Петя не заметил, как дверь класса открылась и вошел директор школы Аким Макарыч. Извинившись перед Варварой Петровной, он сказал:

— Мне бы Петю ненадолго.

— А, очень кстати, — ответила Варвара Петровна. — Он все равно ничего не слушает. Третью записку Леше Копейкину передает.

— Пожалуйте в кабинет! — поклонился Пете Аким Макарыч.

Петя встал под взглядами всего класса, стыдясь прежде всего за свою вину перед Варварой Петровной. Но потом, когда он шел по коридору рядом с Акимом Макарычем, им овладел еще больший страх. Зачем он понадобился в середине урока? Что случилось? В чем он еще виноват?

Аким Макарыч молчал вплоть до самого кабинета. Может быть, он даже умышленно молчал, чтобы дать Пете поразмышлять. Петя и размышлял, но ничего такого в голову ему не приходило.

И тогда он вспомнил, что бывали такие случаи, он даже где-то читал, что вызывать-то в кабинет вызывали, но вовсе не для того, чтобы ругать, вовсе и не для этого, а, наоборот, чтобы похвалить, поблагодарить, сказать: «Вот молодец, все бы так!»

Петя все в голове перебрал, но и хвалить-то его, вроде бы, было не за что. Ни хвалить, ни ругать. Ни ругать, ни хвалить. Но что-то все-таки было, иначе бы не вели.

— Давай-ка, — строго сказал Аким Макарыч, когда они уселись друг против друга, — рассказывай. — И снял очки.

Петя даже удивился.

— Про что рассказывать?…

— Ну, для начала расскажи про то, про что Варвара Петровна рассказывала.

— Сибирь — обширная часть территории нашей страны, — начал Петя. — Она занимает северную часть Азии. По своим природным особенностям она делится на две части: Западную от Урала до реки Енисей и Восточную…

— Хорошо, хорошо, — перебил его Аким Макарыч. — Ладно, допустим. Вот видишь, память у тебя не такая плохая. Ну, а как ты думаешь, Африка-то здесь при чем?

— Ни при чем здесь Африка. Не-ет, Аким Макарыч, Африка к Сибири не имеет никакого отношения…

— Думаешь, не имеет? А я вот полагаю, что Африка к твоему нахождению здесь имеет самое непосредственное отношение. Ну-ка, поразмышляй.

— Африка, Африка… — бормотал Петя. — Бананы и лимоны… Ах, Аким Макарыч, с какими неграми я на днях познакомился! Одного зовут Андерс, другого Мишель! Они на врачей учатся, один будет пятым врачом в своей республике, другой шестым!.. Я их в школу пригласил, они придут! Представляете, Аким Макарыч, ни одного врача в государстве! Это надо ж!..

Аким Макарыч барабанил пальцами по столу. И тут Петю будто током пронзило от жуткого воспоминания.

— Это надо ж!.. — повторил он. — Какой же сегодня день?…

— Вчера была среда, сегодня четверг.

— Вчера была среда, сегодня четверг, — бормотал Петя, — а до этого был вторник, среда, четверг, вторник, нет, вторник среда, четверг…

— Ну, хватит тебе бормотать, — сказал Аким Макарыч. — Назначал?

— Да! Назначал, назначал!.. — закивал Петя.

— На какой день?

— На среду, на шесть часов вечера…

Новое несчастье свалилось на Петю. Он сидел красный, взмокший, растерянный и ничего, ничего не говорил.

— Ну, и голова у тебя, — сказал Аким Макарыч. — Представляешь, вчера в полшестого приходят в школу два негра, один чуть не под потолок. Улыбаются, спрашивают: «Где Петя?» Я отвечаю: «Нет Пети!» А что я мог еще ответить? «Понимаете, нет! Пети нет и не будет». Они спрашивают: «Может быть, его ребята есть? Пионеры называются…» Я говорю: «Правильно, они называются пионеры, но их никого в школе нет». А их и правда нет! Один Аким Макарыч в школе. Ну, говорил я с неграми, кофейком угостил, но дело ж не в этом! Петя где? Пионеры где? А Петя, оказывается, все перепутал. Ай-яй-яй!..

«Неверный я, неверный, — думал Петя, уткнувшись взглядом в свои ботинки. — Как теперь жить?»

— Ведь вот как получается, — мягко говорил Аким Макарыч, явно сочувствуя Пете, один человек обманет другого, другой подведет третьего, третий — слегка одурачит четвертого, четвертый забудет про пятого, пятый не очень внимательно выслушает шестого, шестой…

— Шестой скажет седьмому «задрыга», а седьмой шестому — «головастик», — грустно добавил Петя.

— И ты думаешь, это все?… Не-ет, это не все. Самое зло только начинается. Если седьмой шестому сказал «головастика», то он и восьмому скажет что-нибудь, может, еще похлеще «головастика», а восьмой девятого еще и ударит, а девятый десятому, может, трах-тара-рах!: — не знаю что сделает!..

— А десятый одиннадцатого? — спросил Петя, уже не понимая, когда же это все кончится.

— А одиннадцатый — это будешь ты сам, вот, Петя! — воскликнул Аким Макарыч. — Потому что, если человек сделает недобро, то оно всегда к нему и возвращается, но в виде увеличенном, безобразном и ужасном!

Петя был совершенно убит и подавлен таким оборотом дела.

Аким Макарыч тоже сидел недовольный, с оттопыренной нижней губой, как будто только что видел пиявку.

Так они сидели довольно долго, размышляя каждый о своем. Наконец, Аким Макарыч встал и спросил:

— Петя, ты думаешь о жизни когда-нибудь? Что такое жизнь, какая она есть и что в ней самое главное?

Петя пожал плечами. Трудно сказать, думал он когда-нибудь о жизни или нет.

— А я вот думаю, — сказал Аким Макарыч. — Постоянно. И ты пойди подумай. Потому что тот, кто не думает о жизни, тот какой-то странный и подозрительный человек.