Глава 14
Панчо, взволнованный и расстроенный, стряхивал белый порошок с рук. Мои руки лежали неподвижно на крыше машины. Я думал о том, каким бесполезным может оказаться автомобиль в таком случае. Мигель двигался от веранды к другой стороне автомашины, я взглянул в сторону дома и на дона Луиса.
Тот устало и беспомощно взмахнул руками. Его рот как-то странно дергался.
— Нон компрендо, не понимаю, — выдавил он, вернулся в дом и захлопнул за собою дверь, усталый сконфуженный старик, который больше никак не мог нам помочь.
Гретхен сказала что-то Панчо по-испански. Тот вперевалку направился к грузовику. Мигель, покачивая бедрами, подошел к нашей машине с другой стороны. Дженни была скрыта от меня крышей машины. Я видел, как Мигель заглянул внутрь и взглянул на нее. Потом покосился на меня, и мои кулаки сжались на горячем металле.
Мотор грузовика закашлял и ожил. Грузовик развернулся и остановился в нескольких футах от «вольво» со стороны Дженни. Панчо вышел, обошел грузовик и открыл задний борт. Тент был сделан из грубой домотканой черной ткани, грузовик предназначался для перевозки мяса. Сейчас в нем не было ничего, кроме нескольких старых пятен крови.
Гретхен еще что-то сказала по-испански. Мигель посмотрел на меня поверх машины.
— Не двигайтесь, мистер Шофилд, — предупредила Гретхен.
Мигель открыл дверцу и заглянул внутрь. Неожиданно раздался вопль Дженни, и машина покачнулась.
— Ты, скотина грязная! Поди прочь!
Панчо, который пригнулся, чтобы наблюдать это зрелище, довольно захохотал, и его живот заколыхался. Мысленно я зажал в одной руке кувалду, а другой вышиб дух из Мигеля. Я вздрогнул от злости, мои плечи сгорбились, и Гретхен снова закричала на меня.
— Не пытайтесь что-то предпринять! Будет хуже для всех, в том числе и для нее.
Как же отвратительно права она была!
Мигель вытащил Дженни из «вольво», но она не переставала все время бороться с ним. Он допустил ошибку, поднеся руку слишком близко к ее рту, и она чуть не откусила палец. Он взвыл от боли и опять толкнул ее к машине, запрокинув голову далеко назад той рукой, которой держал ее за горло. Ее спутанные в клубок волосы лежали на нагретой солнцем крыше машины всего в нескольких дюймах от моих беспомощных рук. Мигель взмахнул другой рукой. Та была скрыта от меня, но я слышал вскрик Дженни, и мое воображение дорисовало остальное. Ледяной пот ярости выступил у меня на лбу и на щеках.
— Скажите ему, — закричал я, — я найду способ добраться до него, даже если мне придется встать из могилы…
Гретхен отдала другую команду. Мигель неохотно ослабил нажим на Дженни и оттолкнул ее прочь от машины. Она споткнулась, он схватил ее за талию и поволок вокруг грузовика. Панчо встретил их у открытой двери с другой стороны, и вдвоем они засунули ее на сиденье. Больше я их не мог видеть.
Я подумал, что, пока они заняты, следует обратить внимание на Гретхен…
— Обойдите вокруг грузовика, — сказала Гретхен. — Не нужно фокусов. Я вне вашей досягаемости, но достаточно близко, чтобы выстрелить в любой момент, когда захочу.
Я оглянулся. Это было глупо, но я не мог удержаться. Она стояла в восьми футах позади меня и крепко держала пистолет в руках. Большой пистолет 45-го калибра. Я начал медленно двигаться вокруг машины, направляясь к грузовику, перебирая в голове все трюки, которыми мне приходилось пользоваться, или о которых я слышал, или которые видел в кино, как реальные, так и фантастические, лишь бы добраться до нее и завладеть пистолетом. Некоторые из них стоило попробовать, если бы речь шла только о моей шкуре. Но ни один никуда не годился, если в центре происходящего находилась Дженни. Я подумал о том, что Мигель и Панчо делают с ней в кабине грузовика, заскрипел зубами и шагнул вперед.
— Стоять! — крикнул Гретхен и позвала Панчо.
Тот присоединился к нам, лучезарно улыбаясь. С его толстой руки свисали несколько ремней из сыромятной кожи.
Вот теперь если бы только он оказался между нами…
Но Панчо был не настолько глуп. Он добрался до моего правого запястья, лягнул меня по голени, а левой рукой отогнул мою шею назад так, что я оказался на земле и был вынужден глотать пыль, а его колено уперлось мне в спину. Я молча ругался, лежа на земле. Все шло так, как хотели они, и я мог только надеяться, что они быстро покончат с Дженни и не заставят ее долго мучиться.
Чтобы связать мои запястья сыромятным ремнем, который глубоко врезался в тело, ему понадобилось всего несколько секунд; точно таким же образом мне связали и лодыжки.
— Вставай, — приказала Гретхен.
— Вы с ума сошли? — Я задыхался от пыли.
Панчо потянул меня сзади за запястья. Я приподнялся боком, как краб, оперся на одно плечо и, извиваясь, подтянул колени под себя, только так я смог наконец подняться на ноги. Потом шагнул, покачнулся и рухнул на открытый задний борт грузовика. Панчо схватил меня за лодыжки, приподнял, и я покатился по грязному полу и свернулся возле передней стенки. Я пытался увидеть Дженни сквозь маленькое окошко между кузовом и кабиной, но бесполезно.
Гретхен тоже вскарабкалась в кузов. Она присела на корточки у заднего борта, ухватившись за стенку. Панчо застегнул одну половину тента, а вторую оставил открытой. Я почувствовал, как грузовичок накренился под его тяжестью, когда он взобрался на водительское место. Дверь кабины захлопнулась, мотор чихнул, кашлянул и заработал нормально.
Я покосился в сторону Гретхен, присевшей возле борта с пистолетом на коленях. Она была крепким орешком, и я никак не мог найти у нее слабого места. Но она была женщиной, и это можно было как-то использовать.
Я лихорадочно размышлял над этим, пока грузовик подпрыгивал и раскачивался, двигаясь по пустыне. У меня не было ни малейшего представления, долгая ли дорога нас ожидает. Я надеялся, что она будет не слишком долгой, так как мои запястья и лодыжки совершенно онемели от отсутствия кровообращения и стали бы совершенно бесполезны, даже появись вдруг какой-то шанс — если он вообще мог появиться. С другой стороны, чем короче была бы дорога, тем быстрее и беспощаднее решилась бы наша судьба.
Проклятый грузовик издавал чертовски много шума. Тент, который Панчо оставил открытым, болтался во все стороны, то открываясь, то закрываясь. Я не знал, смогу ли я добиться того, чтобы она меня слышала, уж не говоря о том, чтобы она меня слушала. Я изменил позу, и она подняла пистолет, твердо держа его наготове. Тем не менее мне нужно было привлечь ее внимание.
Я заставил себя говорить. Теперь, спустя некоторое время, я даже не знаю, что я говорил, разве что назойливо повторял имена «Джордж» и «дон Луис». Наконец она нахмурилась, словно пытаясь отмахнуться от меня, и тогда я наконец обратился прямо к ней.
— И вы всегда делаете грязную работу для других?
Она пожала плечами и безразлично посмотрела в сторону.
— Джордж каждый день ловит кайф, а вы делаете для него грязную работу! — прокричал я. — Вы считаете, это правильно? Вам приходится сидеть с этим сумасшедшим стариком и разглядывать его карты!
Никакого ответа. Теперь нужно было внедрить в нее мысль о Джордже и его «диких курочках».
— Они сейчас забавляются в «Долине», — сказал я. — Они сейчас чувствуют себя как на огромном облаке — все трое. Такая красота!
Она не взглянула на меня, но подвинулась и вытянула свои длинные ноги, затем снова уселась, но результатом этих движений оказалось то, что ее ухо стало на пару футов ближе ко мне. Я хрипло рассмеялся, и это, казалось, несколько ее удивило.
— Вы — доверчивая дурочка! — сказал я. — Вы простофиля!
Ее рука напряглась, и пистолет беспокойно задергался.
— Неужели вы думаете, что я впутался в это дело в одиночку! — сказал я.
Теперь она взглянула на меня прямо и откровенно, и я понял, что она слушает меня всерьез. Горло у меня пересохло от постоянного перекрикивания шума, производимого грузовиком. Я рывками подвинулся к ней, извиваясь как червяк по качающемуся полу, выплевывая пыль изо рта. Пистолет был направлен прямо в меня, и с ее точки зрения было самое подходящее время, чтобы отправить меня на тот свет. Но она колебалась. Она сидела и молча наблюдала, как я, извиваясь, подполз к противоположному борту и оперся о него плечом так, что теперь мог говорить прямо с ней.
Ее яркое лицо, словно темной рамой, было обрамлено длинными черными волосами. Тонко вырезанные губы казались бледными по сравнению с прокаленными солнцем впалыми щеками.
— Вот что я сделал на тот случай, если дела пойдут так, как и случилось. Я сказал полицейским на границе о Бонни. Они обыщут машину, а возможно, и Бонни. Они не найдут у нее героина, потому что я его высыпал, но из-за пустых мешочков ее задержат для расследования. Возможно, ее отправят в Сан-Диего. И оттуда она выйдет после того, как установят ее невиновность.
Я заглянул в ее черные глаза. Они ничего мне не сказали, но уголки бледного рта слегка дрогнули.
— Очень хорошо, — сказал я, — пока все это будет происходить, Джордж будет ждать там у дороги, где он устроил пикник с двумя курочками, будет ждать, что Бонни привезет ему героин. Но Бонни там не появится. Вы представляете себе эту картину? Джордж начнет нервничать — я имею в виду, что у него начнется нервная дрожь! И когда начнется, то будет становиться все сильнее с каждой минутой. И в скором времени он почувствует себя совершенно больным. Он уже не будет представлять никакого интереса для этих двух девок, и они смотаются оттуда.
Она сидела теперь, откинув голову назад и опершись о стенку кузова, глаза ее были закрыты. Пистолет свободно лежал у нее на коленях, но я мог схватить его разве что зубами. Я немного перевел дух. Я был доволен, что выбрался из придуманной истории с двумя проститутками. Я полагал, что это ей покажется довольно правдоподобным, но только в том случае, если я не буду слишком долго на нем останавливаться.
— Ну а потом Джордж опять захочет уколоться. За него возьмется парочка агентов по борьбе с наркотиками, арестует и допросит его с пристрастием. И вы представляете, что произойдет? Старина Джордж растеряет все свое мужество. Он расскажет о вас и о доне Луисе, о его ранчо, и Мигеле, и Панчо, и вообще обо всем. Это будет похоже на большое шоу, где замешаны окажутся все.
А что делаете вы, когда все это происходит? Вы совершаете убийство. Видите ли, человек мертв в одинаковой степени как по ту, так и по эту сторону границы. Если вам никогда не приходилось бывать на мексиканской каторге, то я буду рад описать вам ее.
Неожиданно показалось, что мы приближаемся к конечному пункту нашей поездки. Я не мог сказать, насколько мне удалось ее убедить, если мне вообще удалось что-то сделать. Я подполз по стене еще чуть ближе. Она смотрела прямо перед собой. Ее угловатый подбородок оказался на уровне моих глаз.
— Вы слышите меня? — спросил я. — Подумайте о тех радостях, которыми будут наслаждаться счастливые люди, когда вы будете гнить в грязной мексиканской тюрьме. Или, если вам по-настоящему повезет, вы сможете оказаться в одной из тюрем к северу от границы. Но у вас уже больше не будет ленивых дней, проведенных на пляже, никаких машин, вроде «тандерберда», никаких стремительных вояжей куда в голову взбредет.
Когда она шевельнулась, это было пружинистое кошачье движение, стремительное, как удар хлыста. Она вскочила на колени, глядя мне прямо в лицо, пистолет находился в нескольких дюймах от моего носа. Он немного дрожал, но это не имело никакого значения. Он был слишком близко, чтобы она могла промахнуться. Ее зрачки блестели, как слюда.
— Заткнись! — крикнула она. — Заткнись!
Ее искаженный рот выплюнул еще много других слов, но я их не слышал. Я смотрел на ствол пистолета сквозь заливавший мне глаза пот и снова пытался что-то сделать, на этот раз уж наверняка последний раз в жизни.
— Не беспокойтесь, — сказал я, — вам, наверно, не придется попасть на каторгу. Я же сказал, что участвовал в этом деле не один. Есть еще один парень, который сейчас там, на дороге, наблюдает за Бонни. Еще один частный детектив, такой же, как я. Он все знает — и о ранчо, и о вашем предприятии. Люди на границе тоже знают о ранчо, но они не могут пересечь границу при первом подозрении. А этот парень может. Как только Бонни окажется в надежных руках, он начнет действовать.
И не надейтесь, что он этого не сделает. Это жестокий, крутой парень. Мы с ним дружили в армии, и крепко дружили. Он обязан мне жизнью и помнит об этом. Он знает все об этом деле. Он знает, что я сделал для Бонни. Он знает автомобиль Дженни. Так что, когда он попадет на ранчо, моя милая, он сразу поймет — что-то неладно. И послушайте, если вы думаете, что Мигель крепкий парень, то подождите, пока вы не встретитесь с моим приятелем.
Я не видел ее глаз — она их сощурила в явном сомнении, можно ли мне верить. Это была совершенно безнадежная выдумка, но, по крайней мере, она была искренней и шла от всего сердца. Я даже сам в нее поверил, хотя только что сочинил.
Вот так бывает, когда человек умирает, подумал я, когда он не готов к смерти, но видит, что она пришла. И заставляет себя верить, что это не должно случиться. Что кто-то обязательно придет на помощь прежде, чем упадет топор палача. Огромная надежда на долю секунды.
Я впился в ее глаза и не отводил взгляда. Так бывает, когда держишься кончиками пальцев за край высоко расположенного окна.
— Теперь он уже на пути сюда, — сказал я, — Ехать на ранчо совсем недолго. Он ничего не добьется от дона Луиса, но подождет где-нибудь неподалеку. Когда вы с парнями вернетесь с руками, обагренными нашей кровью, он узнает об этом. Не надейтесь, что он не сможет этого узнать. Позвольте дать вам еще один последний совет. Не валяйте с ним дурака. Он убьет вас.
Она плотно зажмурила глаза, потом медленно их открыла. Она не поверила, но и не могла позволить себе не верить. Она разрывалась на части, и я теперь это видел, но времени не оставалось. Грузовик сбросил скорость, и мы теперь ехали по очень неровной дороге. Задняя часть кузова поднималась высоко вверх, замирала, а потом проваливалась вниз так, словно мы переезжали через стволы деревьев. Голова моя то и дело билась о металлический борт. Моргая, я смотрел на Гретхен.
— Вы копаете собственную могилу, — сказал я. — Для кого вы это делаете? Что вы за это получите? Что вы вообще получили с этого?
Теперь мы ехали все медленнее. Грузовик тяжело качнулся, и открытая половина тента с грохотом хлестнула о борт. Женщина упала на меня. Я почувствовал, как пистолет, который она держала, упирался мне в ребра. Я чувствовал запах ее волос и пота. Ее лицо коснулось моего, когда она поднималась, и я почувствовал разочарование. Тент больше не открывался, и в кузове стало темно. Я нашел губами ее щеку и сказал ей на ухо:
— Я вам обещаю… Вы отпустите меня и мою жену, и я все забуду. Я даже забуду этот разговор. Пусть другие для разнообразия занимаются вашим грязным делом.
Ее волосы скользнули по моему лицу. Грузовик медленно и круто повернул, и я понял, что в любую секунду мы можем остановиться. Я заставил себя полностью сконцентрироваться на Гретхен и выбросить Дженни из головы. Если я буду мысленно метаться между ними, то я наверняка умру.
Затем я почувствовал, как она старается нащупать рукой сыромятный ремень вокруг моих онемевших запястий. Мотор грузовика теперь работал вхолостую, но мы еще продолжали по инерции двигаться вперед.
— У меня в правом верхнем кармане есть нож, — прошептал я.
Ее длинные тонкие пальцы скользнули в карман и пошарили там. Она нашла нож, и я услышал глухой стук, когда пистолет упал на пол кузова.
— Я не могу его открыть, — сказала она, задыхаясь.
Грузовик начал останавливаться.
— Там есть маленькая кнопка, нажмите на нее. Попытайтесь еще раз.
— Вы мне обещали…
— Я не забуду.
Двигатель заглох. Теперь не было слышно ничего, кроме нашего дыхания. Она нажала мне на плечо, и я изогнулся, чтобы дать ей возможность добраться до моих запястий. В темноте ее рука соскользнула, и я почувствовал, как горячее лезвие ножа коснулось моей руки. Затем она нашла ремни и разрезала их. Грузовик покачнулся, когда кто-то выпрыгнул из кабины. Хлопнула дверь.
Запястья были свободны, и я пытался вернуть жизнь омертвевшим пальцам. Они ничего не чувствовали. Я нащупал ее в темноте.
— Дайте мне нож.
Стоя на коленях, она вложила открытый нож мне в руку и отодвинулась. Я услышал, как она подобрала пистолет. Нагнувшись вперед, добрался до коленей и разрезал ремни, которыми были связаны мои лодыжки. Ремни упали в сторону. Тяжелая рука начала дергать тент. Я растирал руки, пытаясь восстановить кровообращение. Теперь я немного видел. Гретхен, стоя на коленях, наблюдала за мной. Пистолет был у нее в руке.
— Дайте мне пистолет, — сказал я.
Она заколебалась.
— Нет, они не должны его видеть. Пусть все выглядит естественно.
Снаружи голос Панчо произнес что-то по-испански. Она коротко ответила ему и толкнула тент у себя за спиной. Мои руки кололо, словно иголками, но все было в порядке. Руки ожили. Пока Панчо открывал тент, я встал на колени и спрятал запястья за спиной. Гретхен шагнула к борту, и он помог ей спуститься вниз.
Теперь Панчо, моргая, смотрел на меня. Я отступил к передней стенке кузова, неуклюже переваливаясь на коленях, с руками, сложенными за спиной.
— Выходи, — грубо рявкнул он.
Я покачал головой.
— Нет.
Панчо взглянул на Гретхен и пожал плечами. Затем он резко ткнул толстым пальцем в мою сторону.
— Застрели его. А потом мы его вытащим.
— Нет, только не в кузове, — сказала Гретхен. — Полезай внутрь и тащи его.
Панчо тяжело вздохнул, задрал ногу и перевалил свой живот в кузов. Из кабины ни от Мигеля, ни от Дженни не было ничего слышно.
Если только они уже…
Я почувствовал, как подступает тошнота к горлу, но заставил себя сосредоточиться на главном. Сейчас самым главным был Панчо.
Он уже забрался и неуклюже ковылял, пытаясь дотянуться до меня своей толстой, похожей на свиной окорок лапой. Я позволил ему ухватиться за мой пояс и подождал, пока он не наклонится пониже, чтобы использовать его как рычаг и рвануться вперед. Мне мешало сомбреро, висевшее у него на затылке, но если я смогу ударить достаточно сильно…
Он ухватился рукой за мой пояс и сжал его в кулак. Я втянул живот, немного приподнялся на коленях и высоко взмахнул руками. Затем я опустил их вниз со всей силой, на которую только был способен, и ударил его сзади по шее.
Это было все равно, что ударить быка. Мои запястья заныли от боли, и мне показалось, что одно из них сломано, Панчо согнулся, промычал что-то и сильно ткнул меня кулаком в живот. Однако мои мышцы были напряжены и это не причинило особого вреда. Прежде чем он отпустил мой пояс, я дважды ударил его по запястьям.
Затем, пока он оперся руками об пол и начал подниматься, я приподнялся на корточки, подставил колено ему под подбородок и снова ударил его сзади по шее, одновременно поднимая колено. Это был неплохой удар. Он издал странный звук и тяжело потряс головой. Сомбреро упало.
Неожиданно в этот момент из кабины что-то прокричал голос Мигеля. Гретхен ответила ему по-испански. Панчо снова начал подниматься, пытаясь добраться до меня. Я хотел выпрямиться и ударился головой о крышу грузовика. После очередного удара по шее он неуклюже откинулся назад. Но в нем еще было много сил для борьбы и еще больше веса, и он поднялся на четвереньки и стремительно бросился на меня, как бык, на которого был похож. Я отклонился в сторону, и он ударился в заднюю стенку кабины. Однако и после этого он не отключился. Он попятился, тряся головой. Я уперся обеими руками в его зад и сильно толкнул его снова к стенке. Послышался глухой удар, он рухнул и затих.
Я с трудом перевел дыхание. Один из обрывков сыромятного ремня все еще висел у меня на запястье и упал на пол, когда я вытер пот со лба. Через открытый задний борт я увидел, что Гретхен отступила назад, держа револьвер в руке, и смотрит на что-то впереди. Я пригнулся, чтобы спрыгнуть вниз, и тут появился Мигель с ножом в руке. Гретхен крикнула ему что-то, но он не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на меня.
— Да, — сказал я, — заходи, я тут кое-что тебе приготовил.
Он пристально всматривался, ища в кузове Панчо. Затем сказал что-то Гретхен, которая пожала плечами и произнесла по-испански нечто, похожее на «Какой теперь в этом смысл?». Мигель яростно повернулся к ней. Она отступила, держа в руке пистолет, но не угрожая им. Она все еще не пришла к окончательному решению. Нужно было самому довести дело до конца.
Когда он обернулся, я уже спрыгнул вниз. В глазах его было яростное желание моей смерти. От Дженни ни звука.
Если он воспользовался этим ножом, подумал я, чтобы убить ее, то он будет умирать долго и тяжело.
Он медленно двигался вперед, ярость его исчезла и уступила место холодному расчету. В руках у него было неплохое оружие. Он был молод и быстр. Все преимущества были на его стороне, за исключением того, что он не знал, как сильно я хочу убить его.
— Подходи, подонок, — сказал я. Я не знал, понимает ли он вообще по-английски. Я вспомнил самые грязные и обидные слова, которыми мог назвать его по-испански, и повторил их три раза, чтобы быть уверенным, что до него дошел смысл.
Я не знаю, были тому виной мои насмешки, но он, наконец, решился. У него было большое преимущество в скорости, но он повел себя, как на арене во время боя с быком. Он повел себя как тореро, держа нож в высоко поднятой руке. Если бы я был уставшим, истекающим кровью быком с низко опущенной головой, это мог быть великолепный удар. Но я не был быком и не истекал кровью.
Он внимательно наблюдал за моими ногами, что было достаточно разумно, и, когда я перенес тяжесть тела, он отклонился так, чтобы его нож оказался на одной линии с моим животом. Но я повернулся боком и стал представлять для него более узкую цель. Он потерял равновесие и старался удержаться на ногах, но споткнулся и упал возле кузова грузовика; нож, который он держал довольно свободно, вылетел у него из рук и отлетел в сторону. Я схватился обеими руками за его рубашку, рванул его назад и перевернул. Он пытался пустить в ход руки, но я рассмеялся ему в лицо.
Я снова прокричал ему все самые грязные ругательства. Когда он обернулся, я ударил его левым кулаком в нос, а правым — ниже ребер. Он стукнулся спиной о грузовик. Тогда я схватил его обеими руками за горло и толкнул назад. Он ударил меня коленом, причем довольно больно, и я снова врезал ему. Он качнулся назад, пошатываясь, а я позволил ему восстановить равновесие. Он закричал, чтобы Гретхен стреляла. Но Гретхен продолжала наблюдать.
Неожиданно он бросился мне под ноги, и теперь уже я ударился головой о грузовик. Он бросился на меня со всей оставшейся силой, и нужно сказать, что ее оставалось довольно много. Однако он все равно ничего не смог бы сделать, не подоспей Панчо. Я почувствовал его ручищи на своих плечах. Прежде чем я успел рвануться прочь, он схватил меня за горло, а Мигель добирался до моей брюшины, и в руках у него была смерть. Теперь это был конец.
И тут Гретхен начала стрелять.
Я пытался оторвать руки Панчо от своего горла, когда выстрелы прекратились. Мигель вцепился в меня, пытаясь удержаться, но соскользнул и упал к моим ногам. Панчо схватил меня мертвой хваткой за шею, но теперь почему-то больше не давил. Когда я снова смог сфокусировать глаза и взглянул назад и вверх, то увидел, что он стоит надо мной на коленях и смотрит вниз на Мигеля, который еще слабо корчился в пыли.
Панчо поднял голову и посмотрел на Гретхен. Я схватился за его запястья, так как мне не хватало воздуха и я задыхался. Гретхен крикнула на него по-испански, хватка ослабла, ручищи меня отпустили. Я упал на колени, массируя горло и пытаясь вздохнуть. Я кашлял и тяжело дышал, но довольно скоро обнаружил, что мое правое колено опирается на горло Мигеля, и только тогда я наконец настолько пришел в себя, что смог снова подумать о Дженни.
Она лежала на земле недалеко от правого переднего колеса, закрыв лицо руками. Дышала она спокойно. Она была не очень сильно растрепана, но юбка высоко задралась на бедрах, и на одном из них с внутренней стороны была видна длинная царапина. Когда я подошел, она уже опиралась на руки, глядя на меня.
— С тобой все в порядке?
— Все прекрасно, — ответила она.
Она взглянула вверх, и я, проследив за ее взглядом, увидел, что Гретхен смотрит на нас, держа в руках пистолет. Дженни кивнула.
— Иди, — устало сказала она. — Заканчивай.
Гретхен разжала руки, и пистолет упал на землю.
Она отвернулась, подошла к грузовику и оперлась на него, бессознательно потирая одной рукой другую. Панчо вышел из-за грузовика с растерянным видом. Я поднял пистолет и помог Дженни встать на ноги.
— Положи Мигеля в кузов, — велел я Панчо.
Тот стоял неподвижно, и я направил на него пистолет. Тогда он обошел грузовик, поднял Мигеля и затолкал его в кузов.
— Ты поедешь с ним, — сказал я ему.
— О нет, сеньор, пор фавор, ради Бога! — взмолился он.
Я снова шагнул к нему, поддерживая Дженни за талию.
— Полезай в этот чертов грузовик! — заорал я.
Панчо посмотрел на пистолет, облизал влажные губы, призвал взглядом на помощь Гретхен, которая смотрела куда-то в сторону, и наконец забрался в кузов, стараясь при этом не прикоснуться к телу Мигеля. Я закрыл одну половину тента, а потом и вторую, махнув Дженни. Защелка на борту свободно болталась, я не знал, будет ли она держать, и взглянул в сторону Гретхен.
— Есть какая-нибудь возможность запереть их?
— Можете не беспокоиться, — ответила она безразличным тоном, — единственная вещь, которую он ненавидит больше покойников, — это пешая прогулка.
Дженни отошла и начала забираться в кабину. Перед этим она на мгновение остановилась перед Гретхен и посмотрела на нее без всякого выражения.
— Милый, — спросила она наконец, — что-то произошло, да?
Гретхен смотрела в пространство, потирая руку. Дженни поднялась в кабину, и я помог ей справиться со ступенькой. Когда я взглянул на Гретхен, та продолжала стоять неподвижно.
— Вам лучше сесть в машину, — сказал я, — а то слишком долгая пешая прогулка по дневной жаре…
Она подошла к кабине, я подал ей руку и посадил рядом с Дженни. Все молчали. Однако поговорить следовало, и я заставил себя начать этот разговор.
— Расскажите мне об Эль Лобо.
Она ничего не сказала.
— Он приехал сюда, обнаружил, во что вы втянули Бонни, и решил устроить большой скандал, верно?
— Он был глуп, — буркнула Гретхен.
— Итак, он направился в Лос-Анджелес, и пока вы и Бонни долго и славно ужинали, Джордж обнаружил машину Эль Лобо, правильно?
Она продолжала упрямо молчать.
— И тогда Джордж засунул его в машину Бонни, отвез к Кэрол и бросил там в гараже. К тому времени Бонни уже собиралась выйти из повиновения, от нее уже не было особого толку. Правильно?
Лицо Гретхен исказилось.
— Она была очень неуравновешенной. Следовало научить ее послушанию, — сказала она.
— Да. И вы, будучи старой приятельницей Кэрол, очень сильно испугали ее, не так ли? Достаточно было простого телефонного звонка, чтобы она обнаружила труп в гараже и при первой же возможности вырвала Бонни из-под вашего контроля, а затем попыталась использовать меня как самое послушное орудие во всей долине Сан-Фернандо. Но я был слишком пьян — это, пожалуй, самая счастливая пьянка в моей жизни. Раз это не сработало и вам нужно было отделаться от трупа, последовал поспешный звонок Мигелю и Панчо, чтобы они приехали и обо всем позаботились…
Я остановился. Пожалуй, я выбрал неверную линию поведения. Не имело никакого смысла продолжать. Гретхен слабо улыбнулась сама себе.
— Кстати, о доне Луисе, — сказал я. — Как вы сумели втянуть его в это дело?
— Это было легко, — сказала она. — Он — старик. Я же — молодая женщина. У него был пунктик относительно земельных владений в Калифорнии. Он купил это никому не нужное ранчо в качестве свадебного подарка — для меня! У него были плантации мака в Соноре, и он продавал героин для медицинских целей! Он делал все по правилам! Это было так просто, и мы поженились в Энсенаде, он — он был такой симпатичный старичок, и я… — Она закрыла лицо руками и начала плакать. — Мне так чертовски жаль его!
Мы переглянулись с Дженни.
— Очень хорошо, — сказал я, — но вы не могли все делать в одиночку, и Джордж не убивал Эль Лобо один и не мог выдумать все это предприятие. Операция готовилась достаточно долго. Кто это делал? Кто всем заправлял, Гретхен? Кто стоит во главе?
Она не ответила. Она просто плакала, спрятав лицо, а потом стала безумно хохотать, и ее истерика продолжалась всю дорогу до ранчо.
Под полуденным солнцем ранчо выглядело пустынным и мертвым. Марево струилось над крышами и над серо-белой поверхностью солончаков. Я провел грузовик вокруг большого гаража и спрятал его от солнца. Дона Луиса не было видно. Панчо барабанил по кабине, требуя, чтобы его выпустили.
Ни одна из женщин не произнесла ни слова, пока я выходил из кабины и помогал Дженни спуститься вниз.
Затем Гретхен сказала:
— Вы же не оставите меня здесь одну с ним?
Мне даже в голову не приходила эта мысль. Теперь, после того как она их предала, было бы просто садизмом оставить ее здесь наедине с Панчо. Но, вместе с тем, я не собирался действовать дальше с Гретхен на шее. Я намеревался сдержать свое обещание, но не собирался изображать международную транспортную службу.
Старый лимузин стоял за домом.
— Сможете завести? — спросил я.
— Да.
— Можете доехать до Тихуаны, оставить машину там и пешком перейти границу?
— Да.
— У вас есть от нее ключи?
— Ключ должен быть у Панчо.
Я открыл задний борт грузовика, отступил назад и приказал Панчо вылезать. Он буквально вывалился оттуда, так спешил. Затем он осторожно встал, отряхнул пыль с рук и посмотрел на меня.
— Спросите его насчет ключа, — подсказал я.
Гретхен спросила. Панчо взглянул в сторону дома и безнадежно пожал плечами. Я навел на него пистолет.
— Отдай ей ключ.
Он порылся в своих штанах и извлек оттуда ключ на тонком серебряном кольце. Гретхен осторожно вытащила ключ из его руки.
— На вашем месте, — сказал я, — я не стал бы тратить время на возвращение в США. Вы можете уехать из Текаты, но можете и из Тихуаны, если поспешите.
Она кивнула, повернулась и быстро пошла прочь своей грациозной походкой танцовщицы, направляясь к лимузину. Дженни провожала ее взглядом.
— Ты собираешься отпустить ее? — спросила она.
— Но она же позволила нам спастись.
— О… Так вот что случилось…
— Что именно?
— Ничего. Забудем об этом.
— Конечно, — сказал я.
Гретхен сдала назад, развернула длинный черный лимузин и выехала на дорогу, ведущую к шоссе. Позади нее поднялись тучи пыли.
— А что будем делать с ним? — спросила Дженни, глядя на Панчо, который вытирал шею красным носовым платком.
Я взглянул на Панчо, осмотрелся вокруг, и мне в голову пришла мысль. Я не мог позволить, чтобы Дженни дожидалась полицию и выдерживала долгую процедуру расследования. А кроме того, меня грызло неоконченное дело с Бонни. Я устроил так, что ее задержат на границе. Теперь нужно было выяснить, как там обстоят дела, и сделать это чем быстрее, тем лучше. Все остальное, подумал я, может подождать.
В гараже, там где они держали героин и меняли покрышки, была раздвижная дверь из толстой проржавевшей стали, как и все остальное здание. Я не помнил, чтобы там были окна. Это вполне могло послужить временным местом заключения. Кроме того, был еще дон Луис, но я хотел разобраться с ним отдельно.
Панчо не хотел идти в гараж, но в конце концов решил, что это лучше, чем грузовик. Мне пришлось несколько раз подтолкнуть его, но удалось все-таки загнать его в гараж, закрыть тяжелую дверь и запереть ее на надежный замок. Я оставил ключ в замке, чтобы полиция смогла до него добраться.
— Теперь остался еще старик, — сказал я Дженни.
Мы обошли вокруг дома, и я позвонил в большой колокольчик. Эхо от него разнеслось по всей пустыне. У меня еще оставался пистолет, который я перекладывал из одной руки в другую, и не знал, что с ним делать. В конце концов я решил оставить его себе. Старик был наполовину сумасшедшим, и трудно было сказать, что он может сделать.
К двери никто не подошел. Я еще раз позвонил, а потом повернул ручку и открыл дверь. В прихожей никого. Дверь в кабинет дона Луиса закрыта. Я пересек комнату и постучал. Дженни шла позади меня. На стук никто не ответил. Я открыл дверь кабинета и заглянул внутрь, затем жестом приказал Дженни оставаться на месте.
Дон Луис сидел за столом. Он склонился над ним, вытянув руки. В правой руке он сжимал указку, которой пользовался, когда показывал свои карты. Я подошел к столу и осмотрел дона Луиса. Он был мертв — судя по всему, сердечный приступ. Никаких следов насилия. Я вынужден был подвинуть одну его руку, чтобы добраться до телефона.
Прошло три или четыре минуты, пока меня соединили с полицией в Тихуане. Парень, который разговаривал со мной, говорил с сильным акцентом, но казалось, что он понимает по-английски.
— Ранчо Друзей, — сказал я, — это недалеко от Текаты. Вам понадобятся две или три автомашины.
— Си, сеньор!.. Что случилось?
— Еще одно, — сказал я. — На линии прибоя под скалой в восьми милях от дороги на Энсенаду вы найдете тело тореро Эль Лобо.
— Эль Лобо — сеньор?
Я повесил трубку. Было приятно свалить дело Эль Лобо со своих плеч. Оно и так уже долго на мне висело.
Я вышел из кабинета и увидел, что Дженни прислонилась к стене и держится руками за живот.
— Что? — спросил я. — Ты ранена?
Она покачала головой.
— Я голодна. Ничего не ела со вчерашнего полудня.
— Да? — удивился я. — Но я думал, что ты что-нибудь съела вчера вечером в мотеле на границе. Разве ты не выходила вечером, чтобы поесть?
— Нет. Я всю ночь играла в карты с твоей сумасшедшей блондинкой.
Я долго смотрел на нее, пока она не сняла руки с живота и не взяла меня за руку.
— Так чего же мы ждем? Давай бросим эту счастливую гасиенду.
Мы вышли, сели в «вольво» и направились к границе.
