Анук вдоволь насмотрелась на Микки-Мауса, удиравшего от злого кота на телевизионном экране.
Без четверти девять утра. Она натягивает лиловый купальник-бикини. На крошечном треугольнике трусиков — большая желтая маргаритка.
«Что надо сделать, чтобы получше увидеть Вашингтон? Как миновать толпу туристов и набитых битком автобусов?»
Еще по одной маргаритке на двух треугольниках верхней части бикини.
«Сначала искупаюсь, а потом махну-ка я в музей. Ходить, смотреть, впитывать впечатления. Существовать!»
В легких брючках и рубашке навыпуск, в темных очках, защищающих глаза от солнца, она выходит из номера.
В холле Анук сразу направляется в комнату, где находится сейф. Открыв одну из ячеек, она кладет в нее деньги, оставляет себе на расходы шестьдесят долларов, которые получила от Роберта.
— Мадам, не потеряйте ключ.
Она вновь открывает ячейку сейфа, чтобы положить паспорт.
Анук возвращается в холл. Оставив в надежном месте документы и деньги, она испытывает некоторое облегчение. Теперь можно идти на все четыре стороны, куда глаза глядят.
Пройдя гостиничный коридор, она, наконец, выходит на воздух.
Улица встречает ее несусветной жарой. Вот счастье-то! И тут же пот льется градом по ее спине. Вот еще удовольствие! Выцветшее небо. Воздух, пронизанный солнечным светом.
Она видит, что вокруг бассейна имеются свободные лежаки. На занятых же лежат, уткнувшись в газету, бизнесмены. В большинстве своем это толстяки с животами, вываливающимися из слишком тесных для них плавок. И почти все читают «Вашингтон пост». Маленькая девочка ныряет в бассейн. Ее каштановые волосы развеваются в прозрачной воде. Девочка выныривает и трет глаза руками.
Анук чувствует, что за ней наблюдают. Она смотрит по сторонам. На первый взгляд никто не обращает на нее внимания.
И все же чувство, что ее разглядывают, не покидает ее. Надо показать, на что она способна. Заправив волосы под голубую купальную шапочку, она спускается в воду и плывет на спине. У нее отточенные и четкие движения. Она знает, что в воде ее стройное гибкое тело выглядит еще более привлекательным. Она рассекает воду с изяществом балерины, крутящейся в пируэте.
Анук ударяется с размаху головой о стенку бассейна. От досады и боли она негромко вскрикивает.
Расстроенная неудачей, девушка вылезает из воды и присаживается на край бассейна. Она снимает шапочку и распускает по плечам волосы, чтобы немного подсушить их на жарком солнце. Несколько минут спустя Анук направляется к свободному лежаку под красным зонтиком, по пути замечая молодого человека, который, вероятно, разглядывал ее. Она окидывает его беглым взглядом: блондин двадцати пяти или двадцати шести лет. Анук вытягивается на лежаке. Она чувствует на себе взгляд незнакомца. Она прикрывает глаза.
— Вы ударились головой…
Он склоняется над ней.
Анук отвечает вполголоса, делая вид, что не расположена к разговорам…
— Ничего страшного…
— Бассейн небольшой, а вы поплыли слишком быстро… — говорит молодой человек.
Он присаживается на соседнем лежаке и, скрестив руки на груди, поворачивает голову в ее сторону.
Что могут прикрыть две узкие мокрые полоски ткани вокруг ее бедер и груди? Под его взглядом она чувствует себя почти голой. Сквозь черные очки она незаметно наблюдает за молодым человеком.
— Я привыкла купаться в большом бассейне.
— Я приметил вас еще вчера. Вы разговаривали с мужем у стойки регистратуры. Я знаю французский.
И он продолжает на французском языке:
— Ваш муж уехал куда-то?
— У него совещание в Бостоне.
— И он оставил вас в одиночестве…
— Да. Он вернется поздно вечером.
Зачем она сказала «поздно»?
— Это ваша первая поездка в Вашингтон?
— Да. Но я уже ухожу. Я хочу посетить Национальную картинную галерею.
— Музеи открываются не раньше десяти утра. А сейчас еще нет и половины десятого…
— У меня всего три дня. Мне дорога каждая минута. А вы надолго сюда?
— Я приехал на сутки. Из Нью-Йорка.
— Что это? Такой длинный шрам? — спрашивает Анук.
— Удар приклада между ребрами. Вьетнамский сувенир… Могло бы окончиться и хуже.
Он протягивает руку и слегка касается ее шеи.
— Хиппи?
Она чувствует, как кровь пульсирует в том месте, где его рука коснулась ее татуировки.
— Нет.
— Что же тогда?
— Что тогда?
Он на секунду задерживает ладонь на шее Анук.
— Женщина, которая делает себе татуировку… И такой знак…
Она негромко произносит:
— Уберите руку…
Он повинуется.
— Вы знаете, как вытравить татуировку?
— Нет, — отвечает она. — Понятия не имею.
— Для этого нужно женское молоко… Его вводят в каждую инкрустированную точку на коже… Так говорят…
Анук встает и окидывает взглядом молодого человека. У него стройное гибкое тело и интеллигентное лицо. Он поднимается, в свою очередь. Она убеждается в том, что он гораздо выше ее ростом. Молодой человек держится на таком близком от Анук расстоянии, что она чувствует запах его пропитанной солнцем кожи.
— Я здесь с восьми утра и уже успел вдоволь наплаваться, — произносит он. — Вчера я арендовал машину, чтобы навестить друга, который живет в сорока километрах отсюда, в Мэриленде. До трех часов я полностью свободен. Я бы мог проводить вас до музея…
Она раздумывает, как ей поступить. Вдруг этот человек станет обузой для нее?
— Я мог бы показать вам Вашингтон…
— Не стоит тратить на меня время, — отвечает она на всякий случай.
— Я встречаюсь с другом в четыре часа. Затем сразу же полечу обратно в Нью-Йорк.
Она решительно не знает, как ей поступить.
— Я хотела бы не торопясь побродить по музею, — говорит Анук.
Девушка поднимает голову и заглядывает ему в лицо.
— И я вовсе не являюсь легкой добычей.
Американец качает головой:
— Ох уж, эти французы! Все у них сводится к сексу… Если у американца есть несколько свободных часов, чтобы показать вам свой родной город, то вы уже воображаете, что он пристает к вам с непристойным предложением. Сегодня вечером я расскажу своей жене, как водил по музею туристку из Франции. И сыну тоже расскажу об этом. Правда, он еще слишком мал.
Она сверлит его взглядом.
— Так вы женаты? У вас есть жена и ребенок?
Она направляется к входной двери в отель.
— Средний американец рано женится, — говорит он.
— Сколько же вам лет?
— Двадцать девять. И я уже шесть лет как женат. Мою жену зовут Дороти. Славная девушка.
Она представляет, как этот средний американец укладывает тарелки в посудомоечную машину; в кухню врывается малыш и кричит: «Папочка, папочка, я написал в штанишки!»
— Я прекрасно обойдусь без вашей помощи, — заявляет Анук.
А про себя думает: «Да пошел ты к черту! Отправляйся покупать памперсы своему засранцу».
Он не сводит с нее глаз.
— Вы мне не доверяете, — говорит он.
— Нет, не доверяю, — честно признается она. — И обхожу стороной женатых мужчин.
— Итак, — говорит американец, — вы не представляете, что между мужчиной и женщиной могут существовать какие-то иные отношения, кроме сексуальных?
Смутившись, Анук отворачивается.
— Это вовсе не так… господин.
— Не господин. Просто Стив. Мое имя Стив Дейл. А как зовут вас?
— Анук.
— А… А… Анжук.
— Да нет же. Просто Анук.
— Анук, — повторяет он. — Никогда не слышал такого имени. Звучит не очень благозвучно. Впрочем…
— До свидания, Стив.
— Не уходите… Вы не ответили на мой вопрос. Можете ли вы себе представить, что между мужчиной и женщиной могут быть какие-то другие отношения, помимо сексуальных?
— Ну да, — с досадой отвечает она.
И добавляет по-французски:
— Платоническая любовь — это все брехня…
— Брехня — это что?
— Я ухожу. Стив, передайте привет Дороти и малышу. Кстати, как его зовут?
— Лакки…
— Это не имя…
— Это прозвище. Оно означает «счастливчик». Тимоти очень повезло в жизни.
— Сколько ему лет?
— Пять…
— И в пять лет ему уже улыбнулась удача?
— Да… Он был тяжело болен и выкарабкался… Разве это не удача?
— Конечно, — говорит она. — Простите меня…
— У него полиомиелит…
— Стив, мне надо идти…
Он берет ее за руку.
— Я знаю этот город как свои пять пальцев. Если вы не против, я провожу вас в музей, а затем покажу памятник Линкольну, Капитолий и Потомак. У моего друга, с которым я встречаюсь в четыре часа дня, есть лодка с подвесным мотором. Она стоит в ангаре на берегу реки. Я могу взять ее, чтобы прокатить вас по Потомаку до самого дома, где родился Вашингтон. Это в Вермонте…
Анук молниеносно подсчитывает в уме. В Вашингтоне она пробудет еще два дня, плюс бесчисленные коктейли, куда ей неизбежно придется ходить с Робертом.
— Вы не просите, чтобы я отпустил вашу руку, — говорит он. — Я жду, когда вы начнете возмущаться.
Она вновь загляделась на него. У американца открытое и мужественное лицо. Похоже, что перед ней стоит порядочный и честный человек. И очень большая зануда.
— Отпустите меня, — говорит она.
Ее взгляд нечаянно падает на его руки. У него большие и крепкие руки с длинными пальцами. Красиво очерченный рот. Из-за высокого роста и небольшой сутулости на нем должна хорошо сидеть верхняя одежда. У него загорелая и гладкая кожа. Капельки пота искрятся вокруг тонкой цепочки на шее. Забыть про Дороти и смотреть на американца как на старшего брата. Такого парня не грех использовать в качестве телохранителя.
— Все еще раздумываете? — спрашивает он с улыбкой.
— Спасибо, я согласна, — отвечает она. — Я поднимусь в номер, чтобы переодеться. Это не займет много времени. Минут десять, не больше.
— До встречи, — говорит американец, — пока, пока, Анук…
— Пока, Стив…
Она краснеет. Ей немного стыдно. Она представляет себя на его месте. «Мадам не признает легких отношений? Почему у вас все сводится к сексу?..» Неожиданно для себя она перестает ему дерзить. Она уже почти примирилась с существованием Дороти и маленького засранца. И вот на его глазах она заливается краской. Это уже никуда не годится.
Анук торопливо идет по прохладным коридорам отеля. Она едва не сбивает с ног чернокожего официанта с подносом в руках, оказавшегося на ее пути. В последнюю секунду ему удалось разминуться с ураганом в модном бикини. Она почему-то стучит от нетерпения ногой в лифте, когда он слишком долго, по ее мнению, задерживается на этажах. И что особенного она нашла в американце? Черт бы побрал эту Дороти…
Наконец она вбегает в свой номер. Молодая горничная стелет постель под оглушающие звуки джаза, доносившиеся из радиоприемника.
— Здравствуйте, — говорит Анук.
Горничная и ухом не ведет. Когда она отходит в сторону, Анук выключает радио. Та возвращается и снова включает на полную громкость радио. Анук говорит строгим тоном:
— Я не желаю слушать радио… У меня раскалывается от него голова…
Однако горничная словно не слышит ее замечания. Анук снова выключает радио.
Девушка бросает взгляд на горничную. Чернокожая девица, не проронив ни слова, с грозным видом продолжает уборку. В свою очередь, она искоса поглядывает на светловолосую клиентку отеля. Анук переодевается, ничуть не смущаясь присутствия горничной. «Если ей не нравится, пусть выйдет в коридор». Она стоит перед распахнутым платяным шкафом. Зеркало, прикрепленное к внутренней стороне створки шкафа, отражает каждое ее движение. Анук снимает бикини. На несколько секунд она остается в чем мать родила. Затем, не торопясь, она надевает трусы, лифчик, легкие брючки из чистого хлопка и такую же рубашку. Темные солнечные очки, кепочка с козырьком из ткани на голове, и она уже готова. Юный гаврош, только что вышедший из шикарного парижского бутика.
Она берет сумочку и выходит из номера. Не успела за ней захлопнуться дверь, как за ее спиной вновь раздаются громкие звуки джаза…
Часы показывают восемь минут одиннадцатого, когда Анук спускается в холл отеля. Она ждет минут десять. Ее охватывает гнев. Она стискивает зубы.
Анук подходит к регистратуре и обращается к одному из служащих.
— Вы можете сказать мне номер комнаты, в которой остановился господин Стив Дейл? — спрашивает она.
— Повторите, пожалуйста, еще раз…
— Д-е-й-л…
Служащий склоняется над регистрационной книгой.
— Вы сказали: Стив…
Она волнуется. На часах уже двадцать минут одиннадцатого. «Он не придет. Он сдрейфил…» Она барабанит пальцами по стойке; служащий продолжает поиски указанной фамилии. Она произносит по-французски: «Тем хуже для него», — и направляется к главному входу. Она выходит на площадку перед отелем. Улица встречает ее запахом горячего асфальта и яркими красками жаркого лета.
— Такси, мадам?
— Да, такси.
Звучит свисток. Крик заводной птицы. Резкий звук режет ухо.
— Такси, мадам…
Она быстро садится в такси и говорит шоферу:
— Национальная картинная галерея…
Она бьет кулачком по кожаному сиденью.
«Все они тут дураки и грязные свиньи…»
— Француженка? — спрашивает шофер, наблюдающий за ней в зеркало.
— Да, — отвечает она.
— Париж — красивый город, — произносит по-французски шофер. — Это все, что я знаю на вашем языке. Я там был всего один раз. После высадки в Нормандии.
Анук чуть-чуть смягчилась.
«Все-таки эти американцы спасли Европу», — думает она. У нее всегда были высокие оценки по истории.