Сильвания не могла похвастать большим количеством учёных. В этом маленьком процветающем государстве всегда превозносили науку и технику, но бескорыстных исследователей, которые посвящали жизнь поискам истины, здесь считали людьми нелепыми и подозрительными. Чему ещё может служить наука, рассуждали жители Сильвании, если не обогащению?

В зале величественного Гульденбургского театра преподавателям лицея отвели первые ряды. Они сидели в церемониальных мантиях и квадратных шапочках с кисточками, обменивались поздравлениями и раздували щёки от важности, будто тот, ради кого они здесь собрались, был обязан каждому из них лично своей медалью, которую сегодня ему вручит сам великий герцог.

Позади них сидели лучшие ученики: справа – мальчики из Гульденбургского лицея, слева – девочки из школы домоводства. Все они были торжественно одеты (одни – в пиджаки и галстуки, другие – в плащи и воротнички, похожие на лопатки для торта), все хихикали и выкручивали шеи, чтобы получше разглядеть друг друга, не обращая внимания на бдительность надзирателей и торжественность момента.

Магнус тоже попал в число этих счастливчиков – наверняка исключительно благодаря имени отца. А вот как проник в толпу почётных гостей Свен Мартенсон, было полнейшей загадкой. Магнус быстро заметил его на первом балконе. Смокинг сидел на нём как влитой, волосы сверкали брильянтином, Свен разглядывал публику в маленький театральный бинокль, инкрустированный перламутром.

Интересно, заметил ли он, что Магнус ему потихоньку помахал? Во всяком случае, он не ответил и, казалось, высматривал среди зрителей кого-то другого. Мальчик почувствовал лёгкий укол досады, обнаружив, что Мимси Покет рядом со Свеном нет.

Но вот настала торжественная минута, и по залу прокатился нетерпеливый гул. Загремели первые такты военного марша, выдуваемые из оркестровой ямы ансамблем из медных духовых инструментов и гобоев. Зрители в едином порыве поднялись, приветствуя человека, который появился в герцогской ложе.

Магнус впервые в жизни видел своими глазами великого герцога, и дрожь любопытства пробежала у него по спине.

Самый могущественный человек в государстве, потомок правящей династии Сильвании, оказался мальчиком лет двенадцати, не больше. Среднего роста, щуплый, с бледным, будто фарфоровым лицом, чёрными волосами, разделёнными посередине безупречным пробором. Одет он был в парадную военную форму, сбоку висела шпага, а рукой он прижимал к себе громоздкий шлем с перьями казуара, который надевают только в самых торжественных случаях.

Рядом стоял Гаральд Краганмор, внушающий страх канцлер и личный советник великого герцога. Краганмор был так высок, что в ложе с низким потолком ему приходилось стоять согнувшись чуть не пополам. Рот его был искривлён в гримасе, напоминающей улыбку, но во взгляде, которым он окидывал публику в партере, не было ни намёка на дружелюбие. Не дай бог испытать когда-нибудь на себе гнев этого человека! – будто бы говорила притихшая толпа, дожидаясь, пока великий герцог усядется в своё кресло в ложе, после чего смогут сесть и все остальные зрители.

Возможно, он ошибся, но Магнусу показалось, будто на лице великого герцога мелькнула улыбка, когда он увидел в партере под собой лицеистов. Улыбка появилась и тут же исчезла… Что это было? То ли он просто был рад их видеть, то ли испытал разочарование из-за того, что не может к ним присоединиться, то ли почувствовал зависть… Он будто бы на секунду стал самым обычным мальчишкой, но тут же поспешил снова вернуть на лицо бесстрастную маску, полагавшуюся ему по статусу.

Чувство одиночества было прекрасно знакомо Магнусу, он хорошо понимал герцога. Должно быть, непросто управлять страной вроде Сильвании, когда тебе так мало лет – как бы ни старались опекуны придать тебе солидности с помощью эполет с золотой бахромой и шлема с перьями.

Не может быть, чтобы великий герцог был замешан в исчезновении Антона Спитла и его товарищей, даже несмотря на то что их увезли из лицея солдаты, убеждал себя Магнус. Юный правитель никогда не одобрил бы подобной низости. Может, он даже выслушал бы Магнуса и помог отыскать ребят?

Но для этого, конечно, понадобилось бы прорваться через глухую стену телохранителей. И миновать Гаральда Краганмора, от одного присутствия которого подкашивались ноги.

– Ваше величество, господин канцлер, уважаемые собратья, дамы и господа…

Из длинной речи Филиппа Оппенгейма, произнесённой монотонным голосом, Магнус не запомнил ни слова.

Известный химик прославился уж точно не благодаря своим ораторским талантам и не благодаря лаконичности. Его выступление длилось два часа, минута в минуту: он что-то говорил про войну и мир, про роль науки в деле объединения народов (родился учёный в Гульденбурге, но всю свою научную деятельность вёл в соседнем государстве, Западной Сильвании). С первых же минут его речи Магнус вынужден был бороться с сильнейшими приступами летаргии. Справедливости ради надо сказать, что этой ночью он почти не спал. И теперь клевал носом и, если бы не сочувственные толчки соседа в бок, уснул бы безмятежным сном и оглушил своим храпом весь зал.

Впрочем, и остальные зрители тоже впали в оцепенение. Профессор Оппенгейм оказался исключительным занудой, и противостоять сну удавалось, похоже, только двоим: великому герцогу и Свену Мартенсону.

Первый с достоинством и бесстрастием блистательно играл свою роль правителя государства. Что же до второго, то он прилип к перламутровому биноклю и, как загипнотизированный, не отрывал глаз от очаровательного создания, которое появилось на сцене рядом с оратором.

Она была одета в шёлковое платье, будто бы сшитое прямо на ней. Скрестив руки на груди и обратив прекрасное лицо профилем к зрительному залу, она полуприкрыла веки и устремила взгляд на носы своих туфель-лодочек: образец внимания и самообладания.

Осознавала ли она, что весь зал смотрит сейчас на неё одну? Так или иначе, её это нисколько не смущало. Должно быть, когда всю жизнь носишь на плечах груз такой неземной красоты, привыкаешь к тому, что все без исключения обращают на тебя внимание. И всё-таки, по мнению Магнуса, Свен Мартенсон разглядывал её уж слишком пристально, и Магнусу было от этого немного не по себе.

Когда конференция наконец-то завершилась, все были так рады вздохнуть свободно и размять затёкшие ноги, что оратору достался настоящий шквал аплодисментов.

– Это ещё хуже, чем старик Рагнард! – прошептал сосед Магнуса.

– Хватит хлопать, а то сейчас по новой начнёт! – предупредил другой.

Оркестр определённо разделял эту точку зрения: словно для того, чтобы не допустить нового всплеска вдохновения оратора, трубачи заиграли весёлую мелодию, оповещающую начало церемонии вручения награды.

Опираясь на руку своей прекрасной спутницы, Филипп Оппенгейм торжественным шагом направился к штуковине, похожей на скамейку для молитв и с такой же обивкой из бордового бархата, и с видимым усилием преклонил на неё колени.

Но даже и так, стоя на коленях, он всё равно был слишком высок для его высочества. Великий герцог вышел на сцену под бой барабанов и был вынужден подняться на цыпочки, чтобы надеть на шею учёному награду: светло-зелёную ленту, на которой висела тяжёлая медаль с гербом Сильвании.

Великий герцог вынул из ножен саблю и трижды коснулся клинком плеча учёного, прежде чем провозгласить своим по-мальчишечьи звонким, но сильным голосом:

– Профессор Филипп Оппенгейм, за заслуги, оказанные нашему отечеству, я посвящаю вас в великие магистры ордена рыцарей Сильвании.

Казалось бы, смех, да и только: почтенный учёный стоит на коленях перед мальчишкой. Однако ни у Магнуса, ни у его товарищей не возникло желания усмехнуться. Несмотря на невысокий рост и хрупкое телосложение, великий герцог внушал уважение, трудно было даже объяснить почему. А ещё он вызывал непонятную грусть – такая, бывает, находит, когда видишь человека, которому повезло меньше, чем тебе, и он вынужден играть навязанную роль, но несёт свою ношу с изяществом и достоинством.

Конечно, учащихся не пригласили на официальный приём, который последовал за церемонией. Но попробуй-ка удержи отряд оголодавших лицеистов от посещения театрального буфета, тем более что девочки из школы домоводства были уже там и, вырвавшись из-под контроля надзирательниц, хлопали ресницами и за обе щёки уплетали пирожные…

Магнус воспользовался общей суматохой и не побежал вместе со всеми в буфет. Он хотел найти Свена Мартенсона, но как это сделать в такой толчее?

Оказалось проще простого: надо было лишь присоединиться к толпе поклонников и журналистов, которая тянулась за прекрасной женщиной в шёлковом платье. Все хотели взять интервью у профессора, и неизвестно, как бы он смог добраться целым и невредимым до зала приёмов, если бы не двое надзирателей, старательно ограждавших профессора от толпы.

– Магнус? Вот уж кого не ожидал увидеть…

Вот он и нашёлся – стоял укрывшись за колонной, с глазами красными от чрезмерного всматривания в бинокль. Он хлопнул мальчика по плечу и воскликнул с преувеличенной радостью:

– Я-то думал, тебя держат взаперти в интернате!

– Мне тоже интересно, как вам удалось заполучить приглашение сюда, – парировал Магнус. – Все ваши враги – ну, или почти все – сегодня здесь.

– Тоже мне проблема! Мимси отменно подделывает любые бумаги.

– То есть она специалист не только по кражам, но ещё и по фальшивым документам? Класс! – Свен Мартенсон изобразил, будто снимает воображаемую шляпу. – Ты имеешь честь беседовать с его превосходительством Малроем Макколли, полномочным послом Нового Уэльса. Звучит шикарно, правда? Самое сложное было достать смокинг. Но скажи мне: тебя-то что сюда привело?

Разговаривая, он не упускал из виду прекрасную даму. Когда она удалялась, он тоже продвигался по залу и тащил за собой Магнуса. Его игривость, напускная или искренняя, начинала раздражать мальчика.

– Похоже, вас куда больше интересуют сейчас другие вещи, – насмешливо сказал он.

– А! Ты о ней? – спросил Мартенсон, и лицо его расплылось в мечтательной улыбке. – Красавица, правда?

– Нет. Ну, то есть да… Но какое это имеет значение! – вскипел Магнус. – Я пришёл просить вас о помощи, а вы, вы… Ну и ладно. Сам справлюсь.

Он развернулся и хотел было уйти, но Свен Мартенсон его остановил:

– Подожди.

– Не буду вам мешать.

– Это не то, что ты думаешь! Я знаю Алисию уже десять лет.

– Алисию?

– Алисию Оппенгейм. Дочку профессора. Я так давно её не видел, что совершенно потрясён этой встречей.

– Тогда почему бы вам не пойти и не поздороваться с ней, если вы так хорошо знакомы?

– Это очень долгая история, Магнус. Слишком долгая для того, чтобы рассказывать её здесь. Пойдём, я знаю место, где можно спокойно поговорить.

Свен Мартенсон повёл Магнуса по торжественной лестнице, не преминув бросить ещё один взгляд на Алисию Оппенгейм и её свиту, после чего тех снова загородила толпа. Просторные фойе театра были пусты, вся охрана была выставлена у входа для проверки пригласительных билетов. Приоткрыв дверь одной из лож, Мартенсон втолкнул Магнуса внутрь.

– Ну как, ты согласен? – сразу накинулся он на мальчика с вопросом.

– Вы о чём?

– О задании, которое я тебе поручил. Ты ведь поэтому здесь?

– У меня есть заботы посерьёзнее, чем следить за профессором Оппенгеймом! – воскликнул Магнус. – В лицее творится что-то ужасное, и…

– И?.. – поторопил его Свен Мартенсон.

– И я ещё не понял, можно ли вам доверять.

– Ты прав, – ответил Свен. – Мне бы следовало начать с самого начала. Ну что ж, смотри. – Он залез во внутренний карман смокинга, вынул оттуда тоненький блокнот и протянул его Магнусу. – Аккуратнее с ним. Он мне очень дорог.

Наверное, когда-то этот блокнот был очень изящным. Размером он был не больше игральной карты – такой легко можно спрятать в карман женской одежды и не измять. Розовая обложка поблёкла, чернила тоже. На каждой странице стояла дата, а затем – нечто вроде списка разнообразных загадочных названий: «Мазурка… Шотландский… Фокстрот…»

– Узнаёшь почерк?

– Откуда у вас это? – спросил Магнус, чувствуя, что бледнеет.

Хотя в ложе царил полумрак, сомнений быть не могло: в блокноте писали тем же быстрым и элегантным почерком, которым была подписана на форзаце книга «Три мушкетёра».

– Это её бальная книжка, – объяснил Свен Мартенсон.

– Каким образом в ваши руки попала бальная книжка моей матери? – повторил свой вопрос Магнус неожиданно резким голосом.

– Я её не украл, уверяю тебя. Посмотри.

Он раскрыл книжку на первой странице, где было всего несколько слов, но они произвели в душе Магнуса эффект, сравнимый со взрывом мощнейшей бомбы.

Эта книжка принадлежит Элизе Мартенсон.

– Мартенсон? – повторил Магнус. – Элизе Мартенсон?

Свен аккуратно закрыл блокнот и погладил его выцветшую обложку.

– Мартенсон – это девичья фамилия твоей матери, Магнус. Так её звали до того, как она вышла замуж за твоего отца.

Магнус не сразу отреагировал на эту фразу.

– То есть вы…

– Её брат.

Порой интуиция подбрасывает подсказки, но нам недостаёт времени, упорства или ума задуматься над ними, и истина так и не открывается… Накануне, начав листать «Трёх мушкетёров» и обнаружив там инициалы «Э. М.», Магнус немного удивился, ведь книга принадлежала матери в детстве, когда она ещё не звалась Элизой Миллион. Но он лениво отмахнулся от этой несостыковки.

За буквами «Э. М.» скрывалось имя Элизы Мартенсон, а не Элизы Миллион. Но, может, он предчувствовал нечто подобное, не признаваясь самому себе? Особенно с тех пор, как госпожа Карлсен проболталась о каком-то дяде, которого он не знал.

В любом случае переварить подобную новость было непросто, и Магнус некоторое время не мог вымолвить ни слова и только яростно чесал затылок.

– Теперь ты понимаешь, почему я выбрал именно тебя – тебя, и никого больше – в тот день, когда ты явился к нам на манифестацию?

– Почему же… – смог наконец выдавить Магнус. – Почему вы сразу не рассказали?

– Да, ты прав, так было бы честнее. Но я не знал, что тебе рассказывали обо мне и как ты отнесёшься, если узнаешь, кто я.

– Не хочу вас огорчать, но я вообще не знал, что у меня есть дядя.

Свен горько усмехнулся:

– Я не удивлён. С тех пор как умерла Элиза, ну, то есть, я хотел сказать, с тех пор как умерла твоя мать, меня объявили персоной нон грата не только в вашем доме, но и во всей Сильвании. Мне пришлось уехать из страны, и на бумагах меня и по сей день здесь как бы не существует. Я – иностранец в своей отчизне, Магнус.

– Но почему? Что произошло?

– Это тоже долгая история. Ты уверен, что хочешь её выслушать?

– Да я скоро лопну от загадок и вопросов. Объясните мне, пожалуйста, всё раз и навсегда.

– Хорошо понимаю твоё раздражение, – сказал Свен, усаживаясь в кресло. – Но когда ты всё узнаешь, ты согласишься, что мне необходимо соблюдать осторожность. – Он достал портсигар, повертел в руках и снова убрал в карман. – Ну что ж, слушай.