Остаток каникул на День благодарения казался нереальным: все было прекрасно. Я словно попала в какой-то мир из сна, только вот утром мне не нужно было просыпаться и возвращаться к реальной жизни. И вишенкой на торте было то, что в воскресенье утром Кромвел вернул мне ключи от моего джипа.

Я подняла голову и посмотрела на Хайдена. Мои пальцы зудели от желания прикоснуться к нему, но он так спокойно выглядел во сне, что мне совсем не хотелось его беспокоить. Вместо этого я прижала свои пальцы к губам. Они были чувствительными и припухшими. Мы много целовались; до того, как он нежно прижимал меня к груди, нас разделяла простыня.

Мы очень много целовались. Кажется, только этим мы и занимались. Ох, ну, мы не просто целовались.

Мы делали и другие вещи. Например, разговаривали. Касались друг друга. Практиковались на растениях. Целовались. Ели вместе. Спали вместе. Снова тренировались на растениях. Каждую ночь он проникал в мою комнату, и все было как в самом начале, в хижине.

Ах, я даже скучала по хижине.

Хайден сместился и покрепче прижал меня к себе, обняв рукой мои бедра. Я положила руку ему на грудь, чтобы не скатиться на него полностью. Не то, чтобы я этого не хотела, но дольше минуты это продолжать не стоило.

Что было улучшением по сравнению с двадцатью секундами, хотя, возможно, дар Хайдена давал нам дополнительное время.

Мы не могли проверить эту теорию, пока я не коснусь кого-то другого.

— Это не обсуждается, — пробормотала я, прижимаясь щекой к его груди — туда, где билось сердце. Я закрыла глаза и вздохнула.

Единственное, о чем мы не говорили, так это об аварии. И я не хотела поднимать эту тему. Я все еще думала о папках в офисе Кромвела. Я не собиралась Хайдену о них рассказывать. Все шло слишком идеально, чтобы что-то портить. Ну, почти идеально.

Если бы я только могла избавиться от мысли, что, когда все так прекрасно, то обычно это заканчивается огромными непоправимыми неприятностями.

* * *

— Что я поняла из «Над пропастью во ржи»? — повторил вопрос ученик с первого ряда.

Мистер Тео почесал кончик носа.

— Да, я так и спросил.

Тот же студент откинулся на стуле.

— Ну, я поняла, что, скорее всего, завалю английский в этом семестре.

Последовала вспышка смеха. Мистер Тео выглядел так, словно его терпение вот-вот лопнет, вопреки его легкой манере общения. Хотя он так выглядел с самого начала урока.

Я улыбалась, даже несмотря на ощущение, что кто-то бьет меня ледяным молотком по голове.

Когда звонок прозвенел, думаю, мы с мистером Тео оба вздохнули с облегчением.

Я с нетерпением ждала конца утренних уроков. Мою грудь сжимало нетерпение, особенно, когда я увидела Хайдена, прислонившегося к моему шкафчику в ожидании моего появления. Словно он делал так всегда; он закинул руку мне на плечи и поцеловал в лоб.

За нами наблюдали, особенно девушки, которые выглядели так, будто были готовы обменять свои туфли от Prada на то, чтобы оказаться на моем месте.

— Голодна?

— Всегда, — я закопалась рукой в его свитер. — В кафе?

— Если не возражаешь, что Фиби и Гейб к нам присоединятся?

— Не возражаю, — это была не совсем ложь, но это означало, что мы не сможем вести себя, как вели наедине. Мы ведь так и не стали парой официально.

Фиби и Гейб уже были в кафе, когда мы пришли. Я села первая, Хайден за мной. Он прижался ко мне бедром. Я схватила прядь волос и начала накручивать их на палец.

Взгляд Фиби проскользнул между нами, прежде чем остановиться на Хайдене. Очевидно, мы с ней все еще не разговаривали. И у меня, вроде как, выработалась привычка скрывать свои чувства в ее присутствии. Я не была уверена, работает ли это.

— Ты едешь в Чарльстон с Джонатаном завтра? — спросила она. — Паркер едет с ним.

— Не, я лучше в классе посижу, — Хайден потянулся и положил руки на колени.

— Я думаю, я пропущу занятия, — сказал Гейб, глядя в меню.

— Его не будет весь день? — спросила я; картинка с папками так и танцевала у меня в голове.

— Большую часть дня, — ответил Хайден. — Наверное, не вернется до самого позднего вечера.

— О, — я сделала глоток содовой. Оливия за обедом, кажется, говорила, что Лиз пойдет с ней завтра на занятия. У них будут игры на свежем воздухе. А значит, в доме никого не будет.

Гейб что-то говорил, но я уже не слушала: меня внезапно окатило холодом, и это рядом с парнем, источавшим жар. Завтра подходит идеально. Дома не будет никого, кроме мамы, а ее, честно признаем, можно не считать. Кто знает, когда еще у меня будет возможность посмотреть те файлы?

А хочу ли я знать, что в них? Что если я узнаю то, что навсегда изменит все? А вдруг там есть улики, указывающие на то, что аварию подстроил Кромвел?

Рука Хайдена легла мне на бедро, и это вырвало меня из моих мыслей. Я постаралась сохранить невозмутимое выражение лица и толкнула его под столом. В ответ он усилил хватку.

Если я собираюсь это сделать — а я уже решила, что сделаю — мне нужно подготовиться к тому, что Хайден, возможно, меня возненавидит за разоблачение его отца или других членов его приемной семьи. С Фиби этого не произошло, но на сей раз все будет иначе — хуже.

Я посмотрела на Хайдена, и на его губах появилась легкая улыбка. Обычно эта улыбка воспламеняла мою кожу, но на сей раз мои внутренности сковало льдом.

* * *

Позднее я решила поговорить с мамой. Все прошло хорошо, в смысле, я двадцать минут говорила сама с собой, но на сей раз не винила ее в этом. Это не было связано с моим отцом или со мной, или с Оливией.

Мама никогда снова не заговорит со мной. Она видит лишь Оливию и, насколько я понимаю, она и с ней говорила нечасто. Оливия не понимала почему, как и я.

Перед ужином я рисовала с Оливией. Кроме того, что она не соблюдала границ листа, у нее определенно был талант, больше моего в ее возрасте. Но, если честно, таланты Оливии заключались не только в ее даре. Она была идеальна.

Я проверила свою почту — больше по привычке, чем по надобности — и убралась в комнате, пока ждала, когда придет Хайден. Вчера он вынес все растения из моей комнаты, кроме того со стеблем, похожим на змеиную кожу. Я оставила его на столе как напоминание о своем успехе.

Цветок был все еще жив, и он мне нравился.

Звук открываемой двери привлек мое внимание. Я выключила компьютер и развернулась в своем кресле. При виде его кривоватой улыбки в моем желудке затрепетали бабочки.

— Никаких растений? — спросила его я.

Хайден покачал головой и закрыл дверь.

— Я подумал, что мы займемся чем-нибудь нормальным для разнообразия, — он кинул мне диск.

Я поймала его и перевернула.

— Разве этот фильм не шел недавно в кинотеатрах?

— Не имею понятия, — он стянул толстовку и с ухмылкой бросил ее на пол.

Футболка с длинным рукавом, которая была на нем, немного задралась.

— Эм, если ты продолжишь так на меня смотреть, фильм мы так и не начнем.

Я покраснела, вскочила с кресла и пошла ставить диск в плеер. Я не виновата, что смотрела на него. Он так на всех действовал. Мы начали смотреть кино, честно начали. Но было очень сложно сосредоточиться на происходящем на экране, когда Хайден распустил мой хвост и начал играть с волосами.

— Мне нравится, когда твои волосы распущены, — он расчесывал пряди пальцами.

Мои глаза закрылись сами собой, и я расслабилась рядом с ним.

— Они в беспорядке. Мне надо подстричься.

Пальцы Хайдена остановились.

— Нет. Тебе не стоит обрезать волосы. Они прекрасны.

Я не стану стричь волосы. Никогда в жизни.

— Смотри кино.

— Я смотрю.

Нет, он не смотрел. Он оставил мои волосы лишь для того, чтобы обнять меня за талию и прижать к себе. Я положила голову ему на грудь и попробовала сосредоточиться на своем плане.

— Могу я спросить кое-что?

Он издал утвердительный звук. Его дыхание щекотало мои волосы.

— Ты не против, если я сама завтра поеду в школу? — спросила я и затаила дыхание.

— Нет, — он обнял меня крепче. Мне стало намного теплее.

— Просто я подумала, что могу ездить сама, понимаешь? Я давно не сидела за рулем, и мне бы хотелось снова… водить самой.

Хайден развернул меня к себе всего за секунду. Я положила руки ему на плечи, чтобы удержать равновесие. Он выглядел невероятно серьезно. Так, ничего хорошего это не обещало.

— Что? — спросила я, немного залюбовавшись тем, как свет играл на его лице.

— Если ты хочешь сама ездить в школу, Эм, тебе не нужно спрашивать моего разрешения, — ответил он, играя прядью моих волос около уха. — Ты можешь делать то, что пожелаешь.

— Я знаю. Я не поэтому спросила, — я ужасно себя чувствовала, обманывая его. И за то, что планировала сделать завтра. Ужасным было и то, что все может измениться, если я найду что — то.

— Ладно, — его темные глаза изучали мое лицо. Я почувствовала тяжесть в желудке. — Эм, тебе это нравится? То есть, мы не говорили об этом, — его скулы немного покраснели. — Ну, о том, чем мы занимаемся.

Я вздохнула с облегчением, но тут же осознала, что это тоже серьезный разговор. То есть, тот самый разговор.

Мы подходим обсуждению статуса наших отношений? Каким-то образом мне это казалось не менее важным, чем файлы в кабинете Кромвела.

Я села ровнее.

— И что мы делаем?

Хайден провел рукой по волосам, а потом положил ее на колено.

— Я не знаю, как выразить это словами.

— Я тоже.

— Ты знаешь, что… нравишься мне?

«Нравишься» такое странное слово.

— Да.

— Уже давно, и я не хочу, чтобы мое отношение к тебе влияло на твои чувства ко мне.

Я нахмурилась.

— Ах…

Он немного нахмурился.

— Я имею в виду, что… я не знаю, что имею в виду, — он смущенно рассмеялся и покачал головой. — Я не очень хорош в этом. Наверное, я пытаюсь сказать, что я не знаю, являются ли наши отношения результатом того, что ты можешь меня касаться или чего-то другого.

Я никогда не смотрела на это с такой точки зрения, но теперь я поняла, как он видит это. Он понимает, что мой выбор ограничен.

— Хайден, ты говоришь о том, что нравишься мне лишь потому, что я могу касаться только тебя?

Он отвел взгляд.

— Да, думаю об этом я и спрашивал.

Я подвинулась ближе к нему.

— Ты нравишься мне потому, что я могу касаться тебя, — Хайден резко поднял голову, открыл было рот, но я остановила его рукой. — Стой. Я еще не закончила. Когда вы привезли нас сюда, я не доверяла тебе — любому из вас, если честно. Но, в отличие от всех, ты был добр ко мне. Ты говорил со мной, и ты… ты верил в меня. Ты не относился ко мне, как к уродке.

— Потому что ты никакая не уродка, — резко прервал меня он.

— Я чувствовала себя королевой уродов в последние несколько лет, но никогда не чувствовала себя так рядом с тобой. А еще ты забавный и милый. И умный. Я доверяю тебе, это очевидно. Я рассказывала и показывала тебе то, чего даже Адам не знал, — я покачала головой. — И ты…

— Красавчик? — спросил он невинным тоном.

Я рассмеялась.

— И это тоже, но дело не только в этом. И ты нравишься мне. Правда нравишься, — это звучало глупо даже для меня самой. — Я не знаю, — мой пульс ускорился, а ладони взмокли. — Это говорит тебе о чем-то?

— Да, — мягко сказал он.

— Я не знаю, что все это значит. Я… не привыкла к такого рода вещам, но да, ты нравишься мне.

Хайден наклонился ко мне и взял меня за руки.

— Знаешь, я думаю, ты замечательная.

Я знала лишь то, что мое лицо пылало. Кажется, я кивнула в ответ.

— И я не чувствую ничего подобного, — он поднес мои ладони к своей груди и положил прямо на сердце, — ни к кому другому.

Хайден не отпускал мой взгляд, и я вся начала гореть.

— Так к чему все это нас ведет?

— Мы встречаемся?

— Нет, — на его лице было написано желание и другие эмоции, которые возбуждали и пугали меня одновременно. — Слово «встречаемся» тут не подходит.

Я сглотнула, не в силах отвести взгляд.

— Тогда что подходит?

— Думаю, ты знаешь, — Хайден прижал меня к себе, ложась на спину; его руки были на моей спине. — Хочешь, чтобы я сказал это вслух?

— Да, — выдохнула я.

— Тогда подвинься поближе.

Я склонила голову.

— Так достаточно?

Хайден сократил расстояние между нами и легонько поцеловал меня. Прикосновение было легким, но я все равно забыла, как дышать. Когда поцелуй стал глубже, я потеряла нить разговора и забыла о том, что на вопрос он так и не ответил. Да ему и не нужно было. Этот поцелуй был выше любых глупых статусов. Это поцелуй… я отстранилась, когда почувствовала, что пальцы Хайдена сжались. Мы зашли слишком далеко. Мы оба тяжело дышали, и внезапно ко мне пришло понимание.

Это, может быть, последний раз, когда я целую его. Острая боль пронзила мою грудь. Простит ли меня Хайден за разоблачение Кромвела?

Я так не думала.

И я не хотела попусту тратить эти мгновения с ним. Его руки переместились с моей спины на плечи. Он попытался разделить нас, но я протестующее замычала. Но его руки снова пришли в движение, приближаясь к краю моей футболки. Его костяшки коснулись моего живота около пупка. Меня одновременно охватили жар и холод.

Скоро моя футболка очутилась на полу, и я должна была почувствовать смущение. Я никогда прежде не была настолько обнажена с парнем и со всеми этими шрамами… но в мягком свете телевизора и под его восхищенным взглядом я чувствовала себя идеальной как никогда.

Его майка осталась на месте, как и прочая одежда. Мы могли заходить лишь настолько далеко, но я чувствовала жар его кожи через одежду, и это было прекрасно, особенно, когда его руки легли мне на бедра, прижимая меня еще ближе; наши губы соприкасались так часто, и тела двигались в унисон.

Его самые легкие прикосновения возбуждали меня больше всего. То, что я могла быть так близко к нему, опьяняло меня в тысячу раз сильнее, чем любые мои фантазии, словно разряды тока проносились по моим венам каждый раз, когда он произносил мое имя.

И среди всего этого водоворота эмоций, я чувствовала, как мое сердце разрастается в груди, готовое вот-вот взорваться от восторга. Я знала, что это значит. Знала, что я чувствую.

Я была влюблена в него.

* * *

Мой желудок сжимался и сворачивался в узлы все утро, начиная с утреннего душа и до того момента, как я села в свой джип.

Вместо того, чтобы прислушаться к той части мозга, что хотела все отменить, я начала осуществлять свой план. Нервное возбуждение пронзало меня наравне с ужасом, но я чувствовала себя дерзкой.

Как шпион или типа того.

Мне предстояло терпеливо отсидеть все три утренних урока, прежде чем ускользнуть. Тянуть дальше было рискованно. Я и так от волнения слишком рано приехала в школу. В коридорах было непривычно тихо, и мои шаги эхом раздавались повсюду. Пока я шла к шкафчику, меня охватил страх. Я почти ожидала, что свет погаснет, и на меня выпрыгнет одноглазый, беззубый уборщик.

Тогда я не чувствовала себя такой уж дерзкой.

Я потрясла головой, желая избавиться от этого видения и сфокусироваться на шкафчике. Даже несмотря на то, что я знала, что в нем ничего не будет, он все еще вызывал у меня волнение. Фиби травмировала меня на всю жизнь.

Закрыв глаза и глубоко вздохнув, я открыла его. Пару ударов сердца спустя я приоткрыла один глаз. Конечно же, там было пусто.

К концу урока английского у меня снова кружилась голова, и виски, казалось, вот-вот взорвутся под давлением. Нервы подводили меня, и я знала, что струшу, если стану тянуть с этим. Когда звонок возвестил конец второго урока, я поняла, что пора, и торопливо вышла из класса.

На входе в школу я остановилась. Тяжелые капли падали на асфальт. Мои волосы грозили вот-вот превратиться в гигантский шар от влажности. Я закусила нижнюю губу, обернулась через плечо и чуть не упала.

Мистер Тео стоял в дверях административного офиса, болтая с другим учителем. Если бы он повернулся, то застукал бы меня. И вот, он повернул голову и посмотрел прямо на меня. Я начала пятиться от двери, но он лишь поднял бровь и улыбнулся прежде, чем отвернуться.

Я не могла в это поверить. И стоять там дольше тоже не могла. Я открыла дверь и выскользнула под моросящий дождь. Он был настолько холодный, что казался снегом.

Ехать по скользкому от дождя асфальту на лысых шинах было сложнее, чем я помнила, но примерно сорок минут спустя я парковала свой джип около особняка Кромвела.

По пути к гаражу я вымокла насквозь, но мне надо было убедиться, что машин там не было. Затем я стянула мокрый свитер и повесила его на спинку стула на кухне. Даже моя нижняя майка была мокрой, но времени на переодевание не было.

Я почти бежала по деревянному полу. Казалось, что и статуи, и картины в правом крыле наблюдают за мной. Я подошла к кабинету Кромвела и перевела дух. Был шанс, что дверь будет закрыта: если так, то я впустую пожертвовала прической.

Слабый шепот в моей голове говорил что то, что я собираюсь сделать — неправильно. Я собиралась лезть в личные дела других людей, но мои причины были гораздо более весомыми, чем простое любопытство. Так ведь?

Я потянулась в карман и сжала пальцами монетку. Она должна была принести мне удачу.

А сейчас мне нужна была удача. Я толкнула дверь. Она распахнулась и меня окатило холодным воздухом.

Не обращая внимания на предупреждение в своей голове, я подошла к дубовому столу. Боже, моя совесть вела себя так, словно я собиралась сделать нечто ужасное. Где она была, когда я списывала на экзаменах и жульничала в компьютерных играх?

Наверное, это было не то же самое.

Я открыла один ящик. Ключей не было. Открыла второй, третий и, наконец, нижний. Ключи блеснули. Я их схватила и развернулась.

Они были странно тяжелыми в моей руке. После нескольких неудачных попыток я, наконец, открыла дверцу. Минуту я колебалась, шепот снова вернулся и говорил, что мне может не понравиться то, что я могу найти.

Я проигнорировала его и взяла папку Курта, не зная, чего ожидать.

Первая страница была заполнена базовой информацией: дата рождения, адрес и набор навыков. Из того, что я прочла, выходило, что у него были невероятные способности к манипуляциям с мозгом; он мог стирать определенные воспоминания, не нанося ущерба другим. Адам был прекрасным примером этого дара. Он помнил все, кроме меня. Но Хайден сказал, что тот, кто сделал это с моей мамой, сделал все неправильно.

Просматривая дело Курта, я начала сомневаться, что он мог так напортачить. Я также предположила, что тот, кто устроил аварию, хотел убедить маму, что Оливия тоже умерла.

Я отбросила волосы с лица и перевернула страницу. Бинго.

Это не было криминальной статьей — формально не было — но у Курта была интересная история в молодости. Приводы в полицию, грабежи и нападения. Все это было до достижения им двадцати одного года, что я особо не принимала в расчет, ведь люди меняются. А вот психологическое заключение на третьей странице привлекло мое внимание.

Курта описывали, как человека с болезненной тягой к нарциссизму с антисоциальными и параноидальными наклонностями среди «О». Я предположила, что «О» означало «Одаренные». Мне не нужна была степень в психологии, чтобы понять, что он не милый и пушистый, но ничто не указывало на то, что он сорвавшийся псих-убийца.

Я разочаровалась, положила его папку назад и взяла дело Паркера. Пока я читала о нем, мне стало интересно, зачем Кромвелу вообще понадобились эти файлы. Зачем ему хранить эту информацию? Кромвел был мэром, а не психологом, а такие вещи были больше похожи на клинические исследования.

Личные данные Паркера меня не удивили. Кромвел отмечал его неспособность блокировать чужие мысли, что вело к антисоциальному поведению. С Фиби было то же самое касательно ее эмпатических способностей, а последние записи были о ее реакции на меня и лечебных техниках, над которыми хотел поработать Кромвел.

В папке Габриеля тоже было немного.

Дело Оливии включало биографию и обычные данные: имена наших родителей и родственников, но о ее даре говорило одно особое слово — «Чудотворный». Я некоторое время вглядывалась в него, а потом закрыла папку и поставила на место, планируя взять вместо нее свою.

Но тут я увидела еще одну папку с инициалами «Т.Г.». Больше на ней ничего не было. Из любопытства я взяла ее и открыла. Первая страница была помечена как засекреченный документ. Я перевернула на вторую и дальше. Все слова были замазаны черным. Я нахмурилась и поставила ее обратно.

Взяв папку со своим именем, я приготовилась к худшему, представляя, что увижу там что-то типа «дурные манеры и вздорный характер». Так что я удивилась, когда ничего не обнаружила на первой странице. Совсем ничего: ни биографии, ни даты рождения — лишь дату, когда Хайден и Курт появились в моем доме и перевезли себя. Эта странность выбила меня из колеи, я даже не знала, что увижу дальше. И, боже, я хотела подойти к Кромвелу, снять перчатку и стукнуть его.

У меня даже имени не было. Записи, относящиеся ко мне, были помечены как «Проект Э».

Проект Э обладает нестабильным даром. Способность обездвижить и даже убить одним прикосновением напоминает способности Проекта Джи. Также Проект Э является кандидатом для программы ассимиляции. На данный момент нет никаких доказательств того, что ее способности можно контролировать. Обращаться нужно с осторожностью.

Мои пальцы вцепились в бумагу так, что страницы смялись. Ассимиляция? Для меня? Он может ассимилировать мою ногу и свою задницу. И с каких это пор он начал верить, что у меня есть дар? Если я правильно припоминаю, последний раз он говорил, что это противоестественно и неправильно.

Я захлопнула свое дело: и так я не могла удержаться, а еще была зла и смущена. Я взяла папку Хайдена, присела и открыла ее. Мои глаза тут же просканировали страницу. Так же, как и у Курта, там была полная информация, и я знала, что самое интересное будет на второй и третьей страницах.

Не делай этого.

Но я хотела это сделать, и мне нужно было что — то, чтобы отвлечься от желания спалить кабинет Кромвела. Там было много того о даре Хайдена, чего я не знала. Он был энергетиком, мог манипулировать любым видом энергии, использовать ветер, чтобы разрушить дом, создать пожар из разрядов электричества в воздухе и даже управлять землей по типу миниземлетрясений. Все это было удивительно… и пугающе. Я перевернула страницу и застыла.

Один, два, три — именно столько раз я прочла текст прежде, чем мой мозг его воспринял.

— О Боже мой, — прошептала я.

Хайдена забрали из родительского дома не потому, что родители его боялись, но я могла понять, почему он врал. Правда была гораздо более болезненной и вызывала слишком много вопросов и воспоминаний.

Он был просто ребенком, Боже, ему было всего пять лет. Слишком маленький.

И он убил всю свою семью.