1

Тем временем Мемнон, которого царь Дарий поставил начальником всего флота и правителем всего побережья, решил перенести войну в Македонию и Элладу. Он захватил Хиос, который ему сдали изменой, и оттуда поплыл к Лесбосу; митиленцы не послушали его, но другие города Лесбоса он привлек на свою сторону. (2) Поладив с ними, он подошел к Митилене, окружил город от моря до моря двойным палисадом, поставил пять фортов и сразу оказался с суши хозяином положения. Часть его флота стерегла гавань, остальные суда он послал к мысу Сигрию, где была главная пристань для грузовых судов, шедших с Хиоса, от Гереста и Малеи, с наказом охранять проход и отрезать всякую помощь митиленцам с моря. (3) Но тут он заболел и умер, и смерть его в ряду других тогдашних событий была еще одним ударом для царя. Автофрадат и Фарнабаз, сын Артаваза, которому Мемнон, умирая, передал свою должность на то время, пока Дарий ею не распорядится (Фарнабаз приходился племянником Мемнону), энергично повели осаду. (4) Митиленцы были отрезаны со стороны суши; с моря их стерегло множество судов, заперших гавань; не видя выхода, они заключили с Фарнабазом следующее соглашение: чужеземцы, пришедшие к ним от Александра в силу военного союза, уйдут; митиленцы разорвут все договоры, заключенные ими с Александром; они станут союзниками Дария, какими и были по Анталкидову миру, заключенному с царем Дарием; изгнанники их вернутся и получат половину того имущества, которое у них было, когда они ушли. (5) На этих условиях совершился переход митиленцев к персам. Фарнабаз и Автофрадат, как только вошли в город, ввели туда гарнизон, начальником его назначили родосца Ликомеда и поставили единоличным властителем города Диогена, одного из изгнанников. Истребовали они от митиленцев и деньги: частью их отнимали силой от имущих, а частью взяли из городской казны.

 

2

Покончив с этим, Фарнабаз с чужеземными наемниками отплыл в Ликию, Автофрадат же отправился к другим островам. В это время Дарий прислал Фимонда, сына Ментора, с приказом: забрать от Фарнабаза чужеземцев и привести их к царю, а Фарнабазу ведать всем, чем ведал Мемнон. (2) Фарнабаз передал ему чужеземцев и поплыл к Автофрадату за флотом. Встретившись, он и отослали десять кораблей под начальством перса Датама к Кикладским островам, а сами с сотней кораблей поплыли к Тенедосу. Став на якорь в так называемой Бореской гавани, они предложили тенедосцам все договоры, которые были у них с Александром и эллинами, разорвать, а с Дарием жить в мире, как и было постановлено по Анталкидову договору. (3) Тенедосцы были гораздо более расположены к Александру и к эллинам, но в данную минуту они решили, что уцелеть им возможно только присоединившись к персам: у Гегелоха, которому Александр приказал опять составить флот, не было еще столько кораблей, чтобы рассчитывать на скорую им от него помощь. Таким образом, Фарнабаз заставит тенедосцев перейти на свою сторону скорее от страха, чем по доброй воле.

(4) В это время как раз Протей, сын Андроника, собирал по приказу Антипатра в Эвбее и Пелопоннесе военные корабли, которые несли бы охрану островов и самой Эллады на тот случай, если, как сообщалось, сюда подплывут варвары. Узнав, что Датам стоит с десятью кораблями у Сифна, он с пятнадцатью вышел ночью из Халкиды (той, что лежит на Эврипе). (5) На заре он пристал к острову Кифну, провел там целый день, чтобы собрать более точные сведения относительно десяти кораблей и ночью грозой обрушиться на финикийцев. Узнав в точности, что Датам со своими кораблями стоит у Сифна, он поплыл туда, и ночью, еще до рассвета, напав на ничего не подозревавшего врага, захватил восемь судов вместе с экипажем. Датам с двумя триерами ускользнул в самом начале сражения с Протеем и бежал к остальному флоту.

 

3

Александр вошел в Гордий и поднялся в кремль, где находился дворец Гордия и его сына Мидаса. Ему очень захотелось посмотреть тут повозку Гордия и узел на ярме этой повозки. (2) Об этой повозке местные жители рассказывают знаменитую историю: в древности жил во Фригии бедняк Гордий; был у него клочок земли и пара волов: на одном он пахал, на другом занимался извозом. (3) Однажды, когда он пахал, к нему на ярмо сел орел и сидел, пока он не распряг вола. Перепуганный Гордий пошел рассказать о божественном знамении (страница с рисунком. — Смолянин) телмесским прорицателям. Телмесцы умеют истолковывать божественные знамения, и дар прорицания наследуют у них в роду мужчины, женщины и дети. (4) Подходя к какой-то деревне в телмесском округе, он встретил девушку, черпавшую воду, и рассказал ей про свой случай с орлом. Девушка эта была сама из рода прорицателей; она велела ему, вернувшись на то самое место, принести жертву Зевсу-Царю. Гордий же попросил ее пойти вместе с ним и объяснить, как приносить жертву. Он совершил ее так, как она ему указала: сочетался с девушкой браком, и у них родился сын Мидас. (5) Когда этот Мидас был уже красивым храбрым мужем, во Фригии разразилась междоусобица, от которой страдали все. Получено было предсказание, что к ним на повозке приедет царь, который и прекратит междоусобицу. Пока они еще рассуждали об этом, в народном собрании появился и стал с повозкой Мидас вместе с отцом и матерью. (6) Тут, соображаясь с предсказанием, признали в Мидасе того, о котором божество изрекло, что он приедет на повозке. Мидаса поставили царем. Мидас прекратил междоусобицу, а отцовскую повозку поставил в кремле, как благодарственное подношение Зевсу-Царю за ниспосланного орла. Об этой повозке рассказывают вот еще что; тому, кто развяжет узел на ее ярме, предсказано владеть Азией. (7) Узел был завязан из лыка дикой вишни, и в нем не видно было ни конца ни начала. Александр не мог разгадать загадку узла, оставить же узел неразвязанным не хотел, чтобы это не вызвало волнения и толков в народе. Одни рассказывают, что он разрубил узел мечом и сказал, что вот узел и развязан. Аристобул же пишет, что он вынул из дышла загвоздку — это колышек, который проходит через дышло насквозь и на котором держится узел, и снял ярмо. (8) Как в действительности обстояло у Александра дело с узлом, я утверждать не могу. Во всяком случае, он и его спутники ушли от повозки в убеждении, что пророчество относительно развязывания узла сбывается на нем. В ту же ночь это подтвердили небесные знамения: гроза с громом и молниями. Поэтому на следующий день Александр принес жертву богам, явившим знамения и указавшим ему, как развязать узел.

 

4

На следующий день он выступил в Анкиру, город Галатии. Тут к нему прибыло посольство от пафлагонцев с заявлением, что народ их сдается Александру, вступает с ним в переговоры, но просит не входить в их землю с войском. (2) Александр распорядился, чтобы они были подчинены Калату, сатрапу Фригии; сам же устремился в Каппадокию и взял всю землю по эту сторону реки Галиса и еще большое пространство за ней. Он поставил сатрапом Каппадокии Сибикта, а Сам направился к Киликийским Воротам. (3) Придя к тому месту, где стоял лагерем Кир вместе с Ксенофонтом, он увидел, что Ворота заняты сильной охраной; он оставил тут Пармениона с полками вооруженных потяжелее. Сам он, взяв с собой щитоносцев, лучников и агриан, ночью около первой стражи подошел к Воротам, рассчитывая напасть неожиданно на сторожевые отряды. (4) Его приближение, однако, заметили, но на исход его смелого предприятия это не повлияло. Стража, увидя, что на них идет сам Александр, бежала, бросив свои посты. На следующий день на заре он прошел со всем войском через Ворота и вторгся в Килнкию. (5) Там ему сообщили, что Арсам, думавший раньше сохранить для персов Тарс, теперь, узнав о переходе Александра через Ворота, собирается оставить город; тарсяне же боятся, что он сначала разграбит город, а потом уж его оставит, (б) Услышав об этом, Александр помчался к Тарсу с конницей и самыми быстрыми отрядами легковооруженных; Арсам, узнав о его стремительном приближении, поспешно бежал из Тарса к царю Дарию, не успев нанести никакого ущерба городу.

(7) Александр, по словам Аристобула, заболел от усталости; другие рассказывают, что он весь в поту, разгоряченный, кинулся в реку Кидн, желая поплавать и охладиться. Кидн протекает по середине города; начало ему дают ключи на горе Тавр, течет он по местности чистой, и вода в нем холодна и чиста. (8) У Александра начались судороги, сильный жар и непрерывная бессонница. Все врачи считали, что он не выживет, кроме Филиппа акарнанца. Этот врач находился при Александре, пользовался полным доверием во всем, что касалось. врачебного дела, и вообще о нем шла в войске добрая слава. Он решил дать Александру слабительного; тот велел дать. (9) Филипп стал приготовлять лекарство в чаше, и в это время Александру передали письмо от Пармениона, в котором тот советовал Александру остерегаться Филиппа: он слышал, будто Дарий подкупил его, чтобы он отравил Александра. Прочитав письмо и еще держа его в руке, он взял чашу с лекарством, а письмо дал прочитать Филиппу. (10) Александр пил, а Филипп в это время читал письмо Пармениона. Сразу стало ясно, что Филипп спокоен за свое лекарство. Письмо не испугало его; он только посоветовал Александру слушаться его и в дальнейшем: если он будет слушаться, то выздоровеет. (11) Александра прочистило; болезнь его прошла; Филиппу он доказал, что он ему верный друг; окружающие увидели, что по отношению к своим друзьям он недоступен подозрениям и смело смотрит в глаза смерти.

 

5

После этого он послал Пармениона к другим Воротам, которые находятся на границе Киликии и Ассирии, велев заранее захватить проход и охранять его. Он дал ему союзническую пехоту, эллинов-наемников, фракийцев, которых вел Ситалк, и фессалийскую конницу. (2) Сам он вышел из Тарса позднее и в первый же день прибыл в город Анхиал. Основал его, по рассказам, ассириец Сарданапал. Судя по его окружности и по фундаменту для стен, видно, что город основан был большой и с расчетом на то, что значение его будет еще возрастать. (3) Могильный памятник Сарданапалу находится недалеко от стен Анхиала. Он стоит во весь рост, держа руки так, как их держат обычно, хлопая в ладоши; под ним находится надпись по-ассирийски. (4) Ассирийцы говорили, что это стихи; содержание же их было такое: «Сарданапал, сынАнакиндаракса, в один день построил Анхиал и Тарcе. Ты же, путник, ешь, пей и забавляйся. Все остальное в жизни не стоит и этого»: то есть звука, который издают хлопающие ладони. Наше «забавляйся» передаст слово, которое в ассирийском языке имеет значение гораздо более легкомысленное.

(5) Из Анхиала Александр прибыл в Солы, ввел в Солы гарнизон и наложил на них штраф в 200 талантов серебром, так как они очень уж благоволили персам. (6) Отсюда, взяв три полка македонской пехоты, всех лучников и агриан, он устремился на киликийцев, удерживавших горы. В течение целых семи дней он бил одних, договаривался с другими, а затем вернулся в Солы. (7) Там он узнал, что Птолемей и Асандр разбил и Оронтобата, который охранял галикарнасский кремль и удерживал в своей власти Минд, Кавн, Феру и Каллиполь; подчинили они также Кос и Триопий. Они писали, что нанесли ему поражение в большой битве: пеших воинов у него было убито до 700 человек, а всадников около 50; в плен же взято не меньше тысячи. (8) Александр в Солах совершил жертвоприношение Асклепию, устроил в его честь торжественную процессию с участием всего войска и бег с факелами, учредил гимнастические и мусические состязания и дал Солам демократическое правление. (9) Сам он повернул к Тарсу, а конницу отправил с Филотой, велев ему идти через доли ну Алейя к реке Пираму. Сам он с пехотой и царской илой прибыл в Магарс и совершил жертвоприношение Афине Магарсийской. Оттуда он пришел в Малл и принес Амфилоху, как герою, заупокойную жертву. Застав в городе усобицу, он прекратил ее и отпустил горожанам подати, которые они вносили царю Дарию, потому что маллоты выселенцы из Аргоса, а он вел свой род от аргосских Гераклидов.

 

6

Он был еще в Малле, когда ему сообщили, что Дарий со всем своим войском стоит лагерем в Сохах. Место это находится в ассирийской земле и отстоит от Ассирийских Ворот самое большее в двух днях пути. Александр собрал «друзей» и сообщил им сведения относительно Дария и Дариева войска. Они постановили тотчас же идти на него. (2) Александр, поблагодарив их, распустил совет и на следующий день пошел на Дария и персов. На второй день он прошел через Ворота и стал лагерем у города Мириандра. Ночью разразилась сухая гроза, а затем пронесся ураган с ливнем. Это задержало Александра в лагере.

(3) Дарий проводил все время при войске; он выбрал в ассирийской земле равнину, расстилающуюся во все стороны, удобную для большого войска и для действий конницы. Аминта, сын Антиоха, перебежавший от Александра к Дарию, советовал ему не покидать этого места: этот простор выгоден для персов с их большим войском и его снаряжением. (4) Дарий и остался. Атак как Александр очень задержался в Тарсе по причине своей болезни, довольно долго в Солах, где он совершал жертвоприношение и устраивал процессию, и потратил немало времени на усмирение горных киликийцев, то Дария это и ввело в заблуждение. Он охотно дал утвердить себя в том представлении, которое было ему всего приятнее: превозносимый льстецами, которые всегда на горе есть и будут при царском дворе, он решил, что Александр и не хочет идти дальше, (5) а стоит в нерешительности, узнав, что к нему подходит сам Дарий; со всех сторон Дарию твердили, превознося его, что он растопчет македонское войско своей конницей. (6) Аминта, правда, настаивал, что Александр придет туда, где, по его сведениям, окажется Дарий, и советовал оставаться на этом самом месте. Дарий, однако, послушался худшего совета, потому что в данную минуту он был ему и приятнее. И, пожалуй, какая-то божественная воля повела его в такое место, где большой пользы ему быть не могло ни от конницы, ни от множества его людей с их стрелами и дротиками, где он не мог показать свое войско во всем блеске и где он своими руками поднес Александру и его войску легкую победу. (7) Суждено было, видно, македонцам вырвать у персов власть над Азией, как когда-то вырвали ее персы от мидян, а мидяне еще раньше от ассирийцев.

 

7

Перейдя через гору возле так называемых Аманикских Ворот, Дарий пошел к Иссу и очутился, сам того не подозревая, в тылу Александра. Овладев Иссом, он захватил македонцев, оставленных там по болезни, и, тяжко изувечив, казнил их. На следующий день он подошел к реке Пинару. (2) Когда Александр услышал, что Дарий стоит у него в тылу, то известие это показалось ему невероятным, и он послал кое-кого из «друзей» на тридцативесельном судне обратно к Иссу посмотреть, соответствует ли известие действительности. Плывя на тридцативесельном судне по морю, изобилующему заливами, они очень легко установили, где стоят персы, и привезли Александру известие, что Дарий у него в руках.

(3) Александр созвал стратегов, илархов и предводителей союзных войск. Он сказал им, что исход прежних сражений должен внушить им мужество; что они, которые всегда были победителями, будут сражаться с теми, кто всегда бывал побежден; что их ведет сам бог, вложивший Дарию мысль запереть войско в теснину, где македонцам вполне хватит места развернуть пехоту, а персам большое войско окажется бесполезным; что противник не может сравниться с ними ни физически, ни нравственно: (4) македонцы, с давних времен закаленные в военных трудах и опасностях, столкнутся с персами и мидянами, давным-давно погрязшими в роскоши, — они, свободные люди, с рабами. Что касается эллинов, которые тут встретятся с эллинами, то они ведь сражаются не за одно и то же: одни нанялись к Дарию за плату и притом небольшую; другие — те, что у них в войске, — добровольно стали на защиту Эллады. (5) Варвары же, фракийцы, пэоны, иллирийцы и агриане, самые крепкие и мужественные из европейских варваров, сразятся с самыми слабыми и изнеженными народами Азии. К тому же сам Александр поведет их на Дария: (б) это будет еще одним преимуществом. Великая награда предстоит им в этом сражении: они победят не сатрапов Дария, не конницу, выставленную при Гранике, не 20000 чужеземных наемников, а самый цвет персов и мидян, племена, населяющие Азию и подчиненные персам и мидянам, самого великого царя, лично присутствующего. Этим сражением завершится для них покорение Азии и положен будет конец их многочисленным трудам. (7) Затем он вспомнил о прежних блестящих действиях всего войска, о славных подвигах отдельных удальцов, к которым он обратился, называя каждого по имени. Коснулся он и личного своего пренебрежения к опасностям, но так, чтобы никого не задеть. (8) Он вспомнил, говорят, и Ксенофонта, и 10000 бывших с ним, которых и сравнивать нельзя с его войском ни по числу, ни вообще по значимости: у них не было ни фессалийской, ни беотийской и пелопоннесской, ни македонской или фракийской конницы, вообще не было тех всадников, которые имеются у Александра, не было лучников и пращников, кроме малого числа критян и родосцев, да и тех Ксенофонт наспех набрал в минуту опасности; и однако они опрокинули царя со всем его войском у самого Вавилона, одолели племена, которые попадались им на возвратном пути, и пришли домой. Одним словом, он сказал все, что в таких обстоятельствах хороший вождь говорит перед сражением хорошим солдатам. Все кинулись пожимать ему руку и, воодушевленные его словами, требовали, чтобы он вел их в бой.

 

8

Александр распорядился дать воинам поесть и послал вперед к Воротам небольшое число всадников и лучников осмотреть предварительно дорогу, по которой он уже прошел. Ночью он выступил со всем своим войском, чтобы захватить эти Ворота. (2) Около полуночи он опять закрепил за собой проходы и дал войску отдохнуть остаток ночи тут же, на скалах, но выставил сильные сторожевые посты. На рассвете он спустился от Ворот к дороге. Пока со всех сторон шли теснины, он вел войско колонной; выйдя на простор, развернул его широким фронтом, подводя один полк гоплитов за другим; с одной стороны войска была гора, слева море. (3) Конница у него пока что выстроилась в тылу у пехоты; когда же все вышли на широкое место, он построил войско для боя: на правом крыле у горы первыми стояли агема пехоты и щитоносцы, которыми командовал Никанор, сын Пармениона, рядом с ними полк Кена, за ним полк Пердикки. Они были расставлены до центра гоплитов на правом крыле, (4) На левом крыле впереди стоял полк Аминты, за ним полк Птолемея и рядом с ним полк Мелеагра. Командовать пехотой на левом крыле поручено было Кратеру; над всем левым крылом начальствовал Парменион. Ему приказано не отходить от моря, чтобы войску не попасть в окружение варваров, которые рассчитывали, благодаря своей численности, обойти македонцев.

(5) Дарий, получив известие, что Александр тут и готов к битве, велел переправиться на ту сторону Пинара коннице (ее было около 30000 всадников) и вместе с ней легковооруженным (их было тысяч 20), чтобы без помехи выстроить остальное войско. (6) Из гоплитов он первыми поставил против македонской пехоты около 30000 эллинских наемников, а по обеим сторонам их около 60000 так называемых кардаков; это были тоже гоплиты. Столько человек могло вместить в один ряд то место, где они был и выстроены. (7) У горы, находившейся слева, он выстроил против правого Александрова крыла около 20000 воинов; из них некоторые оказались в тылу Александрова войска. Дело в том, что гора, у которой они были построены, в одном месте образовала углубление — нечто напоминающее залив в море, а затем выдалась подковой вперед: поэтому те, кто стоял у ее подошвы, и оказались в тылу Александрова крыла. (8) Остальное множество легковооруженных и гоплитов, построенных по племенам бесполезно глубоким строем, стояло за эллинами-наемниками и варварской пехотой. Говорят, что у Дария войска было всего около 600000.

(9) Александр шел вперед, и как только место стало немного шире, он продвинул всадников, так называемых «друзей», фессалийцев и македонцев. Он поставил их на правом крыле, где был и сам; пелопоннесцесв и остальных союзников он отправил на левое крыло к Пармениону.

(10) Дарий, выстроив свою пехоту, дал знак вернуться коннице, которую он выслал вперед за реку, чтобы беспрепятственно построить Свое войско. Большинство ее он поставил на правом крыле против Пармениона в сторону моря, потому итогам как раз было больше простора для конницы, но некоторую часть ее отвел и на левое крыло к горе. (11) Здесь, однако, вследствие узости места всадники оказались бы бесполезны, и большинству из них он велел ускакать на правое крыло. Сам Дарий находился в середине всего строя: это место определил для персидских царей обычай, а причину такого порядка объяснил Ксенофонт, сын Грилла.

 

9

В эту минуту Александр увидел, что почти вся персидская конница переместилась против его левого крыла, расположенного у моря, а у него там стоят только пелопоннесцы и прочие союзные всадники. Он поспешно отправил на левое крыло фессалийскую конницу, велев ей проехать не перед фронтом всего войска, чтобы враг не заметил ее перемещения, а пробраться незаметно по тылам пехоты. (2) На правом крыле он впереди всадников поставил «бегунов» под командой Протомаха и пэояоп под командой Аристона, а из пехоты лучников под предводительством Антиоха. Агриан под предводительством Аттала, небольшое число всадников и лучников он разместил подковой у себя в тылу, у горы, находившейся сзади, так что справа фронт расходился у него на два крыла, из которых одно обращено было против Дария и всех персов, находившихся за рекой, а другое против выстроенных у горы, в тылу у него. (3) На левом крыле впереди стояли из пехоты критские лучники и фракийцы, которыми предводительствовал Ситалк. Перед ними находилась конница левого крыла. Чужеземные наемники стояли крайними сзади всех. Гак как строй на правом крыле показался ему недостаточно плотным и линия персов, по-видимому, здесь выдвигалась значительно дальше, то Александр велел незаметно перейти из центра на правое крыло двум конным илам «друзей» — анфемусийской, предводителем которой был Перид, сын Менесфея, и так называемой «Белоземельной» — под командой Пантордана, сына Клеандра. (4) Лучников, часть агриан и эллинских наемников он перевел к себе на правое крыло вперед, вытянув его таким образом дальше персов. Отряды, выстроенные за горой, не спустились еще вниз; Александр выслал на них агриан и небольшое число лучников, которые легко отогнали их, заставив снизу бежать на вершину. Тут Александр увидел, что он может пополнить строй воинами, выставленными против этих отрядов, и что ему достаточно здесь 300 всадников.

 

10

Войско, выстроенное таким образом, он некоторое время вел вперед с остановками; он считал, что хорошо продвигаться медленно и спокойно. Дарий не шел ему навстречу; его варвары стояли в том порядке, в каком были первоначально выстроены, и он ждал Александра на берегах реки, часто обрывистых; в тех местах, где переход был удобнее, он распорядился протянуть частокол, (что сразу показало Александру и его воинам, что Дарий боится). (2) Когда персидский лагерь был уже близко, Александр объехал верхом весь строй, увещевая воинов мужественно держаться; с подобающим уважением называл он имена не только предводителей, но поименно обращался к илархам, лохагам и тем из чужеземных наемников, которые были известнее по своему званию и доблести. В ответ ему со всех сторон понеслись крики и требования не медлить и нападать на врага. (3) Он повел воинов в полном порядке и, хотя войско Дария было уже видно, сначала шагом, чтобы строй не разорвался и не образовал волнообразной линии, как это бывает при беге. Оказавшись на расстоянии полета стрелы, воины, окружавшие Александра, и сам Александр, находившийся на правом крыле, первыми бегом бросились к реке, чтобы своим стремительным напором испугать персов и, схватившись скорее врукопашную, не очень пострадать от стрел. Случилось, как и предполагал Александр. (4) Как только дошло до рукопашной, левое крыло персидского войска обратилось в бегство; Александр и его воины одержали здесь блестящую победу, но правое крыло его разорвалось именно потому, что (5) он, поспешно бросившись в реку и завязав рукопашную схватку, прогнал выстроенных здесь персов. Македонское войско, находившееся в центре, не так поспешно вступило в дело; солдаты, часто оказываясь в обрывистых местах, не смогли держать прямую линию фронта: образовался прорыв — и эллинские наемники Дария бросились на макс-донцев как раз там, где они видели, что строй наиболее разорван. (6) Завязалось жаркое дело: наемники старались столкнуть македонцев в реку и вырвать победу и для своих, уже бегущих, соратников; македонцы — не отстать от Александра с его явным успехом и не потемнить славу фаланги, о непобедимости которой все время кричали. (7) К этому прибавилось соревнование между двумя народами, эллинским и македонским. Тут пал Птолемей, сын Селевка, человек большой доблести и около 120 не последних македонцев.

 

11

В это время полки правого крыла, видя, что персы, стоявшие против них, уже бегут, повернули на чужеземцев, Дариевых наемников, в помощь своим теснимым товарищам. Они отбросили врага от реки и, значительно выдвинувшись вперед персидского войска в том месте, где в нем образовался прорыв, напали на него с фланга и перебили чужеземцев. (2) Персидская конница, выставленная против фессалийской, не ждала у реки, пока шло сражение, а, переправившись, смело кинулась на отряды феесалийцев. Тут завязалась жаркая конная схватка, но персы дрогнули, только узнав, что Дарий обратился в бегство, а отряд наемников очутился в прорыве и был перебит пехотой. (3) Тогда бегство стало бесповоротным и всеобщим. При отступлении у персов очень пострадали под тяжестью своих тяжеловооруженных седоков лошади, да и всадники, толпой отступая по узким дорогам, в страхе и беспорядке, не столько потерпели от преследующего врага, сколько передавили друг друга. Фессалийцы, впрочем, энергично наседали на них, так что во время этого бегства пехотинцев перебили не меньше, чем всадников.

(4) Дарий, как только увидел, что его левое крыло дрогнуло перед Александром и что здесь в войске образовался прорыв, сразу же, как был, кинулся на колеснице в бегство вместе со своими вельможами. (5) Пока шла равнина, он несся, спасаясь от врага в колеснице, но когда начались пропасти и бездорожье, он тут же бросил колесницу, оставив в ней щит и верхнюю одежду. Даже лук он оставил в колеснице и умчался верхом. Ночь, вскоре наступившая, избавила его от плена. (6) Александр гнался за ним во всю мочь, пока было светло; когда же стемнело так, что ничего уже нельзя было разобрать под ногами, он повернул обратно в лагерь, захватив колесницу Дария со щитом, верхней одеждой и луком. (7) Преследование его задержало еще то обстоятельство, что при первом же прорыве фаланги он кинулся туда и преследовать Дария взялся не раньше, чем увидел, что чужеземные наемники и персидская конница отброшены от реки.

(8) Из персов убиты были Арсам, Реомифр и Атизий — это командиры конницы при Гранике; погибли Савак, сатрап Египта, и Бубак, один из вельмож. Число убитых доходило до 100000, причем всадников было больше 10000. Птолемей, сын Лага, следовавший тогда за Александром, рассказывает, что когда они, преследуя Дария, оказались у какой-то пропасти, то перешли через нее по трупам. (9) Лагерь Дария взяли сразу, с ходу: захвачены были мать и жена Дария, она же и его сестра, малютка его сын, две дочери и некоторые другие жены персов, равных по достоинству; большинство персов успело отослать своих жен вместе с имуществом в Дамаск. (10) И Дарий отправил в Дамаск значительную часть денег и всякой утвари, которая следует за великим царем даже на войну, чтобы и тут он мог жить в роскоши. В лагере поэтому нашли только 3000 талантов. Остальное имущество, отправленное в Дамаск, вскоре было захвачено Парменионом, посланным туда с этой целью. Так закончилось это сражение; произошло оно при афинском архонте Никократе, в месяце мемактерионе.

 

12

На следующий день Александр, хотя и с раной в бедре от меча, обошел раненых, велел собрать трупы убитых и торжественно похоронил их в присутствии всего войска, выстроенного во всем блеске, как для сражения. Он воздал в своей речи хвалу всем, чьи подвиги в сражении видел сам или о чьих был наслышан со стороны, и почтил денежным подарком каждого по его чину. (2) В Киликию он назначил сатрапом Балакра, сына Никанора, одного из царских телохранителей, а на его место взял в телохранители Менета, сына Дионисия. Вместо Птолемея, сына Селевка, павшего в сражении, он назначил командовать его полком Полиперхонта, сына Симмия. Он простил Солам штрафные 50 талантов, которые они оставались еще должны ему, и отпустил их заложников.

(3) Не оставил он своей заботой ни матери Дария, ни его жены и детей. Некоторые из тех, кто писал об Александре, рассказывают, что в ту же ночь, вернувшись после преследования Дария и войдя в его палатку, которую приспособили для него, он услышал поблизости от палатки женский плач и крики. (4) Он спросил, что это за женщины и почему они находятся так близко. Кто-то сказал ему: «Царь! это мать, жена и дети Дария. Им сказали, что у тебя лук Дария и его верхняя одежда и что ты привез щит, оставшийся после Дария. Они плачут над ним, как над мертвым». (5) Услышав это, Александр послал к ним Леонната, одного из «друзей», поручив передать, что Дарий жив, что оружие и верхнюю одежд у он оставил в колеснице во время бегства и что только их и захватил Александр. Леоннат, войдя к женщинам в их палатку, сообщил им о Дарии, сказал, что по распоряжению Александра им будут оказывать царские почести и обращаться как с царицами, и царицами они и будут называться, так как Александр воюет с Дарием не из личной вражды к нему. а законно отвоевывает власть над Азией. Так рассказывают Птоломей и Аристобул. Рассказывают иначе: (6) Александр на следующий день сам пришел к женщинам в сопровождении только Гефестиона, одного из друзей. Мать Дария, не зная, кто из них царь (оба были одеты одинаково), подошла к Гефестиону и простерлась перед ним, так как он показался ей более важным. (7) Гефестион попятился, а какая-то из бывших при ней женщин указала си на Александра и сказала, что вот это Александр. Мать Дария, смущенная своей ошибкой, попятилась, но Александр сказал, что она не ошиблась: и его спутник зовется Александром. (8) Я записал этот рассказ не как вполне правдивый, но, по-моему, он и не вовсе невероятен. Как бы то ни было, но я хвалю Александра и за сострадание к женщинам, и за почет и доверие к другу. И если писавшие об Александре сочли вполне вероятным, что Александр так говорил и действовал, то и за это хвалю я Александра.

 

13

Дарий со своей немногочисленной свитой скакал всю ночь, убегая от Александра; на следующий день, все время подбирая уцелевших после сражения персов и чужеземных наемников (их набралось всего около 4000), он спешно продвигался к городу Фапсаку и реке Евфрату, чтобы как можно скорее оставить Евфрат между собой и Александром. (2) Аминта, сын Антноха, Фимонда, сын Ментора, Аристомед фереец и Бианор акарнанец — это все были перебежчики вместе со своими воинами (их было около 8000) прямо с поля битвы бежали в горы и прибыли в Триполис финикийский. (3) Там они захватили вытащенные на берег суда, на которых они раньше переправились с Лесбоса. Они спустили на воду столько их, сколько, по их мнению, им было достаточно для переезда, а остальные сожгли тут же на верфи, чтобы их нельзя было быстро догнать. Они бежали на Кипр, а оттуда в Египет, где Аминта, заядлый интриган, вскоре и погиб от руки местных жителей.

(4) Фарнабаз и Автофрадат все это время оставались у Хиоса. Поставив на Хиосе гарнизон, они отправили несколько кораблей к Косу и Галикарнассу, а сами с сотней самых быстроходных кораблей пошли к Сифну. К ним туда прибыл с одной триерой спартанский царь Агис с просьбой дать ему для войны денег и как можно больше морской и сухопутной силы для отправки с ним в Пелопоннес. (5) В ото время пришло известие о сражении при Иссе. Перепуганный Фарнабаз отправился на 12 триерах с 1500 наемниками-чужеземцами к Хиосу, боясь, как бы хиосцы, известившись о поражении, не подняли восстания. (6) Агис получил от Автофрадата 30 талантов серебром и 10 триер, которые и послал под командой Гиппия к Тенару, к своему брату Агесилаю, с просьбой передать ему, чтобы он полностью выплатил жалованье матросам и как можно скорее отплыл на Крит, чтобы уладить тамошние дела. Сам Агис остался тогда на островах, а позднее отбыл в Галикарнасс к Автофрадату.

(7) Александр поставил сатрапом Келесирии Менона, сына Кердима, дав ему для охраны страны союзническую конницу, а сам пошел на Финикию. В дороге ему встретился Стратон, сын Герострата, царь арадийцсв и племен, живущих по соседству с Арадом. Сам Герострат отплыл на своих кораблях вместе с Автофрадатом; остальные финикийские и кипрские цари тоже отплыли вместе с Автофрадатом.

 

14

Когда Александр находился еще в Марафе, к нему от Дария прибыли послы с письмом от Дария и устной просьбой отпустить к Дарию его мать, жену и детей. (2) В письме этом изъяснялось следующее: Филипп жил с Артаксерксом в дружбе и союзе; по воцарении же Арсеса, сына Артаксеркса, Филипп первый несправедливо поступил с Арсесом, хотя персы ничего плохого ему не сделали. С тех пор как он, Дарий, стал царем персов, Александр никого не присылал к нему, чтобы утвердить старинную дружбу и союз, а вторгся с войском в Азию и много зла сделал персам. (3) Он, Дарий, выступил, защищая свою землю и спасая свою, от отцов унаследованную власть. Кому-то из богов угодно было решить сражение так, как оно было решено; он же, царь, просит у царя вернуть ему мать, жену и детей, взятых в плен, желает заключить дружбу с Александром и стать Александру союзником. Он просит Александра ответить с Мениском и Арсимом, послами от персов: им поручено вручить ему и получить от него гарантии дружбы и союза.

(4) Александр ответил письмом и послал вместе с пришедшими от Дария Ферсиппа, велев ему передать письмо Дарию, но ничего с ним не обсуждать. Вот письмо Александра: «Ваши предки вторглись в Македонию и остальную Элладу и наделали нам много зла, хотя и не видели от нас никакой обиды. Я, предводитель эллинов, желая наказать персов, вступил в Азию, вызванный на то вами. (5) Вы помогли Перинфу, обидевшему моего отца; во Фракию, находившуюся под нашей властью, Ох послал войско. Отец мой умер от руки заговорщиков, которых сплотили вы, о чем хвастаетесь всем в своих письмах. Ты с помощью Багоя убил Арсеса и захватил власть несправедливо и наперекор персидским законам; ты несправедлив к персам; ты разослал эллинам неподобающие письма, (6) призывая их к войне со мной; ты отправлял деньги лакедемонянам и другим эллинам: ни один город их не принял, но лакедемоняне взяли, и твои послы подкупили моих сторонников и постарались разрушить мир, который я водворил в Элладе. Я пошел на тебя войной, потому что враждебные действия начал ты. (7) Я победил в сражении сначала твоих военачальников и сатрапов, а теперь и тебя и твое войско, и владею этой землей, потому что боги отдали се мне. Я забочусь о твоих людях, которые, уцелев в сражении, перешли ко мне; не против своей воли остаются они у меня, а добровольно пойдут воевать вместе со мной. (8) Я теперь владыка всей Азии; приходи ко мне. Если ты боишься, что я причиню тебе какое-либо зло, то пошли кого-либо из близких тебе получить для себя гарантии безопасности. Когда ты придешь ко мне, я верну тебе, по твоей просьбе, и мать, и жену, и детей и дам все, что ты еще пожелаешь. (9) О чем ты меня ни попросишь, все будет твое. В дальнейшем, когда будешь писать мне, пиши как к царю Азии, а не обращайся как к равному. Если тебе что нужно, скажи мне об этом как господину над всем, что было твоим. В противном случае я буду считать тебя обидчиком. Если же ты собираешься оспаривать у меня царство, то стой и борись за него, а не убегай, потому что я дойду до тебя, где бы ты ни был».

 

15

Такой ответ послал он Дарию. Узнав, что деньги, отосланные Дарием в Дамаск с Кофеном, сыном Артабаза, захвачены его воинами, вместе с персами, оставленными при них, и со всем дворцовым оборудованием, он велел Пармениону переправить все это обратно в Дамаск и там держать под охраной. (2) Эллинских послов, прибывших к Дарию еще до сражения и тоже попавших в плен, он велел прислать к нему. Тут были Эвфикл спартанец; фивяне Фессалиск, сын Исмения, и Дионисодор, победитель на олимпийских играх, и афинянин Ификрат, сын стратега Ификрата. (3) Когда они прибыли к Александру, он сразу же отпустил Фессалиска и Дионисодора, хотя они и были фиванцами; он жалел Фивы и поступок обоих считал простительным: видя родину свою в рабстве у македонцев, они искали помощи себе и ей хотя бы у персов и Дария. (4) Придя к этому милостивому решению относительно обоих, он сказал, что отпускает их и по соображениям, касающимся каждого из них: Фессалиска из уважения к его роду, одному из знатнейших в Фивах, а Дионисодора за его победу на олимпийских играх. Ификрата же он оставил при себе и держал в великом почете как из приязни к Афинам, так и в память его славного отца. Когда Ификрат заболел и скончался, он отослал его останки в Афины к родственникам. (5) Эвфикл, лакедемонянин, был представителем города, открыто враждебного в то время Александру; он не мог представить в свое оправдание ни одного веского довода, но и его он держал сначала под стражей, но не в цепях, а позднее, уже на вершине своего счастья, и вовсе отпустил.

(6) Выступив из Марафа, он взял Библ. заключивший с ним союз, и Сидон: сидоняне сами призвали его, так как ненавидели персов и Дария. Оттуда он направился к Тиру. В дороге его встретили тирские послы, отправленные к нему всем городом сказать, что тирийцы сделают все, что ни прикажет Александр. (7) Он поблагодарил город и послов (это были знатнейшие тирийцы, и среди них находился сын тирийского царя; сам царь Адземилк отплыл вместе с Автофрадатом) и попросил их, вернувшись, сказать тирийцам, что он хочет войти в город и принести жертву Гераклу.

 

16

В Тире есть храм Геракла-древнейший, какой могут у помнить люди. Он посвящен, однако, не аргосцу Гераклу, сыну Алкмены. Гера клав Тире чтили за много поколений до того, как Кадм, отплыв из Финикии, основал Фивы и у него родилась дочь Семела, от которой родился и сын Зевса, Дионис. (2) Дионис, следовательно, был внуком Кадма и современником Лабдака, сына Полидора, внука Кадма; Геракл же аргосец был современником Эдипа, Лайева сына. И египтяне чтут Геракла, но другого, чем тирийцы и эллины; (3) Геродот рассказывает, что египтяне помещают Геракла среди своих 12 богов; и афиняне ведь чтут тоже другого Диониса, сына Зевса и Коры. Песню, воспеваемую при мистериях, поют этому Дионису, а не фиванскому. (4) Что же касается Геракла, которого чтут в Тартессе иберы (там и некоторые утесы названы Геракловыми), то я думаю, что это тирийский Геракл, потому что Тартесс основан финикийцами; тамошний храм Гераклу построен по финикийскому образцу, и на финикийский лад приносят ему жертвы. (5) Относительно же Гериона, к которому аргосец Геракл был послан Эврисфеем, чтобы отобрать коров Гсриона и пригнать их в Микены, то логограф Гекатей говорит, что тут и речи нет о земле иберов и Геракл был послан не на остров Эрифий, лежащий за пределами Великого моря: на материке, между Амбракией и Амфилохией жил царь Герион, и с этого материка Геракл и угнал коров, причем подвиг это был немалый. (6) К этому я добавлю по собственным сведениям, что место это изобилует пастбищами, и коровы там очень красивы. Возможно, что и до Эврисфея дошла слава об эпирских коровах и что царь Эпира звался Герионом. Имени же царя иберов, живущих на краю Европы, Эврисфей не мог знать, как не мог знать и того, красивы ли тамошние коровы. Кто-то захотел прикрыть свой невероятный рассказ мифическим вымыслом и ввел в действие Геру, заставив ее через Эврисфся дать такое поручение Гераклу.

(7) Вот этому-то тирскому Гераклу Александр и захотел принести жертву. Когда послы сообщили об этом в Тир, то горожане решили, что они сделают все, что прикажет Александр, но что никого из персов или македонцев они в город не пустят: при данных обстоятельствах это самая благовидная отговорка, а ввиду неизвестного исхода войны и самое правильное поведение. (8) Когда Александру сообщили ответ тирийцев, он в гневе отослал обратно послов и, собрав «друзей», предводителей войска, таксиархов и илархов, обратился к ним с такой речью.

 

17

«Друзья и союзники, нам опасно предпринимать поход на Египет (на морс ведь господствуют персы) и преследовать Дария, оставив за собой этот город, на который нельзя положиться, а Египет и Кипр в руках персов. Это опасно вообще, а особенно для положения дел в Элладе. (2) Если персы опять завладеют побережьем, а мы в это время будем идти с нашим войском на Вавилон и на Дария, то они, располагая еще большими силами, перенесут войну в Элладу; лакедемоняне сразу же начнут с нами войну; Афины до сих пор удерживал от нее больше страх, чем расположение к нам. (3) Если мы сметем Тир, то вся Финикия будет нашей и к нам, разумеется, перейдет финикийский флот, а он у персов самый большой и сильный. Финикийские гребцы и моряки, конечно, не станут воевать за других, когда их собственные города будут у нас. Кипр при таких обстоятельствах легко присоединится к нам или будет взят запросто, при первом же появлении нашего флота. (4) Располагая на море македонскими и финикийскими кораблями и присоединив Кипр, мы прочно утвердим наше морское господство, и тогда поход в Египет не представит для нас труда. А когда мы покорим Египет, то ни в Элладе, ни дома не останется больше ничего, что могло бы внушать подозрение, и тогда мы и пойдем на Вавилон, совершенно успокоившись насчет наших домашних дел. А уважать нас станут еще больше после того, как мы совсем отрежем персов от моря и еще отберем от них земли по ею сторону Евфрата».

 

18

Эта речь легко убедила всех в необходимости напасть на Тир. Его же убедило в этом и некое божественное знамение: в ту же самую ночь ему приснилось, что он подошел к стенам Тира и Геракл пожал ему руку и ввел его в город. Аристандр истолковал это так: Тир будет взят с трудом; ведь и подвиги свои Геракл совершал с трудом. Действительно, осада Тира представлялась большим делом. (2) Город этот был расположен на острове, укреплен со всех сторон высокими стенами, а положение на море благоприятствовало тогда тирийцам, потому что на море господствовали еще персы и у самих тирийцев было много судов.

(3) И все-таки Александр овладел Тиром. Он решил соединить насыпью материк с городом. Морское дно в проходе между ними было вязким; около материка было илисто и мелко; около же города, где всего глубже, глубина достигала самое большее 3 оргий. Имелось тут же множество камней и лесного материала, который накладывали поверх камней. Нетрудно было вбивать колья в ил, и самый этот ил оказался связывающим веществом, которое не позволяло камням сдвигаться с места. (4) Македонцы с жаром взялись за дело, тем более, что Александр сам присутствовал при работах; показывал, что надо делать; воодушевлял людей словом, оделял деньгами тех, кто работал с особенным усердием, облегчая им таким образом их труд. Пока устраивали насыпь у материка, дело подвигалось легко; глубина была небольшая и работавшим никто не мешал. (5) Когда же они дошли до более глубокого места и оказались вблизи города, то пришлось им плохо, так как их стали поражать со стен, которые были высоки. Македонцы снаряжены были скорее для работ, чем для битвы; тирийские триеры то там, то сям подплывали к насыпи (тирийцы господствовали еще на море) и часто не давали солдатам продолжать их работу. (6) Македонцы поставили на насыпи, которая далеко уже вдавалась у них в море, две башни и установили на этих башнях машины, прикрыв их кожаными чехлами и шкурами в за щиту от зажженных стрел, которые метали со стен тирийцы. Башни эти должны были защищать от обстрела работавших. Рассчитывали также, что они легко смогут отбросить тирийцсв, которые подплывут, чтобы напасть на тех, кто делает насыпь, забросав их стрелами с этих башен.

 

19

Тирийцы в ответ на это придумали следующее: они взяли судно, на котором перевозят лошадей, нагрузили его сухим хворостом и всяким горючим материалом, поставили на носу две мачты и обвели их загородкой, захватив столько места, сколько было возможно; в эти загородки они наложили соломы и много-много факелов. Кроме того, они положили сше смолы, серы и вообще всего, что способствовало бы большому пожару. (2) К обеим мачтам они прикрепили по две реи, a на них повесили котлы, содержимое которых, вылившись, должно было еще усилить пламя. На корме они поместили балласт, чтобы она осела под его тяжестью, отчего нос поднялся бы кверху. (3) Затем они выждали, когда ветер задует в сторону насыпи, и, привязав это судно к своим триерам, повели его на буксире. Приблизившись к насыпи и башням, они подожгли горючий материал и, подтягивая в то же время триерами как можно быстрее судно, пустили его к краю насыпи. Люди, находившиеся на уже горящем судне, легко спаслись вплавь. (4) В ту же минуту огромное пламя перекинулось на башни; реи обломились, и в огонь вылилось все, что было заготовлено для его поддержания. Триеры стали на якорь неподалеку от насыпи; с них начали пускать стрелы в башни, и к ним стало опасно подходить тем, кто был занят тушением пожара. (5) И когда башни были уже охвачены огнем, из города выбежала толпа людей; они если в челноки и, приставая в разных местах к насыпи, без труда повыдергали колья, укреплявшие с боков насыпь, и подожгли все машины, которых не охватил еще огонь с судна, (6) Александр распорядился начать насыпь от материка и делать ее шире, чтобы можно было поместить на ней больше башен, а строителям машин готовить новые. Пока это готовилось, он, взяв щитоносцев и агриан, отправился в Сидон собрать все триеры, какие у него уже были там, потому что ввиду господства тирийцев на море осада Тира оказывалась безнадежной.

 

20

В это время Герострат, царь Арада, и Энил, царь Библа, узнав, что города их находятся во власти Александра, оставили Автофрадата с его флотом и на собственных кораблях прибыли к Александру. С ними были и сидонские триеры, так что финикийских кораблей собралось у него до 80. (2) В те же самые дни пришли и триеры с Родоса: та к называемый Перипол и с ним еще 11 судов; из Сол и Малла 3 триеры, из Ликии 10, из Македонии же пятидесятивесельный корабль, на котором прибыл Протей, сын Андроника. (3) Короткое время спустя прибыли в Сидон и кипрские цари со 120 кораблями: они знали уже о поражении Дария на Иссе и были перепуганы тем обстоятельством, что вся Финикия находится уже во власти Александра. Александр отпустил им всем прошлое, потому что они соединили свой флот с персидским больше по необходимости, чем по собственному решению.

(4) Пока собирали машины и готовили корабли к плаванию и морским сражениям, он взял конные илы, какие у него были, щитоносцев, агриан и лучников и пошел с ними в Аравию, к горе, которая называется Антиливан. (5) Покорив одни племена силой и договорившись с другими, он через 10 дней вернулся в Сидон и застал там Клеандра, сына Полемократа, который вернулся из Пелопоннеса с 4000 эллинских наемников.

(6) Когда флот был готов, он посадил на корабли столько щитоносцев, сколько, по его мнению, было достаточно на тот случай, если в морском сражении дело не ограничится маневрами кораблей, а дойдет до рукопашной, и отплыл из Сидона к Тиру, ведя флот в боевом порядке. Сам он находился на правом крыле, которое шло впереди, и с ним вместе были кипрские и финикийские цари, кроме Пнитагора, который вместе с Кратером вел левое крыло всего строя. (7) Тирийцы и раньше понимали, что раз Александр придет к ним по морю, то им предстоит морское сражение, но они совсем не ожидали и такого количества кораблей (они не знали, что Александр овладел всем кипрским и финикийским флотом), итого, что он и явятся в полном боевом порядке. (8) Недалеко от города корабли Александра остановились в открытом море, как бы вызывая тирийцев на сражение; а затем, когда никто не вышел против них, пошли в строю под громкий плеск весел. Видя все это, тирийцы отказались от морского боя; они сгрудили у входа в свои гавани столько судов, сколько их могло там вместиться, и заперли ими эти входы, чтобы туда не устремился неприятельский флот.

(9) Александр подплывал к городу; тирийцы никакого сопротивления не оказывали. Он решил не брать гавани, обращенной в сторону Сидона, видя, что вход туда узок, а кроме того, забит множеством триер, обращенных к нему носами. На три триеры, стоявшие далеко от входа в гавань, напали финикийцы и потопили их, пробив носами. Экипаж этих триер легко спасся, добравшись вплавь на родной берег. (10) Флот Александра пристал недалеко от воздвигнутой насыпи, в месте, защищенном от ветра. На следующий день он приказал, чтобы кипрский флот с навархом Андромахом во главе блокировал гавань, обращенную в сторону Сидона, а финикнйцы — находившуюся по ту сторону насыпи и обращенную к Египту. Здесь же была и его палатка.

 

21

Из Кипра и со всей Финикии собралось к нему множество машиностроителей, которые собрали много машин. Одни из этих машин стояли на насыпи, другие на судах для перевозки лошадей (суда эти Александр привел с собой из Сидона), третьи на тех триерах, которые не отличались быстроходностью. (2) Когда все было готово, он подвел машины по сделанной насыпи; корабли же с машинами стали на якорь у стен с разных сторон, пытаясь их пробить.

(3) Тирийцы поставили на выступах стен со стороны насыпи деревянные башни, чтобы с них отбивать врага. Куда бы ни подводили машины, они их всюду обстреливали и метали стрелы с огнем в самые корабли, так что македонцам стало страшно приближаться к стенам.

(4) Стены у них со стороны насыпи были высотой чуть не 150 футов и соответствующей ширины, из больших камней, сплоченных известью. Македонским грузовым судам и триерам, подвозившим машины к стене, тут было неудобно подходить к городу, потому что камни, во множестве сброшенные в море, мешал и на падению с близкого расстояния.

(5) Александр решил вытащить их из моря. Дело это было трудное, потому что приходилось действовать с судов, а не с твердой земли. Кроме того, тирийские корабли с защитными стенками повели охоту за якорями на триерах: они подрезали якорные канаты и пристать вражеским кораблям оказывалось невозможно. (6) Александр снабдил ряд тридцативесельных судов такими же стенками и поставил их в косую линию перед якорями, чтобы отгонять приближающиеся корабли. И тут, однако, водолазы продолжали подрезать канаты. Македонцы стали спускать якоря не на канатах, а на цепях: тут уж водолазы ничего не могли поделать. (7) Забрасывая с насыпи петли, македонцы извлекли камни из моря, затем машинами подняли их и сбросили в открытое море, где от них не было уже никакого вреда. Когда заграждение перед стеной было таким образом уничтожено, корабли свободно подплыли к стене.

(8) Тирийцы, оказавшись в безвыходном положении, решили напасть на кипрские корабли, которые стояли у гавани, обращенное к Сидону. Задолго до этого они завесили вход и гавань полотнищами, чтобы скрыть таким образом посадку экипажа на триеры, и около полудня, когда моряки разбредались по неотложным делам, а Александр с эскадры, стоявшей по другую сторону города, обычно уходил в свою палатку, (9) выступили на трех понтерах, стольких же тетрерах и семи триерах. Экипаж состоял из самых опытных гребцов и солдат, которые должны были сражаться на палубах; солдаты эти были прекрасно вооружены и испытаны в морских боях. Сначала суда тихонько шли на веслах, корабль за кораблем; начальники гребцов пребывали в молчанье. Когда же они повернули к киприотам и были уже почти на виду, они устремились на них с громким криком, ободряя друг друга и согласно в такт ударяя веслами.

 

22

Случилось в тот день, что Александр, вопреки обыкновению, не задержался у себя в палатке и вскоре возвратился к кораблям. (2) Тирийцы, неожиданно напав на корабли, стоявшие на причале, обнаружили, что на одних людей совсем нет; на другие кое-как, уже под их крик и при их натиске, садились те, кто оказался налицо. Пентеру царя Пнитагора они сразу же при первой стычке пустили ко дну, так же как и триеры Андрокла амафусийца и Пасикрата фурийца. Остальные суда они прижали к берегу и сильно их повредили.

(3) Александр, увидев, что выплыли тирские триеры, приказал большинству своих кораблей, по мере того как матросы всходили на них, остановиться у входа в гавань, чтобы из нее не вышли и другие тирские корабли. Сам же он, взяв свои пентеры и самое большее 5 триер, на которые уже спешно сел экипаж, поплыл вокруг города на вышедших из гавани тирийцев. (4) Люди, стоявшие на стенах, увидя идущие вражеские суда и самого Александра на них, стали кричать экипажам своих судов, чтобы они возвращались обратно. В шуме схватки их не было слышно, и тирийцы стали подавать знаки за знаками к отступлению. На судах заметили приближение Александра поздно и, повернув, кинулись в гавань. (5) Убежать удалось немногим; большинству пришлось принять бой; часть неприятельских судов Александр привел в негодность; одна пентера и тетрера были захвачены у самого входа в гавань. Людей перебили мало: видя, что суда захвачены, они без труда добрались вплавь до гавани.

(6) Так как теперь от флота тирийцам не было никакой пользы, то македонцы смогли подвести машины к самым стенам. Машины, стоявшие на насыпи, не нанесли стене никаких значительных повреждений: так она была крепка. Подвели некоторые суда с машинами и стой стороны города, которая была обращена к Сидону. (7) Когда и здесь ничего не добились, Александр, продолжая всюду свои попытки, перешел к южной стене, обращенной в сторону Египта. Здесь, наконец, стену на значительном пространстве расшатали; часть ее обломалась и рухнула. Там, где она обрушилась, навели, как было возможно, мостки и в течение короткого времени пытались идти на приступ; тирийцы, однако, легко отбросили македонцев.

 

23

Три дня спустя, выждав безветренную погоду, Александр, призывая к бою начальников пехоты, подвел к городу машины на кораблях. Сначала расшатали значительную часть стены; когда пролом оказался достаточно широким. Александр велел судам с машинами отплыть (2) и подойти двум другим, которые везли мостки: он рассчитывал перебросить их в пролом стены. На одном из этих кораблей находились щитоносцы под командой Адмета, а на другом полк Кена: так называемые «пешие друзья». Сам он собирался вместе со щитоносцами взойти где понадобится на стену. (3) Триерам он отдал приказ: одним плыть к обеим гаваням на тот случай, если тирийцы вздумают повернуть на них и пробиться тут силой; тем же, на которых находились снаряды для машин и которые везли на палубах лучников, он приказал плавать вокруг стен, причаливать в удобных местах, а пока причалить негде, то становиться на якорь вне досягаемости для стрел, чтобы тирийцы, поражаемые отовсюду, не могли понять, что им делать среди этого страха.

(4) Когда корабли с Александром подошли к городу и мостки с них перебросили к стене, щитоносцы бодро устремились по ним на стену. Адмст проявил тут большое мужество; Александр шел вслед за солдатами, сам принимая живое участие в деле и в то же время наблюдая, кто отличился в бою блистательной отвагой. (5) Сначала стена была взята в том месте, где распоряжался Александр; он без труда отбросил тирийцев, как только македонцы перешли мостки и стали твердой ногой на земле; Адмет первым взошел на стену; зовя своих вслед за собой, он тут же пал, пораженный копьем, но (6) Александр, идя за ним, вместе с «друзьями» овладел стеной. И так как теперь в его власти были уцелевшие башни и куртины, то он прямо по стенам отправился к царскому дворцу, потому что оттуда всего удобнее было спуститься в город.

 

24

Финикийцы, стоявшие со своими судами у гавани, обращенной в сторону Египта, ворвались в нее, разнеся цепи, которыми она была заперта, и нанесли тяжелые повреждения тирийским кораблям, там стоявшим; на других напали в открытом море; некоторых прижали к берегу. Киприоты вошли в другую гавань со стороны Сидона, которая не была заперта цепями, и сразу овладели в этом месте городом. (2) Многие тирийцы, видя, что стена захвачена, оставили ее и, собравшись в так называемом Агенории, отсюда ударили на македонцев. Александр пошел на них со щитоносцами; сражавшиеся были перебиты; за бежавшими началась погоня. (3) Началась страшная бойня: город был уже захвачен не только со стороны гавани, но в него проник и полк Кена. Македонцы бушевали: их измучила длительная осада, и они не забыли, как тирийцы, захватив их земляков, ехавших из Сидона, поставил и их на стене, на глазах всего лагеря закололи и бросили в море. (4) Тирийцев погибло около 8000; из македонцев пали во время приступа: Адмет, мужественный человек, первым взошедший на стену, и с ним 20 щитоносцев, а за всю осаду около 400 человек.

(5) Тех, кто бежал в храм Геракла (тут были главные правители Тира, царь Адземилк и некоторые богомольцы из Карфагена, пришедшие по древнему обычаю в метрополию поклониться Гераклу), Александр помиловал; остальных обратил в рабство. Продано было тирийцев и чужеземцев, захваченных в Тире, до 30000. (б) Александр принес жертву Гераклу и устроил в его честь процессию, в которой принимало участие войско в полном вооружении; корабли следовали за процессией в честь Геракла. Александр установил на священном участке гимнастические состязания и бег с факелами. Машину, которая пробила стену, он принес в дар храму, так же как и тирийский священный корабль Геракла, который он захватил в сражении. Его он тоже принес в дар Гераклу. На нем была надпись, сочиненная им или кем другим, но у поминания не заслуживающая: я ее поэтому и не привожу. Так был взят Тир при афинском архонте Никете в месяце гекатомбеоне.

 

25

Когда Александр был еще занят осадой Тира, к нему пришли послы от Дария с такими предложениями: Дарий даст Александру 10000 талантов за мать, жену и детей; вся земля за Евфратом вплоть до Эллинского моря принадлежит Александру; Александр женится на дочери Дария и пребывает с Дарием в дружбе и союзе. (2) Когда послы изложили все это на собрании «друзей», то, рассказывают, будто Парменион сказал Александру, что если бы он был Александром, то с радостью прекратил бы войну на этих условиях и не подвергал бы себя в дальнейшем опасностям. Александр ответил, что он так бы и поступил, если бы был Парменионом, но так как он Александр, то ответит Дарию следующим образом: (3) он не нуждается в деньгах Дария и не примет вместо всей страны только часть ее: и деньги, и вся страна принадлежат ему. Если он пожелает жениться на дочери Дария, то женится и без согласия Дария. Он велит Дарию явиться к нему, если он хочет доброго к себе отношения. Дарий, выслушав это, отказался от переговоров с Александром и стал вновь готовиться к воине.

(4) Александр решил идти походом на Египет, Вся так называемая Палестинская Сирия уже перешла к нему, кроме города Газы, которым управлял некий евнух по имени Бат. Он набрал арабов-наемников, еще задолго запасся продовольствием, какого бы хватило на случай длительной осады, и, рассчитывая на неприступность местоположения, решил не сдаваться Александру.

 

26

Газа отстоит от моря самое большее стадиях в 20. Дорога к ней идет сыпучими песками; морское дно у города илистое и вязкое. Газа город большой; она расположена на высоком валу, который еще обведен крепкой стеной. Это последний город на пути из Финикии в Египет, в начале пустыни.

(2) Александр, подойдя к городу, прежде всего расположился лагерем в том месте, где стена казалась ему наиболее доступной, и велел собирать машины. Машиностроители высказали такую мысль, что взять стену приступом нельзя по причине высоты вала, (3) но Александр считал, что взять ее тем необходимее, чем это труднее: врагов такое предприятие поразит своей неожиданностью, а для них неудача будет позором на всю Элладу и перед Дарием. Он решил насыпать вокруг города свой вал, чтобы с этой насыпи, равной по высоте валу Газы, и подвести машины к стенам. Вал был насыпан с южной стороны города, где стена казалась наиболее доступной.

(4) Когда решили, что насыпь поднята на достаточную высоту, тогда македонцы установили машины и стали подводить их к стене Газы. В это время Александр в венке приступал к жертвоприношению; он собирался уже совершить положенный обряд над первым животным, как вдруг какая-то хищная птица, пролетая над алтарем, уронила ему наголову камень, который она несла в когтях. Александр спросил прорицателя Аристандра, что знаменует эта птица. Тот ответил ему: «Царь! ты возьмешь город, но бойся сегодняшнего дня».

 

27

Услышав это, Александр некоторое время держался возле машин, но вне досягаемости для стрел. Когда же из города сделана была большая вылазка, когда арабы стали поджигать машины и, находясь на высоте, поражать македонцев, которые отбивались, стоя внизу, когда их стали теснить с насыпанного вала, то Александр или сознательно пренебрег советом прорицателя, или же, не помня себя в схватке, забыл о его предсказании, но только во главе щитоносцев он кинулся на помощь туда, где македонцев особенно теснили. (2) Он удержал их от позорного бегства с вала, но сам был поражен в плечо из катапульты: стрела насквозь пробила и щит, и панцирь. Увидев, что слова Аристандра сбылись относительно раны, он обрадовался, так как из предсказания следовало, что он возьмет и город.

(3) Рана заживала с трудом. Прибыли по морю машины, с помощью которых он взял Тир. Александр велел опоясать город валом шириной в 2 стадии, а высотой футов в 250. (4) Когда машины были готовы и втащены на вал, они расшатали значительную часть стен; кроме того, во многих местах были прорыты подземные ходы, землю из которых незаметно выносили. Стена, оседая в провалы, рухнула во многих местах. Македонцы сбивали стрелами воинов в башнях; после трех схваток горожане все еще держались, хотя у них было много убитых и раненых. (5) В четвертый раз повел Александр македонские войска в общее нападение: в одном месте свалили подрытую стену, в другом еще больше разбили ее машинами, чтобы по лестницам легко было пробраться через пролом. (6) Лестницы приставили к стене; между македонцами началось великое соревнование в храбрости: кто первый взойдет на стену. Первым взошел Неоптолем, один из «друзей», Эакид родом; за ним один за другим шли отряды со своими предводителями. (7) Македонцы, оказавшиеся внутри стены, разбили все ворота, кто на какие наткнулся, и впустили в город все войско. Жители Газы, хотя город уже был взят, все равно продолжали сражаться и погибли все, сражаясь каждый па том месте, где он был поставлен. Детей и женщин Александр обратил в рабство. Город он заселил окрестными жителями; он стал для него на военное время крепостью.