Утром мы дольше обычного пролежали в кроватях, ожидая, пока стихнет снегопад. К счастью, тоненькая пленка снега на шоссе была неопасной, и в девять часов мы тронулись в путь.
К четырем часам дня, как и обещал камионеро, мы добрались до места. Одолев бесконечный подъем, водитель показал нам нашу реку. С высоты мы увидели пенящиеся воды, которые с грозным шумом катились по узкому, дикому ущелью.
Грузовик начал медленно, осторожно спускаться, и вскоре мы обнаружили мост, скрытый прежде вершиной горы. Дорога была столь извилистой и трудной, что у нас не было ни возможности, ни желания определять, большой он или маленький.
Спуск длился долго, и мы совершенно измотались. Тогда-то Франческо и стал рассказывать о пуме, хотя спрашивал я о ней еще днем раньше.
Наконец мы были у цели. Остановились за мостом, единственным на протяжении двух тысяч километров от Атлантики до самой чилийской границы.
Сгрузив снаряжение, мы немедля расплатились с владельцем грузовика, который очень боялся застрять здесь из-за снегопада. И хотя предприимчивый камионеро очень торопился, он все же не забыл пожелать нам счастливого пути и дать кучу всяких наставлений. Добрый камионеро несколько раз повторил, что, если мы по каким-либо причинам изменим свое решение, он охотно захватит нас на обратном пути и бесплатно отвезет домой.
Бедняга не понимал, как можно добровольно отправиться на лодке по этой гибельной реке, если у вас вся жизнь впереди. Он считал это заведомым самоубийством.
Впоследствии, когда мы задержались на несколько месяцев и не вернулись в намеченный срок, наш камионеро решил, что его пророчество, увы, сбылось. Он говорил всем и каждому, что знал заранее — добром это путешествие не кончится.
Мрачные предсказания владельца грузовика, грозный вид пенящихся вод, полнейшее безлюдье вокруг и хмурое небо обрушились, как пена огнетушителей, на пожар нашего энтузиазма. Кроме того, расставание, даже с малознакомым человеком, всегда навевает грусть.
Но одно было ясно: мы не откажемся от мысли плыть по реке на каноэ. Правда, когда мы переезжали мост и сгружали снаряжение, течение показалось нам слишком быстрым, но и это не могло нас остановить. Первые отрывочные впечатления очень скоро подтвердила тщательная разведка местности.
Моим взорам предстала одна из красивейших горных рек Аргентины. Метров сто в ширину, она текла меж скал, поросших не очень густым кустарником. Скалы постепенно становились все меньше, а само ущелье, показавшееся нам диким и узким, вблизи выглядело более дружелюбно. И хотя небо хмурилось и грозило дождем, воды реки были кристально прозрачными и переливались всеми хроматическими цветами от зеленого у берега до голубого посредине.
Обнаженная опора моста и усеянный галькой пляж, где мы сгрузили снаряжение, говорили о том, что половодье уже кончилось. Наши наблюдения подтверждала и узкая, поросшая зеленью отмель.
Но даже сейчас вода неслась с внушительной быстротой. Если можно употребить здесь альпинистский термин, я бы сказал, что река была шестой степени трудности.
Хотя течение у каменистой отмели было несильным и вода тут не клокотала, бугорки пены в центре и скрытая мощь потока, зажатого в узком ложе, подтверждали, что искать в реке союзника не приходится. Мы стояли на правом берегу, и река тоже постепенно сворачивала вправо, исчезая за ближним холмом. Дальше, насколько хватал глаз, воды неслись в узком пространстве между двумя высокими стенами скал: лишь миновав их, мы сможем узнать, что нас ждет впереди. Ведь не случайно мост был выстроен именно здесь, в наиболее тихом месте реки.
Мы, как умели, погрузили нашу поклажу в каноэ. Киль уже был в воде и слегка подрагивал, словно и лодке не терпелось отправиться в плавание.
Мы с Франческо провели последний военный совет. Итак, мы выступаем в поход! Нам предстояло обогнуть излучину, держась ближе к холму, и затем пристать к берегу в первом же удобном месте. Времени до наступления темноты оставалось совсем мало — только чтобы поужинать и устроиться на ночлег. Утром мы поплывем на поиски района, где можно поохотиться.
Отплытие прошло весьма буднично и без происшествий. Я стоял в каноэ, а Франческо на берегу держал для страховки толстый канат, привязанный к корме. Каноэ медленно скользило по воде, а Франческо спокойно шел за ним по берегу. Изредка я подгребал веслом, чтобы лодка не врезалась кормой в прибрежные камни.
Первое знакомство с рекой оказалось вполне приятным. Я был совершенно поглощен сложными маневрами и испытывал вполне понятное волнение; Франческо сосредоточенно и важно шагал по берегу, умело скрывая обуревавшие его чувства. Он вел каноэ на поводке с достоинством мажордома, прогуливающего собачку своей госпожи.
Обогнув мыс, река вновь потекла на коротком расстоянии по прямой, и мы пристали в маленькой бухточке, защищенной скалой.
Палатку мы поставили в том месте, где густые заросли кустарников протянулись живой изгородью между двумя деревьями с могучими стволами.
Эта палатка была гордостью Франческо. Видавший виды брезент носил на себе следы жестокой борьбы с непогодой и временем.
Подобно некоторым сортам дерева, наш брезент уже миновал период зрелости и подошел к порогу старости. В поспешных дорожных сборах мы, к несчастью, все же нашли время, чтобы по совету одного приятеля смазать брезент смесью машинного масла и рыбьего жира. Результаты этой восстановительной терапии были не слишком ободряющими.
Брезент приобрел цвет печени и стал твердым и несгибаемым, как сталь. Пришлось скатать его и связать, иначе бы он тут же распрямился с металлическим скрежетом.
Размеры палатки всего два метра на два, и я подумал, что устроиться в ней сразу двум человекам будет делом нелегким. Но, не обладая в этой области серьезными познаниями, счел за лучшее промолчать. Теперь, когда палатка гордо стояла на берегу и можно было исследовать ее до мельчайших подробностей, я поздравил себя с точностью своих расчетов. При одной мысли о приближавшейся ночевке у меня кровь стыла в жилах. Узкий и низкий треугольный вход в палатку казался мне поистине бесчеловечным. В памяти всплывала неумолимая в своей холодной логичности теорема Пифагора.
Я подумал, что проклятая теорема снова, как и в далекой юности, будет меня мучить даже во сне. Гипотенузы входа были весьма и весьма короткими.
Высота не превышала метра, а полезное пространство для каждого из нас составляло примерно шестьдесят сантиметров. Единственным утешением оставались лишь неизменные два метра длины. Отсюда я заключил, что, если мне удастся улечься в палатке горизонтально, мои ноги не будут высовываться наружу. Палатка открывалась спереди и сзади, так что специально проветривать ее не приходилось.
Пол был устлан слоем незнакомых мне трав, которые Франческо собрал с необыкновенной быстротой. Он положил на траву два новых действительно непромокаемых спальных мешка, и ранчо было готово.
— Chichita, pero cumplidora! — с улыбкой сказал Франческо, созерцая дело рук своих. Однако ни это слегка ироническое замечание, ни легкая усмешка не могли скрыть, что старый охотник гордится палаткой не меньше, чем нежный отец своей косоглазой, но на редкость умной дочкой.
Вдруг он схватил ружье и выстрелил.
— Через несколько дней у нас будет матрац из шкур,— объяснил Франческо и как ни в чем не бывало направился к кустарнику.
Я успел лишь вздрогнуть от выстрела и, ничего не разглядев в кустах, решил, что Франческо просто хотел выразить свою радость — ведь начался охотничий сезон,— а заодно опробовать ружье. Поэтому я весьма удивился, когда увидел, что он возвращается с какой-то птицей в руках. Значит, сбывается моя романтическая мечта, которую, впрочем, лелеет каждый европеец: «Жить лишь охотой и рыбной ловлей».
— Это на ужин? — спросил я, разглядывая странную птицу с ярким оперением.
— Да, для рыб,— ответил Франческо и принялся разделывать бедную птицу, насаживая кишки на крепкие крючки перемета.
Я попытался ему помочь, но без всякого успеха.
Немного погодя переметы с дьявольской приманкой опустились на дно, поразив воображение неискушенных местных рыб.
Мы выволокли на сушу каноэ, накрыли наши запасы и разожгли костер.
Темнота и холод все явственнее давали о себе знать. Серая пелена мало-помалу обволакивала все вокруг, скрадывая очертания предметов.
У меня, представителя страны, где плотность населения превышает сто семьдесят человек на квадратный километр, этот ночлег у костра на берегу большой реки, у подножия пустынного плоскогорья и высоченных голых скал, вызывал чувство неописуемого восторга и даже преклонения перед дикой и суровой природой.
Нашу крохотную долину окружали горы, снежные вершины которых казались бахромой низких серых облаков.
Тишина, нарушаемая лишь ворчанием реки да изредка криком птиц, невольно заставляла нас говорить шепотом, прерывая беседу долгими паузами. Мы наслаждались тишиной, запахами земли и трав, теплом костра, пламя которого совсем по-домашнему освещало полоску берега.
Я с удовольствием заметил, что мой товарищ внимал ночной природе сдержанно, спокойно, что немного не вязалось с его кипучей деятельностью днем. Мы ели молча, не торопясь гренки, мед, сыр.
И тут Франческо преподнес мне сюрприз. Из своих карманов он извлек горсть бархатистых листьев с острым лекарственным запахом, собранных им при первой беглой разведке местности. Листья придали кипятку нежный аромат.
Теперь можно было и укладываться. И вот начались непредвиденные осложнения, грозившие разрушить всю идиллию мирного ужина на лоне природы. Моя эпическая битва со спальным мешком и палаткой достигла такого драматизма, что поставила под угрозу саму жизнь Франческо. Он не только не скупился на советы, но даже любезно согласился в виде наглядного примера первым влезть в палатку, а затем в спальный мешок.
Оттуда он внимательно наблюдал за моими маневрами. После третьей, самой отчаянной, но столь же безуспешной попытки, учитывая, что устойчивость палатки весьма сильно поколеблена и внутри палатки все перевернуто вверх дном, Франческо решил прийти мне на помощь. Я, правда, подозревал, что в спальном мешке он рисковал задохнуться от хохота.
Он все разложил по своим местам и стал снаружи руководить моими действиями. В конечном счете, его указания сводились к следующему. Необходимо:
1. Стать лицом к входу в палатку, опуститься на колени и ползком подобраться к спальному мешку.
2. Добившись этого, развернуться и сесть, наклонив голову.
3. Подтянуть колени к подбородку и развязать мешок.
4. Извиваясь, как змея, медленно залезть в мешок. При этом ни в коем случае нельзя утаскивать в глубь мешка простыни, заранее расстеленные внутри. Если они окажутся на дне мешка, новичку лишь ценой величайших мучений удастся извлечь их оттуда рукой или ногой, учитывая крайне ограниченные размеры мешка.
5. Высвободить руки, подложить под голову подушку, каковой может служить камень или любая часть" одежды.
6. Пристроить ружье в удобной и стратегически выгодной позиции.
7. Пожелать другу спокойной ночи.
После соответствующей тренировки эти операции, которые утром выполняются в обратном порядке, даются с известной легкостью и уже не кажутся чем-то сверхъестественным. Первое время ввиду серьезнейших трудностей не исключены травмы. Забравшись наконец в мешок, вы прячете в него руки, а при сильном холоде и голову. Несмотря на недостаток кислорода, условия для сна создаются самые благоприятные. Мы, к примеру, заснули мгновенно: ведь день выдался, право же, нелегкий. А ложе было таким мягким!