Услышав это, я резко похолодела. Нет, моя подруга меньше всего на свете желала и могла бы мне навредить. Я знала ее и была уверена в ней; у меня ни на миг не возникло подозрений в ее вине. Решение пришло быстро. Кричать и требовать от ректора что-то было бы заведомо бесполезно: приказ отдал не он, и отменить его он тоже не мог, даже если бы хотел, это я осознавала с неожиданным спокойствием. Покинула кабинет я одна. После того, как уточнила, где проживает магистр Шайкан, удерживать никто не стал, и молчаливый некромант (не сомневаюсь, что титаническим одолжением, неохотно) снова проводил до нужного адреса. Все-таки, заблудиться на территории Керкинской академии проще простого. По дороге я настояла зайти в лавку со сладостями, вопреки желаниям моего мрачного сопровождающего.

Дома, где проживали преподаватели, находились гораздо ближе к главному учебному корпусу (тому самому, в виде роскошного замка с высоченными башнями), чем всякие студенческие общежития. Это было что-то вроде элитного района с мини-особняками. Нужный мне дом отличался размерами. Впрочем, дракону и правда требовалось много место… В случае чего. В остальном же внешне стоял просто красиво декорированный, светлый особняк с мраморными дорожками и завитыми колоннами. Никакой мрачной готики, какую предпочитают чудовища. Хотя ведь я уже точно определила для себя, что никакое он не чудовище и не злодей.

Пусть это был не совсем именно дом дракона, и обстоятельства были меньше всего располагающие, но, стуча трижды кованым кольцом по двери — ворота открылись невидимым сторожем, призраков в услужении у академии вообще было поразительно много, — я чувствовала странный трепет в груди от ироничности ситуации, ведь это фактически был первый мой поход к нему в гости, а не наоборот.

Мое сердце отсчитывало каждую секунду, пока изнутри раздавались шаги. Двенадцать секунд спустя дверь открылась, и на пороге возник хозяин.

Не знаю, чего я ожидала, но лорд Шайкан менее всего походил на раненого. На его, привычно для всех холодном лице, не отразилось ничего подозрительно, ни капли слабости в движениях, все та же мощная аура и некое отталкивающее равнодушие — и я ждала чего угодно, только не его. Гнева, ярости, обеспокоенности… Но не этого.

Растерявшись, я даже шарахнулась на шаг, бессознательно выставив защитой перед собой сумку с угощениями. Нечитаемый взгляд мужчины мазнул по ней, вернулся к моему лицу и, никак не прокомментировав, он немного отошел в сторону, разрешая войти в свою обитель.

Признаться, мое желание заходить в гости поубавилось от такого сухого приема. Не потому, что обидно за себя как гостя, а потому, что страшно. Лучше бы он отчитал, лучше бы расстроенно смотрел. Но он не начинал. Проводил в гостиную, усадил за диван, отдал домовым приказ сделать чай и на мое робкое подношение (впервые дарила что-то ему) бесстрастно кивнул.

— Как себя чувствуете?

Спрашивать должна была я, но я, придя в смятение, опять не могла заставить себя сделать первый шаг, поэтому, как и всегда, это делал он. Аж вздрогнула от того, насколько выморживающе безучастным был тон.

— Со мной все хорошо, — я сглотнула, косясь на него из-под опущенных стыдливо и виновато ресниц в надежде, что лед подтает. Он кивнул. И все? — Я… На самом деле, я пришла сюда…

— Ради вашей подруги, — ровно закончил за меня он. — Вы желаете убедить меня, что ее вины нет.

Гнетущую паузу я молчала. В некотором роде он был прав, решение пришло ко мне из-за серьезной опасности, нависшей над жизнью Арины, но…

— Так вы выпустите ее, да? — Я вскинулась, но тут осеклась: темный взгляд дракона опалил меня пониманием ошибки, очередной за столь короткие сутки.

…Но параллельно с этим то, как, с каплей горькой насмешки, звучали эти слова, заставило меня чувствовать себя последней меркантильной тварью.

— Я пришла не только ради нее, — опережая его ответ, поправила себя я. — Я… волновалась за вас.

Наконец-то на его лице что-то поменялось. Белая бровь медленно поползла вверх.

— Действительно?

Аж больно стало от того, насколько же гадкой я представала перед ним, когда постоянно, на каждый его выпад, отвечала эгоистичными обидами, недоверием. Неужели он все еще думает, что я так ненавижу его? Впрочем, я не давала повода ему сомневаться в этом.

— Мариа, моя Мариа, — вдруг усмехнулся лорд, качая головой. И кажется, лед все-таки треснул, что не могло не обрадовать. — Я даже не собирался тебя отчитывать, моя леди, лишь немного объясню. Как, ты думаешь, мне разобраться в твоих чувствах, когда ты сама в них не разобралась? Ты можешь мне сейчас четко объяснить, зачем пришла? Не можешь, боишься. Из вины? А осознаешь ли ты, в чем вся вина? Нет, Мариа, попытаться помочь другу благородно, но недоверие, которое ты проявила… Зачем же ты беспокоишься обо мне, хотя постоянно только и пытаешься сбегать? Из аудитории и из жизни. Только не нужно врать, ни себе, ни мне. Подумай и скажи: есть ли в твоих мотивах что-то, помимо вины?

Теряясь перед возвышающимся надо мной драконом, пусть в его словах не мелькнуло ни укора, ни злобы, лишь невеселая ирония, я волей-неволей, вопреки его словам, все равно ощутила себя тринадцатилетней девочкой, которую отчитывали за совершенную глупость. Он так же казался мне взрослым и слишком далеким от моего мирка, маленькое пространство которого в то же время безжалостно заполнял собою почти до краев. С той лишь разницей, что тогда я захлебывалась желчью собственной уязвленности, а сейчас обиды не было — было, как он сказал, осознание вины.

Он правильно задавал вопросы. Больно бил ровно в цель. Я и правда не знала, изнывала ли, запертая в спальне, от того, что боялась потерять своего дракона, или это было только лишь давление ответственности за произошедшее? И что же, все-таки, я чувствовала к нему…

Кажется, тогда я готова была уже отступить. Малодушно сменить тему, попросить освободить Арину и уйти, так и не узнав, любит ли дракон сладости, которые принесла.

А потом было бы уже ничего не исправить, потому что я почему-то точно определила в тот миг: это была одна из судьбоносных сцен, поворотов, свернув на которых неверно, я сломала бы сказку. Так и случилось бы… Но судьба внезапно выдала свой, козырный, ход.

Я не сразу сумела сориентироваться, не сразу поняла, что произошло. Никогда не видела, чтобы человек так резко серел, неестественно, болезненно. И никогда не думала, что такие метаморфозы увижу в Шайкане.

— Магистр! — испуганно выпалила я, шокированная, вскакивая и бездумно бросаясь к нему.

— Уходи, — простонал он, закрывая глаза то ли от слабости, то ли пытаясь скрыть от меня собственные муки. Я коснулась его лба и тут же отшатнулась: было обжигающе горячо.

Где-то далеко, пока я в панике заметалась, не зная, что делать, мелькнула отстраненная мысль, что он, наверное, все же теплокровный.

Дракона лихорадило. Не знаю, спонтанно ли накатило это, или волна отката просто накапливала силу с каждой секундой упрямого сдерживания, поэтому произошел такой резкий взрыв. Во всяком случае, когда я рванула пуговицы белой домашней рубашки, обнажая грудь — там, где чуть левее сердца прошел клинок — зрелище было страшным.

Отравленная рана загноилась. Я не помнила себя от ужаса, глядя на то, что случилось, и, судя по тому, как пытался себя ставить Шайкан, он даже не думал лечить, надеялся на свою регенерацию, бессмертность. И, видимо, впервые всемогущего это подвело.

— Магистр, я вызову врача, — жалко прошептала я, не уверенная, что он слышит. Но, бросившуюся бежать, меня успели поймать неожиданно твердой хваткой.

— Не надо, — едва слышно выдавил он, все еще, несмотря ни на что, властно удерживая меня даже в таком состоянии, — ты можешь сама.

— Вы сошли с ума, я не знаю, как! — воскликнула я, дернувшись.

Однако больше меня и не удерживали.

Он отключился.

Лекарша (причем не та, которая чаще всего работала со студентами, а старшая, что также являлась и преподавательницей целительского факультета) пришла очень быстро. У меня были некоторые опасения касательно тайны дракона, но это оказалось не проблемой.

— Как с милордом могло такое случиться, — сокрушенно протянула она, заканчивая перевязывать рану. Женщина в возрасте, запомнившаяся мне с прошлой нашей встречи в лазарете хмурой и строгой, сейчас она как будто помолодела, с печальной улыбкой разглядывая пациента.

— Вы знаете его? — изумилась я, встревоженно всматриваясь в искаженное своими страданиями лицо бессознательного мужчины. Глубокая морщина залегла между его бровями, и я еще никогда не видела Шайкана настолько… открытым. Беззащитным. Отчего-то мне подумалось, что в этот момент мы с ней практически единственные, кто когда-либо видел его таким.

— Знала ли я? Да, — с какой-то затаенной горечью хмыкнула она, — знала. Тебе интересно? Спросишь его… Если сможешь еще спросить. Если он выживет, спросишь его, много ли знал он подобных мне, подобных… Впрочем, нет, ты другая.

И вновь я видела явно демонстрируемую мне неприязнь, что было последним, чего мне хотелось в отношениях с той, на чей профиль я раздумывала пойти. Но значение этого меркло по сравнению с тем, какой эффект произвела роковая фраза «Если выживет».

— Что вы имеете в виду? Как это «если»?!

Госпожа Кастаная ответила мне чуть смягчившимся, сочувственным взглядом.

— Я никогда не видела такого, — ответила она, отводя глаза. — Это подействовало на дракона. Возможно, нам стоит как-то связаться с ему подобными, но я… Я не знаю. Он борется, но яд распространяется слишком быстро.

Я не могла поверить.

— И что теперь? Сделайте что-нибудь!

— Лечебная магия на него не действует. На него не действует магия вообще, это его особенность, сила… Кто же знал, что она может обратиться слабостью.

Меня стремительно начали душить слезы. Какая глупость! Он всерьез мог даже так и не услышать от меня признания. Признания в том, что… важен мне? Даже не в любви, просто в том, что нравится.

— Он говорил, что я сама могу ему помочь, — прошептала я, с надеждой обращаясь неизвестно к кому. — Что он имел в виду?

Повисла напряженная пауза.

— Знаешь, адептка, — тихо произнесла женщина, поднимаясь с места. — Я не думаю, что что-то может помочь, кроме как чудо, например, любви. Но жизнь — не сказка. Останься здесь, я постараюсь связаться с кем-то из драконов. И… Просто будь рядом. Ты ведь его истинная.

Через минуту после ее ухода я расплакалась.

Было чудовищно жаль. Жаль Шайкана, жаль, что так и не сказала ему правду о своих чувствах — ведь теперь-то я разобралась, теперь, когда сидела в истерике, знала ответы на его вопросы! И страшно. Я не могла даже предположить, что дракон может быть… Уязвим. Что его жизнь может быть в серьезной опасности.

— Шайкан, пожалуйста, скажите, что я должна сделать? Что я могу для вас сделать, мой лорд? — Всхлипывая, коснулась его лба, убирая прилипшую белую прядь.

Мои вопросы остались без ответа.

Тогда я закрыла глаза. Алый клубок бурлящих эмоций нашла безошибочно, нить чувства, в котором больше не сомневалась, потянула резко, уверенно. Моя магия алыми багровыми всполохами снова висела в воздухе, но теперь я знала, как ее контролировать. Он хороший учитель.

«Чудо любви», — сказала мне целительница. И я вложила в это чудо всю любовь, которая у меня была. И она была. Конечно была!..

Мои сияющие заклятьем ладони легли ему на грудь, давя со всем отчаянием, что давило на меня. Тело Шайкана пронзила резкая судорога, губы сжались… Ничего не произошло.

Безответный поцелуй снова был уже привычно горьким от моих слез.

Тем вечером дракона забрали приехавшие стражи. На мой крик, почему их не было рядом, Дайшес, взлетая последним, был единственным, кто не сбежал, избегая взгляда. Как выяснилось, на время, пока Шайкан был в академии, они были отстранены от задания. Так сказать отпуск. Все сложилось слишком неудачно и совсем случайно…

Арину отпустили уже вечером. Она долго плакалась мне в плечо, но на вопрос об изоляторе ответила, что порталом пришел следователь из столицы с полномочиями, чтобы просмотреть ее память. Шайкан был справедлив, мне стоило это выучить и перестать видеть в нем монстра.

Но завтра утром мои стражи прилетели снова. Без лорда, с сообщением.

Мой дракон умер той же ночью.