Правота желаний (сборник)

Армалинский Михаил

Три интервью

 

 

Наука и техника виртуального секса

[62]

Лариса Володимерова (Амстердам)

Лариса Володимерова: Михаил, то, к чему мы приступаем, по сути – виртуальный половой акт и эксгибиционизм. Вашу прозу читаю я выборочно, отдавая должное уму и блестящей стилистике, – но и простой разговор с Вами у нормального человека, опросам следуя, вызывает оргазм. Сетевая и бумажная толпы стекаются к созданному Вами Храму гениталий: харизма литгероя и автора не обаятельна – но сокрушительно властна (взгляните хотя бы в Русский Журнал). Лицо музыканта искажено смертной мукой, выводящей его в запределье (гармония, с инструментом на пару). О лице женщины с вибратором Вы, думаю, скажете ниже; сексуальная энергия перетекает в творческую, и обратно. Художник насилует зрителя, будь то рассказ о концлагере, стих о тиране и неразделенной его ненависти к рабу, или секскартинка (Вы объединяете порно с эротикой). Художник властвует над умами и душами смертных. Значит, учили нас, он обязан быть гражданином высокоморальным. Что есть нравственность от Михаила? (Заодно отсылаю всех любознательных к главе «Моральство» в Вашем эссе об оральном искусстве Эйнштейна, (см. эссе Эйнштейн как сбаръ, и я как Эйнштейн в книге Что может быть лучше?)

Михаил Армалинский: Для Вас, Лариса, быть может, наш разговор и впрямь есть половой акт, да ещё виртуальный. А для меня виртуальность несовместима с актом, и тем более половым. У нас происходит всего-навсего патологически невинный разговор, ибо он отягчён полной половой бесперспективностью из-за нашей разделённости океаном. Недаром считается, что женщин соблазняют словами (или деньгами, потому что женщины воспринимают слова как обещание денег). Мужчин же баснями не кормят – им подавай плоть или хотя бы зрелище плоти. Между прочим, я это «хотя бы» тоже басней считаю. Причём безо всякой морали. Но о морали – ни слова. Когда я слышу слово «мораль» – я хватаюсь за… нет, не за пистолет, а за то, что часто ассоциируют с пистолетом. (Не хочу подстрекать редактора сего издания на печатание слов, которые он благонамеренно ссылает в сибирь фольклора).

Что же до слова «нравственность», то оно заставляет меня хватать уже женщину за… Но, как мы установили, Вы за океаном. Так что спросите меня что-нибудь поконкретнее, без «пьедестальных» слов. А то я где-то писал, что ставлю женщину на пьедестал для того, чтобы было легче заглянуть ей под платье. Храм же Гениталий закрыт уже года полтора. Я его основал по идейно-сексуальным соображениям, но для существования его нужны были ещё и денежные, ох, какие большие соображения, которых у меня не нашлось. Я обратился за финансовой помощью, но, вместо того, чтобы на него деньги пожертвовать, все миллиарды на Храм Христа Спасителя грохнули. А ведь от Храма Гениталий уж всяко людям больше наслаждения было бы. В нём иконы поистине животворными были – при взгляде на них гениталии сразу оживали. Да и, как говорил Бендер, Храм Гениталий это вам «не церковь – здесь не обманут».

Потом я Храм на eBay поставил за миллион долларов. Тысячи людей на него смотрели-любовались, в журналах да газетах (adult) сообщали о диковинке. Но никто не раскошелился. Им лишь безыдейную порнографию подавай. А моя гранитная идеологическая база их пужает. Но ничего, я ещё приеду к ним на ослике в Нью-Йорк со своими проповедями.

ЛВ: Не сомневаюсь. Но не делайте этого по весне, когда проявляется у паломников «иерусалимский синдром», и Ваши собратья ежегодно въезжают на ослице в реале в Иерусалим (о Нью-Йорке не знаю).

Лучше Вашего литгероя разбираться в сексе почти невозможно (и не откажете же Вы даме на глазах у читателя! «Тебя, красавица, хоть голосом касаться»). Вы – суровый знаток эрогенных зон смежных искусств. Как трактуете Вы физиологию творчества? Согласны ли с тем, что гормональный фон диктует нам разные жанры? Пассивные гомики – и балет. Бисексуальность – и поэзия (мужчина-поэт, как правило, в педерастии пассивен, а женщина – лесбиянка ведущая: куда ж без гармонии, без двух составляющих текста? Наблюдается то же в исполительском мастерстве, параллелей хватает). Роман – прерогатива мужчины (в крупной прозе пока что нет дам), гиперактивного в сексе. Как влияют гормоны на гармонию автора и, с вытекающими последствиями через океан, на читателя?

МА: Я не генетик, не эндокринолог, – откуда мне знать, как гормоны в обнимку с генами влияют, да ещё на жанры искусства? А по-здравомысленному происходит так: что бы женщина ни делала, она будет оставлять на предмете своей деятельности своё женское – облик ли, запах ли? То же и с мужчиной. Он мускулистее, вот и берётся за романы, потому что силы на них большие требуются – объём как-никак.

Но главный принцип такой: женское вбирает в себя, а мужское – заполняет собой. Женское литературное творчество, которое началось лет двести пятьдесят назад (Сафо мы ценим за другое) состояло в основном из впитывания в себя стереотипов, изверженных монопольной мужской литературой. А мужская литература занималась тем, что заполняла женские сердца и мужские мозги, а точнее, морочила головы женщинам и впечатлительным мужчинам.

Последнее время половая грань заметно стирается (или слизывается?), так что куча женщин пишет романы, и получше мужских. Заполнившись мужскими литературными семенами, женщины теперь рожают не только сюсюканье, подыгрывающее мужскому сексуальному невежеству, которое называется «романтикой», но и физиологически и психологически честную прозу. Вот Catherine Millet (читай General Erotic 2004. № 107) написала о своей сексуальной жизни так, что мужчины в женские обмороки попадали. А женщины очнулись и бросились подражать Catherine, позволив себе переливаться через края… Только, пожалуйста, не спрашивайте, «какие» и «чем».

Кстати, Вы, Лариса, сами мощные романы пишете – как Вы это объясните с Вашей уникальной точки зрения «эрогенных зон смежных искусств»?

ЛВ: Спасибо, но как-нибудь после. Я пока, как прилежная армалинка, ловлю каждое Ваше слово, – вернемся к герою. Вот как пишете Вы о французской журналистке Catherine (меня всегда восхищает, Михаил, Ваша стилистика с нежным подтекстом издевки):

После этой анальной активности Catherine испытала гордость собой из-за того, что не ощущала в себе никаких сдерживающих сил, а полностью открылась народу задом как в других случаях – передом. Что она подразумевала под «лёгкой гонореей»? По-видимому то же, что под «лёгкой беременностью». Пропустив через себя столько цистерн спермы, Catherine должна была бы возвращаться к этой и другим болезням не раз. Однако то, что она по сей день жива и здравствует, говорит лишь о том , что плата за наслаждения была минимальной [67] .

Почему при таком владении словом Вы избрали главной темой «партнёров со злющей спермой» (цитата оттуда же) и их быстротечных подруг, а не обратились к форме романа о лишнем нелюбвеобильном герое?

МА: Я написал один романище Добровольные признания – вынужденная переписка (см. Чтоб знали!), там всего наворочено на десять романов. Отметился, доказал, что могу. Но романы писать долго и нудно. Для меня же главное – вразумительно излить идейки, которые время от времени ко мне залетают, и небольшое пространство рассказа или статьи вполне достаточны. Жанр выбирается темпераментом. У меня темперамент вспыхивающий, остывающий и снова вспыхивающий. А для романа нужно быть постоянно включенной лампочкой. Я всегда диву даюсь писателям, которые строчат романы, тогда как я вымучиваю строчки. Мой девиз здесь такой: лучше сорок раз по разу, чем один раз сорок раз. Звучит не слишком лингвистически и литературоведчески. Могу дать и долгожданную сексуальную аналогию. Писать роман – это все равно, что с одной женщиной общаться в течение долгого срока. А я предпочитаю разных в течение коротких сроков. Вот и пишу «краткосрочные» рассказики. К романам у людей отношение, как к браку – нечто серьезное и продолжительное. А рассказы – это так, легкомысленные связи. Ладно, хватит с этой аналогией.

ЛВ: У Вас и в рассказах серьезная, монолитная проза толстовского плана, к чему я хотела бы позже вернуться.

Оргазм (его составные) близок состоянию вдохновения творческого; моменту засыпания; моменту умирания. Ваша проза частично отвечает на вопрос об этой связи; но почему мы вообще говорим о сексе, а не о чистом творчестве? Потому ли, что вершина творчества – для избранных, а вершина оргазма общедоступна?

И следующий момент, – ритм в любви и в искусстве. Мужчина обучает женщину ритму, в ней пробуждается музыка.

Ваша проза полна равномерного дыхания, и этот ритм невольно, но органично копирует прилив-отлив – морской воды или крови. Ваша музыка, как стилистика, неизменна, но идет в рост. Каково соотношение стиля и темы? Ведь если бы Армалинский писал о трассирующем, не о вечном, то и ритм был бы другим?

МА: Я насчитал в Вашем абзаце четыре вопросительных знака. Может быть, с одним справлюсь.

Я не выбираю тему – тема выбрала меня. Ритм – во мне, как ритм сердца, его не замечаешь, пока не заболит. – Пока не заболело. Меня интересует одно – честно говорить о чувствах и возникающих в связи с ними мыслях. А чувства эти – родные для всякого. Когда пишешь о войне, то найдется множество людей, которые её не испытали, и потому отклик на это произведение будет у них умозрительным. Если я пишу о половых органах, об их взаимодействиях и о том, как это все в башке переваривается, то это близко всем без исключения, даже кастратам, ибо сексуальные ощущения остаются даже у них. Ритм же везде один, как в музыке, так и в литературе – отражает ритм сексуальный: возбуждение (прелюдия), плато (основная тема), приближение к оргазму (всевозможные крещендо) и спуск (кода). Если представить литературное произведение, где вроде бы интересное начало, а потом автор начинает топтаться на месте в утомительных рассуждениях и заканчивает произведение невразумительным концом, то у читателя возникает чувство неудовлетворенности, раздражения, как от полового акта, без достаточного возбуждения и оргазма. Но как существует множество сексуальных вкусов, так и читатели привечают различных писателей с незаконченными, усеченными или растянутыми ритмами. Для меня писатели как Джойс – тоска смертная. Но существуют люди, которые любят длить состояние умеренного возбуждения до бесконечности. На здоровье. Есть произведения литературы многооргазменные – один пик за другим – это свойственно приключенческой литературе. Неудивительно, что она пользуется огромной популярностью. А когда хотят заняться сексуальной фантастикой о бесконечно длящемся оргазме, то придумывают романы с happy end, который и иллюстрирует Его Величество Оргазм. Цикл искусственно обрывается на высшей точке и кода намеренно изымается (не в этом ли искусство – в манипуляции половым ритмом?), и читатель остаётся с ощущением замершего максимального наслаждения – вот почему именно такие романы и фильмы пользуются максимальным успехом.

Однако ритм – это всего лишь само собой разумеющийся каркас, скелет. А меня интересует плоть темы.

ЛВ: Поразительный учебник для Литинститута! Вы назвали жизненный цикл. Композиция, значит, статична, творчество возможно только внутри заданной схемы, но вот бывает —… В великолепном эссе про Эйнштейна в главе Свет мой, оргазм Вы писали:

Вроде еще никто не рассматривал оргазм как основу человеческого самосознания и религиозного бытия. А вот я – рассматриваю. [69]

Философия секса. Приведу сразу несколько цитат с комментарием; речь идет о любви ученого – и Вашем собственном, видимо, взгляде на брак.

Повторяя любимого Шопенгауэра, Эйнштейн в одном из писем Милеве пишет, что жена отличается от проститутки только тем, что продлевает свой контракт на сожительство. И вёл он себя с Милевой по поговорке: «зачем жениться, когда и так ложится».

Вы иллюстрируете эссе фотографиями Эйнштейна (одна – с высунутым языком). Привожу Ваше смелое верное изречение, Михаил, о виртуальных знакомствах:

Если по делу, то мужчина должен не столько фото члена присылать ·, сколько фото языка. С указанным коэффициентом выносливости.

Так по-мужски звучит авторский возглас в эссе – о Милеве:

Это что?  – она какие-то места не разрешала целовать, а Эйнштейн смирялся с этим запретом?

С общей их фотографии посмеиваются глаза женолюбца и сластотерпца Эйнштейна, – я думаю, он все простил Вам за этот пассаж:

Понятие любви легко уподобить понятию эфира в физике: нечто якобы существующее везде, но никак не определяемое. А я по-эйнштейновски сказал, что никакого эфира-любови нет, а есть лишь оргазм (прообраз света ) и стремление к нему. Более того, оргазм, как и свет, испускается квантами спазм. Если Фрейд выявил сексуальную основу человеческого бытия, что называется, «на пальцах» (на словах ), то Эйнштейн открыл физико-математическую интерпретацию человеческой вселенной с помощью своей знаменитой далеко идущей формулы: E = mc 2 . Суть её заключается в том, что энергия превращается в массу , а масса в энергию, причём даже малая масса может превратиться в огромную энергиюблагодаря тому , что поело массы стоит колоссального размера коэффициент – квадрат скорости света…В моих же системах координат смысл Формулы таков: капельная масса семени, усиленная мощью оргазма, превращается в огромную энергию жизни нового человека.

Извините меня, Михаил, за цитатник, но вопрос опять будет компактным; ответьте на то, что считаете главным. Ваша трактовка оргазма, как выхода к богу, означает ли, что нам нужно гнаться за максимумом совокуплений; что неважен партнер, подменяемый скотоложеством или вибратором; и что чувства глубокие – побоку, достаточно наших эмоций?

МА: Оргазм в отношениях – условие необходимое, но не достаточное. Поскольку мы устроены так, что не можем пребывать в непрекращающихся оргазмах днями и ночами, то поэтому приходится перемежать наслаждение всяческими передышками и подготовками к нему. Эмоции между любовниками основаны на том, чтобы обеспечить наличие желанного тела, когда снова захочется. Для этого временное пространство между оргазмами заполняется «общими интересами», заботами и прочим, что называется «отношениями». Я против этого ничего не имею. Это разновидность бытового флирта, что и есть эмоции.

Оргазм – это не кусок чего-то, проносящегося как камень перед носом, это ощущение делимое, и в его этапах заключается ответ на то, почему важны эмоции. На подступах к оргазму мы готовы на всё и всех – только бы до него добраться, на этом этапе ни у кого не возникает вопроса о смысле жизни, ибо смысл этот заполняет в эти моменты всё твоё бытие. На подступах к оргазму ты лишаешься брезгливости, стыда, ты рад всякой новизне ощущений, их усиливающих, ты принимаешь любого партнёра – все становится приемлемым и желанным.

Когда ты взобрался на пик и чуть переваливаешь через него, то в эти мгновения ты настолько захвачен своим наслаждением, что уже полностью забываешь о своем партнере, ибо наслаждение уже идет автоматически, независимо от внешнего – важно одно, чтобы это нечто оставалось при тебе, чтобы не потревожить твоего наслаждения. А в процессе опускания с горы стремительного, как у мужчины, или плавного, как у многих женщин, возвращается только что отринутое: отвращение, брезгливость, стыд – а если их нет (к счастью), то тривиальное безразличие, и тогда становится исключительно важно – кто твой партнёр, милый ли тебе человек или чужой и по сути безразличный. То есть радостно ли будет пережидать с этим человеком время до следующего оргазма.

Для женщины этот вопрос важнее, чем для мужчины, так как в одном из этих промежутков может родиться ребёнок, вынашивать которого и ходить за которым придётся женщине. Ей нужен помощник-мужчина, а потому ей оргазма мало, а требуется тот, кто останется с ней и после оргазма, чтобы ей помогать – вот женщина и выбирает соответствующего партнёра с помощью выстраивания условий для своей доступности на основе так называемой любви. Всё это окрашивается в яркие краски эмоций, которые делают для женщины секс не только приятным, но и обоснованным. Мужчина увлекается этой игрой по своим правилам.

Самоценность оргазма проявляется на примере страстной любви женщин к вибраторам, которые могут дать женщине наслаждение, что не под силу дать никакому мужчине. Традиционное понимание духовности женщины сама женщина радостно размозжит булавой вибратора – для великого наслаждения ей мужчина не особо-то и нужен. А раз оргазм самоценен и вовсе не всегда требует оправы человеческой, то и не только вибратор, а и скотоложество – на здоровье, коль общество защиты животных не прячется за забором. Кстати, известны глубокие чувства, возникавшие у пастуха к любимой овце и у женщины к возлюбленным собачкам. Чем эта любовь хуже любви к вибратору – пусть мне кто-нибудь расскажет.

ЛВ: Не знаю, кто «готов на всё и всех» на подступах: на всех-то готовы не все; но что есть момент, когда всё и вся безразличны – то звездный час смерти (а в Вашей трактовке – бессмертия). Так оргазм есть свобода или же все-таки рабство? (Выход в космос, – но это свобода через зависимость?). Главное в Вашем учении идет вразрез с толстовским: Оргазм есть стимул не для размножения, а для совокупления.

Но и Толстой перед смертью пришел к тому же – к свободе (уход из Поляны), и к торжеству творчества и личной ответственности художника (он на простыне, когда уже произнести не мог и понять, выводил рукой свою подпись).

Иннокентий Анненский в работе Достоевский в художественной идеологии так возражал Вам на будущее:

Я читал где-то недавно про Льва Толстого, как он рассказывал план нового своего рассказа.

Женщина, стыдясь и дрожа, идет по темному саду и где-то в беседке отдается невидимым жарким объятиям. А кончив отдаваться, на обратном пути, когда от радости осталось только ощущение смятого тела, вдруг мучительно вспоминает, что её видел кто-то светлый, кто-то большой и лучезарно-белый».

На фоне лучезарной совести грешить было предкам никак невозможно. А продвинутым Вашим героям?..

МА: А бог его знает, оргазм – свобода или рабство. Конечно, свобода через зависимость, я не предлагаю окончательных решений – я предлагаю направление стремлений. Об оргазме я донельзя распространялся в эссе Гонимое Чудо, что вошло в ладомировский «кирпич». (Чтоб знали!)

Смысл оргазма в том, что нам открывается нечто, соединяющее нас с основой бытия. Давайте для красоты называть эту основу Богом. В оргазме мы освобождаемся от всего наносного, но зато попадаем во власть (хотите, для той же красоты, называйте это рабством) – божественных конвульсий, которые с нами свершаются помимо нашей воли, на рефлекторном, генетическом уровне, а значит в нас заложен великий план: если такое-то место в теле трогать ритмично и достаточно долго, то произойдёт нечто, что помимо твоей воли даст тебе осознание смысла твоего бытия. Причём осознание это будет сопровождаться великим наслаждением. И получается, что осознание происходит посредством наслаждения. Это ли не волшебство? Вот почему любое творчество как проекция оргазма приносит огромное наслаждение. В этом и прелесть, что проблема свободы-рабства снимается творчеством.

Толстого я обожаю как писателя и ненавижу как мужчину, который своим авторитетом ввёл в заблуждение массы мужчин и женщин. У меня в романище есть пассаж, разъясняющий Толстого. С отточиями, сделанными для этого уважаемого издания, он звучит так:

Перечитал «Крейцерову Сонату» и диву дался сексуальной инфантильности Толстого – куча глупостей и полового невежества. Сначала пишет, что детский досуг его был нечистым – дрочил то бишь, и на женщин смотрел жадно , – а как же иначе? А потом, когда он, бедненький, лишился невинности, то застрадал, что потерял «чистое» отношение к женщине. Да его никогда-то и не было, коль др…л. И вообще, о каком «чистом» отношении к женщине может идти речь, если у тебя х… есть? Ошарашенность от исчезновения желания после первого оргазма с женщиной геройчик воспринимает как великую потерю. А свой медовый месяц он вспоминает со стыдом, но не из-за грязи, как он это хочет представить, а из-за очевидной своей неспособности доставить удовольствие молодой жене, которая жаловалась на боль и явно сторонилась мужа.

И написал Толстенный «Сонату» ради проклятия е. щ которая ему не давалась всю жизнь.

ЛВ: Не берусь обсуждать этическую сторону этих рассуждений, так же как эссе о Бродском и Бобышеве, – ещё Пушкин нам завещал Натали оставить в покое. Но характеристику Вы там даете ядовито прекрасную:

Бобышеву свой приговор я давно вынес – талантливый поэт, каков ых немало.

Или вот так, хотя не согласна – по сути:

… представляю, с каким презрением Басманова думала об этом « джентльмене », как всякая женщина – об испугавшемся взять её мужчине.

Я б сказала, писал феминист:

Да и сама невеста не пустое место, а как-никак человек женского рода и может сама решать, с каким самцом ей быть. Вполне возможно, ей хотелось иметь двух одновременно или попеременно, почему это запрещается женщине, которая в открытую заявляет, что не хочет замуж. Это Вам не мир животных, где два самца рогами друг друга бодают, а самка покорно ждёт сильнейшего. У человеков в середине 20 века сплошь и рядом женщина сама решала, как распоряжаться своим телом. В данной ситуации важно не как вела себя Басманова, а как себя вели юные мужчины. А они вели себя как собственники, из чего они изо всех сил делали поэзию.

А как тонко, пуховой подушкой, в эпилоге вздыхает эссе:

Вот и решил Бобышев ославиться и всем выкрикнуть «Я – здесь!». Чтобы его можно было бы осторожно обойти.

Секс виртуален в искусстве, поэтому гиперреален (с чего я начала интервью, – обратите внимание на композицию, «жизненный цикл» беседы: не перекрыть же дыханье?). Другое дело, что, как бы мы все ни старались, вовеки не соединиться: чужую душу не взять. – Поговорим же о заповедях Армалинского.

МА: Вы упомянули Пушкина и Натали. В Тайных записках 1836–1837 годов Пушкина, что вторым изданием питерское издательство Ретро выпустило, наш классик изрядно высказывается на эти темочки.

Что же до заповедей Генитализма, то о них не говорить надо, а исполнять. Их восемь. Думал делать десять, по традиции, но решил, что надо быть лаконичнее, а то народу, как оказалось, не под силу десять выполнять. Так я подумал, что восьми легче следовать будет. Моя вера называется Генитализм, её последователи – гениталисты.

1. Познание бога даётся человеку в оргазме. Приближение к оргазму есть предчувствие бога.

2. Так как оргазм возникает в гениталиях, то они являют собой божественное. Возбуждение, которое вызывают гениталии, есть истинный религиозный трепет.

3. Гениталии, будучи средством познания бога, являются объектами почитания, гордости и воплощением идеальной красоты.

4. Совокупление и мастурбация – это богослужение.

5. Гениталии связывают нас с будущим благодаря деторождению, что есть чудо божественное. Потому гениталии не только взывают оргазмом к богу, но и творят чудеса его властью.

6. Любое изображение гениталий и их совокупления есть икона.

7. Наслаждение изображением гениталий есть иконопочитание.

8. Проституция предоставляет любому доступный оргазм. В силу этого проститутки достойны преклонения, восхищения и благодарности.

ЛВ: Я вижу девятую в Вашей цитате о Храме:

В нём иконы поистине животворными были – при взгляде на них гениталии сразу оживали}

То есть евангелие от Армалинского связывает нас с будущим и через воскрешение.

В Гонимом чуде нашла я очаровательный Ваш пассаж:

У всех гениталий своё, неповторимое выражение лица. У них своя мимика и выразительная внешность . [73]

Весьма спорно, однако, что

Гениталии вызывают к себе любовь с первого взгляда:

мы с детства привыкли читать об обратном.

И я все никак не привыкну к Вашей уравниловке наслаждения в ощущении с глубоким чувством, любовью:

В Храме Гениталий – все равны и прекрасны, ибо знакомятся друг с другом не по имени, возрасту, лицу или по финансовому положению, а по волшебному облику половых органов, которые поистине уравнивают всех в наслаждении.

Вы утверждаете, что

Генитализм является возрождением и развитием древних культов и верований. [74]

Это как телепатия, которую считают атавизмом, пришедшим из Африки… Однако, здесь есть прорыв в будущее, не зря же Вы пишете так:

Добро пожаловать в Храм Гениталий! where.org means orgasm – где. org означает оргазм.

И заодно мне хотелось бы высветлить общепримиряющее значение Вашего Храма, как символа борьбы за мир во всем мире:

Сообщайте о Храме Гениталий и посылайте им адрес:

../TemplHosting.html всем своим друзьям, родственникам, знакомым, любовникам, любовницам и даже врагам, которых вы таким способом обратите в друзей.

Ах как это мило!

Но, к сожалению, пространство газеты не даст мне спросить Вас об оргазме той силы, которая препровождает нас в смерть.

Подытожим: с животными – можно, с предметами – нужно, с детьми —?!

МА: Критерий основополагающий – лишь бы всем было приятно. Этот критерий приемлемости неприменим для некрофилов, ибо труп, увы, говорят, ничего не чувствует. Так что если живому приятно – то на здоровье.

С детьми – посложнее. Тут я полагаюсь на природу в установлении границы: для девочки – начало менструаций, а для мальчиков – когда угодно, лишь бы ему хотелось и он радовался, радуя. И мальчика с малых лет нужно обучать уважению к женщинам, заключающемуся прежде всего в том, что его задача открывать перед женщиной дверь в наслаждение. А не рваться в эту дверь самому, отпихивая девочек, толпящихся у этих дверей.

Сложность же заключается в том, что стоит девочке или мальчику получить наслаждение, как взрослые обрушиваются на них и вопят: Это грех! Это позор! Это отвратительно! И ещё много чего ужасного. Юную психику задавливают, и ребятки начинают думать, что, получая наслаждение, они совершают преступление. А нашему дорогому человеческому обществу только этого и надо.

ЛВ: Остается поблагодарить Вас, еще раз восхитившись созданным Вами учением: религия секса лучше религий неверия, а проза Ваша – сильна, умна и по форме прекрасна. И —

До свиданий ,

как Вы говорите читателю!

 

Вышел Пушкин из тумана…

Издатель тайных записок Пушкина о классиках и о себе

Семен Шлямбур (Московский Корреспондент, 3 окт. 2007)

Писателя Михаила Армалинского как только ни называли – и порнографом, и советским (а потом и американским) Генри Миллером, w виртуозом литературной провокации. Он начинал писать в Ленинграде, продолжает теперь в Миннеаполисе. Среди его книг сборники «Мускулистая смерть», «Но обе стороны оргазма», «Гонимое чудо». Им составлен альманах «Соитие» – первое такого рода издание на русском языке. Но у широкой публики имя это ассоциируется, б первую очередь, с «Тайными записками» Пушкина, которые вышли в издательстве «ΜΙΡ» и авторство которых молва приписывает самому Михаилу Армалинскому.

Семен Шлямбур: Как правило, авторы очень ценят славу. Иногда это доходит до абсурда, и тогда возникает такое явление как плагиат. Небезызвестный Хлестаков кричал в запале, что Юрий Милославский тоже его сочинение. Вы – один из немногих, кто парадоксально отказывается от авторства, когда ему приписывают знаменитую книгу.

Михаил Армалинский: Никаких парадоксов. Что я вам – Пушкин, что ли? Мне, например, приписывают авторство недавно вышедших Эротических приключений Гулливера. Так что мне делать? – встать на цыпочки и говорить, будто все рядом со мной лилипуты?

А дело было так (пересказываю вкратце предисловие, предваряющее все издания Тайных записок). В 1976 году я решил эмигрировать в Америку. Однажды ко мне пришел благообразный старик. Мой гость назвался Николаем Павловичем. Жил он неподалеку, в коммунальной квартире. По профессии Николай Павлович был историком. Он попросил меня взять с собой его рукопись – дневниковые записки конца тридцатых годов XIX века. Записки эти были зашифрованы, гость мой работал над их расшифровкой много лет. Особую сложность составляло то, что записки были написаны по-французски, за исключением отдельных русских слов и выражений, но безупречное знание языка помогло довести дело до конца и сделать русский перевод. Когда я раскрыл переданную гостем папку, то на первой странице увидел выведенное крупными буквами: «А. С. Пушкин.

Тайные записки 1836–1837 годов». Текст показался мне в высшей степени интересным и значительным.

СШ: И как же складывалась судьба этой так замечательно обретенной рукописи?

МА: Я явил миру Тайные записки, издав их в Миннеаполисе в 1986 году, а потом они были изданы на 24 языках от Китая до Исландии. Книгой заинтересовались не только читатели и пушкинисты. В прошлом году с большим успехом шла театральная постановка Тайных записок в Париже. Роль Пушкина исполнял прославленный актёр театра и кино Manuel Blanc. Таким образом, Россию опять обогнали, на этот раз в самом русском занятии: в любви к Пушкину.

СШ: Думаю, это потому, что нет пророка в своем Отечестве. Даже Александра Исаевича Солженицына, и того не слишком привечают. Сколько ни бодался он с дубом, и из-за границы, и по месту жительства, а дуб и ныне там. Что же до Пушкина и его чудесно обретенных записок, как я знаю, судьба их на родине складывалась тяжело.

МА: Судьба Пушкина, как мы знаем, вообще тяжёлая. Писали, что Солженицын её утяжелил – высказал своё неодобрение Тайным запискам. Но когда прочёл их вслух с женой – взял свои слова обратно. А вот бывший директор Пушкинского Дома, а ныне главный редактор журнала Русская литература, президент фонда науки, культуры и образования Дом Пушкина Николай Скатов Тайные записки выучил наизусть и по сей день продолжает их сладострастно хаять.

Всё началось с истерической (ставшей исторической) статьи, напечатанной в Огонъке в 1987 году. Тираж этого издания был тогда многомиллионным. А потом, по советской традиции, не читая ТЗ, все кому не лень бросились их клеймить позором (то есть рекламировать): Вопросы литературы, Правда, Литгазета и несть им числа. В 1994 году Книжное обозрение объявило ТЗ «худшей книгой года». Притом, что книга не была ещё издана в России. Попутно новые дельцы стали печатать там и сям куски из ТЗ, разумеется, пиратски.

А телодвижения прессы по поводу Тайных записок с каждым годом увеличивались по амплитуде и частоте – близился оргазм: 200-летие со дня рождения великого поэта. Дело приняло такой оборот, что литератор Давид Баевский взялся регистрировать эти сейсмические явления, и в 1996 году вышло первое издание книги Парапушкинистика, название которой теперь стало как литературоведческим термином, так и словом нарицательным. Эта книга является собранием статей, писем, заметок и прочей информации, отражающим русскоязычную реакцию на ТЗ, и являет собой уморительную картину российской ментальности. Как Тора обросла Талмудом, как Евангелия обросли деяниями разных там апостолов, а Коран оброс книгой Хадит, так Тайные записки Пушкина обросли Парапушкинистикой.

В России Тайные записки были впервые изданы только в 2001 году. Их опубликовал Научно-издательский центр Ладомир>, на который тотчас бросилось лаять своры мосек и прочие суки. Тираж ТЗ разлетелся в несколько недель, но допечатывать его Ладомир не стал – свою научную задачу он выполнил, а лезть на рожон было ни к чему. Повторить этот героический и дальновидный поступок ни один издатель не решался, что и следовало ожидать – у них не хватало ни ума, ни смелости, ни делового расчёта.

Лишь в 2004 году питерское издательство Ретро решилось на переиздание, думаю, прежде всего потому, что владелец издательства жил в США и российские литературные бандиты его не страшили. Первый тираж книжный дистрибьютор купил на корню, ещё до вывоза из типографии. А потом еле успевали допечатывать и переиздавать. Новое издание – в 2005 году, а в 2006 к 20-летию выхода ТЗ было выпущено русско-английское издание с параллельными текстами, для иностранцев, изучающих русский язык, после чего эффект изучения русского языка в англоязычных странах подскочил на 47,8 % согласно исследованию института Галлопа (или Аллюра?). Все нынешние российские причитания и жалобы на нелюбовь молодёжи к чтению и на равнодушие к русской классике могли бы превратиться в восторженные восклицания, если бы Тайные записки включили в школьную программу для старших классов. Вот когда бы в народе возникла истинная любовь к Пушкину.

СШ: Жаль, что издатели были столь нерешительны, выйди книга в полном виде до падения СССР, было бы кого винить в разрушении великой империи. Как говорят, а лампочку кто вывинтил, Пушкин?

МА: Пушкин лампочку не вывинчивал, а разбил, запустив в неё Тайными записками. Доктор Живаго, вещи Синявского с Даниэлем и Архипелаг Гулаг тоже не были напечатаны в СССР, но неотвратимо, разрушали на расстоянии эту огромную потёмкинскую деревню с Кремлём посередине.

СШ: А как Вы, издатель, относитесь к Тайным запискам, ведь Пушкин там представлен, мягко говоря, неканонически. Он не только посещает публичные дома, где встречает Дантеса, но и, кажется, вступает с ним в интимную связь, по крайней мере, это прочитывается между строк. Выходит, Пушкин, этот африканец, по нынешней терминологии, «голубой», а не иссиня-черный, каковыми должны быть арапы.

МА: Если следовать тексту Тайных записок, ни о какой интимной связи Пушкина и Дантеса не может быть и речи. Даже если они и поимели одну и ту же даму, это их сделало «молочными братьями», но никак не любовниками. Недаром Пушкина называют Солнцем русской поэзии, ведь солнце светит всем. Так что, естественно, гомосексуалистам очень хочется, чтобы Пушкин был среди них, того же, наверно, хотят и копрофаги, и некрофилы. Я ничего не имею против всех сексуальных конфессий – пущай общаются как угодно, но при условии, что все участники получают наслаждение. Однако при чём тут Тайные записки? В них Пушкин ведёт себя отчётливо гетеросексуально.

У меня никогда не имелось сомнений, что Пушкин был более раскрепощён, чем это могло по тем временам проявляться в стихах и прозе, а Тайные записки лишь подтвердили мои предчувствия.

СШ: И свои мысли Вы попытались донести до окружающих, слали письма и Тайные записки в редакции, учреждения, в тот же Пушкинский Дом, например. Причем, слали так активно, что Вас считают едва ли не первым российским спамером.

МА: Спамер, спермер, зовите как полюбится. Но я действительно – первый, кто в Рунете стал систематически рекламировать Пушкина и другие литературные произведения. Но с 1999 года я выбрал другую форму пропаганды – я издаю на интернете свой Литературный журналец General Erotic. Он до сих пор цветёт и пахнет под развевающимся генитальным флагом США, который я придумал и который украшает коллекцию нью-йоркского Музея Секса.

А насчет писем и рассылки Тайных записок, когда они еще не были изданы в России, то я лишь стремился привить любовь к пушкинскому слову. И слова благодарности за это раздаются все чаще.

Интервью брал Семен Шлямбур

 

Вишневый сад Михаила Армалинского

Какая дорога ведет к храму гениталий

Федор Рюхель (Пентхаус, Москва, дек. 2007)

Сколько было говорено о целомудренности и нравственной чистоте русской литературы. Тем не менее, порнографические пассажи есть у всех русских классиков. При этом найдутся извращения на любой вкус.

Поклонники садо-мазо не без удовольствия прочитают фрагмент из повести Первая любовь, где женщину бьют по голой руке хлыстом, а она, томно улыбаясь, целует свежий рубец. Если учесть, что герой повести подсматривает, причем одним из действующих лиц этой бесстыдно сексуальной сцены является его отец, то Ивану Тургеневу можно с полным правом дать с пальмы первенства отличную пальметту. И как ни старался его прилежный подражатель Бунин, создавая в цикле Темные аллеи целый каталог порнографических сцен – тут и растление несовершеннолетней, и соблазнение, и склонение к сожительству, описанные не без приятности, последователь значительно уступает предшественнику.

Уринальные мотивы представлены в стихах Есенина. Апология насилия, причем неоднократного, имеется у Бабеля. Инцест является важной составляющей повести Пильняка (точно не упомню какой, поскольку все, что вышло из-под его пера, неотличимо).

А фрагмент из романа Достоевского, где Свидригайлову является маленькая девочка, которая непристойно подмигивает и делает темные намеки, не буду и цитировать, поскольку более откровенная детская порнография вряд ли существует.

Экскурс в историю предпринят для того, чтобы опровергнуть расхожий миф, а равно и досужие обвинения в адрес Михаила Армалинского, поэта, прозаика, эссеиста, мастера полемики, адресующего добрым знакомым полные юмора и благожелательности эпистолы, иногда с фотографиями в довес. Говорят, он порнограф. Говорят, он философ, но занятый единственной философской проблемой: какое место в культуре занимают места причинные.

О себе он судит более здраво, нежели оппоненты:

«Не я одержим темой секса, а секс одержим мной. Я, разумеется, отвечаю ему взаимностью. Замечательный писатель Василь Быков писал только о войне. Я не слышал, чтобы кто-либо ставил это ему в упрёк. Кто же посмеет сказать, что война важнее или радостнее секса? Секс существует как во время войны, так и во время мира. Секс существует в молодости и в старости. Секс – это жизнь. Более всеобъемлющей темы не существует, однако меня любят корить тем, что я узко смотрю на мир. В СССР я прозы не писал – жал на стихи, в них только начинала проступать моя сексуальная судьба. Но в СССР это был тупик, кончавшийся решёткой. Точнее, передо мной тогда открывались повсеместные тупики – в работе , в здоровье , в людях. Надо было бежать , пока в одном из тупиков открылась дверца эмиграции. Только приехав в Америку , я смог точно сформулировать своё отношение к тупикам – лишь один был желанен'. “П…а – является тупиком. Я в него всегда прямиком… ” [75] »

Сказано убедительно, но уж больно вразрез с традицией. Армалинский деятелен и бодр, что непростительно для российского литератора, хотя и в меру сентиментален (сентиментальность всегда считали дурным тоном, тогда как она указывает на чувство меры, нельзя из всего делать мировую трагедию).

Типично русская дилемма – оставлять ли вишневый сад или рубить его на корню? – в здешних обстоятельствах неразрешима. И то, и другое делать невозможно, пусть и выбора, собственно, нет. Надо и беречь сад, и работать себе во благо. И потому Армалинский решил разумно – если мешают обстоятельства, не плакаться, а сменить обстоятельства:

«Об Америке ходили легенды, что улицы там вымощены золотом. Я в это никогда не верил, но зато во мне сиял другой прекрасный образ Америки: города, забитые доступными женщинами, причём их можно брать без всякого золота. Но это тоже оказалось наивной мечтой. Верным оказалось лишь одно – Америка действительно страна неограниченных возможностей, вот ими-то я и решил воспользоваться в области литературного секса, не говоря уже об обыкновенном.»

Впрочем, скоро выяснилось, что прежде, нежели попробуешь вишневого варенья, не раз и не два поскользнешься на вишневой косточке. О попытке войти в американскую художественную жизнь Армалинский рассказывает не без самоиронии:

«Когда в Штатах я написал свой первый хороший рассказ “Сделка ” [76] , его перевели на английский и напечатали в академическом литературном журнале , я наивно решил послать его в “ Playboy ”. Тогда не было ещё даже факса, что говорить об электронной почте. “ Playboy ” не ответил. Я решил сделать так, чтобы им было не отвертеться. Я раздобыл номер телетайпа журнала и, заплатив сотню долларов, послал целый рассказ. Теперь это трудно представить, но его отсылка на телетайпе заняла четыре часа. На следующий день мне позвонили из журнала, сказали, что рассказ понравился, но он им не подходит по духу, и стали умолять больше не посылать ничего по телетайпу, так как я, оказывается, прервал их коммуникацию со всем миром, и работа в журнале остановилась.

Через некоторое время я послал другой рассказ, на этот раз уже в “Penthouse” и обыкновенной почтой. Его купили, заплатили приличные деньги, о потом редактор позвонил и стал извиняться – их адвокаты зарубили рассказ, так как там идёт речь о шестнадцатилетней девушке, и к тому же она там мочится на героя, [77] что по американским законам недопустимо как по возрасту, так и по роду жидкости.»

Защитить от издательского произвола могло лишь собственное издательство. Организованное в 1984 году издательство Μ.Ι.Ρ. Company издавало, естественно, не только произведения Армалинского. За сборником собственных стихов По обе стороны оргазма (1988)—

«такого пристального взгляда на секс в русской поэзии еще не существовало ,» —

гордится автор, – последовал первый альманах русской эротической литературы Соитие (1989). Разные по жанру произведения объединял общий сексуальный накал. Представлялось, еще немного, стихи и проза ринутся, разрывая страницы, чтобы слиться в свальном грехе.

Но не стоит думать, что функция издательства – выпускать книги провокативные, сеющие смуту в умах и членах. Издательство ставило перед собой и цели просветительские, выпущенные им Тайные записки 1836–1837 годов А. С. Пушкина разлетелись по Земле. Пушкинское пророчество о том, что

«назовет меня всяк сущий в ней язык » [78] ,

сбылось с избытком, книгу перевели на многие языки, среди которых такие экзотические как исландский и китайский. Редкий ученый не использует эту книгу в качестве ценного биографического источника. Кроме того, под маркой M.I. Р. Company вышли сборники Детский эротический фольклор, Бесстыжие пословицы и поговорки, первый полный перевод Философии в будуаре де Сада и два тома Парапушкинистики, свода материалов, накапливающихся вокруг Тайных записок, по уровню проникновения в предмет и широте охвата приближающиеся к эпопее Бодался телёнок с дубом (разумеется, следует делать поправку на различие темы).

О том, что Армалинский, наподобие автора Красного колеса и Матренина двора, почувствовал себя чуть-чуть пророком, свидетельствует другой его радикальный поступок. В 2001 году был основан виртуальный Храм Гениталий и провозглашена религия Генитализма.

«В Храме совершалось поклонение детородным органам, которое существовало ещё в древние времена. Основания для такого поклонения для меня были совершенно ясны, и я их изложил в виде восьми заповедей (легче запомнить, чем десять):

1. Познание бога даётся человеку в оргазме. Приближение к оргазму есть предчувствие бога.

2. Так как оргазм возникает в гениталиях, то они являют собой божественное. Возбуждение, которое вызывают гениталии, есть истинный религиозный трепет.

3. Гениталии, будучи средством познания бога, являются объектами почитания, гордости и воплощением идеальной красоты.

4. Совокупление и мастурбация – это богослужение.

5. Гениталии связывают нас с будущим благодаря деторождению, что есть чудо божественное. Потому гениталии не только взывают оргазмом к богу, но и творят чудеса его властью.

6. Любое изображение гениталий и их совокупления есть икона.

7. Наслаждение изображением гениталий есть иконопочитание.

8. Проституция предоставляет любому доступный оргазм. В силу этого проститутки достойны преклонения, восхищения и благодарности». [79]

Генитализм имел хорошо разработанную философскую платформу, где центральный постулат – радость бытия, основа которой разнообразие.

«В Храме Гениталий все равны и прекрасны, ибо знакомятся друг с другом не по имени, возрасту, лицу или по финансовому положению, а по волшебному облику половых органов, которые поистине уравнивают всех в наслаждении.

У многих мужчин живёт предрассудок, мол, у всех женщин между ног одно и то же. Многие женщины, если не говорят, то думают то же самое о мужчинах. Так ли это?

Китайцу, прожившему всю жизнь в Китае, все гости-европейцы кажутся на одно лицо. Европейцу, прожившему всю жизнь в Европе и увидевшему группу китайцев, трудно отличить одного китайца от другого. Однако стоит китайцу пожить в Европе , а европейцу – в Китае , как она постепенно прозревают и начинают различать бесконечное разнообразие черт лица того народа, который поначалу казался им таким внешне однообразным. Ведь причиной незаметности разнообразия была малая опытность и поверхностность взгляда.

То же самое получается и с “китаянством” женщин и “европейством” мужчин. Те, кто лишь бегло видел одну-две п…ы или столько же х…в , а также те , кто стыдился всматриваться в них, уверенно утверждают , что осе она на одно лицо. Но если ты живёшь средь них, разнообразие начинает пронимать тебя и влечь. У всех гениталий своё, неповторимое выражение лица. У них своя мимика и выразительная внешность. Любуйтесь ими! Радуйтесь! А потом знакомьтесь в совокуплении.

В Храме Гениталий прихожане знакомятся друг с другом , глядя не в глаза, а о сушь тела. В Храме бесплатно вывешивались фотографии половых органов и адрес их электронной почты. Анонимность гарантирована , так как узнать вас смогли бы только по лицу.

Мне, основателю Храма, нужны апостолы и апостолицы, числом значительно более двенадцати. И они явились в добром количестве. Иуд я просил не обращаться.»

Причины технические и финансовые заставили двери храма, увы, закрыться. Прихожанам больше некуда или негде было сунуться. Однако уместно ли тут уныние, обозначаемое услужливым вводным словом? В очередной раз прагматика корректирует мечту, не позволяя завязнуть в мечтательности.

Трудолюбие с малой щепоткой усмешливого цинизма – это ли не лекарство от российской мерехлюндии. Василий Розанов, не меньше Михаила Армалинского интересовавшийся половыми проблемами, на душераздирающий вопль «Что делать?», оглашавший безмерные российские пространства, отзывался просто и ясно.

«Что делать? Если осень – варить варенье, если зима, то пить с ним чай.» [80]

Как это верно, как это не очень по-русски.

Мир прекрасен, только не надо радость от его красоты презрительно называть гедонизмом. Всевишний создавал его, покатываясь со смеху, Армалинский улыбался, рисуя свой флаг США (по его мнению, более подходящий).

На Руси вздыхают: не жизнь, а малина. В Америке говорят – bowl of cherries (тарелка с вишней). В саду Армалинского вишня имеется и, как сообщает он в одном из писем, малина тоже. Климат здесь самый подходящий.

Федор Рюхель