Джонни Симс вошел в больницу ровно в семь. Никто не поинтересовался, по какому делу он пришел. Пройдя по коридору, Джонни повернул направо и оказался в дальнем крыле здания. Он свернул налево и увидел, что входная дверь в это крыло была открыта. Оказывается, сюда можно было пройти прямо со стоянки.

Комната Эмили была второй по коридору. Эмили сидела на кровати и выглядела немного лучше.

– Джонни, дорогой, закрой дверь. Садись. Я долго не задержу тебя.

Он придвинул стул к кровати.

– Джонни, ты столько лет знаком с Нэн. Я знаю, она тебе нравится, – сказала Эмили.

– Да, – согласился Джонни.

– Ты поможешь мне, Джонни?

– Конечно, Эмили.

– Я не знаю, что мне делать.

Джонни показалось, что он чувствует, как стучит ее сердце. Ему захотелось успокоить ее.

– Просто расскажите мне все, – сказал он тихо.

– Прежде всего, Джонни, обещай мне, что ты ничего не скажешь Нэн без моего разрешения.

Джон сжался внутри, но был вынужден согласиться.

– Обещаю. Продолжайте.

– Ты обязан сдержать свое слово.

– Обещаю.

Эмили улыбнулась. Эта улыбка, любящая и доверчивая, предназначалась только ему.

– Я не могу никуда пойти… сейчас, – она снова начала говорить, каждое слово давалось ей с большим трудом. – Но я не имею права решать. Это должен сделать он. Ты встретишься с ним.

Джонни ничего не ответил. Он все еще не мог понять, о чем речь.

– Случилось самое ужасное, что только могло случиться, – Эмили беспокойно заметалась по подушке. Джонни испугался, что ее сердце может не выдержать. Она продолжала: – Даже в кошмарном сне я не могла вообразить такое!

– Эмили, – мягко произнес Джонни, – дорогая, не волнуйтесь так. Скажите мне просто, что я должен сделать, и я пойду и сделаю это.

– Да, да, – сказала Эмили, и в ее голосе прозвучала благодарность. Она немного успокоилась. – Но прежде я должна рассказать тебе все. Дело в том, что Нэн – вовсе не дочь моего брата Генри. У меня никогда не было брата по имени Генри. Нэн – ребенок моего брата, имени которого она никогда не слышала. Понимаешь, я изменила все имена. Я вынуждена была это сделать.

– Продолжайте, – тихо сказал Джонни.

– Отец Нэн в тюрьме. Семнадцать лет назад он был осужден за убийство.

Джонни невольно продолжал улыбаться. Он был удивлен, но это известие не слишком потрясло его. Признаться, он ожидал чего-то подобного.

– Считается, что он убил мать Нэн, – голос Эмили перешел на шепот. – Бедная Кристи Макколи.

Джонни глотнул воздух.

– Мой брат Клинтон находится в тюрьме Сан-Квентин. Я хочу, Джонни, чтобы ты встретился с ним. Спроси у него, что нам делать. Принять решение должен он.

– Я все понял, Эмили. И все сделаю, – сказал Джонни, пытаясь успокоить и ободрить Эмили.

– Нет, ты ничего не понял, – нетерпеливо перебила его Эмили. – Он не убивал Кристи. Он был осужден безвинно. Ребенок… Он и я, мы решили, что ребенок не должен страдать. Достаточно того, что сам он потерял жену и осужден за то, в чем не виноват. Зачем добавлять еще одно зло? Зачем всем этим ужасам омрачать жизнь ребенку? Будут говорить, что отец Нэн убил ее мать. Поэтому я взяла девочку. Я заставила их отдать мне ребенка. Мы договорились со стариком. Мне пришлось изменить и свое имя и имена Нэн и Дороти. Я не собиралась ни о чем рассказывать Нэн. Все эти семнадцать лет она ничего не подозревала, прошлое не коснулось ее, не причинило боли.

– Вы с такой любовью заботились о Нэн, – ласково сказал Джонни.

– Да, – ответила Эмили, теребя простыни.

– А теперь вы думаете, раз Нэн собралась замуж… – начал Джонни.

– Нет, нет, – выдохнула Эмили. – Не пытайся угадать, Джонни. Так будет дольше.

Джонни ждал.

– Имя моего брата – Клинтон Макколи, – спустя минуту начала она. – Все эти годы я навещала его каждый месяц. Он… он любит слушать обо всем, что я рассказываю о Нэн. Но теперь… – Эмили собралась с силами и продолжала: – Кристи была убита в доме Барти в Хестии. Понимаешь, Кристи была из семьи Барти.

Джонни набрал воздуха в легкие.

– Этот Ричардсон Барти – родственник Нэн? – спросил он как можно спокойнее. Он подумал, что теперь узнал все, и хорошего в этом мало.

Но Эмили покачала головой:

– Не надо гадать, – вновь попросила она слабым голосом. – Все гораздо ужаснее, чем ты даже можешь вообразить себе. Гораздо ужаснее. Они не родственники. У старика Барти было две жены.

– Семнадцать лет, – помолчав, продолжила Эмили, – мой брат Клинт был уверен…

– В чем?

– Что Кристи убил этот парень. Пятнадцатилетний подросток с диким нравом.

– Какой парень?

– Ричардсон Барти, – сказала Эмили, и ее глаза были полны горя. – Теперь, я надеюсь, ты понимаешь?

Нервы Джона были напряжены до предела. – Вы сказали, что ваш брат был уверен в этом? Вы не могли?…

– Ты хочешь спросить, не могли ли мы доказать это в суде? – спросила Эмили с внезапной силой. – Нет, хотя я пыталась. – Она приподнялась на локте. Джонни был так потрясен услышанным, что даже не попытался заставить ее опять лечь.

Как же я могу позволить Нэн выйти замуж, – вскричала она, – за того самого человека – эту самую грешную душу во всем мире, – который убил ее мать и обрек ее отца на тюремное заключение за это преступление?

– Нет, конечно, не можете, – сказал потрясенный Джонни. («О Господи, какой ужас! – думал он. – Бедная Нэн!») Но в данный момент необходимо было подумать об Эмили. – Тише, Эмили, ради Бога, ложитесь. Вы и не позволите Нэн выйти за него замуж. Просто расскажите ей все. Только так вам и надо поступить.

– Это означает, – сказала Эмили, – что вся моя жизнь, все жертвы Клинтона, все напрасно.

В комнате стало тихо. Джонни неясно различал звуки, доносящиеся из коридора, свет и тени в окнах соседнего крыла. Он сам был так потрясен и огорчен услышанным, что не мог ни говорить, ни двигаться.

– Я не могу ей ничего сказать, – произнесла наконец Эмили. – По крайней мере, до тех пор, пока не узнает Клинтон. Ему решать, что следует сказать Нэн. Ты можешь заняться этим?

– Да.

– Значит, ты поедешь и встретишься с Клинтоном?

– Да.

– Он единственный во всем свете, с кем она не должна иметь ничего общего… единственный.

Эмили казалась такой измученной, что Джонни испугался. Он нежно сказал:

– Не беспокойтесь больше об этом. – И уже более уверенно продолжал: – Я поеду в тюрьму и увижусь с вашим братом. Я все расскажу ему и спрошу, как нам надо поступить. Я сделаю все, что он скажет. Не волнуйтесь. Вот увидите, у Нэн все будет в порядке.

– Ты поддержишь ее, Джонни?

– Вы, и я, и Дороти, и моя мама – мы все ее поддержим, – тепло заверил он. – Все не так ужасно, как вы думаете. Послушайте… – он отчаянно пытался утешить ее. – У Нэн есть все, чего вы желали для нее. Тень прошлого не коснулась ее, жизнь ее была ясна и безоблачна. Она росла, как любой другой ребенок на земле. И это сделали вы, Эмили. Именно поэтому она сможет понять все. Вы будете гордиться ею.

– Спасибо, Джонни, – сказала Эмили. Напряжение спало с ее лица. – Благослови тебя Господь, Джонни Симс. Я надеюсь, что ты прав. Да. Спасибо тебе.

– А сейчас отдыхайте, – Джонни с любовью поцеловал ее. – Предоставьте все мне.

– Хорошо, – ответила Эмили. – Джонни, дорогой, я чувствую себя сейчас гораздо лучше.

Через некоторое время Джонни ушел. Звук его шагов гулко раздавался по коридору. Он резко повернул и вышел на улицу. Его переполняла тревога.

Он не знал правды о той давней трагедии. Сейчас эта правда, в общем, не имела особого значения. Что бы ни случилось тогда, все равно это будет ударом для Нэн. И он не знал, как она его воспримет.

После ухода Джонни Эмили лежала тихо. Буря, бушевавшая у нее в душе, уступила место грустному и в то же время приятному покою.

Уходя, Джонни оставил дверь приоткрытой, и Эмили слышала, что в больнице полно посетителей. Она слышала стук каблуков, смех. В конце концов мир не прекратил своего существования.

Все-таки она правильно сделала, что позвала Джонни Симса. Милый, надежный Джонни, парень с добрыми зелеными глазами и с длинным подбородком. Высокий, спокойный Джонни, которого научили одному простому, но важному правилу – держать слово. Джонни встретится с Клинтоном. Расскажет ему так деликатно, как только можно, о том, что произошло. Он позаботится о Нэн. Сейчас Эмили поняла, что в словах Джонни была правда. То, что предстоит пережить Нэн, не обязательно будет ужасным.

Если бы только Нэн могла увлечься Джонни. Он всегда был защитой и опорой для нее, все еще может наладиться. Правда была бы сказана, а многолетняя ложь, выполнив свое назначение, отброшена.

Она глубоко вздохнула и задремала.

Дверь приоткрылась, в комнату вошел мужчина. На какое-то мгновение Эмили показалось, что это вернулся Джонни. «Который сейчас час? – беспокойно подумала она. – Неужели утро?»

Осторожно двигаясь, мужчина подошел к кровати. Он был в шляпе, и Эмили увидела, что это не Джонни.

Мужчина был крупный и высокий. На его лице выделялись холодные серые глаза. Его большой рот с полными губами был хорошо очерчен, слишком хорошо, словно у статуи. Он обогнул кровать и встал спиной к окну, а лицом к двери.

– Я так и знал, что это вы, мисс Макколи, – сказал он. – Вы меня помните?

За семнадцать лет он не стал выше, но лицо утратило былую свежесть.

– Вы сделаете Нэн очень несчастной, – упрекнул он Эмили.

– Я? – Эмили приподнялась на кровати. – Ты никогда не женишься на дочери Клинтона, – в ее голосе звучал вызов. – Только не ты.

– Почему же нет? Кто может винить Нэн за преступление ее отца?

Сердце у Эмили заколотилось от гнева.

– За твое преступление!

– Вы все еще настаиваете? – Его голос звучал печально, даже утомленно. Он повернулся к окну и потянул за шнур, скреплявший венецианские шторы. – Почему же вы тогда не рассказали Нэн о том, что я, по вашему мнению, совершил?

– Я еще расскажу, – с угрозой произнесла она. Она понимала, что все это вредно для ее сердца. Он стоял, уставившись глазами в пол. Он даже не снял шляпы. – Неужели ты думаешь, что сможешь жениться на дочери Кристи? – спросила Эмили с каким-то горьким торжеством в голосе. – Никогда.

– Я думаю, что вы не много сумеете рассказать ей, – вежливо сказал он. – Вы упустили свой шанс. – Его руки взяли подушку за угол: – Вам не следовало возвращаться.

– Мой брат расскажет ей, – резко возразила она.

– Возможно, он попытается, – произнес этот опасный светловолосый человек, – но будет уже слишком поздно. – Он дернул за подушку. Ее голова упала.

– Нет, – слабо сказала Эмили. – Бесполезно…

– Она не знает своего отца, – заметил мужчина очень спокойно и вполне резонно. – Почему Нэн должна поверить тому, что он ей скажет? Если вообще он сможет ее разыскать. Вы же знаете, что нет никаких доказательств. И не будет.

– Тогда…

– Я не могу допустить, чтобы вы вмешивались в наши дела перед свадьбой. На это есть причина.

Эмили попыталась дотянуться до кнопки звонка, но он не позволил ей. Подушка легла ей на лицо. Последнее, о чем Эмили подумала с чувством торжества и одновременно поражения, было: «Вот оно, доказательство! Наконец!»

Ричардсон Барти засек время по часам. Когда, по его мнению, прошло достаточно, он положил подушку на прежнее место.

Он бесшумно пересек комнату, в которой стояла абсолютная тишина и уже не слышалось ничьего дыхания, кроме его собственного, и открыл дверь. После этого он вытер дверную ручку в том месте, которого касалась его рука. В дверях соседней палаты стояли люди и разговаривали. Он быстро отвернулся от рыжеволосой женщины в норковом жакете, поднеся руку к шляпе, чтобы спрятать лицо. До двери в конце коридора было тридцать футов. Миновав ее, он оказался на автомобильной стоянке.

Его машина находилась не на стоянке, а за углом, укрытая каким-то цветущим кустиком. Естественно, это была арендованная машина, но Дик Барти не хотел рисковать больше, чем необходимо. Сейчас он был и старше и мудрее, чем семнадцать лет назад.

Через двадцать минут он припарковал машину, пересек переулок и нажал кнопку звонка.

– Дик? Дорогой, это ты?

Он взбежал по лестнице. Когда раздался телефонный звонок, он все еще обнимал Нэн.

Джонни наконец добрался домой. Когда он вошел, зазвонил телефон.

– Не может быть! – вскрикнул он, когда Дороти сообщила ему ужасную новость.

– Врач сказал, что так иногда случается со слабым и изношенным сердцем, – Дороти плакала.

Мысли в голове у Джонни путались. Как же так? Он только что видел Эмили! Он не мог рассказать девушкам то, что узнал от Эмили. Пока еще не мог. И ему не хотелось упрямо хранить тайну и заставлять их гадать, что он скрывает. Он не поставит ни себя, ни их в подобное положение. Он вообще не скажет им, что видел Эмили.

Но почему же она умерла?

– Послушай, Дотти, – сказал Джонни, – ты хочешь, чтобы моя мама пришла к вам?

– Здесь Дик, – рыдала в трубку Дороти, – но я думаю… Да, Джонни, путь она придет.

Джонни бросил трубку, выскочил из дома и бегом промчался два квартала до дома Миллеров. Там он оторвал своих родителей от бриджа.

– Барбара, я отвезу тебя туда, – проговорил отец. – А сейчас отправляйся домой с Джонни. Собери вещи. А я все объясню Миллерам.

– Минуту, – сказал Джонни. – Я хочу, чтобы вы оба запомнили – я ничего не знаю о звонке, которым меня сегодня вызвали в больницу.

– Так ты видел Эмили, Джонни?

– Да, но вы не должны об этом никому говорить. Пока не должны.

– Почему же?

– Потому, что Эмили попросила меня кое-что сделать. В тайне от всех.

– Ты по-прежнему собираешься сделать это? – со слезами спросила мать. – Теперь, когда Эмили!…

– Конечно, – сказал Джон твердо. – Я обещал.