Что может быть лучше? (сборник)

Армалинский Михаил

Измышления

 

 

Нули да палочки

Впервые опубликовано в General Erotic. 1999. № 2.

Массовое помешательство на цифре 2000 охватило землян. Помешательство угрожает даже их компьютерам, которых заразили своим недугом их недальновидные создатели. Компьютеры могут в 2000 году выключиться, или замереть в недоумении, или начать вытворять глупости, то есть сделать то, чем беспрепятственно занимаются их создатели, поджидая новое тысячелетие. И если для компьютеров срочно выдумывают вакцинацию, чтоб они не сбесились, то я (заведомо тщетно практически, но вполне забавно, литературничая) займусь словесной вакцинацией людей от этой напасти.

Первый симптом болезни – ежегодное нервическое предвкушение нового года, кончающееся припадком его празднования. Симптом повторяется из года в год, последствия его скапливаются, и происходит, увы, не качественный, а количественный скачок в глупости, который знаменуется безутешным празднованием новой сотни, а потом и тыщи.

Мне, конечно, хочется быть великодушнее логики. Но уж слишком логика беспощадна к великодушию.

Подумайте, если от перехода 31 июля в 1 августа не ждут никаких чудесных изменений в жизни, то почему поднимается ажиотаж от перехода 31 декабря в 1 января? Если наступление 1997 года прошло под обычный гвалт и вопли, то почему приход 2000-го должен усугубиться умопомрачительным восторгом и параноидальным ожиданием чудесных метаморфоз в мире и в личной жизни?

Среднестатистический празднователь ждёт нового года, как первого соития с новой красавицей. Тогда как новый год – всё та же обрыдлая баба бытия. Человечишко лишь наряжает её в новую шмотку цифры и делает вид, будто баба стала новая. Это подобно тому, как осточертевшие друг другу парочки выдумывают ухищрения, как бы, не меняя друг друга, себя обмануть и сфабриковать ощущения новизны. Вот они и устраивают инсценировки чужести: баба надевает парик, красится под проститутку, а он притворяется, будто на это клюёт, и делает вид, будто её насилует, а она прикидывается, будто сопротивляется. Они даже придумывают себе для этого игрища другие имена, чтобы сделать лженовизну правдоподобнее. И это всё вместо того, чтобы ему взять действительно новую бабу, а любовнице действительно соблазнить нового мужика и заняться свежим наслаждением.

Вот и человек ухватится за новую цифру той же жизни и будет уверять себя, будто жизнь его от этого совершенно изменилась, а уличать себя же в этой лжи он будет тем, что первые дни нового года, пока он не свыкнется со своей ложью, он будет делать описки и оговорки, используя старую цифру прошлого года. А кроме того, сразу после празднования у множества возникает депрессия от узнавания той же жизни, ничуть не изменившейся, после столь усиленных предвкушений и праздничных торжеств.

К счастью, «болезни двух тысяч» подвержены не все, а лишь люди, зацикленные на десятичной системе, а из компьютеров – только айбиэмовщина и её клоунада. Люди вне систем и Макинтоши не обращают внимания на двойку с тремя нулями.

А с чего людишки всполошились-то? Считают на табло, которые повсюду понатыкали, каждую секунду, что осталась до так возлюбившейся цифры 2000, организовывают какие-то великие праздники вокруг неё, ждут, короче, не дождутся, будто после 2000 сплошная халява начнётся по имени рай или какое другое вечное благосостояние, типа непреходящего оргазма.

Обратите внимание, что людей привлекает в 2000 не цифра 2, которая означает хоть что-то, а пучит людей от радости из-за пустых нулей рядом с двойкой. Этим людям всё равно: один ли, два ли, три ли – им главное, чтобы побольше нулей пристегнуть к любой циферке. Но что им в этих нулях, что их завораживает в этой нулевой пустоте?

– Нули в десятичной системе означают юбилей, а люди любят юбилеи больше всего. Юбилей – это круглая дата, образованная круглотой нулей, означающей переход к новому разряду десятичной системы, то есть главное в этом слово НОВОЕ. Жажда нового в своей жизни стремится напиться новизны в системе счисления. Вот все и зачарованы округлостью цифры 2000, будто это округлость красавицы, идущей на тебя, и задарма всем да одновременно отдающейся. От вида множащихся нулей люди впадают в эйфорию, которая легализируется и поощряется государством в виде выходных и праздников.

Зачарованность людей круглыми цифрами проявляет себя в разных ситуациях. Вот один пример: при заполнении автомобильного бака поток бензина автоматически останавливается, когда бензин достигает в баке определённого уровня. И вот отключается подача, водитель смотрит на счётчик и видит: 18 долларов 68 центов. Оплата происходит кредитной карточкой или чеком, и человеку не надо наскребать по карманам 68 центов, а коль наличными платят, так всегда продавцы сдачи дадут. То есть менять эти цифры $18.68 нет никаких: разумных оснований. Так нет, человек начинает, азартно глядя на счётчик, доливать бензин до самого верха, чтобы сумма стала круглой – 19 долларов. И что это за любовь такая к округлости цифр?

По-видимому, достижение этой круглоты даёт человеку некий вид облегчения. В нулях человеку видится какая-то завершённость, к которой он так стремится. Одним из самых ярких чувств завершённости представляется оргазм – это один из сбросов на ноль жизни, образовавшийся из копящихся цифр возбуждения. После оргазма каждый раз жизнь желания как бы начинается с нуля. Таким образом, в достижении круглой цифры человек ощущает некий феномен цели. Причём эта завершённость образуется скачком, когда девятка превращается в нуль.

Человеку даётся испытать лишь два типа скачка времени – в мгновение оргазма и в мгновение смерти. Создавая цифровую, дискретную систему, человек тем самым пытается воспроизвести эти скачки, а также ими описать непрерывно текущее время. Именно это характерно для подготовки к встрече нового года, идущей с возрастающей интенсивностью, а ныне к встрече 2000 года. Всё это безошибочно напоминает возрастание возбуждения-наслаждения при совокуплении с особо желанной (круглой числом – округлой) женщиной. В 12 ночи наступит оргазм, а потом пойдёт пьянка (замирающие спазмы) по нисходящей с пресыщенностью 1 января. Повторяемость ощущений при справлении множества Новых годов напоминает повторяемость обновляемых ощущений при испытании оргазмов.

Скачок времени в смерти особо напоминает о себе в цифре 2000, поскольку в ней человека больше всего впечатляют нули, а нуль – это олицетворение Ничто, а ничто, в свою очередь, это прообраз смерти, тогда понятно, что одержимость нулями есть проявление всё той же тяги к смерти.

И действительно, прообраз этой смерти увеселившиеся людишки увидят тотчас, как отпразднуют свой высосанный из пальца праздничек, – они увидят пустоту и ничтожность промелькнувшей радости, почувствуют, что время продолжается как ни в чём не бывало, что ему, Времени, с высокой башни вечности наплевать на все эти круглые даты, и всё та же жизнь дохнёт огнём и смрадом в лица только что отпраздновавших: своё Ничто.

Единственная область человеческой деятельности, ненавидящая круглоту цифр, – это торговля – везде бирка или реклама с ценой, не добирающей одного-двух центов или долларов до нулей, – повсюду: 19.99 или 15 889. Расчёт на избежание важности, значимости для большинства людей круглых цифр, которые обозначают более высокий рубеж цен, скачок в иной десяток, сотню, тысячу – в более высокие касты десятичной системы, в которые может не допустить покупателя его бюджет парии.

Помимо этого, торговля построена на провоцировании возбуждения, необходимого покупателю для совершения покупки. Так как круглая цифра – это оргазм, а девятки – максимальное к нему приближение, то и цены отражают состояние наивысшего возбуждения, а не оргазма, который находится впритирку с безразличием. Оргазм должен наступить, когда покупатель отдаёт деньги за покупку и получает товар в свои руки, – тут реализуется близость между девятками и нулями в цене, которая, по сути, их уравнивает и, беря покупку в руки, покупатель испытывает оргазм обладания, свершения желания.

Очевидно, что с точки зрения непрерывно текущего времени переход от 1999 к 2000 году ничем не отличается от перехода, скажем, от 1977 к 1978?

Вот и оказывается, что все юбилеи – это лишь поклонение идолу десятичной системы счисления.

Удивительно, почему люди ещё не сделали для себя доминирующей двоичную систему счисления – тогда бы они праздновали грандиозные юбилеи через день и совсем чокнулись бы от торжеств. Впрочем, люди эту систему уже засадили в компьютеры, которые, работающие круглосуточно, не знают, что такое праздники, а потому вкалывают с каждым годом всё быстрее и быстрее. Но так как двоичная система является основополагающей для компьютеров, а роль компьютеров в жизни людей становится всё значительней, то двоичная система в конечном итоге должна будет восторжествовать и в жизни людей. Суть её предрасполагает к победе, поскольку двоичная система состоит из единиц и нулей: очевидных символов хуёв и пизд. Причём ими – единицами и нулями – может быть описана любая информация. Как взаимоотношением хуев и пизд – весь человеческий быт.

А вот в сказочном мире царит троичная система, и там всё важное зациклено на тройке. За тридевять земель. В тридевятом царстве. Тридцать лет и три года. Триединство. Троица. Потому-то на третий раз всё главное и случается. Сказочное волшебство являет себя в тройственном юбилее. Оттого-то Ванька-дурак, третий брат, и является умным. Троичная система по этой причине в реальной жизни не может функционировать. Так же и потому, что в реальной жизни на неё пытаются наложить запрет: третий – лишний. И пока эту пословицу не трансформируют в сказочную: третий – лижет, до тех пор троичная система остаётся чуждой были.

Но вернёмся к десятичной системе, которая безусловно образовалась благодаря десяти пальцам рук, на которых первобытные дикари считали, как на калькуляторе.

Предположим, в один год у некоего человека произошло какое-то важнейшее событие – скажем, создал что-то: от ребёнка до новой теории безотносительности. Родительское счастье, признание, слава – всё выпало разом. Но год этот выдался без нулей на конце. Спрашивается: неужели какой-то соседний годок, с навешенными на конец нулями, окажется для этого человека важнее, знаменательнее года свершений именно из-за этих нулей, годок, в котором ничего значительного для человека не произошло?

А быть может, человек уцепится изо всех сил за этот скучный год именно из-за того, что в нём ничего значительного не произошло и нулёвость его цифры есть единственно важное в этом году для данного человека.

Ага, таким образом кое-что из этой страсти к нулям становится понятным – когда у человека в жизни нет важных событий, то тогда важным событием становится то, что вне его жизни – абстрактные нули, не дающие ему, по сути дела, ни радости, ни горя. Этими нулями человек любуется, как произведением искусства. Завороженность ими носит действительно какой-то потусторонний характер. Будто бы именно здесь разрешается антиномия превращения отдельных зёрен в кучу, но с обратным эффектом – куча годов просеивается и высеивается один год с нулями, и он-то становится годом годов – самым важным годом в жизни человека.

Резюмируя: нули для большинства заменяют отсутствие истинных событий в их существовании или человек предпочитает нули истинным событиям в своей жизни.

Но даже в своей любимой десятичной системе человек занимается подтасовками во имя округления, а значит, ради идеализации своего видения мира. Веком называют сто лет. В то же время веком зовётся жизнь, отпущенная человеку. Пока до сотни человечья жизнь дотягивает крайне редко. Но веком звать её продолжают, как бы увеличивая её до желанной округлости сотни.

Ну а так как жизнь человека пока коротка для века, то устраивают симметричные расчленения сотни для втыкания вех: пятидесятилетие и двадцатипятилетие, семидесятипятилетие. Почтение к цифровой симметрии в десятичной системе есть часть ритуала поклонения ей. Каждая такая веха есть напоминание о нулях сотни, на которую то и дело оглядываются, отмечая эти юбилеи.

У комаров, наверно, устраивают юбилеи каждые десять минут («С точки зренья комара, человек не умира» – И. Бродский) – наверно, именно в эти времена мы видим тучи комаров, собравшиеся и витающие над нами, празднующие нечто своё, комариное. А потом, после празднования, они разлетаются поодиночке – кровь сосать.

Заканчивать демонстрацию мнения следует, подытоживая её, как и политическую демонстрацию, призывом: «Создавайте свои собственные праздники, наполненные смыслом содеянного, достигнутого, выстраданного, а не занимайтесь идолопоклонством десятичной системе! Празднуйте непрерывность жизни, а не её дискретность!»

Тогда цифра 2000 будет символизировать женщину, стоящую на коленях, и её три чудесных отверстия.

А впрок человечеству можно представить, что 3000-летие – это женщина, хотя и не вставшая с колен, но уже лежащая на боку, и всё с теми же неизменными атрибутами.

Дальше тыщи лет заглядывать не буду, быть может, там живые нули по отдельности будут предлагаться.

С наступающим новым видением, дорогие товарищи!

 

Достоевский у Тихона, Армалинский у Матрёши

Впервые опубликовано в General Erotic. 1999. № 5.

Фабула самой запретной части в самой крамольной главе «У Тихона» из романа «Бесы» лапидарно такова: красивый злодей Ставрогин соблазняет соседскую девочку Матрёшу, которая вскоре вешается.

Общепринятое мнение состоит в том, что повесилась Матрёша из-за произведённого над ней «надругательства». А я попытаюсь выяснить, в чём состояло это надругательство. В совращении или в чём другом.

Близкий друг Достоевского Страхов и разные другие сообщали да сплетничали, будто Достоевский сам с девочкой ласкался. Но, к разочарованию читающих эти строки, меня эта сторона дела здесь не интересует. Было – не было, но в мыслях это он всё прокрутил как следует, и этого мысленного, романного построения мне вполне достаточно, чтобы выявить суть дела.

Основываясь только на тексте, хотелось бы, конечно, чтобы он был достоверный, чтобы это была авторская рукопись, но, увы, хотя глава «У Тихона» дошла до нас в двух источниках, ни один из них не даёт полного, неискажённого, изначального текста (12:237). Рукописных источников не сохранилось, а только гранки с правкой Достоевского да копия, сделанная рукой его жены с неизвестной рукописи. Сами же рукописи предусмотрительно пропали.

Копия Анны Григорьевны – это женино благожелательное искажение первоисточника, и об этой копии говорить не стоит, ибо всё смягчено, замазано. Поэтому буду полагаться только на первый источник.

Глава «У Тихона» мыслилась Достоевским как композиционный и идейный центр романа, но, уже набранная, в корректуре была отвергнута редакцией «Русского вестника», где печатались «Бесы». (Поговаривали, что Достоевский якобы сам отказался печатать эту главу из-за возможного возникновения сплетен.)

Друзья, которым Достоевский читал эту главу вслух, тоже нашли, что она «чересчур реальна» (12:239).

После первого отказа печатать главу Достоевский написал несколько переделок и снова отсылал их в редакцию. Об одной он сообщает в письме: «Всё очень скабрезное выкинуто, главное сокращено…» (12:240).

В изложении жены был и такой вариант переделки, будто сцена с девочкой происходила в бане, и тут же она замечает в скобках: «истинное происшествие, о котором мужу кто-то рассказывал». Уж конечно, мудрый муж рассказывает жене про свои сексуальные приключения только в третьем лице: по Страхову, дело происходило именно в бане. В сцене этой принимала преступное участие «гувернантка»…

В книжное издание Достоевский главу «У Тихона» уже не включал, будучи уверен, что цензура её не пропустит. При жизни Достоевского она так и не была напечатана. А в посмертных изданиях глава «У Тихона» под предлогом недостоверности текста, как правило, не включалась в роман, и в лучшем случае публиковалась после текста «Бесов» как приложение.

Можно использовать по меньшей мере два подхода к событиям, описанным в главе «У Тихона»: принять всё как есть и анализировать эти события как реально присходившие или принимать выборочно, утверждая, что многое выдумка и «так не бывает». Я сделаю вид, что верю каждому слову Достоевского, но просто буду внимательно смотреть, что же это за слова и что за ними скрывается.

Прежде всего посмотрим, кто такая Матрёша и что за жизнь у неё была.

Матрёше было, по описанию Ставрогина, «лет четырнадцать, совсем ребёнок на вид» (11:13). А затем в конце своей исповеди он говорит о Матрёше: «десятилетнее существо» (11: 22). Так сам толком разобраться и не мог или в конце хотел сам себя побольше «побить» более молодым возрастом соблазнённой. Или возвысить?

Жизнь Матрёши была грустной.

Мать её любила, но часто била и по их привычке ужасно кричала по-бабьи.

Связь любви и битья по русской поговорке «кого люблю, того и бью» опасна тем, что, чем сильнее любовь, тем сильнее битьё, а значит, тем тяжелее увечья. И поэтому самая сильная любовь приравнивается к забиванию до смерти. В тексте нигде не показана непосредственно «любовная» сторона материнской любви, а что касается битья, то оно почти не прекращается.

Мать «кричала на ребёнка… за пропажу какой-то тряпки… и даже отодрала за волосы». А когда тряпка нашлась, «матери не понравилось, что дочь не попрекнула за битьё даром, и она замахнулась на неё кулаком…» Потом, когда Ставрогин спровоцировал подозрение о краже, мать «бросилась к венику, нарвала из него прутьев и высекла ребёнка до рубцов…»

Чуть позже мать «…хлестнула её два раза по щеке за то, что вбежала в квартиру сломя голову».

Так что никаких сомнений не возникает, что тепла, нежности, ласки Матрёша в своей жизни видела негусто.

Соблазнение

Эту сцену следует воспроизвести дословно, чтобы ясно было, что к чему. Изложение происшедшего состоит в основном из фактов и не загрязнено болезненной авторско-ставрогинский рефлексией на них, которой нафаршировано всё последующее повествование. А с фактами можно поработать. Итак:

…Я тихо сел подле на полу. Она вздрогнула и сначала неимоверно испугалась и вскочила. Я взял её руку и тихо поцеловал, пригнул её опять на скамейку и стал смотреть ей в глаза. То, что я поцеловал ей руку, вдруг рассмешило её, как дитю, но только на одну секунду, потому что она стремительно вскочила в другой раз, и уже в таком испуге, что судорога прошла по её лицу. Она смотрела на меня до ужаса неподвижными глазами, а губы стали дёргаться, чтобы заплакать, но всё-таки не закричала. Я опять стал целовать ей руки, взяв её себе на колени, целовал ей лицо и ноги. Когда я поцеловал ноги, она вся отдёрнулась и улыбнулась как от стыда, но какою-то кривою улыбкой. Всё лицо вспыхнуло стыдом. Я что-то всё шептал ей. Наконец вдруг случилась такая странность, которую я никогда не забуду и которая привела меня в удивление: девочка обхватила меня за шею руками и начала вдруг ужасно целовать сама. Лицо её выражало совершенное восхищение. Я чуть не встал и не ушёл – так это было мне неприятно в таком крошечном ребёнке – от жалости. Но я преодолел внезапное чувство моего страха и остался.

Когда всё кончилось, она была смущена. Я не пробовал её разуверять и уже не ласкал её. Она глядела на меня, робко улыбаясь. Лицо её мне показалось вдруг глупым. Смущение быстро с каждою минутой овладевало ею всё более и более. Наконец она закрыла лицо руками и стала в угол лицом к стене неподвижно» (11:16).

А теперь я прокомментирую события и проставлю акценты.

…Я тихо сел подле на полу. Она вздрогнула и сначала неимоверно испугалась и вскочила.

Конечно, испугаешься, когда кто-то подкрадывается и вдруг оказывается перед тобой.

Я взял её руку и тихо поцеловал,

Достоевский под повторяющимся « тихо », видно, имеет в виду, что не чмокал, а целовал без лишних звуков, нежно, мокро.

пригнул её опять на скамейку и стал смотреть ей в глаза.

Тоже мне, гипнотизёр – но девушки любят, чтобы им в глаза смотрели влюблённо, то есть с желанием.

То, что я поцеловал ей руку, вдруг рассмешило её, как дитю,

Отчего ж «как дитю»? – любая девка из простонародья тоже бы рассмеялась – кто им в жизни руку целовал-то, а тут ещё красавец-мужчина целует ей руку, как даме, да ещё и непривычно приятно, коль целует как надо.

но только на одну секунду, потому что она стремительно вскочила в другой раз, и уже в таком испуге,

Сначала неожиданный поцелуй руки, что смешно, а потом приятные ощущения от поцелуя сработали – вот и встрепенулась от новых чувств.

что судорога прошла по её лицу.

Судорога узнавания наслаждения.

Она смотрела на меня до ужаса неподвижными глазами, а губы стали дёргаться, чтобы заплакать, но всё-таки не закричала.

Перепугавшись судороги, Ставрогин приостановил поцелуи да ласки, и Матрёша заволновалась – что же будет дальше? – типичная реакция юной девушки, когда соблазнение вдруг прерывается, чуть начавшись.

Я опять стал целовать ей руки,

Сообразил-таки.

взяв её себе на колени, целовал ей лицо

По-видимому, не только в лоб.

и ноги.

Наверно, не пятки, а там, где начинаются.

Когда я поцеловал ноги, она вся отдёрнулась и улыбнулась как от стыда, но какою-то кривою улыбкой.

Это Матрёшина первая в жизни улыбка, связанная с наслаждением, доставляемым мужчиной, вот улыбка ещё и не оформилась в похотливую, а смотрится кривой.

Всё лицо вспыхнуло стыдом.

Вполне нормальная реакция на первое целование ног, выше пяток.

Я что-то всё шептал ей.

Небось, что любит, что как она красива.

Наконец вдруг случилась такая странность,

Достоевский всё пытается представить Ставрогина чрезвычайным развратником, а у него торчат уши самого Достоевского, у которого было с дюжину-две женщин, да и то, видно, впопыхах.

которую я никогда не забуду и которая привела меня в удивление: девочка обхватила меня за шею руками и начала вдруг ужасно целовать сама.

Ставрогина как представителя облапошенного большинства не удивило бы вовсе, если бы девочка выразила отвращение, сопротивлялась, кричала о помощи – его удивляет, что она способна быть благодарна за неведомое наслаждение, которое она испытывала, и отвечать взаимностью, «ужасно» целуя.

Лицо её выражало совершенное восхищение.

Радовался бы, дурак !

Я чуть не встал и не ушёл – так это было мне неприятно

Наслаждение вызывает неприязнь, страдание – вот это по Достоевскому.

в таком крошечном ребёнке —

14 лет не крошечный – Джульетта, которой общество фальшиво восхищается, была того же возраста, но ей прощают наслаждение только оттого, что она покончила с собой.

от жалости.

Ему жалко девушку из-за того, что она испытывает наслаждение и счастлива, а когда она страдала на его глазах – это для Ставрогина было в порядке вещей.

Но я преодолел внезапное чувство моего страха и остался.

Вот именно, страха – это основное чувство , которое им руководило, а потом вызывало и ненависть и раскаяние. Страха, что его прихватят за девочку.

Когда всё кончилось, она была смущена.

Уж не в упрёк ли и это он ей ставит ?

Я не пробовал её разуверять и уже не ласкал её.

То есть не как развратник, который бы продолжал ласкать, а как обыкновенный жлобина: кончил – и бежать.

Она глядела на меня, робко улыбаясь.

Конечно же робко надеялась на продолжение ласки.

Лицо её мне показалось вдруг глупым.

Да просто похоть у Ставрогина иссякла, вот и кажется ему всё ненужным, глупым, страшным.

Смущение быстро с каждою минутой овладевало ею всё более и более.

Начала тревожиться, что отнята у неё радость, что ещё, чего доброго, и бить начнёт.

Наконец она закрыла лицо руками и стала в угол лицом к стене неподвижно.

Как женщина, потерявшая надежду на продолжение, часто отворачивается спиной к мужчине , в котором разочаровалась.

В тексте не говорится конкретно, что же Ставрогин сделал с девочкой в промежутке времени от целования её ног до когда «всё кончилось», но в подготовительных материалах используется фраза «исповедует подлость с ребёнком (изнасиловал)». Достоевский поясняет слово «подлость», и потому недомолвка снимается.

Есть и другая характеристика в заметках: «Из страсти к мучительству изнасиловал ребёнка» (11:153).

Но в насилии ли состоит мучительство, если следовать описанию случившегося? Вовсе нет, насилия и в помине не было, была ласка, было наслаждение, и девочка радовалась, целовала в ответ. Надругательство было в резком лишении Матрёши этого наслаждения, в пренебрежении девочкой, в побеге от неё.

Это многократный литературно-жизненный вариант «соблазнённой и покинутой», а самоубийством занимались в подобной ситуации особи женского пола и значительно постарше Матрёши.

Но Достоевский с помощью Ставрогина начинает накручивать чушь, которая девочке и в голову прийти не может, – всё своё мужское убожество и слабость Ставрогин переиначивает в религиозные красивости – вот как он удобно для себя устраивает объяснение Матрёшиной смятённости:

Наверное, ей показалось в конце концов, что она сделала неимоверное преступление и в нём смертельно виновата, – «бога убила» (11:16).

Самое сильное чувство, которое испытывает Ставрогин после соблазнения Матрёши, это страх:

К вечеру я опять почувствовал страх, но уже несравненно сильнее. Конечно, я мог отпереться, но меня могли и уличить. Мне мерещилась каторга.

Как следствие этого страха, вторым по силе чувством у него возникла ненависть, которая являлась проекцией собственного страха вовне:

…я возненавидел её до того, что решился убить. Главная ненависть моя была при воспоминании об её улыбке.

Примечательно, что именно в этой ненависти обыватель мог бы солидаризироваться со Ставрогиным. Ведь в те времена господствовало мнение, что приличная женщина не должна испытывать наслаждение при половом акте, а оставаться безразличной, уступая мужу и лишь для продолжения рода. Если женщина смела испытывать наслаждение, то она считалась развратной, извращённой, ибо наслаждение, по научно-религиозным данным того времени, могла испытывать только публичная женщина. А тут ещё такой удар по психике «опытного» развратника: совсем юная девушка смеет улыбаться и ощущать приятность – ну как тут не возненавидеть такую малолетнюю развратницу. (Продолжительные аплодисменты высоконравственной публики.)

Помимо резкого обрывания наслаждения Матрёши и лишения её надежды на продолжение, Ставрогин подверг Матрёшу испытанию ужасному, особенно для такой юной души – ревности. К Ставрогину пришла его любовница, горничная Нина, и Матрёша была свидетельницей его ласки, даримой другой женщине.

В углу их каморки я заметил Матрёшу. Она стояла и смотрела на мать и на гостью неподвижно… Я приласкал Нину и запер дверь к хозяйке, чего давно не делал, так что Нина ушла совершенно обрадованная (11:17).

Потом, когда через несколько дней Ставрогин вернулся в свою квартиру, он сделал вид, что не замечает Матрёшу, у которой к тому времени появился жар. Матрёша сама подошла к его двери.

Она вдруг часто закивала на меня головой, как кивают, когда укоряют, и вдруг подняла на меня свой маленький кулачок и начала грозить им мне с места.

Ставрогин, как повелось, испугался и после робкой безуспешной попытки заговорить с Матрёшей убежал.

А «убитая» Матрёша пошла и повесилась.

Причиной того, что Матрёша грозила кулачком, и её самоубийства принято считать соблазнение её Ставрогиным. Тогда как теперь, я думаю, очевидно для любого зрячего, что не соблазнение, а отсутствие его продолжения стало причиной наивной угрозы Ставрогину и самоубийства отчаявшейся Матрёши.

Сколько женщин обозлеваются на своих: мужей, половая жизнь которых состоит из преждевременного семяизвержения – сколько их, женщин, грозит кулачком и впадает в невротические состояния? Но у взрослой, обманутой в наслаждении женщины есть возможность взять любовника, развестись и т. п. А тут девочка, которая испытывала в жизни только побои и грубость, ошеломлённая первым наслаждением и нежностью, вкусившая эту прелесть, исходящую из единственного (как она была уверена) источника, и всю эту единственную и краткую радость у неё ледяно и безнадёжно отняли да ещё продемонстрировали, что всё это будет отдано другой женщине.

Так что преступление Ставрогина состояло вовсе не в том, что он доставил наслаждение девочке, а в том, что он этого наслаждения её издевательски лишил.

Сами описанные действия, от которых если не шарахаться, а внимательно посмотреть, помимо воли Достоевского опровергают общенародный предрассудок о поступке Ставрогина. Поэтому в «Бесах» Достоевский решил устроить морально выдержанный конец, с его точки зрения, по-христиански справедливый: Матрёша кончает с собой – точно так же удобно разрешая смертью все несоответствия, как раскололся Раскольников, которого Достоевский заставил без всяких оснований признаться в идеально совершённом преступлении, как Ильф и Петров, под давлением советской морали, принудили Бендера под конец стать простофилей и мучиться добытым миллионом.

Непредвзятое прочтение истории с Матрёшей вскрывает неспособность даже Достоевского переиначить жизнь, которая существует, не соизмеряясь ни с христианскими, ни с какими иными критериями.

Соблазнив Матрёшу, дав ей ласку и наслаждение, Ставрогин совершил свой самый благородный поступок. Кто знает, если бы Ставрогин не побоялся преследования по закону, то он бы не бежал Матрёши, а увёз бы её, полюбил бы её, добрую, юную, и, глядишь, переродился бы из своего зла в добро. Русский Пигмалион получился бы.

Но получился, как всегда, – Фердыщенко.

 

Поздравление с 8-м – матом

Впервые опубликовано в General Erotic. 2000. № 13.

Так называемый «международный праздник женщин 8 Марта» – единственный чисто сексуальный праздник, древняя суть которого недоступна поверхностному взгляду размякших в умилении мужчин и женщин, высоко задравших нос вместо юбки.

То, что праздник международный, – это обычное российское враньё, которое тщится придать ему, языческому, современную значимость и респектабельность и тем самым оправдать свою одержимость этим праздником.

Восьмое марта – не день какой-то великомученицы, героические дела которой всенародно поминают. В день 8 Марта мужчины празднуют сам факт существования женщин. А так как главное определение женщины – это «человеческое существо с пиздой», то праздник 8 Марта не что иное, как празднование Пизды. Суть всех праздничных дёрганий – это подсознательное восклицание мужчин при виде любой женщины: «Как хорошо, что у тебя есть пизда! С чем тебя и поздравляю!»

Но прежде всего они поздравляют себя и засовывают руку глубоко в карман, выправляя зашевелившийся хуй.

Восьмого марта мужчины России одаривают всех женщин подарками, заваливают их цветами – почему и за что? Женщины не совершали все разом никаких геройских поступков, не превысили все, как одна, какой-то производственный показатель. 8 Марта – это единственный день, когда официально и узаконенно становится не важно, умная женщина или глупая, молодая или старая, красивая или уродливая – все социальные и физические различия между женщинами стираются, и они уравниваются главенствующим критерием – наличием Пизды, которая является объектом и причиной празднеств.

С одной стороны, мужские дары в этот день уподобляются жертвам, приносимым своенравной богине, чтобы она смилостивилась и о тебе пеклась. С другой стороны, дары являются универсальным подкупом женщины, чтобы она позволила мужчине в неё углубиться.

Хлипким аналогом в США придуман праздник матери, куда втихаря и без нажима могут укладываться все женщины: бабушки и прабабушки, а также девушки как будущие матери. Американцы, в отличие от России, пошли с другого конца – от частного к общему. Праздновать в Америке день абстрактной всеобщей Женщины не позволили бы сами женщины, большинство которых свою пизду и за человека считать перестали: они почли бы такой праздник за личное оскорбление и приравняли бы поздравления к сексуальным посягательствам, а подарки – к изнасилованиям. Уж слишком Америка порочно христианская страна, чтобы осмелиться радоваться женской сути, которая объединила бы в себя также и бездумно совокупляющихся юниц, и просчитанно продающихся проституток.

К тому же праздник матери – чётко целевой, а значит, как и любой праздник в Америке, его легче раскрутить коммерчески. Попробуй сагитировать всех мужчин разом дарить подарки всем женщинам скопом – это ведь бардак получится. Такое возможно только в уже существующем бардаке России. А в США должен быть порядок: все как заводные выкладывают зелень и дарят подарки матерям – любовь к матери обязательна и обсуждениям не подлежит – это вам не любовь к любой постыдной пизде без разбору.

Для российских женщин этот праздник чрезвычайно значителен и выгоден, ибо позволяет всем им вставать в позу богини, в которой подношения принимаются как должное. Обыкновенно принятие подарков налагает на женщину молчаливое обязательство проявить к мужчине благосклонность. А тут бери – не хочу. Женщина чувствует в этот день свою власть и высокую ценность: Пизда – это commodity – вечно дефицитный продукт, особенно при желании его разнообразия. Признавая её великую ценность, в этот день мужчины не только Пиздою пользуются, но и поклоняются ей. И потому 8 Марта – праздник религиозный. Это день поклонения Пизде и возложения ей подношений.

Благодаря этой церемонии мужчинам 8 Марта предоставляется возможность обратиться к любой, даже незнакомой женщине и завести с ней знакомство, без угрозы нарушения общественного порядка. Если в другие дни мужчине приходится придумывать предлоги, не связанные с сексом, лгать, будто он хочет познакомиться не с Пиздой, а с человеком-продавщицей, человеком-учёным, и делать вид, что его интересует погода или точность сиюминутного времени, то в этот день, 8 Марта, он может подойти к женщине и сказать: поздравляю вас с тем, что вы женщина (а что это значит, мы уже знаем). И не только поздравить, но и вручить подарок, с тайной надеждой, что заклинание поздравления и ритуал вручения подарка исполняющей обязаности богини обернётся её расположением. Расположением на кровати или на какой-либо другой горизонтальной поверхности.

Восьмого марта мужчина обращается к женщине и как к проститутке (но не к нынешней, а древней, храмовой, которая также была и жрицей, и временами – даже богиней), к женщине, открыто признающей своё единственное Привлекалище. Поднося ей дар, мужчина не покупает какую-то социальную услугу, типа написания справки или получения пол-литра вне очереди. Мужчина подарком в день 8 Марта закрепляет уже имеющийся доступ к Пизде или устанавливает контакт для будущего возможного доступа. Таким образом восстанавливается и почитается древний культ богини-проститутки Иштар.

Восьмого марта, с одной стороны, пизда славится, а с другой стороны – она покупается.

Бессознательная и вялая попытка сделать мужской (хуев) день из 23 февраля не столь удачна, поскольку идея Хуя загрязняется солдатскими делами, войной и прочими жестокостями, которые люди празднуют увлечённо и в открытую. В силу того, что в этот день никак не уйти от войны, неминуемо происходит качественная градация мужчин на фронтовиков и тыловиков, молодых и старых, здоровых и увечных, а значит, Хуй погружают в пучины, ему чуждые, и каждый мужчина предстаёт уже не как абстрактный Хуй, а как снаряжённый в военные доспехи, без которых он вообще и хуем перестаёт быть. Посему единственная возможность для мужчин уравняться с женщинами, которым ведь тоже с давних времён хочется поклоняться фаллосу, а не мечу, – это присобачиться к другому празднику, например, ко Дню шахтёра – углубление в матерь-землю будет служить прекрасным символом Хуя углубляющегося. А когда все отработанные шахты опустеют или придут в негодность, то праздник этот к тому времени отмоется от шахтёрской черноты и станет праздником уже чистого Хуя.

Возвращаюсь к празднику Пизды: не случайно праздник выпал на цифру 8 – ведь она символ двух восхитительных отверстий, разделённых тонкой перегородкой.

С праздником 8 Марта, дорогие восьмёрочки!

 

Десадовские запреты, или золото – в говне

Впервые опубликовано в General Erotic. 2000. № 18.

На период написания де Садом «Философии в будуаре» в его «моральном кодексе», судя по им написанному, оказалось несколько запретов. Это при том, что он пропагандировал полное их уничтожение.

Примечательно, что даже самые жестокие и разрушающие устремления того или иного человека натыкаются на некую им же проведённую границу, которая для него становится если не священной, то неприступной, что позволяет ему считать себя достойным уважения. Человек обретает ценность в своих глазах не столько благодаря границам, которые он преступает, сколько благодаря границам, которые он решает не преступать. Другое дело, что выбор этих границ и сами границы могут вызывать по меньшей мере удивление у порицающего большинства. Но смысл состоит в самом их, границ, существовании, а не в том, каковы они, поскольку мы знаем, насколько все границы относительны.

Читатель «Философии в будуаре» может быть ошарашен, возмущён или восхищён десадовской способностью «извратить» все святые понятия, тщательно возведённые человеческим обществом. Всё, на что мораль ставит запрет, де Сад пропагандирует как самую предпочтительную форму поведения: ложь, предательство, причинение боли и страданий, совращение малолетних, ненависть к родителям, кровосмешение и гомосексуализм, разврат любого рода и убийство.

Будучи одержим анальным сексом, де Сад не гадает на ромашке ануса: любит – не любит, а твёрдо заключает, что самое предпочтительное общение с людьми «делается через жопу». Если бы его кто-то назвал «говном», то это было бы для де Сада не оскорблением, а комплиментом, ибо фекалии были объектом его восторженного влечения.

Но вдруг на фоне такого либерализма-либертанизма у него появляются своеобразные запреты:

Не позволяйте спускать вам в жопу нескольким мужчинам подряд: хотя в горячем воображении смешение сперм видится желанным, для здоровья оно вредно, а часто и опасно: избавляйтесь от каждого впрыскивания, прежде чем позволять новому попасть в вас (с. 78).

Никаких медицинских, этических или иных аргументов в пользу этого запрета де Сад не приводит. Можно предположить, что он опасался возникновения «гремучей смеси», которая могла произвести эффект разорвавшейся газовой бомбы.

Занимаясь активным и многократным анальным сексом, герои «Философии в будуаре» ни словом не упоминают о неизбежно (при такой активности) являющихся наружу фекалиях. Хотя в одном месте герой романа Дольмансе указывает, что наиболее приятно вводить член в наполненную ими прямую кишку. (Чтобы символически обойти этот запрет, де Сад не догадался взять одним из персонажей негра: ведь когда негр ебёт в жопу белую, то создаётся впечатление, что коричнево-чёрный член – это кусок дерьма вылезающе-влезающий.)

Даже тогда, когда один из героев романа пьёт из ануса другого впрыснутую туда сперму, никак не упоминается, с чем эта сперма неизбежно должна была смешаться и каким запахом она обладала, выходя из такого места. Обоняние у героев отсутствует полностью и даже когда происходит необходимость его использования, оно трансформируется во вкусовые ощущения: «Она пердит —…о какая вкуснота» (с. 176). Кстати, как мило смотрится слово «пердит» рядом со словом «философия».

С помощью таких вот утаек де Сад вписывается в общечеловеческую аксиому: обоняние является наиболее сокровенным чувством, оскорбить которое – самая надёжная форма для вызывания стыда или отвращения. При своём отчаянном желании унизить нравственность и преступить моральные нормы де Сад нигде в «Философии в будуаре» не упоминает запахи гениталий и экскрементов, будто описываемые оргии происходят в безвоздушном пространстве. Однако именно запах, и даже не вид фекалий, является самым сильным препятствием для интимного общения с ними, что напоминает о главенствующем месте обоняния в структуре социальных запретов. Обоняние стоит на страже приемлемости потребления – мы едим баклажанную икру и шоколад – эти продукты питания могли бы по виду сойти за экскременты. Но всякий отпрянул бы от своего любимого блюда, если бы оно запахло дерьмом.

В японской литературе, где свои, национальные, герои занимаются поеданием экскрементов, имеются описания приёмов отбивания их запахов: один хитрец вставлял в нос сильнопахнущие травы, а другие умельцы кормили женщину, выдававшую продукт на-гора, набором трав и снадобий, уничтожавших его отвратительный запах.

Можно предложить самый эффективный метод диеты для жаждущих: похудеть, заимствованный у мистически одержимой Антуанетты Бувиньон де ла Порт, которая с целью умерщвления плоти примешивала к своей пище фекальные массы. Эх, не знала она спасительной русской поговорки: «Не манер говном щи белить, на то сметана есть».

Ну да ейный Бог с ней.

Другим умолчанием в «Философии в будуаре«, намекающим на существование какого-то запрета, является эпизод, когда двое мужчин удаляются из будуара, чтобы совершить нечто таинственное: «Нет, есть вещи, которые обязательно нужно скрывать» (с. 177).

А когда одна из участниц оргии предлагает им подсобить, они отвечают: «Нет-нет, это дело чести, и оно должно происходить только между мужчинами» (с. 177).

Чем бы это могло быть, если не забывать, что до сего заявления все анально-оральные комбинации были уже в тексте опробованы. Быть может, де Сад, пользуясь приёмами детективного жанра, решил держать читателя в напряжённом подозрении о состоявшейся копрофагии?

В «Ста двадцати днях Содома», написанных в 1785 году, за десять лет до «Философии в будуаре», разглядывание, ощупывание и поедание кала занимает значительное место, тогда как о запахах даже там говорится весьма вскользь. Создаётся впечатление, что после написания «Ста двадцати дней Содома» – своего акме, с точки зрения неприемлемости для общества, де Сад решил сделать смягчённый вариант описаний своих сексуальных фантазий, годящийся для широкого потребления, и дать им философское обоснование-оправдание, что воплотилось в «Философию в будуаре».

Главным методом достижения широкой приемлемости текста было изъятие экскрементов и упоминание об их запахах.

Так сказать, философское объяснение де Сада тяги к анальному отверстию выглядит весьма поверхностно: мол, круглое сечение прямой кишки значительно более способствует наслаждению, чем овальное сечение влагалища:

ДОЛЬМАНСЕ. – …Мой дорогой шевалье, если ты тщательно исследуешь веления Природы, она не укажет тебе иного алтаря для наших воздаяний, нежели дырка жопы. И она приказывает выполнение последнего. О боже, если бы она не предназначала жопу для ебли, разве бы она стала делать отверстие в ней точно соответствующим нашему члену? Ведь оно круглое, как и наше орудие. Почему? Даже человек, лишённый здравого смысла, не сможет представить, что овальное отверстие было создано для наших цилиндрических хуёв. Задумайтесь над этим изъяном, и вы тотчас поймёте намерения Природы (с. 94–95).

Если исходить из таких механистических обоснований, то де Саду следовало бы упомянуть наличие сфинктера, который, являясь кольцевидной мышцей, сладостно сжимает член как ни одно другое отверстие в теле. Не обратил внимания де Сад (а я-то здесь на что?) на существенный аргумент в пользу анального секса, льстящий мужественности: каждое отверстие требует разную степень затвердения для проникновения в него: для рта эрекция вообще не нужна, в пизду можно запихать полувставший, а вот для ануса хуй должен стоять хорошо, ибо твёрдость становится необходима для проникновения сквозь сфинктер. Можно было бы развить и такую футуристическую идею: ебя в жопу или в рот, можно проникать предельно глубоко, ибо это два сквозных, соединяющихся отверстия: одно кончается другим. Тогда как, ебя в пизду, ебёшь тупик, но сквозь который рождается будущее. Таким образом, анальное и оральное совокупление – это общение с настоящим, а вагинальное – это общение с будущим. (Результат «сквозистости» рта и ануса отражён и в следующем наблюдении: описывая свои ощущения, когда её ебут в жопу, одна женщина сообщала, что испытывает лёгкое чувство тошноты. Ещё бы – то, что должно выйти, запихивается обратно, в сторону рта.)

Взаимосвязь рта и ануса в Италии являет себя благодаря популярному приёму лекарств анально, а не орально – множество лекарств, изготовляемых в других странах в виде таблеток, в Италии изготовляется в виде анальных свечей. (Так, во всяком случае, было вплоть до конца 1970-х.)

Как влагалище влечёт, потому что в конечном итоге оно есть орган, из которого выходит жизнь, так анус, быть может, влечёт именно потому, что из него выходит говно. Это подобие отражается в поговорке: «Срать всё равно что рожать». Так что можно смело сказать, что испражнение – это процесс творческий. Посему вовсе не удивительно, что предмет величайшего презрения и стыда становится для некоторых объектом любви и восторга.

Если нас мораль стращает и стыдит совокуплением, а потом оказывается, что ебля – самая прекрасная вещь на свете, то не может ли оказаться, что дерьмо – символ ненужности и омерзения – становится для кого-то предметом первой необходимости и восхищения. Слияние этих противоположностей наблюдается на лингвистическом уровне. Слово «золотарь» имеет два чуть ли не взаимоисключающих значения: золотых дел мастер и чистильщик выгребных ям. А всё потому, что само слово «золото» имеет второе значение: навоз, человеческий помёт. Слово «золотник» – это также и анус, задний проход.

«Золото и на воде всплывает», – ласкает золото поговорка за его ценность, но в то же время «дерьмо не тонет», «плавает как дерьма кусок» согласно словарю Даля.

Фанатичное поклонение народа перед знаменитыми музыкантами и актёрами вполне может распространиться и на испражнения своего идола. Можно себе легко представить, как красавицы кинозвёзды продают свой кал поклонникам и почитателям, которые будут с восторгом не только разглядывать и нюхать, но и съедать частицу своей великой мечты. Их кал будет цениться на вес золота, тем самым к нему приравниваясь. Да здравствует новая сказка – не Спящая, а Срущая Красавица (Shitting Beauty)!

В Японии пользуются большим спросом бутылочки с калом не кинозвёзд, а обыкновенных привлекательных женщин. Причём на бутылочке наклеивается этикетка с фотографией женщины-производительницы.

В фильме Романа Полански «Горькая луна» (Bitter Moon) показывается страсть парижской парочки. Садомазохизму там отдана мелкая дань, а потом, как о последнем пределе разврата, повествуется, что любовник наслаждался, когда ему на лицо мочилась его возлюбленная. Но на этом потоке ставится стоп-кран: говорить о следующем логическом шаге – дефекации на лицо возлюбленного и поедании оказавшегося на лице – Поланский не решился. Или ему не дали решиться цензоры.

Есть мужчины, которые страшатся анального секса, впадая в панику от возможности соприкосновения с фекалиями. Женщина предстаёт для них угрозой оскорбления (покроет дерьмом, обосрёт). Подобный страх удерживал моего знакомого, красивого мужчину средних лет, от анального секса в своих многочисленных похождениях. Когда он всё-таки решился впервые углубиться в женщину с непривычной стороны и после завершения путешествия в её недра вытащил хуй, он был поражён, что его «путешественник» не покрыт дерьмом, как он ожидал. Знать бы ему, что есть женщины, у которых в прямой кишке всегда остаётся кал даже после полного опорожнения, а есть женщины, у которых после дефекации прямая кишка полностью очищается. Вот такие пироги.

Я здесь не касаюсь практических применений экскрементов, а лишь мусолю сексуальное к ним влечение. Известно, что для крестьян, имеющих дело с необходимостью удобрения, дерьмо становится весьма драгоценным материалом и «городского» отвращения к нему они не испытывают.

То же самое и для медицинских работников, делающих анализы безличного кала, и др. Профессий, с ним связанных, – они ведь зарабатывают деньги на возне с экскрементами. Это для меня неинтересно, потому что деловой подход всегда основан на обрубании эмоций. Но исключительно интересно, что сильное сексуальное желание делает для некоторых людей привлекательными экскременты вместе с их запахами. Одна из особенностей сексуального желания состоит в наслаждении, получаемом обуянному этим желанием при преступании социальных запретов одного за другим, начиная с наготы и кончая запахом экскрементов.

Но чуть желание исчезает – все запреты магически восстанавливаются с помощью возникшего безразличия, а подчас и отвращения.

Вот ещё одна история по теме. В одном из крупных городов Америки полиция стала находить женщин в бессознательном состоянии, измазанных собственными фекалиями. Когда жертвы приходили в себя, они ничего вспомнить не могли. Общим для этих находок было и то, что женщины оказывались в таких пикантных ситуациях ранним утром или после посещения ресторана. Находили их в самых неожиданных местах – в парках и садах, на строительных площадках, в проездах между домами, в заброшенных зданиях, и многие были найдены в своих же постелях. Характерно было и то, что все пробуждались с чётким ощущением, что в их анусе кто-то основательно поблудил. Эксперты находили там сперму, однако не находили следов насилия.

Преступник, как всегда, попался на мелочи, выдававшую его одержимость. Одна из жертв, очнувшись в собственном дерьме с явно натруженным анусом, в процессе обмывания заметила, что в него что-то вставлено – она вытащила это нечто, оказавшееся свёрнутой в трубочку бумажкой. Сначала она хотела в отвращении выбросить её, но потом любопытство оказалось сильнее брезгливости. Аккуратно отмыв трубочку, она развернула её – на ней было написано красными чернилами: «Особая благодарность Джени Ней!»

– Джени Ней, – в смятении повторила жертва, размышляя, откуда ей так знакомо это имя. И вдруг память выложила перед ошеломлённым сознанием – это имя их преподавательницы на курсе «Как предотвратить изнасилование».

Полиция вскоре выяснила, что все женщины, обнаруженные в таком нечистом состоянии, в то или иное время посещали эти курсы. Загадка состояла в том, как женщины, специально проходящие курсы по предохранению от изнасилования, прежде всего и оказывались его жертвами? Следователь выяснил, что курсы эти посещали в основном одинокие женщины, в силу разных причин панически боявшиеся быть изнасилованными. После тщательного изучения программы курсов следователь обратил внимание, что среди многочисленных способов противостоять насильнику, которым обучали на курсах, имеются побег, вопли, физические приёмы, вроде удара в пах, а также заведение разговоров для отвлечения насильника от его цели и много других.

Но среди всех этих приёмов выделялся самый экстравагантный: когда женщине уже никуда не деться, ноги её разведены нараспашку силком, хуй вот-вот осквернит её глубины, – и тут преподавательница Джени Ней рассказывала о последнем выходе, – женщина должна громко выпустить газы, а чтобы они не представлялись насильнику воздушными замками, выложить осязаемую постройку экскрементов. Предполагалось, что нюх и зрение насильника так оскорбятся и отвратятся от женщины, что ему станет не до половых экскурсов и бросится он, зажав нос и сломя голову, подальше от этой грязнюхи. Торжествующая женщина, победно отряхнув с себя дерьмо, радостно отправится, вся верная, домой к своему мужу, любовнику или к вибратору. Или ко всем троим.

Следователю стало очевидно, что все женщины-жертвы прибегали к этому крайнему средству в борьбе с насильником. Было также ясно, что это «заднее» средство совершенно не помогало. А быть может, помогало, но не женщинам, а насильнику?

Полиция начала исследовать эту вонючую записку. Её изучали на наличие отпечатков пальцев, делали графологический анализ текста, анализировали чернила и происхождение бумаги. В результате расследование вышло на мужа одной из учениц Дженн Ней.

Муж, врач-нарколог, давно перестал воспринимать свою жену как женщину, и вследствие того она постоянно пребывала в голоде. Вот она и возмечтала, чтобы её изнасиловали. Подсознательно подавляя это желание, она бросилась на курсы по предотвращению изнасилования, испытывая оргазм каждый раз, когда какая-либо ученица, подвергнувшаяся в прошлом изнасилованию, рассказывала о своём приключении, разбавляя смачные детали горючими слезами.

Неудовлетворённая жена в качестве скрытой жалобы рассказала своему неудовлетворяющему мужу о крайней мере самосохранения, а муж как раз и стремился к общению с женскими фекалиями, хотя тщательно скрывал это от своей жены, ибо она его отвращала после долгих: лет сожительства не только дерьмом, но обыкновенным своим обликом. Муж ученицы взял эту информацию на заметку, поскольку ему было весьма тяжело добиваться от своих: любовниц того, чего ему хотелось больше всего: ебать женщину, стоящую на четвереньках, и смотреть в её анус, из которого начинает медленно выходить дерьмо. Выпустив первую порцию, раздавленную и размазанную по заду женщины и своему низу живота, вытащить из пизды член и запихать выходящую вторую порцию хуем обратно в прямую кишку и покупать в ней хуй. (Купание красного коня.)

Муж выслеживал выходящих из школы женщин, выяснял, где они живут, и наносил им утренний визит или выжидал, чтобы они хорошо поели, чтобы им было чем «сопротивляться». Он увлекал или затаскивал их в уединённые места. Там он удовлетворял свою страсть и делал укол, усыпляющий её и стирающий из памяти случившееся с ней. Были, конечно, и провалы, когда женщины не применяли крайней меры, считая, что всё не так уж плохо, стыдясь своих фекалий больше, чем совокупления с незнакомцем. Но было и много удач, когда женщины выдавали защиту в полном объёме.

Нашли преступника по запаху дерьма, который от него исходил после очередного мероприятия, поскольку он не мог сразу вымыться, а те дезодоранты, которыми он себя прыскал, оказались недостаточно сильными.

Таким образом, роковой запах фекалий, являясь самым сильным запретом, стал самой сильной уликой для поимки преступника.

Золото и говно – как страшно взаимоисключающе это звучит. Однако реальность походя примиряет бескомпромиссность нашего мышления. Вот простой пример. Когда лижешь женщине клитор, правой рукой высвобождаешь его из капюшона, а левой рукой заполняешь отверстия женщины: указательный и средний пальцы направляются во влагалище и там ласкают стенки да шейку матки, а безымянный палец, на котором красуется золотое кольцо, вместе с мизинцем углубляются в анус. Нередко при движении пальцев туда-обратно кольцо оказывается покрытым коричневым слоем. Так страсть уравнивает золото и говно.

Крайности соединяются, а значит, для того чтобы сойтись в одно, необходимо быть крайностями. Копрофаг относится к дерьму как к золоту, а за золото он покупает дерьмо. Взаимопревращение дерьма и золота предстают незамеченными, тогда как ежедневно являются перед нашими глазами: так алхимия женской косметики сплошь и рядом делает золото из дерьма.

В детстве мы рассказывали друг дружке анекдот, который звался самым грязным:

На самой-самой грязной помойке лежит грязнющая-грязнющая баба, а над ней грязнющий мужик и срёт ей в рот. Серанул он раз, тужится, больше не может. А баба из-под его жопы голову вытащила и спрашивает:

– Ты что, меня больше не любишь?

В те годы это было непостижимым и абсолютно надуманным.

А что же следующее после поедания кала, ведь похоть постоянно должна питаться новыми ощущениями? – подсказывает практика порнозвёзд, прошедших все варианты и комбинации, причём в большом количестве – многие из них, судя по интервью, мечтают о романтической любви, детях и семейной жизни. (Как волка ни корми – всё равно в лес смотрит.) В мечтах круг замыкается, в жизни – далеко не всегда.

Это глубокомысленное заключение надо бы олегкомыслить напутствием, почерпнутым из того же бездонного кладезя народной мудрости: «Поиграл говном – да за щеку».

 

Секс в поэзии Бродского

Наблюдения с комментариями

Впервые опубликовано в General Erotic. 2001. № 36.

Правильнее было бы назвать эти наблюдения: «Скудость секса в опубликованных стихах Бродского». Однако в таком заголовке звучит приговор, но я – не судья, а лишь увлечённый читатель.

Начну с несомненной для меня аксиомы: Бродский – гений. Причём его гениальность – это не преувеличение. Скорее – приуменьшение. Поэтическая вселенная, им созданная, – явно дело рук божественных.

В математике исхитрились сравнивать бесконечности. Так вот, бесконечность Бродского несоизмеримо огромнее, чем мне доводилось замерять у других поэтов. Потому взгляд мой на поэзию Бродского видит в ней далеко не всё, а лишь то, что способен увидеть вследствие своей ограниченности. Благо в этой вселенной есть что угодно – это свойство любой бесконечности – а значит, и найти в ней можно что захочешь, особенно в такой громадной.

Найти-то можно всё, но, как оказывается супротив математики, в бесконечной вселенной поэзии Бродского находится весьма конечное количество сексуальной материи и духа.

А с конечным, да ещё небольшого размера, можно легко справиться. Вот я и решил сделать опись, зафиксировать всё сексуальное, увиденное мной в стихах Бродского, и поумничать на тему замеченного.

* * *

Личного знакомства у меня с Бродским не было, хотя, будучи современником, я бы мог его организовать. Но заглядывать снизу вверх – неприемлемое для меня искажение перспективы. Так что мои наблюдения над поэзией Бродского не обезображены «личными впечатлениями», а основываются исключительно на самих его стихах.

Более того, я изо всех сил пытаюсь не принимать во внимание читанные воспоминания о Бродском его друзей и знакомых.

В своём прочтении Бродского я исхожу из предпосылки, будто я нашёл рукописи совершенно не известного мне поэта и всю информацию о нём можно почерпнуть только из его стихотворений.

К чему такой подход и в чём его полезность, продуктивность? По меньшей мере это совпадает с той защитой, прижизненной и особо посмертной, которую установил Бродский, обороняя свою личную жизнь от внимания публики.

Опубликованные в пятитомнике стихотворения – это то, что Бродский писал с намерением не скрыть, а продемонстрировать миру, то есть это та часть его жизни, которую он афишировал, а значит, она содержит информацию, которую называют открытой, и посему дозволенную к интерпретации.

Понимая это, Бродский, очевидно, не публиковал тех стихов, а быть может, даже и не писал вообще (это ещё предстоит узнать), которые без тщательного камуфляжа говорили бы о его интимной жизни, то бишь сексуальной.

Тем интереснее становится, соблюдая установленные Бродским правила игры, а именно используя только его собственные слова, умышленно произнесённые вслух (то есть всё те же опубликованные стихотворения), покопаться в них – уж это никто не сможет назвать «копанием в чужом грязном белье». Такое скорее принято значительно называть литературоведением, а того глядишь – и текстологическим анализом.

Кстати, о «копании в чужом грязном белье». Это смотря чьё грязное бельё? Прежде всего под «грязью» подразумевают сексуальные выделения человека. Однако если это бельё красивой женщины, да ещё желанной народом, типа нынешней Дженнифер Лопес, то её грязное бельё продавалось бы шибче, чем её песни и фильмы.

Мы видим, как музыканты или спортсмены бросают свои потные рубашки и прочие части туалета в публику и как она за них дерётся. Женщины бросают свои трусики на сцену любимому исполнителю, и тот вовсе не бежит от них в отвращении. Так что давайте не будем про грязное бельё.

Более того, определение следует перевернуть: грязным бельём красавицы или знаменитости для страстного почитателя будет их только что выстиранное, не ношеное бельё, а грязное, с их тела, пропитанное запахами, – оно для влюблённого есть чистое бельё.

Всё это справедливо и по отношению к любому человеку, которым по тем или иным причинам страстно восхищаются народные массы.

Так что кое-какое своё «грязное бельё» Бродский вывесил на обозрение печатным способом. Меня только оно в данном случае и привлекает. (Бродский подобен энциклопедии. А я, как великовозрастный мальчишка, раскрыв её, прежде всего отыскиваю статью про женские половые органы.)

Максимальная точность и удовольствие от «копания» могла бы быть достигнута, углубись я в ПОЛНОЕ собрание сочинений Бродского. Пока же существует лишь избранное с купюрами. Например, что это за пропущенные строфы VII и IX в «Строфах» 1968 года? (2:95,96.)

Судя по опубликованным стихам, гениальность Бродского определялась, увы, не только его сексуальной жизнью. Во всяком случае, секс в поэзию почти не просачивался.

Подавляющее обилие стихов о смерти, вероятно, вытеснило интимные, любовные стихи за пределы избранного. Можно, конечно, предположить и то, что их просто нет. Однако по тем имеющимся немногим стихотворениям и намёкам нетрудно заключить, что Бродский смело обращался с любовным лексиконом просторечья, в особенности в зрелом возрасте, и от женщин не бежал, а к ним в открытую стремился.

Быть может, опбуликованное есть результат самоцензуры отбора, то есть вполне возможно, что Бродский не пускал в обращение и не давал в печать какой-то группы своих стихов. Но всё-таки даже в допущенных к печати можно высмотреть очертания его сексуальной личности.

* * *

Первое впечатление от прочтения стихотворений Бродского не особо меняется после многократных перечитываний и остаётся верным: из двух китов, на которых зиждется поэзия – Любви и Смерти, подавляющий вес взвален на кита Смерти.

Как правило, мысли о смерти заботят в юности даже физически и психически здорового поэта, поскольку в этот период происходит первое глубокое осознание своей смертности. Потом эти мысли забиваются (редко насмерть) Любовями и жизненными заботами, а затем с новой силой всплывают к старости (если поэт до неё доживает), когда уже абсолютно ясно, что «одной не миновать».

Несмотря на то, что в поэзии Бродского практически нет прямых упоминаний болезней и страданий, с ними связанных, тем не менее постоянное присутствие смерти и умирания позволяет заключить, что здоровье поэта постоянно его заботило. Тем интереснее становятся те редкие стихотворения, в которых упоминается сексуальная жизнь.

Однако даже там, где пахнет женщинами, они конкретно (кроме посвящений к стихотворениям) не только почти не упоминаются, но становятся всего лишь предлогом для разговора об умирании.

Нигде у Бродского нет страсти, пламенной жажды женщины, всё идёт под интеллектуальную сурдинку.

Итак, ещё раз – сухой остаток в поэзии, передаваемый из поколения в поколение, – это любовь да смерть. Читая огромное поэтическое наследие Бродского, всякий заметит, что разноликая смерть является у него главным действующим лицом, телом, душой. Любви у Бродского уделяется минимальное количество поэтического времени и пространства, да и то эта любовь представляет интерес настолько, насколько она напоминает ему о смерти.

Повсеместное присутствие смерти в поэзии Бродского снимается его феноменальным чувством юмора. Поскольку юмор – это явление, как известно, эротическое, то сексуальность часто уходит в хохот или хотя бы в ухмылку. Примеров множество: от «Речи о пролитом молоке» до «Представления» и «Театрального». Однако я постараюсь меньше связываться с косвенным, а буду лишь ухватывать прямые заявки.

Идти я по текстам буду хронологическим путём.

* * *

Примечательно, что непристойности совершенно отсутствуют в ранних стихах, именно в тот период юности, когда использование мата воспринимается как одна из форм сексуального самоутверждения и приобщения к взрослому миру. Лермонтов, Полежаев и другие девятнадцативековые живо использовали мат и описания ебли в юности, хулиганили, а потом «умнели» и целомудренели. У Бродского, судя по опубликованному, направление обратное – юношеское хулиганство ему было чуждо, и он сразу начал с классики, идя от романтического языка юности к зрело-честному языку чувств, в которых всегда есть место непристою.

(Я лично знаю одну литературоведшу, обожающую стихи. То есть любящую Пушкина. Лет двадцать назад, узнав о Бродском, она наугад раскрыла какой-то его сборник и увидела в стихе матерное слово. Она захлопнула книжку, и с тех пор Бродский как поэт перестал для неё существовать. Такая вот литературоведша…)

В ранних стихотворениях двадцатилетний Бродский упоминает о существовании мата, но не использует его:

Потом, уходя, презрительно матерились: «В таком пальте…» (1:34).

Я хватаюсь за упоминание мата лишь потому, что просто не за что больше сексуально ухватиться. Судя по стихам того периода, двадцатилетнего поэта секс абсолютно не волнует (чего в жизни также абсолютно быть не могло).

В том же стихотворении появляется гастрологический поэтический образ, где прямая кишка начисто лишена эрогенных зон.

…у длинной колонны Прямой Кишки на широкой площади Желудка (1:34) —

и далее, в традиции отвращения с оскорблением:

…и получить дерьмо… …вдыхай амбре дерьма… (1:118)

В последние годы это слово используется как ключевое в основополагающем определении:

…Люди вообще дерьмо. В массе – особенно (167).

Копрофилии здесь, конечно, никакой – но такое поголовное отрицание людей отрицает вместе с ними даже несомненную прелесть женщин, причём даже в массе. Более того, женщины вообще прелесть. В массе – особенно, ибо, чем больше женщин, тем лучше.

Затем Бродский использует разок просторечия «блядун» и «мудак» в холодном перечислении типажей толпы.

…грузины, блядуны, инженера (1:120) —

и далее:

…обманывать, грубить и блядовать (1:123),

а также:

А ну, заткнись, мудак! (1:125)

«Мудила» будет присутствовать до самых последних стихов:

Поставьте к воротам ещё сто мудил… (163)

Не страшась цитировать «русских людей», Бродский письменно признаёт существование людей такого сорта и называет их для полноты картины, а вовсе не для эпатажа, что в те времена воспринималось той же толпой как матерщина.

Бродский неоднократно и виртуозно доказывает, что использование мата для обозначения сексуальной атрибутики или для точности внесексуального изображения не может осквернить божественное, будь оно поэзией или соитием.

Ночь. Камера. Волчок хуярит прямо мне в зрачок (1:423).

Бродский демонстрирует, что поэзия действительно не имеет границ, ибо она – внеземная, а значит, её невозможно уничтожить никакими земными средствами и, более того, все земные атрибуты при умелом их использовании только идут поэзии на службу.

На протяжении многих стихотворений Бродский без стыда даёт понять, что занятия онанизмом в одиночестве отрочества-юности были обычным повсеместным делом, и таким образом из физиологической азбучной истины, которую слепо попирала мораль, Бродский делал поэтическую правду. Потому среди страшных проклятий, которые сыплет персонаж его «Зофьи», появляется и такое:

…не будет вам поллюции во сны (1:172),

а также и более замаскированное описание:

Так, видимо, приказывая встать, знать о себе любовь ему даёт. Он ждёт не потому, что должен встать, чтоб ждать, а потому, что он даёт любить всему, что в нём встаёт, когда уж невозможно ждать (1:441, 442).

Детский стишок: «Пошёл козёл в коператив, купил большой презерватив» преображается во вполне успешное введение слова «презерватив» в высокую поэзию, несмотря на совпадение размера строки:

…Как просто ставить жизнь в актив, <…> купив большой презерватив… (1:131).

Насколько мне известно, советская резиновая промышленность того времени не баловала мужчин (а точнее – женщин) доступностью и разноразмерностью презервативов. Так что «большой презерватив» – это поэтическая гипербола юного Бродского. Мечты, мечты…

…каким еще понятием греха сумею этот сумрак озарить (1:197), —

пишет юноша Бродский, но согласно стихам, главный грех пока – это «блядство», и как всякий грех – вожделенный:

Счастье – есть роскошь двух, горе – есть демократ (1:241).

Тогда ему в голову не приходила идея оргии, где счастье становится тоже весьма демократичным.

Понятие греха озаряет известные ситуации подслушанных совокуплений:

Не громче, чем скрипит кровать, в ночную пору то звучит, что нужно им и нам скрывать (1: 256).

Но в то же время происходит и уход от «греха», от якобы предоставившейся возможности «согрешить»:

Дай мне объятья, нет, дай мне лишь взор насытить (1:313).

Юношеская иллюзия, что якобы взирание значительней объятий. А основано это на боязни объятий или боязни, что попросишь, а тебе не дадут.

Потом, в 90-х, появляется перекличка – устранение от объятий:

…и мускул платья в своём полёте свободней плоти и чужд объятья (21). В ночи не украшают табурета ни юбка, ни подвязки, ни чулок (1: 392).

Согласно этому описанию, его любовница ходила без трусиков. Либо Бродский решил не упоминать о них в стихе, либо они не казались ему достаточно поэтичными. Но именно они – самое поэтичное из женского белья.

…мы загорим с тобой по-эскимосски, и с нежностью ты пальцем проведёшь по девственной, нетронутой полоске (1:421).

Сам он не касается, он наблюдает за ней. Нет порыва взять, есть отстранённость наблюдателя, а не вовлечённость участника.

За что нас любят? За богатство, за глаза и за избыток мощи. А я люблю безжизненные вещи за кружевные очертанья их (1:430).

В каждой поэтической шутке есть доля прозаической правды.

Даже в женщине Бродский видит безжизненную вещь, ибо не ебёт даже глазами. Быть может, он имеет в виду женскую комбинацию. Опять же на стуле.

Вынужденность интеллектуализации похоти из-за невозможности её удовлетворения – уж точно: либо ебёшь, либо пишешь о ебле, ибо и тем, и другим одновременно не займёшься – руки заняты. Хотя рассказывают, что, кажется, старик Гёте записывал стишки, обнимая молодуху.

Ты, ревность, только выше этажом. А пламя рвётся за пределы крыши. И это – нежность. И гораздо выше. Ей только небо служит рубежом. А выше страсть, что смотрит с высоты бескрайней на пылающее зданье… …А выше только боль и ожиданье… (1:444)

Бродский называет это строение «иерархией любви». Холодная конструкция, несмотря на упомянутое пламя.

Как хорошо нам жить вдвоём, мне – растворяться в голосе твоём, тебе – в моей ладони растворяться, дверями друг от друга притворяться… (1:447)

Что это за такая жизнь вдвоём? Отстранённая жизнь, вдвоём да порознь, разделяется дверьми, а контакт телесный исчерпывается ладонью.

Хотя речь идёт о некоем похотливом мальчике Феликсе, но мыто знаем уже, что поэт всегда пишет только о себе.

Дитя любви, он знает толк в любви (1:450).

Однако нигде этот толк в любви не показывается, и приходится верить или не верить на слово.

Поэтически убедительно, поэтому верить хочется. Но проверять – тоже.

При нём опасно лямку подтянуть, а уж чулок поправить – невозможно. Он тут как тут. Глаза его горят… И, слыша, как отец его, смеясь, на матушке расстёгивает лифчик, он, наречённый Феликсом, трясясь, бормочет в исступлении: «Счастливчик» (1:451).

Никуда не деться от зависти к отцу, пусть это даже и Феликс. Посрамить Фрейда не удаётся, хотя ниже об этом заявляется (см. 2:97).

Всё это – и чулки, и бельецо, все лифчики, которые обмякли — ведь это маска, скрывшая лицо чего-то грандиозного, не так ли? (1:452)

Так, так…

Испытывать вожделение к женскому белью, потому что оно касается женского тела, – это всё равно что жадному до денег испытывать жажду обладания кассиршей, потому что через неё проходит множество денежных купюр.

И опять-таки трусики не попадают в перечень, или неужели и впрямь его женщина(ы) ходила без трусиков? Что вообще-то вполне могло быть. Но не в питерском климате.

На склоне лет я на ограду влез, Я удовлетворял свой интерес к одной затворнице… …и я Луной залюбовался, я примостился между копий, открылся вид балтийских топей, к девице в общежитие я лез, а увидал владычицу небес (2:18).

Такова судьба интеллектуала: смотришь в фигу, а видишь книгу.

Прощай, дорогая. Сними кольцо, выпиши вестник мод. И можешь плюнуть тому в лицо, кто место моё займёт (2:24).

Первое прямое обращение в лицо женщине и без всякой философии.

Однако когда другой займёт место, то уже поздно будет плевать. Стремящемуся занять место ещё можно успеть плюнуть в лицо, да только такого рода сопротивление вряд ли того стремящегося остановит. А если желанная женщина плюёт тебе в лицо, то это не очень-то отличается от поцелуя на расстоянии – воздушный французский поцелуй и есть плевок.

Не могу я встать и поехать в гости… ни в семейный дом, ни к знакомой девке. Всюду необходимы деньги (2: 27).

Интересно «девки» и «деньги» – это лишь хорошая рифма или правда Бродский был готов купить женщину, будь у него деньги? Если так, то его могли бы не пустить в Америку – ведь при допуске в неё заполняешь анкету, где спрашивается, имел ли дело с проститутками. Следует писать: нет, и ему пришлось бы солгать. К счастью, родина спасла своего пророка, лишив его не только свободы, но и денег.

Зная мой статус, моя невеста пятый год за меня ни с места; и где она нынче, мне неизвестно: правды сам чёрт из неё не выбьет. Она говорит: «Не горюй напрасно. Главное – чувства! Единогласно?» Это с её стороны прекрасно, Но сама она, видимо, там, где выпьет (2:27).

Непоэтическая позиция – желать жениться (а не просто переспать) и не получать от женщины согласия.

Должно бы наоборот – женщина мечтает выйти за Поэта замуж, а он витает в облаках и не желает земных семейных забот или просто предпочитает обильных любовниц. Какая молодец невеста, сохранила для нас поэта своим отказом, а то погрузился бы в советский семейный быт, который бы…

«Бога нет. А земля в ухабах». «Да, не видать. Отключусь на бабах». Творец, творящий в таких масштабах, делает слишком большие рейды между объектами. Так что то, что там Его царствие, – это точно. Оно от мира сего заочно (2:35).

Пытаюсь разобраться: между объектами – это между бабами, живущими в разных концах города? Но почему большие рейды обязательно связаны с атеизмом? Уж не потому ли, что вера самодостаточна и ездить никуда не надо, а можно сидеть на месте и заниматься онанизмом или самосозерцанием? Что одно и то же. «Бога навалом. Особо – в бабах» – это моя версия.

Непротивленье, Панове, мерзко. Это мне – как серпом по яйцам (2:37).

Серпом всё же лучше, чем молотом. Но как чудесно здесь ругань превращается в поэзию, хотя яйца представляются как символ боли, а не наслаждения.

Смотрит с обоев былая сотня. Можно поехать в бордель, и сводня — нумизматка – будет согласна. Лень отклеивать, суетиться… (2:38)

Если лень, то не так уж и хотелось.

…что где бы любви своей ни воздвигла ты ложе, всё будет не краше, чем храм на крови, с общим бесплодием схоже (2:41).

Вот я, как шафер в «Клопе», что бодро реагировал на слово «мать», реагирую на «ложе любви». И так же безосновательно – здесь явное бесплодие сексуальной тематики.

И слепок первородного греха свой образ тиражирует в канале (2:43).

Гондоны или зародыши от абортов плавают? Мой одноклассник занимался ловлей гондонов в Карповке и потом победоносно приносил очередной на палочке и показывал девочкам, искренне и самозабвенно радуясь их страху и отвращению.

Красавица уехала. Ни слёз, ни мыслей, настигающих подругу… (2:68)

«Настигающих» – главное слово. Обыкновенно поэты пытаются именно настичь своими словами ускользнувших женщин, то есть выебать их словесно, коль не удаётся хуем. Бродский уводит своё желание типично христианским способом – в Бога или в вещи.

Правда, возможен ещё один вариант – пресыщение после визита красавицы.

Вообще-то любовная поэзия состоит из:

1. описаний и восхищений прелестями женщин, своей возлюбленной в частности,

2. описаний силы своего желания с женщиной соединиться,

3. переживаний по поводу ревности, измены, женской недоступности,

4. удручённости от собственного безразличия к женщине и, наконец,

5. из описаний состоявшегося соития.

Практически ничего из этого у Бродского нет. За редким исключением, например, из пункта 3:

Зачем лгала ты? (2:99)

Да, но разве ж это секс?

Поехали дальше:

Сбегавшую по лестнице одну красавицу в парадном, как Иаков, подстерегал… (2:72).

Подстерегал? И только-то?

И тут же вдогонку:

В густой листве налившиеся груши как мужеские признаки висят (2:73).

Голодно значит – семенем налился. Подстерегал, да ничего не вышло.

…коль двое на постель да нагишом взойдут, скроив физиономью кислу… (2:73)

Это должны быть только многолетние супруги, иначе физиономия сладка. О ком это он, интересно? Неужто о себе, неженатом? Или о своей партнёрше?

Одни горнисты, трубы свои извлекая из чехлов, как заядлые онанисты, драят их сутками так, что вдруг те исторгают звук (2:85).

Образ семяизвержения, как и следует – родной, вовремя изливается на поэтические образы.

Рядовые в кустах на сухих местах предаются друг с другом постыдной страсти (2:85).

Бесстрастность – вот что постыдно. А любая страсть – прекрасна.

Однако фраза «постыдной страсти» так хихикающе использована, что я не собираюсь «учить учёного».

И теперь у меня – мандраж. Не пойму от чего: от стыда ль, от страха ль? От нехватки дам?.. (2:86)

Проклятая нехватка, но бунта нет, лишь констатация да анализ. На то Бродский и поэт, а не революционер.

А вот и расширение сексуального лексикона, и наделение новых терминов «охранной грамотой» поэзии:

…мошонка …от пейс до гениталий (2:90). …она, пристёгивая чулок, глядит в потолок (2:93).

А отстёгивая чулок, глядела бы в кровать.

Но всё чулки, максимум – лифчик и никак до трусиков не добраться.

Так чужды были всякой новизне, что тесные объятия во сне бесчестили любой психоанализ (2:97).

В чём же было бесчестие психоанализа, известного своей пансексуальностью? В том, что даже тесные объятия были асексуальны?

Я сделал ей намеренно ребёнка. Я думал, что останется она. Хоть это – психология подонка (2:107).

Подонством это принято считать в ранней юности, хотя это вполне традиционный метод привязывания сопротивляющейся женщины и, пожалуй, самый благородный из имеющихся способов принуждения. Это уж всяко лучше, чем шантажировать, угрожать, бить ипр.

«А он отвык от женщины?» «Отвык. В нём нет телодвижений характерных для этого… ну как его… ах ты!..» (2:110)

Красной нитью сквозит проблема нехватки женщины. Или женщин. Сколько небось баб теперь живёт с искусанными локтями, которые когда-то не дали Бродскому или дали мало.

А вот ещё одно пополнение поэтически-матерного словаря Бродского:

Кончай пороть херню (2:118).

Далее превратно понятая геометрия:

Красавице платье задрав, видишь то, что искал, а не новые дивные дивы. И не то, чтобы здесь Лобачевского твёрдо блюдут, но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут — тут конец перспективы (2:161,162).

Принимая сие за чистую монету, можно подумать, что на раздвинутых ногах своей первой любовницы новизна женщины для Бродского завершалась. Всё свелось к трюизму: «у всех баб пизда одинаковая». Здесь поэтическая гениальность выдала жизненную ограниченность полового мышления: там, где перспектива только начинает открываться, Бродскому виделся её конец.

…перепачканной трубой, превосходящей мужеский капризнак (2:164) —

«капризнак» – неологизм, намекающий, что мужская труба капризна, то есть не всегда встаёт или капризно быстро кончает?

Дрочил таблицы Брайдиса… (2:171)

Характерные для времяпровождения учёбы занятия дрочкой.

Поэтически узаконенный онанизм. Ему в стихах уделяется самое большое внимание из всех возможных сексуальных проявлений. Ниже примеров будет предостаточно.

А так мы выражали свой восторг: «Берёшь всё это в руки, маешь вещь!» и «Эти ноги на мои бы плечи!» (2:175)

Фольклор становится поэтическим воплощением желания, которое высказывается здесь наиболее откровенно. С помощью фольклора Бродскому удаётся избежать иносказаний и экивоков, и он точно цитирует свою мечту. Общемужскую мечту.

Лишь помню, как в полуночную пору, когда ворвался муж, я – сумасброд — подобно удирающему вору, с балкона на асфальт по светофору сползал по-рачьи, задом наперёд (2:184).

Сумасброд – это слишком легко. Тут, видно, страх обуял. Или в чём состояло сумасбродство? Уж конечно, не в том, что молодой мужчина имеет любовницей замужнюю женщину. Быть может, Бродский имел в виду, что не следовало удирать, а… Но не буду заниматься домыслами.

В стихотворении «ДЕБЮТ» речь идёт о лишении девушки, как повелось, невинности. Разрыв плевы Бродский итожит тем, что возникло:

…еще одно отверстие, знакомящее с миром (2:223).

Однако тут анатомическая неувязка: отверстие в плеве существует и до её разрыва, через него выходит менструальная кровь. То ли эту маленькую дырочку Бродский и за отверстие считать не желал, то ли эта дырчатая деталь женской анатомии была ему в то время незнакома?

Причём это не единственная неточность, есть ещё одна, следующая далее. Бродский описывает член юноши, совершившего этот мужской подвиг:

…припахивавший потом ключ (2:224).

На хуе нет потовых желёз, как и во влагалище. Но в последнем зато есть железы, выделяющие не пот, а смазку, которая, вестимо, пахнет послаще пота.

Остаётся только один вариант, что юноша ебал бабу в подмышку, только тогда это возможно. Во всех остальных случаях хуй будет пахнуть пиздой, дерьмом или в самом дурном случае – гнилыми зубами.

Анатомические заблуждения не отпускают гениального поэта:

– Сука я, не сука, но, как завижу Сидорова, сухо и горячо мне делается здесь (2:242).

В месте, называемом «здесь», при возбуждении становится не сухо, а мокро. Но то, что горячо, – здесь Бродский не ошибся. Многозначительное «здесь» может быть горлом, но тогда к чему многозначительность? Как поэт Бродский не ошибался, а как мужчина – вполне мог.

Всё это – не уличение в сексуальном невежестве тридцатилетнего мужчины, а разглядывание статуса сексуального сознания Бродского в то время. И этот статус, каким бы он ни был, всегда становился Поэзией.

…воскресни он, она б ему дала (2:243).

Ещё один знак внимания к прямоте изъяснения, но в третьем лице, от имени женщины. В первом лице мало что происходит сексуального:

Полно петь о любви, пой об осени, старое горло! (2:260)

Самоодёргивание в 31 год. Не для того ли Бродский поёт о смерти, о старении, чтобы не петь о любви?

Мы там женаты, венчаны, мы те двуспинные чудовища, и дети лишь оправданье нашей наготе (2:265).

Во-первых, почему чудовища? Процесс совокупления представлялся Бродскому в то время эстетически ужасным? И во-вторых, почему надо оправдываться за наготу? Христианская подлятина, заставляющая человека виниться в своём существовании. Оправдываться надо в одетости – извините, мол, холодно или – ветки царапают. А наготой гордиться надобно.

…подавальщица в кофточке из батиста перебирает ногами, снятыми с плеч местного футболиста (2:267).

Наконец, практическое воплощение поговорки (см. 2: 175). Но, увы, опять-таки наблюдение за той, что сняла ноги не с плечей Бродского, а с плечей другого мужчины.

Бессонница. Часть женщины. Стекло… Часть женщины в помаде в слух запускает длинные слова… (2:268)

Явно не та часть да не то и не туда запускает. Вот если бы ноги на плечи… Или член в помадную часть… Тогда бы и к Мандельштаму поближе: «Бессонница. Гарем. Тугие пениса».

Дева тешит до известного предела — дальше локтя не пойдёшь или колена (2:284).

Это почему же? Предел дева устанавливает только тогда, когда ей позволяют его устанавливать. Что, опять не даёт?

Сколь же радостней прекрасное вне тела: ни объятье невозможно, ни измена! (2:284)

Сразу на попятную: раз не дают, то не силой брать или деньгами, а ретироваться в лису и виноград.

Поэтически тем не менее всё остаётся красиво и убедительно. Если бы ещё жить не на земле, а витать в облаках, то никаких бы комментариев не возникло.

Этот ливень переждать с тобой, гетера, я согласен, но давай-ка без торговли: брать сестерций с покрывающего тела всё равно, что дранку требовать у кровли. Протекаю, говоришь? Но где же лужа? Чтобы лужу оставлял я, не бывало. Вот найдёшь себе какого-нибудь мужа, он и будет протекать на покрывало (2:285).

Русский ход – не платить за проститутку.

Почему «не протекаешь» и почему муж будет протекать на покрывало? Потому, что кончаешь вовнутрь, а мужу она не будет позволять кончать в себя, и он будет изливаться на покрывало?

Или это лужа, которую делают со страха?

Одно ясно, что без лужицы (внутри или снаружи женщины) любви никакой не получается.

Дай им цену, за которую любили, чтоб за ту же и оплакивали цену (2:286).

Излишне щедро. Оплакивать они могли бы и за существенно меньшую цену. Ебясь, проститутки рисковали подхватить болезнь, забеременеть, а тут – хнычь, кати слезу – никакого риска.

Девица, как зверь, защищает кофточку (2:290).

По поводу этой строчки я уже распространялся в General Erotic. 2000. № 21.

Иосиф Бродский эмигрировал 4 июня 1972 года, а 18 декабря он написал один из своих многочисленных шедевров – стихотворение «1972 год», где слышны отголоски «date rape» [54] . Второй строчкой стихотворения является весьма значительное описание интимных обстоятельств: «Девица, как зверь, защищает кофточку». Как наглядно изображена и как знакома эта ситуация любому сколько-нибудь мужчине, и насколько опасной она может оказаться для него в Америке, особенно для российского одинокого недавнего эмигранта, голодного до женской плоти. Судя по тому, что, насколько мне известно, проблем с американским законом у Бродского не было, эта девица передумала и перестала сопротивляться, осознав наконец, что её кофточку пытается снимать далеко не обыкновенный мужчина, но, скорее всего, Бродский позволил кофточке остаться неснятой и дал девице выскользнуть из рук, что стало основанием для грустных размышлений о старении, составляющих дальнейшее содержание стихотворения.

Итак, движемся дальше…

В своём столетье белая ворона, для современников была ты блядь (2:339).

Белой вороной могла быть лишь добропорядочная женщина, а блядь, она – повсеместна и является обыкновенной чёрной вороной.

коснуться – «бюст» зачёркиваю – уст! (2:339).

А почему бы, чёрт подери, не наоборот: «коснуться – “уст” зачёркиваю – бюст!»? Вечное давание себе по рукам, когда они до нужного места добираются.

Мулатка тает от любви, как шоколадка, в мужском объятии посапывая сладко. Где надо – гладко, где надо – шерсть (2:368).

В итоге – весь мужик измазан шоколадом и облизывает пальцы. А надо бы всеми пальцами – в шерсть. Чтоб не посапывала, а постанывала.

…пустое место, где мы любили (2:407).

Наконец-то: уж здесь точно «любили» в смысле «еблись», ибо место конкретизирует ебучую форму любви, которая во всех остальных своих проявлениях не ограничивается местом.

Присядь, перекинься шуткой с говорящей по-южному, нараспев, обезьянкой, что спрыгнула с пальмы и, не успев стать человеком, сделалась проституткой (2:423).

То есть проститутка – это недочеловек? А почему бы не сверхчеловек? Иль хотя бы просто женщина.

Я ночевал в ушных раковинах: ласкал впадины, как иной жених — выпуклости… (2:451)

А впадины ласкать жениху надобно больше, чем выпуклости. Ибо впадины таят вожделенные отверстия, которые больше всяких выпуклостей ждут ласки.

Жизнь есть товар на вынос: торса, пениса, лба (2:457).

На вынос, то есть напоказ? Хорошо, но тогда и языка, и пальцев рук, не менее необходимых, чем пенис. Правда, всех их в строчку не запихнуть. Но лоб оказывается важнее другого товара.

молодёжи, знакомой с кровью понаслышке или по ломке целок (3:10).

Уж лучше по менструальной крови – она встречается чаще и надёжнее, чем появление крови при дефлорации.

…праздник кончиков пальцев в плену бретелек (3:15).

В плену? – Да сорвать их, коль пленяют. Что это ещё за праздник – завязнуть в бретельках?

Но что трагедия, измена для славянина, то ерунда для джентльмена и дворянина. Граф выиграл, до клубнички лаком в игре без правил. Он ставит Микелину раком, как прежде ставил. Я тоже, впрочем, не внакладе: и в Риме тоже теперь есть место крикнуть: «Бляди!» (3:23)

Иными словами: Микелину увели, тогда, отбросив ревность, перейдём на блядей. Так, что ли? Нашлось место в Риме, где блядей достать можно… но Бродский ретируется в поэзию, ибо она подручнее, чем бляди:

Как возвышает это дело! Как в миг печали всё забываешь: юбку, тело, где, как кончали. Пусть ты последняя рванина, пыль под забором, на джентльмена, дворянина кладёшь с прибором (3:24).

Поэзия – надёжное убежище от любовных неудач, от безбабья. Поэзия – это то место, из которого дворянину показывается фига. А баба – это то место, из которого дворянин показывает фигу поэту.

Стихотворение «ГОРЕНИЕ» – одно из редчайших стихотворений в жанре прямого, конкретно любовного обращения к женщине, без привлечения смерти в помощники. Там есть прежний лейтмотив женщины то влекущей, то недоступной:

Я всматриваюсь в огонь. На языке огня раздаётся «не тронь» и вспыхивает «меня»! От этого – горячо. Я слышу сквозь хруст в кости захлёбывающееся «ещё!» и бешеное «пусти!» (3:29)

Практичность этой поэтической ситуации могла состоять в просьбе-требовании женщины довести её до оргазма, но когда мужчина извергается чуть раньше, то женщина звереет и с той же силой требует: «пусти!»

Я был только тем, чего ты касалась ладонью… (3:42)

Возможен широкий диапазон метаморфоз бытия, который уже обозначался Бродским: от лба и торса до пениса (см. 2:457).

Мир состоит из наготы и складок. В этих последних больше любви, чем в лицах (3:43).

Если нагота, да ещё складки, то это уж точно пизда. То есть в пизде больше любви, чем в лице. Пизда как олицетворение любви. Так и есть. Зрелость возраста даёт понимание сути секса.

Бюст, причинное место, бёдра, колечки ворса… …Временные богини! Вам приятнее верить, нежели постоянным. Славься круглый живот, лядвие с нежной кожей! (3:48)

Каждая женщина – временная богиня, потому что смертная, а также и потому, что женщина видится богиней, пока не наступил и отхлынул оргазм, что снова делает их смертными. Но на время желания – они и в самом деле богини.

До сих пор, вспоминая твой голос, я прихожу в возбужденье (3:68).

И всё? Сказав А, никакого Б не произносится: ничего от возбуждения не остаётся, опять вещи и прочее грустное. То есть следует не Б, а классический Бродский.

Ты тоже был женат на бляди. …сонмы чмокающих твой шершавый младенцев… (3:108)

– У нас немало общего, – говорит Тиберию Бродский. Но до сосущих член младенцев, уверен, общее не дошло. Остановились на блядях. И что (вернее, кто) может быть лучше?

В стихотворении-поэме-эпосе «ПРЕДСТАВЛЕНИЕ» Бродский пользуется возможностью темы, которая позволяет ему от третьего лица вдоволь покасаться сексуальной тематики. «Третье лицо» позволяет ему чужими руками жар загребать:

(И косвенная речь в действительности – самая прямая…) (3:114) Между прочим, все мы дрочим… (3:116)

Непременность мастурбации – самый сильный сексуальный образ во всей поэтике Бродского. Повторение его многократно на протяжении лет (см. 2:85,2:171,3:236,3:243).

Ещё бы – самое доступное сексуальное общение – это с самим собой.

Всё пропало: …красавицыны бели (3:117).

Почему же красавицыны бели пропали – никак, вылечилась? Тогда чего же о них горевать? Но раз они попали в перечень пропавшего, характеризующий ушедшую эпоху, то скорее всего красавицыны бели пропали вместе с самой красавицей. А тут действительно можно пожалеть, и в таком случае красавицыны бели, как и прочие выделения красавицы, станут достойным предметом ламентаций.

…И младенец в колыбели, слыша «баюшки-баю», отвечает: «мать твою!» (3:117)

Лингвистически-юмористическая иллюстрация акселерации. Стилизация под частушки, наверно, давно уже сделала эти слова народными. Небось поют их остатки спившейся деревенской молодёжи под дырявую тальянку и знать не знают, что самого Бродского поют.

«Влез рукой в шахну, знакомясь». «Подмахну – и в Сочи…» (3:117)

Одно из самых романтических знакомств описано. Причём не разовое, а с продолжением медового месяца в Сочи. Впрочем, я, быть может, и не так понял: со знакомством – всё верно, а вот в Сочи она могла поехать и одна, получив награду за подмахивание. Как бы там ни было, но отношения описаны – здоровые. Что может быть прекраснее – для первого знакомства, без всяких слов – прямо лезть рукой промеж…

Шахна – любимое (повторяется даже аж два раза) слово Бродского для пизды (см. также 3:151). Слово, конечно, хорошее, но пизда всё-таки лучше.

«Хата есть, да лень тащиться». «Я не блядь, а крановщица» (3:119).

Если лень, то, значит, желание слабо, а ведь «хата» в то время, когда имело хождение это слово, была высшим дефицитом, большим, чем сами женщины.

После того, как ей отказали («лень тащиться»), она машет кулаками, что, мол, я не блядь. Ведь если было бы не лень, то она бы и не вспомнила о своей профессии крановщицы, а радостно ухватилась бы за само собой разумеющееся хобби. Уход от секса даже в третьем лице. С логическим объяснением – «не блядь, а крановщица». Опять лисовиноградничание.

…скорей вздохнул бы, чем содрогнулся, …услышав что-нибудь вроде: «Ребёнок не от тебя»… (3:120)

Ну и правильно – облегчение сильнее всякой ревности в этом вопросе – снимаются обязательства и ответственность. Сравнить с юношеским отношением, когда, наоборот, делал ребёнка, чтобы удержать (2:107).

…И про араба, и про его сераль. Это редкая баба, если не согрешит (3:135).

Согрешит, то есть поебётся? Или откроет лицо незнакомцу? Скорее всего грех в христианском понимании – ебливом. Какая женщина не возжелает свободы, которую у неё отнял муж или любовник? Последняя фраза при чтении вслух должна произноситься с торжеством.

Вдалеке воронье гнездо, как шахна еврейки, с которой был в молодости знаком… (3:151)

Пизда используется не для восторга ею, а лишь как средство сравнения, холодного, предметного, царапучего – из сухих веток.

…Любовь состоит из тюля, волоса, крови, пружин, валика, счастья, родов (3:163).

Есть в этом перечислении и последовательности любовных действий: сначала задёргиваются тюлевые занавески, потом добираются до лобковых волос, обнаруживается кровь дефлорации или менструации, несмотря на это, начинают скрипеть не держащие тела старые пружины, женщина приостанавливается и просит подложить ей под голову или под зад валик, происходит счастье оргазма и когда-то так или иначе не обойтись без родов – Love story.

…возле кинотеатра толпятся подростки, как белоголовки с замёрзшей спермой (3:166).

Быть может, боеголовки? Тогда хуй, как боеголовка, и на нём замёрзшая сперма, выплеснутая при мастурбации. Белоголовка, насколько я помню, – это бутылка водки. Что-то мне никак с этим образом не справиться – почему на бутылке водки замёрзшая сперма – уж не жестяная ли пробка с хвостиком навела его на мысль о замёрзшей сперме? А может, Бродский хуеобразные белые грибы белоголовками зовёт? Помогайте разобраться!

Монументы событиям, никогда не имевшим места:

…Руке, никогда не сжимавшей денег, тем более – детородный орган (3:170).

«Всегда найдётся женская рука», говоря словами «любимого» Бродским Евтушенко, которая не сжимала мужского органа, вследствие дурного воспитания или по религиозным соображениям. Что одно и то же. Сказать о женщине, что она сжимала пизду, свою или чужую, нельзя. Слово «сжать» здесь будет совершенно неточным, что для Бродского невозможно. Итого, монумент руке ставить нельзя.

…А если войдёт живая милка, пасть разевая, выгони не раздевая (3:213).

Это только представить – приходит живая милка, разевает пасть, очевидно, для минета, а ты её выгоняешь, даже не раздев. Имеет ли Бродский в виду, что он дал ей отсосать и потом выгоняет, не заботясь о её удовлетворении, или он выгоняет её без минета, не заботясь ни о своём удовлетворении, ни о её. Вероятнее всего, последнее. Но оба варианта какие-то не мужские. Они – всего лишь поэтические.

…Запрись и забаррикадируйся шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса (3:213).

Всё это продолжение ухода, отгораживания от секса по имени эрос. Чёткая тенденция: не навстречу пиздам, а от них.

А одну, что тебя, говорят, ждала, не найти нигде, ибо всем дала (3:232).

А ведь вполне можно ждать, всем давая. И любить, всем давая, можно. А то получается: либо ждёшь, либо ебёшься. Бродский следует нравственности, вынуждающей женщину голодать, и тем гарантировать её желание-ожидание. Будто у неё желание может исчерпаться…

Мужской метод обеспечения преимущества своему семени, именующийся нравственным.

Открытые бёдра появляются не в любви, а лишь подсмотрены в танце:

О, этот сполох шелков. По сути — спуск бёдер голых на парашюте. Зане не тщится, чтоб был потушен он, танцовщица… (3:230)

И получается, что не столько голые бёдра интересны, сколько платье, представившееся в виде парашюта. Прочь от бёдер!

видит во сне неизбежное: голое тело, грудь, лядвие, смуглые бёдра, колечки ворса (3:233).

А где же вагина да анус? Неужто они менее неизбежны в сновидении, чем колечки ворса? Впрочем, во сне видишь то, чем любовался наяву.

…онанюги (3:236).

Детский страх перед онанизмом преобразуется в устрашающий суффикс. Нет, чтобы сказать с умилением – онанишки или онанята или хотя бы нейтрально: онаниствующие.

Помнишь скромный музей, где не раз видали одного реалиста шедевр «Не дали»? Был ли это музей? Отчего не назвать музеем то, на что мы теперь глазеем? (3:238)

Перманентное и межконтинентальное отсутствие обильных и доступных пизд.

Ещё – я часто забываю имя-отчество. Наверно, отрочество мстит, его одрочество (3:243).

Шутки шутками, а тема не отпускает. Ещё и очки стал носить из-за того же. И на ладонях волосы выросли. А в итоге умер уж точно из-за дрочки. И нет в этом никакого кощунства. Уж лучше умереть от разрыва сердца при оргазме, полученном от онанизма ли, от женщины ли, чем без всякой конкретной причины. Почему-то умереть от физического напряжения при беге считается более достойным, чем при ебле или онанизме. Тогда как в действительности всё наоборот, подобно большинству утверждений нравственности.

Я позабыл тебя; но помню штукатурку… байковое одеяло станка под лебедем, где ты давала подростку в саржевых портках и кепке (3:245, 246).

Умершая любвница, которая вне памяти, а помнятся лишь вещи, бывшие вокруг любовницы. Как должно быть лестно этим вещам. Так и представляешь – ебёт «подросток» эту любовницу, а глаза блуждают по штукатурке, руки хватаются за байковое одеяло, глаз не отвести от лебедей на стене, шуткуется, что из блядей сделали лебедей… Где уж тут запомнить тело любовницы и даже её лицо.

…дерюга небытия… …сохраняет… …тепло, оставшееся от изверженья (3:247).

Тепло, тем более от изверженья, то есть семя, может сохраниться только другим теплом – теплом тела, в которое изверженье произошло. Небытие же пожирает тепло бесследно. Неужели пренебрежение этой азбучной истиной делается во имя одержимости и чуть ли не влюблённости Бродского в небытие? Но, быть может, он оживляет небытие своим гением и тем самым наделяет его теплом, которое обучается благодаря его поэзии сохранять тепло от изверженья? Поэзия, бля.

Стоп – семя можно в пробирке заморозить, а потом разморозить и оплодотворить им бабёшку. Небытие – оно морозное, так что, может быть, опять Бродский прав через свою поэзию.

…ибо земле, как той простыне, понятен язык не столько любви, сколько выбоин, впадин, вмятин (3:250).

Получается, что любви на той простыне было не так уж и много, а всё больше спаньё да ворочанье на ней, что произвело вмятины и прочее. Опять любви не хватает, как всегда.

У Варвары Андреевны под шелестящей юбкой ни-че-го (3:254). В провинции тоже никто никому не даёт. Как в космосе (3:255).

Вот оно, отсутствие трусов, которое ранее выражалось в неполноте перечня женской нижней одежды (см. 1:451, 452; 2:93, 97).

Грусть сплошная: баба голая под одеждой (как и любая баба с трусами или без), то есть движутся рядом дыры, созданные для заглатывания хуя, – а не даются. А когда и трусов нет, то втрусне, то есть втройне, обидно.

Две самые проблемные мужские идеи: «не дают» (см. также 3:238) и, увы, всё ещё постыдный онанизм (см. повсюду выше).

…в сонной жене, как инвалид, по пояс (3:259).

Это как – нырнул в пизду головой по пояс? Или трясина за хуй засосала с ногами, а тело выше пояса торчит? Но в том или другом случае сонливость у жены должна бы пропасть. Уж слишком любовь глубока.

Рука, где я держу теперь полбанки, сжимала ей сквозь платье буфера. И прочее. В углу на оттоманке. Такое впечатленье, что вчера… …Когда я слышу чаек, то резкий крик меня бросает в дрожь. Такой же звук, когда она кончает, хотя потом ещё мычит: не трожь (4:10, 11).

Это стихотворение ещё советское, 1969–1970-х годов. Просто включено с запозданием в четвёртый том. Высокая поэзия смачно плетётся «низкими» словесами. Женщина с мужским типом оргазма, которая требует отдыха после конца, мужчина ей становится противен, а не как некоторые, что пребывают якобы в непрестанных оргазмах, пока в них: хуй торчит.

Но в стихотворении нет осознания женщины, а лишь наблюдение, без понимания, что стоит за этим – речь ведётся, как обычно, в третьем лице, чуть заходит речь о конкретной ебле, в данном случае от имени жлоба, которому одно, поверхностное, напоминает другое, глубокое. Но глубина не осознаётся, а отдаётся на откуп ощущениям.

В конце жизни Бродский не экивокничал. Ему было всё можно, ибо, к чему он ни прикасался, всё становилось поэзией:

И голуби на фронтоне дворца Минелли е. утся в последних лучах заката (198).

Буква «б» в слове «ебутся» пропущена. Но я-то, молодец, сразу догадался. Кто точку поставил вместо буквы – Бродский или редактор «Ардиса»? Надеюсь, что редактор, Бродский не боялся слов.

И в заключение – самое крепкое из последних сексуальных напутствий Бродского грядущим поколениям мужчин:

…вцепись в её мокрый волос, ткни глупой мордой в подушку и, прорычав «Грызи», сделай с ней то, от чего у певицы садится голос (3:257).

К привычному третьему лицу добавляется ещё повелительное наклонение. Тут уже анальным сексом повеяло. Иначе с чего бы ей вопить. Но опять-таки, коль знать, как делать, то и не вопила от боли, а лишь стонала бы от удовольствия, то есть пела бы, певицей стала б.

* * *

На этом заканчивается всё, что узнаваемо касается секса. Подозрительно негусто для Вселенной.

Мне верится, что у Бродского в его неопубликованных архивах есть множество эротических стихов. Поскольку ведь вселенная как-никак.

Интимная жизнь, не подлежащая разглашению, тщательно охраняется всеми в силу того, что именно она является наиболее для всех интересной. Знать бы, как Бродский любил ласкать женщин, как он кончал, быстро или долго, сколько раз подряд или за ночь, любил ли он анальный секс, как он соблазнял женщину, участвовал ли в ситуациях более чем двое? И как все эти дела спроецировались в его литературу?

Половая жизнь наряду с творческой является божественной частью жизни (а половая жизнь по сути своей и есть единственное общедоступное народное творчество). Нерушимая связь секса и творчества давно установлена, а в силу этого изучение и понимание половой жизни гения хотя бы по его стихотворениям помогает приблизиться к причинному месту его поэзии.

Когда-то будет возможно установить зависимость между стилем, манерой и приёмами творчества и сексуальными манерами, предпочтениями и ухватами. Так, например, огромная поэтическая мощь стихотворного потока Бродского, энергия которого не уменьшается на протяжении долгих страниц, быть может, связана с его способностью вести бесконечно долгий и насыщенный половой акт? Но эту не рабочую, а буржуазную гипотезу могут подтвердить лишь его возлюбленные.

В чём же смысл моих этих вынюхиваний секса в поэзии Бродского? – Пусть ищут, кому интересно.

А пока мне смешно представлять, что когда-то некто, подобно мне, будет выковыривать из моих стихов редкие строчки, в которых секса нет.

 

Эйнштейн как ёбарь, и я как Эйнштейн

Впервые опубликовано в General Erotic. 2003. № 95.

Время и пространство никогда не оставляли меня равнодушным. По-видимому, в силу этого вышел я на биографию Альберта Эйнштейна. Ознакомился я с ней, а также с популярными пересказами его работ и осознал, что влияние Эйнштейна на человеческое общество настолько велико и повсеместно, что Эйнштейна можно рассматривать как «перст божий», указавший землянам направление развития цивилизации. А проще – Эйнштейн был истинным пророком, который не мутил воду общими словами, как это делали ошалелые библейские пророки, или как политические, параноидальные «пророки», или как темнящие нострадамусы, а пророчествовал Эйнштейн с математической точностью.

Во время посетившего его откровения (предварившегося интенсивной работой) в 1905 году он написал свои главные пять статей, которые изменили видение мира. Физико-математические построения, в них опубликованные, не имели практического применения и рассматривались коллегами Эйнштейна как талантливая физическая фантазия, и только потом через годы и уже после смерти Эйнштейна они стали сбываться и воплощаться.

Поэтому если уж изучать пророка, то самого важного и истинного (математически подтверждаемого), ибо в нём сосредоточена суть повелений Бога.

Истинность Эйнштейна как пророка подтверждает и то, что секс в его жизни играл существенную роль – Эйнштейн был не бесполым, витающим в облаках ангелом-жуликом-предсказателем, которыми полнится пантеон пророков, выстроенный кликушами женского и мужского рода, жаждущими быть систематически обманутыми.

Тем более становится интересна половая жизнь Эйнштейна, которая, не только по моему убеждению, является важнейшей частью человеческого существования. В ней должна отражаться суть Эйнштейна-пророка, которая проецировалась на его взгляды на мир вообще и на физику в частности.

Вот что я узнал из прочитанного:

Первое, что известно о, так сказать, любовных приключениях Эйнштейна, – это его привязанность к Marie Winteler, дочке учителя, в доме которого он жил, пока учился в школе городка Aarau в Швейцарии. Эйнштейну было 17 лет, a Marie – 19. Она явно была подручной женщиной – жила с ним в том же доме, что весьма удобно, была старше – а значит, вполне развившаяся самочка, что тоже полезно для обучения в 17-летнем возрасте. Была ли у них сексуальная связь в полной и регулярной мере – судить трудно. Значительно позже Marie писала, что «они очень любили друг друга, но их любовь была чистой». Конечно, она могла и привирать. Их романтическая переписка существует, но я до неё не добрался – там всё равно ничего нет, так как её романтичностью восхищаются все подряд, а это значит, секса там никакого не было, иначе бы её скрывали или уничтожили. Но Marie сильно переживала, когда юный Альберт её бросил, уехав в Цюрих продолжать обучение. Даже в психбольницу загремела, но скоро оправилась и вышла замуж.

Параллельно с Marie он вёл музыкальные игры (Эйнштейн поигрывал на скрипке) с другой женщиной Julia Niggli. До чего они доигрались, неизвестно, но вскоре Julia испрашивала совета у Альберта в отношении своей любовной связи с мужчиной значительно старше её, который не выражал желания на ней жениться. Двадцатилетний мудрый Альберт ответил ей так:

До чего же странная девичья душа! Неужели вы действительно верите, что сможете обрести безмятежное счастье через другого человека, даже если этот человек один-единственный любимый мужчина? Я близко знаком с этим животным по личному опыту, ибо я один из них. Я точно знаю, что от них нельзя многого ожидать. Сегодня мы грустны, завтра веселы, послезавтра холодны, затем опять раздражительны и усталы от жизни – да, я чуть не забыл о неверности и неблагодарности и эгоизме – о том, что нам присуще в значительно большей степени, чем милым девушкам…

В этом письме продолжала выказывать себя знаменитая эйнштейновская честность, нетерпимость ко лжи. Он не стал распевать «Сердце красавицы склонно к измене…», а открыто признался в мужской сути без попыток валить всё на женщин, из чего большинство мужчин состряпали себе хобби и профессии.

В Цюрихе восемнадцатилетний Альберт немедля увлёкся сокурсницей по колледжу Милевой (Mileva Marie). Сербка из состоятельной семьи, выказавшая способности в математике, Милева приехала поучиться и оказалась единственной женщиной в группе студентов. Она была на три с половиной года старше Альберта.

Примечательно, что некоторое время после переезда в Цюрих и уже познакомясь с Милевой, Эйнштейн отсылал своё грязное бельё для стирки Marie, и та высылала обратно выстиранное по почте. Любопытно, нюхала ли она его грязные трусики перед стиркой или держала двумя пальцами вдали от себя с отвращением?

В прощальном письме Marie Эйнштейн писал воодушевляюще: «Любовь приносит больше счастья, чем жажда встречи – приносит боли». (Сам он придумал или вычитал у кого?)

Сближение с Милевой можно проследить по их продолжительной переписке, так как по разным обстоятельствам они находились в частой разлуке.

Повторяя любимого Шопенгауэра, Эйнштейн в одном из писем Милеве пишет, что жена отличается от проститутки только тем, что продлевает свой контракт на сожительство. И вёл он себя с Милевой по поговорке: «Зачем жениться, когда и так ложится». Жениться в итоге всё-таки пришлось, додавила его Милева и чувство долга.

Так как Милева соображала в физике и математике, Эйнштейн перемежал в своих письмах любовные высказывания со своими физическими размышлениями. Способность Милевы понимать его научный говор была одним из определяющих качеств Милевы, которое делало её идеальным партнёром в глазах Эйнштейна.

Однако родители Эйнштейна, с которыми он был очень близок, резко восставали против его связи и женитьбы на Милеве. Из-за своей прямоты и честности Альберт недальновидно пересказывал в письме своей возлюбленной оскорбительные замечания матери о ней: «Она книжница, как ты – а тебе нужна жена. Когда тебе будет 30, она уже будет старой ведьмой и т. д.». «Родители плачут обо мне, как будто я умер», – такую картину отношения будущих родственников он рисовал своей невесте.

Одно из своих писем Милеве он заканчивает так: «Целую тебя повсюду, везде, где ты мне разрешишь».

Это что? – она какие-то места не разрешала целовать, а Эйнштейн смирялся с этим запретом? Значит, Эйнштейн позволял ей не давать ему целовать пизду, что наверно было из ложного стеснения, которое Эйнштейн не мог преодолеть на том этапе. Но после очередной встречи в последовавшем письме он пишет:

…приятные воспоминания о том, как счастлива ты была в наш последний день, проведённый вместе, не покидают меня. Так что позволь мне поцеловать твой маленький ротик, чтобы не дать уйти этому счастью!

У Милевы на фотографиях рот весьма велик и вовсе не мал. Уж не имеет ли в виду Эйнштейн междуножный ротик, целовать который Милева наконец допустила Альберта, что сделало её такой счастливой?

Несмотря на свою якобы пламенную любовь к Милеве, Альберт дважды забывает о дне рождения своей возлюбленной и поздравляет её с запозданием. Просто в разлуке он думает о ней вовсе не всегда и не так сильно, как это излагается им в письмах.

Альберт пишет:

Без тебя мне не хватает уверенности в себе, страсти к работе, и жизнь не в радость – короче, без тебя мне и жизнь не жизнь.

То есть ему нужна была обстановка для спокойных занятий физикой. Регулярное удовлетворение похоти должно было создать рабочую атмосферу, без отвлечения на поиск и уговоры.

Свадебная фотография

1903 год

Современники описывают Эйнштейна как очаровательного молодого человека, на которого женщины обращали пристальное внимание. Милева же была крайне непривлекательна, малоросла, сутула, прихрамывала. Его друзья и знакомые, не говоря уже о родителях, недоумевали, как он, такой очаровашка, мог связаться с такой уродкой. Однако Эйнштейн оправдывался тем, что у неё красивый голос (в России говорили бы, что у неё красивые глаза), пренебрёг внешностью Милевы, во имя пизды и её доступности, да ещё способности (Милевы, а не пизды) поддерживать разговорчики о физике. Правда, через несколько лет Эйнштейн сам признавал, что, становясь старше, Милева просто «стала уродливой», а «женился он на ней из чувства долга».

Эйнштейн всегда смотрел в корень, и такое видение отражало стремление Эйнштейна заниматься не сторонними и мелкими физическими проблемами, а только краеугольными, основополагающими. Он писал:

Я хочу узнать, как Бог создал мир. Мне неинтересны те или иные явления в спектре того или иного элемента. Я хочу знать Его мысли, остальное – это детали.

При Эйнштейновой одержимости красотой в построении картины мира и использовании её как критерия справедливости физической теории можно лишь утверждать, что красоту Милевы он видел не в лице. И не в её голосе. А в… – вот именно!

Внебрачную девочку, которую она от него родила в 1902 году, Эйнштейн так и не увидел. Родилась она, когда он с Милевой был в разлуке, Милева уехала к родителям рожать, и в силу разных обстоятельств Милеве пришлось её отдать на удочерение.

Зато они женились в 1903 году, и Милева родила Альберту двух сыновей. Так что свои основополагающие работы 1905 года Эйнштейн написал, будучи скучно женатым на Милеве и качая коляску ногой, держа в одной руке книгу, а в другой – воняющую дешёвую сигару, каким его однажды увидел его друг, зашедший в гости.

Эйнштейн мог легко концентрироваться на важных для него мыслях в любой обстановке – ещё в детстве он сиживал в гостиной на диване и углублённо читал научно-популярные книжки среди шума и гама. А когда у него уже было два ребёнка, он мог сосредоточенно заниматься своими теориями, не обращая никакого внимания на их плач и вопли.

Иллюзии о прекрасности брака с Милевой у Эйнштейна быстро рассеялись и выразились в таком афоризме:

Брак – это безуспешная попытка создать нечто продолжительное из краткого эпизода.

Многозначительным предсказанием обречённости его брака оказался факт, что в день свадьбы, отпраздновав событие, он забыл ключ от новой квартиры, и ночью будил соседей, чтобы начать свадебную ночь. Даже на свадебной фотографии видно в невесёлом лице Эйнштейна, что он испытывал внутреннее сопротивление женитьбе. Но так как Милева пожертвовала своей карьерой и честью ради него, он решил отплатить ей женитьбой.

Милева была психически неустойчива, что усугублялось с каждым годом. Дурная наследственность давала себя знать. Она вела себя как одержимая, устраивая сцены и скандалы, ревнуя Альберта не только к женщинам, но и к друзьям.

В 1909 году давняя знакомая Эйнштейна Анна (Anna Meyer-Schmid) прочла в газете о его назначении профессором и вспомнила студента-физика, с которым она кокетничала (или спала?) несколько лет назад. Теперь она была замужем и решила поразвлечься, написала письмо Эйнштейну. Тот обрадовался, дал ей понять, что горит встретиться, дал ей свой рабочий адрес, и Анна ответила, что, мол, давай. Но её письмо перехватила Милева, устроила скандал, написала мужу Анны жалобу на её поведение. Муж с возмущением написал Альберту – что, мол, происходит? И Эйнштейн вынужден был написать извинительное письмо мужу, что ошибочка вышла. Так Милева хотела сорвать прекрасную еблю. Но за это Альберт так обозлился на Милеву, что брак стал трещать по швам.

Однако, несмотря на Милевины препоны, они всё-таки встретились, случились, и у Анны родилась от Альберта дочка Эрика.

В 1951 году, когда Милева и Анна были уже в земле, Эйнштейн назвал реакцию Милевы типичной для женщины такого «редкого уродства».

Однажды, после очередной сцены ревности, когда Милева ударила Альберта, он дал ей сдачи, и её лицо распухло. Выходя на люди, она говорила, что это от больного зуба.

В 1911 году, когда Эйнштейн преподавал в университете в Праге, их служанка Fanni, что жила у них в квартире, забеременела, и, кто отец, было неизвестно. Альберт и Милева не могли пристроить ребёнка ни в приют, ни в какую-либо семью и оставили на некоторое время у себя, планируя, что позже они отправят ребёнка бабушке, матери служанки.

Эйнштейн предпочитал простых женщин светским. Его друг Janos Plesch, который был свидетелем многих похождений Эйнштейна, писал своему сыну:

Эйнштейн любил женщин, и, чем проще они были, чем больше они пахли и потели, тем больше он их любил.

Это говорит о том, что Эйнштейн действительно любил женщин, а не их фальшиво-возвышенный образ, что он любил их ебать не с закрытыми глазами и зажатым носом, а искренне обожал женскую плотскую суть.

Служанка Herta Waldow, жившая в семье с 1927 по 1932 год и тоже, наверно, бывшая наложницей Эйнштейна, сказала:

Он любил красивых женщин, и они отвечали ему взаимностью, обожая его.

А это значит, что Эйнштейн любил всяких и любых женщин, красивых и уродливых, грязных и подмытых – и нет более убедительного доказательства безоглядного женолюбия.

В 1912 году его первая любовь Marie, которую он безжалостно бросил, наконец вышла замуж и родила мальчика, очень похожего на Эйнштейна. Ходили слухи, что это был его сын, так как Эйнштейн свиделся с Мари по времени, похожем на нужное.

К 1914 году, на исходе совместной жизни с Милевой, Эйнштейн выдвинул ей письменные условия, при соблюдении которых он ради того, чтобы не потерять детей, соглашался оставаться в браке. В списке условий были и такие: стирать его бельё и следить за его одеждой, три раза в день еда должна доставляться в его кабинет, уходить из его кабинета и спальни по первому требованию, не сметь ни в чём его упрекать и критиковать при детях. Кроме того, Милева не должна была надеяться не только на возобновление интимных отношений, но и даже дружеских. Она этих условий не приняла, и брак впал в агонию.

Эйнштейн твёрдо для себя решил, что больше с Милевой он жить не будет ни при каких обстоятельствах.

Второй, и последней, женой стала его кузина Эльза, на которой он женился в 1919 году, сразу, как он развёлся с Милевой, которая несколько лет отказывалась дать согласие на развод, но наконец сдалась. В разводных документах Эйнштейн признавал, что у него был адюльтер и что в их браке имело место рукоприкладство.

Милеве, воспитывавшей двух его сыновей, Эйнштейн в дополнение к алиментам отписал свою Нобелевскую премию, в получении которой он был уверен. И действительно, через три года он её получил.

После развода напряжённость отношений с экс-женой ослабла, Милева стала чинить меньше препятствий Альберту для общения с сыновьями, что было для него самым важным, и Альберт писал Милеве:

С течением времени ты убедишься, что нет лучше экс-мужа, чем я, ибо я верен, быть может не в той форме в какой себе это представляют юные девушки, но, тем не менее, верен и честен.

Эйнштейн потерял Эльзу из виду в ранней юности и снова встретился с ней после долгой разлуки, когда она уже была разведена и с двумя дочками. Эйнштейн пытался ухаживать и за младшей сестрой Эльзы по имени Paula, прельщённый её свежестью, по сравнению с Эльзой. Но пришлось остановиться на старшенькой.

Он с ней сошёлся ещё до развода с Милевой.

В одном из писем Эльзе, когда Милева уехала, он писал:

Отсутствие Милевы мне так приятно. Как ты видишь, я тоже получаю удовольствие от брака.

(Знал ли Эйнштейн анекдот?

Мужик положил на стол хуй и бьёт по нему молотком.

– Ты что делаешь? – удивляется приятель.

– Занимаюсь онанизмом.

– А когда же ты удовольствие получаешь?

– Когда промахиваюсь.)

Эльза обеспечивала Эйнштейну необходимый уход и пыталась обучать его основам гигиены: чистить зубы, причёсывать волосы и чаще принимать ванну и ещё там что-то из чистоты. На что Эйнштейн по сути твёрдо, но словесно мягко, как он это умел делать, заявил, что он перестанет быть самим собой, если будет отказываться от своих привычек.

Эльза была богемной особой, занималась художественным чтением стихов и якшалась с плейбоем-врачом Georg Nicolai. Эйнштейн знал об этом и разрешал ей открыто продолжать отношения по её просьбе. Позже Эльза, видно в благодарность, разрешала Эйнштейну держать любовниц.

Жениться на Эльзе он тоже не горел, но так как с ними в квартире жили две её дочки брачного возраста, то они могли быть скомпрометированы. Родственники Эльзы тоже давили. Однако Эльза была не единственной кандидаткой в жёны – её старшая 20-летняя дочь Ильза была для Эйнштейна явно желанней.

Знаменитый на весь Берлин сердцеед Georg Nicolai был сначала любовником Эльзы, а потом и дочери Ильзы. Вот ему и написала письмо Ильза, которое требовала уничтожить после прочтения. В этом письме она спрашивала совета, что делать – выходить замуж за Альберта или нет. Nicolai письма не уничтожил, а сохранил, и потом разные родственники и попечители пытались не допустить обнародования этого письма. Однако оно всплыло, и в нём Ильза сообщает, что Альберт объявил, что может жениться на матери или на дочери и пусть они решают, на ком. Эльза не возражала, чтобы женой стала дочь, и предоставила решение ей. Что ответил Nicolai, осталось неизвестно. Альберт женился на Эльзе, а потом продолжал жить и путешествовать с матерью и двумя дочками, пока старшая не вышла замуж. В письме Nicolai Ильза пишет:

Я знаю, что Альберт любит меня так сильно, как, быть может, ни один мужчина меня любить не будет, он мне даже сам об этом вчера сказал.

Также она поведала, будто Альберт признался ей, что не в состоянии контролировать свои сексуальные порывы, когда Ильза находится рядом с ним. Далее она признавалась Nicolai:

Если существуют истинные чувства дружества и товарищества, то именно их я испытываю по отношению к Альберту. Однако я никогда не испытывала даже намёка на физическое влечение к нему.

Эйнштейн сказал, что если она будет продолжать жить с ним под одной крышей, то ему не важно, выйдет она за него замуж или нет, потому что она в любом случае останется совершенно независимой и будет дорога ему в той же мере, как и её мать.

Тут явно попахивало желанием еть как мать, так и дочку, что скорее всего и поимело место. Кроме того, он сказал, что если у Ильзы нет желания родить ему ребёнка, то тогда лучше ей не выходить за него замуж. Ильза же утверждала в письме, что у неё нет ни малейшего желания рожать ему детей.

Пришлось жениться на мамаше. Эльзе на момент женитьбы было 42, и за шесть лет сожительства с Альбертом она весьма постарела к свадьбе.

Но младшая дочь Эльзы Margot была тоже влюблена в Эйнштейна, и он брал в спутницы на общественные мероприятия чаще её, чем Эльзу.

Эльза была старше Эйнштейна на три года, тоже была далеко не красавицей, и на фотографиях всегда кажется, что он стоит рядом с матерью или бабушкой, а не с женой. Зато она была хорошей секретаршей, хозяйкой дома, которая вместе с дочерьми обеспечивала Эйнштейну комфортабельное жильё, необходимое ему, чтобы сосредоточиться на физике, а также на других женщинах.

Эйнштейн и Эльза спали в разных спальнях. Эльза объясняла это тем, что Альберт храпит так громко, что она не может с ним спать. Я же объясняю это тем, что, несмотря на храп, к нему в спальню наведывались Ильза и Марго, порознь и сообща.

В кабинет Эйнштейна Эльза вообще не имела права входить. Он запретил Эльзе и сам никогда не говорил о себе и о ней – «мы»: она должна была говорить только за себя и никогда за него.

Эльзу иногда называют «второй женой», потому что она терпела открытую связь мужа с Betty Neumann, которой было 23 года. Та была племянницей его друга, приехала из Австрии, и Альберт устроил её работать секретаршей себе в институт, чтобы она осталась в Берлине. С разрешения Эльзы он встречался с ней два раза в неделю в течение года. Разрешение это было дано в обмен на обещание, что Альберт не будет больше никуда ходить на сторону. Переписка с Betty до сих: пор недоступна, но приводится фраза из опять-таки прощального письма Эйнштейна:

…я должен искать в звёздах то, в чём мне отказано на Земле.

Трудно понять, в чём ему было отказано на Земле. Разве что вспомнить его пусть шутливый, но, разумеется, с долей правды ответ на предложение участвовать в музыкальном открытии (Эйнштейн всю жизнь слабовато, но с воодушевлением играл на скрипке) Первого Международного конгресса по исследованиям в области секса:

К сожалению, я не чувствую в себе достаточно мощи ни в сексуальных, ни в музыкальных способностях, чтобы принять Ваше предложение.

В его письме Эльзе, когда их роман только начинался, есть многозначительное выражение, после подписи:

…с уверенностью, что я считаю себя вполне adequate male, и, наверно, мне предоставится возможность тебе это доказать.

Фразу «adequate male», да ещё переведённую с немецкого, можно интерпретировать и переводить многообразно, но общий смысл – «я считаю себя вполне нормальным мужиком». Можно предположить, что у любовника в начальной стадии отношений с любовницей могли возникнуть какие-то неполадки с процессом совокупления. То ли он не проявил достаточной настойчивости в чём-то, то ли проявил, но настойчивость ничем не окончилась.

Впрочем, некоторые считают, что это было его реакцией на подшучивание Эльзы, что, мол, Альберт находится под сапогом Милевы. Пусть считают, а у меня – свой счёт.

В течение всей его жизни до эмиграции в Штаты Эйнштейн удовлетворял свою обильную похоть с проститутками. Он был завсегдатаем борделей, о чём сообщают его друзья и соучастники (Otto Stern, Janos Plesch). Так как его отношения с Милевой быстро исчерпали себя после женитьбы, а связь с не сразу появившейся Эльзой поначалу тоже была весьма нерегулярной, то только благодаря проституткам он не свихнулся от похоти.

Эту информацию тщательно скрывали и вымарывали из воспоминаний, и только недавно она всплыла. Причём автор, сообщающий об этом, сразу оговаривается, пытаясь извинить Эйнштейна, что, мол, в ТО ВРЕМЯ (а раньше и сейчас – ну ни за что!) это было обычным методом избавления от напряжений у холостяков и у несчастливо женатых мужчин.

Таким образом, можно легко представить, что, не будь доступных женщин в этих прекрасных заведениях, научная работа Эйнштейна могла бы быть нарушена каким-либо психическим заболеванием, непременно являющимся при неудовлетворяемом сексуальном голоде. И полетела бы в тартарары теория относительности, и сидели бы мы сейчас в дерьме девятнадцатого века, окружённые несуществующим эфиром.

Близость образа проститутки для Эйнштейна выражается в той свободе, с которой он им оперирует в своих высказываниях. Например, он писал в 1934 году, что, изучая законы природы, «мы имеем дело со сфинксом, а не с доступной проституткой».

Когда в 1919 году астрономы подтвердили предсказанное Эйнштейном отклонение лучей света при прохождении вблизи Солнца, на Эйнштейна обрушилась мировая слава, причём такая, которую можно приравнять к славе нынешних кинозвёзд и политических деятелей вместе взятых. Начались встречи с заискивающими сильными мира сего, приёмы и рауты, триумфальные путешествия по разным странам и прочие события, сопутствующие славе. Доступность женщин – главное следствие славы – всячески имело место, и Эйнштейн радостно набрасывался на открывшиеся возможности.

Делясь своими впечатлениями о поездке в Японию, Эйнштейн бросил такую реплику:

Я умалчиваю об особенностях японок, цветообразных существах, ибо здесь обыкновенный смертный должен дать слово поэту…

Нет сомнений, что в Японии, где его встречали как бога, ему удалось попробовать лучших гейш.

Слава Эйнштейна, в которой любила купаться Эльза, вынуждала её смиряться со многим. Хотя и в негодовании, но послушно она уезжала из их загородного дома в Берлин, якобы за покупками, когда к её мужу раз в неделю приезжала красивая молодая блондинка Margarete Lenbach. Упоминается также роскошная женщина Toni Mendel, которая приезжала за ним в лимузине с шофёром и увозила его на театральные вечера, а затем на свою виллу, откуда он возвращался только утром.

Эйнштейн не скрывал своих отношений с женщинами от Эльзы, и Toni заняла положение как бы дальней родственницы. Эльза пыталась бунтовать, и однажды, когда Toni в очередной раз поджидала Эйнштейна на улице в лимузине, Эльза спрятала деньги и не давала мужу наличные, необходимые для вечерних развлечений. Но бунт был подавлен.

Эйнштейн старался не оставлять следов связей, уничтожая переписку с женщинами и прося их уничтожать его письма. Несмотря на это, следы оставались. Занесена на скрижали и другая богачка, Estella Katzenellenbogen, тоже с лимузином и шофёром, которая владела сетью цветочных магазинов.

Слава дала Эйнштейну не просто женщин, а красивых женщин, то, чего он был лишён в своих бесславных браках.

В Америке после смерти Эльзы в 1936 году он больше решил не жениться и жил, как всегда, в окружении женщин в своём доме на 112 Mercer Street в Принстоне. Это были Maja, сестра Эйнштейна, Margot, младшая дочь Эльзы, и Helen Dukas, его секретарша-любовница с 1928 года, которой он отписал большую часть наследства. Примечательно, что Margot вышла замуж за русского афериста Дмитрия Марьянова, развелась с ним и стала жить в доме Эйнштейна, который оприходовал её попутно со старшей дочерью Эльзы.

Его любовные приключения продолжались. Одно из них наиболее громогласно. Согласно переписке, которая была впервые обнародована благодаря продаже писем на аукционе Sothebys в 1998 году, Альберт в течение нескольких: лет поддерживал отношения с Маргаритой Коненковой, женой скульптора Сергея Коненкова, которые жили в США с 1920 по 1945 год. Они познакомились в 1935 году и в страсти даже объединили свои имена в единое имя, состоящее из начальных букв их имён – Almar, которым они пользовались в переписке.

Коненков изваял бюст Эйнштейна. Его установили перед Institute of Advanced Studies, где работал Эйнштейн. В 1945 году Маргарита Коненкова уехала в Москву. В то время ей был 51 год, а Эйнштейну – 66.

Кагебешник Павел Судоплатов утверждает, что она была советской шпионкой. Но я пишу не об этом.

* * *

Теперь, после изложения фактов, можно на их основе и порассуждать с более или менее важным видом. Порассуждать в свете эйнштейновской теории, которую я понимаю вовсе не до конца. И скорее всего даже не до середины. Однако понимание даже её кусочка достаточно кружит голову, чтобы не поддаться соблазну полепетать по её поводу.

Эйнштейн предостерегал от формальных и неверных интерпретаций и интерполяций его теории. Когда попытались объяснить любовь силой тяготения, Эйнштейн ответил, что

хотя влюбляться – это не самое глупое, что делают люди, тем не менее гравитация за это ответственности не несёт.

Тем не менее Эйнштейн делал немало ошибок, не умея оценить последствия своей же теории. Одной из главных ошибок было упорное неприятие им квантовой механики, в которой главенствовал принцип неопределённости. Эйнштейн говорил, что

никогда не сможет согласиться с тем, будто Бог управляет миром, бросая кости.

На это Нильс Бор ответил Эйнштейну: «Не надо указывать Богу, что делать».

Так что Эйнштейн сделал своё дело, а теперь я делаю – своё.

Свет мой, оргазм

Все интересы Эйнштейна были направлены на исследования фундаментальных физических явлений: времени и пространства (мелкими проблемами физики он принципиально не занимался).

Такого же рода основополагающим феноменом в человеческом существовании является оргазм.

Вроде ещё никто не рассматривал оргазм как основу человеческого самосознания и религиозного бытия. А вот я – рассматриваю.

До Эйнштейна всё плавало в эфире: представлялось, что свет – это чисто волновое явление, а весь мир погружён в эфир, сквозь который свет пробивается. Эфир этот никак замерить или как-либо прихватить не удавалось, поскольку он был высосан из пальца физиками, чтобы с его помощью можно было описать то, что происходит со светом, будь он чисто волновой природы. Но многие факты не состыковывались, да и сам эфир хотелось за вымя взять, но никак не получалось, какие только эксперименты ни ставили.

Вот Эйнштейн и додумался, что свет – это поток частиц, да ещё который не сплошной вовсе, а испускается пучками, то бишь квантами. Понятие эфира сразу было похерено, и всё застыковалось и заиграло. Хотя многие физики изо всех сил упирались, вроде ленинского Маха, и прижимали к сердцу неосязаемый эфир.

Эйнштейн популярно объяснял кванты света как питие пива, которое можно осуществлять лишь кружками. Но это на территории Германии – он не учитывал, что в России можно лечь под бочку пива и открыть рот. Но тогда можно сказать, что пиво можно пить только глотками, которые тоже есть кванты.

Понятие любви легко уподобить понятию эфира в физике: нечто якобы существующее везде, но никак не определяемое. А я по-эйнштейновски сказал, что никакого эфира-любови нет, а есть лишь оргазм (прообраз света) и стремление к нему. Более того, оргазм, как и свет, испускается квантами спазм.

В ранней юности, впервые познакомившись с понятием кванта, я осознавал это таким поэтическим способом:

При переходе из неудовлетворённого состояния в удовлетворённое человеком испускается квант счастья.

Подобие оргазма свету наблюдается и в том, что свет рассматривался Эйнштейном как нечто абсолютное с точки зрения его постоянной скорости, вне зависимости от системы координат, в которой свет двигается. Так и оргазм – абсолютен вне зависимости от того, с какой скоростью движется (взад-вперёд) объект (мужчина-женщина), его испускающий.

Я считаю, что человек, испытывающий оргазм, духовно движется со скоростью света в своей прекрасной системе координат. При наслаждении время начинает замедляться. В своём пике оргазм достигает скорости света, а время при достижении скорости света останавливается. Но лишь на мгновенье оргазма.

Подтверждением тому, что свет оргазма распространяется как материальные частицы, а не является идеалистическими волнами, распространяющимися посредством любви-эфира, является полное исчезновение интереса к движению после завершения оргазма: тухнет источник света, и с последней спазмой прекращается свет – излияние семени.

Аналогии со светом можно продолжать и далее. Как наблюдается изменение скорости света в зависимости от гравитационного потенциала, в котором движется луч, так наблюдается изменение силы оргазма в зависимости от влечения к партнёру.

Так же как скорость света зависит от места его прохождения (is location dependent), так острота оргазма рознится в зависимости от отверстия, в котором он происходит.

Понимание оргазма как света позволяет объяснить, почему за оргазмом следует усталость, даже при отсутствии физических движений. У мужчины переход от оргазма к безразличию весьма быстр, то есть из остановившегося в оргазме времени мужчина выбрасывается безразличием в несущееся время человеческой жизни. От этой резкой смены скоростей (с места – в карьер) и возникает резкая усталость.

В английском языке есть выражение «till the end of time», соответствующее русскому «навсегда», «навечно». Остановку времени можно считать концом времени, и даже краткая остановка – это краткий конец. Когда в песнях поётся «I will love you till the end of time», to получается весьма реалистическая картина – любовь длится до мгновения оргазма (end of time), после которого она исчезает с наступлением безразличия.

Продолжая лингвистические ассоциации, можно привести пример из русского фольклора. В этом свете (а свет, как мы постулировали, это – оргазм) поговорка «Кто поёт и ебёт, два века живёт» подтверждает замедление времени в наслаждении и его остановку в оргазме. Иными словами, при пребывании в частом оргазме время приостанавливается и, следовательно, жизнь удлиняется по сравнению со временем жизни человека мало или вообще не ебущегося.

Сам Эйнштейн в ответ на жалобы о якобы сложности его теории для понимания дал такой горячий эротический пример, точно описывающий суть его теории:

Час, проведённый с красивой девушкой на скамейке в парке, пролетает как минута, а минута сидения на горячей плите тянется как час.

Он скромно не уточнил, насколько ускоряется время, если быть с девушкой, не на скамейке, а на лежанке?!

Итак, моя аксиома – свет – оргазм – это основополагающая постоянная, описывающая человеческую реальность.

Формулище

Если Фрейд выявил сексуальную основу человеческого бытия, что называется, «на пальцах» (на словах), то Эйнштейн открыл физико-математическую интерпретацию человеческой вселенной с помощью своей знаменитой далеко идущей формулы:

Е = m · с 2 .

Суть её заключается в том, что энергия превращается в массу, а масса в энергию, причём даже малая масса может превратиться в огромную энергию благодаря тому, что после массы стоит колоссального размера коэффициент – квадрат скорости света.

Объяснить формулу простым русским языком можно так: берёшь маленький кусочек любого дерьма, умножаешь на огромнейшую цифирь и враз получаешь кучу проблем или удовольствий.

Народ давно ощущал способность перехода массы в энергию и наоборот, и это, как всё людское, нашло своё отражение в языке. Выражения: она – настоящий «сгусток энергии» или у него «масса энергии» предвосхитили Эйнштейна с давних пор – идеи носились в воздухе.

В моих же системах координат смысл Формулы таков: капельная масса семени, усиленная мощью оргазма, превращается в огромную энергию жизни нового человека.

Этой же формулой объясняется усталость (потеря энергии) после оргазма, которая весьма значительна, хотя вызвана утратой крохотных по массе капель спермы. Несоответствие огромной усталости и безразличия нескольким капелькам объясняется великим наслаждением (светом в квадрате).

Безотносительная красота

Эйнштейн не только гонялся за наслаждением, но и ощущал его краеугольную значимость. Это осознание ярко высветилось в его фразе, написанной в 1946 году, ибо к тому времени Эйнштейн уже точно знал её верность:

Суть (хотя её почти не обсуждают) заключается в том, что верхняя половина планирует и думает, тогда как нижняя половина определяет нашу судьбу.

А вот я эту суть только и обсуждаю, ибо, уточняя Эйнштейна, оргазмы определяют нашу судьбу. А они испускаются источником света – половыми органами. Они же, в свою очередь, как я уже писал, являют безотносительную красоту, на которой подсознательно строится эстетика.

Эйнштейн же ставил красоту превыше всего, поскольку именно её он использовал как первый критерий правильности своих теорий. Так как человек, очевидно и безусловно, есть мера всех вещей, то неизбежно, пусть подсознательно, Эйнштейн соизмерялся с человеческой красотой при поиске красоты в физическом мире.

Банеш Хоффманн, коллега Эйнштейна в Принстоне, писал, что

Эйнштейн в своих мыслительных построениях руководствуется не столько логикой в узком понимании слова, сколько чувством прекрасного. В своей работе он всегда искал красоту.

Я же добавлю от себя, что всякая красота сексуальна, а значит, генитальна.

В письме Милеве от 1897 года Эйнштейн писал (а может, Милева Эйнштейну – лень лезть проверять, но суть всё равно остаётся):

Если ты можешь ощутить бесконечное счастье, то ты должен быть способен ощутить бесконечность пространства.

Легко подставить вместо «бесконечного счастья» оргазм, и получается: «в оргазме мы ощущаем бесконечность пространства». А раз пространства, то и времени.

При жажде красоты, которую остро испытывал и ценил Эйнштейн, тот факт, что он женился на уродливой телом и лицом Милеве, можно истолковать моим способом: красоту он видел прежде всего в её половых органах, и она была для него главенствующей. Конечно же, ознакомившись с безразличием после оргазма, Эйнштейн понимал, что на одной пизде не проживёшь, и ему также виделся в Милеве понимающий и сопереживающий партнёр по мышлению в промежутках между совокуплениями.

Но жажда подручной и ручной пизды вовсе не приковывала Эйнштейна к этому удобству. Вот что он писал в назидание бабёнке, что жаловалась ему на неверность мужа:

Вы, наверно, знаете, что большинство мужчин, как и большинство женщин, не являются моногамными по своей природе. И чем больше препятствий для удовлетворения этих желаний ставится на пути, тем с большей энергией люди их преодолевают. Заставлять человека соблюдать верность – это тягостно для всех участвующих в принуждении.

Моральство

Как классическая физика до Эйнштейна основывалась на едином времени в прямолинейном пространстве, так классическая мораль основывается на абсолютных понятиях добра и зла, которые вычитаны из «священных» книг, где они сведены в те или иные заповеди. И подобно тому, как пространство и время вовсе не кровать и не будильник, а нечто гораздо мистичнее и кривее, то и человеческие нравы и мораль нельзя воспринимать однозначно и ограниченно. Про себя, негласно, молча, люди всегда это прекрасно чувствовали, а иногда даже понимали, и потому в той или иной степени всегда нарушали классические, «заповедные» установления морали.

Мораль, подобно математике, строится на аксиомах. В христианстве в качестве аксиом берутся десять заповедей. Аксиоматичность их, то есть вера в них, не требующая доказательств, объясняется якобы божественностью их происхождения. На этих заповедях строится общественная структура. Если изменить или убрать хотя бы одну заповедь, то эта структура либо существенно изменится, либо рухнет.

Однако аксиоматичность морали зависит от места расположения наблюдателя, подобно тому, как течение времени в теории относительности. Чтобы заповеди не отменять полностью и тем не подвергать всё строение общества риску разрушения, их оставляют незыблемыми, но зато делают к ним поправки, и таким образом пытаются придать морали динамичность. Так, например, убийство запрещено заповедью, но в качестве самообороны оно оказывается позволительным. Аксиомы морали, уподобляясь американской конституции, обрастают поправками, чтобы отражать меняющуюся реальность лучше, чем это делают статичные аксиомы-заповеди.

Зависимость справедливости моральных принципов от точки положения наблюдателя определяется тем, сколько наблюдателей находится в данной точке, а сколько в иной точке. Иными словами – большинство наблюдателей, оказавшихся в данной точке отсчёта, делают именно этот угол зрения общепринятым, а значит, по понятиям морали, «справедливым». Одно и то же время может представляться «золотым веком» группе наблюдателей, находящимся в одной системе координат, а другой группе, в другой системе координат, – временем деградации и притеснений (рабовладельцы и рабы). Однако есть абсолют, подобный скорости света, не зависимой от системы координат и точки наблюдения, который видится одинаково всем людям, который не зависит от тех или иных принципов построения морали и заповедей, лежащих в их основе. Это оргазм. Он отменяет мораль, останавливая время.

В моей теории морали (а точнее, в разглагольствовании о) единственной константой в любой системе координат является наслаждение, которое можно уподобить лучу света – оргазму.

Его можно считать естественным (а не вычитанным), абсолютным критерием добра, а его отсутствие критерием зла.

Следовательно, мораль может быть построена на этом абсолюте-аксиоме и сводиться к единому принципу: всё, что ведёт к оргазму, – хорошо, а всё, что не позволяет ему свершиться, – плохо. Основным дополнением (поправкой) к этому постулату должно быть то, что поистине хорошо лишь то, что ведёт не только к твоему собственному оргазму, а и к оргазму твоих ближних. Благодаря такой поправке будет развиваться не эгоистическая, а «разумно-эгоистическая» сторона морали.

На абсолютности оргазма может быть разработано много вариантов заповедей. Один из них был сделан мною в Храме Гениталий:

1. Познание бога даётся человеку в оргазме. Приближение к оргазму есть предчувствие бога.

2. Так как оргазм возникает в гениталиях, то они являют собой божественное. Возбуждение, которое вызывают гениталии, есть истинный религиозный трепет.

3. Гениталии, будучи средством познания бога, являются объектами почитания, гордости и воплощением идеальной красоты.

4. Совокупление и мастурбация – это богослужение.

5. Гениталии связывают нас с будущим благодаря деторождению, что есть чудо божественное. Потому гениталии не только взывают оргазмом к богу, но и творят чудеса его властью.

6. Любое изображение гениталий и их совокупления есть икона.

7. Наслаждение изображением гениталий есть иконопочитание.

8. Проституция предоставляет любому доступный оргазм. В силу этого проститутки достойны преклонения, восхищения и благодарности.

В обществе, построенном на этих принципах, люди будут стремиться делать друг другу добро – то есть доводить друг друга до оргазмов. Не забывая конечно же и о себе.

Мышление в этом направлении, но не до конца осознанное и потому разжиженное, было свойственно в том числе и Эйнштейну, который говорил:

Чтобы добиться благоприятной реакции от людей, лучше апеллировать к их животу, чем к их голове.

Вспоминая его выражение о низе, который определяет судьбу, эту фразу следовало бы ему уточнить так: «Чтобы добиться благоприятной реакции от людей, лучше апеллировать к их животам или гениталиям, чем к их голове».

Но христианская и прочие морали построены по чрезвычайно простому принципу – чем человек меньше ебётся, тем он лучше, а если не ебётся совсем, то и вовсе святым становится. Но чем больше человек ебётся, тем он хуже, а ебущийся с множеством партнёров и не испытывающий никакого стыда по этому поводу, – так вообще диавол. Им-то, по этому определению, и был Эйнштейн, который не столько сетовал, сколько констатировал:

Только при рождении и когда мы умираем нам разрешается вести себя честно.

Еврейство и вера в Бога

Без открытий Эйнштейна не смогли бы расшифровать человеческий геном. Это весьма символично, так как расшифровка его даст объективные основания для объяснения библейской избранности еврейского народа, к которому Эйнштейн принадлежал, а заодно дать точное генетическое определение еврея, которое в последнее время пытаются размыть, считая также евреями людей не еврейского происхождения, а лишь принявших: иудаизм.

Благодаря тому, что сделали полную «деталировку» человека с помощью генома, станет очевидна избранность еврейского народа, которой наделил его Создатель. Будет увидено, что Он дал евреям особый генный набор, который позволил им не только выжить тысячелетия, а производить гениальных и талантливых людей «по удельному весу» в значительно больших количествах, чем любые другие народы. Читая об Эйнштейне и знакомясь с десятками знаменитых физиков начала века, я без удивления узнал, что процентов 80 из них были евреями.

Важность еврейского закона, который обязывал евреев жениться только на евреях, выявляет его генетическую цель – сохранять и передавать по наследству генный набор, дарованный Богом. Потому и генетическое определение еврея – это тот, у кого если не оба родителя, то хотя бы мать – еврейка. Только мать в то время могла без сомнения знать, что ребёнок её, тогда как отец до недавнего времени не мог никогда быть на сто процентов уверен, что ребёнок его. Соблюдение этого закона обеспечило выживание евреев с сохранением «избранной» генетической структуры.

Чтобы гарантировать общность евреев на бытовом уровне и держать их вместе, не допуская в свою среду инородцев, и обеспечить тем самым сохранение своего особого генетического набора, были созданы религиозные церемониалы, обряды и обычаи: обрезание, кошерная еда, распорядок и разнарядка молитв и прочая механика. Соблюдая все эти предписания, люди бездумно держались вместе и не подпускали к себе чужаков с иной генетической структурой.

Таким образом, традиционный иудаизм – это установление размножения по божьему указу, метод сплочения и удержания «избранных» генов.

Жёсткость законов иудаизма с точки зрения неприятия инородцев – лишь подтверждение её генетических целей.

Многие принимают ритуал за сам иудаизм, тогда как ритуал – это лишь охранник богатства, а не само богатство.

Впоследствии отступники-евреи создали христианство, которое допустило кардинальную ошибку – пренебрежение генетикой. Христианство решило брать не качеством, а количеством, ставя главный акцент не на сохранении генного кода, данного Богом, а на охват максимально большого количества людей и на форму церемоний и ритуалов, лишившихся всякого генетического содержания. Христианство раскрыло объятия всем подряд, более того, стало вербовать неофитов огнём и мечом и смешивать без разбора любые гены с помощью прозелитства, корыстного и кровожадного.

Если евреем нельзя стать, а нужно им родиться от евреев-родителей, то христианином мог стать любой, стоило ему облиться мутной водицей, переименованной в святую, то есть окреститься. Ты можешь знать Тору вместе с Талмудом наизусть, сделать обрезание хоть до самого корня и всё равно никогда не стать евреем, если в тебе нет еврейской крови. А христианин становился тем истиннее, чем лучше он вызубривал Новый Завет и чем сильнее ненавидел евреев. В результате исходный генный состав евреев-первохристиан разбавился генами прочих народов и заполонил мир водянистой человеческой массой. Христианство ополчилось против секса и тем самым пренебрегло генами – людской сутью. Об этом писал В. Розанов, интуитивно чувствуя важность секса, присущего иудаизму и отторгнутого христианством, то есть важность раскрепощённой передачи генов, но только генетика даёт этому математически точное обоснование.

Эйнштейн точно ощущал генетическую основу еврейства и пренебрежительно относился ко всяким ритуалам, чувствуя их выдуманность, фальшивость. Побывав у Стены Плача в Иерусалиме, он с холодной иронией смотрел на раскачивающихся в молитвах правоверных евреев. Эйнштейн писал:

Насколько я ощущаю себя евреем, настолько я чувствую себя чуждым традиционным формам религии.

Родители его не соблюдали никаких еврейских ритуалов и обычаев, не знаю, был ли Эйнштейн обрезан. Так как еврейская школа была далеко от его дома и не по карману его родителям да ещё была закрыта в то время, когда ему нужно было начать школение, то его определили в соседнюю католическую школу. Там Альберт поднабрался знаний христианских. Потом он познакомился с Ветхим Заветом, его проняло ощущение еврейства, и он мальчишкой захотел сделать себе бармитсву (еврейский обряд посвящения мальчика во взрослого мужчину). Но когда к Альберту в руки попали научно-популярные книги, он быстро пришёл к заключению, что все чудеса, описанные в Библии, – обман, так как они противоречат законам природы. Это было его первым в жизни серьёзным разочарованием. Он осознал, что с помощью этой белиберды идёт систематическое оболванивание молодёжи государством. (С другой стороны, эту общепринятую религиозную ложь можно также рассматривать как пробный камень для ума – если ты её распознаешь и отбросишь, твой ум пойдёт развиваться дальше, как и произошло с Эйнштейном, а если примешь, подчинишься, поверишь лжи, то и ум твой показал свои пределы, и ты будешь жить соответственно своим умственным возможностям, а каковы они у большинства – всем известно.)

Эйнштейн пришёл и к осознанию феномена еврейства через ощущение своей близости к другим евреям: вне зависимости, в какой стране он с ними встречался, он сразу ощущал взаимное родство. Эйнштейн объяснял это чувство «единоплемённостью», то есть кровным родством, а по нынешней терминологии – генетикой.

Эйнштейн весьма критически относился к евреям, пытающимся ассимилироваться под давлением антисемитизма, и называл это мимикрией. Потому-то он и стал ярым сионистом, считая, что евреям необходимо место, где они могли бы жить свободно, развивая свои таланты без притеснений.

Эйнштейн писал:

Иудаизм – это не религия, которую можно начать исповедовать или перестать – это община единой судьбы («community of destiny»).

А судьба определяется генетическим кодом, который опять же не мог бы быть раскрыт без Эйнштейна.

Свою религиозность Эйнштейн черпал не из ритуалов и не из человеком написанных текстов, выдаваемых за слова Бога, а из повсеместного божественного присутствия, очевидного для любого мыслящего человека.

«Традиционной религии не было места в моём сознании. Однако я прекрасно знал о своём еврейском происхождении, но значение этого я смог понять только значительно позже».

Эйнштейн пришёл к познанию Бога со стороны науки, изумившись гармонии и чудесам мироустройства и поняв, что такие вещи случайно не возникают.

В течение всей жизни он чрезвычайно остро испытывал ощущение чуда и удивление ему. С сожалением Эйнштейн отмечал потерю этого чувства у большинства людей при расставании с детством:

В некотором смысле, развитие мышления – это постоянное отдаление от «удивления».

Вот ещё несколько цитат Эйнштейна о корнях его религиозности:

Я вижу в Природе восхитительную структуру, которую мы можем осознать только до какого-то предела, и это должно наполнять любого думающего человека чувством своей малозначимости. Это чувство является поистине религиозным и не имеет ничего общего с мистицизмом.

Самое прекрасное и глубокое чувство, которое человек может испытать, – это ощущение чего-то таинственного. На нём зиждется религия, так же как и все плодотворные устремления в искусстве и науке. Те, кто не испытывал этого чувства, представляются мне если не мёртвыми, то слепыми. Ощущать, что в каждом явлении, которое мы можем испытать, остаётся нечто, что наш разум не может постигнуть до конца, и чья красота и величественность достигают нас только опосредованно – вот в этом состоит религиозность. В этом смысле я религиозен.

Однако Эйнштейн никогда не стремился подольститься к Создателю, как это делают большинство религиозников с помощью жертвоприношений и молитв. После подтверждения предсказания его теории об отклонении лучей при прохождении мимо Солнца, его спросили, а что, если бы этого не смогли бы подтвердить. Эйнштейн ответил:

Тогда мне бы пришлось пожалеть дорогого Боженьку. Моя теория – верна.

Если раньше религия и наука противостояли друг другу, то теперь наука лишь утверждает религию, вернее, веру в Бога, теизм, ибо научные открытия всё неопровержимее доказывают, что только Великий Творец мог создать такой бесконечно сложный мир. Таким образом, наука изо всех своих растущих сил работает на религию.

Раньше считали, что невежество является основанием для религиозности и что эрудиция должна обязательно сделать мышление материалистичным, атеистичным. Теперь, с развитием науки, становится очевидно, что именно невежество может быть основанием для атеизма, а постижение бесконечности, содержащейся в каждой клетке, и прочие чудеса являются основой для религиозного мышления. Даже трудно представить, что при продолжении развития цивилизации и науки вместе с нею может опять наступить время, когда атеизм сможет вытечь из всё продолжающегося постижения бесконечности. Впрочем, материалистическая теория «большого взрыва» как начала вселенной и есть прекрасная основа для нынешнего атеизма – теория, основанная на торжествующей ограниченности ума, способного объяснить разбегание галактик не иначе как примитивным взрывом, а значит, полным отсутствием божественного, ибо, насколько мне известно, эта теория не пытается объяснить, а что же было до этого взрыва.

Недаром Эйнштейн сказал:

Наука без религии хрома, религия без науки слепа.

Подвода итогов

Эйнштейну, вечному искателю гармонии и ценителю красоты, удалось честно и благодарно относиться к своим сексуальным нуждам. Понятие сексуальной верности для него не существовало. Это было следствием ярой независимости его мышления. Сексуально верным можно быть только своим желаниям. Если они в какой-то период совпадали с желаниями какой-то женщины, она могла считать Эйнштейна верным ей. Верность Эйнштейна себе заключалась и в том, что он не скрывал своих желаний от себя и от жён – потому-то он был верен проституткам и любовницам.

Эйнштейн не предпринимал поиск женщин по каким-то мечтаемым критериям, а брал тех, что попадали под руку, все они поначалу оказывались старше его, ценил в них не внешность, а доступность пизды да бытовое удобство, которое они ему создавали. Женщин он держал на расстоянии от своих привычек и дел. Когда пришла слава, женщины сами потекли к нему (и на него) со всех сторон. В придачу к обильным женщинам ему была дана их красота, которую он всегда любил, но драться за неё он не мог и не хотел, а все свои силы устремлял в физику – там красота была в его власти, так как её надо было лишь узреть, и это зависело только от него самого. В остальной жизни Эйнштейн не любил соревнований и конкурентной борьбы, следствием чего был его пацифизм, за исключением ведения «неизбежной войны с женами». Эйнштейн не играл в шахматы, эту пресловутую затею для интеллектуалов, он не любил в ней постоянную борьбу с противником. Ему была интересна не победа над кем-то, а познание как приобщение к тайне.

Он вообще не любил тратить силы на незначительные дела:

Я люблю кататься на паруснике, потому что это спорт, который требует наименьших затрат энергии.

(Хотя плавать он не умел, носить спасательный жилет отказывался.)

Эйнштейн и не дрался за свою жизнь, отказался от операции, предложенной ему врачами, и ждал, когда аорта разорвётся от аневризма. А ведь голова его была светла, других болезней не было, и, согласись Эйнштейн на операцию, он мог бы прожить значительно дольше.

Пацифизм Эйнштейна был огромных размеров и весьма активный, взращённый на ненависти к немецкой жажде крови.

Однако, когда он узнал об угрозе создания Гитлером атомной бомбы, он не задумываясь подписал письмо президенту Рузвельту, предупреждая его об опасности и призывая срочно начать собственные разработки для создания атомной бомбы. Так что, если Эйнштейна припирали, то он всегда давал отпор (кроме самого последнего случая).

Эйнштейн был человек чрезвычайно честный и говорил правду в глаза, часто ставя многих в неудобное положение. Он не лгал женщинам. Прямо говорил Эльзе о своих связях. А значит, он не считал неверность женщине нечестностью. И действительно, понятие «честность» неприменимо в сексе, поскольку честность в сексе традиционно определяется верностью одной женщине, а быть верным – это рубить сук, на котором секс сидит, поскольку верность убивает влечение. Честность необходима в деловых и прочих отношениях вне секса, поскольку честность в тех, прочих отношениях способствует их развитию и потому продуктивна. Неудивительно, что когда брак представлял из себя деловое предприятие, в котором сексом вскоре перестаёт и пахнуть, то понятие честности-верности было в нём уместным, поскольку возникали проблемы с детьми «не в мать, не в отца, а в проезжего молодца», которым могло перепасть наследство. Теперь, когда с помощью генетического теста точно определяется отцовство ребёнка, то и в браке верность стала противопоказанной.

О браке Эйнштейн отзывался как о «рабстве в цивилизованном платье», что брак был «изобретён свиньёй, у которой не было воображения». Он также утверждал, что «брак противоречит человеческой природе». А когда спросили его мнение о женитьбе еврея на нееврейке, он сказал: «Это опасно. – И тут же добавил, смеясь: – Впрочем, любой брак опасен».

Эмоциональная структура Эйнштейна была стабильна, чужда экзальтации, истерии, психопатства и искала стабильности в себе и вокруг себя. Брак был приемлем для Эйнштейна только как средство для установления стабильности, но при наличии других источников наслаждений. Он писал:

Я испытал, насколько изменчивы отношения между людьми, и научился изолировать себя от жары и холода, чтобы обеспечивать себе температурный баланс.

Когда Альберту было два годика, родилась его сестра Maja. Родители, желая подготовить его к её появлению, сказали, что у него скоро будет сестричка, с которой он сможет играть. Альберту подумалось, что сестричка – это игрушка, так что, когда его мать впервые показала ему сестричку, Альберт удивлённо спросил: «А где колёсики?»

А обо мне можете рассказывать такую историю: когда Армалинскому было два годика, родители подарили ему игрушку – легковую машинку. Он, взяв её в руки, перевернул вверх колёсиками и спросил: «А где пися?»

Читанная литература

1. Alebert Einstein – Mileva Marie. The Love Letters. Princeton University Press, 1992.

2. Kenji Sugimoto. Albert Einstein. A Photographic Biography, Schocken Books. N.Y., 1989.

3. Albrecht Fösing. Albert Einstein: A Biography. N.Y.: Viking, 1997.

4. Dennis Overbye. Einstein in Love. A Scientific Romance. N.Y.: Viking, 2000.

5. John Stachel, ed. Einstein s Miraculous Year: Five Papers That Changed the Face of Physics. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1998. The great 1905 papers, translated and explained.

6. Roger Highfield and Paul Carter. The Private Lives of Albert Einshtein. St. Martin s Press. N.Y., 1993.

7. Peter А. Виску. Private Albert Einstein. Anrews and McMeel, Kansas City, 1992.

8. Albert Einstein. Relativity. The Secial and the General Theory. A Popular Exposition. Crown Publishers. N.Y., 1961.

9. http://www.alberteinstein.info

 

Сгущая краски

Впервые опубликовано в General Erotic. 2003. № 103.

Если красота мужского лица определяется его чертами, то красота женского лица определяется косметикой. Большинство женщин, лицо которых не тронуто косметикой, выглядят непривлекательно, а часто и отталкивающе.

Особенно разительно это заметно на кинозвёздах (см. http:// stars-without-makeup.info), которые, согласно общественному мнению, являются эталоном красоты. На этом сайте даются фотографии знаменитых молодых актрис при полном параде косметики и без неё. Увидеть кинозвезду некрасивой, то есть без косметики, – это всё равно, что увидеть королеву с голым задом – невзрачность ниспровергает кинозвезду с пьедестала почёта. В данном случае понятие женской красоты подвергается сомнению – если такая красавица, думается жадно смотрящему, так безлика без косметики, то чего же стоит их красота? И вообще, что же такое красота лица?

Очевидно, что женщина может быть красивой или уродливой не только в сравнении с другими женщинами, а прежде всего по отношению к самой себе. А если единственное, что превращает женщину из непривлекательной в красавицу, – это косметика, то она хотя красотой не является, но наделяет ею. То есть красота, подобно химической реакции, возникает при соединении женского лица с косметикой. Красота – это чудо, волшебство, возникшее как результат взаимодействия живого и неживого, то есть мёртвого. Так и в сказках волшебство осуществляется совместно живой и мёртвой водой.

Волшебство это состоит в том, что женщина в собственных глазах, и в особенности для мужчин, превращается из сексуально непривлекательной в сексуально привлекательную – свидетельством чему резко возникающий огромный интерес мужчин к женщине, ставшей смотреться красивой.

Исходя из этого эффекта, сексуальную привлекательность можно с чистым сердцем отождествить с красотой.

Слово «красиво» повсеместно заменяется словом sexy, что выказывает тождественность красоты и сексуальной привлекательности. Об этом тождестве люди догадывались с давних времён с разной степенью убеждённости, которая для меня в конце концов предстала в своём абсолютном виде (см. General Erotic. 2003. № 86).

Принято говорить, что женщина использует косметику, чтобы «лучше выглядеть». Но что значит «лучше»? Лучше – это значит привлекательней, а если привлекательней, то привлекательней для ебли.

В злободневном быту мужчины и женщины не осознают, что красота и есть сексуальная привлекательность. Они убеждены, что красота – это… красота. В основе этой любимой тавтологии лежит основа жизни, построенная на бездумных инстинктах, которым люди послушно подчиняются, не задумываясь над их сутью.

Эта неосознанность по отношению к сексуальной сути красоты напоминает мне неосознанность речи, в которой человек использует слова, этимология которых ему не известна и не интересна, тогда как первоначальный смысл многих слов так изменился со временем, что многие слова стали нести прямо противоположный смысл по сравнению с первоначальным (например, слово «наверное» использовалось раньше в смысле «точно», «наверняка», тогда как сейчас оно используется в смысле «может быть»). Но человеку важно донести сиюминутный смысл своих порывов, и ему не важно, что бейсбольная бита была сделана для удара по мячу – ею же можно вполне убедительно ударить по голове.

Естественное невежество в этимологии используемых слов уподобляется невежеству людей в области истории нравов, а потому люди обречены повторять одни и те же ошибки. По-видимому, во вдохновенном повторении ошибок и кроется один из смыслов жизни, ибо знание истории обременяет человека печальным опытом и усложняет сиюминутное бытие, тогда как невежество даёт упорную иллюзию беззаботности и безнаказанности. А пребывание в этих: иллюзиях даёт человеку уже вовсе не иллюзорное, а вполне реальное ощущение счастья.

Евреям удалось разбить этот порочный круг невежества, и изучение истории своего народа и толкование смысла («этимологии») слов в Торе стало обязанностью каждого правоверного иудея. То есть евреи осознают в значительно большей степени свою историю, свою «этимологию», и в том числе тождество красоты и сексуальной привлекательности. То, что у других запрятано глубоко в бессознательное, у евреев выносится на свет сознания, анализируется и синтезируется в иное видение мира. Это «иное видение» позволяет евреям решать многие проблемы (в различных областях знаний), которые не под силу другим народам. Вот и я, еврей, пишу о том, о чём не принято было упоминать, но о том, что само собой «подразумевалось подсознанием».

В том, что красота в основе своей является сексуальной привлекательностью, открытия нет, но знание этого постоянно загоняется в подсознание, а я хочу вызволить его наружу, за ушко да на солнышко, чтобы фактом этим, явлением этим пользовались не только инстинктивно, а с применением мощного логического рычага. Чтобы всякую красоту использовать на полную катушку на ярком свету и при всём честном народе, по её назначению – как сексуальную привлекательность.

Одним из наглядных примеров единства красоты и сексуальной привлекательности является то, что красивая женщина, с которой мужчина живёт продолжительный срок, перестаёт восприниматься им как красивая. Её красота предстаёт ему как сама собой разумеющаяся, то есть становится незаметной, а всё потому, что сама женщина становится привычной, а значит, перестаёт быть для него сексуально привлекательной. Красота теряет свою сексуальную силу и сразу перестаёт восприниматься как красота. Мужчина может легко прельститься другой женщиной, которая формально менее красива, но которая зато из-за своей новизны более сексуально привлекательна и потому видится мужчине красивой. Новизна выступает в роли красоты, и красота изживает себя при постоянном с ней общении.

Здесь, кстати, надо заметить и справедливость обратной связи, как и в любом тождестве: всё, что красиво, – сексуально привлекательно, а что сексуально привлекательно, – красиво. «Желанье наделяет красотой», как писал я почти в детстве.

Я, например, жалею, что у красавцев Макинтошей, которых я так люблю, нет достаточно большой дырки, в которую можно было бы ихеть.

Когда женщина обнажает своё тело, то происходит резкое переключение эпицентра красоты с лица на пизду, грудь, ягодицы. Обнажение тела делает красивое лицо незаметным, неважным, третьестепенным. Нагота – истинная красота – это женский главный козырь в игре по привлечению внимания мужчины.

Красота тела по праву побеждает в конкуренции с красотой лица. Мужчина будет смотреть на голую пизду непривлекательной женщины, а не на красивое лицо рядом стоящей женщины с укрытым телом. Или в пределах одной и той же женщины с красивым лицом – стоит ей обнажить своё тело, как всё внимание переключится именно на него. До наступления оргазма красота лица меркнет перед обликом пизды.

Однако после оргазма интерес к пизде-анусу-груди исчезает и внимание снова обращается к лицу, так как оно всегда торчит перед глазами и занимается ненавязчивым (как пизда и как идея) воскрешением желания у мужчины. Таким образом, лицо и междуножье чередуются в своём эстетическом первенстве.

Так как в обществе демонстрация наготы запрещена, то женщина должна была выбрать замену своим половым органам для привлечения внимания мужчины, и лицо стало полномочным представителем междуножья. Можно было бы использовать жесты, вроде высовывания языка, подмигивания, но эта слишком активная демонстрация позволительна лишь для профессионалок. Приличная женщина не должна открыто выказывать свои желания, а потому косметика стала теми красками, которыми пишутся картины желаемого сладострастья. Ни слова, ни жесты, но ярко накрашенные губы взывают к поцелую достаточно ясно, чтобы мужчина мгновенно на них реагировал желанием.

С помощью косметики достигается приближение к таким очертаниям лица, которые воспринимаются как красивые: симметричные и ярко очерченные, полные губы, небольшой нос, крупные глаза с длинными ресницами, небольшой подбородок, высокие скулы и лоб, гладкая и нежная кожа. Принято объяснять, что именно такие черты свидетельствуют о способности женщины производить обильное и здоровое потомство и что наша подкорка умеет узнавать эту способность через такие вот черты лица. Но это, конечно, не объясняет, почему именно через такие, а не через длинный горбатый нос, тонкие губы, щёлочки глаз и морщинистый узкий лобик. Впрочем, объяснить можно, но замысел Провидения пребудет по-прежнему неизвестен.

Одно и то же лицо может представляться красивым или некрасивым в зависимости от силы сексуального желания. Известно, что при сильном голоде и объедки покажутся вкусными, а уродки – красавицами.

В европейской культуре лицо – это единственная постоянно открытая часть тела. (Недаром у мусульман женское лицо должно быть постоянно закрытым, ибо в лице они гораздо чётче видят отсвет пизды.) Ладони, которые тоже открыты, часто прячут за спину или в карманы. Только лицо всегда доступно взгляду.

Привлекательное открытое лицо является проводником к сокрытой пизде. Но если мужчина видит уродливое лицо, то он пренебрегает услугами проводника и сам идёт прямо к своей конечной цели: прикрывает женщине лицо или отводит от него глаза или ставит женщину на четвереньки.

У раннего Горького есть рассказ, где не шибко красивая проститутка, желая отблагодарить мужчину, предлагает ему себя. Заметив, что он без вдохновения смотрит на неё, она предлагает: «Хочешь, я лицо прикрою?» Помню, в отрочестве, когда я прочёл об этом предложении, меня осенило, что лицо, на которое мы поначалу обращаем такое грандиозное внимание, становится совершенно неважным в буквально жизнеопределяющие моменты человеческой жизни.

Практика восприятия доказывает, что существенная разница между красотой и невзрачностью состоит в цвете: без косметики – серость, а значит, безликость – то есть отсутствие лица. Недаром же, когда говорят о непривлекательном лице, его называют бесцветным. Косметика занимается тем, что располагает по лицу яркие цвета и придаёт лицу резко контрастное изображение – красоту называют яркой.

Итак, косметика делает женское лицо красивым, то есть сексуально привлекательным, и в конечном итоге сулит ей еблю. Женщина чувствует или знает об этом и использует косметику для того, чтобы объявить миру о своей доступности, о своём желании.

Но если женщина стесняется объявлять о своей доступности, она не станет пользоваться косметикой. Причём это стеснение чаще всего неосознанно и основано на женской неуверенности в себе, забитости моралью или на прямых запретах, существующих в том или ином обществе.

В некоторых ситуациях женщина умышленно не хочет привлекать к себе сексуальное внимание и тогда умышленно не пользуется косметикой. Крайний пример – монашки, статус которых полностью асексуальный, а потому косметика для них неприемлема.

Когда у женщины возникает желание и она решает помастурбировать, она не станет перед этим красить губы и подводить глаза. Ей не надо объявлять самой себе о своём желании – она прекрасно знает, где и как его удовлетворить. Косметика нужна ей лишь для общества, из которого женщина выудит себе сексуального партнёра с помощью своего открытого сияющего лица, а, увы, не открытого розовеющего клитора.

Но если женщина хочет партнёра и, следовательно, жаждет привлечь внимание, тогда она раскрашивает себе лицо. Потому мужчины, завидев женщину в косметике, понимают, что она не пассивно ищет партнёра, а активно объявляет об этом.

Женщина в косметике представляется мужчине красивой, другими словами, мужское желание возникает как реакция на женскую демонстрацию желания.

Женщина, намазанная косметикой, уподобляется сучке в состоянии течки. Как кобели несутся за сукой, почуяв её запах, так мужчины бросаются вслед за намазанной женщиной (сделавшей себя красивой, то есть доступной).

Женское лицо в косметике как способ провозглашения желания уподобляется по откровенности и действенности её раздвинутым ногам – вид пизды сразу вызывает желание, вид лица, ставшего от косметики красивым, тоже сразу начинает вызывать желание.

Общество запрещает женщине в открытую демонстрировать свою доступность – раздвигать ноги и показывать пизду, и потому женщина выбрала символический метод манифестации своей доступности – раскрашивание лица.

Конечно, помимо косметики, у желающей женщины возникает особая мимика, блеск глаз, что тоже воспринимается как красота. Таким образом, красота исходит из женского желания, которое воплощается прежде всего в облике всегда готовых к совокуплению гениталий, а потом распространяется на раскрашенное лицо, которое подтверждает не только физиологическую готовность женщины, но и психическую. Раскраска лица имитирует физиологические симптомы похоти: блеск глаз с помощью очерчивания их, пухлость и полураскрытость губ с помощью увеличения их поверхности помадой, порозовение кожи благодаря специальным кремам.

Многие мужчины боятся красивых женщин так же, как боятся вида пизды. Красота страшит, ибо требует обладания собой, требует действий, на которые многие мужчины неспособны. Красота есть не что иное, как манифестация доступности. Поэтому, борясь с яркостью красоты, на самом деле борются с доступностью. Именно потому маленьким девочкам родители запрещают пользоваться косметикой, так как это делает их по-женски красивыми, а значит, доступными, что непозволительно в юном возрасте, с точки зрения морали.

Битов в «Пушкинском доме» повторял за кем-то, что всё самое прекрасное в жизни дано нам бесплатно. Бесплатно, то есть доступно. Потому красота природы, красота здоровья определяются их доступностью.

Вот оно, долгожданное определение! – Наслаждение, сулимое доступностью, есть красота.

Степень провозглашаемой доступности определяется степенью яркости косметики. Самая яркая используется проститутками, также женщинами, решившими утолить свою похоть, отправляющимися в места, где происходят случки (дансинги, бары). Потому яркая косметика для «приличной» женщины неприемлема. Если рассматривать красоту как знак сексуальной готовности, то максимальная красота вызывается наиболее яркой косметикой.

Терпимость нынешнего общества к сексуальным проявлениям выражается в том, что обыкновенным женщинам позволяется выглядеть так, как некоторое время назад могли выглядеть только проститутки. То есть женщинам позволяется более открыто выказывать свою готовность с помощью яркой косметики, мини-юбок, декольте и пр. Всё это подаётся как женская красота, которая, подобно ярлыку, навешивается на сексуальную доступность, которая тем самым легализируется этически благодаря её эстетической интерпретации.

Ранним утром на работу приходят женщины серые, невзрачные, потом удаляются в туалет и выходят оттуда красавицами – намазанными изощрённо и вызывающе.

Женщина, которая считает себя некрасивой, будет сторониться, а часто даже отшатываться от косметики, чтобы не входить в противоречие с убеждённостью в своей сексуальной непривлекательности. Но нередко она меняет мнение о себе, благодаря той же косметике, которая, как она в какой-то момент заметит, украшает её, и тогда женщина ухватывается за эту косметику обеими руками.

Женщина скрывает некрасивое тело под одеждой, а при сексе прячет его в темноте под предлогом стыдливости. Но лицо спрятать невозможно – по нему встречают. Поэтому во что бы то ни стало его нужно делать красивым – уподобить его всегда красивой пизде.

Женщины любят косметику за то, что она делает их уверенными в себе. Вера в свою сексуальную привлекательность есть основа женской уверенности. Использование косметики делает женщин психически устойчивыми. Косметика (а значит, красота) лечит (а значит, спасает) мир (женщины).

Зрение – это лишь средство для торжества осязания. Женщины знают, что зрение – это основа возбуждения мужчины. Увы, общество с помощью стыда и отвращения заблокировало мужской нюх по отношению к женской сладчайшей вони. Но так как тело женщины сокрыто одеждой, а совокупление производить полагалось в темноте, то всё зрительное внимание мужчины сконцентрировалось на лице, причём с особой силой в мусульманских странах, где лицо как символ пизды стало более важным, чем сама пизда, что нередко происходит с любыми символами. Так, флаг как символ страны становится чаще более важным для народа, чем сама страна, пребывающая в разрухе.

Потому-то женское лицо и стало полем битвы, плацдармом для соблазнения мужчин.

Когда мужчины добираются до осязания – главного чувства совокупления, тогда главенство зрения замещается главенством осязания и лицо становится безразличным, особенно в позиции на четвереньках, когда его просто не видно, а также в любой позиции, если глаза закрываются, для того чтобы полностью отдаться осязанию и обонянию.

Анатомия женщины делает их слепыми во время совокупления. Слепыми к зрелищу «in and out». Женщина, если не прилагает специальных усилий, не видит хуя, движущегося в её пизде и тем более движущегося в её прямой кишке. В лучшем случае она видит хуй, когда играет с ним руками или берёт его в рот.

Даже мастурбируя, она не может видеть своей пизды без специального (зеркального) усилия, которого она, как правило, не делает.

А вот мужчина, дроча, всегда видит хуй, видит семяизвержение. Не говоря уже, что женское междуножье всегда у него на виду. У женщины все сексуальные ощущения сконцентрированы на осязании, обонянии и слухе, которые перенимают те 99 процентов информации, которую поставляет человеку зрение во внесексуальных отношениях. Потому-то порнография нужна женщине значительно больше, чем мужчине, чтобы она прозрела и увидела чудо ебли. Она, конечно, может её узреть при групповой ебле, что ей тоже зрительно необходимо. Таким образом, порнография делает женщину зрячей. Именно этого чуда женского прозрения и страшится общество, ибо порнография прежде всего преображает женское восприятие секса. Порнография в той же мере возбуждающе образовательна для женщины, как украшенная косметикой женщина – для мужчины.

Женщина обмазывается косметикой для мужских глаз, забрызгивается дезодорантами для мужского носа, стерилизуется с помощью противозачаточных средств всё для его же хуя, – теперь она в полной готовности, чтобы ловить ёбарей.

Женщина радуется, глядя на своё прекрасное преображение, когда показывают её фото до и после нанесения косметики – и впрямь, гадкий утёнок превратился в лебедя. А на самом-то деле – это ведь оскорбление, обман в обнимку с самообманом: смотри, какая ты была уродливая в естественном состоянии, и смотри, какая ты стала красивая в противоестественном. И все восхищаются этим искусным мошенничеством. Тогда как лишь одно достойно истинного восхищения – когда лицо женщины красиво (желанно) настолько, что «до и после» практически не могут ничего изменить. Но такое невозможно, как невозможно для пизды быть одинаково прекрасной для мужчины «до и после» оргазма. Для одного мужчины. Однако если есть череда мужчин, то женщина, переставшая быть красивой для одного, продолжает оставаться красавицей для другого, ещё не достигшего оргазма. Таким образом, доступность женщины – это не что иное, как способ продления её красоты с помощью множества партнёров. Будь её красота обусловлена лишь одним мужчиной, она была бы скоротечна, как и его желание. Ложь косметики привлекает к истинной красоте пизды. Красота, которая длится тем дольше, чем больше голодных мужчин на неё взирают.

Нередко жена думает, что если она будет «следить за собой», то она тем самым будет оставаться сексуально привлекательной для мужа. Но мужчина реагирует на новизну и со страстью бросится на свеженькую замарашку, а не на ухоженную, но вдоль и поперёк исхоженную жену. Кроме того, прихорашивания жены ничтожны по своей сути, ведь она спит с мужем в разобранном состоянии, и он видит её всякой. Уж не думает ли жена, что муж забудет, какой он её видел час назад, и купится на её намазанность теперь. Тут вполне вызывают логическое уважение дуры, подобные Tammy Bakker, которые утверждали, что не позволяют мужу увидеть себя в разобранном состоянии и ложатся в постель в косметике, а утром встают раньше мужа и сразу снова намазываются, чтобы он, проснувшись, опять увидел «красотку». Но несмотря даже на эти героические жертвы, её муженёк, как мы знаем, переспал с молоденькой секретаршей, которая его потом подставила. Но речь не о подставке, а о поставке свежатины.

Когда у Магу Кау умерла мать, она решила, что последнюю услугу, которую она сможет сделать для матери, – это наложить на её лицо косметику. И она сделала это. Последнее доброе дело, которое она могла сделать для женщины – сделать её сексуально привлекательной. Для некрофилов.

Алхимия, сумевшая создать не золото, а лишь позолоту косметики.

У косметики упаковка часто стоит дороже, чем само изделие. Так и у женщин, которые с помощью косметики, туалетов и прочих ухищрений становятся значительно красивей, желанней, то есть стоят значительно дороже, чем на самом деле. Мужчина платит за облик женщины огромные деньги – если бы он покупал голую пизду, то стоимость была бы значительно ниже.

Конкурсы красоты должны проводиться при условии, что претендентки выходят голые и без всякой косметики – только тогда будет выбираться истинная красавица.

У пизды собственная косметика – освежающий сок, покраснение и разбухание губ, провалившийся носик клитора вылезает курносым красавцем.

Чем ярче косметика, тем притяжение лица по силе приближается к притяжению от вида пизды.

Сентиментальный рынок косметики

Когда женщина использует косметику, то результат – налицо.

У Бидструпа есть такой рассказ в рисунках: мужчина следует за женщиной с роскошной фигурой, в сладких мечтах проникнуть в неё. Но когда она оборачивается, лицо у неё оказывается как у ведьмы, и всё желание мужчины бесследно улетучивается, и он убегает. Непривлекательность лица перечеркнула привлекательность тела. Если субординация именно такова, то есть если лицо имеет власть, значительно превышающую власть тела, то почему тогда при совокуплении – а именно к нему в итоге стремится мужчина – лицо перестаёт играть главенствующую роль? Это можно объяснить тем, что лицо – это полномочный представитель междуножья, и когда посредничество исчерпано и стороны (хуй с пиздой) начинают общаться напрямую, лично, то нужда в посреднике исчезает.

Нередко оказывается, что лицо, в силу разных обстоятельств, не в состоянии передать прелести того, что оно призвано представлять, а потому косметика становится средством, с помощью которого лицо подгоняется под безусловную красоту, которую оно отображает.

Если бы в иллюстрированном рассказе Бидструпа женщина с красивой фигурой шла обнажённой, то на преследующего мужчину её лицо не произвело бы столь сильного впечатления, потому что взгляд его был бы устремлён женщине между ног.

Нет сомнений, что если вглядываться в пизду так же пристально, как вглядываются в лица или даже в ладони в поисках судьбы, то в пизде тоже нашли бы выражение черт характера и гадали бы по ней о прошлом и будущем.

Лицу придаётся такое вынужденно огромное значение, потому что гениталии скрыты общественными приличиями, а то бы мы начинали знакомство с разглядывания гениталий. Нужда в косметике исчезла бы полностью.

Так как тело скрыто одеждой и половые органы недоступны взгляду, то всё внимание проецируется на лицо как на их полномочного представителя, которое сияет косметикой. На оргии, где все раздеты, акценты возвращаются на своё исконное место – к гениталиям. Если ты входишь в комнату, где ебутся, и видишь женщину, стоящую на четвереньках и сосущую чей-то хуй, причём видишь её с зада и не видишь лица, а коль увидишь, то черты его искажены хуем, заполнившим рот, то ты не заходишь спереди, чтобы заглянуть ей в лицо, а всё внимание устремляется на её зад – ты пристраиваешься и любуешься именно им, а не отстранённым лицом, которое в данной позе вообще вне поля зрения. Ты заполняешь её пизду или зад и восторгаешься принявшей тебя плотью с нахлынувшими на тебя ощущениями, никак не зависящими от лица женщины.

Потому-то «собачья» поза – это идеальная для любой женщины, где лицо никакой роли не играет и всё сводится к сути – пизде, анусу и зрелищу ебли. А для женщины всё сводится к слепому ощущению. На одной из вечеринок я и ещё двое ублажали жадную до хуёв женщину. В процессе последовательного совокупления один из мужчин вытер с её губ оставшуюся помаду, чтобы уберечь себя от отпечатка женственного облика, столь ему чуждого. Когда все кончили, но не раньше, женщина побежала в ванну и вышла вновь намазанная, через некоторое время мы снова оживились и пошли по второму кругу. И опять тот же мужчина вытер ей с губ помаду и женщина не возражала. Но после второго круга она снова «привела себя в порядок», и лицо её оказалось укрыто косметикой. Тогда я особо не задумывался над этим циклическим возрождением красоты лица, теперь же становится понятно, что в процессе истинного контакта лицо роли не играло, но, как только изливался последний мужчина, женщина понимала, что её нагота перестала возбуждать и переключалась на лицо, которое вдохновляло возрождающееся в мужчинах желание на новое совокупление, в процессе которого косметика и лицо переставали что-либо значить.

Косметика может считаться порнографией, раз она уподобляет лицо – пизде.

Риторическая заявка Заболоцкого:

…что есть красота… Сосуд она, в котором пустота Или огонь, мерцающий в сосуде? [59] —

с виду глубокомысленная и асексуальная, объясняется весьма практически. Красота – это не поверхность внешности, а глубина пизды с нутром, которое всегда мерцает огнём.

Косметика – это маяк, на который плывут корабли, но не потому, что их привлекает свет сам по себе, а потому, что маяк стоит на земле, а именно земля и нужна кораблю.

Многие женщины с горделивым ужасом заявляют, что никогда не выходят на улицу без косметики. Быть сексуально непривлекательной – самое оскорбительное для женщины.

Раньше я говорил, что женщины, нанося косметику, стараются выглядеть красивее, чем они есть на самом деле. Догадавшись, что косметика используется лишь для женской манифестации своей доступности, теперь я говорю, что женщины стараются выглядеть доступнее, чем они есть на самом деле. Однако их доступность лимитирована не только психологически, но и физиологически – красавица вызывает желание у тысяч мужчин, а если она знаменита, то и у миллионов. Каждая женщина так жадна на «внимание», как они называют мужское желание их выеть, что жадность эта может напомнить ситуацию с Мидасом – к чему красавица ни прикоснётся, всё превращается в стоячий хуй, что может превратиться в групповое наслаждение, причём такое групповое, что пожадничавшая женщина проклянёт свою привлекательность.

С помощью виагры и прочих её всесильных родственников решена проблема норовистого хуя – он теперь по заданию стоит по стойке «смирно» часами. Следующим шагом должна быть снята проблема женской строптивости – будет изобретено нечто, с помощью чего женщина станет абсолютно и мгновенно доступна. Таким образом, будет разрешена древняя антиномия, когда мужчина всегда хотел, но не всегда мог и когда женщина всегда могла, но не всегда хотела. Состоится рай: мужчина и женщина – всегда хотят и всегда могут. В этой ситуации косметика станет всегда безошибочной сводней.

 

Верность – ревность – древность

Впервые опубликовано в General Erotic. 2004. № 104.

Любовная прелесть умножения жизни тащит за собой неблагодарную приживалку-ревность, которая норовит и нередко умудряется уничтожить саму любовь и порождённую ею жизнь.

Наслаждение и возникновение из него жизни разнесены как во времени, так и по месту приложения: сегодня – твоё наслаждение в тебе, а в грядущем – продление твоей жизни через потомство. Соответственно, образуются две составляющие ревности: ревность, связанная с наслаждением, и ревность, связанная с потомством. Другими словами, ревность, обращённая в сегодня, в твою жизнь, и ревность впрок, обращённая в будущее, в жизнь твоего потомства.

Что же такое ревность, и существует ли возможность от неё избавиться, чтобы любовь сияла неомрачаемой?

Испокон веков ревность является такой же важной сутью отношений между мужчиной и женщиной, как и любовь. Более того, наличие ревности используется в качестве критерия любви: «ревнует, значит, любит». С другой стороны, ревность опасна и губительна – из-за неё начинались войны, помимо того, что ревность является причиной нескончаемых одиночных увечий и убийств. Однако, описывая эти убийства, люди используют высокий стиль: «убийство из-за любви», «убийство по страсти», ибо ревность воспринимается как смягчающее обстоятельство. Убить по расчёту считается бесчеловечнее, чем в пылу ревности, по-видимому, потому, что древние непролазные в подсознании чувства благоговейно почитаются более неотвратимыми, чем логические упражнения ума, которым обучились в поздней цивилизации.

Примечательно и то, что убийство из ревности вызывает у суда больше симпатии, чем изнасилование по похоти, несмотря на то, что похоть своим происхождением первичней и краеугольней ревности. За убийство из ревности и за изнасилование по похоти наказания одинаково жестоки, а за изнасилование может быть и значительно жёстче, ибо принято считать, что похоть сдержать можно, а сдержать ревность значительно сложнее.

Кроме того, убийство из ревности имеет цель – предотвратить появление на свет чужого потомства, что похвально, согласно принципам собственности и выживания, тогда как изнасилование по похоти грозит появлением чужого, нежеланного, бесконтрольного потомства, что вносит путаницу в строгость семейных отношений и наследования собственности.

Латинское rivinus означает «соперник», и от этой печки пляшет русское слово «ревность».

Ревность – это сомнение в том, что тебя любят, что тебе верны, это переживание, что другого предпочитают тебе. Иначе говоря, это зависть к тому, кого, в отличие от тебя, любят и хотят больше, чем тебя.

В старорусском языке «ревновать» имело второй смысл – «завидовать». В английском языке и поныне слово «ревность» (jealousy) также означает и зависть. Не случайно всё это.

Такая близость ревности и зависти помогает добраться до корней ревности, чтобы её и вырывать с корнем.

Ревность – это зависть к тому, с кем женщина испытывает наслаждение, тогда как, по твоему представлению, она должна испытывать наслаждение только с тобой. Короче, ревность – это зависть к чужому наслаждению.

Вторая сторона ревности – это не что иное, как зависть к тому, чья сперма оплодотворяет женщину, которая, по твоему представлению, должна беременеть только от тебя. Короче, ревность – это зависть к чужому потомству, вытесняющему твоё.

То, что человек научился сознательно отделять наслаждение от размножения с помощью противозачаточных приёмов, аукнулось разделением ревности на две составляющие – ревность к наслаждению и ревность к размножению.

Женщина создана готовой зачать от кого придётся и выносить, любить и заботиться об этом ребёнке. После рождения ребёнка или нескольких детей ревность женщины приобретает не столько сексуальный, сколько практический характер: женщина завидует той женщине, о которой может заботиться отец её детей и чьё потомство будет опекать мужчина, который, по мнению завистницы-ревнивицы, должен был бы заботиться только о ней самой и её потомстве. Потому женщина гораздо с большей готовностью соглашается на совокупления втроём с другой женщиной, ради потакания прихотям своего мужчины – лишь бы тот своё основное несексуальное внимание и силы уделял только ей.

Мужчина значительно реже решается пригласить второго мужчину для своей любовницы, поскольку это – прямая опасность поражения его сперматозоидов живчиками другого мужчины. Даже если он знает, что женщина не может забеременеть, подсознательно, на первобытном уровне, опасение это всё-таки присутствует.

Мужчина, в отличие от женщины, вовсе не обязательно будет любить и заботиться о своём ребёнке – существует много условий для его любви: добрые отношения с матерью, уверенность в том, что ребёнок от него, похожесть ребёнка на отца, подчинение отцовской воле и пр. Чем меньше он любит ребёнка, тем заметнее его ревность к матери будет принимать чисто сексуальную основу – зависть к другим самцам станет обостряться, так как они смогут произвести потомство с его женщиной, которое будет «лучше», чем то, которое ему удалось произвести с ней самому.

Если парочка окажется на необитаемом острове, то ревность исчезнет, так как ревновать будет не к кому. Вот где, казалось бы, идеальная ситуация для любви. Но на необитаемом острове возлюбленные так осточертеют друг другу, что высадка на остров группы самцов и самок вызовет у этой парочки не ревность, а радостное освобождение от вынужденной верности. И они бросятся в объятия новых партнёров, начисто позабыв друг о друге.

Но после первого удовлетворения похоти с чужаками и чужачками ревность, вероятно, вернётся восвояси.

Можно завидовать богачу, имеющему много денег, а также можно завидовать мужчине, имеющему твою женщину в твоём воображении или на самом деле. Однако при зависти к богачу, если ты в здравом уме, не появляется желания быть богатым только тебе одному, а чтобы все вокруг были сплошные бедняки. Когда же ты ревнуешь женщину, тебе мало ебать её самому, ты хочешь, чтобы никто другой её не ебал, что почти так же нереально, как и то, чтобы никто не был богатым кроме тебя. Ревность – это зависть с акцентом на полную и абсолютную собственность, на монополию. Пословица «живи и давай жить другим» относится ко всему, но только не к мужчине, ревнующему свою женщину. «Свою» – но что в жизни твоё? Не богатство, не женщина, но потомство – собственность эта генетическая, а значит, неотъемлемая и абсолютная. Так что, раз ты живёшь на обитаемом острове материка, то для того, чтобы дети были наверняка от твоего семени, женщину следует оградить от чужого. И на этом пошло-поехало строиться моральное обоснование верности, которая, кстати, обратна ревности по морфологии – «вер» меняется на «рев». Требование верности и восхищение её фальшивой красотой рождает уродливое отражение верности: ревность.

Когда начинается кипение внутри от надетых на себя ледяных цепей верности, то подлая мораль не позволяет вырваться жару наружу на новые тела, а прячет его всё глубже и глубже. Тогда этот жар исхитряется и выпирает в виде пламенной ревности – этот человек ни с того ни с сего начинает обвинять свою подругу во всевозможных изменах, которые он сам мечтал бы совершить. Ревность является в данном случае проекцией, приписыванием собственных притушенных желаний невинной жертве верности. Так начинается великое сумасшествие, когда состояние ревности, подозрений и обвинений становится образом жизни. Верность никогда не убедительна в полной мере, и на этом процветает ревность.

Ревность женщины основана на неудовлетворяемом желании иметь сперму всех самцов в себе, чтобы только она одна давала продолжение своему роду. В силу практическо-физиологических соображений женщине приходится ограничиваться мужем-двумя-тремя. Но она не желает делиться их спермой больше ни с кем. Чем лучше самец в её представлении, то есть чем больше она его любит, тем более остервенело она подставляет себя под его сперму. После того, как она понесёт от любимого самца, её ревность может выразиться в том, чтобы убить самца и не позволить ему, со своей «лучшей» спермой, продолжать чей-то иной род. Ревнивая женщина подобна известной паучихе, которая пожирает паука после оплодотворения – во-первых, тот своё дело сделал, а делить его с другой паучихой – это всё равно, что резать паутину, на которой уже оплодотворённая паучиха сидит. А во-вторых – есть хочется.

Женщина-паучиха в силу морально-технических сложностей убийства переносит разрешение проблемы в другую плоскость, становясь постоянно доступной вне зависимости от своей способности забеременеть, только бы самец оставался ей верен, то есть при нужде сливал бы сперму только в неё, всегда подставляющую свои отверстия. Ревность у некоторых женщин выражается не в убийстве, как у мужчин, а лишь в кастрации мужчины – откусывании, отрезании его половых органов, то есть в предотвращении попадания его спермы в другие пизды. Раз у неё есть дети от мужчины, то его сперма ей больше не нужна и остаётся перекрыть её поток, чтобы мужчина не продолжал с другой свой род, замечательный и прекрасный, но чужой и враждебный. И чем больше женщина любит мужчину (считая его сперму самой лучшей), тем более отчаянно она хочет в ревности оторвать ему яйца и отрезать хуй.

Один из крайних симптомов мужской ревнивости – зависть не к хую соперника, а всего лишь ко взгляду мужчины на твою возлюбленную. Быть может, именно из такой ревности родилась вера в непорочное зачатие, будто баба твоя может зачать или насладиться от одного взгляда.

Ревность принимает причудливые формы. Поведение, которое может представляться примером полного отсутствия ревности, при внимательном рассмотрении оказывается преддверием для её острейшей разновидности. Примером такого поведения является привлечение любовником других мужчин ебать свою любовницу и получение наслаждения от этого зрелища. Однако ревность вдруг пронзает сердце любовника, если он узнаёт, что его возлюбленная пошла в кино с одним из ёбарей – этим она демонстрирует любовнику, что её интересует другой мужчина не только как ёбарь. То есть получается парадокс: если в традиционной ситуации женщина будет оправдываться перед ревнивым возлюбленным, что она не имела никаких половых отношений с другим мужчиной, то в описанном выше случае любовница будет использовать как оправдание то, что с другим мужчиной она имела только половые отношения.

Таким образом, ревность преобразилась из сексуальной, сегодняшней, в ревность, обращённую в будущее, в потомство. Любовник завидует ёбарю, с которым его женщина пошла в кино, потому как из этого следует, что с этим мужчиной ей интересно проводить вместе время и вне постели, а значит, такой мужчина становится кандидатом для отношений, которые могут произвести потомство, а это – страшная угроза для её любовника: его сперма не даст потомства с любимой женщиной и род этого мужчины лишится будущего.

Я привёл два крайних примера ревности, но существует и много промежуточных её вариантов, причём весьма забавных. Например, ревность на оргии, когда мужчина возлёг на женщину и не подпускает к ней других мужчин, пока не кончит. Это невзирая на то, что её только что ебли до него и будут ебать сразу после. А он, ревнивец, ебя её, считает женщину своею («люблю, пока ебу») и вознегодует, если женщина во время совокупления с ним потянется ртом к оказавшемуся поблизости хую. Ревнивцу важно, чтобы в процессе ебли женщина под ним не отвлекалась на других, а полностью посвящала бы себя ему.

Не является ли это аналогом традиционных отношений – требования верности на время брака или на время сожительства, тогда как до и после него ебля женщине не возбраняется. В Индии, правда, ревность принимала свою жесточайшую форму, жену убивали после смерти мужа и хоронили вместе с ним, чтобы муж не ревновал, не завидовал с того света чужой сперме и хую.

Другой вид ревности такой: любовнику обязательно требуется пребывать в одной из полостей возлюбленной, пока другим мужчинам позволяется наслаждаться в остальных двух. При такой диспозиции любовник считает, что любовница по-прежнему остаётся под его влиянием, он не теряет её из виду (вернее, из ощущения) и продолжает её выгуливать, но на коротком поводке. Если же она ебётся с мужчинами без его активного внутреннего участия, то это вызывает в любовнике острую ревность.

Вот она какая, падла, многообразная.

Раньше честность невесты состояла в том, что она должна была быть девственной. Теперь честность определяется тем, до конца ли невеста рассказывает жениху о своих прежних любовниках. Ревность возникает лишь тогда, когда невеста утаивает, а жених узнаёт о нём (о них) позже. Мужчину уже не волнует сама ебля невесты с другими мужчинами, а лишь степень её абстрактной правдивости. Причём самым убедительным её оправданием является заявление, что, мол, женщина с ним, утаённым, спала только один раз. А в качестве последней капли в аргументации по уничтожению какой-либо значимости этого эпизода женщина намекает или говорит открытым текстом, что, мол, этот один раз не доставил ей никакого наслаждения. Предполагается, что от такой аргументации у нынешнего хахаля или мужа ревность должна бесследно исчезнуть.

Наслаждение, полученное женщиной с другим мужчиной, является угрозой для ревнивца, оно вызывает у него сомнение в себе: а что, если я не способен доставить такое же наслаждение? При подобном же оправдании угроза эта полностью снимается: не остаётся причин для зависти: мол, ни зачатия, ни наслаждения не имело места. А раз так, то и ебля – не ебля.

Ревность была самым ярким и острым ощущением в моей юношеской любви, оказавшись прямым следствием неизведанности женских территорий, неуверенности в себе и в своих любовнических способностях. Другими словами, ревность была следствием сексуального невежества и служила защитной реакцией, подобно страху.

Вытеснение сексуальной ревности происходит благодаря обретению уверенности в себе, умению находить собственное наслаждение в наслаждении партнёрши, а также благодаря умножению наслаждения увеличением числа участников наслаждения. Игра не одним пальцем, а аккордами. Причём в оркестре.

Если относиться к женщине как к собственности, которая должна произвести потомство от твоего семени, то тогда ревность становится понятной. Бесплодность женщины раньше была гарантией уверенности мужчины в безопасности чужого семени, и ревновать её было бессмысленно. Теперь эту уверенность для любой женщины гарантируют противозачаточные средства и таким образом лишают всякого основания ревность к чужому потомству.

Если же относиться к женщине как к орудию наслаждения, которое может испытывать наслаждение, то тогда цель поведения – выжать максимальное наслаждение из этого орудия, причём с его же помощью. Такое отношение к женщине должно аннулировать ревность сексуальную.

Ревность начиналась сразу после оргазма. Возникал страх: а что, если Мэри захочет уйти с Полом или Джеком и больше к нему не вернётся? Тут, конечно, была забота о сохранении наслаждения в будущем – он вёл себя как нажравшаяся собака, которая объелась, уже не может больше жрать, но прячет оставшиеся куски, чтобы сохранить их впрок. Но в страхе потери Мэри был не столько страх потери наслаждения, которое можно было с точностью до движения воспроизвести с Джиной, Линой или Бекки, – нет, здесь был страх потери партнёра по комфортабельной интересной жизни, это был страх потери друга. Таким образом, ревность в данном случае была связана вовсе не со способностью Мэри испытывать наслаждение с другим, не с опасением, что она забеременеет не от твоего семени, а от потери подруги. Друга. Партнёра в жизни. Так сексуальная ревность заменяется ревностью дружеской.

Доброжелательство группового секса состоит в том, что ревность сводится к минимуму: женщины не сопротивляются, а идут (ложатся) навстречу (хую), самец не охраняет свою самку и не бьётся насмерть с другим самцом, а сам её предлагает – такая щедрость не по душе обществу, которое стремится насаждать в сексе злобную конкуренцию, а не радостную доступность. Задача общества разделять народ на ячейки, а не разливать сплошной мёд.

Ревность возникает только при недостатке женщин. Если же множество красивых женщин окружает тебя, то ты легко переключаешься с одной на другую. Моя юношеская «теория достойной замены» не устаревает и продолжает активно действовать. А суть её заключается в том, что мы испытываем ревность и однонаправленную любовь только из-за того, что у нас нет другого партнёра или партнёров таких же по качеству или лучших. Есть лишь те, что в сравнении хуже, а часто замены и вообще нет. Достойная замена спасала бы нас от мучений любви и ревности. Та же мысль содержится в пословице: «Лучшее лекарство от любви – другая любовь». Только изоляция в обществе, только отсутствие доступной «достойной замены» подвергает человека страданиям ревности. А потому путь избавления от этих искусственно созданных обществом страданий – создание изобилия красивых и доступных партнёров. Всё это не за горами с помощью клонирования и прочих ещё не известных, но вот-вот родящихся научных открытий.

А вот красочная иллюстрация избавления от сексуальной ревности.

Ким лежала на боку спиной к Дарелу, и он еб её сзади. Ким ласково поддавала и, вытянув назад руку, прижимала его зад к себе. Другой рукой она сжимала вздувшийся хуй Ника, который лежал перед ней и целовал её в рот. Ким жадно вылизывала язык Ника и постанывала от наслаждения. Ник ждал, когда Дарел кончит, чтобы перенять эстафету. Прерывая поцелуй, Ник объяснялся Ким в любви, и она улыбалась, полуоткрыв глаза, и прерывала поток его сладких слов языкастым поцелуем. Дарел наблюдал за ними с восторгом и старался как можно дольше продлить эту идиллию, приостанавливая свои движения. Ник не выдержал томительного ожидания оргазма Дарела, развернулся на 180° и присосался к клитору, дав Ким в рот свой хуй. Дарел помогал Ким держать одну ногу повыше, чтобы Нику было легче добраться до клитора. Их движения становились всё зачарованнее. Увидев, что Ник активно задвигал хуем и что у Ким сработал глотательный рефлекс, Дарел тоже не удержался и вдавился в Ким, исторгая из себя наслаждение. Ник продолжал её лизать, и Ким теперь могла сосредоточиться на своих ощущениях. Держа во рту обмякший, но всё ещё толстый хуй Ника, она с воем ухнула в пропасть, в великолепную пропасть.

Все отвалились друг от друга, как насосавшиеся пиявки. Ким повернулась на спину, Дарел лёг радом с ней, а Ник лежал, положив голову на ляжки Ким рядом с мокрыми волосами лобка. Все дремали в восхищении, держась за руки. Ник раскрыл глаза и развернулся в исходное положение, взял в рот сосок стоящей груди Ким и стал по-младенчески посасывать, снова погружаясь в дрёму. Дарел тоже стал сосать другую обильную грудь Ким. Женщина положила руки на головы мужчин и прижала их к себе. «Это рай», – прошептала она. Мужчины в качестве подтверждения лишь активнее засосали её груди. Ник положил руку ей на лобок и средним пальцем стал массировать клитор. Ким развела ноги и согнула их в коленях. Дарел тоже вытянул руку и вставил один палец во влагалище, а другой в анус. Начиналось второе действие, Ник стал целовать Ким в губы, а Дарел – сосать мочку её уха. Наконец Ник долгожданно забрался на Ким, и Дарелу пришлось вытащить палец из влагалища, уступая место горячему рвущемуся внутрь хую Ника. Но другой палец Дарел оставил у неё в анусе, тем более что Ким подняла высоко ноги, обнимая ими Ника. Руки её прижимали к себе его полное мышц тело. Ким сделала порывистое движение, шепнула Нику: «Дай я сяду на тебя», – и они, не расцепляясь, перевернулись. Теперь Ким взяла на себя ответственность за своё наслаждение, за его продолжительность и остроту. Она знала, что Дарел не останется сторонним наблюдателем, а положение, которое она приняла, открывало для него ещё один вход в её тело. Дарел прижался к её движущимся на Нике бёдрам. Ким приподнимала их, давая хую почти вылезти из её влагалища, и потом медленно насаживалась на него по всей его длине. Процесс проникновения у самого входа приносил ей особое наслаждение. Когда она почувствовала Дарела, пристроившегося у её зада, и его хуй, тычущийся между её ягодиц, Ким приостановила движение, прогнув спину. О, чудо плоти, разделяющее эти два отверстия, как великолепна эта перемычка, этот смычок, разделяюще-смыкающий входы в две вселенные! Трудно представить мгновение слаще, чем то, когда неприступный с виду сфинктер, обманывается хорошо смазанным напором и раскрывается, плотно пропуская хуй в заповедник дерьма.

Почувствовав себя заполненной, Ким продолжила движения. На одном из них хуй Ника выскользнул из влагалища и мокрой головкой полоснул Дарелу по яйцам. Дарел остановил свои движения, прижавшись к заду, чтобы хуй ушёл на всю глубину и чтобы он тоже не выскользнул, пока Ким нетерпеливым движением руки не водворила хуй Ника во влагалище, откуда он так преждевременно и случайно выскользнул.

Теперь они снова были в полном единении. Дойдя до нужного уровня возбуждения, Ким приостановилась в своих движениях и, вытянув ноги, медленно легла всем телом на Ника, а Дарел осторожно следовал за её движениями, следя, чтобы его хуй оставался в её прямой кишке и не выскользнул. Ким прижалась бёдрами к бёдрам Ника так, чтобы её клитор тёрся о ствол его целенаправленно движущегося хуя. Дарел прилагал усилия, чтобы хуй его оставался в глубине, так как в этой позе Дарелу приходилось сидеть на корточках, чтобы продолжать свои движения. Ким сжимала ягодицы, ритмически напрягаясь, чтобы вызвать оргазм, а Ник шуровал своими бёдрами, втыкая во влагалище хуй, который Дарел чувствовал через перегородку, ощущавшуюся в такие моменты тончайшей.

Дарел наклонился вперёд и впился губами и зубами в загривок Ким, она впилась в рот Ника. Ким сжимала Дарелов хуй, доя его мышцами прямой кишки, и так же она доила хуй Ника мышцами влагалища. Дарел почувствовал, что подступил счастливый конец, и Ник задвигался так быстро, что сомнений в его окончательной радости не было. Именно на их извержения чутко отреагировала Ким – она качалась как маятник между двумя телами, и каждое колебание прижимало её к одному хую, чуть отдаляя от другого. Дарел изо всех сил старался не поддаваться её выталкивающим спазмам, а углубляться наперекор им. За что Ким, как она заметила позже, была ему исключительно благодарна.

Они разомкнулись, и мужчины нежно целовали Ким, которая медленно выплывала из бурных чувств. Но чтобы полностью не покинуть их, она шепнула мужчинам: «Пора!» Ник и Дарел послушно поднялись и направились к стеклянной двери. Она распахнулась – завидев выходящих, уже рвались им на смену Джон и Брус, готовые освежить чувства Ким и продолжить её путешествие по раю…

А тем временем муж Ким дрожащими пальцами вставлял новый диск в видеокамеру.

Ревность – это болезненное ощущение своей зависимости от других и своей заменимости другими. Вера индивидуума в свою уникальность устанавливается любовью и попирается ревностью.

Теперь с помощью ДНК и прочих генетических побед можно полностью исключить неопределённость отцовства – контролировать зачатие выбором сперматозоидов и, следовательно, гарантировать генетическую «верность» женщины. А значит, табуретка выбивается из-под ног ревности с наброшенной мною петлёй на шее. Но под ней стоит не одна, а несколько табуреток. Увы, уничтожает табуретка табу редко.

Преследование красоты в Средневековье было широкомасштабной ревностью, охватившей целое общество, которое повело себя как ревнивец, убивающий возлюбленную, чтоб она не досталась сопернику.

«Мне ебать нельзя, потому что грех, – думал всякий добропорядочный католик, которых расплодилось большинство, – так не позволим дьяволу ебать такое чудо». Обвиняли красавицу в связи с дьяволом и из ревности к нему топили её или сжигали.

Ревность часто принимает патологические формы, особенно в старости. Параноидальная её форма, по-видимому, связана с полным разочарованием в себе, и тогда абсолютно все мужчины становятся потенциальными победителями, и потому в таком состоянии ревнуют абсолютно к любому. «Разумная» ревность в состоянии принимать аргументы вроде – этот уродец не может быть мне соперником, а при старческой паранойе любой мужчина, что младше тебя, воспринимается как угроза. Чем старше становишься, тем больше потенциальных соперников у тебя возникает, и в итоге весь мир превращается в твоего соперника.

Если мужик один раз поимеет бабу, то он сразу требует от неё верности, как в фильме Eminem 8 Mile, в котором герой наскоро выеб девицу, в силу чего она не успела возбудиться как следует, а лишь любовалась кончающим персонажем. А потом этот герой-любовник устроил побоище, когда засёк её ебущуюся с другим. На основании чего он уверился, что баба обязана быть ему верна? – ведь даже наслаждения не дал, а уже туда же, будто муж уже. Своё собственное разовое наслаждение мужчина считает достаточным, чтобы тотчас наложить обязательство верности. Всё это происходило на этапе, когда герой был слаб и не уверен в себе. Но чуть он достигает рэповской победы, он уже не держит зла (ревности) на эту девицу. Всякая ревность рождается из внутренней немощи. Или внешней.

Выражение «Ревновать к каждому столбу» есть эвфемизм для истинной основы ревности: ревновать к каждому стоячему хую.

В ранней юности причиной для ревности было количество мужчин, с которыми была близка до тебя твоя любовница. В уме исчислялась какая-то приемлемая цифра, как правило, меньше десяти, и затем происходило допытывание: сколько? Девушка сразу или после настойчивых допросов называла цифру. Проверить, честная ли она, завышенная или заниженная, было невозможно, но зато мои чувства резко и ярко реагировали на неё. Цифра, казавшаяся большой, представала угрожающей – женский опыт подавлял мой собственный, и я чувствовал себя в невыгодной позиции, что легко трансформировалось в агрессивную моральную реакцию: «ах ты, блядь!» Тело девушки оставалось тем же, доступным, любящим, красивым, но цифра, застрявшая в голове и казавшаяся огромной, подавляла.

Если же девушка предусмотрительно занижала цифру, то возлюбленная представала ещё более желанной, поскольку я, как более опытный, казалось, брал ситуацию в свои руки.

С возрастом, с опытом, вопрос о числе возникал всё меньше и меньше – цифры росли, росла уверенность в себе, и я начинал сам содействовать увеличению числа мужчин для своей партнёрши. То, что раньше вызывало ужас, теперь вызывало восторг. Вот и верь своим чувствам после этого! Верить можно только времени, которое изменит любое чувство на ему противоположное. И обратно.

Известно, что львы, увидев маленьких львят, оставленных львицей на время охоты, убивают их для того, чтобы львица, оказавшись без потомства, снова захотела забеременеть и дала убийце её детей. То есть, в человеческих терминах, лев ревнует львицу, имеющую львят от другого льва и убийством чужих детей обеспечивает жизнь своему потомству. Лев не убивает львицу за «измену», как это принято у людей, а лишь её детей, заменяя их своими. Человек же, заклёванный моралью в темечко, убивает женщину, которая помыслила стать возможной матерью детей от иного самца. Мораль делает мужчину в убийстве не практичным, а лишь мстительным.

После того как удаётся справиться с сексуальной частью ревности, остаётся ещё и страх потери комфорта сожительства. Если с сексуальной частью можно справиться, превратив её в наслаждение, то со страхом потери комфорта сожительства можно справиться с помощью денег. Итого, если ты богат и сексуально развит, ревность должна неизбежно стремиться к нулю.

Чтобы потеснить ревность, женщина должна любить нескольких мужчин не по очереди, а одновременно, тогда каждый из них будет ощущать, что она любит и его, а не ждать очереди, пока любовь до него дойдёт.

Мужчина кончает, отваливается от женщины в сторону и говорит следующему: All yours.

Ревнивцев в очереди не водится.

Ревность у гомосексуалистов и лесбиянок, как и у гетеросексуалов, обусловлена завистью к наслаждению, которое может давать другой. В тех случаях, когда одна лесбиянка считает себя мужем, а другая – женой и когда такое же распределение ролей имеет место у гомосексуалистов, то тогда, конечно, помимо волнений о настоящем, о наслаждении, автоматически (генетически) вступает в силу холостое попечение о фиктивном потомстве, связанное с принятой ролью «семьи».

Если в силу разных причин бездетные пары берут на воспитание чужих детей, то возникает ревность, обращённая в будущее, экономическая ревность, обоснованная не только заботой о собственных наслаждениях, но и заботой о потребностях приёмных детей. То есть схемы ревности гомосексуальной и гетеросексуальной семьи идентичны. А это может служить доказательством идентичности любви у гомосеков и гетеросексуалов. Полное и повсеместное единообразие любви и ревности должно убеждать в необоснованности гомофобии.

Достижение верности женщины (того, чего добивается ревность) наслаждение не увеличивает, а сводит его к минимуму. Максимальное наслаждение приносит неверная женщина, решившая дать сегодня именно тебе. В ревности происходит то же заблуждение, что и в браке: женятся якобы для того, чтобы ебаться вволю, но желание от единственности женщины быстро хиреет и может возобновиться только с новой женщиной. Так и в ревности – она якобы утихомиривается верностью партнёрши, но пользоваться этой верностью для того, чтобы плодить наслаждение, становится неинтересно. И в особенности, после того как уверился в собственности появившегося потомства, ревность приобретает характер не асексуальный, а экономически-удобственный. Ревность добивается верности, но лишает наслаждения.

Ревность – это острое ощущение нереальности, а следовательно, невыполнимости взятых партнёром обязательств верности. Верность исходит из заведомо ложной посылки солипсизма – я должен быть единственным в мире, которого обязан любить мой партнёр. Причём это обтекаемое слово «любовь» получает множество интерпретаций в зависимости от уровня сексуального и, следовательно, интеллектуального развития человека. Начинается с самых жёстких, безумных ограничительных условий:

Если ты меня любишь —

то ты не должна смотреть на других мужчин.

Если ты меня любишь —

то ты не должна разговаривать с другими мужчинами.

Если ты меня любишь —

то ты не должна оказываться наедине с другими мужчинами.

По мере расширения сексуального кругозора количество требований не уменьшается, а уходит в более утончённые области:

Если ты меня любишь —

то ты не должна целоваться с другими мужчинами.

Если ты меня любишь —

то ты не должна ебаться с другими мужчинами.

Если ты меня любишь —

то ты не должна сосать член другому мужчине.

Если ты меня любишь —

то ты не должна кончать с другими мужчинами.

Ревность может выражаться и в такой форме:

Если ты меня любишь —

то ты всегда будешь приходить ночевать домой (со сколькими бы ты мужчинами ни спала в течение дня и вечера).

Или:

Если ты меня любишь —

то ты должна отдавать мне все деньги , заработанные с клиентами.

Если же условия эти нарушаются, то делается отчаянный вывод ревности: «она меня больше не любит».

Все эти требования ревности открывают одну и ту же картину – ревнивец ставит себя в центр вселенной другого существа и требует, чтобы именно вокруг него вращались все планеты и звёзды чужого бытия. Ревность – это форма тщеславия. Генетического тщеславия. И в то же время ревность – это форма мании величия.

Когда же ревнивец обнаруживает, что он вовсе не центр вселенной для своей возлюбленной (а Коперниц и Галлилеек – вокруг пруд пруди), то этот ревнивец-ортодокс, вместо того чтобы изменить свое представление о вселенной, решает обвинить её в том, что она не соответствует его представлениям и желаниям, и часто доходит до того, что уничтожает не послушную ему вселенную.

Все эти формы ревности говорят, что избавиться от неё нельзя, а можно лишь поменять одну форму на другую. То есть логикой, разумением изменить принципиально ничего не получается. Нужно ковыряться на генетическом уровне или каком-то ещё другом, который откроют. Но всё-таки процесс преодоления одного уровня ревности и восхождение (или нисхождение) на другой даёт ощущение торжества победы, мнимостью которой можно легко пренебречь.

Когда мужчина любит, это значит, что он хочет, чтобы его возлюбленная была счастлива. Но для ревнивца это счастье должно быть только с ним. Если же самка смеет быть счастливой не только с ним, то за это, согласно теории ревности, нужно её наказывать и даже убивать. И такую любовь среди людей принято называть «настоящей». Хотя истинное желание счастья подразумевает радость за наслаждающуюся любимую, даже в объятиях других мужчин. А правильнее не «даже», а «тем более» в объятиях других мужчин, потому что наслаждение это для неё будет острее, а значит, и желать этого счастья для неё ты должен больше, чем счастья с собой, уже ей приевшимся.

Причина, по которой восточные правители так ревностно охраняли свои гаремы, то есть так ревновали, несмотря на обилие женщин, была не сексуальна (всех было физически не переебать), а направлена в будущее – была забота о чистоте своего, и только своего, потомства. Женщины рассматривались как собственность, дающая увеличение собственности в виде потомков. В связи с этим одолевает мысль о сексуальном характере любой собственности. Даже собственность на землю связана с желанием дать место для именно своего потомства и не допускать чужаков, которые привнесут своё семя в находящихся на твоей земле самок.

Вместо «Make love not war» правильнее было бы говорить: «Занимайтесь любовью и не ревнуйте», ибо по большому счёту в основе войн находится ревность – зависть к чужой собственности и её перераспределение. Зависть к чужим самкам и чужому потомству. Недаром все идеальные утопические общества, в которых изжиты войны, основаны на общности женщин, на отсутствии ревности и свободной любви. И как следствие этого, всякая материальная собственность тоже сводится к минимуму.

Конечно, можно подлечь к ревности и с другого боку: ревность – это боязнь одиночества. Ведь когда с кем-то совокупляешься, то уж на время совокупления от одиночества точно избавляешься, а когда с кем-то радостно сожительствуешь, то избавляешься от одиночества на продолжительный срок. И вот вдруг появляется угроза, что партнёр от тебя на сторону смотрит и одиночество снова вот-вот обрушится на тебя. Причём твоё личное одиночество выразится в неспособности продлить свой род, а иными словами, одиночество – смерти подобно. Вот и получается, что ревность – это страх одиночества личного, превращающегося в смерть твоего будущего. Так что и этой интерпретации ревности в борьбе с нею «работает» панацея других партнёров, с которыми твой род продлится в наслаждении. Выводы на чистую воду:

1. Если вчувствоваться и вдумываться в наслаждение, то усиливать и умножать его можно только с привлечением нескольких партнёров, а значит, стремление к увеличению наслаждения неизбежно ведёт к уничтожению сексуальной составляющей ревности. Самые ярые ревнивцы – это те, кто консервативен и ограничен в своей сексуальной практике.

Эгоистическая забота о собственном наслаждении и о своей способности доставлять наслаждение – это та часть ревности, которая отражает настоящее время, твою собственную жизнь.

2. Генетическая составляющая ревности связана с обращённостью в будущее и, следовательно, с заботой об оплодотворении именно своим семенем всевозможных самок. Эта составляющая ревности всматривается в грядущее. Любая угроза того, что женщина будет оплодотворена семенем другого самца, есть угроза выживаемости твоего рода – потому самка должна быть ограждена и охраняема от чужого семени. Теперь, а особенно в будущем, контроль за осеменением и гарантия, что именно твои сперматозоиды будут победителями во взятии крепости яйцеклетки, даст освобождение от генетической составляющей ревности.

Это освобождение будет на осознанном, логическом уровне, однако полностью освободиться от ревности станет возможным только при генетическом вмешательстве в грядущем. Будет найден ген ревности, который я бы заместил ещё одним геном – наслаждения, чтобы была его, наслаждения, двойная доза.

 

О пользе сексуальных наслаждений для детей

Впервые опубликовано в General Erotic. 2006. № 143.

С детьми – дело непростое. Ювелирное. Я первый, если увижу, что ребёнку, да ещё маленькому, вредят – готов вредителю этому горло перекусить. А если детей мучают и убивают, то таких надо не холить в западных комфортабельных тюрьмах, пока не умрут благообразными старичками, не гуманно инъекциями «усыплять», а принародно, транслируя по всем каналам ТВ и по Интернету, пытать, чтобы подох через долгие дни в боли, и держать перед глазами мучителя фото замученного им ребёнка, чтобы в длящейся пытке всегда знал, за что дохнет. Видя такую смерть, другая нелюдь поостережётся детей истязать, не говоря уже – убивать.

Сказав это, я пинту о книге, которая повествует о том, что предохранять детей от сексуального наслаждения – это значит приносить им непоправимый вред. Однако в США секс всегда злорадно связывают с жестокостью, в особенности по отношению к детям, с вредом, который секс им якобы наносит, и с ужасными последствиями от всяких сексуальных контактов, которые видятся убийством души ребёнка. Так ли это?

Прежде всего, следует различать, о каких детях идёт речь: ведь есть дети, не достигшие половой зрелости, – с ними одна ситуация, и есть тинейджеры, которые её достигли, и с этими ситуация уже совсем другая.

Затем, говоря о детях, можно иметь в виду секс с самим собой (мастурбация), секс между детьми (однолетками и между младшими и старшими) и секс между взрослыми и детьми (от эксгибиционизма без прикосновений до совокуплений).

И самое важное, о чём никто не хочет даже упоминать, это то, что от всех этих разнообразных сексуальных контактов дети могут получать и получают столь необходимое им наслаждение, которое, более того, идёт им на пользу.

В этой «ужасной» теме пытается разобраться отважная Judith Levine, автор книги, от публикации которой в течение двух лет отказывались все издательства. Редакторы издательств восхищались рукописью, но тушевались, говоря, что сейчас уж очень неблагоприятное время для такой книги. В конце концов её удалось выпустить в издательстве Миннесотского университета. Ещё до того, как книга была издана, издательство завалили письмами с угрозами и требованием не издавать эту книгу, «разрушающую основы американского общества» (см. General Erotic. 2002. № 63).

Причём к такому мнению возмущённые ортодоксальные христиане и добропорядочные граждане пришли лишь на основе выдержек из книги, помещённых на сайте издательства. В прессе тоже появились предостережения и протесты. Несмотря на это, книга вышла, о ней чуть пискнули, но быстро поняли, что самое лучшее – это её замолчать.

Levine пишет, что её книга рассказывает о страхе, который Америка испытывает перед детской сексуальностью. Этот страх исходит из противоположных направлений. С одной стороны – феминистки, которые пропедалировали изнасилование и всевозможное притеснение женщин, где вся вина безоговорочно взваливается на посмевшего, а с потерпевшей снимается всякая ответственность.

С другой стороны – радикальные правые христиане, посеявшие веру в то, что женщины и дети нуждаются в специальной защите, ибо они «от природы» чужды сексу.

Эти две противоположности сливаются в единую тенденцию. Феминистки переименовали порнографию в жестокость по отношению к женщинам. Правые церковники тоже взялись за искоренение порнографии под предлогом защиты детей от их использования в порнографии. А потом начались процессы – точные подобия средневековых «охот на ведьм», о которых будет рассказано ниже.

Чтобы не эмоционально, а научно понять какое бы то ни было явление, его надо исследовать. Однако оправевшая Америка практически закрыла все научные исследования сексуальной жизни взрослых (имевшие место в 1960–1970-х годах). А изучение сексуальной жизни детей сочли бы за преступление – любое такое исследование назвали бы совращением малолетних, а учёных и их ассистентов бы посадили.

Образина сексуального образования в США

В начале XX века с помощью Фрейда было впервые установлено научно (то есть убедительно сказано во всеуслышание), что дети – существа сексуальные. А в конце века люди узрели, что, чуть сформировавшись, плод сразу начинает мастурбировать в утробе матери. Таким образом, против желания извечно консервативного общества в нём обосновался неопровержимый факт сексуальности детей. В качестве защитной реакции от утверждающихся сексуальных знаний было срочно придумано сексуальное образование в школах. Levine подробно описывает, из чего оно состоит в США.

Оказывается, сексуальное образование направлено не на то, чтобы объяснить, что такое секс, и обучить ему, а на то, чтобы подавить секс в детях или хотя бы всеми правдами и неправдами отложить сексуальную активность на как можно позже. Levine пишет, что американцы озабочены двумя вопросами: должны ли несовершеннолетние заниматься сексом и когда (это вовсе не значит, что совокупляться, это может быть лишь взаимная мастурбация или оральный секс). Ответ на эти вопросы однозначен: «нет, не должны» и «как можно позже».

Сексуальное образование в Штатах – это не что иное, как метод предотвращения секса. Единственная форма сексуального поведения детей и тинейджеров, одобряемая нынешним обществом, – это полное отсутствие сексуального поведения. Обучить подростков воздержанию практически невозможно, а потуги в этом направлении являются лишь выполнением идеологической задачи. Так, многие штаты приняли закон, по которому сексуальное образование в школах должно учить детей только воздержанию. С моей точки зрения, требование воздержания происходит не из иллюзий, а из чисто стратегических соображений, высказанных Наполеоном: «Нужно желать невозможного, тогда получишь максимально возможное». Вот религиозные моралисты и требуют воздержания, рассчитывая на то, что подростков удастся максимально напугать, из чего выйдет пусть не полное отсутствие секса, но хотя бы люди, боящиеся секса, что уже для них – победа.

На уроках стараются представить секс всё страшнее и ужаснее, чтобы воздержание показалось спасительным убежищем от беременности, от венерических заболеваний, от безнравственной жизни и наконец от самого грозного – СПИДа.

Levine ссылается на разумную учёную, сказавшую, что учить детей только воздержанию равносильно наплевательскому отношению к ребёнку (child neglect), когда ему больше всего надо разобраться в своих просыпающихся чувствах и желаниях. Дети всё равно будут познавать свою и чужую сексуальность, но методом проб и ошибок, то есть набивая шишки.

Сексуальная зрелость не может быть достигнута без тренировки, как, например, мастерство в лыжном спорте. И в обоих случаях продвижение к мастерству неизбежно связано с риском.

В разговорах о детской сексуальности основа человеческого сексуального поведения умышленно упускается, а именно: наслаждение, сексуальное удовлетворение партнёра, собственная удовлетворённость и оргазм (см. «Десять осмотров» в General Erotic. 2002. № 66).

Так официальная линия обучения полностью пренебрегает девичьей похотью – полагается считать, что девочки хотят любви, а не секса и что, мол, они соглашаются на секс только для того, чтобы этим обманным путём обрести любовь. Однако вслух, открыто даже об этом говорить тоже опасно, потому что может возникнуть стратегия, с какой стороны нужно подступаться к девушкам, чтобы их соблазнить, и таким образом можно подставить девушек под злоумышленные посягновения юношей, которые с помощью имитации любви начнут добиваться от девушки секса. Вот почему на уроках разговор о девичьей сексуальности сводится к морали, женской виктимизации и к разговорам о сексуальной жестокости по отношению к женщинам.

Девочек учат «приёмам отказа от секса» и «тактике откладывания», например, такой сакраментальной фразе, которую надо произнести во время объятий и поцелуев: «Ой, уже поздно, мне надо идти домой».

Редактирование одного из учебников по сексу состояло в том, что определения при слове «совокупление»: «вагинальное», «оральное», «анальное» – были вычеркнуты. Обобщающий термин решили не детализировать, чтобы подростки не догадались о многоцелевой анатомии женского тела.

На уроках чопорно раскрывают рисованные анатомические атласы с разрезами, показывающими фаллопиевы трубы, яичники и матку, но ни в коем случае нельзя показать цветные фотографии половых органов с волосатыми лобками и губами в состоянии набухлости и влажности от возбуждения. Или хотя бы хуй стоячий – тут же заклеймят, засудят и посадят опять-таки за растление малолетних.

Супружеская пара церковников написала книжку по миссионерски-христианскому сексу, где предостерегала женщин от дьявольщины вибраторов, действие которых, как они справедливо предупреждали, не воспроизвести ни одному человеческому существу, а значит, вибраторы тем самым лишают девушку главного стимула для замужества.

Недаром же я писал:

Вышла замуж за вибратор, с ним жила без ссор и склок. Однозвучный был оратор, выжимал фруктовый сок, то есть яблочный, греховный, сладкий и пьянящий ум. Был вибратор гладкий, ровный — мобиле перпетуум [63] .

В частных школах дела обстоят несколько лучше. В одной из них учительница дала домашнее задание школьницам – найти у себя клитор. За такое домашнее задание в государственной школе её бы назавтра уволили, а послезавтра – посадили, лишив лицензии учителя.

Но даже в частной школе это задание учительница дала только на дом, а в классе выполнить его невозможно и даже опасно. А ведь учительница могла показать девочкам на собственном примере и помочь каждой разобраться с собственным устройством.

Если даже обсуждать с детьми мастурбацию и совокупления разного рода, то теоретическое обсуждение будет идти вразрез со смыслом обучения, ибо теория всегда должна сопровождаться практическими занятиями, которые данную теорию подтверждают. Отроки и отроковицы не стали бы молча внимать рассказу учителя о методах достижения оргазма, все ученики, естественно, захотели бы попробовать на практике. А поэтому правильным было бы для учителя демонстрировать ученику, как довести до оргазма ученицу, а потом остальные мальчики должны бы показать, как это им удаётся, на других девочках. В данном случае оценку мальчикам выставлял бы не учитель, а соответствующая девушка. (Вполне возможно, что учитель вручил бы выдающемуся ученику выдающуюся ученицу с татуировкой: «Победителю-ученику от побеждённого учителя…»)

Но так как это пока невозможно, то преподаватели секса в школах озабочены одним: как проинформировать парней и девиц о фактах сексуальных отношений, да так, чтобы не вызывать в них похоть.

А вот самое свеженькое: двадцатидевятилетнюю красавицу учительницу только что посадили на семь лет за то, что она научила кобла-старшеклассника святой ебле. Причиной всего являлась мать кобла, которая заявила в полицию, ревниво прервав наслаждения сына. Теперь красавица, исполнившая в полной мере свой учительский долг, в наручниках и кандалах, будто бы она убийца и расчленительница детских трупов, размазана по стенке морали сумасшедшим обществом (слизывать её со стенки рвутся сокамерницы и тюремная охрана).

Levine выражает сожаление, что нет больше таких радикалов, как Вильгельм Райх (см. General Erotic. 2006. № 142), который считал, что подавление сексуального желания вредно как для ребёнка, так и для общества.

Идеальная ситуация сексуального образования описана в «Философии в будуаре» – мужчина и женщина обучают зрелую девушку сексу. Сначала анальному и оральному как лучшим контрацептивам, а потом в конце концов вагинальному – для полноты образования и на случай делания детей.

Полноценнее обучение сексу придумать невозможно. В романе посвящено немало места и существующему испокон веков сексуальному антагонизму между дочкой и матерью, но, конечно, де Сад довёл всё до отвратительной гиперболы истязаний матери дочкой, тогда как в жизни освобождённая сексуальность девушки значительно смягчает её враждебность к матери, уже тщетно запрещающей дочери половую жизнь.

Levine замечает аналогию между сексуальным образованием в Америке и законом о непристойности – оба основаны на ложной предпосылке, будто возможно провести границу между «грязным» и «чистым» сексом (Levine, по-видимому, имеет в виду критерий «социальной значимости», который выдуман, чтобы отличать непристойность от искусства).

Согласно довлеющей американской морали чистый секс может происходить только между верными друг другу разнополыми людьми, предпочтительно супругами, близкими по возрасту, причём с целью размножения. А этим половым отношениям должен предшествовать доверительный разговор, в котором каждый бы признал за собой полную ответственность за происходящее, или, что ещё лучше, совокупление должно происходить с применением противозачаточных средств и мер по недопущению попадания друг на друга интимных соков. А после такого секса полагается обязательное нежничанье. Всё остальное – это грязный секс.

Как я неоднократно писал и как пишет Levine, Интернет уже полностью может заменить школьное сексуальное образование, да и не только школьное, а даже десадовское. Существуют многочисленные замечательные сайты (например: http://www.gurl.com), ориентированные специально на школьников, где честно и с заботой об их наслаждении рассказывается азбука секса, неизвестная даже многим взрослым, и в том числе, быть может, их родителям.

Певческим ответом школьников на единственную заповедь американского сексуального образования «Sex Can Wait» является известная строчка Pink Floyd из рок-оперы The Wall: «Hey teacher leave us kids alone!» – Эй, учитель, оставь ребят в покое!»

Детская порнография и порнография для детей

Если детям приносят вред и, не дай бог, истязают, то я уже в самом начале описал, как надо поступать с этой нелюдью. Если то же самое творят в виртуальном мире (а ведь он – неотъемлемая часть мира вообще), то есть фотографируют, снимают на видео истязание детей, то монстров, творящих это зло, надо казнить по мной описанному методу, а тех, кто, наблюдая истязания детей, получает наслаждение, нужно принудительно лечить или уж, во всяком случае, пристально следить за ними.

Но напоминаю сволочам, радостно стремящимся отождествить секс с жестокостью: если девочка и мальчик играют друг с дружьими половыми органочками – то на здоровье им и всем, кому посчастливится за этим наблюдать. Если юноша и девушка радостно работают языками в 69, то честь им и хвала, даже если наблюдателям завидно. Фотографировать, записывать на видео добровольно-обоюдное наслаждение – это великая радость и честь.

Но в США изобрели антипорнографические законы, следуя которым судьи и присяжные ломают жизни взрослым и детям за то, что они – люди. Так, если совокупляющиеся подростки сподобились заснять себя на видео и потом любуются собой, изучая ошибки, чтобы их немедля исправить, то за это в Америке (где детской порнографии боятся больше терроризма) им должны всадить тройной срок: за совращение несовершеннолетними друг друга, за производство детской порнографии и за то, что сами свою же детскую порнографию смотрели!

Россияне традиционно плюют на законы, а тем более сексуальные, которые создаются воинственными недоумками. Как писал Герцен (цитирую по памяти): против дурных законов российских есть хорошее средство – дурное их выполнение.

Американцы же, законопослушные граждане, принимают близко к сердцу любой закон, даже самый античеловечный, антисексуальный и с чувством гражданского долга разрушают семьи, коверкают жизни родителей и детей, исправно следуя этим законам.

Потому-то сексуальная жизнь плоходемократичных россиян свободней и естественней, чем у людей самой демократичной во всех других отношениях страны.

Законы, запрещающие детскую порнографию, направлены не столько на защиту детей, пишет Levine, сколько против потребителей детской порнографии, и основаны законы не на реальном положении вещей, а на соблюдении морали. Неопровержимым доказательством сего является предусмотренная законом кара за просмотр рисованных мультипликационных фильмов, где изображаются обнажённые или сексуально контактирующие дети. То есть детей нигде нет и в помине и никто их сексуально не развращает (или просвещает), а есть выдуманные картинки, за рисование и рассматривание которых судят как за нанесение ущерба детям.

Опасение законодателей основано, разумеется, на убеждении, что если посмотришь на картинки, то у тебя появятся «грязные» желания, сопротивляться которым будет невозможно, и все взрослые бросятся на детские сады и школы выкрадывать и насиловать детей.

Вообще все обвинения в непристойности основаны на убеждении, что она наносит вред прежде всего детям и женщинам. Однако вред этот не физический и измерить его невозможно, вред – метафорический, ибо содержание непристойности может вызывать «дурные мысли».

Однако нет никаких доказательств, что порнографические изображения или тексты наносят какой-либо вред детям. То же самое относится, кстати, и ко взрослым. Государственная комиссия США по изучению непристойности и порнографии в 1970 году не смогла обнаружить никакого пагубного влияния и призвала снять все ограничения с эротики. Более того, комиссия установила, что эротика может способствовать установлению необходимого диалога на темы секса между родителями и детьми.

В 1985 году Государственная комиссия по изучению порнографии, возглавляемая суперконсерватором и антипорнографом Edwin Meese, которая специально была создана, чтобы опровергнуть выводы комиссии 1970 года, тоже была не в состоянии найти связь между порнографией и антисоциальным поведением (а уж как им хотелось её отыскать!). Более того, учёные установили прямо противоположное: было обнаружено, что сексуальные преступники и люди с психическими заболеваниями, связанными с сексуальными отклонениями, воспитывались в жёстко дисциплинированной обстановке и были лишены сексуальных контактов, окружённые всяческими сексуальными запретами, и в детстве видели минимум, а чаще вообще не видели порнографии. То есть жёсткое ограничение секса в детстве выражается в жестокости во взрослом состоянии.

Но, несмотря на все исследования, правохристианская мораль управляется в США по-своему, и все атаки на свободу слова в области секса делаются под благородным предлогом защиты детей. Истинная цель этих блюстителей морали – запретить порнографию вообще, поскольку порнография – это не что иное, как голая правда, которой больше всего страшатся разного рода попы и заговоренные ими прихожане. Точно так же как истинная цель борьбы с абортами – это запретить внебрачный секс. Автор предисловия исследуемой нами книги Joycelyn Elders (подробнее о которой см. ниже на с. 445–446), признаётся, что испытывает отвращение к людям, которые одержимы любовью к зародышам, но которым наплевать на уже рождённых детей.

В 1977 году комитет Конгресса официально заявил, что сексуальная эксплуатация детей хуже, чем убийство.

А под сексуальную эксплуатацию подпадало изготовление и коммерческое распространение непристойных изображений детей моложе шестнадцати лет. Под непристоем, разумеется, предполагался всякий намёк на половые органы и девичью грудь. Таким образом, за фотографию девочки с обнажённой грудью должно следовать наказание как за убийство.

Вот несколько примеров этой священной борьбы, которые приводит Levine. Многие серверы установили фильтры, охраняющие детей от порнографии. Так, все письма со словом penis отфильтровывались. Получалось, что это слово запрещалось использовать даже в медицинских или научных целях. America Online, самый большой и самый консервативный сервер, блокировало слово breast. Однако вскоре было вынуждено снять блокировку, так как женщины с раком груди не могли получить никакой информации по жизненно важной для них теме.

Под цензуру попали все слова, где имелся слог sex, а потому поэтессу Anne Sexton и графство Sexton упоминать в тексте было невозможно. Вот уж поистине – заставь дурака богу молиться, так он лоб расшибёт.

Американское общество в открытую заявляет, что изображение хуя, входящего в пизду, является самым опасным для детей, много опаснее, чем сцены истязаний и убийств, которыми заполнены СМИ.

Количество законов, направленных против детской порнографии, растёт. Преследование началось с тех, кто её изготовляет, потом распространилось на тех, кто держит у себя детскую порнографию, а затем и на тех, кто, оказавшись в чужом доме, решится посмотреть на предложенную хозяином дома детскую порнографию.

Возрастную планку определения «ребёнок» по отношению к порнографии повысили с 16 лет до 18 лет. Причём для того, чтобы изображение посчитали детской порнографией, вовсе не нужно, чтобы объект был обнажённый или представлял из себя что-либо сексуальное. Детской порнографией считается любой сексуально интерпретируемый объект, «цель которого выглядеть как несовершеннолетний». Таким образом, если у кого-либо имеется фотография юно выглядящей азиатки (которой в действительности 20 лет) и если она игриво сосёт удлинённую конфетку, то этого человека посадят за детскую порнографию. Точно так же можно загреметь за решётку, если посмотришь на рисунок, изображающий обнажённого ребёнка, или, не дай бог, на «масляную» картину (General Erotic. 1999. № 4).

В 1999 году знаменитый американский радиожурналист был приговорён к восемнадцати месяцам тюрьмы за получение и передачу детского порнографического изображения в процессе подготовки репортажа о той же детской порнографии (вот и другая поговорка в действии: не рой другому яму – сам в неё попадешь). Это как террорист, который взрывается на мине в процессе её изготовления.

Levine приводит ещё один милый пример: фотографа, который снял своего шестилетнего сына голым, арестовали среди ночи в его доме и увезли в наручниках. А его сонных детей в пижамках срочно отправили в клинику на исследование, было ли над ними совершено сексуальное насилие. Против фотографа не нашли никаких улик и не стали его судить, но ему не позволяли целый месяц возвращаться в свой дом и запретили видеться со своей маленькой дочерью (см. General Erotic. 2002. № 68).

Перепало не только мужчине-фотографу, но и фотографу-женщине. Синтия Стюарт сфотографировала свою восьмилетнюю дочку в ванне. Фотолаборатория, куда она сдала проявлять плёнку, сообщила в полицию. Матери удалось избежать судебного преследования только благодаря тому, что она согласилась признать, что фотография была сексуальная, и позволила правоохранительным органам её уничтожить, а также согласилась пройти шестимесячный курс по психотерапии от sexual abuse (сексуального abuse – уж даже не знаю, какое русское слово можно подобрать для этого «молота ведьм»). Мать согласилась на это только ради того, чтобы не подвергать дочку вовлечению в судебный процесс, где прокурор подверг бы её словесно уже настоящему abuse.

На самом же деле практика и исследования показывают, что рассматривание порнографии не наносит вреда детям, а лишь помогает им разобраться в своих сексуальных желаниях и фантазиях и с облегчением понять, что ты в них не одинок.

Так что «Порнографию», которая является лучшим учебником в программе сексуального обучения, следует учить писать детей с большой буквы, как слово «Родина».

Детская «Радость секса»

Согласно требованиям официальной морали, ребёнок, а потом подросток должен вести «чистую» без всякого секса жизнь до момента женитьбы и там в первую брачную ночь узнать не только, что значит прикасаться к своим и чужим гениталиям, но как и куда вставляется одно в другое. То есть в брачную ночь моралисты ожидают очередного чуда – превращения чистого асексуального существа в знающего и опытного сексуального партнёра.

В реальности же процесс сексуального познания возникает ещё во внутриутробном состоянии и берёт начало с мастурбации, затем переходит в сексуальные детские игры (в «доктора» и пр.), в рассматривание, трогание, вставление пальцев и других: предметов в половые органы. Популярна и групповая мастурбация, и оральный секс, нередко ведущие и к соитиям.

Теперь хотя бы перестали говорить, что от мастурбации слепнут, или сходят с ума, или умирают, как морочили головы (или крутили яйца) в XIX веке и начале XX (всё из-за той же заботы о детях). Однако сказать принародно, что мастурбация полезна – до сих пор в Америке невозможно. Именно такое и произошло с автором предисловия Joycelyn Elders, которая занимала пост министра здравоохранения (Surgent General) в администрации Клинтона. Её уволили в 1994 году за то, что она осмелилась публично заявить, что мастурбация для детей естественна и полезна.

Elders пишет, что Америка пребывает в состоянии истерии по поводу сексуальной жизни молодёжи и детей. Причина этого в том, что отношение к сексу в Штатах руководствуется исключительно моралью, а не реальностью и эмпирическими данными. Более того, эмпирические данные подвергаются цензуре или замалчиваются.

Так со средневековых времён продолжается подчинение науки религиозной идеологии. Если в Средние века разные попы запрещали анатомам вскрывать трупы, чем тормозили развитие медицины, то теперь всякие ксендзы, включая новообращённого Буша, не позволяют добывать стволовые клетки из выбрасываемых зародышей. Им наплевать на умирающих людей, им бы над мёртвым зародышем молитву сотворить.

Америка полнится доморощенными лысенками и с такой же силой ненавидит «генетику» секса, а людей, замешанных в «преступлении» жизни, так же бросают в тюрьмы (правда, надо отдать справедливость, что не в таких огромных количествах, как в лысенковской России – американская демократия позволяет лишь сдерживать произвол моралистов и идеологов, а не уничтожать его).

Elders делает исключительно важное заявление, что детям требуется сексуальное наслаждение, как и всем живым существам, включая людей всех возрастов.

Когда люди слюняво повторяют «Любви все возрасты покорны», они не понимают, что в этой фразе идёт речь об оргазме, который человек испытывает и к которому стремится всю свою жизнь, вне зависимости от возраста.

Однако родители и прочие взрослые, погрязшие в сексуальной брезгливости и невежестве, страшатся признать, что детская сексуальность имеет те же цели, что и сексуальность взрослых: тянуться к своему объекту влечения и испытывать его влечение на себе. Секс раскрывает детям ощущение красоты, собственной значимости, счастья и силы. И прежде всего, секс – это приятно. Как можно не согласиться с опальной Elders?

Повторю-ка я для точности в третий раз, особливо для обильных на Земле сволочей, которые обязательно станут передёргивать мои слова: «Тех, кто физически и психически истязает или убивает детей, надо систематически и показательно уничтожать!»

А я – за всеобщее наслаждение, включая, разумеется, и детское.

Мнение, что секс представляет угрозу и вред для детей, образовалось всего около 150 лет назад – рассказывает Levine. – В реальности же угроза и вред детям возникают прежде всего тогда, когда пренебрегают их наслаждением или подавляют его.

Самый популярный и доступный литературный пример такого пренебрежения описан Набоковым в романе «Лолита». Этот роман-то и стал классическим, потому что по отношению к детскому наслаждению он полностью совпадает с позициями общества, которое сначала пожурило Набокова лишь за поднятие нежелательной темы. Однако Набоков сам не осознавал проблемы – он был озабочен лишь описанием психологии и наслаждений Гумберта, любовника Лолиты (см. «Вольное изложение» в General Erotic. 1999. № 3).

Многовековая мусульманская цивилизация доказала, что секс с девочками начиная с девяти лет (согласно исламу этот возраст считался у них началом брачного возраста – см. General Erotic. 2005. № 127) нисколько их не травмирует, а, напротив, ублажает. Причём секс в девять и далее лет происходит в мусульманском мире не с ровесником, а со взрослым мужчиной. То есть добровольный сексуальный контакт девочки со взрослым мужчиной может сделать её счастливой (российский вариант увлечения маленькими девочками подробнейшим образом описан в фолианте о Константине Мережковском и его тяге к несовершеннолетним девочкам. Пример он подавал дурной, как и Набоков с Г. Г.).

Взрослые должны не только защищать детей и учить их безопасности, а также обучать их получению наслаждения.

В книге утверждается, что сам секс вовсе не вреден для тинейджеров, но вред могут наносить обстоятельства, при которых происходит их сексуальная активность, а именно: отсутствие предохранения и, следовательно, нежелательная беременность, венерические заболевания, а также просто неумелый секс.

Более того, вред идёт не от детского секса, а от сумасшедшей реакции на него взрослых.

Взрослого, который любуется детской порнографией, но который никогда сексуально не прикасался к детям, блюстители нынешних законов окрещают педофилом, словом, с которым в Штатах ассоциируется преступник, выкрадывающий, истязающий и убивающий детей. Однако статистика показывает, что 95 процентов якобы выкраденных детей составляют дети, которые сами убегают из дома, или дети, которых выкрадывает один из разведённых родителей.

Хорошо хоть, что слово «женолюб» (с русским корнем «люб» вместо греческого «фил») вовсе не подразумевает выкрадывание, истязание и убийство женщин.

Та же статистика показывает, что риск смерти ребёнка в автомобильной аварии в 25 раз выше, чем смерть от рук этих нелюдей. Но общество сваливает в одну кучу убийц и людей, которые любят получать и доставлять безобидное наслаждение несовершеннолетним, – многие педофилы, замечает Levine, чужды всякой жестокости и предпочитают опускаться до сексуального уровня ребёнка, нежели поднимать его до своего, и занимаются поцелуями, взаимной мастурбацией или даже обходятся без прикосновений, а пробавляются вояризмом или эксгибиционизмом. Кроме того, само понятие «педофил» часто подвергается сомнению, поскольку большинство осуждённых за растление малолетних: – это обыкновенные мужчины, у которых есть взрослые любовницы и жёны.

Примечательно и то, что опасаться родителям следует не столько посторонних дядей и тётей, сколько самих: себя, ибо подавляющее большинство abuse совершается членами семьи и родителями.

И в этом Америка расшибла себе лоб, отчаянно молясь. Началось повальное обвинение отцов взрослыми дочерьми, которые, откуда ни возьмись, вспоминали, что в детстве отцы их совратили. Всё это раскручивалось психологами, которые якобы вытаскивали из памяти события детства. Одна из таких: активисток пишет: «Если тебе кажется, что тебя растлили, и у тебя имеются симптомы этого, значит, тебя действительно растлили». (Подобные обвинения делала и дочка Ларри Флинта – см. General Erotic. 2004. № 116.) У дочерей, разумеется, не было никаких доказательств, кроме вымышленных воспоминаний, но, несмотря на это, вершились суды, рушились жизни, и таким способом женщины пытались отомстить отцам за свою несчастную взрослую сексуальную жизнь.

В 1984 году в Калифорнии начался знаменитый процесс над матерью и сыном, владельцами детского сада. Их обвинили, ни больше ни меньше, в том, что они в течение трёх лет пытали и насиловали детей. Обвинение исходило от трёхлетнего мальчика. Никто из детей не жаловался на подобное, пока они не попали в руки к сотрудникам Международного детского института в Лос-Анджелесе.

Судебный процесс был самый долгий и дорогостоящий в истории судопроизводства, в результате которого выяснилось, что сотрудники этого института, допрашивая детей, натаскивали их на нужные признания, и детишки говорили то, чему их учили взрослые. Так как все допросы детей записывались на магнитофоны, то сами эти записи и стали основным аргументом против сотрудников института. Разумеется, никаких: физических: травм на детях тоже не нашли. Мать и сына, владельцев детсада, оправдали. Мол, извините, ошиблись – а что с их поломанными жизнями и детьми, которых терзали допросами, а что с жизнями сходивших: с ума от волнений родителей? Это всё так, ибо виновники этой сексуальной паники наказаны не были, ибо сама паника была частью государственной кампании.

А пока тянулся этот процесс, начались множественные подобные суды над людьми, якобы совершающими сатанинские ритуалы (ну не Средневековье ли?) над детьми (и конечно же сексуальные). В 1994 году Государственный центр по Child Abuse в результате исследования более двенадцати тысяч обвинений в сатанизме пришёл к выводу, что нет ни одного доказательства этих злодеяний. Тем не менее в 1995 году в штате Вашингтон были обвинены сорок три человека в sexual abuse шестидесяти детей, причём без всяких доказательств. На 2000 год многие из обвинённых всё ещё находились в тюрьмах.

А вот ещё один американский сексуальный перл (только не подумайте, что под perl здесь подразумевается клитор).

В 1993 году мальчика девяти лет судили по доносу восьмилетней сестры (она позвонила по специальному телефонному номеру, куда следовало сообщать информацию о растлении детей). Девочка сообщила, что братец трогал её половые органы. Потом эта девочка многократно меняла свои показания. Однако с этого случая началась эпидемия судов над детьми, и был даже изобретён специальный научно-криминальный термин для таких: детей, занимающихся сексуальными играми друг с другом: children who molest children – «дети, которые растлевают детей». Причём так называемая жертва в большинстве случаев с наслаждением принимает участие в сексуальной игре и никому не жалуется, – но таких детей выслеживают и приравнивают к тем, кто дерётся, крадёт и нарушает общественный порядок.

Так, мальчик десяти лет на школьной площадке дотронулся до двух девочек сексуальным способом – его судили за изнасилование. И таких случаев в девяностых – пруд пруди (см. General Erotic. 2001. № 43).

Ещё трогательный случай, который вовсе не случаен. Мать-одиночка из предместья Нью-Йорка обратилась к Levine за помощью. Её тринадцатилетний сын тёрся о свою одиннадцатилетнюю сестру. Она в школе хвасталась своим сексуальным опытом, а подружки подговорили её сообщить об этом школьному психиатру. Психиатр отреагировал как настоящий гражданин и донёс в полицию. Мальчика арестовали, надели наручники и стали грозить, что его будут судить за это серьёзное преступление как взрослого. Его, еврея, посадили в католический приют, где он провёл год, после чего его выпустили на условии, что он ещё год будет проходить лечение у психотерапевта.

Или вот такой пример американской заботы о сексуальном здоровье детей. Бабушка из Мичигана, плача, рассказывала, как её одиннадцатилетнего внука не выпускали из психолечебницы для сексуальных преступников – он отказывался признаваться в каком-либо преступлении. Врачи его отказ рассматривали как знак того, что лечение на него не действует, и продолжали держать его в этой лечебнице закрытого типа. Через четыре года мальчик покончил с собой.

За последние два века творцы моральных норм переместились из церквей в клиники. «Моральное зло» переименовали в болезнь.

Алкоголизм, который раньше считался признаком аморальности, теперь считается болезнью и лечится, – пишет Levine. В нынешние времена непрактично постоянно наказывать детей «за аморальное поведение», но зато их можно принудительно «лечить».

Лечение детей от «сексуальной девиации» трудно отличить от наказания. Лечение уподобляется лечению алкоголиков, но не за 12 шагов, а за 20, делая это лечение чрезвычайно долгим. Седьмым шагом является мольба о прощении на коленях перед жертвой (девочкой, которой мальчик задрал юбочку) и семьёй жертвы.

В отличие от тюрьмы, ребёнка в этой программе могли держать бесконечно, так как воссоединение его с семьёй было обусловлено его признанием своей вины. А многие дети признавать свою вину не желали, а потому их там держали чёрт знает сколько.

В 2001 году восьмилетнюю девочку в Вермонте обвинили в sexual harassment за то, что она послала записку мальчику с вопросом: хочет ли он стать её boyfriend? (См. также General Erotic. 2002. № 54.)

Из всего этого видна тенденция – поведение большинства объявляют патологией, и таким образом всё общество сдвигается в область ущемления нормальной сексуальной жизни. В качестве компенсационной реакции резко повышается жестокость в обществе – а она для христианства, построенного на подавлении наслаждения и радости от страданий, – всегда предпочтительней наслаждения. Самое ужасное, что в американском обществе не предусмотрено никакого возмездия за калечащий антисекс. Только кара за врачующий секс.

Официальные нравы в американской школе отражают эту антисексуальную политику: демонстрация физической склонности друг к другу у школьников является сексом, а секс, считается, всегда травмирует детей.

Практически любой физический контакт с детьми почитается за сексуальный. И это относится прежде всего к родителям.

В штате Вирджиния большинство врачей-психиатров при опросе заявило, что для родителей требуется профессиональное (читай, полицейско-психиатрическое) вмешательство, если они часто обнимают десятилетнего ребёнка или появляются голыми перед пятилетним ребёнком.

Американская культура основана на минимизации прикосновений между людьми и на повышенной жестокости. Мужчины опасаются прикоснуться друг к другу – из страха показаться гомосексуалистами. Подобное творится и с женщинами. Каждому прикосновению присваивается значение – сексуальное оно или нет. Детей с малых лет учат «хорошим» и «плохим» прикосновениям.

Девочка пришла домой из детского сада, отец посадил её на колени. «Не трогай меня за влагалище!» – объявила она только что выученное. Отец чуть не отключился и впредь боялся прикоснуться к дочке.

Научили паниковать и взрослых. Мать позвонила в полицию и в смятении сообщила, что она испытывает сексуальное возбуждение, когда кормит грудью свою дочку. Полиция нагрянула и забрала сосунка в приют, а мать продержали некоторое время в тюрьме, чтобы впредь не испытывала сексуальное возбуждение от кормления грудью – наслаждение, стимулирующее женщин на кормление.

Сотрудники в детских садах и яслях стали опасаться притрагиваться к детям, как бы не сочли их прикосновения за сексуальные и не выгнали с работы или не посадили в тюрьму. А между тем давно установлено, что прикосновения, объятия необходимы детям для нормального психического развития. Дети, воспитывающиеся в детских: домах, лишённые постоянного физического контакта с матерью и близкими, развиваются значительно медленнее, и это отражается на их психической структуре, делая их отчуждёнными и сторонящимися близости.

Нетрудно заметить, что нынешнее болезненное внимание к детскому сексу и проблемам сексуального поведения, а также собравшаяся толпа предрекателей ужасных последствий от детского секса является перевоплощением паранойи конца XIX – начала XX века, связанной с мастурбацией, которая якобы приводит к сумасшествию, слепоте и даже смерти.

Мастурбация – это первый шаг изучения своего тела, желания и его удовлетворения. Мастурбация спасает девочек от влюблённости, за которую они принимают свою похоть, то есть мастурбация учит разделять похоть от любви.

Любовь вовсе не гарантирует девушке хороший секс, который приносит удовлетворение.

Научные и жизненные наблюдения, показывающие, что секс для подростков нормальное и, не дай бог, позитивное явление, невозможны для публичного обсуждения в США.

Когда Levine спросила о причинах такой сексобоязни одну из ведущих педагогов, та назвала озабоченность, якобы чрезмерная сексуализация детей заставит их меньше думать о спорте, учёбе и других полезных занятиях в отличие от секса, который конечно же вредный. Более того, озабоченность распространяется в будущее, мол, дети могут стать сексуально неразборчивыми, когда станут взрослыми. «Но, с другой стороны, – неожиданно добавила педагог, – дети могут вырасти нормальными – у нас нет достаточно исследований в этой области».

Исследований детской сексуальности нет, потому что они в США негласно запрещены, а детей на всякий случай лишают секса, потому что нет исследований. Классическая логика в действии!

Однако существуют европейские исследования, показывающие, что во всех странах и культурах дети увлечённо играют в сексуальные игры, куда входят прикосновения, оральные контакты и попытки совокупления – всё это называется «сексуальной репетицией» (причём любая из них всегда генеральная).

В Западной Европе вопросы, могут ли дети заниматься сексом и когда, вообще не рассматриваются как бессмысленные, а воздержание не обсуждается применительно к тинейджерам, тогда как в Америке воздержание – это единственное, что рекомендуют в школах на классах сексобучения.

В Западной Европе в сексуальном обучении исходят из неопровержимо-неизбежного и прекрасно-естественного – что у подростков будет череда сексуальных отношений, состоящих из сексуальных игр ещё до начала совокуплений, и что это является частью здорового и счастливого взросления.

В Нидерландах, например, возраст согласия – 12 лет для совокуплений между несовершеннолетними, противозачаточные средства повсюду бесплатны, и беременности среди тинейджеров там почти не существует.

США же зациклились на практически невозможном воздержании и на моральном осуждении абортов, и демонстрируется очередное двоедушие: с одной стороны, подросткам запрещается секс, потому что они, мол, маленькие, но чуть стоит девушке забеременеть, как правые (заправилы) христиане запрещают ей делать аборт и с помощью обязательности материнства заставляют, вынуждают её стать взрослой.

Парадоксально и то, что в США повышают возраст согласия на сексуальное общение, одновременно понижая возраст, когда можно ребёнка судить как взрослого. Всё это делается конечно же в непрестанной заботе о благосостоянии детей и общества.

Другим лицемерием является прикрытие половой связи с несовершеннолетней с помощью женитьбы, которая превращается в индульгенцию. Получается, что секс мужчины с 15-летней наносит ей такой вред, что за это его упекают в тюрьму на 20 лет. Однако если он на ней женится и продолжает её ебать, то почему-то никакого вреда ей уже не наносится и того же мужчину начинают считать добропорядочным членом общества, особенно если девушка срочно разродится ребёнком. Только из этого примера (а таких множество) просится вывод, что в самом сексе никакого вреда нет. А вред проистекает из общественной реакции на секс («Дяденька, я ещё маленькая… – Ну расти, расти, пока я бант отстегну» – см. Русские бесстыжие пословицы и поговорки).

Недавно полиция – а этим она и добровольцы-охотники занимаются постоянно (см. «Четырнадцатилетняя западня» в General Erotic. 2004. № 118) – поместила объявление в чате от имени 14-летней девочки, которая якобы хочет поебаться с мужчиной, будучи одна в доме, так как родители уехали. Мгновенно откликнулось огромное количество мужчин, которых брали на месте преступления, затем их, разумеется, судили как серийных убийц и злорадно ломали им жизнь.

А ведь провокация человеческих желаний была воспроизведена точно так же, как делают мусульманские террористы, когда нашпиговывают труп сына взрывчаткой и поджидают, когда отец бросится к убитому сыну и сам подорвётся на своём горе.

В обоих случаях провоцировались самые интимные человеческие чувства, за изъявление которых заставили заплатить свободой и жизнью.

Нет мужчины, который бы не вожделел полуголых свежих тинейджерок. Иметь их, сочащихся молодых пылких любовниц, то есть сделать то, что испокон веков считалось предметом сексуальных мечтаний, – это теперь сделали преступлением.

Ныне, когда говорят о сексе применительно к подросткам, его называют не иначе, как «risk factor» – рискованное поведение, которое приравнивается к потреблению алкоголя, наркотиков, использованию оружия. Потеря девственности, как стращают молодёжь, ведёт к «распространению» совокуплений, будто совокупление – это заразная болезнь.

Но есть и позитивные теоретические изыскания (практических пока не позволяют). Levine ссылается на сборник статей, подготовленный учёными университета на Гавайях: Making a Place for Pleasure in Early Childhood Education: Yale University Press, 1997.264 p. ISBN 0300069685.

Авторы предлагают дать детям место, где они могли бы все вместе заниматься мастурбацией, никого не опасаясь, а делясь опытом – без всяких взрослых. А по мере взросления им должны предоставляться места, где подростки могут заниматься поцелуями и непроникающим сексом, а потом и проникающим. Вопрос «не рано ли?» – здесь, к счастью, не задаётся.

(Правда, тут необходимо учесть особую детскую ранимость: если непривлекательный ребёнок не будет пользоваться успехом, то это может превратиться для него в трагедию – тут надо каким-то образом обеспечить равенство наслаждений и без помощи взрослых будет не обойтись.)

По словам Levine, ещё в 1974 году, в период торжества сексуального здравого смысла, а не нынешней паранойи, на этот вопрос был дан исчерпывающий ответ:

Секс – как аппетит: если ты достаточно взрослый, чтобы хотеть секса, значит, ты достаточно взрослый, чтобы заниматься сексом.

А вот русско-американо-венгерский вклад в добросовестное отображение детского секса из XIX века – он был осуществлён венгерским художником Mihaly Zichy (1827–1906), жившим с 1847 года в С.-Петербурге. Книгу «The Erotic Drawings of Mihaly Zichy», имеющую несколько прекрасных и честных рисунков, прямо относящихся к данной теме, издало американское издательство Grove Press в 1969 году, когда американцы ещё не свихнулись на детском сексе.

Осознав опасность беременности и болезней, подростки отменили предрассудки взрослых. Если в начале и середине XX века оральный секс считался доказательством высшей степени близости, то теперь дети и вслед за ними взрослые (например, Клинтон) считают, что оральный контакт и за секс принимать нельзя, а является он лишь одной из форм поцелуя. Многие тинейджеры полагают, что совокупление требует верности в отношениях, тогда как оральный секс вообще нельзя называть отношениями. То есть «дети» опять-таки самостоятельно (без помощи взрослых, а вопреки им) научились на практике разделять наслаждение и социальную ответственность (см. General Erotic. 2004. № 112).

Если дети и отроки не готовы для деторождения, то они «всегда готовы для наслаждения». А значит, девочек в честь первой менструации надо торжественно начинить долгодействующим контрацептивом – и в этом состоит важная функция родителя, а не в том, чтобы не позволять девочке наслаждаться.

Задаваясь долгое время вопросом, почему большинство родителей так отчаянно подавляют секс в своих детях, я вдруг разразился открытием, которое, скорее всего, уже было кем-то сделано. Но я всё-таки изложу его в своём исполнении, которое, быть может, ценно само по себе.

Родители, как никто другой, знают своего ребёнка, начиная с младенческой наготы, ухаживая за ним, меняя пелёнки, сажая на горшок. Почему же у именно у родителей возникает острейший стыд по отношению к собственному ребёнку, а ребёнка они усерднее, чем чему-либо иному, учат стыду по отношению к себе? Стыд усиливается с обеих: сторон по мере приближения к половой зрелости, а потом становится максимальным. Любое сексуальное проявление для тинейджеров перед родителями становится страшнее, чем перед незнакомцами.

Этот стыд настолько парализуют, что большинство родителей не в состоянии даже завести разговор с растущими детьми о сексе и перепоручают его учителям, врачам, книгам, детской самодеятельности.

Представим такую ситуацию: девочка, скажем, девяти (мусульманских:) лет приходит к отцу и спрашивает: «Папа, а что такое клитор?» Отец не краснеет оттого, что сам не знает, что это такое, не бежит за помощью к матери, не отправляет девочку к психиатру или учителю, не вручает ей книги и рисунки, а искренне решает прямо ответить на этот вопрос. Он говорит дочке, что это очень важный орган и находится он у неё между ног. На вопрос дочки – где, он снимает ей штанишки, разводит ножки и показывает. Девочка, наклонив головку, пытается рассмотреть. Отец берёт её палец и накладывает на клиторок. «Вот он», – говорит он, а также приносит зеркало и показывает девочке.

«Я знаю, почему он важный, – говорит девочка – потому что трогать его очень приятно».

«Правильно», – отвечает папа, чувствуя, что член у него стал железным…

У людей, как правило, не возникает стыда перед врачом, потому что в нём не видят сексуальный объект и пациент полагает, что он тоже не является для врача сексуальным объектом.

Тогда единственным объяснением возникновения стыда между родителями и детьми является то, что пусть подсознательно, но родители начинают чувствовать в своём созревающем ребёнке сексуальный объект, а ребёнок – в своих родителях.

Ужас перед инцестом – вот причина сексуального отстранения между родителями и детьми!

По той же причине родители стремятся подавить сексуальность у детей, чтобы не провоцировать в себе тягу к кровосмешению. А то, если девочка, скажем, с 13 лет начинает открытую сексуальную жизнь и не стыдясь ходит перед отцом обнажённой, можно ли представить, чтобы на это у отца не возникало желания поиграть с дочерью не в доктора, а в любовника. То же самое и с мальчиком и матерью. Равноценно существуют и гомосексуальные варианты.

Таким образом, моё открытие состоит в том, что родители не столько боятся секса в детях, сколько провокации в себе кровосмесительных влечений.

Ответный стыд детей по отношению к родителям материализуется в «моральные нормы», которые порицают связи молодых и старых, потому что такие связи ассоциируются с инцестом. Юные девушки отвращаются от пожилых мужчин («вы мне в отцы годитесь» – самый важный и характерный аргумент отказа). Другие же, наоборот, тянутся к старшим, в поиске, как известно, прообраза родителя.

Родители разрешат встречаться 15-летней дочери с 16-летним парнем, но не разрешат с 26-летним и тем более с 36-летним, не говоря уже о 46-летнем. Хотя продать дочку – пожалуйста. Все молодые любовницы Хью Хефнера, с которыми он, разом с пятью-шестью, появляется в обществе, куплены с благословения их родителей.

Может, 16-летний лучше, чем все остальные, что старше? Нет, он лучше в глазах родителей только тем, что он минимально опытный любовник, что ему будет сложнее склонить девушку к ебле, а если и склонит, то меньше вероятности, что удовлетворит, то есть дочка получит с ним минимум наслаждения.

Становится очевидно, что наслаждение – это единственная область, где родители желают и делают всё, чтобы их ребёнку было хуже. Это та единственная область воспитания, где, чем хуже (меньше наслаждения), тем лучше.

Но есть и другое возможное объяснение в свете моего «открытия» – чем старше любовник дочки (или любовница сына), тем больше он (она) напоминает по возрасту родителя и тем самым является укором – почему же родители сами не взялись за сексуальное практическое образование дочери. И родителей это гложет так сильно, что они не терпят такой мозолящий глаза укор.

В итоге борьба против детского секса и детской порнографии – это борьба против кровосмесительных родительских желаний, которые родители хотят в себе подавить и не допустить в детях. Поэтому, чтобы избежать соблазна, родители в мировом масштабе запрещают всякое проявление секса у детей, травмируя их, но зато сами оставаясь морально «чистыми».

Испокон веков естественное родительское участие в сексуальном обучении и развитии своего ребёнка вступало в противоречие с маячившим кровосмешением, которое являлось причиной вырождения. Теперь, когда противозачаточные средства стали надёжны и повсеместны, угроза последствий кровосмешения устранена, то есть смешения крови больше не существует.

Так что кому как не родителям первыми обучать детей сексу, а то получается, что всему в жизни родители обучают своих детей, а самое главное – сексуальное воспитание они перепоручают другим.

Неудивительно, что родительский запретительный метод сексуального воспитания воспроизводится в школьной программе, только более детально.

Дети рождаются свободными сексуальными существами, а ущемлённые взрослые из зависти хотят детей сделать себе подобными, не вынося укора детской сексуальной свободы. Сексуальное воспитание детей идёт по принципу российской армейской дедовщины, где молодые, свободные, юные являются на службу, где над ними измываются и всячески притесняют, да так, что когда те взрослеют и сами становятся родителями, то ведут себя так же жестоко по отношению к своим новобранцам-новорожденным.

Порочный круг можно разорвать только через семью с помощью открыто любовного отношения родителей к своим детям, отношения заботящегося о наслаждении детей – прежде всего с помощью поощрения и обучения их мастурбации, анатомии на примере эрогенных зон и демонстрации совокупления, которые мать и отец осуществляют перед ребёнком, показ орального секса и прочего.

Подобные отношения существовали в многочисленных обществах с, увы, немногочисленным населением. Уверен, и сейчас существуют такие семьи. Однако тема эта настолько запретна и порицаема, что только в силу такого отношения к ней только негативные примеры становятся известны обществу, которые должны подтверждать сексуальное разграничение детей от родителей. Позитивные примеры не могут стать известны, так как счастливые участники будут старательно скрывать своё счастье, зная, что окружение, в котором они наслаждаются, – смертельно враждебное.

Ведь повсеместный бунт подростков против своих родителей прежде всего происходит из-за постоянного подавления секса в детях, а потом резко выросшей пропасти между родителями и детьми во время сексуального созревания детей. Если бы родители в этот период содействовали своим детям в обретении наслаждения и обучении методам его обретения, то все бы молодёжные бунты прекратились.

Однако общество, построенное по принципу «разделяй и властвуй», заинтересовано в сексуальном разделении родителей и детей, а потому, чтобы стать сильнее, оно нацелилось на самое беззащитное – детей, лишая их сексуального наслаждения и преследуя взрослых за раскрытие этой «государственной тайны».

 

Вечный голод, или святая порнография

Впервые опубликовано в General Erotic. 2007. № 151.

В народном, а не коммерческом варианте своей песни Akon использует слово fuck вместо love. «Я хочу тебя ебать, и ты это знаешь», – зазывно поскуливает он, тем самым срывая дырявую и аляповатую маску с очаровательного лика похоти, маску, которую общество приучило нас напяливать.

Сей жест Akon-a есть пример песенной порнографии, но практична ли она? Значит ли это, что, услышав fuck вместо love, самка с большей готовностью раздвинет ноги? Что ж, если её мучит похоть, то это заставит сильнее раскручиваться её ебальную фантазию, что много лучше, чем если в неё бросит очередной букет цветов романтический влюблённый, который не решается удовлетворить с ней свою похоть, не говоря уже о похоти самой самки. Если же это самка, которая просчитывает, за сколько и каких «зелёных президентов» этот fuck продать, то она быстрее назовёт цену в денежных единицах или обозначит социальную жертву (женись, купи и пр.). Непременно найдутся и такие, которые оскорбятся заменой love на fuck, – это женщины, запрашивающие непомерные цены, что становится возможным лишь из-за подавленности их сексуальных желаний.

Итак, юная, ещё не торгующая собой девушка, а лишь следующая своей свежеиспечённой похоти, откликнется на этот призыв радостно и быстро. Уж, во всяком случае, на призыв Akon. Недаром groupies состоят из таких юных девушек.

Использование в песне слова fuck является также примером отметания залежалых лжи и мифов, чем, среди прочего, занимается порнография, ибо всякая песня, кроме гимна и марша, есть песня о стремлении к совокуплению. Даже песня без слов, как мы знаем, – это всё тот же призыв самца к самке (или наоборот) перестать ломаться.

Так что не зря Akon «пел как пел» (В. Соснора). Слово fuck из песни не выкинешь.

Задача общества – спрятать истину, даже познав которую человек всё равно позволит себя обманывать, но не на том уровне, каком угодно обществу.

Многоточие отсчёта

В течение последних лет двадцати я то тут, то там писал о порнографии, которая прежде всего интересует меня феноменологически. Этим я вовсе не пытаюсь откреститься от её «эмпирической» привлекательности. При любом взгляде порнография всегда завораживающа (в особенности та, что изображает твои любимые действа). А ежели мужчину порнография вдруг перестала интересовать, то это лишь значит, что он секунду назад кончил. И весьма вероятно, при помощи той же порнографии.

Цель изобретения слова «порнография» – иметь в распоряжении псевдонаучный и юридический термин, используя который можно запрещать или ограничивать отображение сексуальности под благовидным предлогом охраны детей и нравов. В XIX веке и начале XX этот перечень охраняемых объектов включал ещё и женщин. Так что только одни героические мужчины вступали в бой с этим бесчисленноглавым драконом. К середине XX века многие женщины из охраняемых превратились в охранниц и стали биться с порнографией даже отчаянней мужчин.

К великому счастью, несмотря на кровопролитные битвы, потребление порнографии растёт. Наверно, потому, что слишком уж много тайных перебежчиков в этой затяжной войне. Ими являются старики и дети, мужчины и те же женщины.

Определение, что же является порнографией, зависит от упаковки, в которую уложены «безнравственные» изображения. Так, учебник анатомии может тоже кому-то представиться порнографией – уж мне в детстве точно это представилось. А если, к примеру, взять описания женщинами ощущений оргазма из научной книги Фишера Женский оргазм и поместить их в журнале с голыми бабами, то текст этот без сомнений посчитают порнографическим.

Если абсолютно одно и то же воспринимается или отторгается моралью в зависимости от упаковки, то можно ли всерьёз заниматься какими-либо определениями? И принимать всерьёз половую мораль?

Однако надо бы мне всё-таки определить, что я, а не кто-либо другой, понимаю под словом «порнография». Именно отысканию определения порнографии и посвящено наибольшее количество усилий социологов, да и законодателей, последние лет сто. Сколько лбов набило шишки, колотясь о стену, якобы разделяющую порнографию и эротику, порнографию и натурализм, порнографию и непристойность. Но самое смешное, что в реальности стены этой не существует, а каждый «лоб» выстраивает для себя свою стенку, в тщеславной надежде, что о неё будут биться и другие. И другие бьются, часто с большим энтузиазмом, чем сам «строитель».

Но так как стены эти – лишь словесные, то они могут быть тверды только для тех, кто слова предпочитает сексу. Я же собираюсь не строить стены, а ломать их и в процессе этого не буду пытаться составлять списки Шиндлера, включая в них эротику и позволять отсылать порнографию в крематорий цензуры или ставить её к стенке уголовного кодекса. Я предпочитаю уничтожить геноцид по отношению к сексу и установить сексуальную демократию, где все ебут всех. А вот Нюрнбергский процесс над истязателями и убийцами секса провести следует, чтобы повесить их за те места, над которыми они сами измывались.

Так как моё отношение к порнографии привечающее, то и определение её мне мило самое широкое и всеобъемлющее. Даже такое определение гонителей порнографии, как: «мне достаточно посмотреть, и я знаю, порнография это или нет», я тоже считаю вполне правомерным. Оно из-за своей произвольности вызвало смех и негодование у людей, которые бились за легализацию эротики. Человек считает порнографией всё, что ему кажется вызывающе сексуальным. И пусть считает.

У каждого человека существует своя граница терпимости к приоткрыванию половой жизни. Когда эта личная граница пересекается, то у человека возникает защитная реакция, и он в страхе или ненависти выкрикивает «нарушителю границы», как ему кажется, самое страшное оскорбление: «Эй ты, порнография!»

Но ужас начинается тогда, когда этот испугавшийся обладает властью заставлять других придерживаться тех же границ. Тем более, что если вчера для него изображение обнажённой женской ляжки казалось порнографией, то сегодня, попривыкнув к ляжке, он возмущается изображением обнажённой груди.

А поэтому я прежде всего устраняю все границы в изображениях половой жизни. Вот!

Изображать можно всё, но делать можно далеко не всё. Приносить человеку боль против его воли в сексе нельзя, и потому я запрещаю снимать или фотографировать людей, которым приносят боль. Однако описывать боль словесно или делать компьютерные изображения приносимой боли, то есть плодить вымыслы там, где никто живой не страдает, – это я разрешаю.

То же самое и с детской порнографией. Изображай сколько хочешь, но чтобы там не участвовали реальные дети, которым приносят страдания. И так со всем остальным. Ведь в том-то и смысл демократического общества, что слово и дело разделяются и не приравниваются одно к другому. А вот в тоталитарных обществах слово и дело – одно и то же и потому там за слово карают так же, как и за дело.

Главное при определении порнографии, это осознать, что порнография – всего лишь изображения реальной и сфантазированной половой жизни. К примеру, парочка установила камеру на треножник, навела объектив на себя в кровати, включила запись, и понеслась их половая жизнь на видео увековечиваться. Вот вам образчик реальной порнографии.

А фантазий может быть сколько угодно – уж не знаю, за какую взяться. Ну вот такая: актрисе во влагалище засаживают цистерну с жидкостью, а когда она симулирует оргазм для камеры, то из влагалища выплёскивается ниагара якобы женских соков. Столько радости для любителей потопа!

Так что порнография как изображение реальности и фантазий половой жизни включает в себя, по моему определению, всё, что хоть как-то и кому-то представляется сексуальным. И таким образом, эротика не обособляется от порнографии, а является её незначительной, но неотъемлемой частью.

Ведь целью попыток выделения и обособления части порнографических изображений в эротические является намеренье внести в ряды цензоров смятение с помощью невнятности определений и за это время успеть протащить какую-то группу порнографических изображений в область дозволенного. Меня же для определения порнографии критерий дозволенности не интересует, поскольку он лжив своей относительностью не только во времени, но и в пространстве. Так, в мусульманских странах порнографией считается изображение открытого лица женщины, а для американской кинопромышленности – изображение лобковых волос. В то же время в художественной фотографии они (не лица, а лобковые волосы) успешно проскакивают. (Нынешняя порнография, а за ней приличные женщины разрешают это противоречие, сбривая волосы на лобке, – порнография всегда была пионером сексуальной моды, ведь именно порноактрисы стали первыми делать искусственные груди, а потом это подхватили все женщины, то же и с губами, в которые всаживают шприцы силикона или ещё чего, чтобы сделать их чувственными.)

Так неужели следует обращать внимание на то, что законодатели и моралисты указывают, на какие изображения смотреть можно, а на какие – нельзя. Единственный научный аргумент, который можно им противопоставить, – это: «Fuck yourself!»

Если порнография – это отражение половой жизни, то отношение человека к порнографии есть отражение его собственной половой жизни и представлений о ней. Первое отражение – всегда прекрасно, другое – далеко не всегда.

Расклад по полочкам

При зудящем желании классифицировать порнографию можно её раскладывать по прогибающимся полочкам, подобным тем, на которых разложили саму половую жизнь.

Одна классификация – по типам секса (в зависимости от того, какие полости и чем заполняются), а затем продолжить – по типам участников (мастурбация, гетеро-, гомо-, некро-, зоо-, педо– и т. д.).

Можно зайти с другой стороны и классифицировать порнографию по степени её реалистичности, а именно: актёристая, самоделка, съёмка скрытой камерой и синтетика (мультипликация, компьютерные изгаляния и т. и.).

Для меня самое интересное – это съёмка скрытой камерой, потому что в ней удаётся увидеть тщательно охраняемую от общества личную жизнь. Когда люди не знают, что за ними наблюдают, они ведут себя наиболее непринуждённо, то есть ты наблюдаешь их истинных, а не в маске, которая сразу напяливается, когда человек узнаёт, что за ним следят, тем более во время сексуальных игр.

Порнография в данном случае выступает как метод обобществления личной жизни (privacy).

А если за парочкой, которая наблюдает, тоже следит скрытая камера, то за ними сможет наблюдать наблюдаемая парочка. И таким образом, все будут под наблюдением друг друга, но не ведая того.

Порнография может вписаться и в нравственные схемы, засевшие в умах людей, склонных держаться за поручни условностей. Так, муж и жена, снимающие свои совокупления на видео, а затем просматривающие их, по мнению многих, остаются в пределах «допустимого», потому что они, производители и потребители порнографии, остаются в рамках верности друг другу. Однако ситуация существенно (а для многих несущественно) меняется, если две супружеские пары обмениваются своими видео, – это уже ход на устранение личной жизни.

Есть разделение порнографии на soft core и hard core. Произошло оно, по-видимому, из-за того, что в soft, где пизда и хуй в действии не показываются, можно сниматься с мягким хуем, лишь имитируя половой акт, тогда как в hard, где только о хуе и пизде речь, уже никуда не спрятаться от камеры и требуется хуй твёрдый.

Какого бы класса порнография ни была, она интернациональна, она не признаёт границ между странами и народами и демонстрирует единство всех людей. В порнографии не нужно знание иностранных языков – язык похоти знают все.

Добрые дела порнографулечки

Как половая жизнь является основой нашей сознательной и особливо подсознательной жизни, прямо или косвенно влияя на все области нашей деятельности, так и порнография (отражение половой жизни) есть многофункциональный феномен, напоминающий (либо в лоб, либо деликатно) об этой основе. Вот некоторые из этих функций (фикций-фрикций).

Прежде всего порнография стремится исполнить великую романтическую мечту Фауста об остановке мгновенья, поскольку оно и впрямь прекрасно. Какое мгновение имел в виду Фауст, сомнений не вызывает. Это мгновение может быть как твоим (смотри изображение собственного совокупления), так и чужим (бери чужое) – порнография предоставляет неограниченный выбор таких мгновений, движущихся или стоячих, то есть неподвижных.

Эйнштейн, пытаясь доступно изложить теорию относительности, приводил пример ускорения времени: когда проводишь время с любимой девушкой, часы пролетают как минуты (см. с. 398). Порнография (отражающая суть провождения времени с любимой девушкой) и позволяет приостановить время, которое так быстро унеслось. Более того, вернуть время вспять (с помощью перемотки). Недаром же я писал, что «время – записывающее устройство».

Первые доисторические рисунки и скульптуры были не чем иным, как попыткой остановить мгновенье – они изображали стоячие хуи (которые, по большому счёту, стояли лишь мгновенье), а также всегда гостеприимные пизды и вечные совокупления – то есть попытка остановить мгновенье существовала испокон веков. Наскальные рисунки были наскальной порнографией.

Развитие технологии позволяло совершенствовать «остановку времени», то есть делать её более реальной и зримой: с наскальных рисунков и каменных фаллосов и вагин перешли на папирус и мрамор, а затем на холст и бумагу. Потом последовала фотоплёнка, электромагнитная плёнка и силиконовые чипы – изображение становится неотличимо от реальности, а часто даже лучше или фантастичнее его. Порнография первая хватается за последние достижения науки и техники для достижения наиболее зримой остановки времени, и наступит день, когда порнографический образ и реальный образ станут неразличимы.

Порнография позволяет человеку познать себя, ибо она – зеркало.

В древний, дозеркальный, период люди не знали, как они выглядят, пока кто-то не догадался посмотреться в своё отражение в воде. Затем стали смотреться в полированные поверхности, пока не изобрели стекло и не покрыли его амальгамой. А потом появились рисунки, фотография, кино и т. д. – новые способы отображения жизни, и прежде всего – половой.

Без зеркал мы бы не могли видеть собственное лицо, спину, затылок, шею, зад. В дозеркальной древности каждый человек был для себя внешне неизвестен и, только глядя на других, мог делать предположение, что и у него нечто похожее на лице – глаза, уши, нос, рот. Но какие? Этого человек никогда не мог увидеть без зеркальных поверхностей. Разве что узнать на ощупь. Таким образом в древности по отношению к себе человек был частично слеп.

Подобное происходит и с половой жизнью – человек слеп по отношению ко многим скрытым своим желаниям и возможностям, пока он не узнает их отображёнными порнографией. Узнавание своих желаний – и есть значительная часть познания. Мудрецы явно имели в виду порнографию, призывая познать самого себя.

Порнография – это мечта использовать красивых женщин бесплатно и по-всякому. А когда кончил, закрыл журнал или выключил телевизор или пошёл на другой сайт, то никаких: обязательств, никаких уговоров до и времяпровождений после. Так что порнография есть воплощение не только сексуальной мечты, но и социальной.

Когда-то научатся делать плотские создания, которые можно будет вызывать воображением, фантазией, материализовать их, устраивать реальные совокупления всех видов, и потом все эти объекты похоти будут исчезать вместе с желанием. То есть желания и фантазии будет вполне достаточно, чтобы из воздуха явились материализованные женщины-мужчины и с послушной страстью робота, неотличимые от человеческих существ, не оставляли ни одной фантазии неисполненной. Порнография и реальность совместятся.

Первые попытки создания идеального партнёра для женщин осуществлялись с помощью искусственных хуёв, а затем и вибраторов. А для мужчин с помощью искусственных пизд и кукол в натуральную женскую величину. Резиновые надувные женщины наряду с весьма точными копиями в полный рост из других материалов служат делу воплощения мечты. Японцы, не сомневаюсь, разработают первыми ебальный робот. А генетика сулит сладкое будущее с помощью создания людей, специально выведенных только для ебли, причём любого типа красоты и в любом количестве. Это будут существа с прекрасной человеческой плотью, которые будут жить только для любви – романтическая фантазия молодости получит весьма конкретное воплощение. Так порнография реализуется в живых существах.

Другая торжествующая функция порнографии – это демонстрирование эстетического абсолюта. Половые органы и их совокупление вызывают самые сильные эмоции восхищения, критерием силы которых является острое желание подражания (желание оказаться на месте изображений).

То, что обществом представляется как самое безобразное, грязное, ужасное и греховное, при буквально ближайшем рассмотрении оказывается самым прекрасным и чарующим.

Умопомрачительная тяга к порнографии отражает то волшебство, которым являются половые органы и влечение их друг к другу. Как я установил ранее, гениталии – это лик бога (см. General Erotic. 2001. № 38), а потому порнография – это не что иное как иконография. А мастурбация и половой акт при использовании порнографии – это молитва с обращением взгляда на иконостас. Тут срабатывает пословица «Свято место пусто не бывает» – именно от пустоты своей пизды больше всего страдают женщины. В порнографии святое место всегда полнится хуями.

Порнография разрушает стыд – это затхлое убежище от правоты желания, убежище, в которое общество загоняет человека при первом сигнале ложной тревоги за свою стабильность. Бесстыдство порнографии выводит человека на понимание общности желаний, какими бы они ему ни казались индивидуальными и особенными. Другими словами, порнография не лишает человека стыда вообще, а перемещает его во внесексуальную область (а есть ли такая?). Порнография как минимум примиряет с наготой и нормализует её. Стыд же изгоняется в его должную область, туда, где свирепствует обман, страдания, боль.

Общество и родители с детства пичкают нас идеалистическими мифами и ложью о сексе (вечная любовь, секс как высшее проявление любви, необходимость верности, моногамии, вред и стыд «извращений» и пр.). Балансом для этой лжи является порнография, которая развенчивает мифы идеалистические и заменяет их мифами физиологическими, но такими, которые возможно реализовать в жизни. В отличие от идеалистических мифов, годных лишь для искусства.

Главный миф, который уничтожает порнография, – это миф верности: мол, ни с кем другим я «этого» сделать не захочу, не смогу. Так, например, когда «омифологизированная» самка или самец смотрят на совокупления привлекательных особей, то сразу начинают мечтать оказаться на месте порногероев, и тут-то в мифозатравленном мозгу высветляется узнавание универсальности желания – оно с новым партнером только освежается и усиливается.

Или другой миф – романтичности. Что подразумевают под романтическим отношением к женщине? – Отношение бескорыстное, возвышенное, красивое. А на деле это романтическое отношение есть самое практическое и, следовательно, продажное со стороны женщины и меркантильно-лживое со стороны мужчины. Ведь из чего состоит это самое «романтическое отношение»? Из вручения женщине цветов, подарков, из всевозможных развлечений (с обязательным обедом при свечах), из экзотических путешествий, то есть из процесса покупки женщины, подсознательно или сознательно просчитывающей, достаточно ли на неё истратил мужчина денег и энергии, чтобы раздвинуть для него ноги или продаться ему на долгий срок замужества.

А что называется циничным отношением к женщине? Ебля её с первого взгляда (присущая порнографии), без подарков, без денег, а по взаимной похоти. Получается, что похоть и есть самое сильное, бескорыстное и возвышенное чувство, безоглядное и искреннее. Но именно оно порицается обществом, которое натаскивает женщин на обязательность проституции, ибо общество получает свою долю с дохода этой женщины в виде рождения своих новых членов.

Порнография – это учебник половой жизни, живейшее обучение анатомии и физиологии. А часто и психологии. Она также является практическим руководством к разного рода совокуплениям – порнография покажет и научит. Нет ни одного вопроса в области секса, на который не могла бы ответить порнография.

Но учебники бывают плохие, а потому лучшим учебником стала бы снятая скрытой камерой сексуальная жизнь порноактёров в их личной жизни, когда они совокупляются по похоти – тогда всё их умение, не показное, а искреннее и страстное и уж конечно бесстыдное, будет служить образцом для подражания.

Порнография доказывает возможность если не самой свободы, то возможности свободы, то есть отмены всех сексуальных табу – от инцеста до копрофагии, от зоофилии до изнасилований, от педофилии до анально-оральных забав. Как человек, прикованный к одному месту бытом или болезнью, может путешествовать по миру с помощью видео и Интернета, так и человек, прикованный к брачному ложу или к односпальной кровати, может стать завзятым виртуальным развратником.

Причём на огромном экране телевизора увидишь носорога в такой близи и чёткости, а главное – в безопасности, которые и не снились людям, участвующим в сафари.

Возбуждение, в которое вводит порнография, безопасно, ибо мера его всегда ограничена, так как в любой момент может быть усмирена мастурбацией с оргазмом. Этот клапан, встроенный в тело, надёжный и приятный. Подобного клапана не существует с искусственными возбудителями, привносимыми извне: алкоголем и наркотиками – их изображения не могут вызвать удовлетворения желания, а требуются лишь они сами. Неизбежно увеличивая дозы наркотика для получения наслаждения, человек доводит себя до смерти.

То же самое и по отношению к еде, если ты голоден и смотришь на изображения еды, то ничто не излечит тебя от растущего голода, кроме поглощения самой еды. Если возникает сексуальный голод от потребления порнографии, то голод этот легко снимается без вкушения чужого тела.

Порнография – это лучший соблазнитель. Самое отвратительное для меня – это подготовка женщины к принятию решения раздвинуть для меня ноги. А потому я новую бабу привожу в специальную комнату в моём стокомнатном дворце. Комната эта не простая, а золотая. В центре огромный круглый диван (а не кровать, чтобы баба не думала, что её сразу в кровать тащат). Рядом роскошный бар со всевозможными напитками, и перед женщиной оказывается несколько наполненных бокалов, фужеров, стаканов и стопок с разными на выбор «огненными водами». Я извиняюсь, что мне надо отлучиться на полчаса, и оставляю её в комнате. Замок на двери защёлкивается, чтобы не вздумала из комнаты уходить. В одной стене есть дверь в туалет, и я женщине об этом сообщаю, если ей вдруг станет невтерпёж.

Комната, что золотая, состоит из стен и потолка, которые представляют из себя огромные экраны, на которых после моего ухода начинает показываться порнография. На одной стене soft, на другой hard, на третьей – гомосексуальная жизнь, на четвёртой – оргии и так далее на восьми экранах, плюс потолок (комната-то восьмигранная). Бабе этой никуда не деться от порнографии (в туалете стен меньше, но тоже забиты еблей), и ей остаётся только выбирать, в какую стенку уставиться. Так как вся комната у меня просматривается скрытыми камерами, я легко могу наблюдать за реакцией женщины и прекрасно видеть, как даже «через не хочу» она начинает возбуждаться. Когда я возвращаюсь, все стены освобождаются от порнографии, кроме одной, на которую женщина в тот момент смотрела. Она, с горящим лицом и глазами, поворачивает голову ко мне и видит меня в халате, между полами которого торчит хуй, и она в нетерпении скидывает свои одежды. Спасибо, порнография, за выполнение чёрной работы! Теперь я берусь за творческую…

Функция порнографии – показывать то, на что смотреть якобы нельзя, а поэтому при показе возникает дополнительное чувство торжества. Значит, порнография – это показуха, что и есть сокращённо – порнуха.

Порнография скрашивает вынужденное одиночество, но и может сделать одиночество предпочтительным, то есть обречь на одиночество из-за несовершенства мира, по сравнению с ней. Порнография позволяет избегать необходимости поиска реального партнёра и тем самым освобождает от его несовершенства.

Порнография демонстрирует природу желания, его уязвимость перед оргазмом, его ваньку-встаньковскую суть. Власть порнографии отражает власть похоти – она сильна, но кратковременна. И самое важное, что смерть её так же непродолжительна, как и жизнь.

Казалось бы, можно сказать – думай о сексе и мечтай сколько угодно, но нечего об этом писать, изображать и пр. Молчи в тряпочку и фантазируй. Однако человек рождён для общения и порнография является формой общения между людьми – они делятся друг с другом своими сексуальными делами и мечтами.

Но тут вступает в силу стыд, грех и личная жизнь, разлучающие людей. То есть делиться со всеми своей сексуальной жизнью, мечтами о ней, постыдно, преступно и неприлично. Так вещает общественная мораль.

Запрещая порнографию, общество стремится лишить людей ощущения всеобщего единства, обретаемого через порнографию, выводящую на огромное количество людей, с которыми физически невозможно было бы объединяться сексуально. Таким образом, запрет на порнографию – это всё та же стратегия: «разделяй и властвуй».

Порнография является квинтэссенцией полезности и красоты. И как всё полезное, она может стать вредной, если перебарщивать. Так, красота может стать незаметной, когда её слишком много вокруг, к ней привыкаешь и перестаёшь её ценить, так как сравнить не с чем, и потому время от времени требуется уродство для вспоминаний точек отсчёта. И уродством этим является стыд, запрет и притеснение желаний.

Порнография – это именно то знание, которое различные человеческие общества старались в большей или меньшей степени утаить от человека. А так как знание – сила, то, значит, порнография – это огромная сила, меняющая мир человека. Примером её мощи можно привести использование порнографии в политике. Eliot Borenstein в статье о порнографии в России замечает, что в начале «перестройки» фотографии женщин с раздвинутыми ногами первыми стали появляться в прибалтийских газетах, и это воспринималось как преступление законов, насаждаемых российскими оккупантами, как форма политического протеста.

Таким образом сексуальная свобода связывалась с политической. Сама по себе сексуальная свобода своей основополагающей сутью может стимулировать не только политическую свободу, но и свободу искусства, моральную свободу, свободу общежития, свободу мысли. Так что искоренение тоталитаризма в мусульманских странах и борьбу с терроризмом надо осуществлять не с помощью демократии, а с помощью порнографии. Все мечети, улицы, общественные здания запрудить неуничтожаемой голографической порнографией, осуществить направленную телепередачу совокуплений по всем телевизионным каналам, забивающую все местные передачи. При исламском мужском и женском добрачном воздержании порнография подействует сильнее, чем свободные выборы или ловля Мистера Вина (ибн Ладена).

Первое соприкосновение с порнографией воспринимается как великое открытие. Вот она, истинная эврика! Освобождение приходит от осознания, что можно, оказывается, не только мечтать, а и воспроизвести мечтаемое, что это вовсе не стыдно, раз столько людей этим занимаются в открытую, и что это прекрасно, поскольку этого так сильно хочется. Твори, выдумывай, пробуй – это истинный призыв порнографии.

Порнография несёт и благородную воспитательную функцию, она воспитывает людей в духе экспериментаторства, творчества и терпимости к различным проявлениям секса.

Когда говорят: «Смотри в корень», то в приложении к людям это означает: смотри на их гениталии. В том-то и суть порнографии, что она за тебя смотрит в корень.

Все эти многочисленные функции порнографии мгновенно оскопляются оргазмом, делая её для тебя безразличной, а следовательно, лишая её всякой мощи. Но мощь её возрождается вместе с желанием. Причём порнография через некоторое время сама содействует возвращению желания. И начинается процесс саморазгона: порнография увеличивает желание, а желание усиливает действие порнографии, и все это нарастает до очередного оргазма.

Порнография – это романтика половой жизни, это волшебная сказка секса. А любители порнографии, следовательно, – самые большие романтики.

Многие пытаются запретить порнографию под предлогом вреда, который она якобы наносит. Однако эта забота вторична, ибо она исходит из желания резко ограничить сам секс, под предлогом, что он вреден, но, так как сделать это невозможно, пытаются отыграться на запрете отображений секса – порнографии.

Отношение к порнографии отражает отношение к половой жизни, а потому все эмоции, связанные с половой жизнью или с её ограниченностью, обрушиваются на порнографию. А потому можно весьма точно определить, какова половая жизнь у данного человека по его отношению к порнографии.

Фраза Достоевского, ставшая расхожей, о красоте, которая спасёт мир, обретает зримое воплощение в порнографии, отображающей идеальную и абсолютную красоту половых органов и их совокуплений. Участие порнографии в спасении мира состоит в освобождении людей от стыда и вины, которую люди испытывают перед исконной красотой. Осознанное принятие полового «эталона красоты» приведёт к устранению «запретной зоны», именуемой «личной жизнью» (privacy), выгороженной для половой жизни. Под предлогом сохранения неприкосновенности личной жизни злоумышленники используют её огороженное пространство для сокрытия в нём своих: уголовных преступлений (шкафы, полные скелетов). То есть люди так яростно охраняют личную жизнь, потому что там, помимо секса, могут быть запрятаны и какие-то совершённые преступления.

Когда с помощью распространения порнографии сами половые органы и половые акты станут предметом открытого и всеобщего восхищения, тогда половая жизнь, как единоличная, так и групповая, станет предметом всеобщего наблюдения и восхищения. Таким образом, приемлемость порнографии будет множить порнографию, делая каждого человека не только её потребителем, но и её производителем. В то же время устранение личной жизни с помощью порнографии будет способствовать раскрытию уголовных преступлений, которые скрывали в подвале «личной жизни». Порнография как метод раскрытия преступлений! Совсем неплохо.

Например, искусство…

Сколько законопослушной гордости у художников, фотографов, киношников, создающих изображения обнажённых тел, когда они произносят сакраментальную фразу, мол, их работы не предназначены для эротического возбуждения, а несут иную, высшую цель. (Будто есть более высокая цель, помимо эротического возбуждения.) А что, если, несмотря на убеждённость творцов в «непредназначенности», их работы всё-таки вызывают эротическое возбуждение у каких-то людей? Что же за чума это «эротическое возбуждение», которого надо так избегать в произведении искусства, и что же делать, если избежать её не удалось? – Рыть могилу забвения для этого произведения уже не искусства?

Но должна ли работа быть обязательно произведением искусства, чтобы повлиять на общество так сильно, чтобы повернуть его развитие в иную сторону? Или усилим вопрос: можно ли создать такое сильно влияющее на общество произведение, основная цель которого именно вызвать «эротическое возбуждение»?

Ответом на этот вопрос явился фильм Глубокое горло (Deep Throat), вышедший на экраны Нью-Йорка 12 июня 1972 года. До этого знаменательного события кинопорнография, разумеется, существовала, но она состояла из кратких ебальных сцен и показывали их в специальных кинотеатрах, куда ходили практически только мужчины, причём малореспектабельные, а если кто поприличнее, то делали они это тайно, будто совершали преступление.

А тут вдруг появляется полнометражный порнографический фильм с забавным сюжетом, начинающийся как обыкновенный художественный фильм, то есть без всякой ебли, но по ходу действия разворачивается история молодой женщины, которая мучается отсутствием сильных ощущений при ебле, и она во что бы то ни стало хочет испытать оргазм. После посещения врача оказывается, что в силу неисповедимости путей господних клитор у этой женщины располагается в горле, из чего следует очевидное решение проблемы – брать хуй так глубоко в горло, чтобы он тёр тамошний клитор и тем вызывал оргазм. Эта анатомическая аномалия делает юную женщину такой чудесной хуесосательницей, что её умению, граничащему с искусством, посвящается значительная часть фильма.

На этот фильм клюнуло голодное общество прежде всего потому, что он вышел в обличии общепринятого фильма и шутливо, а не упёрто показывал радостные половые общения. Впервые респектабельные матроны, матери, молодые и старые женщины в одиночку и с мужьями и любовниками пошли на порнофильм, который показывался в обыкновенных, а не в специально отведённых для порнографии кинотеатрах.

Так же впервые о порнографическом фильме стали писать в газетах и журналах, упоминать на телевизионных шоу и по радио.

После того как толпы, стоящие в очереди на этот фильм, не спадали неделями, в «Нью-Йорк тайме» появилась статья о новом порнографическом феномене. Так впервые самая уважаемая и всемирно известная газета написала о порнографическом фильме. Эта статья буквально стала индульгенцией для интеллектуального высшего общества Нью-Йорка, и высший свет повалил смотреть Deep Throat. Ну а когда стало известно, что Жаклин Кеннеди тоже очаровалась гимном хуесосанию и женскому оргазму, то началась ходынка. Но без жертв среди зрителей, а только среди создателей Deep Throat.

Режиссёром и постановщиком фильма был Gerard Damiano, бывший парикмахер из Queens, женатый и при двух детях. Он любил женщин, а те любили его в ответ, и одним из проявлений этой любви были женские откровенничанья в процессе стрижек и перманента (сперманента?). Вот он и наслушался о массовой женской неудовлетворённости в браке, и решил парикмахер сделать фильмы про еблю, благо он и тем и другим давно увлекался.

В то время единственный доступный путь в кинематографию для простых смертных была порнография. Для многих прославившихся режиссёров порнографические фильмы были первым шагом для того, чтобы попасть в Голливуд. А вскоре на студии Paramount стали сниматься порнофильмы, тихо, без рекламы, тайно – киношники делали деньги.

К тому времени, когда к Gerard Damiano пришла идея Deep Throat, он уже имел некоторый опыт изготовления порнофильмов, и когда к нему на пробы привели молодую женщину Linda Lovelace и она продемонстрировала своё искусство, состоящее в полной подавленности рвотного рефлекса, то Damiano понял, что нашёл свою путеводную порнозвезду. Буквально за несколько дней он написал свой нехитрый сценарий, и понеслись съёмки. Однако он совершил одну ошибку, за которую ему пришлось дорого расплатиться.

Deep Throat – самый коммерчески успешный фильм в истории кинематографии: его изготовление обошлось в 25 тысяч долларов, а заработали на этом фильме 600 миллионов. Только из этих богатств Damiano ничего не досталось. А всё потому, что в деловые партнёры (ему нужны были деньги на создание фильма) он взял двух приятелей мафиози – Damiano ведь всё-таки итальянец. Так что после того, как на фильм обрушился успех, Damiano вынужден был «добровольно» переписать все права на своих партнёров, иначе бы он оказался с переломанными руками и ногами. Великая хуеглотательница Linda Lovelace (настоящая фамилия Boreman) получила за своё участие в фильме всего 1250 долларов. Плюс славу. Но и славой она не смогла толком воспользоваться. Произошло это потому, что хуеглотательство было её единственным талантом, а разума Linda была лишена основательно, что она неоднократно доказала своим поведением впоследствии. Но это отдельная тема.

Damiano был вполне разумен и вовсе не считал свой фильм произведением искусства ни с точки зрения актёрского мастерства, ни тем более режиссёрского. Это была добрая порнографическая шутка, которая рассмешила (возбудила) всю Америку, потому что в шутке была огромная доля правды.

Следует помнить, что хуесосание в христианской и других антимудацких культурах считалось одним из самых ужасных извращений, часто похуже анального секса. А в фильме ещё мужик женщине клитор лижет, о чём в библиях вообще помалкивают, потому как те мужики, что библии сочиняли, про клитор и не слыхивали – они требовали, чтобы гонимые проститутки им хуй сосали.

Фильм оказался таким успешным, ибо потакал мужской мечте, чтобы для женщины сосание хуя было великим наслаждением, и выдумка, будто в горле у женщины задействован клитор, подтверждала для мужчин, что женщинам сосать хуй должно быть чрезвычайно приятно и, чем глубже ты засаживаешь ей в горло, тем счастливей должна становиться женщина. То есть этот фильм насаждал ещё одну иллюзию и делал мужчин только более эгоистичными в сексуальных отношениях. А мужчинам только это и нужно.

Женщины же, клюя на всякую лестную ложь, небось думали, обделённые наслаждением, что, если попробовать сосать хуй да взять его поглубже, может, и впрямь приятней будет.

Так что после этого фильма хуесосание стало женщин прельщать как нечто самое желанное для мужчины и в то же время страшить, так как многие женщины не умели это делать или не хотели. Они стали спешно учиться, как не задохнуться и подавить рвотный рефлекс, засовывая хуй в горло. Началась народная оральная самодеятельность.

Но клитор пребывал на прежнем месте, а вовсе не переместился в горло из-за фильма. И это по-прежнему для женщин оставалось главной проблемой. Однако о ней впервые в Deep Throat заговорили вслух, причём громко. Женщина-актриса в открытую стремилась к наслаждению и не получала его – то, что было так близко большинству женщин. Linda Lovelace сразу стала символом обыкновенной женщины в поисках законного, причитающегося ей оргазма. А это мгновенно сделало Линду воплощением борьбы женщин за утаиваемые от них наслаждения.

Церковники и прочие хуепиздоущербные тоже не сидели сложа руки (на гениталиях) – начались громкие протесты и суды. Судья в Нью-Йорке признал фильм непристойным и запретил его к показу в городе, торжественно скаламбурив: «Это именно то горло, которое следует перерезать». Судья думал, что подписал смертный приговор фильму, а в действительности лишь вдохнул в него новую жизнь – фильм устремился по городам и весям Америки.

Мафия взялась за дистрибьютерство, продавая копии фильмов в кинотеатры и требуя половину дохода. Один владелец кинотеатра продал дело и вышел из бизнеса, только чтобы не быть связанным с мафией, другого, отказавшегося платить, нашли убитым, у третьего сожгли кинотеатр.

Моралисты каждого города были пронзены заглотанными хуями с экрана в самое сердце. Эта буча материализовалась в многочисленных судах, вспыхивавших в различных городах, где шло Глубокое горло.

Когда суды стали запрещать показывать «Горло», владельцы кинотеатров впервые не подчинились и подали апелляции – слишком велики были доходы, чтобы от них так легко отказаться. И опять-таки впервые на судебных заседаниях и в разговорах в открытую произносились слова «оргазм» и «клитор» – для многих: совсем незнакомые или шокирующие.

На одном из судов защитник убеждал присяжных, что фильм этот образовательный, просветительный, утверждающий, что женщины могут и должны испытывать оргазм. Прокурор же утверждал, что это фильм вреден для женщин, так как учит их неправильному клиторальному оргазму, тогда как правильный оргазм только вагинальный. Следует ли говорить, что прокуратура состояла только из мужчин, делавших своих жён счастливыми, ебя их по минуте раз в неделю, изо всех сил стараясь не прикасаться к клитору, чтобы, не дай бог, те не испытали неправильный оргазм.

Судья по-соломоновски решил проблему – взял всех присяжных в кинотеатр смотреть «Глубокое горло», чтобы они сами для себя решили, что же на экране происходит. В процессе просмотра присяжные смеялись сексуальным шуткам, и прокурор сразу понял, что проиграл дело, так как социальную значимость – смех – отрицать нельзя. (А социально значимую серьёзность похоти отрицать, увы, можно.) Напоминаю, что социальная значимость выволакивала на свободу любое порнографическое произведение из категории непристойности, которая запрещалась законом. Порнография же как таковая недавно заимела право на существование в специально отведённых местах (в чертах оседлости).

В 1973 году сливки американского дерьма подали в суд на более чем сто человек, причастных к Deep Throaty включая киномехаников в кинобудках, обвиняя всех их в ужасных нарушениях против нравственности. Козлом отпущения сделали Harry Reems, актёра, игравшего роль врача, поставившего Линде этот потрясший общество диагноз. Harry заработал всего 250 долларов на Deep Throat и не имел никакого отношения к производству фильма, кроме того, что обладал удивительной, всегда подручной эрекцией.

Впервые в истории США актёра осудили на пять лет за факт исполнения роли. В защиту Harry выступил весь Голливуд, включая Jack Nicholson и Warren Beatty. Всех осуждённых спасло, что вскоре избрали в президенты Картера, и демократы спустили это судилище на тормозах.

Многие порнографы того времени, и в том числе сам Gerard Damiano, были убеждены, что порнография вот-вот сольётся с традиционной кинематографией. Но этого не произошло, а образовалось ещё большее размежевание, так как изобрели видеомагнитофоны и порнографию поставили на конвейер. Одна постаревшая порнозвезда утверждала, что если сейчас молодёжь идёт в порно за деньгами, то тогда шли в порно из протеста. (Она не учла, что протестовать, как и любить, можно, получая деньги.)

В 1980 году общество любителей кино Гарвардского университета решило поправить свои финансовые дела и для этого придумало пустить Deep Throat Толпа феминисток, ставших бороться против порнографии, пыталась не допустить зрителей в зал, который в дневное время использовался как столовая – феминистки возмущались тем, что люди будут смотреть фильм за столами, за которыми едят, – видно опасались, что зрители станут в течение фильма изливаться на столы и на следующее утро придётся столы вылизывать. И вообще порнография унижает женщин.

После окончания фильма полицейские арестовали двух студентов, обращаясь с ними так, будто они совершили убийство. Все зрители встали и скандировали феминисткам и полиции: Fuck you!

Феминистки, которые начинали в авангарде сексуальной революции, принародно снимая и выбрасывая в мусор бюстгальтеры и предаваясь свободному сексу в процессе потребления наркотиков и пожирания горстями противозачаточных таблеток, теперь переокантовались (от слова cunt) и ополчились против порнографии, которая якобы эксплуатирует (использует их богом данные отверстия) и унижает женщин (из стойки «смирно» кладёт их в лёжку «вольно»).

Я же считаю, что если порнография кого унижает, так это мужчин. Она демонстрирует мужские мечты, которые у большинства никогда не исполнятся, а что может быть унизительней, чем когда тебя тыкают носом в то, что тебе так желанно, но чего ты никогда не получишь. Для женщин же порнография просто даёт полезный совет: не строй из себя неприступную фрю, а раздвинь ноги, и сразу на тебя выстроится очередь мужчин и тебя одарят вниманием, без которого ты так мучаешься.

Истинной причиной ненависти феминисток к порнографии оказалась их неспособность к продолжительной сексуальной свободе, которая обязывает их к признанию факта, что они для мужчин – прежде всего сексуальный объект. В какой-то момент такое отношение становится для женщины недостаточным, когда она хочет и становится матерью. Тогда она перестаёт быть сексуальным объектом для мужчины, и у неё возникает острейшая ревность к женщинам порнографии. Вот что пишет женщина-исследовательница о причинах женской ревности (особенно в Штатах), принимающей личину благородной ненависти.

Во-первых, женщины в порнофильмах чрезвычайно привлекательны, молоды, с большими высокими грудями и крепкими задами. Они являются ходячим укором женщинам, которые бьются со своим излишним весом и обвислыми грудями. Обыкновенная женщина оказывается абсолютно не конкурентоспособна с классическими образцами совершенства, которые поставляет порнография. Так осуждение женщин за то, что они работают в порноиндустрии, без сомнения, проистекает из чувства собственной неполноценности и зависти осуждающей.

Во-вторых, женщины в порно всегда сексуально доступны, раскрепощены и легко достигают оргазма – а этого всего как раз и не хватает обыкновенным женщинам. В действительности ли женщины в порноиндустрии такие – это не важно, потому что здесь уже работает имидж. И опять-таки соответствовать ему обыкновенным женщинам практически невозможно…

В-третьих, женщины в порнобизнесе всегда желанны для мужчин, и прежде всего для своих любовников и мужей. А это вызывает зависть у жён, чьими сексуальными и эмоциональными потребностями их мужья, как правило, пренебрегают.

Итак, чтобы произвести сильное впечатление на человека, оказывается, вовсе не обязательно делать это с помощью интеллектуальных заходов, просто надо резко ограничить какую-либо его естественную потребность, например, держать на хлебе и воде в течение нескольких лет, а потом привести этого человека в ресторан и накормить мясом с картошкой. Впечатление, которое будет произведено на этого человека, будет настолько сильным, что останется в памяти до конца его жизни.

То же самое произошло и с Deep Throat – огромное количество американских мужчин и женщин жили на хлебе и воде семейной половой жизни, и вдруг фильм Deep Throat, рассказывающий, что за каждым углом находится роскошный и доступный ресторан, где можно наесться всласть мяса с картошкой.

Придуманный клитор в горле и необходимость добычи женщиной оргазма были лишь предлогом для того, чтобы показать в фильме вагинальный и оральный секс – то, о чём до тех пор не позволялось ни говорить в открытую, ни видеть «приличным» людям. И вот фильм с бездарными актёрами, дурацким сценарием стал самым популярным фильмом, радикально изменившим отношение к порнографии только потому, что впервые накормил зримым обедом ебли людей, голодающих по ней долгие десятилетия.

Но если бы эмоции узников лагерей смерти исчерпывались бы радостью от избавления от голода, а их освободителей – гордостью от свершённого доброго дела, то преступники и убийцы, мучившие людей в лагерях, остались бы безнаказанными. А вот виновные в сексуальных притеснениях и истязаниях большинства жителей Америки так и остались безнаказанными. Те же истязатели, обвинившие актёра и приговорившие его к пяти годам, не только остались на свободе, но продолжают пребывать уважаемыми членами общества.

Порнография занимается изображением счастья. Катарсис, который испытывает её потребитель, снимается оргазмом. Искусство же строится на неудовлетворённых желаниях, несчастьях, несвершённости всякого рода. А порнография провоцирует поставить точку оргазма над i искусства. Порнография, таким образом, является happy end-ом искусства. В силу этого порнография может быть сделана искусно, но искусством быть не может. Единственный способ интегрировать порнографию в искусство – это изображать сексуальные сцены несчастными, но тогда эти сексуальные сцены перестанут быть порнографией.

Вследствие этой особенности порнография может быть романтическая, реалистическая, документальная, экспрессионистская, символическая – но она никогда не может быть абстрактной.

Респектабельное романтическое искусство знаменито своими happy end-ами, а по сути имитирует ими порнографические фильмы, главный канон которых – happy end оргазма, – неминуемо приходит к каждому участнику фильма и тем создаёт жизнеутверждающий оптимизм, столь желанный зрителям как романтических, так и порнографических произведений.

Астрология являлась отражением желания познать судьбу. Познания не получилось, но зато образовалась астрономия, давшая большую пользу.

Алхимия являлась отражением желания разбогатеть (сделать золото из чего угодно), но она способствовала развитию химии, опять-таки небесполезно.

Порнография, являясь отражением желания доступной и вечной любви (а под ней подразумевается вечное наслаждение), явилась стимулом для развития науки и техники, а также для развития личных отношений, превращая их в общественные.

Делая самое интимное дело общим делом, порнография тем самым увеличивает власть общества, объединяя, а не разделяя его членов.

Порнография, подобно астрологии и алхимии, не удовлетворит отражаемых ею желаний, но зато преобразует общество так, чтобы эти желания легче и лучше удовлетворялись.

Интернет позволяет избавляться от посредников – покупать товары прямо от изготовителей и практически устранил препоны для обмена товарами. Не нужны агенты, не нужны магазины, не нужны личные встречи. То же происходит и в порнографии – не нужны сводни, не нужны бордели, не нужны журналы и порнокинотеатры. Люди сами делают порнографию и обмениваются ею. То есть может наступить время, когда порнография будет не столько коммерцией, сколько образом жизни. Происходит разграничение порнографии, подобное разграничению совокуплений: за деньги или по похоти (или за то и другое вместе).

Присутствие полуобнажённого тела чуть ли не на любой рекламе теперь считается само собой разумеющимся. Скандалы с сексуальными рекламами Calvin Klein всё больше расширяют границы приемлемого. Женское лицо в состоянии наслаждения – повсеместный вариант нашлёпки на рекламу любого товара. Стало вполне допустимым зрелище раздвинутых женских ног – это началось с женских брюк, затем стали допустимы женские шорты и вскоре перешли на нижнее бельё, а теперь оно усело до полоски материи (thongs), которая невидимо утопает между ягодиц, и полоска эта настолько узкая, что если развести ягодицы в стороны, то окружность ануса будет вылезать за ширину этой полоски.

Благодаря великим делам, вершимым порнографией, когда-то станет повсеместно приемлемой полностью открытая пизда (заодно с хуем). Тогда она хищным зверем бросится в рекламу. Представьте, стоят винные бутылки с этикетками, на которых названия вин украшаются не пейзажами или животными, как сейчас, а разнообразными пиздами и хуями. Или обувные коробки, на которых имя знаменитого дизайнера впечатляет вместе с растянутыми в стороны ягодицами. Или такой вариант: одна и та же реклама изделия стоит месяцами и на ней только меняются пизды и тем самым постоянно освежается действие этой рекламы.

Всё, что продаётся и подлежит рекламе, будет когда-то снабжаться изображением гениталий и соитий.

Постепенно лица кинозвёзд на рекламах станут заменять их пиздами. Актрис научатся узнавать не по лицам, а по их пиздам. И сразу возникнут конкурсы отгадок-узнаваний: «Чья это пизда?»

Скажете – надоест! Но ведь еда не надоедает? Да, после обильного обеда на любые яства уже смотреть не можешь, но проходит несколько часов, и голод снова тут как тут. Не то же ли самое и с порнографией?

Но, чтобы продлевать интерес к порнографии, следует делать рекламный «coitus interruptus», и в самые ответственные моменты (перед введением в очередное отверстие, за секунду до семяизвержения и т. д.) прерывать показ и давать рекламу какого-либо товара. Зритель будет вынужден особенно остро воспринимать эту рекламу, так как все чувства его находятся в состоянии сильного возбуждения.

И наоборот, любая политическая или научная передача будет прерываться порнографическим куском, тогда любая самая скучная программа станет всем интересна. (В античные времена детям давали еду в тарелках, на которых были изображены совокупления. Так как изображения эти были скрыты античной кашей, дети с аппетитом и быстро её съедали, чтобы добраться до «золотого дна».)

Порнография образно реализует любую сексуальную фантазию, и общество получает видимую цель, на которую оно обрушивает свою нетерпимость или ненависть. Как суеверные люди делают куклу, которая должна изображать врага, и протыкают её иголками, так общество запрещает тот или иной вид порнографии, надеясь, что таким способом уничтожит людские сексуальные фантазии. Однако именно они приводят нас к наслаждению, которое мы должны не получать, а делить с каждым, кто окажется единым с твоим телом, а значит, и с душой, каким бы кратким это единение ни было.

Использованные источники информации

1. Документальный фильм Inside Deep Throat (2005).

2. Eliot Borenstein. Stripping the Nation Bare. Russian Pornography and the Insistence on Meaning – in the collection of papers: International Exposure. Perspectives on Modern European Pornography, 1800–2000 / Ed. Lisa Z. Sigel. New Brunswick, New Jersey and London: Rutgers University Press, 2005.285 p. ISBN 0-8135-3519-0.

3. Сайт феминисток, которые любят порнографию: http://www.zetetics.com/тас/ххх/chap1.htm

 

О волосах лобковых

Впервые опубликовано в General Erotic. 2008. № 174.

Передо мной книга, по-феминистски слепо анализирующая изображения женских волос в литературе, в живописи и в кино, причём все женские волосы как на голове и лице, так и значительно ниже сваливаются в одну кучу. Вот почему в этой книге я не нашёл практически никакой интересующей меня информации и рецензировать её не буду, но зато она натолкнула меня на размышления о волшебстве лобковых волос. О них-то и стоит поговорить.

Из всех женских волос наиболее сильно меня волнуют лобковые волосы, ибо они являются главными волосами на теле женщины, а остальные волосы – это лишь их производные. Даже волосы на голове, которые появляются первыми, можно рассматривать как вестников о грядущих волосах лобковых. А когда последние появляются, то в волосах на голове легко видится отражение оных.

Я не буду рассматривать украшения – выстригания лобковых волос в виде сердечка или выбривание всего, кроме щепотки волос над клитором как напоминание о былой роскоши – всё это результат подлых представлений о красоте, рассчитанных на умопомрачённых мужиков, которые составляют гогочущее большинство.

Я также не буду рассматривать подстригание лобковых волос по периметру, чтобы они не вылезали из-под трусиков – это лишь мелкое проявление большого и крайнего, о чём я только и хочу говорить, а именно: о полном выбривании лобковых волос, что неизбежно влечёт выбривание волос на больших губах. Часто я буду объединять эти волосы и сокращённо называть их – пиздяные волосы. Делаю я это исключительно для придания научности моим рассуждениям.

Мой тезис прост: борьба с пиздяными волосами – это одна из форм борьбы с самой пиздой. А потому я рассматриваю бритьё, выдёргивание и всякое уничтожение волос на пизде как самоистязание, как ненависть к себе, как отвергание своей сути. Причём женщина это делает, чтобы угодить мужчинам, испытывающим страх и отвращение к пизде, а в итоге – ненавидящим её. Только тем лобковые волосы могут показаться уродливыми, кому представляется уродливой сама пизда. Если ненавистники пизды не могут её вырезать, то требуют хотя бы сбрить волосы, указывающие на пизду, украшающие и охраняющие её.

Единственные приемлемые культурой волосы у женщины – это волосы на голове, да и те в исламе и других культах тщательно скрываются перед всеми мужчинами, кроме мужа. (В исламе хотя бы чётко и честно заявлено, что всё в женщине – это намёк на её ебальное назначение, и особенно волосы, а потому всё должно прятаться от ебущих взоров мужчин.)

Волосы на голове веками раскручиваются как воплощение женской красоты, и многомиллиардная промышленность работает лишь на то, чтобы эти волосы блестели, не выпадали, приобретали любой цвет, а также были бы прямыми или курчавыми и чтобы укладывались в разнообразные формы. Волосами на голове не могут налюбоваться ни сама женщина, ни зрители, ни те, кому дозволено до них прикасаться.

Лобковым же волосам, в отличие от головных, уготована судьба изгоя, которого часто уничтожают как класс. Их считают настолько уродливыми и ужасными, что ожесточённо сбривают или вырывают с корнем, придумывая массу фальшивых, но социально одобренных предлогов: от гигиены до религии.

Никто не предлагает женщинам сбривать волосы на голове, но их всячески науськивают уничтожать волосы на лобке, и женщины, по присущей им готовности следовать любой моде, радостно подчиняются и сбривают «уродство» лобковых волос.

(Следование моде представляется для женщин как гарантия привлечения внимания мужчин без всяких умственных или физических усилий: будь модной – и все мужчины тебя захотят.)

Если про человека говорят: «Не место красит человека, а человек место», то с волосами происходит обратное: волосы становятся либо символом красоты, либо символом уродства в зависимости от места, на котором они растут. Голова – средоточие разума, и на ней волосам расти можно, а на пизде, средоточии наслаждения, нельзя. Таким образом, согласно другой поговорке: «С кем поведёшься, от того и наберёшься», волосы на голове набираются ума и красоты, а волосы на пизде – уродства и непристоя.

Чтобы оправдать свою неприязнь к пиздяным волосам, пиздюки рассматривают их как грязь, подобно всему, что исторгается телом, то есть волосы для них – одна из форм дефекации, а особенно вокруг тех мест, из которых и происходят самые «ужасные» выделения.

Мужчина видит или нащупывает волосы на лобке женщины, и они становятся сигналом к действию – теперь он что-то должен делать с пиздой. Лобковые волосы обязывают, они требовательны, как рубеж, который надо преодолеть, а многие мужчины не способны к действию, а потому предпочитают, чтобы женщина сбривала лобковые волосы, чтобы они не вынуждали мужчину демонстрировать своё бессилие перед пиздой. Мол, засунул руку в трусы, а там кожа (на живот похожа) – подержал и убрал, коль сама ноги не развела.

Известно, что девственник и болтун, называемый критиком, Джон Рескин не смог выебать свою молодую жену, придумывая разные объяснения: от нежелания иметь детей до религиозных убеждений, но потом он признался в своём отвращении к её лобковым волосам. До брачной ночи он видел только изображения подлого христианского искусства, где бабы показывались без лобковых волос или вообще без пизды. Так что когда он впервые в жизни увидел пизду, то отказаться от брака, потому что ему была страшна пизда, было невозможно, но отказаться потому, что ему противны волосы на пизде, – это был знак великого эстетизма, присущего Рескину. Понимаете теперь, откуда берутся эстеты и их эстетика?

Вот почему брак Рескину пришлось аннулировать, и Рескин (по непроверенным данным) до конца жизни выдёргивал волосы из собственного лобка.

Восхитительно, какими простыми средствами бог указывает на половую зрелость. Это не вырастание шишек на лбу, не возникновение какого-то нового органа, это те же волосы, но они начинают расти в новом, поистине знаковом месте, именно там, где созрело, где будет происходить процесс, необходимый для зачатия. Бог распорядился простенько, но со вкусом.

Мужчины требуя, а женщины сбривая волосы на лобке, стремятся уничтожать божественные знаки половой зрелости. Женщина в угоду мужчине старается предстать сексуально незрелой девочкой, которой можно повелевать, пизды которой можно не бояться, потому что она не забеременеет. Борьба с пиздой, с половыми признаками волос устремляется и много дальше, в желание уничтожить все свои вторичные половые признаки – грудь, бёдра, то есть плоть – с помощью голодания. Анорексия является в виде окончательного решения полового вопроса. Не зря я рассматриваю бритьё пизды как самоистязание, ибо, начав отрицать пиздяные волосы, легко закончить отрицанием своей плоти.

Более того, зрелость не существует сама по себе, а приобретает свой смысл через еблю. Таким образом, выступление против лобковых волос – это не только выступление против половой зрелости, но и против ебли.

Уничтожение лобковых волос у женщины – это лишение одной из форм объятий – при совокуплении лобковые волосы любовников обнимаются, сплетаются, сливаются.

Кроме того, в лобковые волосы можно запустить руку, потрепать, погладить, а также таскать за волосы, драть пизду за волосы, коль провинится (прячется между сжатых ног), выволочить за лобковые волосы даже при сжатых ногах.

Приникая к лобковым волосам, даже при сжатых ногах, чуешь манящую близость пизды, они указывают на неё пальцем своего треугольника. А вид головокружительного контраста волос, на безволосой коже тела и розового зева влагалища (ведь только контрасты придают чувствам остроту) – всего этого хотят нас лишить, чтобы и сама пизда смотрелась оскоплённо. Уничтожать пиздяные волосы – это всё равно, что со стебля, на котором растёт цветок, срывать листья.

Волосы на пизде обязательны как борода на лице у правоверного мусульманина.

Когда мужчина бреет лицо, он открывает черты своего лица, по которым можно читать его характер. Когда женщина бреет лобковые волосы, она открывает пустоту кожи. Именно лобковые волосы и были чертами её характера, которые можно было читать: курчавые они или прямые, густые или редкие, растут треугольником или дорожкой и т. д. Поэтому женщина не открывает себя, сбривая лобковые волосы, а скрывает. Кожа сама по себе в том месте не отличается от кожи выше, на животе, но волосы на лобке придают этой коже индивидуальность, лицо. Пизда без шапки волос – такое же оскорбление для пизды, как голова горца без папахи или голова набожного еврея без ермолки. Лобковые волосы – это знамя пизды. А вот вам поэтическое изложение:

Курчавое знамя пизды виднее, чем в небе кресты.

Мусульманки и прочие женщины, опасающиеся простоволосия, ведь не сбривают волосы на голове, что было бы принципиальным решением вопроса «постыдных» волос. Нет, они волосы хранят и лелеют и только прячут их под разные тряпки. То же самое применимо и к лобковым волосам – прячь их под тряпками трусиков, но не убивай их.

Лисистрата выдёргивала и подстригала волосы якобы для установления мира – мол, без волос воинам легче попасть в западню пизды. Не следует забывать, что писал это Аристофан, мужик, а женщина такую глупость делать не могла, ибо она прекрасно знает, что волосы для пизды – это приманка, а не преграда. Правильнее видеть в лобковых волосах паутину, которую плетёт паучиха пизды.

Процесс бритья является для многих женщин предлогом пообщаться со своей пиздой, которой они стыдятся, которую считают грехом, грязью. А так, выбривая, можно на неё и посмотреть и даже помастурбировать, раз уж добралась до «проклятой».

Безволосое тело мужчины не считается женоподобным и приемлемо обществом, тогда как волосатость женщин вызывает общественный протест. Есть женщины, у которых волосы от лобка поднимаются тропинкой к пупку, а часто и целым полем. Нередко волосы растут по окружности сосков, в промежности, и у некоторых женщин внутренняя часть ягодиц покрыта волосами. У таких женщин, как правило, большой клитор, и гетеросексуальные мужчины боятся его, как в засаде конкурирующего хуя. А потому, требуя сбривания пиздяных волос, мужчины борются с конкуренцией, которая параноидально видится им на каждом шагу.

Волосы лобка на безволосом теле женщины как оазис в пустыне. В юности я написал венок усечённых сонетов Majore Dei (ГЛАВНЫЕ БОГИ). Каждой части женского междуножья посвящался сонет. Первым был Pubis (ЛОБОК). В то время женщинам и в голову не приходило его брить – это делалось только перед абортом или родами, да и то далеко не всегда.

PUBIS

Нет, не мираж, а истинный оазис в награду получил мой дерзкий взгляд, искавший не средь Африк или Азий, а средь пустынных тел колодца клад. Так в детстве, помню, тайно пронесёшь в оазис взор (а только это зримо), и как ни дивно зрелище, но всё ж с предчувствиями несоизмеримо. План клада лишь со временем созрел: я стрелку в треугольнике узрел.

Для людей, ненавидящих секс, лобковые волосы греховны по своей двойной сути: во-первых, они указывают на половое созревание, а во-вторых, тычут в пизду. А для соблазнителя юных девушек они знак опасности: он видит волосы на лобке девушки и понимает – надо предохраняться.

С давних времён ведьмы и дьяволицы всегда черноволосы. А прекрасные, добродетельные женщины – светловолосы. Происходит это потому, что чёрные лобковые волосы ярче выделяются на женском теле, чем светлые. То есть черноволосые женщины считаются более развратными, чем блондинки. Таким образом, выбривание лобка – это один из способов борьбы с развратом. В этом смысле лобковые волосы – это клеймо.

Если взять мужское тело, покрытое волосами как пример рафинированной мужественности, то член, вырастающий из волос, – это единственный орган с кожей, не покрытой волосами. Самый мужественный орган, оказывается, имеет самую женственную нежную безволосую кожу. Мужественность в итоге превращается в женственность. Единственный способ уничтожить это проявление женственности в мужчине – это отрезать член.

А у женщин самое женственное, самое нежное: клитор, малые губы и влагалище – окружены, откуда ни возьмись взявшимися, «мужественными» волосами.

Получается, что самая мужественная часть мужчины, орган, делающий его мужчиной, – безволос. А самая женственная часть женщины прячется в волосах. Для мужчины безволосый хуй идёт вразрез с понятием мужественности, которая ассоциируется с волосатостью. А для женщины волосатость лобка и больших губ противоречит понятию женственности, которая ассоциируется с гладкостью кожи. Таким образом мужчина в самой своей мужественности уподобляется женщине, а женщина в самой своей женственности уподобляется мужчине. И только совокупление снимает это противоречие, когда хуй скрывается во влагалище, а снаружи остаётся единство лобковых волос.

Пизда – это не пудель, которого подстригают в бамбошки, пизда – это тигрица, и подстригать её под пуделя – это лишь издеваться над ней, в неволе. А дрессировать её можно лишь наслаждением, а не бритвами и ножницами – иначе сожрёт и не подавится.

В обнажённой натуре лобковые волосы женщины – это последняя граница приемлемого обществом искусства, после которой начинается порнография.

В детстве на пляже не было ничего более притягательного, чем подмечать у какой-либо женщины волоски, вылезающие из трусиков. Так формировалось у меня понятие красоты и мои эстетические принципы.

 

Идеальное изнасилование

Впервые опубликовано в General Erotic. 2010. № 211.

Определение изнасилования или изнасилование определения

Об идеальных убийствах, то есть о таких, когда убийцы остаются безнаказанными, написано бесчисленное количество романов. Люди мечтают об убийстве, которое сойдёт с рук. Однако об идеальных изнасилованиях я что-то не читал ни романов, ни научных исследований. Сама идея, что изнасилование возможно описать таким «положительным» словом, как «идеальное», то есть прекрасное и возвышенное – такая идея считается не только кощунственной, но и прежде всего «политически некорректной». Из этого следует, что об изнасиловании можно говорить только как о преступлении, жестоком, бесчеловечном и недопустимом.

Тем не менее нет такого мужчины, который бы в своих фантазиях не изнасиловал женщину. И нет такой женщины, которая бы в своих фантазиях не представляла себя изнасилованной. Приятно изнасилованной. Однако вслух об изнасиловании говорят только с ненавистью, ужасом и отвращением. Почему? – Потому что в открыто обсуждаемом изнасиловании неразрывной составной частью, а чаще всего его сутью являются жестокость, увечье, боль и часто убийство. Такое, разумеется, не может входить в женские мечты об изнасиловании.

Поэтому необходимо определить, что под изнасилованием понимают мораль и законы и что под изнасилованием понимаю я.

На протяжении столетий законодатели выслуживались перед моралью, подводя под изнасилование одно действие за другим. Сначала за изнасилование считалось введение хуя в пизду, преодолевая сопротивление женщины. Потом туда подключили введения хуя в два другие немаловажные отверстия, тоже, кстати, вопреки сопротивлению женщины. Исчерпав все отверстия, юриспруденты взялись за руки («чтоб не пропасть поодиночке»), а также за язык, который до клитора доведёт. Использование языка против воли женщины тоже решили назвать изнасилованием.

Следующим номером этой программы стало расширение понятия «женского сопротивления». В давние времена от насилуемой требовали кричать и драться в процессе всего совокупления – только тогда считалось, что действительно совокупление происходит против её воли. Если женщина решала, что хуй уже в пизде и никак его оттуда не вытолкнуть, пока он сам не захлебнётся, и прекращала сопротивление для экономии своих физических и душевных сил, то это сразу переставали считать за изнасилование – изволь биться до последнего (мгновения мужского оргазма).

С течением веков над женщинами сжалились и вовсе перестали требовать, чтобы они без устали и без остановки кричали и сопротивлялись, ибо для диагностики изнасилования сочли вполне достаточным сопротивление в форме слова «нет». Более того, женолюбы переосмыслили брачные узы и позволили считать насильником мужа, который пренебрёг словом «нет», произнесённым его собственной женой. Вернее, уже не собственной, поскольку жена перестала быть собственностью мужа. Таким образом, жене предоставили возможность упрятать мужа в тюрягу за изнасилование. Муж, который раньше имел безоговорочное право ебать свою жену по меньшей мере в пизду когда ему вздумается, теперь стал обязан жену ублажать, уговаривать, покупать её доступность. В период Великой Инквизиции жена могла упрятать мужа в тюрьму, а то и добиться его смертной казни, если доносила, что муж её ебёт в жопу, ибо анальный секс в те прекрасные времена карался именно смертной казнью. Общественный прогресс, постигший человеческое общество и особо тяжело обрушившийся на США, позволяет жене упрятать опостылевшего мужа в тюрьму на долгие годы, а то и пожизненно, если она продемонстрирует доказательства того, что муж проник своим орудием размножения в плодородную почву жены без удобрения её согласия.

В каждом американском штате завели свои исторически и интеллектуально обоснованные определения изнасилования: считается только ли в пизду или в любую дырку; является ли изнасилованием пихание в пизду не хуя, а палки или бутылки; успело произойти семяизвержение или нет и т. д. (2:118–120).

Однако на этом всеобъеБлющее расширение определения изнасилования не остановилось. Законодатели и пиздоотниматели придумали понятие statutory rape – юридическую конструкцию, фикцию, заменяющую факты. Смысл этого понятия состоит в том, что если физического насилия при ебле не было, если все участники довольны и счастливы и со всем согласны, то, с точки зрения закона, эта добровольная ебля всё равно считается изнасилованием (изнасилование без применения силы – какое же это, к хую, изнасилование?). Например, если ты ебёшь несовершеннолетнюю с её радостного согласия и соучастия, то эта ебля всё равно называется изнасилованием, так как, с точки зрения человеколюбивого закона, девушка в 15 лет не обладает разумом, чтобы осознанно дать согласие. Закон считает, что она обладает вполне достаточным разумом, чтобы отказаться от ебли, но она становится совершенно невменяемой, если согласится, ибо согласие несовершеннолетней по закону является не результатом здоровой похоти, а лишь следствием её неспособности мыслить самостоятельно. А значит, каждый, кто пристраивается к сочащейся желанием девушке, разведшей для тебя ноги, автоматически становится насильником.

Наступательное шествие законов на человеческую природу продолжалось. С помощью того же универсального и всеобъемлющего определения statutory rape – всякий пересып с выпившей или накурившейся травки женщиной тоже записали в изнасилование. Как и в случае с несовершеннолетней, пьяную или обкуренную женщину считают неспособной разумно согласиться на еблю, сказать осознанное «да». Согласно американскому закону, основанному на морали, а не на фактах, женщина могла согласиться на внебрачную и скороспелую еблю только потому, что она была пьяной. Таким образом, закон не только злым зверем бросается на мужчин, но и лишает женщин права ебаться, выпив или курнув. Закон не хочет позволить, чтобы женские сдерживающие механизмы, которые так старательно возводились в ней моралью, были бы разрушены всего лишь несколькими глотками вина, от которого и так еле движущиеся шестерёнки могут вконец заржаветь и остановиться. Итак, если женщина пьяная, то закон считает, что она не отвечает за свои действия и любое совокупление с ней считается изнасилованием.

Вот жизненный пример: вполне совершеннолетняя девица пришла на вечеринку и сказала, что хочет ебаться со всеми парнями. Объявила она это, ещё будучи трезвой. Потом она стала пить и ебаться, а затем ебаться и пить – точь-в-точь как она и обещала – вот уж поистине честная девица оказалась! Подружка хотела увезти её домой, но ебучая сказала, чтобы та отвязалась, ибо она, как Венера, хочет выебать всех. Венера на славу достигла своей цели, и девушку с благодарностью отвезли домой. Однако её родители что-то заподозрили и вызвали полицию, так как она пропадала целые сутки. Девица вякнула, что еблась выпив, её тотчас отвезли на медицинское обследование, допросили, кто её ебал, и прихватили всех её ёбарей. Тем, кто ебал лучше всех, дали по 25 лет за изнасилование, хотя на суде девица никого не обвиняла и подтверждала, что всё было с её согласия. Но сам факт ебли пьяной был для американского правосудия важнее жизней нескольких парней (3:127–131) и слова «пострадавшей» не приняли в рассмотрение.

Закон исходит из моральной (а не фактической установки) – «моральная» женщина не стала бы спать с незнакомцем и, тем более, с несколькими мужчинами, если бы она не была пьяна, то есть не допускается, что «моральная» женщина может захотеть выпить и переспать с кем попало (3:143). О нет! ТАКОЕ возможно только по пьяни или наркоте, а значит, совершено изнасилование, а за изнасилование надо сажать, как за убийство. Таким образом, под предлогом защиты женщин их лишают права ебаться как они хотят, а мужчин, помогающих им в этом, сажают за изнасилование. Против такой убийственной заботы о женской морали выступают и сами женщины, которые хотят ебаться как им вздумается – пьяными, обкуренными, с кем и как угодно и чтобы за это не сажали их ёбарей (13).

Однако расширение определения изнасилования происходит стремительно, как расширение самой Вселенной. Так, Andrea Dworkin и подобные ей агрессивные феминистки дошли до того, что объявили: мол, всякая ебля – это есть насилие над женщиной (3:5).

Теперь оказывается, что магическое слово «да», которое должна произносить женщина, давая отмашку на еблю, тоже следует детально определить: это может быть «Да!» с большой буквы, «да…» с многоточием или «да» пренебрежительное.

Ныне американское определение изнасилования – это уже вовсе не «насильная ебля или ебля без согласия женщины», а не что иное, как «секс без определённого и длящегося согласия» (3: 6). То есть, чтобы согласию быть определённым, баба должна вручить письменное, заверенное нотариусом согласие, а длящееся – это такое, что во время ебли она должна вытаскивать одно письменное согласие за другим, каждое из которых действует в течение минуты, и вручать ебущему её мужику, потому как если перед самым мужским оргазмом она вдруг передумает и бумажку не вручит, а мужик кончит, то баба может судить его за изнасилование. Практически это сводится к следующему: баба может в любое мгновение ебли передумать, и мужик должен сразу вытаскивать хуй и убегать подальше. (См. пародию на американское ебальное соглашение Concensual Sex http:// www.youtube.com/watch?v=_V_7u7zuiEM8deature=player_embedded).

Женское молчание как знак согласия уже не принимается в расчёт. Более того, если женщина в процессе ебли заснёт, это значит, что ты ебёшь женщину, которая без сознания, а значит, это опять-таки изнасилование (3:133–134). Правда, в данном случае надо приостановиться: если женщина засыпает во время ебли, то тут мужчину действительно следует судить – но не за изнасилование, а за эгоизм.

Юридическая головоломка

Исходный тезис: при групповом изнасиловании женщина сопротивляется только первому хую, потом она, как правило, перестаёт сопротивляться.

Ситуация: входит мужчина в комнату, навестить своих друзей, а там их трое, и один из них бабу ебёт, а два остальных, отработавших:, целуют её и ласкают. Ебущий кончает, отлепляется и великодушно предоставляет опустевшую пизду гостю, который сразу пристраивается на его место.

Вновь прибывший и понятия не имел, что первый взял женщину силой – он лишь видел, что ни ебавшему её, ни ему самому женщина не сопротивлялась, а даже поддавала.

Задачка: можно ли считать четвёртого, вошедшего в комнату и поимевшего уже не сопротивляющуюся женщину насильником?

* * *

Используя американские определения изнасилования, Ева овладела Адамом с помощью statutory rape. Если сейчас считают изнасилованием, когда ты уговорил девицу с помощью Ecstasy или какого-либо иного возбудителя, то Ева подсунула Адаму яблоко, отравленное знанием, а тот сразу ебаться захотел и на Еву набросился.

Дочки Лота тоже, согласно американским законам, изнасиловали отца, так как его споили, а потом оседлали по очереди и забеременели.

* * *

Американское законодательство скоро расширит определение изнасилования ещё больше. Если женщина отдалась без желания забеременеть, но тем не менее забеременела, то, значит, сперматозоиды её изнасиловали. А так как посадить в тюрьму сперматозоиды пока не удаётся, то посадят в тюрьму мужчину, чьи сперматозоиды совершили преступление.

* * *

Как только ни определяли изнасилование – один умник решил спекульнуть на популярном слове и выдал недавно такое научное определение: изнасилование – это форма терроризма (6:130).

* * *

Как пишет адвокатесса, защищающая насильников, засуженных и измордованных правосудием, в наши дни очень легко стать насильником, и не потому, что на каждом углу грозит опасность, и не потому, что произошло падение нравов, а лишь потому, что определение изнасилования стало значительно шире и сроки заключения, соответственно, дольше (3: 81). Да ещё в Америке за изнасилование карают более жестоко, чем за убийство.

А всё происходит из-за того, что определение изнасилования строится на вымышленной морали, а не на физиологии человека.

Тело всегда говорит правду, когда оно болит, когда оно в похоти, когда оно голодно. Именно поэтому законы не позволяют руководствоваться позывами тела и не считают их вправе определять поведение человека. Тогда как разум занимается в основном ложью, прежде всего потому, что большая его часть находится в подсознании, а та, что в сознании, пытается замазать и придавить желания тела и награждается за эту ложь правом голоса, единственного голоса, к которому прислушивается так называемое сексуальное правосудие.

Я же в своём определении изнасилования буду руководствоваться лишь честным голосом тела.

Прежде всего, я безоговорочно и чётко разграничиваю изнасилование и жестокость. Мужчина, который увечит женщину при изнасиловании, изувечит её и без изнасилования: ради кошелька с деньгами, ради забавы. Есть истязатели, убийцы женщин и мужчин, которые не совершают с ними половых актов. Это такой тип мужчин, и их нужно сажать за жестокость вне зависимости, выказали ли они её при изнасиловании, или при ограблении, или из хулиганства.

Итак, моё определение: изнасилование – это половой контакт, который совершается против воли женщины и который не приносит ей наслаждение.

Из этого определения следует важный вывод: чтобы вывести половой контакт из категории изнасилования, надо заставить женщину испытать наслаждение. Об этом пойдёт речь ниже.

В будущем моё определение изнасилования претерпит изменения, как претерпит изменения и всё остальное. Как я писал в General Erotica 208 за 2010 год, светлое будущее изнасилования будет исчерпывающе описываться фразой, обращённой к сопротивляющейся женщине: «Ты мне не нужна – мне нужен твой клон».

Изнасилование будет состоять не во введении хуя в отверстие сопротивляющейся женщины, а в похищении её клеток для клонирования без её согласия. Женщина будет сопротивляться клонированию себя, так как клоны станут её беспощадной конкуренткой в соблазнении мужчин. Чувства, которые в женщине приходится тоскливо вызывать и возбуждать, то, чего нужно у неё добиваться или покупать, в клонах будет всегда в наличии, в обилии и бесплатно. Так что изнасилование в золотые века клонирования будет состоять в том, что у женщины без её ведома или согласия украдут волосок, или кусочек кожи, или каплю крови для того, чтобы расплодить её клонов. А их ебать можно будет уже без всякого насилия.

Ну а пока всё это ещё в будущем, поговорю-ка я о настоящем.

Кто, почему и зачем насилует?

Вопрос этот многослойный, сложный, но самое главное – дурацкий. Задаются им для того, чтобы писать книги и диссертации.

Ответить на вопрос «кто?» чрезвычайно просто – всякий мужчина хоть раз в жизни преодолел женское физическое или устное сопротивление. Тогда, по американскому определению изнасилования, всякий мужчина – насильник.

Вопрос «почему насилует?» уже содержит в себе ответ: потому что сопротивляется. Не будет сопротивляться – не будет и насилия.

Ответ на вопрос «зачем?» тоже сам собой разумеется. Это всё равно что спросить: а зачем мужчина ебётся? – Разумеется, ради удовольствия. А каким способом это удовольствие добывается – дело десятое. Сегодня дрочит, завтра ебёт жену, а послезавтра насилует какую-нибудь дурочку. А цель одна – оргазм. Так что изнасилование хорошо описывается поговоркой «не мытьём, так катаньем».

Всё это – мои самодеятельные научные измышления. Дам-ка я слово профессиональным мыслителям. Именно этими вопросами задалась профессорша Joanna Bourke (5) и накропала фолиант про то да про сё, что вокруг да около изнасилования, но минуя самое в нём главное – наслаждение мужчины, которое женщинам, разумеется, не понять, за тем исключением, когда они сами, голодные, ловят мужика и насилуют. Но с мужчиной всё однозначней: он после оргазма требует отдыха и непрекращающееся возбуждение может его убить, тогда как женщина может ебаться с удовольствием часами без всякого перерыва, и если умирает во время группового изнасилования, то из-за физических травм, нанесённых ей по неумению или умышленно.

Исследователи злорадно связывают изнасилование с желанием нанести боль, отомстить, а сексуальная, наслажденческая часть изнасилования в рассмотрение практически не принимается. Так один негр, насилуя белых баб, объяснял это тем, что он мстит за то, что белые ебли чёрных рабынь (5:132). Другой объяснял тем, что, ебя баб, он чувствовал, что ебёт свою мать, которую он ненавидел. Все эти объяснения являются попыткой оправдаться post factum, с надеждой, что судьи и народ посочувствуют насильнику. Исконная же причина изнасилования была сексуальная, негр ведь не взял бейсбольную биту и не резал ножом белых баб, а другой не подсыпал яда женщинам, напоминающим его мать. Нет, они прежде всего баб насильно ебли, предварительно оправдав себя в собственных глазах «благородным мотивом» либо уже после изнасилования решив поспекулировать на социальных и психологических проблемах, популярных в американском обществе.

Таким образом, для того чтобы принять социально приемлемые формы, похоть натягивает маску мести. Для меня существует единственный образ изнасилования: есть фрукт, ты голоден – ты его срываешь и ешь. Иногда этот фрукт висит перед носом, только руку протяни, а иногда надо его срывать с плохо доступных мест. Вот и все причины.

Но учёные открыли пять причин для изнасилования и, соответственно, выродили пять типов насильников (6:134):

1. Незапланированное изнасилование, то есть по вдохновению: свидание, выпили, девица ломается, ты её уговариваешь силой. Любой мужчина оказывался в такой ситуации и действовал единственно верно. (Я бы назвал такое изнасилование – логическим, когда против логики похоти не попрёшь.)

2. Компенсирующее: мужик одинокий, баб у него нет, никто его не любит, вот он и насилует с надеждой, что баба в него после ебли влюбится. Насильник предлагает ей потом встречаться, жениться, а баба его, как правило, выдаёт полиции. (Я такое изнасилование называю романтичным.)

3. Изнасилование как вымещение злобы. Мужик зол на мать, или на бабу, которая отказала, или вообще на всех женщин, которые его оскорбили и унизили своим пренебрежением, – вот он и вымещает злобу, насилуя баб. (Назову такое изнасилование злобным. Но у этого злоба после изнасилования хоть затихает, а не как у садиста, у которого изнасилование – это лишь предлог для истязаний.)

4. Изнасилование для отмщения с унижением женщины, с издевательством, с желанием уничтожить её как личность. (Этих насильников можно назвать дешёвкой, и их следует скармливать изголодавшимся бабам в женских тюрьмах. Получил наслаждение, так спасибо скажи.)

5. Садисты, которые до, в процессе или после изнасилования истязают или убивают жертву. (Таких надо убивать, тоже долго и мучительно, с трансляцией казни по всем каналам ТВ и по Интернету, с постоянно идущим пояснением, за что их истязают, чтобы вернуть им боль и ужас, которые они принесли своей жертве. Подобно кафкинской исправительной колонии.)

Есть и такая классификация насильников для вящего разнообразия (7):

1. Неудачники, у которых последний шанс заиметь женщину – через изнасилование.

2. Специалисты-насильники, которые сексуально возбуждаются от жестокого секса.

3. Мужчины, которые насилуют при благоприятных обстоятельствах – оппортунисты.

4. Те, которые хотят переспать с наибольшим количеством женщин, доминирующие психопаты.

5. Ревнивые насильники, которые хотят своими сперматозоидами подавить сперматозоиды конкурентов. Так, парочка рассорилась и разошлась. Тут мужик узнаёт, что баба его стала спать с другим. Он является и насилует её, чтобы отомстить сперматозоидам её нового партнёра. Или муж насилует жену, подозревая, что у неё есть любовник. Причём эта реакция физиологическая, разумеется, неосознанная.

Ещё один учёный считает (12), что мужчины насилуют женщин, потому что в детстве они были лишены материнской ласки и их жестоко наказывали. Поэтому изнасилование рассматривается как месть насильника его матери за то, что она не дала ему достаточно любви.

Другое объяснение раскрывает ещё одну тайну, что выросшая сексуальная свобода женщин угрожает мужскому верховенству, вот насильник и ставит женщину на место изнасилованием. Он боится её сексуальных запросов, которые ему не под силу удовлетворить, и потому с помощью жестокости в изнасиловании он лишает её всякого наслаждения и испытывает от этого ощущение победы и власти.

Насильников пытались считать психопатами и дегенератами, но исследователям не удалось выявить систематических психологических патологий у осуждённых насильников. И если считать насильником всякого, кого не останавливало женское «нет», то насильниками являются 99 процентов мужчин. И тогда 99 процентов женщин являются «бедными и несчастными» жертвами насилия. Именно такую картину сексуального мира пытаются нарисовать недоёбанные (до оргазма). Всё, что остаётся им в своей борьбе, – это 99 процентов превратить в полные 100.

Недавно нашлись учёные, которые сообразили (1), что изнасилование – это не социальная аберрация, а результат эволюции, то есть продукт естественного отбора, в результате которого образовалось изнасилование – форма приспособления мужчины для повышения эффективности распространения его семени. Моралисты и феминисты сразу встали на дыбы, потому что изнасилование в таком случае оказывалось «оправданным» природой, а не результатом общественных проблем. Возмущённые учёные (из тех же моралистов и феминистов) скучковались и выпустили толстый отпор (2), в два раза гуще изданного эволюционного запора (1). В этом «отпоре» учёные нудно доказывали, что приспособленческая (эволюционная) интерпретация изнасилования – это и не наука вовсе, а спекуляция и передёргивание фактов.

Тем не менее эволюционная теория изнасилования местами забавна. Согласно ей, изнасилование было средством эволюционной адаптации с целью получить доступ к размножению со слишком разборчивой и привередливой самкой для не слишком привлекательного самца (1:53). (Не хочешь дать добровольно – возьму силой.)

Также изнасилование рассматривается как метод избежания конкурентной борьбы с другими самцами (1:54). (Пока ты её обхаживаешь, я её силком поимею.)

У «эволюционных» насильников естественный отбор сделал их возбуждающимися насилием, но так как оно всегда грозит им возмездием, то у них выработалась быстрая и надёжная эрекция и скоростное семяизвержение, чтобы эффективно обработать женщину в кратчайший срок. Единственное, что сдерживает мужчин от изнасилования, – это возможная месть родственников и законов. Чем безнаказаннее изнасилование, тем чаще оно происходит (война и пр.) (1:60).

Авторы (1) считают, что в результате эволюции мог выработаться особый тип мужчины-насильника, и, чтобы проверить это предположение, предлагают исследовать следующие психологические механизмы, которые:

1. помогают насильникам оценить степень беззащитности женщины (интуитивный или осознанный выбор жертвы);

2. мотивируют мужчин, у которых нет постоянного доступа к самкам, насиловать;

3. заставляют оценивать сексуальную привлекательность женщин для изнасилования иначе, чем сексуальную привлекательность женщин для добровольного секса (мол, эта, полураздетая, намазанная и полупьяная, сама напрашивается на еблю);

4. вызывают (из-за огромного возбуждения) резкое увеличение количества спермы при изнасиловании, чем при добровольной ебле. (Замечено, что вероятность забеременеть у женщины от насильника в два раза больше, чем при добровольном сексе, что может быть объяснено более обильными и агрессивными сперматозоидами, образующимися от особого возбуждения при изнасиловании.)

Было проведено исследование, которое выявило всеобщую мужскую предрасположенность к изнасилованию при определённых обстоятельствах. Исследование это показало, что описания изнасилования вызывают более сильное возбуждение у мужчин, чем описания добровольного секса. Подопытным дали смотреть порнографию и замеряли эрекцию. Когда давали смотреть добровольный секс, то они возбуждались, а когда изнасилования, то почти нет. Из этого было заключили, что изнасилование не возбуждает большинство мужчин. (А скорее всего потому, что они сначала кончили, глядя на добровольную еблю.) Но потом мужиков оскорбила женщина, вошедшая в лабораторию по просмотру порнографии (женщину специально научили оскорблениям, чтобы у экспериментируемых поменялось настроение). Оскорблённых и униженных мужчин отвели в другую комнату и снова дали смотреть изнасилование и опять замеряли эрекцию. На этот раз у них стоял как железный, но мужики устно по-прежнему осуждали изнасилование. Хуй перечёркивал их болтовню и вещал истину (6:128).

Если женщина отказывает мужчине, то это он воспринимает как оскорбление и одни мужчины ретируются, другие продолжают ухаживание, третьи насилуют женщину. Насиловать хотели бы все, но не у всех хватает духа и потому за них излагает правду хуй.

* * *

Все эти научные объяснения мало что объясняют – меня значительно больше интересует объяснение: почему именно изнасилование не стало основным методом добычи совокупления? Тем более что вероятность зачатия при изнасиловании становится так велика? Где тут эволюционистский ответ?

У меня создалось впечатление, что при разговоре об изнасиловании учёные пользуются научным языком, чтобы избежать правды, чтобы мутить воду ссылками и терминами и топтаться на месте. Подумаешь, великое дело сказать, что изнасилование – дело эволюции. Эволюционисты всё объясняют эволюцией, так почему не объяснить ею и изнасилование. Марксисты объясняют всё классовой борьбой, так почему бы изнасилование также не рассматривать как классовую борьбу – класс женщин, обладающих капиталом пизды и прочих дырок, а мужчины – вечно голодный пролетариат, жаждущий заполучить эти дырки. Вот и происходит непримиримая борьба класса мужчин против класса женщин, стремящаяся к революции изнасилования.

Я же рассматриваю всё как стремление к наслаждению, и потому изнасилование прекрасно вписывается в мой взгляд – мужчина жаждет наслаждения и берёт его силой, коль не дают сразу.

Биологическую обоснованность изнасилования надо искать не в эволюции, а в извечных фактах, вовсе не эволюционирующих, а именно: мужчине доставляет удовольствие ебать женщину вне зависимости от того, хочет она этого или не хочет. Её воля не связана с мужским наслаждением.

* * *

Напоминаю ещё раз сволочам и недоумкам, которые будут стараться передёрнуть мои слова: я рассматриваю изнасилование, которое не имеет никакого отношения к жестокости, садизму, издевательствам и пр. Мой насильник – вне классификаций. Он силой, но с уважением и любовью подавляет сопротивление женщины.

Условность женского «нет»

Насилие – необходимый компонент женской физиологии. Даже добровольная потеря девственности – это насилие над плевой – разрыв её. Нередко процесс сопровождается болью, не говоря о крови. Но это для девушки – долгожданное насилие, ибо оно сулит наслаждение.

Подобное происходит и с первыми попытками анального секса – насилие над сфинктером.

Да сами роды – разве это не болезненное насилие над женским телом?

Но есть оправдание насилию – если оно делается для конечного наслаждения женщины и действительно превращается в наслаждение.

* * *

Настойчивый влюблённый не обращает внимания на нежелание женщины с ним встречаться – он продолжает её обхаживать и часто добивается своего. Но прежде чем он того добился, его поведение есть пренебрежение женским «нет», то есть он ухаживает за ней помимо её воли. Соблазнение вполне можно рассматривать как изнасилование.

Изнасилование отсутствует только в том случае, когда женщина предлагает себя сама (проституция или похоть).

Соблазняя, ты демонстрируешь ей свою силу, власть, славу, деньги, ум, и тогда она уступает силе, власти, славе, деньгам, уму. А так как «знание – сила», то соблазнение с использованием знания – знания женской психологии – есть тоже изнасилование. Особенно наглядно это происходит с неопытной девственницей, которая часто уступает не своему желанию, а психологическому давлению мужчины. Таким образом, первый мужчина, как правило, насильник.

* * *

По Библии женщина, которую изнасиловали, не подлежала обвинению в прелюбодеянии. Из этого легко следовал метод самозащиты для ебливой бабы – обвинить любовника в её изнасиловании, и она, получив наслаждение, обретает невиновность. За прелюбодеяние женщине грозила смерть, а при изнасиловании – ей не только даровалась жизнь, но и прощение мужа.

* * *

Женщины стонут в сопротивлении и в наслаждении. Поди разберись, что данный стон означает?

* * *

Что предпочтёт женщина: согласиться на совокупление и остаться разочарованной и неудовлетворённой или не соглашаться на совокупление и получить наслаждение против своей воли? (Конечно же женщина и прочие закричат, что надо и добровольно, и с наслаждением, но об этом идеале мы уже знаем и вопросов он не вызывает, а меня интересует ситуация неортодоксальная.)

Есть ли у кого сомнение в ответе, и в особенности у женщин?

* * *

Женщине перед изнасилованием предлагают добровольно выбрать ёбарей. Она зафиксирована в ебальную позицию с разведёнными ногами и раскрытыми руками и не может сопротивляться. Перед ней выстраивают 10 мужчин, разного возраста и разной наружности. Среди них есть красавцы и есть наоборот. Единственное, что объединяет мужчин, – это их стоящие хуи и высокое мастерство ебли. К женщине обращается менеджер по изнасилованию:

– Вам даётся возможность выбрать троих мужчин, которые будут вас ублажать.

Женщина в ужасе смотрит на толпящихся мужчин, подранивающих свои хуи, и молчит.

– Если вы будете молчать, то мы начнём сами.

К ней подходит самый непривлекательный мужчина.

– Нет! – вскрикивает она.

– Хорошо – выбирайте.

Женщина, всхлипывая, называет:

– Первый, третий и пятый справа.

Первый подходит с улыбкой, опускается перед ней на колени и начинает лизать ей клитор. Остальные выбранные подходят, двое приникают к её соскам. Через минуты три женщина начинает постанывать, и один из трёх вставляет хуй ей во влагалище, пока первый продолжает лизать. Женщина всё больше увлекается, и менеджер нажимает кнопку, и путы, держащие женщину, отпускают. (Так перед уколом в вену руку перевязывают, но, чуть игла вошла, жгут снимается, ибо больше не нужен.)

Женщина уже забыла о сопротивлении, руки её освободились, и одной она прижимает голову лижущего клитор, а другой – лижущего сосок. Её настигает первый оргазм, и затем хуй во влагалище сменяется на другой. Женщина на это реагирует удивлённо-радостным стоном. Когда выбранная ею тройка доводит её до нескольких оргазмов и кончают сами, к ней приступают остальные мужчины, менее привлекательные, но женщина уже в потоке наслаждения, которое она стремится поддерживать любыми хуями и языками.

Оправдательный приговор

Мужчину судили за изнасилование. Главной уликой был записанный свидетелем крик пострадавшей: «Не хочу!» Однако, когда на суде прослушивали запись, обнаружили, что в действительности женщина кричала: «Больше не хочу!» Тут женщины-присяжные мужчину оправдали и стали напрашиваться к нему в любовницы.

* * *

Согласно подлой морали, сопротивление девушки/женщины является основой её благонравия. А когда ей самой хочется, она должна сопротивляться особенно ожесточённо. Если бы мужчины принимали эту игру всерьёз, то половая жизнь на земле бы прекратилась. Это отразилось в фольклоре, как и всё истинное, но скрываемое моралью. Например, такая история:

Кавказец пригласил девушку домой. Та сразу стала раздеваться. Он кричит: «Как тебе не стыдно? Я – мужчина, сопротивляйся!»

Кстати, исследования показали, что, чем больше женщина сопротивляется, тем больше насильник получает наслаждения (11). Таким образом, сопротивляясь, женщина подсознательно или интуитивно стремится доставить насильнику больше наслаждения. Следуя эволюционистам, можно заключить, что сопротивление женщины – это способ поведения, приспособление для возбуждения самца.

Каждый здоровый мужчина прекрасно понимает, что женское «нет» – это часть церемониала. Женская психика основана на изначальном «нет», тогда как мужская – на изначальном «да». Знание это отражено в другом фольклорном психологическом открытии:

Когда девушка говорит «нет» – это значит «может быть», если девушка говорит «может быть» – это значит «да». Если девушка говорит «да» – то какая она, к чёрту, девушка.

Другими словами, девушка по статусу обязана говорить «нет», и принимать это всерьёз – значит обрекать её на жизнь старой девы.

* * *

Вполне добровольная потеря девственности для многих женщин может оказаться либо душевной травмой, либо безразличным происшествием, либо счастливым событием. Так что не следует удивляться, что и изнасилование, особенно его начальная часть, может оказаться для одной травмой, для другой – безразличным событием, а для третьей весьма счастливым.

Терапевтическое изнасилование

Поговорка «аппетит приходит во время еды» вполне справедлива и для изнасилования, которое полностью лишено жестокости, но наполнено терпением и заботой о наслаждении женщины. У меня были десятки девушек и женщин, у которых в силу разных причин сформировался страх перед еблей, и они истерически сопротивлялись в цветущем сексуальном психозе. После успешного насилия они благодарили меня, что я не обращал внимание на их сопротивление, что именно такой мужчина им был и нужен, чтобы вытащить их из тупика сопротивления. Разумеется, они так откровенничали после нескольких оргазмов.

* * *

Женское «нет» – это ложь, ибо её тело всегда говорит «да». Мужское вынужденное «нет» с помощью виагры практически исчезло из лексикона мужского тела. Так что цель – в победе всеобщего телесного «да».

Исследования (10) продемонстрировали, что женщины возбуждаются одинаково, рассказывают ли им о добровольном совокуплении или о насильном. Сексуальное возбуждение не возникает только тогда, когда речь начинает идти о каких-то предметах или фактах, внушающих женщине отвращение. Само же изнасилование у женщины отвращения не вызывает. Она не возражает быть изнасилованной, но лишь тем мужчиной, что ей нравится.

* * *

Опросы показали, что женщины более боятся быть изнасилованными незнакомцем, чем знакомым. Знакомый с меньшей вероятностью будет с ней жесток и вряд ли окажется убийцей. А в таком случае и бояться особенно не стоит. И сопротивляться – тоже не слишком.

Если женщине гарантируют, что насильник – привлекательный мужчина, что в результате изнасилования её не заразят венерическим заболеванием, что она не забеременеет, что ей не нанесут увечий и, самое главное, что она испытает наслаждение, то изнасилование из ужасного может превратиться в завлекательное приключение.

Catherine Millet учит женщин на собственном примере полностью отказаться от слова «нет» (см. General Erotic. 2004. № 107). Она предлагает групповое изнасилование (gang rape) превратить в оргию (gang bang). Причём осуществить это становится возможным с помощью модификации женского поведения: надо лишь честно взглянуть на свои желания и следовать им уверенно и безоглядно. Единственное отличие группового изнасилования от оргии – это начальное сопротивление женщины. Если женщинам взять пример с Catherine – не сопротивляться хуям, а всегда принимать их как носителей наслаждения, то изнасилования исчезнут: женщины своей доступностью полностью искоренят изнасилования. Catherine учит: не отталкивай, а прижимай, не страшись, а радуйся, лучше больше, чем меньше. Мужская же роль в оргии, помимо удовлетворения собственных «хуёвых» запросов, сводится к почётной обязанности: заботиться о женских потребностях и о защите женщины от жестокости и унижения.

* * *

Выражение «Never say never» по отношению к женщине можно перевести в «Нет – женскому “нет”».

* * *

Женщина– мужчине: «Не трогай меня!»

Мужчина – женщине: «Потрогай меня!»

Кому кого слушаться?

* * *

С какой стати женский выбор (то есть согласие) так важен? Ведь в большинстве случаев женщина выбирает мужчину с ошибкой: либо он её не удовлетворяет, либо бьёт, либо изменяет и пр. Вероятность того, что насильник окажется умелым, энергичным и в итоге желанным мужчиной уж во всяком случае не меньше.

* * *

Традиции у многих народов основаны на том, что не девушка, а родители выбирают для неё жениха, она его часто даже не видит до самой свадьбы. Нередко выбор родителей пренебрегает желанием дочки, то есть её выдают замуж против её воли.

В американской формулировке получается, что выбранный родителями не желанный дочке муж насилует жену, а родители – это пособники насилия (а значит, они спешно приравниваются к самому насильнику). Но родители знают, что стерпится – слюбится. И в результате такого «изнасилования» образовывались хорошие семьи. Так и умелый насильник – он знает, что девица не знает, чего она хочет, и её начальное нежелание ничего не значит, а что значит – это её последующее наслаждение.

* * *

Можно ли обвинять мужчину, если женщина находится в дурном настроении, а он с помощью слов (рассказывая анекдоты, льстя ей) изменяет её настроение на весёлое и счастливое. Поначалу женщина никак не реагировала на слова, то есть сопротивлялась, а потом всё-таки рассмеялась и повеселела. Можно сказать, что мужчина развеселил женщину против её воли, то есть насильно.

Почему же тогда нельзя женщине принести наслаждение против её воли, то есть развеселить сексуально?

* * *

Ещё фольклор. If you have a lemon make lemonade. Тематический русский эквивалент: «Если тебя насилуют, расслабься и постарайся получить удовольствие». Если нет жестокости, то это руководство к действию: расслабление означает прекращение сопротивления, а значит, и прекращение изнасилования.

* * *

Были случаи, когда суд отказывался считать за изнасилование совокупление с женщиной и мужчину оправдывали, если та была в суперкороткой юбке, огромном декольте и т. д. Из такого судебного решения можно сделать вывод, что, мол, сама нарывалась, а теперь не жалуйся. То есть суд признает, что есть имплицитное согласие на еблю и согласию вовсе не обязательно быть прямым. Другими словами, суд счёл, что некий уровень обнажённости и соблазняющего поведения приравнивается к согласию ебаться.

Если такое решение возможно, то тогда уровень уже не принципиален. Речь идёт о принципе – имеет ли право женщина своим видом и поведением говорить «да», а словесно – «нет». И чего стоит такое «нет», если всё остальное – «да».

* * *

Согласие женщины на совокупление должно определяться не её словами и мозговым решением, а увлажнилось ли у неё влагалище. Если мокрая, значит, тело её хотело, и это было телесным согласием на совокупление.

Женская доступность ограничивается не моралью, не изнашиваемостью пизды, а весьма практическими соображениями, которые излагаются в поговорке: «Если каждому давать, то развалится кровать». Поэтому задача общества – обеспечить каждую женщину бесплатными кроватями, в неограниченном количестве.

* * *

В одном из интервью Sharon Stone посоветовала женщинам: если тебя насилуют, то надо по собственной инициативе быстро отсосать мужику, чтобы избежать проникновения хуя в пизду или жопу.

Услышав такое, народ возмутился – женщина, мол, должна до конца защищать свою честь или чего там ещё и сопротивляться изо всех сил. Смысл совета этой опытной женщины, что когда «нет» не помогает, то нужно отделаться «меньшей кровью». Хотя найдутся женщины, которые предпочтут раздвинуть ноги, чем взять хуй в рот. Тут уже кто что предпочитает, но самое главное, что утверждает сама женщина, да ещё какая! – ничего от тебя не отвалится, если отсосёшь хуй жаждущему.

* * *

Собачка покакает и делает инстинктивное движение лапкой, чтобы теоретически закопать дерьмо. Но практически оно остаётся на поверхности или хозяин его собирает в пластиковый мешок. Так же инстинктивно сопротивляется женщина, а потом подбирает сорванную одежду.

* * *

Женская жалоба на изнасилование – это жалоба женщины на недополученное наслаждение. Ведь если женщину берут силой и насильник умудряется довести её до оргазма(ов), то это изнасилование превращается в соблазнение, и женщина жаловаться на наслаждение не станет, а только попросит ещё. Но в большинстве случаев эгоизм насильника оставляет женщину без оргазма, а то и без наслаждения вообще. Для женщины – это великое оскорбление: быть насильно вовлечённой в процесс, суть которого получить наслаждение, и вместо этого оказаться лишь залитой спермой – то есть женщину нагло и насильно обманывают и тем оскорбляют её до глубины души. Ненавистная неудовлетворённость усугубляется тем, что женщину в неё ввергли силой.

Поэтому проблема изнасилования состоит не в том, что применяется сила для введения хуя в одну из женских взывающих дырок, а в том, что мужчина применяет силу для того, чтобы получить наслаждение лишь самому. Таким образом, женская жалоба на изнасилование – это жалоба на мужской эгоизм, проявляющийся в экстремальной силовой форме.

Обществу становятся известны только неудачные изнасилования, то есть те, на которые жалуются женщины, не получившие наслаждения, а успешные изнасилования, когда насильник заставил женщину испытать наслаждение помимо её воли, спешно переименовываются женщинами в любовные приключения и остаются неизвестны обществу. Общество старательно скрывает информацию о существовании силового наслаждения, ибо насилие, согласно морали, не должно награждаться наслаждением.

В конечном счёте пойманные насильники несут жестокое наказание не за само насилие над женщиной, а за свой собственный эгоизм. Любое тело нужно доводить до конца. А потому изнасилование – это неудавшееся соблазнение. Соблазнение – это удавшееся изнасилование. Или иными словами: в сексуальном преступлении тебя можно обвинить, если умышленно или по невежеству ты не приносишь наслаждения насилуемой. В том-то и суть сексуального преступления, что секс, существующий для наслаждения, преступно совершается без наслаждения.

Примеры художественных изнасилований

Все художественные примеры изнасилований, на которые мне удавалось набрести, были единообразно про жестокость, творимую над женщиной. То есть про нанесения увечий или про убийства под предлогом полового контакта. Такое впечатление, что авторы этих художественных произведений, у которых была свобода создавать произведения про счастливую еблю (хотя бы на её завершающей стадии), предпочли писать об ужасах, которые могут еблю сопровождать.

* * *

Эволюция Любовной истории (Love Story) весьма примечательна:

Сначала был моногамный роман и фильм Love Story by Erich Segal – 1970.

Затем – полигамный роман (1972) и фильм (1989) Enemies. Love Story by Isaac Bashevis Singer.

И вот недавно вышла книга Rape. A Love Story by Joyce Carol Oates (4), пока без фильма, – 2003.

Получается, что самый современный путь к любви – через изнасилование.

В последнем романе изнасилование превратилось в любовную историю опосредованно через дочку изнасилованной женщины, пережившей жестокие истязания пьяных имбецилов под наркотиками. Важно в сюжете то, что друг-полицейский тайно и одного за другим убивает всех насильников, чтобы их не вызволил ушлый адвокат.

Изнасилованная была ебливой красивой бабой, и в городке все об этом знали. Изнасиловать её следовало, но без всяких жестокостей, чтобы дать ей наслаждение, к которому она была давно готова, ибо постоянно хотела. Поэтому, когда насильники её истязали, она спрашивала: «Почему? Почему вы делаете мне больно?» (4:60) Именно истязания, а не изнасилование потрясло её. Правильно сделал полицейский – истязателей убивать надо. Предварительно поистязав.

* * *

Был в Америке популярный роман и фильм по нему: Looking for Mr. Goodbar (1977).

Там молодая училка практикует свою сексуальную свободу, ебётся с кем попало и в конце концов её насилует сумасшедший и убивает в процессе. То есть мораль произведения везде одна: якобы Happy End в изнасиловании не бывает, а бывает только увечье или смерть. Именно такой конец по душе американской морали: вот тебе, училка, наказание за то, что еблась как хотела и с кем хотела.

* * *

А вот и французский пример: фильм Irreversible (2002) – Необратимое.

Этот фильм прославился детальным и продолжительным изображением избиения женщины после изнасилования.

Время в фильме «Необратимое» идёт вспять, всё начинается с конца: неудавшаяся месть любовника за изнасилование и избиение его возлюбленной, затем само изнасилование и увечье, потом радужная и активная любовная жизнь, венчающаяся счастливой беременностью. Пока только в кино возможно крутить события в обратном порядке, а в жизни до этого ещё не додумались, и поэтому мы не в силах исправить случившееся, а можем лишь анализировать его, то есть махать кулаками после драки. Всегда неизбежной драки.

Если бы в фильме не было сцены изнасилования и избиения героини, то на него можно было бы не обратить внимания. Операторские кружения по пространствам, долгие пустопорожние разговоры, тревожная музыка – всё это уже делалось многократно и является привычными чертами европейских фильмов. А потому о фильме целиком говорить скучно. Но вот о девяти минутах, которые потрясли кинематографию и зрителей, поговорить стоит.

Этот жуткий, и поэтому многих влекущий, эпизод делится на две части: анальное изнасилование красивой, молодой, состоятельной женщины и последующее избиение её до такого состояния, что она впадает в кому. Некоторые поспешат сказать, что второе есть следствие первого, что изнасилование и избиение есть лишь воплощение разных форм жестокости.

Но я знаю на личном и прочих примерах, что изнасилование далеко не всегда является жестокостью и может в некоторых случаях быть даже полезным. В данном французском примере ставится задача уравнять по смыслу и сделать неразрывными изнасилование, жестокость и увечье.

Для такого типа человека, который показан в фильме в виде насильника, истязания людей есть часть его натуры, и он бы принялся за истязания при любом контакте, будь он сексуальный или нет, насильный или добровольный, с женщиной или мужчиной. Это тип жестоких людей, для которых изнасилование – это не столько метод, сколько предлог для вымещения своей безмерной жестокости.

Изнасилование происходит ночью в парижском безлюдном подземном переходе. Любовник предлагал проводить свою красотку до дома, но она смелая, обворожительная, сисястая и задастая, решила погулять по безлюдным местам ночного Парижа. Мужчина видит проходящую мимо красавицу, бросается к ней и, угрожая ножом, заставляет её лечь на живот и ебёт её в зад. В процессе изнасилования он её не бьёт, не колет ножом, а лишь срывает одежду, закрывает ей рот ладонью, чтобы подавить её крики, и, удивляя своей мгновенно явившейся несгибаемой эрекцией, умудряется, всадить хуй всухую женщине в задний проход, по его комментариям весьма узкий, и всё это несмотря на её сопротивление, неудобную позу, опасность появления прохожих и опасение, что она его обосрёт (насильник грозит, что убьёт её, если она это сделает). Насильник ебёт женщину достаточно долго, останавливаясь, чтобы вдохнуть popper из бутылочки, вытащенной из кармана, и продолжает женщину энергично ебать. Когда мужчина наконец извергается, он даже проникается нежностью к женщине, целуя её в шею и нежно поглаживая её ляжку. Он отваливается от женщины и лежит на спине на грязном полу подземного перехода, переживая медленно уходящее наслаждение, а женщина пытается на четвереньках отползти в сторону с явным намерением убежать. Тут мужчина поднимается и говорит: «Я с тобой ещё не закончил», – и начинает её бить ногой в лицо. И бьёт он её до тех пор, пока женщина с обезображенным лицом перестаёт даже реагировать на его удары.

Казалось бы, зачем рубить сук, на котором сидишь, зачем плевать в колодец, из которого пьёшь? Что движет мужчиной в этой ситуации? Ведь с такой жестокостью можно обращаться только с врагом, с тем, кто угрожает твоей жизни, или с тем, кто принёс тебе горе, трагедию и ты мстишь этому существу изо всех своих сил. Часто женщину избивают в процессе изнасилования, чтобы подавить её сопротивление. В этом есть хоть жестокая, но логика. А тут – ведь уже всё, что хотел, получил. Скажи «спасибо» и попроси телефончик.

И действительно, ничего кроме мести в такое поведение не вписывается. (Месть можно рассматривать также как форму самозащиты.) За что же мстить женщине, которая пусть нехотя, но дала тебе наслаждение? И если это самозащита, то от чего?

У популярной строфы Маяковского из стихотворения «Ко всему»:

Дайте любую красивую, юную, души не растрачу – изнасилую и в сердце насмешку плюну ей,

имеется менее известное продолжение:

Око за око!

и далее:

Святая месть моя!

Значит, Маяковский действительно мстит и не только изнасилованием, но и последующим пусть не физическим увечьем, но унижением: «в сердце насмешку плюну ей».

За что же Маяковский так возненавидел «любую красивую, юную» и мстит им? Оказывается, он мстит им за то, что некая женщина посмела им пренебречь, она предпочла какого-то другого, который первее Маяковского забрался к ней в постель:

В грубом убийстве не пачкала рук ты. Ты уронила только: «В мягкой постели он, фрукты, вино на ладони ночного столика». (15)

То есть говоря уж совсем доступным языком: Маяковскому баба не дала, так он в отместку насилует (или грозится насиловать) других. А если бы та, возжеланная баба, ему дала и причём до отвала, то погасило бы ли это у Маяковского желание изнасиловать других, молодых и юных? Быть может, желание изнасилования поутихло бы, но желание мирно переспать с другими, конечно, осталось бы и лишь тлело, а не разгоралось в пожар жестокости.

Насильник в фильме Необратимое тоже выказывает месть как движущий мотив для побоев. Прежде всего, следует отметить, что он по сценарию в основном совокупляется с мужчинами. Но тут его прельстила красавица из круга женщин, который ему был, очевидно, никогда не доступен. Мстил ли он женщине, потому что он гомосексуалист? Но в женщине ему понравилось. В какой-то момент он восклицает, что её анус узкий, как у тех, кого он привык ебать, и для него это лучший комплимент женщине. «Как хорошо!» – восклицает он, ебя.

В процессе избиения он кричит своей жертве: «ёбанная высокосветская свинья!»– тут уже слышится классовая война. Экспроприация (грабёж) анального наслаждения у капиталистки.

В то же время насильнику хочется, чтобы насилуемая им наслаждалась, но он делает всё возможное, чтобы она испытывала только боль и отвращение, ему хочется инцестуозной ситуации: «Называй меня “папочка”, скажи, что тебе хорошо». Он уверен, что каждое его движение автоматически приносит женщине наслаждение, он проецирует свои ощущения на неё, нисколько не заботясь об ощущениях женщины, и в этом главный порок эгоистичного и злобного насильника.

А после изнасилования вылезает месть красоте, насильник кричит: «Думаешь, весь мир у твоих ног, потому что ты красивая? Я сейчас расквашу твоё личико», – и начинается атака из-за недоступности красоты для обладания, но которая стала вдруг доступной для уничтожения.

Так как насильник – гомосексуалист и регулярный посетитель мужского клуба под целевым названием Rectum, то, вполне возможно, ненависть к изнасилованной им женщине являлась выплеснувшейся ненавистью к женщинам вообще. Какие бы мотивы мести садист ни придумывал, они его не только не оправдывают, но лишь усиливают его вину как подлеца, решившего вымещать свои проблемы на других:, вместо того чтобы проблемы эти решать самому.

Любовник изнасилованной в поисках пропавшей любовницы натыкается на «скорую помощь», приехавшую кого-то спасать. Он начинает что-то подозревать и тут слышит из толпы фразу: «Кого-то изнасиловали!» Но ведь «скорая помощь» приехала не из-за того, что кого-то изнасиловали, а из-за того, что кого-то избили до бессознательного состояния. Но для народного сознания изнасилование значительно интереснее и привлекательней, чем избиение.

Как бы среагировал этот любовник, увидевший избитое лицо своей возлюбленной и сразу возжелавший немедленной мести, если бы у его любовницы не было никаких увечий, а она просто пришла бы к нему и сказала, что её изнасиловали. Бросился бы он мстить?

В ретроспективной сцене из прошлого, когда утром любовники просыпаются и милуются, любовник говорит: «Я хотел бы тебя выебать в зад». Любовница игриво отвечает: «А я думала, что ты романтик», – и спускает тему на тормозах, удаляясь под душ. Ирония судьбы, а точнее ирония режиссёра фильма оказалась жестокой – она-таки получила свою дозу анального секса, но не от нерешительного любовника, а от жестокого насильника. Быть может, этим режиссёр хотел заодно заклеймить анальный секс.

* * *

У нобелевского лауреата по литературе Кутзее (см. General Erotic. 2003. № 102) имеются экскурсы в область изнасилования. События в романе Disgrace (Бесчестье) происходят в Южной Африке. Герой – профессор университета пересыпает, применяя крохотную толику силы, со своей студенткой, то есть пользуется своей профессорской властью над ней, а значит, по-американски – это изнасилование. Профессор поучает студентку: женская красота, мол, не принадлежит только её владелице. Красота – это часть богатства, которое женщина приносит в мир, и её обязанность – делиться своей красотой.

– А что, если я уже делюсь ею? – вопрошает студентка.

На что профессор имеет хитрый ответ:

– Тогда нужно делиться ещё больше.

А именно: универсальный мужской совет женщинам – побольше давать, чтобы вокруг было больше мира и меньше войны, в том числе изнасилований.

Но студентка к профессору равнодушна, не кончает, поскольку он заботится только о своём наслаждении, и поэтому война неизбежна – студентка подаёт жалобу на профессора за сексуальные домогательства (читай, изнасилование), что вынуждает его подать в отставку. Традиционная расплата за эгоизм.

Затем описывается групповое изнасилование профессорской дочки. Она особо не сопротивлялась, увечий ей не нанесли, и она только приняла душ после того, как её выебли несколько соседних негров и ограбили.

Полицейским дочка не говорит, что её изнасиловали, и запрещает отцу упоминать об этом. Речь идёт только об ограблении и нанесении телесных повреждений отцу, который оказался рядом и его пришлось ударить по голове, чтобы не мешал ебать дочь.

Цель дочки – остаться жить на своей ферме и продолжать заниматься тем, что она любит, – хозяйством, растениями, животными. Для неё бесчестье – это испугаться, сдаться, бросить ферму и уехать, именно то, к чему призывает отец. Для неё изнасилование – это лишь плата за возможность жить там, где хочешь. В происшедшем изнасиловании её волнует одно:

«Они это делали с какой-то личной ненавистью. Это поразило меня больше всего. Остальное было… само собой разумеющимся. Но почему у них было столько ненависти ко мне? Я ведь никогда их раньше в глаза не видела».

Вот что больше всего потрясло женщину – ненависть там, где должна быть любовь или по меньшей мере наслаждение. В этом и состоит причина её шока. Она, как и все женщины в подобной ситуации, не принимает во внимание то, что все насильники один за другим испытали с ней оргазм, несмотря на ненависть в их глазах.

Следует заметить, однако, что в безразличии мужчины к женскому наслаждению всегда присутствует элемент ненависти. Так как цель ненависти – это лишить наслаждения, то безразличие достигает той же цели, но только неумышленно.

Отец-профессор предлагает классовое объяснение этой ненависти. Но дочка отвечает: «От этого не становится легче. Шок остаётся. Шок от того, что они меня ненавидели. В самом процессе».

Дочка спрашивает отца, не уподобляется ли в воображении мужчин половой акт убийству, безнаказанному убийству, когда мужчина подминает под себя женщину и, вонзая в неё нечто, подобное ножу, покрывается кровью.

Аналогия, легко возникающая у женщины, не испытывающей наслаждения при соитии, да ещё в процессе обильной менструации. Полная противоположность между совокуплением и убийством остаётся малозаметной для женщины, которая лишена наслаждения, ведь именно оно создало бы эту грандиозную противоположность, не говоря уже о плодоносных последствиях совокупления. Совокупление, лишенное наслаждения, становится для женщины не слиянием с мужчиной, а способом разъединения с ним вплоть до возникновения образа смерти как предельного и окончательного отторжения.

Когда отец напоминает дочке, что она не увидела от насильников ничего, кроме ненависти, она отвечает: «Ничего больше не может удивить меня, когда дело касается мужчин и секса. Быть может, для мужчины ненависть к женщине делает их ощущения острее».

Неспособность или нежелание мужчины принести ей наслаждение она тоже восприняла как ненависть – у неё была до этого любовница, и от женщины она получала то, в чём ей отказывали мужчины.

В результате группового изнасилования дочка забеременела. Более того, она отказывается делать аборт. Она объясняет отцу своё решение так: «Не думаешь ли ты, что я ненавижу детей? Неужели я должна ставить жизнь ребёнка в зависимость от того, кто его отец?»

Подобное гуманное отношение должно быть обращено и к наслаждению. Насладись дочка при изнасиловании, она могла сказать так: «Не думаешь ли ты, что я ненавижу наслаждение? Неужели я должна ставить наслаждение в зависимость от того, кто его мне принёс?»

* * *

У того же Пушкина есть апология изнасилования в его знаменитом «…и делишь наконец мой пламень поневоле!». В этой строчке есть ныне преступное слово: «поневоле». Его смысл – «против воли», а значит, «насильно». Таким образом, раз поневоле, то согласно американским формулировкам – это есть (вернее, было) изнасилование. К счастью, за давностью лет и в результате смерти «преступника» и «жертвы», уголовного дела теперь не завести. Но, будь Пушкин в Америке лет сто назад, его бы линчевали как чёрного, посягнувшего на честь белой женщины. А в наше время запрятали бы пожизненно в тюрьму за изнасилование – стоило бы какой-либо сучке заявить, что она кончила с ним «поневоле».

Но лучше пойти с другого конца. Раз женщине возможно испытать оргазм «поневоле», то именно в этом и должно заключаться идеальное изнасилование, а не ненавистное, как произошло с профессорской дочкой, что выше.

Женщины должны подавать в суд на мужчин за недоведение их до оргазма, поскольку именно это и является изнасилованием, ибо мужчина действует против женской воли, которая состоит в желании испытать оргазм, причём не один.

То да сё

Многие интерпретируют изнасилование как желание заполучить контроль над женщиной, над её сексуальностью. Как управление, манипулирование ею. Вовсе нет, насильник пытается заполучить контроль над своей собственной сексуальностью. Просто для этого он вынужден иметь дело с женщиной.

* * *

Все усилия общества по прекращению изнасилований направлены на наказания мужчин, на перевоспитание мужчин, на обучение мужчин. Однако женщины являются основными «виновницами» существования изнасилования, ибо сопротивляются. Так что задача не только в наказании и перевоспитании мужчин, айв перевоспитании женщин и поощрении их за доступность. Отсутствие страха беременности и страха заражения венерическим заболеванием у женщин, а также гарантия отсутствия жестокости и получения оргазма должны сделать женщин доступными, повсеместно и всегда. Технически эти условия выполнить сейчас легко, так что дело за женщинами.

* * *

Когда из американской тюрьмы выпускают sexual predator – сексуального хищника (под это определение подпадают даже те, кто переспал с 17-летней или имел фотографии голых девочек, но никогда к самим девочкам не притрагивался), то его место жительства сообщается всем в округе, и за его действиями и перемещениями пожизненно следит полиция и обычные граждане.

Когда из тюрьмы выходит убийца, то информация о его месте жительства не сообщается публике.

Пусть лучше нас убивают, но только не насилуют – вот лозунг народа, запуганного сексом.

* * *

Сексуальная мораль основана на сегрегации и не допускает равенства между людьми: согласно морали, красивые должны совокупляться с красивыми, молодые – с молодыми, старики – со стариками, уроды – с уродами. Если границы эти нарушаются и молодой встречается со старой или урод с красавицей, то народ начинает возмущаться. Тем не менее деньги, слава, власть эти границы преодолевают. Но для тех, у кого нет ни денег, ни славы, ни власти, а есть только желание уничтожить сегрегацию, остаётся только изнасилование.

* * *

Из основных потребностей человека: в еде, крове, сне и в сексуальном наслаждении – лишь одна связана с другим человеком. Еда может быть добыта или приготовлена согласно воле голодного. Кров может быть построен согласно воле лишь строителя. Сон приходит сам собой. И только сексуальное наслаждение нужно соизмерять с волей существа, от которого это наслаждение можно добыть.

Такое положение вещей у многих вызывает протест. В ответ на этот протест природа подсовывает мастурбацию – единственное средство, чтобы спасаться от нужды в чужом теле.

Нет ничего, что заменило бы еду, кров и сон. Но есть мастурбация как замена «укрощению строптивой». Мастурбацию можно уподобить вегетарианству, в котором можно прожить, но от которого никогда не получить такого наслаждения, которое получаешь от мяса. Женщины.

* * *

Любой отказ женщины воспринимается мужчиной как ложь, поскольку он знает или чувствует, что если она не хочет сейчас, то может захотеть позже. Потому после изнасилования он мечтает её уличить во лжи, но не у всякого это получается, и часто женская ложь только ещё более укрепляется из-за мужского эгоизма и невежества.

* * *

Мужчина тщетно очарован идеей, что женщина во время изнасилования обязательно им наслаждается, тогда как в большинстве случаев она лишь страдает. Но в том-то и есть «грандиозность замысла» – сделать так, чтобы во время изнасилования женщина ДЕЙСТВИТЕЛЬНО наслаждалась и потому прекратила бы сопротивление, сначала от безнадёжности, а потом от желания.

Первичность наслаждения

Напористость эволюционного объяснения изнасилования расшибает себе голову в лепёшку, если взять в рассмотрение скотоложество, некрофилию, гомосексуализм или онанизм. Сразу становится понятно, что единственный стимул совокупления – это вовсе не размножение, а наслаждение. А размножение – это всего лишь побочный продукт наслаждения. Но эволюционизм твердит обратное, что главное – это размножение, а наслаждение – это лишь уловка для стимуляции размножения.

Доказательство первичности наслаждения состоит в том, что наслаждение испытывают ещё в утробе, занимаясь мастурбацией, в младенчестве и в процессе созревания, то есть когда размножение невозможно. При половом созревании возникает способность к размножению, и в этот краткий период размножение может совпасть с наслаждением. К зрелости и старости способность к размножению пропадает, а способность к наслаждению остаётся до самой смерти. То есть человек наслаждается всю жизнь, а размножается лишь незначительную её часть.

Для зачатия женщине нужна крохотная часть мужчины – капля. А для наслаждения ей нужно много мужчин целиком.

Так что, спрашивается, первичнее?

Ну а раз наслаждение первично, то оно тем более является для мужчины направляющим маяком в буре женского сопротивления при изнасиловании.

* * *

Невежественный и эгоистичный мужчина, насилуя женщину, уверен, что и она наслаждается, раз наслаждается он.

Невежественная и эгоистичная женщина, будучи насилуемой, уверена, что раз она не наслаждается, то и насильник наслаждения не испытывает, и насилует её для демонстрации силы, для её унижения и по прочим, не имеющим отношения к наслаждению причинам.

Из-за этой обоюдной ошибки самодовольство мужчины упирается в стену женской ненависти.

* * *

Изнасилование – это высшая и самая приятная форма протеста против общественных норм, которые персонифицируются в женском сопротивлении мгновенному удовлетворению мужской сексуальной потребности. Однако если сделать этот протест не только мужским, но общим делом и показать женщине, что насилие – это путь к её сильному и неизбежному наслаждению, то тогда и протест этот, став обоюдным в наслаждении, станет наиболее эффективным и разрушительным для сексуальных норм, порабощающих человека.

Любая красивая женщина предстаёт перед мужчиной как издёвка и укор: «Вот, посмотри, какая я красивая, какое у меня тело, но тебе его никогда не заполучить. Ты так и будешь заниматься онанизмом или ебать уродок». Изнасилование красавиц – это также удовлетворение эстетических потребностей, помимо сексуальных.

С другой стороны, если рассматривать (как я) женские половые органы как воплощение абсолютной красоты, то тогда изнасилование даже уродливой лицом женщины можно рассматривать как удовлетворение эстетических: потребностей. Разумеется, лишь в дополнение к потребностям половым.

Но тогда, в силу высшей красоты совокупления, половые потребности и становятся также эстетическими.

* * *

Для нормального мужчины удовлетворение желания в процессе изнасилования является исчерпывающим событием, и он хочет с женщиной проститься или передать следующему по очереди мужчине.

Для садистов и прочих нелюдей сексуальное удовлетворение в процессе изнасилования лишь порождает волну ненависти и жестокости по отношению к женщине.

Именно на изнасиловании проверяются и выявляются мужчины, которые подлежат уничтожению.

* * *

Речь вовсе не идёт о том, что соблазнительная одежда или развязное поведение женщины было причиной изнасилования. Любая женщина уже по определению есть объект для изнасилования, и выбор той или иной – не принципиален. У женщин есть три дырки, грудь, ягодицы и прочая плоть – необходимые и достаточные условия для того, чтобы восторжествовала фраза «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Ответственность женщины за изнасилование не социологическая, а чисто анатомическая. Потому-то в Средние века и запрещали изучение анатомии, чтобы юноши не знали о женских отверстиях. Потому-то по исламу у женщины скрываются не только дырки, как в Европе и Штатах, а всё тело.

* * *

Эволюция изнасилования состоит в том, что человек додумался до группового изнасилования, которому не в состоянии сопротивляться ни одна женщина и которое может гарантировать ей наслаждение, превращающее изнасилование в оргию, оснащённую double penetration and airtight. Надо бы какую-то форму группового изнасилования назвать: изнасилование имени Дарвина.

* * *

Знаменитый нейропсихолог (12) считает, что самая большая угроза миру исходит из стран, где больше всего подавляются изъявления любовных чувств и женская сексуальность. Таким образом, «Мир во всём мире» возможен при полном отсутствии подавления любовных чувств и женской сексуальности. В таком случае изнасилование станет ненужным и потому исчезнет само собой. То есть борьба за мир является также борьбой за естественное исчезновение изнасилования. Недаром в борьбе за мир участвует такое большое количество женщин.

* * *

Как в XIX веке людей застращали ужасами мастурбации (слепота, сумасшествие) и мастурбаторы коверкали себе жизнь неврозами, так и изнасилование (повторяю – без всяких жестокостей и садизма) тоже сделали предметом ужаса (пугая жестокостями и садизмом).

В библейские времена к изнасилованию относились проще: «вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего» (Быт. 19: 8).

Кроме того, в Библии часто изнасилование является одной из форм сватовства.

* * *

Если бы природа была против изнасилования, она бы сделала так, что женщина не беременела бы при насилии, а только при добровольном совокуплении. Однако это далеко не так, и тело женщины откликается на сперму вне зависимости от того, какова была воля женщины. Более того, при насилии шансов забеременеть у неё больше.

Две защитные реакции на ограничение сексуальности обществом: любовь – пассивная, изнасилование – активная.

* * *

Так как секс сам по себе плох по определению, церковному и моральному, так как секс – грязен, греховен, опасен, вреден, то изнасилование предстаёт квинтэссенцией этого ужаса: оно – супергрех, архигрязь, сверхвред и пр.

В нормальном обществе, где ебля – это торжество радости, всем доступной и безмятежной, изнасилование окажется именно таким, каким его определяю я.

* * *

Одна из доминирующих женских сексуальных фантазий – это быть изнасилованной, причём часто группой мужчин, будучи полностью лишённой воли и отдавшей себя во власть насильникам. Разумеется, в этих фантазиях женщина мечтает об изощрённом наслаждении, а не об истязании. Поэтому задача сводится к удовлетворению именно этой фантазии женщины – изнасиловать её так, как она хочет и мечтает.

* * *

Что делать мужчине, если он хочет немедля выебать женщину, которая не является проституткой? Соблазнять её, ухаживать за ней – нет, он не желает играть в подлые игры или просто не умеет. Он хочет сразу её взять без лишних слов и траты времени.

Есть только два метода быстрого совокупления с незнакомой женщиной, или, скажем романтически, с незнакомкой: купить или изнасиловать. Покупка проститутки может быть быстрой, но если незнакомка пребывает в хронической и злокачественной иллюзии, что она не проститутка (14), то процесс покупки может затянуться. Получается, что единственный метод быстрого совокупления с незнакомкой является изнасилование её.

Конечно, может быть применён, как я называю, «метод Клуни» (по имени легендарного красавца киноактёра Джорджа Клуни) – впечатлённые внешностью, деньгами, славой, женщины сами разводят ноги при первом взгляде на обладателя соответствующих чар.

Но и здесь нет надёжности, например, я читал, что, когда лет пятнадцать назад Mick Jagger был в Москве, он в каком-то баре пригласил русскую красавицу отправиться с ним в его кортеже по Москве (то есть, в переводе, предложил ебаться). Так она (у советских собственная гордость) отказалась. Разумеется, что она посвятила всю оставшуюся жизнь кусанию своих острых локтей, но смысл в том, что хотя Мика Джаггера красавцем не назовёшь, но мужчина он гениальный, богатый, с мировой славой и с весьма характерным лицом, привлекающим большинство женщин, но и этот набор, оказывается, не является стопроцентной гарантией, что любая женщина согласится сразу. Поэтому опять мы приходим к научному выводу, что единственный надёжный метод совокупиться с незнакомкой сразу, с первого взгляда – это изнасиловать её. Но так, чтобы потом она сказала всем «спасибо» и вытащила бы из сумочки календарь – назначить следующую встречу, но уже полностью добровольную.

* * *

В 99 процентах мужчине от женщины нужен только секс, причём как можно быстрее и бесплатнее. Общество же построено на отрицании этой аксиомы и заставляет мужчину лгать, оскопляться, сходить с ума или становиться неврастеником ради того, чтобы якобы хотеть в женщине на 99 процентов всё что угодно, кроме секса, иначе женщин настропалили обижаться, оскорбляться и негодовать.

Чем сильнее и наглее отрицается в обществе этот факт, тем больше происходит изнасилований.

* * *

То, что женщина не отдаётся сразу, а оказывает сопротивление в виде кокетства или полной недоступности, сразу даёт основание для изнасилования. Сопротивление – это провокация.

* * *

Увечья наносятся жертве во время ограбления, во время спора, просто из желания изувечить, а также во время изнасилования. Желание изувечить – это желание особое, не связанное с изнасилованием. За нанесение увечий надо наказывать вне зависимости от обстоятельств, при которых они были нанесены. То же самое и с убийством, которое происходит как результат ограбления, мести, по заказу, в пылу страсти, а также и после изнасилования. Убийство невинной женщины должно быть наказано вне зависимости от обстоятельств, при которых оно было совершено.

Однако нанесение увечий и убийства радостно привязывают к изнасилованию и их считают неотъемлемой частью изнасилования, тогда как есть огромное количество изнасилований, которые происходят без всяких увечий и тем более убийства. Ужасающая всех правда состоит в том, что изнасилование может быть прекрасным. Прекрасным при выполнении очень важных условий: насилующий мужчина или мужчины должны любить женское тело и выразить свою любовь в доставлении ему наслаждения наперекор женскому уму, который в силу страха, нежелания, протеста препятствует наслаждению, то есть при изнасиловании происходит приручение женского ума с помощью приручения её тела.

* * *

Самыми популярными компьютерными играми являются игры, имитирующие убийства. Убийства происходят с помощью рукопашной борьбы, холодного оружия, с помощью пушек и лазеров, пуль и взрывов. Цель игры – убить побольше и побыстрее. Чтобы оправдать такую всенародную кровожадность, в играх придумывается благородная цель, оправдывающая массовые убийства, а именно: ты убиваешь врагов, то есть ты убиваешь не просто так, а в качестве самообороны. А раз самооборона, то любое убийство не только простительно, но и похвально. Убийство в видеоиграх привлекательно и увлекательно потому, что в реальной жизни за него сажают, а часто и убивают. Да и решиться на убийство для многих нелегко даже в случае самообороны. А в игре все запреты сняты и ты можешь проливать кровь и лишать жизни совершенно безнаказанно и с огромным удовольствием. Мечта сбывается.

Казалось бы, удовлетворение сексуальных желаний, которыми полнятся люди, должно бы поощряться в мире видеоигр. Однако и в играх свирепствует та же мораль, что в жизни: убивай сколько хочешь, но секс изволь держать при себе (то есть мастурбируй и будь доволен либо еби свою жену и будь недоволен).

В Японии недавно была сделана игра RapeLay, которая вызвала всеамериканский и частично европейский протест, потому что в ней показано идеальное изнасилование. Эту игру отказались продавать amazon.com и ebay.com. На сайте изготовителя Illusion сообщается, что иностранцам игра не продаётся. Японцы вынуждены даже теперь изолироваться от остального мира, как в давние времена, чтобы не позволить христианской морали оккупировать себя и чтобы сохранить свою свободу мышления и действий. Судя по описанному содержанию, игра возмутила американских моралистов и прочих недоёбов особенно тем, что изнасилование в игре показано идеальным, то есть женщина начинает с испуга и ужаса, а заканчивает возникшей похотью и оргазмом. А ведь только таким изнасилование и должно быть: сломить не только физическое (мускульное) сопротивление женщины, но и физиологическое: нежелание ебли перевести в её радостное наслаждение.

Идеальное убийство (справедливое и безнаказанное) в играх приветствуется и рекламируется, а идеальное изнасилование – запрещается и порицается. Другими словами, людям запрещают сексуальные мечты даже в виртуальной жизни. Если наслаждение женщины не является для общества оправданием изнасилования, а, наоборот, возмущает его более всего, тогда как самооборона оправдывает кровавые убийства, то надо представить изнасилование как самооборону мужчин от недоступности повсеместно провоцирующих нагих женских тел.

* * *

Женщины по-разному переживают изнасилование в зависимости от их сексуального склада. Есть категория женщин (так и быть, не буду называть, какой процент они составляют из общего числа), которым не требуется foreplay, они исключительно легко возбуждаются, достигают оргазма и плывут в нём до тех пор, пока поддерживается возбуждение. Это женщины, рождённые для длительной ебли, обеспечить которую могут только несколько мужчин. Групповое изнасилование для таких женщин – отрада, так как большинство из них не посмеют и не сумеют организовать себе череду мужчин, а при изнасиловании они получают то, что им поистине требуется, но без всякой моральной ответственности за принятие такого решения.

* * *

Людей учат, что, если на тебя напал бандит и требует твой кошелёк, не сопротивляйся, отдай ему всё, чтобы его не рассердить, а то он тебя убьёт. Большинство людей так и делают, отдают кошелёк и спасают себе жизнь. Однако, когда у женщины требуют кошелёк пизды, она, натасканная обществом ценить моральное поведение больше жизни, имеет глупость сопротивляться, и получается, что личный выбор наполнителя пизды для неё важнее жизни.

* * *

Незнакомка – это воплощение запрета, отмены которого надо добиваться. Общество предлагает с ним смириться, подсовывая порнографию. Тогда как сама женщина должна быть доступна, как порнография.

* * *

Закон преследует за то, что ты ебёшь женщину против её воли. В то же время закону наплевать, если женщина добровольно согласилась развести ноги, но никакого наслаждения не получила. За это тебя закон преследовать не будет. Но закон будет карать тебя, даже если женщина испытала наслаждение, несмотря на то, что её ебли поначалу насильно. Другими словами, закону наплевать на наслаждение, тогда как именно оно является главным в половом контакте. Закон озабочен не самим наслаждением, а лишь согласием на него. Вот где проявляется истинная «гуманность» законов.

* * *

«Ломать не строить» – вот почему большинство насильников идёт по лёгкому, эгоистичному пути, тогда как идеальное изнасилование содержит разрушение лишь как необходимое приготовление для строительства. В данном случае – для строительства наслаждения, ради чего ломается старый предрассудок о том, что совокупление должно происходить только с согласия женщины.

* * *

В животном мире тоже происходят изнасилования – объясняются они желанием продолжения рода. Вполне возможно, и подтверждается это тем, что самцы не истязают и не убивают самок после изнасилования, ибо тогда самцы уничтожили бы своё потомство вместе с ней.

У людей же нередко насильник истязает и убивает женщину, которую он изнасиловал, и это несмотря на то, что при насилии вероятность зачатия выше, чем при добровольном совокуплении. То есть насильник-садист, вполне возможно, убивает с женщиной своё потомство. Такое абсурдное поведение можно объяснить либо желанием избавиться от свидетеля преступления, жестоко караемого обществом, либо насильник-убийца видит в насилуемой женщине воплощение тех ограничений и запретов, которые он как раз и устраняет насилием, но ненависть к ним обращается на саму женщину: kill the messenger. Итак, природа включает в себя изнасилование как одну из форм совокупления у животных, а люди привнесли в изнасилование увечье и убийство.

Идеальное изнасилование как невольное наслаждение

– Подсудимый, вас обвиняют в групповом изнасиловании.

– Так я ведь действовал один!

– Группа пострадавших, встаньте.

Идеальное изнасилование – это групповое изнасилование без жестокости и унижения женщины, а с особой заботой о её безопасности и наслаждении, которое заканчивается её оргазмами. То, чем женщину стращают больше всего – групповым изнасилованием, превращается в свою противоположность: в её наивысшее наслаждение.

Лучше всего описать идеальное изнасилование, кратко пересказав фабулу романа, который у меня нет стимула написать (нужен аванс в несколько миллионов). А фабула – заебись. Вернее – заеби.

Жили-были три брата, которым умершие родители оставили большое наследство. Я их для простоты буду звать первый, второй и третий. Так вот эти братья не разгильдяи какие-то, а один из них строит дома, другой поэт и художник, а третий врач. Они с детства – близкие друзья. Мать их была гинекологом, отец – сексологом, и воспитывались ребята в сексуальной свободе и проштудировали родительские книжки с малых лет. Вооружённые знаниями женской анатомии и сексологии, они со средней школы соблазняли девочек, причём не только своим привлекательным внешним видом и спортивными успехами, но и пристальным и любвеобильным вниманием к клитору – чтение книг не прошло зря.

Все девочки их за это чрезвычайно ценили, многие из которых испытали свои первые оргазмы именно с братьями. Они никогда не ревновали друг к другу, а делились своими подружками, а с некоторых пор втроём обхаживали одну и ту же девушку, причём одновременно. Восторженная девушка, почувствовав гармонию, выдаваемую трио хуёв, языков и секстета рук, рассказывала об этой чудесной композиции своим подружкам, и к братьям начала выстраиваться очередь из жаждущих девочек, а потом и учительниц и прочих женщин.

В студенческие годы братья продолжали совершенствоваться в достижении интенсивных наслаждений у женщин. Они беззаботно, но творчески жили в роскошном особняке, и трудились они не для того, чтобы заработать деньги, а для использования своих талантов на благо окружающих, что придавало осмысленность их жизни.

Но в один день их жизнь резко изменилась. Они все вместе ехали в машине вдоль океана. Пошёл дождь, машину занесло, она перевернулась несколько раз и загорелась. Братьев спасло то, что они были пристёгнуты ремнями и сработали воздушные мешки. Но ожоги обезобразили их лица, и, несмотря на несколько операций, все три брата превратились в монстров – на их лица было жутко смотреть.

Выйдя из больницы, они продолжали жить вместе в особняке. Однако удовлетворить свою прежнюю тягу к женщинам они уже не могли – знакомые женщины, увидев их лица, потеряли интерес даже к любовному искусству, которым владели братья, а когда они пытались познакомиться с женщинами, те отстранялись в ужасе и страхе. Только редчайшие проститутки соглашались продавать им свою благосклонность за огромные деньги.

Братья столкнулись с настоящим женским предательством, которое состоит вовсе не в раздвигании ног для кого-то другого, а в отказе раздвинуть ноги для тебя. Братья задумались, как им заполучить женские тела. Решение, к которому они пришли, было для них единственным – насиловать. Но насиловать так, чтобы заставить женщин наслаждаться (ибо наслаждение женщины возбуждало братьев не менее, чем их собственное) и чтобы от полученного наслаждения у женщин не возникало желания сообщать о происшедшем в полицию.

На подготовку первого изнасилования у братьев ушло несколько недель. Они обсуждали разные варианты, выбирали основной и рассматривали альтернативные, если что-то помешает свершиться основному. Они проигрывали всевозможные непредвиденные обстоятельства и увлеклись этим делом, которое должно было стать их способом добычи женщин. Условие, которое они для себя поставили – это ни в коем случае не наносить женщине увечий и не только не пытаться унизить её, а, наоборот, с помощью доставляемого ей наслаждения заставить почувствовать себя богиней любви. Поэтому каждую насилуемую они решили называть Венерой, не пытаясь узнать её настоящего имени.

В романе я бы описал детали, как братья добывали Венер и доставляли к себе в особняк. А здесь важно лишь то, что они надевали маски в момент захвата очередной Венеры, чтобы она не увидела их обезображенных лиц. Также братья завязывали женщине глаза не только для того, чтобы она их не увидела, в случае если их лицо откроется, но прежде всего потому, что лишённая зрения Венера теряла ориентацию, сопротивление её уменьшалось, и она полностью переключалась на тактильные и слуховые ощущения, а они-то и были самыми важными.

Как для того, чтобы успокоить птицу, на клетку набрасывают тёмную тряпку и птица затихает, так на женщину одевается повязка на глаза, и она теряет большую часть своей активности. Первое – лишить самку возможности сопротивления. Завязать глаза, зафиксировать руки и ноги, а потом аппетит у неё придёт во время еды, если ты знаешь, как эту еду приготавливать и подавать.

Не видя, кто ею овладевает, Венера уже не могла делать выбор мужчины, и ей становилось безразлично, кто приносит ей наслаждение – красавец или уродец, молодой или старик. Эстетический критерий для выбора мужчины аннулировался в Венере вместе со зрением.

Слух Венеры наполнялся нежными заверениями братьев в полной её безопасности и её грядущем наслаждении, туда же шли щедрые комплименты её красоте. Тихая сентиментальная музыка служила фоном, а обоняние Венеры ублажалось специальными возбуждающими благовониями, которыми братья умащали свои тела.

С Венерой братья обращались властно, ласково и страстно. Они убеждали её, что ей не грозит ни беременность, ни венерическое заболевание, ничто, что могло бы принести ей какой-то вред. Нет, всё, что её ожидает, – это небывалое наслаждение. Руки и ноги женщины были зафиксированы, рот закрыт, чтобы она не вздумала кричать. В некоторых случаях братья предпочитали не использовать ремни или верёвки для лишения подвижности женских рук и ног. Братья разработали простую женскую позу для изнасилования: женщину клали на спину, ноги женщины поднимали, широко раздвигали, заводили за голову и прижимали к поверхности, на которой женщина лежала. В этой акробатической позиции женщина теряла всякую подвижность, но раскрытая промежность с поднятым задом оказывалась полностью доступной для одного из братьев, тогда как второй прижимал за щиколотку одну ногу к поверхности, на которой лежала женщина, а третий брат – другую. Братья, прижимавшие ноги, увещевали женщину успокоительными речами, которые они специально сочинили. Одни слова, разумеется, не успокаивали женщину, но когда один брат принимался за лизание клитора, а два других присасывались к соскам, то ощущения Венеры быстро менялись к лучшему.

Братья давно уже поняли, что одному мужчине любвеобильное изнасилование не под силу. Если женщина отчаянно сопротивляется и физически сильна, то, для того чтобы подавить её сопротивление, мужчине приходится либо причинить женщине боль (жестокость), либо угрожать оружием (унижение), что сразу лишало для них изнасилование своей прелести.

В борьбе с женщиной заурядный насильник ограничивается засовыванием своего хуя в какое-либо женское отверстие, но от такого совокупления женщина даже в добровольном сексе, как правило, не может испытать внятного наслаждения. При подавлении сопротивления женщины одному насильнику не до клитора, а без него женщине – никуда.

Кроме того, у одинокого насильника может не возникнуть эрекция или произойдёт быстрое семяизвержение. Так что при изнасиловании одним мужчиной женщина просто не успевает испытать наслаждение. Следует иметь в виду, что женщина в любой момент может возобновить сопротивление и прервать начавшееся было совокупление. Она может кричать и плакать и тем самым отвлекать насильника от своего дела и т. д. и т. п. Таким образом, один в женском поле не воин. (Я кратко затрагивал эту тему в эссе «Спасительница» (14)).

Братья же обладали подавляющей силой и тройной потенцией, и женщина теряла надежду, что ей удастся одолеть троих мужчин, и прекращала сопротивление. А когда сопротивление прекращалось, то наслаждение вступало в свои права, и после первого Венериного оргазма братья освобождали сначала ноги женщины, а когда она полностью уходила в наслаждение, освобождали и руки. Однако глаза у женщины оставались постоянно завязаны, чтобы её чувствами руководили только прикосновения, которые давали ей несомненное наслаждение, тогда как зрение сразу бы отвлекло её и увиденное уродство братьев подавило бы её возбуждение.

Братья встречали мужчин, которые утверждали, что их более интересует и завораживает процесс соблазнения женщины, чем сам процесс совокупления. Так могут говорить либо опытные мужчины, которые уверены в своей конечной победе и играют с женщиной, как кошка с мышкой, зная, что в итоге они её съедят, либо это малоопытный романтик (мужчину, предпочитающего процесс достижения цели самой цели, принято называть романтиком), боящийся женщины и скрывающий своё неумение и страх перед совокуплением при помощи его оттягивания, продлевая соблазнение-ухаживание.

Но почему бы не быть мужчинами, которые больше всего наслаждаются сопротивлением женщины и сведением его на нет? Смысл изнасилований, которые совершали братья, был не в том, чтобы насладиться самим, а чтобы силой заставить женщину насладиться помимо её воли, то есть сменить одну волю на другую. Волю сопротивления на волю желания. Только в этом случае сопротивление женщины теряет смысл как в физическом, так и в нравственном смысле. Братьям было важно, чтобы женщина их хотела, как в те давние времена, когда их лица были красивыми.

Особенно братьям было по душе, как они назвали, «профилактическое изнасилование» – оно являлось спасительным от злостных заблуждений. Изнасилование происходило с молодыми девушками, а иногда и с девственницами и было, по мнению братьев, прежде всего обучением, освобождением и избавлением от навязанной лжи, что ебля якобы нуждается в любви. После опробования «братского» искусства девушку осеняло, что ебля с умелыми незнакомцами прекрасна, что они доказали ей вагинально-анально-орально. Оказывается, осознавала девушка, что насильники могут превратиться в замечательных и желанных любовников.

Братья поняли, что изнасилование – это занятие значительно ответственнее, чем добровольное совокупление с радостно согласившейся женщиной, и потому они восприняли изнасилование как испытание, пробу для настоящего мужчины: из сопротивляющейся женщины, впавшей в ужас, сделать страстную любовницу, жаждущую и просящую продолжения. Люди, имеющие весьма ограниченный сексуальный опыт, и особенно женщины вынуждены полагаться на подтасованную статистику об изнасилованиях, невежественные научные исследования и на лживые исповеди женщин. Но братья систематически насиловали множество женщин, и им не нужны были научные исследования – женщины, стонущие от наслаждения, ни одна из которых не заявила в полицию, стали для них аксиоматическим подтверждением их правоты.

Так как осчастливленные братьями женщины по секрету рассказывали своим подругам о случившемся, слухи о тройке волшебников стали распространяться по окрестностям. Многие девушки стали нарочно разгуливать поодиночке в тех местах, где, по рассказам счастливиц, произошло их похищение. В итоге всё уподобилось аттракциону «Американские горы», который является имитацией смертельной опасности, но с гарантированным happy end. Женщины на «Американских горах» кричат и визжат от страха, но радостно на него идут ради удовольствия стремительного полёта. Таким же было и братское изнасилование – женщины вначале пугались и кричали, а потом, осчастливленные наслаждением, радостно вылезали из постели, чтобы снова встать в очередь, чтобы повторить сладкий ужас аттракциона. Однако братья не встречались ни с кем повторно. Во-первых, была опасность, что женщина их узнает, а во-вторых, и это самое главное, братья не хотели добровольного совокупления, которое оказалось бы во второй раз, – их влёк самый опасный, но и самый восторженный трюк любви – изнасилование.

Использованная литература

1. Randy Thornhill, Craig T Palmer. A Natural History of Rape. Biological Bases of Sexual Coercion. Cambridge, Massachusetts, London: The MIT Press. 2000.252 p. ISBN 0-262-20125-9.

2. Evolution, Gender, and Rape. London: The MIT Press, 2003.454 p. ISBN 0-262-70090-5.

3. Vanessa Place. The Guilt Project. Rape, Morality, and Law. N.Y.: Other Press, 2010.318 p. ISBN 978-1-59051-264-7.

4. Joyce Carol Oates. Rape. A love Story. N.Y.: Carroll & Craf Publishers, 2003.154 p. ISBN 0-7867-1294-5.

5. Joanna Bourke. Rape. Sex, Violence, History. Great Britain: Shoemaker/Hoard,2007.566 p. ISBN 978-1-59376-114-1.

6. Andrew Hacker. Mismatch. The Growing Gulf Between Women and Men. N.Y.: Scribner, 2003.228 p. ISBN 0-684-86252-2.

7. William F. McKibbin, Todd K. Shackelford, Aaron T. Goetz, Valerie G. Starratt. Why Do Men Rape? An Evolutionary Psychological Perspective, 2008.

8. James W. Prescott. Body Pleasure and the Origin of Violence, http:// www.violence.de/prescott/bulletin/ article.html

9. Мотивы сексуальных насильников. http://www.dorogaksvobode. ru/index.php?option=com_content8mew=article8dd= 122:2009-06-16-15-21 -08&catid=44:2009-06-11-14-42-288dtemid= 160

10. Malamuth Neil M., Check James V. Sexual arousal to rape and consenting depictions: The importance of the woman s arousal 11 Journal of Abnormal Psychology. 1980. Vol. 89(6). P 763–766.

11. Robert R. Hazelwood, Roland Reboussin Janet I. Warren. Correlates of Increased Aggression and the Relationship of Offender Pleasure to Victim Resistance 11 University of Virginia Journal of Interpersonal Violence. 1989. Vol. 4. № 1. P. 65–78.

12. James W. Prescott. Body Pleasure And The Origins Of Violence 11 The Bulletin of The Atomic Scientists. 1975. P. 10–20.

13. Jaclyn Friedman, Jessica Valenti. Yes Means Yes! Visions Of Female Sexual Power & A World Without Rape. Seal Press, 2008.362 p. ISBN 978-1-58005-257-3.

14. Михаил Армалинский. Чтоб знали! М.: Ладомир, 2002. 861 с. ISBN 5-86218-379-5. С. 441–493.

15. В. Маяковский. ПСС. М., 1955. T. 1. С. 103–104.