Булочка и папа Римский

Папа, мама, Гришка и Костик решили завести котенка. Вместо собаки. Вместо консервированных рыбок и кормовых тараканов. Все очень радовались этому решению, но не знали, как лучше это сделать.

— Котенок — как ребенок, — говорила мама. — Он будет членом нашей семьи.

— Котенок — это ответственность, — добавлял папа. — Ведь речь идет не просто о каком-нибудь котенке! Таких котят тысячи. Речь идет о нашем котенке!

Костик, в общем-то, был с ними согласен: где-то существовал или готовился появиться ТОТ САМЫЙ котенок, который только и мог жить с ними. Но нужен был знак, чтобы его распознать.

Гришка, как всегда, держался особого мнения. Он предлагал поехать на Птичку. (Это такой специальный рынок, где продают животных.) Там на каждом углу стоит бабка, у каждой бабки — корзинка, в каждой корзинке — котята, всех возможных цветов и размеров. Плати пять рублей и бери любого. Хочешь — рыжего, хочешь — черного или белого. Даже розовые встречаются. Гришка сам видел. С бантиками на шее. «Ты что, чувак, не веришь? Да в мамином справочнике посмотри!» И Гришка совал Костику под нос страницу, где крупными буквами было написано: «Породы кошек».

— Смотри! Это что, по-твоему?

— Что-что? «Голубая кошка».

— Ну! — с видом победителя восклицал Гришка. — Если есть голубые, почему бы не быть розовым? Может, им просто места на картинке не хватило.

Но мама на Птичку ехать не хотела. Она, как и Костик, ждала, что котенок — случится. «Котята, — говорила мама, — в отличие от всего другого, валяются даже на дороге. Давайте немного подождем! Может, нам придется кого-то спасать». И все ждали. Ждали, пока ТОТ САМЫЙ котенок где-нибудь обнаружится.

Однажды папа вернулся домой в приподнятом настроении. Он ходил в книжный магазин. А там у него всегда поднималось настроение.

— Помнишь, мы были на вечере поэта О.? Вот новый сборник ее стихов, — папа достал из сумки толстую книжку и с почтением выложил ее на стол. — Ты согласна, что О. — замечательный поэт? — обратился он к маме.

Мама была согласна. И хотя у поэта О. были трудные стихи, мама даже выучила два наизусть: она до сих пор совершенствовалась в умении читать папины мысли.

Но папе было мало простого признания поэта О.

— Да что там замечательный! О. — гениальный поэт. Ее стихи читает на ночь сам Папа Римский! А еще, — тут папа сделал загадочное лицо, — у поэта О. есть кошка. И, по сведениям из авторитетного источника, эта кошка недавно родила котят. Ты понимаешь, что это значит?

— У нас что — будет котенок от Папы Римского? — встрял случившийся рядом Гришка.

По лицу папы пробежала тень, и Костик поспешил исправить ситуацию:

— Дурак! У нас будет котенок от гениального поэта!

Ни гениальные поэты, ни даже папы римские не способны производить на свет котят, — отвергла мама гипотезы Гришки и Костика. — Мы возьмем котенка, который появился у кошки поэта О. Для папы это хороший повод поближе с ней познакомиться. Не с кошкой, а с О. Быть может, О. даже захочет прийти к нам в гости — посмотреть, как живет ее котенок. Мы, так сказать, породнимся: у нас появятся родственные связи по линии кошек. — Тут мама поняла, что может запутаться, и перешла к делу: — Когда ты собираешься ехать?

— Завтра, — ответил папа. — Только не знаю, что надеть. По судьбоносному значению визит к поэту О. не мог сравниться ни с одним из событий папиной жизни. Ну, разве что с первой встречей папы и мамы.

— Может быть, костюм? — папа пошарил в шкафу и вытащил пропахший нафталином зеленый вельветовый костюм.

Мама засомневалась:

— Последний раз ты надевал этот костюм на нашу свадьбу. Это было шестнадцать лет назад.

— И кто виноват в том, что у меня нет другого костюма? — возмутился папа. — Видимо, кто-то проявляет полнейшее равнодушие к моему внешнему виду.

— Но ты никогда не любил костюмы. Они тебя стесняют. Может, ты наденешь свитер? Это для тебя привычней.

— Ты хочешь сказать, мне привычней чувствовать себя маргиналом?

Древние римляне обожали оставлять на полях книжек пометки. Их за это никто не ругал. Пометки назывались маргиналиями и считались признаком мыслящего человека. А в наше время маргиналами стали называть людей, которые не похожи на остальных — внешним видом, занятиями и взглядами на жизнь. Когда папа имел в виду свои занятия творчеством, ему нравилось считать себя маргиналом. Но когда речь шла о его внешнем виде, походить на маргинала он совсем не хотел: с таким же успехом можно было походить на чучело. А мама ему как раз это и предлагала — отправиться в гости к гениальному поэту одетым как чучело.

— Но ведь поэт О., кажется, живет в деревне?

— Поэт О. живет в деревне временно — пока пишет стихи.

А потом уезжает в Англию, читать лекции лучшим студентам Европы. Поэт О. еще и ученый, специалист по похоронному обряду.

— Тогда тебе лучше всего нарядиться в черную мантию и в парик с буклями, — рассердилась мама. — Так ты точно не будешь выделяться из толпы.

Папа неожиданно смирился и вытащил из шкафа свои свитера — старый-престарый, просто старый и новый старый свитер. Новый в том смысле, что папа надевал его только в гости. А старый — потому что мама подарила его папе на день рождения три года назад.

— Не модничай, — сказала мама. — Ты повезешь котенка. Он будет цепляться за тебя когтями. Вот этот свитер (мама показала на просто старый свитер) тебе очень идет. И в нем ты действительно выглядишь как человек, который занимается творчеством.

— Но я надену брюки от костюма, — твердо заявил папа и на следующий день, нарядившись, отправился в гости к поэту О.

У поэта О. было много гостей. Гости сидели за столом в большой комнате и поздравляли О. с выходом новой книги. А в маленькой комнате сидела кошка Дуська со своими котятами.

— Сколько котят у вашей кошки? — спросил один из гостей — папин знакомый, который привез с собой папу.

— Сначала было пять, — сказала О. — А теперь восемь.

— Как восемь? — зашумели удивленные гости.

— Пять котят — собственные дети Дульсинеи. (Так поэт О. называла Дуську в приличном обществе.) А три котенка у нее приемные. Неделю назад соседская кошка отказалась кормить своих новорожденных котят. Соседи попросили подложить малышей Дульсинее — чтобы они не погибли. Я принесла бедняжек домой, и наша заботливая мамочка их приняла. Так что теперь мы живем большой веселой компанией, — О. едва заметно вздохнула.

— А вот Александр! — сказал папин знакомый, который привез его к О. — Он занимается творчеством. А еще он хочет взять у вас одного котеночка.

— Правда? — оживилась О. — А каким творчеством вы занимаетесь? Хотя об этом мы еще успеем поговорить. Хотите посмотреть котят?

— Конечно, хочет! — закричали гости вместо папы (который совсем смутился от оказанного ему внимания). — Пойдемте смотреть котят!

Все подхватили папу под руки и потащили в маленькую комнату. Кошка Дуська сидела на стуле и вылизывалась, отдыхая от своих многочисленных детей. Но можно ли мечтать о настоящем отдыхе при таком большом семействе? Вот и сейчас под стулом сидел один котенок и пытался передними лапами ухватить Дуську за кончик хвоста. Еще два котенка возились в кресле. А посередине комнаты стоял большой картонный ящик, тоже полный котят. Такая кошачья кучка, из которой в разные стороны торчали ушки, лапки и животики. Кучка частично дремала, а частично шевелилась.

— Вот, — О. сделала широкий жест руками. — Выбирайте. Какой вам нравится?

— Ты кого хочешь — кота или кошечку? — спросил папин знакомый.

— Кошечку, — сказал папа. — Когда я был маленький, у моей бабушки была кошка Нюська. Так что я хочу кошечку.

— Странно, — заметила О. — Обычно все хотят котиков. Хотя я — видите! — тоже предпочитаю кошек.

Папу изнутри захлестнула теплая волна солидарности с великим поэтом.

— Да-да, кошечку, — подтвердил он. — Может быть, вот эту, — папа показал на котенка в кресле.

— Слушай, тебе предлагают выбирать, — возмутился папин знакомый. — А ты верен своим маргинальным принципам. Что-нибудь попроще, понеказистей. Чтобы не было сомнений: котенок с помойки!

— Это из приемных, — прокомментировала О.

Папа совсем смутился, замолчал и уже не знал, куда смотреть и что делать.

— А вот эта темненькая кошечка, Александр, вам не нравится? — одна гостья указывала в ящик, на кошачью кучку. — Смотрите, какая яркая. Белые лапки на темном фоне. И на шейке жабо. Вы только взгляните, какие у нее усики, какие бровки!

Папа посмотрел в ящик. В самом центре сонного царства на боку лежал лохматый бурый котенок, легонько пихая лапками и покусывая за ухо дремлющего собрата. На секунду котенок отвлекся, взглянул на людей круглыми желтыми глазами и принялся старательно вылизывать соседа своим крохотным язычком.

— Какая заботливая! Ласковая, — продолжала расхваливать гостья свою пассию. — И, судя по всему, будет пушистой.

— Вы уверены, что это кошечка? — робко спросил папа, понимая, что выбор уже сделан.

— Конечно, кошечка, — закричали все. — С такими повадками. Берите скорее, Александр! Пока дают.

Поэт О. сама достала из коробки котенка и передала папе.

— Ну, Булочка, иди к хозяину, — сказала она и добавила, прощаясь с папой. — Надеюсь, у нас с вами еще будет возможность побеседовать о творчестве.

Счастливый папа посадил котенка за пазуху, на свой старый свитер, и отправился домой.

* * *

— Вот, — сказал он, — извлекая котенка. — Приехали!

Все столпились вокруг папы.

— Ой, какой маленький! — воскликнула мама. — Подождите тянуть руки. Дайте ему опомниться.

И тут же встревожилась:

— Что это с ним? Почему он на ногах не держится?

Папа опустил котенка на пол, и тот сразу же завалился на бок, некоторое время повозился, а потом поднялся на лапки, с трудом удерживая равновесие.

— Его, наверное, в дороге укачало, — догадалась мама. — Ведь вы долго ехали. Сколько времени?

— Часа три.

— Ничего удивительного. Ну-ну, давай, приходи в себя! Он уже умеет сам есть?

— Не знаю, надо попробовать.

— А как его зовут?

— Это кошечка. Ее зовут Булочка.

— Булочка?

— Дурацкое имя, — заявил Гришка. — Небось, кошку этого знаменитого поэта как-нибудь нормально зовут.

— Кошку поэта зовут Дульсинеей, — сказал папа. — О. написала цикл стихов, посвященных Дон Кихоту.

— Она что, похожа на Дон Кихота?

— Кто — поэт О.?

— Нет, кошка.

— Не на Дон Кихота, а на его прекрасную даму, — поправила мама. — Ну, наверное, есть что-нибудь общее. В повадках.

— Ну, ладно: стихи про Дон Кихота написала. Но ведь про батоны и булки у нее стихов нет? — Гришка явно нарывался.

Но папа еще не до конца оправился от переживаний, связанных со судьбоносным визитом, поэтому не мог так сразу рассердиться на Гришку. Он сидел на корточках рядом с котенком. А котенок, несмотря на подкашивающиеся лапки, уже делал попытки отправиться на разведку в какую-нибудь интересную щель — например, под буфет.

— Может, правда назовем по-другому? — Костик решил поддержать Гришку. — Булочка — какое-то не кошачье имя.

— Я тоже так считаю, — согласилась с нами мама. — Все-таки это НАШ котенок. Мы должны назвать его так, как нам нравится.

— Ну, давайте придумывать имя, — папа проявил невиданную уступчивость.

— А чего тут думать? — заявил Гришка. — Я давно уже придумал. Еще когда папа туда поехал. Надо назвать котенка Риммой.

— Риммой?

— Ну, да. Риммой. В честь Папы Римского, который читает на ночь стихи поэта О.

Папа вдруг громко захохотал. И все захохотали. От Гришкиных слов и от счастья, что ТОТ САМЫЙ котенок наконец нашелся.

* * *

Котенок оказался необычайно воинственным. Пока он бодрствовал — в течение минут пятнадцати, ну, может быть — двадцати, то воевал со всем, что попадалось ему на глаза и до чего могли дотянуться его лапки. Поэтому все ходили в кошачьих метках. Затем котенок в изнеможении падал на диван, откидывался на спину, засыпал — часа на два — и тут становился похожим на ангелочка в шубке, за которого его приняли гости поэта О. Спящего котенка можно было гладить: в это время он не дрался. Правда, гладить, по большому счету, было нечего. Котенок состоял из косточек, покрытых пухом. Поэтому приспособились водить указательным пальцем между ушками и по спинке, а еще двумя пальцами щекотали круглый животик. Потом котенок просыпался и снова начинал воевать.

И вот в один прекрасный момент котенок побрыкался и уснул. Мама полюбовалась на него в ангельском обличии и ушла на кухню, а папа стал его гладить. Гладил-гладил, смотрел-смотрел — и УВИДЕЛ. И тут же почувствовал, как сердце неприятно подпрыгивает и, того гляди, упадет прямо в живот или еще ниже. И внутри у папы стало очень холодно. Он некоторое время прислушивался к этому внутреннему холоду и смотрел на котенка, а потом пошел к маме на кухню.

— Ты знаешь, я должен тебе что-то сказать, — папа выглядел очень смущенным. — То есть, что-то показать… Я тут кое-что обнаружил. У нашей Риммы, — и папа на некоторое время замолчал, подбирая слова. — Ну, в общем, я, знаешь, обнаружил у нее то, чего быть не должно.

— Что? Что такое? — испугалась мама.

— Ну, нет, ничего такого особенного. Просто это самое, оно бывает только у котов. А у кошек не бывает. Короче, я думаю, это никакая не Римма. Скорее уж Ромул. Или Рем.

— Ты хочешь сказать, что это не кошечка?

— Да, именно это я и хочу сказать.

— Ты уверен? Но ведь ты сам ее выбирал. И твои друзья тебе помогали.

— Она, то есть он… Он такой лохматый, и у него в пуху ничего не было видно. К тому же он так заботливо облизывал другого котенка… Как хорошая будущая мать.

— Так вот почему эта заботливая «мать» такая драчливая! Да ты просто Ахилл в юбке! — обратилась мама к котенку с разоблачением.

Ахилл был героем древнегреческих мифов. По замыслу богов, он должен был стать великим воином. Но Ахиллова мама, которая к тому же была богиней, боялась, что подвиги не доведут Ахилла до добра. Поэтому она его спрятала: нарядила в женское платье и поселила вместе с девушками. Это не помогло: в один прекрасный день Ахиллу все же пришлось стать героем.

— Теперь понятно, откуда у тебя такие усики и бровки!

— Вот именно! Кошечек с такими бровями в природе не бывает. И вообще — это не бровки, а бровищи. Не усики, а усищи. Ты посмотри: торчат, как боевые стрелы. — Папа опять помолчал. — И как я дал заморочить себе голову? Я думаю… Может, мы его поменяем? Пока мало времени прошло?

— Как ты можешь так говорить? Ты вез этого несчастного котенка три часа, так что он почти опьянел от качки. А теперь хочешь везти его обратно? Это просто невозможно! И вообще… Я лично очень рада, что это котик.

Тут котик проснулся, увидел мамин палец, вцепился в него своими маленьким, но цепкими когтями, а потом и зубами.

— Эй, полегче! — закричала мама, высвобождая руку. — Вот, держи веревочку!

Ахилл в мохнатой юбке напал на веревочку и стал ее убивать. Мама дергала веревочкой и продолжала убеждать растерянного папу:

— Котик — это очень, очень хорошо. Я с тоской думала про будущие проблемы с котятами. А с котиком — никаких котят.

— С котами — другие проблемы, — попробовал возразить папа. — Они метят территорию, постоянно дерутся и выясняют с хозяевами отношения самым неприятным образом. Это совсем, совсем другие животные. Не такие, как кошки.

— Вот и хорошо. Если следовать справочнику, проблемы с этими животными решаются очень просто. Ну пожалуйста, посмотри на него! Разве у тебя поднимется рука менять его на кого-то?

Папа глубоко вздохнул и погладил котенка. Котенок тут же решил, что веревочка уже убита, а вот папина рука — нет. Папа получил новую метку и вынужден был согласиться с мамой: выбор сделан бесповоротно.

* * *

— Наша Булочка, того, — сказал Гришка, когда Костик вернулся из школы, — Пирожком оказалась.

— Каким пирожком? Ты что мелешь?

— А то, что настоящим Пирожком, с котовскими причиндалами. Папа обнаружил. Настоящий Шерлок Холмс! Представляешь, если бы мы так ничего и не узнали? Наломали бы дров, дали котенку женское воспитание… А потом бы все удивлялись: почему эта кошечка такая странная? А она не странная. Она просто кот.

— И как теперь будут звать нашего кота? — спросил Костик, переваривая новость.

— Ну, Римом его вряд ли будут звать. Римма — это да. Женское имя. А Рим — это же город! Столица к тому же.

— Давайте снова придумывать имя, — сказал Костик маме с папой. — Нормальное имя для кота.

— Может, так и назовем — Ахиллом? — спросила мама.

— В кошачьем имени должен быть звук «С», — сказал папа. — Я читал, что кошки только этот звук по-настоящему воспринимают.

— А как же Римма?

— Римма — это было исключение. К тому же мама наверняка стала бы звать котенка «Римусик».

— Сами вы «римусик», — обиделась мама.

Тут Гришка предложил назвать котенка Бегемотом. Это предложение было дружно отвергнуто.

— А зря, — заявил Гришка. — Не нравится — ну и пожалуйста. Я знаю еще одно кошачье имя: Базилио. И Чеширский кот.

— Последнее точно не годится. А вот первое… — папа задумался. — Предлагаю другой вариант — Марсилио.

— Это что за имя?

— Марсилио похоже на Базилио. Вроде по-кошачьи звучит. К тому же — красиво. Необычно. С итальянским оттенком. И еще содержит воинственную составляющую: бога войны древних римлян звали Марсом.

— Так может, Марсом и назвать? — предложил Костик более простой вариант.

— Я согласна, — заявила мама.

— На что?

— На Марса и на Марсилио.

— Одновременно?

— Да. Потому что я буду звать котика Марсиком. А вы можете упражняться, как захотите. Хоть Марсельезой зовите. Но, даю слово, очень скоро вы все будете звать его, как я, — Марсиком.

— Лично я буду звать Марсилио, — настаивал папа.

— А я Марсом, — заявил Костик.

— Представляете, я тут на днях обнаружил, что наш котенок-то, оказывается, не кошка, а кот! — рассказывал папа по телефону своим знакомым. — Пришлось для него срочно новое имя придумывать. Марсилио назвали… Эй, Марсик, а ну, отцепись от штанины! Порвешь!

— Марс, Марс, Марс, иди сюда, — звал Костик. Но когда котенок, развалившись на кровати, выставлял напоказ круглый, похожий на шарик животик, Костик щекотал его и приговаривал: — Марсик, Марсик!

Так что мама оказалась права. Котенок получил свое настоящее имя — Марсик.

 

Какой породы Марсик?

Марсик величиной с ладошку не просто занял место собаки. Он занял место целого человека. С утра до вечера все только и говорили: «Где наш Марсик? Что он делает? Иди сюда, котик! Ах ты, пушистик! Ах, Марсюлик! Ах, Пусюлик!»

А Марсюлик-Пусюлик рос, как князь Гвидон. Через неделю он уже был размером с две ладошки. Еще через неделю — с три ладони. А потом, глядя на Марсика, расположившегося на диване кверху пузом, лапы — в разные стороны, все всерьез задумались: если дело и дальше так пойдет, диван скоро будет ему мал.

— Может, его папа был лев? — с испугом спрашивала мама. — Как ты думаешь, насколько он еще вырастет?

— Не думаю, чтобы под Загорском водились львы, — говорил папа, но смотрел на Марсика очень задумчиво.

Незадолго до майских праздников мама сказала папе, что с зарплаты осталось немного денег и можно купить в дом какую-нибудь не очень дорогую вещь — чтобы обновить обстановку.

— Я тоже об этом думал, — сказал папа. — Об одной вещи.

Взял деньги и уехал в магазин.

— Вот, — торжественно сказал папа, вернувшись с покупкой. — Новая вещь для обновления обстановки.

— Что это? — изумилась мама.

— Догадайся с трех раз!

— Похоже на корыто. Ты думаешь, это то, что нам надо?

— Без сомненья, — твердо заявил папа и развернул сверток. — Туалет для Марсика. Импортный.

— Ой, — сказала мама. — Этот туалет займет половину нашего коридора. Он похож на бездонную бочку. Ты правда думаешь, что Марсик будет ростом со своего папу-льва?

— Лучше перестраховаться, — уверенно заявил папа и насыпал в туалет три килограмма наполнителя «Чистые лапки».

Марсик заинтересовался происходящим, тут же влез в свое новое импортное корыто, стал там вертеться и все обнюхивать.

— По-моему, он с комфортом мог бы тут жить, — заметила мама.

— Но ведь он еще подрастет! Быть может, и этот туалет скоро будет ему мал.

Марсик, судя по всему, был согласен с папой. Он обновил покупку и стал закапывать следы содеянного. «Чистые лапки» полетели во все стороны.

— Вот видишь, — удовлетворенно заметил папа. — Как раз то, что нужно! Бортики загнуты внутрь. По крайней мере, большая часть содержимого будет оставаться внутри.

Мама вздохнула и пошла за веником.

— Только не прикидывайся самым чистоплотным котом на свете, — сказала она Марсику. — Вот скажи, когда ты в последний раз умывался? Наверное, когда изображал «заботливую мать».

Марсик и правда не любил вылизываться. Лизнет пару раз свою манишку — и дело с концом.

— А кто будет содержать в чистоте попку? — безрезультатно взывала мама.

К мохнатой заднице Марсика постоянно прилипали какашки. Он бегал по дому с этим неэстетичным довеском, а следом за ним с ножницами в руках бегал папа. Настигнув котенка, папа лишал его сомнительного украшения вместе с некоторым количеством шерсти. Но это было не особенно заметно. И в какой-то момент папа, рассчитывая на более эффектный результат, предложил коротко подстричь Марсика сзади. Но мама не согласилась. Тогда, сказала она, Марсик станет похожим на обезьяну из зоопарка, которая шокирует посетителей своим голым задом, а ей, маме, этого не хочется. Для обезьяны голый зад — признак вида. А для Марсика будет просто уродством. К тому же, по маминым наблюдениям, и папе, и котенку мероприятие по освобождению от какашек приносит взаимное удовольствие. Марсик думает, что с ним играют. А папа вносит в свой сидячий образ жизни хоть какое-то разнообразие. Поэтому пусть и дальше бегает за Марсиком — вместо зарядки, в перерывах между занятиями творчеством.

* * *

Как только Марсику купили новый туалет, он перестал расти с такой катастрофической быстротой. Мама сказала, что импортное корыто, наверное, заговоренное. А папа сказал, что качественные вещи облагораживают хозяев.

Но тут в жизни Марсика начался новый этап. Окружающие стали подозревать его в странном происхождении.

Не успела утихнуть тревога в связи с появлением львов под Загорском, как возникла новая гипотеза о происхождении котенка.

Костик мечтал о фотоаппарате, и бабушка Аня сделала ему подарок. Точнее, Костик этот подарок выпросил. В счет будущего дня рождения. До дня рождения было целых три месяца. Но Костик сказал бабушке, что фотоаппарат нужен срочно, прямо сейчас. Кто знает, что случится через некоторое время? Может, через месяц-другой любимый бабушкин внук уже умрет — от тоски по несбывшейся мечте? И подарок просто некому будет дарить. Тогда только и останется, что снимать новеньким фотоаппаратиком памятник на его могилке. Бабушка решила не испытывать судьбу и выдала Костику деньги на покупку.

Несколько дней Костик щелкал все вокруг: маму, папу, Гришку, столы, стулья, стопочки книг, цветы на подоконнике, вид за окном, вид под окном, носки в тазу, немытую посуду на кухне. Но почти на всех снимках — на фоне книг, носков, посуды и цветочных горшков — оказывался Марсик. Вот Марсик сидит, вот лежит, вот лежит кверху животом, вот Марсик крупным планом, вот крупным планом Марсиковы усы, вот Марсикова лапа на столе. Изведя кучу пленок, Костик сдал их в мастерскую и стал ждать результата. Результат оказался неожиданным.

Девушка, выдававшая фотографии, взглянула на номер квитанции, заговорщически кивнула и скрылась за черной занавеской. Скоро оттуда появился длинный тощий парень с пакетом в руках.

— Это твои фотографии? С котенком? — очень учтиво, с подчеркнутой внимательностью обратился он к Костику.

— Да, — Костик почувствовал смутную тревогу. — Плохо получились?

— Да нет, нормально. Я тут знаешь что подумал? Может, эти фотографии послать куда-нибудь? В журнал какой или в научное общество?

Костик встревожился еще больше.

— Вы не отдадите мне мои фотографии?

— Да нет, бери, — парень с явной неохотой протянул Костику конверт. — Просто я думал, может, у вас кот породы какой особой? У него взгляд необычный.

— Необычный?

— Ну, да. Волчий взгляд. Особенно вот тут, на этом снимке. Может, это не простой кот, а гибрид какой-нибудь?

Костик пожал плечами и обещал поточнее узнать у мамы с папой.

— Узнаешь — заходи, расскажешь. Может, его на выставку куда послать? Я имею в виду, фотки? Редкость все-таки. Можно денег заработать.

По дороге Костик несколько раз останавливался, вытаскивал фотографию из конверта и с подозрением на нее смотрел. Марсик на ней выглядел злобным и взъерошенным, с заостренной мордой и круглыми близко посаженными глазами. Глаза обещали при первой же возможности разорвать вас на кусочки. «Правда, на волчонка похож», — с удивлением подумал Костик.

* * *

— Вот, — сказал он дома, вынимая фотографии, — говорят, Марсик — гибрид.

— Гибрид? Какой гибрид? — не поняла мама.

— Вроде как кошки с волком.

— Что за глупости? С чего ты взял?

— Это не я. Это парень из мастерской. Хотел послать мою фотографию в какой-нибудь журнал. Или в книгу рекордов Гиннеса. Говорит, у Марсика волчий взгляд.

Гибрид кошки с волком в это время прокрался на кухню, воспользовался общим замешательством и стянул со стола салфетку.

Марсик был совершенно уверен: все существа вокруг были созданы для того, чтобы с ним играть — в прятки, в догонялки, в веревочку (нечто среднее между ужом, мышкой и птичкой). Чтобы лишний раз убеждаться: Марсик храбрый, страшный, хищный. Он дыбил шерсть, прижимал уши, выгибал спину, чтобы до смерти напугать противника — в смысле, веревочку, чью-нибудь руку или ногу. Он прятался за холмиком из покрывала, выслеживая беспечную добычу, скачущую в десяти сантиметрах от его носа. Марсик был уверен, что добыча (веревка) глупа и наивна, а его, Марсика, из-за холмика совершенно не видно, потому что он уткнулся носом в одеяло и наружу торчат только треугольнички его маленьких ушей и круглые желтые глаза — как у Гришкиного крокодила, часами стерегущего добычу в воде. Все остальное — бурое, мохнатое и весьма заметное — не в счет. Минуты две-три Марсик лежал тихо-тихо, прижавшись животом к дивану. Потом его задние лапы начинали выплясывать на месте странный танец. Остальной Марсик был как спортсмен, застывший в низком старте в ожидании команды «Марш!» Эту команду Марсик давал себе сам, прыгал на веревочку, затем отскакивал и несся из одной комнаты в другую, топая по паркету своими толстыми, короткими, разъезжающимися в стороны лапами и рискуя не вписаться в поворот. В этот момент ему очень подходила кличка Бегемот.

Когда Марсик хотел играть, он выбирал кого-нибудь из домашних, вставал на задние лапы, а передними мягко, лишь слегка выпуская коготки, похлопывал избранника по руке. Избранник в это время мог есть, или мыть посуду, или сидеть за компьютером. Не было никаких уважительных причин, освобождавших от обязанности дергать за веревочку.

Откупиться от Марсика можно было только салфетками. Бумажные салфетки были его страстью. Из салфетки скатывали шарик и подбрасывали в воздух. Марсик взвивался вслед за шариком, конечно же, промахивался и делал вид, что все так задумано: он с самого начала планировал схватить шарик после того, как тот приземлится. А прыгнул он с единственной целью — навести на жертву (на салфетку) ужас. После этого Марсик бросался на шарик и катал его по полу, пока тот не переставал быть шариком. После этого он еще некоторое время таскал остатки салфетки в зубах, как мышь, пойманную во время трудной охоты в полевых условиях.

Но Марсик не всегда ждал, пока ему кинут шарик. Иногда он добывал салфетки без спроса. Например, приходил, когда все обедали или ужинали, усаживался на свободный стул и некоторое время делал вид, будто ему очень нравится сидеть в такой приятной компании. Настолько приятно, что он даже позволит себе положить передние лапы на стол — только кончики в белых перчатках. Все видят, что они белые? Вот и хорошо. А на них можно устроить голову. Вот так. Против этого компания, конечно, тоже не будет возражать. Хотя Марсик отлично знал: залезать на обеденный стол лапами — теми же самыми, которыми он ходит по полу, — ему категорически запрещено. И поскольку других лап у него не было, это правило почти никогда не нарушалось. Даже сейчас появление передних лап на обеденном столе не могло в полной мере считаться нарушением, потому что Марсик клал их на самый краешек. А компания следила за ним с притворным спокойствием и любопытством. Через некоторое время Марсик намечал себе жертву — недалеко лежавшую салфетку, быстро вытягивал лапу, молниеносным движением подцеплял ее когтем, спрыгивал на пол и затевал с салфеткой борьбу, ради которой и было устроено все представление.

Однажды ночью Марсик самым разбойным образом стащил со стола и растерзал на полу недельный запас новеньких разноцветных салфеток. Приглушенный шум битвы заставил маму подняться раньше обычного. Она вышла в кухню и обнаружила, что весь пол усыпан рваными бумажками. И еще мелкие клочки висят у Марсика на манишке, и несколько клочков — у хвоста. А он очень доволен жизнью.

— Ах ты, безобразник, — сказала мама, еле сдерживая смех, и принялась убирать мусор. Но салфетки на ночь больше не оставляли. А на кухонный стол некоторое время ставили три больших кастрюли — вместо ночных сторожей, охранявших его поверхность.

* * *

И вот Марсик стащил со стола салфетку и принялся ее трепать. А все поглядывали на него и рассматривали фотографию.

— Ну, да. Что-то есть, — папа с интересом вертел снимок в руках. — Взгляд действительно волчий. Я, правда, думаю, это случайный эффект. Так сказать, результат качества аппаратуры, помноженный на мастерство фотографа.

— Сынок, поставь фотографию на видное место, — сказала мама. — Все-таки это один из первых твоих снимков. Да еще такой оригинальный!

Костик прислонил фотографию к полке для дисков и подумал, что Марсик — даже с таким взглядом — получился довольно выразительным.

Пришел Гришка.

— Пойдем, я тебе кое-то покажу. Фотку с волчонком. На Марсика похож, — позвал его Костик.

Гришка заинтересовался. Но удивить его Костик не смог: фотографии на столе не было.

— Слушай, что-то не пойму: я сегодня получил из мастерской фотографии. Одну — с Марсиком — вот сюда поставил.

— Ты же говорил, с волчонком?

— Там Марсик на волчонка похож. В фотоателье мне даже не хотели фотографии отдавать. Сказали, редкий зверь — гибрид волка с кошкой.

— Да ну? — восхитился Гришка. — Может, правда? — и стал искать Марсика.

Марсик сидел под столом, повернувшись ко всему остальному миру задом, и был чем-то очень занят. Наружу торчал только хвост — молчаливое свидетельство того, что у Марсика дело серьезное и не стоит беспокоить его по пустякам.

— Слушай, чем он там занят?

Костик заглянул под стол.

— Марсик! Ты что ешь? А-а-а-а… А ну, отдай! — Костик осторожно ухватил котенка за ноги и вытянул наружу — вместе с предметом, целиком поглотившим внимание котенка. А именно — с собственным изжеванным и изгрызенным портретом, на котором остался только волчий взгляд, а контуры изображения были полностью сведены на нет.

— Мам, ты посмотри, что он сделал! — закричал Костик, отбирая у Марсика остатки своего шедевра.

— Ай-я-яй! — покачала головой мама, глядя на Марсика.

Она всегда ему так говорила, а Марсик делал вид, что понимает. Все-все слова. И что он поступил плохо. И что так не поступают приличные коты. Приличные коты не берут без спроса чужие вещи с письменных столов, хотя им и можно залезать на эти столы своими лапами. А Марсик, конечно же, кот из приличной семьи. Но это надо каждый раз заново подтверждать — примерным поведением и выполнением установленных правил. После такой односторонней беседы с пассивным участием Марсика мама успокаивалась. Хотя, если смотреть фактам в лицо, пришлось бы признать: Марсик знает только два слова. Одно из них — его собственное имя, другое — «нельзя». А все остальные слова звучат для него примерно так: «Мяу-мяу-мяу-мяу!» Иногда длиннее, иногда короче.

— Слушай, может, он оскорбился на вас за все эти подозрения? Будто его отец — волк, и он — не вполне кот? — хохотал Гришка. — А вообще это было бы здорово — гибрид кота с волком!

* * *

Все решили принять Гришкину версию — про оскорбленное Марсиково достоинство — и на некоторое время забыли про фотографию и про сложные гипотезы о происхождении котенка.

До тех пор, пока в кухне не засорилась раковина.

Прочищать засор пришел сантехник Сережа. Он быстро все сделал, скрутил свой шланг, снял перчатки и собрался уходить. Но как раз в это время Марсик появился в кухне, чтобы навестить свою миску.

— Ого! — сказал Сережа. — Ну и кот у вас!

— Что вы, это не кот, это котенок, — поспешила уточнить мама. — Ему всего четыре месяца.

— Тем более, — веско сказал Сережа. Хотя что «тем более», было не совсем ясно. Марсик стал хрумкать сухой корм, а Сережа продолжал на него смотреть и минуты через две вынес свой приговор: — Ценный кот. Монгольский.

— Монгольский? Почему монгольский? — удивился папа.

— Есть такие — монгольские коты. Пушистые. Вот такого окраса. В степи живут. Он, небось, у вас темноту любит? В щели разные залезать?

— Да, любит, — растерялась мама. — Но разве не все кошки охотятся ночью?

— Монгольские коты, они особенно темноту любят. Потому как в норах живут. Ладно, пока. Пошел я.

Папа протянул Сереже сто рублей. Сережа засунул деньги в карман спецовки, еще раз взглянул на Марсика и сказал, уже скрываясь за дверью: — Ценный кот!

— Что-что? Татаро-монгольский? — ржал Гришка. — Вы же его из деревни привезли? Со среднерусской возвышенности? Или это результат кровосмешения в ходе трехсотлетнего ига? Папа, так сказать, кот-монгол, а мама местная.

— Не ёрничай, — оборвала мама зарвавшегося Гришку. — Собачку «японский хин» видел? За ней что, хозяева в Японию ездят? Нет. В московском клубе собаководов покупают. И английского дога тоже. «Монгольский» — просто название породы. В этом что-то есть.

Марсик действительно любил залезать в разные щели, дырки и тоннели. Он, например, обожал смотреть, как стелят постель. То есть не смотреть, а участвовать в процессе. Как только кто-нибудь встряхивал простыней, Марсик тут же прибегал и садился в самой середине кровати. Все остальное стелилось ему на голову. Сначала вверх-вниз взлетал пододеяльник, потом — одеяло или покрывало. Наконец все это опускалось на Марсика, и он оказывался в темной и мрачной пещере, выход из которой можно было проложить, только проползая на пузе некоторое расстояние. Это было приключение, и Марсик никогда не упускал возможности в нем поучаствовать.

— Степные коты действительно существуют, — сказала мама. — И они действительно крупных размеров. В Монголии много степей. Наверное, они там водятся. Правда, эти коты вряд ли живут в норах. Скорее всего, просто мышкуют и поэтому не боятся засовывать морды и лапы в разные земляные дыры. Почему бы не допустить, что у Марсика в роду есть какой-нибудь степной кот? Это более вероятно, чем лев или волк. Эй, Марсик! Ты где?

Марсик сидел на мамином столе, не проявляя никакого интереса к своей родословной. Он опять что-то жевал.

— Марсик! Что это у тебя?

На этот раз Марсик со смаком обкусывал фотографии с маминого школьного праздника, аккуратной стопочкой лежавшие на письменном столе.

— Ну, что ты наделал?

Миф об оскорбленном самолюбии Марсика, обвиненного в связях с волками, бесповоротно развеялся. Никаких претензий к маминым ученикам в костюмах бабочек и жуков у него не могло быть.

— Кажется, я кое-что поняла, — сказала мама и достала пакет с новым свитером (совершенно новым!), который она недавно купила папе.

Марсик услышал шелест, тут же насторожился, перебрался со стола, где уже не было ничего интересного (остатки фотографий у него отобрали), на диван, направился к пакету и стал деловито его обследовать, пытаясь добраться до клеевого края.

— Ты разоблачил себя, Марсик! — торжественно сказала мама. — Не знаю, есть ли в тебе монгольская кровь. Но очевидно: ты наглая наркоманская морда, помешанная на клее! Это у тебя по наследству или как?

Марсик не ответил и продолжил свои попытки засунуть голову в пакет. Мама отобрала у него зловредную игрушку, зашуршала пакетом, зашипела страшным голосом и захлопала в ладоши:

— Ш-ш-ш! Лови пож-ж-жирателя фотографий!

Марсик тут же задрал хвост и весело побежал спасаться. Потом вернулся с полдороги и выглянул из-за косяка: бегут за ним или не бегут?

Мама шутливо затопала ногами:

— Сейчас догоню, стра-ш-ш-шный котище! С-с-сын ехидны и утконос-с-с-са!

Марсик тут же дунул обратно, вспрыгнул на подоконник и, сверкая глазами, высматривал оттуда столь необходимого для жизненного тонуса врага.

— Монгольской ехидны и загорского утконоса, — уточнила мама вслед Марсику. — Сынок, подергай немного веревочку. Пойду ужин готовить.

Больше происхождение Марсика не обсуждалось.

 

Кактус с глазами

Марсик любил сидеть на подоконнике. Мама специально сдвинула цветочные горшки, чтобы Марсик мог с комфортом устроиться у окошка и наблюдать мир «за стеклом». Комнаты выходили на широкий проспект, по которому в обе стороны бесконечным потоком двигались восемь рядов машин. Машины фырчали, троллейбусы пускали искры, иногда проносились автомобили с мигалками — все это Марсика совершенно не интересовало.

Интересовали его птички — голуби и вороны, время от времени мелькавшие в небе. Марсик сидел на подоконнике и «считал» ворон. Появление каждой птицы было сигналом к большой охоте. Уши Марсика напряженно сдвигались вперед, он вытягивал шею и пригибался, готовясь к прыжку. Еще немного — и Марсик непременно, просто обязательно поймал бы эту ворону. Прямо за хвост. Если бы она — вот ведь зловредное существо! — не исчезла из поля зрения. Тут несправедливо обойденный судьбой охотник оглядывался вокруг, ища способ справиться с разочарованием, и принимал решение заняться прополкой!

По весне мама высаживала в маленькие горшки крошечные росточки новых цветов. Они были еще слабенькими и не успели хорошенько схватиться за землю корешками. Марсик некоторое время оценивающе смотрел на эти ростки и приходил к выводу: их присутствие на подоконнике совершенно неуместно. После этого он хватал какой-нибудь росточек зубами за маленький листик, раскачивал его и вытаскивал из горшка. Некоторые растеньица Марсик бросал тут же — рядом с горшком. А некоторые еще некоторое время таскал в зубах по всей квартире — как мышку. Следы его сельскохозяйственной деятельности обнаруживались то на полу, то на кровати. Даже в ванной.

— Зачем ты это сделал? Чем эти бедные кустики тебя не устраивают? — мама пыталась понять Марсика, его настойчивое желание искоренять зеленые насаждения.

Она вкапывала в землю то, что можно было вернуть к жизни, и пыталась укрыть маленькие горшочки между больших цветочных горшков. Но Марсик с виртуозностью опытного сыщика отыскивал спрятанные растеньица, вытягивал их из укрытия своей цепкой монгольской лапой и опять выдергивал из земли.

Тогда мама грозилась отдать Марсика Юрию Куклачеву, знаменитому дрессировщику кошек: может, в цирке способности котенка к прополке найдут полезное применение. Или, придумывала мама для Марсика еще более страшную кару, она начнет сдавать его в наем, в крестьянские хозяйства. Там он будет трудиться от зари до зари, пропалывая свеклу и морковку. Правда, есть опасность, что после марсиковой работы на грядках вообще ничего не останется…

— А я подскажу фермерам, чтобы они смазывали сорняки клеем! — фантазировала мама. Потом гладила Марсика и говорила: — Скучно тебе, котик, в каменном мешке. Вот ты и придумываешь себе хоть какие-то развлечения.

— Скоро лето, Марсик. В Покров поедем, — обещал коту Костик. — У нас там тоже есть грядки. А полоть никто не любит. Будешь главным!

* * *

Солнышко и правда припекало совсем по-летнему, манило на улицу и обещало новую жизнь. На деревьях лопались почки, из земли пробивалась молоденькая травка, а у Гришки появились довольно заметные усики. В связи с этими особыми обстоятельствами ему в голову пришла идея — такая же свежая, как травка, почки и усики, — завести себе девушку.

— Можно завести собаку или кошку; крысу или хомячка, — возмущалась мама. — Но девушку! В девушку можно влюбиться. О девушке можно мечтать. На девушке можно жениться, наконец! Но завести…

— Маман, у тебя устаревшие взгляды! — важно разъяснял Гришка. — Сейчас все заводят девушек. Представь: идешь ты по улице. Ну, идешь себе и — ничего такого. А если ты с девушкой идешь, сразу видно: ты крут!

— Это из чего же видно?

— Ну, ты ее за руку держишь или обнимаешь. Вот и видно.

— А из чего видно, что ты девушку завел? Может, это она тебя завела? Вот Марсик, например, уверен, что это он нас себе завел. Правда, Марсик?

Но Марсик не желал отвечать. И Гришка принимался хохотать, как будто мама сказала что-то совершенно несуразное. Такое, чего на свете просто не бывает. А Костик, хоть и подозревал в маминых словах опасную правду, все-таки был на стороне Гришки. Костик в глубине души тоже мечтал завести себе девушку: ходить с ней, держать ее за руку и говорить приятелям: «Знакомьтесь: МОЯ девушка!»

Пожалуй, так он не мечтал даже о собаке.

* * *

Костик ехал по набережной на велосипеде и вдруг услышал:

— Эй, чувак! Стой!

От неожиданности он резко затормозил: кто его обозвал? Этот кто-то сейчас получит! Костик соскочил с велосипеда — и обнаружил: перед ним стоит Гришка и держит за руку незнакомую девушку. На девушке была короткая розовая маечка, которая очень шла к ее светлым волосам. Между маечкой и джинсами светилась полоска голого живота. Свободной от Гришки рукой девушка прижимала к розовой маечке книжку в ярко-коричневой глянцевой обложке. Костик сразу отметил, что обложка очень красиво блестит на фоне розовой маечки. Девушка так держала книжку, что можно было прочитать: «Гарри Поттер». Сверху на маечке были написаны буквы «I love…». Но что именно «I love», загораживала книжка. Поэтому получалось «I love Гарри Поттер».

— Знакомься! Это Лена! МОЯ девушка! — сказал Гришка.

Костик не очень знал, что говорят в таких случаях — когда впервые встречают брата с ЕГО девушкой. Поэтому он довольно глупо улыбнулся и спросил:

— Вы чего тут делаете?

— Мы-то? — Гришка с веселой покровительственностью взглянул на Лену. — Гуляем. На солнышке греемся.

Костик чувствовал, что Гришка прямо-таки раздувается от гордости, и, не зная, что делать дальше, стал дергать велосипедный звонок.

Дзинь… Дзинь… Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь…

— Ты это, как думаешь, если Лену к нам в гости привести? Ну, на обед? Мама не испугается?

— А чего ей бояться? — Костик почувствовал себя полномочным представителем маминых интересов.

На самом деле он не был вполне уверен, что маме нечего бояться. Костик искал какие-нибудь веские аргументы, чтобы убедить себя и Лену с Гришкой, будто это действительно так. Но все аргументы куда-то делись. Они вдруг испарились, эти аргументы. И Костик брякнул первое, что пришло в голову:

— Ей сейчас некогда бояться. Она про Винни-Пуха думает.

— Про Винни-Пуха? — удивилась Лена.

— Винни-Пух — мамин любимый литературный медведь, — с каждой минутой Костик чувствовал себя все глупее. — Ему в этом году восемьдесят лет исполнилось.

— Это какой Винни-Пух — из мультика? — уточнила Лена. — Он что — такой старый? А я-то думала! Он же малюська — Винни-Пух! — Лена переливчато засмеялась и запела:

Гришка тоже стал хохотать и подпевать густым баритоном:

Он замахал руками, изображая нечто среднее между тучкой и пчелой, и стал кружиться вокруг Лены.

— Малюська! Из мультика! А такой старый! — продолжала заливаться Лена.

— Ну, вообще-то он не из мультика, — Костик почувствовал, что начинает злиться — от этого их беспричинного общего веселья. — Он из книжки. Это потом про него мультик сняли. И он не старый. Просто его давно придумали. А мама школьный праздник готовит. Ей сейчас про другое думать некогда. Поэтому она не испугается, — сделал Костик неожиданный вывод. — Так что — приходите.

И, чтобы сменить тему, кивнул на блестящую обложку, которую Лена прижимала к животу. На «I love Гарри Поттер»:

— Читаешь? Нравится?

— Очень! — Лена произнесла это с особым выражением лица, позволявшим безошибочно опознать в ней духовное существо. — Правда, я пока немного прочитала: пять страниц сначала и три — с конца.

— С конца? — Костик не то чтобы удивился. Просто решил уточнить.

— Ну, знаешь, за героев всегда так волнуешься, пока читаешь. Прямо все нервы себе истреплешь, — тут Лена немного скосила глаза, чтобы заглянуть в зеркальце велосипеда и оценить урон, нанесенный такими волнениями. Урон оказался не столь сильным, как она опасалась, и Лена уже совершенно спокойно подытожила: — Вот я и смотрю сразу, чем кончится. Чтобы не очень волноваться. К тому же, надо быть в курсе.

— В курсе чего?

— Ну, спросит тебя кто-нибудь, чем все кончилось. А ты не знаешь. Не прочитал еще. И неловко как-то. Вот и хочется быть в курсе.

— А-а! — тут Костик решил, что пора прощаться. — Ну, я поехал! Пока!

— Пока-пока, — мило улыбнулась Лена.

— Пока, брат. До встречи! — на прощанье Гришка решил подпустить немного семейной теплоты.

* * *

— Мам, Гришкину девушку Леной зовут. Она «Гарри Поттера» читает, — поделился Костик с мамой свежей информацией. — И еще — они на обед к нам придут. В воскресенье.

— В воскресенье?

— Я их пригласил. Нечаянно. Само как-то получилось.

Мама вздохнула:

— Придется отменять репетицию, — и вдруг засуетилась. — Может, котлетки пожарить? Как ты думаешь? Папы, правда, не будет. Он в это воскресенье работает. Оно и к лучшему. Давай, мы сначала сами… Ну, познакомимся.

В воскресенье Гришка с Леной пришли на обед. На Лене была короткая голубая маечка, под которой светилась полоска голого живота. Одной рукой Лена держалась за Гришку, а другой прижимала к себе книжку в темно-лиловой обложке с белыми разводами. Сверху на маечке можно было прочитать слова «Все будет», а на обложке — «Мураками». Получалось «Все будет Мураками».

— Ты что — «Гарри Поттера» уже прочитала? — удивился Костик.

— У меня еще будет время, — уклончиво ответила Лена. — А Мураками — тоже очень модный писатель. И обложка видишь какая красивая.

Чтобы лишний раз убедиться в собственных словах, Лена взглянула на себя в зеркало. Костик должен был признать: лиловая обложка Мураками действительно подходит к маечке. Гораздо лучше, чем коричневый «Гарри Поттер».

— И что же — вам нравится Мураками? — церемонно вмешалась мама.

— Ой, очень нравится. Правда, я пока немного прочитала: пять страниц сначала и три — с конца. Знаете, так волнуешься за героев, пока читаешь. Прямо все нервы себе истреплешь. Вот я и смотрю, чем кончится.

Тут Костик почувствовал себя Архимедом, который открыл Новый Закон. Он мог бы почувствовать себя кем-нибудь другим. Например, Ньютоном или Эйнштейном. Но почувствовал себя Архимедом. Из-за Гришки. Взглянул на него в этот момент, и в голову пришел Архимед.

Архимед прославился тем, что полез купаться в ванну, до краев наполненную водой. Гришка всегда поступал так же: наливал полную ванну воды и влезал в нее. Вода выплескивалась на пол. Тут обычно прибегал папа, заставлял Гришку вылезти и вытереть лужу — чтобы ни капли не просочилось к соседям на нижнем этаже, — и только после этого Гришка мог продолжить принимать ванну.

С Архимедом все обстояло иначе. Возможно, у него не было папы. Или соседей. Архимед влез в полную ванну, и на полу образовалась лужа. Но никто не стал вытаскивать его из ванны. Архимед совершенно спокойно сидел и смотрел на лужу. Смотрел, смотрел и вдруг понял: он вытеснил воду! В том объеме, который занял сам. В результате Архимед все-таки выскочил из ванны, но не для того, чтобы этот вытесненный объем вытирать. Он понял, что открыл Новый Закон, и голышом помчался по городу с криком «Эврика!»

Костик еле сдержался, чтобы не закричать «Эврика» — ведь он тоже открыл Новый закон! Закон чтения. Под названием «Пять плюс три». Читаешь пять страниц сначала, три с конца — и всегда в курсе!

Костик увидел, что и мама догадывается о существовании этого закона и потому смотрит на Лену как-то не так. Не совсем так, как надо.

— А вы, Лена, значит, не любите волноваться? — очень вежливо уточнила она.

Гришка почуял неладное и поспешил перевести стрелки:

— Это маман у нас волноваться любит, — хохотнул он. — Правда, маман? Ты все время волнуешься — по поводу и без повода? А вот и Марсик пришел! — Гришка решил, что Марсик поможет разрядить обстановку. — Смотри, Марсик, это Лена! Моя девушка.

Марсик вытянул шею и стал нюхать, чем пахнет от Гришкиной девушки.

— Ой, какой котик! — заверещала Лена и присела на корточки. — Ой, какой хорошенький! А что это у него мордочка такая несимметричная? Слева щечка черная, а справа — с белым пятнышком? Замазать надо! А то некрасиво. Пусть обе щечки одинаковыми будут. Иди, иди сюда! Меня все кошки любят, — заявила она, слегка повернувшись к нам. — Сразу на руки идут.

— Но Марсик ни к кому не идет на руки, — осторожно заметила мама. — Он очень самостоятельный и не любит, когда ему навязывают ласки.

— Ну, да! Не любит! Сейчас полюбит! Как миленький! — Лена вдруг хищно ухватила Марсика и прижала к себе. — Вот и славненько!

Марсик напрягся и замер. Потом вдруг дернулся, уперся задними лапами в голый Ленин живот, вывернулся из рук и дал стрекача.

— Ай!

У Лены на голой полоске под маечкой стали проступать красные следы Марсиковых когтей. Как в детской книжке «Волшебные картинки».

— Ну, вот! Я же предупреждала! Подожди! Я сейчас перекись достану, — от расстройства мама без предупреждения перешла на «ты».

Пока она прижигала следы когтей на Ленином животе, Гришка суетился вокруг, подбадривая Лену глупыми шуточками и сомнительными обещаниями, что «до свадьбы у нее все заживет».

— Вы что же — и не накажете его? — в голосе Лены появились капризные нотки. — За то, что царапается?

— Мы никогда не наказываем Марсика, — сухо заметила мама. — Он прекрасно понимает слово «нельзя». К тому же он поцарапал тебя нечаянно — потому что испугался.

— Ну, ладно, Ленка! Сама виновата! — Гришка вдруг перекинулся на мамину сторону. — Не надо было его хватать. Чего теперь жаловаться?

— Но как я пойду по улице с такими метками? Что обо мне люди подумают? — И Лена, ища утешения, скосила глаза в сторону зеркала.

Костик хотел сказать, что можно держать «Мурками» чуть пониже, и тогда красных точек не будет видно. Но мама предложила более удобный вариант.

— Я одолжу тебе пудру. Припудришь ранки, и следов не будет заметно, — заверила она Лену. — А сейчас давайте обедать. Вы же на обед пришли?

— Давайте, давайте! - засуетился Гришка. — У нас сегодня что? Неужели котлетки?

— Котлетки, котлетки, — примирительно заворчала мама.

— Обожаю котлетки. Ленка, проходи. Ой, маман, знаешь, мы тебе подарок принесли. Вот. Лена выбирала!

Гришка бросился обратно в прихожую, притащил в кухню пакет и достал оттуда маленький колючий кактус в горшочке.

— Правда, забавный? — Лена уже расслабилась и позволила себе снова незаметно взглянуть в зеркало.

К колючкам кактуса были прицеплены бумажки, изображающие глаза и нос.

— Гриша сказал, вы не любите срезанные цветы. И мы решили подарить вам цветок в горшочке. Вам нравится?

— А зачем кактусу глаза? — не поняла мама.

— Маман, ну ты совсем! Это ж для прикола! Как в анекдоте: сидит в горшке грустный кактус. Его спрашивают: кактус, кактус, ты чего грустишь? А он отвечает: я не кактус. Я ежик. В норе застрял.

— А я тоже анекдот знаю, — вмешался Костик. — Ежика спрашивают, ты чего такой колючий? А он отвечает: я не ежик, я мышка. Просто болею.

Мама почувствовала, что сопротивление бесполезно.

— С глазами так с глазами, — вяло согласилась она. — Пусть пока здесь постоит. А вы идите мыть руки.

Гришка устроил Лене экскурсию по квартире, а мама принялась накрывать стол. Она ходила из кухни в комнату, а Лена с Гришкой ходили из одной комнаты в другую, из комнаты в ванную и обратно. И Костик тоже ходил туда-сюда. Поэтому прошло изрядно времени, когда все, наконец, снова собрались в кухне. Стол был накрыт, как на Новый год. И там, среди тарелок с салатами, между селедочницей и фаршированными помидорами, стоял маленький цветочный горшочек. Вокруг него была рассыпана земля. А внутри — там, где должен был сидеть кактус с глазами, — ничего не было.

— Где же кактус? — удивилась Лена.

Все благоразумно промолчали. Костик искал глазами Марсика, но его не было видно. «Кактус ведь колючий, — подумал Костик рассеянно. — За что же Марсик его ухватил? Неужели — за колючки?»

Мама быстро смахнула со стола землю и скомандовала:

— Все. Давайте рассаживаться! Лена, ты куда хочешь сесть? Садись в это кресло. Мы всегда усаживаем в него дорогих гостей.

Все могло сложиться иначе, не будь в кухне настенного шкафчика. Дело даже не шкафчике, а в зеркале, которое украшало его дверцу. Не будь этого зеркала, Лена бы, может, взглянула на место для дорогих гостей, куда ей предстояло сесть. А так она смотрела на себя в зеркало и садилась в кресло спиной, придерживая его за ручки. И когда она в это кресло села, ее лицо вдруг странно вытянулось. А глаза и рот внезапно стали круглыми. Секунду-другую Лена смотрела мимо нас невидящими круглыми глазами, и ее рот сначала тоже был просто круглым. Потом раздался оглушительный визг. Лена вскочила с кресла и, не переставая визжать, кинулась в ванную комнату.

— Неужели? — ахнула мама. — Неужели Марсик бросил кактус в кресло?

— Нет здесь никакого кактуса, — сообщил Костик, исследуя покинутую Леной поверхность. — Одни глаза. — И показал на прилипшие к ворсинкам кресла кусочки бумаги.

— Тем хуже для Лены! — горько констатировала мама.

Несмотря на трагичность ситуации, Гришка не мог не восхититься кровожадностью Марсика.

— Это что — кошачья вендетта? Месть за то, что его схватили и хотели сделать симметричным? — уточнил он.

— Не надо приписывать Марсику злые намерения, — раздраженно оборвала Гришку мама. — Он не хотел ничего плохого. Бросил кактус, где пришлось. Без всяких задних мыслей. Костик подумал, что Лене это вряд ли удастся объяснить. Она уже перестала визжать, заперлась в ванной и включила воду, чтобы заглушить свои рыдания и бесполезные попытки «посторонних» прийти ей на помощь. Не могла же она сказать: «Освободите меня, пожалуйста, от этого кактуса! Он воткнулся в меня там-то и там-то!» Она даже Гришке не могла этого сказать, потому что хоть Лена и была Гришкиной девушкой, но не до такой же степени! Поэтому Лена одиноко страдала в ванной и как-то спасала себя сама. Потом мама поила ее успокоительным. Но это мало помогло.

И в конце концов Лена сказала Гришке, что больше не желает знать ни его, ни его зловредного кота. При этом Лена очень выразительно окинула взглядом всех остальных, чтобы и они на свой счет не заблуждались. Хлопнула дверью и ушла, так и не воспользовавшись пудрой. Будто бы ей нарочно подложили кактус в кресло.

* * *

Прошло несколько дней. Гришка пытался вернуть окружающему миру прежние очертания, но у него ничего не получалось. Он звонил Лене — она бросала трубку. Он стоял у нее под окном — она не выходила. Потом Лена вдруг позвонила сама и заявила, что готова снова стать Гришкиной девушкой, если он принесет к ее ногам шкуру своего гадкого кота.

Она ведь не знает, что это Марсик вырвал кактус из горшка? — удивился Костик.

— Может, догадалась? — предположил Гришка.

Скажешь! Где ты еще видел котов, способных к прополке?

К тому же Марсик не знал, что она сядет в это кресло. Он ни в чем не виноват!

— Да она просто глупая какая-то! — вдруг сказал Гришка. — Еще закрасить его хотела. Помнишь? Все кошки ее любят! Прям уж!

— Слушай, а может, мама была права. Может, она считает, будто это она тебя завела, а не ты ее?

— Ну, ты скажешь!

Но Гришка внезапно утешился. И решил, что девушек пока заводить не стоит. Вот завели Марсика — и хватит.

 

Пулька

За три дня до отъезда на дачу мама с папой отправились в зоомагазин покупать для Марсика перевозку.

«Кошки не любят ездить. Они не сидят на сиденьях автомобилей и не смотрят в окно, как собаки. Они кричат и пытаются убежать. А еще из них сильно летит шерсть, — сказала мама. — Перевозки придуманы специально для того, чтобы кошки меньше пугались, а хозяевам в дороге было бы легче терпеть ужасное кошачье поведение».

Зоомагазин, в который приехали мама с папой, был очень хороший, и там продавалось много всякой всячины: птички, рыбки, хомячки, бурундучки, ящерицы, разный корм, клетки, тазики, коврики, игрушечные косточки и игрушечные мышки, комбинезоны, бальные платья и парадные костюмчики для собак, замысловатые расчески для длинношерстных животных и звериная косметика. Сумки и клетки-перевозки занимали целую полку. Их было видов семь или восемь. Может, даже десять. Поэтому мама с папой растерялись.

— Вы не посоветуете, что нам купить? — немного смущаясь, обратился к продавцу папа. — Какую перевозку для кота?

— Да хоть эту! Не перевозка — мечта! — сказал продавец и достал с полки клетку величиной с небольшой дом. У клетки были цветные застежки, резные ставенки и ажурные решеточки на окнах и пять открывающихся дверок.

— И сколько стоит эта мечта? — осторожно поинтересовалась мама.

Продавец назвал цену. Мама тихонько ахнула. «Если мы купим именно эту мечту, — шепнула она папе, — то долгое время не сможем мечтать ни о чем другом».

— А еще что-нибудь вы можете предложить? — снова вежливо спросил продавца папа.

— Да у нас все хорошее, — увильнул продавец от прямого ответа. — У вас кто? Кот? Вот и представьте себя на его месте. В какой перевозке вы бы хотели ехать? Какая кажется вам уютной, ту и покупайте!

— Я бы чувствовала себя уютно вот в этой симпатичной маленькой сумочке, — тут же сказала мама, указывая на самую простенькую и дешевую перевозку.

— Ты рассуждаешь, как кошка, которая по размерам намного меньше Марсика, — возразил папа. — Марсик не сможет здесь даже лечь. Лично я с удовольствием путешествовал бы вот здесь. — И папа ласково погладил изящный домик, похожий на тот, что уже показывал продавец, но немного меньших размеров, с одноцветными застежками и всего с тремя дверцами.

— Ты же все равно пока остаешься дома? — мама поторопилась напомнить папе, что отпуск у него еще не начался и везти Марсика на дачу придется ей. — К тому же, скажи, зачем коту в дороге этот узкий балкончик, подвешенный под окном? Предположим, ты — крупный кот. Разве ты сможешь воспользоваться балконом по назначению? Я вообще не понимаю, зачем он здесь.

— Ну, это для красоты. Чтобы хозяева радовались внешнему виду кошачьего дома.

— Меня этот балкончик совсем не радует, — насупилась мама. — Он меня огорчает. Потому что за него придется дополнительно платить. А Марсику, который будет сидеть внутри, все равно, есть снаружи какой-то бессмысленный балкон или нет.

— Ну, ладно, — вздохнул папа, расставаясь с мечтой о путешествии в доме с балкончиком. — Давай купим вот эту перевозку. Она не очень большая, но и не маленькая. Здесь Марсик сможет лечь, и вентиляция хорошая.

* * *

Марсику перевозка очень понравилась. Он ведь не знал, что ему придется в ней куда-то ехать. Поэтому он тут же влез в новый домик и стал хитро оттуда на всех посматривать. А мама с папой радовались, что сделали правильный выбор. Но в день отъезда все изменилось. Не было времени ждать, пока Марсик решит навестить передвижной домик по собственной инициативе: пришлось его туда запихнуть. Когда решетчатую дверцу закрыли, Марсик стал жалобно мяукать и царапать решетку лапой.

«Марсик, надо потерпеть, — стала успокаивать его мама. — Вот приедем в Покров, там будет травка и свежий воздух. Все неприятности окупятся. Поверь!» Марсик слышал, как мама долго говорила: «Мяу-мяу-мяу. Мяу-мяу-мяу, мяу-мяу-мяу, мяу-мяу-мя». Но почему его надо было запирать, не понимал. Мама вздохнула, Костик тоже вздохнул, взял клетку с плененным котом и понес на улицу. Тут Марсик испугался еще больше: он ведь никогда не выходил из квартиры. А уж когда сели в машину, от страха, от запаха бензина, от звуков двигателя, от дрожания и дребезжания своего домика и оттого, что все происходит против его воли, Марсик начал кричать в полный голос. Коллективное сострадательное «Мяу-мяу!» его совершенно не успокаивало. Он высунул язык, тяжело дышал и капал слюной.

Мама надеялась, что в пути Марсика укачает и он заснет. Через некоторое время он действительно тяжело задремал, но на каждом светофоре просыпался и жалобно мяукал. Так что сидевшие в машине всю дорогу приговаривали: «Ничего-ничего! Ничего-ничего! Скоро доедем! Скоро доедем!»

Когда же путешествие, наконец, закончилось, несчастный Марсик, обретя свободу, тут же залез под дачный диван и спрятался в самом дальнем и темном углу.

— Ладно, не будем к нему приставать. Пусть посидит в укромном местечке. Выйдет, когда успокоится, — сказала мама. Все бегали из дома на улицу и обратно, таскали вещи и развешивали сушиться отсыревшие за зиму одеяла. Потом Гришка с Костиком вышли в сад, сгребли в кучу сухие прошлогодние листья и разожгли костер. И хотя он целиком состоял из мусора, Гришка умудрился поджарить на нем неизвестно откуда взявшуюся сосиску.

— Ты уже почти дядя, с усами, — сердито говорила мама. — А не можешь удержаться, чтобы не стащить со стола кусок. Ну почему нельзя дождаться вечера, собраться у костра и нормально отпраздновать приезд!

Гришка не испытывал ни малейших угрызений совести.

— Мам, а мне можно сосиску? Умираю, как есть хочется. — Костик чувствовал, как перечеркивает и без того сомнительный эффект маминой воспитательной беседы, но ничего не мог с собой поделать.

Мама пожала плечами, буркнула что-то про бородатых младенцев, а потом выдала полбуханки черного хлеба и пять сосисок — три Костику и две Гришке. Ведь одну сосиску он уже съел!

— И запируем на просторе! — пел густым баритоном Гришка, поворачиваясь к огню то одним, то другим боком и размахивая палкой, на которой была нанизана обгоревшая горбушка. Костику тоже было весело. Вот оно, долгожданное лето! Началось!

— Сынок, загляни-ка под диван, — попросила мама Костика, когда все вернулись в дом. — По-моему, Марсику пора вылезать. Костик постарался что-нибудь разглядеть в темной глубине. Это было непросто, и ему показалось, что никакого Марсика там нет.

— А где же тогда Марсик? — испуганно спросила мама. — Кто-нибудь видел Марсика?

Костик и мама стали бегать по дому, заглядывать во все углы и звать: «Марсик! Марсик! Марсик!»

— Да что вы психуете? — Гришка был само спокойствие и рассудительность. Будто не он три часа назад стащил со стола сосиску. — К чему психовать? Это же КОТ! Пусть хоть здесь поживет нормальной кошачьей жизнью!

— Я не мешаю КОТУ жить своей жизнью, — рассердилась мама. — Я просто хочу знать, где именно проходит эта жизнь. И снова стала звать:

— Марсик! Марсик! Да вот же он! Марсик, что это у тебя!

Марсик появился со стороны балкона и что-то держал во рту.

— Где ты взял эту дохлятину? — удивилась мама.

Марсик, видимо, решил что-то объяснить маме и поэтому немного разжал челюсти. «Дохлятина», то есть бабочка, упала на пол, но тут же затрепетала крылышками, пытаясь взлететь.

Марсик подпрыгнул, с неожиданной ловкостью снова схватил ее и — проглотил. Тут все поняли, где он ее взял: ПОЙМАЛ! Сам. На балконе. Глаза Марсика возбужденно поблескивали. У него тоже началось лето.

Умей Марсик говорить, ему пришлось бы признать: стоило два часа помучиться в перевозке, чтобы попасть на дачу. Но так как говорить он не умел, окружающие должны были догадаться об этом по его виду. Марсик выходил в огород, садился, обернув задние лапы хвостом, прищуривался и нюхал воздух. Можно было поклясться, что в этот момент он улыбается. Вообще-то считается, что кошки не умеют улыбаться. Этой способностью был наделен один-единственный в мире кот — Чеширский. Да и тот обладал дурацкой привычкой растворяться в воздухе, оставляя улыбку болтаться без присмотра. Марсик не собирался растворяться. Он весь был одна сплошная пушистая улыбка. Улыбка окружающему миру, который так интересно пахнет!

Конечно, Марсик сохранил верность некоторым привычкам городской жизни. Он по-прежнему ходил в туалет дома, в свое любимое корыто, которое приехало вместе с ним на дачу. И на птичек охотился так же, как делал это, сидя на подоконнике в Москве. Однажды Костик вышел из дома и увидел: Марсик распластался по земле и куда-то сосредоточенно ползет. Будто он — мастер маскировки, и его — такого бурого и лохматого, лежащего на брюхе прямо посреди двора, — никому не видно.

— Ты куда, Марсик?

На дальней яблоне, почти на самой верхушке, суетилась стайка синиц. Марсик, судя по всему, изображал охоту на крупную дичь.

— Шел бы ты в огород — бабочек ловить! — дружески посоветовал ему Костик.

Тут птички вспорхнули и улетели. Марсик вскочил, пытаясь напоследок напугать синиц своим хищным взглядом, потом посмотрел на Костика и мяукнул, призывая поиграть. Костик зашипел, затопал, и Марсик пустился удирать.

Однако скоро он перестал навязывать людям эту смешную, но обременительную обязанность — играть с ним. В жизни Марсика появилась Пулька.

Пулька — совсем мелкая, ростом с полкошки, — жила в соседнем дворе, у тети Веры и Большого Лени, сына тети Веры. Большой Леня был действительно очень большим и носил соломенную шляпу с круглыми полями. Работал он на лесопилке, а когда был дома, с утра до вечера копался в железных внутренностях доисторического автомобиля. Большой Леня надеялся, что автомобиль когда-нибудь заведется. Но автомобиль не хотел лишать Леню смысла жизни и не заводился. В общем, Большой Леня больше всего на свете любил этот автомобиль. Ко всему остальному он в целом был равнодушен. Кроме Пульки. Пулька занимала в Ленином сердце второе по счету место.

«Вот недомерок-то! — ласково говорил он, прижимая к себе Пульку, и объяснял: — Видно, у ней нарушения в организме. Вот она до нормальной кошки и не выросла. Зато мышей как ловит! Ух, как! Ни одной за зиму не осталось. Среди больших кошек таких еще поискать надо!».

Хотя судьба не обошла Пульку хозяйской любовью, как большинство деревенских кошек, жила она впроголодь.

С появлением соседей Пулька сразу почуяла: где-то в доме есть миска, до краев наполненная едой. Миска действительно была и принадлежала Марсику. В мамином справочнике было написано: приличный кот в приличном доме должен есть, когда захочет и сколько захочет. Поэтому миску никогда не убирали и только время от времени досыпали в нее свежего корма. Пульку это очень устраивало. И обстоятельство, что миска принадлежала Марсику, ее нисколько не смущало. Нужно было только выяснить, где находится заветная щель, через которую можно к этой миске пробраться.

Марсик не подозревал об истинных намерениях Пульки. Увидев ее в первый раз, он пришел в неописуемый восторг, тут же отменил все дела по исследованию дальних пределов огорода и остался во дворе. А Пулька только мельком взглянула на Марсика — опасен или не опасен? — поняла, что никакой опасности нет, и тут же потеряла к нему всякий интерес. Марсик не желал замечать равнодушие кошки. Некоторое время он просто смотрел на забавную незнакомку. А потом вдруг неожиданно припал к земле, затанцевал задними ногами, готовясь к прыжку, сильно оттолкнулся, бросился на Пульку и…

И ничего. Просто подбежал к ней и сел рядом. Пулька вяло отскочила. Марсик снова прыгнул. Тогда Пулька отбежала чуть дальше, спружинила и тоже прыгнула в сторону Марсика. Марсик радостно кинулся в кусты, спрятался там и из этого сомнительного укрытия стал выслеживать Пульку.

Пульке, впрочем, вся эта бессмысленная беготня скоро надоела. Она посчитала, что на сегодня разведка закончена, и отправилась по знакомой тропинке в сад. Марсик припустил за ней. Пулька пару раз досадливо обернулась и, желая отделаться от навязчивого спутника, прибавила скорости, а потом с разбегу вскарабкалась на крышу. Марсик полез за нею.

— Ой-ой-ой! — запричитала мама. — Он не упадет?

Костик, как и мама, смотрел на гимнастические упражнения коротконогого Марсика с некоторой опаской. Марсик сильно смахивал на маленького медведя, и от него не ожидали особой ловкости. Однако с трюками Пульки он пока справлялся, хотя выглядел не так грациозно и производил гораздо больше шума.

— Смотри-ка, — попробовал Костик успокоить маму, — он вполне! На уровне!

— Да поймите вы, наконец, это КОТ! — опять попытался вразумить домашних Гришка. — КОТ! Ему положено уметь лазить.

— Мало ли, кому что положено! — мама стояла, задрав голову, и не спускала с Марсика глаз. — У него же нет никакого опыта. Он провел детство в каменном мешке.

Марсик влез на крышу и стал обозревать оттуда окрестности.

— Эй, медведь, слезай! Грохнешься! — Костик попытался образумить кота.

Но Марсик был настроен покорять новые пространства.

Очень скоро, бегая за Пулькой, он выучил разные хитрые маршруты: с балкона — на крышу, с крыши — на сарай, с сарая — в соседний огород — и стал исчезать из поля зрения. Мама очень волновалась, бегала по саду и звала:

— Марсик! Ма-а-арсик! Ты где?

Костик тоже бегал и кричал:

— Марсик-Марсик-Марсик!

Только Гришка важно говорил:

— Оставьте животное в покое! Это же КОТ! Пусть ведет полноценную кошачью жизнь!

Вечером все выходили в сад — подсмотреть падающую звезду и загадать желание. В саду стояла тишина. Совсем не такая, как в городе: ничего не слышно — вот и тихо. Эта тишина была наполнена запахами и звуками, похожа на глубокий таинственный колодец, через который герои разных сказок попадают в другие миры.

Но стоило поверить в прекрасное, как где-то по соседству страшными вибрирующими голосами начинали завывать коты. Мама тут же вздрагивала и спрашивала:

— Вы не видели, в какую сторону пошел гулять Марсик? Неужели туда? Что он там забыл? Ведь он еще маленький! Его могут обидеть!

— Ну, понимаешь, — пытался объяснить Костик маме. — Это как местная дискотека. Только для котов. На дискотеке всегда немного опасно. Вдруг побьют? Это щекочет нервы, и потому интересно. Помнишь, как я хотел сходить на покровскую дискотеку?

— Тебе хватило одного раза, чтобы больше не хотеть. А в Марсике я совершенно не уверена, — вздыхала мама. — К тому же неясно, во сколько эта дискотека закончится.

Время от времени кошачье сборище, как и положено на дискотеках, завершалось массовой дракой, и тогда Марсик, взъерошенный и напуганный, возвращался домой кружным путем, подолгу отсиживаясь в кустах и отыскивая тропки, свободные от местных головорезов. Мама и Костик сидели и ждали, когда же он, наконец, появится. И не могли лечь спать. И держали открытой дверь — на тот случай, если Марсик придет со двора, и форточку — если он придет через крышу.

А вообще Марсику на даче было хорошо. Он валялся в песке, грелся на солнышке, ел свежую травку и купался под мелким дождиком. Шерстка у него стала гладкая и блестящая, и он все чаще походил на пушистую улыбку.

Быстро усваивая уроки вольной кошачьей жизни, Марсик научился вечерами пробираться в соседний двор, где жила Пулька, подкарауливал ее и вынуждал играть в догонялки.

— Как вы думаете, можно назвать это кошачьей дружбой? — спрашивала мама.

Пока Костик думал, наблюдая из окна темные силуэты скачущих в ночи кошек, Гришка успевал высказаться.

— Не верю женщинам, — произносил он тоном бывалого человека, немало повидавшего за шестнадцать лет жизни. — Не верю, даже если эти женщины — кошки. Как говаривал старина Винни-Пух, «никогда не знаешь, что случится, если имеешь дело с пчелами!» Я имею в виду — с женщинами.

Мама от него отмахнулась: «Тоже мне — специалист по женскому вопросу!»

Но через пару дней, войдя в комнату, она увидела, как к окну метнулась маленькая юркая тень, а Марсикова миска была вылизана до дна.

— Так! — сказала мама. — Пулька высмотрела, каким путем Марсик возвращается домой, проникла за ним на балкон и обнаружила его миску.

— Коварная кошачья женщина! Прикидывается другом, а в голове лишь одна мысль — полопать за чужой счет! — Гришка чувствовал себя оракулом, пророчества которого оправдались.

У древних греков оракулами назывались специальные жрецы, предсказывавшие будущее. Без предсказания греки не могли сделать ни шагу. Хотя, если честно, что-либо понять из этих пророчеств было совершенно невозможно. Один царь спросил, надо ли ему идти на войну, а ему ответили: «Пойдешь — погубишь великое царство». Царь обрадовался и пошел. Проиграл войну и спрашивает: «А как же пророчество?» Оказалось, речь шла о разрушении его собственного царства. Но это все мелочи. Они касались тех, кому предсказывали, а не самих оракулов. Оракулов чтили и почитали — независимо от последствий их предсказаний. Поэтому Гришка был не прочь закрепить за собой эти функции.

Но мама, несмотря на очевидное Пулькино вредительство и вылизанную миску, не похвалила Гришку за ясновидение и не выразила желания обращаться к нему впредь.

— Придется переставить миску с балкона в комнату, — решила она. — Надеюсь, туда даже эта проныра залезть не осмелится.

Миску переставили поглубже в дом. Но Пульку эти смешные меры предосторожности не остановили. Она с воровским бесстыдством пробиралась в комнату, чуть ли не под мамину кровать, и в один присест поглощала порцию, которой беспечному баловню Марсику хватило бы на три дня.

— Эта нахальная Пулька хочет нас разорить! — возмущалась мама. — Скоро придется перевести Марсика на диету из бабочек.

У Пульки, без разрешения кормившейся в чужом доме, были уважительные причины: она ждала котят. Об этом нам сообщил Большой Леня. Где в маленьком тельце этой полукошки могли разместиться еще и котята, было не очень понятно. Но есть Пулька хотела и за себя, и за тех, кто прятался у нее внутри. Маму это отчасти утешало. Она была не прочь прикармливать Пульку, но на крыльце и чем-нибудь попроще, чем дорогой корм, который папа привозил Марсику специально из Москвы. Тем более что Пулька вряд ли могла считаться гурманом. Но недоверчивая кошка предпочитала не клянчить, а воровать. И с этим поневоле приходилось мириться.

* * *

Внезапно продовольственные налеты Пульки прекратились. Два дня Марсик тщетно сидел во дворе у Большого Лени, подкарауливая коварную кошачью женщину, которую по наивности принимал за свою подругу: Пулька не появлялась.

— Видно, котиться ей время пришло, — объяснил Большой Леня. — Только где у нее гнездо, не знаю. Везде глядел! Ни следа, ни зацепочки.

Пулька появилась через три дня — неизвестно откуда, вылакала из блюдечка молоко и опять исчезла — неизвестно куда. Большой Леня хотел ее выследить, но не смог.

— Спрятала котят! Да как спрятала! Вот ведь хитрая бестия! Полкошки, а ума — на целых десять! — восхищался он. Прошло еще три дня, и котята обнаружили себя сами.

Летний день обещал быть сухим и теплым. На тоненьких веточках вишен наливались ягоды и уже радовали глаз своими красными пятнышками. Но что-то было не так. Какой-то неправильный звук наполнял воздух. Час от часу он становился все сильнее. Марсик сидел на балконе и нервно поводил ушами.

— Вы слышите? — спросила мама. — Что это?

— По-моему, котята пищат. Надо сказать Большому Лене. Большой Леня был мрачен, как туча.

Пульки нет. Со вчерашнего дня не показывалась. Вот они и кричат — от голода. Я по писку ихнему гнездо нашел. Знаете, где она котят спрятала? За обшивкой вашего дома.

Сразу вспомнилась тень на балконе, бесследно исчезавшая при чьем-нибудь появлении, и напряженный Марсик у маленькой дырки в стене. Между досками обшивки и бревенчатой стеной дома было некоторое пространство, но лишь полукошка Пулька могла выбрать такую узкую щель для своих котят. Никто, кроме нее, не смог бы туда пролезть.

Писк становился все громче и отчаянней. Костик больше не мог читать, взял книжку и пошел в сад. В самом дальнем его конце уже сидел Гришка и с видом глухого Бетховена щипал гитару. Не отпуская струн, Гришка взглянул поверх Костиковой головы и, как бы между прочим, спросил: «Ну, как? Все кричат?» Костик кивнул, сел рядом и стал смотреть на деревья.

Здесь писка котят слышно не было.

Через щель в заборе было видно, как в соседнем дворе то и дело появляется Большой Леня и бессмысленно ходит туда-сюда.

«Жду до вечера, — договаривался он сам с собой. — Что мне с котятами-то делать? Без матери?»

Пулька так и не появилась. И к вечеру писк стал непереносимым. Костик увидел, как Большой Леня идет через двор с топором в руках.

— Мам, зачем Лене топор?

— Наверное, хочет вскрыть обшивку. По-другому до котят не добраться. А пойду-ка я с ним поговорю, — вдруг решила мама, накинула куртку и быстро вышла.

Тук. Тук. Кряк. Крах!

Костик прислушивался к звукам топора, и сердце у него прыгало то вверх, то вниз. Гришка уже не мучил гитару, а играл на компьютере в какое-то «Догони-убей», не желая принимать близко к сердцу неисправимую реальность.

В стену перестали колотить, а писк котят, наоборот, стал вдруг очень громким. Потом все стихло.

Еще через некоторое время Большой Леня позвал маму:

— На вот! Вишь — беленький какой. Попробуй воспитать.

* * *

Мама вернулась, прижимая к груди пищащий комочек.

— Пулькино наследство, — коротко сказала она, показывая крошечного котенка. — Хорошо, что глазки открыл уже. Давайте попробуем его покормить.

Когда-то в детстве мама кормила из соски щенка. «Щенок, конечно, — не шестидневный котенок, но какой-то опыт у меня есть, — сказала она. — И вообще, я слышала, как это делают.

Нужен маленький пузырек и резинка от пипетки».

Мама разбавила молоко теплой водой и налила в чистый пузырек, где когда-то хранились капли от насморка. Гришка натянул на пузырек резинку от пипетки и проделал в этой кошачьей соске дырочку.

«Если удастся заставить его пить, мы его выкормим!»

Мама села на стул, положила котенка к себе на колени брюшком кверху, слегка разжала ему челюсти, капнула на розовый язычок молока и вложила в рот соску.

Почувствовав молоко, котенок сглотнул и этим своим движением выдавил из соски новую каплю. Что-то он, видимо, понял, потому что молоко в пузырьке стало убывать.

— Гляди, гляди, пьет! — с облегчением зашептал Костик. Пузырек опустел наполовину, котенок выпустил соску изо рта и заснул.

Все перевели дух.

— А чего так мало выпил-то? — посетовал Гришка. — Полпузырька всего.

— В этом вся беда. Он же маленький. И желудочек у него маленький. Есть ему надо понемногу, но часто. Так что придется нам друг друга подменять. Как запищит — сразу кормить.

Мама взяла маленькую корзинку, постелила туда мягких тряпочек, а сверху затянула большой тряпкой, чтобы Марсик без спросу не сунул туда любопытный нос.

Когда кот вернулся с прогулки, мама решила показать ему новое приобретение.

— Пульки больше нет, Марсик, — сказала мама. — Никто не знает, что с ней случилось. Зато посмотри, кто у нас теперь живет.

Марсик заглянул в корзинку, вздыбил шерсть и зашипел.

— Ну вот, я-то думала, ты обрадуешься! Это же Пулькин ребенок. Вырос, был бы для тебя приятель! — тут мама улыбнулась. — Ел бы с тобой из одной миски. Да ладно, не переживай. Мы этого котенка для Большого Лени должны выкормить. Чтобы у него от Пульки память осталась.

Мама снова закрыла корзинку и стала гладить Марсика. Марсик жмурился и тихонько урчал. В этот вечер всем хотелось его гладить, и все тайно думали нехорошую мысль: «Что, если б Марсик вчера увязался за Пулькой?»

Котенок был беленький и длинноволосый.

— Прямо хоть кудри ему завивай! Как ангорский, — удивлялась мама. — И где это Пулька ему такого папу подыскала? Неужели из местных?

Все время котенок проводил в корзинке, то есть спал. Просыпался он только для того, чтобы попить молока из своей смешной пузырьковой соски. Раз в день мама протирала ему шерсть влажной ваткой.

— Будь у тебя мама, она бы тебя вылизывала. И животик бы тебе языком массировала. И попку мыла. Но ты у нас несчастный, сирота. Придется тебе ватку терпеть — пока сам мыться не научишься, — приговаривала мама.

Через две недели котенок заметно подрос и стал выбираться из корзинки. Он готов был считать маму Гришки и Костика своей и потому желал теперь спать рядом с ней, а не в корзинке.

— Нет, дорогой, так не годится, — вздыхала мама. — Место уже занято. У нас Марсик живет. А тебе надо быстренько учиться есть из блюдца и отправляться к настоящему хозяину. Ну-ка, давай попробуем.

Мама налила в блюдце теплого молочка и ткнула котенка мордочкой. Котенок попятился, присел и стал облизываться.

— Давай-ка еще!

Котенок снова облизался. А потом осторожно подвинулся к блюдечку, нагнул голову и — раз-раз-раз — стал высовывать язычок.

— Смотрите, смотрите! — позвала мама. — Малыш лакать научился. День-другой, и можно будет его отдавать.

Через два дня Костик отнес малыша Большому Лене. Тот посадил его за пазуху и ушел в дом.

— Мне немного грустно, — сказала мама.

Но тут прибежал Марсик и сказал: «Мяу!»

— Конечно, ты самый лучший, — стала гладить его мама. — Ты наш единственный. Ты наш любимый. И тебе здесь хорошо. Все здесь настоящее. Не то что в городской квартире. Но опасности здесь тоже настоящие. Ты понимаешь?

— Мяу! — опять сказал Марсик.

— Ничего ты не понимаешь! — вздохнула мама. — Только учти: гулять по ночам я тебе больше не разрешаю. Будешь ночевать дома! — И мама очень решительно закрыла форточку.

 

Женя-сан и жизнь собачья

Утро было по-летнему нежное. Костик вышел на балкон, обнаружил там Марсика, вернувшегося с крыши, и они вместе стали смотреть во двор: Марсик — на птичек, а Костик — на соседку, тетю Женю.

Тетя Женя занимала переднюю часть большого деревянного дома, который когда-то целиком принадлежал папиной бабушке, а вместе с ней — старой и мудрой кошке Нюське. Теперь вместо Нюськи на дачу приехал Марсик. А тетя Женя была здесь неизвестно вместо кого. Но у мамы с папой не хватило денег выкупить весь старый дом. Пришлось мириться с тетей Женей, которая жила в доме постоянно — и летом, и зимой. Еще в общем дворе жили тетиженины собаки. Этих собак все любили. И они отвечали собачьей дружбой, скрепленной миской каши и куском колбасы. Остатки каши и колбасу мама специально выделяла для поддержания человечье-собачьих отношений.

У всех тетижениных собак была общая судьба: они проживали недолгую и несытую жизнь. И каждую из них тетя Женя считала породистой.

— Ну как — похож на колли? — спрашивала она, призывая Гришку и Костика оценить полугодовалого пса, добытого «по большому знакомству».

— Очень похож! — клятвенно заверял Гришка. — Просто вылитый колли. Особенно если издали смотреть.

— То-то! — тетя Женя наполнялась гордостью. — Хорошо б еще, голос страшный был. Чтоб за забором слыхать. А лапы, гляди, лапищи какие! Большим будет! — говорила она со смешанным чувством восхищения и досады.

— Так это ж хорошо, тетя Женя! Большие собаки, они внушительные. Сразу видно — порода! — льстил Костик без всякого стеснения, стараясь принести щенку пользу.

Большие жрут больно много. Ну да ладно. Я его к хлебушку приучу. И сильно кормить не буду. Чтоб не рос очень. А назову я его, — тут тетя Женя делала романтическую паузу, — назову его Тамерланом.

В области собачьего имянаречения тете Жене не было равных. Ее собаки звались исключительно именами великих правителей и победоносных полководцев: Ганнибал, Цезарь, Тамерлан. Был даже один пес по имени Македонский. Откуда тетя Женя черпала свои знания по древней истории, оставалось загадкой.

— Может, это у нее инстинкт? — время от времени Гришка делал попытки применить полученные знания к жизни. — Ну, врожденное. Она как только взглянет на собаку, у нее раз — и имя вылетает. Будто она его всегда знала.

— Не! Это не инстинкт. Это инсайт, — мама с папой как-то упомянули слово «инсайт» в разговоре. Костик довольно туманно понимал, что это значит, но не мог упустить возможность чем-нибудь козырнуть.

— Что-что? — Гришка был явно обескуражен, и Костик понял, что расчет оправдался.

— Ну, это вроде как озарение. Ходишь, ходишь, а потом Раз и проводки в голове замкнуло. Сразу что-то понимаешь. Или открытие делаешь. Вот Ньютон сидел под деревом, а его яблоком ударило. Тут у него в голове — буме! — и защелкнуло. Он сделал открытие. Что яблоки притягиваются к земле. И все остальное — тоже притягивается. Это с ним инсайт был.

А я еще знаю — инсульт, — Гришка пробовал удержаться на достойном уровне научной беседы. — Болезнь такая страшная. Тоже случается, когда ударяет.

Инсульт — это когда сильно ударяет, — выкрутился Костик. — И уже ничего поправить нельзя. А когда чуть-чуть — вроде как яблоком, — тогда инсайт.

* * *

В то утро тетя Женя вела войну с отвратительного вида гусеницами, осадившими капустные кочаны. Победив гусениц, она направилась в дом, увидела маму и решила доверить ей важную тайну.

— Как же он смог сюда забраться? — спрашивала мама, выслушав новость.

— Дык как? Через забор. С виду мелкой такой, неказистый. А, видно, страсть любовная ему силы придала, чтоб, значит, через забор перелезть, — мысль о страсти заставила тетю Женю просветлеть. Но потом она снова посуровела. — Безродный, правда. Неизвестно кто. И откуда взялся только? А ну, стой спокойно! — прикрикнула она на виновницу случившегося, суетливо скакавшую вокруг. — Отвечай: откуда он взялся?

Та на секунду присела, взглянула на тетю Женю добрыми карими глазами и снова принялась скакать и крутиться. Не дождавшись надлежащего ответа, тетя Женя ушла по своим делам.

— Обожаю рыцарские романы, — сказала мама, вернувшись в дом. — Так и вижу: мелкий коротконогий кобель из соседнего переулка с цветком в зубах карабкается на двухметровый забор. И оттуда, — мама взглянула вверх, оценивая шансы влюбленного кобеля, — прыгает в объятия желанной красотки. С риском свернуть себе шею.

Не указать эту подробность мама не могла: она старалась смотреть фактам в лицо.

Новую собаку звали Дианой.

— Раньше-то ее Линдой звали. А я Дианой зову, — охотно сообщила тетя Женя.

— А почему Линдой звать не захотели?

— Чевой-то я ее Линдой звать буду? Линдой ее другие звали — там, где она раньше жила. И что это за имя такое — Линда? У ней порода все-таки! Так что — пусть Диана будет. Если смотреть издали, Диану можно было принять за овчарку.

— Диана — это у нас кто? Царица?

— Не, это богиня охоты. У древних греков. У нее еще другое имя есть — Артемида.

Мама считала, что у Гришки наклонности биологические, а у Костика — литературные, и поэтому старательно просвещала его в этом направлении.

— Между прочим, — сказала мама, — про эту богиню есть одна примечательная история. Диана была невероятно прекрасна. Гришка с Костиком тут же уставились на собаку, чтобы вдумчиво оценить совпадение мифа с реальностью.

— Но никому из смертных, — продолжала мама, — не доводилось видеть ее красоту. Кроме Актеона. Правда, он заплатил за это жизнью.

— Взглянул, что ли, и умер? — засомневался Гришка.

— Не совсем так. Он охотился в лесу и вышел к ручью, где в это время купалась Диана. Обнаружив, что на нее смотрят, Диана страшно разгневалась и превратила Актеона в оленя. Олень-Актеон помчался по лесу, и его загрызли собственные охотничьи собаки.

— Я понял! — с чувством сказал Гришка, и Костик заподозрил, что с ним случился инсайт. — Понял, зачем этот неказистый жизнью рисковал. Да он в оленя мечтал превратиться — вот что! Думал, буду лучше оленем, чем безродным кобелем. Для этого и сиганул через забор. Эх, жаль, наша Диана лоханулась. Не вышло у нее ничего.

— Ну, почему же ничего? У Дианы будут щенки, — сказала мама и вздохнула.

— А лучше бы получился олень, — в последнее время Гришка просто не мог удержаться от зловещих пророчеств.

Но мама опять не захотела признать в нем ясновидящего. И он, не став пророком в Покрове, уехал в Москву, где, судя по косвенным признакам, собирался повторить опасный эксперимент и опять завести себе девушку.

В результате Гришкиного отъезда Костик с мамой потеряли численный перевес над обитателями другой половины дома. Раньше тетя Женя жила одна. Но некоторое время назад к ней из Казахстана приехал сын, которого тоже звали Женя. Чтобы не путаться, Костик с мамой между собой называли его Женя-сын. Но через некоторое время его имя само собой изменилось. Получилось «Женя-сан».

Женя-сан, судя по его словам, разбирался во всем на свете. Он читал книгу «Как стать успешным» и рассчитывал со временем стать консультантом президента или спецагентом на покровских территориях, но пока не нашел возможности переговорить с Главным генералом ФСБ. Другие перспективы Женя-сан не рассматривал и серьезно готовился к продвижению по карьерной лестнице.

Каждое утро Женя-сан выходил в огород и делал дыхательную гимнастику. Это была не простая гимнастика, а специальная. Она помогала научиться управлять внутренними органами. В обычной жизни наш желудок что-то сам по себе варит, сердце гоняет кровь по сосудам, печень фильтрует вредные вещества. А мы в это время заняты посторонними делами. Мы уверены, что внутренние органы прекрасно справляются со своей работой без нашего вмешательства. Это в корне неверно, узнал Женя-сан из книжки «Как управлять своим здоровьем». Именно от этого мы болеем. Если бы мы заставили внутренние органы слушаться наших команд, мы бы продлили себе жизнь. Сказали бы в нужный момент сердцу: «Бейся ровно!» — и избежали бы сердечных болезней. Сказали бы желудку: «Горшочек, вари!» — и не пугали бы окружающих отрыжкой. А если бы мы были разведчиками и враги взяли нас в плен, то, с помощью искусства управления внутренними органами, мы могли бы нейтрализовать наркотики и разные «сыворотки правды».

Каждый вечер Женя-сан тоже выходил в огород, но уже с другой целью. Он замирал между грядками и очень сосредоточенно смотрел на луну. Независимо от того, была луна видна или нет. Если луны не было, ее следовало представить, потому что на самом деле луна всегда есть. Так вот: надо было смотреть на луну и не думать. Это очень полезное упражнение. Об этом Женя-сан прочитал в книжке «Тайные тропы души».

Мама сомневалась, что умение не думать нужно специально тренировать. Обычно это удается людям довольно легко, само собой, считала она. Но Женя-сан в ответ только покровительственно усмехался.

Надо быть ближе к природе, говорил Женя-сан. Лучше вообще полностью с нею сливаться. Когда начинался летний дождик, Женя-сан демонстративно ходил по двору в одних штанах, без майки, чтобы все (то есть Костик с мамой) видели, как с ним сливается природа.

* * *

Мама относилась к Жене-сану с сочувствием. «Не от хорошей жизни он приехал в Покров, — говорила она. — И эти странности… Он, наверное, много пережил».

Но сам Женя-сан уверял: он уверен в собственных силах. Враги боятся одного его взгляда, не говоря уже о боксерском кулаке.

Упоминание о боксерском кулаке заинтересовало Костика. Он всегда подозревал некоторую связь между взглядом и кулаком. «Если научиться боксировать, — думал Костик, — взгляд сам собой зарядится уверенностью». И тогда Костик без лишних опасений сможет ходить по темным и светлым улицам, в любое время суток. Быть может, даже с девушкой, которая в обществе Костика будет чувствовать себя в полной безопасности.

И вот Костик набрался смелости, подошел к Жене-сану и попросил научить его боксировать.

Женя-сан посмотрел на Костика очень внимательно.

Хотя он и делал дыхательную гимнастику, учился не думать под луной и читал книжку «Как стать успешным в жизни», видимые изменения в его судьбе пока не наступили. Иными словами, Женя-сан немного скучал. Поэтому он посмотрел на Костика своим волшебным взглядом, способным рассмотреть плохо управляемые внутренности, и — согласился. Женя-сан сказал, что готов заниматься с Костиком боксом, если он ТАК этого хочет. Женя-сан будет давать уроки бесплатно — как сосед соседу. Хотя в Казахстане его урок стоил очень дорого. Так дорого, что он не хочет называть цену. Поэтому — не надо об этом. А надо купить грушу.

Костик обрадовался и пошел рассказывать маме о том, что теперь в его жизнь войдет бокс. И еще о том, какая связь существует между боксерским кулаком и уверенным взглядом.

Мама тоже обрадовалась. Во-первых, считала она, Костик поможет Жене-сану развеяться. Во-вторых, мама всегда мечтала, чтобы у Костика и у Гришки было что-нибудь вроде этого. А именно — взгляд. Мама сказала, что, конечно же, купит грушу. И на следующий день они с Костиком поехали на автобусе в районный центр, в спортивный магазин, и, кроме груши, купили еще боксерские перчатки. А потом Костик установил во дворе столб, на который они с Женей-саном на специальной цепочке подвесили грушу. Женя-сан удовлетворенно стукнул грушу кулаком, и Костик приступил к занятиям.

Поначалу Женя-сан очень вдохновился новыми обязанностями. И неделю все шло как надо. Каждый день Костик под его руководством колотил по груше. А мама смотрела с балкона, как он тренируется. Иногда к ней присоединялся Марсик, если у него не было в этот момент других дел. Костик же представлял, что рядом с мамой (или вместо нее) на балконе стоит красивая девушка и видит, какой он сильный и смелый, и как не страшно будет ей ходить с ним по улицам. Это придавало сил.

Время от времени Женя-сан устраивал Костику «спарринги»: он тоже надевал перчатки, и Костик должен был на него нападать. Костик бил по Жениным перчаткам, не в силах прорваться через заслон. Внезапно Женя-сан выбрасывал руку и наносил Костику ощутимый удар по корпусу, а иногда — и по лицу. Два-три таких удара, и тренировка заканчивалась. Костику требовалось оправиться от боли и смазать синяки специальной мазью.

В результате Костик был абсолютно доволен своей летней жизнью. Он рассчитывал, что все так и будет продолжаться — до отъезда в Москву.

Но через некоторое время Женя-сан выразил недовольство: Костик тренируется недостаточно усердно. Вчера зачем-то ходил купаться. А день назад играл с приятелями в футбол. Человек не может распыляться на мелочи. Женя-сан подозревает, что его ученик не намерен посвятить свою жизнь боксу. Костик не нашелся, что возразить. Ведь он действительно не собирался посвящать жизнь боксу — просто хотел наработать удар, который сделает его взгляд уверенным. Костик попробовал объяснить это Жене, но пообещал, что будет тренироваться больше. Женя-сан в это время смотрел куда-то поверх Костиковой головы. Видимо, представлял себе луну.

Еще через два дня Женя-сан прервал тренировку, чтобы поговорить о главном. Главное — не груша и не спарринг. Это лишь средство и составная часть Великой Науки, которую на самом деле хочет преподать Костику Женя-сан. И надо, чтобы Костик вместе с ним учился не думать и управлять органами.

— Видимо, мы неправильно оценили Женино предложение, — сказала мама. — Он не хочет учить тебя боксу. Он хочет быть твоим Учителем. Ты знаешь, что такое Учитель?

Костик пожал плечами:

— Ну, ты — учитель.

— Я не Учитель, а школьная учительница. Учитель не учит предметам. Он учит жизни.

И мама стала перечислять имена Великих Учителей: Иисус Христос, пророк Мухаммед, Будда. Были Учителя чуть скромнее, такие как Лев Толстой и Махатма Ганди. Женя-сан, на взгляд Костика, не очень встраивался в этот ряд.

— От тебя, по некоторым признакам, требуется стать кем-то вроде монастырского послушника.

Ученики великого учителя должны безропотно служить ему, даже убирать за ним. Монахи-послушники иногда по несколько лет не произносят ни одного слова. И только года через два-три после начала обучения им разрешается задать Учителю какой-нибудь вопрос. Если у них за годы молчания не пропадает эта неудобная привычка — спрашивать.

Все это Костику не очень понравилось. Во-первых, он любил задавать вопросы. Во-вторых, Костик, как и Гришка, продолжал мечтать о девушке, что просто недопустимо для монаха. Кроме того, ему совершенно не хотелось убирать за Женей-саном, потому что не нравилось убирать даже за собой. Иными словами, Костик был совершенно обескуражен.

— Если ты хочешь до конца лета заниматься боксом, попробуй принять Женины условия, — посоветовала мама. — Я имею в виду дыхательную гимнастику и бдения под луной. В конце концов, большого вреда от этого не будет. Если, конечно, он не выдумает что-нибудь еще. — Тут мама вздохнула, и Костик понял: ей тоже это не очень нравится.

Вечером Костик отправился вместе с Женей-саном не думать под луной. Луна была хорошо видна, походила на человеческое лицо, и лицо это было печально. Костик стоял, задрав голову. В голове навязчиво крутились фразы: «Есть обратная сторона луны» и «Собаки воют на луну». Мама и папа вряд ли сочли бы их мыслями. Но Костик не был до конца уверен, что не думает.

Лунное лицо стало еще печальнее, и Костик уже не мог смотреть на него без боли: у него затекла шея. Пришлось опустить голову и переступать с ноги на ногу. А Женя-сан, как назло, решил в этот вечер не думать дольше обычного. Наконец он перевел взгляд с ночного светила на Костика и позволил ему уйти домой. Костик почувствовал, что злится.

И на следующее утро проспал дыхательную гимнастику. Днем он бил по груше всего полчаса, а потом опять ушел на стадион играть в футбол.

Когда же наступил вечер, Костик твердо решил больше не бдеть под луной и имел наглость сказать об этом Жене. Женя-сан привычно посмотрел поверх Костиковой головы, словно потерял интерес к его внутренностям, сказал: «Дело твое!» и равнодушно пожал плечами. С этого момента он почти перестал заниматься с Костиком боксом и делал лишь одно-два замечания, когда Костик колотил по груше. А скоро Жене-сану вообще стало не до этого.

Он нашел себе другого ученика. Диана родила щенка.

* * *

Точнее, она родила щенков. Но мама с Костиком давно привыкли не уточнять детали сельской жизни и решили просто принять к сведению некий факт: вот Диана, а вот — ее щенок. Увидеть щенка удавалось только издали. С появлением Жени-сана общение «посторонних» с дворовыми собаками прекратилось. Женя-сан отгородил для Дианы на участке что-то вроде загона, запретил маме с Костиком кормить ее и гладить и начал учить собаку правильно себя вести. В отличие от тети Жени, Женя-сан собаку кормил. Поэтому мама, хоть и взгрустнула, но признала за ним права нового круглогодичного хозяина Дианы.

Однако собака, по словам Жени-сана, оказалась безнадежно испорчена. За два месяца упорных тренировок ничего особенного с ней не произошло. Она по-прежнему с большим усердием лаяла на ворон, завидев маму или Костика, виляла хвостом и не могла выполнять команду «Сидеть!» дольше трех секунд. Поэтому Женя-сан возлагал свои надежды на щенка и с его помощью надеялся продемонстрировать свои возможности в искусстве дрессировки.

Мама с Костиком подозревали, что Женя-сан будет воспитывать щенка по какой-нибудь особой системе, которую он вычитал в книге «Тайные тропы собачьей души». Но действительность воспитательного процесса превзошла все ожидания.

Женя-сан хотел воспитать из щенка непревзойденного сторожевого пса, способного выдерживать природные невзгоды и на альпийских лугах, и в тропиках, и в тундре. Поэтому будку, которая раньше стояла на отгороженном участке и полагалась всем дворовым собакам, Женя-сан убрал. Маленький слепой щенок лежал прямо на земле. Он лежал там, когда светило солнце и когда шел дождик. Щенок должен был сливаться с природой так же, как это время от времени делал сам Женя-сан.

Животные из отряда собачьих, осторожно заметила мама, всегда прячут детенышей от посторонних глаз. Волки, например, устраивают специальные логова… «Если собака захочет его спрятать, пусть закрывает собственным телом», — коротко отрезал Женя-сан и взглянул на маму поверх головы: она, что же, еще не поняла, кто тут мастер дрессировки?

Однажды случилась гроза. Кругом так сверкало и грохотало, что даже Марсик предпочел уличным приключениям спокойный вечер под крышей. Дождь невозможно было назвать дождем. С неба обрушилась стена из воды, закрывавшая все видимое пространство. Природа в этот раз не желала сливаться ни с кем в отдельности, и Женя-сан прошелся по двору в майке только пару раз, а потом скрылся в доме. Мама с Костиком вышли на балкон посмотреть грозу. С балкона хорошо была видна отгороженная территория, где жили собака и щенок.

Диана явно не понимала воспитательной теории Жени-сана. Вместо того чтобы закрывать собой щенка, она бегала по клетке, мокрая и испуганная. Там, где собака обычно кормила щенка, образовалась ямка. Поэтому щенок лежал в середине большой лужи.

— Если он не захлебнется, будет чудо! — сказала мама и ушла с балкона. — Все! Не могу на это смотреть! Будто мне смотреть не на что! У нас есть Марсик. Вот и будем на него смотреть. Правда, Марсик?

Марсик тут же согласился и разрешил себя погладить.

Радуйся, что мы не специалисты по дрессировке кошек и совсем тебя не воспитываем, — говорил Костик. — А то закалялся бы сейчас, сидя в луже!

Дело, по-видимому, действительно могло кончиться плохо. Потому что утром Женя-сан вышел во двор и стал засыпать ямку в собачьей клетке, чтобы вода не скапливалась там во время дождя.

Костик и мама изо всех сил старались не интересоваться судьбой собак: в собачьей жизни нельзя было ничего изменить. Костик и мама только отметили: вот щенок уже научился ходить и, когда его выпускают во двор, с удовольствием следует не только за Дианой, но и за тетей Женей, и за Женей-саном.

Марсик тоже как-то заметил щенка во дворе. Но щенок ему совершенно не понравился. Кот страшно распушился и приготовился напасть на «чужака», когда тот оказался слишком близко от его, Марсикова крыльца. Костик успел схватить Марсика, изготовившегося к прыжку, и отнес в огород: «Этот щенок еще маленький! Он тебя не тронет. Так что и ты его не трогай». Марсик, конечно, ничего не понял, но заметил в траве кузнечика и посчитал его полноценной заменой щенку. К тому же с кузнечиками воевать не так страшно, как со щенками.

Неожиданно выяснилось, что, воспитывая щенка, Женя-сан старается не для себя, а для Большого Лени. Мама выкормила для Лени котенка, а он подарит ему правильно воспитанного щенка. Как сосед соседу. Потому что лично ему такой щенок не нужен. Женя-сан привык иметь дело с настоящими породистыми собаками, а не с теми, чья порода видна только издали. Но для Большого Лени породистость собаки большого значения не имеет. Для него главное — сторожевые качества пса. А это Женя-сан обеспечит. Чтобы Женины усилия по закаливанию щенка в луже не пропали даром, его нужно передать настоящему хозяину в возрасте месяца. Только в этом случае щенок со временем превратится в преданного и надежного сторожа дома, где ему предстоит жить.

И Женя-сан стал стучать Большому Лене в окно и говорить: «Забери щенка! Забери щенка!»

По правде говоря, Большому Лене щенок был не очень нужен. То есть вообще не нужен. У Большого Лени уже были автомобиль и Пулькин котенок. К тому же у него раньше никогда не было собак. Хотя во дворе Лениного дома и стояла собачья будка, она досталась ему вместе с домом от старых хозяев. Однако Большой Леня решил проявить уважение к Жене-сану, почесал в затылке и прислал свою маму Веру за щенком. Вера принесла щенка в свой двор, привязала к будке и ушла.

Щенок был очень маленьким, будка — очень большой, а веревка — очень толстой.

Всеми покинутый, щенок заголосил. Заголосил по-щенячьи, тоненько и жалобно: «Не бросайте меня! Ох, не бросайте!

И отвяжите, отвяжите!» Вера вышла из дома и принесла ему воды. «Ты что же это орешь, как маленький? — возмутилась она. — Ты теперь здесь жить будешь. Один, без мамки. Сторожить дом будешь. И нечего орать!» Пока Вера говорила, щенок вилял крошечным хвостиком и только изредка поскуливал — от радости, что он не один. Но Вера, сделав щенку внушение, опять ушла в дом. И щенок снова заголосил. Вера вышла и отвязала его от будки. Пока она была во дворе, щенок бегал за ней на дрожащих лапках почти неотступно и молчал. Но скоро это счастье кончилось, его опять привязали, и он снова стал жаловаться на жизнь.

— Он еще маленький. Ему нужно чье-то присутствие: собачье или человеческое — все равно. Неужели непонятно? — сердилась мама.

Настоящий ужас начался ночью.

Оставшийся в чужом темном дворе, щенок уже не просто жаловался. Он отчаянно вопил срывающимся голосом: «Ау-ау-иии! Ау-ау-иии!» — «Боюсь! Боюсь! Боюсь! Хочу к маме! Хочу к маме!» — «Ау-ау-иии!»

Эти звуки разрывали воздух в клочки и прогоняли всякое подобие сна.

— Мам, ты не спишь?

— А ты?

— И я не сплю. Они что — с ума все сошли?

— У них просто нет никакого ума. Идиоты! — Костик давно не слышал, как мама ругается. — Не думать они учатся!

С другой стороны дома залаяла Диана. Ее лай был необычным — высоким и пронзительным, переходящим в визг. Она металась по клетке, ища выход. И скоро стали слышны надрывные звуки лая не со двора, а из огорода — совсем с другого конца усадьбы.

— Ты слышишь? Диана вырвалась!

Костик вспомнил про силу собачьей страсти, способной преодолевать двухметровые заборы. Вспомнил Гришкино пророчество: «Лучше бы получился олень!» — и понял: ничего хорошего не будет.

Все звуки, кроме плача щенка, отступили. Было слышно, как по двору ходит Женя-сан. Видимо, он поймал собаку и тащил обратно к клетке. Два месяца тренировки все-таки не прошли даром, и Диана покорно следовала за воспитателем, стараясь некоторое время не отзываться на призывы своего несчастного ребенка. Но Женя-сан ушел в дом, и Диана опять принялась выть и метаться по клетке. И опять умудрилась найти слабое место в сетчатой ограде, прорвать ее и сбежать в огород.

Женя-сан больше не вышел. Костик с мамой, забыв о новых правилах, сами отправились искать собаку: вдруг удастся как-то ее успокоить? Но собаки не было — ни во дворе, ни в огороде. Она куда-то убежала. Зато вокруг крыльца валялись разорванные пакеты с мусором, и стоял ужасный запах. Диана, конечно, сильно страдала. Но, оказавшись вне клетки, не смогла изменить привычкам помоечной побирушки. Даже древнегреческое имя ей не помогло.

— Когда я очень нервничаю и хочу успокоиться, я тоже покупаю себе шоколадку, — сказала мама, защищая собаку от обвинений. — А она вместо шоколадки грызла куриные кости. Очень понятно в ее положении.

К середине ночи щенок совершенно охрип. Он уже не мог визжать, а просто хрипел. В шесть утра мама схватила большой лист бумаги и написала на нем крупными красными буквами: «Мы не можем так жить!» Она высунулась в окно, выходящее во двор Большого Лени, и кнопками прикрепила к стене свой протестный плакат.

Когда во дворе появилась Вера, мама снова высунулась в окно и громко сказала:

— Вера! Мы не спали всю ночь. Мы не можем этого выносить. Я думаю, ни один нормальный человек не может этого выносить. Пожалуйста, придумайте что-нибудь.

Большой Леня тоже вышел во двор, прочитал мамин плакат, выслушал Веру и что-то коротко ей сказал. Вера взяла щенка под мышку и пошла стучаться к Жене-сану.

Диану Женя-сан отловил только к полудню. Она бегала по улице далеко от своего дома.

— Совсем с ума сошла, — прокомментировала мама.

Собаку и щенка водворили назад в клетку, и на некоторое время все успокоилось.

Но тетя Женя, встретив во дворе Костика, ехидно заметила:

— Некоторые суют свой нос в чужие дела. Лучше бы за своими животными следили! А то выпускают их гадить у нас на огороде!

Это была гнусная неправда. Марсик, как уже говорилось, и на даче пользовался своим импортным корытом. Если он порой и наведывался в тетиженину часть огорода, то только для того, чтобы безвредно полюбопытствовать.

— Их надо опасаться, — сказала мама, выслушав сообщение Костика. — Они заставляют щенят сидеть в лужах и в грудном возрасте отдают сторожить дом. Марсик, не мог бы ты к ним больше не ходить?

Марсик смотрел на маму круглыми глазами, и было ясно: он будет туда ходить.

— Что же делать? Как ему объяснить, что в огороде проходит граница?

Однажды папа сказал: «Для Марсика не существует ни столов, ни стульев, ни шкафов, ни диванов. Это все наши, человеческие понятия. А для него есть только места повыше и пониже. Те, что удобны для сна, и те, что не удобны». Это всех поразило. Как и то, что кошки видят мир черно-белым. То есть совсем не так, как люди. В общем, объяснить Марсику про границу между двумя огородами не было никакой возможности.

— Вдруг Женя-сан прочитал какую-нибудь книжку про дрессировку котов? — продолжала волноваться мама.

Обычно ей нравились читающие люди. Но в случае Жени-сана чтение имело непредсказуемые последствия.

— Разве есть такие книжки?

— Кто знает? И вообще — все это неважно. Важно, чтобы с Марсиком не случилось ничего плохого.

Костик был полностью согласен с мамой.

 

Доктор Айболит и Марсик

Костик и мама решили следить за Марсиком в оба. И следили так за ним два дня. То есть бегали по саду и кричали: «Марсик, Марсик, Марсик!» Мама кричала ласково и протяжно: «Ма-а-арси-и-ик! Коти-ик! Ты где?» А Костик кричал быстро и отрывисто: «Марсик-марсик-марсик!» Время от времени Марсик появлялся на зов, разрешал себя погладить и снова удалялся в неизвестном направлении. Ему с тревогой смотрели вслед, а через некоторое время опять начинали бегать и кричать. «Ну, ничего! — успокаивала мама себя и окружающие кусты. — Скоро приедет папа и будет нам помогать!»

Костик, однако, не был уверен, что это исправит ситуацию. Махнув на прощанье хвостом, Марсик пролезал под забором и исчезал из поля зрения. Конечно, в старом заборе имелись щели и дырочки. Через них можно было заглянуть на соседний участок. Но это уж точно не называлось «смотреть в оба».

Иными словами, слежка за Марсиком не дала особых результатов. И на третий день мама попыталась успокоить себя Гришкиными словами: «Ладно. Пусть поживет полноценной кошачьей жизнью. До отъезда осталось чуть больше недельки».

Мама с Костиком решили сосредоточиться на ожидании папы: конец лета они должны были провести вместе. «Давай как следует уберемся в доме, закупим продукты и подготовимся к празднику. В честь приезда папы и конца сезона», — сказала мама. Эти дела запланировали на завтра. А вечером Костик решил сходить в гости к своему приятелю Армену, жившему в конце улицы, в доме при магазинчике. Ему купили компьютер, и Армен хотел похвастаться новым приобретением.

Костик вышел во двор. Неизвестно откуда появился Марсик, приветливо мяукнул, плюхнулся на бок, перевернулся на спину и, поглядывая на Костика, стал валяться в песке.

Как поросенок на картинке в книжке. «Эй, Марсик! Гуляй во дворе, не уходи далеко!» — сказал Костик и ушел, оставив кота принимать грязевые ванны.

Костик задержался в гостях дольше, чем рассчитывал. У встретившей его мамы лицо было напряженное и озабоченное.

Мама обнаружила на диване странные бурые пятна. Будто кто-то неаккуратно ел что-то сочное и все кругом закапал. Сначала мама возмутилась. Но Гришка — главный подозреваемый в производстве грязи — уже месяц как жил в Москве, так как снова завел себе девушку. К тому же пятна обнаружились и на полу. Они тянулись дорожкой от окна, через которое Марсик ходил гулять.

«Это же кровь!»

Марсика мама нашла в комнате Костика. Кот, как обычно, лежал на подоконнике. Но от его пушистой улыбки не осталось и следа. Шерсть как-то странно обвисла, усы поникли.

— Сын, Марсик ранен. Даже непонятно, как он смог вернуться домой с такой раной.

— Марсик! Что с тобой?

Кот тяжело поднял голову и посмотрел на Костика больным, мутным взглядом.

— Нужно остановить кровь, — сказала мама. — Я не могла это сделать без помощи. Давай перенесем его на стол.

Костик поднял Марсика на руки, и под ним обнаружилась коричневатая лужица.

— Рана где-то в левом боку.

Кровь текла из глубины шерстяной шубы Марсика. За время летних Марсиковых прогулок она стала гладкой и блестящей. Однако отыскать в ней рану было нелегко. Костик держал Марсика, поглаживая и успокаивая, а мама осторожно перебирала шерсть, стараясь найти источник беды. Наконец ближе к ноге обнаружилась глубокая маленькая дырка. Тоненькой безостановочной струйкой из нее текла кровь.

— Как ты думаешь, на что это похоже? — спросила мама. — Такая круглая дырка?

— Может, его подстрелили? Из самострела? Или из дробовика?

— Ты хочешь сказать, у него внутри может быть пуля?

Костик не очень хотел что-либо говорить и просто кивнул.

— Сейчас уже поздно, — сказала мама. — Единственное, что можно сделать, — остановить кровь и ждать утра.

В маминой аптечке был такой «волшебный» порошок — что-то вроде сыпучего бинта, который обеззараживает ранку, не жжется и останавливает кровь. Раздвинув шерсть над ранкой, мама насыпала туда порошок. Кровь, встретив препятствие, стала пузыриться. Вокруг ранки образовалось вздутие. Мама еще раз посыпала больное место порошком, и кровяная струйка иссякла.

— Теперь попробуем дожить до утра.

Дожить до утра, в первую очередь, требовалось от Марсика. От мамы с Костиком требовалось до утра дотерпеть и, может быть, немного поспать. Это не очень получалось: они то и дело вставали и смотрели, дышит ли Марсик. Марсик дышал. Но нос у него был сухой и горячий. Ни есть, ни пить кот не хотел.

— А теперь беги в ветлечебницу, — сказала мама, как только стрелка часов приблизилась к восьми. — Узнай, смогут ли они чем-нибудь помочь.

«Вон я как быстро бегу, — думал на ходу Костик. — Сейчас добегу и все им расскажу. И они что-нибудь сделают. Обязательно что-нибудь сделают».

— Раненый кот? Ничем не можем помочь! У нас сегодня вакцинация скота. Видите, очередь какая?

Во дворе, ожидая вакцинации, или, попросту говоря, прививки, толпились чьи-то козы.

— А через час еще коровы пойдут. Так что вы, молодой человек, совершенно не вовремя. Остановили кровотечение? Вот и ладно. А теперь положитесь на судьбу.

Но Костик не хотел доверять Марсика какой-то неизвестной судьбе. И мама тоже не хотела.

— Думай, — сказала мама. — Где еще можно найти врача? В прошлом году Костик болел воспалением легких. И так сильно, что его пришлось положить в покровскую больницу. Молоденькая светловолосая медсестра Света делала Костику уколы и ставила капельницу. Такая симпатичная и приветливая. Из-за нее болезнь не казалась очень уж отвратительной. Костик даже иногда думал: вот бы Света была моей девушкой! Только для этого он должен стать немного постарше, а она — немного пониже. На память о пребывании в больнице Света оставила Костику свой телефон.

— Привет! Нужен врач, — сказал Костик. — Не, не для меня. Для кота. Ты что-нибудь понимаешь в котах?

Света очень хорошо делала уколы (совсем не больно!) и очень ловко вводила иголку в вену. Но не разбиралась в болезнях котов. Про лечение животных ей рассказывали только на первом курсе медицинского колледжа, для общего развития, и это никак не могло повлиять на состояние Марсика. Но у Светы был старший друг, Петр Петрович. И этот Петр Петрович как раз все понимал в котах: он был самым настоящим ветеринаром. Только не работал ни в какой лечебнице. Когда Петр Петрович приехал в Покров, все места в местных лечебницах были уже заняты. Поэтому Петр Петрович просто ходил по домам и лечил животных. По преимуществу кошек и собак. Иногда хомячков. Это было как раз то, что нужно. Главное, чтобы Петр Петрович согласился помочь Марсику и пришел как можно скорее.

Костик поглубже вздохнул, попросил кого-нибудь на небе проследить за успехом предприятия и набрал подсказанный Светой номер.

Петр Петрович почти сразу взял трубку. В двух словах Костик рассказал, как болел воспалением легких, и как Света делала ему уколы. А теперь он, Костик, совсем здоров. Теперь болен его кот. Света посоветовала обратиться к Петру Петровичу. Сказала, что Петр Петрович — очень хороший врач и всегда приходит животным на помощь. Не мог бы он и к Марсику прийти?

— Хорошо, — согласился Петр Петрович. — Вот починю машину и приеду.

— А когда это будет?

— Ну, часа через два. Сможет ваш кот подождать?

Костик сказал, что, наверное, сможет. Потому что он не умеет следить за временем. Просто лежит себе с горячим носом, не ест и не пьет. А в ноге у него застряла пуля.

— Ладно. Буду торопиться, — пообещал Петр Петрович. Мама с Костиком поставили перед собой будильник и стали на него смотреть. Ждать Петра Петровича.

Два часа прошло, а врача все не было. Костик опять позвонил. Выяснилось, Петр Петрович еще не починил машину. Но скоро починит и тогда сразу приедет. Минут через тридцать. Мама и Костик опять стали ждать.

Полчаса тоже прошло. Петр Петрович все не ехал. Наконец он позвонил сам и сказал, что машина так и не починилась. Поэтому он пойдет пешком. Это займет минут сорок: надо идти с другого конца города, от самого леса.

Мама убрала со стола будильник, и Петра Петровича стали ждать, не глядя на часы.

— Помнишь, как ты был маленьким и болел, а я читала тебе сказку про доктора Айболита? — спросила мама. —

Костик тут же вспомнил: вот он сидит с компрессом в кровати и рассматривает картинку в большой книжке. На картинке маленький-маленький Айболит в белом халате и в белой шапочке с красным крестиком карабкается по огромной черной скале. Даже непонятно, как ему удалось добраться до середины. И Костик понимает: Айболиту никак не одолеть эту преграду. Если кто-нибудь не придет на помощь, он так и останется здесь висеть, одной рукой ухватившись за камни, а другой — удерживая черный чемоданчик с красным крестиком на крышке. В чемоданчике хранились бинты, градусники и шоколадки. Доктор Айболит всегда лечил животных градусниками и шоколадками.

И вот Костик с мамой устроились на балконе, чтобы сразу увидеть Петра Петровича, когда тот придет, и читали стихи про доктора Айболита. Кто что вспомнит. Так было легче не думать о времени. Когда на помощь Айболиту прилетели орлы, чтобы перенести его через горы, в ворота постучали и чей-то голос громко прокричал: «Врача звали?»

Костик слетел с лестницы и бросился открывать калитку. На Петре Петровиче не было халата и шапочки с крестиком. Зато в руках у него был чемоданчик. Точно такой же, как у настоящего доктора Айболита.

Петр Петрович зашел в дом, огляделся, удовлетворенно крякнул, будто увидел именно то, что ожидал, и пошел за мамой туда, где лежал Марсик.

— Красивый кот. Надо лечить!

Никто не предполагал, что Марсик достоин лечения из-за своей красоты. Однако замечание Петра Петровича почему-то вселяло надежду: все еще может быть хорошо.

— Так значит, подстрелили? — уточнил врач. — Это кто же тут так забавляется?

— Мы не знаем. Не знаем даже, действительно ли его подстрелили. Просто ранка маленькая и глубокая.

— А ну-ка, покажите!

Взглянув на рану, Петр Петрович снова крякнул, и Костик понял: шоколадками и градусниками дело не обойдется.

— Операцию делать надо. Сейчас введем наркоз и приступим. Постелите-ка на стол чистую пеленочку.

Пока мама готовила место для операции, Петр Петрович достал из чемоданчика шприц и сделал Марсику укол. Марсик дернулся и попытался подняться, чтобы уйти от этого злого доктора Айболита куда-нибудь подальше. Но лапы его не слушались. А потом он вдруг безвольно обмяк.

— Это от лекарства. Наркоз подействовал, — объяснил Петр Петрович. — Не надо вам на это смотреть. Подождите пока в другой комнате. Я теперь сам справлюсь.

Костик с мамой вышли и опять стали ждать — боясь пошелохнуться, чтобы нечаянно что-нибудь не испортить.

Петр Петрович возился с Марсиком целый час и наконец позвал:

— Хочу вам кое-что показать!

Обездвиженный Марсик лежал на столе. Часть бока у него была выбрита, и на выбритой части был виден огромный шов с маленькой дырочкой.

— Пули я в вашем коте не обнаружил. Но пришлось его изнутри хорошенько почистить. В ране было много сгустков крови. Пришлось их удалять — чтобы воспаления не было. И рана не маленькая, как на первый взгляд казалось. Рана огромная, глубокая. Но не от прострела. На прокол похоже. На очень глубокий прокол. Будто кто-то его пырнул. А может, кот сам на что-нибудь напоролся. К счастью, кость не задета. И внутренние органы целы. Так что вашему коту повезло.

— Вы думаете, он поправится?

— Должен поправиться. Вы все правильно сделали.

— Правильно кровь остановили?

— Правильно кровь остановили. Правильно меня позвали. Я еще к вашему коту похожу. Уколы ему надо делать. Чтоб осложнение не началось.

Операция стоила дорого. Но за уколы, сказал Петр Петрович, он много не возьмет. Он не жадный. Просто ему нужно накопить денег на свою лечебницу. На хорошую. Будет лечить там кошек, собак и хомячков. Петр Петрович даже попугайчиков лечить умеет.

— Так-то. А кот красивый. Лечить надо, — добавил он на прощанье.

Мама постелила на полу толстое одеяло, и Костик переложил на него Марсика — чтобы тот не упал, когда отойдет от наркоза.

Марсик приходил в себя медленно и был слаб. Лапы его не слушались. А вдруг он захочет куда-нибудь спрятаться или запрыгнуть, но не сможет? Через некоторое время Марсик и правда, шатаясь, направился к дивану. Хотел прыгнуть, но не сумел подтянуть задние лапы. Пришлось его подсадить. Он свернулся клубком и лег.

— Теперь самое главное — его напоить и накормить, — сказала мама. — Иначе откуда у него возьмутся силы выздоравливать? Котик, хочешь попить?

Мама поставила перед Марсиком блюдечко с водой.

Он отвернулся.

— Начинаются капризы, — вздохнула мама. — Давай-ка вот так попробуем.

Мама окунула палец в воду и поднесла Марсику к носу. Кот понюхал палец, высунул язычок и лизнул.

— Умница, давай, давай, — обрадовалась мама и стала снова и снова макать палец в блюдце, стараясь удержать на нем капли. — Может, и молочко так попьем? Пока ты болен, можно тебя грудничковой пищей побаловать.

Молоком с пальца Марсика кормил Костик. Для разнообразия.

— Ну, хоть что-то, — удовлетворенно отметила мама. — Быть может, сумеем скормить ему этим способом и более существенную пищу? Надо попробовать. Ты пока за ним последи — чтобы он с кровати не упал. А я в магазин сбегаю. Посмотрю, что там есть.

Мама купила в магазине консервы для котят. Небольшой пакетик с маленькими мягкими кусочками. Она положила кусочек на палец и поднесла Марсику.

— Котик, смотри, как вкусно! Попробуй!

Марсик понюхал палец и лизнул угощение. Кусочек исчез.

— Смотри, сын, ест! — обрадовалась мама.

Костик тоже обрадовался. После этого мама стала скармливать Марсику кусочки кошачьих консервов и приговаривать: «Этот — за маму. Этот — за папу. Этот — за Гришку. Этот — за Пульку».

За Костика Марсик съел последний кусочек, отвернул морду и показал маме, что прием пищи окончен.

— Треть порции для двухмесячного котенка. Ну, ничего. Все-таки можно затопить печку.

Это бабушка Аня так говорила: поесть — значит, затопить печку. Теперь печка внутри у Марсика теплилась.

* * *

Вечером приехал папа. На два дня раньше, чем обещал. Следом примчался Гришка. Костик и мама показывали им зашитого Марсика и рассказывали, сколько кусочков грудничковой пищи он сегодня съел.

Папа и Гришка обратились к коту с приветственными речами. Папа сказал:

— Марсик! Ты что же это, а?

А Гришка сказал:

— Марсоид! Ты что — совсем с ума сошел?

И Марсик, согретый всеобщим вниманием, благосклонно сощурился.

На второй день после операции мама кормила кота с чайной ложечки: подносила ее близко к Марсикову носу, и Марсик ложку облизывал.

— Видите, все как у людей, — радовалась мама. — Кто же после операции сам ест? Все хотят, чтобы их с ложечки кормили. А Марсик чем хуже? Марсик вообще молодец. Вчера с пальца ел, а сегодня уже с ложечки.

Марсик еще не мог ходить и перемещался только по кровати, подволакивая ногу. Но его взгляд прояснился, а в круглых глазах появился знакомый огонек.

— Смотри, Марсик!

Костик достал кусочек лески. Ловить леску Марсик обожал почти так же, как охотиться за бабочками. И вот при виде лески он знакомым движением выбросил переднюю лапу, выпустил когти и попытался схватить добычу.

— Играет! Играет!

Все собрались посмотреть, как Марсик шевелит ушами и охотится «в положении лежа».

— Ладно, я пошла накрывать на стол, — сказала довольная мама.

Она носила тарелки и напевала:

— Маман, ты что — с ума сошла? — Гришка не очень заботился о разнообразии своих вопросов. — Что это за песня такая?

— Почему я сошла с ума? Просто мне хорошо. Понимаешь? Хо-ро-шо. Весело, — твердо сказала мама. — А ты лучше помоги на стол накрывать.

Гришка тоже стал носить тарелки, селедку и хлеб. Некоторые кусочки на тарелках он посчитал лишними, и они незаметно исчезали, не успевая попасть на стол. Поэтому скоро и Гришке стало хорошо. Он тоже запел:

— В левом боку, — поправила мама, и Гришка исправился:

— И Марсик — не резиновый, — снова прервала мама Гришкино пение.

Тогда Гришка предложил новый вариант:

Мама вдруг неожиданно поддержала эти вариации:

И все вместе наперебой стали кричать:

Петр Петрович приходил каждый день — делать Марсику уколы. Бегемотики и обезьянки из детской книжки обожали Айболита и готовы были завалить его кокосами и бананами.

Марсик в отличие от них не испытывал к Петру Петровичу ни малейшей благодарности и совершенно не радовался его появлению. Совсем наоборот. А все потому, что сказочный Айболит умел говорить на зверином языке, а все остальные, включая Петра Петровича, — не умели. Никто не мог объяснить Марсику, зачем какой-то человек изо дня в день приходит делать ему больно. Марсик уже издали различал шаги доктора, пугался и пытался найти себе убежище. Но его окружали плотным кольцом и отрезали пути к отступлению. Все чувствовали себя в этот момент предателями. А Петр Петрович, тот только крякал: «Звериный врач — он на любовь не рассчитывает. Такая уж у него судьба!»

Наконец наступил день, когда Петр Петрович пришел последний раз, снял Марсику швы и попрощался, пожелав коту полного выздоровления, а его хозяевам — удачи в делах. Пора было ехать в Москву. За день до отъезда Марсику удалось самостоятельно спуститься по лестнице со второго этажа. Он хромая приковылял к двери, уселся перед ней и стал проситься на улицу.

— Ну, уж нет! — строго сказала мама. — Куда ты, такой дырявый, собрался? Хочешь птичек насмешить? Твоя рана еще не до конца зажила. В нее может попасть грязь. Так что — сиди дома. А завтра в Москву поедем. В каменный мешок.

* * *

Мама, папа, Гришка и Костик вернулись в город. Выбритый бок Марсика стал постепенно зарастать. Сначала появился густой серый подшерсток. А потом — и обычная длинная шерсть. Только была она уже не бурого цвета, как весь Марсик, а седого. И второй бок у кота тоже поседел.

— Видишь, — говорил папа маме, — Марсик седеет. Мудреет, значит.

По зиме белое жабо Марсика стало быстро-быстро расти во все стороны, и к китайскому Новому году это было уже не жабо, а настоящая белая борода. С седыми боками и длинной белой бородой Марсик стал похож на кошачьего Деда Мороза. Марсик-Дед Мороз уже не воровал со стола салфеток и не выпалывал цветы на подоконнике. Но за птичками наблюдал все так же охотно.

Иногда он подходил к кому-нибудь и говорил: «Мяу!», что означало: «Давай поиграем!» Приходилось бегать за Марсиком и дергать за веревочку. Ведь настоящую кошачью жизнь, полную опасностей и приключений, Марсик мог вести только на даче. А до следующего лета было еще далеко.