Глава первая

Прямо перед ней на комоде стояла огромная серебряная ваза с тремя дюжинами красных роз, точнее говоря, роз было ровно тридцать семь, и она это отлично знала, поскольку только что пересчитала. Для неё цветы в серебряной вазе дышали роскошью в гораздо большей степени, чем мебель и интерьер а ля Людовик ХV.

На глянцевых обложках модных журналов оставались матовые следы её пальцев, и она чувствовала себя как пациент в приемной дантиста, со страхом ожидающий, когда откроется дверь и подойдет его очередь.

Портье сказал, что номер триста шесть — на третьем этаже, и что из окон открывается прекрасный вид на море. Сейчас она сидела в будуаре, граничащем с большой гостиной. Совсем не то, что её довольно скромная спаленка с окном выходящим в сад. Хотя и там в первый же день Хильда увидела букет цветов и карточку с приветствием.

В тот же вечер её по телефону предупредили, что человек, с которым предстояла встреча, в ближайших пару дней принять её не в состоянии, и Хильда могла распоряжаться временем по своему усмотрению: сходить к парикмахеру, прогуляться морем, зайти в дансинг или просто отдохнуть с дороги. Ей оставили на карманные расходы приличную сумму во французских франках, и для её получения нужно было только расписаться в квитанции у портье.

Так и не представившись, звонивший пожелал ей приятно провести время и оставил ломать голову.

Хильда посетила местного парикмахера, отдала горничной одежду, чтоб погладили, купила несколько пар чулок и какой-то роман.

Через два дня позвонила секретарша, любезно поинтересовался, как она провела время, и условилась о встрече на четыре часа.

Прошло несколько минут, прежде чем дверь наконец-то открылась, и на пороге появилась девушка — похоже, именно она ей звонила — с улыбкой спросившая:

— Мисс Хильдегарде Майснер?

Она смущенно кивнула.

— Вам назначили на четыре часа?

Снова кивок.

— Проходите, пожалуйста… — девушка грациозным жестом показала на дверь.

Хильда встала и уронила сумочку, потом они едва не столкнулись лбами, когда почти одновременно за ней нагнулись. Наконец она вошла в гостиную и услышала, как захлопнулась дверь.

Лысоватый мужчина довольно приятной наружности, строго, но весьма элегантно одетый, шагнул к ней и протянул руку. Хильда улыбнулась и про себя облегченно вздохнула. Конечно, он далеко не молод, но вполне привлекателен.

— Мадмуазель Майснер, рад приветствовать вас на французской земле. Простите, вы говорите по-французски?

— Да, свободно.

— Это прекрасно. Не хотите присесть?

Он предложил ей кресло и обошел вокруг большого инкрустированного стола со стопками бумаг, несколькими телефонами и переговорным устройством, которым тут же не преминул воспользоваться.

— Прошу меня не беспокоить ни по каким вопросам. И не забудьте подготовить к вечеру дело Бремера, — мужчина выключил микрофон, и снова они остались наедине.

— Как вы находите Францию, мадмуазель? Вам доводилось здесь бывать?

— Нет, я никогда не выезжала за границу. Практически не покидала Гамбург.

— Прекрасный город. Но от войны ужасно пострадал…

Хильда промолчала.

— Вы действительно потеряли родных во время бомбежки?

— О, да. Отца, мать и сестру с ребенком.

— Понимаю… Примите мои искренние соболезнования. А её мужу удалось избежать этой участи?

— Да, ему повезло, но не надолго. Он погиб на Западном фронте.

— Ужасная судьба. И вы остались совсем одна?

— Совершенно.

— У вас нет близких друзей, знакомого мужчины?

— Нет.

Беседа начала принимать довольно странный оборот. Она пыталась вообразить себе первую встречу, но даже и представить не могла, что придется буквально давать показания.

— Вы курите, мадмуазель?

— Да, спасибо.

Он достал золотой портсигар, предложил сигарету и щелкнул золотой зажигалкой. С известным удивлением Хильда заметила, что сам он не курит.

— Вы хорошо устроились?

— Да, вполне.

— Жаль, что не оказалось ни одного свободного номера с видом на море.

— Неважно. Мне очень нравится смотреть в сад.

— Чуть не забыл спросить о самом главном: как вы перенесли дорогу? Полагаю, вам впервые пришлось путешествовать самолетом?

Она просто кивнула, недоумевая, неужели для этой беспорядочной беседы ей стоило приезжать во Францию. Возможно, ему просто не хотелось раскрывать карты до того, как он составит свое мнение. Хильда постаралась собраться с мыслями. Вопреки самым мрачным опасениям приходилось признать, что мужчина пришелся ей по вкусу. Сейчас ей очень хотелось бы встать и сказать:

— Ну ладно, хватит болтать, поехали в Канны купить дорогих безделушек, чтобы компенсировать потерянное время.

— Могу я поинтересоваться, чем вы зарабатываете на жизнь? Простите, что я вторгаюсь в вашу личную жизнь, но иногда просто поражаешься, как прекрасная половина человечества в наши дни умудряется выжить в этом хаосе.

— Я занимаюсь переводами.

— Просто удивительно, что на это можно существовать.

— Ну, вы же понимаете, что здорово не разбежишься, но даже эти крохи избавляют меня от необходимости поддерживать случайные знакомства.

— Великолепно, просто великолепно.

— Да, на проблему можно взглянуть и под таким углом зрения.

— О, извините меня, это просто моя манера выражаться.

Оба понимающе улыбнулись.

— Чашку чая или бокал портвейна?

— На ваш выбор.

Он встал и открыл дверцу секретера, переделанного под бар. Продолговатый светильник внутри отразился в целой батарее хрустальных графинов. Мужчина выбрал один, наполнил бокалы, которые Хильда с удовольствием поставила бы в сервант у себя дома, и протянул один ей. Потом заглянул в её глаза и улыбнулся. Она не решилась сразу поднести бокал к губам, поскольку чувствовала, что он хочет произнести тост.

— За будущее, — не связывая себя никакими обязательствами, предложил мужчина. Он не сказал «за наше будущее», но она все равно выпила.

— Знаете, дорогая, почему я обратил внимание именно на ваше письмо и выбрал его из массы других?

— Обычная случайность?

— Определенно нет. Ничто нельзя отдавать на волю случая в этом… скажем так… предприятии, потому, что слово «приключение» слишком многое оставляет на волю случая.

Хильда подумала, что это не так важно.

— Ваша удивительная откровенность… Состояние, особенно когда его рамки не ограничены одним государством, способствует появлению у человека шестого чувства, сразу позволяющего определить, когда его просто хотят использовать.

Хильда нервно заерзала в кресле.

— Среди полученных мной писем многие пришли от таких простушек, что я не стал даже читать их до конца. Большинство считало вполне разумным вообще не упоминать о богатстве, которое было самой притягательной деталью в объявлении. Согласитесь, это слишком отдает лицемерием и выглядит очень неуклюже. Другие все-таки о нем упоминали, но почти все представляли будущего мужа молодым, красивым и любвеобильным…

— Он ненадолго замолчал, задумчиво покрутил бокал в руке, затем продолжил.

— Любопытно, сколько все-таки в обществе проблем. Помещаешь в газете объявление, адресованное бедным одиноким женщинам без средств и особых надежд, — раз уж им приходится прибегать к такому способу найти себе мужа. Я не имею в виду вас, мадмуазель Майснер, поскольку вы совсем на них не похожи, но большинство женщин, решивших ответить на подобное объявление, принадлежат к вполне определенному типу и обычно связывают судьбу с чиновником на пенсии или капризным инвалидом, лишь бы он обеспечил им достаток. Эти создания готовы на все, лишь бы не оставаться в одиночестве. Предложите им дом на окраине или лавку зеленщика, и они сразу начнут мечтать, но только никогда не поминайте слово «деньги». А, как вы понимаете, это слово — ключевое. Стоит только намекнуть на него, и они немедленно начинают требовать немыслимых гарантий.

— Но в то же время письма дали мне замечательный урок психологии. Вот почему я сразу обратил внимание на ваше. Вы говорили о финансовых вопросах с удивительной откровенностью. Я благодарен, что вы не опустились до сентиментальных причитаний, хотя в вашем случае, учитывая трагические обстоятельства, которые лишили вас семьи, это можно было бы понять и извинить. У меня нет предубеждения к сентиментальным людям, хотя в немецкой женщине этой черты следует особенно опасаться, но я сразу понял, что вы отличаетесь от остальных. — Тут он учтиво склонил голову. — Вы прекрасно понимаете, что в этой жизни ничего даром не дается, и эта проницательность говорит в вашу пользу.

— Трудно представить, что, кроме меня, этим качеством больше никто не обладает.

— О, нет, я выделил из общей массы соискательниц ещё три кандидатуры. Так же как вы, они благосклонно воспользовались моим гостеприимством, и последние несколько недель мы с ними тесно общались. Я даже не скрываю, что поместил вашу кандидидатуру в самом конце списка.

— И они тоже остановились в «Карлтоне»? — встревожилась Хильда.

— Конечно. Но не волнуйтесь. Это не скачки, и участники обходятся без номеров. У вас практически нет шансов с ними встретиться.

— Да, понимаю, — протянула Хильда, и у неё появилось огромное желание объявить, что победит сильнейший, но это и так должно было случиться, поэтому она благоразумно промолчала.

— Я должен извиниться, мадмуазель Майснер, что вызвал вас из Гамбурга, но хотелось лично поговорить со всеми, чтобы не составлять мнение только по переписке.

— Я ни о чем не жалею, уверяю вас, — заверила она.

— Ну, дорогая, теперь лед между нами сломан и вы мне расскажете, чего ожидаете от нашего брака.

Хильда с трудом проглотила комок в горле. События развивались совсем не так, как она полагала; мужчина ей напоминал квалифицированного психиатра. Скрестив руки на столе, он с улыбкой наблюдал за её реакцией, олицетворяя само спокойствие и невозмутимость.

— Я…я… — попыталась выдавить она.

Но он остался абсолютно бесстрастным и ничем её не ободрил.

— Мое письмо само все объясняет. В жизни одинокой женщины нет никаких загадок. Мне даже трудно себе представить, что ещё можно добавить.

— Часто вам приходится отвечать на подобные объявления?

— О Боже, конечно нет! Что вы! Это совсем исключительный случай.

— Тогда я повторю вопрос. Что же вы все-таки ждете от этого брака?

— Только то, что вы предложили. Комфорт, приятную обеспеченную жизнь и возможность посмотреть мир.

— Значит, деньги имеют для вас большое значение?

— Я полагаю, так можно сказать обо всех, у кого их никогда не было.

— На что бы вы могли пойти, чтобы получить желаемое, мадмуазель?

— Что за странный вопрос? Вряд ли вы меня вызвали только за тем, чтобы выяснить мои условия, а не поставить свои.

— Мне нравится ваш ответ.

— Могу я в свою очередь спросить, что вы ждете от этого союза, раз уж мне нечего вам предложить?

— Извините, но вопросы здесь задаю я. Пожалуйста, будьте добры никогда больше этого не забывать. Судя по вашему письму, вы готовы на любой… назовем это компромиссом… Готовы стерпеть горбуна, садиста или хронического меланхолика?

— Да, я не собираюсь отрицать.

— Раз так, вы допускаете возможность завести любовника на случай, если муж не будет вас устраивать?

— Конечно нет. Любовные шалости меня абсолютно не интересуют. Мне уже тридцать четыре, и я пережила несколько романов. Если вы больше всего цените верность, то я готова дать вам гарантии. Это даже не станет жертвой с моей стороны. Я просто хочу жить, вот и все. Мне совсем не хочется, чтобы месяц снова состоял из десяти дней.

— Десяти дней?..

— Именно столько мне удается прожить без проблем. Дальше этого мои амбиции не простираются, и потребуется не один год, чтобы развить мой аппетит. Молодость прошла впустую, и это не жалоба, а просто факт. А ваше предложение дает мне шанс изменить свою жизнь. Так неужели мне захочется всем рисковать из-за какой-то интрижки? Долгие годы я ждала такого предложения, в надежде на него выписала эту чертову газету, у меня было достаточно времени для размышлений, и нет на свете такой вещи, которая могла бы помешать осуществлению моей мечты.

В комнате воцарилось тягостное молчание.

— Конечно, — наконец она решилась продолжить свою мысль, — с моей стороны не совсем правильно так откровенничать. Вы можете принять меня за авантюристку, но… — Хильда машинально понизила голос, — я полагаю, вы дали объявление в поисках именно такой женщины.

— Продолжайте, мадмуазель Майснер.

— Видимо, я считала, что состоятельный муж наверняка окажется маньяком или монстром. Но я смотрю на вас, вижу вашу привлекательность, и это вселяет в меня беспокойство.

Он промолчал и жестом дал понять, чтобы она продолжала.

— Вы достаточно интересный мужчина, чтобы заполучить любую женщину, какую пожелаете, не прибегая к силе денег. Тогда зачем вы поместили такое объявление? Если речь не идет о каком-то физическом недостатке…

— Вы очень умны и довольно проницательны. Я просто процитирую одну вашу фразу по поводу состояния: «Ничто на свете не станет препятствием к осуществлению этой мечты». Вы понимаете, что это вас весьма компрометирует?

— Полагаю, все останется между нами. Если уж вы отметили эту мысль, значит наши точки зрения совпадают.

— А вам не кажется, что молодой женщине с практическим складом ума слишком опрометчиво отвечать на объявление совершенно незнакомого мужчины?

— В каждом приключении есть свой риск. У меня ничего нет, так что мне нечего терять.

— Но вы надеетесь получить сразу все, верно?

— Насколько возможно.

— И вас не смущает, какими средствами?

— Вы заставляете меня подумать, что затевается что-то ужасное?

— Моя дорогая, должно быть, я вел себя слишком неуклюже, если после нашей беседы сложилось такое вульгарное представление. Но именно ваша откровенность позволила мне придать столь интимный поворот нашей беседе. Главная проблема в том, что мы должны прийти к соглашению по всем вопросам, поскольку по своим внешним данным вы вполне соответствуете моим ожиданиям. Похоже, вы намекали на нечестную игру. Могу я поинтересоваться, что, по-вашему, действительно заслуживает осуждения?

Хильда ненадолго задумалась. Что, если это хорошо замаскированная ловушка?

— Самое прискорбное в любом обмане — то, что развязка его наступает в суде.

Мужчина расхохотался, она удивленно уставилась на него.

— Нет, вы определенно романтичное создание, — выдавил он сквозь смех. — Мадмуазель Майснер, я полагаю, брак в ваших глазах является вполне приличным делом?

— Вполне, и я должна признать, что никогда не надеялась на брак с человеком вроде вас.

— И были совершенно правы, поскольку речь об этом не идет, я никогда не стану вашим мужем.

— Что вы хотите сказать?

— Я просто проверяю вас, вот и все.

— Что ещё за шутки?

— Садитесь, пожалуйста. Нет причин выходить из себя. Вы же понимаете, выйти замуж за миллионера — совсем не то же самое, что за железнодорожника. Это дело нелегкое, и соискательница его руки должна проявить массу способностей, которыми природа вас не обделила, но это далеко не все.

— Так где же все-таки таинственный жених?

— Мы поговорим на эту тему несколько позже, если, конечно, вы сами захотите. А сейчас нам нужно решить вопросы поважнее.

Хильда была совершенно сбита с толку и озадаченно уставилась на собеседника.

— Мадмуазель Майснер, наша беседа совершенно конфиденциальна. Могу вам это гарантировать, потому что это и в моих собственных интересах. Знаете, я остановился на вашей кандидатуре с самого начала нашей беседы. Скорее всего вы и есть та женщина, которую мне так долго не удавалось найти.

— Не обижайтесь, что я не представился, и что не открыл имя вашего будущего супруга. Теперь мне пора последовать вашему примеру и открыть карты. Пора оставить недомолвки, так что слушайте меня внимательно. Человек, чьим секретарем и правой рукой я являюсь, владеет одним из самых крупных в мире состояний. Это пожилой, больной человек с трудным и довольно эксцентричным характером. Он привык, что за большие деньги окружение стерпит от него все, и причем с улыбкой. За многие годы нашего общения мне удалось его неплохо изучить. На мою долю выпала нелегкая роль, ведь на этой службе прошли лучшие годы жизни. Я вынужден терпеть его капризы (Господь свидетель — их у него множество), сносить оскорбления, отказаться от личной жизни, предугадывать малейшие желания, ухаживать за ним, как сиделка, и выполнять любые прихоти. С момента поступления к нему на службу у меня не было ни минуты покоя. Ни для кого я бы не сделал этого. Но я далек от альтруизма и жду достойного вознаграждения своих усилий.

Мое положение, которое может показаться завидным, а с финансовой точки зрения так оно и есть, — не более чем рабство. Но мне удалось стать для него незаменимым, и я терпеливо ждал вознаграждения своих трудов. Совершенно случайно мне стало известно, что этого может не произойти. Как я уже говорил, мой хозяин стар и болен. Он холост, и недавно решил оформить завещание. Мне посчастливилось с ним познакомиться и увидеть, какая меня ждет благодарность.

Мне шестьдесят два года, мадмуазель, и двадцать из них я провел на службе у этого неблагодарного типа. Все его состояние перейдет к благотворительному фонду, носящему его имя. Он цинично безразличен к будущему других, но это единственный способ увековечить свое имя в памяти грядущих поколений. Оно будет сиять неоном во всех отделениях его фонда, там же установят и его мраморные бюсты.

Я тщательно прикинул, как повлиять на ход событий. Выход только один, и именно потому мне пришлось дать это объявление.

Хильда слушала так внимательно, что боялась шевельнуться.

— За эти годы я прекрасно изучил его, и потому знаю, как с ним управляться. Если вы станете скрупулезно следовать моим указаниям, то ваше будущее обеспечено.

— Но вам что это даст?

Он улыбнулся и включил настольную лампу.

— Чтобы обеспечить свое собственное, я должен сначала помочь вам.

— Поясните!

— За этим мы и встретились, верно? Как я уже сказал, если он умрет холостяком, все состояние достанется государству и пойдет на благотворительные цели. Но он в таком возрасте, что умная женщина может в корне изменить всю его жизнь. Вместе мы сможем сорвать хороший куш. Обстоятельства вынуждают меня обратиться к помощи постороннего человека. Хозяин — мизантроп и просто ненавидит женщин. Дамы его круга — из состоятельных семей и не станут терпеть такую желчную и скандальную личность только чтобы приумножить свой капитал.

Что касается других женщин… Их услуги требовались лишь от случая к случаю…И к тому же хорошо оплачивались.

Он стареет, его здоровье быстро угасает, и именно поэтому я стал задумываться, как обеспечить свою старость.

Еще раз повторяю, я хорошо знаю его вкусы, пристрастия и даже страхи. Самостоятельно вы ничего не сделаете, а я знаю, как помочь вам занять при нем соответствующее положение и удержать его.

— А что я должна буду сделать для вас, если мне повезет?

— Просто не надо забывать, кому вы обязаны своим положением, и постараться отблагодарить меня лучше, чем он.

— Что это будет означать?

— Ну что же, давайте поговорим о цифрах. Если он умрет сейчас, мне по завещанию достанется двадцать тысяч долларов. Не надо смотреть на меня с таким удивлением. Я знаю, для вас это уйма денег, но для него — сущая мелочь. Мне никогда не пришло бы в голову так стараться, знай я, во что это выльется. Если он женится на вас, я хочу получить ещё двести тысяч. Для меня это неплохой бизнес, а для вас — просто сказочная удача.

— Но он не может бесконечно находиться между жизнью и смертью.

— К счастью, нет. Иначе все наши планы пойдут прахом. Мне понадобится время, чтобы ввести вас в его окружение и сделать его женой.

— А если он протянет ещё с десяток лет?

— Ему уже семьдесят три. И разве у вас есть другие предложения? Вы что, хотели сразу стать его наследницей и увидеть своего благодетеля только на смертном одре? Вас ждет сказочное богатство, и вы легко потерпите полгода — год… а может быть, и все десять. Вам предстоит такая жизнь, на которую без него у вас нет ни малейшего шанса. Если станете следовать моим инструкциям, ожидания станет вполне терпимым. Никогда не забывайте о верном друге, чью помощь никогда не стоит отвергать.

— Я не забуду. Но почему вы хотите, чтобы все его состояние перешло ко мне?

— У меня просто нет другого выбора. Иначе мне придется удовольствоваться двадцатью тысячами. С вашей помощью у меня станет на две сотни тысяч больше. Стоит задуматься, как вы считаете?

— Не знаю, что сказать. Все так неожиданно…

— У меня на этот счет нет никаких сомнений. Я хочу, чтобы вы хорошенько обдумали все сказанное и к завтрашнему дню приняли решение.

— Но мне хотелось бы знать…

— Я рассказал вам все. Если мы договоримся, то уточним все остальное.

Он встал из-за стола. Хильда поняла, что разговор закончен, и тоже поднялась.

— Ну, скажем, завтра, здесь же в то же время?

— Хорошо.

— Спокойной ночи, мисс Майснер. Рад был познакомиться.

— Мне тоже было приятно.

У неё не было причин думать иначе. Ведь бедная Хильда не могла знать, чем все это кончится.

 

Глава вторая

На следующий день та же процедура повторилась, только на этот раз на месте красных роз стояли белые, что могло служить хорошим предзнаменованием.

В то утро в модном магазине Хильда купила себе несколько пар туфель, и, похоже, для неё началась новая жизнь. За всю ночь она ни разу не сомкнула глаз, у неё была масса времени, чтобы рассмотреть предложение со всех точек зрения. Ей было даже приятно, что события приняли такой неожиданный поворот. Она никогда не верила в сказки и знала, что ничего даром не дается. Но теперь все встало на свои места и складывалось не так плохо: ей не придется оставаться один на один с враждебным окружением. Он ясно дал понять, что знает как «занять при нем соответствующее положение и удержать его». Стоит им прийти к окончательному соглашению, и взаимная поддержка обезопасит её от досадных промахов и глупых ошибок.

Их объединяли общие интересы, поодиночке они никак не смогли бы достичь своей цели. И неплохо, что она не целиком зависела от его воли: он удовлетворится двумястами тысячами долларов, а ей может выпасть жребий стать обладательницей одного из самых крупных в мире состояний.

Как быстро люди привыкают к перемене положения, — подумала Хильда, но её размышления были прерваны появлением все той же секретарши.

— Не хотите ли войти, мадмуазель Майснер?

В сером твидовом костюме она выглядела ещё моложе, а легкий загар, который вчера ускользнул от внимания Хильды, выгодно подчеркивал голубизну глаз.

При её появлении хозяин улыбнулся и предложил присесть.

— Хорошо провели ночь?

— Очень хорошо. Хотя ни разу не сомкнула глаз — обдумывала ваше предложение.

— И к какому выводу пришли?

— У меня нет никаких возражений по поводу, — тут она сделала небольшую паузу, — если только их не будет с вашей стороны.

— Как видите, я рад вашему решению. А три другие претендентки покинут наш гостеприимный кров в расстроенных чувствах. Жаль, конечно, как вы считаете?

Хильда нервно рассмеялась.

— Мадмуазель Майснер, у вас есть поверенный в делах?

— О Господи, конечно нет. Зачем он мне нужен?

— Тогда кто же занимается вашими делами?

— Неудобно напоминать, но у меня нет никаких «дел», как вы их называете, за исключением того, которым мы сейчас занимаемся.

— Понятно, — он поиграл в руке карандашом. — Вы можете предложить какого-то адвоката?

— Нет, я никого не знаю.

— Возможно, мне удастся заинтересовать кого-нибудь вашим делом. У вас есть при себе документы?

— Только удостоверение личности.

— Для заключения брака придется предъявить гораздо больше: свидетельство о рождении, справку из полиции и так далее.

— Об этом я даже не подумала.

— Их получение займет много времени?

— Ну, будут проблемы. Как вам известно, я уроженка Гамбурга, а там во время бомбежки погибли все архивы. Конечно, можно запросить дубликаты, но понадобится время.

— Конечно, но с другой стороны, уже сегодня можно заполнить некоторые бланки, — сказал он и достал из ящика стола папку. — Мадмуазель Майснер, поскольку вы сирота, я предлагаю вас удочерить.

Хильда была несколько ошеломлена таким поворотом событий.

— Извините, не поняла.

— Я собираюсь вас удочерить. Для всех вы будете просто моей дочерью. Что вы об этом думаете?

Сложив руки на папке, он с улыбкой смотрел на нее.

— Это очень благородно с вашей стороны… — пытаясь собраться с мыслями, неуверенно начала Хильда.

— Не в этом дело. Поймите меня правильно, я не филантроп, а деловой человек. Ставя на вас, я должен получить гарантии.

— Простите, я не успеваю за ходом ваших мыслей.

— Вы готовы ради денег пойти на что угодно. Но это обоюдоострое оружие. Сейчас у меня нет никаких сомнений в вашей искренности, и пока вы не вышли замуж, я могу положиться на вас, как на себя самого. Но что может случиться потом? Как вы считаете, мадмуазель Майснер?

Хильда замешкалась с ответом.

— Проще всего убедить пожилого мужа, что жену преследует навязчивым ухаживанием его секретарь, — и судьба старого слуги предрешена! Не так ли, мадмуазель?

— Я никогда себе такого не позволю!

— Сначала все так говорят.

— А как удочерение даст вам гарантию?

— Все очень просто. У меня нет желания объявлять о нем публично. Этот козырь я придержу на случай, если вы забудете о нашем договоре. С другой стороны, ваш брак станет идеальным решением ваших проблем только в день смерти мужа, но у вас тут же появится возможность отплатить мне черной неблагодарностью. А это в мои расчеты не входит.

— Мы должны доверять друг другу!

— Не думаю.

— Да я возражаю, просто удивлена, вот и все.

— Рад этому. По части соблюдения взаимных интересов нет ничего лучше семейных уз. Можно потерять друг друга из виду, поссориться и ненавидеть, но семейные узы остаются незыблемы. И лучше быть отцом богатой молодой женщины, чем её прихлебателем.

Хильда откинулась в кресле и положила ногу на ногу.

— Когда же, — холодно спросила она, — я увижу своего суженого?

— Когда немного приведете себя в порядок.

— Очень мило…

— Вы приятная женщина, нет сомнений, но пока это могут понять немногие. Вам следует переменить прическу, подобрать косметику, сменить одежду, научиться красиво двигаться, готовить коктейли, поддерживать беседу на любую тему, включая международную политику, биржевые новости и достоинства скаковых лошадей, но при этом стараться не выглядеть букмекером. Это целая наука, мадмуазель Майснер, но роль Пигмалиона всегда привлекает людей моих лет. С другой стороны, мне хочется уладить с вами небольшие технические детали.

— Я сделаю все, что угодно.

— Великолепно. Будьте любезны занять мое место за столом, я хочу продиктовать вам письмо.

— Кому?

— Себе. Ваше собственноручное письмо, которое пущу в ход только в случае сомнений в получения тех двухсот тысяч долларов, которые мне причитаются после смерти вашего мужа.

— Но я уже говорила, что согласна с этим.

— Это письменное подтверждение послужит мне гарантией на случай вашей забывчивости. Сейчас оно вас ни к чему не обязывает, поскольку подпишите вы его своей фамилией по будущему мужу. Став наследницей огромного состояния, вы перешлете мне деньги, а я верну письмо. Иначе мне придется обратиться в суд. Как видите, мои действия целиком зависят от вашего поведения. Не забывайте этого, и все будет хорошо. Садитесь за стол, здесь вам будет гораздо удобнее.

Хильда встала и посмотрела ему прямо в глаза. Он в ответ взял её за плечи, на мгновение задержал и проводил к столу.

— Вы должны мне полностью довериться, как я вам, когда открыл вчера все карты. Мы стали партнерами в общем деле, постарайтесь этого не забывать. Если начнете сомневаться или попытаетесь вывести меня из игры, наши отношения на этом и закончатся. Все ещё можно изменить, и трое других кандидаток ещё не покинули Канн.

Никогда не забывайте, что только я мог раскрутить весь механизм, а без меня вам придется вернуться к своим переводам в квартиру на окраине.

— Что я должна писать?

Он достал большой лист глянцевой бумаги, протянул ей авторучку и заходил перед столом.

«Дорогой отец…»

Теперь тишину кабинета нарушал только скрип пера по бумаге.

«Я прилагаю к этому письму именной чек на двести тысяч долларов. Это окончательно уладит наши расчеты. Передаю их вам, поскольку муж мой умер. Хочу надеяться, что эти деньги помогут вам обрести покой».

Хильда подняла голову.

— Я не совсем понимаю значение последней фразы.

— Постарайтесь рассуждать логично. Если ваш муж умрет, вполне естественно, что как отец я постараюсь получить немного больше, чем причитающиеся мне двадцать тысяч. Вам следует помнить про это письмо, оно послужит мне гарантией от вашей забывчивости по поводу нашего соглашения. В этом случае я буду оспаривать законность нового завещания в свою пользу, и это письмо послужит подтверждением моей правоты.

Мне нужно обеспечить тыл. Я затеваю этот брак лишь ради этих денег. И должен быть уверен в вашем поведении.

— Продолжайте, пожалуйста.

«Пусть время сгладит все последствия, а прилагаемая сумма позволит вам провести его приятно.

Ваша любящая дочь,

Хильдегарде Корф-Ричмонд.»

— Ну, вот вы и познакомились с вашими будущими фамилиями. Должен извиниться, что не представился раньше, но теперь причина вам известна. Меня зовут Антон Корф. Как только у вас будет собственный банковский счет, подпишете чек, а пока надпишите конверт, это поможет избежать ненужной путаницы, — он продиктовал свой адрес.

— Спасибо, мадмуазель Майснер, теперь останется только подписать официальные документы.

— Какие?

— О вашем удочерении.

— Вы все продумали заранее…

— Естественно.

Хильда подписала несколько машинописных страниц и, не глядя на него, спросила:

— Но вы все-таки немец?

— Из Гамбурга. Поэтому хотелось, чтобы такой удачной возможностью воспользовалась моя землячка.

— Вы женаты?

— Конечно, нет. Я предлагаю вам отцовство, а не семью.

— И что теперь мне нужно делать?

— Готовиться. Покупать наряды, парфюмерию. Не думаю, что вам потребуются мои советы. При соответствующих средствах любая женщина может сделать себя привлекательной. Чуть не забыл: мистер Ричмонд терпеть не может зеленый цвет, помните об этом.

Хильда и в самом деле учла это замечание, когда купила себе платье, достойное принцессы. Очень скоро она поняла: женщине просто необходимо быть красивой, чтобы встречные мужчины оборачивались вслед.

Ее густые от природы волосы уложил искусный парикмахер, создав неповторимый стиль причесок. Дважды в неделю ей делали маникюр, она покупала косметику от Роша и платья от Диора.

Началась новая жизнь. Каждый вечер она ужинала в номере 306 наедине с Антоном Корфом, который вносил последние штрихи в её образование.

Хильда оказалась способной ученицей и быстро научилась добиваться желаемого почти от любого мужчины, будь то слуга или брокер. Познакомилась с правилами игры в баккара и тонкостями загадочного мира фондовой биржи. Теперь она была так занята, что редко появлялась днем на улице.

— Знакомства пока недопустимы, — наставлял её Антон Корф, — Карл Ричмонд должен считать, что именно он вас открыл. Естественно, первую встречу мы организуем с максимальной тщательностью, ведь первое впечатление играет в его возрасте особое значение, а мы ведь все поставили на брак.

— Как вы можете гарантировать, что все пойдет точно по вашему плану?

— Мужское воображение — козырная карта любой женщины. Если известно, как его пробудить, все остальное пойдет само собой.

— А если у меня ничего не получится?

— Вернетесь к своим переводам.

— Я буду точно следовать вашим указаниям.

— Значит, все будет хорошо.

День за днем он лепил её по своему вкусу. Ее интеллект его не слишком волновал. У Антона Корфа этого добра вполне хватит на двоих.

 

Глава третья

Прикованный к инвалидной коляске Карл Ричмонд был вне себя от злости, — у него кончились сигары.

Перебирая руками обода колес, он отъехал от стола, где остывал почти нетронутый ужин.

Трое негров с Ямайки в ливреях, склонив головы, с философским спокойствием слушали его ругань. Наблюдать подобные сцены им приходилось довольно часто, дальнейшее развитие событий было для них не в диковину. И в самом деле, все шло по привычному руслу: мистер Ричмонд уже успел обругать их ублюдками, собаками грязными ниггерами, и его красноречие было на исходе. Но и то, что осталось, повторялось им далеко не в первый раз.

— Какая мерзость, сукины вы дети, разводить всякую грязь за моей спиной. Ни на что негодные бездельники, вот кто вы есть на самом деле. Все ждете моей смерти, чтобы пировать над моим трупом, как стервятники. Но вам не достанется ни пенни. Я не оставлю денег таким скотам, которые даже не могут доказать свою преданность. Я больной человек, ясно вам? Мне нужна тишина и покой, а не ваши оправдания. Врач сказал, что меня нельзя раздражать.

Ярость застилала ему глаза, и он орал как полоумный.

— Убирайтесь к дьяволу и оставьте меня одного. Я привык к одиночеству. Никто обо мне не заботится, и все потому, что я стар; но мне наплевать на всех вас, ведь я богат. И все равно вам придется мне прислуживать, хотите или нет.

Тут он размахнулся и запустил в стену своими золотыми часами.

— А ну, принесите мне их.

Один из слуг, пряча улыбку, устремился на поиски. Наконец он поднял часы, зажал в ладони и сокрушенно покачал головой.

— Мне кажется, они сломались.

Старик взял часы, покрутил в руках, потом поднес к уху. Его гнев уже остыл, и он улыбнулся.

— Механизм поврежден, но великолепный золотой корпус с бриллиантами все ещё представляет немалую ценность. Да, эта штука стоит уйму денег. Стоило бы отдать их в ремонт, но я не могу сам этим заняться из-за своей немощи. Так что, ребята, я хочу отдать эти часы одному из вас. Великолепный подарок тому, кто докажет свою преданность. Есть желающие?

Вся троица разом подняла головы.

— Я не хочу посеять между вами вражду, ведь у меня всего одни часы. Мы устроим соревнования, и их получит победитель. Как вы на это смотрите?

Они дружно заулыбались.

— Ну, раз так, — старик притворился, что ненадолго задумался, посмотрим, кто из вас сумеет лучше изобразить собаку? Начнем с тебя, — он ткнул пальцем в сторону ближайшего слуги.

Негр немедленно упал на карачки и залаял. Двое других окинули его оценивающими взглядами, а хозяин удовлетворенно кивнул.

— Неплохо, очень неплохо. Но тебе недостает воображения. Теперь ты.

Средний слуга опустился на четвереньки и стал словно гончая нюхать воздух, потом подошел к старику, остановился и как пойнтер поднял голову. Затем обнюхал колеса его коляски, обошел комнату и пристроился в ногах кровати.

— Можешь изобразить лучше? — спросил старик третьего.

Парень кивнул, отводя в сторону полный ненависти взгляд, и в свою очередь тоже опустился на пол. Он подошел к хозяину и принялся лизать ему руку, потом доковылял до своего компаньона и с явным безразличием стал его обнюхивать.

— Браво! — воскликнул старик, потирая руки. — Просто замечательно. А теперь подойди, я тебя покормлю.

Он быстро подрулил на коляске к столу и взял кусок мяса с застывшим жиром. Старик поднял руку вверх и заставил парня служить. Тот присел на корточки, съел подачку и принялся лаять, выпрашивая следующий кусок.

Забавляясь игрой, старик заставил его доесть все содержимое тарелки. Когда еда закончилась, негр снова принялся лаять. Довольный своей выдумкой, Карл Ричмонд отдал ему часы. Собака снова превратилась в человека, товарищи смотрели на него с завистью.

— Пришлите ко мне капитана, — приказал хозяин. Темнокожая троица поклонилась и убралась.

Оставшись один, Карл Ричмонд отправился в ванную, сполоснул руки водой, вытер их полотенцем и обрызгал себя одеколоном.

Никогда не знаешь, какой заразой могут наградить эти черномазые.

Он причесался перед зеркалом, с тревогой всматриваясь в отражение: вторые сутки его беспокоил левый глаз. Затем Карл Ричмонд обнажил свои желтые вставные зубы, остался удовлетворенным увиденным, развернулся и покатил обратно в салон, где уже поджидал капитан.

— Неужели нельзя постучать, прежде чем войти?

Капитан с фуражкой в руке тут же вытянулся по стойке смирно.

— Вы за мной посылали, сэр?

— Когда мы прибудем в Канн?

— Самое позднее — через двое суток.

— На мое имя поступали радиограммы?

— Нет, сэр.

— Не понимаю, зачем держать на борту рацию. Никто обо мне и не вспомнил.

— На судах такого класса без него нельзя.

— Никаких известий от Антона Корфа?

— Он молчит уже три дня, сэр.

— Ты уверен, что отправил сообщение врачу?

— Какому врачу?

— По поводу моего глаза, недоумок. Мне нужен лучший специалист в Европе. Я не собираюсь обращаться к местным полудуркам, понял? Требуется настоящий специалист. Скажи откровенно, как ты находишь, не покраснел мой глаз ещё сильнее? Подойди ближе, я не заразный.

Карл Ричмонд нетерпеливо подкатил на своей коляске. Капитан наклонился и бесстрастно посмотрел ему в лицо.

— Да, сэр.

— Что ты хочешь сказать?

— По-моему, состояние ухудшается.

— Ты думаешь, положение стало серьезным?

— Не могу судить, сэр.

— Убирайся к черту!

— Есть, сэр, — капитан развернулся на каблуках, надел фуражку и, не оглядываясь, вышел из салона.

Раздосадованный калека не знал, чем себя занять. Это была его трагедия: отчаянные попытки убить время сменялись недовольством от его бесполезной траты.

Карл Ричмонд покатил в каюту, где его ждала игра в молчанку.

Яхта была построена так, чтобы соответствовать его ограниченным возможностям. Поскольку он прикован к инвалидной коляске, все подчинялось этому способу передвижения. Компактная мебель крепилась к переборкам, чтобы можно было свободно разъезжать по каютам. Иллюминаторы заменили низкие окна, и теперь он всегда мог любоваться морем, но никогда не удосуживался этого сделать. Старик проводил на яхте столько времени не из-за морских пейзажей или любви к путешествиям, к тому же он чрезвычайно редко сходил на берег. Ему просто хотелось проводить все время на борту, среди слуг, словно королю в своем королевстве. Ни одно событие в этом крошечном мирке не могло ускользнуть от его глаза. У него были свои шпионы, соглядатаи и, кроме того, свои враги, чья ненависть уже сама по себе была достаточной причиной продлить свое существование.

Приятно было чувствовать, что они постоянно находятся в его власти.

И все-таки его нельзя было назвать монстром.

Уроженец Гамбурга, натурализованный американец — это было сделано для удобства бизнеса — сколотил колоссальное состояние; вначале ему улыбнулась удача и на его землях оказались нефтяные месторождения, а затем Карл Ричмонд оказался достаточно прозорлив, чтобы управляться с этим хозяйством. Он всегда был хитер и проницателен, да к тому же не отличался излишней щепетильностью. Два эти качества, помноженные на удачу, здорово ему помогли.

Окруженный коллегами — уроженцами Германии, предпочтительно из Гамбурга, он играл довольно видную, хотя закулисную, роль во время обеих мировых войн, и попал у американского правительства в черные списки. Но Ричмонд был умным и расчетливым игроком, знал, как играть за обе партии, чтобы не сделать свое пребывание в Штатах нежелательным.

Благодаря поддержке избирательной кампании, Карл стал «персона грата» у некоторых политиков, которые были обязаны ему своей карьерой и старались обеспечить ему соответствующее положение, чтобы упрочить свое собственное.

Но Ричмонд по-прежнему оставался свободным художником и не мог отказать себе в удовольствии то финансировать переворот в Саудовской Аравии, то продавать оружие греческим коммунистам. Он постоянно служил одним, предавал других, менял стороны, словно шахматный игрок, играющий против самого себя. Это позволяло развлечься, и в то же время быстрая смена позиции всегда помогала умножать состояние.

И тем не менее, он всегда был одиночкой. В юные годы женился на молодой и недалекой соотечественнице, удивив выбором всех людей своего круга. Робкую болезненную девушку смущала и оставляла равнодушной светская жизнь. Этому жребию она предпочла бы тихие радости семейного очага и воспитание детей. Но до самой смерти этой её мечте так и не суждено было сбыться.

Овдовев, Карл Ричмонд в первый и единственный раз в жизни пережил неподдельное горе.

С той поры минуло сорок лет, но он больше ни разу даже и заговаривал о женитьбе.

Не давая поблажек себе, с остальными Ричмонд обращался ещё суровее. Антона Корфа он встретил во время визита в Германию в 1934 году, и нанял его временным секретарем. От его наметанного глаза не ускользнули исключительные деловые данные нового сотрудника, и с тех пор тот так и пребывал в этой должности.

Корф был карьеристом, претендовавшим на свою долю пирога. Старик давно об этом догадывался и, играя на его честолюбии, добивался исключительной преданности.

Но рано или поздно должен был прийти момент, когда Корф ознакомится с завещанием и поймет всю тщетность своих надежд. Было очень забавно составлять этот небольшой документ, который в день оглашения преподнесет немало сюрпризов. Жаль, что он не сможет там присутствовать и насладиться этим зрелищем.

Деньги совсем испортили старика. За свою долгую жизнь он уверился в их безраздельной власти и всегда мог позволить себе удвоить ставки на подкуп известного своей честностью человека. В этом мире купить можно все, и причем не спешить расплачиваться по счетам. Карл Ричмонд за свои чеки покупал не только бесчисленных политиков и актрис, но генералов, и губернаторов, старавшихся получить за свои услуги максимальную цену.

Только один человек несмотря ни на что постоянно оказывал ему сопротивление — его жена.

Она вышла за него, как могла бы выйти и за нищего. Ее трудно было назвать красавицей или умницей, но она была предана ему душой и телом, обнаружив при этом удивительную верность и необъятные запасы нерастраченной нежности.

Да, за всю свою долгую жизнь ему так и не довелось встретить другую такую.

Он мог бы стать совсем другим, если бы не его окружение. Невозможно оставаться великодушным и справедливым, когда все остальные готовы ухватиться за любой компромисс, предать собственных родителей и взяться за самую грязную работу.

Распростертые у его ног, словно перед золотым тельцом, они продали ему свои души. В те далекие годы, когда Карл Ричмонд был ещё молод и далеко не мизантроп, он забавы ради стал выяснять, как далеко можно зайти с людьми. Всего пара попыток из простого любопытства, но с тех пор он уже не смог остановиться до самой старости, неразлучными спутниками которой стали цинизм и болезни.

Трудно винить его, что эти садистские развлечения доставляли ему удовольствие. На своей стодвадцатифутовой яхте, названной «Удача» в пику тем, к чьей судьбе это слово никакого отношения не имело, он круглый год мог бороздить моря и океаны, по нескольку месяцев не удосуживаясь взглянуть на пляску волн за двойными стеклами окон.

Иногда Карл, закутавшись в плед и с биноклем на шее, располагался на палубе, пытаясь пробудить в себе интерес к водной стихии, но сильные порывы ветра быстро его утомляли и он спешил ретировался в свою каюту.

В штормовую погоду его коляску ставили к буфету, а сам он лежал на огромной кровати, обложенный грелками и подушками. Ричмонд никогда не страдал от морской болезни и пользовался этим преимуществом.

Сейчас он направлялся из Нью-Йорка в Канн, где нужно было привести в порядок европейские дела и подобрать секретаря. Затем Карл намеревался бросить якорь на итальянской Ривьере, пройти вдоль побережья Далмации до самой Греции и ещё до зимы вернуться во Флориду. Но сейчас ему не терпелось добраться до берега и встретиться с окулистом. Не мог же он вечно промокать глаз носовым платком!

И в любом случае нужно было поскорее попасть хоть куда-нибудь, ведь у него кончились сигары.

 

Глава четвертая

Узнав о прибытии яхты, Антон Корф решил, что в первый раз на борт лучше отправиться одному, проверить настроение хозяина и подыскать предлог для появления в его окружении Хильды.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы избежать нашествия репортеров, но разогнать толпу зевак, собравшихся на пристани поглазеть, как швартуется океанская яхта, было не в его власти.

Дожидаясь окончания этой процедуры, Корф с заднего сиденья лимузина был вынужден выслушивать комментарии досужей толпы, которые уже начинала действовать на нервы.

Наконец с яхты спустили трап, и он сумел первым подняться на борт. Там его приветствовал капитан, но Корф, не останавливаясь, поспешно направился в салон, и камердинер Карла Ричмонда сразу доложил хозяину о его появлении. Старику явно не терпелось его увидеть, он даже не заставил себя ждать.

— Подойдите сюда и скажите, что вы об этом думаете, буркнул он вместо приветствия.

Ничем не выдав удовлетворения от такого приема, Антон Корф наклонился и уделил воспалившемуся глазу ровно столько времени, сколько требовали приличия.

— Нужно связаться со специалистом по глазным болезням, медлить не следует. Я немедленно распоряжусь пригласить профессора Мори из Лозанны. Тогда он сможет вылететь ещё сегодня.

— Какая удача, что вы уже здесь! Этим ослам ничего не стоит уморить меня до смерти.

— Не волнуйтесь, завтра начнем лечение, уверяю вас. Как прошло плавание?

— Неплохо. Мы попали в довольно сильный шторм, некоторых из моих людей сильно укачало.

— Но как вы сами себя чувствуете?

— У меня ужасно болит глаз.

— Понимаю, но я имел в виду не это.

— А вы считаете, этого мало? Конечно, у вас ничего не болит.

— Я просто не так выразился.

— Ну, ладно. В каком состоянии дело Бремера?

— Все улажено, сэр. После должного убеждения он согласился на ваши условия.

— Вы не принесли сигар?

— Нет, но я немедленно распоряжусь доставить.

— Не стоит. Эти ослы опять купят какое-нибудь барахло. Займитесь этим лично.

— Хорошо, я привезу их сам. Что ещё можно сделать?

— Позаботьтесь о враче, он нужен мне срочно. Я не собираюсь задерживаться в Канне. Уладьте дела и возвращайтесь.

Антон Корф оставил бумаги на подпись, вернулся в машину и вернулся в отель. Не теряя времени, он заказал телефонный разговор с клиникой Мори в Лозанне и настоял на личной беседе с профессором. Наконец-то Корф нашел предлог для появления на сцене Хильды.

Когда секретарша объявила, что Лозанна на связи, Корф переключил разговор на личный телефон и объяснил профессору все, что от того требуется, а часом позже в его офисе появилась Хильда.

Он окинул её придирчивым взглядом. Перемена поражала. Стоявшая перед ним молодая женщина была не просто красива, в ней чувствовался настоящий класс. Породу за деньги не купишь.

— Вы готовы к встрече с женихом?

Она кивнула и улыбнулась.

— Должен вас предупредить, что выглядит он сейчас ужасно, но это даже к лучшему. Это послужить оправданием вашему появлению, ведь вам придется стать его сиделкой.

— Сиделкой?

— Да. У него опухоль на глазу, которая приносит массу неприятностей. Завтра из Швейцарии прилетает профессор Мори. Он осмотрит больного, назначит курс лечения и порекомендует взять сиделку. Нам придется перерыть весь город, но сейчас время отпусков и подходящую кандидатуру найти будет трудно. Дадим ему пару дней побушевать, это станет лучшей подготовкой к вашему появлению на сцене. К этому моменту он будет смотреть на вас, как на своего спасителя.

— Должна сразу предупредить, у меня нет ни опыта, ни медицинского образования.

— Тем лучше. Ему нужна вовсе не сиделка, а девушка, которая сможет его использовать в своих целях.

— Да, но как же его больной глаз?

— Профессор оставит подробные инструкции, перевязка проблем не составит. Его должны обслуживать лучшие специалисты, не говоря уже о слугах на все случаи жизни. Он слишком привык к этому и не доверит осматривать себя постороннему. Вы станете истинным украшением его окружения и необходимой добавкой ко всем лекарствам и мазям. Вы меня понимаете?

— Пока не совсем. Не вижу, зачем ему жениться на мне, если я буду всего-навсего его прислугой.

— Мне лучше знать. Есть очень простой способ обращения с таким человеком. К несчастью, я понял это слишком поздно и не смогу воспользоваться сам. Зато это поможет вам извлечь пользу из моего опыта.

— Хорошо… Я вас слушаю.

— Будьте с ним построже. Других секретов у меня нет. С первой же встречи вам нужно будет поставить себя выше него. Если он начнет вами помыкать, все пойдет прахом.

— Но я должна буду ему подчиняться, и если он разозлиться, то просто вышвырнет вон.

— Ничего подобного. Именно этого ему ужасно не хватает. Он готов все отдать тому человеку, который не даст растоптать свое достоинство. Все остальные мирятся с таким обращением только из-за приличной компенсации. Постарайтесь не стать одной из них. Он будет вас игнорировать и всячески унижать. Не позволяйте этого, и вы сорвете банк.

— Вы в самом деле полагаете, что этого будет достаточно, чтобы он мной увлекся?

— Любовь тут не при чем. Он будет играть по вашим правилам и женится на вас только потому, что это станет единственным способом удержать вас рядом. Естественно, поначалу ему захочется вас просто купить, но чем больше будет получать отпор, тем больше станет ценить. Главное, чтобы ни разу не согласиться на его предложение, словно оно было вашей заметной мечтой. Это золотая роль, мадмуазель Майснер. Вам придется проявить немалые актерские способности и ни разу не сфальшивить.

— Насколько я поняла, он станет моим прекрасным принцем?

— О, нет, моя дорогая. Он — магнат, а это гораздо лучше.

— Мне следует купить что-нибудь вроде формы медсестры?

— На ваше усмотрение, но не переборщите. Если вы будете выглядеть как настоящая сиделка, он не представит вас ни в какой другой роли.

— Понимаю.

— Не старайтесь его провести и будьте осторожны: он очень проницателен. Но когда удастся подцепить его на крючок, он станет думать только о вас.

— А я буду думать только о нем, можете не беспокоиться.

— Ну, кажется, мы все обсудили. Ему не терпится выйти в море, так что в Канне мы надолго не задержимся. На яхте мы будем видеться постоянно, я стану держать вас в курсе. Желаю удачи.

Они встали и пожали руки. С этой минуты их сотрудничество станет теснее.

Профессор Мори был хорошим практиком и ещё более замечательным бизнесменом. Он быстро понял, что миллионеры — просто манна небесная, к тому же их очень беспокоили все мыслимые и немыслимые болезни. С другими категориями клиентов профессор сталкивался крайне редко.

Он открыл чрезвычайно дорогую роскошную клинику, где очень богатые люди могли убивать время, а он — наслаждаться своей местью.

Его часто вызывали на консультации во все уголки Европы, где за астрономические гонорары он брался за лечение любых заболеваний, невзирая на отсутствие симптомов.

Любезный и молчаливый, изредка бросавший непонятные медицинские термины, профессор производил сильное впечатление на своих клиентов, которых в тайне презирал, а они обеспечивали ему необходимую популярность в своих кругах.

В Каннах его встретил Антон Корф, к которому он чувствовал странную привязанность. Личный секретарь Карла Ричмонда явно не заблуждался на его счет, и профессор прекрасно это понимал. Сам он считал его корыстолюбивым карьеристом, но взаимное расположение помогало им говорить открыто.

— Ну, что на этот раз? — спросил офтальмолог, когда машина уже подвозила их к стоянке яхты.

— Его беспокоит глаз. Похоже на коньюктивит.

— Какие у тебя планы?

— Без перемен. Скоро выходим в море, но меня это не пугает.

— Хочешь оставить его под моим наблюдением?

— Нет нужды. У него будут другие развлечения.

Привычная маска медицинского светила сменилась веселой ухмылкой.

— Нашел сиделку?

— Верно, — в свою очередь хмыкнул Корф.

— Хорошенькая?

— Не знаю, ещё не видел. Главное, что она существует, а то на борту яхты слишком много мужиков.

— Да?

— Нет, не в этом смысле, но дни тянутся слишком медленно, а я уже далеко не молод.

— Не слишком загружай её работой.

Они снова расхохотались, довольные почти мальчишеской болтовней.

Осмотр растянулся на целый час. Это было вполне разумно: профессор собирался обедать на яхте, а его самолет вылетал только на следующее утро.

Антону Корфу было рекомендовано подобрать сиделку, а старик укатил в каюту под присмотр прислуги, пока не найдут подходящую кандидатуру.

Прошло уже два дня, а от секретаря не поступало никаких известий. Старик снова впал в ярость, и команда яхты буквально ходила на цыпочках, пока буря не улеглась. Он решил отправиться в Ниццу и поискать там, как вдруг словно по мановению волшебной палочки появилась долгожданная сиделка.

Когда Хильда ступила на трап, на неё уставилась вся команда. Сдержанная, элегантная женщина обратилась к первому помощнику капитана и объяснила ему, что профсоюз медицинских работников рекомендовал её Антону Корфу. Это имя прозвучало как пароль, и Хильду немедленно проводили к больному.

Он отослал всех слуг, подкатил к ней на своей коляске и отчитал за то, что ему пришлось целых два дня дожидаться её появления.

Хильда свысока смерила его бесстрастным взглядом, сняла перчатки, аккуратно сложила их и убрала в сумочку.

— Пять месяцев в году здесь почти нет работы, — спокойно ответила она, — но в летние месяцы число курортников увеличивается раз в семь, и приходится раз в семь больше работать. Так что у меня есть возможность выбирать пациентов. Если вы такой же неприятный тип, каким кажетесь с первого взгляда, скажите сразу — и я изменю свои планы.

От удивления Карл Ричмонд выронил полотенце, которым прикрывал воспаленный глаз.

— Почему мне пришлось столько ждать?

— Я была занята, а сегодня утром обратилась в профсоюз и получила список людей, нуждающихся в помощи. Поскольку вы оказались в нем на первом месте, я пришла сюда.

— Но вы знаете кто я?

— Карл Ричмонд, если я не ошибаюсь. Так было указано в списке.

— Разве вы не знаете, что я мультимиллионер?

— Ну и что?

— В ваших интересах присматривать за мной, а не за какой-то старухой.

— В самом деле? Мне платят обычную ставку, как и всем прочим, так что ваше состояние тут не при чем.

— Лицемерка, вам прекрасно известно, что я смогу заплатить раз в десять больше остальных.

— Нет, мистер Ричмонд.

— И вы не кривите душой?

— Нет, просто предвижу дальнейшее развитие событий, вот и все. Я не собираюсь дать вам помыкать мной. Вы будете платить обычную ставку и станете обычным пациентом, или я отправлюсь к следующему по списку. Надеюсь, мы поймем друг друга, мистер Ричмонд?

Старик недоуменно таращился на нее.

— Странная женщина, — буркнул он, разворачивая свою коляску. — Ну, раз вы здесь, приступайте к делу.

— Именно это я и собираюсь сделать. Где предписания врача?

— У моего секретаря. Вы представитесь, или мне придется подзывать вас свистом?

— Мужчины часто свистят, когда я прохожу мимо, а зовут меня Хильдегарде Майснер.

— Моя соотечественница?

— Я немка, уроженка Гамбурга.

— Мне это нравится, будем говорить по-немецки.

— Как вам угодно.

— Какого черта вы делаете во Франции?

— А вы?

Он покосился на нее, побагровев от ярости. Но Хильда ему улыбнулась, и невольно Карл Ричмонд ответил тем же.

— Мне сразу приступать к работе, или я смогу сначала распаковать вещи в своей каюте?

— Останьтесь. У вас ещё будет масса времени.

Сидя лицом к окну и не отводя глаз от её отражения в стекле, он сказал:

— Расскажите про Гамбург. Я там не был с тридцать четвертого года. Но, пожалуйста, по-немецки.

Хильда была удивлена происшедшей переменой и про себя отметила, что из-за его сентиментальности с ним будет нетрудно управиться.

 

Глава пятая

Несколько часов спустя, облокотившись на перила рядом с Корфом, она делилась своими впечатлениями.

Каннская гавань медленно растворялась в темноте.

— Вы все сделали правильно. Он говорил о вас.

— И что сказал?

— Да ничего особенного. Не теряйте голову. За вами пока наблюдают. но раз вы все ещё здесь, значит первое знакомство прошло успешно. Между прочим, вы не страдаете морской болезнью?

— Не думаю, а что?

— Жаль, если вам придется оставаться в своей каюте. Мы редко заходим в порты и долго там не задерживаемся. Я принес таблетки, на всякий случай принимайте их несколько раз в день.

— Вы продумали все до мельчайших деталей, — улыбнулась Хильда.

— Не давайте ему курить. Это может оказаться нелегко, но доктор Мори очень озабочен. Не забывайте, играя в шахматы, вы должны давать ему выиграть. Не каждый раз, а то он сразу заметит подвох, но достаточно часто.

— Я думаю, с ним будет нетрудно справиться. Он просто испорченный сентиментальный ребенок.

— Не слишком полагайтесь на первое впечатление.

— Вы знаете, мне целый час пришлось рассказывать ему про Гамбург. Все, до мельчайших подробностей.

— Позвольте сразу заметить, что вы ошибаетесь, и он слушал вас совсем не из-за сентиментальности. Он просто проверял вашу легенду. Вот и все.

— Кто вам сказал?

— Он сам.

Хильда некоторое время смотрела вдаль, потом вздохнула:

— Может быть, так оно и лучше.

Жизнь постепенно налаживалась. Хильде до сих пор ни разу не приходилось выходить в море, но новый образ жизни ей понравился. Громадный плавучий дворец приводил её в восхищение, её каюта была образцом комфорта и хорошего вкуса. Хильда вставала рано утром, прогуливалась по палубе, потом завтракала с офицерами и принимала на корме солнечные ванны. Незадолго до полудня она возвращалась в каюту и переодевалась, чтобы нанести визит Карлу Ричмонду, который ещё только вставал с постели. Она помогала ему переодеться и беззаботно болтала, пока делала ему маникюр.

Он просил делать это именно Хильду, хотя особой за ней не числилось. Скорее, это было лишь уловкой чтобы почаще бывать в её обществе, не признавая, что оно ему приятно.

В то утро, опустив руки в мыльную воду, он выдавил тусклую улыбку и обратился к ней довольно дружелюбным тоном:

— Знаете, что вы сейчас сделаете?

— Нет.

— Дадите мне ключ, который лежит у вас в кармане.

— И что вы собираетесь с ним делать?

Карл Ричмонд выдавил несколько невразумительных звуков, которые можно было принять за смех.

— Мне нужно кое-что достать из буфета.

— Сигары?

— Вы слишком любопытны, дорогая. Послушайте, давайте заключим сделку: вы даете мне ключ, а я вам новую симпатичную стодолларовую банкноту.

— Вы прекрасно знаете, врач вам запретил.

— Но я же не говорил, что мне нужно взять из буфета сигары.

— Верно, но мне нетрудно догадаться.

— Обдумайте предложение, моя дорогая. Все останется между нами. За совершенно бесполезный ключ я дам вам сотню долларов, и делайте с ней, что хотите.

— Уговоры напрасны, мистер Ричмонд. Вы теряете время.

— Проклятая идиотка! — взорвался старик. — Только подумайте! Если не отдадите, я позову слуг и заставлю взломать дверцу буфета. Коробка с сигарами будет моей, а вам не достанется ни цента.

— Как вам будет угодно.

— Вы согласны?

— Я не дам ключи, можете звать стюарда. Прикажите взломать буфет, возьмите сигару и курите её. Сегодня же вечером вам станет плохо, но тогда прошу меня не беспокоить.

— Не стоит так нервничать. Можно договориться по-другому. Я понимаю, с моей стороны не слишком удобно предлагать вам деньги. С такой женщиной, как вы, можно уладить вопрос совсем иначе.

Он резко развернул коляску, проехал в салон, открыл шкафчик, достал из него большую шкатулку, положил её на колени и вернулся к Хильде. Она бесстрастно наблюдала за его действиями.

С видом заговорщика Карл Ричмонд расстегнул жилет, потом рубашку и извлек ключ, висевший на длинной цепочке. Он щелкнул замком и приподнял крышку, наблюдая краем глаза за реакцией.

Шкатулка была внутри обита бархатом, её содержимое оказалось грудой браслетов, колец, ожерелий и платинового гарнитура с драгоценными камнями. На старческих коленях лежали настоящие сокровища Али-Бабы. В довершение картины он запустил в них свои скрюченные ревматизмом пальцы, и камни заиграли.

— Выбирайте, моя дорогая.

Очарованная этим великолепием, Хильда разглядывала содержимое шкатулки.

— Что бы вы предпочли? Кольцо, браслет, заколку?

Прежде чем она смогла ответить, старик размашистым жестом выхватил перстень с огромным квадратным рубином.

— Вот, берите. Я даю его вам.

Хильда несколько секунд покрутила перстень между пальцами, любуясь игрой камня на свету.

— Какая прелесть…

— Я привез его из Бирмы. Именно там находят лучшие рубины.

Молодая женщина подняла голову и поймала на себе его взгляд. Тогда она аккуратно положила перстень в шкатулку и улыбнулась.

— Мне очень жаль. Не думала, что вы так любите курить.

Карл Ричмонд резко захлопнул шкатулку, запер на ключ и спрятал его на груди под рубашкой. Затем застегнул жилет и презрительно бросил:

— Полагаю, вы не забыли, что находитесь у меня на службе?

— Вы не даете мне забыть об этом.

— Тогда я приказываю, вы слышите, пойти и принести мне сигары.

— Комедия становится абсурдной, мистер Ричмонд. Вы меня наняли, но я выполняю указания профессора Мори и действую в ваших собственных интересах.

— Прошу не объясняться, а выполнять. Дайте мне ключ.

— Я сожалею…

— Вы отказываетесь?

— Да.

— Убирайтесь. Я больше не хочу вас видеть. Даже имени слышать не хочу. Вы уволены.

Обескураженная нелепостью этой сцены, Хильда немного замешкалась.

— Пошла вон, дрянь!

— Но мы находимся в открытом море. Мне что, прыгнуть за борт и добираться вплавь?

— Я сказал, убирайся.

— Не стоит так нервничать, мистер Ричмонд. В вашем возрасте это небезопасно.

Природная скромность Хильды не позволила ей запомнить ответ.

Весь следующий день она была в немилости. Карл Ричмонд не покидал своей каюты и не посылал за ней. За ним ухаживали слуги, а расспрашивать их было бесполезно.

Старик стал походить на ненормального. Возможно, с её стороны было неразумно проявлять такую неуступчивость с самого начала.

Хильда увидела хозяина только за ужином, куда он пригласил её, Антона Корфа, капитана и первого помощника.

В тот вечер с его лица не сходила зловещая ухмылка, он вглядывался в их лица с плохо скрываемой иронией.

Ужин был хорош, вино и вовсе великолепное, но атмосфера ужина казалась напряженной. Все были начеку и ждали, что ещё может выкинуть старый сумасброд.

Разговоры велись только на нейтральную тему и ничего кроме плаванья не касались. Антон Корф перешучивался с первым помощником, добродушным парнем, который не обращал внимания на напряженную обстановку за столом.

Хильда поняла ехидство старика в самом конце ужина. Когда принесли кофе и ликер, он вытащил из кармана сигару, откусил кончик и, не сводя с неё глаз, выплюнул его.

— Вы отказались очень правильно, моя девочка, — сказал Карл Ричмонд, прикуривая, — так это мне обошлось гораздо дешевле, — с этими словами он показал ей портсигар из крокодиловой кожи с десятью «гаванами».

Она промолчала и взяла у капитана предложенную сигарету.

— Ну, мадмуазель Майснер, разве вы не сожалеете о вчерашнем упрямстве?

Хильда улыбнулась, с удовольствием выпустила дым через ноздри и, не повышая тона, ответила:

— Вам известно, мистер Ричмонд, почему доктор Мори заставил меня дать обещание не позволять вам курить? — Она замолчала в ожидании ответа, но старик его игнорировал. — Он утверждает, что одна сигара для человека в ваши годы стоит месяца жизни. Но лично я считаю вас храбрецом, который безрассудно тратит то немногое, что у него осталось.

Наступила гнетущая тишина. Антон Корф постарался скрыть озорной блеск глаз и уставился в тарелку, а оба офицера, чувствуя неловкость, целиком сосредоточились на кофе. Хильда взглянула старику в глаза и улыбнулась. Дым от сигары поднимался к потолку, вкус победы явно был подпорчен, но Карл Ричмонд демонстративно сделал глубокую затяжку.

— Месяц, — протянула Хильда, — тридцать дней и ночей, сколько это часов?

Старик стукнул кулаком по столу, зазвенели бокалы, капли красного вина упали на белоснежную скатерть.

— Гусыня, — бушевал он, — глупая гусыня!

— Но молодая, мистер Ричмонд, все ещё очень молодая…она с улыбкой встала из-за стола и спокойно вышла из салона.

Оставшиеся абсолютно безучастными к стычке мужчины даже не повернули головы.

Как только дверь за ней закрылась, Хильда почувствовала как вся дрожит. Ужасная сцена до сих пор стояла у неё перед глазами. Возможно, она зашла слишком далеко. Слишком мало времени прошло, чтобы закрепиться в этой роли. Неужели она подорвала свои шансы, с самого начала заняв столь бескомпромиссную позицию?

Хильда облокотилась на перила и постаралась успокоиться. Она не слышала, как подошел капитан, и вздрогнула, когда он заговорил.

— Вы ведете опасную игру, мадмуазель.

Не зная, что сказать, Хильда ответила вымученной улыбкой.

— Если позволите дать совет, будьте осторожнее. Старик не любит, чтобы на людях из него делали посмешище.

Не дожидаясь ответа, он ушел, растворившись во тьме. Хильда нервно затянулась сигаретой. Из салона раздавался приглушенный шум, вероятно, ходили слуги. Уже сегодня её поведение обсудят и осудят на камбузе. Кое-кто в экипаже с облегчением узнает, что нашелся человек, способный противостоять хозяину, другие решат, что её пора выставить вон. Предупреждение капитана это только подтвердило. Мужчины, особенно трусы, героям не сочувствуют. Хильда колебалась, какую ей занять позицию, и не могла понять, почему Антон Корф не вышел к ней на палубу.

Волны тихо плескались за бортом, воздух был свеж, стояла великолепная ночь, а молодая женщина неожиданно задумалась о том, что же она все-таки делает на этой яхте. От тусклого, однообразного существования Хильду отделяло слишком мало времени.

В её памяти неожиданно возник небольшой домик на окраине и вся её прошлая жизнь: бомбардировка, оставившая неизгладимый след в её жизни, крысы на руинах улиц, неотступный страх, холод, голод и одиночество, непостижимые остатки прежних привычек, таких как сон под потрепанным одеялом, еда из помятых жестянок, сетка картошки, вязанка дров… Именно в этих условиях, в здании, от которого остался один остов, среди нагромождения искореженного железа, мусорных куч, лопнувших канализационных труб и пустых глазниц окон она нашла свою первую любовь.

Это был дезертир, усталый и голодный, не понимавший, почему он носит драную военную форму. С винтовкой и патронташем, с потемневшими от пыли светлыми волосами, именно таким он появился среди этих руин, тяжело ступая по осыпающимся кучам мусора.

Хильда разделила с ним ужин из консервов, торопливо согретых над наспех сооруженным костром.

Парень молча набросился на еду, а потом, поскольку смерть могла настигнуть в любую минуту, а с прошлым их ничто не связывало, да и будущее было под большим вопросом, под завывание ветра они занялись любовью на куче щебня. Почти всю ночь они дарили друг другу весь жар своей молодости, нерастраченную ласку и нежность, все, что у них оставалось в этой жизни. А на утро, пока она ещё спала, он ушел.

Вот и все, что было им отмеряно судьбой. Жизнь не могла дать большего, она берегла свои сокровища для тех, кто молод, богат, беззаботен и бессердечен. Те принимали эти дары как должное, или скрестив под столом пальцы, чтобы не спугнуть удачу. Им легко было тратить не задумываясь, и они были правы. Ее же от этих счастливчиков отделяла непроходимая пропасть…

Медленно перекатывались за бортом волны, воздух был свеж, а ночь прекрасна, но молодая женщина чувствовала себя столетней старухой.

На палубе появился матрос и сообщил, что Карл Ричмонд хочет сыграть с ней в шахматы.

Его слова вернули Хильду к реальности, она решила на этот раз дать ему выиграть и пошла вслед за матросом.

Но игра в шахматы не шла ни в какое сравнение с той партией, которую они вели в реальной жизни. Она захватила их целиком и каждый день приносил все новые результаты. Поскольку Хильде понравился Портофино, они задержались там на два дня, а когда она сходила на берег, старик почти не покидал постели и никого не пускал в каюту.

Антон Корф вынужден был признать, что Хильда успешно продвигалась к цели.

— Вы оказались очень талантливой ученицей, — признал он, когда они пили чай в ресторанчике на берегу.

— Я просто хорошо усвоила ваши уроки, не более.

— Вы пошли гораздо дальше, проявляете инициативу, у вас есть чувство меры, и вам по силам довести это дело до логического конца.

— Я рада, что он совсем не безобиден, иначе тяжело было бы обманывать его доверие.

— Все равно, вам пришлось бы это сделать.

— По правде говоря, я не уверена. Именно его поведение пробуждает во мне дух соревнования и увеличивает удовольствие от игры.

— Что вы будете делать, когда получите деньги?

Хильда посмотрела куда-то вдаль и пожала плечами.

— Не знаю. Мне кажется, это поможет мне избавиться от привычки постоянно контролировать расходы. Именно для того и нужны состояния: можно не обращать внимание на второстепенные вопросы. А чем будете заниматься вы?

— Моя дорогая девочка, помните, моя доля не идет ни в какое сравнение с вашей. С другой стороны, мне уже шестьдесят два, но даже довольно умеренные мои желания ненамного определеннее ваших.

— Расскажите о них.

— Я не осмеливаюсь даже мечтать об этом.

— Ну, ладно, это не моего ума дело. Меня вполне устраивает нынешнее положение. Такой образ жизни мне даже нравится. Я люблю эту яхту, а мой жених — довольно забавная личность. Чего ещё желать?

— Ваш тон здорово изменился. А помните тот день, когда вы впервые пришли ко мне в офис?

Хильда беззаботно рассмеялась.

— Мне показалось, что речь в объявлении шла именно о вас. Словно я выиграла главный приз в лотерее.

— Вы мне льстите.

— Просто это доказывает мою искренность. Но вы сами никогда не стали бы искать жену по объявлению.

— Вы правы, особенно учитывая мои требования. Женщины мне нужны для профилактики здоровья: как зубная щетка, например. Вы меня понимаете? Менять их постоянно просто необходимо.

— Неужели вам не доводилось встречать таких, которые значили бы для вас больше прочих?

— Конечно да. Проститутки обычно идеальные любовницы. Я всегда питал слабость к женщинам, которым нужно платить, поскольку платить приходится в любом случае, особенно если женишься. Потом жены теряют привлекательность и становятся матерями, стряпухами, истеричками, но редко остаются хорошими любовницами.

— А вы никогда не хотели меня?

Антон Корф удивленно посмотрел на нее.

— Вы женщина, — сказал он после паузы, — а значит, вам просто необходимо то, чего у вас нет.

— Я говорю не о себе, а о вас. Я никогда не вызывала в вас желания?

— Никогда не задумывался… А я у вас? — добавил он после некоторой паузы.

— Да.

— Ну и?

Хильда посмотрела на него, глаза их встретились, и на мгновение между ними возникла незримая связь.

— Я бы об этом никогда не пожалела, — тихо ответила она.

Антон Корф окинул Хильду взглядом, мысленно раздел и, возможно, представил её в постели. Затем отвел глаза в сторону и спокойным, будничным тоном сказал:

— Не сомневаюсь, мы могли бы провести вместе несколько приятных часов, но будущее привлекает меня гораздо больше.

— Ведь вы останетесь один, а что толку от богатства, если впереди только одиночество?

— Я не один, у меня есть моя дорогая дочь.

— Вряд ли мы будем часто видеться, ведь я не принадлежу к вашему кругу.

— Такова судьба, но все равно вы будете мне дороги, как родная дочь.

На этом их беседа кончилась.

 

Глава шестая

После знаков внимания, оказанных в Портофино, Карл Ричмонд несколько дней вел себя довольно грубо. Хильда по возможности старалась избегать его общества, но развязка наступила, когда они стояли в сицилийской гавани.

Все началось со смехотворного инцидента с цыпленком.

Вполне естественно, она старалась как-то баловать пациента во время плавания и составляла меню. Зная кулинарные пристрастия старика, она старалась тактично и с достоинством им потакать. Из-за слабого желудка он мог есть только постную пищу, был требователен и привередлив. Ее усилия не остались незамеченными.

Однажды, несмотря на его раздражение, Хильда заказала к обеду цыпленка с грибным соусом, который ей особенно нравился, но в то же время не забыла и про его любимую рыбу.

Обед начался неплохо, но только до того момента, когда стюард подал пресловутого цыпленка.

Удивление старика быстро переросло в одну из его вспышек ярости, которые он так и не научился контролировать и чьи масштабы совсем не соответствовали породившим их причинам.

Положение, занимаемое в его жизни Хильдой, похоже, стало угрожать его свободе, а сам факт игнорирования вкусов хозяина за его же собственным столом показался непростительным.

Старик вызвал звонком одного из слуг, пока остальные раскладывали еду по тарелкам. Белый как полотно, он ни на секунду не сводил с неё взгляда. Стараясь не смотреть на него, Хильда пыталась унять дрожь в руках.

Появился темнокожий слуга.

— Уберите это, — приказал Карл Ричмонд, не повышая голоса.

Антон Корф и офицеры были несколько обескуражены, но позволили убрать свои тарелки.

Хильда не подняла глаз, когда рука в белой перчатке протянулась за её тарелкой, и только попросила подать соус. За столом воцарилось напряженное молчание. Цветной слуга в ожидании приказаний нерешительно повернулся к хозяину.

— Я терпеть не могу курицу, мисс Майснер, и вам это прекрасно известно. Я не могу позволить есть её за моим столом.

Хильда подняла взгляд от тарелки и посмотрела на него.

— А вы никогда не задавались вопросом, приятно ли нам смотреть и слушать, как вы едите, мириться с вашими глупыми кулинарными пристрастиями? Я заказала для вас рыбу, и это блюдо вам нравится. Наслаждайтесь им, а мы будем лакомиться цыплятами. Не стоит из-за этого затевать нелепый скандал.

Затишье перед бурей удержало её от продолжения.

Они посмотрели друг на друга, и женщина поняла, что зашла слишком далеко.

На несколько мгновений все застыли, словно в немой сцене. Лицо Карла Ричмонда стало пунцовым, он буквально захлебнулся от ярости.

— Ах, как я тебя ненавижу! Ей, видите ли, не нравится, как я ем, да? Делаю это очень шумно, и это кого-то оскорбляет? Ну, моя девочка, я собираюсь преподать тебе урок, который ты запомнишь. Просто смотри, и пусть он пойдет тебе на пользу!

Старик схватил графин с красным вином и запустил им в переборку, хрустальные осколки разлетелись во все стороны, а по стене пробежал красный ручеек.

Прежде, чем кто-то смог его остановить, Карл Ричмонд стал швырять в стену тарелки. Потом в ход пошли бокалы и другая посуда, а перепуганный слуга нашел убежище за спинкой кресла.

Антон Корф встал из-за стола, но старик этого даже не заметил. Распаляясь все сильнее, он хватал все, что попадалось под руку, и швырял в стену.

— Так тебе кажется, что ты можешь заводить здесь свои порядки, грязная сучка? Никто, понимаешь, никто не смеет помыкать мной. Когда я что-то запрещаю, и ты, и все остальные обязаны выполнять мои приказы. Ты у меня на службе, как и любой другой на этой яхте. Я плачу, ты подчиняешься. Здесь я хозяин. Все вы мои лакеи, и никому не позволено забывать об этом. А если мне нравится рыгать за столом, вам платят достаточно, чтобы мирится с этим, да ещё и улыбаться. Но если, мадмуазель Майснер, я сделаю кое-что похуже, вам все равно придется мириться с этим наравне со всеми.

Хильда едва не упала в обморок, но, несмотря на резкие возражения Карла Ричмонда, встала из-за стола и покинула салон.

Свежий воздух и тишина на палубе привели её в чувство. Она постаралась вернуть себе самообладание и несколько раз глубоко вздохнула, но не смогла унять противную дрожь во всем теле. Словно сомнамбула, Хильда отправилась в каюту, побросала в чемодан свои платья и вернулась на палубу. Трап был спущен на берег. Не останавливаясь и повинуясь только инстинкту, она зашагала к нему. По пути ей пришлось миновать одного из офицеров, тот с любопытством следил за ней, но не сказал ни слова. По его лицу блуждала злорадная ухмылка. Крепко сжимая никелированный поручень и стараясь не зацепиться каблуком за доски, она осторожно спустилась на причал.

Под палящим солнцем Хильда пересекла пустынную, если не считать нескольких спящих собак, площадь и направилась к приютившемуся под пальмами небольшому кафе. По радио передавали песни о любви. Миновав прохладный зал, она едва не споткнулась о ящик с кока-колой и только тут заметила обедавших в задней комнате хозяев.

У мужчины в комбинезоне Хильда поинтересовалась, где можно найти такси. Его жена быстро затараторила по-итальянски. Мужчина, не отрываясь от тарелки с остатками рыбы и сыра, смерил её взглядом. Посреди стола на пластиковой скатерти стояла большая миска с зеленью.

Хильда переложила чемодан в другую руку. Наконец женщина умолкла; мужчина встал, сложил нож и положил его в карман. Потом вытер руки о штаны и на ломаном английском объяснил, что отвезет её сам.

Они вышли на сонную площадь и, не сговариваясь, посмотрели в сторону яхты, которая занимала большую часть гавани, подавляя своими размерами и роскошью захудалые рыбацкие лодки. На палубе не было никаких признаков жизни.

Обогнув кафе, они оказались в маленьком переулке. Мужчина шел впереди, беззвучно шагая в туфлях на резиновой подошве; он не выпускал изо рта зубочистку, а мысли явно блуждали где-то далеко от этих мест. Наконец он открыл двери сарая, служившего гаражом для небольшого крытого грузовичка. Вдоль стены стояли ещё два велосипеда, мешая Хильде войти. Мужчина жестом приказал ей подождать снаружи, вскоре до неё донеслось тихое урчание двигателя, и машина задним ходом выехала из сарая. В кузов на пустые корзины отправился её чемодан, сама она села в кабину. Грузовик тронулся с места, и над дорогой поднялись клубы пыли.

В пути мужчина постоянно следил за ней краем глаза, стараясь найти удобный предлог для беседы, но Хильда держалась отчужденно. Лежавшая посреди дороги собака лениво покинула свое место только после длинного гудка автомобиля. Вскоре они подъехали к единственной более или менее приличной гостинице в округе, где она могла остановиться. Молодая женщина порылась в сумочке и протянула ему банкноту. Он молча запихнул её в карман, достал чемодан и уехал.

Персонал гостиницы отдыхал после обеда, так что никто не вышел ей навстречу. Она миновала посыпанную гравием дорожку и вскоре оказалась у стойки дежурного. Звонок гулко отозвался в уставленном кадками с пальмами холле.

Наконец кто-то из персонала прервал послеобеденную сьесту и с опухшим от сна лицом выполз к стойке, застегивая на ходу пуговицы. После недолгих переговоров он повел её наверх по широкой мраморной лестнице, затем они миновали длинный коридор и оказались в большой спальне. Коридорный сразу же открыл двери на красивый балкон с видом на гавань, где на швартовых мягко покачивалась яхта.

Едва оставшись одна, Хильда скинула платье и туфли, закурила и в одном белье бросилась на постель.

Жара в комнате стояла невыносимая, в воздухе разносился нескончаемый стрекот цикад. Легкий ветерок лениво раскачивал листья пальм. Она закрыла глаза и только теперь поняла, что попала в весьма неприятную историю.

На борту яхты Карла Ричмонда после припадка ярости отвезли в каюту, где ему подали обед, заказанный сиделкой.

Подобные вспышки гнева проходили для него бесследно, пробуждали чувство голода и радость жизни. От злости не осталось и следа, ведь последнее слово было все равно оставалось за ним.

Он жадно набросился на еду, зато подчиненные лишились всякого аппетита и гадали, чем все это может обернуться. Антон Корф с трудом сдерживался, чтобы не выдать свое волнение. Он был обескуражен сценой, спровоцированной его ученицей. На этот раз та явно перегнула палку и теперь трудно будет исправить последствия её демонстративного ухода. Самолюбие не позволит Хильде как ни в чем не бывало вернуться обратно, а Карл Ричмонд явно не был расположен за ней посылать. Оставался только один выход: нужно разыскать её раньше, чем старик заметит отсутствие сиделки.

Без особого энтузиазма он сошел на берег и направился в единственное кафе в конце площади. После долгих переговоров с философски настроенным хозяином его доставили в ту же гостиницу, что и Хильду.

Дежурный провел секретаря к её номеру, где она приняла его, сидя на постели и завернувшись в одеяло.

Безупречно одетый, с гвоздикой в петлице Антон Корф положил шляпу на колени и кисло взглянул на нее.

— Похоже, моя дорогая, вы только что совершили ужасную ошибку.

Хильда промолчала, попыталась прикурить сигарету со стороны фильтра и тут же потушила её на ночном столике.

— Карл Ричмонд ещё не узнал про ваше отсутствие. Пока не все пропало, возвращайтесь на яхту. Я прослежу, чтобы экипаж не проболтался. Может, удостоите меня ответом?

— Я не намерена возвращаться.

— Да, понимаю, — протянул Корф и удержался от дальнейших замечаний.

В номере стало тихо. Хильда не могла оторвать глаз от вида на гавань. Она даже не повернулась, когда её компаньон заказал в номер два виски. Потом снова уселся в кресло и молчал до тех пор, пока официант не принес бокалы и не вышел из номера.

— Разрешите обратить ваше внимание на нелепое положение, в котором вы оказались. В чужой стране, без паспорта и разрешения на работу. Полагаю, вы уже придумали какой-то выход из ситуации.

— Не буду спорить, но после этого скандала я не могу вернуться.

— Из гордости или из стратегических соображений?

— Что вы имеете в виду?

— Если это заранее обдуманная позиция, то примите мои поздравления. Даю свое сердечное благословение. Объясните мне свои планы, и я постараюсь помочь. Я вас слушаю. Ах, вы молчите… Значит, это вопрос принципа, глупого принципа, разве не так?

— Не надо играть словами. Старик стал просто невыносимым. Я не могу с этим дальше мириться. Вот и все.

— Но, дорогая девочка, неужели вы считаете, что можно заполучить громадное состояние без малейших усилий? Разве я не предупреждал, что обращаться с ним не легче, чем с динамитом?

Хильда привстала и поправила подушку за спиной.

— Давайте не будем это обсуждать, ладно? Вы абсолютно правы: я погорячилась. Изо дня в день подстраиваться под его желания — занятие не из легких.

— Ну, уже лучше. А теперь вставайте и пошли на яхту, пока никто не заметил вашего отсутствия.

Хильда соскользнула с кровати и без малейшего стеснения стала одеваться под пристальным взглядом Антона Корфа.

— Что вы имели в виду, когда говорили о стратегии? — спросила она, поправляя прическу.

— Я полагал, что у вас родилась какая-то новая идея.

— А почему бы ей не появиться именно сейчас?

— К чему вы клоните?

— Положим, мой уход был спланирован, чтобы подогреть у старика аппетит?

— Это опасная игра. Ничто пока не говорит, что Карл действительно попался на крючок. Если все так, это мастерский выпад, а если нет, непоправимая ошибка.

— А вы как думаете?

— Я уже сказал. Ставки слишком высоки, чтобы действовать наугад.

— Но не станет мое возвращение похожим на капитуляцию?

— Нет, если он ничего не узнает.

— Мы же стояли в гавани. Я просто не могла не уйти после таких оскорблений. Любая женщина хоть с каплей самолюбия сделала бы так же.

— Мы не можем себе позволить такую роскошь.

— У меня есть идея. Вы возвращаетесь на яхту и оцените обстановку. Если он не беспокоится, я вернусь сегодня, в противном случае пошлите его разыскивать меня, а я буду действовать по обстоятельствам.

Антон Корф облегченно выпрямился.

— Другого пути быть не может, — кивнул он, — но будем надеяться, он не отдаст приказ выйти в море без всяких объяснений.

Хильда только улыбнулась.

— Мне кажется, у него будут неприятности с местными властями из-за того, что он позволил мне высадиться без разрешения. Как вы считаете?

— Я восхищен вами, моя дорогая.

На этом их встреча закончилась.

Игра была рискованная, но если старик пошлет за ней, она станет хозяином положения. Вся проблема состояла в непредсказуемости старого самодура.

Антон Корф вернулся на яхту и сразу отправился в кабинет, стараясь найти удобный предлог побеспокоить шефа. Прижав рукой стопку бумаг, он постучался к нему в каюту и был немало удивлен, заметив перемену в настроении и улыбку на лице.

— Сегодня вечером мы отплываем в Сплит, — заявил старик. Позаботьтесь обо всем, я не хочу по пути приставать к берегу где бы то ни было.

Секретарь осторожно постарался прощупать почву.

— Могу я спросить, почему Сплит?

Старик был явно в хорошем расположении духа и объяснил, что с этим городом у него связано много прекрасных воспоминаний.

Ответ мало что прояснил, но требовать другого объяснение не следовало. Пришлось удовлетвориться этим.

— Вы отдали команду капитану, или заняться мне?

— Нет, все в порядке. Сыграем лучше в шахматы. Раньше пяти часов мы не сможем заправиться пресной водой.

Они сели за доску.

Ни одному из них не хотелось заговаривать о том, что сейчас волновало больше всего. Наконец старик покосился на секретаря. Тот продолжал молчать, и Карл Ричмонд заговорил сам:

— Каюта мадмуазель Майснер пуста.

— В такую жару это не удивительно, — как бы между прочим заметил Корф, не отрывая глаз от шахматной доски.

— Должно быть, я неточно выразился. Ее каюта свободна. Где же она может быть?

— На яхте места вполне достаточно.

Старик ухмыльнулся, явно довольный собой.

— Ее вообще нет на борту. Я проверил. Скажу больше, один из офицеров видел, как она с чемоданом сходила на берег.

— Возможно, просто захотелось прогуляться.

— С чемоданом? Мой дорогой Корф, я считал тебя догадливее. Она ушла, собрала вещи и покинула нас. Тебе не кажется, что она интересная личность?

Секретарь почувствовал на себе пристальный взгляд хозяина. Он сделал очередной ход и пожал плечами.

— Девица просто глупа. Я найду вам другую.

— Мне не нужна другая сиделка, я хочу эту. Она у меня служит и не может уйти без моего разрешения. Терпеть не могу своеволия. Найдите её, а в Сплите мы её выставим сами.

— Не проще сразу найти другую? От этой одни неприятности, к тому я могу её не найти.

— Мы не в Нью-Йорке. Пройдитесь по местным гостиницам, их всего несколько, и верните Хильду.

— Она может отказаться, сэр.

— Ну почему ты так беспомощен, Корф? Похоже, нынешнее положение дел тебя устраивает?

— В некоторой степени.

— Что она тебе сделала?

— Мне ничего, но, если позволите, она превышает свои полномочия.

— Именно потому я хочу её вернуть. Она должна раз и навсегда понять, кто здесь принимает решения.

Они закончили партию. Корф не захотел портить старику настроение и дал ему выиграть.

Пришлось ему огорчить Хильду: намерениях будущего мужа не давали никакого повода для возвращения на яхту. Решения старика не выходили за рамки отношений самодура-хозяина и прислуги. Ему хотелось её возвращения, только чтобы с ещё большим позором выставить за дверь на ближайшей стоянке. Но раз уж Хильда заняла определенную позицию, то следует и впредь придерживаться этой линии. Антон Корф посоветовал ей продолжать игру, а на яхте сообщил старику, что сиделка отказывается у него работать и даже не требует расчета.

Карл Ричмонд покачал головой и, исподлобья глядя на секретаря, спокойно спросил:

— Ты предлагал ей компенсацию?

— Конечно, сэр.

— Сколько?

— Я не называл конкретных цифр, просто дал понять, что вы готовы заплатить.

— И она отказалась?

— По-моему, для неё это вопрос чести.

— Чепуха, мой мальчик. Самый настоящий блеф. Ты говорил, что мы сегодня снимаемся с якоря?

— Естественно.

— Ну, тогда нет повода для беспокойства. Она вернется.

— Я так не думаю.

— Хочешь пари?

— Вы проиграете. Когда я уходил, она выясняла расписание авиарейсов.

— Тогда пусть отправляется к чертовой матери. Я больше не хочу о ней слышать. Можешь идти. Как только мы получим воду, сразу выходим в море.

— Я буду в своей каюте, сэр. Нужно просмотреть массу корреспонденции. Если понадоблюсь…

— Хорошо.

Старик развернул свою коляску и дал понять, что разговор окончен.

В глубокой задумчивости Корф вернулся в каюту. Их позиция была весьма шаткой. Если Карл Ричмонд ничего больше не предпримет, весь его план рассыплется, как карточный домик. Хильда сделала очень рискованный шаг — и сошла с дистанции.

Придется подыскивать новую ученицу и как следует её натаскивать.

Но неожиданно он понял, что это невозможно. Документы по удочерению вступили в законную силу. Она стала его дочерью, и все сначала не начнешь. Нужно срочно менять первоначальный план и заставить её вернуться, сохранив по возможности лицо.

Корф прилег на койку, оставив нетронутым бокал с виски. Проблему следовало решить без промедления. Но прошло несколько часов, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Ни одно из возможных решений его не устраивало, и положение казалось безвыходным.

К пяти часам они уже запаслись свежей водой. Корф заставил себя остаться в кабинете, на борту яхты не замечалось никакого движения. Он уже встал, чтобы написать Хильде письмо с инструкциями и успеть доставить ей до отплытия яхты, как все и началось…

Карл Ричмонд потребовал его к себе. На старике был лучший костюм, на коленях он держал шляпу. При виде этого у секретаря едва не вырвался вздох облегчения.

— Отвезите меня к мисс Майснер.

Корф не стал комментировать его решение.

— Сейчас найду машину, сэр.

Не в силах выдавить ни слова, он поднялся на палубу. Все складывалось как нельзя лучше. Хильда выбрала верный тон, и старик сломался. Непостижимо… Раз он уступил, обратной дороги нет. В будущем они сами ему подскажут, как надо действовать. Антон Корф был так возбужден, что утратил обычную флегматичность.

Пересадить инвалида в кабину и закрепить коляску в кузове грузовика оказалось задачей не из легких. Секретарь предложил услуги в качестве сопровождающего, но старик отказался.

— Я с ним вполне управлюсь, — он похлопал тростью по плечу шофера. И сразу вспомнил, что они и так уже потеряли слишком много времени.

В очередной раз хозяин кафе повел машину к гостинице. Карл Ричмонд облокотился на трость и тихо улыбался, не обращая никакого внимания на окружающее. Он был под впечатлением возрождения своей веры в человеческое достоинство.

Трем служащих гостиницы пришлось немало повозиться, чтобы извлечь его из машины и усадить в коляску. Старик сам проехал в сад и в тени деревьев стал ждать Хильду. Ей не хотелось появляться слишком поспешно, но она не стала нарочито долго задерживаться, напоминая о своей победе. Хильда тщательно привела себя в порядок, стараясь забыть недавние переживания, принесшие немало неприятных минут, затем с видом молодой, уверенной в своих силах женщины, спустилась к человеку, олицетворявшему собой власть денег.

— Как понимаете, мадмуазель Майснер, мое появление здесь вызвано неким любопытством.

— Мне очень жаль, что вы сочли себя обязанным это сделать.

— Ну, хватит шуток. Я никогда не разыгрывал галантного кавалера. Это не мой стиль. Но мне не нравятся запутанные отношения, и я хочу добиться ясности.

— Я думала, что мой уход это подтверждает.

— Вы у меня на службе, и я не давал разрешения её покинуть.

— Оставим это. У меня нет к вам претензий, мистер Ричмонд.

— Я не могу сказать того же о себе. Надо признать, ваш уход причинил мне известные неудобства. Я могу потребовать возмещения ущерба. Что вы об этом думаете?

Хильда только улыбнулась и промолчала.

— С другой стороны, у меня сложилось о вас, как бы поточнее выразиться… некое мнение. Да, вот именно. И потому я здесь.

Ее улыбка стала шире, но глаза по прежнему говорили о том, что жизнь не раз обходилась с ней жестоко.

— Я хочу сделать вам предложение, мадмуазель Майснер.

— В чем оно состоит?

— Мы выходим в море, как только я вернусь на борт. Берите чемодан и присоединяйтесь к нам.

— Все не так просто, мистер Ричмонд.

— Не делайте глупостей. Я хочу загладить этот инцидент, предлагаю десять тысяч долларов и забудем об этом. Когда мы зайдем в порт, можете на эти деньги скупить всех цыплят на свете.

— Нет, мистер Ричмонд.

— Пятнадцать тысяч.

— Если вы будете продолжать торг, я отказываюсь принимать в нем участие.

— Не могу понять, зачем я с вами разговариваю; вы у меня на службе, и ведете себя абсолютно неправильно.

— Я буду счастлива вернуться в Канн, где у меня хватает пациентов.

— Об этом не может быть и речи. Я нанял вас и не собираюсь отпускать.

— Спасибо, что вы так считаетесь с моим мнением.

— Вы неуважительны, как задиристый мальчишка, но я не возражаю. Мы собираемся обойти все греческие острова. Это будет прекрасное путешествие, вы не пожалеете.

— Я сожалею о последнем инциденте, мистер Ричмонд. Боюсь, он может повториться.

— Предлагаю вам компенсацию в пятнадцать тысяч долларов. Что я ещё могу сделать?

— Просто извиниться.

— Ах, да… Я понимаю, — старик был так ошеломлен, что не сразу нашелся с ответом.

— Возможно, в вашем мире такие вещи не играют роли.

— Помолчите. Мне не совсем понятно ваше поведение. Вы не искренни. Этого просто не может быть. Никто в здравом уме не может предпочесть извинение пятнадцати тысячам долларов. К чему вы клоните? Каковы ваши истинные цели?

— Боюсь, нам никогда не понять друг друга, мы говорим на разных языках.

— Оставим высокопарный стиль и перейдем к делу. Чего вы от меня хотите?

— Извинения, я вам уже сказала.

— Представим себе, я приму это объяснение и извинюсь перед вами. Что за этим последует?

— Ничего. Я все забуду и вернусь на работу.

Не отрывая глаз от Хильды, старик резко повернул свое кресло.

— Каждый раз, когда я… скажем так… нервничаю, мне нужно просто извиниться, что никак не скажется на вашем благосостоянии. В чем же здесь ваша выгода?

— В этом и заключается ваша ошибка. Не все в этом мире гоняются за прибылью, есть люди, для которых деньги не играют особой роли. Я принадлежу именно к этой категории.

— Вы не ответили на мой вопрос. Зачем вам нужно, чтобы человек в моих летах извинялся перед вами? Из гордости?

— Конечно нет. Назовем это просто чувством собственного достоинства.

— Чепуха. Такие слова существуют только в словарях, равно как и свобода или равенство.

— Не для всех, мистер Ричмонд. Вам следует понять, что не весь мир сделан по вашим меркам.

— Как вы думаете, к чему может привести такая сентиментальность?

— Это не средство достижения цели. У меня её нет. Просто я такова и меняться не собираюсь.

— Пожалуйста присядьте, моя дорогая. Вы дышите молодостью, и должен признать, время от времени я нахожу в этом особую прелесть.

Хильда изо всех сил старалась скрыть торжествующую улыбку.

— Насколько я понимаю, когда мне больше не понадобятся ваши услуги, нужно будет заплатить вам обычную ставку и купить обратный билет второго класса?

— Естественно.

— Неужели вам не ясно, что будь вы немного сговорчивее, за несколько дней могли бы заработать свою многолетнюю зарплату?

— Не сомневаюсь, но вы заставите меня слишком дорого за это заплатить. Вам не привыкать издеваться над людьми, а они за то, что терпят, получают солидную компенсацию. Я бы на это не пошла.

— Чем вы будете заниматься, когда закончите работать на меня?

— Вернусь к своей обычной жизни.

— У вас есть любовник?

— Нет, мистер Ричмонд.

— Какие-нибудь родственники?

— Нет.

— Друзья?

— Знакомые, не более.

— Вам нравится жизнь на яхте?

— Очень.

— А что вы думаете обо мне?

— Что за вопрос! Мне кажется, я постоянно говорю вам это с момента появления на яхте.

— А что вы думаете обо мне в качестве мужа?

— Зачем вам это?

— Так просто. Надо же как-то поддерживать разговор. Вы не ответили.

— Я об этом никогда не задумывалась.

— Ну, все-таки. Представьте на мгновение, просто из любопытства.

— Что я могу сказать? Вы могли быть моим отцом.

— Я не похож на похотливого старика. Уже много лет мне в голову не приходило смотреть на женщин с этой точки зрения, а теперь я тем более не собираюсь этим заниматься. Брак не обязательно связан с общей постелью.

— Но что за надобность на мне жениться?

— Вы меня забавляете. Понимаете, в моем возрасте и положении трудно найти хоть какое-то развлечение. Вы до смешного искреннее маленькое создание — или невероятная лицемерка. Ответ я смогу найти, только на вас женившись. В конце концов, что мне терять? Дополнительные расходы никак не скажутся на моем бюджете, а что касается моих иллюзий, то за них нечего бояться. Как вы на это смотрите?

— Что я могу сказать? Слишком удивительный сюрприз. И слишком радикальная перемена в моей жизни. Честно говоря, я даже не знаю.

— Хорошо, подумайте, мадмуазель Майснер. Но помните, чем дольше вы станете размышлять, тем более это станет неуважительно по отношению ко мне.

— Могу я задать вам один вопрос?

Старик кивнул.

— Вы только что привели довольно понятные причины, почему собираетесь на мне жениться. Но что, по вашему, может двигать мной?

— Мне нравится ваша откровенность. Ни одна женщина на свете этого бы не спросила.

— Но вы мне не ответили.

— Я стар, богат и болен. Неужели есть более веские причины?

— Ничто не могло бы представить меня в худшем свете. Разве для продажной женщины можно найти довод убедительнее?

Карл Ричмонд рассмеялся. Ответ его позабавил, и в то же время привел в восхищение.

— И все же, говоря откровенно, не вижу, что ещё я смог бы предложить вам.

— Ну что же, тогда хорошенько подумайте, если хотите, чтобы я приняла ваше предложение всерьез, — она встала. Пойду за чемоданом.

Сухая старческая рука тронула её пальцы.

— В мужском характере не так уж много человечности, моя дорогая. Не надо сердиться, если я переступил эту грань.

Хильда не ответила. Прислуга снова водрузила его в машину. Это оказалось очень утомительным занятием, но старик не сводил глаз с Хильды. Когда же она села рядом, он сказал:

— Я старый, больной человек. Неужели это не служит аргументом в мою пользу?

— Конечно нет, и вы прекрасно это знаете.

Он облегченно вздохнул и до самой яхты больше этой темы не касался.

Свадьба состоялась вблизи Пирея через три недели, и, как принято на море, церемонию проводил капитан.

Предусмотрительный Антон Корф проследил за соблюдением всех формальностей и неоднократно обменивался радиограммами с Нью-Йорком, оформив юридически этот запоздалый брак, который тут же отозвался заголовками на страницах светской хроники, а фотографии, переданные по фототелеграфу, появились на первых страницах газет. Адвокаты Карла Ричмонда сразу получили новое занятие и слали поздравления, сгорая от любопытства и желания познакомиться с молодой женой.

Ее известность обрела международные масштабы, хотя Хильда вряд ли об этом подозревала. Для неё ровным счетом ничего не изменилось, ведь они заходили в порты, только чтобы запастись топливом и провизией.

Внешне её жизнь на борту оставалась прежней, за исключением того, что теперь она могла наслаждаться содержимым шкатулки с драгоценностями. Прислуга сразу стала относиться к ней более сдержанно и занесла в черные списки, не желая простить беспрецедентный успех. Антон Корф был доволен, ведь ему удалось все задуманное. Как личный секретарь Карла Ричмонда, он без труда убрал фамилию Корф со всех официальных документов, касавшихся новобрачной.

Ничто не его не заставляло признавать свое новое отцовство. И больше не было нужды во всяческих уловках, — ведь теперь Хильдегарде Майснер в глазах всего света стала молодой миссис Карл Ричмонд, наследницей одного из самых крупных состояний в мире.

«Удача» прокладывала свой путь, повинуясь распоряжениям пожилого новобрачного, который, похоже, находил немало удовольствия в новом для себя положении и с энтузиазмом отправился на поиски второй молодости. Его жена, являвшаяся таковой только по названию, обнаружила, что сказка уже стала явью и престарелый супруг, требовавший столь мало внимания, явно предпочтительнее обычного мужа.

Она мало обращала внимания на его поведение и по-своему к нему привязалась. Старик относился к ней со всей внимательностью, на которую его хватало. Ему нравилось её общество, игра с ней в шахматы или неспешные, откровенные беседы, теперь уже без упреков и понуканий. Хильда даже почувствовала зарождающуюся симпатию, а его спокойствие было явно предпочтительнее любых вспышек необузданной страсти.

Все шло хорошо, даже слишком хорошо, без дурных предчувствий или неосознанной тревоги, в атмосфере эйфории и роскоши.

Хильда никогда не была излишне подозрительной. Такую ситуацию можно было вообразить только в романе или кино. Но жизнь полна неожиданностей, и обратная сторона медали всегда служила этому доказательством. Но Хильда была немкой, от рождения несколько сентиментальной, и теперь, когда она стала официальной женой Карла Ричмонда, ей и в голову не приходило чего-то опасаться.

Вероятно, из уважения к её наивности, за время медового месяца жизнь не дала ни малейшего повода для сомнений. Это продолжалось от Афин до Нью-Йорка, с восхитительными остановками в прибрежных городах, которые оставили немало приятных воспоминаний и сулили безмятежное будущее.

Кульминацией путешествия, несомненно, стал Гамильтон на Бермудах. Старик не захотел покидать яхту, но настоял, чтобы молодая жена не сидела взаперти и немного развлеклась на берегу. Для Хильды, с её исковерканной войной молодостью, это стало открытием. Красивая и богатая, она сразу стала центром внимания всех состоятельных бездельников на острове. Ее обсуждали, осуждали, ей завидовали и, наконец, приняли в свое общество. Она вела себя безупречно, и поводов для пересудов почти не было.

В её честь устраивали торжества, и неожиданно оказалось, что молодые люди пробудили в ней чувства, казалось, давно умершие. Вечера проходили очаровательно. Все побуждало её жить чувствами, а не рассудком.

Этому способствовала пышная тропическая природа, да и сам климат, пробуждавший чувственность, восхитительная музыка и симпатичные, загорелые молодые люди с рельефной мускулатурой, которые проводили немало часов на пляже и прекрасно знали, как под предлогом танца заключить её в объятия.

Заигрывания, обещания и компромиссы, смена партнеров, когда дело заходило слишком далеко, оказались для неё новым, пьянящим развлечением.

Она немного флиртовала, получая от этого огромное удовольствие, сорила деньгами и мало-помалу решила, что жизнь — штука стоящая.

Большинство посчитало Карла Ричмонда счастливчиком, связавшим жизнь с такой очаровательной девушкой, как Хильда.

Остальные злорадствовали в ожидании, когда она совершит непоправимую ошибку, что, по их мнению, обязательно должно было случиться. Менее оптимистичные предвидели финал, достойный оперетки.

Тем не менее, ничего не происходило, и сплетники остались с носом. Ведь Гамильтон был всего лишь одной из многочисленных стоянок на их маршруте.

Уже было решено, что по прибытии в Нью-Йорк они полетят в Калифорнию и перезимуют там, а следующей весной во Флориде взойдут на борт «Удачи» и отправятся в Южную Америку с заходом в Мексику.

Хильда была на седьмом небе: Карл обещал ей открыть нью-йоркский дом и устраивать приемы в её честь.

Каждый новый день приближал их к городу её мечты, и молодой женщине не терпелось поскорее сойти на берег.

За несколько дней до прибытия в землю обетованную Антон Корф нанес в её каюту короткий деловой визит. Они обменялись приветливыми улыбками, довольные общим успехом.

Хильда плеснула ему в бокал виски и присела в ожидании.

— Мы слишком редко виделись после вашей свадьбы, — начал гость. — Я отношу это на счет эмоционального возбуждения; пока вы завоевывали на берегу внимание общества, мне пришлось, не теряя времени, заниматься делами. Ни в коем случае не сочтите это упреком. Я просто обеспечивал ваше будущее — и, разумеется, свое. Я говорил вам, что завещание вашего мужа было составлено в пользу неких благотворительных программ; мне удалось уговорить его составить новое в вашу пользу.

— Это самая деликатная часть нашего плана. Я не мог прямо предложить ему изменить завещание, и стоило немалого труда заставить старика самому проявить инициативу. Сегодня я могу без ложной скромности сказать, что это нелегкое дело закончено. Завещание, составленное собственной рукой Карла Ричмонда и подписанное в присутствии свидетелей, будет помещено в депозитарий нью-йоркского банка сразу после прибытия. Таким образом, моя дорогая доченька, я могу гарантировать ваше будущее.

Хильда весело рассмеялась.

— Вы человек дела, но эта проблема не кажется мне очень срочной. Муж никогда за последнее время не чувствовал себя так хорошо.

— Брак — лучшее средство для омоложения, но наше оружие предусмотрительность. Сейчас все в полном порядке. Но как только мы сойдем на берег, вы отправитесь в Калифорнию, и у меня уже не будет возможности тесно общаться с ним, как на яхте.

— Могу я поинтересоваться, какие условия касаются лично меня?

— Выгодные для вас, моя дорогая, очень выгодные. Он оставил в ваше распоряжение все свое состояние, чтобы вы уже сами оказывали финансовую поддержку госпиталю, дому престарелых, Музею современного искусства и двум-трем довольно занудным благотворительным заведениям, в пользу которых было составлено предыдущее завещание. Это послужит вам развлечением. Ежегодный банкет в вашу честь, телевидение и речи перед бюстом великого человека.

— А ваше положение?

— Без изменений.

— Но разве эти учреждения, за которыми мне надлежит присматривать, не съедят большую часть моих денег?

— До некоторой степени. Но расходы нельзя назвать непомерными. А теперь, мое дорогое дитя, мне хотелось бы закончить небольшое дело, которое касается лично меня. Сегодня у нас пятница, в Нью-Йорк мы прибываем в понедельник. Это замечательный город для тех, кто с ним не знаком. До отъезда в Калифорнию вы будете захвачены водоворотом светской жизни. Скорее всего наша следующая встреча состоится нескоро, поэтому я хочу уладить все сейчас.

— Хорошо, я слушаю.

— Прошу вас подписать чек на двести тысяч долларов, который послужит мне гарантией.

— Должна сказать, вы даром время не теряете.

— Конечно нет. Во время путешествия я потратил немало усилий, чтобы прояснить ситуацию. Теперь вы пожинаете плоды моей работы, поэтому совершенно справедливо, что нужно что-то сделать и для меня.

— Не думайте, что я против. Просто меня удивляет ваша поспешность.

— Можно напомнить, что вы отправитесь в Калифорнию самолетом? Это не только самый эффективный вид транспорта, но и самый опасный. Если с вами что-нибудь случится, мне никогда не получить своих денег. Я не могу так рисковать.

— Так вы пессимист?

— Нет, просто осторожный человек. Если вы оба погибнете, мне достанется всего двадцать тысяч долларов. Этот чек просто страховка, я хочу избежать бесполезного риска.

— Ладно, я его выпишу. Передайте мне чековую книжку. Она во втором ящике письменного стола за вашей спиной.

Антон Корф нашел её и достал авторучку.

Хильда закурила, окинула взглядом приемного отца и улыбнулась.

— Как вам будет угодно? На вас или на предъявителя?

— На меня, конечно. Не забудьте подписать, я не хочу осложнений при получении.

В наступившей тишине был слышен даже скрип пера по бумаге.

— Нужно указывать дату?

— Естественно. Он должен быть в полном порядке. А теперь подпишите и не забудьте: Хильдегарде Корф — Ричмонд.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо, дитя мое! — он помахал в воздухе чеком, чтобы высохли чернила, достал бумажник крокодиловой кожи и аккуратно спрятал в него документ. — Теперь мне остается только пожелать вам удачи в битве с Нью-Йорком. Помните, на вас будут устремлены глаза всей Америки. Не надо смотреть так кисло. Вы к этому скоро привыкните. Лучше набросайте несколько слов для прессы, вся эта свора не оставит вас в покое.

— Я надеюсь на вашу поддержку и впредь.

— Конечно, но от меня будет мало проку. Теперь дело за вами.