1. Как мода взламывает ум

Философское изречение Декарта гласит: Cogito, ergo sum – «Мыслю, следовательно, существую». С точки зрения моды эта сентенция должна звучать так: «Одеваюсь, следовательно, существую». Если бы это было осознанным действием, в рамках которого все решения принимаются аналитически, а люди отталкиваются от своей самоидентификации, мы никогда бы не вышли за порог дома. В основном этот процесс происходит на автопилоте. Что-что, а это мы умеем. И проделываем каждый день. Одеваться – все равно что есть или спать. Процесс выбора образа сравнивают с выбором имени для новорожденного ребенка. Дочь не называют Эммой по той причине, что это имя популярно. Имя ребенку выбирают потому, что оно нравится родителям, и им кажется, что оно хорошо подходит малышу. И лишь через некоторое время взрослые понимают, что стали заложниками тренда и поступили так же, как и многие другие. Вероятно, они даже осознáют, что выбранное имя отражает какие-то их черты или представления о будущем, которое ожидает их ребенка. То же происходит при выборе одежды и нашего отношения к моде.

«Взаимодействие между телом и модой выражает наше неосознанное самовосприятие – как внутреннее, связанное с формированием личности, так и внешнее, сопряженное с созданием образа, который мы можем презентовать другим»81, – утверждают ученые Боултвуд и Джеррард. Мода дополняет естественный процесс самоидентификации человека. Фэшн-индустрия похожа на хакера, который проникает в систему коммуникации между внешним и внутренним и подключает собственный монитор к панели управления, где мы видим картинку со всех внутренних камер. Мода – словно кукушонок, который считает себя полноправным членом семьи в чужом гнезде. Ведь она позиционирует себя так, что мы считаем ее неотъемлемой частью общественной и личной жизни. При помощи СМИ и рынка мода встраивается в жизни не только своих адептов, но и обычных людей. Она производит стимулы, которые люди используют для создания себя в своем собственном представлении. Мода подкидывает им идеи о том, как они могут и должны выглядеть.

А еще она формирует потребности, заставляющие людей покупать.

Эта индустрия кормится за счет уже существующего и вполне естественного ментального процесса – процесса, где человек менее всего осознает себя и является наиболее уязвимым. Сейчас мы приближаемся к той стороне вопроса, которая внушает самое сильное беспокойство. У моды есть возможность манипулировать людьми ради собственной выгоды, а не для пользы самих людей.

С этой точки зрения фэшн-индустрия, пожалуй, самая блестящая бизнес-идея нашего времени.

Мода обладает реальной властью над человеком. Она может заставить людей потреблять больше, чем им необходимо. Она способна принудить их позабыть о фундаментальных принципах справедливости, таких как зарплата, на которую можно прожить, и достойные условия труда. Она в силах убедить потребителей пренебречь возможными загрязнениями и ущербом, который наносится природе и экологии. Она подпитывает одно из величайших и сильнейших желаний человека – быть красивым. Но означает ли это, что люди стали жертвами моды? Нет. Французский психоаналитик Жак Лакан говорит, что мы являемся добровольными участниками моды, движимые потребностью в интеграции82. Мы хотим вписываться в общество, поэтому следуем моде. Это наш собственный выбор.

Представим современный образ идеальной фигуры. Худое и тем не менее здоровое тело с намеком на мускулы. Тело, получить которое можно только в результате изматывающих тренировок и суровой диеты. Неудивительно, что это мало кому удается. В итоге многие испытывают недовольство собственной фигурой и, как следствие, страдают от низкой самооценки. Но из-за этого идеал может стать непопулярным и подвергнуться критике большинства. Основным источником данного образа являются модная индустрия и СМИ. Они отдают ему предпочтение, поэтому их обвиняют в создании совершенного и недостижимого образца. Но что важно в этой связи и о чем многие забывают: мода не является исключительно внешним фактором. Она воздействует также на внутреннее состояние человека – участвует в работе сознания, в выстраивании самоидентификации. А это означает, что не только мода способна влиять на самооценку: все может быть и наоборот. Идеал тела, которое мы полностью контролируем, не обязательно навязан нам средствами массовой информации. Он вполне мог возникнуть в наших головах как визуальное выражение личных качеств, столь ценимых сегодня: образ целеустремленного, дисциплинированного человека с железной волей.

Обратимся к истории. Совершенное тело далеко не всегда напоминало гибкий, но сильный росток бамбука. Фигура, как песочные часы, женщины с мальчишеской конституцией, накачанные атлеты, субтильные мужчины, полные дамы, маленькая грудь, большой бюст, длинные ноги, широкий разрез глаз, осветленные брови. Единственная постоянная черта идеала – мужчина должен быть ростом выше женщины. В остальном тело похоже на комок глины, который мы моделируем и украшаем в соответствии с тем временем, когда нам выпало жить. «Истинное содержание концепции одежды – это человеческое тело. Ему уготована некая судьба. Это не просто люди с большими головами и хрупкими конечностями, широкими плечами и узкими бедрами, высокой грудью и широкой спиной. Это субъекты, которые хотят противоположное тому, что они имеют. И если тело не подходит к имеющейся одежде, его переделывают. Точкой опоры, о которой говорил Архимед, является не тело и не одежда, а мода»83. Так написал датский преподаватель искусств Рудольф Бробю-Юхансен в книге «Тело и одежда», вышедшей в 1950-х. Может показаться, что, с точки зрения Бробю-Юхансена, мода служит единственной прочной основой, но это не означает, что она является константой. Однако данное утверждение не свидетельствует и об обратном. Мода – единственное надежное доказательство того, что все меняется.

Потребность вылепливать себя – константа. Потребность подражать образу идеального человека – константа. Потребность зарабатывать деньги в индустрии моды – константа.

А вот представление об идеальном человеке – переменная. Почему? Да хотя бы потому, что идеи, которыми руководствуется общество, трансформируются. Меняется то, о чем мы думаем.

В Древней Греции идеалом был здоровый дух в здоровом теле. Драпированные одеяния красиво повторяли очертания тела. Когда в XVII веке художник Питер Пауль Рубенс изобразил идеальную женщину полнотелой, это, как считается, стало его ответом на войны, бушевавшие вокруг. Голодные времена породили идеал упитанной дамы. После Великой французской революции все начали избавляться от корсетов. В моду вошел более демократичный костюм. Неоклассические платья эпохи Джейн Остин – с высокой талией и свободным кроем, не стеснявшим дыхание, – получили повсеместное распространение. Образ совершенного человека постоянно подстраивается под наши мысли, идеи и восприятие того, что происходит вокруг нас. Мода, в сущности, возникает как следствие нашей деятельности. Это визуальная реакция, которая служит выражением образа человека как осознанного социального существа.

Итак, модная индустрия является своеобразным ответом. Она подслушивает диалог между внешней и внутренней стороной индивида. Она видит и интерпретирует то, что происходит внутри и снаружи, и превращает это в большой бизнес. Люди – не жертвы моды, но и мода – не лакей, прислуживающий человеку. Они существуют в симбиозе, словно лишайник. Не столь важно, кто здесь является грибами, а кто водорослями – речь идет о дуализме, взаимодействии, мере участия и общих обязательствах. Люди и индустрия в равной степени несут ответственность как за производство, так и за потребление одежды. Процесс был запущен внутренними желаниями и потребностями личности. Но теперь он развил такую скорость, что превратился в самостоятельную силу. Внутренние демоны человека – жадность и тщеславие, к примеру, – выросли до таких размеров, что их уже невозможно контролировать. Поэтому кажется, что индустрия моды сильнее, чем сам индивид, что он превратился в ее раба, даже если это не так.

Фотограф Билл Каннингем из The New York Times увидел истинную роль человека в развитии моды. «Привет, это Билл Каннингем на улицах Манхэттена, – говорит он хриплым, скрипучим и надтреснутым от старости голосом в еженедельном интернет-шоу «На улицах» (On the Streets). – И вот что я вам скажу. Показы мужской моды в Европе только что закончились, но настоящий подиум находится здесь, в Нью-Йорке».

Старику 85 лет, и более 50 из них Каннингем проработал модным фотографом. Он до сих пор колесит по улицам на древнем велосипеде с фотокамерой через плечо. То и дело бросается наперерез потоку машин, даже не надев шлем. Его основная цель – фотографировать одежду, в которой ходят люди. Каннингем – непременный гость недель моды в Нью-Йорке и Париже, в его объективе появлялись почти все звезды шоу-бизнеса и мира моды за последние полвека – при условии, что они были хорошо одеты. Каждый, кто хоть как-то причастен к гламуру, знает Билла Каннингема. «Мы одеваемся для Билла», – любит говорить редактор Vogue Анна Винтур. Сам Билл уверен, что мода – это то, что он видит на улицах во время своих велопрогулок. Он адресует моду самим людям и жизни, которую они проживают здесь и сейчас. Мода рождается не в эскизах дизайнеров и не на подиуме. Мода становится модой не потому, что какие-то красивые и известные люди надели определенную вещь. Каннингем считает, что каждый из нас создает и использует моду по дороге на работу, встречаясь с друзьями на вечеринке или отдыхая на газоне в парке. Мода – это часть жизни, она возникает в тот момент, когда мы ее проживаем.

Именно поэтому Каннингем исследует город вдоль и поперек с утра и до вечера. Если в Нью-Йорке наступила ранняя весна, Каннингем отснимет серию фотографий с первыми летними платьями и покажет, как их носят в этом году. Если внезапно ударил мороз, он приглядится к тому, как люди повязывают шарфы и справляются со слякотью и снегом. Ему может прийти в голову сравнить, как носят высокий и низкий каблук в Нью-Йорке и Париже или проанализировать камуфляжную расцветку и аксессуары в армейском стиле как признак творческого кризиса у дизайнеров. А затем он обнаружит, что в моду вошли шапки в виде голов животных, и поделится также своими мыслями на тему того, что мужчины одеваются в цветную одежду, а женщины выбирают черное. (Вывод: мужчины стали сексуальным объектом для женщин). «Потрясающе!» – восклицает Каннингем, что бы ни случилось.

И всё же, почему людей выставляют рабами моды, а фэшн-индустрию называют диктатурой? Одна из причин заключается в степени осознанности. На уровне индивида выбор одежды – достаточно безотчетное действие. Формирование личности является первоочередным проектом человека, но это не означает, что он работает над ним совершенно сознательно. А вот модная индустрия полностью осознанна. Она намеренно производит то, что люди хотят иметь – или то, что она планирует им навязать. На службе у нее состоят специальные шпионы – предсказатели трендов вроде Ли Эделькорт, которые заранее сообщают о приближении моды на кроликов. В этой области работают профессиональные дизайнеры, которые тщательно выполняют свою задачу. А также рекламщики, знающие, как продать товар. Модная сфера осознаёт свою задачу в гораздо большей степени. Люди могут поступать непреднамеренно, но за действиями индустрии всегда скрывается расчет. И так должно быть. Иначе никакой моды не было бы.

Датский исследователь Бьёрн Ширмер объясняет это следующим образом: «По-моему, это не мы решаем следовать моде. В тот день, когда люди станут свободно выбирать себе одежду, не стремясь кому-то подражать, влиянию моды на общество придет конец»84. Мода будет оставаться модой, пока существует дисбаланс между степенью осознанности у индустрии и человека.

Даже Анна Пьяджи, которая зарабатывала себе на хлеб анализом и предсказанием трендов, не знала, почему она выглядит так, а не иначе. По крайней мере она никогда не говорила об этом вслух. «Ах, подумаешь, – сказала она, разом обесценив часы, потраченные на создание образа. – Это всего лишь одежда. Я обожаю одежду. Я много чего обожаю. Но, может быть, это только уловка, способ запутать вас – скрыть, кто я есть на самом деле»85.

В самом низу толстой пачки фотографий, на которых Анна Пьяджи изображена в очках, как у Элтона Джона, или с сумкой с принтом Микки Мауса, журналист газеты The Observer обнаружил снимок женщины в простой твидовой юбке и кардигане. Сидевшая рядом Анна Пьяджи коротко заметила, что это фото было сделано в Англии в 1950-х. Повисла тишина. Перед ними лежал снимок Пьяджи в образе нормального человека. Журналист не осмелился сказать этого вслух, но наверняка подумал: «Что же, черт побери, с ней случилось?» Как вышло, что скромная дама превратилась в синеволосое существо, которое сидит рядом с ним сейчас?86

Скорее всего, мода как язык общения и средство выражения индивидуальности не может дать ответа на этот вопрос.

Вероятно, ответ заключается в еще одной функции моды – в ее способности создавать дымовую завесу.

 

2. Почему мода – противоположность смерти

В библейской истории о том, как Адам и Ева сорвали листья и прикрыли интимные места, ничего не говорится о ветре и морозе. «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания»87. Этот эпизод принято трактовать как грехопадение, внушившее им стыд за свои половые органы, посредством которых они участвуют в соитии. Листья должны были отвлекать внимание, чтобы Ева с Адамом могли думать о чем-либо, помимо размножения.

В реальной жизни большинство людей начинают прикрывать наготу по собственной воле задолго до полового созревания и даже до того, как узнают, откуда берутся дети. Школьники уже не хотят бегать по пляжу голышом. Малыши же не способны взглянуть на себя чужими глазами, как делают взрослые и ребятишки постарше. Они еще не установили границу между собой и миром. Они не так озабочены тем, что думают о них остальные. По крайней мере до тех пор, пока им не исполнится шесть лет. А затем медленно, но верно в игру включается камера, которая показывает их глазами окружающих. Вероятно, точно так же открылись глаза у Адама и Евы. Они увидели себя со стороны и поняли, что несовершенны. И тогда они сорвали листья и создали первую одежду в истории человечества.

Британский редактор отдела моды Изабелла Блоу была не в духе в тот день в 2007 году. Тем не менее она выдержала съемку до конца, и по мере того как фотограф делал снимки, ее настроение поднималось. Она со свойственным ей черным юмором обсуждала похороны. «Похороны, которые организованы действительно хорошо, напоминают свадьбу»88, – сказала она. Американский журнал Vanity Fair готовил материал об эксцентричных британцах, и одним из первых кандидатов стала, разумеется, Блоу. Она происходила из аристократической семьи и всегда была очень заметной. Изабелла обожала моду и работала редактором и стилистом в нескольких модных журналах как у себя на родине, так и в США. На заре своей карьеры она даже сотрудничала со знаменитой Анной Винтур. Блоу обладала чутьем на качество и успех. Она могла буквально унюхать талант. Именно она открыла таких известных сегодня дизайнеров, как Александр Маккуин, Филип Трейси и Хуссейн Чалаян. Никто не отдал ей за это должное. Она привлекала гораздо больше внимания своими странными головными уборами, которые носила по поводу и без. Она ходила на футбольные матчи в шляпках и спала в них в самолетах. Ее шляпы могли выглядеть как омар или пластиковая тарелка, парусная шхуна или японская деревенька, состоящая из крошечных домиков. А однажды она водрузила на голову мертвую птицу, крылья которой укрывали ее волосы.

За всей этой внешней атрибутикой скрывался хрупкий и уязвимый человек. Блоу страдала депрессиями, постепенно у нее развились суицидальные наклонности. По слухам, как-то раз она сказала, что шляпы защищают ее от объятий и поцелуев других людей. Они очерчивают круг приватности и избавляют от нежеланной близости. В день съемки для Vanity Fair на Блоу не было шляпы. Она заменила ее доспехом: тяжелым, непробиваемым и похожим на кольчугу одеянием от Александра Маккуина. Лишь под защитой металла и воинственного духа надетых вещей она смогла посмотреть в камеру усталым, печальным, но тем не менее твердым взглядом. Силы Изабеллы Блоу были на исходе. Но у нее уже имелся план. Говорят, по дороге домой она купила какое-то средство для уничтожения сорняков. Пару дней спустя Блоу выпила эту отраву. Спасти ее не удалось, доза оказалась смертельной. В течение нескольких суток ее тело постепенно умирало. Последний портрет Изабеллы Блоу, опубликованный в Vanity Fair, рассказывает нам о хрупком создании, которое поддерживает и защищает лишь наряд, напоминающий кольчугу.

Последнее появление Блоу на публике оказалось символично. Ее одеяние было похоже на скорлупу, оберегающую мягкое и уязвимое человеческое тело. Доспех, обороняющий от острого меча, который может взрезать мягкие ткани, и от жестоких ударов, способных переломать хрупкие кости. Оглядываясь назад, мы понимаем, что Блоу передала свое последнее послание публике о том, чем в действительности являлся этот фасад. Она превращалась в Изабеллу Блоу благодаря тому, чтó надевала на себя. Она не считала себя красивой, но старалась выглядеть как можно симпатичнее с собственной точки зрения, используя для этого одежду и шляпы. Она посвятила всю жизнь этой внешней красоте, но под оболочкой таилась настоящая Изабелла Блоу. Та, которой до смерти надоело быть больной, лежать и разглядывать собственные ноги. Никто не видел ее саму за ее профессиональными достижениями. Она не могла иметь детей, впереди ее ждала старость и, по ее собственным словам, уродство.

Изабелла Блоу показала, что мода, по сути своей, связана с поклонением красоте. Что красота занимает важнейшее место в жизни людей и помогает им увидеть смысл в царящем вокруг хаосе. Кроме того, у красоты есть еще одна важная функция. Она должна защищать человека и прятать неприглядную правду так, чтобы никто ее не увидел.

Подобно объемному черному балахону, маскирующему Кляксу в мультфильмах про Дональда Дака, наряды могут служить отвлекающим маневром, который человек сознательно использует для самозащиты. Под одеждой получится скрыть правду, которая не терпит дневного света. Правду, которую отнюдь нельзя назвать удобной. Одежда требуется для демонстрации одних частей тела и прикрывания других. На первый взгляд, в этом нельзя усмотреть какую-либо систему или логику. Тем более что схема постоянно меняется. В одном сезоне актуально подчеркивать ноги, и это заставляет большинство людей открывать их. В следующем главным фигурантом становится талия или грудь. Таким образом, мы смещаем основной фокус внимания на ту или иную часть тела. Однако есть главное правило: показывать красивое и скрывать уродливое. Определение того, что нынче в фаворе, будет меняться со временем, но стремление к совершенству вечно. Физическая красота становится главной целью жизни и синонимом счастья и успеха. Кроме того, ее связывают с уровнем компетентности.

Когда в начале 2011 года норвежский королевский дом выпустил новые официальные фотографии, вокруг них, как всегда, разгорелась бурная дискуссия. Согласно традиции различные профессионалы высказывались в СМИ о технических характеристиках снимков и композиционном решении. И все же важнее всего был вопрос о том, как выглядят на снимках члены королевской семьи. Что подумают о Норвегии, увидев данные фотографии? Излучают ли эти люди строго отмеренную дозу королевского достоинства в сочетании с достаточной степенью демократичности – типично норвежскую комбинацию качеств? При этом фотографии не должны выглядеть старомодно, чтобы дать понять, что Норвегия идет в ногу со временем. Прямо как в сказках, обо всех этих вещах судили по физическим проявлениям. Кронпринцесса Метте-Марит была слишком сильно отретуширована, за что на нее обрушилась волна критики. Тем не менее эти снимки не забраковали, потому что на них Ее Королевское Высочество выглядела очень привлекательной. Причем настолько, что запросто могла потягаться с остальными европейскими принцессами. «Мы никогда не видели Метте-Марит такой красивой, – писали газеты. – Кронпринцесса предстает перед нами в новом, более мягком образе, который очень ей идет. Распущенные светлые кудри придают ей игривый голливудский шарм, стилисты не поскупились на гламур. Развевающиеся локоны, румяные щеки и розовые губы подчеркивают ее привлекательный и здоровый вид. Своим элегантным образом и мягкой улыбкой она напоминает Грейс Келли»89.

Метте-Марит успешно прошла испытание и справилась со своей задачей. Золушке досталась роль принцессы лишь тогда, когда она отряхнула с себя золу и надела нарядное платье. Белоснежка обладала естественной красотой и безупречной светлой кожей, и для того чтобы заполучить трон, ей был необходим лишь поцелуй. То же и со Спящей красавицей: она казалась привлекательной даже во сне.

Когда было объявлено, что обычная девушка по имени Кейт Миддлтон выходит замуж за принца Уильяма, у людей возникло много вопросов относительно того, соответствуют ли ее личные качества требованиям, предъявляемым к должности принцессы. Стилю одежды Миддлтон общество аплодировало стоя. Она считалась простой британской девушкой, в ней не было ни капли голубой крови. Но она умела держать себя и улыбаться, а еще обладала прекрасным вкусом. И этого оказалось достаточно. Прежде чем британские граждане одобрили ее кандидатуру, Кейт была признана международной иконой стиля. Кое-кто даже заикнулся о том, что она может стать новой Дианой. Кейт Миддлтон одевалась как принцесса, и потому никто не сомневался, что она справится с возложенными на нее обязанностями. Ключевым навыком в ее резюме оказалась способность быть красивой.

Члены королевских семей разыгрывают старомодную постановку, в которой демонстрируют власть, статус и значимость при помощи классической костюмированной драмы и правильно подобранной одежды. Их работа поверхностна по своей сути. Представляя страну, они используют некоторый набор визуальных символов, достаточно универсальных, чтобы их понимали представители разных стран и культур. В этих кругах великолепное платье и хорошо выполненный портрет играют важную роль. Потому о членах королевских семей судят по внешности.

Впрочем, всех людей в той или иной степени оценивают по их внешности. Особенно женщин. Чемпионат мира по лыжным видам спорта, проходивший в Осло в 2011 году, стал для норвежской сборной лучшим в истории. Норвегия на время заполучила мировое господство. После того как Тереза Йохауг завоевала золото, а Марит Бьёрген – серебро на тридцатикилометровой дистанции в предпоследний день чемпионата, на вручении медалей, происходившем в центре Осло, яблоку было негде упасть. К месту награждения стеклось более 100 тысяч человек, а после церемонии диктор на центральном телеканале NRK представил победительниц следующей репликой: «И если я не ошибаюсь, наши девушки сегодня принарядились». Студия сменилась на экране панорамой места вручения медалей, где на сцене – при минусовой температуре – переминались с ноги на ногу участницы соревнований в коротеньких платьях без рукавов. Укутанный в пуховик репортер NRK на сцене крикнул в толпу: «Красивые у нас сегодня девушки?» Публика согласилась. Но тепло одетый мужчина с микрофоном этим не удовлетворился. «Давайте посвистим», – предложил он. Стотысячная толпа откликнулась одобрительным свистом в адрес лыжниц, заставив репортера рассмеяться90. Суть в том, что ранее спортсменки продемонстрировали физическую и психологическую выносливость, но их платья заставили репортера и публику сосредоточиться на других вещах. К победительницам отнеслись так же, как к Метте-Марит: им аплодировали за внешность.

Даже религии, сосредоточенные на духовной жизни человека, используют красивые образы божества, которым принято поклоняться. К примеру, статуи Будды не изображают реального принца Сиддхартху, жившего 2500 лет назад. Они отражают представления о привлекательности, бытовавшие в той культуре и в то время, когда была создана статуя. Эти скульптуры служат визуализацией внутреннего стремления стать просветленным человеком и для этого наделяются физической красотой. Уже в дошкольном возрасте дети начинают тянуться к тому, что кажется им симпатичным. Четырех– и пятилетние девочки украшают себя розовыми заколками для волос и кепками, надетыми задом наперед, если это считается модным среди сверстников. Примеряют образ, который они сами – и окружающие – находят красивым. Большинство людей не готовы предстать перед публикой в естественном виде – со всеми своими несовершенствами, брюшком и седыми волосами. Почему?

Прелестным детям достается больше внимания и заботы91. К привлекательным людям лучше относятся окружающие – именно за их красоту92. Если миловидная женщина принимает участие в выборах, она получает больше голосов93. На основе анализа восприятия математических примеров ученые выяснили, что красота ассоциируется у людей с истиной. Симметричные и потому более приятные визуально уравнения чаще воспринимаются как правильные, чем несимметричные, даже когда в первом случае ответ неверен94. Исследования показывают, что красота – важная составляющая успеха. Поэтому люди считают ее решением всех жизненных проблем.

В тех культурах, где женщины обладают меньшими правами и возможностями, чем мужчины, внешность может проложить дорогу к власти. Влиятельные мужчины, любящие хорошеньких женщин, охотно делятся властью со своими женами. Имельда Маркос в юности считалась королевой красоты, а в итоге стала женой филиппинского диктатора. Лейла Трабелси была бедной, но очень красивой парикмахершей, а затем вышла замуж за президента Туниса и сумела обеспечить своим родственникам ключевые должности в стране. Когда в 2011 году разразилась революция, состояние Лейлы и ее семьи составляло 30 % от тунисского ВВП95.

«Красота тесно связана с женственностью. Многие люди, даже если они не особенно разбираются в биологии и не склонны искать в ней объяснения всему подряд, считают так называемое тщеславие частью женской натуры», – гласит отчет норвежского Национального института исследований потребительского поведения (SIFO) за 2011 год96. Красивый облик и женственность так переплелись, что их нередко воспринимают как одно целое. Красота становится признаком женственности, поэтому о женщинах чаще судят по внешности, чем о мужчинах. Согласно теории под названием «Система красоты» (The Beauty System), мужчины считаются привлекательными благодаря их статусу и власти. Именно это делает их мужественными. «Женственность, напротив, связана с усилиями, которые женщина направляет на повышение своей привлекательности. Женственность, в отличие от мужественности, не является врожденным качеством, а является врожденным недостатком (мужественности). Этот недостаток компенсируется посредством участия в системе красоты, благодаря которой женщина превращает себя в женственное существо. Этим объясняется и то, почему женщины никогда не считают себя достаточно красивыми (но они уверены, что их внешность можно и нужно улучшать), и то, почему мужская власть всегда была связана с абстрактной и скрытой от глаз мужской фигурой, чье тело и чья внешность не играют значимой роли»97.

И в самом деле, после публикации новых официальных фотографий королевского дома улыбка принца Хокона и форма его бороды не стали предметом обсуждения. Репортер не кричал толпе «Ну что, красивые у нас парни?» во время награждения мужской части сборной на чемпионате мира. (Между прочим, призеры-мужчины были одеты в пуховики и джинсы.)

«Система красоты» объясняет также и то, почему модная индустрия направлена главным образом на женщин. Дамский образ идеала не может быть естественным, необработанным. Совершенством считается вылепленное тело. Поэтому женщинам нужно больше подручных средств, чтобы создавать себя. И из-за этого они больше покупают.

Консультант и писательница Элин Эрьясетер считает, что подобная погоня за красотой стала довлеть над жизнью девушек. Огромная работа по формированию привлекательной внешности отнимает столько времени, что фактически стала тормозом для социального развития. Раньше женщины бросали работу, чтобы заботиться о детях, муже и стареющих родителях. Сегодня время и возможности у них отнимает задача быть красивыми во что бы то ни стало98.

Как-то раз в заметке, посвященной празднику 8 Марта, журналистка и писательница Агнес Раватн подсчитала, что потратила 3225 часов своей жизни на макияж. «Это мой крик о помощи, – написала она. – Я прошу производителей срочно вмешаться и придумать грим, который будет держаться при любой погоде в течение месяца. Это высвободит столько времени, что я смогу без ущерба для основной работы усовершенствовать и запустить в производство изобретение Гомера Симпсона – ружье для макияжа, которое наносит косметику одним выстрелом. <…> Ах, как же я завидую универсальному мужскому костюму! Как вышло, что мы, жители самой лучшей страны в мире, до сих пор не придумали аналогичный наряд, элегантный и изящный, подходящий для всех случаев в жизни женщины? Вместо этого мне приходится ежедневно продираться сквозь чащу неудачных покупок, чтобы в конце концов никуда не пойти и остаться работать дома. Готова поспорить, что по меньшей мере треть всех женщин, которые берут больничный, просто капитулировали перед своим гардеробом»99.

Возвращение топ-модели Кейт Мосс на подиум в 2011 году стало важным информационным поводом по двум причинам. Во-первых, она курила прямо во время показа. А во-вторых, у нее отчетливо был виден целлюлит на ягодицах и в верхней части бедер. Тот факт, что она по-прежнему оставалась красивой и являлась одной из самых востребованных моделей в течение двадцати лет, не играл особой роли. СМИ всего мира перепечатывали снятую крупным планом «апельсиновую корку» на ее попе. Целлюлит выдал в Кейт Мосс человека. А еще эта история доказала, что люди настолько привыкли к отретушированной, недостижимой красоте, что требования к внешности стали несовместимы с жизнью. Даже Кейт Мосс уже не справляется. И вот на этот фиктивный идеал люди равняются, стремятся ему соответствовать. Реклама и модная журналистика рассказывают нам о том, как мы можем стать похожими на них – профессионально накрашенных, одетых и снятых при специальном освещении моделей и знаменитостей. Даже уличные кадры известных законодательниц мод, бредущих по улице с пакетами из магазина и взятым на вынос кофе, могут оказаться подделкой. Большинство икон стиля пользуются услугами стилистов, которые помогают им одеваться и в повседневной жизни. Гламур и успех нужно транслировать даже прогуливаясь по улице с кофе и покупками, и в этом выражается наше вечное стремление к недостижимому идеалу. Так же неотвратимо, как солнце заставляет цветы расти, индустрия моды целенаправленно принуждает индивида стремиться к красоте. Ведь это настоящее золотое дно. И пока для человека важна внешность, он послушно будет подчиняться этой силе.

Нет никаких причин думать, что на смену красоте может прийти уродство. Социальные дивиденды, приносимые привлекательной внешностью, слишком велики. Это вполне укладывается в дарвинистскую модель, когда выживают красивые альфа-самки и альфа-самцы. Даже феминистка Фэй Уэлдон в своей книге «Жизнь и любовь дьяволицы»100 не находит, что противопоставить красоте и успеху. Главная героиня, Рут, сталкивается с подлой изменой мужа. Тот влюбляется в красивую, влиятельную и богатую писательницу дамских романов, живущую в башне у моря. Сама Рут – измотанная домохозяйка, толстая и невзрачная, воспитывающая двух вечно недовольных детей. В конце концов она приходит в ярость и составляет хитроумный план мести, который должен принести ей деньги и власть. Рут сжигает дом и отдает отпрысков мужу и его пассии. После этого она начинает лепить из себя богатую и успешную женщину, которая сполна отыгрывается на бывшем муже за причиненные страдания. В голливудской экранизации Рут играет актриса с массивной фигурой – Розанна Барр. В начале фильма Рут изображена полной, очкастой и с бородавкой. А в конце она превращается в красивую, накрашенную, хорошо одетую женщину, хотя по-прежнему крупную. Рут преображается, но ее внешность меняется не слишком кардинально. Трансформация касается в первую очередь ее человеческих качеств. Она становится более сознательной, уверенной в себе, и эти метаморфозы проявляются в том, что она начинает одеваться как деловая женщина101. У Фэй Уэлдон в оригинале всё иначе: в книге Рут подвергается опасным и болезненным пластическим операциям ради достижения своей цели. Чтобы отомстить мужу и обрести власть, ей нужна новая, идеальная внешность. Она прибегает к тем же средствам, которые система использовала против нее102.

В мире Фэй Уэлдон власть красоты слишком велика, чтобы бороться с ней. Если не можешь победить их, встань на их сторону.

 

3. Почему красота так важна

Британский философ Роджер Скратон считает, что многое в нашем мире уродливо. Искусство и архитектура больше не являются науками о красоте. Микеланджело, викторианские здания, орнаментация, живопись эпохи натурализма – в те времена художник мог несколькими взмахами кисти нарисовать глаза, излучавшие весь опыт прожитой жизни и океан мудрости. Красота была такой, что от нее захватывало дух. Она могла вознести человека из тьмы к свету. В наши дни творцы занимаются провокациями и нарушением всевозможных табу, утверждает Скратон. Они видят только себя и демонстрируют это, будто так и надо. Общество потребления получило над нами неограниченную власть. Реклама теперь значительнее искусства, а функция важнее внешнего вида. Архитектура свелась к пользе и выгоде, сегодняшние здания имеют только одно назначение – служить помещениями. Мир погряз в уродстве, и потому Скратон бьет тревогу. Он уверен, что человечество вот-вот потеряет самое главное. «Я думаю, мы почти утратили красоту, – говорит он. – Опасность в том, что вместе с ней мы утратим смысл жизни»103.

По мнению Скратона, красота занимала центральное место в жизни человека в течение двух тысяч лет. Если бы в XVIII–XIX веках вы спросили образованного человека о цели искусства, музыки и литературы, он ответил бы, что смысл заключается в красоте. А если бы вы поинтересовались, почему, вам бы сказали, что красота является такой же ценностью, как истина и добро. В XX веке красота утратила свое значение. Общество потребления изменило наши взгляды на эстетику. Ведь как можно употребить красоту? Какую пользу она приносит? Так как воздействие красоты невозможно измерить, современные люди уделяют ей гораздо меньше внимания, уверен Скратон. Это может иметь гибельные последствия, поскольку, как бы мы ни недооценивали красоту, она по-прежнему важна. Потребность в ней универсальна и живет в каждом человеке. Красота существует в противовес злу и служит причиной, по которой вообще стоит жить. Солнечные лучи, проникающие сквозь крону дерева, создают ощущение, которым сопровождается пребывание в священном месте. Проблеск красоты может придать нам сил и мужества в тяжелый день. Созерцание прекрасного способно вызвать в душе по-настоящему сильные чувства. Приятное зрелище подпитывает человека, уравновешивает ум и делает нас более сильными и здоровыми. «Стремление к красоте помогает нам сделать мир нашим домом. Мы познаем собственную духовную природу»104, – говорит Скратон.

Платон очень много думал о красоте. Он считал ее неземным явлением. Созерцание красоты дарит людям переживания из другого, более чувственного мира, доступ к которому можно получить только таким путем. Красота является связующим звеном между человеческим и божественным – тем, что нельзя увидеть, потрогать и воспринять другими органами чувств. Красота позволяет нам ощутить иное измерение. Мы испытываем нечто похожее, когда влюбляемся. Между нами и другим индивидом открывается новое, сверхтонкое пространство, реальность, которую остальные люди не могут увидеть и измерить. То же самое происходит и с красотой. Смыслом цветка является сам цветок. Его можно воспринять лишь посредством созерцания и никак иначе.

Роджер Скратон – консервативный и замкнутый британский интеллектуал, убежденный, что традиционная эстетика натурализма является единственно верной. Возникшее в XIX веке эстетическое движение, приверженцами которого были Оскар Уайльд и Фредерик Лейтон, стало ответной реакцией на представления той эпохи. При помощи искусства, дизайна, моды, архитектуры и даже своего образа жизни последователи движения хотели возродить красоту105. Внимание к красоте не было для человека постоянным состоянием, внезапно исчезнувшим через несколько тысяч лет, как это пытается представить Скратон. Представления о том, что привлекательно, всегда были субъективны. Современное искусство и архитектура тоже могут быть совершенными для тех, кто знает в этом толк. Не существует единственно верной формулы красоты. И тем не менее Скратон прав в том, какое значение красота имеет для человека. Ведь она действительно является важнейшей составляющей жизни. Созерцание приятных вещей создает ощущение волшебства. Мы не знаем, почему так получается, но в этот момент для нас имеет смысл только возникшее чувство. Оно может быть настолько всепоглощающим, что мы ощущаем его всем телом. Это чувство способно вызвать слезы и избавить нас от тяжелых мыслей. По той или иной причине люди без раздумий тянутся к красоте. Это стремление негласно считается одной из неотъемлемых черт человека. Для того чтобы жить, нам нужны еда, питье и сон. Для счастливой жизни нам необходима также возможность получать и дарить любовь. Возможно, сюда входит и умение чувствовать прекрасное.

Но прав ли Скратон, когда утверждает, что красота переживает не лучшие времена? По мнению норвежского философа Ларса Свендсена, современный человек уделяет наружности столько внимания, что порой перегибает палку. Так как же мы могли забыть о красоте? Нет никаких причин полагать, что нашим новым идолом стало уродство. Реклама вовсе не утверждает, что люди будут счастливее от грязи, упадка и пренебрежения собственной внешностью. Последним писком моды становится вовсе не то, что большинство людей считают безобразным. Эталоном по-прежнему остается красота. Судя по всему, Роджер Скратон забыл, что мир эстетики состоит не только из архитектуры и изобразительного искусства. Визуальная культура включает в себя намного больше явлений. В нее входят любые зрительные образы, в том числе мода. Даже Платон за 400 лет до Рождества Христова искал красоту в человеческом лице и теле. Все говорит о том, что поклонение совершенству просто переместилось из музейных залов в реальную жизнь. Стремительно развивающееся общество потребления по примеру Платона пытается разглядеть красоту в самом человеке.

В самом сердце механизма, приводящего моду в движение, имеется маленькая шестеренка, которая никогда не останавливается. Она так мала, что ее легко не заметить. Она крутится и крутится, и мало кто задумывается о том, какую функцию она выполняет. Но все дело в том что именно эта незаметная деталь запускает весь механизм. Эта шестеренка и есть красота – то, как человек относится к симпатичным вещам, насколько тянется к ним. Без этого стремления люди не стали бы совершенствовать себя, без него индустрия моды и красоты просто не могла бы возникнуть, и мы никогда не достигли бы нынешнего уровня потребления. Не существовало бы рекламы, которая связывает счастье с красотой. Наряды не были бы вычурными. В мире, где красота не считается эталоном, люди одевались бы практично и никому не было бы дела до ваших длинных ресниц или многочисленных прыщей. Но наш мир совсем другой. Здесь красота практически становится самоцелью. Смотреть на приятные вещи, окружать себя красотой и выглядеть привлекательно – такова движущая сила визуального общения между людьми и важный фактор формирования личности. Иногда даже может показаться, что это единственный смысл всего. Что это обманный маневр, призванный отвлечь внимание от неизбежной правды жизни: постепенного разрушения и, в конечном итоге, смерти.

Когда Изабелле Блоу было четыре года, она видела, как утонул ее младший брат. И хотя она была совсем мала, она запомнила все события того дня. Запах цветов, его тело на лужайке. Блоу превратила себя в произведение искусства, но все равно не сумела полностью замаскировать след, оставленный в ее душе этой трагедией. Рана просвечивала сквозь повязку. «Она слепила из себя эксцентричное создание, но все равно чувствуется, что ей едва хватает сил оставаться на плаву»106, – говорили о ней. Наряды ее воспринимались как попытка оправиться от удара и продолжать жить.

Изабелла Блоу является утрированной иллюстрацией к истории Адама и Евы, которые каким-то чудом умудрились соорудить из листьев одежду, чтобы прикрыть срам. Но это также иллюстрация ко всему человечеству. Исследователи Боултвуд и Джеррард считают одежду – или самопрезентацию – попыткой сделать из себя нечто, напоминающее совершенство. Люди изо всех сил пытаются превратить свое настоящее тело в вымышленное безупречное, что в принципе является непосильной задачей. «Настоящее тело не может походить на идеальное, искусственно созданное при помощи воображаемой одежды. Поэтому нам приходится пользоваться настоящей одеждой, чтобы добиться подобного результата. Можно сказать, одежда становится тем телом, которое мы хотим демонстрировать миру, и мода позволяет нам стать похожими на нынешний идеал»107.

У идеала нет целлюлита, седых волос, лишних килограммов и морщин. Скорее, он полностью противоположен всему, что может напоминать о разрушении и смерти. Идеал – это молодость, чистота, неиспорченность жизненным опытом и свобода от величайшего из человеческих страхов – смерти. Чтобы походить на совершенство, человек должен избавиться от всех признаков, которые напоминают о конечности нашего пути, или хотя бы как-то скрыть их. Мы красим волосы, занимаемся фитнесом, замазываем прыщи, соскабливаем отмершие клетки кожи, выщипываем лишние волоски и используем кремы, сужающие поры, выравнивающие цвет кожи и делающие ее молодой и сияющей. Те недостатки, избавиться от которых не получается, мы прикрываем вещами. Одежда помогает нашему телу приблизиться к идеалу, который вечно меняется в зависимости от времени и места. Единственное, что остается постоянным, – соответствие идеала текущим представлениям о красоте. Это своего рода общее согласие относительно того, чтó является привлекательным для большинства. Идеал, который действует здесь и сейчас, называется модой. Мода синонимична тому, что люди считают красивым в определенный период времени. Мода – проекция того, как должен выглядеть совершенный человек.

Но почему же люди отворачиваются от реальности и устремляются к недостижимому?

Психоаналитик Жак Лакан считал, что момент, когда ребенок впервые видит свое отражение, имеет огромную важность. Когда мы подносим к зеркалу младенца в возрасте шести-восьми месяцев, он наблюдает не просто какого-то ребенка, он узнаёт себя. Малыш видит в зеркале взрослого, который его держит, и самого себя. И тогда он понимает, что вот это – я. Это называется «стадия зеркала». На данном этапе индивид воспринимает себя как нечто большее, чем просто я. Человек – это его собственное ощущение самого себя, и вместе с тем отражение в зеркале – это тоже он, объект, на который можно посмотреть со стороны108. Дитя смеется и гордится своим открытием, но этот появившийся дуализм восприятия сопровождает индивида на протяжении всей жизни. В данный момент начинается извечная борьба между тем, кто он есть, и тем, кем он хочет быть. Постепенно человек начинает сравнивать себя с другими и видеть свои недостатки. Он осознаёт, что несовершенен.

Джоанна Тёрни находит взаимосвязь между этим переживанием и тем, как люди используют вещи. «Мы замечаем, что нам не хватает целого ряда вещей, и нужно как-то прикрыть этот недостаток. Благодаря одежде мы чувствуем себя лучше. Она скрывает тот факт, что все мы являемся индивидами, что мы всего лишь люди, которые рано или поздно умрут, что каждый из нас может заболеть. Мы не совершенны – мы не цельны. Но одежда позволяет нам притворяться перед другими, что мы являемся самодостаточными людьми». Одежда служит отвлекающим маневром, мысленно уводящим противника от наших недостатков. Она подобна доспехам, которые прячут и защищают наши слабые места, – как те, что Изабелла Блоу надела на свою последнюю фотосъемку. Вещи маскируют те части тела, что не вполне соответствуют идеалу.

Многим, бывает, снится, что они внезапно оказались обнаженными. Одежда куда-то исчезла, и человек стоит в толпе или идет по улице в чем мать родила. Большинство называет подобные сны кошмаром. Ведь вместе с одеждой мы теряем лицо и способность к контролю. Мы выставлены на всеобщее обозрение со всеми нашими недостатками. Это неприятно. Голая правда совсем не красива. Красивой считается конструкция, имитирующая красоту. А правду о своем теле все предпочитают скрывать. Когда мать Изабеллы Блоу поняла, что ее сын, лежащий на лужайке, умер и никогда не очнется, она вошла в дом, поднялась на второй этаж и накрасила губы. И Блоу стала такой же, как мать: она никогда не появлялась на людях без красной помады109.