Наши помощники

Не только в обширном «зеленом мире» есть у человека друзья. Много их и среди четвероногих и пернатых обитателей земного шара. Этих друзей называют домашними животными. Мы хорошо знакомы с ними: они окружают нас с детства.

Но всегда ли домашние животные были спутниками и друзьями человека в течение всей его жизни? Всегда ли они жили с нами, помогали нам, кормили нас?

Нет, не всегда так было. Как некогда человек покорил и «приручил» дикие растения полей и лесов, заставил их служить себе, точно так же в далекие времена наши предки «прикормили» и приучили к себе целый ряд диких животных. Так в жилище человека появилась собака, затем овца, лошадь, корова, олень, курица, пчела и другие представители животного царства.

Много времени, сил и терпения пришлось потратить человеку для того, чтобы свирепый хищник волк превратился в преданного и верного друга людей — собаку; быстроногий и вольнолюбивый дикий конь — в терпеливую, работящую лошадь, злобный дикий кабан — в мирную домашнюю свинью. На «одомашнивание» их ушли сотни лет терпеливого труда, неустанных забот. И здесь, как и при завоевании «зеленого мира», главным оружием человека были труд и разум.

В этом разделе нашей книги рассказано лишь о некоторых друзьях и помощниках человека — домашних животных. Их очень много, в разных странах они — разные, и у каждого свои качества, свои особенности, своя увлекательная история. Но все они — друзья человека и служат ему верой и правдой на протяжении многих столетий.

 

Самый верный

Рассказ Афонтовой горы

Лет шестьдесят назад в глухом тогда сибирском городке Красноярске произошло событие, на которое почти никто не обратил внимания. Виновником его был местный старожил, скромный учитель зоологии. В дни школьных каникул он любил бродить по живописным окрестностям Красноярска и часто для прогулок выбирал берега полноводного Енисея. В одну из таких прогулок он забрел случайно на маленькую Афонтову гору.

Среди зеленых рощ и оврагов эта гора над рекой выглядела угрюмой. Ни одной тропинки не вилось по ее голым склонам. Только еле заметные звериные следы виднелись на песке да кое-где в обрывах горы темнели входы в полуразрушенные пещеры. Учитель присел отдохнуть возле пещеры. И тут случайно внимание его привлек камень странной формы. Он напоминал громоздкий топор. Учитель стал рыться в песке и вскоре нашел еще несколько каменных топоров и каменных ножей.

Откуда же взялись эти орудия?

Учитель задумался… Неужели тут, на горе, была стоянка первобытных людей и орудия сохранились с тех незапамятных времен? Чтобы проверить свою догадку, учитель решил проникнуть внутрь пещеры. Но вход в пещеру был завален камнями, засыпан песком.

Когда учитель вошел с ручным фонарем внутрь пещеры, ему показалось, что он попал в покинутый дом.

На стене, как забытые картины, виднелись следы рисунков. Под ногами валялось много черепков грубой глиняной посуды. А каменных ножей и топоров тут оказалось еще больше, чем на берегу.

Теперь учитель уже не сомневался. Он действительно нашел стоянку доисторических людей.

Немало времени провел учитель за раскопками. И вот как-то раз ему попалась одна находка. Это была небольшая кость. Учитель внимательно разглядел ее и понял, что у него в руках была не то челюсть собаки, не то челюсть волка.

Хоть и много интересного собрал в пещере учитель, но этой находке он обрадовался особенно, потому что был зоолог и интересовался историей домашних животных.

О всех своих находках, а также о старой челюсти учитель написал в Академию наук. В ту же зиму, захватив все сокровища, найденные на Афонтовой горе, он отправился в столицу делать доклад об этом в научном обществе.

Челюсть с Афонтовой горы привлекла общее внимание. Ученые стали рассматривать ее под лупой, описывать в журналах и спорить о ней.

Кому принадлежала она — волку или собаке?

Оказалось, стоянка, которую нашел красноярский учитель, насчитывала около шестнадцати тысячелетий. Ученые определили ее возраст, как по своеобразному календарю, по форме каменных топоров, по отделке глиняной посуды. И если челюсть действительно собачья, значит уже шестнадцать тысячелетий собака живет у человека!

Трудно было поверить этому.

Правда, в те годы ученые уже знали, что собаки издавна живут у человека. Во всех странах были обнаружены первобытные стоянки. И в пещерах, в пластах земли довольно часто встречались вместе с остатками становищ и кости собак.

Иным стоянкам было до четырех тысяч лет. Другим — до восьми тысячелетий. Однако, когда же на земле впервые раздался лай собаки? И кто дикий предок ее? Этого ученые твердо еще не знали.

И вот безвестная Афонтова гора утверждала, что это случилось уже шестнадцать тысячелетий назад. И что предки собак — волки. Потому-то челюсть древнейшей собаки напоминала сразу и челюсть волка и челюсть собаки.

Недолго Афонтова гора оставалась одиноким свидетелем. На подмогу ей пришли и другие стоянки древних людей. Все они были примерно одного возраста с Афонтовой горой. Кости собак, найденные там, были, очевидно, костями первых собак. Значит, и в самом деле уже шестнадцать тысячелетий назад раздавался на земле собачий лаи.

Вот какие истории рассказали ученым старые пещеры!

Они рассказали и о том, что собака — первое домашнее животное у человека. Ведь в самых старых стоянках не было следов других домашних животных.

Хочешь знать, как же пустили первобытные люди в свой дом хищного волка?

Ведь тогда они не могли догадаться, что он станет со временем верной собакой.

Давай отправимся в далекое-далекое прошлое. Представим себе становище первобытных людей.

Кости у костра

Солнце опустилось за вершины дремучего леса, и гора с пещерами потемнела. В шумном становище кончался день.

Внизу, у реки, рыболовы вытаскивали челны на берег. Женщины уносили детей в глубину пещеры и укладывали спать на ложе из листьев, моха и шкур. Два старика, точившие стрелы и гарпуны из кости, оставили работу и побрели на отдых. Вот и рыбаки скрылись в пещере.

Скоро становище погрузилось в сон. Бодрствовал один старик. Он сидел перед горящим костром, прикрыв плечи звериной шкурой. Старый человек сторожил огонь. Покуда племя спало в пещере, костер не должен был погаснуть. Если костер погаснет, трудно будет разжечь его. А огонь — защитник человека. Ни один хищник не отважится близко подойти к костру, перескочить через тлеющие головни и пробраться в пещеру.

Ночь выдалась холодная. Крупными звездами покрылось небо. Старик то и дело протягивал руки к костру. Его клонило ко сну. Но он вздрагивал и прогонял сон. За светлым кругом пылающего костра начиналась темнота, полная таинственных звуков. Старик, стороживший огонь, знал, как опасны бывают иногда даже самые легкие шорохи. Не крадется ли к становищу могучий медведь?

Но кругом было тихо. Потом где-то хрустнула ветка. Старик встал и, вглядевшись в темноту, увидел небольшую стаю волков. Они крались сюда за поживой.

В те времена в лесах было много добычи. Волкам редко приходилось голодать. И они не были так злы и кровожадны, как теперь. Старик не испугался их. Он громко крикнул, бросил камень, и волки скрылись в темноте.

Только один молодой волчонок остался. Виновато поджав хвост, он глядел на человека. Потом схватил валявшуюся на земле кость, оттащил ее в сторону и принялся тут же грызть ее.

При свете костра человек хорошо видел волчонка. Вот отметина на одном его ухе — черное пятно. Да это знакомый звереныш! В племени знали черноухого — он часто приходил кормиться к костру. Он даже гнал отсюда других хищников — куниц, соболей, лисиц.

И старик, усмехнувшись, снова бросил камень. Но волчонок, увернувшись, продолжал грызть кость, доверчиво косясь на старика. Волчонок был еще молод и простодушен.

Старик подбросил в костер хвороста и стал наблюдать за волчонком. Ночное время кажется особенно долгим. Глаза у старика смыкались, он плотнее кутался в шкуру. И, наверно, уснул бы, но волчонок не уходил и будил его. Вдруг, ощетинившись, он начинал грозно рычать. Он чуял медведя, который, сопя и ломая валежник, где-то брел сквозь чащу.

Когда в лесу все затихало, волчонок опускался на землю и припадал к кости. И снова его уши вздрагивали, он яростно щелкал зубами, снова почуяв близость какого-то зверя.

Всю ночь провел старик с черноухим у костра. А с рассветом волчонок ушел в лес. Но с той поры он еще больше осмелел. Он приходил каждую ночь. А затем стал появляться и днем у пещеры. Изо дня в день, всю дождливую осень и снежную голодную зиму, он приходил к костру. Его признало все племя. А весной он пропал. Когда же вновь появился на опушке дремучего леса, за ним брели четыре щенка. Приветливо встретило население пещеры эту семью. А больше всего радовались дети. Они кидали щенятам лакомые куски, играли с ними.

Всю ночь провел старик с волчонком у костра.

И щенята стали ручными. Зачем им было уходить из становища? У человека куда лучше, чем в лесу. И они так привязались к человеку, что становище стало для них домом. Они даже стали гнать от пещеры своих братьев — волков. А их дети уже родились в становище…

Конечно, никто не знает, наш ли черноухий волчонок стал первой собакой у человека.

В нашем рассказе верно то, что много тысячелетий назад волки, а в иных местах их близкая родня — шакалы, сами пришли к жилью человека. И те волки и шакалы, которые остались у него, постепенно, через много столетий, приобрели уже свойства настоящих собак. Верно и то, что собака — первое наше домашнее животное.

И сторожем, и пастухом, и водолазом, и охотником служит собака. Ты, наверно, слышал, сколько всевозможных поручений выполняют военные собаки. Они работают и санитарами, и связистами, и минерами. Есть даже собаки-парашютисты! Так по-разному, но одинаково преданно служит нам собака. Она первая с радостным лаем выбегает навстречу хозяину. Прощает ему обиды и побои. В его отсутствие собака иной раз так скучает, что даже отказывается от еды.

Преданно служит человеку собака.

Так велика ее преданность хозяину!

Кажется, все волчьи повадки давно забыты ею.

Но посмотри, вот твоя собака укладывается спать. Она долго кружит, скребет по полу когтями, как будто кругом лес и под ногами влажная мягкая трава.

Иногда лунной ночью собака сидит, подняв морду, и протяжно воет, глядя на луну.

Вот она бредет по двору с большущей костью во рту. И, озираясь, зарывает ее, прячет на черный день.

И ты вдруг вспоминаешь ее далекого предка — хищного, вороватого волка.

 

По следу лошади

История трех скакунов

Еще сравнительно недавно, триста — четыреста лет назад, в северных и западных странах вовсе не было стольких пород лошадей, сколько можно увидеть теперь. В те времена там знали, пожалуй, только одну породу — «северную».

Это были чаще некрасивые с виду, но коренастые и сильные кони, на которых и ездили верхом и возили поклажу.

Эти сильные и неуклюжие кони были совсем не похожи на тех лошадей, которые встречались обычно на юге. Жители южных стран ездили на чудесных тонконогих лошадях с длинной шеей, небольшой красивой головой. Южные лошади, может, были менее сильны, но они были прекрасными скакунами, и слава об их красоте и резвости шла по всей земле.

Верхом на такой красивой южной лошади подъехал однажды весной 1689 года усталый путник к маленькой английской деревушке. Толпа любопытных провожала путника, как иноземца. А между тем это был местный житель капитан Барль, который возвращался домой после долгого отсутствия.

Капитан Барль служил по найму в австрийской армий и сейчас ехал из-под Вены, где он помогал австрийцам воевать с турками. Нелегко ему было добраться с лошадью до Англии! Но и расстаться с конем ему не хотелось. Золотистой масти, тонконогая, с узкой сухой мордой и горящими глазами, лошадь досталась ему в сражении. Немало натерпелся Барль, прежде чем приручил лошадь. Но она стоила этого!

Недолго пробыл в Англии Барль. Вскоре он отправился с войсками в Ирландию, а вместе с ним — и его лошадь, которая по имени хозяина получила кличку «Барлей-Турок».

Но где бы ни был Барлей, ценители лошадей всюду восхищались прекрасным конем. И когда наконец кончилась полная приключений жизнь коня Барлея, оказалось, что и дети его ни в чем не уступают ему.

Так попала в Англию превосходная южная лошадь.

Правда, Барлей не был первой привезенной с юга лошадью, но по его великолепным качествам, по его красоте, выносливости и резвости не было ему равных. В Англии еще больше стали увлекаться далекими заморскими лошадьми. Правдой и неправдой доставали их из Турции, Персии, Аравии.

Английская скаковая лошадь.

Жизнь человека продолжительнее кратковременной жизни лошади. Поэтому любители лошадей, видавшие Барлея, могли сравнить его с другой замечательной южной лошадью, по имени Дарлей Арабиан. Дарлей был привезен в 1707 году из Сирии. Дарлей ни в чем не уступал Барлею.

Прошло еще с десяток лет, и, по счастливому случаю, в Англии появилась третья замечательная южная лошадь. Достал ее английский купец Кок. Эта лошадь прославилась под кличкой «Годольфин». Правда, она ни разу не появилась на ипподромах. Свою жизнь, полную вначале невзгод и превратностей, она мирно дожила в поместье одного любителя лошадей, графа Годольфина, и пала в возрасте тридцати лет.

Вот и все, что можно рассказать об этих трех лошадях. Почему же любители лошадей сохранили эти истории? Дело в том, что потомки — дети, внуки, правнуки — Барлея, Дарлея и Годольфина оказались превосходными скакунами и верховыми конями.

Ни одна лошадь не могла перегнать их! И слава о них пошла по всей стране. Тогда-то и вспомнили их прародителей. Лошадей из знаменитой семьи стали раскупать наперебой. Завели для них особую книгу — студбук, в которую стали записывать родословные лошадей, имена их родителей и предков, масть, взятые ими рекорды на скачках…

Через сто лет книга эта стала толстая-претолстая. У Барлея, Годольфина и Дарлея оказалась огромная семья. Во всех странах жили лошади, которые приходились им сродни.

Эту огромную семью и называют теперь чистокровной верховой породой.

Живые грузовики

Но не одни верховые кони нужны человеку. Не обойтись ему и без лошадей для упряжной работы.

Среди рабочих лошадей лучшими повсюду считаются сейчас лошади-тяжеловозы. Но, хоть это и может показаться удивительным, они появились не так-то давно.

Лет пятьсот назад по дорогам Бельгии возвращался из военного похода рыцарь. Он ехал на северном коне — коротконогом и неуклюжем, но необыкновенно рослом. Встречные лошади казались жеребятами по сравнению с рыцарским конем.

Этого коня рыцарь купил когда-то в монастыре. Только монахи и держали тогда таких рослых коней. Они отбирали и разводили их для рыцарей. То было время крестовых походов. Рыцарские полки отправлялись на конях покорять и грабить народы богатых южных стран — Палестины, Сирии, Африки. Для дальнего пути рыцарю нужна была сильная лошадь. Тяжелы рыцарские доспехи — панцирь, шлем, щит! Все это весило немало. Вот и тут: рыцарь ехал в полном вооружении, а конь его шагал да шагал, словно и не замечая груза.

Однако рыцарь все время сердито понукал коня и все поглядывал на встречных путников с маленькими проворными лошадками. Куда ему после похода этот конь-великан? Он силен, но слишком уж громоздок. А крестовые походы кончились. Рыцарю нужна теперь обычная лошадь.

И в тот же день в придорожной харчевне рыцарь обменял у местного крестьянина своего коня на обычную верховую лошадь и отправился дальше искать счастья и приюта.

Зато крестьянин, получив рыцарского коня, не мог нарадоваться своей удаче. Вот это конь! Как хорошо будет с ним работать на полях, перевозить поклажу…

Когда крестьянин подъехал к своему дому верхом на новой лошади, вся деревня высыпала на улицу.

А когда родился от рыцарской лошади крупный жеребенок, его выпросили в соседнюю деревню. Второго жеребенка, тоже большого, крестьянин продал соседу.

Вскоре от этого коня и его жеребят стали и в соседних селах появляться большие лошади. Случалось и другим крестьянам покупать этих коней.

И крестьяне стали разводить породу крупных лошадей.

Ведь, кроме лошадей, тогда не было другого транспорта.

В Бельгии тогда было известно, что англичане вывели верховую породу лошадей. А от таких великанов, пожалуй, можно вывести свою бельгийскую породу, только уж не скакунов, как в Англии, а тяжеловозов-грузовиков.

И вот в провинции Брабант открылся как бы первый конный завод. Для завода скупали самых сильных, рослых и красивых коней. Следили, на каком году начинает лошадь работать, сколько она весит, сколько груза может тащить. От лучших лошадей оставляли жеребят.

Лошадей-тяжеловозов назвали брабансонами, по имени провинции Брабант.

Брабансон.

Но брабансоны оставались недолго единственными грузовыми лошадьми. В XIX столетии англичане вывели своих тяжеловозов — это были огромные мохноногие шайры и белоногие горбоносые клейдесдали. Появились ломовые лошади и во Франций — серые и вороные першероны. А у нас на Руси, при Петре I, — знаменитые битюги, которых разводили по поймам реки Битюг, возле Воронежа.

Тяжеловозы различались толщиной могучей шеи, ростом и косматыми пучками волос — «щеток» — возле страшных по своей величине копыт.

Это было живое воплощение могучей и уверенной в себе силы.

Правда, тяжеловозы не могли бегать. Они мерно шагали по дороге, где мчались английские скакуны. Но кто же мог сказать, что они хуже, что они приносят людям меньше пользы!

И сейчас во всех странах продолжают разводить тяжеловозов.

У нас одной из лучших пород считают сейчас владимирских тяжеловозов. Их вывели колхозники Владимирской области. Это — рослые гнедые и рыжие кони с белыми отметинами, словно чулками на ногах, с белыми звездами на лбу. Весит такой тяжеловоз около тонны и начинает работать уже с двух лет.

Смотр лошадей

Как не похожи скаковая лошадь и лошади-тяжеловозы!

Но давай посмотрим и других лошадей. Зайдем на конскую выставку, которые постоянно устраивают и у нас и в других странах.

Есть на выставке длинноногие, сухопарые, золотистые ахалтекинские лошади. Это лучшая порода современных южных, которые почти не уступают в быстроте английским скакунам, но превосходят их своей выносливостью в пустынях.

Ахалтекинская лошадь.

Вот плотная золотисто-рыжая лошадь. Это военная донская лошадь, одна из старейших русских пород, которую вывели донские казаки лет двести назад.

А вот маленькие пони. Они развозят овощи, хлеб в городах, катают в парках детей. Дрессированные пони выступают в цирках. Некоторые пони чуть повыше крупной собаки. Но и пони — настоящие лошади.

По городам и селам Сибири, по степям Казахстана, по дорогам тайги идут низкорослые мохнатые лошаденки. Это казахские лошади, которые растут в табунах, зиму и лето пасутся в степи — прекрасные верховые лошади. Многие из них за сутки проходят по сто пятьдесят километров, не требуя ничего, кроме подножного корма.

На казахскую по виду похожа киргизская лошадь. Это у киргизской лошади такие крепкие копыта, что ей не нужны подковы, и удивительно прочная спина. С тяжелым, высоким вьюком на спине она спокойно идет по горным тропам, над кручами. Это хорошая верховая и вьючная лошадь.

Целые дни проводят посетители на выставке, любуясь разными лошадьми. Каждая из них по-своему хороша. Но, пожалуй, чаще всего они останавливаются возле денника, где стоит орловский рысак — рослая серая лошадь в крупных яблоках.

Орловский рысак — наш любимец, наша гордость. А родословная его очень романтична!

В 1775 году екатерининский вельможа граф Алексей Орлов, получивший титул Чесменского за победу русского флота возле порта Чесмы, на побережье Малой Азии, вернулся на родину. Русско-турецкая воина окончилась блестящей победой России. Алексей Орлов командовал флотом в сражении под Чесмой. В одном из морских сражений он захватил корабль с приближенными турецкого паши. Пленных вернули на родину, и пашá за это прислал выкуп.

Орлову привели двенадцать лошадей и среди них великолепного белого коня арабской крови.

Этого коня Орлов назвал Сметанкой. Через разные страны под особой охраной вели коня в Россию. И привели в поместье Хреновое, под Воронежем, где был у Орлова большой конный завод.

Почти три тысячи лошадей держали тогда в Хреновом, но все равно Сметанка выделялся своей красотой, как лебедь среди стада гусей. Конь действительно был настолько хорош, что его оценили в восемьдесят тысяч рублей — невиданная цена!

К тому же Сметанка отличался удивительно плавной поступью. На это и обратил внимание Орлов. Давно ему хотелось создать свою породу лошадей, не верховых, как английские и арабские, а упряжных. Упряжная лошадь была особенно тогда нужна. Ведь расстояния у нас на Руси большие, дороги долгие… А лошади, которые хорошо идут под седлом, плохи в упряжи.

В Хреновом тогда служил наездником талантливый крепостной крестьянин Кабанов. Он знал все тонкости характера, все повадки каждой лошади. Он растил их, объезжал. Кабанов и вывел в Хреновом от красавца Сметанки лошадей с плавной рысью. Но недолго пришлось холить Сметанку, любоваться конем… В поместье еще только подрастали четыре жеребенка от Сметанки, богатыри и красавцы на подбор, когда Сметанка, молодой, здоровый конь, неожиданно заболел и пал.

Как жалели коня! Портреты его развесили в залах у Орлова, сохранили кости и шкуру благородного коня. Но задуманного дела не бросили…

И через несколько лет от сыновей и внуков Сметанки развели в Хреновом целый табун лошадей. Так в России появилась знаменитая порода, которую теперь называют «орловской рысистой».

Сравнительно с собакой, овцой, коровой — лошадь человек приручил недавно. Всего четыре тысячи лет служат нам кони. Но вспомни все известные тебе породы лошадей, и ты поймешь, как изменил их человек.

Потому-то ученые до сих пор и не могут решить: кто дикий предок домашней лошади?

Обычно считают ее предком лошадь Пржевальского, единственную сохранившуюся до наших дней разновидность диких лошадей.

Лошадь Пржевальского.

Небольшие косяки этих лошадей, о которых впервые удалось узнать знаменитому русскому путешественнику Пржевальскому, и сейчас пасутся в пустынях Джунгарии, в центре Азии. И неудивительно, что именно здесь сохранились дикие лошади. Ведь тут едва ли не самое труднодоступное место земли! Невысокие, песчаной масти, с темной полоской вдоль спины, лошадки Пржевальского в самом деле чрезвычайно дикие и злые. Но единственный ли это предок нашей лошади и всех ее пород?

Этого до сих пор ученые не решили, но склонны думать, что были и другие предки.

 

Три брата

Есть у коня два брата — северный и южный. Не похожи все три брата друг на друга и даже друг друга пугаются при встрече. А все-таки они братья.

Северный брат — олень, южный брат — верблюд.

Широкими копытами ступает северный олень по рыхлому снегу, по топкому болоту.

Ему не надо запасать много корма на долгую полярную зиму. Он кормится сам, выкапывая мох ягель из-под снега в самый лютый мороз. Он — северный житель.

«Олень — это жизнь», — говорят чукчи.

Северный олень.

Случается, у новорожденного олененка («пешки», как его называют) гибнет мать. Малыша берут к себе люди. Пешка скоро приучается ходить следом за людьми, суется носом в миски и ведра и бьет копытом, если на него мало обращают внимания.

Пешка превращается в ручного домашнего оленя — авку.

Он никуда не убегает от жилья. Авку только свистни — он тут как тут! Садись и поезжай.

В животноводческих совхозах и научных институтах Севера выводятся новые, улучшенные породы крупных и быстроходных оленей.

А южный брат — верблюд. Он шагает своими широкими мозолистыми ступнями по сыпучему песку, как по гладкой дороге. Ест он жесткие и колючие растения пустынь. Одно из них даже названо в честь его верблюжьей колючкой.

Верблюд прекрасно переносит нестерпимую жару пустыни, но и снег его не пугает.

Всем известна выносливость верблюда: шесть или семь дней может он шагать в жару без воды. Добравшись до водопоя, он выпьет сразу несколько ведер, полежит часок, вздохнет, встанет, высосет еще ведерко — «про запас» — и снова готов в тяжелый путь.

Есть у верблюда еще одно удивительное качество: он своего рода живой «опреснитель».

Наши исследователи Кара-Кумов брали с собой в караван дойных верблюдиц, которые ели горькую полынь и колючки, пили горько-соленую воду, но давали людям сладкое молоко.

В степях Бурят-Монголии и в тайге Забайкалья можно часто встретить караваны верблюдов, груженных большими вьюками. Верблюды прекрасно приспособились к суровому климату Забайкалья. Впервые в этом крае, в колхозе имени Ленина, создана племенная верблюдоводческая ферма.

В пустыню идет вода и вместе с ней — жизнь. Огромные, ныне безлюдные, пространства станут районами промышленности — нефтяной, металлургической, химической, районами хлопководства, садоводства, животноводства.

Незаменимым помощником людей в этих новых, возрождающихся к жизни землях будет верблюд.

 

Корова и ее родня

Однажды летним полднем 1862 года известный зоолог Гамильтон Смит бродил по узким улицам маленького австрийского городка Аугсбурга. Неожиданно он очутился перед лавкой, где продавали древности. Смит вошел в лавку.

Чего только не было там! Старинные монеты, бронзовые блюда, рыцарские шлемы и щиты. Полюбовавшись всем этим, Смит уже собрался уходить, когда заметил на стене небольшую картину, написанную масляными красками. Она изображала могучего зверя, пожалуй похожего на нашего быка, но сильного, кряжистого. Его черная шерсть лоснилась. Вдоль спины, как ремешок, тянулась белая полоска. Могучие рога грозно поднимались над головой.

Смит с удивлением разглядывал картину. Что это за животное?

Он подошел ближе и разобрал надпись: «Тур».

Картина так поразила ученого-зоолога, что он решил купить ее, сколько бы она ни стоила. Неужели это настоящий тур?

Чего только не писали о нем в старых книгах! И что туловище у тура ярко-красное, а рога совсем белые. И что сила у него необыкновенная: он легко поднимает на рога всадника с конем. Семь бочек сала можно вытопить из туши убитого тура и собрать еще сто ушатов мяса. А живет этот таинственный зверь будто бы пятьсот тридцать три года…

И в то же время никто не встречал живого тура. Даже не знали, где он водится. Может, и вообще нет такого зверя на земле? Правда, сохранилось много обломков ваз, кусков плит, монет, где были нарисованы животные, похожие на тура. Но вазы, монеты, плиты были такие старые, им, наверно, насчитывалось две, а то и три тысячи лет. И туры, изображенные на них, выглядели сказочными животными: с одним рогом и мордой быка, с крыльями птицы и с конской гривой.

А эта картина, казалось, была написана с натуры. С этим согласились все, кто ее видел. Когда же ее показали специалистам-художникам, они заявили, что это работа не старая — ей не больше двухсот лет.

Значит, тур еще совсем недавно водился на земле.

И вот Смит, а за ним и другие ученые принялись за поиски тура. Они искали исчезнувшего тура, как ищут украденное сокровище. Можно было подумать, что это не ученые, а сыщики. Они подолгу разглядывали картину. Где жил художник, написавший ее? Вероятно, туры водились на его родине.

Строя свои догадки, ученые то ошибались, то снова возвращались на верный путь и наконец отыскали страну, где жил тур. Они попали в Польшу, в глухие Мазовецкие леса, которые тянутся между Варшавой и Гродно.

Густые леса Мазовья, с ручьями, озерами, болотами, принадлежали когда-то знатному польскому графу. Каждый год в чащах Мазовья трубил охотничий рог. Итальянские послы, австрийские герцоги, русские князья съезжались сюда для опасного и увлекательного развлечения. Огромные черные животные, нагнув головы с могучими рогами, мчались по полянам. За ними летели гончие, скакали всадники на лошадях. Это граф с гостями охотился на туров.

Здесь, в лесах Мазовья, водилось последнее на земле стадо туров. Граф Мазовецкий считал его своей собственностью и очень гордился им. Но последнее стадо туров с каждым годом редело. Охотничий рог перестал трубить в лесах.

В 1627 году в чащах Мазовья осталась только одна турица. Жители окрестных сел часто слышали, как ревет в лесу одинокий зверь. Но вот в лесу стало тихо. И однажды, обходя угодья, лесник увидел на берегу озера огромную черную тушу.

Последняя турица была мертва.

И не стало с той поры больше туров на земле…

Вот куда привела ученых аугсбургская картина! Вероятно, Смит купил изображение одного из последних туров… Ученым было очень обидно, что нет больше живых туров.

Но все-таки поиски тура кончились не только разочарованием. Тут была и большая удача.

В этих поисках зоологи исходили много мест, обыскали много стран. Они раскопали столько пещер, где лежали засыпанные землей, пожелтевшие кости этих животных, и нашли турьи рога, копыта, даже целые скелеты. По этим остаткам они узнали, что туры — предки наших коров.

Уже десять тысяч лет назад, охотясь на туров, люди стали приводить из степей и держать в загонах молодых турят. Возможно, они ловили туров, которые сами приходили кормиться посевами возле жилья. Это были запасы живого мяса на случай голода. От них и пошли домашние туры.

Жизнь в неволе постепенно меняла их. Прошли сотни лет, и новые поколения туров сделались ростом меньше, а нравом смирнее. Шерсть у них из черной стала разной окраски, рога не такие страшные. Но все же это были могучие животные.

Человек использовал силу домашнего тура, запрягая его в плуги. Так туры были когда-то первыми помощниками пахаря.

Эта древняя порода коров сохранилась и до сих пор. Во всех южных странах держат и разводят рогатый рабочий скот. И у нас, на Украине, живет эта порода. Серый степной украинский бык строением скелета, быстротой и силой особенно походит на тура. Только шерсть у него стала короткой, серой, будто выгорела от солнца.

Тур.

Долго, однако, первые коровы не давали человеку молока. Его хватало только для теленка, и молоко долго считалось дорогим лакомством и лекарством. В древнем Египте его разрешали пить только жрецам. В северных странах раньше всех догадались, что из коровьего молока можно делать вкусное масло. А в южных странах о коровьем масле и помину не было.

Около пятисот миллионов коров, потомков туров, живет сейчас у человека. И каких только пород не вывели люди! Тут и мясные породы — огромные рыжие шортгорны и герефорды, которые весят по две тонны, дают немного молока и разводятся ради сочного, вкусного мяса. И черные с белой головой ярославские, которые дают особенно жирное молоко, такое жирное, что каждый день из удоя можно сбить по полтора килограмма масла. И пестрые холмогорские, голландские, ангельнские, у которых молоко не такое жирное, но зато его очень много и оно особенно хорошо для приготовления сыров. Есть еще швицкие коровы, которые так неприхотливы и выносливы, что почти круглый год проводят под открытым небом, пасутся в горах.

Холмогорская корова.

«Корова во дворе — обед на столе», «Коровушка — поилица, кормилица», — говорят теперь и русские, и французские, и английские, и итальянские пословицы.

Но особенно относится это к лучшей нашей костромской породе. Знаменитую костромскую породу вывели в совхозе Караваево. Лучшие коровы-костромички — Гроза, Куста, Камса — давали в год по десяти тысяч литров, а славная Послушница даже больше шестнадцати тысяч литров молока. Каждый день из ее молока можно было сбить по два килограмма масла.

Своими удоями она побила мировой рекорд.

И сейчас наши животноводы стараются вывести побольше таких коров. Вот тогда и сбудется наяву старая сказка о молочных реках…

 

Почему петухи поют в полночь?

С захода солнца все дневные птицы спят, и петухи тоже. Но вдруг среди ночи почему-то раздается звонкое «кукареку!» Это всегда казалось странным, и в древности люди выдумывали всякие суеверные сказки, вроде того, что своим пением петух отгоняет злых духов.

На самом деле все объясняется гораздо проще и гораздо интереснее. Родина петухов — Индия, полуостров Малакка и южные острова Индийского океана. Они лежат близко у экватора. А на экваторе и день и ночь во все времена года одинаковой длины и продолжаются ровно по 12 часов: восход солнца в 6 часов утра, заход — в 6 часов вечера. Поэтому у птиц в этих местах выработалась привычка засыпать в одно и то же время.

У нас петухи поют потому, что в это время у них на родине рассвет.

Уже более тысячи лет прошло с тех пор, как человек приручил диких кур и сделал их домашней птицей. Петухи расселились с Малакки по всему земному шару, живут в таких местах, где ночь приходит раньше, чем на полуострове Малакка, а все не оставили своей привычки и поют в те же часы, в какие пели их предки десять с лишним веков назад в тропических джунглях Индии и Малакки. Но сама песня домашних петухов теперь отличается от песни диких. Она изменилась в новых условиях жизни. Домашний петух долго тянет свое «ку-ка-ре-ку-у-у». А дикий осторожен, он поет коротко: «кукарек», и, внезапно оборвав песню, быстро оглядывается по сторонам: не подкрадывается ли кто из-за кустов?

 

Шелковинка

Много есть разных бабочек на свете! Белые и желтые, голубые и зеленые, черные и красные… Есть бабочки совсем маленькие, как ноготок, и есть такие, как самый большой бант на голове девочки.

Целый день нарядные бабочки порхают с цветка на цветок и пьют из их венчиков сладкий сок — нектар. Бабочки откладывают крохотные яички, а из них выводятся и вырастают гусеницы. Они, как и бабочки, бывают разные: коричневые и зеленые, гладкие и мохнатые, маленькие и большие.

Кружат бабочки и в полях, и в лугах, и в лесах. Но никому не приходит в голову строить для них домики.

А вот есть небольшая бабочка коричневато-серого цвета, все тело и лапки которой покрыты белыми волосками. Эта бабочка не умеет летать и не умеет есть. И ее взял под свою защиту человек. Он защищает ее от холода, ветра и зноя, охраняет от врагов, строит для нее светлые дома, а для ее гусениц сажает деревья…

Эта беспомощная домашняя бабочка называется «тутовый шелкопряд». Ее разводят в Узбекистане, Туркмении и других южных республиках Советского Союза.

Тутовый шелкопряд.

Весной бабочка откладывает очень много крохотных яичек, похожих на желтые бисеринки, и через несколько дней умирает. Люди приходят, собирают яички, складывают их в бумажные коробочки и прячут в темные, прохладные комнаты. Там яички будут лежать целый год — до следующей весны.

У нас в Москве еще и снег не растаял и дедушка Мороз за щеки пощипывает, а в Средней Азии, на далеком теплом юге, начинается весна. Проходят теплые дожди, согревается земля и покрывается первой, свежей зеленью. Расцветают красные тюльпаны, голубые ирисы, лиловые фиалки. Небо стало ярко-синим, а солнышко светит целый день и на всем небе ни одного облачка не увидишь… В полях сеют хлопок, в огородах готовят грядки, а в садах начинают зеленеть и цвести деревья.

На деревьях урюка цветы раскрываются раньше, чем листья. Деревья стоят белые и нежно-розовые, как будто нарядились на праздник. А когда подует ветерок, закачаются ветви, и цветочные лепестки, как снежинки, летят на землю.

«Расцвел урюк — скоро и тутовник распустится, нужно яички оживлять», — говорят шелководы. Тутовником в Средней Азии называют дерево шелковицу. Листьями его кормят гусениц шелкопряда. (Поэтому гусеницу эту называют тутовым шелкопрядом.) И вот яички, которые долго лежали в темноте и прохладе, переносят в теплые, светлые помещения. Лежат яички, согреваются и дней через десять становятся почти прозрачными. Тогда через тоненькую оболочку в них можно разглядеть крошечную, свернувшуюся в комочек гусеничку. Приходит пора гусеничке выходить из своего тесного домика — яичка. Она прогрызает оболочку и медленно, опираясь лапками о стенки, с трудом начинает выползать. Ползет, расправляет свое маленькое тельце, вытягивается и осматривается по сторонам.

Тутовое дерево.

У новорожденной гусенички тело серовато-черное, по бокам и на спинке желтые бугорки, а из каждого бугорка торчит пучок волосков. Головка у гусеницы — как круглый черный шарик.

Новорожденных гусениц уносят в другую комнату, тоже теплую, чистую и светлую. В ней и будут жить гусеницы. Их раскладывают на полках и приносят свежих листьев тутовника. Листья еще совсем молоденькие, нежные, но, чтобы гусеницам было легче их есть, листья изрезали на узкие, длинные полоски…

Целый день и даже по ночам гусеницы едят. Каждые два часа приходится им добавлять свежего корма. Но зато и растут они быстро! Не по дням, а по часам…

Прошло только два — три дня, как гусеницы вылупились из яичек, а их уже не узнать: в два раза больше стали. А еще два дня прошло — и гусеницы стали в три раза больше новорожденных! Кожица на гусеницах разгладилась, складочки распрямились.

И вдруг — что такое? — гусеницы перестали есть, стали ленивыми, неподвижными. Может быть, они заболели?

Нет, гусеницы совсем здоровы. Они наелись, да и заснули крепким сном на целые сутки.

Спит гусеница, а сама все растет. Проснулась — и совсем тесной ей шкурка стала. Так натянулась, что, кажется, вот-вот лопнет. Выросла гусеница из своего платья, надо другое надевать.

Но разве гусеница — девочка, чтобы у нее были платья? И как она может их менять?

Вместо платья у гусеницы — шкурка. Стала шкурка для подросшей гусеницы тесной, и она сбрасывает ее. Но из шкурки вылезть — это не платье снять! Чтобы выбраться из шкурки, гусеница выпускает изо рта тоненькую шелковинку; сделает из нее под ноги коврик-подстилку и потом уцепится за него ножками, напружинит все тельце, потянется как следует — и лопнет старая шкурка! Снимется, как колпачок с головы, а потом и вся гусеница выползает из отверстия.

Новое платье у гусеницы уже не черное, а светло-коричневое. Оно еще немножко великовато, «на рост» сшито, все в морщинках и складочках. Но это не беда!

Гусеницы меняют платье.

Гусеница просыпается голодная и, отдохнув немножко, с новыми силами принимается за еду. Опять она ест и день и ночь; только теперь, когда она стала постарше, ее кормят не нарезанными, а целыми листьями.

Так проходит несколько дней, и новое платье тоже становится тесным. Гусеница опять засыпает, а проснувшись, снова меняет шкурку.

Теперь у гусеницы платье светло-серое, как зола в печке.

Быстро растет гусеница! Это потому, что она много ест. И день и ночь все ест, ест, ест… Ест и растет, ест и растет.

Уже и серое платье тесным стало. И его сбросила гусеница, а надела светлое, с жемчужным отливом; а потом нарядилась в бледно-желтое, как пенка на молоке. И такая стала толстая, большая, с палец величиной, бархатистая и прохладная на ощупь. А на конце брюшка рог вырос.

Это платье, пятое по счету, — последнее у гусеницы. Теперь она ест уже не только листья, но и молодые побеги и ягоды тутовника…

Войдешь в комнату, где живут взрослые гусеницы, и слышишь — сильный дождь идет и по листьям шумят дождевые капли… Что такое? Над головой потолок, а за окнами — синее небо и солнышко светит… Откуда дождь взялся? А это и не дождь вовсе. Это тысячи толстых гусениц изо всех сил работают челюстями — грызут листву.

И вдруг гусеницы перестали есть. Что же, они опять засыпают? Нет, наоборот, они стали очень подвижными и беспокойно ползают по стенкам.

Шелководы знают, что нужно гусеницам. Они принесли и поставили в комнате много сухих кустиков с частыми, тонкими веточками. И комната превратилась в игрушечный лес…

А гусеницы как будто только кустиков и ждали… Все полезли на веточки. Переползают с ветки на ветку, осматриваются…

Войдем-ка дня через три в комнату с игрушечным лесом и посмотрим, что делают гусеницы.

Что такое? В лесу-то зима! Все кусты стоят белые-белые, пушистые, сверху донизу как будто ватными хлопьями украшены. И тишина какая! Ни одна веточка не шевелится. Сонное царство.

А гусениц нет. Ни единой не видно. Куда же они исчезли? Никуда не исчезли. Они спрятались. В белых хлопьях скрыты домики-коконы без окон, без дверей, похожие на маленькие длинные почки.

В белых хлопьях скрыты домики-коконы.

Коконы.

А теперь послушайте, как строят гусеницы свои чудесные домики.

На нижней губе у гусеницы есть маленький выступчик с крохотным отверстием. Из него гусеница начинает выпускать шелковую нить, тонкую, как паутинка. Начало нити она закрепляет у какой-нибудь ветки, затем передвигает голову в сторону или вверх и закрепляет нитку на другой веточке. Ползает гусеница с ветки на ветку и строит сначала защиту и опору для будущего кокона, а потом принимается и за самый кокон. Туда-сюда, туда-сюда качает головкой гусеница, как маятником, и шелковинка укладывается маленькими восьмерками. Ниточка-шелковинка клейкая, и восьмерки плотно прилипают одна к другой.

Во время работы гусеница ничего не ест и непрерывно выпускает из себя шелковую нитку. Поэтому она худеет и сжимается. Кокон, который строит гусеница, гораздо меньше, чем была она сама. Длинную-длинную ниточку должна выпустить гусеничка, чтобы завить кокон.

Гусеницы выстроили домики, притаились в них, да и заснули.

Но ведь гусеницы и раньше засыпали, а домиков не строили. Зачем же им теперь домики? Теперь гусеницы заснули надолго. Дней через шесть они сбросят в домике-коконе свое пятое платье, станут жесткими, неподвижными — превратятся в куколку. А еще через двенадцать — четырнадцать дней из куколки выйдет бабочка — тутовый шелкопряд. Она раздвинет стенки кокона и выползет наружу.

Те коконы, из которых будут выводить бабочек, оставляют, а другие отправляют на шелкомотальные фабрики.

Что же сделают с коконами на шелкомотальной фабрике? На фабрику привозят разные коконы: белые, желтые, крупные и мелкие. Там прежде всего их нужно разобрать: белые — к белым, желтые — к желтым… Большие, средние, маленькие — все отдельно раскладывают. А как разберут, несут в другой цех, самый главный на фабрике. Он называется мотальный. В высоких, светлых комнатах стоят машины, а за машинами — с двух сторон работницы. Чтобы из кокона получить нить, его нужно размотать, а для этого обязательно отыскать конец нити. Коконы сначала бросают в кипящую в круглом тазике воду.

В кипятке коконы бьют жестким веничком до тех пор, пока от каждого кокона не потянется тонкая, длинная ниточка.

Конец тонюсенькой шелковинки, которая тянется от каждого кокона, работница вставляет в машину, а машина, разматывая кокон, слегка тянет за шелковинку. Чем больше шелковинок соединяет машина, тем прочнее и толще будет шелковая нить.

Машина разматывает коконы…

Шелковинка наматывается на большие колеса-мотовила, которые все время вертятся. Как только кончается ниточка на одном коконе, работница сейчас же вставляет другую; так и тянется нитка, длинная-предлинная и блестящая; от белых коконов — белая, от желтых — желтая, совсем как золотая!..

Готовые нитки на шелкомотальной фабрике упакуют и отправят в далекий путь, в разные города Советского Союза, на другие ткацкие фабрики. Там из них сделают красивые разноцветные шелковые материи, из которых шьют и нарядные платья, и рубашки, и пионерские галстуки, и прочные парашюты для летчиков, и многое другое.

 

Крылатый садовник

Пчела — домашнее животное?

Не правда ли, это очень странно? Кажется, можно ли приручить насекомое? Подчинить его человеку?

А если нельзя, так за что же и называть такое существо домашним животным?

Прочитай этот рассказ, и он объяснит тебе, почему ученые называют иных насекомых домашними животными.

В старой Руси

Часто старая Русь праздновала победы над врагами. Веселые пиры шли в хоромах князей и бояр.

Огромные серебряные блюда с жарким, с рыбой, сдобными караваями, пироги с начинкой из зайчатины и баранины стояли на столах.

И все это запивалось медом. Столы ломились от ковшей, чарок, кубков. И какие меды разливали в них! Ароматные, густые. Варенные на хмелю и ставленные на закваске. И малиновые, и смородиновые, и вишневые… Летописцы рассказывают, что в Киеве на пирах у князя Владимира из погребов выкатывали по триста бочек с медами. А варили их в дворцовой медоварне в огромных медных котлах.

Медом славилась Русь на весь мир.

Нигде не готовили столько напитков и яств из меда.

На Руси распивали тогда вместо чая знаменитый сбитень — горячее медовое питье, варенное с заморской корицей, с имбирем. А сколько парили сочива — кушанья из пшеницы и ячменя на меду! Пекли медовое тесто с маком, которое звали «сытой».

И откуда только доставали на Руси столько меду?

Пасек тогда возле домов не было, и пчеловодством никто не занимался.

Пасека.

Зато много нетронутых лесов и цветущих лугов покрывало страну. И в этих лесах, будто на огромных пасеках, жужжали, гудели пчелы. Приезжие иноземцы писали, что страшно было войти в иные леса — пчелы могли насмерть зажалить пришельца. В дуплах деревьев, в норах, в расселинах скал — всюду гнездились пчелиные рои. Все было переполнено медовыми сотами. Каждый лес на Руси был пасекой.

Летом в леса, как за ягодами или за грибами, шли люди за медом. Шли пешком, ехали на лошадях, волах, с топорами, лестницами, острогами. Брали с собой ведра, бочонки и другую посуду.

На весь год, до нового сбора, бывали полным-полны кладовые. Их так и звали тогда «медуши». Осенью варили меды впрок. А еще тысячи пудов оставляли для вывоза.

Но люди расселялись, вырубали леса. И дикие пчелы постепенно переводились. И теперь совсем немного, несколько сотен роев диких пчел, сохранилось лишь в глухих лесах Удмуртии, на Алтае да в Башкирии.

Зато у человека сейчас живет около ста миллионов семей домашних пчел.

Живут они не в дуплах и норах, а в удобных теплых домах — разборных ульях. Зимуют в теплых омшаниках. И меду собирают куда больше, чем дикие пчелы.

Из дупла диких пчел возьмешь не больше трех килограммов меда. А из разборного улья, где живут домашние пчелы, пасечники вынимают иногда по сто пятьдесят килограммов за лето.

Вот сколько меду дает человеку домашняя пчела!

И хоть есть теперь у меда соперник — дешевый и сладкий сахар, пчела по-прежнему необходима человеку.

Совсем недавно поняли ученые, какая чудесная кондитерская фабрика — желудочек пчелы, где густеет нектар и перерабатывается в мед. Своими свойствами мед превосходит сахар. Известно, что он легче и проще усваивается организмом человека. Он полезнее сахара: пчела добавляет в цветочный нектар чудесные вещества — ферменты, похожие по своему действию на витамины и такие же полезные, как они.

Но не только один пчелиный мед идет на пользу человеку.

Ты, может, и не догадываешься, какой усердный маленький садовник работает все лето у нас на полях, в садах и огородах…

А между тем он выращивает нам миллионы тонн яблок, груш, слив. Миллионы пудов гречи, бобов и овощей. И этот таинственный крылатый садовник — та же домашняя пчела.

Необыкновенный экзамен

Совсем еще недавно, лет пятьдесят назад, в Австралии два соседа-скотовода разговорились о своих делах. Они толковали о ценах на австралийскую шерсть, о пастбищах, о корме для скота и жаловались на странности австралийского климата.

Вот, например, красный клевер. Какие с ним происходят непонятные вещи! Огромные поля засевают австралийские скотоводы красным клевером. Это лучший корм для животных. Но клевер почему-то не приносит семян, хотя цветет в Австралии превосходно. И семена каждый год приходится выписывать из Европы.

Впрочем, не только клевер. В Австралии посадили много плодовых деревьев, но они приносят мало фруктов. Не в климате ведь дело: климат тут жаркий.

Беседуя о своих делах, друзья подошли к дороге, по которой тянулись обозы с грузами. Эта дорога вела к приморскому городу Мельбурну, куда причаливали пароходы из Европы. Несколько фургонов заинтересовали скотоводов. На них везли странные ящики с проволочной сеткой вместо боковых стенок.

— Что это вы везете? — обратился один скотовод к возчику.

— Сам не пойму, кому нужен такой товар! — ответил возчик. — Шмелей, хозяин.

— Шмелей? — удивленно переспросил скотовод.

— Да, хозяин! Целый корабль со шмелями прибыл вчера в Мельбурн.

И в самом деле, на ящиках была надпись: «Живые шмели».

Друзья очень подивились такому необыкновенному грузу. Вот так гости прибыли! Шмелей в Австралии, правда, не было. Но зачем они понадобились? Кому?

Однако вскоре в Австралии пошли необыкновенные рассказы про шмелей. Говорили, что привезли их сюда для того, чтобы клевер давал семена. Многие спорили, не понимали, при чем тут шмели. Но шмели не напрасно совершили свое долгое плавание.

Привезти шмелей в Австралию посоветовали ученые. К тому времени они знали уже о замечательной работе насекомых-опылителей.

Теперь, конечно, про это знает каждый школьник. А тогда это было открытием в науке. Почему растение приносит пустоцвет? Так бывает, если на завязь его не попадает пыльца. Зато в опыленном цветке зреет семечко, из него наливается плод.

Но опыление — очень хитрое дело!

Правда, и ветер, и бабочки, и многие насекомые переносят пыльцу с цветка на цветок. Только не все они работают одинаково: среди них попадаются нерадивые, плохие опылители. Встречаются и такие растения, что не каждое насекомое может опылить их. Так было и с красным клевером. Ни одна австралийская бабочка, ни одно насекомое не годились для него.

Зато когда появились в Австралии обыкновенные европейские шмели, посевы красного клевера стали в тот же год приносить семена.

Случай с австралийским клевером сразу прославил работу насекомых-опылителей. Многие садоводы поняли, какую помощь могли бы им оказать бабочки, шмели и другие насекомые. Они поняли, почему иногда снимали мало плодов, хотя много трудились в садах, на полях и в огородах.

И вот устроили смотр насекомым.

Пестрым бабочкам, сердитым осам, шумливым шмелям пришлось держать экзамен. Не все выдержали его. Иные оказались слишком громоздкими и неуклюжими для тонкой работы опылителя. У других были слишком коротки хоботки. Третьи, опыляя растение, тут же вредили ему — откладывали на его листья яички. Из них вылупливались гусеницы и поедали посевы.

В соревновании опылителей на первое место вышла домашняя пчела. Неожиданно для всех она оказалась победительницей.

Пчела на цветке.

Кажется, главная ее забота — мед. Опылением она занимается мимоходом. А между тем из насекомых она больше всех опыляет растений. И никогда не вредит им.

Вот из улья, в котором с одной хозяйкой-маткой живет больше ста тысяч рабочих пчел, вылетает пчела-сборщица. Она опускается на цветок, ползает по нему, сосет сладкий сок-нектар и заглатывает его в свой медовый желудочек величиной с булавочную головку. С медом возвращается пчела домой, в улей. Складывает его в восковые соты и снова летит за нектаром.

Соты.

За день она успевает побывать на семи тысячах цветов!

За это время шмель, оса или бабочка едва успевают облететь три сотни.

Сравни эти цифры, и тебе станет понятно, почему люди дали пчеле почетное прозвище: «трудолюбивая».

Но не в одном количестве дело.

У многих насекомых есть излюбленные цветы.

А пчела не брезгует ни одним растением. Хоботок ее так устроен, что она может собирать пыльцу с цветов персиковых деревьев, яблонь, груш, абрикосов. Она сосет сладкий сок из цветов брусники, черники, подсолнуха, огурцов, дынь, гречихи и из цветов красного клевера.

Она и в Австралии теперь победила и вытеснила с полей красного клевера своего предшественника — шмеля.

Всюду, во всех странах, пчела ежегодно помогает человеку выращивать на много миллионов рублей овощей, семян, фруктов.

Эта работа пчелы-садовника приносит человеку в два раза больше дохода, чем работа пчелы как сборщицы меда.

Ульи с пчелами ставят теперь в оранжереях, парниках.

В тех плодовых садах, где своих пчел нет, их приглашают, как на гастроли, на время, пока цветут фруктовые деревья.

Человек не может обойтись без маленького трудолюбивого садовника.

И с каждым годом он разводит все больше пчел, самых маленьких домашних животных.

А теперь, чтобы ты окончательно убедился в том, что пчела действительно домашнее животное, нужно тебе знать о породах пчел, которые вывел человек.

Самые интересные среди них — «трудолюбивые», которые собирают особенно много — до ста пятидесяти килограммов за лето — меда в улей, и порода «незлобивых», которые никогда не ужалят ни хозяина, ни его гостей на пасеке.

 

Пчелы в Арктике

Раньше считалось, что пчелы не могут жить на Крайнем Севере потому, что за короткое полярное лето они не успеют даже самих себя обеспечить медом.

В 1949 году Сельскохозяйственная академия имени Тимирязева послала экспедицию в район Кандалакши. Ученые взяли с собой пять пчелиных семей.

Пчелы сразу приспособились к новым условиям и изменили свой образ жизни. Они как будто понимали, что полярное лето короткое, и без устали работали почти круглые сутки, с 3–4 часов утра до 12 часов ночи, собирая взяток с медоносных цветов голубики, морошки, черники и вереска. Пчелы летали и на огороды и в теплицы. Они помогли перекрестному опылению культурных растений и во много раз повысили урожай. Так, например, огурцов было собрано в восемь с половиной раз больше, чем в предыдущие годы.

Несмотря на дождливое лето, каждая пчелиная семья собрала около тридцати двух килограммов чудесного меда.

Пчелы благополучно перезимовали на Севере и на следующее лето собрали еще больше меда.

 

Загадки