Прокурор Паттерсон, советник нью-йоркской прокуратуры, отложил дело «Народ против Джеймса Гарвика», основательно проштудировав объемистую папку. Начиналась она с рапорта полиции об убийстве в «Саванне», заканчивалась, всего четырьмя днями позднее, заключением старшего инспектора Бревера.

«…Поэтому считаю, что представленная совокупность доказательств вполне достаточна для возбуждения дела по обвинению в двойном убийстве и с вероятностью, граничащей с уверенностью, обеспечивает возможность доказать виновность обвиняемого.»

Убийство первой степени означало для обвиняемого в случае, если вина доказана и присяжные вынесут вердикт «виновен», единственное электрический стул. Только квалификация преступления как убийство второй степени, то есть без заранее обдуманного намерения, могла спасти преступника от смертного приговора.

Паттерсон знал, что его противниками будут самые блестящие адвокаты. Чего стоил один Флойд Телбот, владевший всеми секретами своей профессии. В девятнадцати случаях он добился обвиняемым в убийстве оправдательных приговоров, и гораздо больше убийц спас от электрического стула, причем многие из них даже не попадали за решетку. В распоряжении Телбота были неограниченные финансовые возможности тех мафиозных кругов, которым в лице Гарвика пришлось бы защищать самих себя.

И прокурор Паттерсон снова и снова листал папку по делу Гарвика. Бревер не ошибался. Материалы дела выглядели вполне убедительно. И все же…

Дверь распахнулась.

— Можно войти? — бросил Бревер, даже не замечая, что вошел ещё до того, как прокурор успел ответить.

— Что-то случилось?

Бревер плюхнулся в кресло у письменного стола.

— Джейн Эванс исчезла.

Прокурор чуть наклонился вперед.

— Я не ослышался? Джейн Эванс исчезла?

Бревер нервно закурил.

— Она должна была прийти два часа назад, чтобы оформить свои показания и провести официальное опознание Джеймса Гарвика. Когда не пришла, мы позвонили в бистро. Полагали, что она могла почему-то задержаться. Ответ хозяина не сулил ничего хорошего. Он сказал, что её увез на допрос некий полицейский. Сами понимаете, я тут же помчался на Бродвей. Толку никакого. Мужчина средних лет, в штатском, гладко выбритый, лет тридцати — тридцати пяти, серый костюм, серая фетровая шляпа, никаких особых примет; он пришел в бистро, спросил шефа, велел ему вызвать Джейн, сообщил ей, что его послал я — сопровождать её в управление. Намекнул кое-что об опасностях, которые могут угрожать свидетельнице по делу такого крупного гангстера.

Паттерсон потрясенно покачал головой.

— Третье убийство?

— Не думаю, — ответил Бревер. — Разве только если Джейн будет слишком неуступчива и упряма. Достаточно вручить ей приличную сумму денег — и взять расписку, чтобы её всегда можно было обвинить в соучастии в сокрытии преступления. Придержат её «вне игры», пока процесс не кончится. Если Гарвик отправится в Синг-Синг на электрический стул, её отпустят, потому что её показания уже никому повредить не смогут. Если отделается заключением, — подождут, пока приговор не вступит в силу. Потом она может рассказывать что угодно кому угодно. Возобновление процесса станет невозможным.

Паттерсон опять откинулся в кресле.

— И вы исчезновение свидетельницы просто приняли к сведению? Даже…

— Разумеется, нет! — перебил его Бревер. — Видите, я весь в мыле? Это не от жары. Но искать свидетельницу Эванс бесполезно. Совершенно бесполезно. Мертвая или живая, но найдется она, только когда все кончится. С этим придется смириться. Интенсивные поиски приведут только к тому, что эти гангстеры сразу прикончат девушку. Я уже вижу громадные заголовки в газетах. Последние два дня они только о нас и писали. Если выйдет наружу ещё и это, все свалится на меня, потому что я не приставил к свидетельнице охрану или не отправил её в безопасное место. Задним числом все умны. Но когда я только намекнул Джейн Эванс насчет охраны, она чуть не взорвалась. Мне не поверила насчет опасности — а человеку в сером поверила! Бывает. Но теперь ничего не поделаешь.

— Но вам ясно, — начал прокурор, — что Джейн Эванс — единственная, кто может дать показания против Гарвика? Больше свидетелей нет! А вы знаете, что можно ожидать от знаменитости — Флойда Телбота?

— Разумеется! — ответил Бревер. — Но он не знает, чего можно ожидать от меня. Я ведь пришел к вам не только по поводу исчезновения Джейн Эванс. Я принес в дополнение к материалам по делу самое ценное доказательство обвинения.

Он полез в карман и положил перед Паттерсоном на письменный стол какой-то предмет. Это был кусок изоляционной трубки.

— Вы что, заходили к ремонтникам, инспектор? — недовольно спросил Паттерсон. — Или в свободное время играете в электромонтера?

— С электричеством тут есть кое-что общее, — серьезно ответил Бревер, — с высоким напряжением. Это используют в Синг-Синге. В той комнате, где стены окрашены зеленой масляной краской.

Выходя от прокурора, Бревер едва не столкнулся с очень спешившим мужчиной. Тот извинился.

— Хэлло, — сказал Бревер. — Как давно мы не виделись, мистер Телбот?

Адвокат на мгновенье остановился.

— Старший инспектор Бревер! Человек, который устраивает обыски у порядочных граждан, не имея ордера!

— Не у порядочных граждан, а у убийц!

— Убийцы — тоже люди!

— Ну, это с какой стороны посмотреть, Флойд.

— И пока они не осуждены, не считаются виновными.

— Ну, вашему клиенту недолго осталось ходить в невиновных.

Защитник подступил вплотную к Бреверу.

— Я все ваши инсинуации разобью вдребезги! Пожалеете, что вообще когда-то взялись за это дело. И Паттерсон будет проклинать тот день, когда предъявил обвинение против Гарвика!

Бревер, улыбаясь, взглянул на адвоката.

— А что скажут ваши хозяева, когда в одно прекрасное утро ваш клиент отправится в свой последний путь? — И добавил: — Вы ведь не взялись бы защищать Гарвика только из-за гонорара, а?

Телбот стиснул зубы, отвернулся и нырнул в кабинет прокурора.

Паттерсон тут же сделал удивленное лицо.

— Чему обязан такой честью?

Телбот сел, не дожидаясь приглашения.

— Давайте перейдем сразу к делу. Вы прекрасно знаете, что полиция снова безосновательно нарушила основные права граждан.

Паттерсон его перебил.

— Этот пафос можете поберечь для присяжных — на меня он не действует. И поменьше театральности!

— Мой клиент Джеймс Гарвик был противозаконно, без ордера буквально похищен из своей квартиры. Во время его отсутствия в квартире без ордера или решения суда был произведен обыск. Вскрыты шкафы, столы, чемоданы полиция вела себя по-варварски.

— Я бы сказал, профессионально, — лаконично ответил прокурор.

— Моему клиенту не позволили связаться со мной! Тем самым полиция нарушила основные права обвиняемого!

— Это ужасно! Полиция принесет вам и Гарвику извинения. Но, между прочим, я уже распорядился…

— Не морочьте мне голову, Паттерсон! — в ярости заорал адвокат. — Вам пришлось дать указание допустить меня к Гарвику, но при этом устроили так, что его перевели неизвестно куда, так что он по-прежнему для меня недосягаем!

— Здесь, видимо, какое-то недоразумение. У меня только что был старший инспектор Бревер. Исключительный специалист, между прочим. Он мне сказал, что Гарвик участвует в следственном эксперименте на месте преступления. Это совершенно законное действие!

— Но вы препятствуете тому, чтобы Гарвик формально уполномочил меня в качестве своего защитника.

— Это достойно всяческого сожаления. Но пока вы можете выступать в качестве его юрисконсульта.

— Для вас это может быть и все равно. Но вы не хуже меня знаете, что ни один судья не примет ходатайства об освобождении под залог, если у адвоката нет полномочий.

— Это просто прискорбно. Дорогой мистер Телбот, мне искренне жаль. Как только Гарвика привезут, я постараюсь…

Телбот встав, обошел стол.

— Что вы играете со мной в кошки-мышки? Полиция привезет Гарвика в управление и тут же увезет его на опознание, экспертизу или ещё Бог весть куда. Предлогов всегда найдется вдоволь. Но я пришел сюда не в игры играть. Предлагаю вам соглашение!

— Соглашение? — удивился прокурор. — Для соглашения необходимы две стороны. И каждая должна иметь, что предложить. Не думаю, что вы можете предложить мне что-то заманчивое.

Телбот снова сел, вытянул ноги.

— Ваши обвинения — это колос на глиняных ногах. Всего один свидетель, точнее, свидетельница, остальное только жалкий клубок догадок, которым не поверят ни судья, ни присяжные.

— Ну, тут мы ещё посмотрим, — усмехнулся Паттерсон. — Джейн Эванс вовсе не догадка, а реальный свидетель. Кстати говоря… — Паттерсон закурил, — вы мне не поверите, но Джейн Эванс похищена!

— Ах! — Телбот закашлялся. — Вот это сюрприз. Честно говоря — мне очень жаль. Я отнюдь не за такие методы. Разумеется, приветствую все, что делается на пользу моему клиенту, но не любой ценой.

Прокурор занялся разглядыванием ногтей. И тут ему в голову пришла идея.

— Я уважаю ваш корректный подход. Но все равно с похищением дело не вышло…

— Как?! — не сдержался Телбот.

— Да так, — Паттерсон с интересом следил за Телботом. — Джейн умная девушка. Вначале она поверила, но потом что-то заподозрила. Тот человек использовал старый трюк, выдавая себя за сотрудника полиции, которого якобы послал Бревер, он отвел её на стоянку и усадил в свою машину. Пока обходил машину, чтобы сесть за руль, Джейн выскочила и между машинами помчалась к выходу. — Всю историю Паттерсон импровизировал на ходу.

Реакция адвоката была весьма красноречива. После долгого молчания он наконец выдавил:

— Ну, ей повезло! Теперь вам нужно сторожить её как следует… — и снова умолк.

— В этом вы можете быть уверены, — подтвердил прокурор. — Приятелям вашего клиента больше не представится возможности заставить Джейн исчезнуть. Ну, вот так обстоят дела. Теперь по крайней мере вам не придется делать мне разные предложения, основанные на нереалистическом подходе и ошибочных предположениях. Так каково ваше предложение?

Телбот беспокойно заерзал, потом, наконец, сказал:

— Я мог бы здорово раскрутить превышение власти полицейскими чиновниками. Знаете, какова была бы реакция печати. В моем распоряжении достаточно специалистов, способных опровергнуть заключения ваших экспертов. Кроме того, нашелся — совершенно случайно — один свидетель, который видел Адониса Лавинио в ночь убийства в половине второго на 42 Стрит, так что время убийства, определенное вашим полицейским врачом, тоже под сомнением.

— А сколько раз этот ваш свидетель уже побывал за решеткой? — спросил Паттерсон.

— Ни одного! — победоносно заявил Телбот. — У него безупречная репутация! Другой свидетель видел Эвелин Паркер в ночь с понедельника на вторник в пятом часу утра в сопровождении какого-то мужчины — обратите внимание на время. Это очень важные показания, которые развалят все ваши обвинения.

— Это очень интересно! — по тону Паттерсона нельзя было понять, всерьез он говорит или иронизирует. — Если у вашего клиента все складывается так здорово, не понимаю, к чему вам предлагать мне какое-то соглашение…

Телбот перегнулся через письменный стол.

— Знаете, у меня свои источники информации. Например, о результатах полицейского следствия. Хотелось бы избавить своего клиента, себя и вас от бездарного, но скандального процесса. В ваших интересах осудить Гарвика, в интересах моих и моего клиента — выйти из дела с наименьшими потерями.

— Но ведь, по-вашему, вы в состоянии разрушить все обвинения. У вас два хороших свидетеля и, несомненно, уйма квалифицированных экспертов. Почему же вы не хотите потребовать оправдательного приговора?

На этот раз он уже не скрывал иронии.

— Этого я и пытаться не буду, так как считаю невозможным, вы сами прекрасно знаете. Но пустые головы присяжных можно забить Бог весть какими сомнениями, чтобы превратить два убийства первой степени в два убийства второй степени. Зачем мне выступать в открытую? Зачем рисковать поражением? Мы ведь уже не раз договаривались — в рамках тех возможностей, которые нам дает уголовное право. Почему не сделать так и в этом случае?

— А ваше предложение? — Прокурор словно перенесся в зал суда.

— Прежде всего следует сказать, что все, что я скажу, — это только предварительная беседа, которую я ни в коем случае не веду от имени своего клиента, чье согласие мне ещё предстоит получить, — осторожно начал Телбот. — Гарвик, безусловно, сознаваться не будет и не собирается отдаться на милость суда. Какие-либо показания тоже в расчет не идут, разве что только в том случае, — но это только мое предложение, — если прокуратура предъявит ему обвинение не в двух убийствах первой степени, а в двух убийствах второй степени.

— Но как же надо представить происшедшее, чтобы из несомненного умышленного убийства сделать убийство умышленное? Какие, по-вашему, можно отыскать смягчающие обстоятельства?

Паттерсон не спускал с Телбота глаз. Если Телбот в этом случае — как и в предыдущих, когда хотел уберечь своих клиентов от электрического стула предлагает соглашение, значит сам он убежден в весомости доказательств против своего подзащитного. С другой стороны, должен видеть весьма уязвимые места обвинения, чтобы не считать безнадежной попытку прийти к соглашению.

— Значит, вы хотите, чтобы я не требовал головы двухкратного убийцы и согласны с тем, что он получит девяносто девять лет заключения с надеждой выйти на свободу лет через двадцать-тридцать?

— Предположим, что кого-то шантажируют, — осторожно прощупал почву Телбот, — и при встрече с шантажистом у него сдадут нервы… Жертва…

— Вы имеете ввиду жертву шантажа или жертву нервного срыва? — иронически перебил его прокурор.

— Так у нас ничего не выйдет, Паттерсон! — взорвался Телбот. — Если хотите схватиться в суде, ради Бога. Но я вас предупреждаю. Мое предложение могло всем пойти на пользу. Вам, мне, Гарвику. Головы его вы не получите! На это ваших доказательств не хватит!

— Что вы знаете о наших доказательствах, — отмахнулся Паттерсон, поигрывая с кусочком изоляционной трубки.

— Больше, чем вы думаете! — выкрикнул адвокат.

— Больше — возможно. Но отнюдь не все. — Паттерсон взял толстую папку. — Обвинение строится на таких надежных уликах, что я без колебаний готов вам все их перечислить! Такое не часто бывает, Флойд. Зато вы поймете, насколько безнадежно ваше положение.

— Очень любопытно, — как можно презрительнее процедил адвокат.

Паттерсон склонился над документами. Монотонным голосом начал:

— Мы нашли Коэна-Каннингса. Уже сидит. У нас чувствует себя лучше, чем на свободе — особенно если в его кругах знают, что не удержит язык за зубами.

— Хотите сказать, что он «запел»?

— Немножко, но этого нам пока хватило, — ответил Паттерсон. — Положим, мы применили одну хитрость. Вначале перепугали его анализом содержимого тех самых пакетиков, которые нашли у него, в квартирах Паркер, Макаллистера и Лавинио — кокаин, смешанный с глюкозой. Это тяжкое обвинение. Потом нашли нескольких свидетелей, опознавших его как торговца наркотиками. Вы по собственному опыту знаете, что свидетелей можно найти каких угодно… И Коэн-Каннингс сломался. Знал он немного, но вполне достаточно, чтобы пояснить нам мотив убийства Лавинио. Этот маленький итальяшка как-то узнал, что Гарвик весьма близок к верхушке «синдиката». И знание свое хотел обратить в звонкую монету. Хотел продать свое молчание Гарвику. Но Гарвик знал — только мертвые молчат. Так он и сделал. — Прокурор немного помолчал. — Мы обещали Коэну-Каннингсу отправить его не в Синг-Синг, а в какую-нибудь солидную провинциальную тюрьму, где он будет в полной безопасности от мести «синдиката». А ведь то же самое, дорогой адвокат, мы могли бы обеспечить и для вашего клиента, если он сообщит нам имя человека, стоящего во главе «синдиката». Имя, которое другим неизвестно. Гарвик может выбирать одно из двух: или сообщит нам его имя, или унесет его с собой в могилу.

— Вам же известно, — запротестовал Телбот, — что измена — это смерть!

— Если мы не обеспечим Гарвику надежное укрытие! — уточнил Паттерсон. — Вообще-то я полагал, что вы не говорите от имени своего клиента. Не лучше ли спросить вначале его, прежде чем принимать столь важное решение? Кто угодно может передумать, когда смерть на носу. Есть, правда, и такие, что молчат до последнего момента. Другие заговорят, но поздно. Но возможно, вы передумаете, когда узнаете о нашем расследовании побольше. Мы самолетом доставили из Чикаго Макаллистера. Он знать ничего не хотел. Но когда сообразил, что может сам оказаться замешан в убийство, с памятью у него стало получше. Признал свои отношения с Эвелин Паркер, рассказал о её сотрудничестве с Альбертино Мосилли. Вы даже не поверите, какие у людей бывают слабые глаза, совершенно не выносят света посильнее. — Паттерсон поднял было взгляд, но тут же снова углубился в бумаги. — Но это было так, к слову, дорогой Телбот. Гораздо важнее отпечатки пальцев на внешней стороне левой туфли Эвелин Паркер. Указательный, средний и безымянный пальцы его левой руки.

— На левой туфле Эвелин Паркер? — недоверчиво переспросил адвокат.

— Совершенно верно. На туфле мисс Паркер, уважаемый защитник. Бревер нашел этому довольно логичное объяснение. Задушив девушку, Гарвик перекинул её через левое плечо, чтобы оставить свободной правую руку. Тело он перебросил головой назад и придерживал левой рукой за ноги. За левую лодыжку и левую туфлю! Когда перенес её в спальню, торопливо сбросил туфли, уложил тело на постель и скрылся. Об отпечатках на туфле он даже не подумал.

— Прежде всего вам придется доказать, что Гарвик вообще встречался с Паркер в ту ночь. Это будет нелегко. Отпечатки пальцев там могли остаться с предыдущего дня. И это можно объяснить: Гарвик — фетишист, бросился перед своей любовницей на колени, целовал её ноги — не волнуйтесь, если понадобится, я приведу и сексолога! — Телбот старался казаться беззаботным.

— Еще минутку! — остановил его прокурор. — На ковре в гостиной Гарвика мы нашли следы красноватой мастики для паркета, которой в его квартире никогда не пользовались. Мы выяснили, что такой пастой пользуется служанка мисс Паркер. Нашли мы её и на каблуках туфель Эвелин. Значит, Эвелин Паркер была у Гарвика, и уже после того, как Энн Хопкинс днем пропылесосила ковер.

— Это не опровергает моего варианта событий. Допустим, Эвелин была у него. Скажем так, незадолго до того, как ушла, живая и здоровая… — ибо, как известно, мертвецы не бегают из квартиры в квартиру.

— Остроумно, весьма остроумно. Надеюсь, я не испорчу вам настроение. Ибо теперь мы переходим к результатам работы криминологической лаборатории, которые невозможно переоценить. Поскольку Бревер был убежден, что Гарвик счел халат неподходящей одеждой для транспортировки трупов, в лаборатории исследовали всю его верхнюю одежду. И на воротнике одного пиджака специалисты нашли два волоса! Крашеных волоса!

— Эти доказательства — курам насмех, Паттерсон! — воскликнул адвокат. — Вы что, играете в Шерлока Холмса? Миллионы женщин красят волосы. Бог весть когда Гарвик одевал этот пиджак и Бог весть что за красавицу он обнимал. Он, кстати, умел наслаждаться жизнью.

— Я в этом не сомневаюсь — почему бы и нет? Но волосы, найденные на пиджаке, были «живыми», свеженькими. И это были не просто волосы. Это были ресницы. Две накрашенные черной тушью ресницы. Той же тушью, которой пользовалась Эвелин Паркер. Естественно, вы опять будете твердить, что миллионы женщин… и так далее. Но так ли это? Наверно, их все же не миллионы. И не все пользуются такой тушью. Ну, хорошо, — пусть это тоже совпадение. Но что-то совпадений становится все больше, уважаемый защитник. Под ногтем правой руки Эвелин Паркер мы нашли крохотный кусочек кожи. Длиной всего миллиметр и четыре десятых миллиметра шириной. А поскольку Бревер работает тщательно, он заставил осмотреть Гарвика с головы до ног. И на шее его нашли небольшую царапину.

Несомненно, вы предвидите мое возражение, Паттерсон. Человек часто чешет голову, да и шею — пока что это не запрещено, — попытался пошутить Телбот.

— Разумеется, нет! — ответил прокурор. — Закон даже не запрещает содрать с шеи кусочек кожи и засунуть его кому-то под ноготь. Но вот кто бы это стал делать… Это, несомненно, было бы странно — и невоспитанно. А по отношению к даме такого вообще следовало бы остерегаться. Конечно, совершенно другое дело, если даму кто-то хватает сзади за горло, начинает душить, жертва в смертельном страхе молотит руками вокруг себя и наконец одной рукой ей удается ухватить убийцу за шею. Так вполне может возникнуть небольшая царапина и кусочек кожи может попасть под ноготь. И этот маленький кусочек кожи своими размерами полностью соответствует царапине на шее Гарвика. Совпадение?.. Вы должны признать, что число совпадений опасно растет. А мы ведь совсем забыли о нашем маленьком итальяшке — торговце наркотиками Лавинио.

— Безусловно! — ответил Телбот, но голос его стал звучать как-то глухо. — Его Гарвик нахально пристрелил на вечеринке на глазах четырнадцати гостей. Очень оригинально!

— Вы переоцениваете склонность вашего клиента к эксгибиционизму и недооцениваете его хладнокровие, — поправил его прокурор. — По версии Бревера все было совершенно иначе. Лавинио хотел ошеломить Гарвика именно во время вечеринки. Это была единственная возможность относительно безопасного шантажа. Этот маленький мафиози теоретически был совершенно прав. Но ему недоставало практического опыта. Он, разумеется, считал, что Гарвик скорее заплатит, чем будет рисковать скандалом, угрожающим его репутации строительного подрядчика. И, очевидно, Лавинио думал, что в присутствии толпы гостей Гарвик не сможет ему ничего сделать. Но тут он ошибался. Ибо Гарвик впустил его внутрь, дал ему высказаться, пообещал принести деньги и попросил подождать в комнатушке за кухней. Но пошел не за деньгами, а за револьвером. В осторожной беседе с гостями Бревер выяснил, что около полуночи хозяин вдруг настолько усилил звук телевизора, что все не выдержали и через несколько минут снова сделали потише. Но этих нескольких минут Гарвику хватило, чтобы застрелить Лавинио.

— Ага! — Адвокат закурил очередную сигарету и бросил на Паттерсона взгляд, который сам он, видимо, считал ироническим. — Но у Гарвика был револьвер тридцать восьмого калибра — и другого найдено не было — а Лавинио был убит пулей тридцать второго! Это чудо вам придется ещё объяснить! И почему никто не слышал выстрела? Это невозможно, какой бы громкой не была музыка!

Прокурор терпеливо продолжал:

— Ваша информация удивительно точна, Флойд. Я это запомню… Но что до вашего вопроса, я с удовольствием вам отвечу. Начнем по порядку.

То, что Лавинио был застрелен в каморке за кухней, подтвердили найденные там следы пороха, микроскопически малые, но достаточно для анализа. И следы свежие. То, как они были распылены, выдавало использование глушителя. Ничто на этом свете не совершенно… Итак, мы знаем, почему никто не слышал выстрела…

— Теория, — неспокойно бросил адвокат. — Гипотезы. А калибр оружия?

— Я логично объяснил вам всю картину преступления, — сказал Паттерсон. — Следы выстрела — не гипотеза, а факт. — Паттерсон полистал бумаги. — У нас тут есть ещё одна блестящая находка лаборатории… Относительно следов эфирных масел, найденных на смокинге Гарвика. Еще одно совпадение! Те же вещества, которые содержит помада Лавинио, привезенная из Неаполя. Удивительное совпадение. На смокинге Гарвика оказались те же масла, эмульсии и сиреневое масло, из которых состоит помада Лавинио. А ковер в комнатке весь пропах бензином, но не обычным, а ароматизированным бензином для зажигалок, пять флаконов которого продала Гарвику Джейн Эванс. И снова совпадение — сразу после убийства Лавинио! И на смокинге заметны попытки вычистить его таким же бензином. Вначале Гарвик, видимо, слегка почистил его, чтобы иметь возможность вернуться к гостям. «Бабочку» он вычистил таким же образом, позднее выбросил её и в понедельник у Сакса на Пятой Авеню купил новую. Продавец его опознал. Смокинг просто так исчезнуть не мог. Отправлять его в чистку с нетронутыми пятнами были рискованно. Значит — почистить бензином, а под рукой оказались только флаконы для зажигалок…

От окурка четвертой сигареты Флойд Телбот прикурил пятую.

— Ловко вы придумали всю эту историю, Паттерсон. Но как можно из револьвера тридцать восьмого калибра выпустить пулю тридцать второго?

Прокурор встал.

— Удивительно просто, оказывается. Я обещал Бреверу, что в зале суда он сможет продемонстрировать это присяжным. Посмотрите…

Из ящика письменного стола он достал револьвер тридцать восьмого калибра, найденный у Гарвика в шкатулке для сигар. Положил его перед собой, взял маленькую изоляционную трубочку и осторожно вложил её в ствол. И усмехнулся.

— Вот и весь фокус! Никогда бы не догадались, если бы на пуле, которой был убит Лавинио, не остались ничтожные, но достаточные для анализа следы асбеста. Они же найдены и в стволе револьвера Гарвика. К совпадениям в этом деле мы уже привыкли, но асбест на пуле и асбест в дуле — это уже слишком. И Бревер начал искать этот асбестовый «вкладыш». Трубочку, которую можно вложить в ствол револьвера и уменьшить его калибр с тридцать восьмого до тридцать второго. Квартиру Гарвика Бревер буквально перевернул вверх ногами. Уже не надеялся найти улику. Логичнее было бы её сразу выбросить. Но Гарвик не смог расстаться с бесценным куском изоляционной трубки. Паттерсон вынул её из ствола. — Видно, она не раз уже сослужила ему службу. Глушитель он выбросил. Никаких проблем, скажи, и принесут новый. Но такой уникальной идеей, позволявшей из револьвера калибра тридцать восемь стрелять патронами калибра тридцать два, он ни с кем делиться не хотел. Потому он её и спрятал. Хорошо спрятал. В стойке настольной лампы. Но если такой человек, как Бревер, что-то ищет, то он найдет, куда и как не прячь! — Паттерсон отодвинул документы в сторону. — А теперь вот мое предложение, адвокат. Откажитесь от этого дела, пока это не будет грозить вам опасностью со стороны «синдиката».

Телбот встал.

— Если Гарвик признает вину и отдаст себя на милость суда, как предусматривает закон…

Лицо Паттерсона окаменело.

— От меня он снисхождения не дождется. Присяжные — другое дело. Но я считаю это невозможным.

— Но вы же понимаете, что речь идет о сведении счетов между гангстерами, что ни Лавинио, ни Паркер-Пинни не заслуживают вашей защиты и вашего фанатизма в достижении правосудия. Они…

Прокурор резко перебил его:

— Вы не спасете Гарвика тем, что будете чернить людей, погибших от его руки. Не мое дело обвинять Адониса Лавинио и Эвелин Паркер. Они предстанут перед высшим судией. Мой долг — служить справедливости. Хранить общество от преступлений. Вы, Телбот, представляете убийцу. Я представляю народ. Поэтому — он показал на папку — здесь написано: «Народ против Джеймса Гарвика».

— Ну ладно, — защищался адвокат, — не тратьте на меня свой ораторский пыл, потерпите до зала суда. Но я бы все же хотел знать, где и когда смогу поговорить с Гарвиком!

Паттерсон вышел из-за стола.

— Хотите получить от него полномочия, чтобы идти к судье?

Телбот бессознательно сломал сигарету.

— Или одно, или другое. Полномочия или…

— Или? — хотел знать Паттерсон.

— Или посоветовать ему пригласить другого адвоката, — выдавил Телбот.

— Значит, вы впервые бросили бы своего клиента, — заметил прокурор, и отказались от гонорара. Но, в конце концов, это ваше дело.

Опять вернулся за стол.

— Если Гарвик сознается, этого будет недостаточно, чтобы… — он умолк на полуслове. После короткой паузы добавил: — Ему придется рассказать все, что знает.

— Вы же знаете, измену ему не пережить, — заметил адвокат.

— Мы могли бы для него что-то сделать, — настаивал прокурор. — Как и для Коэна-Каннингса, нашлась бы и для Гарвика тюрьма, где за его безопасность можно было бы ручаться. Если он захочет говорить…

— Тогда? — настаивал Телбот.

— Вам придется удовольствоваться этим «тогда», и гарантией, что никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не узнает о нашем разговоре. Знаю, для вас это может иметь тяжелые последствия! — Паттерсон поигрывал трубочкой. — И не думайте, что я действую из сочувствия вам или вашему клиенту. Но для удара по «синдикату» — или хотя бы по его верхушке — я готов кое-что обещать. Пусть Гарвик кончит свои дни в тюрьме, а не на электрическом стуле — если нам этой ценой удастся нанести удар по королям наркомафии!

Адвокат отодвинул кресло и подошел к Паттерсону.

— Если меня не возьмут за глотку, согласен. А где и когда я смогу сообщить Гарвику, какова цена его жизни?

Паттерсон прошел мимо Телбота, подошел к дверям в противоположной стене и кивнул адвокату, предлагая следовать за ним.

— Джеймс Гарвик! С вами хочет говорить ваш адвокат! Можете поговорить с ним наедине! Детектив Гэйтски будет стоять у двери. А я подожду здесь.

Флойд Телбот ошеломленно взглянул на прокурора, потом перешагнул порог. Незаметно оглянулся и слегка кивнул. Паттерсон закрыл дверь. Сел за свой рабочий стол, привалился к подлокотнику, закурил и уставился куда-то перед собой. Он вдруг почувствовал, как устал.

Потом снял трубку и попросил соединить со старшим инспектором Бревером. Подождал, пока не услышал сухой голос Бревера, и неторопливо сказал:

— Полагаю, инспектор, ещё сегодня у вас состоится с нашим общим знакомым обстоятельный разговор. Он доставит удовольствие и вам, и федеральным агентам из Управления по борьбе с наркотиками. Это будет ваша крупнейшая удача. С Коллином я поговорю сам. Изумительная работа! Я вас поздравляю!

— Спасибо. Но хвалить надо не меня.

— Не вас? — Паттерсон даже ожил. — Кого же тогда?

— Комиссию по расследованию убийств. Полицейский департамент, 240, Централ Стрит.

Прежде чем прокурор успел ответить, Дэвид Бревер повесил трубку.