У меня четыре брата.     Ну, а я, конечно, пятый!     Когда мне давали соску,     Сшили старшему матроску!     Старший брат носил матроску,     И второй носил матроску,     Ту же самую матроску,     Когда вырос старший брат     Третий брат носил матроску,     Ту же самую матроску,     Ту же самую матроску,     Из которой вырос брат.     А когда и третий вырос,     То ее надел четвертый,     Ту же самую матроску,     Из которой вырос брат.     Наконец, подрос четвертый,     Наконец, четвертый вырос,     И в желанную матроску     Нарядился я тотчас!     Только я надел матроску,     Как сказала мама: “Ах!”     Как сказала мама: “ Ах!     Две дыры на рукавах!”     Может быть, от этих слов     Разорвался сбоку шов.     Дружно лопнули заплаты,     Проступили всюду пятна.     Ничего не говоря,     Отвалились якоря!     И остались от матроски     Только дырки и полоски!     “Ну и ну, — сказала мама, —     Самый младший — трудный самый.     Все четыре старших брата     Были очень аккуратны.     Старший брат носил матроску,     И второй носил матроску,     Двое братьев предпоследних     Надевали столько раз.     Ты же раз надел матроску,     Только раз одел матроску,     И остались от матроски     Только жалкие обноски     Только жалкие обноски,     Только дырки и полоски!”

    Вместо утренней зарядки     мы играли с мышкой в прятки.     Я водил —     считал до ста,     потом искал     во всех местах:     в дырках,     норках,     в каждой щели,     в сумке,     в тумбочке,     в постели.     Я смотрел во все глаза:     нету мышки! Чудеса!..     До сих пор бы я искал,     если б брат не подсказал:     — Ты пока считал до ста,     мышка спряталась в кота.

    Шум и хохот в гараже:     заяц едет на еже.     Еж у нас теперь такси,     хочешь ехать — попроси!

    Двойку,     двойку,     двойку,     двойку     получила я опять.     Виновата в двойке клякса,     что попала мне в тетрадь.     Как она туда попала,     не могу никак понять.     Виновато одеяло,     и подушка и кровать     в том, что в школу опоздала     Я     опять.     опять,     опять.     В том, что я стакан разбила,     виновато только мыло:     ведь когда стакан я мыла,     мыло слишком скользким было.     Я вчера подралась с братом,     но ничуть не виновата:     ну, с какой, скажите, стати     он пускал по ванной катер?     Ведь собралась куклам платья     в это время постирать я.     Виноват, конечно брат,     только он и виноват.     Виновато все вокруг.     Кто обжег меня? Утюг!     Кто мешал решать задачи?     Телевизор, кот и мячик.     До сих пор мне непонятно,     кто на форму ставит пятна!     Но ведь что бы не случилось,     попадает только мне!

    Ветер тучи к нам пригнал,     долго бился у окна     и стучал и хлопал дверью,     гнул траву, ломал деревья     и, свистя,     ревел от злобы.     Нарисуй его!     Попробуй!

    Хвастал дым: “Я выше крыши,     из огня живым я вышел! “     Грянул гром ему в ответ,     ветер дунул — дыма нет.

    Муха шла по потолку     и сказала пауку:     — Посмотри-ка: там, под нами,     люди ходят вверх ногами!

    Хлынул дождь. Малышка гриб     крикнул: “Мама, я погиб!”     Но сказала мама-гриб:     “Нам не страшен дождь      и грипп:     наши шляпки как зонты,     под дождем не мокнешь ты.     Мы под солнцем и дождем     и полнеем и растем!”