Я вижу ЕГО.
Мир кружится, рушится на моих глазах, и реальность, смешавшись с собственным безумием, больно давит на голову, сейчас раздавит. Восприятие расплывается, я слышу оглушительную дробь своего сердца и воздух резко кончается.
— Юная леди, — этот голос! Кажется, он звучит не там, а уже где-то внутри моей головы, так громко, так реально. — Вы снова сбежали.
Насмешливый укор, с которым он смотрит… На меня! Черные глаза без малейшей красной искры — значит, не злится, он не обижается! И ЕГО губы, растянутые в хитрой улыбке, те, что в моих последних снах так сладко и так порочно утягивали в свой страстный танец сверхнеприличия. Он протягивает МНЕ тыльной стороной ладонь в безупречно белой перчатке…
И маленькая бледная рука девочки робко ложится сверху, тут же крепко сжатая.
— Моя леди, вы не можете так делать, — вздыхает мужчина, но та упрямо качает головой, отказываясь его слушать. Капризная маленькая аристократка со светло-русыми кудряшками, которые отросли совсем чуть-чуть. С перепачканным подолом нежно-розового платья, в другой руке она сжимает свой деревянный меч, готовая храбро сразиться с любым драконом. — Несносная девчонка…
Но я уже не слышу, что он говорит дальше. Меня отчаянно душат слезы, я совершенно не помню, как дышать и от нехватки кислорода перед затуманенными глазами темнеет.
Шум моего падения был оглушительный.
Не знаю, сколько прошло времени, но спустя всего лишь, казалось, миг я очнулась из-за голосов. Еще не открывая глаз, потому что сделать это было не так-то просто, услышала странные разговоры и пришла к неутешительному выводу, что небесный суд уже начался.
— Мы оставим ее здесь, нам лучше знать!
— В АД отвести будет правильнее!
— Все не настолько серьезно!
— За что? — со стоном откликнулась я, пытаясь разлепить налившиеся свинцом веки. Откуда-то оттуда, сверху бил ослепительно белый свет, и у меня почему-то возникло чувство дежавю. Что-то такое в моей жизни уже случалось, тоже после обморока… — За что в ад?!
Чьи-то теплые руки коснулись моего лба.
— Леди Белла, вы в порядке? — обеспокоенно спросил меня голос госпожи Ириды.
Да уж, то, что каждый раз после обморока я начинала думать о своей кончине, становилось довольно странной и неприятной закономерностью. Никогда не замечала в себе столько пессимизма.
— Я в порядке, — прошептала я и, усиленно промаргиваясь, попросила приглушить свет. Лампа у дивана так некстати оказалась прямо над моей головой.
— Раз все хорошо, я хотел бы принести извинения за неудобства, — раздался чей-то мужской голос, заставив меня вздрогнуть.
Меня стремительно настигали воспоминания о последнем произошедшем. Выдержав серьезный взгляд незнакомого джентльмена явно средних лет, с проблеском седины на темных волосах, я наконец поняла, что произошло.
— Папа, я еще и кулон купила, — услышала я тихий детский голос.
Папа. За девочкой всего лишь пришел ее родитель, а мое безумие сыграло злую, очень злую шутку. Довела себя сама и напугала свое окружение.
Если бы в этот момент я была одна, то не сдержала бы истеричного смеха.
Так завершился первый рабочий день. В обмороке я, к счастью, пробыла недолго, и ни Ирида с Шаей, ни Его Светлость не успели решить, что со мной делать. Я отказалась от предложения поехать в АД — Артанэйскую Дейн-лечебницу для невампиров, заверила, что всего лишь переутомилась и отказалась брать плату за кулон, шепнув девочке на прощание, что когда-нибудь, когда она сможет успешно сбежать на свое выступление, пусть отправит мне приглашение. В уплату. Ее отец, судя по тому, насколько он помрачнел и нахмурился, по сияющему виду вампирши догадался о моих словах, но его недовольство меня не смутило.
Успокоив всех, поблагодарив за беспокойство и извинившись, я сопроводила к выходу незваных гостей. Время было еще не слишком позднее — двадцать минут седьмого, на улице еще не стемнело.
В груди засела чугунная тоска, невыразимо тянуло плакать, но я держалась изо всех сил. Сколько же можно лить слезы? Да к тому же, сколько я ни проверяла, не помогало это в решении проблем. Поэтому, во избежание намечавшегося у себя шторма, я накинула плащ и, предупредив экономку, которая в этот момент возилась с ужином, вышла прогуляться.
В Радуше часто шли дожди. Только утром была радуга, и сейчас снова мелкие капли слабо били в лицо со встречным ветром. На синем полотне неба то и дело висели темные кляксы небольших тучек, и блеклыми разноцветными полосами вдали намечалась блеклая радуга.
Такая погода нравилась мне больше всего. Когда-то я терпеть не могла дожди, особенно такие слабенькие, неясные, но именно в этом городе, среди «детей ночи», это ощущалось удивительно гармонично, как будто неотъемлемая часть архитектуры.
Гуляя по мостовой, я вслушивалась в стук своих небольших каблуков и старательно игнорировала стук сердца. Восторженным взглядом вновь провожала отделанные золотой лепниной панельные дома, улыбалась прохожим и глушила в себе тоску. У меня не было цели, я просто шла вперед, по главной площади, минуя маленькие ответвления, не обращая внимания на завлекающие яркие вывески и даже дамский бар.
Моя цель появилась, когда я неожиданно ее увидела и тут же для себя определила.
Парикмахерская. Небольшой, заполненный ярким белым светом множества кристаллов для равномерного освещения салон с двумя мастерами, одна из которых стригла мужчине бороду. Меня приветливо встретили и сразу же пригласили в кресло.
— Мне нравится ваша прическа, — улыбнулась я дружелюбной блондинке, представившейся для меня Раантой. Она смутилась и поблагодарила, поправляя короткую, чуть ниже плеч, прядь за чуть заостренное ухо. Полукровка-эльф. О, мастера в деле красоты, в этом сомнений не возникало.
И уже спустя час я вышла на улицу с как-то даже посветлевшими волосами, обрезанными и уложенными в укладке так, что едва покрывали до конца шею. Невероятно смелая прическа, которая вызвала бы ужас в Валерсии, здесь была всего лишь красивой причудой. Ходьба еще никогда не казалась такой лёгкой, без тонны следом тянущегося шлейфа волос в толстой косе. И не только физически — на душе стало так легко и светло, как не было много лет. Я наконец-то отрезала свое прошлое, оставила слезы и тяготы там, куда больше не хотела оглядываться.
Волосы сожгли при мне. В мире, где девяносто процентов порчи, проклятий и прочей темной ереси завязывали на волосах, хоть одном, не принято было разбрасываться целым париком из своей шевелюры.
Я прошла до конца площадь и решила выйти на набережную. Дождь уже перестал, и ничто не могло испортить ни укладки, ни взлетевшего до небес настроения. Эйфория была крышесносной. Настолько, что, оглушенная ею, я вовремя не успела услышать ни гудок, ни чей-то окрик. Когда моя голова все-таки запоздало повернулась вправо от дороги, которую я переходила, даже того не замечая, автокар на явно превышенной скорости находился в метре от меня.