременно посмеялся мой внутренний голос разума.

А тем временем на меня все сильнее пытались смотреть широко раскрытыми глазами.

– Я… я… я…

– Что «я»? Ты хотел правды? Ты ее получил!

После последних слов я развернулся и сделал три шага в сторону Павла, сидящего в своем удобном кожаном кресле.

– Дай мне воды, – не попросил, а потребовал.

От возникшего переизбытка эмоций в горле пересохло.

А единственным источником питья, неспособного одарить жаждущих персонажей токсикоинфекцией, была полупустая полуторалитровая бутылка с очаровательной надписью «Тверская водичка».

– Пожалуйста, – сказал Павел, протягивая мне выше обозначенную бутылку, предварительно достав ее из-за кресла.

– Спасибо, – ответил я.

Не то чтобы мое негодование пошло на убыль. Видимо слово благодарности вырвалось из меня рефлекторно и по сути ничего не значило. Кровь внутри меня по-прежнему кипела. И даже несколько глотков прохладной газированной воды из горлышка пластиковой бутылки не помогли ее охладить.

«Чертов сумасшедший дом!»

Пытаясь хоть как-то вернуть себе душевное равновесие, я небрежно шаркающей походкой подошел к не зашторенному окну. Ландшафт за обычным отнюдь не пластиковым стеклом был удручающим и серым. И пускай на ветках деревьев были изумрудно-зеленые листья, а на клумбах пестрили белые, желтые и фиолетовые цветы, мне все равно было непреодолимо тоскливо смотреть на мир за окном. Словно он был чужим, потерянным, потусторонним… или же это я стал для него чужим?

«Все возможно».

Пытаясь уберечь себя от плохих мыслей, я повернулся лицом к тем, кто все еще дышал и здравствовал в маленькой непритягательной квартирке на какой-то убожеской окраине города под названием Тверь.

Одна моя рука, как и секунду до этого момента, крепко удерживала «Тверскую водичку», другая моя рука не менее крепко сжимала ладонью голубую пластиковую крышку от ее горлышка.

Наверное, нужно было горизонтально развести руки в стороны и бодренько заявить:

«Здравствуйте! Я – ваш новый спаситель, Иисус Христос, мать вашу!!!»

Но нет, я не смог выдавить из себя такое открытое богохульство. Так что заместо этого я выдавил из себя не первую и далеко не последнюю порцию желчи:

– Так о чем мы там говорили? О правде?..

Я ждал, пусть и всего лишь короткое едва заметное мгновение. Однако никто не посмел вставить свою ответную реплику в данный разговор.

Два совершенно разных по внешности и жизненным позициям человека просто смотрели на меня, и каждый думал о своем. Один думал о том, как хорошо все-таки сидеть в удобном кожаном кресле с мягкой коричневой обивкой, а другой, несомненно, размышлял о том, как необоснованно и нелогично ему не повезло с выбором клиентов.

– О той правде, какой она мне представляется, – продолжил я, отчетливо осознавая, что затягивать ожидание ответной словесной реакции от Муна и Павла бессмысленно, – Так вот, вспомним снова про Гиви…

На этот раз мое словоблудие оборвалось не ради поиска участников диалога. Слишком много в голове и сердце было негативных эмоций и впечатлений на тему вышеупомянутой личности. А мне не хотелось срываться на злобу. И потому возникла потребность немноженько отдышаться.

– Этот козел, пес мордатый…

– Эй-эй!.. Постойте…

Видимо не получилось у меня отдышаться. Но зато я внезапно прородил дар речи в маленьком невзрачном адвокате.

– Зачем? Я же говорю, что думаю…

– Он… он…

– Знаю. Он твой родственник. И именно по этой причине ты обязан как минимум раскроить ему череп первой попавшейся монтировкой…

– Но… но…

«Что за глупое заикание?! Оно начинает меня раздражать».

В этом вопросе с моим внутренним голосом нельзя было не согласиться. Только вот была тут небольшая загвоздка – Муна все еще ничего не знал обо всем том, что случилось в моей жизни благодаря отвратительным усилиям его пятиюродного брата.

– Ты ведь почти ничего не знаешь, чертов «хачапури»! Так на каком основании ты пытаешься защищать своего родственничка-дармоеда?!

Неожиданно, но вполне своевременно.

– Спасибо, – сорвалось с моего языка в адрес сверкающего речью и взглядом Павла.

И на этот раз это слово было настоящим, искренним… Хотелось бы задуматься на эту тему, понять свои чувства, осознать свое отношение к человеку, которому я самым безалаберным способом сломал жизнь, да только так уж получилось, что в конечном счете моего новоявленного ассистента было очень сложно остановить в его вычурном рвении.

– Или же вы гораздо глубже повязаны, чем нам казалось?!

Ни я, ни мелкий низкорослый адвокат и глазом не успели моргнуть, как здоровяк молниеносно покинул свое лежбище в лоне удобного кожаного кресла. И сделал он это совсем не ради того, чтобы стоять по стойке смирно и аутентично наслаждаться мерными прогибами и покачиваниями некачественно припасованных дощечек паркета. На эти самые быстрые телодвижения его сподвигло огромное желание схватить изворотливого кавказца за узел пестрого желто-коричневого галстука и поднять на тридцать сантиметров над уровнем пола.

– Э-э-х… х-х… э-э-х…

В новых внезапно возникших обстоятельствах Муна было сложно держать ответ, но зато было несложно начать задыхаться.

– Помоги…

– Паша, хватит! Не надо!

От беспрецедентно экспрессивного зрелища медленно синеющей кожи на лице маленького невзрачного кавказца все мои экзистенциальные мыслишки, прежде бурно делегировавшие в моей чрезмерно утомившейся голове, моментально и необратимо разлетелись прочь во все присутствовавшие стороны.

И как только это произошло, я тотчас же вспомнил, что вроде как собирался во что бы то ни стало предотвратить очередное смертоубийство в пределах маленькой убогой квартирки, расположенной где-то на тверской окраине, а вовсе не ускорить его своими словами или действиями.

«О, черт! Это как-то совсем не было запланировано!»

И снова внутренний голос был прав. Однако не ему, а мне нужно было спасать положение. Так что я без какого-либо промедления бросился разнимать двух крайне смертельно расстроенных врагов.

– Хватит, хватит! Брейк!

Да только вот ни стоя вдалеке у окна, вооружившись исключительно словами, ни будучи совсем рядом и отчаянно хватаясь за крепкое мускулистое плечо, я не мог заставить Павла Макинтаева отказаться от бурлящего в его крови желания причинить кому-нибудь очень сильную физическую боль. Вся злоба, что медленно копилась в тихом омуте его души в течение долгих десяти лет, теперь страстно желала вырваться наружу. И этой злобе нужна была разбрызганная по стенам кровь, ей нужен был хруст трескающихся и ломающихся костей, ей нужен был угасающий свет в глазах…

– По… х-х-х…

Думаю, вы, мои дорогие читатели, всецело и красочно представляете, чем бы могло закончиться такое вот страстное удушение. Могло бы, потому что на самом деле все сложилось иначе. Пронзительно-скрипучий низкий звонок в дверь прозвучал коротко, но самодостаточно. И тогда…

– А вот и они, – спокойным тоном произнес Павел.

И сразу после этих слов его пальцы, прежде очень крепко сжимавшие узел пестрого желто-коричневого галстука, стали медленно выпрямляться. И разумеется в некий определенный момент изрядно посеревший адвокатишка скользнул на тридцать сантиметров вниз и брякнулся об пол своими черными лакированными ботинками. Брякнулся, но не упал.

«И, слава богу!!!»

– Кх-кх-кхе…

Секундой попозже Муна крайне старательно перемежал в себе попытки вернуть естественный цвет лица с попытками удержать стойкое равновесие и все-таки не рухнуть на пол в расслабленном и бессознательном состоянии. За эти попытки можно было поставить маленькому невзрачному кавказцу пятерку с плюсом, но не более.

Как огромной необъятной Вселенной, так и всем прочим более мелким персоналиям было с высокой степенью очевидности ясно и понятно, что надолго его не хватит.

И потому мой личный ассистент Павел Макинтаев, прежде стремившийся задушить моего личного адвоката, решил совершить поступок на опережение.

– Присядь и отдохни, – сказал он с некоторой долей издевательской усмешки в голосе, а потом толкнул свою недобитую жертву в сторону своего удобного кожаного кресла с мягкой коричневой обивкой.

От полученного толчка Муна сначала покачнулся, потом сделал семь петляющих из стороны в сторону шагов и только тогда медленно опустился в кресло.

– Отлично, – определил результат собственных усилий Павел и обратил вопросительный взгляд за спину, то есть на меня.

«А ты что там делаешь???» – вроде как читалось в этом самом взгляде.

Однако слова он произнес совершенно иные:

– Мне открыть дверь?

– Да-да…, – ответил я.

А ведь на самом деле очень хотелось сказать своему личному ассистенту:

«Ну, зачем это нужно было делать? ЗАЧЕМ???»

Но такие желанные речи как обычно застряли где-то глубоко в горле или же глубоко в мозгах, а может и очень глубоко в заднице.

«Ты сам задница», – заявил мне в этот незаурядно унылый момент мой внутренний голос.

И я как обычно не сумел стратегически оспорить его метко стреляющее мнение. Да я, в общем-то, не старался и не собирался.

Мне было предпочтительнее одиозно наблюдать за спиной шагающего по коридору Павла и за слюной, стекающей из угла рта моего до полусмерти измученного адвоката.

«Жизнь прекрасна даже в этих деталях».

Так думал я. И мне нравились мои странноватые мысли. А вот скрежет отпирающихся и запирающихся засовов, странные гогочущие вопросы в прихожей и сопутствующая им возня были совсем не из этой оперы.

– Че-че?.. Где?.. Как?..

– Он в комнате.

– Ты меня уважаешь?

– Ну конечно уважаю. Тем более мне вас посоветовали… рекомендовали…

– Кто?

– Джабраил Рерихович.

– О, высокий человек! О, хороший человек!..

– Так вы пройдете в комнату?

– При таком раскладе никак нельзя отказать. Неуважение будет с моей стороны. Что скажут про Фарида, если он откажет друзьям Джабраила Рериховича…

Мне очень хотелось отказаться от всего грядущего и полноценно посвятить себя медитативным мыслям, что так сильно полюбились моему хронически воспаленному мозгу в те самые часы, принадлежащие последним суткам.

Однако…

«Мечты мечтами, а кушать хочется всегда», – подумал я и полномасштабно переключил внимание на дела насущные, – «Так что сейчас все и должно произойти».

Понятное дело, я волновался. Слишком много времени утекло с тех самых стародавних времен, когда мне удавалось успешно рулить делами и стрелками. Но с тех незапамятных пор мир существенно изменился. С тех пор и я в определенной мере переменился. И потому мне было изрядно сложно и неправдоподобно прогнозировать какой-либо грядущий результат. Впрочем, все же я надеялся на лучшее…

– Да-да, идемте…

– Всецело ваш…

– Только после вас…

– Как прикажите…

Суета в прихожей была долгой, но не бесконечной. И всего лишь через какие-то восемь с половиной минут она эволюционировала в разношерстный топот в коридоре. А потом в комнату ввалилось пятеро персонажей (где-то позади них осторожной и неторопливой поступью клацал мой личный ассистент Павел Макинтаев). И из этой пятерни первым и единственным ко мне обратился раскосый толстяк с громадной лысиной на макушке:

– Приветствуем вас, милостивый государь, в нашем достопочтенном городе!

Судя по громадным золотым перстням на сарделькоподобных пальцах рук и по боязливой осторожности в поведении тех, кто стоял с ним рядом, он был главным.

«Вот и дождался!» – подумал я.

Но мыслей было недостаточно для успешных переговоров.

– Спасибо, – сказал я вслух, – Спасибо за гостеприимство.

– Рад стараться!

Проявив некую иллюзию этикета, раскосый толстяк с громадной лысиной на макушке очень серьезно посмотрел сквозь меня и попытался обнаружить своим невооруженным взглядом в просторах плохо обустроенной комнаты плохо обустроенной квартиры то самое, ради чего его собственно и пригласили. И понятное дело, что он практически сразу уткнулся глазами в моего полуживого адвоката, едва не сползающего с очень удобного и очень красивого кожаного кресла.

– Что за черт?!

Меньше секунды назад лицо раскосого толстяка с громадной лысиной на макушке светилось радостью и беззаботным отношением к жизни. И вот оно моментально стало сухим, черствым и раздраженным…

– Это что за хрень вообще?!

Да, гнев вызвать в этом человеке было проще простого.

«Неудивительно, что его подручные так боязливы…».

– И как это все понимать?!

Капелька чужеродной слюны разгневанного человека каким-то чудом долетела до меня и плюхнулась на кожу моей левой щеки. Не спорю, что между нами было расстояние никак не меньше трех метров, но это все равно произошло и мне это не понравилось.

– А что вам так сильно не нравится, раз вы начали орать как резаная свинья?!

Что ж, это был не очень умный выпад. Однако я его сделал.

– Мне обещали…

Быстро осознав, что меня раздражать тоже опасно, раскосый толстяк с громадной лысиной на макушке начал мяться и оправдываться…

– …одно, а тут все иначе…

Я не располагал ни временем, ни желанием для игр в сломанный телефон, так что решил напрямую обратиться к первоисточнику:

– Паша!..

– Да, Геннадий Петрович…

Будучи укрытым широкими спинами не в меру перекаченных среднеазиатских телохранителей важной персоны (то были, наверное, таджики, а может и узбеки… невелика разница), мой личный ассистент был для меня незаметен.

Однако как только я словесно обозначил свою потребность в нем, он тут же растолкал тех самых бугаев, что ранее удерживали его позади себя и вышел ко мне для прямого диалога.

– Так что ты обещал этому господину?

Я продолжал говорить без преамбул и лирических маневров. Как было уже сказано, все и так уже чертовски затянулось, а потому еще одна порция межличностных ужимок была совершенно не к месту.

– Только то, что было вами велено…

«Велено» – такое странное слово. Скорее всего, древнерусское. Во всяком случае, его точно нельзя отнести к современному жаргону. Но не историческое происхождение, а лексическое значение этого слова внезапно привлекло интерес моего разума. Но почему? Почему именно сейчас? Не было возможности для другого раза?

«Просто ты в очередной раз фигней маешься».

Мое альтерэго никуда не девалось. Оно все время что-то говорило. Обычно всякую чушь. Но никто не идеален. Прямо как я…

Природа наделила меня гибким умом, но с могучим телом основательно прокатила. Мне было суждено родиться худеньким, щуплым, лишенным способности раскроить кому-либо череп одним точным ударом кулака. Но, тем не менее, у меня все же как-то получалось успешно руководить и манипулировать людьми с гораздо большей массой тела и степенью развития мышц.

«Они сейчас вокруг тебя, их много…».

Но я все равно не боюсь. А чего собственно бояться? Высокого и крупного мужчины в возрасте за сорок, которому я некогда сломал перспективный жизненный уклад? Раскосого толстяка с громадной лысиной и его четверых перекаченных амбалов? Кого-то еще с переизбытком мышц и с недостатком ума? Наверное, все-таки нет.

Извольте! Упаси господь!

Не дождетесь! Никогда-никогда.

Не при каких условиях и обстоятельствах. Все это слишком примитивно, чтобы суметь напугать по-настоящему?

Другое дело то, из-за чего я в действительности потребовал вызвать главу среднеазиатской диаспоры города Твери в унылую квартирку на окраине. Эта фигня напугала меня и напугала Павла.

Кроме нас о происшедшем пока еще никто не знал. Невзрачный адвокатишка Муна наивно предполагал, что он в курсе событий, однако мы утаили от него очень важные детали. Без них кавказец воспринял женский труп в нашей ванной как некое обыденное бытовое смертоубийство на почве неизгладимых межличностных разногласий. Однако…

– Итак, как вам уже сказал мой ассистент, у нас для вас есть нечто особенное…

– Особенное?!..

Черт, раскосый толстяк с громадной лысиной определенно не принадлежал к категории людей, имеющих при себе хотя бы минимальный запас терпения. Так что он не смог просто взять и выслушать мою заранее заготовленную в приправе из амбициозного пафоса речь, а уж потом начать делать свои не особо умные замечания…

– Надеюсь, что не этим ползучим гадом вы решили меня удивить?!..

Глубокоуважаемый Фарид в процессе произношения слов, адресованных мне, не только приземисто кричал, он также с очень большой неприязнью тыкал пальцем в сторону медленно розовеющего адвоката, погруженного в удобное кожаное кресло приятного коричневого цвета. О, он был очень недоволен.

– Нет, – сказал я в ответ.

Коротко и емко. На большее нельзя было позволить себе раздобриться. Ведь несказанно важно было придерживаться одиозно выверенного стратегического плана.

– Тогда чем?

Требуя от меня ясности и прозрачности, глава среднеазиатской диаспоры города Твери выглядел очень серьезным и, несомненно, способным очень многих напугать.

Однако мне пугаться в этой жизни было слишком поздно. И даже наоборот мне было в какой-то мере очень весело. Возможно, я даже хотел рассмеяться, разорвать себя едким пронзительным смехом. Но все веселье почему-то осталось глубоко внутри, а наружу вырвалась лишь сдержанная улыбка. Впрочем, и этого было достаточно…

«Последствия обязательно последуют…».

Это было сказано моим догадливым подсознанием. Оно хотело меня предупредить, оно хотело меня переубедить, оно хотело меня обезопасить и еще много чего оно обязательным образом хотело. Да только мое решение было необсуждаемым и непоколебимым, а любые прения по этому поводу были обречены остаться неоправданными и неуместными.

«Я делаю то, что мне хочется. И я прав, ведь так мне подсказывает мое сердце!»

Сердце действительно подсказывало кое-что, как и пристально-внимательный взгляд моих глаз, направленный на четверых основательно перекаченных амбалов, крайне толерантно именуемых грозными телохранителями.

«Они знают,… они все знают,… они готовятся».

«А готовишься ли ты?»

Еще одна хиленькая усмешка.

«Я всегда готов!»

Раскосый толстяк с громадной лысиной никак не реагировал на признаки надменного веселья на моих губах. Но это совсем не означало, что он их не видит или же старательно не замечает. Все-то он видел и все замечал. А не делал ничего, потому что были у него очень старательные подручные…

«Так-так…».

Едва заметное движение кистей мускулистых рук в направлении спрятанного под одеждой оружия позволяло сделать неизбежный вывод, что меня вот-вот попытаются пристрелить с аккуратной жестокостью.

«А не пора ли испугаться?»

«Нет. Совершенно точно нет».

Мой странный внутренний голос не понимал моих стремлений. Но я-то их совершенно точно понимал. Они были моим старательно порожденным детищем. Я видел в них логику. И эта логика управляла мной.

– Фарид Асламборавич, вы точно хотите это сделать?

Мой пристальный взгляд уже не был привязан к тому обстоятельству, что пальцы рук четырех перекаченных телохранителей теперь лежат на рукоятках блестящих и пугающих своей чернотой пистолетов и что, скорее всего, все те же самые пальцы очень скоро доберутся до смертоносных спусковых крючков.

«Ну и пусть!»

Мои глаза помимо прочего в упор не замечали Павла, стоящего немного в стороне от меня и пытающегося предугадать динамику грядущих событий.

«Нет, не надо! Это бесполезное занятие. Лучше просто стой, где стоишь. Стой и наблюдай за очередным театральным номером в моем вычурном исполнении. Остальное лишнее. Оно не к чему. Оно неуместно…».

– В смысле?

А вот и тот, на ком мое зрение было в действительности сосредоточено. И он снова со мной заговорил, причем в тоне ожидаемой глупости.

«А как иначе? Раскосые толстяки с громадными лысинами способны только на это и отнюдь не на что-то большее».

«Именно», – согласилось мое подсознание.

Ну а чертов Фарид Асламборавич зачем-то заново спросил:

– В смысле?

– В том смысле, чтобы пристрелить меня как шакала, как бешеного пса?..

Да мои слова произвели неизгладимое впечатление.

«Фурор и никак иначе!»

В короткий миг существования этого мира лицо местного главы среднеазиатской диаспоры сначала перекосило от аутентичного удивления. Удивление уступило место страху непонятного происхождения, затем смятению… И только под конец появилась странная доброжелательная улыбка палача.

– А почему бы и нет?

– Честно сказано…

«Отлично сказано».

И это было действительно так, потому что именно к этому я и стремился.

«Но к чему конкретно?..»

Моему внутреннему «я» до сих пор было слишком многое не понятно. Почему? Наверное, потому что мне как многим прочим чересчур сильно нравилось лгать самому себе и играть с самим собой в виртуозные игры. И как результат…

«Ничего хорошего».

«А разве я обещал что-то хорошее?»

Да, мои обещания в свой собственный адрес давным-давно утратили всякое и хоть сколько-нибудь возможное значение.

С некоторых пор я и мое альтерэго стали двумя лицемерными сожителями, живущими параллельными цепочками пространственно-временных событий. Так что вероятнее всего именно этот факт и заставил меня искать честности и открытости во внешнем мире, раз уж их так ужасающе недоставало внутри… К тому же так сложилось, что внешний мир сам по себе настойчиво искал недостающих качеств.

– А разве не для этого мы все здесь сегодня собрались?

Хитрый азиатский прищур Фарида Асламборавича совсем не был похож на завуалированную мимикрию жалкого мелкого кавказского адвокатишки.

«Козел!» – мысленно взорвался я, едва подумав о Муне.

Потом бросил короткий взгляд в сторону того, кто все еще пытался прийти в себя, развалившись в удобном кожаном кресле приятного коричневого цвета, и, испытав еще один приступ яростного отвращения, экзистенциально подтвердил прежнее умозаключение:

– Козел!

Как-то так странно получилось, что это умозаключение внезапно оказалось произнесенным вслух. А в заранее заготовленные планы это не входило. Но это все равно произошло. И раз уж жизнь устроена так, что произнесенные слова нельзя засунуть обратно в глотку, был вероятность оказаться в очень щекотливом положении.

Однако мне повезло, и раскосый толстяк с громадной лысиной оказался редким представителем тех самых, кто сначала думает, а уж потом стреляет.

– Это вы о ком? – спросил он.

– О моем чертовом адвокате.

Получилось вполне логично и убедительно, хоть и зародилось спонтанно. Правда ситуация в целом теперь не позволяла отделаться от курьеза одной немногословной репликой. Здесь требовались большие детальные разъяснения.

И я поспешил их предоставить.

– Вы же его тоже ненавидите?

От моего вопроса хитрый азиатский прищур весомо углубился. Потом была короткая пауза в диалоге, предназначенная специально для тех, кто очень хочет собраться с мыслями. И только затем мне сказали в ответ:

– Но он не мой адвокат, а ваш.

«И снова не в бровь, а в глаз».

Глава среднеазиатской диаспоры города Твери в очередной раз дальновидно всматривался в корень имевшейся проблемы.

Во всяком случае, пытался. Только пытался, потому как не имел возможности делать нечто более полноценное, ведь до сих пор так и не узнал, что же на самом деле происходит в границах отвратительно обустроенной квартирки, некогда сооруженной на самой чертовой окраине Твери.

«А может ему все же лучше продолжать находится в неведении? Может всем проще продолжать находиться в неведении?»

Ох уж этот мой неистово назойливый внутренний голос. От него всегда было так сложно отделаться и совсем невозможно избавиться. Правда можно было все равно делать по-своему и наслаждаться жизнью как заблагорассудится.

«Хороший план».

«Отличный план»

Я знал, что он как обычно меня не поддержит.

«Ну и пусть! Ну и черт с тобой!»

Мне очень хотелось злобно кричать в ответ самому себе.

Но еще больше мне хотелось вернуть свою жизнь, вернуть все то, что у меня отняли, снова обрести то, что было утеряно.

И было определенно плевать на назначенную за это цену. Да и вообще временами мне желалось гораздо большего, чем у меня когда-то было. Но я всегда был реалистом и умел себя разумно ограничивать.

«Не забывай о диалоге…».

– Так может вам стоит быть более вежливым со своим кавказским адвокатом. Вижу ему и так основательно досталось…

– Нет!

– Нет?

На этот раз меня не остановил хитрый азиатский прищур, на этот раз я решил быть окончательно откровенным и прямолинейным.

– Он не справился со своей работой. И боюсь, что мне придется его уволить…

– Так резко?

– В некоторых вещах проявляется твердость характера.

По возникшему на тот момент выражению лица азиата можно было догадаться, что своей разговорной позицией я уже заработал несколько дополнительных баллов. Впрочем, я не собирался останавливаться на достигнутом.

– Не сомневаюсь, вам известна некая Татьяна Каренина…

«Черт!»

Если прежде Фарида Асламборавича и проявлял некоторую эмоциональность, то в этот раз ни один мускул не посмел сдвинуться с места, хитрый азиатский прищур застыл в своей перманентности – это было то, что я увидел. А мне так хотелось очередной взрывной реакции. Я стремился к ней, хотел вытащить из раскосого толстяка с громадной лысиной его неискоренимо хлипкую человеческую сущность, ну а потом вдоволь наиграться со всеми ее многочисленными слабостями…

«Зачем?»

«Да просто так. Забавы ради!»

«Или же ради того, чтобы вновь закрепить свое положение в этой Вселенной?»

«Как-то так… Не буду спорить».

«Но твой новый знакомый, глава среднеазиатской диаспоры города Твери очень хочет с тобой поспорить. Ему не нравишься ты и твои сомнительные закидоны».

«Да ну?..»

Внутренний голос не ошибся.

– Не понимаю о чем вы, – ответил мне чертов азиат.

Однако я не вчера родился, так что заранее позаботился обо всех возможных вариантах развития событий.

– О том, как одна пьяная вдрызг дамочка стояла на коленях и при свете фонарей, освещающих ночную Трешку (Трехсвятскую улицу) сосала ваш член…

Вот блин, я сам от себя не ожидал такой вот откровенности. А я еще и продолжал…

– … фотки есть в интернете. Там их много. Там их очень много…

Я наслаждался. Сейчас – своей грандиозной речью, а ранее – очень пикантными картинками в интернете. Как оказалось, за десять лет интернет значительно вырос и преобразился. Это тогда все было сложно и приходилось ограничиваться крохотными возможностями, ждать час, а то и намного больше, чтобы наконец-то скачать какой-нибудь медиа-файл, причем исключительно из популярных.

О раритетах мечтать не приходилось. А вот сейчас – совсем другое дело. Теперь все стало по-настоящему круто. Да так, что я даже начал понемногу жалеть о том, что сам себе устроил информационную блокаду. Наверное, это было не вполне разумно. Или же слишком аскетично? Ведь разные пикантные фото даже при беглом просмотре очень быстро вызвали у меня эрекцию. И мне это очень понравилось…

– Она сосет у вас, потом вы поднимаете ее с колен, нагибаете рачком, стягиваете трусики своими короткими толстыми пальцами, жадно хватаете ее за ягодицы, она держится ладошками за фонарный столб, вы суете ей в зад свой маленький уродливый член и очень быстро кончаете… Интересно, ваша жена видела эти фото? Она же не могла их не видеть, ведь их так много и они практически везде…Я продолжал наслаждаться. Момент был упоительным. Я снова чувствовал себя богом. Прям-таки точь-точь как много лет назад. Но теперь все стало намного лучше. Здесь и сейчас я оценивался как гораздо умнее и несоизмеримо изворотливее. И в этом был мой колоссальный плюс. Однако раскосого толстяка с громадной лысиной я все еще не мог вывести из странного душевного равновесия, характеризуемого странным хитрым азиатским прищуром. И что-то в этом было не так…

«Может быть он дурак? Или стоический властелин?» – предположил мой внутренний голос.

Но долго думать не пришлось ни мне, ни моему альтерэго. Толстяк смотрел, смотрел, смотрел…, а потом взял и выдал:

– Ребята, пристрелите этого идиота. Он не сказал мне ничего нового.

Короткое движение кистью левой руки дало нелепую отмашку тем, кто очень ждал своего звездного часа. То есть изрядно перекаченные подручные с большими пистолетами за пазухой наконец-то смогли возрадоваться. И пускай глава среднеазиатской диаспоры города Твери проявил невероятную эмоциональную стойкость, пока я совал ему под нос его грязное белье, их-то мне удалось разозлить не на шутку.

– Готовься к смерти, уродище! – воскликнул тот из четырех амбалов, кто первым успел выхватить свой большой черный пистолет.

– Не так быстро.

Я тоже не собирался терять самообладание. И даже ствол, направленный мне в лицо, не заставил меня запинаться. Мои слова произносились легко, сдержанно и свободно:

– Я же уже сказал, что вам не стоит этого делать…

Опять хитрый азиатский прищур. Но на этот раз моя вычурная самоуверенность что-то расшевелила внутри раскосого толстяка с громадной лысиной. Или же ему просто стало интересно, и он все же решил повременить с моей казнью.

– Абдурахман, обожди…, – попросил он самого резвого подручного.

Затем толстяк выжидающе посмотрел в мои глаза, сверкающие загадочным безумием.

– Говори уже, – вежливо потребовал он, – А то ты уже всех порядком утомил своими танцами вокруг да около…

5

У человека, одетого в грязные рваные лохмотья, не было при себе часов. Безделушка с закаленным стеклом и бриллиантами категорически не соответствовала выбранному на сегодня образу. Так что он оставил их где-то в другом месте. Скорее всего, в одной из сейфовых ячеек или на другой конспиративной квартире в другом городе.

«Там было хорошо…», – вспоминал он.

Но сейчас он был не там, а здесь. Человек, одетый в грязные рваные лохмотья, стоял перед лакированной деревянной дверью черного цвета с сине-желтой табличкой нумерологической идентификации квартиры и неистово ждал, когда же его пригласят внутрь. Он ждал, но приглашения все не было и не было.

«Какого черта?»

Да, у него не было при себе часов. Но он чисто логически предполагал, что время уже успело достичь пяти часов пополудни.

«И где же ты чертова сука?»

Пять минут ожидания сделали из человека, одетого в грязные рваные лохмотья, крайне раздраженного персонажа. Он был недоволен. Он был очень недоволен. Ну а когда после очередного звонка в дверь, шум отпирающихся засовов так и не проявился, вся эта ситуация его кардинально утомила.

«Да идите вы все…»

День у человека, одетого в грязные рваные лохмотья, выдался тяжелым, а потому терпения уже не хватало ни на что. Он немного пошарил в грязных и рваных карманах, откуда вскоре вытащил то, что координатор его миссии некогда назвал «дополнительной страховкой».

«Что ж не зря, не зря…».

Пальцы правой руки сжимали плоский серебристо-металлический ключ.

«А я еще сомневался…».

Но прямо сейчас человек, одетый в грязные рваные лохмотья, совершенно точно не сомневался. Без лишних раздумий он сунул ключ в предназначавшуюся ему замочную скважину, прокрутил два полных оборота влево и дернул дверную ручку на себя…

«Вот так-то!»

Дверь отворилась с тихим скрипом…

«Надо бы смазать каким-нибудь солидолом…».

– Татьяна!

Человек, одетый в грязные рваные лохмотья, очень надеялся на ответ. Но ответа не было.

«Черт, черт, черт…».

– Татьяна! Вы дома?..

Он позвал во второй раз, потом в третий, но ответа так и не дождался. Конечно, вывод о том, что связного по каким-то тайным, загадочным и непонятным причинам нет на месте, напрашивался еще в тот самый момент, когда дверь в квартиру номер сорок шесть еще была закрыта. Но была надежда. Во всяком случае, человек, одетый в грязные рваные лохмотья, старался ее в себе придержать. Только вот напрасно…

«Вот блин. Ну и что теперь прикажите делать?»

Человек с неоправдавшимися надеждами посмотрел себе за спину. Признаков ловушки или засады он там не обнаружил.

«Может это всего лишь паранойя?»

– Эй, где вы там? Я тут…, – тихо позвал человек, полный страхов.

Но никто не явился на зов.

«Надо же…».

Но искушать судьбу ему очень не хотелось. И тогда еще немного помявшись на пороге, он все-таки вошел в квартиру с порядковым номером сорок шесть. Внутри было темно и тихо. Планировка квартиры была таковой, что ни одно из окон не бросало свет в сторону прихожей. А потому едва за спиной раздался щелчок закрывшейся двери, тут же возникла острая необходимость найти выключатель.

«Так-так-так…».

Но ничего сложного в этом не было. Все выключатели располагаются именно там, где им положено быть. По-другому быть не может. Противное положение вещей было бы слишком иррациональным. Это было бы чересчур неоправданно…

«Нашел…».

Щелчок. Возникший звук был очень тихим, однако, пронзив тишину, он показался чрезвычайно громогласным. Это немного испугало, но не слишком. Впрочем, суть не в этом. Главное, что благодаря простому щелчку прихожую благоденственно осветила яркая лампочка накаливания мощностью в сто ватт.

«Странно», – подумал человек, волей случая оказавшийся в чужой квартире.

Две-три секунды его взгляд был созерцательно прикован к раскаленной вольфрамовой пружинке внутри стеклянного сосуда. Но затем изумление от встречи с исторически изжившим себя человеческим деянием растаяло как дым.

– Неужели еще кто-то пользует это старье, – критически настроено прошептал тот, кто ожидал чего-то большего от очередной конспиративной квартиры.

В последнее время его очень часто раздражало всякого рода «убожество». Однако злость на данный момент была бесполезна. Так что немного погодя взгляд человека, стоящего в прихожей конспиративной квартиры, переключился на большой пластиковый бак черного цвета с приклеенной бумажной надписью «ХЛАМ».

– Вот это совсем другое дело.

В голосе и мыслях проявилась некоторая благосклонность.

«Хоть о чем-то позаботился этот чертов связной».

Да только главный вопрос так никуда и не исчез.

«И все же где она?»

И снова кровь немного вскипела. Ненадолго, но все равно вскипела.

«Ничего не могут сделать по-нормальному. Все время что-то да не так. Ну, разве можно эффективно работать при таком раскладе?»

Недовольство внешними обстоятельствами было вполне обоснованным, и все же при всем при этом ответ был:

«Можно».

Человек, одетый в грязные рваные лохмотья, был живым примером данного утверждения. Да, ему было трудно, ему многое не нравилось, но он все равно работал. Он работал старательно и кропотливо. Почему? Разве нельзя быть проще? Почему не делать спустя рукава? Ну, наверное, потому, что он сам выбрал этот путь…

«Да, да, да…».

В очередной раз плюнув на тот факт, что все опять получается не так как надо, очень старательный и ответственный человек начал понемногу раздеваться. Сначала он освободил ноги от грязных вонючих ботинок с множественными пробоинами в каждом из них. Затем стянул с себя еще более вонючие и еще более дырявые носки.

Далее своей очереди постепенно дождались некое подобие ветровки, чумазая футболка, спортивные штаны с возможностью вентиляции промежности и останки трусов. Все вышеперечисленное не бросалось на чистый и ухоженный ковер, расстеленный в прихожей. Все элементы грязной рваной одежды незамедлительно отправлялись большой пластиковый бак черного цвета с приклеенной бумажной надписью «ХЛАМ» для последующей утилизации.

– Отлично, – произнес человек, стоявший в прихожей конспиративной квартиры, когда полностью избавился от грязной и вонючей маскировки. Или же еще не полностью…

Да, теперь он был голым. Однако ранее созданный образ все еще был при нем. Мусор в грязных сальных волосах, кожа пропитанная грязью, сажей и потом, двухнедельная щетина. Наблюдая себя в зеркало, голый человек готов был и сам испугаться, а потом убежать. Но возможность сбежать и не вернуться оценивалась как непозволительная роскошь. У него было задание. Это была очень важная миссия. И было очень важно с ней разобраться.

«Да, да, да…».

Не отрывая глаз от зеркала, голый человек дотронулся правой ладонью до левого плеча, ощупал напряженный трицепс, немного погладил его. Ощущение было определенно приятным, расслабляющим. Но не только руки были напряжены. Во всех остальных мышцах тоже чувствовалась усталость. Все-таки день выдался изматывающим и тяжелым. И хотя он еще не закончился, все равно хотелось немного расслабиться.

«А почему бы и нет?»

Здесь и сейчас не было никого, кто мог бы запретить голому человеку, стоявшему в прихожей конспиративной квартиры, потворствовать своим желаниям. И именно поэтому его правая ладонь не стала долго задерживаться на левом плече. Она медленно и неторопливо скользнула вниз, нежно пробежалась пальцами по груди, немного потеребила набухший сосок и отправилась дальше вниз по животу. Добравшись до паха, ладонь обнаружила член, который уже начал постепенно подниматься от ее интересных прелюдий. Естественно, волос в паху было много, потому как в последнее время было совсем не до депиляции. Впрочем, настроение в этот раз было таким, что обильная интимная растительность воспринималась как нечто пикантное.

«Я слишком измотан, чтобы обращать внимание на такую ерунду», – решил для себя тот, кто в данный момент любовался в зеркале собой и своим членом.

Погладив жесткие курчавые волосики, ладонь нежно, но уверено обхватила ствол полового члена и немного оттянула вниз крайнюю плоть.

«О, да!» – голый человек мысленно взмолился самому себе.

Он целых две недели провел без секса и без мастурбации. Что поделать, такова была миссия. Но вот теперь он наконец-то дорвался…

«Да-да, детка…».

Несколько медленных поступательных движений заставили член стоять колом, бедра и ягодицы напряглись. Голый человек смотрел на себя в зеркало и упивался эротическим восприятием своего собственного тела.

«Как же мне хочется трахнуть самого себя», – размышлял он между делом.

Однако ощущений все еще было недостаточно…

– А…

Обрывистый стон вырвался из полуоткрытого рта, когда ранее бездействовавшая левая рука стала поглаживать грудь и принадлежащие ей соски.

– А… а… а… а…

Звуки радости нарастали с каждым новым прикосновением. Да и правая рука не забывала работать. Она трудилась, наращивала темп, сладострастно сжимала ключевой источник блаженства и удовольствия…

И тут вдруг:

– Дзын-н-дзын-н-н-дзын-дзын-н-н!!!

«Черт! Черт! Черт!»

Большой пластиковый бак черного цвета с приклеенной бумажной надписью «ХЛАМ» как оказалось не смог просто взять и сожрать грязное и рваное тряпью. Большой пластиковый бак позволил себе халатность. Или же Вселенная в очередной раз проявила свое призрение и недовольство, заставив вышеупомянутый бак вибрировать и звонить.

«Черт! Черт! Черт!»

Поверьте, голый человек, стоявший в прихожей конспиративной квартиры с эрегированным членом в правой руке и мастурбирующий на свое зеркальное отражение, не был примером идеально дисциплинированного поведения. И потому он совершенно спокойно мог бы продолжить дрочить и доводить себя до оргазма. Но сегодня звезды на небе сошлись почему-то иначе, чем обычно. Так что продолжить у него как-то не получилось.

– Твою мать! – гневно произнес голый человек сквозь зубы.

И вот он, оставив в покое свой член, полез копошиться в большом пластиковом баке черного цвета с приклеенной бумажной надписью «ХЛАМ». Понадобилось некоторое время, чтобы отыскать в зловонной куче именно то, что нужно. И когда это случилось, в руках голого человека с поникшей эрекцией снова оказалось некое подобие ветровки.

«Чертова беспечность», – подумал голый человек между делом.

А рука его тем временем нырнула в карман, в котором что-то яростно звонило и не менее яростно вибрировало.

«Надо было отключить звук!»

Но уже было слишком поздно об этом думать. Теперь была совсем другая история.

В ней были другие правила.

«И мне уже сложно бездействовать…».

Еще одна короткая маленькая секунда и в руках оказался небольшой коммуникатор, по которому большое и сердитое начальство настойчиво вызывало своего сильно засекреченного агента…

«Как же они достали…».

Сильно засекреченный агент пристально смотрел на голубой экран своего коммуникатора и никак не мог решиться. Анимированная картинка, изображавшая входящий звонок, вызывала похожие на тошноту чувства. И очень хотелось остановиться.

«Может уже пора?» – спрашивал он самого себя.

Но ответ и так был ясен, даже очевиден. Он слишком далеко зашел, чтобы возвращаться на исходную позицию. Или же все прежние жертвы бессмыслены?

«Нет. Бессмысленно думать об этом сейчас. Здесь и сейчас нужно действовать».

Таким образом сильно засекреченный агент принял свое очередное решение. А затем он просто взял и нажал кнопку приема звонка.

И это было сделано уже без колебаний.

– Я слушаю…

– Почему так долго не отвечали?!

Голос из коммуникатора проявлял недовольство.

«Да они всегда недовольны», – подметил сильно засекреченный агент.

Тем не менее нужно было поскорее выдать некую правдоподобную версию.

«Не могу же я внезапно заявить, что уже не в первый раз сомневаюсь в возложенной на меня миссии. Тогда меня точно не похвалят…».

– Непредвиденные обстоятельства…

«Неплохо!»

Сильно засекреченный агент и сам удивился, как вертко и вовремя ему удалось вставить умную фразу. Однако это всего лишь дало очень коротенькую отсрочку. Так что нужно было думать дальше…

– У меня здесь чп. Связного не оказалось на месте…

«Еще лучше. Теперь я смогу все свалить на кого-то еще. Или хотя бы отвлеку прицельное внимание в другую сторону».

В коммуникаторе повисло молчание.

«Видимо я сумел их озадачить».

Тот, кто все еще был голым и непристойно грязным более не хотел удерживать в левой руке зловонное подобие ветровки. С него было предостаточно того обстоятельства, что правая рука сжимала ненавистный коммуникатор со светящимся голубым экраном.

Он мог вынести только одно самодостаточное зло в своей жизни и поэтому без грамма сожаления отправил фрагмент грязного и рваного тряпья обратно в большой пластиковый.

«Проваливай!» – сильно засекреченный агент мысленно проронил едкое прощальное напутствие тому, что исчерпало свое полезное предназначение.

– Проваливай! – повторил он случайным образом вслух.

– Что вы сказали?

«Черт! Черт! Черт!»

Некий женский и уже менее предвзятый голос внезапно обратился за пояснением.

«Вот же… попал…».

А он-то думал, что про него уже забыли. Или же ему просто хотелось надеяться на эдакий нескончаемо желанный исход дела?

«Так что? Наверное, все же второе? Хотя кто его знает?..».

– Это я не вам…

– Не мне?

«Глупо! Очень-очень глупо».

Несомненно, в последний раз такую невероятную глупость сильно засекреченному агенту удавалось сморозить только будучи сопливым школьником.

Но в данный очень странный день школа вроде бы существовала где-то далеко позади, а сам агент вроде как давным-давно вырос в самого настоящего мужчину. И все же…

«Очень-очень глупо. Что тут еще сказать?»

– Так вы же вроде сообщили, что связного не оказалось на месте?

Женский голос в коммуникаторе спрашивал. Женский голос в коммуникаторе не понимал. И именно поэтому пока еще доброжелательно настроенной женщине нужно было непременно что-то сказать в ответ.

– Да. Именно. Так оно и есть.

Но очередной координатор миссии, являющийся женщиной, вел себя точно также как и все прочие представители его пола, то есть не останавливался на достигнутом. Видите ли, ему внезапно захотелось (но что более вероятно – это приспичило) знать все до самого глубокого и дальнего конца.

– Тогда с кем же вы там разговариваете? – это был новый вопрос.

– Ни с кем, – довольно быстро ответил сильно засекреченный агент.

– То есть?

– Сам с собой.

Безусловно, тот, кто в данный момент находился на этапе выполнения сильно засекреченной миссии, мог бы обойтись без таких порочащих личное дело откровений. Однако человек, загнанный в угол собственной усталостью, не смог найти в себе еще немного сил на то, чтобы изворотливо кривляться в хитросплетениях бюрократической риторики. И потому он просто взял и выложил проблему в чистом виде.

– Сам с собой? – переспросил женский голос.

– Так точно.

По тону последнего вопроса несложно было догадаться, что координатор миссии основательно опешил от полученного ответа. Она-то привыкла думать, что на миссии во внешние пределы отправляются исключительно роботоподобные мужланы с пустыми черепными коробками и чугунными яйцами. А тут вот как вышло… Оказывается, некто способен перегореть на работе…, и может быть даже способен что-то чувствовать…, что-то большее, чем нескончаемую потребность гоняться по Вселенной в поисках ненавистных трансгалактических гопников…

«За что боролись, на то и напоролись…».

Женщине, дающей ценные указания из коммуникатора с голубым дисплеем, понадобилось секунд пятнадцать на то, чтобы пропечатать в своем мозгу нечто новое и крайне одиозное. И только тогда она смогла начать выдавать гораздо более адекватные вещи.

– По возвращении обязательно обратитесь к личному психологу. Кажется, вы немного переборщили с командировками во внешние пределы…

«А может и не такие уж и адекватные…», – подумал сильно засекреченный агент.

И тем не менее он ответил:

– Вас понял.

– Повторяю: обязательно…

– Я вас услышал и все понял.

Но он так и не понял, что же будет дальше…

– Так как мне быть?

– Не знаю, что у вас там твориться. Никакой информации по этому поводу не поступало. Поэтому действуйте в соответствии с установленными протоколами…

– Я хотел бы…, – агент попытался было вставить что-то дельное посреди чужой реплики, только вот не получилось.

– … отправляйтесь в координационный центр № ё7539ёпвери21. Там обязаны вам помочь и во всем разобраться.

«А если нет?», – пожелал спросить, но так и не спросил сильно засекреченный агент. Немного пораскинув мозгами, он все же решился поинтересоваться проблемой «а что если?», но было уже слишком поздно, потому как очередной голос из коммуникатора с мигающим голубым дисплеем донес следующее:

– Сеанс связи закончен.

А потом тишина.

«Да чтоб вас всех…», – подумал сильно засекреченный агент.

Однако же злиться, как обычно, было бесполезно.

«Бессмысленно».

Агент посмотрел в зеркало. Мир остался на месте. Конспиративная квартира отнюдь не провалилась в тартарары. В зеркале по-прежнему присутствовало его отражения и в этом самом отражении практически ничего не изменилось за последние быстро испарившиеся минуты. Конечно, эрекция поникла окончательно, но все прочее никуда не подевалось. Сажа, пот и грязь по-прежнему присутствовали на его теле.

«Надо бы помыться».

Тоже неплохая идея. Голый, грязный, но все равно тот же самый сильно засекреченный агент еще раз посмотрел на свой личный коммуникатор с голубым дисплеем. От него как обычно было мало толку.

«От кого: от меня или от коммуникатора?»

«От обоих», – решил тот, кому очень хотелось помыться.

Он положил коммуникатор на тумбу под зеркалом и направился к ванной комнате. Она находилась справа далее по коридору. Коричневая лакированная дверь, ведущая внутрь ванной комнаты, была приоткрыта на четверть. И это позволяло лицезреть внутреннюю темноту вышеназванного помещения.

«Нужен еще один выключатель».

Это была просто гениальная мысль, потому как мыться в темноте было бы очень сложно и неэффективно. И в принципе найти очередной выключатель не составило большого труда, раз уж в прихожей уже горела огромная лампа накаливания. Однако у всего, как обычно, имелись свои последствия.

– И вновь продолжается бой!..

«Очень странно…».

Сначала очень сильно засекреченного агента едва не хватил сердечный приступ. Ведь он вроде как просто пытался осветить погрязшие во мраке внутренности ванной комнаты. Он точно не собирался оглушить себя странными воплями:

– И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!..

Но чуть погодя, когда адреналин в крови стал зашкаливать не так сильно, ему все-таки удалось понять и оценить всю курьезность произошедшего.

«Только вот зачем это нужно было делать?» – задумался сильно засекреченный агент, внезапно обнаруживший некое непонятное препятствие на своем пути к неистово желаемому очищению от грязи, пота и копоти.

Впрочем, более пристальный взгляд на то, что он первоначально принял за обычный выключатель, помог во всем разобраться.

«Чудики!» – таким был напросившийся вывод очень грязного и очень засекреченного агента, стоящего перед на четверть приоткрытой дверью ванной комнаты.

И здесь он совсем не преувеличил, раз уж с недавних пор внутри темноты помещения хаотично прыгали многоцветные огни и оглушающе ревел апофеозно-яростный революционный гимн.

– И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!..

«Определенно идиоты!»

Несомненно, сильно засекреченный агент любил послушать разнообразную музыку в процессе омовения собственного тела. Однако данный прецедент был для него чем-то из ряда вон. Дискотека в ванной со светомузыкой и революционными гимнами – нет, ему совершенно точно хотелось чего-то более нейтрального. Так что он прекратил это безобразие на корню, вернув потревоженный выключатель в обратное положение, а потом начал искать другое решение проблемы.

«Должен же здесь быть нормальный выключатель для нормального света», – предположил сильно засекреченный агент.

И интуиция его не обманула. Еще один выключатель располагался по другую сторону от на четверть приоткрытой двери ванной комнаты.

«Только теперь осторожненько».

Не то чтобы секретный агент отныне боялся выключателей. Просто теперь его отношение к ним стало более внимательным и предполагающим возможность подвоха.

«Чертовы запредельщики…».

Но к счастью в этот раз обошлось без экспрессии. Негромкий щелчок выключателя обеспечил вполне обыденное свечение очередной лампочки накаливания и ничего более. И это было как раз то, что нужно.

– Х-х-х-х…

Шуршащий звук сопроводил распахнувшуюся дверь ванной комнаты.

«Кажется неопасно».

Сильно засекреченный агент сделал осторожный шаг внутрь ванной комнаты. Понятное дело, что после ситуации со светомузыкой и революционным гимном он все еще искал взглядом нечто сверхъестественное.

Однако внутреннее убранство ванной комнаты выглядело в лучших традициях благопристойности. И самое большее к чему можно было придраться – это пена с ароматом гибискуса.

– Отлично, – на радостях высказал вслух секретный агент.

Затем он посмотрел на себя в очередное зеркала и в очередной раз убедился, что ему давным-давно пора помыться.

«И отдохнуть».

Такая мысль тоже была. Но с ее реализацией было куда сложнее. Времени хватало только на то чтобы немного побарахтаться в горячей мыльной воде. Ну а потом следовало поспешить в пресловутый координационный центр № ё7539ёпвери21.

«А значит приступим…».

Дальнейшая процедура имела стандартный алгоритм. Очень секретный агент взял в руки черную резиновую затычку для ванной и заткнул ею водосток, затем развернул кран от умывальника к самой ванной, немного покрутил регуляторы и тем самым создал струю нужной температуры… Короче, все как обычно….

Хотя, постойте! Нет!.. Сегодня ему все-таки захотелось опробовать ту самую пену с ароматом гибискуса…

«Неплохой аромат», – подумал тот, кто уже давно собирался тщательно помыться, едва струя воды стала понемногу разбавлять добавленный в воду концентрат.

Минут через семь ванна наполнилась до нужного уровня.

«И температура подходящая», – решил готовый к омовению человек сразу после того, как его ладонь неглубоко и ненадолго диагностически погрузилась во взмыленную воду.

Кто-то другой мог бы обойтись и без этого.

Да что там говорить? Большинство обычных людей не стали бы запариваться на тему абсолютной точности, раз уж и так было заявлено, что из крана течет именно то, что нужно. А вот ему требовалось поступать несколько иначе в самом обязательном порядке.

«Для меня важно поступить именно так».

Данное логически обдуманное и выверенное действие было вызвано понимание того, что исходная струя воды должна быть горячее тактильно установленных значений комфорта, потому как при падении на холодную эмалированную поверхность резервуара для купания, вода частично охлаждается. А еще важно обязательно учесть охлаждающее действие испарения, раз уж так хочется, чтобы удовольствие длилось как можно дольше…

«Какого черта?» – спросите вы.

«То есть???» – спрошу я.

«Он что больной? Параноик? Психопат?»

«Отнюдь».

Просто очень засекреченный агент крайне сильно любил принимать очень горячую ванну, любил температуру на грани между обжигающим эффектом и лаской, и для него эта деталь была очень важным пунктом в его мироздании, то есть достаточно важным, чтобы уделять этому так много внимания.

Но что тут бес толку спорить, раз уж кое-кто начал действовать.

– Плюх-хлюх-плюх…

Сначала жаждущий омовения человек медленно погрузил под обильную пену с благоухающим ароматом гибискуса свою правую ногу. Затем ее примеру последовала левая нога.

Ну а потом и все тело стало также медленно уходить на глубину

Да, странный и очень своеобразный секретный агент уделял чересчур много внимания самым ничтожным и малозначимым деталям.

Но в конечном итоге невероятно сильно испачкавшийся человек никогда не забывал о том, для чего прилагались все многочисленные усилия. И в нужный момент ему всегда удавалось остановиться и начать получать то самое удовольствие, к которому он так сильно стремился.

– Плюх-хлюх-плюх-хлюх…

«У меня получилось!»

Колышущаяся масса горячей воды вперемешку с ароматной пеной нежно и успокаивающе ласкали пока еще грязную поверхность кожи.

«Очень приятно…»

Человек, который в очередной раз получил то, к чему так сильно стремился, не спеша вытянулся в ванной и получил при этом крайне приятное сладострастное ощущение во всем теле.

Его голова немного откинулась назад, и пока еще сухой затылок осторожно коснулся прилегающей стены с пластиковой обшивкой.

«Невероятно приятно…»

Именно так и начался момент редкого наслаждения в жизни очень сильно засекреченного агента. Он длился ровно одиннадцать минут – тот самый максимум, которого ему когда-либо удавалось достичь при самом пристальном внимании к деталям. Ну а потом уже началась вся прочая рутина, необходимая и неизбежная…

– Отличный день, чтобы наконец-то смыть с себя всю накопившуюся грязь…

В этих словах было немного грусти. И оно понятно. Этот человек уже использовал дарованные ему одиннадцать минут блаженства. А ему так хотелось большего… Всем всегда хочется большего…, хочется большого и безграничного счастья, но получают они всегда нечто совершенно другое. Например…

– Шампунь от перхоти…

Покрутив в руках бело-голубой пластиковый флакон, сильно засекреченный агент все-таки принял предложенный судьбой дар.

«Другого не дано», – подумал он, а затем окунулся под воду с головой. После этого волосы на его голове стали влажными и доступными для намыливания. Конечно, разумнее было бы сначала вымыть все прочие части тела. Однако ранее испытанная релаксация не позволяла найти в себе силы подняться на ноги, хотелось еще немного поваляться и побарахтаться в ванной.

«И пусть в координационном центре № ё7539ёпвери21 меня по возможности поймут и простят за эту мою неторопливость».

Звонким щелчком отмывающийся человек откупорил флакон с шампунем, выдавил нужное количество себе на ладонь, защелкнул флакон и вернул его на прежнее место, нанес шампунь на волосы, смыл его путем ныряния… Все это было сделано три раза для достижения стойкого эффекта. Ну а затем нашлось время и для всех прочих процедур: мытья тела гелем для душа, бритья, стрижки ногтей, чистки зубов… До депиляции подмышек и гениталий дело не дошло, потому как свободного времени и в самом деле было в обрез. Да к тому же настроение к этому не располагало.

«Все конец!» – прозвучало в голове, когда все вымытые части тела были тщательно ополоснуты прохладной водой.

Оставалось только вытереть теперь уже чистое тело мягким белым полотенцем и найти одежду, подходящую по размеру и фасону.

«Моя миссия продолжается. А значит, мне никак нельзя рядиться во что попало», – подумал сильно засекреченный агент.

Но вы должны понять, что понятие «во что попало» довольно-таки растяжимое. И поэтому в данном контексте требуется основательное уточнение. Причем не из-за какой-то там лексической прихоти действующего персонажа. Оно жизненно необходимо вам, читателям. И почему же?

«Каждому хочется выглядеть достойно…»

Достойным чего? Чего мы так сильно жаждем? К чему так настойчиво стремимся? Неужели мы обязаны день за днем кому-то что-то доказывать?

«…но сегодня определенно нет».

Видите ли, у каждого человека имеется сугубо индивидуальное восприятие моды, одежды и прочего окружающего мира. Кто-то предпочитает носить роскошный фрак, а кто-то – беспардонно трахаться под забором. И каждому, выбравшему что-то свое, определенно нравиться его маленький локализованный мир собственного мировоззрения. И ему совсем не интересно, что же там такое необычное происходит на другой мозговой планете.

«Сегодня мне не нужен мозговой штурм. Сегодня предпочтительнее остаться незаметным, серым, неопасным…».

Так что наш хорошо отмытый секретный агент не стал выбирать то, что нравиться. Стоя перед шкафом с распахнутой дверцей, он выбрал то, что было полезно.

«Отличный выбор».

«Простой и логичный выбор».

Несомненно, хотелось выбрать и фиолетовый фрак с серебристой бахромой, и темно-синий костюм в узкую полоску с зеленоватым отливом.

Некогда помещенные в шкаф на черных вешалках из лакированного дерева, они источали особую ауру эстетизма. И в эти варианты весьма органично вписывались светло-коричневые замшевые туфли. Но нет. Судьба предпочла иную карту. И потому пришлось с глубокой скорбью на сердце выбирать блеклые голубые джинсы, серый хлопковый джемпер и кеды цветастого дизайна…

«Ну, прям-таки самый настоящий трансгалактический гопник», – подумал тот, кому вновь довелось посмотреть на себя в зеркало.

Последовал тяжелый вздох. Однако…

«Миссия превыше всего», – так думал очень сильно засекреченный агент.

Ну а его рука уже снова сжимала плоский серебристо-металлический ключ. И в принципе он был в некотором роде даже счастлив. В первую очередь от того, что ему не понадобилось вновь наряжаться в грязные и рваные лохмотья. Теперь он хотя бы выглядел сносно и по-человечески.

Ну а во вторую очередь от того, что ему было определенно слишком поздно сдавать назад из-за панической неуверенности в просчитанном успехе стратегической диспозиции высшего руководства странной организации, в которой он стал работать по чистой случайности.

– Звы-звын, – именно с этим звуком отмывшийся и приодевшийся человек запер за собой дверь конспиративной квартиры при помощи плоского серебристо-металлического ключа.

На все про все у него ушло около часа времени. И можно сказать, что такой скоротечный отдых был для него очень большим достижением. Раньше он не позволял себе подобной невнимательности к самодисциплине, раньше он держал себя в ежовых рукавицах. Но рано или поздно каждый начинает уставать от полных эксгибиционизма идей чужеродной идеологии. В какой-то определенный момент начинаешь думать о простых вещах, а не о высоких материях. И из-за этого теряется понимание происходящего…

«Зачем?»

Сильно засекреченный агент слишком долго удерживал кнопку вызова лифта, но это все равно не позволило ему услышать неведомый ответ на мучающий вопрос:

«Зачем? Ради чего я продолжаю продолжать?»

И так хотелось чего-то емкого и лаконичного, не похожего на какое-то там:

– У-хя-хя!!! Ха-ур-хя!!!

«Черт! Черт! Черт!»

Да, лифт прибыл по ранее сотворенному запросу. Но внутри него ответов тоже не было. Зато была очередная проблема.

«Только этого еще и не хватало».

И о, Боже, эта проблема не молчала. Она кричала.

– У-у-у-хя-хя!!!

Этой новой проблемой был полугодовалый ребенок в огромной коляске, из которой он неустанно выглядывал и проявлял свое негодование посредством пронзительных криков:

– Ха-ур-хя-хя-хя-ха!!!

«Нет», – решил сильно засекреченный агент, сердито всматриваясь в светло-карие глаза недовольного ребенка.

Ну а когда спустя семь или восемь секунд двери лифта закрылись, и кабина умчалась прочь, он внезапно прочувствовал очень маленькую капельку стыда в своем сердце и в связи с этим, как бы оправдываясь, трогательно произнес:

– Прости, но у меня другие заботы…

– Вы что-то хотели?

«Я что-то хотел?»

Никакой мозг не способен просто взять и моментально переключиться. Нельзя только что думать о том, насколько ты необоснованно слаб и ленив, раз уж не смог помочь бедному брошенному ребенку и тут же отвечать на какие-то внезапно возникающие вопросы, что доносятся из-за спины.

– Мне показалось, кто-то звонил в дверь…

«Ей показалось?»

Сильно засекреченный агент, одетый в свежевыстиранные блеклые голубые джинсы, серый хлопковый джемпер и очень цветастые кеды, медленно развернул траекторию своего взгляда на сорок пять градусов и попытался разобраться в ситуации.

«Кто-то звонил в ее дверь?»

Моментом ранее его восприятие было ограничено лишь слуховым анализатором. Тогда понимание отсутствовало. Но вот добавилось скрупулезное зрение. А вот понимания отнюдь не прибавилось. Точнее оно и вовсе исчезло.

– Я вас не понимаю…, – честно признался сильно засекреченный агент.

Но кто бы другой на его месте смог разобраться в желаниях девушки в возрасте около двадцати, что стояла в межквартирном пространстве босиком, с мокрыми длинными волосами и элегантным телом, укутанным во влажное полотенце.

– Мне показалось…

«Она снова это сказала. Что за бред?»

Девушка рассеянно махнула в сторону одной из дверей, принадлежащих одной из четырех квартир, что имели общий выход к лифту и к лестничным пролетам.

– Я здесь живу,…

«Логично».

Можно было догадаться, что молодая особа имеет в виду ту самую квартиру, чья дверь в настоящем времени была слегка приоткрыта (или же не до конца захлопнута). Но можно было этого и не делать, поскольку ее реплика имела поясняющее продолжение:

– …в сто девятнадцатой…

– А я в сто семнадцатой…

«Зачем я это сказал?»

Сильно засекреченный агент не имел ни малейшего представления по данному поводу. Видимо ему просто захотелось что-то сказать очень красивой девушке и он не нашел в своем словарном запасе ничего гораздо более умного, потому как его ум был всецело занят совершенно иными делами.

«Она хороша…».

– А я вас раньше не видела?

«Ну и что из этого?»

Тот, кто прежде очень сильно торопился попасть в пресловутый координационный центр № ё7539ёпвери21, теперь уже имел другие прерогативы. Он видел их во влажных спутавшихся волосах, небрежно спадающих на плечи молочного цвета, в капельках воды, стекающих вниз по шее и исчезающих в глубокой ложбинке между двух упругих грудей, прикрытых предательским полотенцем, в ярких глазах зеленого цвета и в стройных ножках с изящными икрами, коленками и ступнями…

– Вы только что въехали?»

«Ну как так? Не даст спокойно пофантазировать?»

А отвечать-то надо было…

– Нет. Я в гостях.

– У Татьяны?

У сильно засекреченного агента при таком ключе развития диалога могла бы спокойно выпасть челюсть из-за непомерного удивления.

Однако он слишком давно занимался своей работой и привык ко всяким разным внезапным поворотам событий.

– А вам палец в рот не клади…

– В смысле?

– В самом прямом смысле…

А вот молодая и эффектная девушка определенно не привыкла к тому, чтобы кто-то переигрывал ее экстравагантную хитровыебанность.

– Вы это о чем?

– Все о том же…

Слова совершенно точно ей не помогали, так что девушка попыталась запустить в противника нечто иное из своего богатого арсенала.

Сначала поморщила носик, потом изобразила саму невинность… Так могло бы продолжаться до самого утра…

«Прелестно», – созерцательно ухмыляясь, подумал сильно засекреченный агент, а затем вспомнил о том, что ему есть куда торопиться.

– Может, вы просто извинитесь, и мы разойдемся с миром? – спросил он у молодой и красивой особы, завернутой в мокрое полотенце.

– Извинюсь? За что?

– За то, что предполагали во мне вора или маньяка и в связи с этим проверяли меня на вшивость. Или соврете и скажите, что я ошибаюсь?

От слов сильно засекреченного агента девушка буквально обомлела. Ощущение фиаско подобного масштаба было ей незнакомо.

И потому она не знала что делать, не знала что говорить. Дар речи здесь и сейчас оказался ей недоступен.

– Ну, так что? Я жду…

Сильно засекреченный агент очень сильно хотел своего.

Ему очень хотелось насладиться моментом. Ему очень хотелось в очередной раз прочувствовать пьянящее моральное превосходство, способное раздавить любого, включая красивую заносчивую девчонку, потому как в последнее время только лишь это эгоистическое стремление позволяло ему ощущать себя живым и продолжать жить дальше…

– А вы, наверное, хипстер?

Девушка действовала от противного.

«А она из тех, кто не сдается без боя».

Дерзкий девичий смех легкой тенью пробежался по красивым аккуратно очерченным губам полуобнаженной кокетки. Именно так она прореагировала на едва заметную растерянность, которой ей удалось успешно одарить странного человека, ждущего прибытия лифта в непосредственной близости от ее жилища.

– Нет.

Кстати, излишне засекреченный агент тоже не собирался сдаваться.

– А с чего вы взяли?

Он смотрел на нее. Она на него. Ну, прям-таки очень наивная детская игра в гляделки.

– Вы очень похожи на хипстера, – продолжила девушка немного погодя.

Это был ее следующий ход. И ради него она даже перестала игриво улыбаться. Ради него она постаралась выглядеть совершенно серьезно.

«Вредина», – подумал про девушку очень засекреченный агент.

«Упрямец», – подумала про незнакомого странного мужчину девушка.

«Сучка, которой нужна глобальная трепка».

И снова диалог…

– То есть? – попытался было уточнить незнакомый странный мужчина то самое одиозное понятие, которое из-за своей склочной вредности ему попыталась приписать прекрасная девушка, укутанная во влажное полотенце.

Конечно, она могла бы вредничать и дальше.

У нее это неплохо получалось. Однако затребованное объяснение в данном случае последовало без стервозной заминки:

– Вы одеты как хипстер. Говорите как хипстер. Ведете себя как хипстер…

«Все ясно», – подумал сильно засекреченный агент, проанализировав предъявленные в его адрес претензии.

– Нет, я не хипстер.

Но разве стоило отвечать? Разве она не знала ответа?

«Ей нравится играть со мной в эти нелогичные игры, завязанные на бессмысленной потере времени и нервов».

– Тогда кто вы? Вор или маньяк? – девушка продолжает.

«И теперь она повышает ставки. Но разве мы с ней не гостили в этой области диалектики? Разве мы не вернулись на круги своя?»

– Нет, я трансгалактический гопник.

– Прикольно.

«Черт, черт, черт…».

Странно, удивительно, неожиданно…

«Как она могла?»

Сильно засекреченный агент сделал все, чтобы капитальным образом морально подготовиться к длительному интеллектуальному противостоянию полов. Но все внезапно закончилось, оборвалось, сошло на нет…

– А вы кнопку-то нажали или нет?

«О чем это она? Ах, да…».

Замечание было действительно уместным.

Странный незнакомый мужчина ожидал прибытия лифта в непосредственной близости от жилища странной полуобнаженной девушки, терзающей его вопросами и допросами.

Но как лифт мог бы приехать, если никто не соизволил его вызвать?

– Простите. Этот ребенок, а потом вы…

– Ребенок???

– Ну да… Он был в лифте, кричал… И я решил дождаться следующего… А потом вы меня отвлекли, и я совсем забыл про кнопку…

– Короче я во всем виновата…

На прекрасных губах обворожительной красавицы снова заиграла волшебная улыбка.

Но так уж получилось, что сильно засекреченный агент воспринял ее слова и ее мимику как очень едкий издевательский сарказм.

А ему определенно не нравился женский сарказм.

Он казался ему крайне мужененавистническим, заставляющим достойного мужчину искать себе нелепые оправдания:

– Нет, нет…

– Вообще-то да.

Девушка продолжала игриво улыбаться.

И вместе с этим миловидным занятием девушка сделала и кое-что другое – начала объясняться.

– Это мой дверной звонок. Мелодия похожа на детский плач. А я была в душе и из-за шума воды не смогла толком разобрать. Так что это моя вина…

– Да ну…

– Не верите?

Нахмуренные брови сильно засекреченного агента были утверждающим сигналом.

– Это невежливо…

Красавица уже перестала улыбаться. Теперь ее мимика выражала нечто противоположное радости и кокетству.

«Она что обиделась?»

– Я серьезно…

Брови агента нахмурились еще больше. Ему было сложно поверить в странные сказки, которыми странная полуобнаженная девушка пыталась его снабдить. Да, он видел многое, удивительное и невероятное, но дверной звонок, детский плач, ошибка восприятия… В данном случае история оценивалась им как излишне притянутая за уши…

«Нет, не верю!» – мысленно утверждал тот, кому давным-давно пора было выдвигаться в направлении координационного центра № ё7539ёпвери21, способного по убедительным высказываниям высшего руководства решать любые проблемы.

Однако координационный центр № ё7539ёпвери21находился где-то там, а капризная обиженная девушка стояла здесь, в ограниченном межквартирном пространстве.

Ее точеный стан, прикрытый влажным полотенцем, не хотел отпускать сильно засекреченного агента куда-то туда, где он был жизненно необходим. Вместо этого этот очень изящный стан терзал его какими-то безумными и бессмысленными вопросами, заставлял плясать одну и ту же мыслительную ламбаду на одном и том же месте. А его мозг, его тело и так изрядно устали от всего того, что им пришлось пережить с тех самых пор, когда некто пообещал, что обо всех неисчислимых страхах можно будет наконец-то позабыть…

Так ли это оказалось на самом деле?

«Сомневаюсь».

– Не верите?

«Ни в коем случае!!!»

Конечно, непомерная суета в жизни сильно засекреченного агента позволяла забыть о многом. Но рано или поздно все равно возникали моменты, когда уже нельзя было просто взять и отмахнуться от того, что засело где-то глубоко внутри…

– Почему вы не верите?

– Простите. Видимо моя непредвзятость осталась в других штанах…

Полуобнаженная девица все еще хотела его в чем-то убедить. Но ему уже было все равно.

– Вы хам, – сказала она.

– Возможно, – ответил он.

Ей хотелось продолжить странный ни к чему не ведущий спор, однако получилось так, что все нужные слова оказались использованными.

«Что дальше, дорогая?»

Огонек женского каприза скакал в ее зеленых глазах подобно самому злобному дьяволу. И это немного пугало. Но не более того. Так что, осознавая свое бессилие в его полном объеме, она в конце концов решилась на крайние меры.

– Ах так?! – сказала она, затем нервно топнула ножкой, развернулась и зашагала прочь.

«Скатертью дорога».

Агент обрадовался, да только напрасно. Ничего не закончилось. Все только начиналось.

– Слышите? – завопила она, сердитым усилием давя на кнопку звонка у немного приоткрытой двери квартиры номер сто девятнадцать.

– Слышу…

– Теперь верите?!

– Верю-верю…

Тот, кто прежде сомневался в том, что детский плач можно использовать в качестве дверного звонка, очень сильно пожалел о своих сомнениях. Но было поздно. Полуобнаженная красавица вновь ощутила, что власть принадлежит ей.

И расставаться с ней склочная персона не собиралась. Она хотела прочувствовать ее по полной программе.

– Как нравиться? – усмешливо спрашивала девушка, продолжая давить на кнопку звонка.

– Мне кажется, уже хватит…

Мужчина, барабанные перепонки которого не были приспособлены к пыткам детским криком, очень надеялся, что она одумается и остановится, но нет…

– А мне так не кажется…

– Остановитесь или я…

– Что вы?!..

Это был вызов. Простой и очевидный. В какой-то мере необдуманный. Но секретному агенту было в полной мере плевать на подобные детали. В данный момент он хотел только одного – во что бы то ни стало остановить издевательство над своим слухом. И потому он сделал шаг вперед, потом второй, третий…

– Что вы делаете? – удивленно поинтересовалась девушка.

Мужчина не ответил. Он сделал еще один шаг и оказался в ее личном пространстве.

– Что вы делаете? – снова прозвучал все тот же вопрос.

Но разве кому-то было до этого дело?

Одним резким цепким движением он сдернул с нее влажное полотенце.

– Ах…, – выдохнула она.

Ее палец соскочил с кнопки звонка, детский плач прекратился. Полностью обнаженная персона хотела было что-то сказать, но не успела. Мужчина умело заткнул ей рот своими губами, его язык проник внутрь, а рука принялась нежно поглаживать клитор. Короткое мгновение девушка хотела немного посопротивляться, поизображать из себя последнюю девственницу, но потом подумала:

«А разве не к этому я стремилась?»

И тогда красавица без всяких колебаний опустилась на колени и вслед за этим начала стягивать блеклые голубые джинсы в поисках большого упругого члена.