Долгий месяц после Дня Исчезания суровые гвардейцы продолжали нести службу, охраняя Дом Правительства — опустевший, обезлюдевший, обезправителевший.
Приказов им никаких, естественно, не поступало. Как и заработной платы.
Еще бы, ведь исчезли все начальники, руководители, директора, президенты, председатели, редактора, министры, режиссеры, полководцы и все специалисты, пишущиеся с приставкой «глав-», все капитаны и возглавители, командующие и администраторы…
Вскоре охранники решили обжить место службы.
В зале заседаний Дома Правительства стали крутить кино для оставшегося в наличии населения Перекатиполиса, выбирая фильмы путем тайного или открытого (в зависимости от неизвестных обстоятельств) голосования. Между сеансами гвардейцы сбывали запасы из правительственного буфета, устраивали аукционы и в целом неплохо проводили время.
После аукционов в Доме Правительства стало очень мало мебели и комнатных пальм (их продавали как «ананасы»). Быстро разошлись и кресла из зала заседаний — крутящиеся и на колесиках. Поэтому вместо кинотеатра здесь еженощно стали устраивать дискотеки. Но к зиме весь паркет пошел на дрова вместе с кафедрами и трибунами.
Перезимовав, гвардейцы продали стекла и кровельное железо, сантехнику и люстры, телефоны и электронный стенд для голосования.
Вскоре они задумались над составом цемента, скрепляющего камни в кладке правительственных стен.
Очень хорошо пошли камни.
Их покупали переселенцы, которым давно хотелось перебраться из гуманитарных палаток в надежные жилища. Постепенно стены Дома Правительства «подтаяли», а потом и вовсе сравнялись с землей. На месте бывшей правительственной обители вырос целый квартал одноэтажных домиков.
Палаточного городка переселенцев на отшибе Перекатиполиса не стало. Теперь переселенцы жили в центре, а палатки установили (чтобы добро не пропадало) на плоских крышах своих домов и сдавали в почасовую аренду — как комнату на двоих. В проходах между домиками бегали дети, целовались влюбленные, дымились костры и печки, сушилось белье, размножались кошки.
В самый последний предел весны Марго-го, Ладо-до и Серго-го сидели в одной из таких палаток на крыше переселенского домика, пили чай из чабреца и земляничных листьев и привычно маялись философской дурью, пытаясь анализировать события последнего полугодия. Любимой темой была теория происхождения переселенцев.
Марго-го: Они говорили, что пришли из разных мест, и что мы скоро узнаем про эти места.
Серго-го: Поэтому их сначала так испугались…
Ладо-до: Разве именно с переселенцев все началось?
Серго-го: Конечно! До переселенцев в Перекатиполисе не происходило ничего странного. Да вообще ничего не происходило.
Марго-го: Если не считать моего рождения.
Серго-го: Марго, не надо иронии. У нас же серьезное изыскание… У нас дискуссия!
Марго-го: И я серьезно. Мое появление на свет связано с тайной.
Ладо-до: Давай про переселенцев все-таки закончим…
Марго-го: Значит так, в день, когда я родилась…
Серго-го: Марго, я тебя придушу!
Марго-го: Но именно в тот день, двадцать седьмого ноября, ровно через двадцать восемь лет после моего рождения, день в день, переселенцы провозгласили своего Пехотинца!
Ладо-до: О чем это говорит?
Серго-го: О полной безответственности Марго по отношению к серьезности вопроса.
Марго-го: Ты дурак.
Серго-го: Не надо комплиментов, пожалуйста.
Ладо-до: Между прочим, это первый и единственный руководящий работник, назначенный после Дня Исчезания.
Марго-го: Ребята, я знаю точно, что дело тут и во мне тоже. Понимаете, после Пехотинца, на следующий день, 28 ноября, еще несколько человек решились самопровозгласиться или назначиться. Но как только они раскомандовались, тут же их не стало. Исчезли, как все остальные начальники и командиры со Дня Исчезания — и по сей день. Значит…
Ладо-до:…Значит, либо день 27 ноября чем-то отличается от всех остальных дней, и переселенцы об этом знают. Либо на переселенцев законы Исчезания не действуют.
Серго-го: Это случайность. Или Пехотинец — не настоящий руководитель.
Марго-го: А ты спроси у него самого — правда он начальник или прикидывается!
Серго-го: Сама спрашивай. Ты ведь журналистка!
Марго-го: Хреновая из меня журналистка. Да и ты не лучше, тоже мне, гордость «Вестника Перекатиполиса»…
Ладо-до: Значит так. Пришли переселенцы. Потом исчезло все начальство…
Марго-го: Ты забыл зоопарк.
Ладо-до: Не вижу связи.
Полог палатки откинулся, и в нее просунула голову Росянка, девушка из переселенцев.
— Яника здесь нет? — спросила она, румяная и веселая.
— Нет, — ответила Марго, всем своим видом показывая, что старается сдержать свою неприязнь под маской холодной вежливости, и что ей это не очень удается.
— Жаль, — хихикнула Росянка. — Я его хотела забрать на южную окраину, в парк. Там сейчас столько бутылок после концерта…
— Придется идти одной, — сказала Марго, не меняя тона.
— Да, придется, — согласилась Росянка. — А вообще-то, Перст с ними, с бутылками. Сегодня, кажется, в городе всюду митинги намечаются. Какое сегодня число?.. Ах, ну да, вы же… Хотите пойти? Я пойду, интересно. А вы сидите тут, чай пейте. А там история творится. А вы чай пьете. Сегодня — и пьете чай! С вами не соскучишься. — Росянка хитро улыбнулась. — Ни Перста они не понимают.
— Послушай, дорогая, — не выдержал Серго. — Ты тут не выражайся!
— Ни Перста ни понимаете! — нарочно повторила Росянка и ушла.
— Ненавижу ее, — сказала Марго.
— Хочешь, еще чаю налью? — предложил Ладо-до, с опаской вглядываясь в каменное лицо Марго.
— И ее ненавижу, и ее жаргон этот переселенский, — продолжала Марго. — И рожу ее розовую, стервозную.
— Узнать бы, что это за Перст такой, — проговорил задумчиво Серго-го. — Чего они все время Перстом ругаются? Эвфемизм, наверное…
— Марго, ты чаю хочешь? — снова спросил Ладо.
— Нет… Да… Хочу. — решила Марго.
— Зря ты тратишь свои эмоциональные ресурсы на Яника, — сказал Ладо, подливая кипяток в заварку. — Он слабохарактерный, а Росянке только того и надо.
Прежде чем Марго придумала, что ему ответить, в палатку влетел красный Ян Кайзер. Он сел на краешек матраса, посмотрел на Марго и сказал:
— Вы тут чай пьете… А там история вершится…
Марго отметила про себя, что Ян совсем не запыхался, стало быть красен по причине столкновения с Росянкой и пребывания в ее настойчивых объятиях.
— Анархотеп — слыхали про такого? — спросил Ян, снова глянув на Марго и пытаясь угадать, почему она не отвечает.
— Нет, а кто это? — встрепенулся Серго-го.
— Партия любителей анархии. Анархотеп их возглавляет, вроде бы. — поделился своей оосведомленностью Ладо.
— Быть такого не может, — не поверил Серго-го.
— Исчезнет в сорок восемь часов, — сказала Марго, злорадно кивнув, — как и все остальные.
— Сколько ему там жить осталось? — поинтересовался Ладо.
— Да, когда он провозгласился? — спросил у всех Серго.
— Его, наверное, уже нет. — заключила Марго.
— Ничего подобного, — с победоносным видом заявил Ян. — Выдержали две недели и не исчезли.
— Они? Их что, много? — удивился Ладо.
— Говорят, их двое. — сказал Ян. — Говорят, Анархотепы посменно дежурят — день властвует и распоряжается один, день — другой. Так и правят на пару.
Из-за этого настоящая неразбериха. Что вчера один Анархотеп приказал, сегодня отменяет второй. Зато и они сами не исчезают, и анархия себе воцаряется…
— Хороший способ, — задумался Ладо. — Но если бы их действия друг другу не противоречили, если бы они договорились править сообща, наверняка оба бы исчезли.
— Один Анархотеп гоняет народ за кирпичами, и они уже растащили по кусочку два министерства. А второй Анархотеп распоряжается копать котлован на вершине Городского Холма. Так все бросают кирпичи и бегут с лопатами на холм, — говорил Ян.
— Я поняла, — сказала Марго, покачав головой, — это так просто…
— Что ты поняла? — спросил Серго.
— Они на самом деле договорились, но это пока не так заметно. Когда все поймут, возможно, Анархотепы исчезнут, оба. Я — уже догадалась, так что они, кажется, уже исчезли. Из-за меня.
— Что поймут?
— Что заметно?
Марго ответила:
— Они копают котлован, чтобы что-то построить на Холме. Для этого им и кирпичи.
— Кого они пытаются обмануть? — вздохнул Ладо.
— Если это высшая сила, некий сверхразум… — сказала Марго и задумалась.
— Скажи лучше «бог», — предложил Серго.
— Бог? Возможно. — кивнула Марго. — Но не на сто процентов. Анархотепы прибегли к уловке, которую высшей силе раскусить ничего не стоит, раз я, простая журналистка с неудавшейся карьерой, догадалась.
Все уважительно закивали.
— Значит не в этом дело.
— Как ты сказала? — переспросил Ян. — Анархотепы исчезнут, когда все поймут?
— Ну да, — воскликнула Марго, и еще громче, — Да, да! Все дело в коллективном подсознательном желании. Толпе надоел порядок, надоело начальство, и оно всё исчезло. Но если вождь специально разводит анархию, к тому же их двое, то коллективное подсознание не воспринимает их как объект для исчезновения…
— Если Анархотепы узнаю, что мы владеем этой страшной тайной… — покачал головой Серго.
— По-моему, раз догадались мы, то скоро и другие поймут, — предположил Ян.
— Это очень даже вероятно. Правда, Марго?
Марго пожала плечами. Ей больше по душе было осознавать себя исключением.
— И воплощение Анархии исчезнет, как жалкий главврач или директор школы? — удивленно произнес Серго. — Олицетворение желаний толпы канет в небытие?
— Никакое он не олицетворение, — возразила Марго. — То есть они.
* * *
— Каждый народ имеет такую анархию, которую заслуживает, — говорил Ян.
Они шли по улице, тихой и сонной (несмотря на то, что был полдень) и продолжали начатую несколько дней назад дискуссию.
— Партия любителей анархии — еще не весь народ, — возражала Марго.
— Но сегодня к ним уже присоединилось столько людей, — убеждал ее Ян. — Ты видишь, улицы пустые. Знаешь, почему?
— Конечно — все на Холм полезли, копать.
— Как ты можешь говорить, что коллективное подсознательное желание создало себе Анархотепов? Это дикость.
— А что не дикость?
— Анархотепы уловили коллективное подсознательное желание. Но не подчинились ему, а использовали в интересах идеи.
— Коллективное подсознание избавилось от руководителей. Почему бы ему не отрастить себе временных правителей-анархотепов для достижения остальных целей?
— Я согласен, но частично…. А вот еще бутылка!
Они остановили тележку, Ян нагнулся за бутылкой, поднял ее за горлышко и уложил в ящик, к остальным. Из окна второго этажа выглянул человек с биноклем в руках.
— А вы что, не копаете? — спросил он у Яна с Марго. — Не присоединяетесь к главному перекатиполисскому развлечению? Пренебрегаете? Или… — он пригляделся к Марго, — или вы из переселенцев?
— Они не переселенцы, — ответил за них мужчина, возлежавший на скамейке и пьющий сок из пакетика с трубочкой.
— Как это, интересно, вы определили, что мы не переселенцы? — спросила Марго.
— Да он всех своих в лицо, верно, знает, — хмыкнул человек в окне и на всякий случай скрылся.
— Перстом тебе по макушке, — буркнул возлежащий.
— Значит, переселенцы не в компании с Анархотепами. — заинтересованно проговорила Марго. — Почему это? Весь город вершит историю, напрягает свое коллективное подсознание то есть, копает и таскает, а им хоть бы хны! Ян, как ты объяснишь это явление?
Ян только успел набрать воздуха, чтобы ответить. Мужчина на скамейке негромко спросил Марго:
— Откуда знаешь про коллективное подсознание? — и в лице его явно нарисовалось беспокойство.
— Не дура, догадалась. — гордо ответила Марго.
— Теперь догадайся, что они на Холме делают, — посоветовал возлежащий.
— Ладно, это раз плюнуть, — Марго сделала нахальное лицо, — будут что-то строить, это ясно. Конечно, что-нибудь ошеломительное. Например, башню или там Дворец Анархии.
— Мимо, — довольно улыбнулся мужчина, выбросил опустевший пакетик с соком и сел прямо. — Еще попытка..
— Ну, — Марго развеселилась и, дернув Яна за рукав, сказала. — Глупость какую-нибудь соорудят. Памятник Анархии.
Улыбка сползла с лица мужчины. Он долго безмолвствовал, потом отвел взгляд от Марго и спросил:
— Ты это от наших узнала?
— От ваших? От переселенцев? Да нет, — сказала Марго, махнув рукой, — ваши разве что Перстом ругаются, а сами тоже толком не понимают, что происходит. Вот смешно, если я догадалась, — добавила она радостно, обернувшись к Яну.
Ян, правда, никак на радость Марго не отреагировал. Он во все глаза смотрел на возлежащего (а теперь сидящего) незнакомца и что-то соображал.
— А какой он будет? — спросил наконец Ян.
— Ты думаешь, что я догадалась? — еще больше обрадовалась Марго, — ты так думаешь?
— Вы знаете, что это будет? — не отставал Ян, даже сделав шаг к возлежавшему, а теперь сидячему.
Мужчина встал со скамейки, засунул руки в карманы куртки и сделал длинными ногами несколько движений, отдаляющих его от Марго с Яном. А потом остановился, как бы что-то решив, обернулся и поднял правую руку, сложив неприличный жест (для тех, кто не понял: он показал средний палец).
Затем незнакомый переселенец ушел, навсегда ушел. Больше его Марго с Яном не видели.
— Рожа нахальная, — пожала плечами Марго. — Переселенцы все такие невоспитанные. Вот Росянка твоя тоже…
Ян хотел было вступиться за Росянку, но отказался от этой затеи. Любой разговор об этой переселенке, которую Марго считала своей соперницей в деле налаживания общения с Яном, кончался спором.
Человек с биноклем снова высунулся в окно.
— Это вы сейчас знаете с кем разговаривали? — спросил он.
— С переселенцем, очень невоспитанным, — ответила Марго.
— Не просто с переселенцем, — заявил человек в окне. — Это ведь был сам Пехотинец!
— Не верь ему, Ян, — быстро сказала Марго. — Пошли отсюда.
И они сдвинули с места тележку, полную бутылок, налегая на нее, пока не кончилась вся эта улица и не началась другая.
Они постепенно приближались к Холму — то есть к эпицентру гула, перекатывающегося по всему Перекатиполису как предчувствие или как перелетные бабочки… Он долетал до их слуха все явственнее. Это были уже кварталы Южного Прихолмья. Оставив тележку в подъезде, Марго с Яном полезли на развалины Министерства цветов, кустов и живых изгородей. В бетонном лабиринте растерзанного фундамента они собрали неплохой урожай бутылок, а Марго даже нашла плейер без батареек и ржавую саперную лопатку.
Тут, видно, тусовалась недавно компания, был концерт, митинг или еще что-нибудь в этом роде — жгли костры, выводили свои имена на бетонных кубах помадой и косметическими карандашами… Марго набрала полный пакет тары, а Ян даже в карманы запихнул дюжину пивных бутылок.
Дотащив добытое до тележки, Марго повергла Яна в шок — она сказала:
— Давай заберемся на крышу и посмотрим на Холм!
Благоразумный Яник принялся отговаривать Марго: подниматься пешком на одиннадцатый этаж? бросать на произвол судьбы тележку с драгоценными бутылками? встречаться неизвестно с кем на лестничных площадках в незнакомом доме?
Но Марго разве отговоришь?
Она снисходительно усмехнулась и потопала наверх. Ян умолк и остался внизу, сторожить тележку.
На крышу, правда, Марго взобраться так и не удалось — люк был заварен.
Правда, она выглянула в окно на одиннадцатом этаже, рядом с давно сдохшими лифтами и уже давно переставшим вонять мусоропроводом. Марго все-все увидела.
По склону Холма двигались человеческие фигурки, а на вершине, как зуб из десны, выглядывала кромка с каждым днем растущей стены. Больше ничего интересного.
По дороге обратно, где-то между пятым и четвертым этажами, Марго различила нехороший гогот и звон стекла.
Четверо стариков в модных куртках-«кольчугах» (увидела Марго) стояли спиной к ней, бросали бутылки в сетчатую дверь лифта и страшно при этом веселились. На тележке не было уже и половины из собранного за сегодня Яном и Марго.
А вот Яна нигде не было видно. Поэтому Марго подошла к ним сзади и требовательно гаркнула: «Ян, ты где?!»
Старики отреагировали по-разному. Один подпрыгнул на месте и уронил занесенную было бутылку. Второй продолжал смеяться, третий слегка присел, а четвертый обернулся. За ним глянули на Марго и остальные бутылочные киллеры.
Марго улыбнулась с поистине королевским бесстрашием. Тем более, что лицо одного из бутылкокиллеров… Ну, в общем, ей всегда становилось радостно и легко на душе при виде такой красотищи.
— Неотразимый мужчина, — сказала она с нежностью. — Тебя бы клонировать, тебе бы цены не было. А тут — анархия… Обидно.
Старик, то есть никакой вовсе не старик, а просто обыкновенный бабайкер — из тех бабайкеров, что в последнее время носили седые парики и сменили мотоциклы на велосипеды из-за топливной проблемы, — так вот, обыкновенный бабайкер действительно был хорош собой. Он знал это, поэтому понимающе сощурил свои необыкновенные глаза и тоже продемонстрировал (чуть сдержаннее) радость по поводу появления Марго.
Ведь Марго и сама была не уродина!
— Я Марго, — сказала Марго. — Тут к тележке человек прилагался. Вы его тоже об сетку разбили?
Потрясший ее бабайкер согнал приветливое выражение с лица (разговор зашел о деле) и, изящно оправив белоснежные космы парика, ответил:
— Этот внутри.
— Где внутри? — переспросила Марго.
— В лифте заперся. Наверное, уже по горло в стекле.
— За что вы его так? — укоризненно спросила Марго. — Он подсыпал отраву в сено вашим велосипедикам?
— Против него лично ничего не имею, — объяснил бабайкер. — Мы убиваем бутылки.
Марго осторожно подошла к сетке лифта по хрустящей каше и заглянула. Ян лежал в углу, скорчившись и натянув на голову ворот куртки. Когда Марго его позвала, он шевельнулся, но не ответил. На пол лифта с его воротника посыпалась стеклянная крошка.
— Выходи, Ян, — попросила Марго.
— Лучше пусть не выходит, — предупредил красивый бабайкер, — Я его поколочу.
— Да за что, за что?
— За бутылки. Он их собирал и сдавал. Знаешь, какую потом гадость туда разливают? И не просто разливают — а вместо пива!
— Ну, какую? — пошла на него Марго, уперев руки в бока.
— Ты в химии разбираешься? — агрессивно продолжал бабайкер.
— Нет! — гордо ответила Марго, — Не разбираюсь!
— А я разбираюсь, — сказал бабайкер. — И знаю точно, что в подвалах Перекатиполиса вместо пива разливают по бутылкам настоящий яд.
— Как, яд? В смысле, насколько яд — совершенно яд? — слегка растерялась Марго.
— Он, конечно, не сразу, но убивает. На вкус — пиво, но от него начинается необратимый некроз внутренних… В общем, все внутренности гниют, и через месяц наступает конец. Смерть, то есть.
— И поэтому ты хочешь его избить? — немного помолчав, сказала Марго.
Бабайкер кивнул.
— Я тоже собирала бутылки. — сообщила она. — Меня тоже вроде полагается избить. Но ни я, ни мой спутник про… этот… некроз… ничего мы не знали. Вам не тележки выслеживать надо, а бить тревогу, извещать население и искать подпольных разливателей отравы по бутылкам.
— Послушай, брат Мед-одиннадцать-ноль-шесть, — выдвинул инициативу один из бабайкеров, обращаясь к собеседнику Марго. — Может, нам и ее в лифт запихнуть?
— Не стоит, брат Ец-семьдесят восемь-два, — без эмоций ответил красавец-бабайкер, — ей люди дороже бутылок, ты разве не слышал?
И не успела Марго ахнуть, как бабайкеры разобрали сложенные у подъезда велосипеды и, оседлав их, помчались по улице. Их седые парики лихо развевались, брат Мед что-то крикнул на прощанье, но Марго не расслышала.
Ян уже высунул нос из лифта, когда Марго обернулась. Роняя осколки с воротника и рукавов. Напуганный, но невредимый, он подошел к Марго и сказал:
— Они все тут поразбивали. Придется снова собирать.
— Неэтично, — возразила Марго. — После нашей беседы я к бутылкам не притронусь. Как можно обрекать соотечественников на некроз!
— А на что же мы жить будем? — спросил Ян.
— Пойду на Холм, строить Монумент… Или… Ну, в общем, ничего, проживем как-нибудь.
— Марго, я все же думаю…
— Яник, — прервала его Марго. — Если они нас второй раз поймают, будет очень плохо. Вероятно, мы умрем жалко и скоропостижно. Причем дважды умрем — один раз за бутылки, второй раз за неискренние речи, произносимые с напускной искренностью.
Яник не поддержал Марго и с нескрываемоой жалостью стал вытаскивать тележку из подъезда. Марго ему не помогала, она тоже испытывала нескрываемую жалость, однако совершенно по другому поводу. И Ян понял это, когда услышал:
— Шел бы ты, Яник, к своей Росянке. Она тебя приголубит. А Я человек жестокий, неласковый.
— Марго, — удивился Яник.. — Ты это из-за бутылок? Обиделась? Ну ладно, не буду я собирать бутылки… Но ведь мы сдохнем с голоду!.. Марго!..
Вместо того, чтобы ответить, Марго просто ушла.
Ян досмотрел до конца, как она шагала, шагала и пропала за углом. Потом достал из карманов уцелевшие бутылки, сложил их на тележку. Но только он сделал несколько шагов, толкая тележку перед собой, как страшная мысль пришла ему в голову. Ян понял, отчего им с Марго поначалу так везло с бутылками — бабайкеры переловили всех остальных бутылко-сборщиков и либо поколотили их, либо напугали… Об остальном Янику думать было тяжело.