Лес тут у них был сосновый, высокие стояли строевики. А под ногами шишки да дерюга всякая, все шуршит, трещит, крошится.

Я говорю:

— Лес-то у них похуже нашего будет, уж больно сух.

Прямо в лесу был длинный забор из досок. Мы вошли в калитку, а там тоже лес. Я говорю:

— Чего вы лес-то разгородили?

— А это, — говорят, — не лес, а лагерь, мы здесь живем.

Смотрим — и правда, меж сосен домики деревянные виднеются, а на большой поляне на шесте висит флаг.

По дорожке к нам заспешила женщина в белом халате, видно, местный фельдшер. Она и спрашивает у своих:

— Вы кого это привели?

— Да вот, Вера Сергеевна, какие-то посторонние.

Я говорю:

— Да нет, никто здесь не посторонние, это Куварин, это Коля Семихин, они тоже наши равенские, здрасьте!

— Вы к кому?

Я говорю:

— К вашим, вот, пионерам. Они звали, вы не думайте. Они к нам, а мы, стало быть, теперь к вам. Вы собирайте их, собирайте, вы только скажите, мол, равенские приехали, они знают, они сразу прибегут!

Коля шепчет:

— Антон, ты речь скажи…

Я говорю:

— Да речь что-то неохота, а сейчас чего-нибудь придумаем, да хоть в футбол можно сыграть, у нас вон только Санька хромает…

Тетка говорит:

— Мальчики, да нельзя к нам, нельзя!

Я говорю:

— Как нельзя! А ну позовите черненького пионера Сашку!.. Или Лену Скворцову. Или Куканова. Как так нельзя?

— А ты не кричи, — говорит тетка, — ты успокойся…

Я говорю:

— А я спокойный!

Она говорит:

— Ну, вот. Как я тебе их позову, если они в изоляторе. Заболели они, понимаешь ты такое дело? И у нас карантин.

Тут я, конечно, кричать перестал.

— Чего это, — спрашиваю, — они у вас заболели?

— Кто их знает. Объелись какой-то дряни в походе, теперь у них животы болят.

— Ничего, — говорю, — там не дрянь была, а морковка с бабушкиного огорода, а что они кильковский щавель ели, то я же говорил им: не ешьте щавель! А они ели!.. Да улыбались еще.

Тетка говорит:

— Ну, не обижайтесь. Я им привет ваш передам.

Я говорю:

— Приветом сыт не будешь. Каков привет, таков и ответ.

Вышла тетка с нами за калитку.

— Теперь-то вы куда?

Я говорю:

— Куда еще, в Равенку, конечно.

— А на чем?

Я говорю:

— На чем еще, уж не пешком, чай, на автобусе. Автобус-то до самой нашей Равенки ходит.

— Вот вы какие самостоятельные, — говорит тетка. — Не то что наши. И закалка, видно, у вас хорошая, болеете не так часто, как городские.

Я говорю:

— А заболеем, так нам горя мало, у нас амбулатория есть.

Пионеры говорят:

— Они в Чернушке купались, видите, волосы мокрые!

Я говорю:

— Не в Чернушке, а в ручье!

Тетка говорит:

— А ручей наш и есть Чернушка.

— Неправда, — говорю, — Чернушка это наша река. Она мимо Килькова и Равенки протекает, их берег левый, наш берег правый…

Тетка говорит:

— Это правильно, а начало-то она здесь берет!

Вышли мы из лагеря, а я смотрю на ручей и думаю: какое дело, значит, это наша Чернушка! Вот где повстречались с тобой, наша река.