Заиграл дядя Лексей, мы и побежали.

Прибегаем на стоянку, а на кильковском берегу хозяйки с подойниками собрались. Сколько коров, столько и хозяек. Чего это они всем скопом, никогда прежде такого не бывало.

Шурки Шарова мать говорит:

— Еще и нынче допасет ли до холодов. Допасешь ли, Максим Данилыч?

— До холодов, може, и допасу, — отвечает кильковский пастух, — а на другой год, кхы-кхы, мене уже не хватит, у мене ведь, бабы, рвадикулит.

— Так, так! — говорит мать Шурки Шарова. — Кончается наш Максим Данилыч. Слышь, Лексей, к чему клоним, ты уж приходи на другой год наше стадо пасти.

Кильковские хозяйки зашумели.

— Приходи, Лексей, не обидим!..

— У нас стадо хорошее, большое, не то что равенское, столько да еще полстолько будешь получать!

Максим Данилыч, растерянный, стоит среди них, будто его заживо хоронят.

— А чего, — говорит, — Леха, и впрямь, иди…

— Подумать надо, — говорит дядя Леша.

— А уж как заиграешь ты на дуде, — сладким голосом говорит мать Шурки Шарова, — уж как заиграешь…

Хозяйки засмеялись:

— Приходи, Лексей Иваныч, будем тебя любить!

Тут я как закричу:

— Вы что же это, пастуха у нас переманивать, а? Не совестно вам? Дядя Леша наш, равенский! К вам он не переметнется! Ты, дядя Леша, их не слушай, у нас паси!

— Это кто же там такой бойкий? — засмеялись кильковские хозяйки.

— Антошка, Пелагеи внучок.

— Не видать вам нашего пастуха! — кричу. — Вот кликну сейчас мужиков, они вам покажут!..

— А у вас мужиков-то раз-два и обчелся! — это мать Шурки Шарова кричит. — А ты еще не дорос, чтобы нам указывать! Ишь он, худой элемент!

А тут и наши равенские хозяйки подоспели. Что тут у них началось!

Дядя Леша покачал головой, усмехнулся и пошел к деревне.

Любу сманивают, теперь дядю Лешу сманивают, куда ж это годится? Эдак всю деревню по перышку растаскают!

Мы и с Фомушкой в этот день не играли. Я все слепней ловил и от досады за реку, в Кильково их насылал.