Feu et sang

Перевод В. Климанова

 

 

Глава 1

Маленький огонек побежал вдоль стены гаража. Горела бензиновая дорожка…

В двадцати метрах на втором этаже главного здания владений семьи Моржево вспыхнул свет. Это был нескладный дом с асимметричными башенками на углах и балконами в стиле барокко, расположенный посреди парка. Днем, под ослепительным корсиканским небом, все его обитатели дышали легко, что было необычной роскошью для этих мест.

Но была ночь. Тетушка Клеманс задернула занавески на своем окне, и свет исчез.

Пламя быстро распространилось вокруг гаража и охватило ригу: вспыхнула соломенная крыша, надетая как фуражка жандарма над горой сена и хвороста. Огонь начал лизать дверь, и клок сена, выступавший из-под нее, был поглощен им с хрустом мнущейся бумаги…

Как и каждый вечер, прежде чем лечь, тетушка Клеманс опустила абажур лампы, стоявшей на ночном столике, и ее свет исчез под пеной венецианских кружев. Она спокойно повернулась спиной к окну, расстегнула ворот корсажа, поднесла руки к ожерелью, закрывавшему ее морщинистую шею, и посмотрела на себя в трельяж, стоявший напротив кровати, с которой свисал полог из чуть пожелтевшего от времени муслина. Тетушка Клеманс страстно любила себя и не желала стариться. Когда-то она была очень красива и была хороша еще и теперь.

— Опять слишком светло, — задумчиво прошептала она и набросила на абажур новое кружевное покрывало.

Снаружи уже занялась дверь риги. В мгновение ока огонь взобрался на крышу, как бы бросая вызов звездному небу.

Тетушка Клеманс вздрогнула. Оконное стекло разлетелось на куски.

— Что такое?

Ей никто не ответил. Она еще не испугалась по-настоящему. Разумеется, это ветер резким порывом распахнул окно; ветер, надувавший тяжелые бархатные занавеси цвета морской волны.

На первом этаже послышались торопливые шаги.

— Пожар!

— Это рига!

— Скорее!

Захлопали двери. Во внезапно разбуженном доме началась суматоха.

Клеманс шагнула к двери своей комнаты, но вдруг остановилась. Ее ресницы, слишком длинные для настоящих, взлетели над изумленными глазами. Тройное зеркало показывало ей ту же картину, что рисовалась тенями на стене над зеркалом: занавески медленно раздвинулись, и в проеме окна возник силуэт человека. Он казался огромным. Пламя, разбушевавшееся вовсю, как проекционный аппарат неимоверно увеличивало его.

Клеманс обернулась. В то же самое мгновение силуэт ожил и спрыгнул с окна.

Клеманс хотела закричать, но смогла лишь выдавить едва слышный стон. Она отшатнулась, коснувшись обеими руками гладкой холодной поверхности зеркала, и прижалась к нему. Словно во сне она слышала доносившиеся до нее издалека голоса остальных. Панические, безумные крики из глубины парка:

— Где Клеманс?

— Ты вызвал пожарных?

— Становитесь в цепочку…

— Воду лучше всего брать из ближайшей цистерны. — Нет. Шлангом. Шлангом с огорода!

Они суетились вокруг горящей риги. Им на помощь пришли жители деревни: если огонь разойдется, может выгореть все! Старухи в черном кружили, как вороны над падалью, каркая на полуитальянском-полупровансальском диалекте, на котором не говорят больше нигде. Мужчины их не слушали. Они отдавали приказы, выкрикивали советы, что-то делали вразнобой. В то время как одни передавали из рук в руки ведра с водой, другие рубили топорами ближайшие кусты, чтобы преградить путь огню. Они искали друг друга и не находили, огонь освещал лишь неясные двигающиеся тени, похожие одна на другую. Они звали друг друга, не ожидая ответа…

На соседнем лугу закричал ослик.

Прогоревшая балка сломалась и рухнула с оглушительным разрывом петарды.

Только тогда Клеманс закричала.

Через четверть часа дверь ее комнаты резко распахнулась. Это был Жак, тот, кого местные жители, возможно ошибочно, считали сыном Моржево.

Он включил верхнее освещение. Вспыхнул яркий свет.

— Уже почти потушили, — начал он. — Пожарные приедут…

Он не закончил. Тетушка Клеманс лежала, свернувшись клубком, на ковре посередине комнаты. Ее лица, закрытого руками, не было видно, но в трех зеркалах безжалостно отражались ее седые волосы, одежда вышедшего из моды покроя, туфли с заостренными носками, продававшиеся в парижских магазинах лет сорок назад.

Отражался и ее затылок, не прикрытый шиньоном. Топор, которым ее убили, еще торчал в нем. По ковру растекалась лужа крови.

 

Глава 2

Вскоре подошли остальные. Первой появилась Катрин. Она не принимала участия во всеобщем безумии. Пожар? Она, как художник, наблюдала за его необычайными красками. Ее удивила вызванная им паника. Едва Жак, смотревший с балюстрады, заметил ее, он тут же спустился к ней.

Его чувства к матери были смешанными. Он горячо любил ее, но иногда ее вид раздражал его, и он даже начинал ее ненавидеть. Он обращался с ней не как с матерью, а как с женщиной. Да и в ее поведении с ним было гораздо больше кокетства, чем это допустимо по отношению к сыну. Она ни разу не появлялась перед ним небрежно одетой или в туалете, не подчеркивающем ее достоинств. То же кокетство присутствовало и в чувствах. Она никогда ничего ему не доверяла, никогда не расслаблялась с ним. Ее разговор с ним, как и со всеми, был живым, остроумным, она сочиняла каламбуры и обо всем и обо всех говорила с легкой иронией.

Она была очень красива…

— Далеко искать не надо, — вскоре заметила она. — Поджег скорее всего один из кибиточников. Малютка все время бродит вокруг…

— Это не она, — резко возразил Жак.

— Нет?.. Она по-прежнему неприступна?

— Мама!

Катрин зло рассмеялась.

«Она ведет себя, как ревнивая женщина», — подумал Жак.

Он безжалостно судил ее и в то же время испытывал к ней безграничную нежность. Но вечно холодная Катрин обрывала его порывы еще до того, как он успевал их выразить. Даже когда он был ребенком.

Его считали замкнутым и равнодушным молодым человеком, правда, очень красивым. И действительно, с черными волосами, зачесанными назад, с ровным загаром и чуть напыщенной манерой держать голову, он был очень хорош. Немного сноб. И такой молодой…

Он приехал на каникулы. Ему было двадцать лет, учился он в Политехнической школе. Поступить туда было уже неплохо, но нужно еще ее закончить. Жак не строил иллюзий. Если по конкурсу он не войдет в число лучших, ему придется делать карьеру в армии.

Правда, у него оставался еще один выход — найти промышленника, готового оплачивать его обучение, чтобы потом взять на свой завод инженером. Но тогда Жак будет зависим, как и в армии, к тому же, как он считал, еще более унизительным образом. А его семья даже не подумает преподнести ему в подарок несколько миллионов франков, чтобы помочь освободиться. Молодежь должна уметь выпутываться самостоятельно. Это закаляет характер.

Жак упорно учил математику. Он должен был стать одним из первых.

Но занимаясь аппликацией критерия конвергентности Коши или определяя движение в векторном пространстве, он иногда размышлял над реальными путями добывания необходимой суммы.

— Где Клеманс? — резко выкрикнул дедушка, шедший в нескольких шагах позади Катрин.

Он был вне себя. Пожар взбесил его. Его пытались отправить отдохнуть, но он захотел носить ведра с водой, пока пожар не будет потушен. Крестьяне, которыми он грубо командовал, не посмели ему сказать, что он им только мешал.

— Где Клеманс?

— Почему?..

— Нас поджег ее протеже! Этот мальчишка все время шляется с этими, из кибиток. Это он! Его видели! Да больше и некому! С ним это уже не первый раз! И если эта старая дура…

— Немного потактичнее, — спокойно прервал его Жак. — Она умерла.

Катрин посмотрела на сына с неожиданным удивлением. Многие семьи завидовали тому, что ее сын такой блестящий и хорошо воспитанный молодой человек, щедро одаренный и такой умный. Он далеко пойдет!

Однако Катрин хотелось, чтобы иногда он послушал идиотский диск, или надел джинсы, или… Она и сама не знала, но ей хотелось, чтобы он не был таким совершенным.

Внезапное увлечение Жака не очень ей нравилось. Он, скептик-технарь, читал Достоевского. Однажды вечером она нашла у него на столе том «Преступления и наказания»…

— Почему вы так на меня смотрите, мама? Катрин вздрогнула.

— Просто так. Ты сегодня плохо выглядишь. Мне кажется, ты слишком много работаешь.

Теперь все они собрались в кабинете. Было почти два часа ночи. Они были подавлены.

— Вот так история! — подвел итог дедушка. Клеманс была его сестрой. Всю жизнь они провели в непрерывных тяжбах из-за отцовского наследства.

Дедушка напряженно сидел на неудобном стуле с высокой спинкой, остальные — в креслах вокруг широкого прямоугольного стола. Ножки его оканчивались леопардовыми когтями, а четыре угла украшали фигурки женщин со змеиными хвостами, изгибавшиеся с выражением боли или сладострастия.

— Я обожаю дурной вкус этого стиля, — сухо объясняла Катрин, если замечала скептическую мину на лице гостя. — Я обожаю все пышное. В глубине души я — простая мещанка, сильно привязанная к традициям.

Дом принадлежал семье больше века. Предки-судовладельцы построили и меблировали его на широкую ногу. С дюжиной слуг в нем было удобно жить. Но теперь из прислуги в доме не жил никто, женщины из деревни приходили по утрам убирать, готовить и прислуживать за столом. По вечерам они возвращались к себе.

— Самое неприятное, — сказал Жак, — то, что это преступление бессмысленно. Ничего не похищено. Даже кошелек, валявшийся на ночном столике. Ни ожерелье, ни кольца.

Вдруг он замолчал.

Все подумали об одном и том же.

— Сейф точно был закрыт? — настойчиво спросила Катрин.

— Его нельзя открыть, — ответил дедушка. — Следов взлома нет, а слово-шифр не знает никто, кроме Клеманс и меня.

Это было самое главное.

Значит, драгоценности не похищены. Но тогда зачем ее убили?

— Если никто не возражает, — предложил Юбер, — я хотел бы проверить: хочу собственными глазами убедиться, что драгоценности еще там.

У Юбера были резкий профиль, широкий лоб мыслителя, каштановые волосы и серые, почти металлического цвета очень выразительные глаза. Он не был красив, он был изыскан.

Разговаривая с ним, обычно склонялись, не потому что его любили или уважали, но потому что он был ужасно нужен. Он был незаменим. Усердный и незаменимый. Это он в прошлом году в присутствии нотариуса сумел настоять на единственно возможном способе спасти то, что еще осталось от состояния семьи Моржево.

Раньше основные средства были вложены в лес. Каждый год производились рубки. Однако очень скоро семья заметила, что прибыли недостаточно для содержания дома. А налоги выросли просто непомерно.

Юбер пошел напрямик. Нужно все продать и построить отель с баром, дансингом, кинотеатром, со всем необходимым для привлечения туристов в любое время года.

Дедушка иногда возмущался по поводу планировавшихся перемен и горько спрашивал свою дочь Катрин, по какому праву Юбер распоряжается всем в доме.

— Кто он здесь такой?

— Мой любовник, и этого достаточно, — отвечала Катрин.

Вскоре стало ясно, что денег от продажи недостаточно, чтобы покрыть расходы на строительство. Слишком широко они размахнулись. Цена только участка земли возле пляжа была просто астрономической. К счастью, оставались фамильные драгоценности. Нужно было продать и их.

Но формально они принадлежали Клеманс, они составляли ее долю наследства, а она отказывалась их уступить. Она ревниво прятала их в своей комнате, находя радость в рассматривании драгоценностей, и упрямо молчала в ответ на любые призывы к ее здравому смыслу.

В общем, умерла она весьма кстати.

— Пошли туда, — сказал Юбер. — У нас как раз хватит времени посмотреть и вернуться до приезда инспектора.

И он первым поспешил к лестнице.

В комнате Клеманс все оставалось так же, как и тогда, когда туда заходил Жак.

Прежде чем повернуть колесики замка сейфа, Катрин убедилась, что все в сборе. Ее сын, отец и любовник. Не хватало еще одного человека.

— Где Поль?

— Здесь я, — проворчал Поль Моржево. Она пожала плечами.

Он действительно был здесь. Его не заметили, но он присутствовал. Тень. Она вышла замуж за тень. Если бы она потрудилась изучить его, то, возможно, не нашла бы ничего, за что упрекнуть своего мужа, но никто и никогда не брал на себя труд изучать его. Он как будто не существовал. Невыразительное лицо с вялыми чертами. Призрак.

Катрин вышла за него только для того, чтобы иметь кого-нибудь рядом с собой, но с тех пор чувствовала себя еще более одинокой.

Теперь у нее был Юбер.

Сейф был встроен в стену за зеркалом и прикрыт карандашным наброском женского лица. В их роду были художники, сама Катрин рисовала очень недурно. Везде в доме валялись ее работы.

Катрин сняла рисунок. Она медленно повернула колесики и потянула на себя тяжелую стальную дверь.

Все, явно взволнованные, ждали.

Жак прислонился к обратной стороне зеркала, Юбер опустился на колени рядом с Катрин, за ним встал Поль Моржево. Дедушка закурил трубку.

— Ну что? Сейф открылся.

— Вы видите так же, как и я, — сухо произнесла Катрин.

Сейф был простым по форме. Без секретных отделений. Один обычный ящик в форме куба. Он был пуст. Все пятеро замерли.

— Звонят! — внезапно заметил Жак.

Приехал инспектор из Аяччо, которому позвонили сразу, как обнаружили преступление.

— Не стоит здесь задерживаться, — сказал Юбер.

Инспектора сопровождал жандарм в форме. Они осмотрели тело. Теперь им занимался медэксперт.

Присев на стол в кабинете, инспектор знакомился с семейством Моржево. Он подозревал всех. Ему не нравилась их манера держаться. Слишком вежливые, слишком усердные. Запутывают дело.

— Пожар… — начал Жак.

— Плевать мне на пожар, — громогласно оборвал его инспектор.

Жак замолчал. Он взял со стола журнал и стал рассеянно его перелистывать. Юбер мельком взглянул на наручные часы. Дедушка шумно вздохнул. Он задремал. Моржево выглядел измученным. А в светской улыбке Катрин было столько наглости, что она не ускользнула даже от государственного чиновника.

Инспектор запустил пальцы в волосы, что являлось у него знаком глубокого раздумья.

— Итак, — произнес он, собрав всю свою выдержку, — каков был круг знакомств убитой?

— Ну, наконец, — отозвался Юбер. — Клеманс помешалась на одной цыганской семье, обосновавшейся здесь некоторое время назад.

— Корзинщики, — объяснила Катрин.

— У них довольно милые девочки, — с почти игривой улыбкой заметил Моржево.

— Я прошу тебя! — вмешался Жак.

— Простите его, — сказала Катрин. — Одна из девчонок ему не дается, и поэтому он злится…

— В любом случае, — продолжил проснувшийся дедушка, — поджег парень, а не цыганки!

— Какой парень?

— Поджигатель. Он уже отсидел раз за это. Поджег не помню что. Этих подонков слишком рано выпускают на свободу! А у этого еще и с головой не все в порядке.

— Как не в порядке? — спросил инспектор.

— Да нет, — воскликнула Катрин, — не будем преувеличивать. Он не ненормальный по-настоящему!

— Деревенский дурачок?

— Да нет, — опять сказала Катрин. — Это мальчик с несколько запоздалым развитием, скажем так. Он не слишком умен, но он безвреден.

Прежде чем продолжить, она бросила на мужа взгляд, смысл которого инспектор не понял.

— Он сирота. Вырос неизвестно где, ходил от одних к другим. Он просто несчастный ребенок.

— И потом, даже если он и поджег гараж, это еще не значит, что он ворвался к Клеманс и зарубил ее топором, — заключил Юбер, старавшийся показать свою беспристрастность.

Инспектор подозвал жандарма и тихо обменялся с ним несколькими словами.

— Ладно, — сказал он через некоторое время. — Так кто этот парень? Как его зовут?

Жак пожал плечами.

Дедушка громко закашлялся, а Юбер ответил, что не ведет досье на всех местных жителей.

Моржево притворился глухонемым.

Лишь Катрин ответила с той же очаровательной улыбкой:

— Его зовут Кристоф.

 

Глава 3

Его никто не заметил. Он пробежал через парк и затаился в зарослях рододендронов. Сейчас, когда толпа начала расходиться, он мог спокойно перелезть через решетку.

Он обошел дома по козьей тропе, все изгибы и неровности которой знал наизусть. Свежий ветер успокаивал его. С наслаждением вдыхая запах смолы, он поднялся на самое высокое место тропы, как раз над сосновым бором. В тени крон первых деревьев прятался небольшой лужок с тощей травой. На нем стояли кибитки.

Их было две. Первая — Виолетты. Она жила в ней одна, по крайней мере днем. Быстро проскочив мимо, он постучал в ставень второй кибитки.

Он стал глубоко дышать, чтобы унять сильное биение сердца.

Антуанетта решительным движением задвинула железным засовом ставни.

— Что там? — послышался из-под одеяла сонный голос Пажи.

— Не задавай вопросов! — ответила Антуанетта.

— Как ты разговариваешь с матерью? — проворчала Пажи.

— Замолчи! — энергично парировала Антуанетта. После ее «замолчи» говорить было бесполезно.

Пажи не решилась что-либо добавить, но тайком соскользнула с кровати и улеглась на пол кибитки.

— Я гашу свет? — спросила Антуанетта, наклонясь над керосиновой лампой, как бы собираясь задуть огонь.

— Нет! — закричала Пажи, ударившись коленом о швейную машинку.

И чтобы объяснить свое нежелание, она заговорила:

— Слышишь? А? Ты слышишь их? Уже два часа ночи! А тарарам как днем! Шлюха!.. Она теперь принимает гостей каждую ночь!

— Мы уже начинаем привыкать, так?.. Ну и что ты хочешь?

Пажи опасливо улыбнулась. Ей удалось подобраться к окну. Она протянула руку к засову.

— Не открывай!

— Почему?

— Потому!

— Кто там?

Едва слышный голос отчаянно позвал снаружи:

— Антуанетта!

— Я тебе сказала: не открывай, — повторила Антуанетта.

— Я — мать или не мать? — с достоинством произнесла Пажи, бросив тайком на дочь не очень уверенный взгляд.

Она сняла засов и открыла ставни.

Он стоял совсем рядом, прислонясь к раскрашенному деревянному подоконнику и вцепившись в него руками, затем вскочил на подножку. Веснушки и соломенные волосы, падавшие на глаза, возникли в окне кибитки. Его ладони и колени кровоточили. Он был очень бледен и выглядел загнанным. Ему было не больше девятнадцати лет.

— Здравствуй, Пажи, — почтительно выговорил он.

— Ну и что, ты зайдешь или нет?

— Убирайся, — глухо сказала Антуанетта. Кристоф с сожалением прошептал:

— Если она хочет, чтобы я ушел, я уйду!

— У вас обоих идиотский характер, — просто заметила Пажи, — может, все-таки войдешь, чтобы я могла закрыть окно? Мы могли бы поговорить… Что произошло? За тобой гонятся легавые?

Кристоф спрыгнул внутрь кибитки. Она и так была небольшой, а убогая мебель совсем ее загромоздила. Единственный стул, к тому же колченогий, был завален старой одеждой. Он поставил на пол будильник, лежавший поверх пачки заплесневелых книжек, и уселся верхом на его место.

Пажи легла рядом с Антуанеттой под красное одеяло.

— Так что, за тобой гонятся легавые? Что ты натворил?

— Думаю, как обычно, — усмехнулась Антуанетта, — просто чиркнул спичкой. Потому-то мы и слышали вой пожарных машин…

— Но, Антуанетта…

— Хватит!

— Я тебе клянусь… — попытался возразить Кристоф. Только сейчас она заметила, что он был бледен и взволнован.

— Что случилось?

— Да ничего!

— Ты в крови!

— Я натыкался на камни!

— Если хочешь спать здесь, — вмешалась Пажи, — возьми в сундуке покрывало и отодвинь швейную машинку, чтобы освободить себе место…

— Нет, — сказала Антуанетта, — я на него достаточно насмотрелась. Не нужен он здесь! Пусть уходит!

Он провел бы еще одну ночь под открытым небом. Он уже привык к этому за то время, когда у него не было своего дома.

— Если я уйду, — прошептал Кристоф, — легавые точно меня схватят.

— Беги быстрее их! Это твоя забота, ты ни на что не годишься! — злобно выкрикнула Антуанетта.

Кристоф пожал плечами. Он правда ни на что не годился. Когда ему исполнилось четырнадцать, он захотел научиться какому-нибудь ремеслу. Он знал в городе одного ремесленника, бравшего учеников, и подписал с ним договор. Это был гончар.

Кристоф был настойчив: принес к себе глину и стал работать по вечерам в одиночку, постепенно самостоятельно открывал секреты ремесла, которым его не учили. Он приобрел некоторую уверенность. Наконец однажды, поняв, что в основном овладел своей профессией, он создал вазу с двумя ручками. Это была нелегкая задача. Но, несмотря на спешку, Кристоф добился великолепного результата. Он надел рубашку, тщательно причесался и понес свое изделие хозяину. Надеясь на благоприятное впечатление, произведенное его работой, он хотел попросить перевести его из учеников в рабочие.

Хозяин не принял его, но ответил, что сокращает число работников и продлевает срок ученичества. Тогда Кристоф поджег его мастерскую.

Проведя год в исправительной школе в Аяччо, он вернулся в деревню. Работы для него не нашлось, да он и не искал ее, и стал шататься повсюду с Франческо, своим приемным отцом, темной личностью. Тот помог ему окончательно превратиться в проходимца. Он стал ходить к Антуанетте.

Антуанетта была совершенно не похожа на Кристофа. Он был блондин, она — брюнетка. Она была хорошенькой и знала это: длинные ресницы, маленькое ироническое личико, очень стройная, с тонюсенькой талией. Но была еще и жестокой, злой и скрытной. Она была лгуньей, обманывавшей парней, и не любила работать. Она первой в кантоне получила аттестат о среднем образовании и могла бы продолжать учебу, чтобы стать учительницей, но она ничего не хотела делать, была неблагодарной, оскорбляла тех, кто хотел ей помочь. Сын Моржево, вслед за отцом, хотел заняться ею, но она не проявила благодарности, которую они вправе были ожидать от девушки ее лет и положения. Ей все было неинтересно.

Очень скоро Кристоф понял, что влюбился в нее.

— Ну, и что ты ждешь? — спросила Антуанетта, зевая без стеснения.

Тихий стук в дверь заставил вздрогнуть всех троих.

— Кто там?

— Виолетта.

— Что случилось?

— Я из-за Кристофа. Что с ним? Он здесь?

— Нет, его здесь нет, — крикнула Антуанетта, мгновенно вскочила, притянула к себе Кристофа и, толкнув его на кровать, накрыла одеялом. Потом открыла дверь.

Вошла Виолетта. Куда бы она ни приходила, она сразу же оказывалась в центре всеобщего внимания. Ее можно было презирать, но она покоряла, и мужчины против воли поддавались ее чарам и начинали желать ее. Ее богатый опыт с лихвой восполнял неверное очарование невинности. В общем, она была обыкновенной женщиной, умевшей вовремя смеяться, кричать или плакать. И она чувствовала это.

— Так что Кристоф? — спросила Пажи, лежавшая, съежившись, на краю кровати.

Она не решалась двигаться, боясь пошевелить красное одеяло.

— Он натворил глупостей, — заявила Виолетта. — Я хотела вас предупредить, потому что он все равно припрется сюда. Он свел счеты со старой Клеманс. Больше она не будет надоедать беднякам.

— Это сделал Кристоф?

— Да. Люди видели, как он убегал. Во всяком случае я вас предупредила. Мэр и так делает все, чтобы вышвырнуть нас отсюда вместе с кибитками. Не стоит наживать себе новые неприятности с этим парнем… Понятно?

Виолетта вышла. Антуанетта закрыла за ней дверь.

На краю обсаженной акациями тропинки вырисовывались в молочном свете луны два четких силуэта. Жандармы. В форме. Вооруженные до зубов…

Неожиданно Кристоф откинул одеяло.

— Мне уйти?

— Тебе кто разрешил двигаться?

— Теперь ты хочешь, чтоб он остался? — спросила Пажи. — Но это невозможно! Что мы будем делать, если за ним явятся легавые?

— Замолчи! — буркнула Антуанетта.

 

Глава 4

Виолетта резко поднялась, чтобы отодвинуть клетчатую занавеску, закрывавшую окно. Ночь стала почти совсем черной из-за того, что облака закрыли тонкий серпик месяца.

Виолетта великолепно знала здесь каждую тропинку, каждый камешек и каждый прутик. Вон ту ветку шевельнул не ветер, а вот та сосна обычно не отбрасывала такую густую тень. У Виолетты был острый ум.

Она разбудила своего очередного любовника.

— Франческо!

— Заткнись! — ответил мужчина, правда, беззлобно.

— Франческо, легавые.

Мужчина вздрогнул и одним прыжком вскочил на ноги.

— Что ты сказала?

— Смотри!

Откинув покрывало, бывшее когда-то оранжево-зеленым, но давно уже ставшее серым, он по привычке нащупал одежду и сандалии. Одетый, он не чувствовал себя таким беспомощным перед лицом опасности.

Теперь из окна высунулся Франческо.

— Целая армия…

— Это не за тобой, а за Кристофом.

— Что он натворил?

— Подпалил Моржево и замочил старуху.

— Паршиво.

— Они за мальчишкой.

Франческо наконец застегнул сандалии и закурил сигарету.

Опасность не была так уж велика. До восхода солнца оставалось еще добрых два часа. Сейчас легавые ничего не могли сделать, не нарушая закон.

— Плевать им на закон, — сказала Виолетта. — Думаешь, они станут церемониться? Захотят войти, войдут. Станут они соблюдать такие мелочи.

— И найдут меня, — заскрипел зубами Франческо.

— Отпустят. Они не тебя ищут. Не могут же они принять тебя за Кристофа!

— Они найдут причину задержать меня. Знаю я их. Он раздавил сигарету о подошву и засунул ее в карман.

— У меня появилась мысль. Мы займем их. Он спокойно направился к двери.

— Что ты делаешь?

— Ложись в постель и не рыпайся.

— Я не люблю, когда мной командуют, — нарочито ровным голосом заметила Виолетта.

Франческо, уже готовый выйти, обернулся:

— Что?

— То самое.

Он подошел к ней, решительный и опасный.

— А я люблю женщин, которые слушаются.

Она отступила к стене кибитки. Подойдя и прижав ее в угол, он положил свои тяжелые руки на шею девушки.

— Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты начнешь валять дурака?

Она видела только блеск его глаз. Вздрогнув, она попыталась оттолкнуть его и прошептала:

— Ты ведь знаешь, что я сделаю все, что ты захочешь! Он вернулся к двери. Взявшись за ручку, он угрожающе произнес:

— Да. Я это знаю.

Она пожала плечами и закурила сигарету.

Два жандарма, спрятавшись за зарослями акаций, зевали от нетерпения. Сколько еще ждать, не шевелясь, не разговаривая, не куря?

Вдруг один толкнул локтем другого:

— Смотри!

— Ну, дверь открывается.

— Кто-то выходит…

— Наш!

Они привстали, готовые вскочить в любую секунду.

— Идет к нам.

— Пусть идет!

Никто из цепочки жандармов, сидевших в засаде, не подавал признаков жизни. Правда, только эти двое и видели, как Франческо выходит из кибитки.

В лицо Франческо уперся луч фонарика, и он остановился.

— Ну-ка, иди сюда. Документы. Кто такой? Франческо притворился дурачком.

— Я — за доктором. Что вам от меня надо? Она заболела. Что-то серьезное. Пожалуй, подохнет! Пропустите меня!

Жандармы озадаченно переглянулись.

Этот парень не был похож на того, чьи приметы им сообщили. Арестуй его — поднимется шум, тот, второй, который сейчас, может, еще не знает, что окружен, насторожится.

Тишину разорвал болезненный крик Виолетты.

— Слышите? — обратился к ним Франческо, — Она помирает!

— Можно на нее взглянуть?

— Если хотите… врач…

— Ладно, иди за своим врачом…

Франческо не заставил их повторять. Когда он исчез между первых домов деревни, жандармы вошли к Виолетте. К ним присоединился инспектор.

Виолетта, отвернувшись к стене, время от времени кричала и не отвечала ни на один вопрос. Не обращая внимания на ее крики, жандармы тщательно обыскали кибитку изнутри.

Было три часа ночи.

Потом из окна высунулась Пажи. Ее увидели не Сразу, потому что ночь становилась все темнее. К кибитке подошел инспектор.

Он не очень рассчитывал задержать преступника. Ночь пропала зря. Люди напрасно сидели в засаде.

— Можно войти? Полиция! Лицо Пажи окаменело.

— Мы спим. Она знала закон.

Инспектор коротко переговорил с другим полицейским, в форме. Тот грубо и недвусмысленно объяснил ему, куда он засунет этот закон. И потом, можно ли считать кибитку нормальным жилищем? В любом случае можно быть уверенным, что у этих женщин не в порядке документы. Значит…

Инспектор посмотрел на дверь, казалось, качавшуюся над тремя ступеньками. Кто знает, может быть она даже не была заперта?

Прежде чем он подошел, дверь открылась… Вышла Антуанетта.

Все ясно услышали звук поворачивающегося в замке ключа.

Антуанетта не успела сделать и трех шагов, как ее окружили полицейские.

— Куда ты идешь?

— Я гуляю, — ответила Антуанетта с притворно скромным видом.

Инспектор почувствовал, что в нем поднимается волна непреодолимой ярости.

— Берегись, малышка! Как бы тебе не нажить неприятностей! Кто у тебя?

— Моя мать.

— А еще?

— Никого.

— А парня случайно нет? Блондина лет девятнадцати?

— Что вы выдумываете? — удивилась Антуанетта, взмахнув ресницами.

Одна за другой гасли звезды. Ночь приобрела чернильный цвет. Приближалась гроза. Инспектор включил фонарик и прикрепил его над дверью. Свет падал на Антуанетту и полдюжины полицейских, преграждавших ей путь.

В руках у Антуанетты была плетеная корзинка.

— Я шла за грибами, — мило объяснила она.

— Хватит выдумывать! Открой нам!

— У меня нет ключа.

— Позови свою мать.

— Она опять заснула.

Они несколько раз ударили в дверь, но не получили никакого ответа. Зато услышали грохот передвигаемой внутри мебели, доказывавший, что в кибитке не спали.

— Ладно, — сказал инспектор. — Как бы то ни было, ждать осталось недолго.

— Я могу идти? — простодушно спросила Антуанетта.

— Я тебя предупреждаю, — зарычал инспектор. — Если мы найдем подозреваемого у вас, это будет дорого стоить и тебе, и твоей матери! А теперь убирайся!

— Спасибо, месье, — крикнула Антуанетта, — я пойду поздороваюсь с Виолеттой. Кажется, она подыхает! Я хочу взглянуть…

Теперь полицейские даже не пытались прятаться. Они окружили кибитку плотным кольцом.

Наконец стрелки часов показали четыре. — Открывай, или я выломаю дверь! — закричал инспектор.

Пажи со спутанными волосами, часто моргая глазами, бормоча проклятья, похожая на ужасные видения апокалипсиса, повернула ключ и отодвинула засовы.

Полицейские ворвались внутрь.

Они увидели матрац, прикрытый красным одеялом, швейную машинку, три сундука, керосиновую лампу, два литра жавелевой воды, сваленные в кучу прутья для плетения корзин, несколько кастрюль и старое тряпье. Полицейские перевернули все.

Никаких следов Кристофа.

Они и не подумали извиниться перед Пажи, отекшее лицо которой, пока они уходили, не выразило ни радости, ни возмущения.

Через некоторое время она улыбнулась.

Хлынул проливной дождь.

 

Глава 5

— Жак!

— Папа?

Как всегда, этот юноша и этот мужчина, совсем не похожие друг на друга, встречаясь, испытывали смущение. И в то же время их ложное положение делало их союзниками против остальной семьи.

— Где все?

— Завтракают. Обсуждают. Кажется, тетя Клеманс оставила завещание.

Солнце уже палило нещадно. Поль Моржево повел молодого человека через парк к лесу. Ни тот ни другой не любили семейные советы. Жак — потому что его жизнь шла в другом месте, а Моржево чувствовал, что на него там смотрят, как на чужака.

Он единственный из них был корсиканцем по происхождению, и его соотечественники до сих пор злились на него за брак с «иностранкой». Почему он женился на Катрин? Она была элегантна, хороша собой. А он был обычным молодым человеком, без состояния, без честолюбия. Он никогда не любил ее.

За него решили обстоятельства…

— Что ты обо всем этом думаешь?

Он старался обращаться с Жаком по-товарищески, а Жак в ответ демонстрировал по отношению к нему безукоризненную вежливость, прекрасно понимая неуместность сыновней привязанности.

— Рассуждая логически, — сказал Жак, — драгоценности из сейфа могла взять только Клеманс. А сделала она это, чтобы помешать нам завладеть ими после ее смерти.

— Не могла же она забрать их с собой!

— Может быть, она хотела завещать их кому-нибудь конкретно?

— Она опасалась нас…

Моржево, ссутулившись, шел по дорожке. Он выглядел, как мелкий служащий накануне ухода на пенсию. Его одежда всегда была помятой, волосы чересчур длинными. Он редко выглядел опрятным, и еще реже — энергичным. В нем не было решительно ничего.

Но сегодня его вид был как никогда мрачным и подавленным. Жаку стало немного жаль его.

— Не бери себе в голову. Так или иначе они выпутаются с отелем.

Моржево поднял голову. Его глаза бегали.

— Если бы ты знал, как мне наплевать на их отель! Я спрашиваю себя, что произойдет теперь! И, если хочешь знать, мне страшно!

Это было заметно. Он вспотел от страха. От физического, отвратительного, заразительного страха.

«Хорошая обстановка для моей работы», — подумал Жак.

Ему захотелось поскорее вернуться в Париж…

Из леса доносились смешанные запахи тимьяна, мяты, горький аромат эвкалиптов. Пьянящий запах, выводивший из себя. Они спустились лесом к дороге, ведущей в город.

Ни малейшего ветерка. Казалось, все замерло в таинственном ожидании. Толстый слой пыли заглушал звук их шагов. Над дорогой нависали розовые скалы.

На лугу смуглые черноглазые ребятишки, босоногие, без рубашек, молча дрались, стиснув зубы. Не было слышно ни единого крика.

Вдали угадывалось море…

— Давай дойдем до города, — предложил Моржево. — Зайдем к нотариусу насчет завещания.

— И что нам это даст?

— Надо узнать. Ведь не просто так убили Клеманс? Я хотел бы выяснить, кто ее наследник.

Им мог быть лишь член семьи. Если только Клеманс не пожертвовала свое состояние благотворительным организациям. Но она не была святошей.

— Но, — возразил Жак, — наследство все равно исчезло.

— Может быть, мы узнаем, кто ей наследует.

Жак сделал раздраженное движение. Кто бы ни стал наследником, результат будет один и тот же: все остальные члены семьи объединятся и будут давить на него. Все оговорено заранее — деньги должны пойти на строительство отеля. Отказаться — значит навсегда порвать с семьей. Кто из них решится на это?

— Я мог бы, — прошептал Жак, — но наследую не я. Он никогда не ладил с Клеманс.

К тому же она все прекрасно знала и не могла ничего изменить. Такая уж у них семья. Может быть, составить завещание ей понадобилось потому, что она придумала какую-нибудь хитрость?

— Если хочешь знать мое мнение, — сказал Моржево, — Клеманс всегда была занудой.

Нотариус не пожелал вскрывать завещание до тех пор, пока все семейство Моржево не будет в сборе.

Он довез Моржево и Жака до дома. Было около полудня. В столовой, стены которой покрывали зеркала в рамах из резного дуба, был накрыт стол. Сидя в глубине залы, под портретами прабабок, Катрин грызла соленый миндаль. Дедушка потягивал чинзано. Юбер тоже был здесь.

— О, это наш дорогой нотариус! — воскликнула Катрин. — Какую скверную новость вы нам принесли?

Нотариус ответил не сразу. Он был явно смущен.

— Новость столь ужасна? — пошутила Катрин. — Я не предлагаю вам миндаль, вы его не любите! Но выпейте стаканчик.

Нотариус сел и вынул из портфеля пакет. Завещание.

— Ну и что, вскроем его?

Нотариус заявил, что на маленьком семейном собрании отсутствует еще один человек. Все похолодели.

Они почувствовали себя на Северном полюсе, после того как нотариус объявил им, что все свое состояние Клеманс завещала Кристофу, незаконнорожденному сыну Поля Моржево.

 

Глава 6

Проснувшись, Кристоф не сразу понял, где он находится. Грубый голос Виолетты вернул его к действительности.

— И долго ты собираешься тут оставаться?

— Не знаю, — ответил Кристоф. — Сейчас смоюсь.

— Я не спешу, — уверила его Виолетта без особого энтузиазма.

Теперь Кристоф все вспомнил. В прошлую ночь Антуанетта выпустила его из кибитки через люк в полу, находившийся под матрацем, который пришлось передвинуть. Понимая, что при таком скоплении полицейских до леса ему не добежать, Кристоф спрятался между колесами, за подножкой. Потом Антуанетта вышла, и, пока она отвлекала внимание полицейских, он нырнул в темноту к кибитке Виолетты. Ее уже тщательно обыскали. Ему удалось ускользнуть с помощью Антуанетты. Пока что он был в безопасности.

— Я не спешу, — повторила Виолетта, — но и не задерживаю тебя.

Кристоф поднялся.

Однако, прежде чем он успел дойти до двери, вошел Франческо и молча толкнул его назад.

— Что случилось? — спросила Виолетта.

Франческо нашел бутылку вина и налил себе. Долгим взглядом он посмотрел на Виолетту. Та обвязала волосы шелковым платком и надела желтое платье с большими сиреневыми цветами, плотно облегавшее ее жилистое тело.

— Есть новости.

Казалось, Франческо только теперь заметил Кристофа, который стоял, прислонившись к стенке и засунув руки в карманы.

Если на Кристофа смотрели, у него появлялись тяжелые манеры взрослого мужчины, но когда он оставался один, его движения были обычно очень изящны. У него было красивое лицо. Даже слишком красивое, с глазами, специально созданными, чтобы губить души.

Но он этого не знал.

— Что? — поинтересовалась Виолетта.

— Я тебе объясню, — ответил Франческо.

— А я? — спросил Кристоф.

— А ты останешься здесь. Мы что-нибудь с тобой придумаем.

Виолетта против своей воли покорялась приказам Франческо. Она боялась его. Это был горячий человек, не терпевший возражений. О его прошлом было мало известно, за исключением того, что он уже был осужден за убийство. Но случилось это давно, тогда он жил под другим именем.

Виолетта любила принимать мужчин, которые ей нравились, и тогда, когда ей хотелось. У нее был переменчивый характер. Она совершенно не желала возиться с Кри-стофом. В ее голове уже мелькали способы, как от него избавиться. Но прямо возражать Франческо не стоило: это было бы неосторожно.

Приходилось делать вид, что соглашаешься.

— И на сколько он у меня останется?

— На сколько я захочу. Дайте мне действовать, и мы все разбогатеем.

— Из-за Кристофа? — изумилась Виолетта.

— Из-за Кристофа, — подтвердил Франческо. Кристоф поднял на него удивленные глаза.

— Что я должен делать?

— Что велят. Пока — молчи. Понял? Может, тебе не нравится? Ты не доволен? Хочешь еще что-нибудь?

— Я ничего не хочу, — возразил Кристоф.

— Это уже слишком много, — усмехнулась Виолетта. Франческо бросил на нее недоверчивый взгляд.

— Что у тебя в кармане? — спросила Пажи.

— Отстань! — ответила Антуанетта, ставя корзинку рядом с собой.

Она пыталась подсунуть большой камень под чугунную плитку, на которой медленно нагревался котелок с водой. Ветер непрерывно сбивал пламя. Она не знала, куда от него деваться. Сидевшая на ступеньках кибитки в трех шагах от нее Пажи плела корзинку, но вдруг закашлялась, ей в глаза попала горсть пепла.

— Да оставь ты его! — крикнула она.

— Но он опрокинется!

— Что ты хочешь сделать?

— Прокипятить рубашку Кристофа, она вся в крови…

— Антуанетта! — раздался голос Франческо.

— Не нравится мне этот тип, — заметила Пажи. Антуанетта оставила плитку, котелок перевернулся — вода залила огонь — и побежала к Виолетте.

— Чего?

Она зло посмотрела на Кристофа. Она думала о нем с самого утра. Без ее помощи он попал бы в лапы жандармов. Он целиком зависел от нее, это ей нравилось. Если долго смотреть на кого-нибудь, он непременно посмотрит на вас. Но Кристоф вырезал из орешника рогатку и не обернулся. Виолетта состроила выразительную гримасу.

— Зачем ты меня звал? — спросила Антуанетта Франческо.

Франческо улыбнулся ей, как улыбаются зверьку, которого хотят приманить. Он был не очень уверен, что у него получится то, что он задумал.

— Мы ведь всегда хорошо ладили с тобой?

— А я, — вмешалась Виолетта, — не стала бы связываться с этой соплей.

— Тебя никто не спрашивает, — отрезал Франческо. — Речь идет о Кристофе. Если за ним не присмотреть, его засекут. А если его схватят — всему хана. Надо помешать ему шататься туда-сюда. Сможешь?

— Я не уйду. Я не хочу уходить… — уверил Кристоф, вырезая геометрический узор на рукоятке рогатки.

— Я слышал, — сказал Франческо. — Но я тебя знаю. И Виолетту тоже. Она вышвырнет тебя через пару дней. Пажи никого удержать не может… Значит, Антуанетта?

Антуанетта прошлась по кибитке, подозрительно оглядываясь по сторонам. Они пинком опрокинула горшок с чахлым цветком и вытерла пальцы о занавеску. Кристоф продолжал вырезать.

— И что это нам даст?

— Это мое дело. Я все беру на себя. Надеюсь, ты мне доверяешь?

Антуанетта села на кровать. Кристоф занялся вырезыванием своих инициалов. Она повернулась к Франческо и спросила:

— А если Кристоф не захочет меня слушать, что мне делать?

Франческо сел рядом с ней. Осторожно и даже нежно, будто игрушку или конфету, он вынул из кармана темный металлический предмет.

— Умеешь с ним обращаться?

— Давай, — сказала Антуанетта.

Это был старый мелкокалиберный револьвер, отполированный руками прежних владельцев. Она с серьезным видом осмотрела его. Она умела обращаться с оружием.

— Если кто пристанет к тебе — стреляй по ногам, — приказал Франческо.

Антуанетта откинулась на постель.

— Ладно. Я останусь с ним, — заявила она. Неожиданно она схватила рогатку Кристофа, переломила ее о колено и выбросила обломки в окно.

Удивленный Кристоф вскочил, готовый ударить ее.

— Почему ты такая злая?

— Не знаю, — призналась Антуанетта. — Надо как-нибудь развлекаться…

— Ну, — недовольно обратилась Виолетта к Франческо, — сейчас начнется.

— Знать ничего не хочу! — ответил Франческо.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Вскоре он услышал пронзительный крик, но не понял, кто из троих кричал. Ему было совершенно безразлично. Его интересовало только то, что Кристоф стал наследником Клеманс. Он только что узнал это от горничной Моржево и подумал, что такой шанс нельзя упускать.

На доме Моржево не было тени. Все заливал яркий солнечный свет. Дом, похожий на крепость, сверкал всеми железными скобами балконов.

Катрин закрыла зонтик и первой вошла в большой салон. На ней было платье с глубоким декольте, подчеркивавшее фаянсовую голубизну ее глаз и тяжелую массу венецианских волос. Катрин умело сохраняла свою зрелую красоту.

Она вошла не торопясь как бы с почтением. На стенах висели портреты предков, голубоглазых и светловолосых, оттенок шевелюры варьировал от пшеничного до огненно-рыжего. Изображенные на портретах женщины были удивительно похожи на Катрин.

Она села в кресло, накрытое покрывалом, краски которого еще не выцвели.

Когда-то здесь стояла мебель Булля и других знаменитых мастеров, но оригиналы один за другим заменили копиями или просто подделками, купленными за гроши у антикваров. Но, несмотря ни на что, обстановка впечатляла. Над ней нужно было господствовать, иначе она подавляла. Пожалуй, лишь одна Катрин соответствовала этому стилю торжествующей роскоши.

Она не без сожаления думала, что со всем этим придется расстаться.

— Они все еще на террасе, — сказал Юбер, входя вслед за ней. — Допивают кофе. Они придут…

— Юбер! — перебила его Катрин.

— Да?

— Когда мы уезжаем?

Он сделал неопределенный жест:

— Если бы это зависело только от меня…

— Но должны же эти драгоценности где-нибудь быть! Ведь не могли они раствориться в воздухе!

— Будем надеяться!

Они решили уехать в Англию и там начать новую жизнь. Но уехать без денег было невозможно. Деньги — это единственное, без чего нельзя уехать. Катрин знала, где можно тайком продать фамильные драгоценности. Еще вчера она и Юбер думали, что разработали свой план до мельчайших деталей. Но в плане был один недостаток: они не сумели заполучить драгоценности. Те попросту исчезли из сейфа Клеманс, и никто не знал, что с ними стало.

— Ну так ищите их! — холодно произнесла Катрин. — Покажите, что вы не кукла! Или я поверю, что у вас не больше мыслей, чем у моего мужа! Стоит бросать одного…

— Вы несправедливы, — возразил Юбер, не повышая своего хорошо поставленного голоса.

У него, напротив, было множество мыслей, и он часто применял их в жизни. Он незаметно забрал в свои руки дела семьи Моржево и стал незаменимым. Он так сумел подчинить себе Катрин, что та верила, будто решения, подсказанные им, родились в ее собственной голове. Это он первым подумал оставить Корсику. Он чувствовал, что способен на большее, чем завладеть на глазах у всех женой и имуществом другого…

— О чем вы говорите? — закричал дедушка, врываясь как ураган, хлопая стеклянными дверями и опрокидывая по пути столик. — О нашем маленьком Кристофе? — продолжил он, усевшись на свое место. — Я в восторге от всего этого! Он ведь немножко мой внук. Вернее, мог им быть…

— Очевидно, — заметил Жак, — он теперь член семьи, раз наследует…

— Оставь, пожалуйста, свой неуместный юмор, — перебила его Катрин. — Ситуация достаточно печальная…

Она бросила на мужа, вошедшего последним, взгляд мученицы. Но Моржево то ли не испытывал угрызений совести, то ли думал о чем-то своем, и не отреагировал.

— Самое скверное, — опять заговорил Жак, — что никто не знает, где Кристоф. А когда его найдут, его арестуют за убийство. И Бог знает кому тогда достанутся драгоценности!

Он поставил на проигрыватель пластинку со скрипичным концертом Альбана Берга. Катрин имела склонность к экзотическим ритмам, Юбер делал вид, что любит Бар-тока и Вивальди, дедушка не стыдился признаться в пристрастии к застольным песням. Что касается Моржево, никто никогда не интересовался его вкусами.

— Нет, — произнесла Катрин, поворачивая ручку, чтобы уменьшить звук, — его не арестуют, потому что к тому времени найдут подлинного убийцу.

— Подлинного? — переспросил Моржево.

— Ну да! Того, кто убил, — объяснил дедушка, не понимавший того, что Паскаль называл «прелестью оговорки».

Катрин сделала вид, что шокирована. Тонкий дымок сигарет витал вокруг элегантной мебели, редких безделушек, севрских ваз и тяжелых позолоченных рам. Все думали о преступнике. Они представляли его неотесанным мужланом, высоким, сильным, небритым, может быть, пьяницей. Внешность негодяя. Необразованный. Сомнительная репутация. Судимости… Идеальный преступник… Тем временем к дому подбирался Франческо. Он был одет в парусиновые брюки с заплатками на коленях и рваную грязную белую рубашку, оставлявшую открытым загорелый мускулистый торс. Он гордо нес свое словно из камня выточенное лицо с квадратным подбородком, изрезанное глубокими шрамами и сразу говорившее, кто он такой: бандит с большой дороги.

Корсика, возможно, единственный уголок, где таким людям еще вольготно живется.

Он обошел постройки. На его поясе висел нож с тонким лезвием в кожаном чехле. Этот внешне безобидный предмет мог превратиться в грозное оружие. Обычный нож, какие бывают у туристов.

 

Глава 7

Первым Франческо заметил Жак. Он раньше встречал его пару раз в деревне, не зная, кто он такой. О нем рассказывали ужасные истории, но Моржево не интересовались местной жизнью.

Жак с озабоченным видом поднялся.

— Что случилось? — спросила Катрин.

— Пойду посмотрю, — ответил Жак.

Он считал преждевременным бить тревогу лишь из-за того, что вокруг дома бродит подозрительный тип.

Он вышел в сад, но мужчина уже исчез. Жак осмотрел кусты, дальние уголки дома и входы в погреба, но никого не нашел.

Навстречу ему вышел Поль Моржево.

— Ты нашел его?

— Нет.

На лице Моржево вновь появилось выражение тревоги, вызывавшее у Жака отвращение. У этого человека совершенно не было чувства собственного достоинства. Жак испытывал к отцу почти физическую неприязнь, которую не мог преодолеть. Как Катрин, такая красавица, могла… Моржево развивал свою мысль:

— Надо бы проверить замки. Старые звонки можно переделать в систему сигнализации…

— А что, если убийца — один из нас? — пошутил Жак. Но Моржево не оценил его юмора. Он боялся…

Жаку было двадцать. Он нуждался в моральном обосновании своих поступков, особенно тех, которые представлялись ему достаточно значимыми. Но его мораль была субъективной. Несколько дней назад он рассуждал сам с собой:

«Я представляю определенную интеллектуальную величину и призван кое-что совершить в этом мире, должен ли я ставить сам себя в затруднительное положение с самого начала и бесцельно потерять много лет — именно тех, которые называют самыми лучшими в жизни, — только потому, что мне не хватает денег, чтобы завоевать себе свободу и независимость? В этом доме живет старуха, не нужная никому, которую никто.'не будет оплакивать, потому что она сама никого не любит. Она достаточно пожила на свете и больше ни на что не годится. Из этого я делаю вывод, что ее смерть не станет преждевременной и не вызовет сожалений. Часть ее денег по праву принадлежит мне. Ее смерть была бы настолько полезной для меня, что я могу без ложного стыда ускорить ее, и, делая это, буду лишь до конца логичен по отношению к самому себе…»

Но этого-то Жак и не сделал. Он не был логичен по отношению к самому себе. Клеманс убил не он.

Кто-то сделал это за него. Очень хотелось знать — кто.

Он не верил в виновность Кристофа, не находя у него достаточных мотивов, к тому же был уверен, что Кристоф не мог открыть сейф. Но другого убийцы он не представлял себе и не мог объяснить пропажу драгоценностей. Во всем этом было что-то, не соответствующее правилам. И это был первый шаг к крушению его мира.

Было и еще одно важное обстоятельство — Антуанетта. Жак хотел эту девушку. Следуя своей невозмутимой логике здорового молодого человека, он плохо понимал, как эта полуголодная девчонка, с кругами под глазами, могла сопротивляться ему. Ну, в начале она могла покочевряжиться, чтобы показаться оригинальной. Но потом? Чего она добивалась? Он растерянно спрашивал себя, сколько денег следовало ей предложить…

Проходя через опустевшую к четырем часам дня деревню, он непрерывно думал об этом. Стояла невыносимая жара. Кружившие вокруг него насекомые непрерывно трещали, а у него трещала голова, но он решительно шел по середине дороги, гордо распрямив плечи. Он не любил выглядеть страдающим, хотя бы и от жары.

Омерзительное поведение Моржево, человека, которого ему приходилось называть отцом, вызывало у него отвращение. Чего он боялся? Да, тетю Клеманс убили, ну и что дальше?

Жак не видел причины для страха.

Он подошел к кибиткам. На протянутых между ними веревках сушилось белье. Рядом лежал матрац, из огромных дыр которого ветер выдувал солому. Истоптанная земля была замусорена огрызками овощей и битой посудой.

Жак остановился, возмущенный и зачарованный этой грязью и нищетой. Все это было неотделимо от Антуанетты. Это был ее мир, куда он никогда не сможет войти.

Но это неважно. Он хотел Антуанетту и все.

Он сильно потряс дверь кибитки, но та не открылась. Задетый этим, он позвал. Он был лишен сословных предрассудков и все же никак не мог понять, почему ему, пришедшему в столь жалкое место, не спешили открыть дверь.

Пажи распахнула окно.

— Уходите, месье.

— Мадам Пажи…

— Просто Пажи, без мадам. Уходите. Это лучшее, что вы можете сделать. Вы не знаете Антуанетту, а я знаю. Она — моя дочь. И если я советую вам не подходить к ней, то только ради нее и ради вас. Мне вы симпатичны.

— Я знаю, что мне нужно делать! — заявил Жак.

— Тем хуже, — ответила Пажи.

Она засмеялась, закрывая окно, и Жаку стало не по себе. Но он тут же подумал, что Антуанетта, должно быть, у Виолетты — иначе она бы отозвалась, — и он постучал в дверь второй кибитки.

— Что вы тут делаете?

Жак обернулся и оказался лицом к лицу с Франческо, недоверчиво разглядывавшим его.

— А вы? — спросил Жак.

Жак прекрасно знал, что не один обхаживает Антуанетту. Но есть еще и Виолетта. А Франческо не производил впечатления человека, увлекающегося женщинами. Сюда его привело какое-то серьезное дело и, судя по выражению его лица, он так просто не отпустит молодого человека.

— Я? — переспросил он.

Его рука схватилась за висевший на поясе нож.

Жак имел некоторое представление о дзюдо. Он вспомнил лицо Франческо, когда тот кружил возле их дома. На нем было то же выражение, что и теперь. Он напоминал окруженного охотниками зверя. Жак невольно подумал о паническом страхе Поля Моржево…

Он неожиданно опрокинул своего противника приемом, который в спортзале назвали бы запрещенным, и, воспользовавшись своим преимуществом, обезоружил его. Франческо пытался продолжить борьбу, но теперь уже Жак стал угрожать ему оружием. Он приставил острие лезвия к его горлу и, прижав противника к земле, сильно ударил его другой рукой; Жак не собирался убивать. Увидев, что Франческо потерял сознание, он остановился, вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Он шумно дышал, из глаз исчезло обычное выражение. Он был возбужден. Встав, посмотрел на лежавшего у его ног человека.

Теперь ему нельзя было оставаться рядом с кибитками или заходить в них.

Он решил спрятаться где-нибудь поблизости и подкараулить Антуанетту, когда она пройдет мимо. Спешить ему некуда. Он подождет. Рано или поздно она выйдет и будет одна…

Он затаился в пятидесяти метрах от повозок, за колючим кустарником. Тень от похожих на зонтики сосен немного освежала тяжелую атмосферу, и все же жара по-прежнему была невыносимой. Он снял мешавший ему галстук и расстегнул ворот рубашки.

Он ясно представлял себе Антуанетту, ее крепкое тело, маленькие загорелые ладошки, готовые сжаться в кулачки, ее неистовство, с трудом скрываемое под опущенными ресницами, и воображал, как докажет ей, что он сильнее. И она признает это. Против своей воли…

Нож, отнятый у Франческо, упал на мох, но он не подобрал его. Он был слишком занят…

Он так глупо отвлекся…

Ножа рядом уже не было. Жак не сразу понял это, вскочил и закричал. Но он был прижат к кустам, как будто нарочно посаженным так, чтобы окружить его и помешать бежать. Нож приближался к его груди…

Виолетта стояла в своей кибитке, уставив глаза в пустоту и прижавшись алыми губами к оконному стеклу. На ней была мандаринового цвета туника с разрезами по бокам, ее кожа была загорелой и гладкой. Она думала о взгляде, брошенном на нее солдатом, приехавшим в деревню в отпуск.

Сидя на кровати, Кристоф и Антуанетта склонили головы над книгой. Светлые и черные волосы перемешались. Антуанетта сжимала в пальцах револьвер, лежащий в кармане ее фартука, а Кристоф читал вслух. Читал он плохо, спотыкаясь на трудных словах.

Эту измятую книгу они нашли у Пажи:

Кристоф, завороженный магией слов, спросил:

— Что это значит?

— Ничего, — ответила Антуанетта.

Кровь, струившаяся из груди Жака, смочила мох и сосновые иголки вокруг его тела. Треск стрекоз становился невыносимым…

В другой кибитке Пажи чинила перину, из которой вываливались перья. Она думала о Франческо, чьи широкие планы казались ей нереальными, и беспокойно спрашивала себя, что с ними со всеми будет, как они станут жить и что есть в случае неудачи.

 

Глава 8

— Франческо!

Он вошел к Пажи, и она тотчас перестала вдевать нитку в иголку. Она с ужасом вгляделась в его опухшее лицо.

— Ты откуда?

— У тебя есть вода?

Смущенно бормоча, она порылась в сундуке, нашла чистые тряпки, и поставила ведро с остатками воды на спиртовую горелку. Она сделала ему припарку из трав, и опухоль, натягивавшая его шрамы, спала.

Жалобный крик ночной совы заставил обоих поднять голову.

— Это тебе?

— Да, — ответил Франческо.

Так местные мальчишки предупреждали его о приближении жандармов.

— Я смываюсь. Пусть Антуанетта подумает над тем, что я ей сказал!

Он быстро вышел из кибитки…

Инспектор из Аяччо вместе с полицейским в форме топтался за акациями. Его отыскали в гостинице, где он остановился после убийства. Один браконьер обнаружил труп Жака Моржево. Он ни к чему не притронулся.

Сзади полицейских визжала стайка ребятишек, один грязнее другого. Их даже не пытались отгонять, слишком много их было.

Браконьер погонял палкой пару коз и показывал полицейским, куда идти. Проходя мимо кибиток, он перекрестился, чтобы отогнать злых духов. Он был не очень бойким. Да еще полицейские из хитрости обращались с ним весьма фамильярно…

Наконец они вышли на лесную опушку.

— Вот здесь.

Нож узнал хозяин гостиницы. Он принес носилки по приказу медэксперта, приехавшего на машине, едва ему сообщили об убийстве.

— Это же нож Франческо!

— Чей?

— Франческо. Контрабандиста…

Инспектор понял, что слово «контрабандист» было слишком деликатным для обозначения деятельности упомянутого человека.

Его нужно было арестовать.

И, главное, нужно помешать ему получать помощь от всей деревни. Следовательно, действовать надо быстро. Инспектор побежал назад, в деревню.

— Я не убивал его! — вопил Франческо в задней зале местного бистро.

Он был великолепен. Официантка даже раскрыла рот от восхищения. Хозяин заведения не знал, как заставить его замолчать. Удивленные, взволнованные, ничего не понимающие завсегдатаи оставили карты, отложили меню, отставили стаканы. Новость разнесли ребятишки своими нежными голосочками. Увидев, что их поняли, они потихоньку убежали сеять панику в других местах…

— Его ведь твоим ножом! — упрямо заметил кто-то.

— Я вам говорю: он украл его у меня!

— Кто?

— Сын Моржево.

— Его-то и убили!

— Черт!

— Тебя возьмут, Франческо!

Все повернули головы. Виолетта открыла дверь и остановилась на секунду, медленно покачивая бедрами. Дыхание мужчин стало прерывистым.

— Я не хочу неприятностей! — закричал хозяин.

— Что случилось? — спросил Франческо.

— Все дороги под охраной. Они обыскивают все дома. У них твоя фотография. Завтра ее напечатают в газете!

— Сволочи…

— Тебя поймают, как крысу.

Виолетта прислонилась к двери, и разрез платья высоко открыл ее ногу. Молодой солдат-отпускник задохнулся и покраснел.

— Они явятся сюда, — настаивала Виолетта. — Они идут за мной.

— Сдавайся, — посоветовал хозяин.

— Окно, — подсказала Виолетта.

Один из жандармов повернул ручку двери. Франческо уже бежал через лесные поросли.

На следующий день весь район считал его врагом общества номер один. Его приметы были сообщены всем полицейским постам. Его фотографию напечатали в газетах. Всем дали понять, чем рискуют те, кто ему поможет.

Он прятался в горах, это точно. Но где? Инспектор подумывал прочесать местность с собаками. — Второе убийство в одной деревне, в одной семье — это слишком. Это настораживает.

Кристоф ждал ночи.

Антуанетта засыпала быстро. А вот Виолетта не спала.

Кристоф лежал неподвижно, широко раскрыв глаза. Он ждал благоприятного момента. Антуанетта поставила кровать поперек двери, так что выйти, не разбудив ее, было невозможно. Она выпустит его только, когда проснется.

Но он все равно уйдет. Через окно.

В темноте он чувствовал на себе взгляд Виолетты. Почему она не засыпает? Она раздражала его. Он пошевелился, и она привстала.

— Ты спишь? — прошептала она.

— Да, — буркнул он. Приходилось начинать все сначала.

Он терпеливо прождал четверть часа, прислушиваясь к ровному дыханию Антуанетты. Он чувствовал, что Виолетта делает то же самое. Слышал, как она тоже задерживает дыхание. Так не могло продолжаться.

Лежа на покрывале, он придвинулся к перегородке. В этот момент он наткнулся рукой на коробок спичек. Он вздрогнул и открыл его. Может быть, из-за темноты, а может, из-за запаха фосфора, так хорошо ему знакомого, он до боли ясно вспомнил, как поджег мастерскую.

Заново переживая поджог, он машинально вытащил из коробка одну спичку. Он едва удерживался, чтобы не закричать.

— Как душно! — вздохнула Антуанетта.

— Замолчи, — ответила Виолетта, — Кристоф заснул…

Он лежал скрючившись, потирая о ладонь шершавую головку спички…

Почти не сознавая, что делает, он поднялся и повторил свой жест. Выскочил голубой огонек.

— Что ты вытворяешь?

Антуанетта включила карманный фонарик и сурово посмотрела на Кристофа.

— Ты с ума сошел?

— Я всегда это говорила. Никогда не знаешь, что у него в голове, — прошептала Виолетта.

Он стоял перед ними с пугающе пустыми глазами.

— Пропустите меня!

Они инстинктивно отпрянули.

Не глядя на них, он подошел к двери, отшвырнул кровать, снял щеколду.

— Ты куда? — воскликнула Антуанетта. Он не ответил.

Только тогда Антуанетта вспомнила о своем револьвере. Но пока она его отыскала, Кристоф скрылся из виду.

Он долго шел, сам не зная куда, Ветер развевал его волосы. Перед его глазами плясали тысячи звезд…

 

Глава 9

Еще не наступила полночь.

Дом Моржево превратился в настоящую крепость. Тревога внезапно охватила всю семью. Они все заперли, закрыли окна железными ставнями, поставили на двери новые засовы.

Тело Жака отвезли в мэрию.

Семья забилась в малый салон, темную комнату с обильной позолотой на потолке, теперь потускневшей. Мебель была затянула черными чехлами. Стены закрыты красными драпировками. Картины изображали батальные и охотничьи сцены. Два маленьких светильника с красными абажурами отбрасывали рыжеватый свет на лица.

Они едва осмеливались взглянуть друг на друга. Им нечего было сказать друг другу. Каждый замкнулся в своем ужасе. Кто станет следующей жертвой?

И все ради драгоценностей…

— Стучат, — неожиданно прошептал дедушка.

— Где?

— Во входную дверь, в. холле.

Катрин лежала в кресле. Она еще не надела траур. Ее светлое платье резко контрастировало с угрюмым видом. Скорбь ее была более тяжкой, чем скорбь матери. Скорбь зверя, у которого отняли детеныша. Она не плакала. Она словно окаменела.

— А если это ловушка? — проговорила она.

— Чья?

— Убийцы.

— Он бы не стал объявлять о себе.

— Я посмотрю, — сказал дедушка.

Юбер подозрительно посматривал на Катрин. Ее скорбь его не тронула. Он ей не верил. Она разыгрывала роль. И 10 спектаклем могло последовать какое-нибудь предательство…

Тридцативосьмилетний Юбер был хорош собой, умен, очень честолюбив, его вкусы были эклектичны, тщеславие — безгранично. Жизненный опыт сделал его безжалостным. Знакомясь с человеком, он сразу же предполагал худшее. Он давно понял, что худшее — всегда вернее. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что он — подонок и хорошо приспособился к жизни. Жить-то надо.

Уж не нашла ли Катрин драгоценности и не собирается ли она бежать без него? Но он физически необходим ей. Он старался успокоить себя…

Моржево, как всегда, выглядел погруженным в созерцание собственной посредственности. Он оказался бы на своем месте за конторскими книгами, в сером халате. И его можно было вычеркнуть из мира живых, где ему нечего делать. Но обычно такие живут до глубокой старости.

Вскоре дедушка вернулся. За ним шел плохо причесанный подросток. Кристоф. Все изумились.

Они не думали, что он придет сам. Откуда он взялся? Он поднял глаза.

Они жадно смотрели на него. Шакалы, готовые броситься на добычу. Катрин выпрямилась в кресле. Юбер добродушно улыбался. Моржево выглядел настороженным.

А дедушка сохранял замкнутость, за которой скрывался интерес.

Где можно быть более счастливым, чем в своей семье? Кристоф робко сел на табурет.

— А вот и я, — простодушно произнес он.

Это прозвучало смешно, но никто и не подумал засмеяться.

Он быстро оглядел непривычную для него обстановку, не понимая, зачем нужны эти темные цвета, красные драпировки, не пропускающие свет. Все выглядело ненастоящим. Он не мог бы здесь жить. Ему казалось, что он в театре.

Все члены семьи переглядывались. Как его разговорить? Что он знает о драгоценностях? Его нельзя настораживать. Нельзя и показывать свою заинтересованность.

Юбер протянул ему сигарету, но Кристоф не курил.

Катрин по-матерински спросила:

— Ты убежал от полиции? Он кивнул.

— Где ты прятался?

Он неопределенно кивнул головой:

— Там.

К нему подошел Моржево. В конце концов, это был его сын. Он, правда, о нем не заботился, но имел на него права. Существует же голос крови.

— Ты обычно спал на риге, до того как она сгорела, да?

— Да, — отозвался Кристоф.

— А ты разговаривал с тетей Клеманс, когда она гуляла по вечерам?

— Да.

— О чем?

— Она была чокнутой, — откровенно ответил Кристоф.

Он наморщил нос, поразмыслил и добавил:

— Она говорила, что ее хотят убить…

Дедушка кашлянул, прочищая горло, посмотрел по сторонам и заговорил:

— Сейф…

Но Кристоф внезапно поднялся. Он не слушал.

— Ах да, вспомнил! — закричал он.

— Вспомнил? — мягким голосом спросила Катрин.

Он покопался в карманах и наконец нашел листок, который искал.

— Вот!

— Что «вот»?

— Я должен был отдать это тете Клеманс.

— Когда?

— В тот день. Но она умерла, и я не знаю, что делать. Юбер осмотрел бумагу. Это была банковская расписка.

Дата на ней показывала, что выдали ее до убийства.

— Откуда у тебя это?

Кристоф как раз хотел рассказать. Клеманс велела ему отнести в городской банк шкатулку. Он взял велосипед и поехал. Взамен ему дали эту бумажку.

Он снова поднял глаза и заметил, что на него смотрят с изумлением.

Он опять пожал плечами.

— Ты переночуешь здесь, — сказала Катрин. — В комнате Жака.

Его нельзя было отпускать до того, как драгоценности попадут к ним в руки.

— Давай.

Дедушка завладел распиской.

Кристоф стал разглядывать свои дырявые башмаки. На него смотрели. Им восхищались. Он был слишком мил. Сам он едва сдерживал приступ смеха, а о его присутствии вскоре уже забыли. Они избегали смотреть друг на друга. Если драгоценности лежали в банке, значит Клеманс убил не грабитель? Значит, ее мог убить наследник? Но кто?

— Надо положить расписку в сейф, — предложил дедушка.

Великолепный выход. Дедушка наберет комбинацию, а ключ возьмет Моржево.

Юбер и Катрин обменялись взглядами любовников.

Дедушка открыл шкаф и достал оттуда бутылку и стакан.

Моржево распрямился, как переводящее дух загнанное животное.

Кристоф зевнул…

В комнате Жака валялся разбитый диск.

 

Глава 10

Кристофа устроили в комнате Жака. Катрин звонила своей портнихе.

Юбер собирался отправиться на стройку. Он часто ездил туда на поезде. Приходилось делать вид, что интересуешься ею. Моржево его сопровождал…

В конце дня дедушка наладил старую машину с ручным управлением. Ехать за драгоценностями поручили ему.

Итак, дело завершилось. Скоро они вернут себе драгоценности. Закончат строительство отеля. И жизнь опять пойдет, как прежде.

Они будут приносить яркие цветы на могилу Жака, который не должен был умирать так рано…

Мотор покашливал и на камнях то там, то тут оставались лужицы бензина, отравлявшего воздух и даже заглушавшего запах лаванды. Дедушка поправил зеркало заднего обзора и осторожно нажал на акселератор. Дорога была очень плохой. Неровная, узкая, с крутыми поворотами. Слева — обрыв, справа — отвесные скалы, откуда в любую минуту могли сорваться камни. И солнце. Палящее солнце.

Дедушка резко затормозил, чтоб посмотреть на девушку, стоявшую на повороте дороги. Вокруг ее загорелого полногубого лица с величественным бесстыдством развевались волосы, а платье цвета морской волны плотно облегало ее тело. Это была Виолетта.

— Подвезете?

Дедушка засомневался. Никогда не знаешь, чего ждать от этих цыганок. Говорят, они немного колдуньи. И все как одна — шлюхи и воровки.

— В город.

— А обратно? Я вернусь не сразу!

— Ничего, — сказала Виолетта. — Выкручусь.

Она держала в зубах цветок ракитника и, смеясь, жевала его. Он раздосадовано посмотрел на нее. Она продолжала смеяться.

— Ладно, — сказал он наконец. — Садись скорее.

Она открыла дверцу и проскользнула на сиденье, принеся с собой все запахи леса.

Снега левого склона Монте Чинто отражали солнечные лучи. Далеко внизу, на фоне безоблачного неба, вырисовывались сосны. Быстрая речушка разрезала долину. Среди деревьев затерялась маленькая полянка.

Франческо, поймав в силки зайца, спокойно поджаривал его. Пускай легавые побегают. Они его не найдут. Он знал все тропинки, гроты, все неровности почвы, куда мог спрятаться человек. Он был уверен в себе.

Один друг в Бастии добывал ему фальшивые документы. Он переберется на континент. Марсель — город больших возможностей.

История с драгоценностями не клеилась. Надо ее бросать.

Огонь угас тихо, без дыма. Нужно иметь большой опыт разжигания костров, чтобы не было дыма, по которому его можно засечь. У Франческо был такой опыт. Внезапно он вздрогнул.

Кто-то шел к нему. Гуляющий или легавый? Случайность или… Он поспешно забросал костер землей и залег под куст. Послышалось неумелое подражание крику совы — так сообщала о своем приходе Виолетта. Она время от времени приносила ему хлеб.

Он дождался, пока она выйдет на открытое место. Одна. Никогда не следует полностью доверять женщине. Даже самые лучшие в конце концов продают вас за бесценок. Так уж они устроены.

Она вышла на полянку.

Он покинул свое укрытие.

— Все нормально?

— Да.

Она, видимо, не спешила. Он обнял ее за талию, но она высвободилась.

— Нет.

— Что случилось?

— Мне надо поговорить с тобой.

Он сел, вытянув длинные ноги, и пристально посмотрел на нее.

— Иди сюда.

Она подошла, опустилась на колени и приблизила к нему свое лицо. У нее были алые губы и мутные глаза.

— Это немного рискованно, — прошептала она. — Но если у тебя есть хоть немного смелости…

Медленно приближался вечер.

Дедушка выехал из города. Он пообедал в ресторане. Меню было подобрано со знанием дела. Повидавшись с преданными верными друзьями, он возвращался.

В банке ему отдали шкатулку.

В этот час небо, еще не розовое, приобретает новый оттенок, то ли еще синий, то ли уже серый. Дорога была совершенно пуста.

Дедушка, насвистывая песенку времен своей молодости, вел машину, не рискуя понапрасну.

Он был старым хитрецом, знающим жизнь. Изворотливый, ловкий человек, вдобавок жизнерадостный и прямой. Он без труда обманывал других, но никому не позволял провести себя. Он не боялся нежелательных встреч.

Он был создан, чтобы жить.

Он с удовольствием насвистывал веселый мотив припева.

— Ты ничего не слышишь?

— Нет, — ответила Виолетта.

Дорогу перегородил ствол дерева. Наверху, спрятавшись за скалой, ждали они, Виолетта и Франческо. Небо становилось красным.

— Чую я, что сорвется, — произнес Франческо.

— Почему? — удивилась Виолетта. — Нет никаких причин…

Франческо промолчал. Ожидание становилось мучительным. А если поедет другая машина? Машина легавых, например…

— Ты считаешь, что драгоценности будут с ним?

— В шкатулке. Он сам мне сказал.

Солнце скрывалось за горой. Быстро темнело. Дорога исчезала в сером тумане.

По-прежнему все было тихо.

— Он может поехать другой дорогой!

— Она длиннее!

— Но и оживленнее!

— Надо ждать…

Франческо лег, свесив ноги в канаву. Трава была сухой и жесткой. После тяжелой дневной жары заметно посвежело. Но он об этом не думал. Он пристально смотрел на ствол дерева, лежащий поперек дороги.

Машина дедушки появилась, когда совсем стемнело. Ночь была безлунной. Фары плохо освещали дорогу, и он не заметил препятствия, пока не наехал на него. Он резко затормозил. Бампер заскрежетал о кору молодого дерева.

Вначале он ничего не понял.

Вышел из машины и увидел ловушку. Он вдруг подумал, что может умереть, как и любой другой, и прожитая жизнь показалась ему очень короткой и пустой. Он хотел жить. Не двигаясь, он настороженно всматривался в темноту, догадываясь, откуда может исходить опасность.

Вдали послышался шум мотора.

Возможно, это его спасение.

Он почувствовал, как две руки схватили его сзади за горло. У него было больное сердце. В голове бешено проносились мысли, и какой-то внутренний голос подсказал, что или его задушат, или у него случится приступ. Он не пытался вырваться, покорно оставаясь в руках нападавшего.

Рокот мотора приближавшейся машины становился все яснее.

Дедушка бессильно упал на колени и по прикосновению юбки понял, что его душит женщина. Она была необыкновенно сильной. Ему показалось, что он проваливается в полную пустоту. Над его головой раздались голоса, казавшиеся ему нереальными:

— Он готов?

— Нет.

— Не шути.

— Не вижу ничего смешного…

Он никак не мог понять, что говорили о нем. Все это его не касалось. Убивали не его, а кого-то другого, чье место он занял в кошмарном сне. Сейчас он проснется…

— Сюда едут!

— Драгоценности, живо!

— В машине!

— Они должны лежать в шкатулке!

— А старик?

Через несколько секунд машина будет здесь.

— Он умрет?

— Нет.

— Ты его не слишком сильно?

— В самый раз, чтобы он ничего не видел. Звук мотора стал оглушительным.

Дедушка падал в черную дыру, становившуюся все более глубокой. Бездонная пропасть. Все исчезало, переставало существовать. У него кружилась голова. В глазах что-то мелькало. И больше ничего, ничего. Смерть…

Из остановившегося «дэ эс» вышла пара.

— Он дал дуба?

— Нет.

— А что с ним?

— Ограбили. Все обойдется.

— Этих стариков не пришибешь…

— Таких теперь нет. Сильное было поколение.

Мужчина был молод, женщина — весела. Они расхохотались. Как забавен этот ограбленный старик, лежащий на дороге. Такое увидишь только на Корсике.

Убрав дерево, перегораживавшее дорогу, они сели в «дэ-эс». Будучи отпускниками они не могли терять времени…

Франческо и Виолетта больше не могли бежать. Мускулы ног напряглись, и каждый шаг вызывал резкую боль. В груди горело, горло пересохло, по лицу и всему телу струился пот.

— Все нормально?

— Да.

Они скатились под откос.

Франческо прижимал к себе украденную шкатулку.

Подошла Виолетта. Она не доверяла ему, но и не решалась показывать это. Она скрыла свои страхи за нежным движением.

Он оттолкнул ее.

— Не сейчас. Надо посмотреть.

Он поставил шкатулку на мох и поднял крышку. Виолетта наклонилась, сверкая в темноте глазами. Она с почти чувственным удовольствием воображала, как увидит маленькие камушки, представлявшие собой кучи тысячефранковых купюр. Как приятно разглядывать их!..

Франческо чиркнул спичкой.

Они молчали. Ничто не выдавало их разочарования. Только лица застыли.

В шкатулке действительно лежало несколько камушков, но таких валяется множество во всех речках.

 

Глава 11

Придя в себя, дедушка ничего не мог вспомнить. Он не мог понять, где он и что с ним произошло.

Потом в его мозгу стали всплывать отдельные детали, и постепенно он вспомнил все.

Тогда он расхохотался взрывным, агрессивно-веселым смехом. Он и на сей раз всех провел. Он еще кое-что может.

С трудом поднявшись, добрел до машины и тихо двинулся с места, предварительно убедившись, что черный полотняный мешочек с драгоценностями лежит там, куда он его положил — под сиденьем. Он не напрасно принял предосторожности. Грабители остались ни с чем.

Вспомнил о Виолетте. Это она все подстроила. Он сразу раскусил эту шлюху и подстраховался.

Ее волосы пахли смолой и мятой, а ляжки были круглыми, как цветок тюльпана. Все-таки красивая девка…

Он засмеялся и нажал на акселератор.

К решетке, окружавшей его владения, он подъехал незадолго до восхода солнца. Все в доме, должно быть, спали. Он затормозил и вышел из машины открыть ворота, прихватив с собой драгоценности. Он не желал расставаться с ними ни на минуту.

Он думал только о том, что все тревоги дня и ночи позади. Больше всего ему хотелось поскорее лечь в постель и заснуть.

Изо всех сил толкнул он тяжелые железные ворота. И вдруг услышал:

— Руки вверх!

Голос был нарочно изменен и заглушён кашне, обернутым вокруг лица мужчины. Фигуру скрывал широкой плащ.

Мужчина навел револьвер на дедушку, покорно поднявшего руки.

Силы старика были на пределе.

— Кто вы такой?

Мужчина не ответил. Он сделал знак вернуться к машине. Дедушка попятился к самой дверце.

Не выпуская его из виду, мужчина принялся тщательно обыскивать автомобиль. Через несколько Секунд он раздраженно крикнул:

— Где шкатулка?

— У меня ее украли, — объяснил дедушка, начавший бояться.

Голос грабителя показался ему знакомым.

— На меня напали, — словоохотливо объяснил старик, — на затылке до сих пор шишка. Я защищался, но…

На этот раз мужчина даже не старался изменять голос. Юбер. Он держался с циничной уверенностью, и это не предвещало ничего хорошего. Дедушка устал бороться. Он хитрил, изворачивался, а теперь приходилось начинать сначала. Ему это надоело.

— У меня нет их. Они все забрали.

— Не ври.

Дедушка опять отступил к машине. Он быстро прокручивал в голове прошедшие события, Клеманс была старой дурой, но угадала, что ее убьют. Она не ошиблась. Это сделал Юбер. И Жака убил тоже он. И его он тоже убьет. Нельзя отдавать ему драгоценности. Он не станет убивать, пока не получит их. Надо тянуть время, сколько можно.

— Ну да, они у меня.

— Конечно у тебя.

— Они у меня, но…

— Что «но»?

— Но нес собой…

Дедушка распрямился, словно почувствовал прилив сил. Ему удалось незаметно бросить мешочек на землю и оттолкнуть его ногой под колесо машины. В темноте Юбер ничего не заметил.

Юбер угрожающе придвинулся к нему. Теперь, сняв маску, он пойдет до конца. У него нет иного выхода.

Юбер ясно вспомнил свою бедную юность — юность человека из разорившейся семьи. В те времена он не искал себе друзей в высших классах общества, даже порвал все старые связи. Он тогда был вожаком маленькой, но хорошо организованной шайки в Аяччо. Милые мальчики, неразборчивые в средствах, подцепляли перезрелых отпускниц. И если представлялся случай, они не гнушались ни шантажом, ни воровством, но при неудачах в тюрьму садились другие, а не Юбер. Против него никогда не было улик. Вместо него расплачивались друзья.

Однажды один из них захотел отомстить. У него были безумные глаза, а в руках — револьвер и бритва…

От воспоминаний Юбер вздрогнул. У него вместо бритвы был нож, который он небрежно раскрыл.

— Ну, так где они? — спросил со зловещим безразличием.

Он не стискивал нож в кулаке, а держал его легко и непринужденно.

Дедушка закричал от ужаса.

— Я ничего не скажу, — вопил он. — Ты их никогда не найдешь!

— Правда?

Юбер остался спокойным и не потерял самообладания. Люди, принадлежащие к определенному классу общества, умеют оставаться воспитанными в любой ситуации. Если ты собираешься пытать человека, это еще не повод быть вульгарным и грубым. Юбер никогда таким не был.

Он медленно поднес нож к лицу дедушки.

— Я не спешу, — заявил он с каким-то смакованием.

В эту минуту в доме громко стукнула дверь и он в нерешительности застыл, прислушиваясь.

— Ты куда, Катрин?

Она была одета только в нейлоновый пеньюар. Муж удержал ее. Из прически выпали шпильки, и по ее плечам рассыпалась волна восхитительных медных волос.

— Идешь к своему любовнику?

— Оставь меня!

Моржево все знал, но по привычке закрывал глаза на ее поведение. Он любил рыбачить. Время от времени он бурно взрывался, но надменность Катрин быстро усмиряла его.

— Однажды я убью вас обоих! — закричал он.

— Не будь дураком, — перебила его Катрин. — Ты не понимаешь, что он может предать нас!

— Как?

— Драгоценности! Драгоценности! Ты ничего не понимаешь? Он убежит с ними! Надо его задержать! Бежим!

Когда его просили таким тоном, Моржево делал все.

Они побежали через сад. Острые камни дорожек вонзались в босые ноги Катрин, но она не обращала внимания на боль. Она услышала крик своего отца и замерла от ужасного предчувствия.

Неожиданно дедушка решился. Ударом ноги он вышиб револьвер из руки Юбера.

Чтобы не потерять равновесие, Юбер едва успел схватиться обеими руками за кусты, росшие вокруг ограды владения. Он вскочил с ладонями, до крови исколотыми шиповником. Дедушка в это время был уже далеко. Он пробежал ворота, пронесся мимо цветочных клумб и продирался через кусты.

Юбер подобрал свой револьвер и бросился вдогонку.

Дедушка заметил, что мало-помалу теряет сознание. Он больше не чувствовал боли. Двигалось только тело, мысли остановились. Сердце стучало так сильно, что долго так продолжаться не могло.

— Стой! — кричал Юбер. — Стой!

Теперь он видел старика перед собой. Тихо занимался туманный день. Юбер метнулся в сторону, отрезая беглецу путь к дому. Он оттеснял его к парку, на широкое выгоревшее пространство, где недавно был гараж. Трава там еще не успела вырасти заново. А на земле еще валялись обгорелые балки и куски старого железа. Как после войны.

— Послушай, — опять закричал Юбер, — мы могли бы договориться.

Дедушка был похож на автомат. Его бег замедлялся, но остановился он лишь на краю площадки, на углу решетки. Там был колодец. Он прислонился к колодцу и смотрел, как приближается Юбер.

Тот подвернул брюки, чтобы не запачкать их в грязи, потому что земля была влажной от росы. В руке он по-прежнему держал револьвер.

— Я не хотел тебя убивать, — крикнул он. — Только хотел попугать! Где драгоценности?

Дедушка не слышал. Он влез на край колодца и схватился рукой за ворот с намотанной веревкой. Заметив вдалеке бегущих Катрин и Моржево, он принялся вопить, чтобы привлечь их внимание. Это был уже не вызов, а безумие. Ничего не соображая, он пьянел от своих криков.

— Убей меня немедленно, если посмеешь!

Юбер был расстроен и несколько шокирован. Без прежнего азарта он бежал по пеплу, безуспешно пытаясь призвать старика к разуму. На всякий случай он сделал еще один угрожающий жест.

И вдруг дедушка потерял равновесие. Секунду он качался на краю, а потом рухнул в колодец. Раздалось глухое «бух», и все стихло.

Юбер засунул револьвер в карман, подошел к колодцу и нагнулся над черной водой…

Рассвело.

Наконец подбежали Моржево и Катрин.

— Что случилось?

— Он упал, — ответил Юбер.

Повисло тяжелое молчание. Катрин тут же отвела Юбера в сторону и, пристально глядя на него, спросила:

— Это ты столкнул его?

— Нет, — ответил Юбер, — клянусь. Я не толкал его. Он упал сам.

 

Глава 12

Антуанетта собирала на лугу тмин. Рядом с ней играли цыганские дети. Их мать, женщина с богатыми формами, громкими криками сзывала свое потомство:

— Тонио, ну-ка иди есть суп!

— Нет! — ответил ребенок с любезностью ощетинившегося дикобраза.

— Тонио, иди есть! Чтобы вырасти и стать мужчиной…

— Я не буду есть суп! — упрямо повторил мальчик.

Антуанетта распрямилась и увидела Кристофа, бежавшего во весь дух по деревенской улице. Она взяла корзинку, с которой не расставалась, и побежала ему навстречу.

— Пошли, — позвала она Кристофа.

Взяв его за руку, она потащила его за собой. Они разделили пластинку жвачки, прошли вверх по дороге, потом растянулись на траве и с серьезным видом закурили. Им было хорошо…

Было еще рано. Тело дедушки достали из колодца и перенесли в дом.

— Что будем делать? — спросил Моржево.

Ни Катрин, ни Юбер не могли предложить никакого выхода. Сообщить в полицию? И что они скажут? Все как будто нарочно сложилось так, чтобы подозрения пали на одного из них.

Положили труп на стол на кухне. Надо было что-то решать, пока все спали и они не рисковали нарваться на любопытных. Лучше всего — избавиться от тела. Пусть думают, что дедушка уехал, исчез. Полиция вновь обвинит неизвестного убийцу.

— Помоги мне! — приказала Катрин мужу. — Мы положим его в чемодан.

К Юберу вернулась его находчивость. Он бросился на чердак и вскоре вернулся, таща огромный чемодан.

— Вот.

— Надо согнуть ему ноги, — заметил Моржево. — Это не так просто. Мы слишком долго ждали.

Он взял труп за плечи и вопросительно посмотрел на жену.

— Одну секунду, — сказала Катрин.

Ей было необходимо выпить вина. Еще немного, и она потеряла бы сознание. Она была бледна как смерть. Юбер саркастически взглянул на нее.

«Ты считаешь себя очень сильной, — обратился он к ней мысленно. — Но если бы тебе пришлось бороться против меня, ты бы никогда не победила. Ты чересчур чувствительна».

— Кто-нибудь из вас поможет мне? — Моржево начал терять терпение.

Катрин и Юбер шагнули к нему. Их изящные белые руки соприкоснулись над трупом. Вскоре тело было засунуто в чемодан.

— Берись за одну ручку, а я — за другую, — обратился Юбер к Моржево.

— Куда пойдем?

— Пока к машине.

— Нужно вернуть чемодан, — спохватилась Катрин. — Если его найдут, могут возникнуть неприятности.

— Тогда поехали с нами, — предложил Юбер.

Он очень боялся, как бы она не нашла драгоценности и не уехала без него. После смерти сына и отца ничто не удерживало ее в этом доме. Она могла решиться внезапно.

— Но я и не собираюсь оставлять тебя, — тут же уверила она.

Она прошла с ними по аллеям парка.

Чемодан привязали к крыше автомобиля.

Вдруг под ногу Юберу попал черный мешочек с драгоценностями, валявшийся под передним колесом, и он быстро нагнулся. Катрин увидела его движение и догадалась, что оно означало.

— Готово, — крикнул Моржево. — Теперь лучше всего доехать по дороге до реки и бросить тело в поток. На милость Божью…

— Ты поведешь? — спросил Юбер.

Катрин подошла к нему и шепнула на ухо:

— Помни, любовь моя, что я ни на минуту не забываю о тебе.

— Что она сказала? — спросил Моржево.

Они не ответили. Резко завизжали тормоза, и как раз за их машиной остановилась еще одна. Из нее вышел инспектор из Аяччо в сопровождении двух человек. Он не выбирал выражений.

— Хотите смыться по-английски? Катрин подскочила:

— Месье…

— Никто не может уезжать без моего разрешения. Понятно? Куда вы собрались?

— Инспектор… — начал Моржево.

— Я не с вами говорю!.. Итак, мадам Моржево?

— Да никуда, — ответила Катрин.

— Черт! — взорвался инспектор. — Вы укладываете чемоданы! Выкатываете машину! И хотите меня уверить, что собираетесь всего лишь на пикник! Вы что, издеваетесь надо мной? Если вы надо мной издеваетесь…

— Мне кажется, тут маленькое недоразумение, — вежливо вставил Юбер.

Восхищенные взгляды двух жандармов тотчас обратились на этого человека с изысканными манерами, осмелившегося перебить инспектора.

Инспектор чуть не задохнулся. Секунду он постоял в нерешительности, потом почти нежно переспросил:

— Что вы сказали? Юбер любезно повторил:

— Вы не могли не заметить, что мадам Моржево не одета для выезда.

Она была по-прежнему в халате.

— Я в отчаянии, — вставила Катрин, — но по утрам…

— Согласен, — отрезал инспектор. Он повернулся к мужчинам и спросил:

— А вы?

— Мы?.. Мы собирались навестить подрядчика. Нам ведь государство не платит. Вот и приходится трудиться в поте лица, чтобы заработать на жизнь…

И тут один из жандармов влез с каверзным вопросом.

— А что у вас в чемодане? — робко пробормотал он.

— В чемодане?.. — повторил Юбер, вставая на подножку автомобиля.

Он с тоской взглянул на пальмы парка. В то же время сделал вид, что открывает крышку.

— Бутылки, — объяснил он. — Мы хотим сделать запасы для бара. Если вы желаете убедиться…

Инспектор подошел к ним и вдруг сказал:

— Нет, спасибо.

— И все же…

— Нет! — рявкнул инспектор.

Моржево отер с лица пот, хотя было еще не очень жарко.

— Насчет отъезда я вас предупредил! К тому же на дорогах будут выставлены посты, а вокзалы возьмут под наблюдение. Дело нешуточное! И не надо делать вид, будто вас это не касается! Я только не знаю, что это: бесчувствие или цинизм!

— Бесчувствие, — прошептал Юбер.

Инспектор по-прежнему в сопровождении своих помощников сел в машину и взялся за стартер.

— После вас!.. Да отъезжайте же, ради Бога! Вы думаете, я могу просто так жечь бензин!

Юбер быстро сел за руль и завел мотор, а Моржево, с мокрой от пота спиной, устроился рядом с ним.

— Подонок! — прошептала Катрин.

Она смотрела, как обе машины исчезли в облаке пыли, донесенном до нее легким ветерком. Раздраженным движением она встряхнула запылившиеся полы халата.

— Подонок! Он увез драгоценности…

 

Глава 13

Они забыли, что была суббота — базарный день в деревне. Дорога была запружена народом. Приходилось ехать со скоростью пять километров в час и останавливаться каждую минуту.

Юбер нервно нажал на клаксон.

— Заткнись! — пробормотал какой-то пьяница.

Две или три хозяйки отшатнулись от машины, осеняя себя крестом. Еще одна в ужасе собирала своих ребятишек. Две девушки засмеялись. Торговец галстуками за секунду убрал солнечный зонтик, служивший ему лотком.

— Вот что значит известность, — пробормотал Юбер.

Чемодан был привязан к крыше машины не очень надежно. У них не хватило времени потуже затянуть веревки. Если они развяжутся в такой толпе…

— Надо возвращаться, — через некоторое время предложил Моржево.

— Хорошо бы еще развернуться!

Развернуться они не могли. Позади них толпа опять смыкалась, суетясь вокруг прилавков. Толстые торговки, крича на своем красочном диалекте, чуть не силой совали в руки прохожим золотые дыни, перец, абрикосы, укроп и кабачки. Продавцы ожерелий, более скромные, завлекали молодых покупательниц улыбками донжуанов. Мрачный араб резкими криками призывал обратить внимание на его корзинку с лимонами.

Машина почти не двигалась.

Если кто и боялся толчеи, так это Юбер. Но время от времени приходится засучивать рукава и, стиснув зубы, бросаться в толпу.

— Мы никогда не доберемся, — сказал он вдруг. — Оставим машину здесь и понесем чемодан на руках.

Моржево не ответил.

Он никогда не любил Юбера. Только терпел его из-за своей мягкотелости. Он знал, что тот был намного умнее его. Он не был ревнивцем, но чужой ум пугал его.

У него хватило времени, чтобы обдумать ситуацию. Старик вернулся из города с фамильными драгоценностями, и вот он мертв. А куда делись драгоценности?

Моржево подумал: «Они в кармане у Юбера, и он пытается навесить на меня покойника».

— Ты выходишь? — спросил Юбер.

— Нам некуда торопиться…

— Наоборот. Солнце палит прямо на крышу машины. Это была другая сторона вопроса. Сторона немаловажная…

Группа ребятишек, взявшись за руки, с песнями кружила возле автомобиля. Их родители закупали продукты на неделю и обменивались последними новостями. Заходил разговор и об убийствах.

Инспектор из Аяччо размышлял в маленьком кабинете жандармерии.

Антуанетта и Кристоф купались в реке.

Виолетта занималась любовью.

Пажи варила суп.

Обычное утро…

— Ну, — Юбер потерял терпение, — ты решил?

Это произошло мгновенно. Мотор работал на малых оборотах. Они оба вышли из машины, и тотчас толпа подхватила их и затолкала. И вдруг лопнула веревка, удерживавшая чемодан. Он секунду лежал неподвижно, потом начал медленно сползать. И тотчас все оглянулись. Моржево и Юбер застыли в нерешительности.

У них было два выхода: попытаться поймать чемодан и избежать катастрофы. Или бежать, все равно куда, как можно быстрее.

— Ползет, ползет, сейчас упадет! — радостно завопил какой-то мальчишка. Юбер поднял руки. Слишком поздно. Все равно его не удержать.

Он в последний раз обменялся взглядами с Моржево. Не следовало здесь задерживаться.

Оба бросились бежать, расчищая себе путь плечами.

Люди, стоявшие вокруг машины, поспешно расступились. С оглушительным грохотом чемодан рухнул на дорогу и раскрылся. Раздались крики ужаса. Содержимое чемодана было не слишком красивым…

Юбер возвращался к Дому, тогда как Моржево бежал к зарослям, направляясь в горы. Их пропускали. Те, кто мог преградить им путь, еще ничего не знали. Так они не бегали с самого детства. Они ничего не видели, не обращали внимания на острую боль в боку, не замечали, что задыхаются. Они бежали ровными прыжками, прижав локти к бокам.

Моржево первым скрылся из виду.

Толпа, собравшаяся возле трупа, начала расходиться. Люди заговорили о том, что надо бы сообщить жандармам.

— Нет, не жандармам, а инспектору из Аяччо!

Несколько мужчин порешительнее не давали остальным слишком близко подходить к телу. Торговля возобновилась. Продавцы на своем красочном языке зазывали покупателей. Хозяйки проверяли содержимое кошельков. Кое-кто внезапно вспомнил, что пора варить овощи или что их ждет стирка. Надо было, не теряя ни минуты, кончать с покупками…

Наконец Юбер завернул за угол поля, засаженного изогнутыми оливами, похожими на деревья с пейзажей Ван Гога. До решетки владений Моржево ему оставалось каких-нибудь сто метров. Он не знал точно, что будет делать. Нужно посоветоваться с Катрин. Она уже давно придумала хитроумные пути бегства и знала, где раздобыть фальшивые документы, с которыми можно было бы перебраться на континент. В этом он мог положиться на нее. У него — драгоценности, у нее — нужные связи. Вдвоем они выкрутятся. Он обернулся посмотреть, не преследуют ли его.

Нет. Никто не обратил на него внимания. Погоня начнется позднее. У него еще есть время.

Он перепрыгнул через решетку.

Ему не пришлось искать Катрин. Она ждала его, готовая к уходу. Строгая прическа, костюм из джерси цвета морской волны, элегантные и удобные туфли, плотно облегающие ногу. Туфли, в которых при необходимости можно бежать. Она все предусмотрела. Наверняка положила в сумочку свой револьвер.

— Все пропало? — крикнула она.

— Кроме чести! — ответил он.

Он вытащил из кармана черный мешочек с драгоценностями и протянул его ей.

— А теперь бежим!

Им нельзя было заходить в деревню. Приходилось избегать встреч с людьми. На вокзал нельзя. Дороги тоже исключаются, они под наблюдением. Катрин не выключила в столовой радио. Пусть считают, что они в доме. Пока будут выламывать дверь, они выиграют время. Вместо того чтобы вернуться в парк, отделявший строения от дороги, они направились в другую сторону, за дом. Там находился огород. Они быстро прошли его, миновали участок, занятый фруктовыми деревьями, и вышли в поле.

— У нас один шанс из двух, что удастся прорваться.

— Это не так плохо, — заметила Катрин. Скоро они подошли к реке.

Когда-то через нее был переброшен мост, но во время войны его взорвали. К услугам желавших перебраться на другой берег был перевозчик, нанятый коммуной. Он жил рядом, в маленькой хижине. Его лодка стояла в камышах. Перевозчик был старым пьяницей, топившим в вине любовные разочарования. Одно из двух. Или он будет не способен понять происходящее, и это лучший выход для всех, или он еще трезв и придется с ним объясняться, рискуя все испортить, не говоря уже о потерянном времени.

Катрин первой забралась в лодку. Она отвязала цепь, стараясь поменьше греметь ею.

Течение было быстрым. В воде смешивались все оттенки голубого и зеленого цветов, кое-где виднелась лишь белая пена. В реке плавали стайки длинных ловких рыбок.

— Он спит? — спросил Юбер.

— Нет.

За их спиной послышались тяжелые шаги. Перевозчик. У него была седая борода, на голове — соломенная шляпа. На вид — лет сто, не меньше.

Вдали затрещали выстрелы.

— Слышишь?

— Да.

— Они штурмуют дом с автоматами.

— Мы вовремя ушли, — сказала Катрин.

Она достала пудреницу, подкрасила губы и пообещала себе, что по новому паспорту ей будет не больше тридцати пяти.

— Эй, дамы и господа, хотите на другой берег или совершить маленькую прогулку?

Судя по лицу, перевозчик был навеселе.

— Большую прогулку, — ответил Юбер, И ударом кулака сбил его с ног…

Катрин села в середине лодки. От реки веяло приятной свежестью. Юбер взял весла и принялся с силой грести.

— Как это романтично, ты не находишь? — нежно спросила Катрин.

Стрельба вокруг дома усилилась.

Катрин положила пудреницу в сумочку и не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на драгоценности. Она была женщиной, и камни очаровывали ее. Она развязала мешочек и высыпала его содержимое себе на колени. Ей не нужно было долго разглядывать их. Тем не менее, чтобы окончательно убедиться, осмотрела все-таки каждый. Ошибиться она не могла. Слишком хорошо она в этом разбиралась. Юбер энергично греб. Странно равнодушным тоном она произнесла:

— Мы пропали.

— Что? Драгоценности?

— Они все фальшивые.

 

Глава 14

Полдень.

Антуанетта плакала от злости из-за того, что не родилась парнем. Оставшись одна в кибитке, она рассыпала содержимое своей корзинки на красной перине. И вдруг она рассмеялась сквозь слезы. Все разыскивают эти драгоценности, и никто не догадывается, что уже много дней они лежат в ее корзинке. Она не украла их, тетушка Клеманс сама отдала их ей. Никто не мог найти общего языка со старой Клеманс. Антуанетта нашла, потому что не скрывала восхищения ее безнадежным кокетством. Часто их мнения о жизни и людях совпадали.

Клеманс не хотела расставаться с драгоценностями, чтобы досадить своей семье. Но вскоре она начала опасаться, что их у нее отнимут силой. Все — Юбер, Катрин, Моржево и Жак, не считая дедушки, — мечтали заполучить драгоценности по различным причинам. Клеманс велела изготовить копии, чтобы обмануть их, уверить, будто драгоценности остаются у них под рукой, тогда как на самом деле они хранились бы в надежном месте — в банке.

Вдруг она почувствовала, что любой член ее семьи не остановится перед убийством.

Она перепугалась и сделала не так, как предполагала, а наоборот. Она отдала настоящие драгоценности Антуанетте, которой она доверяла, а копии отдала Кристофу, чтобы тот отвез их в банк. На следующий день она собиралась объявить, что драгоценностей у нее больше нет, показать расписку, спрятать ее в надежном месте и дать им понять, что они ничего не выиграют от ее смерти.

Но ее убили слишком быстро.

Антуанетта забыла про свои слезы. Ее запястья украсили сверкающие браслеты. Вокруг шеи она обернула жемчужные бусы. На голову водрузила бриллиантовую диадему, На пальцы надела кольца и, не зная, что делать с остальным, обмотала вокруг щиколоток цепочки с зелеными, красными, золотистыми и фиолетовыми камнями. На это великолепие через окно кибитки падали яркие солнечные лучи. Четверть первого. Скоро вернется Пажи… Антуанетта услышала тяжелые шаги. Может быть, это к Виолетте? Нет, не к ней. Виолетты не было дома. Значит, к ней самой. Антуанетта с беспокойством взглянула на дверь. Сережка с рубином упала к ее ногам и затерялась в пыли, но она не подняла ее. Начался ветер. Стебли осоки стлались под его порывами, казалось, еще мгновение — и они сломаются, но один порыв сгибал их, а другой распрямлял. Они не ломались. Они были переменчивы, как сама природа. С влажной земли поднимались тяжелые, терпкие запахи. Катрин ждала в ложбине, на лугу возле реки. Она сидела, скрытая высокой травой, и напряженно ждала, заранее готовясь к худшему. Сейчас разыгрывалась ее последняя ставка, но она уже не верила в удачу. Может быть, поэтому она была так спокойна и так сильна. Надежда делает слабым. Когда надеяться не на что, страх пропадает и становишься свободным. Катрин была ужасно свободна…

В любую минуту здесь мог появиться жандарм и арестовать ее, но ей все было безразлично. Она доиграет до конца ради себя самой, но выигрывать ей уже не хотелось. Уехать с Юбером… а зачем? Заниматься любовью и делать деньги. Здесь, на Корсике, или там, в Англии, что это меняет? Не очень-то веселая перспектива…

Юбер все не возвращался.

Она закурила. Плевать на дым. Место слишком пустынное, чтобы кто-нибудь заметил его.

Юбер вспомнил о дружбе Клеманс с Антуанеттой. Он знал эту девчонку. Такая могла, зная что-то, хранить секрет просто так, без умысла. Из шалости. Юбер был уверен, что сможет найти к ней подход и заставить говорить.

Но это займет ужасно много времени.

Катрин закурила вторую сигарету, она нервничала. Однако она не боялась. Да и что могло с ней случиться? Она никого не убивала. Даже если ее арестуют, то не смогут обвинить ни в смерти отца, которая была простой случайностью, ни, тем более, в гибели Клеманс и Жака. Она была тут ни при чем.

Ветер уносил дым. Она следила за ним взглядом…

Но кто же все-таки убийца? Поль Моржево? Она презрительно улыбнулась. Он ни на что не годен. На отель ему наплевать. И что он стал бы делать с драгоценностями? Ему так мало было нужно для жизни. Заурядный человек, рожденный, чтобы удить каждый день рыбу. Совершенно очевидно, что, выйдя за него замуж, она совершила ошибку. В молодости мало задумываешься о своих поступках. Сделать глупость может каждый.

Может быть, Франческо? О нем рассказывали страшные вещи. В любом случае, его можно заподозрить. Жаль, что люди подобного сорта неумны. Возможно, он не идиот, но у него нет тонкости. Это куда серьезнее… И не Кристоф… А Юбер?

Катрин плохо представляла себе Юбера в роли убийцы, роли, слишком рискованной для него. Много опасности и сомнительные выгоды, это на него не похоже. И все-таки, если не он, то кто…

Катрин быстро потушила сигарету. Она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть, но не знала точно в какой стороне. Может, возвращается Юбер?

А если не он?

Она встала, взглянула на тростники, но ничего не увидела и совсем вышла из своего укрытия. Гора, поросшая соснами, стоявшая перед ней, была в тени. Солнце освещало лишь долину, где расположилась деревня, и извилистую дорогу. Катрин стояла в самой низине. Она сделала несколько шагов. В ушах свистел ветер. Из леса до нее доносился шорох листьев. Чуть дальше от реки трава становилась сухой, желтой и хрусткой, готовой вспыхнуть. Весь август стояла жара. С ней рядом находился человек, она была в этом уверена. Она услышала, как хрустнула под его ногой ветка. Она добежала до ближайших деревьев и резко обернулась.

— А, это ты?

— Да, я, — ответила она.

Это был Моржево. Казалось, он был доволен встречей с ней, но не удивлен.

— Ты откуда?

— А ты что здесь делаешь?

Она пожала плечами. Она всегда старалась не посвящать мужа в свою личную жизнь из чистоплотности. Но нынешние обстоятельства оправдывали все. Несколько убийств, полиция, окружавшая их дом… все прежние чувства остались в прошлом…

— Жду Юбера, — ответила она.

— Правда?

Он, по крайней мере, не возмущался. Он, кажется, тоже приспособился к обстоятельствам, трагическим и смешным одновременно. Впервые в жизни Катрин спросила себя, о чем он думал и способен ли вообще думать. Что он будет делать потом, когда останется один. Ведь он останется один и без гроша.

— Я уезжаю в Англию с Юбером…

Он опять никак не прореагировал. Только сказал тусклым голосом:

— Нет, только не с Юбером.

На ее лице отразилось удивление:

— А почему нет?

Плечи Моржево опустились, как будто на них лег груз неумолимого рока:

— Потому что он мертв.

 

Глава 15

Засунув руки в дырявые карманы, Кристоф шел по деревенской улице и гнал перед собой камушек. Он был голоден. Около полудня он вернулся в дом Моржево, рассчитывая хотя бы на кухне найти что-нибудь съестное. Но у него ничего не вышло. Везде торчали легавые. Как грибы после дождя.

Кристофу надоело быть голодным. И еще ему надоело, что все его поучали. «Иди сюда. Сядь. Встань. Держись прямо. Поздоровайся. Вымой руки».

— Вот вам!

Точным ударом ноги он отшвырнул камушек в конец улицы и побежал, решив попросить поесть у Пажи или у Антуанетты…

Он распахнул дверь кибитки и, огорченный, остановился на пороге. Кибитка была пуста.

— Антуанетта!

Он обежал вокруг кибиток, осматривая местность. На дороге стояла группа людей, обсуждавших что-то. Крестьяне. Несколько женщин. Они окликнули его:

— Чего тебе надо?

— Ничего.

Волосы упали ему на лоб, закрывая брови. Кто-то заметил, что он похож на маленького бандита. Он засмеялся, и они потеряли к нему интерес.

— Убийство произошло не позднее полудня, — произнес один из мужчин, как бы заканчивая длинный рассказ.

— Кого убили? — выкрикнул Кристоф.

В его взгляде появилось беспокойство. Люди засмеялись.

— Зачем тебе?

— Просто, чтобы знать.

— Месье Юбера.

— Кто его убил?

— Если бы знали!

— А где…

Кристоф вдруг замолчал, повернулся к ним спиной и пошел обратно в деревню. Месье Юбера убили, а Антуанетта исчезла. Он спрашивал себя, нет ли связи между этими происшествиями. Он спустился к бистро и проскользнул внутрь. Мужчины играли в карты.

— Виолетты здесь нет?

— Кто тебя прислал?

— Никто.

— Виолетта у легавых!

— Ее допрашивают!

— Ее арестуют?

— Может быть.

— А…

Кристоф осекся. Но он должен был задать этот вопрос.

— А Антуанетта?

— Кто это?

— Да вы знаете, — сказал один из игроков. — Девчонка — брюнетка, которая пристает ко всем… Будь у меня такая дочь, я…

— Нет, мы ее не видели! Кристоф ушел.

Он направился к жандармерии. Он привык ходить туда, когда у Франческо бывали неприятности. Кристоф держался поблизости и, когда представлялась возможность, обменивался с ним знаками. Он перескочил через шлагбаум, прошел прямо по клумбе и добрался до окна. Он прижался лицом к стеклу. Это был кабинет комиссара.

Виолетта сидела на стуле и нагло разглядывала тех, кто ее допрашивал.

— Я не сделала ничего плохого.

— Будешь говорить, когда тебя спросят.

— Я требую адвоката!

— Уже побежали!

Они изучали рапорт. Инспектор из Аяччо молча курил.

— Когда выстрелили в Юбера, ты слышала крик?

— Я вам говорю, кричал не он!

— А кто?

— Антуанетта.

— Где она?

— Я ей не нянька.

Вдруг инспектор заметил за стеклом лицо Кристофа.

— Этот что тут делает! — загремел он. Дальше Кристоф не слушал.

Он спрыгнул на клумбу и во весь дух помчался прочь. Кое-что он узнал. В Момент смерти Юбера Антуанетта была еще в кибитке. Теперь ее там не было. За час она могла далеко уйти. Но куда?

В деревне он стал спрашивать торговцев. Старухи, сидящие на порогах своих домов, ничего не видели. Продавец сыра, ходивший со своим осликом из дома в дом, тоже. Кристофу все сильнее хотелось есть. Вдруг его окружило стадо коз. Их колокольчики оглушительно звенели. На все стадо был лишь один пастух. Он каждое утро ходил по фермам, собирая коз, и пас их где придется.

— Ты не видел Антуанетту?

— Видел.

— Когда?

— Ну, не очень давно.

— Куда она шла?

— В горы.

Пастуху было лет пятьдесят. Он много знал, но рассказывал неохотно.

— Зачем ты ее ищешь? — спросил он наконец.

Лицо Кристофа замкнулось. Он подобрал палку и одним ударом сшиб куст крапивы перед собой.

— Я хочу поговорить с ней. Пастух никак не мог решиться.

— Слушай, что я тебе скажу. Мне показалось, что она направлялась как раз туда, где прячется Франческо. Теперь делай что хочешь. Я тебе ничего не говорил. Понял?

— Понял, — ответил Кристоф. Он решительно плюнул на землю.

Пастух увел своих коз, и звон колокольчиков постепенно затих вдали. Теперь Кристоф знал, что Антуанетта пошла к Франческо. Но зачем? Кто мог помочь ему? Может быть, Виолетта? Но она не захочет, да и потом, она ведь у легавых…

Он медленно побрел к кибитками. Антуанетта должна была пройти через сосновый бор до склона горы. Туда вело множество тропинок, похожих одна на другую. Она их хорошо знала. И он тоже. Он знал, что там легко заблудиться, но и найти человека тоже легко, если он оставляет знаки на перекрестках.

— Кристоф!

Пажи звала его с подножки кибитки.

— Вывернулись?

— Я была в деревне, — объяснила Пажи. — Ты ел? Он удивленно округлил глаза.

— Нет.

— У меня есть суп, — сказала Пажи, — и овощи. Не понимаю, куда подевалась Антуанетта?

— А я знаю, где она, — ответил Кристоф. Он вошел и сел верхом на швейную машинку.

— Вы знаете тайники Франческо?

— Не все, — вздохнула Пажи. — Лес сильно изменился за последнее время, так что я не хожу в него. Его так вырубают. Он не похож на прежний.

На маленькой горелке грелся котелок. Она достала металлическую тарелку.

— Мне кажется, Антуанетта там, — сообщил Кристоф, беря ложку из старой коробки для пирожных.

— Зачем она туда пошла? — удивилась Пажи.

— Не знаю, — ответил Кристоф.

Он беспокойно поглядывал на тарелку, в которую она наливала суп, Два половника. Три. Тарелка полна… Пажи размышляла. Об этих Моржево, которых убивали одного за другим, о драгоценностях, которые все искали. Все, кроме Антуанетты.

— Ты хорошо знаешь Франческо?

— Да, — ответил Кристоф.

— Я хочу сказать, его характер?

— И характер.

— Как ты думаешь, ради драгоценностей, большого количества, он способен убить?

— Думаю, да, — сказал Кристоф.

— Даже друга?

Кристоф схватил тарелку и начал жадно есть. Он ответил с полным ртом:

— У Франческо нет друзей. Пажи нахмурилась.

— Что она сделала? — спросил Кристоф, не донеся ложки до рта.

— Она пошла продавать драгоценности Франческо. Она давно это задумала.

— Он их не купит. У него нет ни гроша. Он вскочил.

— Но ведь он убьет Антуанетту!

Кристоф уронил ложку и выбежал наружу. Он хотел есть, нестерпимо хотел есть. Жаркое солнце и ветер возбуждали его. Он побежал к горе.

Он ни о чем не думал.

Он не знал, что будет делать.

— Антуанетта! — жалобно позвал он.

Он мчался большими скачками, не щадя сил. В онемевших пальцах он сжимал коробок спичек, взятый у Пажи. Он чувствовал странную пустоту внутри себя. Пейзаж казался ему нереальным, как если бы он умирал. Это пугало и завораживало. Он представлял себе огонь, лес в огне… Пожар начнется с маленькой искорки…

Он хотел есть.

Кристоф бежал все быстрее, подставляя ветру свое лицо отчаявшегося ребенка. На его губах появилась улыбка.

 

Глава 16

— Как умер Юбер? — спросила Катрин.

Муж все больше возбуждал ее любопытство. Она, оказывается, совсем его не знала. Каковы были его намерения? Он ответил не сразу…

Они медленно шли к лесу и, оборачиваясь, видели вдали деревню. Единственными звуками, которые они слышали, были крики птиц, шелест листьев и шорох пресмыкающихся под ногами. Здесь встречались ящерицы всех цветов и змеи.

— У нас больше нет выхода, ни у тебя, ни у меня, — неожиданно сказал Моржево.

— Как это?

— Нас разыскивает полиция. Мы никогда не сможем объяснить свое поведение после смерти твоего отца.

— Мы испугались…

— В полиции это не пройдет. Ты собиралась сбежать с Юбером? А его убили. В любом случае, у вас не было денег. Чтобы уехать, нужны деньги…

— Драгоценности…

— Где они?

Катрин пришлось признаться, что этого она не знала.

— А я знаю, — просто сказал Моржево. Катрин вздрогнула:

— Они у тебя?

— Пока нет.

— Ты их получишь?

— Надеюсь.

Она шла рядом с ним. Он должен был выглядеть торжествующим, а она умоляющей. На самом деле все было наоборот. Она оставалась такой же красивой, а он казался жалким неудачником. Они выглядели теми, кем были. Обстоятельства не могут изменить характер человека.

— Ты на меня не сердишься? — спросила она, словно понимая необходимость извиниться за то, что остается спокойной и безмятежной.

— За что?

— За… все.

Он бросил на нее взгляд, совершенно не успокоивший ее.

— У меня была с тобой веселая жизнь, — прошептал он. Он начал, не торопясь, перечислять свои обиды. С самого начала она была капризной, кокетливой, легкомысленной, деспотичной… Она никогда не обращала на него внимания. Он мечтал о тихой семейной жизни, о домашнем очаге. Но он жил как в цирке, где ему к тому же была уготована худшая роль. А потом родился Жак, похожий на другого. И все считали это нормальным и правильным. Они плевали на него. Они все говорили: «Моржево не в счет». А горничная забывала пришивать ему пуговицы к рубашке.

— Даже это? — удивилась Катрин.

— Разумеется! — закричал Моржево. — Тебе этого не понять! Пуговицы — это мелочь! А молчание за столом. Ирония друзей. Распечатанные письма. Враждебный ко мне ребенок, росший у вас на глазах. И тысячи мелочей… Бесконечные дни… Тогда я привык ловить рыбу. Но ночи… Я ведь не мог ловить рыбу по ночам? Он вдруг замолчал. Катрин почти не слушала его. Как обычно…

— Когда я получу драгоценности…

— Когда ты получишь драгоценности? — быстро повторила она.

Он дрожал.

— Ты пойдешь со мной. Тебе не останется ничего другого. У тебя не будет денег, чтобы ускользнуть от полиции, от допросов и всего остального. Представляешь, какая жизнь начнется у тебя потом? Отель достроить ты не сможешь. Тебе придется продать его незаконченным. Много ты не выручишь. И как будут относиться к тебе соседи? Тебя ждет нищета. Тебе придется искать работу. И все это будет сопровождаться целой серией грязных и мерзких историй, о которых ты еще не догадываешься…

— А почему ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

— Почему?

Он засмеялся почти умилительным смехом.

— Ты красива, Катрин. Я тебя хочу. Скоро я получу драгоценности…

— В общем, ты мне заплатишь за…

Она тоже рассмеялась. Ей впервые предлагали деньги таким образом. И надо же, предлагал их ее собственный муж. Забавно. Юбер оценил бы юмор ситуации. Жаль, что он умер…

Она продолжала смеяться. Она видела выражение лица Моржево, догадывалась, что он на пределе, что он взбешен, но не могла остановиться. Она заливалась истерическим смехом и в то же время огромное презрение к себе и к другим, охватывало ее. Как она могла так долго жить среди всего этого? Почему она не попыталась уйти? Совершить самоубийство? Но с собой кончают в шестнадцать, не позднее. А потом к жизни привыкают. Она засмеялась еще сильнее…

— Мы все подлецы, — громко заключила она.

— Мы все были подлецы, — мягко поправил Моржево.

Она вдруг испугалась. Ей показалось, что в тени деревьев прячутся неведомые опасности. Она была одна с человеком, который вот уже двадцать пять лет был ее мужем и которого она совершенно не знала.

— Откуда ты узнал, что Юбер умер? — с беспокойством спросила она.

— Потому что это я убил его, — ответил Моржево.

Теперь они шли молча. Им больше нечего было сказать друг другу. Они зашли в глубь леса. Мох стал еще более влажным. Они поднимались по склону горы. Здесь было прохладнее, чем в долине.

За время своих бесчисленных походов на рыбалку Моржево завязал дружбу с местными стариками. От них он узнал о местах, где лучше всего расставлять силки, а также о гротах, где при необходимости можно спрятаться. Некоторые из них были опасны, могли рухнуть на голову. Другие — надежны и тщательно скрыты плющом и травами. В одном из таких гротов и прятался Франческо. Моржево тщательно продумал план действий. Они с Катрин застанут Франческо врасплох, сзади, откуда он меньше всего ждет нападения.

Моржево, как и Юбер, в конце концов догадался, что настоящие драгоценности прятала Антуанетта. Но вместо того чтобы напасть на нее в двух шагах от деревни, рискуя привлечь внимание многочисленных полицейских, он задумал гораздо более тонкую комбинацию.

Сначала убить Юбера, до того, как он войдет в кибитку. Выстрела, которым он покончит с Юбером, окажется достаточно, чтобы напугать Антуанетту. Она не осмелится дольше хранить драгоценности у себя, к тому же не исключена вероятность нового обыска. У нее останется лишь одна возможность получить за них хоть что-нибудь — договориться с Франческо. И как можно скорее, потому что Франческо, за которым охотится полиция, долго на острове не задержится.

Ей придется немедленно отправляться на поиски Франческо.

Пытаться перехватить ее по дороге дело не слишком верное. Будет лучше напасть на самого Франческо, приняв все необходимые предосторожности, чтобы избежать неудачи. Действовать придется молниеносно.

В юности Моржево не пришлось учиться. И тем более принимать участие в забавах золотой молодежи Аяччо. Кузен устроил его работать в виноторговую фирму, и по воскресеньям, после полудня, он отдыхал, стреляя в тирах и на ярмарках.

Так он стал настоящим снайпером.

 

Глава 17

— И что ты сделала с драгоценностями? — выкрикнул Франческо.

— Угадай, — Антуанетта, жеманничая, села на камень.

Она вспотела и задохнулась от бега. Ей хотелось отдохнуть. Она разгладила на коленях складки фартука в зеленую и красную клетку и удовлетворенно вздохнула. У Франческо был пугающий вид первобытного дикаря.

— Я очень люблю шутки! — мрачно уверил он ее.

— Правда? — кокетливо осведомилась Антуанетта.

— Обожаю, — подтвердил он, шагнув к ней.

Было почти совершенно темно. Потолок — скошенный и низкий. Вся пещера состояла из узкого коридора, расширявшегося затем в крошечную комнатку в два на три метра. Это место служило когда-то убежищем для благородных разбойников. Будь рядом наковальня, Франческо был бы точь-в-точь Вулкан в своей кузнице.

— Если хочешь, мы можем поговорить, — примирительным тоном предложила Антуанетта, скрещивая руки.

— Еще бы! — ответил Франческо. Он сделал еще один шаг к ней.

Только теперь Антуанетта поняла, что с ней что-то может случиться и что, возможно, Франческо думал не только о драгоценностях. Она резко вскочила и вскрикнула. В это мгновение в глубине грота сорвался камень. Она и Франческо несколько секунд стояли молча и неподвижно, но больше ничего не услышали.

— Что это было? — тихо спросил Франческо.

— Крыса? — предположила Антуанетта.

— У меня нет крыс!

— Неважно!

— Наоборот, — сказал Франческо.

В горах он относился серьезно к любому шуму. Только так он мог дожить до старости. Он готов был поклясться, что там кто-то был. Нужно немедленно подготовиться к отпору, предполагая худшее. А худшее — это не полиция. Да полиция и не стала бы подкрадываться сзади. И к тому же операции должно было предшествовать развертывание сил, о котором он не мог не знать.

— Буду рад за тебя, если это не ты раскололась…

— Клянусь… — начала Антуанетта.

— Заткнись.

Нападавший несомненно рассчитывал на эффект внезапности. Он надеялся, что о его присутствии не известно.

— Смываемся. Ты пойдешь со мной, — шепнул Франческо.

Он скользнул в узкий коридор, Антуанетта за ним. Он раздвинул зелень, закрывавшую вход, и шагнул наружу. В ту же секунду от скалы срикошетила пуля. В половине сантиметра от его колена. Стрелок был хорош. Франческо живо отскочил назад.

— Это мы — крысы, — пробормотал он. Они попали в ловушку. Крепко попали. Антуанетта улыбалась. Он с размаху залепил ей пощечину.

— Ты все подстроила?

— Нет.

Растирая ушибленную щеку, она отступила и забилась в угол напротив камня. На ее лице отразилась обида.

— Ты понимаешь, что нас пристрелят?

— Необязательно, — возразила она. — Еще не все потеряно.

Он ничего не сказал. Однажды в Бастии его брали в меблированных комнатах. Он сбежал по крышам. Полчаса он прятался за трубой. Вокруг него свистели пули. Одно неверное движение, и он бы упал с высоты в двадцать метров. Но он выкрутился. Он всегда выкручивался. До сегодняшнего дня.

— Ладно, посмотрим, что можно сделать…

У него тоже был револьвер. Если бы ему удалось снять стрелка, он мог бы предпринять вылазку.

— Сможешь сыграть роль приманки?

— Попробую, — ответила Антуанетта.

Она подошла к выходу и, сняв фартук, подняла его на палке. Тотчас же прозвучал выстрел. Франческо немедленно выстрелил в ответ. Но он плохо засек место. Промах. Придется начинать сначала. Но другой теперь будет настороже. Франческо догадался, где тот прятался. В десяти шагах от выхода лежал сорвавшийся с вершины горы камень. Корни деревьев не дали ему скатиться дальше. За ним-то и прятался стрелок. Великолепное прикрытие.

— Его ход, — сказал Франческо, — посмотрим, кто раньше устанет.

Скоро ожидание стало невыносимым.

— А нельзя уйти через второй выход? — спросила Антуанетта.

— Нет. Щель слишком узкая. Да и там тоже кто-нибудь стоит.

Франческо взглянул на свой револьвер и неожиданно спросил:

— Ты мне так и не сказала, что сделала с драгоценностями?

— Я их положила так, чтобы Кристоф нашел.

— Где?

— По дороге.

— Как это «по дороге»?

— На каждом перекрестке, — объяснила Антуанетта. — Мы привыкли оставлять друг другу знаки. Я их разложила везде.

— Значит, он придет сюда?

— Да, — ответила Антуанетта.

Моржево сидел за скалой. Он был так же спокоен, как на ярмарке, когда целился в картонную мишень. Мучительное тревожное чувство он будет испытывать потом. Он чувствовал тошноту, когда смотрел на труп убитого им человека. Это было физическое ощущение, против которого он ничего не мог поделать. Ему нравилось убивать, но потом наступала реакция. Вид крови, которую он проливал, вызывал у него болезненные ощущения. Но пока он ничего не чувствовал. Он знал, что ему придется убить двоих: Франческо и Антуанетту. Нужно было вывести их из равновесия, напугать и заставить совершить какую-нибудь глупость. А потом пристрелить обоих. Но как поведет себя Катрин? Она беспокоила его больше всего. Она не возражала ему, согласившись с необходимостью двойного убийства. Казалось, она находит это нормальными Даже Моржево, не останавливавшийся перед совершением преступления, испугался ее согласия. Ее поведение настораживало. Может быть, она разыгрывала комедию? Но тогда что она готовила? Сидела рядом с ним с самым равнодушным видом.

— Жаль, что придется убить Антуанетту, — невинным тоном произнес он.

— Тебе мало меня? — шутливо отозвалась Катрин.

Он решил, что она ищет, чем бы его уколоть. Всю жизнь она только этим и занималась. Так и не встретив никого, кто мог бы ее укротить. Ей повезло. Но всегда везти не может… И вдруг его осенило. «У нее тоже есть револьвер. Она убьет меня, когда я буду меньше всего ждать нападения». Надо ее разоружить.

— Открой свою сумочку!

— Ты упустишь их, — перебила она его.

Франческо и Антуанетта предприняли новую вылазку.

Он оставил Катрин и тщательно прицелился. Франческо тотчас ответил на его выстрел, и рука Моржево окрасилась кровью. Он выронил оружие. Подобрав револьвер левой рукой, он продолжал стрелять. Катрин перевязывала ему пальцы платком. Франческо протянул девушке второй револьвер.

— Стреляй, а я выберусь наружу.

Пули с невероятной скоростью щелкали по скале. Франческо, перекатившись по земле, вскочил на ноги и, добежав до кедра, корни которого образовывали надежное укрытие, залег там.

Антуанетта перестала стрелять. У нее кончились патроны.

— Они нас обошли, — сказал Моржево. — Один выскочил.

Его рана горела. Он считал ее серьезнее, чем было на самом деле, и воображал всю руку, охваченную гангреной. К какому хирургу он обратится? Одновременно усилилась ненависть к Катрин. Она по-прежнему была спокойна.

— Оставь меня!

— Если ты сорвешь платок, туда может попасть грязь.

— Ты будешь только рада!

— Наоборот, я ведь стараюсь помочь тебе.

— Может, я должен осыпать тебя цветами?

— Нет, спасибо, — серьезно ответила Катрин. — Никаких орхидей для Катрин Моржево.

Она низко пригнулась. Франческо возобновил стрельбу.

Моржево размышлял. Франческо не мог кувыркаться с драгоценностями. Для проделанного им броска была необходима полная свобода. Моржево решил, что драгоценности остались в пещере под охраной Антуанетты. Пещеру и надо было атаковать.

— Катрин! — позвал он.

Они оба бросятся к входу в пещеру. Возможно, одного из них убьют. Моржево надеялся, что это будет не он. Вдруг до них донесся крик, повторенный горным эхом:

— Антуанетта! Кричал Кристоф.

Невозможно было сказать, откуда шел звук. Он слышался отовсюду. Не успев отзвучать справа, имя повторялось слева. Был ли Кристоф в долине? Или на плато? Или у истока реки? Определить было невозможно. Это сама Корсика, сама земля, пахнущая травами й лавандой, в отчаянии звала…

 

Глава 18

Услышав голос Кристофа, Моржево отказался от своего плана. Сначала нужно было выяснить, что собирается делать Кристоф.

— Если он придет сюда, я убью и его!

— Это же твой сын, — сказала Катрин.

— Откуда мне знать? А если он сын Франческо или еще кого! К тому же мне на это наплевать…

Одной рукой он перезарядил револьвер и принялся стрелять не целясь, просто ради удовольствия. Это было нечто вроде опьянения. Он чувствовал себя сильным и могущественным, чувствовал себя ЧЕЛОВЕКОМ; другим против их воли приходилось с ним считаться. Наконец-то он получил главную роль — роль распорядителя жизни. Франческо лежал в своем укрытии. Антуанетта не шевелилась. Катрин сделала легкое движение — она взяла свою сумочку. Не подавая вида, Моржево наблюдал за ней. Она открыла сумочку и достала тюбик с губной помадой. Он. успокоился и продолжал стрелять. И вдруг она навела на него свой автоматический пистолет.

— Брось револьвер! — крикнула она.

Он не мог направить на нее свое оружие. Она не дала бы ему времени. Он замер в нерешительности. Неужели она выстрелит? Неужели осмелится? Она осмелилась…

Кристоф снова закричал:

— Антуанетта!

И снова гора ответила ему.

Он собирал драгоценности, оставленные Антуанеттой, и складывал в платок. Но больше он их не находил. Их нигде не было. Он пришел.

Он посмотрел вокруг, пытаясь разглядеть ее сквозь густую листву. Возле каждого дерева росли побеги высотой более двух метров. Вдали угадывался сосновый бор, а здесь лес состоял из деревьев самых разных пород: дубы, осины, дикие вишни и смоковницы с широкими листьями. Он шел по ковру из опавших листьев, сосновых иголок и мха.

Вдруг он услышал выстрелы, совсем близко…

Моржево закрыл глаза и глубоко вздохнул. Пистолет Катрин дал осечку. Удача отвернулась от нее. Он выстрелил дважды. После первого выстрела она пронзительно закричала. Она была смертельно ранена. Вторая пуля добила ее. Тело Катрин соскользнуло по скале.

На его лице появилось выражение разочарования.

— Она не должна была умирать так быстро… — тупо прошептал он.

Его затошнило. Не как в предыдущих случаях, а гораздо сильнее. Тогда физическое недомогание смешивалось с чувством победы. Он был прав. А с Катрин был неправ. Ему казалось, что все произошло помимо его воли. Такое чувство, будто убил не он. Он выстрелил, совершил преступление, но не выиграл. Это было трудно объяснить. Она находилась так близко от смерти, что он только помог ей умереть. Только помог… Глаза Катрин остекленели. Кожа приняла ужасный оттенок. Моржево почувствовал позывы к рвоте. Ему было очень плохо.

Теперь он все понял. Раньше он не продумал тщательно свои планы, не довел до конца свою мысль. Теперь — да. Он испытывал к Катрин не любовь, даже не желание.

Ненависть, Только ненависть. Болезненную ненависть, приводившую его в отчаяние каждый день, все двадцать пять лет их совместной жизни. Он хотел увлечь ее в легкое, блестящее существование, противиться которому не может ни одна женщина. Позволить ей развлекаться, даже брать любовников. Чтобы она была довольна, счастлива, если это возможно. И однажды вечером, после праздника, он убил бы ее…

Он машинально повторил:

— Она не должна была умирать так быстро… Он был сбит с толку.

Он толкнул труп ногой, чтобы скатить его еще ниже, так, чтобы не видеть его, но одежда Катрин цеплялась за колючки, и ему пришлось освобождать ее. У него действовала только одна рука, а бросать револьвер он не хотел. Рот Катрин скривился в гримасе. Ее лицо было ужасным. Скулы выступили, глаза ввалились, а натянутая кожа казалась зеленовато-прозрачной. Но он не мог не смотреть на нее. Его как будто околдовали. Он забыл даже о собственной безопасности.

Через ее лицо он видел лица других: бескровное и морщинистое лицо Клеманс, лицо Жака, такое молодое, гротескную маску дедушки, единственного, кого он не убивал, и презрительную гримасу, застывшую на лице Юбера… Скоро лицо Катрин исчезнет. Он стал отходить, не сводя с нее глаз.

Его насторожил запах дыма. Он выпрямился, крепче сжимая револьвер. Ему не пришлось долго ломать голову над тем, что происходит. Это было ясно как Божий день. Подозрительный треск все приближался. Дым поднимался выше макушек самых высоких деревьев.

Лес горел…

 

Глава 19

Кристоф с нежностью смотрел на пламя… Все сгорит!

Он думал, что Антуанетта умерла. Его обманул крик Катрин. Он решил, что Франческо убил Антуанетту. Он чиркнул спичкой и поднес огонек к пучку сухой травы, высовывавшейся из-под опавших листьев. Потом он закрыл коробок.

Огонь охватил нижние ветки деревьев, касавшиеся горящей травы. Пылающие сосновые шишки отлетали на десятки метров и, будто зажигательные снаряды, разбрасывали огонь. Остальное делал ветер. Зрелище было грандиозное и страшное.

Послышался топот. Это мчались, ища спасения, испуганные животные. Словно из-под земли выскакивали кролики. Птицы кричали так, будто их было в десять раз больше, чем на самом деле. Даже насекомые пытались улететь. Горящие бабочки, кружа, падали на землю, как крохотные факелы. Кристоф оставался на месте, повернув к огню разгоряченное лицо, похожий на молодого колдуна, завороженного своими собственными заклинаниями. Его волосы порыжели. На теле появились ожоги. Тлеющая одежда сваливалась кусками. Но он не обращал на это внимания. Он испытывал чувство исполненного долга. Все сгорит. Ничего не останется, ну и хорошо. Он привязал к поясу платок с драгоценностями.

Он ничего не боялся.

И вдруг в его душу закралось сомнение. Там, за высокими языками пламени, — плясавшими перед ним, кто-то был. До него доносились голоса. Он прислушался.

— Франческо! Сюда!

— Я ничего не вижу.

— Это из-за дыма. Пригнись. Не дыши. Надо добраться до реки.

— Мы никогда до нее не доберемся!

— Не мели ерунду!

— Отстань!

Он узнал голос Антуанетты. Значит, она не умерла?

Он должен догнать ее. Но тут же он понял, что это невозможно. Их разделяло пламя. Он побежал вдоль кромки огня, пытаясь отыскать место, где было бы можно проскочить через пылающий кустарник. Пламя угрожающе придвинулось к нему. Горящие головешки, падавшие сзади, зажгли траву и кусты. Он оказался в огненном кольце.

— Сюда! — кричал Франческо. — Здесь еще не горит!

— Так дальше!

— Ничего, придется сделать крюк! Кристоф услышал, как они побежали. Он огляделся, ища выход.

Огонь разбегался во все стороны. Кристоф оказался в самом центре пожара. Вот-вот гора станет одним огромным факелом. Он схватил палку и широкими ударами ломал кусты перед собой, чтобы перекрыть путь огню и попытаться пройти самому. Он бежал под объятыми пламенем высокими деревьями. Дым ослеплял его. И это было самое страшное. Огонь шел поверху. Но дым в некоторых местах становился таким густым и черным, что от его резкого запаха хотелось лечь и заснуть. Но если бы он остановился хоть на секунду, он бы погиб.

Он бежал по гнездам змей, застигнутых пожаром врасплох, по дохлым птицам, по высохшим улиткам, он уже ни на что не смотрел. У него начали разваливаться сандалии. Босиком он бежать не сможет. Упадет и больше не встанет. Кристоф обогнул пещеру. Голосов Франческо и Антуанетты больше не было слышно. Он беспокойно спрашивал себя, удалось ли им выбраться?

За пещерой был крутой склон, внизу текла река. Он покатился вниз, прикрывая лицо руками, он больше уже не чувствовал ожогов, как будто ему сделали обезболивающий укол. Непроглядный дым закрыл небо. Солнца не было видно. Свет теперь шел снизу. Тени перевернулись. Они не лежали на земле, а висели в воздухе. Предметы изменили свои очертания до неузнаваемости. Невозможно было понять, где находишься. Внезапно Кристоф увидел, а вернее угадал, перед собой реку. Если ему удастся добраться до нее, он спасен. Ему останется просто дойти по ней до деревни. Он хотел найти Антуанетту, но понимал, что это невозможно. Каждый добирался до реки сам. Они ничем не могли помочь друг другу. Они даже не видели друг друга.

Повсюду был огонь. Только огонь.

Кристоф боялся потерять сознание, не дойдя до реки.

Потом он опять побежал. Неожиданно на нем вспыхнула рубашка. Он упал на землю и стал кататься по ней там, где опавшие листья еще были слишком влажными, чтобы загореться. Пожар все разгорался, становясь все сильнее и охватывая новые участки леса. Ветер перекидывал пламя. Это было похоже на морской прилив, накатывающий на город. Огромные деревья, сгорев у корней, валились на землю. С начала пожара прошло всего несколько минут, а катастрофа уже приняла гигантский размах. Не пройдет и часа, как вся Корсика узнает о трагедии…

Когда Кристоф добрался до реки, он был не в состоянии думать. Он бросился в воду, как животное, как дикий зверь. Он долго пил и наконец поднял голову.

— Антуанетта!

— Все в порядке? — спросила Антуанетта.

Она выглядела ничуть не лучше Кристофа. Увидев его плескающимся в воде, она рассмеялась.

— Еще не все, — сказал Франческо. — Я не хочу, чтобы легавые замели меня при выходе из леса. Грязная история!

Франческо пострадал меньше их. Казалось, ничто не может одолеть его.

— Что же нам делать? — спросил Кристоф. Драгоценности по-прежнему висели в привязанном к его поясу платке. С ними ничего не случилось. Франческо смотрел только на них. И вдруг он вздрогнул.

Моржево сидел на берегу, недалеко от них. Он тоже выглядел очень жалким, но продолжал сжимать в руке револьвер.

— А я? Не забывайте обо мне! — медленно произнес Моржево.

Огонь вокруг них бушевал все сильнее, но они этого не замечали.

 

Глава 20

Стол, за которым работал инспектор из Аяччо, был завален бумагами.

— Ну что еще? — рявкнул он на жандарма, осторожно постучавшего в дверь кабинета.

— Пожар…

— Какой пожар?

— Лес горит!

— Ну и что я по-вашему должен делать?

Делать было нечего. Вызвать пожарных? Бесполезно. Надо ждать, пока пожар не погаснет сам.

Инспектор из Аяччо поднял брови, и жандарм исчез. Инспектор бегло просмотрел свои заметки и, сев за машинку, стал составлять рапорт. Следствие подошло к развязке. Он составил хронологическую таблицу событий.

Дело начиналось задолго до убийства.

«Тетушка Клеманс отказывается отдать драгоценности, необходимые для окончания строительства семейного предприятия. Тогда Катрин Моржево и Юбер решают ограбить ее и убежать в Англию.

Моржево узнает об этом и решает опередить их. Он сам хочет украсть драгоценности. В его голове зреют планы мести.

Он поджигает ригу, инсценируя ограбление, и убивает Клеманс, которая не выходила из своей комнаты и видела его. Но оказывается, что драгоценностей в сейфе нет.

Его начинает беспокоить Жак, единственный в семье, кто задает себе вопросы. Остальные предпочитают ничего не знать. Жак мешает преступнику. Моржево встречает его возле кибиток и убивает ножом Франческо. И таким образом Франческо становится главным подозреваемым.

Затем почти случайно погибает дедушка.

Затем Юбер…»

— Арест Моржево неизбежен! — прошептал инспектор.

Он вскочил и начал быстро ходить по кабинету. Он сам не верил своим словам. Он боялся услышать о новом преступлении. О новых преступлениях. Когда убийца чувствует себя загнанным в угол, он не останавливается ни перед чем. Он убивает любого встречного. Все равно кого…

Пока это не выходило за замки одной семьи…

Но непременно выйдет. Инспектор сел. Чего ради нервничать? Он ничего не мог сделать. Он вставил в машинку новый лист. Он собирался перепечатать рапорт, подправив стиль, уточнив детали, исправив неточности… В конце концов, деньги ему платили за работу. Вот и надо было работать. Он не хотел обкрадывать государство. И кроме того, он не любил бездельничать.

— Прежде всего я хочу драгоценности, — заявил Моржево.

Франческо смерил его презрительным взглядом. Да, у него был револьвер, и он держал их под прицелом. Его позиция была сильнее. Но у него не было опыта. И, главное, он весь взмок от страха. Он не очень опасен.

— Не двигайся! — приказал Франческо Кристофу.

— Его я убью первым!

— А драгоценности?

Кристоф стоял в воде. Если бы Моржево убил его, течение утащило бы тело вместе с драгоценностями. Достать их было бы нелегко. Моржево не сумел бы извлечь мешок, не расставаясь со своим револьвером. По обоим берегам реки вздымались стены огня, качавшиеся, словно волны. Возможно, на Моржево подействовала необычная обстановка. Или воспоминание о Катрин. А может быть, обескураживающая уверенность жертв. Но он был менее решительным, чем обычно. Неожиданно Франческо бросился в реку и исчез в мутной воде. Моржево тотчас выстрелил туда, откуда расходились круги. Пули отлетали рикошетом от подводных камней. Кристоф и Антуанетта воспользовались отвлекающим маневром Франческо и быстро поплыли.

Моржево не умел плавать. Он не двигался с места, боясь, что его подхватит течение. Он не мог стрелять наугад, потому что у него оставалось мало патронов. Он вошел в реку по колено и выстрелил в Кристофа; светлые волосы которого были видны под водой.

Но течение нарушило его расчеты, да и движения его были не такими быстрыми, как раньше. Удушливый дым, плохо перевязанная рана — все нарочно соединилось, чтобы вызвать у него страшную головную боль. Голову как будто сжали в тисках. Да с левой руки он и стрелял не так метко, как с правой.

Он не попал в Кристофа.

Моржево прицелился снова, но кто-то неожиданно вывернул ему руку.

Это Франческо вынырнул из воды у его ног. Началась драка. Револьвер упал и затерялся среди подводных растений. Франческо был худым и мускулистым. Жизнь на воздухе обострила его чувства. Он был одновременно нервным и сильным и должен был выйти победителем из схватки с Моржево, который отнюдь не был ловким. Моржево вцепился во Франческо, пытавшегося сунуть его голову в воду. Порыв ветра сорвал со стоявших возле воды деревьев несколько горящих веток. Одна из них попала прямо в лицо Франческо. Он упал навзничь, отпустив Моржево. Тот выпрямился. Он убьет своего противника. Не уйдет отсюда, пока не убедится, что тот мертв.

Одним больше…

Франческо, оглушенный ударом, пытался встать.

Нельзя дать ему перевести дыхание.

Моржево ногой стал вдавливать его лицо в прибрежный ил. Если Франческо удастся вдохнуть воздуха, он восстановит силы. Моржево давил, пока мог…

Ему казалось, что тот слишком долго умирает…

Но Франческо не собирался умирать. Ему удалось подставить Моржево подножку, и тот упал в воду. Началась яростная схватка. Победителем в ней мог стать не сильнейший, а более ловкий, который успел глотнуть воздуха, вынырнув на поверхность…

Антуанетта и Кристоф плыли рядом, ни о чем не беспокоясь, ни о чем не вспоминая.

День прошел. Что ждало их завтра? Они не знали. Но сегодня уже закончилось.

— Кто-то идет, — сказал Кристоф.

— Франческо?

— Не знаю.

— Надо узнать.

Они подплыли к берегу и встали на ноги.

Дым был непроницаемым, как туман. К тому же слепил огонь. Даже с закрытыми глазами они видели пламя. Они различили силуэт.

— Окликнем или спрячемся?

— Спрячемся, — решила Антуанетта.

Река в этом месте расширялась. Они укрылись в прибрежных тростниках…

— Вот он! — неожиданно воскликнул Кристоф. Силуэт стал более четким.

 

Глава 21

Это был Моржево.

Он шел по самой кромке воды, хватаясь руками за траву, росшую на берегу, а вернее, за то, что от нее осталось. Огонь пожрал все.

— У него нет револьвера, — прошептал Кристоф.

— Его нельзя упускать.

— Может быть, он — мой отец.

— А может, и нет. Кристоф замолчал. Моржево шел прямо на них. На него было страшно смотреть.

Он спешил, как будто его кто-то преследовал. Время от времени он оглядывался назад.

— Он не твой отец, — сказала Антуанетта.

— Не двигайся, — шепнул ей Кристоф.

Он был сильнее ее. Он держал ее за руки, и, как она ни старалась, ей не удавалось освободиться.

— Отпусти меня!

Вдруг Антуанетта перестала вырываться и их губы соприкоснулись.

Вода от них расходилась кругами, достигавшими Моржево, но он не обращал на это внимания. Он шел все быстрее, прошел мимо, не заметив их. Он побежал бы, если бы мог, но приходилось идти по воде, и это замедляло движение.

Он обернулся еще раз и увидел Франческо. Франческо не умер.

Ему удалось встать на ноги. Он собирался оглушить Моржево, но нога соскользнула с камня, и он ушел под воду. Моржево воспользовался этим, чтобы убежать. Он надеялся спастись, опередив Франческо… Франческо поплыл. Моржево вышел из воды. Он был недалеко от большой поляны. Пока Франческо выберется на сушу, он будет уже далеко…

— Что вы тут делаете?

— Ничего! — дружно ответили Антуанетта и Кристоф невинным тоном.

— Почему вы его не остановили? — закричал Франческо. — Вам это не пришло в голову?

— Пришло, но он уже ушел, — ответила Антуанетта…

Франческо был далеко.

Он тоже вышел из воды и побежал через поляну. Трава на ней выгорела большими пятнами, но широкое пространство осталось нетронутым. Пожар остановился здесь. Сгорел только лес. Дальше все было зеленым и веселым. Как всегда. Дым рассеивался. Небо опять становилось ясным, а солнце опять начало нещадно палить.

Они были недалеко от деревни…

— Давай вернемся, — предложила Антуанетта. — Пажи не любит, когда мы уходим далеко…

Они взялись за руки и поплыли…

— Я же говорил, что полиция не ошибается, — процедил сквозь зубы инспектор из Аяччо.

— Что? — переспросил жандарм, вытягиваясь по стойке «смирно».

— Ничего, — ответил инспектор. Он хорошо поработал.

Ему было известно, что Моржево где-то близко. Он не мог бежать, потому что дороги и вокзалы были взяты под охрану, не говоря уже о портах. Ни одна рыбацкая лодка не могла выйти в море без разрешения полиции, проверявшей личность пассажиров.

Оставалось только ждать. Рано или поздно преступника возьмут.

И это произошло.

Два жандарма на мотоциклах арестовали обессилевшего и запыхавшегося Моржево, который без сопротивления позволил отвести себя в ближайший полицейский участок. Убийца сидел под замком. Процесс обещал стать сенсационным…

— Ну, опять начинается, — вздохнула Пажи.

Из соседней кибитки слышались смех Виолетты и мужской голос…

Лес продолжал гореть, пламя пожара смешивалось с яркими красками заходящего солнца. Это ничем не грозило деревне, но никто из ее жителей не ляжет спать в эту ночь, чтобы быть готовым к любой неожиданности. Никогда не известно…

— Знаешь, — обратилась Антуанетта к Кристофу, усевшемуся на свое место — на швейную машинку, — знаешь, поджигателей, оказывается, сажают в тюрьму!

— Знаю, — ответил Кристоф. — Я там уже побывал.

— Не говорите глупостей, — вмешалась Пажи. — И верни мне мои спички. Я их везде искала. Ты просто несносный мальчишка, и как это Антуанетта пригласила тебя?

— Мы помирились, — объяснил Кристоф.

— Надолго ли? — насмешливо прошептала Антуанетта.

— А драгоценности? — спросил инспектор. — Куда они делись?

— Они по праву принадлежат Кристофу.

— Он еще должен будет доказать свои права. А для начала их надо отыскать. Это же целое состояние!

— Да, — отозвался жандарм.

Он был абсолютно равнодушен к драгоценностям. Он-то их и в глаза не увидит…

— Драгоценности мои! — сказала Антуанетта. — Их мне отдали!

— Неправда, — ответил Кристоф. — Они были твои, пока ты их не разбросала по дороге. А нашел их я!

— Разделите их, — предложила Пажи.

— Никогда! — хором заявили они.

Кристоф хотел развязать платок, куда он их положил, и вдруг вскрикнул. Антуанетта подняла голову:

— Что с тобой?

— У меня их нет!

— Не шути так!

— Клянусь тебе.

— Ты их потерял?

— Надо думать…

— Тем хуже, — заметила Антуанетта. — Ну ладно. Когда в деревне будет ярмарка, купим другие.

— Конечно! — ответил Кристоф, немного все-таки расстроившийся…

Где-то в другом лесу, на другой горе, Франческо искал убежище, чтобы переночевать. Его карманы были набиты драгоценностями, ловко выкраденными им у Кристофа. Но он об этом больше не думал. Он думал о новых приключениях…