Впервые опубликовано в General Erotic. 2009. № 191. Нумерованный список литературы см. в конце исследования; при отсылке на него в скобках указан номер работы или работа и цитируемые страницы.

Приговор пожизненного счастья Хью Хефнеру вынесло Провидение, а приводить его в исполнение взялся он сам.

Жизнь этого человека стала и до сих пор является рафинированным воплощением мечты любого мужчины, женщины, гермафродита. Причём это жизнь долгая и, я бы сказал, вечная.

Ознакомление с биографией Хью Хефнера стало для меня открытием бытия, а вернее, подглядыванием в бытие, которое свершалось и вершится одновременно с моим, но о котором я знал понаслышке и не представлял той мощи и яркости, что косвенным образом влияли и на мою жизнь – обеспечивали свободу писать всё, что мне сексуально вздумается.

Читать биографию живого великого современника – это познание самого себя, ибо, читая её, ничего нельзя списать на далёкое прошлое, а истины, которые тебе открываются, предстают перед тобой либо укором, либо предостережением, либо вдохновением. И ты вольно или невольно сравниваешь свою жизнь с великим современником и либо признаёшь своё ничтожество, либо предаёшься зависти, либо продолжаешь делать своё дело с ещё большим азартом, узнавая то же Провидение, приговорившее тебя к той жизни, которую ты сам приводишь в исполнение.

* * *

Hugh Hefner родился 9 апреля 1926 года. Христианствующие родители любили Хью и его младшего брата, заботились о них, но никаких эмоций не проявляли. Ни поцелуев, ни объятий, ни криков. О сексе не произносилось ни слова. Однако по семье пронеслась тайная сексуальная драма: 61-летнего деда по отцу арестовали за то, что он хватал двух девочек десяти и одиннадцати лет за пиздёнки. Его посадили на год (тогда такое не приравнивалось к убийству, как это делается сейчас), а жена его сняла комнату рядом с тюрьмой, чтобы регулярно его посещать (не отказалась от мужа, не развелась – видно, потому что всего год дали. Так мягкими приговорами за мягкие преступления сохранялись семьи).

Как повлияло на Хью это событие, я могу только воображать. Воображу так – он испугался и на малолеток никогда не запрыгивал.

Отец работал с утра до вечера, и когда маленький скучавший по отцу Хью однажды поцеловал его в щёку, тот так смутился, будто Хью взял отца за яйца. С тех пор Хью больше не пытался проявлять свои чувства по отношению к отцу. Все невымещенные эмоции Хью переключились на рисование комиксов, увлечение кинематографом и на прочие источники фантазий и мечтаний.

В школе Хефнер, чтоб его полюбили девочки, стал щёголем, вёл журналы, назвался Хефом вместо Хью, участвовал в театральных представлениях, сделал любительский фильм, где также и актёрствовал, короче, был в центре внимания у девочек и активно целовался и, вполне возможно, хватал их за груди и залезал в штанишки. Но самое главное, что он оставался девственником. (Трудно поставить рядом два слова: «девственник» и «Хефнер». Но в то время они шли рука об руку.)

После школы Хефнер пошёл в армию. Так как он умел печатать на машинке, то его после курса общей подготовки взяли писарем. В процессе годовой службы, которая продлилась до всеобщей демобилизации в 1946 году, он часто ходил на танцульки, завёл кучу подружек, но, несмотря на рукоприкладства к разным частям девиц, всё ещё оставался девственником (чем дальше, тем всё труднее и труднее это представить).

Хефнера поразили антисемитизм и расизм, которые тогда свирепствовали в армии. Мать научила его, что все люди равны и оцениваются по делам, так что все разговоры не по делу ему были чужды. (Позже, на гражданке, по этой же причине он через несколько месяцев работы начальником отдела кадров ушёл, не желая участвовать в притеснениях негров и евреев при приёме на работу.)

Воспользовавшись привилегиями для демобилизованных, Хефнер поступил в колледж, где училась его давняя зазноба Милли Уильямс (Mildred Williams). Два года они занимались чем угодно (он – психологией, она целилась на училку), но только не еблей – Милли боялась забеременеть. А Хефнер – по-прежнему девственник (фантастика какая-то)!

Наконец, когда Милли уже заканчивала колледж, они решили совокупиться, поехали в маленький городок и в грязненьком мотеле перепихнулись. И тут же единогласно разочаровались в столь долгожданном процессе. Милли, скорее всего, не кончила, а, может, даже ей больно было, а Хефнер кончил, но быстро и не туда. Тем не менее оба от девственности наконец избавились.

В итоге решили жениться. Хотя сильная любовь была у них лишь тогда, когда они были в разлуке, а чуть вместе, то ругань да тоска. Но никуда было не деться – путь в те времена был предначертан: познакомился с годной девушкой, а за этим женитьба, дети, хорошая работа – и ишачь всю жизнь.

* * *

В колледже Хефнер редактировал студенческий журнал Shaft, куда он писал статьи, рисовал карикатуры и придумал там рубрику «Студентка месяца», куда помещалась фотография какой-нибудь смазливки и описание её внеполовых достижений. Эта рубрика оказалась предтечей подобной рубрики в будущем Плейбое с той разницей, что на фотографии месячная красотка там была голой.

Огромное впечатление на Хефнера произвело вышедшее исследование Альфреда Кинси (см.: с. 211–236 наст, изд.) о сексуальной жизни американских мужчин и особливо такие выводы:

если выполнять все существующие антисексуальные законы, то 95 процентов мужчин должно сидеть в тюрьмах за сексуальные преступления. Наши моральные требования и лицемерие в сексе привели нас к неописуемой неудовлетворённости, преступности и несчастью (1:46).

А тут ещё оказалось, что невеста Хефнера, ставшая школьной учительницей, переспала с учителем физкультуры. Для блюдшего верность Хефнера это оказалось сильнейшим ударом: измена ведь – не что-нибудь. Правда, Милли привела веские женские аргументы для утешения жениха: мол, переспала всего один раз и, мол, никакого удовольствия не испытала.

Хефнер продемонстрировал своё великодушие (которое для него весьма характерно и впредь), простил Милли и женился на ней в 1949 году.

Жить поначалу они стали в доме его родителей в Чикаго, часто производя ебальные стоны, которые смущали родителей, так что мама должна была сказать сыну, чтобы молодожёны приглушили страсти. Хефнер признавался, что через год после свадьбы он любит жену больше, чем в день свадьбы.

В результате в 1952 году родилась девочка (через много лет взявшая на себя рушившуюся империю отца и спасшая его и её от разорения), а в 1955 году родился мальчик (который вышел гомосексуалистом и о котором папа никогда не упоминает – может, также и потому, что жена подстроила вторую беременность против воли Хефнера).

Милли, чувствуя вину за свою измену, позволяла мужу лёгкие интрижки и принимала, не выяснено, какое по активности, участие в первых групповых совокуплениях, которые начал устраивать Хефнер. Так, он невзначай переспал с женой брата. А также он с Милли и другой парой еблись в одной постели, но жёнами якобы не менялись. Он также снял любительский порнофильм на квартире у друга, где он и баба еблись в масках, чтобы их никто не узнал. Потом у него была годовая связь с ебучей медсестрой, которая в этом деле была яркой противоположностью его жене, уровень сексуальности коей был слишком низок для мужа.

Так что нужные тенденции у Хефнера прослеживались с первых сексуальных шагов. (Забавно и то, что в спальне супругов висели в качестве украшения обрамленные рентгеновские снимки груди Милли и Хефнера. В этом я узрел милую связь с обложкой моей книги Мускулистая смерть, для которой я использовал рентгеновский снимок своей головы.)

Хефнер работал на разных работах, писал тексты к рекламам в универмаге, потом трудился в редакции журнала Esquire, затем в редакции журнала Art Fotography, где печатались фотки голых тел (ню – по-искусствоведчески) и потому в редакции стоял постоянный страх, что почтовое ведомство запретит рассылку непристоя. Одно время Хефнер даже работал в детском журнале. Всё не напрасно – он набрался журнальных знаний, которые вскоре весьма пригодились.

В 1951 году Хефнер издал книжку своих комиксов про чикагскую ночную жизнь. Книжка привлекла внимание и оказалась относительно успешной. Он почувствовал вкус славы: выступления на радио, телевидении, кое-какие денежки. Хотел было с партнёром начать журнал с комиксами про Чикаго, но не удалось найти спонсоров.

К декабрю 1952 года Хефнер почувствовал себя в рабочем, семейном и ебальном тупике. Он осознал, что надо менять жизнь, причём кардинально. К тому времени он понял, что в морали нет абсолютных стандартов, а вместо них следует измерять каждый отдельный поступок по количеству счастья или несчастья, которые он приносит людям (1:42).

И вот Хефнер решился сделать то, о чём мечтал, – издать собственный журнал, причём о сексе, о том, что интересовало его больше всего. Он чувствовал, что и всех мужчин секс интересует больше всего. В 1953 году, когда ебля считалась тотальной крамолой и одобрялась только в браке с целью размножения, причём исключительно в миссионерской позиции, Хефнер решил провозгласить на всю Америку, что ебля, причём вне брака, – это прекрасное и здоровое дело, что голая баба – это не ужас, а прелесть, что «красиво жить не запретишь» и надо модно одеваться, вкусно есть, покупать быстрые и роскошные машины и другие дорогие вещицы, с помощью чего успешно соблазнять тех же самочек. Неча, мол, копить на будущее – живи сейчас и с красивыми бабами. Он писал:

В нашем обществе есть тенденция жить ради завтрашнего дня.

И когда ты так живёшь, он никогда не приходит (1:173).

Вот и я писал в своё время в книге После прошлого (Ann Arbor, 1982. ISBN 0-938920-30-8):

Откладывать жизнь на потом – прискорбная форма мечты.

Первый номер журнала должен был стать «пощёчиной общественному вкусу», чтобы произвести неизгладимое впечатление на публику, и потому Хефнер купил права на печатание фот голой Мерилин Монро, отснятых когда-то для календаря, который так и не вышел. Хефнер засадил эти фотки в первый номер Playboy. Чтобы издать его, он занял деньги у кого только мог, заложил мебель и сделал нужные шаги по распространению первого номера – благо он уже имел опыт в журнальном деле. Хефнер сам написал и отпечатал на машинке статейки про то и про сё и склеил журнал на картёжном столике в своей квартире.

Успех Плейбоя был абсолютный и мгновенный. Сразу пошёл в работу второй номер, в появлении которого Хефнер не был уверен, готовя к печати первый, и поэтому он даже не указал на нём его номер.

Публикация в журнале высококачественных фотографий обнажённых женщин на мелованной бумаге и продажа такого журнала в киосках и по подписке – такое было в то время революцией. Разумеется, обнажённые тела в журнале окружались весьма респектабельными статьями, карикатурами и шутками, а это было исключительно важно для Хефнера, ибо революцию он хотел делать бескровную (уж точно не проливая своей крови). Позже он чётко формулировал свою стратегию:

We re trying to project an acceptable rebel voice. – Мы стараемся выступать с приемлемой мерой протеста (1:142).

В первых номерах Playboy он обрушился на викторианские сексуальные традиции и на женщин, которые заманивают мужчин в брак, чтобы потом, разведясь, получать с них пожизненно деньги. Он рассматривал это как покушение на мужскую свободу. Получалось, что внебрачный секс предохраняет мужчину от западни брака, а моногамия – это искусственный анахронизм, придуманный попами. Мол, полигамия – вот это да. И опять тут же в качестве аргумента – фотография очередной голой бабы.

Какой здравый мужик, да ещё в те времена, не клюнул бы на такие просексуальные проповеди? Число молящихся на Playboy стало неудержимо расти.

Всевозможные попы и моралисты бросились тявкать на молодого Плейбоя и кусать его за икры (с целью повалить и вцепиться в горло). В 1955 году глава почтового управления не выдал лицензию на рассылку журнала, называя причиной отказа его непристойность. Хефнер подал в суд на почту и заявил, что почтовый администратор должен заниматься не редактированием журналов, а доставкой почты. Суд признал правоту Хефнера, да к тому же постановил, чтобы почтовое ведомство выплатило ему 100 000 долларов за понесённый ущерб.

Хефнер, в отличие от многих либералов того времени, был антикоммунистом, поскольку свобода слова, тем более сексуального слова, была возможна только при капитализме. Так что Плейбой являлся оружием в холодной войне, поскольку демонстрировал, как хорошо жить при капитализме. В 1959 году Никсон ездил в Москву открывать «Выставку достижений народного хозяйства» США и заявил, что американское изобилие, а не оружие выиграет холодную войну. Помню роскошные каталоги американских автомобилей, и у каждого из них стояла или сидела в нём роскошная женщина. Но что меня потрясло больше всего – это названия цветов машин: одна, которую в СССР обозвали бы красной, именовалась в каталоге имеющей цвет «брызги бургундского». А ведь именно такие машины и такие женщины заполняли журнал Плейбой. Так что Плейбой не только радикально менял нравы в США, но и содействовал разрушению СССР, открывая прослышавшему о журнале советскому народу глаза на способ жизни много лучший, чем на благо Советской власти.

В том же 1959 году Хефнер мирно (что для него характерно в отношениях с женщинами) развёлся со своей женой.

Журнал Playboy рос, цвёл, плодоносил. Редакция полнилась красивыми женщинами как сотрудницами, так и желающими обнажиться для фотографии в Плейбое, ну и, конечно, переспать с главными помощниками Хефнера, а ещё лучше – с ним самим. В то время, как поведал Хефнер, он имел якобы по 15–20 связей в год. Видно, ему теперь память изменяет, или под связью он имел в виду не просто разовую еблю на столе редакции (которых было просто не счесть), а женщин, с которыми он встречался по нескольку раз.

Как бы там ни было, но в редакции все еблись друг с другом. Если в других фирмах связи между сотрудниками были запрещены, то здесь они всячески поощрялись и были основанием не только для служебного повышения, но и для поднятия духа.

Тем не менее дисциплина в редакции тоже поддерживалась – так, Хефнер запретил ассистенткам и секретаршам жевать на работе резинку.

Джеймс Бонд был (и есть) любимым героем Хефнера. Ян Флеминг посетил редакцию в 1960 году и сказал на радость издателю, что Бонд, будь он реальным лицом, непременно был бы читателем Плейбоя.

Хефнер стал расширять своё деловое и идеологическое влияние. Он открыл ночные клубы под тем же названием Плейбой. За членство мужики платили приличную сумму и получали за это возможность входа, чтобы пускать слюней на зайчих (Bunnies) – официанток, одетых в закрытые купальники с пристёгнутым ватным хвостиком, который должен был вызывать ассоциации с заячьим. А на голову насаживали нечто, напоминающее заячьи уши. Мужики от этого вида баб кончали себе в коктейли и залпом их выпивали. Под страхом увольнения официанткам этим запрещалось общаться с клиентами на территории клуба и даже давать телефоны для встречи вне клуба (чтоб Хефнера не обвинили в насаждении проституции). Но, разумеется, те, у кого были хорошие деньги, ебли этих зайчих во все их хвосты и уши.

Попутно Хефнер стал делать телепередачи, где он, хозяином огромной квартиры, а потом – особняка, организовывал вечеринки, на которых выступали знаменитости, танцуя с красотками. Одна из таких программ называлась Playboy Penthouse. (Не потому ли вскоре Боб Гуччионе, подражавший формату Playboy, выбрал название Penthouse для своего журнала.) Через некоторое время Хефнер уже не в Чикаго, а в Лос-Анджелесе сделал телешоу Playboy After Dark.

Затем начались постройки отелей с казино, создание книжных и пластиночных издательств, агентства манекенщиц, лимузинового сервиса, финансирование фильма Романа Полански Макбет и «ещё чёрта в стуле» и – всё под названием Playboy. Так что не без оснований Хефнер начал считать себя самым успешным человеком из всех, кого он знает, и называл себя без всякой ложной скромности – гениальным. Противоречить этому мог только завистник.

Хефнер создавал о себе прижизненную легенду, которая, по его убеждению, должна была укреплять позиции журнала – он был олицетворением плейбоя, именем которого именовался журнал и все фирмы в империи Хефнера.

В 1960 году Голливуд решил (с подачи самого Хефнера) сделать о нём фильм. Хефнер имел в виду фильм, рассказывающий историю его жизни и успеха, но студия предоставила сценарий комедии об издателе, запутавшемся в женщинах. Комедия Хефнеру была не нужна – ему нужна была эпопея. Стали исправлять сценарий, но так и не сделали, как это хотелось Хефнеру, и к 1963 году фильм похерили.

Для Плейбоя писали лучшие писатели и журналисты, и платились им самые высокие гонорары, что было великим стимулом для привлечения талантов, которым предоставлялась полная свобода выражения мнений вплоть до резкой критики самого журнала и Хефнера.

Так как Playboy критиковали все кому не лень с точки зрения нравственности и морали, то Хефнер решил обстоятельно ответить по всем пунктам и написал пространное эссе Философия «Плейбоя».

Оно начало печататься в журнале в декабре 1962 года и продолжало печататься с продолжением в 25 номерах. Всё это время Хефнер сидел на таблетках speed, к которым он пристрастился. Они позволяли ему не спать в течение нескольких суток, да ещё отбивали аппетит. Он выпивал несметное количество банок пепси-колы, почти ничего не ел, а коль ел, то junk food, отощал и впадал в параноидальное состояние борьбы за правильность каждого слова, каждой запятой в тексте, перечёркивая и исправляя несметное количество раз написанное им и его ассистентами. На Хефнера работала группа редакторов, которые искали нужные исторические материалы для подтверждения его тезисов и многократно переделывали, согласно его указаниям, тексты, тоже не спали сутками, еле-еле успевая подготовить очередную порцию эссе в идущий номер.

В эссе Хефнер обрушился на христианство как на давильню человека, секса и радости потребления.

Ральф Гинзбург (см. General Erotic. 2002. № 74 и 2004. № 114) писал, что это самый сильный удар по цензуре за всю историю США. Но другие критики канючили, что вся эта философия – лишь предлог для делания денег. А ещё один выдал, что все Хефнеровы теоретизирования не скроют простого факта, что большинство американцев будут платить большие деньги, чтобы посмотреть на голые сиськи.

Если всё, о чём философствовал Хефнер, было, по сути, действительно связано с обоснованием собственной ебли и свободы ебли для других, то и вся критика на моральных и религиозных основаниях была связана с обыкновенной чёрной завистью, которую к нему испытывали все критиканы, признаться в которой большинство не смело даже самим себе.

Однако многословие хефнеровского эссе в конце концов вызывает лишь утомление, ибо борьба с инстинктами на уровне логики всегда обречена на провал, общество, борясь со своим смертельным врагом – сексом, никогда не примет его в той мере, в которой хочется каждому человеку, – в виде свободной и обильной ебли с мечтаемыми партнёрами. Потому-то одна фотография голой бабы в журнале являлась гораздо более мощным оружием, чем тысячи слов.

Арт Бухвальд ухмылялся:

Многие боятся, что Хефнер завоюет Америку не силой, а сексом.

Именно секс делает общество бессильным, и потому оно выживает только с помощью ограничения и контролирования секса.

Вот почему последующие журналы Penthouse и Hustler (не считая множества им подобных, но менее известных) двинулись в сторону изображения гениталий, а не демонстрирования логики их правомерности. Само существование гениталий есть аргумент, опровергнуть который можно только членовредительством. Потому-то общество боится больше всего порнографии, а не интеллектуальных статей, которые обосновывают её полезность, законность, естественность и пр.

Но не буду сам вязнуть в теоретических словесах. Вот словесные картинки.

В 1967 году после поездки в Лондон Хефнер резко изменил свой образ жизни – он стал есть здоровую пищу и спать ночами. Начал делать физические упражнения, сменил гардероб на более яркий, стал больше возлагать обязанностей на редакторов и помощников, ибо почувствовал, что может сломаться под тяжестью империи, которую он воздвиг и которая была непосильна для одного. Сексуальная жизнь его тоже активизировалась, он вспоминал, что в 60-х каждую ночь он спал с новой девушкой. Это был фон, на котором развивались его продолжительные романы. И потому он никогда не страдал долго от любовных разлук.

(В юности я додумался до теории «достойной замены», состоящей в том, что все любовные страдания полностью аннулируются, если разлука с одной женщиной сменяется близостью с другой женщиной, которая так же или более хороша, чем та, с которой разлучился: как говорится, «лучшее лекарство от любви – другая любовь». Хефнер всякую теорию подобного рода воплощал в жизнь наглядно и убедительно.)

В 1968 году он познакомился с восемнадцатилетней Barbara Klein. На его приставания девственница отчеканила стандартную фразу «вы мне в отцы годитесь» и, чтобы утвердить свою девичью простоту, добавила:

Я никогда не встречалась с теми, кто старше двадцати четырёх.

Хефнер ответил:

Ну и что? Я – тоже.

Но нет такой бабы, а тем более девственницы, которая бы устояла против денег и славы, так что после соответствующей обработки Барби призналась, что Хефнер ей уже больше не кажется старым. Она была студенткой университета в Лос-Анджелесе. Ухажёр в то время жил в Чикаго и посылал ей цветы в студенческое общежитие в таком количестве, что она раздавала их всем девушкам. Барби признала, что Хефнер знает, как ухаживать за девушкой. Ей ли, восемнадцатилетней девственнице, было знать, что значит уметь или не уметь ухаживать? Под «умением ухаживания» для женщины подразумевается обилие и щедрость затрачиваемых на неё денег. Тем не менее Барби отказывалась расстаться с девственностью, потому что это для неё означало total commitment (принятие на себя полных обязательств). Женщины в длинный перечень этих обязательств включают долгосрочную еблю только с ней, а также трату денег и времени только на неё. С Хефнером Барби удалось добиться этого, лишь заменив слово «только», на «преимущественно».

Ломалась (торговалась) Барби несколько месяцев. Хефнер даже поехал знакомиться с её родителями. Все эти излишества он мог себе позволить ради развлечения, ибо тем временем ёб множество других баб. Это – в отличие от общенародно пропагандируемого ухаживания всухую, не ебясь ни с кем, доводя себя до умопомрачения, когда от невыносимой похоти согласен жениться на всякой суке, которая, пока не кончил, кажется тебе красавицей. Но подумать только – сколько девичьей подлости и расчётливости надо было этой Барби иметь, чтобы месяцами (!!!) с Хефнером целоваться, жаться, истекать пиздой и всё равно не давать. Какая жестокая торговля и наглая проституция! Но именно такое поведение именуется нравственным.

Ещё раз можно лишь подивиться терпеливости и благожелательности Хефнера.

А когда на Валентинов день 1969-го Барби наконец согласилась дать Хефнеру на его знаменитой круглой кровати, над которой светилось зеркало, она в своих воспоминаниях не радовалась оргазмам, которых, быть может, поначалу Хефнер не мог в ней вызвать, а пишет, что была в психологическом шоке после ебли и лишь с облегчением думала, что хотя бы теперь не надо будет об этом деле волноваться. Не слишком лестный отзыв о хефнеровской сексуальной заботе о её наслаждении.

После дефлорации они вскоре отправились с тремя парами Хефнеровых друзей на курорт в Мексику. Хочется надеяться, что там они устраивали оргии, но, прослеживая отношение Хефнера к своим любимым бабам, он мужиков к ним не подпускал. Однако марихуану они там курили – это засвидетельствовано. Кстати, как и то, что Хефнер наркотиками не интересовался, и, зная об этом, никто в его присутствии не нюхал популярный тогда кокаин и тем более не кололся. Для Хефнера марихуана была редко приемлемым максимумом.

Именно поэтому совершенно абсурдным стало сфабрикованное обвинение против него в потреблении и распространении кокаина. В 1974-м враги в правительстве и Церкви затеяли травлю знакомых Хефнера, чтобы они дали показания на Плейбоя, будто он раздаёт им кокаин на вечеринках в своём особняке. Никсоновские псы (а Хефнер значился в позднее обнародованном списке врагов Никсона) жестко допрашивали и засудили Bobbie Arnstein, главную помощницу, правую руку Хефнера, бывшую его разовую любовницу, которая его обожала, но которая действительно пользовала наркотики на стороне, никак не связанные с Хефнером. Ей присудили 15 лет тюрьмы, но предложили свободу, если она скажет, что наркотиками её снабжал Хефнер. Она отказалась, и в январе 1975 года, не выдержав давления следователей, прокурора и прочих бандитов, покончила с собой, приняв кучу снотворных таблеток. В предсмертной записке она писала, что все обвинения её и Хефнера в распространении наркотиков не имеют никаких оснований и Хефнер, что бы о нём ни говорили – высокоморальный человек.

Хефнер, потрясённый смертью своей преданной подруги и соратницы, наперекор советам адвокатов широковещательно продолжил борьбу и добился того, что все обвинения с Bobbie Arnstein были посмертно сняты. Следователи и прочие извинились, но, увы, никто публично не уничтожил тех, кто затеял этот процесс. А это было бы единственной формой восстановления справедливости.

В 1980 году была убита Dorothy Stratten – одна из красивейших и милейших плейбоевских «Playmates of the year». Её застрелил муж и выеб труп в зад, а потом застрелил себя. Они были женаты всего несколько месяцев, и Dorothy согласилась выйти за него замуж только потому, что чувствовала себя обязанной ему за то, что он уговорил её, тогда молоденькую продавщицу, пойти сфотографироваться к представителю Playboy, приехавшему к ним в город за местными красотками для пополнения хефнеровского гарема и журнала. Девицу сразу выписали в Лос-Анджелес, и все в неё буквально влюбились. Хефнер с ней переспал разок-другой для порядка, а друг Хефнера, кинорежиссёр Богданович (Peter Bogdanovich), предложил Dorothy роль в своём новом фильме, и, разумеется, они сразу стали любовниками. Когда она объявила своему сутенёру-мужу, который рассчитывал разбогатеть на её карьере, что она хочет с ним развестись, и попросила отпустить её в доказательство его любви к ней, он решил доказать иначе: купил пистолет и совершил этот смертельный трюк. Еибель Dorothy была горем для всех в Плейбое – глядя на неё в оставшихся документальных кадрах, прекрасно понимаешь, почему она вызывала к себе такую всеобщую любовь. (См. её интервью на шоу у Johnny Carson незадолго до гибели.)

Но самое болезненное и подло-несправедливое для Хефнера произошло, когда свихнувшийся от горя Богданович в 1985 году издал книгу, посвящённую жизни и смерти Dorothy Stratten, где обвинял своего бывшего друга Хефнера в том, что тот косвенно виноват в смерти Dorothy тем, что подверг его любовницу психической травме, втянув её в светско-сексуальную жизнь. Богданович корил Хефнера, что, мол, вся его философия и индустрия созданы лишь для того, чтобы ему было легче переспать со множеством красавиц. (Додумался-таки, умник!) Тем временем Богданович переспал с матерью покойной Dorothy и женился на её младшей сестре.

В итоге, испугавшись суда, Богданович публично извинился перед Хефнером.

В тот же период в стране работала комиссия, возглавляемая министром юстиции (Attorney General) Edwin Meese, потратившая десятки миллионов народных долларов, чтобы доказать, будто порнография толкает людей на преступления, а потому её нужно запретить. В списке первых врагов человечества именовался Хефнер с Плейбоем в руках. В результате весь учёный мир посмеялся над псевдонаучными выводами этой комиссии. И хотя ходу этим выводам формально не дали, но уголовное инквизиторство достаточно попортило крови невинным людям.

Всё это послужило причиной инсульта, который хватил Хефнера в 1985 году. Но благодаря интенсивному вмешательству врачей и использованию экспериментального лекарства он через месяц уже был на ногах в полном здравии. Однако краткий период, когда у него был лёгкий паралич и он не мог читать и связно выражать свои мысли, заставил его задуматься над жизнью так, как он давно не думал. Испугавшись инсульта и ослабевшего здоровья, Хефнер решил жениться и стать моногамным. Ведь в моногамию бросаются только от страха и слабости, в том числе и сам Хефнер.

Всю жизнь ему сказочно везло, повезло и на этот раз. Подвернулась очередная звезда Плейбоя Kimberley Conrad, которая ему пришлась так по вкусу, что в 1989 году он на ней женился. Она родила ему двух мальчишек, Хефнер тоже радовался отцовству, как мальчишка, и прожили они с Кимберли десять лет, пока она не перестала давать Хефнеру, а начала совокупляться с дворецкими и охранниками, которыми полнился особняк и в которые набирались молодые и красивые самцы. Хефнер это обнаружил, но не воспылал местью, не убил, не выгнал, а лишь огорчился, купил ей дом напротив, в котором она и стала жить с детьми, а раз в неделю Кимберли с мальчишками притопывали к Хефнеру на обед. Как первая жена изменила верному Хефперу, так вторая сделала с ним то же самое. Верным быть Хефнеру было явно противопоказано.

Хефнер горевал недолго, понял, что молодой бабе захотелось молодого мяса, и сам взялся за свеженькое мясцо, которое с готовностью заполнило его особняк, изрядно очищенный Кимберли от самочек.

Все снова стали довольны, и обильная хефнеровская ебля, возрождённая виагрой, вернулась на круги своя. Хефнер после разрыва с Кимберли ещё раз убедился, что брак – это действительно смерть страсти и что моногамия – это пытка.

Дочка Хефнера от первого брака Christie стала раскручивать плейбойскую империю, так как её папашка увяз в ебле, перестал интересоваться бизнесом и империя Playboy стала разваливаться. (В начале 2009 года Christie ушла из Плейбоя – с 1982 года отпахала президентшей, а начала работать там с 1975-го.) Christie избавилась от убыточных предприятий и добавила порнографические прибыльные бизнесы, чем папаша Хефнер был недоволен – он всегда был против порнографии. Хочется надеяться, что лишь по политическим соображениям, а не по практическим.

Благодаря передаче управления дочери у Хефнера появилось больше времени для развлечений, но он всегда следил за происходящим в компании и принимал в нём участие.

Последние годы приобрело большую популярность телевизионное reality show Girls Next Door, где показаны карьеры, в которые впихнул Хефнер своих трёх недавних любовниц. Это даёт Хефнеру деньги, да ещё он стал сдавать особняк и его окрестности с зоопарком, бассейном, гротом и всякой всячиной разным фирмам для устраивания там приёмов и вечеринок. На мероприятиях этих он появляется как свадебный генерал, за что ему в карман сыплются дополнительные деньги.

Конкуренция в обнажённости

В 1962 году вышел первый номер журнала Eros, который издал Ralph Ginsburg. Как и Хефнер, он раньше работал в журнале Esquire. Вышло всего четыре номера Эроса, после чего Гинзбурга засудили и посадили в тюрьму. А журнал в твёрдой обложке Эрос был много невиннее, чем Playboy.

Гинзбурга посадили с помощью подлого крючкотворства: не за непристойность журнала (в этом его не могли обвинить из-за очевидной его невинности), а за pandering – «совращение» с пути истинного с помощью рекламы этого журнала, рассылавшейся по почте. Я вижу несколько причин, почему государство и прочая дрянь так тяжело обрушилась на Гинзбурга.

Во-первых, название журнала использовало ужасное слово «eras», которое напрямую связано с еблей. Тогда как слово «playboy» – весьма нейтральное по смыслу и может означать вполне не связанные с сексом вещи.

Во-вторых, Playboy назывался «журналом для мужчин», а мужчинам американская мораль прощает мелкие сексуальные игры, тогда как Eros был направлен также и на женщин и девушек (журнал общеобразовательный). А развращать женщин и детей позволить было нельзя.

В-третьих, Гинзбург был еврей в отличие от христианина Хефнера, а потому особенно мозолил глаза государственным и моральным антисемитам.

Четвертого ноября 1968 года вышел первый номер нью-йоркского еженедельника Screw, который основал Al Goldstein (см. с. 405–417 наст. изд.).

Так как это была лишь газета да лишь с чёрно-белыми фотографиями, то с Плейбоем она конкурировать не могла, но зато составляла мощную идейную конкуренцию Плейбою, суть которой сводилась к тому, что Screw открыл американцам, что у женщин есть не только груди и обнажённые, но сжатые ноги, а также и пизда. Однако чёрно-белость пизды, лишавшая её притягательной розовости, не могла ошарашить так, как это сделал цветной Хастлер на мелованной бумаге. Однако Scew подал много идей, которые подхватили и развили цветные секс-журналы.

В 1969 году появились объявления о выходе нового журнала Penthouse, который Bob Guccione привёз из Англии в Штаты. Реклама с ружьём, нацеленным на логотип Playboy, предупреждающе возвещала:

Мы отправляемся на охоту за зайчихами!

Формат Пентхауса был весьма похож на плейбойский, но в Пентхаусе сделали шаг по направлению к пизде. Позы женщин на фотках были покруче, да ещё делались заходы в лесбиянство, фетишизм, тройственные союзы – в противовес красивеньким бабёнкам со сжатыми коленками в Плейбое. Guccione атаковал Плейбой как старомодный и архаичный журнал, поддавая жару с помощью скандальных интервью и разоблачений знаменитостей.

Началась (теперь смешная, а тогда не на шутку) конкуренция, кто покажет больше лобковых волос. Из номера в номер с 1970 года Пентхаус и следующий за ним Playboy зарастали лобковыми волосами всё больше и больше.

В меморандуме для редакционных работников Хефнер написал, что теперь лобковые волосы не являются табу, если они показываются со вкусом (вкус лобкового волоса во рту весьма неизбывный). Когда Хефнера спросили в интервью, готова ли публика к виду лобковых волос, он ответил: спросите Бога, который их там поместил. Правда, Бог поместил ещё много чего, помимо лобковых волос, в тех же окрестностях, но об этом разговора не заводили.

Чтобы конкурировать с Пентхаусом, Хефнер стал выпускать журнал Qui с французским акцентом, где бабы размахивали лобковыми волосами, но Qui переманивал читателей не у Penthouse, а у самого Плейбоя и дохода он не давал. Так что Хефнер его продал в 1981 году.

В 1974 году вышел первый номер журнала Ларри Флинта (Larry Flynt) Hustler (см. с. 64–97 наст. изд.). По сравнению с ним Пентхаус выглядел консервативным, как Плейбой – по сравнению с Пентхаусом. Хастлер показывал розовую мякоть преддверия влагалища с растянутыми в стороны малыми губками.

Стараясь отгородиться от лобовой лобковитости Пентхауса и тем более от розовой и сверкающей плоти в Хастлере, Плейбой тем не менее решил показать свою «кузькину мать» и в 1975 году впервые напечатал лесбиянок, а в следующем номере аж женскую мастурбацию. Разумеется, пизды нигде видно не было. Такое свободомыслие вызвало возмущение у рекламодателей Плейбоя. Главный редактор того времени Arthur Kretchmer (тот самый, который хотел опубликовать Тайные записки 1836–1837 годов Пушкина только при условии, что я ему предоставлю доказательство их подлинности) признал, что Плейбою впредь надо быть более осторожным,

чтобы не пересекать границу между чувственностью и вульгарностью.

А ведь именно полное уничтожение этих границ и есть цель сексуальной эволюции, которая некогда непристойное и вульгарное делает приемлемым и общепринятым. Каким образом женская красота (а именно ею является пизда) может быть интерпретирована как вульгарность?

Хефнер принял, как всегда, мудрое решение – прекратить соревнование, кто больше покажет пизды, и сделал шаг назад. Он объявил миру и рекламодателям, что Playboy не будет соревноваться с новыми журналами в открытости пизды, что его журнал не является порнографией, и пр. и пр.

Снова по коммерческим, а также и по искренне личным Хефнера соображениям восторжествовало викторианское прошлое под маской высокого вкуса – назад к сжатым ногам и сокрытым лобковым волосам!

В 1976 году Хефнер приказал публиковать в Плейбое романтические истории, объяснив своё решение так:

Когда имеется романтическая история, переходящая в секс, тогда атаковать секс становится сложнее (1: 313).

А ведь, по сути, чем занимался Хефнер, не показывая пизды, так это продолжал утверждать, что в женщине есть нечто запретное, постыдное, страшное – но сокрытие это происходило под предлогом возвышенности вкуса и борьбы с так называемой вульгарностью. Однако такой подход продолжал внедрять в мужчин и женщин негативное отношение к пизде, противореча всей сексуально-революционной деятельности Хефнера. На каком-то уровне пизда начинает устрашать его, прочих да общество и вдобавок вызывать отвращение. Так, даже в Хастлере никогда не показывали менструирующей пизды, или пизды мочащейся, или на фоне вылезающего дерьма из ануса. Другими словами, женщину (пусть с усилием) в приемлемых обществом журналах всё равно оставляют недораздетой на разных уровнях.

Так называемая свобода изображения женской красоты, которая борется с тайной женской красоты (не забывайте, что женская красота это есть пизда), состоит не в уничтожении границ, а в сохранении некой границы. Поскольку движение это не поступательно во времени, а возвратно-поступательно (символизирующее движение в пизде), то граница эта, в зависимости от терпимости общества, в разные времена перемещается от полного запрета на показ пизды до раскрытой пизды. Но всегда даже в самом либеральном обществе устанавливается некая граница, пресечение которой карается законом. И на этом держится тайна пизды.

Сексуальная же революция неизбежно содержит в себе ограничение и боязнь, ибо она явление общественное, а не индивидуальное и, как и всякое общественное явление, самоограничивается, создавая нравственный ли, моральный ли, эстетический ли предел обнажения пизды.

И только отдельным личностям под силу рвануть к полному обнажению пизды, и это-то и сделает их изгоями или преступниками, ибо одиночка окончательно раздевает женщину – до костей, то есть обгладывая до костей.

А вокруг в то время появилась масса мелких журналов вроде Gallery, Genisis и прочих, которые, как мелкие хищники, откусывали кусочки рынка, захваченного тремя гигантами (Playboy, Penthouse и Hustler).

Не следует забывать и об истинно литературном журнале Evergreen, который издавал Barney Rosset, владелец книжного издательства Grove Press. Именно он впервые издал в Америке Лоуренса (1959), а затем Генри Миллера, Берроуза и не вылезал из судов, куда затаскивало его по обвинениям в публикации непристоя правительство США, военизированные феминистки и религиозная шушера. Россета эти суды и провокации разорили, а Хефнер вылезал из любых ям, в которые его спихивали, и снова петлял зайцем с зайчихами.

А вся-то борьба, все трагедии и шум были о голом короле, вернее, о голой королеве, которая есть пизда. Сексуальная революция, раскрученная Хефнером, началась с публичных изображений голых бёдер, потом она перескочила на волосы на лобке, затем явились чуть разведённые ноги, где большие губы не раскрыты, потом разведённые ноги, где большие губы раскрыты, но не раскрыты малые. А уж после этого и малые развели, чтобы показать вход во влагалище и клитор.

Хорошо, что у женщин не десять пар губ, а то бы их раскрытие заняло ещё двадцать лет, чтобы наконец узреть вход во влагалище.

Тот же уровень общественного «ума» наблюдался и в литературе: когда Россет издал Любовника леди Чаттерлей, то на суде эту книгу называли порнографией и растлением американского народа. Когда после этого он издал Тропик Рака, то к тому времени Любовника леди Чаттерлей уже называли замечательным произведением беллетристики, а Тропик Рака стал воплощением ужасной порнографии и растлевал американскую молодёжь. А когда вскоре Россет издал Naked Lunch, то Тропик Рака превратился в восхитительный роман, а Берроуз оказался воплощением самого дьявола.

Как можно после всего этого, а также всего, что происходило на протяжении веков, принимать всерьёз мораль, нравственность и прочую дрянь? Но нас заставляют принимать их всерьёз, когда набрасывают удавки, которыми перекрывают дыхание телу и духу.

Если в СССР в конце 50-х и начале 60-х боролись со стилягами, тунеядцами и за высокий урожай, то в Америке боролись с сексом, с не меньшей силой, но с большей глупостью. После этого в 70-х и 80-х в СССР боролись с влиянием буржуазной идеологии и по-прежнему за высокий урожай, а в Америке продолжали бороться с тем же сексом. Итак, в России всегда борются за урожай, а в Америке всегда сражаются с сексом.

Но если раньше в США судили за использование в литературе слов «fuck» и «cunt», то теперь судят четырнадцатилетнюю девушку, которая поместила свои собственные обнажённые фото на mySpace. Причём ей предъявлена статья по распространению детской порнографии.

Учил, учил Хефнер и прочие сексопросветители Америку сексуальному уму-разуму, а всё без толку. Заставь дурака богу (пизды) молиться – так он лобок отшибёт.

Попутно с демонстрацией пизды революционным явлением стало проскальзывание в неё негритянского хуя. Ебля всегда подразумевалась, чуть белая и чёрная фотографировались вместе даже с закрытыми бёдрами. В Плейбое таких пар не было и первую чёрную centerfold сделали в 1965 году. Пентхаус опубликовал голые с лесбийским уклоном фотографии негритянки Vanessa Williams в 1984 году, за что её лишили почётного звания Miss America. Но это не помешало ей сделать блестящую карьеру певицы и киноактрисы.

Однако когда Флинт поместил в Хастлере фотографии чёрного и белой, якобы занимающихся еблей, то он за это в 1978 году получил пулю в позвоночник.

Хефнер всегда выступал против расизма и в своих телевизионных шоу и вечеринках устраивал смесь негров и белых, что тогда было невидалью. Потому несколько южных штатов отказались транслировать эти шоу.

Но нигде никто не найдёт фотографии Хефнера, обнимающего негритянку. Неужто такой любитель женщин остался холодным к чернокожим да заодно и восточным красоткам (за исключением песенных объятий). Уж слишком он однообразен в своих сексуальных вкусах – недаром он признавался в одном из интервью, что пуританское воспитание всё ещё продолжает оказывать на него влияние.

Подглядки

Хефнеру удалось балансировать на грани приемлемости, не раздвигая ей ног. Принципиальное различие между Хефнером, Гуччионе и Флинтом, которое спроецировалось в их журналы и стало их эстетическим кредо, состоит в степени приближения к пизде и углубления в неё. А именно: Хефнер показал обнажённые бёдра, Гуччионе показал разведённые ноги, Флинт показал растянутые малые губы. Этим определилось всё – и прежде всего выживаемость в обществе. Гуччионе не выжил, так как стал полумерой, средней точкой среди усиливающихся полярностей. На этой неустойчивой середине продержаться невозможно: либо иди в романтику Плейбоя, либо – в пизду Хастлера.

Трудами этих подвижников теперь понятие «полуголая женщина» оказалось весьма относительным. Если, по Хефнеру, это женщина, которая обнажила груди, но скрывает бёдра, то можно считать, что Хефнер показывал в Плейбое обнажённых женщин, то есть с обнажёнными бёдрами.

Однако, согласно Гуччионе, понятие «полуголая» должно означать женщину, которая полностью обнажила тело, но ноги не развела. Он в Пентхаусе оголил женщин, раздвинув им ноги, и обнажил их на более высоком уровне.

А вот Флинт своим Хастлером научил, что женщину можно считать полуобнажённой даже с разведёнными ногами, пока она не растянула малые губки, и только тогда она становится поистине обнажённой.

Я же считаю, что женщина полуобнажённой быть вообще не может. Она может быть обнажённой на треть и на две трети. По моим критериям, я называю женщину обнажённой только тогда, когда в ней заполнены хуями все три отверстия. Если же женщина с хуем только в пизде, то я её считаю обнажённой лишь на треть.

Есть немало мужчин, которые предпочитают ебать, отводя взгляд и нос от пизды, вид и запах которой их отвращает, страшит или угнетает. Но если женщина развела ноги и мужчина радуется открывшемуся ландшафту и аромату и не использует это движение женских ног только для того, чтобы поскорей засунуть член, то он пойдёт взглядом дальше, вглубь, куда как раз его и приглашает флинтовский Хастлер. Вот потому-то и загнулся прежний Пентхаус как вялая полумера.

Хефнер же обслуживает Плейбоем романтиков, которых полно даже среди ёбарей, причём можно смело предположить, что он сам им и является. С уверенностью можно было бы это утверждать, только если бы удалось понаблюдать, как он ебёт своих баб. (Одна из его любовниц пишет о слухах, что всё, происходящее у него в спальне, записывалось на видео. Вот до чего добраться бы для полного портрета Хефнера.) Но есть много косвенных доказательств, использование которых часто бывает достаточно, чтобы доказать даже убийство, а чтобы доказать романтичность по отношению к пизде, косвенных доказательств может хватить и подавно.

Романтичность отношения Хефнера к пизде исходила из его общей романтичности. Так, он заваливал дорогими подарками своих баб, которые должны были быть счастливы только тем, что им позволили жить в его дворце. Одной возлюбленной он дарил подарки ежедневно в течение нескольких лет. Он также умудрялся жить долгие годы с разного рода истеричками, закатывающими скандалы.

Средний заработок девицы, которую он поселял у себя в особняке, составлял около ста тысяч долларов в год, не обкладываемых налогом. Он (по сведениям десятилетней давности) платил каждой по тысяче в неделю на карманные расходы плюс бесплатная квартира в его дворце, плюс любая самая изысканная еда, которую она заказывала, проговорив желаемое в телефонную трубку, плюс медицинская страховка, плюс оплачиваемые походы к косметологу, маникюршам и прочим волосовыдиралам. Хефнер даже оплачивал операции по наращиванию грудей. Имея длиннющую очередь красавиц, он, вместо того чтобы выбрасывать за порог любую взбунтовавшуюся неблагодарную блядь и брать другую, нянчился с ними и терпел чуть ли не семейные скандалы.

Одной его сильно любимой предложили учиться актёрскому искусству, чтобы хоть как-то заполнить её безделье, на что она сказала, что актёрским искусством она полностью овладела, раз играет так, что Хефнер думает, что она его любит (даже имени этой неблагодарной суки называть не хочется).

Ну не добрейший ли человек Хефнер после этого?

Не следует забывать, что Хефнер занимается мультимиллионной благотворительностью, и если в ебле (потусторонней жизни) он, судя по всему, думает только о себе, то в повседневности (посюсторонней жизни) он изрядно думает о других. И если первое может быть огорчительно для его девиц, то второе радостно для всего человечества.

Тягу Хефнера не ко всем красивым женщинам, а исключительно к молодым, не старше 24 лет, многие из которых попадались ему девственницами, можно объяснить тем, что мужчина чувствует себя в максимальной сексуальной уверенности и безопасности с неопытными женщинами, а с девственницей, так вообще, что бы он ни сделал, всё воспринимается ею как сексуальная истина в последней инстанции, тем более что Хефнер не позволял девушкам, и в особенности его главным любовницам, с кем-либо совокупляться, кроме него. Таким образом, он пытался лишить девиц возможности сравнить его сексуальные возможности и предпочтения с тем, что им могли показать другие мужчины.

Как же можно пренебрегать женщинами с двадцати пяти до тридцати лет, тридцатилетними, сорокалетними и даже…летними? Настоящий плейбой любит всех женщин.

Кстати, одно из сексуальных предпочтений Хефнера – заниматься еблей, облив себя baby oil. То есть ему нравится елозить своим телом по женскому с минимумом трения. Можно представить, что только для девственницы такая масляная ебля может показаться единственно нормальной. (Как тут не вспомнить античную басню про девственницу, что вышла замуж за мужчину, у которого воняло изо рта. Так она уверилась, что вонь изо рта – это общее качество всех мужчин.)

Возлюбленная Хефнера поздних лет (после того как он стал жить со второй женой раздельно) пишет, что Хефнер просто плавал в этом масле, отчего многие девицы получали молочницу (yeast infections). Заболевание это может возникнуть, только если масло попадает во влагалище, то есть Хефнер, видно, смазывал маслом не только свой торс, но и хуй. Женской смазки ему мало?! Получается, что либо он ничего не делал, чтобы пизда начала сочиться, либо бабы были к нему так равнодушны, что оставались сухими.

Предпочитать какое-то масло женским пиздяным сокам – это кое-что говорит о мужчине.

Нигде не говорится о венерических заболеваниях, которые Хефнер должен был бы обязательно подхватить, поимев столько сотен женщин, но сообщается про грибок на ногах, подхваченный в армии, который он скрывал, нося белые носки даже при ебле.

Любовница Хефнера пишет, что некоторые девицы, живущие в особняке, симулировали месячные, длящиеся якобы до трёх месяцев – только чтобы не ебаться с Хефнером. Это значит, что он так брезгливо относился к менструальной крови, что упоминание о ней было достаточным, чтобы не прикасаться к женщине. Что же это за любитель женщин, который отвращается от того, что является одной из женских сутей? Вот уж истинный романтик.

Также Хефнер оплачивал своим девицам процедуры по удалению волос на теле – а это значит, что он не любил лобковые, промежные и задовые волосы у женщин. Тоже симптомчик для мужчины.

Если Хефнер не мог терпеть менструальную кровь, то можно с уверенностью сказать, что анальный секс и тем более дерьмо, легко являющееся наружу при глубоких заходах, тоже вызывали у него отвращение.

Всё это – типичные симптомы романтика, который мало заботится о наслаждении женщины, считая его автоматически у неё возникающим, как результат его собственного наслаждения.

И действительно, все девицы-приживалки в Хефнеровом поместье говорили, что отношения строились только на желаниях Хефнера (хотя он всегда щедрый и милый), что им приходилось подстраиваться под все его прихоти.

Его любимой комбинацией была группа самок, где он был единственным самцом. Разумеется, что один мужчина едва ли может до конца удовлетворить даже одну женщину (ту, которая имеет кое-какой опыт), а об удовлетворении одновременно двух и более не может быть и речи. Разумеется, он сталкивал девиц языками и клиторами, чем они могли снимать часть своего напряжения, но можно смело сказать, что по окончании оргии полностью удовлетворённым мог быть только сам Хефнер.

Девушки же находили себе радость с мужчинами на стороне, несмотря на все усилия Хефнера держать их пизды только для себя.

Романтичность Хефнера, которая отражалась в журнале тем, что он показывал ретушированные женские тела без пизд, ярко демонстрировала себя и в реальной жизни. Через некоторое время после возникновения главенства Барби Клейн Хефнер тайно от Барби завёл себе ещё одну постоянную девицу, Karen Christy, якобы лишь для ебли – она в этом деле дополняла ему нечто, чего не хватало у Барби. Скорее всего – блондинистость, так как Барби была шатенкой. Барби не знала о существовании конкуренции, и он ёб Кристи, пока Барби отсутствовала, а когда та приезжала, выпихивал Кристи через задний выход особняка в поджидавший её лимузин. Однако Барби узнала о сопернице и со скандалом выехала из особняка, сняла квартиру, но вскоре вернулась. Потом ушла насовсем. К тому времени она уже попробовала других мужчин.

Кристи после скандала ушла жить к подружке в квартиру, а Хефнер побежал её искать, нашёл и клянчил, чтоб вернулась, пока та не снизошла. А ведь у него было вокруг подобных девиц как грязи, мог ведь он сказать: проваливай, коль не желаешь делать, что я хочу – недаром же он провозглашал себя доминирующим самцом. Хефнер не собирался жениться ни на Барби, ни на Кристи, не хотел иметь с ними детей. Оказывается, что романтик согласен отдать власть и деньги ради конкретной пизды, и они не делают романтика умнее. Благо, Хефнер был достаточно умён, чтобы не отдать всю власть и все деньги.

Романтичность может оставаться даже на оргии. Особняк его был легализированным местом для оргий, которые он устраивал для знаменитостей. В июле 1968 года в его апартаментах в Лос-Анджелесе он устроил оргию на семьдесят человек. Здесь (http://www.youtube.com/watch?v=9EHyOXaalGE) Хефнер очень осторожно объясняет, каково быть участником оргии.

Он признаётся, что, несмотря на то, что большое количество людей обеспечивает эмоциональную безопасность, он имеет свойство всё равно эмоционально вовлекаться. Опять-таки романтик, что должно весьма ограничивать свободу его движений, чувств и предпочтений.

Кроме того, Хефнер берётся говорить о моральности и аморальности, что можно лишь извинить его умением политически балансировать на общественно приемлемых позициях. Однако в старости, когда женщины, и особенно девушки, смотрят сквозь тебя, не замечая твоего существования, и взгляд их останавливается только на твоей руке, если в ней пачка долларов, тогда приходится отказываться от романтики хотя бы частично, что и делает Хефнер.

Близкая приятельница Хефнера, глядя на окружающих его девиц, спросила его:

– Не думаешь ли ты, что эти девушки здесь из-за твоих денег, а не из-за тебя самого?

Хефнер материалистично ответил:

– Мне не важно из-за чего они здесь, главное, что они – здесь.

(И сразу выгнал из спальни одну из девиц, у которой вдруг началась менструация.)

Уравниловка равенства

Равенство между мужчиной и женщиной определяется прежде всего тем, что женщина должна получать сексуальное наслаждение от ебли не меньшее, чем мужчина. Но так как женщина способна на гораздо более продолжительное наслаждение, чем мужчина, то о равенстве при традиционном (один на один) положении вещей не может быть и речи. Если мужчина после первого оргазма, обессиленный, отваливается от женщины до лучших, вторых времён, то женщина после первого оргазма только начинает свой путь наслаждений, по которому её может не медля повести второй, третий и последующие мужчины.

Сексуальная свобода для «девушек по соседству» (girls next door), которую провозгласил Хефнер, оказалась для большинства из них великим разочарованием, ибо девушки и женщины, решившись разводить ноги не только для мужей, взамен получали так называемую фрустрацию от невежественных и эгоистичных мужчин, дорвавшихся до их пизд и кончающих в лучшем случае через минуту. В итоге женщины обозлились на Хефнера и компанию хуеобразных, обещавших им золотые горы наслаждений, а на самом деле в лучшем случае предоставлявших золото долларов, и организовались в феминисток, самые радикальные из которых решили, что мужчины вообще не нужны, а женщины могут удовлетворить друг друга со знанием дела, ибо оно – их общее. Однако впрямую им было ни осознать истинную причину, ни выразить, а потому феминистское движение ополчилось на изображение женщин как сексуальный объект (не доёбанный мужчинами объект). Они утверждали, что такое отношение является эксплуатацией женщин (ещё бы, возбудили и бросили – что может быть более унизительно для женщины, чем недоведение её до оргазма).

Объектом этих резонных недовольств феминистки, как и следовало ожидать, выбрали прежде всего Playboy и в 1969 году начали серию протестов. Феминистки рассердились, что Хефнер спровоцировал их на сексуальную свободу, но не обеспечил мужчинами, способными женщин удовлетворить. А те малопривлекательные из женщин, что всегда готовы ебаться, не могли привлечь мужиков, которые развратились красотками из «Плейбоя» и хотят только им подобных.

Хефнер как в Плейбое, так и в личной жизни следовал утверждению, что женщины должны свободно заниматься сексом, но свободу множества партнёров оставлял только себе и мужчинам. Женщинам же он предопределял еблю только с одним. В то же время Хефнер утверждал, что женщина должна знать своё место (быть дополнением к мужчине, тогда как три мужчины есть дополнение к одной женщине) и выражал недовольство растущей силой женщин, которые начинают конкурировать с мужчинами (в сексе женщины всегда оказывались победительницами.)

Хефнер утверждал, что миром управляют мужчины, и так это должно оставаться (1:234).

На страницах Плейбоя и вне их Norman Mailer (http://en.wikipedia.org/wiki/Norman_Mailer) забил тревогу, что женщины становятся более мужеподобны, агрессивны, менее нежны и более похотливы.

Смазливая журналистка-феминистка Gloria Steinern нанялась зайчихой в один из клубов Playboy и проработала там несколько недель, чтобы изучить изнутри, что это такое. Затем в двух номерах журнала Show Глория описала свои впечатления-приключения. Никаких криминальных разоблачений там не было, но в форме дневника она описала день за днём унизительную и нудную работу «зайчих». Такова работа у всех официанток, но зато в Плейбое у них была возможность подцепить богатого клиента, сотрудника Хефнера или даже его самого, что бывало не раз.

Глория описала, как гости приставали к ней и другим официанткам, как с наиболее богатыми ожидался ногоразвод (мой неологизм – патентую). Заканчивается репортаж такой слезоточивой сценой: она возвращается с работы усталая и видит на улице проститутку, которая ей улыбнулась и Глория улыбнулась в ответ. Проститутка стояла готовой к ногоразводу.

Во всяком случае, она выглядела более честной, —

влепляет заключительный аккорд Глория.

О бог ты мой, какой ужас! – ведь зайчихи жаждали продать своё тело, как и все остальные женщины. Потому-то они и шли в клуб Плейбой, а не в Perkins, чтобы продать себя подороже.

Статья вызвала дополнительные проклятия Плейбою со стороны не сумевших выгодно продаться баб – а таких, как известно, большинство!

Между тем Глория флиртовала с Хефнером, пытаясь его соблазнить, но у того не случилось времени, и ей с горя пришлось писать ебливые статейки в Vouge и Glamour.

Так и не добившись Хефнера, Глория совсем ошалела и встала во главе феминистского движения против порнографии.

Хефнер был удивлён: как женщины могли выступать против него, женщины, которых он, как ему представлялось, освободил от оков, чтобы те могли беспрепятственно ебаться. Но его двойной стандарт (1:245), разрешавший мужикам ебаться направо и налево, а женщинам – только направо, да ещё не давая им достойного и заслуженного удовлетворения, вызвал взрыв у формально освобождённых женщин. Одно дело – быть неудовлетворённой, живя без мужиков, а другое дело – позволить себе ебаться и всё равно оставаться неудовлетворённой – это уже оскорбление двойное. Уж коль Хефнер и прочие сказали для мужчин А, то нужно было сказать и для б… А ещё лучше не сказать, а сделать.

Хефнер любит появляться в сопровождении нескольких баб. Если бы он действительно любил женщин, он бы расхаживал лишь с одной да ещё с одним-двумя молодыми самцами. Этим бы он демонстрировал заботу об удовлетворении желаний женщины.

А то какой пример для подражания он подаёт самцам всего мира? Иметь множество не удовлетворённых тобою женщин? Такого рода поведение является вовсе не сексуальной революцией, а старой песней.

Что делать? А вот что.

Хефнер с помощью Плейбоя постарался выйти из викторианства, жестоко подавляющего секс, к высвобождению желаний под предлогом узаконенного американской Конституцией «стремления к счастью» (persuite of happiness). Однако счастье, изображаемое и излагаемое в Плейбое, разит недоговоренностью и недоделанностью, ибо он не показывал девиц с хуями в дырках, а только это и есть счастье. То, что Хефнер делал в Плейбое, – это лишь намекал на счастье, обещал его. Именно поэтому он так идеально вписался в общество, которое построено на обещании, а не на исполнении желаний. Хефнер делал легализованной мечту, а не реальность.

Обилие изображений просто голых или голых и ебущихся тел создаёт мнимое изобилие секса, ибо цель желаний – изобилие не изображений, а доступной женской и мужской плоти.

Пора кончать с картинками, клипами, недостижимыми мечтами, пора поставлять мясо, свежее, вкусное, доступное и красивое, ибо всё до сих пор было обманом, но теперь генетика сможет доставить наслаждение не единицам, подобным Хефнеру, а буквально всем. Генетика сделает женскую красоту (понимай как хочешь) повсеместной и доступной.

Порнография – это шаг к сексуальному освобождению через клонов. Сексуальная история человечества идёт по пути оживления сексуальных фантазий: сначала делали рисунки фантазий, затем – фотографии, кино, видео, трёхмерное изображение, человекоподобные механические куклы и роботы, а теперь дело неминуемо идёт к созданию клонов людей специально для ебли. (Клонировать животных для ебли уже возможно.)

Идеальный секс-журнал в нынешнем виртуально-генетическом понятии был бы неким сайтом с демонстрацией всевозможной трёхмерной ебли со всевозможными партнёрами. Любой посетитель (посетительница) за некую общедоступную мзду могли бы заказать клоны персонажей, которые бы доставлялись электронно (то есть мгновенно) заказчику. После использования клона его (её) можно было бы расщепить на частицы и отправить на склад для будущего вызволения при нужде или просто в мусор.

Красота спасёт мир в том смысле, что когда наклонируют (наклонят открытым задом) любое желаемое количество красавиц, то войны, драки, споры из-за доступной красоты, присущие всей предыдущей истории человечества, прекратятся – красота в своём обилии и доступности спасёт мир.

Пока существует мастурбация во взрослом возрасте, она означает, что люди одиноки и неудовлетворенны. Цель – уничтожить необходимость мастурбации – обилием и мгновенной доступностью красивых женщин и мужчин. Поэтому в случайном одиночестве у человека, настигнутого желанием, рука потянется не к своему хую или клитору, а к кнопке, нажатие которой предоставляет тебе в пользование желаемую плоть. А после удовлетворения твоих желаний она исчезнет от нажатия другой кнопки (или даже той же кнопки). Сперма будет собираться в специальном спермоприёмнике, и каждый сперматозоид (коль здоровый) будет использоваться для оплодотворения клеток красавиц, которых будут искусственно множить, чтобы количеством они достигли количества сперматозоидов. Этими миллиардами и триллионами людей будет заселяться вселенная. Такое кардинально успокоит от волнений всяческих охранителей и защитников жизни (прежде всего в виде человеческого зародыша). Ведь коль защищать жизнь, то надо защищать и яйцеклетки со сперматозоидами, ибо отрицать в них жизнь – просто безумие.

Когда смотришь на девиц в Плейбое, неизбежно возникает желание: я хочу такую. И такую. И такую. Задача – не говорить по-хефнеровски: вот иди, ищи, веди переговоры (соблазняй), покупай, – а найти возможность оживления картинки и обеспечения тотчасной ебли той, что захотелось.

В итоге Хефнер и прочие не удовлетворяют желания, а лишь провоцируют их возникновение и рост да толкают народ в мастурбацию.

Настоящая сексуальная революция произойдёт лишь тогда, когда путь от желания бабы до получения её будет сокращён до мгновения.

Вот путь, по которому пойдут будущие хефнеры.

ИСТОЧНИКИ:

1. Mr. Playboy: Hugh Hefner and the American dream by Watts, Steven, John Willey & Sons. Inc. 2008, 530 p. ISBN 978-0-471-69059-7.

2. Hugh Hefner: Once Upon a Time (Documentary). Lynch/Frost Production, 1992. DVD.

3. Bunny Tales: My Life at the Playboy Mansion, The World s Greatest Reality Show by Izabella St. James http://www.hollywoodinterrupted. com/ documents/bunnytales.pdf

4. The Playboy Philosophy by Hugh Hefner http://www.playboy.com/ worldofplayboy/hmh/philosophy/the-playboy-philosophy-part1.html

5. Hugh Hefner: American Playboy (Documentary). 2003. DVD.

6. Obscene (Documentary), 2007. DVD.