Глава первая

Сьяна не может не плакать: слезы капают сами.

Возок чуть поскрипывал и ехал не слишком быстро.

А вот у Найи из глаз не выкатилось ни слезинки. Сидела как изваяние и смотрела на шляпу Коварда — зеленую, как трава. От смены до смены светил. Только зеленую шляпу отыскали в Лесу. И еще ту лошадь, на которой Ковард уехал, — спустя три смены светил, как он покинул усадьбу.

А Коварда след простыл. Будто его и не было.

И больше уже не будет. Веселого или угрюмого, смущенного или довольного — никакого. Не будет. От боли в груди у Сьяны то и дело темнело в глазах.

Да, никакого Коварда.

Но Найя! Что она сделала? Велела седлать лошадей. Чтобы ей показали, где отыскали шляпу. И никто не посмел Найю ослушаться. Потому что она… она… Сьяне стало трудно дышать, она обхватила шею своей мягкой ладонью. Все-таки от тепла чуточку легче.

А когда они возвратились из Леса, Найя сказала: да, Ковард уже не вернется. Но похоронный обряд следует отменить: помощь Духов покоя Коварду не нужна. Он сделал то, что сумел. То, что должен был сделать.

А потом эта Найя — маленькая, тщедушная, от земли не видать — собрала всех дозорных и говорила с ними. Так говорила, будто она командир. Будто она вместо Коварда. И хоть бы один усомнился! Потому что она… она…

Сьяна почти задохнулась.

Но Коварда не хоронили.

Значит, он не погиб? Значит, он где-то есть? Сьяне хочется в это верить. Она же совсем недавно Коварда обнимала. Она еще не забыла, как он смешно сопел.

Надо его отыскать! Вот что она решила.

Она поедет к Крутиклусу. От этой мысли у Сьяны побежали мурашки. Но она взяла себя в руки: ничего, ничего. Лекарь ей намекал, что у него есть в горах знакомства. А колдуны способны не только на ворожбу, на заговоры и порчу. Они умеют гадать. Умеют смотреть на воду и видеть следы пропавших. Лекарь — пусть и за плату — мог бы ей указать, где найти колдуна.

Конечно, Законы острова это не разрешают. Но ведь никто не узнает? Крутиклус же раздобыл заговоренные травы для своего лекарства? (И никто не узнал. Ни один человек, кроме Сьяны.) и приготовил зелье, которое выпил Ковард.

Зелье — а не лекарство! Вот что сгубило Коварда. Это она виновата — в том, что Ковард исчез. Сьяна снова схватилась за горло — чтобы сдержать рыданья. Она сделает все, что можно. Все, что можно и что нельзя.

* * *

— Монни, открой!

Сьяна что есть силы барабанила в дверь. Но открывать не спешили.

— Монни, открой! Это Сьяна.

— А то я не слышу. — Монни нарочно долго возилась с цепочками и крючками. — Что это вы расшумелись? Мастер не принимает.

Сьяна, не дожидаясь, пока дверь широко распахнется, протиснулась в узкую щель, отпихивая служанку.

— Где он?

— Он занят.

— Скажи, это Сьяна. У меня очень срочное дело. Монни, скорее!

— Я же сказала, важни, мастер не принимает.

— Но… Монни, я заплачу. Ты скажи: это Сьяна!

— Да что вы заладили: Сьяна, Сьяна! Подумаешь, важность! Больше вы ему не нужны. Хотя у вас все на месте. — Монни вызовом смерила Сьяну взглядом и задержала взгляд на шнуровке.

Та вспыхнула:

— Монни! Как ты можешь так разговаривать? И на что ты все намекаешь?

— Намекаю я… Не намекаю. Прямо вам говорю: нет ему дела до вас, — Монни чуть помолчала, а потому вдруг надула губы. — Ни до кого нет дела. Ни до вас, ни до меня. У него теперь мальчик! — и тут же спохватилась: поняла, что проговорилась.

— Мальчик? Какой такой мальчик? — Сьяна почувствовала тревогу.

Монни замахала руками: нет, она ничего не скажет.

— Важни, идите себе. И без вас тошно.

— Монни, послушай, Монни, — Сьяна вдруг поняла, что Монни сильно расстроена. Совсем не так, как тогда, когда приходила Сьяна, а гораздо сильнее. Расстроена по-настоящему. Что ж, это хорошо. Значит, бедная Монни нуждается в утешении. — Я не могу поверить: неужто мастер настолько к тебе охладел, что даже не замечает? — Монни кивнула. — Ты стараешься угодить, наряжаешься, улыбаешься, а ему хоть бы хны? Ах, как это знакомо! — в голосе Сьяны сквозило истинное сочувствие. И глаза у Монни в ответ заблестели. Сьяна сдернула с шеи бусы и схватила служанку за руку. — На вот, возьми. В утешение. Это горный хрусталь. Двадцать крысиных шкурок. Покупала специально перед Днем красоты. — Сьяна сунула бусы Монни в ладонь и понизила голос. — А теперь скажи: что за мальчик?

Монни спрятала бусы в карман.

— А то вы не знаете!

— Монни, я правда не знаю!

— А то вы не понимаете!

— Что я должна понимать?

— Так вы же прислали птицу, что в усадьбе — новый мальчишка.

— Я прислала?

— А как же!

— Не помню… Ах да, был один мальчишка. Так это что же — тот самый?

— Тот самый, важни. Тот самый. И нечего притворяться. Мастер за ним посылал. А вы его не отдали.

— Подожди… Дай подумать… Но его ведь тогда уже не было. Он уже убежал…

— Хозяин очень ругался. Называл вас дурехой и другими словами.

— Но хозяин его отыскал? Он мальчика отыскал?

Монни кивнула.

— И где же, скажи на милость?

— Попробуйте угадать!

Монни подметила смущение собеседницы, и в ее голосе появились игривые нотки. Сьяна пожала плечами: ей не догадаться.

— В усадьбе Барлета, вот где! И мастер в ту смену светил снова на вас ругался.

— Но теперь-то за что?

— Пришлось ему раскошелиться, чтобы мальчика отдали, — несмотря на бумагу сверхважни.

Да-да, Сьяна помнит, бумага! И помнит, что Ковард сказал: «В моей усадьбе выполняют только приказы Правителя». Сьяна чуть прикусила губу. Но это еще не все. Она не все разузнала.

— Монни, и что же мальчик? Он ведь, кажется, дурачок. И внешне такой неприятный.

— Важни шутит. Мальчик — красавчик. Глаз отвести невозможно, — по лицу Монни разлилось мечтательное выражение. Но она очень быстро опомнилась, опасливо оглянулась и добавила шепотом: — Поставить с ним рядом сверхважни — неизвестно, кто будет лучше.

— Красавчик? — у Сьяны невольно отлегло от сердца. Раз красавчик, это не тот. Зря она испугалась. И с бусами поторопилась.

— Только вот не из наших. Как будто бы из горынов. А может, и не из них. Но ближе к ихней породе. И вообще он какой-то странный. Не снимает перчаток. Будто с ними родился.

У Сьяны заныло сердце. Монни все перепутала. Может, не разглядела. Но это, конечно, Исси. Раз горын — кто еще?

— И где сейчас этот мальчик? Можно его увидеть?

— Увидеть? Важни смешная! — Монни опять оглянулась и понизила голос. — Да к нему никого не пускают. Хозяин, как мальчика привезли, запер его в темной комнате. И заходит туда только сам. Даже мне не позволил. Только я подглядела — через щелку в чулане. — Монни придвинулась ближе к Сьяне. — Хозяин обул его в свинцовые башмаки. А я-то еще подумала: зачем это он к кузнецу таскался? И приехал такой довольный. В общем, бедняга горын сидит под тремя замками: один висит на двери, а два — у него на ногах. Так что ходить ему трудно, еле ноги передвигает.

Сьяна некстати вспомнила Найю. И ее деревянные ноги.

— Монни, твой хозяин — очень известный лекарь. Зачем ему мальчик?

— Видят духи, не знаю! Но мастер был очень рад. И знаете что говорил? Что теперь он станет сверхмастером. Будто бы всех поразит его новый способ лечения.

— Новый способ? Какой еще способ?

— Ну, этого я не знаю. Хозяин сказал, что ему от меня теперь ничего не нужно: подавать ничего не нужно и мыть инструменты тоже. И велел держаться подальше, — Монни опять обиженно прикусила губу. — Тоже, нашелся сверхлекарь! Сам настой приготовить не может. Все «Монни, подай-принеси! Монни, свари-помешай!» Вот уйду — будет знать… Нет, теперь он и не заметит! — Монни махнула рукой. — Он знаете чем бахвалился? Говорил, что его лечение будет очень дорого стоить. Мастер Крутиклус теперь не будет лечить всех подряд.

— Он и раньше…

— Не то, что раньше. Теперь он будет лечить только очень богатых. Тех, кто способен сразу отдать три лосиные шкуры. Или одну, но с меткой.

— Это против Закона. Это против Правителя, — Сьяна невольно заговорила с интонацией Коварда.

— Он скоро получит сверхмастера. И тогда — плевать на Закон.

— И он уже пробовал?

— Что?

— Пробовал новый способ?

Монни опять оглянулась:

— Пока еще нет. Но скоро. Через смену светил. К нему кое-кто придет. Кажется, из Совета. Мне велели купить халат, прошитый серебряной ниткой. И колпак из тонкого шелка. И платок на глаза.

Наверху, в галерее, громко скрипнула дверь.

— Монни! Куда ты пропала? Или ты с кем-то болтаешь? Я же сказал: никого не впускать! Ты опять опоздала с чаем.

Монни всполошилась, приложила палец к губам и стала толкать Сьяну к выходу.

— Давайте, важни, скорее. И — тихонько, тихонько. Важ, здесь нет никого! Я случайно замешкалась. Три раза моргнуть не успеете — а я уже тут как тут!

У самой двери Сьяна остановилась и с торопливой неловкостью отцепила сережку, оцарапав мочку.

— На-ка вот, Монни, возьми. В следующий раз получишь другую. Ты ведь сможешь еще разочек пробраться в чулан, чтобы увидеть мальчика? Ты могла бы ему шепнуть: у Коварда его помнят. И сожалеют, что он убежал. Ладно, Монни?

Сьяна накинула капюшон и выскользнула за дверь.

* * *

— Ельнец! Что происходит? — Сьяна высунулась в окошко возка.

— Важни! Не понимаю! Лошадь куда-то тянет, карахундра ее побери!

Ельнец боролся с лошадью, но безуспешно — будто кто-то невидимый вел ее под уздцы. Возница привстал, замахнулся кнутом — и охнул: рука наткнулась на невидимую преграду. Ельнец грохнулся на скамью с выпученными глазами, поминая всех мелких Духов. Лошадь свернула в сторону.

— Важни, глядите-ка, важни!

— Что? Что такое?

— Тянет прямо туда, к дубам.

— К дубам?

— Где висячая Башня.

Лошадь вдруг снова встала, а возок очень сильно тряхнуло. Сьяну отбросило внутрь. Она едва успела ухватиться за ручку дверцы.

— К Башне? Но почему? К Башне никто не ездит…

— А я вам что говорю? Не ездит!

Ельнец больше не отвечал — только икал и трясся. Это место считалось запретным: все городские дороги его огибали.

Вот они, три дуба.

Лошадь встала, словно во что-то уперлась. Ельнец быстро моргал: он не может этого видеть. Но он видел — помилуйте, Духи! — полупрозрачные руки: одна держала узду, другая поглаживала лошадиную морду. Лошадь послушалась рук и сделала шаг вперед. Лошадиная морда потонула в тумане. Ельнец был близок к тому, чтобы свалиться на землю, но почувствовал, как его трогают за плечо. Он повел себя так же, как лошадь: страх сменился покорностью, граничащей с отупением. Ельнец замер на облучке и тихо и обреченно попрощался с родными. Теперь перед ним болтался лишь лошадиный хвост, но возок поехал ровнее. Скоро Ельнец, вслед за хвостом, погрузился в туман, вынырнул из тумана и услышал, как за спиной тоненько взвизгнула Сьяна. А потом Ельнец вдруг увидел снова и себя, и лошадь, и Башню. И какого-то незнакомца великанского роста в круглой шапочке на голове. Тот тяжело дышал и обливался потом. Крупные капли на лбу собирались в тонкие струйки и текли по щекам. Встретившись взглядом с Ельнецем, великан кивнул головой и улыбнулся:

— Важ! С вами все в порядке? Вы, наверное, растерялись?

Ельнец икнул.

— На границе предела Башни очень плотный туман. Чтобы пройти сквозь него, требуются усилия. Но мне говорили, что люди с той стороны не ощущают плотность… Иначе бы я не решился… Как вы, в порядке? А важни… Она испугалась? — великан с некоторой тревогой посмотрел на возок.

Ельнец кивнул в ответ, продолжая икать. Великан отер пот с лица:

— Я сожалею, важ. Но другого выхода не было. У меня серьезное дело. Важни Сьяну очень ждут в Башне.

Ельнец сполз с облучка и неверным движением потянул на себя ручку дверцы:

— Важни! Вот этот важ… Ему нужно поговорить.

Сьяна, без единой кровинки в лице, вылезла из возка.

— Олле. Смотритель Башни. — Великан поклонился. Его движения неожиданно оказались изящными. — Я провожу вас в Башню. А ваш спутник побудет здесь.

Смотритель Башни? Не может быть! Хотя как же не может? Вот он — стоит перед ней.

Великан протянул Сьяне руку. Отказаться она не посмела.

От Олле исходило тепло. Будто Сьяна долго блуждала по мокрому Лесу, продрогла и обессилела, а потом неожиданно оказалась у печки.

* * *

Узорчатый пол, потолок в слабо мерцающих звездочках. И книги, книги повсюду — от пола до потолка. У Сьяны зарябило в глазах. А этот высокий старик, наверное, тут самый главный. Так взглянул на нее, будто Сьяна какое-то насекомое. Может, ему не нравится, что Олле ведет ее за руку? Она отстранилась — с некоторым испугом. Старик чуть заметно кивнул — в знак приветствия или одобряя ее поступок:

— Меня зовут Кригле, важни. Я старший смотритель Башни. Располагайтесь удобно. Нам предстоит разговор.

Олле подвинул ей стул, Сьяна присела. Книжные стеллажи поднимались под самый купол большого круглого зала, нависая над головой.

— Важни, здесь хранятся письмена охоронтов. Люди редко к ним прикасаются. Но у нас перед вами есть серьезные обязательства. И охоронты решили удостоить вас этой чести.

Сьяна была ошеломлена. Обязательства — у охоронтов? Перед кем? Перед Сьяной? Да она никому не нужна. Может, раньше, когда рядом с нею были Ковард и Найя, она и могла заблуждаться. Но теперь она одинока, как забытое Духами деревце, выросшее среди поля.

— Вы немного удивлены, — голос Кригле смягчился. — Вы росли без родителей.

— Мои родители умерли, когда я была младенцем, — от стеснения Сьяна не слышала собственный голос.

— Олле — младший смотритель Времени. Он составляет хронику, где упомянуты вы. Он кое-что вам расскажет, — старший смотритель Времени кивнул, предлагая Олле начать.

Олле чуть наклонился вперед: то, что он скажет, важно. Но в его намеренья не входит обидеть Сьяну. Сьяна снова почувствовала тепло. Это ее успокоило: охоронты, смотрители Башни, выглядят как островиты. Только ростом повыше. А на Лосином острове всякое может случиться…

— Важни, позвольте задать вам вопрос. Вам известно имя отца?

— Да. Его звали Листрун.

Правда, за всю свою жизнь Сьяна слышала имя «Листрун» не больше чем пару раз. И ей это было неважно. Ей нравилось говорить, что она из усадьбы Моховника.

— Я должен расстроить важни: это имя не вписано в родовые карты Долины.

Сьяна вдруг испугалась: Олле только прикинулся вежливым. А на самом деле хочет ее уличить.

— Мне так говорили, важ, — голос Сьяны сорвался. — Мои родители из охотников, дружили с Моховником-старшим.

Олле кинул быстрый взгляд на смотрителя Кригле. Тот велел продолжать.

— Я лишь сообщаю то, что написано в картах. Листрун — искаженное слово. Видимо, кто-то хотел, чтобы в нем сохранился намек на настоящее имя. Но настоящее имя вам сообщить не решились. Это имя Листвинус. Вы когда-нибудь его слышали?

Нет, это имя Сьяне слышать не приходилось.

— Так звали сверхмастера Мирче — до его ухода на Север.

— Сверхмастера Мирче? Я… не…

— Важни, сверхмастер Мирче…

— Нет! Нет!

— Сверхмастер Мирче был вашим отцом, — Олле старался говорить негромко и даже ласково. Но в его интонациях появилась настойчивость: Сьяне придется поверить в то, что он говорит.

— Это не так! Не может этого быть!

— Вашу мать звали Крамой. Она из поместья Бельчатника. Листвинус и Крама сошлись по дороге на Север — без обряда соединения. В их положении было не до обряда. Крама погибла в пути — как и все, кроме Мирче. А родившегося ребенка Мирче сумел спасти и нашел возможность отправить в поместье Моховника.

Сьяна стала красной как рак. Губы ее тряслись:

— Моя мать, она — тоже? Тоже была отщепенкой?

Кригле нахмурился:

— Важни, смотрители Башни не приносят присягу Совету и не служат правителям острова. Они делают свое дело — обращают события в память. «Отщепенец» — всего лишь слово. Так называли людей, которые были когда-то не согласны с Советом.

— Ваша мать разделяла представления Мирче — раз отправилась с ним, — Олле поторопился снова вступить в разговор.

Все, все против нее! Даже смотрители Башни!

Олле взглянул с сочувствием:

— Важни, взгляните сюда, на свое родовое древо. — Он разложил на столе шелковое полотно. — Листвинус действительно происходит из рода пришлых охотников. Но прадед его стал лекарем еще в те времена, когда здесь жили кейрэки.

Кейрэки! Опять кейрэки! Все плохое — из-за кейрэков. Вот и ее родители… Они предали Сьяну, сделали сиротой из-за своих кейрэков. Сьяна уперлась взглядом в расписную столешницу. (И что у них все расписное? Все в перепутанных линиях?) И чего этот Олле так смотрит? Будто ему жалко Сьяну. Да знал бы он, как все было! Как Мирче являлся в усадьбу — слепой и в обносках. Посмешище для охотников. Стыдно рядом стоять. И она почти не поверила, когда на собрании гильдии его назвали сверхмастером.

— Важни, ваш отец был выдающимся лекарем.

Могла ли она догадаться? Мирче всегда приставал к ней с расспросами: как она проводила время? Прикупила ли что из обновок? И почему сердита? И всегда убеждал, что хмуриться ей не к лицу. Будто бы мог увидеть.

Сьяна прикусила губу: ей всегда говорили, что у нее есть наследство. Так вот чей это подарок! Листвинуса, а не Моховника. Листвинус о ней позаботился. Как потом заботился и о детях бывшего друга. И они любили его, Ковард любил и Найя — хотя он им неродной. Они смогли разглядеть. А Сьяна, дурная Сьяна…

— Не стоит себя корить. Ведь вы ничего не знали. Все решили, что так будет лучше. До последнего времени так думал даже сам Мирче.

Хорошенькое утешение. И когда эта пытка кончится? Пусть ее наконец отпустят. Пусть от нее отстанут.

— То, что случилось во Времени, изменить уже невозможно. Но важни будет жить дальше. Ей станет легче, если она еще кое-что узнает, — Олле хотел убедиться, что Сьяна способна слушать.

Она шмыгнула носом. Олле решил продолжать:

— Сверхмастер Мирче и раньше мог получить свое звание, до ухода на Север. Он составил сложную мазь — лекарство от слепоты — и вылечил девять больных, вернул им способность видеть. Но у него был противник. Его имя Крутиклус.

Сьяна дернулась так, будто ее ужалили. Половину наследства — того, что ей было оставлено, — она отдала Крутиклусу — ненавистнику Мирче — в уплату за ту отраву, что погубила Коварда. Ей не будет прощения!..

— Крутиклус к тому моменту возглавил гильдию лекарей. Он кое-кого подкупил, и решение гильдии не было единогласным. Совет потребовал от Листвинуса еще одно доказательство. Но последнее доказательство Листвинус не смог представить. В состав его мази входило растение геркале. Довольно редкий цветок. Листвинус опасался, что геркале может совсем исчезнуть. И это произошло — как только Совет утвердил Закон о лосиной охоте. Но и Листвинусу с этих пор было уже не до мази.

Лекарство от слепоты! Сьяна сцепила пальцы. Закон о лосиной охоте. Исчезнувший геркале…

— Я слышала… Мне говорили… Он появился снова. Маленький синий цветочек. Вырос в нашем Лесу.

— Согласно кейрэкским преданиям, это хороший знак.

Сьяна вяло кивнула: куда уж против преданий! Кажется, Олле закончил. Все уже или не все?

— Осталось самое главное, — Кригле теперь не казался Сьяне очень сердитым. Да и пусть бы сердился! Поделом ей, дурехе. — Важни, я говорил, что у нас перед вами есть серьезные обязательства. Наверное, вам известно, что человека, объявленного сверхмастером, защищают смотрители Башни. Сверхмастер Мирче выполнил все условия договора, но отказался принять защитный браслет охоронтов. Он сказал, для него это слишком — так беречь свою жизнь. Его научили на Севере: смерть — не самое страшное, что может с тобой случится.

— Мирче так говорил? — Сьяна снова шмыгнула носом. — А что же самое страшное?

— Он сказал, это чувство вины, от которого некуда деться. Важни, он полагал, что виноват перед вами.

— Передо мною? В чем?

Но она же сама только что думала, что ее предали. Что ее обделили любовью, бросили в одиночестве.

— В том, что вы росли без родителей и потерялись в жизни. Сверхмастер Мирче просил, если что-нибудь с ним случится, если в Башне поймут, что вас некому защищать, передать вам браслет охоронтов. Сверхмастер имеет право на передачу браслета. Мы пригласили вас, чтобы выполнить его волю.

Теперь рядом с вами будет невидимая охрана. Олле — не только хронист, он еще ваш охоронт. У сверхмастера Мирче было много врагов. Значит, есть и у вас. И еще запомните: в случае необходимости вы всегда найдете пристанище в Башне смотрителей Времени.

Кригле чуть поклонился: он считал разговор законченным.

Сьяна поспешно встала. Олле тоже поднялся с места.

— Важни, я вас провожу!

* * *

— Мы выйдем в другую дверь. Там очень скользкий спуск. Позвольте, я вас поддержу.

Олле делает так потому, что его обязали. Нет, она не даст ему руку. И вообще, она еще не надела браслет:

— Я не стеклянная. Не разобьюсь.

И тут же ее каблуки предательски заскользили. Олле не дал ей упасть. Сьяна опять почувствовала тепло. Но высвободилась и решила не поддаваться:

— Пустите! Лучше скажите, давно вы за мной следите?

— Это не слежка, важни. Я всего лишь — свидетель. Свидетели служат Времени.

— И давно вы — «свидетель»?

— С того дня, когда знахаря Мирче объявили сверхмастером. А вас я увидел позже, на празднике Красоты, — Олле немного смутился. — Важни, мне было вас жалко.

— Жалко? На Дне красоты? — Сьяна почувствовала себя уязвленной. — Почему это вдруг?

— Я понял, зачем вы пришли.

— И зачем же? — Ах, корчерожцы! Кто тянул ее за язык?

— Вы хотели внимания Коварда.

— А вот тут вы ошиблись, свидетель. Просто Ковард стоял недалеко от Правителя. А на Дне красоты полагалось думать об Ураульфе.

Олле не стал возражать.

«Ага, свидетель! Заткнулся!» — Сьяна отпраздновала маленькую победу. Наконец-то они у границы. Ельнец тут же забрался на облучок:

— Важни, скорей залезайте. Скоро смена светил.

— Я немного вам помогу. Но в обратную сторону лошадь пойдет легко.

Сьяна уселась в возок. Охоронт почему-то медлил, не давая дверце закрыться.

— Важ, пустите. Нам надо ехать.

Олле снова взглянул на Сьяну — точно так же, как в Башне, перед тем, как сказать, что она — дочь сверхмастера Мирче. У Сьяны дернулось сердце: неужели что-то еще?

— Важни, кажется, вы мечтали об обряде с сыном Моховника. Но ваша мечта все равно не могла бы осуществиться.

Сьяна вспыхнула: а вот это его не касается! Он — свидетель жизни сверхмастера. Листвинуса, а не Сьяны.

— В рождении старшего сына садовницы Веренеи есть некоторое обстоятельство, на которое до сих пор не обращали внимания. Но он родился не вовремя.

Что это значит — не вовремя?

— Слишком рано, спустя пять месяцев, как Моховник и Веренея соединили жизни у Лосиного камня. К тому же брак Веренеи оказался для всех неожиданным: женихом Веренеи считали Листвинуса. (У Сьяны больше не было сил удивляться.) Они очень любили друг друга. Но Листвинус уже тогда решил податься на Север. А Веренея, видимо, уже носила ребенка и за него испугалась. Тогда Моховник-старший согласился на ней жениться. Он на все согласился. Он тоже ее любил. Так что Ковард, скорее всего, приходился вам сводным братом. Ваши чувства к нему были вполне естественны. Но вы не могли истолковать их правильно. Не по своей вине. В силу злых обстоятельств.

— Откуда вам это известно? — губы Сьяны с трудом шевелились.

— От сверхмастера Мирче. Он платил за браслет откровенностью.

— Если Ковард — сын Мирче, — голос Сьяны опять стал скакать и срываться, — что ж вы его не спасли?

— По правилам Башни хронист (или, если угодно, свидетель) защищает лишь одного: иначе не хватит сил. Сверхмастер Мирче считал, что вам защита нужнее. К тому же Ковард сильно любил отца — того, что его воспитал, — и ощущал себя продолжателем его рода. Мирче не захотел тревожить память Моховника. — Олле вежливо поклонился и позволил дверце закрыться.

Сьяна в изнеможении откинулась на сиденье. Олле смотрел в окно:

— Важни, наденьте браслет!

* * *

Возок поскрипывал. Ельнец что-то бубнил под нос — про невидимых охоронтов. Когда они проезжали мимо трактира, Ельнец стал уговаривать Сьяну заночевать: «Не успеем до смены светил даже треть дороги проехать!» Но Сьяна не согласилась. Ей как можно скорей хотелось уехать из Города, от Башни с ее смотрителями, от свидетеля Олле.

А вдруг от него не уедешь? Иначе — зачем браслет? Вдруг это только предлог, чтобы за ней подсматривать? Какие такие враги у Сьяны? Она никому не нужна.

Сьяна вертела браслет в руках: украшен очень умело, тонкой резьбой по металлу. И Башня на этом браслете стоит себе на земле. А под куполом видно мозаику. Но это уже слишком мелко.

Возку хотелось, чтобы Сьяна заснула. Он покачивался, постукивал камешками под колесами, даже пытался петь стариковским скрипучим голосом. Но Сьяна не засыпала. С каждым отрезком пути в ней нарастало чувство стыда и плескалось внутри, как горькая смесь Крутиклуса.

Какая же Сьяна дурная! Неумная и нелепая.

Светила уже сменились. Над дорогой повисла Луна. Лунные блики, дрожа, заглядывали в окошко и тревожили воспоминания — те, о которых Сьяна давно постаралась забыть.

…Она случайно вернулась в каминную залу. Найю, совсем еще маленькую, уже отправили спать. А Сьяна сама ушла. Ей не нравились сказки, она не любила слушать, как рассказывает Веренея.

Не так, не так. Ей не нравилось, как Веренея смотрит. Временами она смотрела пристально и внимательно, когда, как ей казалось, Сьяна этого не замечает. Но Сьяна всегда замечала, беспокоилась, даже пугалась: что Веренея хочет в ней разглядеть? Что-то такое, о чем Сьяна не может знать.

Веренея ее не любила? Сьяна привыкла так думать. И отвечала тем же: в раннем детстве — послушной лестью, когда подросла — недоверием. И не очень грустила, когда Веренеи не стало. Но плакала, сильно плакала — чтобы Ковард увидел.

Ей кажется или нет, что тьма за окном стала гуще? И Луна погрустнела…

Ковард, Найя, сверхмастер Мирче; и еще этот лекарь Крутиклус, который похитил мальчика, — слишком много для бедной Сьяны. Для одинокой Сьяны.

Разве какой-то браслет скрасит ее одиночество?

От расстройства ей привиделись огоньки. Мерцают, как красные угли.

Надо же, она помнит, как в камине мерцали угли. И помнит слова Веренеи, обращенные к Коварду:

— Солнце еще пять раз должно изменить свой цвет — и ты станешь взрослым мужчиной. Сьяна тоже станет большой. Тебе уже не стоит так много с нею играть.

— Но, мама, с ней интересно!

— Учись обходиться без Сьяны. Она уедет отсюда, когда превратится в девушку.

— Пусть бы она осталась!

— Нет, она не останется, — голос Веренеи стал непривычно жестким. — И ты дашь мне слово, что никогда — слышишь, Ковард, — не будешь думать о Сьяне как о своей невесте.

— А я и не думаю, — маленький Ковард был удивлен.

— Не думаешь — и не надо. — Веренея обхватила сына за плечи. — У Сьяны своя судьба. И она не может пересечься с судьбою Коварда. Запомни мои слова. Ты не должен жениться на Сьяне.

Сьяна неловко попятилась. Веренея услышала. Обернулась и посмотрела — прямо Сьяне в глаза. И ничего не сказала. Ни словечка — для Сьяны.

* * *

Красные точки не отставали. И Сьяна вдруг ощутила навязчивый запах гари. Где-то горит трава? Она высунулась в окошко:

— Ельнец, ты что-нибудь видишь?

Ельнец не стал отвечать и хлестнул лошадей. Кажется, он был испуган.

Сколько еще им ехать? В темноте не поймешь. Стало совсем темно. И Луна, как назло, исчезла.

Но они уже далеко, далеко от столицы: Сьяна так много вспомнила!

Ох, опять эти красные точки.

— Ельнец, что это?

Кучер сплюнул:

— Кажется, плешеродцы.

— Плешеродцы? Их много?

— А кто же их разберет. Может, два или три.

— Они на нас нападут? — Сьяне сделалось страшно. До сих пор она только слышала о плешеродцах.

— Достаньте-ка мой арбалет. Там, под сиденьем.

— Но я не умею стрелять.

— Ничего. Как припрет, сумеете. Смотри-ка! Обнаглели. Вышли ближе к дороге.

— Ельнец, я не сумею. Я только в детстве стреляла. Ковард…

— Важни, скорей! Заряжайте!

Сьяна, почти не думая, нацепила браслет (руки должны быть свободны) и схватилась за арбалет. Тетива была слишком тугой, стрела не слушалась пальцев. Неуверенность и бессилие заставляли страх разрастаться. Он просочился наружу. Красные точки — словно в ответ — начали приближаться.

— Как там, важни? Готовы?

Сьяна теперь различала не только красные точки, но и плотные тени.

— Нет, я не могу. Мне не хватает сил.

Ельнец выругался, бросил вожжи, на ходу перебрался в возок, перехватил арбалет у Сьяны и стал его заряжать. За окном мелькнула темная тень.

— На лошадь прыгает, сволочь, — Ельнец выставил арбалет в окно и попытался прицелиться.

Лошадь дико заржала. Возок завалился от резкого торможения. Сьяна слетела с сиденья. Ельнец выронил арбалет, поминая всех мелких Духов.

— Под сиденье, важни! Прячьтесь!

Сьяну било, как в лихорадке. Снаружи возникло бешеное движение. Затем послышался стук копыт, и просвистела стрела. Жалкий собачий визг… Сьяна вцепилась в Ельнеца, но тут же разжала пальцы. Знакомый голос сказал:

— Тайрэ чуть-чуть опоздал: кто-то увел плешеродцев. Замешкался лишь один — и получил угощение. Жаль! У Тайрэ много стрел.

Дверца дернулась и открылась. Тайрэ сунул голову внутрь:

— Тайрэ так рад, что встретил добрых попутчиков. Остаток пути до усадьбы он проедет вместе со Сьяной.

 

Глава вторая

— Сверхважни, хорошие вести. Вашему верному другу только что донесли: недалеко от поместья, где проживали Моховники, селяне нашли плешеродцев. То, что от них осталось.

— Кто это здесь появился? Кажется, мой советник? — принцесса прикинулась удивленной. — Вовремя. Очень вовремя. Я так жажду рассказов! И некоторых объяснений. — Палец в красной перчатке дернулся.

Крутиклус почуял неладное: Аллибинда не в духе! Впрочем, он полагал…

— Сверхважни, Крутиклус к вашим услугам. Понимаете, что это значит? Подстреленные плешеродцы? Недалеко от поместья, где проживали Моховники? Это не Ковард, сверхважни (пусть о нем заботятся Духи!) и не его дозорные. Значит, кто это сделал? Не иначе, Тайрэ возвратился. Никто другой не сумел бы. Мы ведь этого ждали. Мы много для этого сделали. Мы своего добились, — Крутиклус стал заикаться.

На лице принцессы появилась улыбка — та самая, неповторимая, которой боялся Крутиклус.

— Не хочет ли мой советник поцеловать мне ручку? — принцесса сделала вид, что снимает перчатку. — А я вот очень хочу пощекотать ему шейку. — Крутиклус попятился. — Пусть ему будет приятно.

— Сверхважни чем-то расстроена… Разочарована… — Крутиклус пятился дальше и дальше, пока не прижался к стене.

— Пожалуй, разочарована. И главное — ждет объяснений. — палец в перчатке поднялся и немыслимо изогнулся. — Значит, Тайрэ вернулся. Для этого добрый Крутиклус оставил в живых Кетайке. Нет, я что-то запуталась. Зачем нам этот Тайрэ?

— Мы хотели его возвратить… Ураульф надеется, что прибудут кейрэки… А кейрэков все нет и нет…

Принцесса внимательно разглядывала свой палец:

— Чтобы он не привел с собой помощь… Вот какая была задумка! Ты правильно все рассчитал? Кейрэков нет и не будет? Но три смены светил назад… Что это было, Крутиклус?

* * *

Что это было?

Три смены светил назад, когда Солнце достигло зенита, воздух наполнился топотом лошадиных копыт. Город пришел в движение: люди полезли на стены и высыпали за ворота. И скоро на стенах кричали:

— Смотрите, смотрите! Дозорные Белого Лося!

— Смотрите, смотрите, как скачут всадники Ураульфа!

Крутиклус пытался пробиться через толпу, но его оттеснили. Он вытягивал шею, но ничего не увидел. Зато много услышал:

— А кто это впереди? На мохнатом коньке?

— Кажется, это девушка.

— Мелкие Духи! Найя! Сестра знаменитого Коварда.

— Не дразни корчерожцев. Найя была калекой. Даже ходить не могла.

— А разве она идет? Она же скачет верхом.

— Никакая это не Найя.

— Говорю тебе, Найя!

— Но ты погляди, как скачет. Красота-то какая!

— Вы что, тупицы, не видите? Эта всадница — белая. Будто солнечный свет.

Вокруг ненадолго примолкли. Потом кто-то не выдержал.

— Ну, я смотрю и смотрю. Никакая не белая. Обычная, как и все.

— Говорю тебе — белая. Поэтому — и впереди. А еще говорят, в Лесу видели Белого Лося…

— А куда они скачут?

— Известно куда — на юг.

— Надо было давно. Ураульфу там тяжко.

— Не получалось раньше. Ждали Белого Лося!..

* * *

— Ты уверял меня, что девчонка — калека. Что она не опасна. Что она не может ходить.

— Сверхважни, видно, не знает. Это такое дело. На Лосином острове всякое может случиться.

Крутиклус слегка замялся. О том, что случилось с девчонкой, лучше не объяснять. Хорошо, что она ускакала, а Ковард бесследно пропал: ничего не расскажут. Есть еще глупая Сьяна, она слишком много знает… Но Крутиклус с ней разберется. Это будет несложно. Так что пока никто не может ему помешать. Осталось трое больных — и он получит сверхмастера.

Только вот гнев принцессы или ее любопытство… Надо отвлечь принцессу. Пусть займется другими делами. Это мысль побудила Крутиклуса отлепиться от стенки. Он маленькими шажками, поглядывая на пальчик, приблизился к Аллибинде:

— Я вот что подумал, сверхважни. Пусть дозорные ускакали. Это совсем неплохо. Зато теперь охотникам никто не будет мешать.

Принцесса презрительно сморщилась:

— Охотники? Да они беспросветно глупы. Толку от них никакого. Их хваленые петли, капканы и хитрые сети оказались пустой затеей.

— Нужно придумать способ — совершенно другой. Или, может быть, разузнать.

— Разузнать? Ну конечно! — передразнила лекаря Аллибинда. — Надо спросить Ураульфа. Или кейрэкскую няньку.

Крутиклус затряс головой:

— Нет-нет, дорогая сверхважни! Они не смогут помочь. — Он хихикнул. — Но один человек знает, как это сделать, — Крутиклус понизил голос. — Есть одна ведьма в предгорьях… Это она подослала Барлета в страну Угору, и от нее — не иначе — Барлет получил кольцо.

— Старый хрыч, что же ты раньше молчал?

Крутиклус скромно вздохнул:

— Мне пришлось пораскинуть мозгами, чтобы это понять… Советы, сверхважни, рождаются по размышлению.

— Но учти, за этот совет ты ничего не получишь. Разве что я не стану щекотать тебе шею пальцем.

Крутиклус заулыбался: да ему ничего не надо! Ничего! Ничегошеньки! Он свое получил: принцесса займется делом! Вон как хищно вспыхнули ее глазки! Пусть развлекается. А ему нужно время! Когда он станет сверхмастером, будет уже все равно, получил ли Правитель помощь, победит он в войне или нет. Смотрители Башни возьмут Крутиклуса под опеку — хочется им или нет. Конечно, змеиный пальчик может убить и сверхмастера… Но о нем пока лучше не думать.

 

Глава третья

Вальюс то и дело поминал мелких Духов и едва успевал за Тайрэ, который уговорил его ехать верхом. Мол, так они сэкономят время. А Вальюс ненавидел этот способ передвижения. Так и не смог изжить привитое в детстве чувство. Верховая езда — для охотников. Древорубы ходили пешком. Если нужно вести какой-нибудь груз, запрягали повозку: древорубы ни в чем не должны походить на охотников…

Но Тайрэ его попросил, и Вальюс поехал верхом.

Все это время Вальюса изводили предчувствия: дальше все будет хуже! Рядом с ним не осталось никого, кто мог бы обнадежить сверхмастера. А тут появился Тайрэ — собранный, чуждый унынию. У Вальюса сердце запрыгало, когда он увидел Тайрэ. И он соглашался на все, что пожелает кейрэк.

Тайрэ хотел бы услышать, как Вальюс ходил в предгорья? В пятый раз рассказать? Ладно. Вальюс расскажет.

Он приехал в усадьбу Коварда, чтобы встретить Тайрэ. Но никого не застал. Не было даже Сьяны. Вальюс измаялся ждать и случайно вспомнил, что Правитель просил его навестить в предгорьях какую-то женщину. Он оставил Тайрэ записку — если тот вдруг вернется: пусть дожидается Вальюса.

Вальюс отправился в путь, едва сменились светила. Ходьба, как и в прежние годы, бодрила его. Но потом на него напали воспоминания. Именно в этих местах маленький Вальюс впервые встретился с Мирче. И еще с одним человеком… Вальюс дошел до границы — здесь начиналась ничейная полоса. А за нею — нижние горы.

Тропинка играла с путником: петляла, ныряла под камни, пыталась его обмануть. Но Вальюс упрямо ее отыскивал, и она наконец уступила — привела его к хижине.

Эта старая хижина не понравилась Вальюсу — покосившаяся и мрачная. На крыльце появилась женщина — с пустым, безжизненным взглядом и темным лицом. «Колдунья? Сколько ей лет?» Вальюс не смог угадать, и его пробрал холодок: «Точно, колдунья. Чем Ураульф ей обязан?»

— Что тебе надо?

Ни вежливости, ни любопытства. Вальюс с трудом заставил себя произнести приветствие:

— Пусть светила дают тебе свет и в срок сменяют друг друга!

Глаза колдуньи остались пустыми. Вальюс кое-как объяснил, от кого и зачем он приехал. Колдунья казалась по-прежнему равнодушной и на него не смотрела. Вальюс решил, что напрасно пришел. Хотя на что он рассчитывал? Его попросили при случае навестить незнакомку, а он почему-то решил, что это жизненно важно…

— Говорящий с Ветрами велел передать мне «спасибо»? За чудесный подарок? — старуха неожиданно заговорила, заставив Вальюса вздрогнуть. — А известно тебе, сверхмастер, что этот самый подарок должен был его погубить? — старуха вдруг затряслась, закрякала и заквакала — засмеялась. Вальюсу стало страшно. — Да, я хотела убить твоего Ураульфа. Вот за что он мне благодарен! — смех оборвался. — А не сделай я этого, он не изведал бы счастья. Кейрэки всегда ошибались, полагая, что совершенство — в торжестве Белизны. Совершенство, сверхмастер, — в равновесии сил. В сочетании Белого с Темным. Это ученье макабредов. Ты когда-нибудь слышал об этом?

Вальюс покрылся гусиной кожей.

— Что трясешься, как заяц? Ну-ка, садись на крыльце! — голос старухи неожиданно сделался властным. — Дожидайся вечера. Дожидайся Луны. Мне нужна будет помощь. Ты такой же, как твой Ураульф. Чутье меня не подводит: ты поможешь Дракинде.

Вальюс потом не мог объяснить, почему подчинился. Какое-то наваждение. Но к страху и отвращению добавилось любопытство. И еще обострилось чувство, побудившее Вальюса бросить все и поехать в предгорья: да, это очень важно. Все это очень важно.

Дракинда сунула гостю миску с каким-то варевом: «Ешь. Тебе нужны силы».

Вальюс с плохо скрытой брезгливость ковырнул еду ложкой и поднес немного ко рту. Блюдо, на удивление, оказалась довольно вкусным. И у Вальюса действительно вдруг прибавилось сил.

— Эй, посланник! Готов? Луна уже появилась.

Вальюс взглянул на старуху с некоторым смущением: она хочет, чтобы сверхмастер участвовал в чем-то запретном?

— Я не колдую. Почти, — старуха казалась бесстрастной, — и ты останешься чист. Но ты должен открыть зеркальный тоннель.

Дракинда подсела к Вальюсу и сунула ему зеркало. Сверхмастер ахнул: какая древняя вещь! Да еще в серебристой оправе! Старуха не обратила на это внимания.

— Слушай, что нужно сделать. Ты подуешь на зеркало и скажешь как можно тверже: «Открой мне путь к Нариану!» Когда поднимется пыль, представь, что входишь в тоннель. Понял?

Вальюс кивнул.

— Пробуй.

Вальюс легонько дунул на зеркало. Ничего не случилось.

— Пробуй снова. Увидишь, что пыль поднимается, чуть поверни стекло. Нужно поймать Луну.

У Вальюса снова не вышло:

— А что должно получиться?

Старуха не скрыла своего раздражения:

— Ты представился мне сверхмастером. Что особенного ты сделал?

Вальюс замялся:

— Я сверхмастер изящных ремесел. Работаю с глиной.

— Сверхмастер изящных ремесел? И ты неспособен представить, что проходишь в тоннель? А на что ты вообще способен? Может, ты обманом выдал себя за сверхмастера?

Вальюс готов бы провалиться сквозь землю. Дракинда смотрела строго:

— Сначала представь, потом сделай.

Вальюс заставил себя собраться, снова подул на зеркало — и пыль поднялась столбом, превращаясь в туман. Он увидел большое окно и почувствовал, как Дракинда подталкивает его в спину. Вальюс чуть задержал дыхание, сделал маленький шаг — и ясно увидел комнату. Незнакомую, полутемную.

В ней не было окон. Ни свечки, ни даже лучины. Но в самом дальнем углу что-то мягко светилось. Там, прислонившись к стене, сидел человек. Вальюс всмотрелся: Исси!

Или не Исси? Мальчик, прячущий руки, был уродцем, придурком. А этот — совсем другой.

Нет, это точно Исси. Свет не дает ошибиться: он исходит от рук. И так ли сильно он изменился? Да нет же, совсем не сильно. Просто вдруг повзрослел, и с его лица исчезла дурная улыбка.

А на ногах у него… Что это на ногах? Железные башмаки? Но ведь в них невозможно ходить! Кто же такое придумал? Тот, кто очень боится, что пленник вдруг убежит.

— Исси…

Мальчик вздрогнул, поднял голову и посмотрел на Вальюса — но не увидел его.

— Кто здесь? Кто говорит?

— Исси! Послушай меня, это сверхмастер Вальюс.

У Исси округлились глаза:

— Важ… Я не вижу… Где вы?

— Исси! Это неважно. Главное, ты не бойся. Как ты сюда попал? Что с тобой происходит?

Исси растерянно оглянулся и зашептал в пустоту:

— Мне очень плохо, важ. Я не хочу здесь быть. — Он опять оглянулся. — Но если я не послушаюсь, он отрежет мне палец. Важ, я очень боюсь. Но я не могу послушаться. У меня ничего не выходит.

— Что не выходит, Исси? Что у тебя не выходит?

— Мне их не жалко, важ. Поэтому не выходит.

— Исси, я не пойму. Кого ты должен жалеть?

— Важ, заберите меня. Выпустите отсюда. Мне нужно обратно в Лес. Ей уже трудно ходить. У нее на ногах перепонки.

— Исси, мне непонятно. Что с тобой происходит? Зачем тебе нужно в Лес? У кого перепонки?

— Вот поэтому нужно. Я ее отыщу. Ей нельзя там одной. В Лесу нельзя быть неловким. Я вот тогда зазевался и угодил в ловушку. А она помогла. Это она меня отыскала — когда я попал в ловушку! Она очень хорошая, важ. У нее лицо серебрится. Только вот перепонки, — Исси шептал сбивчиво и горячо. — Она правда красивее всех. И она удивилась, что я ее вижу. Но потом заметила… У меня порвалась перчатка — из-за капкана, важ. И она… Важ, мне не было страшно. Она очень добрая, важ. Но говорить не может. Она написала палочкой: брат и сестра. Важ, ей нельзя не верить. Я хочу к ней вернуться. Она подарила мне сон.

— Исси, стой, подожди. Давай еще раз, сначала.

Исси вдруг замолчал и уставился в темноту. Вальюс услышал шаги:

— Чем ты там занят, Исси? Я велел тебе подумать над своим поведением. Думать лучше в молчании.

Крутиклус? Это голос Крутиклуса! Исси теперь у лекаря? Это лекарь надел на Исси железные башмаки? Вальюс почувствовал гнев, случайно двинул рукой, зеркало наклонилось, упуская Луну, — и пыль мгновенно покрыла стекло, не давая больше смотреть.

— Ты истратил одну возможность и почти ничего не узнал.

Гнев улегся. Вальюс растерянно повернулся к Дракинде — и отпрянул, словно ее подменили. Глаза блестели, в лице пробудилась жизнь. Теперь бы никто не назвал Дракинду старухой.

— Этот мальчик… Я его знаю. Его нужно отправить в горы.

— Это мой сын, сверхмастер.

* * *

— Вальюс был в зеркальном тоннеле!

Тайрэ произнес это так, что Вальюс уже приготовился повторить свой рассказ.

— Тайрэ уверен: Дракинда может многое сказать.

— Может, но вряд ли захочет.

— Она же поверила Вальюсу. Она позвала Тайрэ. Тайрэ и Вальюс попробуют вернуть этой женщине сына.

Тропинка сузилась. Путники спешились, стреножили лошадей и отправились дальше пешком.

Но с тропинкой что-то случилось. Она не играла с путниками, не пряталась, не исчезала — словно кто-то сделал ей больно и лишил ее собственной воли. Вальюс почувствовал беспокойство, нараставшее с каждым шагом. Он мельком взглянул на Тайрэ. Тот был очень серьезен:

— Здесь недавно проехали всадники. Не один и не два. Им было здесь очень тесно. Нос Тайрэ говорит: в воздухе пахнет гарью.

Вальюс тоже почувствовал горький тревожный запах. Вон за тем поворотом должна показаться хижина.

Но там, где она стояла, лежали черные угли.

— Лошади нас не спасли. Мы опоздали, Тайрэ. Видно, Дракинде и правда слишком много было известно.

Они подошли поближе. Угли еще дымились. И Тайрэ невольно выдавил:

— Похоже на мертвую плешь.

— Все пожарища схожи.

У Вальюса над головой пронеслась летучая мышь — невероятно большая, небывалых размеров. Он пригнулся.

Мышь задела Тайрэ крылом, и кейрэк схватился за хлыст:

— Этот зверь нападает!

Вальюс неожиданно ловко перехватил его руку:

— Нет, Тайрэ! Не надо! Я узнаю…

Вальюс чуть не сказал: «Я узнаю эту мышь. Вернее, мышиные крылья. Правда, те, что я видел, были немного больше».

Но удержался: он не все рассказал Тайрэ.

* * *

— Это мой сын, сверхмастер. Его зовут Нариан. Я назвала его в честь отца, который погиб в Долине.

Вальюс неожиданно для себя потянулся к шнурку на шее, без слов извлек амулет и протянул Дракинде. Лицо ее снова застыло. Зато Луна неожиданно проявила к вещице внимание: свет ее лучей заставил золото вспыхнуть, а белое — засиять.

— Пойдем, — сказала Дракинда.

Вальюс последовал за Дракиндой на непослушных ногах и с громко бьющимся сердцем. Он сразу увидел то, ради чего Дракинда пригласила его зайти: огромные крылья с иссохшими перепонками.

«Те самые!»

Вальюс почувствовал в горле набухающий ком.

— Ты видел хозяина крыльев?

— Да, незадолго до его смерти.

— И видел, как он погиб?

Вальюс покачал головой:

— Он отдал мне амулет и отправил за помощью. Я не успел, Дракинда.

— Я спустилась сюда с Вершины и дорого заплатила, чтобы вернуть эти крылья. Чтобы мой сын взлетел. Ты должен помочь мне, сверхмастер. Обещай, что поможешь.

* * *

Мышь снова промчалась мимо. Вальюс вытянул руку вперед.

Мышь, сделав круг, подлетела к нему, ухватила его рукав длинными пальцами и повисла вниз головой. Тайрэ вытаращил глаза:

— Эта летучая тварь хорошо относиться к Вальюсу, — он говорил почти шепотом. — И она что-то хочет.

Мышь расправила крылья, взлетела, вернулась к Вальюсу, указывая направление. Вальюс сделал шаг, другой — и понял, чего добивалась мышь: из золы торчала рукоятка старинного зеркала.

— Тайрэ! Смотри, вот зеркало. Это вход в зеркальный тоннель.

Мышь с писком сорвалась с места, быстро сделала круг и повисла на Вальюсе.

Тайрэ теперь обращался к мыши более чем почтительно:

— Кажется, важни считает, нам нужно попасть в тоннель.

— Может не получиться. Мне помогала Дракинда…

— Сверхмастер многое может. Это знают и мышь, и Тайрэ. Что сверхмастер хочет увидеть?

 

Глава четвертая

Аллибинда похожа на мать, на родную сестру Дракинды. Но она не прошла посвящения, и в ней очень много змеиного.

Как же принцесса смеялась, услышав эти слова!

— Значит, ты моя тетка? Забавно! Да ты шутница, старуха! Надо же так меня рассмешить! А говорили, ты ведьма. Хотела убить Ураульфа.

— Я платила за сына. За то, чтобы он взлетел.

— Взлетел? Это как же? — принцесса не смогла сдержать любопытства. — А, вижу-вижу! Ты припасла отвратительные перепонки. Как у летучей мыши из вонючей пещеры. Кем это надо быть, чтоб нацепить такое?

— Князем горы Казодак.

Принцесса опять рассмеялась:

— Эта ведьма под стать другой — тоже знает множество сказок. — Но потом зрачки ее сузились, и в лице проступила жесткость. — Ты заманила меня на остров, чтобы я убила Правителя?

— Нет, не ты, а другая. Та, которой он клялся в верности и с которой вы очень похожи. Я думала, ее вынудят. Или она сама не выдержит смертной муки. Но я просчиталась. Она слишком любит Правителя. А он слишком любит ее. Поэтому Ураульф и распознал обман.

Палец принцессы дернулся:

— Другая сейчас на острове?

Дракинда тут же замолкла.

— Можешь не отвечать. Это и так известно. Как ее отыскать?

— Это тебе не под силу. Никому не под силу. Человек ее не увидит. А зверь не посмеет напасть. Лес для нее как дом.

— На Лосином острове у другой не может быть дома. Это мои владения.

— Ты не стала женой Правителя. И никогда не станешь.

— Я делаю, что хочу. А знаешь, чего я хочу? Уничтожить другую. И ты мне в этом поможешь.

— Почему ты так думаешь?

— Я заставлю тебя это сделать. Как заставил Барлет.

— Барлет пожалеет об этом.

— Красноголовый, ты слышал? Тебя здесь не уважают, — принцесса насмешливо обратилась к Барлету. — Впрочем, я понимаю. За что тебя уважать? Ты мелочно торговался. Я поступлю по-другому. Эй, возьмите старуху, тащите ее отсюда. И запалите факелы. Я спрошу у тебя три раза: как отыскать другую? А потом пеняй на себя.

Дракинду выволокли из хижины. Аллибинда приблизилась к ней и заглянула в глаза. Ведьма должна испугаться. Она уже догадалась, чем угрожает принцесса. Но в лице Дракинды по-прежнему не было жизни: ни надежды, ни страха.

— Как отыскать другую? Раз.

— Другая — твоя сестра. Поэтому вы так похожи.

— Как ее отыскать? Два.

— Но ты не прошла посвящение — в отличие от нее.

— В последний раз тебя спрашиваю: как ее отыскать?

— Все еще можно исправить. Это будет больнее, чем в детстве. И тебе придется расстаться с любимой кожей змеи. Но жертва стоит того, чтобы стать серебристой.

— Три.

— Я все сказала, принцесса.

Дракинда умолкла.

— Старая ведьма не хочет поделиться с нами секретом. Не хочет избавить нас от лишних тревог и волнений. Придется ее наказать. Сожгите ее жилище.

Огонь занялся мгновенно. Необычный огонь. И Барлет это сразу понял, то есть сразу его узнал:

— Дух охоты! Он торжествует. Он доедает то, что осталось от старой охоты.

— Обожаю огонь.

Пламя было настолько горячим, что все невольно отпрянули. Кроме Дракинды. Она осталась стоять там, где ее поставили, так и не сдвинулась с места. Красные блики плясали в ее безучастных глазах.

Принцесса толкнула Барлета:

— Охотник! У тебя такое лицо, будто ты испугался. Или жалеешь старуху? Ты считаешь, она заплатила за перепонки? А может, охотник и сам хотел полетать немного? А, признавайся, Барлет? — принцесса развеселилась. — Может, ты заключил со старухой какой-нибудь договор, о котором мне неизвестно? Что ты просил у нее? Что она тебе обещала? Чем ты клялся, Барлет?

Барлет побледнел.

— Не бойся ее, охотник. Она ничего не умеет. Только трепать языком. Но нам как раз это и надо. Мы заставим ее это сделать. — Аллибинда села в седло. — Я уезжаю, старуха. Но разговор не окончен. Ты торговала сына? Ты скоро его увидишь. И мы вместе посмотрим, как он будет летать. Вон с того крутого обрыва.

* * *

У Дракинды внутри улитка. Она не выносит жара. Как только вспыхнуло пламя, ее рожки безвольно обмякли, влажное тельце скрючилось.

Боль в груди была слишком сильной, просто невыносимой, и Дракинда, казалось, не слышит, что говорит принцесса. Топот копыт утих, а она все стояла и смотрела, как горит ее дом — вместе с заветными крыльями. Как ее мечты и надежды превращаются в пепел.

Огонь наконец насытился, облизнулся в последний раз и спрятался под углями.

Пустота в груди разрасталась.

Угли, угли кругом. Синие огоньки. Мелкие Духи, как приживалы, доедали объедки, оставленные господином.

Снова явился Ветер, выдувающий жизнь. Дракинда на этот раз не хотела ему противиться. Огонь уничтожил то, за что она заплатила непомерную цену.

Ее сын никогда не взлетит — даже если останется жив.

А они обещали убить его. Обещали убить, чтобы снова заставить ее сделать ужасное дело. Но то, что они хотят, серебристая сделать не может.

Если она серебристая, а не простая колдунья.

А она… Кто ты, Дракинда?

Ветер плохо справляется. А боль пустоты нарастает. Смешно, но боль пустоты не позволит ей умереть. Она не сможет терпеть. Она станет шарить рукой в поисках нового сердца. Пальцы Дракинды сжались — и тут же разжались снова. Уголь обжег ей ладонь.

И следом явилась мысль — горячая, как ожог. Она ничего не умеет? За это над ней насмехались? Потешались над бедной Дракиндой, у которой в груди улитка?

Но они не знают Дариллу, женщину Лунного ордена. Ту, у которой внутри когда-то горела жар-птичка. А Дарилла заставит слушаться даже Духа охоты.

Крылья мужа сгорели, но угли от них остались. И она их отыщет. Распознает среди других.

У Дракинды не хватит сил сделать то, что она задумала? У Дариллы найдутся силы.

Вот он, заветный уголь. Горячий, словно жар-птичка. Дарилла легонько дунула, вынуждая уголь ожить. И — засмеялась, чувствуя, как грудь наполняется жаром. Серебро ее кожи вспыхнуло, словно грязь соскоблили.

— Дух охоты! Слушай меня!

Ты, выжигающий душу!

Лунный Закон считает виновным Ураульфа из рода Кейрэ — я беру вину на себя.

Лунный Закон считает виновной серебристую Аллибину — я беру вину на себя.

В подтверждение этому отдаю человеческий облик.

Я согласна дожить свою жизнь как бессловесная тварь.

Уголь внутри Дракинды разгорелся в полную силу. Она закричала от боли и вся обратилась в огонь.

 

Глава пятая

Гадкий зловредный мальчишка! Из-за его упрямства планы могут сорваться!

А сначала все шло как по маслу.

Крутиклус составил список уважаемых членов общества. Он нанял себе шпионов (больше сотни крысиных хвостов!) и велел разузнать, кого из списка мучает хворь, у кого нездоровы домашние. Он делал пометки против каждого имени и заранее представлял, как выступит на Совете: важи не представляют, какой ужасной угрозе подвергается остров! Нет, не на юге, здесь. В безопасной столице. В отдаленных поместьях. Мы на грани уничтожения. Наши граждане вымирают. Поколения вырождаются. И Крутиклус нашел причину!

Болезни калечат людей — самых знатных и благородных — безжалостно и непристойно. Некоторые из хворей он даже не смеет назвать. Они напугают собрание. Но лекарь Крутиклус немного подумал и нашел замечательный способ оздоровления граждан. Конечно, его результаты пока более чем скромны — двадцать (тридцать?) спасенных от различных недугов, многие из которых считались неизлечимыми. Против этих недугов бессильны все известные средства. (Крутиклус довольно потер ладони: такого в Совете не слышали! То, что делал когда-то Листвинус, по сравнению с этим — шутка.)

Совет желает увидеть свидетелей? Как же! Как же! Вот они: знатный корзинщик Смиркус, страдал ущемлением грыжи; вдова почтенного Брыльюса, богатейшего пекаря, чуть не сошла с ума от ужасной боли в виске; бакалейщик Вафлус, помощник председателя гильдии, измучен суставными шишками. И еще… и еще…

Мальчишка какое-то время оправдывал ожидания. Крутиклус ни разу не сек его, не отказывал в ужине и не будил спозаранку. Монни ему намекнула: чудесный метод Крутиклуса сильно зависит от Исси, от того, как тот ест и спит. Будто бы мальчик слабеет после каждого излечения и нуждается в отдыхе. Будто бы ему надо восстанавливать силы.

Эта Монни — проныра. Нужно ее уволить. Но она слишком много знает. Крутиклус ее распустил: то одарит, то приласкает. И теперь она смеет в открытую насмехаться над вдовой почтенного Брыльюса. Без всякого уважения.

Да, вдова почтенного Брыльюса, испытав на себе чудодейственный метод, пожелала избавиться еще и от бородавки. В этом нет ничего смешного. У нее бородавка на заднице. Очень плохое место. Из-за этого бедная женщина не может устроить личную жизнь. Сколько радужных циклов миновало с момента, как пекарь отправился к Духам, а она все живет вдовой! У нее уж виски поседели, а никто не желает разделить ее одиночество. Ни один молодой красавчик — несмотря на все ее деньги.

Только Крутиклусу — чуткому и внимательному (Как же он ей помог! Разве сотня беличьих шкурок — это серьезная плата, если речь идет о здоровье?) — только ему вдова решилась всецело довериться. Он же почти сверхмастер! (И она улыбнулась восхищенной улыбкой.) Бородавка — это очень мучительно. Представьте себе красавчика… Мужчины так бессердечны! А на Лосином острове главное — красота. Тут вдова разрыдалась. Она готова платить. Две лосиные шкуры. И одна из них — с меткой. По нынешним временам это большая ценность.

И что же? Зловредный Исси опорочил чудесный метод. Он ничего не сделал! Как цвела бородавка на заднице у вдовы, так и цветет до сих пор. А Крутиклус уже два раза приводил ее в темную комнату.

Он разозлился ужасно. Оставил Исси без ужина. А наутро Крутиклусу принесли больного мальчишку — сына башмачника Клабуса: прикоснись — обожжешься. От макушки до пяток его покрывала сыпь. Крутиклус старался близко не подходить. Монни сама уложила больного в комнате для излечения.

И этого, мелкие Духи, Исси поправил. Провозился с мальчишкой до утренней смены светил — и мальчишка был как огурчик.

Монни поджала губы: она и не сомневалась. Только Исси очень устал. Нужно его покормить и оставить в покое.

Но тут опять появилась вдова с бородавкой. У нее столько дел, столько дел! Почти сверхмастер Крутиклус должен ее понять: у вдовы большое хозяйство. Ведь она по сей день вносит достойную лепту в дело гильдии пекарей.

И что же? Исси, капризный негодник, опять ничего не сделал.

Вдова поджала губы. Она сказала, что верит в могучее средство Крутиклуса: головные боли больше ее не тревожат. И она, конечно, выступит свидетелем на Совете. Но только после того, как бородавка исчезнет. Она придет столько раз, сколько нужно для излечения.

Как Крутиклус ругался, когда вдова удалилась! Эта дурная важни, она же всем разболтает, что Крутиклус ей не помог. Значит, метод может не действовать. Действует не всегда. И Крутиклусу не удастся затмить достижения Мирче.

Лекарь кипел от досады.

Он вынудит Исси слушаться! Заставит его извести дурацкую бородавку. Он такое ему устроит, что мальчишка в следующий раз не посмеет ослушаться: отрежет гаденышу палец и приложит вдове на задницу, в виде сухого компресса. Это должно помочь. Непременно поможет.

Заодно Крутиклус проверит, отрастет ли у Исси палец. Лекаря озарило: а что, если пальцы Исси могут расти, как трава? Вот тогда он горы свернет! Вот тогда он разбогатеет. Вот тогда он станет непревзойденным лекарем.

* * *

— Важ, в эту смену светил нельзя принимать больных.

— Ты будешь меня учить? — Эта Монни совсем обнаглела. Надо ее уволить. И как можно скорее.

— Исси горит, как в огне. И покрылся сыпью. Я говорила вам: если он очень уставший…

— Заткнись. Без тебя разберусь. Приготовь мне хороший нож и побольше уксусной жижи.

— С чего это вы вдруг вспомнили врачебные инструменты?

— Делай, что говорю.

— Вы что-то задумали, важ. По глазам вашим вижу.

— Монни, ты надоела.

— Что вы хотите делать? — Монни вгляделась в Крутиклуса. — Важ, вы с ума сошли! Вы ничего не смыслите. Исси нужна передышка. Дайте ему поесть.

— Убирайся отсюда, пока я тебя не уволил.

— Если он вдруг умрет, вам самим будет хуже.

Эта мысль — что Исси может вдруг умереть — Крутиклуса отрезвила. Монни — дуреха дурехой, а бывает права: мальчишка нужен живым. Пожалуй, надо немного повременить с испытанием. Тем более, от мальчишки можно сейчас заразиться.

А вдове он скажет, пусть наберется терпения. Метод требует сил и времени. Но Крутиклус над ним работает. И непременно придумает средство от бородавки.

* * *

Кто может так стучать? Конечно, с недавних пор у Крутиклуса в доме охрана. Но и гости, кажется, пришли не с пустыми руками.

— Где ты прячешь Придурка? — Барлет не стал тратить время на любезности и объяснения.

У Крутиклуса неприятно дернулось сердце: вверх и вниз, вверх и вниз — как тряпичный мячик на нитке.

— Придурок? Какой придурок?

— Не ты, а другой. Где мальчишка?

— Важ, я не понимаю.

— Не юли. Гимрон мне все рассказал.

Улыбка Крутиклуса тут же превратилась в оскал:

— Гимрон не имеет права появляться на острове. Он изгнан приказом Правителя.

Барлет усмехнулся:

— Лекарь так уважает Правителя? Он же недавно требовал смертной казни для Ураульфовой няньки?

Улыбка исчезла с лица Крутиклуса:

— Я заплатил Гимрону. Этот жадный охотник запросил слишком много, невероятно много! Несмотря на бумагу, подписанную принцессой. Там сказано, что мальчишка у меня в услужении.

— Думал по-тихому меня обокрасть, — Барлет опять умехнулся. — Ты совсем поглупел, Крутиклус. Не вздумай кому-то рассказывать, что ты платил за мальчишку: на Лосином острове не торгуют людьми. Торговля людьми приравнена к колдовству.

Крутиклус затрясся от гнева: гадкий охотник!

— Я заплатил Гимрону двойную цену — чтобы он заманил мальчишку в усадьбу и передал его мне. Я его не отдам.

— Отдашь — и даже не пикнешь. Ты бы и мне его отдал. — Барлет вдруг сделался очень спокойным. — Но дело сейчас не во мне. Мы с тобой разберемся позже. Мальчишка нужен принцессе.

Крутиклус похолодел: это то, чего он боялся. Принцесса что-то узнала? Но когда же, когда? Он считал, что отвлек ее. Неужели он просчитался?

 

Глава шестая

— Так вот какой ты, горын! — принцесса с легким прищуром рассматривала Исси. — А мне говорили, придурок. Охотник меня уверял, что ты настоящий урод. Впрочем, что удивляться? Островиты кричат: «Красота! Красота!» — но в красоте ничего не смыслят. — Аллибинда заметила краешком глаза, что Барлет помрачнел. Это его задевает? Она улыбнулась. — Когда горын возмужает, рядом с ним уже не поставишь никого из здешних мужчин. Барлет, согласись со мной. Он будет красивей тебя. Намного красивей. В нем говорит порода, древняя кровь. Но нацепить перепонки такому красивому мальчику — это дурацкая мысль. — Она снова вгляделась в Исси. — Как? Ты ничего не знаешь? Неужели дядя Барлет ничего тебе не рассказывал? Даже не говорил, где живет твоя мать? И что она — колдунья? Смотрите-ка, он не верит. Может, и правда — придурок? Ладно, я пошутила. Ты как-то странно смотришь. Что тебя удивляет?

Исси молчал.

— Я не люблю болтунов. Но тех, кто молчит, — еще больше. На мои вопросы всегда отвечают. Ты понял?

«Это сверхмастер Вальюс. Исси! Не удивляйся. И не верти головой. Я тебя вижу и знаю: ты меня слышишь. Ответь принцессе, пожалуйста. И ни в чем не перечь ей — иначе она разозлится».

— Мне кажется, я тебя видел, — слова давались Исси с трудом. Он запинался.

— Вот как? и что в этом странного? Меня многие видели.

— Я не это хотел сказать. Ты похожа на ту, что я видел в Лесу.

Принцесса насторожилась и подалась вперед:

— Кого ты видел в Лесу?

— Я видел другую, похожую. Только она… серебрилась.

Палец принцессы поднялся. Лицо превратилось в маску, голос сделался глуше:

— Я не расслышала. — Палец в красной перчатке выгнулся и опустился. — Повтори еще раз, ты кого-то встретил в Лесу?

— Другую. Такую, как ты.

— Повтори еще раз.

Исси опять замялся.

— Я велела тебе повторить. Скажи: я видел ее.

— Я видел ее.

— Чем докажешь?

— Раньше я улыбался. Я не мог по-другому. И за это меня дразнили. А она подарила мне сон, и плохая улыбка исчезла.

— Значит, ты ее видел. — Принцесса откинулась в кресле, и зрачки ее сузились. — И сможешь снова увидеть?

У Исси все сжалось внутри. Принцесса ему не нравилась. Но он кивнул головой. Аллибинда повернулась к Барлету:

— С новой сменой светил отправитесь на охоту. Мальчишка поедет с вами.

Барлет хмуро взглянул на Исси:

— Горын не может охотиться. Это правило братства. Охотники не согласятся.

— Меня не волнуют охотники. Мне нужна дичь, Барлет. Мальчишка покажет дорогу.

— Но его не выдержит лошадь. Железные башмаки весят больше, чем человек. Из-за его башмаков мы еле сюда доплелись.

— Сверхважни, пожалуйста, вспомните: я — ваш личный советник. Мальчик — большая ценность. Он очень дорого стоит, — Крутиклус сорвался на визг. — Если снять с него башмаки, он убежит, непременно.

Аллибинда бросила взгляд на Крутиклуса, а потом посмотрела на Исси, на его башмаки.

— Железные башмаки — неплохая придумка. Но одного башмака будет вполне достаточно. Ты понял меня, Крутиклус? Достаточно одного.

* * *

Исси был как в тумане. Он плохо соображал и почти не видел, что происходит вокруг. Как он мог согласиться? Он же знает: та, что в Лесу… Ей теперь трудно бегать. Он думал, что сможет помочь. Но она улыбнулась, так грустно: это ему не под силу. А потом послышался шум, какие-то голоса. Голоса показались Исси знакомыми. Ему сделалось любопытно: что происходит? Она делала знаки: не надо. Но Исси хотел быть мужчиной. Хотел показать, что он смелый, — и столкнулся с Гимроном. Гимрон увидел его и весело засмеялся: «Придурок, вот где ты бродишь! Тебя уже обыскались. Забыл свое место, щенок? А ну-ка, иди сюда!» И Исси к нему подошел. По привычке не смог ослушаться…

Нога в башмаке затекала. Чтобы он усидел в седле и лошадь не завалилась, ногу пришлось подвязать к седлу. Исси все ждал, что дядя Барлет влепит ему затрещину. Но тот лишь ругался сквозь зубы и проклинал Крутиклуса.

— Эй, ты следишь за дорогой или уже заснул? Далеко еще ехать?

Исси мотнул головой. Это могло означать и «да», и «нет» — что угодно. Барлет привычно сплюнул, нахмурился и отвернулся.

А Исси опять погрузился в трясину сомнений.

Он слышал сверхмастера Вальюса. Тот сказал: соглашайся на все — лишь бы выехать в Лес. Тебе нужно попасть к оврагу, где густо растет лещина. Но, может, голос сверхмастера только почудился Исси? Сначала у важа Крутиклуса, где Исси сидел в темной комнате. Потом — во дворце, у сверхважни. Ему ведь было так плохо. Вот он и размечтался, что кто-то его спасет. А теперь он ведет охоту. Сверхважни — он слышал — назвала серебристую дичью. Вдруг он правда ее увидит? Вдруг они ее схватят?

У Исси заныло сердце.

Кусты впереди шевельнулись. Мелькнуло что-то зеленое. Исси дернул коня, глаза его округлились. Барлет мгновенно заметил, куда устремлен его взгляд. Кусты впереди опять шевельнулись. Барлет не стал дожидаться, пока Исси что-нибудь скажет.

— Ату! Ату ее! — гикнул он, и охотники, подстегивая себя свистом, рванулись к цели, вперед.

Крутиклус был единственным, кто не поддался азарту погони. Он плелся в конце колонны, между ним и Исси было теперь пустое пространство. И Крутиклус прекрасно видел, как конь под мальчишкой вздрогнул и подался назад, чуть ближе к большому дереву, — будто кто-то его позвал. А потом в седле, позади мальчишки, оказался еще один всадник. Откуда он взялся? С дерева? Неизвестный всадник перехватил у Исси узду, что-то ему сказал — и лошадь послушно поскакала к гуще деревьев.

— Стой! Воры! Не пущу! — Крутиклус направился всадникам наперерез.

— Важ, не надо мешать, — спокойный голос Тайрэ заставил Крутиклуса сжаться, и следом за этим он вылетел из седла.

Лошадь с Исси скрылась из виду.

Крутиклус, проклиная кейрэка, забрался в седло и с криком: «Разбойники! Обокрали!» поскакал за охотниками через поломанные кусты.

Охота, как видно, уже закончилась. Охотники спешились и растерянно сгрудились, не решаясь сдвинуться с места. Крутиклус тоже слез с лошади, протиснулся в первый ряд и увидел женщину в мятом зеленом платье, с застрявшими в волосах веточками и листьями. Он не сразу узнал в ней Сьяну. С десяток сломанных стрел валялось в траве, образуя до странности ровный круг.

— Совсем обалдели, молодчики! — орала разъяренная Сьяна и топтала ногами сеть. — Я подам на вас в Суд. В Совет. Испортили мое платье. Распугали всех коз. Думаете, Коварда нет, и за бедную девушку некому заступиться?

— Хватайте ее, немедленно! — Крутиклус затрясся от гнева и бросился прямо к Сьяне. — Она воровка, сообщница! Она помогала кейрэку!

Крутиклус схватил Сьяну за руку.

— Не трогай меня, калекарь! — Сьяна попробовала отпихнуть Крутиклуса, но тот вцепился ей в волосы:

— Вредная баба! Тупица! Вздумала мне мешать?

В следующее мгновение Крутиклус разжал свои пальцы и вытаращил глаза. Его отшвырнуло под ноги настороженным хмурым охотникам. Он взвыл от ужаса и уставился на могучую Сьяну: это что же — она? Она его отшвырнула?

— Гад! Испортил прическу, — Сьяна выпрямилась и откинула волосы с плеч. — Только попробуй снова ко мне прикоснуться, — она завернула рукав, обнажая запястье.

Крутиклус, не веря глазам, вытянул шею:

— Ты… Откуда этот браслет?

— Только попробуй, калекарь! — Сьяна говорила с нескрываемым торжеством. — Я всем про тебя расскажу — чем ты промышляешь, колдун!

— Не верьте ей! — взвизгнул Крутиклус. — Она украла браслет. Она украла мальчишку. Воровка! Кейрэкская дура!

— А ну, советник, остынь. Или тебе мало врезали? Браслет нельзя своровать. — Барлет повернулся к Сьяне. — А ты уходи отсюда — пока я не передумал.

— Передумал он! — Сьяна гордо оправила платье, стряхивая траву. — Смотри, а то я передумаю! Я припомню вам Коварда!

Она повернулась и, кинув презрительный взгляд на Крутиклуса, двинулась восвояси. У ближайших кустов Сьяна остановилась и, как будто ее больше ничего не тревожило, громко крикнула:

— Бяша, бяша! Ко мне!

На голос, радостно блея, появились несколько коз.

— Распугали всех коз, идиоты. Чернянка, иди ко мне. Нас больше никто не тронет. — Сьяна хлестнула веточкой по кустам и неторопливо скрылась в зеленой гуще.

Крутиклус пришел в себя и снова засуетился:

— Не давай ей уйти, Барлет. Она помогала Тайрэ. Он похитил мальчишку.

Барлет мрачно взглянул на лекаря:

— Чтобы из-за тебя и из-за этой дурехи меня придушила невидимая рука? Ты что, не понял? Она под защитой Башни. — Он сплюнул сквозь зубы, разглядывая кусты. — В жизни такого не видел. Но на Лосином острове всякое может случиться…

— А что тебе скажет сверхважни? Она тебя не похвалит! Ты облажался, охотник. Тебя провели на мякине.

— Эй, седлайте коней. — Барлет не смотрел на Крутиклуса. — Железный башмак и два всадника — это тяжелый груз. Кейрэку от нас не уйти — как бы он ни старался.

* * *

— Сьяна, не надо, не плачь! Все уже позади. — Вальюс осторожно поглаживал девушку по спине. Та рыдала, уткнувшись ему в плечо. — Ты умница. Всем показала. Ты очень смелая, Сьяна! (Сьяна шмыгнула носом.) Мирче мог бы тобой гордиться.

— Он никогда не узнает, — Сьяна снова стала реветь.

— Но у тебя есть свидетель. Он запишет эту историю — как дочь сверхмастера Мирче помогла спасению Исси.

— Олле? — Сьяна испуганно оглянулась. — Как ты думаешь, он нас видит?

— Ну… — Вальюс смутился. — Он же тебя защищал. Думаю, он где-то рядом.

— Ох, Духи, а я реву. Важ, — Сьяна засуетилась, — дайте скорей платок. А зеркала у вас нет?

— Зеркала нет, — Вальюс не скрыл улыбки. — Но ты и так хороша. Давай собираться. Поедем с тобой к Башне.

— Мы вместе поедем, важ? Вы тоже укроетесь в Башне?

— Нет, моя дорогая. Сверхмастер Мирче опять преподал мне урок.

Сьяна всплеснула руками:

— Важ, он же умер!

— Ты не первая так говоришь. Но это ему не мешает учить негодного Валя. Кетайке получит браслет в обмен на мою откровенность. И ее не посмеют больше держать в темнице.

— Важ, но вас давно называют сверхмастером. Неужели вы до сих пор не просили у Башни защиты?

— Нет, не просил. Но даже сверхмастер Мирче это не сразу понял. Он еще удивлялся, что я чего-то боюсь. А меня защищал обычай, а не реальная сила…

— Но если вы отдадите свой браслет Кетайке, — Сьяна коснулась браслета у себя на запястье, — если вы это сделаете, все уже будут знать: у сверхмастера Вальюса нет охоронта. Вы станете уязвимы… А у вас так много врагов.

— Другого выхода нет. С появлением новой Луны истекает срок вето. В Совете голосовали за наказание Кетайке, посчитали ее колдуньей.

— Все, кроме вас, сверхмастер… Вы защищали колдунью… нарушая Закон.

— Покрывать колдунов — страшное преступление… — Вальюс улыбнулся грустно и обреченно. — Но ведь мы с тобой знаем: Кетайке — не колдунья.

— Да, сверхмастер, рассказывать сказки — это не преступление. Только кто же поверит?..

 

Глава седьмая

Лошадь шла тяжело. Исси первое время что-то радостно бормотал, а теперь совсем ослабел. У него не осталось сил, чтобы бороться с хворью, и поднимался жар. К тому же нога в башмаке, видимо, сильно болела.

— Исси очень устал. Он сможет еще потерпеть? — Тайрэ погладил мальчика по плечу.

Исси в ответ кивнул. Но скоро начал стонать. Пришлось останавливаться, устраивать ногу иначе.

— Железный башмак! Это надо же! Ни один мелкий Дух по гнусности не сравнится с Крутиклусом.

Они снова тронулись в путь.

Спину стал пробирать холодок.

Тайрэ убедил сверхмастера, что главное — выкрасть Исси. Дальше он знает, что делать, и Вальюс пусть не волнуется.

Но теперь он чувствовал: их настигает погоня. А лошадь уже устала: Тайрэ и так заставил ее двигаться слишком быстро. Спрятаться? У Барлета много людей, и они читают следы. А место здесь гадкое. Тайрэ запомнил его — с той самой смены светил, когда они в первый раз отстреливали плешеродцев вместе с Мирче и Ковардом. Тогда Зеленая Шляпа поскакал к мертвой плеши…

Вот и решение! Больше Тайрэ не думал: он потянул за узду, разворачивая свою лошадь.

— Старушка, там нехорошее место. Тебе оно не понравится. Но ничего не поделаешь. Другого выхода нет. Зато пока ты можешь не торопиться. Побереги силенки. Потом…

Тайрэ не договорил. Исси пришел в себя:

— Важ? Не надо! Там страшно.

— Исси не должен бояться. Должен верить Тайрэ. И внимательно слушать. Очень внимательно, Исси.

— Там… Нас догоняют, важ.

Тайрэ не ответил. Лошадь заржала, учуяв плешь. Но он не позволил ей изменить направление.

Охотники приближалась. Теперь они видели беглецов, видели, как стремительно сокращается расстояние, гикали и свистели, разгорячившись погоней.

Тайрэ пришпорил лошадь:

— Ну, старушка, давай!

Охотники тоже рванули вперед, близость цели их опьянила. Тайрэ направил лошадь прямо в мертвую плешь. Лошади мчались так быстро, что крики Барлета: «Стой! Назад! Поворачивай!» — почти никто не услышал.

Исси от ужаса скорчился и зажмурил глаза. Настигающие охотники уже дышали им в спину.

У самой границы плеши Тайрэ, прижав к себе Исси, спрыгнул с лошади на ходу. Они откатились в сторону.

Лошадь на всем скаку влетела в мертвую плешь. За ней — голова погони.

— Назад! Назад! — орал Барлет, пытаясь остановить разгоряченных всадников.

Спустя мгновение плешь вспыхнула красным огнем. Те, что скакали сзади, спасались, падая наземь. Крутиклус, вытаращив глаза, смотрел на происходящее, но, казалось, не видел огня.

— Где они? Где? — он дернул Барлета за плащ.

— Кто, духи тебя побери!

— Кейрэк и мальчишка?

— Мои люди погибли, гнида.

— Где кейрэк и мальчишка? Они тут! Они где-то спрятались.

Барлет тяжело дышал:

— А ну, урод, отвали… Дух охоты пожрал охотников…

— Сверхважни будет сердиться. Нужно найти мальчишку.

— Все. Уходим отсюда. Дух охоты разгневан и не хочет нам помогать.

— Где мой мальчишка? Стой! Ты должен его отыскать!

Барлет, не обращая внимания на Крутиклуса, поехал прочь, подальше от страшного места. Те, что остались целы, потянулись за ним. Позади плелся лекарь, бормоча сквозь зубы проклятия. Ну ничего, ничего! Нужно только добраться до Города. У него теперь есть охрана, вооруженные люди. И он знает, что делать.

* * *

Барлет не станет искать себе оправдания. Он расскажет принцессе всю правду: охотники обманулись и угодили в ловушку. Он не выполнил приказания. Если принцесса желает, может его наказать. Пусть делает с ним, что хочет.

«Только не прогоняй», — эти слова Барлет не осмелился вымолвить.

— Значит, красноголовые обратятся теперь в красноглазых?

Что такое? Принцесса не хочет содрать с него кожу? Она будто бы и не сердится? Барлет, не веря себе, поднял глаза на принцессу. Аллибинда не понимает!

— Теперь Лосиный остров наводнят плешеродцы. Отстреливать их больше некому. Дозоров не существует.

— Охотник тоскует по Коварду? По ненавистному Коварду? Кто б мог подумать!

— Плешеродцы — тоже охотники. Охотники на людей. Если появится главный, плешеродцы собьются в стаю. Они захватят весь Лес.

— Кто становится главным?

— Тот, для кого охота превыше всего на свете. Кому известны слова об охоте на человека. И кто внушит остальным, что это — главное дело.

— Откуда ты это знаешь?

— Ковард учил дозорных. Но дозорные в прошлом — охотники. Просто сменили шляпы — красные на зеленые. А охотники часто болтают.

Зрачки Аллибинды сузились:

— Твой отец Скулон охотился на людей.

Барлет тут же взвился:

— Не на людей — на горынов. Горыны — низкие твари.

— Твой брат разделался с Ковардом.

— Ковард отступник, предатель. Он служил узкоглазым. Он получил по заслугам.

— Кейрэки — тоже не люди?

Барлет промолчал.

— Нет, охотник, кейрэки — люди. Просто ты их ненавидишь. И не важно, за что, — Аллибинда усмехнулась. — А еще ты любишь охоту. И тебе известны слова, ради которых псы собираются в стаю.

Принцесса смотрела в глаза Барлету, и губы ее змеились непринужденной улыбкой.

Барлет почувствовал страх, порожденный догадкой.

— Люди не видят другую, а звери ей не страшны. Но плешеродцы — иные. Они разыщут ее — стоит им приказать. Стоит возглавить охоту. Ты желал Ураульфу смерти? Это будет хуже, чем смерть, — если его ненаглядную загрызут плешеродцы.

Аллибинда встала и подошла к Барлету. И в следующее мгновение страх потеснило желание.

— Ты звал меня на охоту. Я поеду с тобой. Хочу увидеть своими глазами, как ты настигнешь дичь. Как отгрызешь ей голову.

— Ты хочешь отдать меня плеши?

— Ну что ты! — принцесса с нежной жестокостью коснулась щеки Барлета. Это прикосновение помутило его рассудок.

— Плешь выжигает душу и убивает желания — все желания, кроме охоты. А я мечтаю увидеть, как ты ползешь на брюхе прямо к моим ногам. И в зубах у тебя — сердце жертвы.

Аллибинда опять погладила охотника по щеке. Как забавно он дышит!

— Я не отдам тебя плеши. Я обману Дух охоты. Как ты обманул меня. Как обманул Ураульфа. — Она провела по губам Барлета пальцем в красной перчатке. — Я отварю ведьмин корень и приготовлю зелье. Перед сменой светил ты выпьешь его, Барлет, — она весело рассмеялась. — А на прощание я сладко тебя поцелую.

Барлет не сможет противиться. Он раб ее арабесок.

 

Глава восьмая

Тайрэ устал. Немного.

Но осталось совсем чуть-чуть — и они добредут до места.

Большую часть пути Тайрэ тащил мальчика на себе.

От пота щипало глаза, спину ломило. На пепелище Тайрэ едва удержался, чтобы не сбросить Исси: опустил его медленно, чтобы тот не ушибся, — и сам рухнул рядом. Зола вздохнула серым облаком пыли, смягчая падение.

Светила сменили друг друга, когда Тайрэ пробудился. Исси сидел, запрокинув голову, глядя на горные скалы. Губы его дрожали, он не взглянул на Тайрэ.

— Исси? Что-то не так?

— Важ, куда мы пришли?

Тайрэ смутился. Он не рассказывал Исси о цели их путешествия.

— У Тайрэ очень трудное дело — доставить Исси к Вершине.

— Исси думал, Тайрэ хороший. А Тайрэ не любит его.

— Нельзя оставаться на острове. Крутиклус поймает Исси. Или кто-то другой. Нужно укрыться в горах. Горы — родина Исси.

— Я не пойду туда, важ! Я туда не пойду, — Исси внезапно дернулся и попытался вскочить. Но тут же упал на землю: башмак держал его, словно якорь. Мальчик уткнулся носом в траву и закрылся руками.

Плечи Исси затряслись от рыданий.

— Исси не хочет в горы. Исси не будет горыном. Лучше Исси умрет. Тайрэ его не заставит.

Тайрэ придвинулся ближе и попытался погладить мальчика по спине. Исси сбросил руку кейрэка и продолжал рыдать.

Тайрэ растерялся. Он предвидел, что будет трудно. Он был готов рисковать своей жизнью, драться, нести Исси с его башмаком. Но не думал, что мальчик будет ему мешать.

Летучая мышь появилась внезапно — так же, как в прошлый раз, — и сделала низкий круг у кейрэка над головой. Он невольно пригнулся, провожая ее глазами. Мышь издала громкий писк и исчезла из виду.

— Исси не должен плакать! Исси должен смотреть!

Писк и движение воздуха заставили Исси стихнуть. Он приподнял лицо. Мышь опять пролетела мимо и спикировала на Исси, задевая его крылом.

— Какая большая мышь! Тайрэ! — мальчик завороженно следил за полетом мыши. — Смотри, она возвращается.

— Исси боится? — Тайрэ говорил шепотом. Он боялся, что громкое слово помешает чему-то важному.

Нет, Исси совсем не боялся. Он вытянул руку. Мышь подлетела к мальчику, вцепилась в его рукав, сложила крылья и повисла вниз головой. Исси легонько погладил серое тельце пальцем. Его глаза светились восторженным изумлением. Мышь в ответ пискнула.

— Тайрэ! Посмотри! Ей нравится. Откуда она взялась? Здесь есть летучие мыши? Но она на других не похожа. На тех, что я видел раньше.

Тайрэ уклонился от прямого ответа:

— Это горная мышь. А горы хранят много тайн.

Слово «горы» не тронуло Исси.

— А крылья! Какие большие! Какие красивые крылья! — Исси коснулся пальцами сложенных перепонок.

Мышь вдруг сорвалась с места и задела Тайрэ крылом. Он пригнулся. Мышь, сделав круг, возвратилась.

— Что она хочет, Тайрэ?

— Тайрэ не умеет читать взмахи крыльев.

Мышь ударилась в грудь кейрэку и чуть не упала на землю.

— Тайрэ что-то прячет в кармане?

Как же он мог забыть! Зеркало! Вальюс отдал ему старое зеркало. Оно больше не пускало в тоннель сверхмастера, и Вальюс сказал, что зеркалу нужен новый хозяин. Тайрэ извлек драгоценную вещь из-за пазухи и протянул его Исси. Мышь металась туда-сюда.

— У Исси должно получиться. Нужно поймать лунный луч, — Тайрэ старательно подбирал слова. — Луч покажет Исси Вершину.

На лице у Исси отразилось сомнение. Мышь снова вцепилась ему в рукав и повисла вниз головой.

— Тайрэ думает, мышь согласна.

Исси осторожно коснулся пальцами перепонок. Мышь пискнула.

— Важ, разве она понимает?

Мышь резко расправила и сложила крылья. Исси сглотнул: как он смел усомниться? — и осторожно взял зеркало в руки.

* * *

— Карун, скорее! Пойдемте! — Тахир ворвался в комнату для раздумий, забыв обо всем на свете. — Почка на Древе раскрылась!

Пальцы жреца, скользившие по строчкам Солнечной книги, замерли.

Тахир ожидал, что жрец тут же оставит книгу и бросится к Древу. Они так долго ждали! И уже почти не надеялись.

Но Даридан не спешил. Напротив — двигался очень медленно. Палец уперся в букву, словно желая ее проткнуть.

— Показались кончики крыльев?

Тахир кивнул и прижал руки к сердцу.

— Какого цвета?

— Карун! Вы должны посмотреть…

— Пойдем, Тахир. Посмотрю.

Даридан наконец поднялся и пошел за Тахиром. Ноги были словно чужие.

Почка раскрылась на ветке недалеко от дупла. Чешуйки еще старались прикрывать свое чудо, но с каждым мгновением это удавалось все меньше. Белоснежные крылья освобождались из плена, разворачивались, раскрывались, подставляя пушинки дуновению Ветра и сияя на Солнце.

Люди стояли молча, не смея верить глазам.

— Крылья с белыми перьями. — Тахир поднял руки вверх и застыл в благодарственной позе.

Его примеру последовали другие. Даридан увидел Тейрука. Не отрываясь, Тейрук смотрел на Даридана, и глаза его были — как провалы в пещеры. Жрец отвернулся и тоже медленно поднял руки. Он почувствовал, как разведчик встал у него за спиной.

— Что случилось, карун? Разве кто-то попросил себе крылья?

— Древо исполнило просьбу Дариллы.

Тейрук до боли сжал зубы:

— Почему вдруг сейчас?

— Видимо, кто-то сделал что-то очень плохое.

— Что-то плохое, карун? Я не ослышался?

— Один сделал что-то плохое. А в ответ ему кто-то другой сделал что-то хорошее. Что-то очень хорошее. Зло, вопреки себе, порождает добро. Черное и Белое по отдельности не существуют. Это закон равновесия.

— Но это ученье макабредов! А мы считаем, что Белое умножается белым!

— Макабреды — людоеды. Но их предки родом с Вершины. У нас с ними много общего.

— Они отказались летать!

— И мы отказались, Тейрук. Древо дарит нам крылья. Но у народа Вершины больше нет летунов.

* * *

На Бледном мосту иногда бывает очень красиво. Особенно — в лунные ночи: звезды крупные, словно яблоки, — можно потрогать рукой. Но она пришла не за этим. Ей нужно вспомнить дорожку в один из домов сновидений. Там когда-то ее ожидали — с нетерпеньем, тоской, надеждой. Но прошла уже целая жизнь, как она дала себе слово больше туда не ходить. Кого она оберегала — сновидца или себя? Когда-нибудь Духи рассудят.

— Юрулла? Не может быть!

— Все может быть, Даридан! Ты рад или удивлен?

— А для тебя это важно? Ты меня не позвала.

— Даридан, ты не можешь меня обвинять. Ты увидел меня, но я не смотрела тебе в глаза. Гибель тебе не грозила.

Сновидец смолчал.

— Значит, ты до сих пор не простил?.. Не простил, Даридан, я знаю. Но мне пришлось выбирать между тобой и Орденом. Между тобой и Луной. В эпоху цветного Солнца служение Белому требует слишком много усилий.

— Даридан служит Белому Древу.

— Юрулла служит Луне.

— Каждый делает свое дело.

— Не думая о другом. Это большая ошибка. И Белое убывает…

— Теперь ничего не исправишь.

— Можно еще попытаться. Поэтому я и пришла.

— Значит, Юрулла пришла вовсе не к Даридану. Юрулла пришла к жрецу…

— Да, у Юрулллы просьба к жрецу Вершинного Древа.

Даридан невесело усмехнулся:

— В это трудно поверить.

— Я пришла просить силы у горы Казодак.

— А в это поверить совсем невозможно.

— Даридан! Помоги Ураульфу.

— Юрулла! Я не ослышался? Ты пришла просить за мужчину?

— Не за мужчину, жрец. За Правителя острова. Ураульф сражается против Полупустыни. Это ему не под силу. Только жрец Вершинного Древа может ему помочь.

— Народ Вершинного Древа непричастен к делам Долины… Люди Долины убили последнего летуна.

— Но у Дариллы есть сын.

— Бесполезное знание. И его поглотила Долина.

— Ураульф непричастен к злым делам островитов.

— Я не хочу о нем думать. Даридан не станет помогать Ураульфу.

Где ты, гордость Юруллы?

— Я могла бы просить Даридана сжалиться над Юруллой. Я тебя не позвала. Но я принесла эту жертву ради Лунного ордена. Мир забирает у Ордена его серебристых женщин. Они уходят удерживать равновесие. От рожденья к рожденью Луны нас остается все меньше. Мне казалось, что я могу уменьшить число смертей. Но я не смогла, Даридан. Я оказалась бессильна. Ураульф обручен с серебристой. Если он не вернется, серебристая женщина превратится в лягушку. И мне придется признать, что жертва была напрасной… Но дело не в этом, жрец! — Юрулла поглубже вздохнула. — В Начале Времен жар-птичка, Древо Вершины и Лось были связаны между собою. Белое было трехчастным, но каждый из нас решил, что может не думать об этом. Вот в чем ошибка, жрец. Ты знаешь, что крылья жар-птички светятся, словно радуга. Но когда она на свободе, все цвета сливаются в белый — от великих усилий. Мы мечтаем о Белом Солнце. Оно не сможет взойти, пока три части Белого не станут единым целым.

 

Глава девятая

Крутиклус нанял проводника — из разоренных охотников: пусть отыщет следы кейрэка, который выкрал мальчишку. Пусть отыщет следы железного башмака. Их ни с чем нельзя перепутать. В Лесу, возле мертвой плеши, нанятый долго сопел: этот поганый кейрэк хуже старого лиса. Следы башмака обрывались — будто мальчишка взлетел. Но теперь люди лекаря двигались за Тайрэ. Крутиклус без передышки гнал их до самых гор. В предгорьях проводник свернул с широкой дороги и вывел отряд к пепелищу. Там все долго топтались без всякой пользы для дела, и Крутиклус уже начал терять терпение. Наконец проводник отыскал потайную тропу — узкую и крутую. С каждым новым изгибом тропы он делался все беспокойней — неуверенно озирался, то и дело нащупывал нож и наконец показал: нужно остановиться.

— Важ, лошади не пройдут. Тут только пешие ходят.

Крутиклус велел людям спешиться.

— Важ, я не уверен…

— Что? Ты не знаешь дороги?

Проводник покачал головой:

— Дело не в этом, важ. Здесь только одна тропа. Она ведет в средние горы.

— Ну, и что ты остановился?

— Важ, расплатитесь со мной. Я туда не пойду.

— Что? Я тебя нанял!

— Вы не сказали мне, что пойдете в средние горы. Там макабреды, их владения. Даже горыны туда не суются.

Крутиклус не слушал:

— Мне плевать, чьи это владения. След кейрэка ведет туда?

Проводник кивнул.

— Ну так двигай по следу.

Проводник уперся:

— Важ, расплатитесь со мной. Хотите идти — идите. Здесь ведь одна тропа. Проводник вам больше не нужен.

— А туман? А развилка? Что ты морочишь мне голову? Я для чего тебя нанял? — Крутиклус затрясся от гнева.

Проводнику стало ясно, что платы он не получит:

— Я туда не пойду. Делайте, что хотите. Найдите другого проводника.

— Другого? Верни мои деньги!

— Важ, я долго вас вел. То, что вы тогда дали, я уже отработал.

— Отдай мои деньги!

Проводник попятился, а потом повернулся и припустил бегом, вниз по тропинке.

Крутиклус сделал знак ближайшему лучнику:

— Не дай ему убежать.

Лучник спустил стрелу. Крутиклус даже не стал смотреть:

— Эти проныры проводники не являются членами гильдий. Совет бы его осудил. — Он повернулся к другим. — Не медлить. Идти вперед. Здесь только одна тропа. Мальчишка от нас не уйдет.

* * *

Летучая мышь доказала, что может быть очень полезной. Взять хотя бы железный штырь! И где она только его раздобыла? Но штырь помог освободить ногу Исси от железного башмака. Нога отекла, посинела и сильно болела. Мышь летала кругами, пищала, а потом исчезла и к вечеру принесла горного меда в сотах. Они подкрепились, сил прибавилось. Кроме того, Тайрэ вспомнил наставления Кетайке и смазал Исси больную ногу. Мышь принялась летать у Тайрэ над головой, задевая его крылом, из чего Тайрэ заключил, что его одобряют.

Потом они шли за мышью по узкой горной тропе. Тропа привела их в пещеру. Мышь стукнулась Тайрэ в грудь. Это Тайрэ уже понимал: «Доставай зеркало!» Мышь ухватила зеркало лапами и вылетела из пещеры.

Исси бросился следом:

— Смотри, как ей тяжело.

Тайрэ схватил его за руку:

— Если я правильно понял, нам велено тут сидеть, пока она не вернется.

И вот уже три смены светил они просидели в пещере. Тайрэ смекнул, что пещера — неплохое убежище. В углубленьях на стенах скапливалась вода, так что жажда им не грозила. И у них оставался мед. Немного — но оставался. Поэтому поначалу оба обрадовались передышке.

Однако скоро Исси стал приставать к кейрэку с вопросом, куда подевалась мышь. Вдруг с ней что-то случилось? А Тайрэ с тревогой посматривал, как тают запасы меда, и старался поменьше есть. И куда же мышь потащила это тяжелое зеркало? А Исси нечем заняться, и к нему в отсутствие мыши могут вернуться сомнения. Тайрэ не Кетайке. Его истории быстро иссякли. Вдруг Исси опять станет плакать: «Не хочу быть горыном»? Что тогда Тайрэ делать? И без зеркала непонятно, что поделывает Крутиклус. Оставил он их в покое после событий в Лесу?

…В стороне, на тропе послышался шум движения.

— Кому говорю, вперед? Здесь только одна тропа. Им больше некуда деться. Мы их скоро догоним.

Исси вытянул шею и испуганно заморгал:

— Крутиклус! Это Крутиклус!

Да, Крутиклус. И с ним — Тайрэ обратился в слух — примерно два десятка вооруженных людей.

— Они уже близко!

— Исси не должен бояться. Крутиклус его не увидит.

Звуки шагов приближались. Крутиклус ворчал все громче. Исси сжался в комок. Тайрэ прижал палец к губам: не двигайся! Не говори!

— Все. Они прошли мимо. — Кейрэк придвинулся к мальчику и потрепал его по плечу. — Пусть Крутиклус поищет Исси. Он его не найдет.

У Исси в глазах мелькнуло сомнение. И Тайрэ пришлось повторить:

— Крутиклус его не найдет.

Так ли Тайрэ в этом уверен? Если лекарь нанял проводника, тот уже обнаружил, что следы оборвались. Беглецы — не летучие мыши и не могли улететь. Значит, они где-то спрятались. Стражники станут искать их убежище.

Тайрэ вытер ладони — они сделались слишком влажными — и потрогал короткий меч.

Вход в пещеру был узким. Тем, кто снаружи, придется протискиваться по одному. И вряд ли Тайрэ окажет им добрый прием. Мышь знала, что делала.

— Тайрэ, они возвращаются! Они отыскали пещеру! Тайрэ, бежим!

Мальчик проворно вскочил и оказался у выхода.

— Исси, не надо! Стой!

Было поздно. Исси увидели. Кто-то крикнул: «Смотрите! Туда!» — и стражники, топая и крича, свернули с тропы к пещере. Тайрэ протиснулся следом за Исси и побежал за ним: выбора не было. Впереди отвесной стеной поднималась гора. Тропа обманула бегущих — заманила их в складку. Но дальше прохода не было. С другой стороны площадка обрывалась в глубокую пропасть.

Исси уткнулся в стену и вжался в нее спиной. Тайрэ встал впереди и приготовился биться.

— Хватайте мальчишку! Ему уже не уйти, — подначивал лекарь стражников.

— Важ слишком торопится. Он, наверное, плохо видит — раз не заметил Тайрэ.

— Эй, опусти свой лук, — крикнул Крутиклус стражнику. — Знаю, какой ты меткий: можешь убить мальчишку. Ну, что встали? Вперед! Кейрэк один, а вас много. Даю сверх обещанной платы по десять беличьих шкурок. Каждому, остолопы. Уберите кейрэка.

— Важ сделался расточительным. Это может кончиться плохо, — Тайрэ холодно улыбнулся и заколол того, кто приблизился первым.

Но дальше ему стало туго. Нужно было не только биться. Нужно было следить, чтоб ни один из стражников не приблизился к Исси. Тайрэ стоял слишком близко к стене, и это мешало двигаться. Его окружили и оттеснили от Исси.

Тайрэ услышал крики:

— Мальчишка царапается! Выкрути ему руки!

— Не прикасайтесь к рукам, — завопил Крутиклус. — Если нужно — рубите ноги. Тащите его сюда.

Краем глаза Тайрэ увидел, как потащили Исси, и попытался вырваться из кольца.

Что-то серое и большое прыгнуло сверху на стражника, волочившего мальчика. Стражник тут же упал.

— Пауклаки! Макабреды! — люди в панике заметались.

Серые воины на пауклаках прыгали со стены. Люди Крутиклуса падали с перебитыми шеями. Тайрэ не успел сосчитать до десяти, как все уже было кончено.

— Пусть пауклаки едят. Оставить того и вот этого, — главный указал на лежащего Исси и на Крутиклуса, который пытался забиться в щель между валунами. — Они умрут по-другому. Их кровь послужит Макабру.

Тут он заметил Тайрэ, который бросился к Исси:

— Кейрэк? Давненько не виделись! Я же предупреждал: мы с тобой еще встретимся.

Тайрэ узнал того, с кем сражался в предгорьях. Всадник на пауклаке взобрался на стену и прыгнул. Тайрэ сумел увернуться, но он уже очень устал. Пауклак укусил его в руку и заставил выпустить меч. Рукав потемнел от крови. Тайрэ под натиском Мукарана отступал к обрыву.

— Прежде, чем ты умрешь, утоли мое любопытство, — макабред придержал своего пауклака. — Что нужно лесному червю на горе Казодак? Что привело кейрэка во владения Мукарана?

— Тайрэ отправился в горы ради мальчика Исси. Мальчик родом с Вершины.

— Кейрэки лживы в своих заботах о Белом. Их всегда волновал только Лес. До гор им не было дела.

— Мукаран может думать, что хочет. Но не должен обидеть мальчика. Этот мальчик нужен горам. Он наследник крылатого князя.

Лицо Мукарана перекосилось:

— Не лицемерь, кейрэк. Крылатого князя убили люди Долины. У него не осталось наследников.

— Пусть Мукаран посмотрит на его амулет…

Пауклак осел на задние лапы, зашипел и подался вперед. Кейрэк потерял равновесие и упал в пустоту.

* * *

Они будут бить в барабаны из человеческой кожи.

Они будут пить его кровь во славу Макабра.

И смотреть, как он умирает медленной смертью.

И наслаждаться видом угасающей жизни.

Крутиклус стонал от страха. Как он здесь очутился, в этой железной клетке? Как попал во владения людоедов? Он, такой осторожный, вдумчивый, уважаемый председатель гильдии лекарей, советник, почти сверхмастер…

Мальчишка!

Крутиклус взвизгнул.

Это он виноват! Он решил убежать, унести свои руки. Это он заставил Крутиклуса забыть обо всем на свете. Это он заманил его в горы!

И, глядите: сидит как ни в чем не бывало. Повернулся спиной к Крутиклусу и укачивает свою мышь, как девчонка качает куклу.

Будто бы не боится, что опять придет Мукаран.

Мукаран пришел почти сразу, когда пленников заперли в клетке. Железная дверь заскрипела. Вождь велел своим людям остаться снаружи, а сам направился к Исси.

— Встань.

Исси поднялся.

— Посмотри на меня. Как зовут твоего отца? — Мукаран взял мальчишку за подбородок.

Исси отвел глаза — губы его чуть дрогнули — и ничего не ответил. Тогда Мукаран резко дернул Исси за ворот, нащупал шнурок и вытащил из-под рубахи какую-то штуку. Вроде бы, амулет. Шнурок натянулся и врезался в шею. У мальчишки на глаза навернулись слезы.

Тут неизвестно откуда появилась летучая мышь. Сделала круг по клетке, а потом пролетела прямо над головой Мукарана. Тот отшатнулся, выругался и рассек воздух плетью. От удара мышь упала на землю. Крыло у мыши неправильно вывернулось. Исси вскрикнул, кинулся к ней, поднял, прижал к груди.

— Летуны с перепонками вызывают брезгливость. Все они кончили плохо, — Мукаран умехнулся одними губами. — Твой отец не гнушался перепончатых крыльев. Ты пал гораздо ниже. Тебе довольно летучей мыши.

Он развернулся и вышел, не взглянув на Крутиклуса — будто того здесь не было. И хорошо, хорошо.

Вдруг Мукаран пощадит Крутиклуса? Не из жалости. Нет, конечно. Но Крутиклус готов заплатить. Дорого заплатить. Ему кое-что известно. Один секретик. Про Исси. Про то, что умеет мальчишка. Это его умение пригодится макабредам. Сделает их великими. То есть нет — нет, нет, нет! — он ошибся, сбился-оговорился. Макабредов все боятся. Это великий народ и без всякого Исси.

Нет! Не нужно хватать Крутиклуса!

Не нужно его тащить!

Пусть ему позволят…

Мукарану…

…секретик…

…они станут еще страшнее…

…Пощадите Крутиклуса!.. Не нужно этого делать… Он расскажет… про Исси… про руки…

* * *

Было очень темно. Темнота давила, усиливая страшные ожидания. Можно было бы снять перчатки, но Исси не мог на это решиться: вдруг кто-нибудь придет?

Чего они все хотят от него?

Исси очень устал. Глаза у него слипались. Но как только он забывался, тут же являлся Тайрэ. Он стоял у края над пропастью. А потом, вскинув руки, опрокидывался спиной в пустоту. Исси вздрагивал, покрывался испариной, пробуждался и гладил мышь. Только это прикосновение приносило ему облегчение. Крыло у летучей мыши уже не висело. Вдруг мышь забеспокоилась. Скоро темнота задрожала от бликов света и тяжелых шагов. Исси вжался в стену.

Макабреды открыли решетку и бросили Крутклуса на пол. Один из них, седой и косматый, с щербинами вместо зубов, повернулся к Исси:

— Такой же, как ты, умирает. Его плоть посвятили Смерти. Ты услышишь, как он захрипит и испустит последний вздох. Твоя кровь от этого станет густой и холодной — и особенно вкусной. С новой сменой светил ты будешь готов к обряду.

Стражники быстро ушли. Все опять стало тихо.

Сколько мальчик помнил Крутиклуса, столько его боялся: лекарь ему угрожал, делал больно, использовал. Но теперь где-то здесь, в темноте, рядом, совсем рядом с Исси, лекаря ела Смерть — медленная, неотвратимая, торжествующая, мучительная. Лекарь трудно дышал.

— Исси…

Исси вздрогнул.

— Я умираю… — голос сипел и срывался. — Мне очень страшно, Исси. Не оставляй меня… Посиди со мной рядом.

Исси непроизвольно подался вперед. Мышь беспокойно задвигалась у него на руке, перебирая лапками.

— Исси, сжалься, — в горле Крутиклуса что-то булькнуло. — Здесь слишком душно. И темно. Я не вижу тебя.

Исси не смог подняться на ноги, его била сильная дрожь. Он опустился на четвереньки и подполз туда, где лежал умирающий.

— Дай мне тебя увидеть. Дай мне света. Чуть-чуть. На прощание.

Исси судорожно вздохнул.

— Света! Смилуйся! Света!

Мальчик, стуча зубами, стянул перчатки. Мышь сорвалась с места и закружилась по клетке. Теплый свет разлился вокруг, и Исси увидел лекаря. Кожа его посинела, глаза провалились. Крутиклус усох и уменьшился. Длинные пальцы, как черви, ногтями цеплялись за землю.

— Пожалей меня, Исси. Силы… Силы уходят, — он застонал.

Мышь кружилась по клетке стремительней и стремительней. Но Исси уже не видел ее и ничего не чувствовал. Ничего, кроме боли Крутиклуса. Эта боль проникла прямо в его сердцевину, колола острой иглой и порождала жалость. Жалость — щедрая и печальная, как вода в половодье, изнутри затопила Исси. По рукам побежало тепло, свет усилился, вспыхнул — и Исси погладил тощую, посиневшую руку лекаря. Тот облегченно вздохнул:

— Исси… Как хорошо…

Исси снова коснулся лекаря.

— Исси, смилуйся. Дай мне руку.

Исси не смог противиться. Мышь подлетела ближе, задевая его макушку, — словно хотела его оттащить. Тот ничего не почувствовал.

— Ха… Ха-ха-ха! — пальцы Крутиклуса вцепились в одежду Исси. Лекарь неожиданно сел. — Смотрите! Этот мальчишка! У него золотые руки! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — Глаза Крутиклуса заблестели. — У него золотые руки, и Крутиклус не умер! Ха-ха-ха!

Исси очнулся. Лицо его перекосилось. Он дернулся, вырываясь. Крутиклус опять рассмеялся.

— Куда это ты? Куда? Смотри! Крутиклус не умер! Танцуй со мной, мальчик! Танцуй!

Крутиклус с безумным хохотом начал кружиться по клетке, не выпуская Исси. Исси заголосил от страха и отвращения. Мышь кружила над ними, задевая крылом Крутиклуса. Но лекарь не обращал на нее никакого внимания и хохотал все сильнее.

Горное эхо услышало хохот Крутиклуса. Хохот потряс Казодак. К клетке уже бежали. А лекарь все танцевал.

— Я не умер! Смотрите! Вы выпили мою кровь, но Крутиклус не умер!

Макабреды оцепенели, а потом повалились на землю, закрывая лица руками.

 

Глава десятая

Новый появился неизвестно откуда. Он был крупным, с мерцающими глазами. Он не понравился Ви, но его все сразу признали. Ба сказал красноглазым: «Вы охотники! Слуги Красного Духа! Я поведу вас на дело!», и они превратились в стаю.

Ба знал очень много слов. Он сказал: «Покажите, на что вы годитесь. Вы не простые псы. Вы рождены из плеши. Вы можете чуять то, что обычным псам не под силу. Вы отправитесь на охоту и отыщете серебристое. Оно прижилось в Лесу и противится красному, противится Духу охоты. Вы убьете его. Вы добудете его сердце и отдадите мне».

В пустых головах красноглазых, как в полусгнивших дуплах, загудели чужие слова. Но Ви не мог разделить их восторга. Да, последнее время он, словно бродячий пес, рыскал в поисках пищи и много слов позабыл. Ему с трудом удавалось объединить двух-трех красноглазых для совместной охоты, а потом они разбегались. Но он помнил старого Ба — того, что погиб в овраге. Тот говорил другое. Ви не мог повторить тех слов — иначе он стал бы Ба. Но он помнил, что те слова называли врага. Врага, а не просто жертву. Враг был большой и сильный. Победа над ним означала господство над Лесом. Новый Ба не хочет господства красноглазых? Зато он желает нарушить старый Закон: сердце съедает тот, кто сломает жертве хребет. Съедает у всех на глазах. Это право убийцы — право на новое знание.

Новый Ба все запутал. Нет, он не нравился Ви. С каждой сменой светил — все больше.

Теперь красноглазые каждую ночь рыскали в поисках серебристого. Но Лес препятствовал им, Лес обманывал их. Ба разражался гневом. Ба сек словами, как прутьями. Они скулили и выли и еще до рассвета заползали в мертвую плешь, оставляя Ба одного — на границе живого и мертвого.

Ба оставался снаружи. Ви заподозрил неладное: он что же — не ищет сил в глубине мертвой плеши?

В этот вечер все изменилось. Юркий, пронырливый Ги нашел серебристую метку. А за ней отыскалась другая. Следы вели к водоему. И Ба объявил водоем местом ночной засады. Следующей ночью им предстояла Большая охота.

Ба сказал, что останется разговаривать с Духом охоты. Остальные пусть отдыхают. Все послушно укрылись в плеши. Но Ви неожиданно для себя не последовал за остальными. Это было опасно. Ви никогда так не делал. Но недоверие и любопытство — что будет делать Ба? — одержали победу над желанием скрыться от Солнца.

Заря ослепила Ви и лишила видимой плоти. Зрение стало слабым, но он сохранил чутье. Пока Ви приходил в себя, Ба куда-то исчез. Ви принюхался: свежий след! Неужели это след Ба? Но это не запах гари. До сих пор красноглазые не замечали, что Ба не пах мертвой плешью. Вот что тревожило Ви! Все красноглазые пахли, и ночью запах гари окутывал стаю, как облако. Ба всегда был внутри, всегда окружен другими, так что отсутствие запаха не выдавало его. К нему не принюхивались. Его слушали, ловили его слова.

Но у нового Ба был запах. Очень слабый, едва различимый. Ноздри Ви шевельнулись. С рассветом на траве заблестела роса, и теперь тайный запах Ба сделался ощутимым. Раздражающий запах живого сохраняют те красноглазые, которых плешь обожгла недостаточно глубоко. Но это не запах пса. Так — Ви ощерился — пахнет живой человек.

Ви принюхался снова, лязгнул зубами и невольно поджал свой хвост: ему знаком этот запах. Это запах воспоминаний, которые плешь не убила. Это запах смертного ужаса, который испытывал Ви.

Он двигался следом за Ба. Запах делался все острее и заставил вспомнить слова, хранившиеся в золе его истлевшей души: «Ишь, присосался! Урод вислоухий. Дай-ка сюда мешок!.. А ну, пристрели его!»

Слова, слова, слова! Как много забытых слов!

Слова порождали ненависть. Ви ненавидит Ба?

Мир делался все светлее. Свет действовал разрушительно. Дальше бежать нельзя. Иначе Ви не хватит сил добраться до мертвой плеши. Он уже хотел повернуть, когда поднявшийся ветер донес до него новый запах. Ви остановился и посмотрел туда, откуда примчался ветер. Видел он очень плохо, но сумел различить человека. Тот стоял, прислонившись к дереву, и поигрывал прутиком. Ба двигался прямо к нему: не бежал, не пугал, не прыгал. Не хотел сломать ему шею. Ба — Ви сначала себе не поверил — полз к человеку на брюхе. А когда оказался рядом, стал лизать его ноги.

Солнце влезло на верхушки деревьев, насмехаясь над плешеродцем и лишая его возможности видеть. Ви, пошатываясь, двинулся в сторону мертвой плеши. Но запахи — запах смертного ужаса и запах того человека, к которому Ба полз на брюхе, — преследовали его. Даже тогда, когда Ви погрузился в спасительную черноту.

* * *

Ви проспал начало Охоты. Силы, съеденные рассветом, медленно возвращались. Но вместе с силами к Ви возвращались слова, много слов прошлой ночи: «А ну, пристрели его! Пристрели, кому говорю!» и то, что когда-то говорил ему старый Ба: «Двуногий убийца решил, что стал Хозяином Леса! Но на него найдется другой жестокий охотник».

Ви нравятся эти слова. Это красиво. А Ба, теперешний Ба, он таких слов не знает.

И Ви ненавидит Ба. За то, что Ба не так пахнет.

Ненависть к Ба нарастала по мере того как Ви ощущал: силы его прибывают. Он высунул влажный язык и выполз из плеши наружу.

Ви еще не знал, что будет делать. Пока он просто бежал, вынюхивая Охоту и стараясь не приближаться. По тому, как Лес задрожал, он понял: красноглазые взяли след и настигают жертву — ту, что наметил Ба.

Ви выскочил к водоему — чуть левее других.

Жертва, которую они гнали, лежала у кромки воды, ухватившись за камыши и дышала со свистом: хотела укрыться в озере, но, видимо, поскользнулась. А подняться на ноги у нее уже не было сил. Самое время — прыгать. Упавшую жертву можно сразу не убивать. Можно еще заставить ее закричать. Но красноглазые медлят. Словно какая-то сила пригвоздила их к месту.

Ви подбежал поближе и вскочил на поваленный ствол.

На открытом месте, между озером и плешеродцами, закрывая собою жертву, высился Белый Лось. Белый до слепоты. Он, угрожая, опустил свою голову и медленно двинулся на плешеродцев. Те, огрызаясь, попятились. Неожиданно Лось сделал рывок вперед, и сразу два плешеродца с пропоротыми животами отлетели в кусты. Раздался вой, срывающийся на визг. Плешеродцы скулили, выдавая свою собачью природу.

Ви спрыгнул с дерева и приблизился к стае. Ба должен что-то сделать. Что-то сказать охотникам.

Но у Ба в голове — пустота. Ви неожиданно понял: Ба растерял все слова. Только два, как тяжелые камни, катались в мозгу у Ба: «Белый Лось! Белый Лось! Белый Лось!» Человеческий запах Ба сделался ощутимым. Шерсть на загривке Ви встала дыбом:

— Это Ба виноват! Он неправильно выбрал жертву. Он — пустое дупло. Он ничего не может, — Ви посылал слова в головы красноглазых.

Те обернулись, отыскивая его взглядом.

— Я покажу настоящую жертву. Я буду вашим Ба. Сердце получит тот, кто настигнет добычу первым. Смерть врагу — человеку!

— Смерть врагу — человеку! — отозвались ему уцелевшие. Слова оказались понятными, точными и вдохновенными.

Ви развернулся и побежал, не оглядываясь. Стая двинулась следом за ним. А он уже знал, как страшно отомстит знакомому запаху — запаху смертного ужаса.

Ба бросился следом за стаей. Ба пытался прорваться к Ви, но его оттеснили другие, ощерившись и рыча. И Ви со сладостным чувством понял: бывший Ба разгадал его план и — испугался. Ви почувствовал в воздухе привкус чужого страха. Ви почувствовал сладость в пасти — это лучше, чем свежая кровь. Лучше, чем плоть добычи. Вот в чем истинное призвание красноглазых охотников: мстить, вызывая страх!

Ви уверенно вел свою стаю. Он знал, что в знакомом месте увидит того человека, которому служит Ба, — и увидел его. Тот его тоже увидел и сначала не испугался. Потому что не понял…

Ви готовился прыгнуть. Но бывший Ба прыгнул раньше — невозможным огромным прыжком преодолел расстояние между стаей и человеком. Бывший Ба и Ви столкнулись в прыжке.

Ви отлетел назад. Бывший Ба стоял, закрывая собой человека. Шерсть его страшно вздыбилась, он оскалился и зарычал. Но уже проиграл. Он забыл о том, что слова могут быть страшнее зубов. Он чувствовал себя псом. Псом — не Хозяином Леса.

Глаза у Ви вспыхнули гневом:

— Этот пес не помечен плешью. Разорвите урода на части!

* * *

Ба убили не сразу. Он отчаянно сопротивлялся и дал человеку уйти.

Но Ви не тревожился по поводу этой жертвы. Он нанес последний удар и на правах убийцы выел сердце прежнего Ба. После этого стая пустилась в погоню. Человек метался по Лесу. Видимо, он заблудился. Новый Ба наслаждался человеческим страхом, смаковал смертный ужас, впитывал его кожей. Но решил отказаться от простого убийства. Они могут загнать человека в мертвую плешь. Плешь получит новую пищу и родит на свет плешеродца.

 

Глава одиннадцатая

— Правитель! Они бегут! Мы обратили их в бегство!

Ураульф не обманывался: эта победа — мнимая. С начала войны им с огромным трудом удавалось удерживать ящеринов на выжженной полосе, которую те захватили до прибытия островитов. Но прогнать их, разбить окончательно не удавалось. По вечерней прохладе, перед сменой светил ящерины теряли в силе, становились медлительными, и воины Ураульфа могли отбивать их атаки. Ночью наступала короткая передышка. Но как только красное Солнце выбиралось на Небо и накаляло землю, в мареве на горизонте появлялись новые ящерины. Они сражались беззвучно, умирали хладнокровно, убивали безжалостно. В их круглых желтых глазах отражался только песок. Раскаленный песок.

И они несли с собой зной — мучительный, неодолимый. Это было страшнее всего. От дыхания ящеринов трава становилась жухлой, листья скручивались и желтели, мелкие лужицы пересыхали. Ящерины могли отступать — зной же не отступал. Он накапливался под корою высушенных стволов, в помертвевшем подлеске, в трещинах по краям еле живого болотца.

Без помощи Ветра защитники острова не выстояли бы ни дня. Ветер боролся со зноем, делал его терпимым — но не мог сражаться без передышки. Он слабел и терял свою свежесть, пропитывался гарью. Его требовалось отпускать. Ветер летел на Север, кувыркался в снегу, погружался в талые воды, впитывал холод и влагу…

И он не всегда успевал вернуться к началу битвы. Тогда Ураульфу казалось, будто он один на один борется с Полупустыней…

В пустом безнадежном небе висело красное Солнце. Жар нагревал доспехи. Стремя обжигало ступню сквозь подошву. Пот заливал глаза, а ящерины все напирали.

— Ураульф, ты не выстоишь! Отступай, Ураульф!

Это кто-то сказал? Или ему послушалось?

— Твои люди слабеют! Они изнывают от жажды. Отступай, Ураульф!

Мелкие Духи! Прочь пошли, окаянные!

Если воины Ураульфа отдадут ящеринам рощу, это будет началом конца. Ураульф представил: вот загораются кроны деревьев. Огонь, взлелеянный зноем, поддержанный засухой, въедается в плоть стволов и ищет новые жертвы. А Полупустыня следит за пожаром своим красным глазом… Ради этого он остался в Долине Лосей?

— Не лукавь, Ураульф! Долина — это проклятье. Разве ты хочешь вернуться? Ты решил умереть! Твоя смелость — осколок льдины, тающий в грязной воде. Тебе опостылела жизнь! И ты не жалеешь жизни тех, кто рядом с тобой. Нет? Тогда отступай!

Кто-то рядом упал с коня. Ураульф краем глаза увидел: островит, совсем молодой, с кровоточащими губами. Ему уже не поможешь…

— Правитель! Ящерины прорвались на левом фланге.

Это голос воина, а не мелкого Духа.

— Пошлите в лагерь гонца. Пусть пришлют подкрепление.

— Подкрепления нет.

— Как нет?

— Резервный отряд отправился к правому флангу. Правый фланг очень близко к ручью. Вы велели беречь ручей…

Да, велел. Ручей обмелел. Но это источник влаги. А влага — источник жизни. Источник силы для тех, кто защищает остров. Неужели ему придется дать сигнал к отступлению? Роща или ручей?

Ураульф свалил подвернувшегося ящерина: надо принять решение…

— Смотрите! Смотрите! Подмога!

Со стороны ручья появилось зеленое облако стрел — и через мгновение каждая нашла себе ящерина. Зеленохвостые стрелы! Те, что не знают промаха!

— Это Лесной дозор! Арбалетчики Коварда!

Арбалетчики врезались в самую гущу боя, выпуская стрелу за стрелой:

— Да здравстует Ураульф, Говорящий с Ветрами!

— Вперед! За Долину Лосей! — Ураульф мгновенно забыл, что хотел отступать.

Поле битвы накрыло новыми волнами схваток. Меч Ураульфа опускался и снова взлетал.

— Где же Ковард?

Коварда не было видно. Зато Ураульф заметил незнакомого всадника на невысокой лошадке со знаменем Белого Лося. Всадник быстро носился по полю, появляясь то тут, то там, и полотнище трепетало даже в отсутствие Ветра — Белый Лось казался живым:

— Смотрите! Смотрите, как скачут воины Ураульфа!

Вернулся Северный Ветер — свежий и обновленный. Ящерины не дотянули даже до смены светил и обратились в бегство.

Ураульф протрубил отбой и поехал искать знаменосца.

— Пусть светила сменяют друг друга! Ураульфу хотелось бы знать, кому он обязан победой.

Всадник в ответ приложил правую руку к сердцу и открыл ладонь, будто родился кейрэком, а потом ответил звонким высоким голосом:

— Пусть Солнце когда-нибудь снова окажется белым! Правитель! Меня зовут Найя.

Девушка! Ураульф призвал на помощь всю природную выдержку, но, видимо, так и не смог полностью скрыть удивления: Найя? Малышка Найя, о которой рассказывал Мирче? Младшая дочь Моховника и невеста Тайрэ? Найя, которая…

— Раньше ходила с помощью палок.

Ураульф, осторожней! Найя дружила с Мирче.

— У Правителя мало времени и очень много вопросов. Я отвечу на главный. Ураульф боялся за Лес. Пусть теперь не боится. Ковард сделал все, что возможно: Лес под надежной защитой. И теперь его люди здесь нужнее, чем там. — Найя без всякой робости смотрела на Ураульфа, и слова ее были серьезны. — Правитель долгое время бился без спутников правой и левой руки. Я готова занять место Коварда.

«Ради Белого Солнца! Не надо этого делать. Ураульф научился бояться. Он не сможет себе простить, если с Найей что-то случится», — вот что хотел он сказать.

Но перед ним стоял воин — воин, проделавший путь от столицы до южных границ, воин, за которым пошли арбалетчики Коварда. Этого воина Ураульф не посмел оскорбить отказом.

— Для Ураульфа высокая честь видеть Найю из рода Моховника спутником левой руки…

* * *

Они снова прогнали ящеринов в Полупустыню.

Бой вымотал Ураульфа, как никогда до этого. Неужели лишь потому, что он сражался без Найи?

Караульные распахнули ворота укрепленного лагеря, пропуская усталых воинов. Ураульф подозвал к себе лекаря, которого взял вместо Мирче:

— Как Найя?

Лекарь, усталый и хмурый, с пятнами крови на фартуке, буркнул в ответ:

— Пока еще дышит.

— Рана была неглубокой. Разве ей стало хуже?

Лекарь ответил не на вопрос:

— В лагере нет воды.

— Почему не послали к ручью? Я оставил людей.

— Посылали, Правитель. Но ручей пересох.

Пересох! Все-таки пересох. А две смены светил назад в нем еще брали воду. Зной и засуха делали свое дело.

— Дальше к северу есть ключи.

— Да, Правитель. Мы знаем. Водоносы уже в пути. Но они возвратятся не раньше утренней смены светил. — Лекарь решился посмотреть Ураульфу в глаза. — В полное Солнце в лагере умерли четверо раненых — четверо сильных мужчин. Не от ран, а от жажды.

* * *

— Найя!.. — Ураульф присел у входа в шалаш.

— …Это уже в третий раз…

— Что — в третий раз?

— Я в третий раз умираю… — Найя попробовала улыбнуться. От усилия в трещинах губ проступили красные капли.

Ураульф не знал, что сказать, его кулаки бессмысленно сжимались и разжимались. Он опять совершил ошибку: придумал что-то про воина. Разрешил этой девочке подвергаться смертельному риску. Что он скажет Тайрэ? — «Мой друг! Извини, но так вышло. У тебя теперь нет невесты…»

— Правитель не должен бояться… Я не могу умереть. Я обещала Тайрэ… обещала дождаться… — Найя перевела дыхание. — В первый раз… когда плешеродцы… Ковард не отпустил. Очень сильно держал… Я осталась жива… — она тяжело вздохнула. — А второй раз — тот мальчик… Исси. Правитель помнит об Исси. Он еще спас лосенка…

Ураульф кивнул. Только это было давно, может, не в этой жизни. Он тогда обручился. А следом за ним — Тайрэ. И Кетайке смеялась, что Тайрэ во всем следует за Ураульфом. Он был так счастлив, Тайрэ!

— Исси может лечить. Он сказал, я забуду про раны… Это правда, раны исчезли. Не затянулись, нет. А исчезли — будто их не было… и когда я надела ходули, они приросли к ногам — стали частью меня… Тайрэ непременно должен увидеть… я умею ходить… — дыхание Найи стало прерывистым. Пересохшие губы едва шевелились. — Я не могу умереть… пока он не увидит…

Найя вдруг попыталась привстать. Она смотрела поверх головы Ураульфа, лицо ее было счастливым:

— Вот Тайрэ… Возвратился…

Ураульф со всей силы сжал кулаки. В глазах у него защипало: Найю уводят Духи…

 

Глава двенадцатая

Этот Тейрук в результате оказался хорошим парнем. Правда, Тайрэ поначалу невежливо с ним обошелся. Но и тот был не лыком шит… В общем, они в расчете.

Тайрэ приготовился к смерти, как только потерял под ногами опору. Но ущелье оказалось очень глубоким. Тайрэ три раза успел попрощаться с Найей, с Кетайке, с Ураульфом — но все падал и падал. Правда, уступы и камни не давали ему забыть, навстречу чему он летит. Все его тело было в кровоподтеках, ребра сломаны, а не раненая рука, которой он попытался ухватиться за выступ в скале, выбита из сустава.

И вдруг он всей тяжестью тела ощутил пружинистую преграду. Его подбросило вверх, а когда он упал обратно, преграда словно смягчилась, погружая его в пушистый, обволакивающий туман. Нежная мякоть заполнила его раны, закрывая выходы крови. Если не шевелиться, боль могла бы уснуть. И Тайрэ подумал, что у Духов не так уж плохо…

— Тейла, ты подхватила кого-то? Думаешь, он еще жив?

Если это и Дух, то мелкий. А если Тайрэ еще жив, то перед ним человек. И человек сомневается, что Тайрэ еще жив. Но Тайрэ не позволит прикончить себя так просто. Пальцы еще шевелятся, а значит — удержат нож. И еще Тайрэ может двигать ногой.

Незнакомец приблизился. Тайрэ терпеливо выждал, когда он окажется рядом, и подсек его. Но, падая, человек, выбил нож из руки кейрэка. Тело Тайрэ ответило пронзительной жгучей болью, так что на крик ему уже не хватило силы. А упавший сдавил ему горло:

— Ах ты…

Ругательство было незнакомо Тайрэ. Но оно потонуло в тумане.

* * *

— Тейла спасла кейрэка. Мукаран столкнул его в пропасть.

— Мукаран? Ты уверен? — Даридан и Тейрук сидели у входа в дом, где Тахир копошился над раненым.

— Нет никаких сомнений. Это меч Мукарана.

— Почему он его столкнул? Почему не отдал макабредам?

— Кейрэк — настоящий воин. Он бы не дался живым, — Тейрук поморщился, вспоминая первую встречу с Тайрэ. — Кейрэк очень сильно ранен. Тейла, конечно, старалась — штопала его раны. А Тахир вернул руку в сустав. Но он будет долго болеть…

— Что делал кейрэк в горах? Под носом у Мукарана? Он был один?

— На месте стычки осталось несколько трупов. Все объедены пауклаками.

— То есть кейрэк был с отрядом?

Тейрук задумался:

— Я изучил следы. Было двое: кейрэк и другой. Они шли по тайной тропе, думаю — на Вершину. (Даридан нахмурился.) А другие следы — во множестве — появились чуть позже. Будто бы догоняли идущих.

— Кто был с кейрэком?

— Не знаю.

— Кроме твоих людей кто-то знает о тайной тропе?

— Никто. Но опытный следопыт отыщет любую тропу.

— Странно. Все это очень странно.

— Карун полагает, кейрэк — лазутчик? — сам Тейрук так не думал. Точнее, ему не хотелось так думать.

— Лазутчик… Или посланник.

Разведчик вздохнул облегченно:

— Посланник? Он шел просить у нас помощи? Правитель Долины Лосей понял, с кем он воюет? Понял, что обречен, если ему не помогут?

Даридан с сомнением покачал головой:

— Трудно сказать. До сих пор Ураульф не думал о народе Вершины…

— Что-нибудь изменилось?

Даридан извлек из складок одежды свою острую палочку и принялся чертить на земле древние руны:

— На мозаике старой Башни Древо Вершины соседствует с Белым Лосем…

— Карун, ты хочешь помочь Ураульфу?

Даридан не успел ответить. Дверь открылась, и оттуда высунулась голова Тахира. Он помахал рукой:

— Карун Даридан, сюда! Карун Тейрук, заходите. Раненый очнулся.

* * *

Тайрэ с трудом разлепил один глаз — тот, что меньше заплыл. Требовалось решить: он умер или не умер? И кто это рядом с ним? Одного Тайрэ уже видел — тот хотел его придушить. Второй походил на жреца. Третий, видимо, лекарь…

Так Духи или не Духи?

Все трое стояли и ждали. Тайрэ всполошился: а вдруг это все-таки Духи? Что он должен сказать? Надо было сначала расспросить Кетайке, а потом уже помирать. Но эти Духи, в общем-то, выглядят точно как люди. И обычная вежливость не помешает. Он попробовал двинуть рукой, подтянуть ее к сердцу. Рука застряла на животе, а глаз Тайрэ заслезился.

— Пусть светила сменяют друг друга… Пусть Солнце когда-нибудь станет белым… — выдавил он.

«Духи», кажется, поняли. Все трое открыли ладони:

— Пусть Белое множится Белым!

Раньше Тайрэ не слышал такого приветствия, но оно отозвалось в нем.

Тот, что был в одеждах жреца, продолжил:

— Брат Лося гостит у народа Вершины.

Они назвали свои имена.

Кейрэк качнул головой (рука никак не могла сдвинуться с живота):

— Тайрэ благодарен народу Вершины. Тайрэ стремился сюда. (Даридан и Тейрук быстро переглянулись.) Но случайно встретил макабредов. И, видимо, им не понравился… Особенно — Мукарану. Есть у них такой парень.

— Брат Лося упал в ущелье и должен был умереть. Но его подхватила Тейла.

Тейла? Кто это — Тейла? То мягкое и пушистое?

Тот, что назвался Тейруком, тоже вступил в разговор:

— Тейла — старая облакунья. Облакуны живут у Вершины. И народ Вершины их давно приручил. Я отправил Тейлу пастись на дно ущелья Махондо. (Это примерно так, как Тайрэ пасет лошадей? А этот, он что же — «конюх»? Так у них с Тайрэ много общего!) У Махондо дурная слава. Раньше макабреды сбрасывали туда горынов. Но горыны давно перестали подниматься в средние горы и не воюют с макабредами. А случайных пленников приносят в жертву Макабру. Тайрэ повезло, что Мукаран сбросил его в ущелье.

Тайрэ решил, что найдет возможность сказать Мукарану спасибо… Но внезапная мысль, как игла, пронзила его сознание. Он забыл о том, что лучше не шевелиться, и рывком приподнялся:

— Мальчик… Со мной был мальчик!

Хозяева переглянулись. Тайрэ говорил торопливо, не щадя своих сил и растрачивая воздух:

— Я шел сюда из-за мальчика. Это очень хороший мальчик. Кетайке сказала, мальчик родом с Вершины. И Ураульф велел отправить его домой. Может быть, его ищут…

Жрец смотрел на Тайрэ напряженным внимательным взглядом. А Тейрук, тот вообще решил просверлить глазами на лице у кейрэка дырку. Но Тайрэ уже обессилел и, тяжело дыша, откинулся на спину.

— Ты — посланник? Тебя послал Ураульф?

Может, Тейруку и хочется услышать все еще раз, но сначала Тайрэ надобно отдышаться. Даридан оказался более терпеливым и дождался, пока Тайрэ снова откроет глаз:

— Ты говорил о мальчике. Как его имя?

— Исси. Мы его так называли.

— Исси?

— Прячущий руки, — Тайрэ, наконец, нашел правильный ритм дыхания. — Они у него золотые. И еще у него на спине такие… некрасивые штуки… — Воздух в комнате подрагивал от напряжения. Тайрэ испугался, что кого-то обидел. — Такие ложбинки… Он их очень стеснялся…

— Где мальчик?

— У Мукарана.

* * *

— Кейрэк не обманывает, — Тейрук говорил со страстью.

— Не обманывает. Мальчик у Мукарана. — Лицо Даридана было цвета серого Неба. — Карун полагает… Карун, это он? Тот, кого мы потеряли с исчезновеньем Дариллы?

Даридан не ответил. Он опустился на корточки и достал свою палочку. На его лице появилось отрешенное выражение. Тейрук расстроился: теперь от жреца ничего не добиться! Но все-таки сделал попытку расшевелить Даридана:

— Мы можем собрать отряд и пойти войной на пещеры. Ты можешь поднять грозовых облакунов…

— Мы не знаем, насколько будет отсрочен обряд. Если мы опоздаем, то напрасно разрушим горы — и ничего не изменим.

— Но мы должны что-то делать!

— Мы должны подождать.

— Подождать? Чего подождать?

— Ты известил Мукарана о том, что случилось с Древом?

Тейрук недовольно кивнул. Когда Вершинное Древо неожиданно зацвело, жрец велел отправить Мукарану стрелу. Разведчик счел это странным, но все-таки подчинился.

— Если мальчик и правда такой, как описал кейрэк, Мукаран опознает в нем летуна. — Даридан смотрел себе под ноги и продолжал чертить. — Мы можем надеяться только на Мукарана.

На скулах Тейрука задвигались желваки.

* * *

— Скорее! Давай сюда! Полезай. Говорю, скорее! — Мукаран подтолкнул Исси к лазу. — Вперед. Шевели ногами.

Они долго бежали, прежде чем оказались в пустынном месте на подветренном склоне, куда дикие звуки праздника не доносились. Мукаран отдышался и мрачно взглянул на Исси. Тот был ни жив ни мертв. Он с трудом мог припомнить все, что произошло: как Мукаран ворвался в клетку, где метался Крутиклус, накинул на Исси мешок, повалил на землю и наступил на пленника, не позволив ему даже пикнуть. Потом Мукаран приказал усадить Крутиклуса на носилки и спустить в сталактитовый зал для оказания почестей. Макабреды бросились исполнять приказания. А еще Мукаран объявил, что Духи нуждаются в жертве — в благодарность за посланный дар; это дело вождя, Мукарана, пусть никто ему не мешает, — и, схватив мешок, укрылся в своей пещере. Там он вытряхнул Исси на пол и, не тратя времени на разговоры, потащил его за собой в узкий и длинный тоннель. Они побежали. Мукаран открывал в стене то одну, то другую дверь и заталкивал туда Исси.

Исси уже задыхался и готов был рухнуть без сил, когда Мукаран наконец велел ему остановиться. Исси был без перчаток. Он оставил их в клетке. Мышь летала вокруг, но близко не приближалась.

— У тебя золотые руки? Придурок с летучей мышью! Это ты сотворил Макабра?

Исси захлопал глазами.

— Кто позволил тебе нарушить равновесие сил? На Вершине больше нет летунов. Если только… — Мукаран вдруг понизил голос. — Если только ты сам… Откуда у тебя талисман?

— Мне дали.

— Кто?

Исси переминался с ноги на ногу.

— Ты язык проглотил? Кто дал?

— Летучая мышь.

— Нет, ты правда придурок. А ну-ка, снимай рубаху.

Исси в страхе попятился и затряс головой:

— Важ, не надо, не надо!

— Ва-а-аж! Тьфу на тебя! Место важей в Долине. — Мукаран рывком задрал свой балахон и повернулся к Исси спиной. — Видишь? Да не трясись ты. У тебя на спине есть такое?

Исси был бледнее покойника. Его глаза казались огромными черными блюдцами.

— Есть или нет?

Исси кивнул.

— Ты знаешь, что это?

Исси затряс головой.

— И этот придурок нарушил равновесие сил! И ему приготовили крылья. Воистину, Белое рождается из темноты. У меня мало времени. Скоро они опомнятся. — Мукаран призывно свистнул. Из-за края гряды над обрывом показались лапы с длинными цепкими пальцами и голова пауклака. — Видишь, какая зверюшка. Она тебя повезет, — Мукаран наблюдал злорадно: Исси должно затрясти.

Тот, однако, не испугался. Наоборот, улыбнулся: это ж не человек! — и протянул свою руку в сторону пауклака.

— Эй, с золотыми руками! Хочешь остаться без пальцев? Эта зверюга от завтрака не откажется.

Но пауклак уже ткнулся мордой Исси в ладонь. Мукаран только хмыкнул, уселся на пауклака и велел мальчишке пристроиться сзади. У Исси внутри все сжалось. Совсем недавно они ехали вместе с Тайрэ. А потом Мукаран сбросил Тайрэ с обрыва…

Мукаран опять свистнул, пауклак ухватился за камень, наклонился над пропастью и полез по отвесной скале.

* * *

— Все. Мы на месте. Слезай. Будешь прыгать.

Исси не понял.

— Слезай. Тебя уже ждут. Летучая мышь постаралась.

Исси сполз с пауклака, не чуя ногами земли. Тело было как ватное и не хотело слушаться.

— Что вращаешь глазами? Вниз, вниз смотри.

Исси с опаской вытянул шею, но ничего не увидел.

— Ну, родственничек, извини! Летун высоты не боится. Придется преподать тебе первый урок. Знаешь, я когда-то учил твоего отца. — Мукаран неожиданно подтолкнул Исси к краю и, не давая опомниться, столкнул его вниз.

Исси коротко вскрикнул. В глазах у него потемнело. Мукаран засмеялся.

* * *

Было нежное прикосновение мягкого и пушистого.

— Карун, ты в порядке? — Тейрук заботливо сбил под голову Исси побольше воздушной шерсти. — Готовься, сейчас полетим. Придерживай свою мышь, а то воздушный поток может ее снести.

Исси, плохо соображая, все же нащупал мышь, прицепившуюся к рукаву. Тейрук велел облакуну взлетать. Тот встрепенулся и медленно закружился, поднимаясь все выше. Неожиданно всадник придержал облакуна, наклонился и крикнул вниз:

— Мукаран, ты слышишь? Тебе все простят. Я спущу облакуна. Ты еще можешь прыгнуть.

Горы хранили молчание.

— Мукаран! Я считаю до трех. После этого мы улетаем.

Тейрук сосчитал до пяти, и облакун стал набирать высоту в медленном танце.

Мукаран на краю обрыва провожал его взглядом и шептал одними губами:

— Это макабреды открыли закон равновесия. Это они открыли.

 

Глава тринадцатая

— Ты уверен, что справишься?

— А то!

Тейрук и Тайрэ стояли на самом краю обрыва. Рядом висела Тейла, распластавшись, как блин, и подставив горному Ветру спину. Тайрэ испытывал радостное возбуждение, и оно заставляло его подавить неуверенность. Он на своем веку не раз объезжал лошадей — даже самых строптивых. Правда, эта «лошадка» размером с целый табун…

— Тейла — старая облакуниха. Мирная и послушная. К тому же она запомнила твою тяжесть. — Тейрук погладил нежный податливый бок. — Управлять ею несложно. Главное — не кричать и не делать резких движений. И не вздумай ругаться. Облакуны этого не выносят. Понял? Побольше с ней говори — рассказывай, объясняй. Облакуны любят слушать рассказы.

Тайрэ неуверенно двинул плечами.

— Тейла знает разные танцы. Она много умеет сама, без подсказки наездника.

Тайрэ сделал вид, что это в порядке вещей.

— Если захочешь, чтобы Тейла станцевала танец дождя, сделай вот так. Повтори!

Тайрэ совершил руками круговые движения — будто взбивает пену.

— Еще она знает танец успокоения. Это все хорошие танцы.

— А что — бывают плохие?

— Нет, плохих не бывает. Но бывает последний танец — «Встреча конца и начала». Наезднику этого танца лучше не видеть.

— Нужно закрыть глаза?

— Нужно спрыгнуть на землю.

— На землю?

— Отпустить облакуна. Иначе он утащит наездника за собой… Но последний танец облакуны танцуют редко. Я такого ни разу не видел. Только слышал рассказы. Ну, все. Давай, отправляйся. Ты вроде бы торопился…

— А Исси…

— Он больше не прячет руки. Так что он больше не Исси. Но к нему пока не пускают.

Тайрэ помедлил — и прыгнул. Прямо в мягкие складки Тейлы. Облакунья чуть качнулась и подобралась. Тайрэ осторожно поворошил ее гриву. Тейла с некоторым сомнением отлепила свой бок от скалы.

— Ну, старушка, давай! На Юг! Ты ведь знаешь, куда надо плыть? Ты мне поможешь, хорошая?

Облакунья тихо сдвинулась с места.

— Получается! Получается! — Тайрэ не сдержал восторга, завертелся, взмахнул руками — и тут же оказался вниз головой. Он дернулся, чтобы перевернуться, стал месить ногами мягкое тело Тейлы. Облакунья мгновенно сжалась, втиснув кейрэка в складку, и, потряхивая, проволокла вниз головой над скалой.

Тейрук засмеялся:

— Я же тебе говорил: без криков и резких движений! Скажи ей что-нибудь доброе.

«Доброе? Это как же? Считая затылком скалы?»

— Старушка, зачем баловать? Мы же с тобой не враги… У нас с тобой общее дело… Я тоже люблю танцевать… Хотя не умею. Но я знаю красивую песню… Я могу тебе спеть. Меня Кетайке научила…

Тейла вернула Тайрэ в нормальное положение.

— Так-то, брат Лося! Держись! — Тейрук уже отсмеялся. — Белых танцев тебе, кейрэк!

— Белых крыльев народу Вершины!

* * *

Гора давно скрылась из виду. Поначалу Тайрэ наслаждался полетом. Чтобы Тейла плыла спокойно и туда, куда надо Тайрэ, он рассказывал ей про Найю.

— Ты бы видела ее, Тейла! Как она улыбается, как умеет скакать верхом.

Хочешь с ней познакомиться? Она тебе очень понравится.

Миновало три смены светил. И Тайрэ почувствовал, как в нем нарастает тревога. Он больше не улыбался, оглядывая окрестности, и все приговаривал:

— Опаздываем! Опаздываем!

Но облакунью — без риска повиснуть вниз головой — нельзя было понукать. И Тайрэ приходилось мириться с тем, как она плыла. Кроме того, у Тейлы оказались свои заботы: ее волновали источники. И если она считала, что источник мелеет, то проявляла о нем трогательную заботу. Тайрэ, памятуя о запрете ругаться, почти безуспешно взывал к разуму облакуньи и ее чувству долга:

— Старушка! Нельзя зависать над каждым колодцем. Я же тебе объяснял: нас поджидают на Юге. Там граница с Полупустыней. Эта Полупустыня, она знаешь какая? — Тут Тайрэ спотыкался: у него не хватало фантазии. — Но с водой там точно неладно. Давай-ка мы доберемся — и тогда потанцуешь!

Южные земли Долины открылись внезапно. Тайрэ, задремавший на мягкой спине облакуньи, проснулся от запаха гари и горячего воздуха.

К горизонту, сливаясь там с песками Полупустыни, тянулась полоска земли, выжженная до черноты. Виднелись поверженные ящерины. Их трупы слабо дымились и испускали вонь.

— Молодец, Ураульф! Не осталось ни одного ящерина. Тейла, да нам с тобой тут уже нечего делать.

Тейла, однако, так не считала. Она деловито направилась к роще — первой древесной крепости у границы с Полупустыней. Тайрэ удивленно присвистнул:

— Гляди-ка, что там творится!

Деревья, как воины, истощенные долгой осадой, уже почти не могли сопротивляться зною. Их жухлые листья с трудом сохраняли влагу. Подлесок совсем почернел. Травы не осталось. В пересохшем русле ручья блестело несколько лужиц.

— Тейла! Это же лагерь! Там воины Ураульфа. И в лагере нет воды… А ведь Тайрэ говорил: от этой Полупустыни можно ждать что угодно. Она решила взять Ураульфа измором.

Тейла повисла над пересохшим ручьем. Тайрэ на всякий случай всколыхнул ей загривок. Но это было излишне: облакунья уже танцевала. Она колыхалась, кружилась, поднималась и опускалась. Воздух вокруг нее стал наполняться влагой. Деревья жадно ловили пыльными листьями первые крупные капли. А потом на рощу полился дождь, сшивая Небо и землю. Все вокруг задышало. Вода, напоив деревья, устремилась к пустому руслу ручья. По нему побежала маленькая, но все же живая струйка.

Тейла закончила танцевать только к смене светил. Она заметно устала и истратила много влаги. Тайрэ благодарно поглаживал ей загривок:

— Умница, Тейла! Хорошо потрудилась. Дело сделано. Отдыхай.

Тейла в ответ качнулась и погрузилась в сон.

А на небе тем временем появилось красное Солнце.

* * *

— Матерь Севера! Тейла! Взгляни! Вон туда! — Тайрэ чуть не лишился речи.

От горизонта к границе двигались ящерины. Они заполняли собой все видимое пространство. По мере их приближения капли на листьях деревьев стремительно высыхали. Оживший было ручей сразу замедлил бег.

— Тейла! Духи свидетели! Мы поливаем здесь с вечерней смены светил. Ты же видела: их разгромили! Здесь не было ящеринов. Только вонючие туши. Откуда же эти взялись?

Всадники Ураульфа выехали из рощи и двинулись к выжженной полосе.

— Так вот что здесь происходит! — Тайрэ поежился. — А мы-то с тобой расстроились, что опоздали. Знаешь, старушка, давай прокатимся в Полупустыню. Ты немного устала… Но надо бы разузнать, откуда лезут эти настырные твари, А, Тейла? Давай? — Он взъерошил Тейле загривок.

Тейла вяло, но сдвинулась с места.

— Молодец, молодец! Хорошая! Заодно посмотрим, что там, в песках, с водой, — подначивал он облакунью. — Вдруг там тоже найдется пересохшее русло? Или какой-нибудь куст, который давно не пил?

Тейла плыла против потока надвигавшихся ящеринов. Внизу начиналась битва. Тайрэ решил не оглядываться и все бубнил про себя: «Надо бы разобраться, откуда они берутся».

Воздух почти обжигал. Тайрэ казалось, будто его живьем засунули в печку. Он закутался в складки Тейлы. Но жар все равно доставал. В горле першило. И когда Тайрэ решил, что надо бы возвращаться, он вдруг увидел!

Внутри огромной воронки шевелился песок, со дна ее то и дело прорывался огонь и стремился своим языком дотянуться до красного Солнца. И оттуда — из тайных недр, из глубины Земли — один за другим поднимались воины-ящерины.

— Матерь Севера! Это же сокровенное место! И оно воспалилось от боли!

Облакунья внезапно стала снижаться.

— Тейла! Что ты задумала?

Тейла сжалась и снова разжалась, выпуская наружу влагу. Раскаленный воздух ответил злобным шипением. Тейлу окутал туман. Капли испарились почти мгновенно. Она повторила попытку. Воздух сопротивлялся.

— Не надо, Тейла! Не надо! Здесь слишком много жара. Ты не справишься, поворачивай! Уходим отсюда, Тейла!

Тайрэ испугался, но облакунья не обращала на кейрэка внимания. Она кругами спускалась к самой воронке. Раскаленный воздух охватил облакунью. Тайрэ зарылся поглубже. Но это уже не спасало. Облакунья качалась, то и дело касаясь земли, отдавала ей влагу — и таяла! И кружилась, кружилась!

Это же танец! Танец «Встреча конца и начала»! У Тайрэ помутилось в глазах:

— Тейла! Послушай! Это тебе не под силу! Не под силу одной облакунье…

Но шевелить ее гриву у него уже не было сил.

* * *

Что-то грубо тряхнуло Тайрэ. Он ощутил, как ворот больно сдавил ему шею. А потом обнаружил себя в мягких прохладных складках. Но это была не Тейла!

— Дурная привычка — хватать человека за шею.

— А ты как хотел? За волосы?

Тейрук шевелил гриву огромного облакуна. Тайрэ перебрался поближе. Он бы обнял разведчика, но тот всем видом показывал, что ему не до нежностей.

— Тейла…

— Соединилась с землей. Ее заразило болью.

— А это… — Тайрэ с изумлением огляделся.

— Даридан приказал поднять танцующих облакунов.

Облакуны танцевали танец успокоения. Они плавно кружили в небе, то и дело спускаясь к земле, мягко касались песков своими влажными шлейфами, дышали прохладой и миром, укачивали, убаюкивали. Их было много, они занимали почти все Небо. И они желали Полупустыне покоя…

* * *

— Вон там я спущусь совсем низко. Ты спрыгнешь.

— Тайрэ не забудет Тейрука.

И уже приготовившись прыгнуть, Тайрэ решил уточнить:

— Это ведь из-за мальчика? Даридан так решил — из-за мальчика?

Тейрук молча махнул рукой — на прощание или выражая согласие.

Тайрэ прыгнул вниз, кубарем прокатился по полю, поднялся на ноги и побежал за облакуном Тейрука. Тот уже летел выше высоких деревьев:

— Белых полетов народу Вершины! Пусть Исси летает выше!

Облакун Тейрука качнулся. Разведчик, глядя вперед, процедил сквозь зубы:

— Из-за мальчика… Да. Только мальчик не полетел.

Эти слова Тайрэ не предназначались.

 

Глава четырнадцатая

Яблочко попискивало и подпрыгивало от нетерпения. Оно хотело на блюдце. Последние смены светил все было так интересно! И теперь, и теперь, и теперь: Ураульф скакал что есть духу. Правда, Юрулла раздражалась все чаще и чаще. Только взглянет на блюдце — и тут же велит спрятать яблочко в сундучок. То ли дело Анриза! Та его ублажала. Ублажала, как никогда: протирала нарядной салфеткой с запахом пряных трав и от смены до смены светил просиживала над блюдцем. У нее от этого уже слезятся глаза. Но она не уходит. Только бы не Юрулла!

Никуда от нее не деться.

— Что там?

Анриза вздохнула, стараясь не выдать счастья:

— Все хорошо, Юрулла. Ураульф уже скачет на Север.

— Покажи мне картинку.

Ну, улыбнись, Юрулла! Яблочко так старалось. Картинка такая красивая.

— Где это он?

— На холмах.

Юрулла не улыбнулась.

— Сколько ему нужно времени, чтобы добраться до Леса?

— Точно сказать невозможно…

— Скажи не точно. Ты странница. Не увиливай от ответа.

— Шесть смен светил… Может, чуточку больше… — голос Анризы дрогнул. — Если будет скакать без отдыха. И если его не задержит разлившаяся река. Облакуны очень старались. Их влаги хватило не только на Полупустыню.

— Если будет скакать без отдыха. Если сразу отыщет брод. Если выдержит лошадь. Тогда через восемь смен он доберется до Леса. А добравшись до Леса, начнет там плутать. В течение этого времени он, скорее всего, решит обходиться без сна. А если вдруг и приляжет, вряд ли заснет глубоко. Мы не сможем ему сообщить, где находится Аль, даже если сами узнаем, — голос Юруллы стал жестким. — Ураульф опоздает. Убери отсюда это пискливое яблоко.

Глаза Анризы мгновенно сделались влажными:

— Если бы он решился поехать через предгорья… Этот путь намного короче. Но о нем давно позабыли. И там легко заблудиться, если не знать тропы. Будь у него проводник, он бы добрался до Леса всего за три смены светил.

— Ты уверена?

— Да, — Анриза стиснула пальцы. — Только вот проводник… Я даже не представляю, что можно придумать.

— Перед сменой светил загляни ко мне в келью. Раньше не появляйся. Ты уберешь это яблоко?

* * *

Анриза едва дождалась назначенного времени. Она то и дело извлекала яблоко из шкатулки: Ураульф скакал очень быстро. Но до Леса было еще далеко. У Аль оставалось пять смен светил. Анриза уже посчитала. Пять смен светил для того, чтобы снять лягушечью кожу. После третьей Луны Аль никто не узнает. Пять смен светил — и она превратится в зеленое чудище.

— Духи, смилуйтесь! Смилуйтесь!

Дверь в келью Юруллы была приоткрыта. Анриза вошла и застыла: Юрулла сидела, скрючившись, кутаясь в одеяло. Ключ от клеток жар-птичек валялся рядом с кроватью.

— Укрой меня потеплее.

— Юрулла…

— Приготовь настой из каких-нибудь трав… и не смотри на меня, как на мелкого Духа.

Руки и ноги Анризы сделались вяло-послушными и отдельными от головы. Она ходила туда-сюда, что-то двигала, кипятила, чем-то поила Юруллу, пока та не задремала. Анриза наклонилась и подняла с пола ключ. Юрулла вдруг открыла глаза:

— Анриза, возьми меня за руку. И спрячь куда-нибудь ключ.

— Спрятать?

— Да. Представляешь? Он мне не пригодился, — Юрулла улыбнулась вымученной улыбкой. — Так пусть не мозолит глаза.

Анриза невольно сжала руку Юруллы — чуть сильнее, чем надо.

— Дай попить. Очень сохнет во рту. Я хотела понять, чего это стоило ей, — она тяжелым глотком отхлебнула питье, поданное Анризой. — Знаешь, сначала терпимо. Но жить с пустотой в груди, — она опять улыбнулась, — на это я не согласна. Это невыносимо.

— Юрулла, не говори так. Птичка к тебе вернется. И все будет так же, как прежде. Я тебе помогу. Я сделаю все, Юрулла.

— Ты меня любишь, я знаю. Несмотря ни на что. Я над тобой смеялась. Понукала тобой. (Анриза затрясла головой: нет, нет, нет!) Но я знаю, что ты умеешь. Знаю, чего ты стоишь. Я со спокойной душой передаю тебе Орден.

— Нет! Юрулла, не надо. Не говори так.

— Мы с тобой не вчера оделись в кожу Луны. Ты знаешь не хуже меня: я прожила три жизни. Я не выдержу долго — без птички. Но три смены светил обязана продержаться. И ты должна мне помочь. Ты ведь сделаешь это, Анриза?

Анриза кивнула, глотая слезы.

— Вот и славно. Не плачь. Лучше принеси сюда блюдце. Я должна убедиться в том, что Ураульф поскачет коротким путем.

* * *

Исси сидел у края обрыва, зажмурив глаза и обхватив руками колени. До обрыва было десять мелких шагов. Время от времени он открывал глаза и пытался смотреть с высоты. Но каждый раз перед ним появлялся Тайрэ и падал спиною вниз. Исси не мог это видеть, его глаза закрывались.

Эти люди были с ним очень ласковы, называли его каруном. Они привели его к Дереву — тому, что он видел в зеркале. У Исси теперь были крылья — такие же, как у Курлыки. Нет, лучше, намного лучше. Большие и белоснежные, они светились на Солнце, и от этого света становилось как будто больше. Свет был доступным, добрым.

Все вокруг ликовали, когда он надел свои крылья. А потом привели сюда и сказали:

— Карун, мы мечтали об этом десять лунных затмений. Лети! Пусть люди увидят, сколько Белого на Вершине. Сколько Белого в Небе!

Но Исси не смог взлететь. Он сразу увидел Тайрэ: как тот на краю обрыва взмахивает руками и падает в пустоту. И услышал слова Мукарана: «Летуны вызывают брезгливость. Все они плохо кончают».

Исси с криком попятился и бросился прочь — туда, где трава и кусты. Где есть, за что ухватиться. Где пустота — не главное.

Те, кто живет на Вершине, разошлись по домам. Лица их были серы.

Надежду сменило отчаянье.

Даридан утешал людей: Нариан (так они называли Исси) не привык к высоте. Он родился и жил в Долине. Но он непременно привыкнет. Надо еще подождать. Сколько? На этот вопрос жрец не может ответить.

Да, теперь он крылатый и больше не носит перчаток. Но он не может взлететь. Ему по-прежнему страшно. Он ничтожен и жалок. Даже летучая мышь спряталась от него.

Нужно встать на краю обрыва, оттолкнуться, расправить крылья и прыгнуть вниз, с высоты. Его отец Нариан ничего не боялся. Но Исси не знал отца.

Он открыл глаза.

С обрыва виднелись предгорья. По узкой горной тропе скакал торопливый всадник — уверенно, без оглядки, не опасаясь провалов и нежданных преград. Что-то его вело. Исси вгляделся пристальней — и увидел чуть впереди белую птичку. Крошечную, сверкающую. Яркую, как звезда.

И еще он увидел ястреба. Тот набирал высоту.

…Больше Нар не раздумывал. Он сорвался с обрыва, расправил блестящие крылья и бросился наперерез…