Я преренёсся в город, что потом Калининградом прозван был. Своё он прошлое, конечно, не забыл. Ведь «всесоюзный староста» был старый человек с козлиной бородой, и, если бы не «краснопузые», его бы не узнал никто и никогда вовек…
Он был убог, несчастен и задавлен. «Кремлёвским горцем» втоптан он в дерьмо, практически, раздавлен… Его супругу ни за что, а просто из каприза, усатый «таракан» кавказский вдруг на нары посадил.
А Кёнигсберг, что крупным прусским городом однажды был, в совковый центр районный превратил. Там умер Кант, философ знаменитый, что придумал «вещь в себе», как образ вечности, реальности и были… Но Кант не знал, что, критикуя чистый разум, он погряз в борьбе теорий, что немало сущего сгубили…
А ведь в «совке» при дедушке усатом главным был его маразм…
В том городе проснулся маленьким мальчонкой я, как пророк, в волшебной были. Я был простолюдин, хотя дворяне у меня в печёнках, и окружающие все меня любили!
Там пушка, что от «тигра»-танка во дворе валялась; её никто не трогал (ведь поднять не мог), и во сне она не раз ко мне являлась!
И я ещё не слышал «Beatles — «Hey Bulldog"»!
Ходили на болото мы с мальчишками ловить лягушек. То было странное занятие для нас: не слушали мы предсказания кукушек, ещё не знали мы вкус пива — пили только квас!
Болота там неимоверного, неведомого цвета: вода была бордовой, как вино! Но почему-то вовсе не смущало это. Хотели мы экзотики, внезапно получили, как в кино! Лягушки в тех болотах были, как хамелеоны. Не знаю, может, их совсем сегодня нет? А это значит, что сейчас могли бы стоить миллионы… Бордовые лягушки были там. Мы их ловили, и до фени было нам.
Ещё один изыск Восточной Пруссии: их лягушачьи голоса редки — таких вы не услышите в Россиии или Белоруссии! Не квакали совсем лягушек тех бордовые самцы, а самок дружным воем призывали, молодцы! Не квакали они и не свистели, а хором у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у на ноте высочайшей пели!
Но были и обычные болота там, где лягушачье зелёное семейство и икру бросало. Они дарили звуки, привычные нам: ква! ква! ква! Которые известны повсеместно…
С благоговейным ужасом к лягушкам красным я, реально, относился…
Я их боялся даже в руки брать! На это просто не решился.
А вот зелёных квакв легко ловил я на природе: в полях, в болотах или даже в огороде…
Я научился их соломинкою надувать, потом пускали мы их на поверхности болота. Тут приходило время нам рогатки доставать и в них «палить», чтоб лопнули они, как проткнутое пикой пузо бегемота…
Ещё тритонов научились мы ловить, и тоже нежно, аккуратно надували. Пускали по воде, стараясь из рогатки подстрелить. Они, бедняги, так пищали, недоумевали…
Прости мне, Господи, не ведал, что творил! Со мной «другой», наверно, кто-то говорил… Пускай простят меня индусы и буддисты, сердобольные старушки. И те, кого Вселенский разум, вероятно, превратил в лягушку…
За Йемен также пусть простят меня арабы, а вместе с ними и надутые, расстрелянные мною в детстве жабы!
Я слышал, металлисты «жабами» своих подруг бессменных называют. Вот только способом иным их «надувают»…
Уверен я в одном: не сможет никогда из нашей жизни от любви пропасть беременность, «брюхатость»…
Так же как из политики не сможем термин мы убрать «пархатость»…
Ведь в нашей русской жизни, дорогой, национальной, вряд ли когда-то сможет кто-то изменить процесс: всё происходить в областях любых, банально, но анально…
Так долго нас учил ЦК КПСС!!!
Надеюсь, дьявол костями тех «учителей» подавится, не съест! Скорей всего с собою рядом их посадит на насест…
Уверен: дьявол дьяволят своих не ест…