Рождественские каникулы пролетели очень быстро – даже синяк под глазом у Магнуса и тот продержался дольше.
Первые три дня Магнус проспал, зарывшись под горой тёплых одеял и перин – такой огромной, что и мёртвый бы под ней задохнулся. Он так и не разобрал сумку, с которой приехал из лицея, и комната больше напоминала логово дикого вепря, чем человека разумного. Магнус выбирался из логова посреди ночи, с воющим от голода желудком, шёл на кухню и набивал живот разной едой, приготовленной госпожой Карлсен, а потом, пошатываясь, брёл обратно и валился в постель, где спал беспробудным сном до следующей ночи.
На четвёртый день ближе к вечеру бесстрашная госпожа Карлсен взяла дело в свои руки: Магнуса жестоко вырвали из спячки, отвели в ванную, швырнули в чан с водой и драили щёткой до тех пор, пока кожа его не приобрела цвет хорошей ветчины.
– Гос… по… жа Карл… сен! – задыхаясь под ледяной струёй, он пытался прикрыть свою наготу.
– Перестань! Будто я тебя не видела вот таким вот малышом! И к тому же будет тебе урок: это же надо так зарасти грязью!
Вырвавшись из рук госпожи Карлсен, Магнус едва узнал незнакомца, который с глупым видом таращился на него из зеркала в ванной комнате. Блестящий пробор разделял его гриву ровно посередине, одет он был в белую рубашку, пуловер с вырезом в форме буквы V, фланелевый блейзер с монограммой «ММ» на груди и галстук, завязанный так туго, что Магнус предпочёл головой пока не вертеть – не ровён час задушишь сам себя.
– Я в таком виде ни за что не выйду! – запротестовал он.
– Не говори ерунды! Ты наконец-то снова похож на мальчика из хорошей семьи, – заявила кухарка, выбегая за ним из ванной с флаконом туалетной воды в руках. – А могу ли я поинтересоваться, куда ты собрался?
– В город, – придумал Магнус, сбегая по лестнице, по которой за ним неотступно следовала госпожа Карлсен.
Весь дом был вверх дном. Горничные карабкались на табуреты и развешивали по стенам гирлянды из гофрированной бумаги, в кухне начищали фамильное серебро, во дворе выбивали половики и ковры. Магнус уже привык к этому: каждый раз, когда отец устраивал дома приём, за Магнусом из комнаты в комнату сновала целая армия горничных, которые без устали мели прямо у него под ногами или принимались немедленно поправлять подушки на диване, где он, как назло, решил поваляться.
– Надеюсь, на этот раз обойдётся без глупостей! – бросила госпожа Карлсен. – И будь добр, не опаздывай к началу праздника.
– Праздника?
– Ты что, забыл?
Госпожа Карлсен не успела договорить. Бабах! – захлопнулась входная дверь, и люстры, плафоны, хрустальные бокалы и фарфоровые тарелки задребезжали так, будто над ними пронёсся ураган.
Да, похоже, интернат ничуть его не изменил, со вздохом подумала добрая госпожа Карлсен, переводя дух. Магнус навсегда останется достойным сыном своего отца: в их семье мужчины перемещаются в пространстве с изяществом артиллерийских снарядов.
По правде говоря, Магнус понятия не имел, зачем идёт в город. Ну, по крайней мере, там он сможет укрыться от беспощадной заботы госпожи Карлсен и предпраздничной суеты, которая поднялась в доме.
На улице смеркалось и стоял мороз. Над аллеями сверкали арки из огоньков. Муниципалитет не поскупился на рождественские украшения: на главной площади установили ёлку – такую высокую, что она могла тягаться со шпилями собора. Коляски, запряжённые лошадьми, катили семьи, обвешанные свёртками, мимо витрин шоколадных лавок; одетые в форму лакеи старательно расчищали снег, чтобы никто не поскользнулся и не упал.
Да ведь сегодня ночью Рождество! – вдруг с ужасом осознал Магнус. Он проспал ровно половину каникул!
После месяца, проведённого в кошмарной Спальне наказаний, было так странно окунуться в предпраздничную суету. Оказывается, жизнь шла своим чередом и ей было плевать на его судьбу – как и на судьбу всех остальных обитателей интерната.
Всё вокруг казалось игрушечным. Возможно, виной тому был снег: ты будто очутился в шкатулке, обитой внутри белым шёлком, и на этой блестящей подкладке кто-то расставил колокольни, магазины, прохожих и даже маленьких человечков, катающихся на коньках на площади Станисласа. Всё виделось Магнусу слишком чистым, слишком тщательно продуманным, оптической иллюзией, в центре которой он и сам чувствовал себя притворщиком, нарядившимся во все эти шикарные вещи, чересчур старательно отутюженные госпожой Карлсен.
Ведь это его родной город – где он всегда жил, где рос и гулял под Рождество – вот так же, как сейчас, только с мамой. Почему же он вдруг чувствует себя здесь чужим?
Настало время сказать несколько слов о Гульденбурге.
У столицы Сильвании два лица – в зависимости от того, откуда посмотреть, – Верхний город и Нижний.
На холме, в окружении толстой крепостной стены, стоит Верхний город – место, где живёт великий герцог, расположены правительственные здания и дома жёлтого камня, принадлежащие влиятельным семьям, которые, как и семья Магнуса Миллиона, делят между собой экономику и власть. Высокое положение на холме делает Верхний город похожим на небесный остров, забравшийся подальше от течения времени и от недовольства черни. Время и в самом деле здесь будто остановилось: с шикарными лимузинами соседствуют старинные пролётки, мужчины носят цилиндры, а для телефонных звонков продолжают пользоваться антикварными аппаратами со специальной ручкой, которую нужно крутить, чтобы куда-нибудь дозвониться.
Река, которая семь раз огибает столицу, тоже отделяет Верхний город от Нижнего. Когда-то она служила естественной преградой на пути захватчиков, и из века в век город привык жить уединённо, отрезанным от мира, вдали от нужды, прогресса и чужаков.
Но Гульденбург – это ещё и Нижний город, обширная заболоченная местность, где ютятся рабочие. Как говорит Рикард Миллион, беда богачей в том, что им приходится поддерживать бедняков, которые трудятся для их обогащения. К счастью, марево, поднимающееся от реки, и чёрный дым заводских труб накрывают Нижний город чем-то вроде постоянного навеса и прячут от живущих наверху несчастье и нищету, которая кишит у их ног подобно проказе.
Как выглядит Нижний город, Магнус понятия не имел. Знал только, что каждый день туда стекаются нищие и голодные со всех концов страны (а то и из соседних государств) в призрачной надежде разбогатеть. Большинство домов здесь пришли в негодность и разрушены, а те, которые ещё уцелели, заняты семействами беженцев и бедноты. Остальные жители строят себе жалкие лачуги из обломков металла и шалаши из веток. Говорят в этом неблагополучном районе на всех языках, а ещё здесь процветает малярия и чёрный рынок.
Разумеется, на «Драконе», которым Магнус воспользовался в то злополучное утро, катаются только жители Верхнего города: аттракциону придаёт особую пикантность зрелище, открывающееся внизу, когда пролетаешь над этой сточной канавой, зажав в зубах дорогую сигару. Когда наступает ночь, улицы Верхнего города очищаются от черни, неизбежно просачивающейся сюда в течение дня (попрошаек, карманников, торговцев каштанами), и городские ворота до самого утра запираются на двойной оборот ключа. Горе опоздавшему, который не сможет предъявить удостоверение личности!
Магнус шёл куда глаза глядят по площади рядом с «Драконом», и его внимание привлекла толпа людей, собравшаяся явно не для того, чтобы послушать хор или посмотреть одно из многочисленных представлений, которые показывали в Верхнем городе в преддверии Рождества.
Отряд жандармов в треуголках и расшитых шнурами мундирах пытался разогнать шумное сборище людей, которые выкрикивали какие-то лозунги и размахивали плакатами.
Плакатами? Демонстрации в Гульденбурге запрещены, так же как и забастовки. Да и против чего протестовать, когда великий герцог с его безграничной мудростью каждому – богатому или бедному – даёт то место, которое человек заслуживает?
Происходящее на площади привлекло внимание любопытных, и вокруг собралась толпа зевак. «МИР СЕЙЧАС!» – удалось прочитать Магнусу, когда он подошёл поближе. «НЕТ ВОЙНЕ!» У возмутителей спокойствия лица были черны от сажи, глаза – свирепы, а одеты они были в суконные рубахи или залатанные куртки.
– Опять эти треклятые пацифисты из Нижнего, – проворчал прохожий.
– Сидели бы в своей дыре и не высовывались, – поддержал другой.
В центре демонстрантов стоял, забравшись на скамейку, какой-то человек, наверняка их лидер. Одет он был лучше остальных, а в руках держал рупор, при помощи которого пытался обратиться к толпе.
– Не позволим втянуть нас в несправедливую войну! – квакал медный рожок. – Дипломатия должна победить насилие! Не позволим торговцам оружием наживаться на чужой беде!
Подоспевшие жандармы пытались остановить оратора, но соратники заслонили его. По мере того как он продолжал, толпа вокруг вела себя всё более и более враждебно.
– Мир? Это значит распахнуть двери перед чужаками и сказать: «Берите что хотите!»
– Вас обманывают! – трубил в свой рожок оратор. – Западная Сильвания нам не враг! Это наши древнейшие и вернейшие союзники! Война на руку только самым богатым…
Но голос его немедленно потонул в шквале оскорблений:
– Изменники!
– Продажные твари!
– Убирайтесь к себе, нищий сброд!
В дело пошли дубинки. Правда, обрушивались они не только на манифестантов… Никто не заметил, кто начал драку, но за несколько секунд схватка стала всеобщей. С одной стороны – толпа, с другой – жандармы, а в середине – демонстранты и – угадайте, кто ещё? – конечно же Магнус, которого каким-то непостижимым образом занесло в самую гущу сражения.
Он инстинктивно отбивался и от тех, и от других, без разбору размахивая кулаками, но выбраться из водоворота драки не мог.
– Господа, прошу вас! – надрывался оратор. – Это мирная манифестация!
Но его уже никто не слышал, тем более он давным-давно потерял свой рупор и теперь тоже энергично размахивал кулаками. Зажатые со всех сторон, манифестанты, похоже, были полны решимости держаться до последнего.
Магнус, оказавшийся в самом центре этой мясорубки, продолжал отбиваться. Нет, ну надо же было так вляпаться! Только вырвался из Спальни наказаний – и тут же ввязался в драку, вроде той, у медпункта, только в исполнении взрослых: с полицейскими дубинками, плакатами и тяжёлыми палками с металлическими набалдашниками.
Напряжение достигло апогея. Конный отряд жандармерии, вызванный в качестве подкрепления, пробил брешь в толпе дерущихся. Народ стал расступаться, только самые азартные продолжали теснить демонстрантов к крепостной стене. В довершение всего повалил густой снег, и теперь вообще ничего нельзя было разобрать. Кто рядом? Свой? Чужой? Никто уже не понимал, кого и за что бьёт. Конная полиция с самого начала не задавала никаких вопросов: всадники ворвались в гущу побоища и шашками принялись разгонять тех, кто ещё держался на ногах и продолжал драться.
Демонстранты оказались в ловушке, и Магнус, стоя в переднем ряду, уже чувствовал на щеках горячее дыхание лошадей.
«Я не имею к ним никакого отношения! – хотелось ему закричать. – Я – сын Рикарда Миллиона, знаменитого производителя пушек!»
Тех, кто пытался сбежать, непременно ловили, оглушали шашкой и забрасывали в тюремный фургон. Одни пытались забраться на решётку ворот, другие карабкались на крепостной вал, но в последний момент поворачивали обратно, обнаружив, с какой высоты придётся прыгать на той стороне.
Пути к отступлению были отрезаны. Но в последнюю секунду, когда Магнуса уже вот-вот должны были схватить, чья-то рука вдруг опустилась ему на плечо.
– Сюда! За мной, живо! – крикнули ему в самое ухо.
И могучая рука потащила его за собой. Снег повалил с удвоенной силой, надёжно укрывая их от преследователей. В суматохе никто не заметил, как они проскользнули между ног у лошадей и нырнули за угол в узкую улочку.
Спасены? Нет. За спиной раздался пронзительный свисток жандарма.
– Быстро, сюда!
Но куда же, куда? Улочка оказалась ловушкой: узкий коридор тянулся вдоль крепостной стены и упирался в слепые фасады домов. Магнус и его спаситель неслись со всех ног, но всадник уже настигал, он пришпоривал лошадь, и стук её копыт по заснеженной мостовой слышался всё отчётливее.
И в то мгновение, когда он уже почти их догнал – о чудо! – улочка вдруг резко свернула в бок. Лошадь на всём скаку занесло на повороте, она встала на дыбы и закружилась на месте. Пока всадник усмирял лошадь, незнакомец выдернул из земли у подножия стены решётку вроде водосточной, которую Магнус бы и не заметил. Он втолкнул мальчика в открывшееся отверстие и сам нырнул следом, тут же приладив решётку на место – так ловко, будто проделывал это всю жизнь.
Как раз вовремя. Тесно прижавшись друг к другу в узком проходе и стараясь не дышать, через щели в решётке они видели, как мечется туда-сюда лошадь. Видимо, всадник был поставлен в тупик их внезапным исчезновением. Топот копыт какое-то время ещё раздавался на узкой улочке, потом всё стихло.
– Ну, кажется, на этот раз спаслись, – пробормотал незнакомец и зажёг спичку, чиркнув ею о ноготь.
Это оказался человек с рупором.
Он был одного роста с Магнусом. Конечно, не такой крупный, но широкий в плечах и, судя по тому, как он схватил Магнуса за плечо, довольно сильный. Лет сорока, с решительным взглядом карих глаз, в которых золотыми точками отражалось пляшущее пламя.
– Подождите! – запротестовал Магнус, стараясь унять бешеный стук сердца. – Это ВЫ спаслись! Я-то никакой не революционер!
– Я прекрасно знаю, кто ты. Если тебе хочется объяснить это господам жандармам, пожалуйста! Квартал оцеплен надолго.
– Да ничего вы не знаете! Я совершенно случайно…
Но какой смысл спорить? Магнус потерял рукав пальто, карманы пиджака болтались с самым жалким видом. А если прибавить к этому подбитый глаз, то у него были все шансы праздновать Рождество за решёткой вместе с другими жертвами облавы.
– Они наблюдают за улицей. Как вы планируете выбираться отсюда?
Проход, в котором они оказались, был бы тесен даже для двух более изящных людей. Крайне неудобно оказаться в буквальном смысле нос к носу с человеком, который тебе совершенно незнаком. Особенно если вы – здоровяк вроде Магнуса, а ваш сосед норовит подпалить вам брови спичкой.
– У меня за спиной – дверь, – ответил человек, не обижаясь на резкий тон. – Задвижка. Мне за неё не ухватиться, но у тебя должно получиться.
– Дверь?
– Надо спешить, – сказал человек, когда спичка у него в руке погасла.
Его слова прозвучали так властно, что Магнус подчинился. Свободной рукой он стал шарить за спиной у своего спутника, пока не оцарапал пальцы обо что-то шероховатое и влажное. Наконец задвижка нашлась. Старинная вещь, догадался Магнус, и подёргал щеколду, но она не двигалась.
– Заклинило.
– Ты хочешь, чтобы мы застряли в этой крысиной дыре?
– Думаете, это легко? – возмутился Магнус. – Попробуйте сами, раз вы такой ловкий.
Чтобы ухватиться за щеколду, ему пришлось упереться щекой в грудь нового знакомого и слушать сквозь твидовую ткань куртки, как стучит его сердце. Какое счастье, что отец не видит этого – отец, который до смерти боится бунтовщиков и пацифистов всех сортов.
– Получилось?
– Почти.
Ещё один рывок, и ржавая щеколда со скрежетом отодвинулась.
– Отлично! А теперь держись…
И человек мощным ударом ноги толкнул дверь. Снежный вихрь тут же устремился в отверстие, и Магнус вынужден был снова покрепче прижаться к спутнику.
– Готов к спуску, мой мальчик? – проорал тот.
Магнус осторожно высунул голову из-за плеча соседа, но поначалу ничего не увидел из-за кружащих снежинок. Когда же, вглядевшись повнимательнее, он наконец смог что-то разобрать, его прошиб холодный пот.
Маленькая дверь, которую он отпер, вела в пустоту.