– Для начала прими к сведению, что наш род – один из старейших в Сильвании. Среди множества напастей, которые выпали на долю Мартенсонов, последней стал мой отец: жестокий человек, азартный игрок, сделавший несчастной мою мать и растративший за несколько лет всё, что осталось от семейного состояния… С юных лет нас с Элизой отсылали в ужасные заграничные интернаты. В конечном итоге так было даже лучше: чем дальше мы находились от отца, тем лучше себя чувствовали. Если коротко, мать умерла от горя – и я виню отца в её смерти. Сам он вскоре после этого покончил с собой. Нет-нет, не из-за раскаяния, а то ли из-за карточного долга, то ли из-за любовницы, никто толком не знал. Нам с сестрой не было ещё и двадцати лет, когда мы узнали, что такое разорение и кто такие кредиторы. Вот тут-то Элиза и познакомилась с Рикардом Миллионом, самым богатым холостяком страны.

От последней фразы Магнуса передёрнуло.

– Вы же не хотите сказать, что…

– Что она вышла за него ради денег? Нет, мой мальчик: Элиза была слишком цельной натурой, чтобы опуститься до такой сделки с совестью. Она искренне, всей душой полюбила твоего отца. Но она была слишком молода и бедна. Богатства Миллионов пришлись как нельзя более кстати. В начале замужества она наслаждалась вдруг обрушившейся на неё роскошью и ни в чём себе не отказывала, как будто желала наверстать упущенное за ужасные годы, проведённые в пансионе. Можешь мне поверить, в высшем свете Гульденбурга никто ей в подмётки не годился: у неё были самые элегантные туалеты, самые изысканные духи, самые дорогие украшения…

Он поморщился при этом воспоминании, как будто не знал, как совместить в себе восхищение красивой и умной сестрой и осуждение легкомысленного стиля жизни, который она вела.

– Она могла бы продолжать в том же духе: быть богатой и расточительной женой. Но в один прекрасный день всё разом изменилось, после того как она побывала в Нижнем городе. Я изучал тогда медицину, и вместе с товарищами по учёбе мы открыли в Нижнем что-то вроде диспансера, где бесплатно консультировали больных. Для неё этот визит стал настоящим потрясением: она обнаружила, что всё это время совсем рядом с ней существовали нищета, грязь и разруха… Это открытие ранило её до глубины души. Она тщетно силилась понять, как могут две трети населения жить в такой бедности, когда мы – такая богатая, прямо-таки чудовищно богатая страна?

Сомнений не оставалось: сейчас, когда Свен Мартенсон был взволнован своим рассказом, стало видно, что взгляд у него такой же печальный и напряжённый, как и у матери Магнуса на фотографиях в альбоме, который он получил на Рождество.

Свен тем временем продолжал:

– Её образ жизни полностью переменился. Она стала финансировать диспансер, занялась строительством приютов для бездомных и стала пользоваться своим влиянием и влиянием твоего отца, чтобы улучшить условия жизни в Нижнем городе. Именно для этого она и выучилась водить машину и самолёт: чтобы ни от кого не зависеть. Она была женой богатого человека и считала, что её долг – сделать так, чтобы от этого выиграло как можно больше людей, нуждающихся в помощи.

– А он? – спросил Магнус, потрясённый услышанным. – Мой отец?

– Он обожал её. Не всегда понимал, конечно, но защищал и поддерживал. Она нажила множество врагов… Сильные мира сего не любят, когда их заставляют испытывать угрызения совести. Она была так настойчива, что обратила на свою сторону даже великого герцога. Не теперешнего, а его отца, принца Атаназа. Он был тогда уже старик и позволял твоей матери всё, несмотря на жестокое сопротивление советников. С его смертью советники взяли власть в свои руки, но дать задний ход было уже поздно: диспансер пришлось закрыть из-за нехватки субсидий, однако остальные благие начинания сохранились. Например, в учебные заведения Верхнего города и по сей день продолжают принимать сирот из Нижнего. Этим они обязаны твоей матери, Магнус. И если бы не авария, в которую попал её самолёт, одному Богу известно, сколько ещё добрых дел могла бы она совершить. – Свен наклонился поближе к Магнусу. – Я предупреждал, что это длинная история, – проговорил он с напускной весёлостью, будто хотел скрыть чувства, которые всколыхнули в нём воспоминания. – Красивая история с грустным концом.

– А вы? – протянул Магнус. – Почему вы…

– Почему я исчез? – спросил Мартенсон, снова горько усмехнувшись. – Деньги обладают безграничными возможностями, Магнус. Они защищали твою мать, а заодно и меня… Её исчезновение было на руку тем, кому выгодно оставить всё как есть. В один прекрасный день меня вдруг объявили опасным революционером. Диспансер рухнул под грузом долгов; на всё имущество, включая личные вещи, наложили арест… Вот этот смокинг, к примеру, Мимси пришлось «одолжить» у одного прославленного кутюрье из Верхнего города. Не волнуйся, завтра верну.

Притворная весёлость Свена ничуть не развеселила Магнуса.

– Не понимаю, – упорствовал он. – Почему мой отец перестал вам помогать?

– Когда умерла твоя мать, он чуть с ума не сошёл от горя. В один прекрасный день он просто не позволил мне войти к вам в дом, будто я был виноват во всём, что случилось. Я не держу на него зла, Магнус: никогда не знаешь, как отреагирует человек на трагедию. Он был без ума от твоей матери, и эта потеря его совершенно сломала. Видимо, работа, в которую он ушёл с головой, помогала спасаться от тяжёлых мыслей… Я устроился на службу в Западной Сильвании, и тут про меня сразу забыли.

– На службу к профессору Оппенгейму?

– Да. В лаборатории я и познакомился с его дочерью Алисией. А когда спустя два года захотел вернуться в Гульденбург, пограничные службы не пропустили: за время отсутствия меня лишили гражданства.

– Какие гады! – возмутился Магнус. – Вы же не сделали ничего плохого, наоборот!

– Мне очень приятно слышать это от тебя. Но я не из тех, кого легко остановить. К тому же в Нижнем городе живёт под вымышленным именем не один только Малрой Макколли.

– Мимси – тоже?

Свен кивнул:

– И многие другие.

– А с ней вы как познакомились?

– Как-то раз она пыталась обчистить мне карманы. С тех пор мы не расстаёмся.

– Ведь это не настоящее её имя, да?

– Нет. Она никогда не знала своего настоящего имени… Тсс!

Свен Мартенсон зажал ладонью рот Магнусу и толкнул его поглубже в тень ложи, отчего трухлявые кресла, в которых они сидели, опасно заскрипели.

Внизу раздались голоса, и яркий луч фонарика пронёсся по ложам и балконам театра.

– Охрана, – прошептал Мартенсон. – Из-за того, что великий герцог здесь, полиция стоит на ушах.

К счастью, из партера увидеть их было невозможно. Свет скользнул несколько раз туда-сюда у них над головами, ненадолго задержавшись на лепнине. Это была всего лишь очередная проверка: очень скоро луч погас, раздался стук закрывшейся двери, и в зале снова стало тихо.

– Пронесло, – выдохнул Магнус, когда опасность миновала. – Ведь они могли и сюда посветить…

– В ложу великого герцога? Не думаю, – уверенно мотнул головой Свен Мартенсон.

– Ложа великого герцога? – громким шёпотом переспросил Магнус и, повертев головой, обнаружил, что на спинке его кресла изображён герб королевской семьи.

– Ты знаешь другое место, где бы нас оставили в покое? Но не будем терять время. Что такое важное ты хотел сказать?

Магнус больше не сомневался. Стараясь не слишком вдаваться в подробности, он рассказал Свену обо всём: о таинственных баллонах, доставленных в лицей, об инсценированном карантине малыша Швоба и его товарищей, об опустевшей Спальне, об облаве, которой чудом избежал Большой Вацлав… Ну и ещё о своём сне, о появлении в Спальне человека со шпагой, о сильном запахе лошади, который Магнус продолжал чувствовать и проснувшись, – если, конечно, это вообще был сон.

– В ту ночь был зелёный туман, ты уверен?

Магнус боялся, что Свен посмеётся над его рассказом, но тот слушал чрезвычайно внимательно и уделял внимание каждой детали.

На его вопрос Магнус кивнул, и тогда Мартенсон заговорил:

– Помнишь, я рассказывал об аварии, которая произошла на шахте? Согласно сведениям, что мне удалось добыть, во время взрыва было обнаружено крупное месторождение газа. На этом месте уже строят буровую платформу, но большое количество газа успело просочиться в грунт. Вот его-то выделения и образуют тот самый зелёный туман, который ты видел вчера вечером.

– Хорошо, но это ведь ничего не объясняет. Из-за какого такого газа персонаж может выбраться из книги или чудовище – из мифа?

– Профессор Оппенгейм и его дочь прибыли сюда неспроста. И неспроста в лицей были доставлены баллоны, и дети посажены на карантин – тоже неспроста. Твой лицей служит экспериментальной базой, Магнус, голову даю на отсечение.

– Вы хотите сказать, что профессор Оппенгейм использует Швоба, Вагнера и остальных как подопытных кроликов?

– Послушай, профессор – добрейший старик. Я уверен, что он и мухи не обидит. Вопрос в другом: кто им управляет…

Свен на мгновение задумался и повертел в руках бинокль – возможно, вспомнил об Алисии Оппенгейм, но тут же отогнал эту мысль. Похоже, он не слишком доверял ей, как бы притягательна она ни была? Если бы он был в ней полностью уверен, он бы не стал поручать Магнусу проследить за окружением учёного.

– В общем-то ты был прав, что не стал сломя голову бросаться в эту авантюру, – снова заговорил Свен после небольшой заминки. – Мы имеем дело с сильным противником, и, пока нам неизвестно, кто именно дёргает за нитки…

– Директор. Он у них за главного.

– Нет, он тоже всего лишь исполнитель. Ты представляешь себе, насколько это ценно – подчинить себе этот новый газ?

– В кабинете у Могильщика были документы из государственной канцелярии, – вдруг вспомнил Магнус. – Я думал, он меня убьёт, когда я нагнулся, чтобы их собрать.

– Из канцелярии, ты уверен?

– Совершенно уверен.

– Краганмор! Мой старейший враг…

– Но какое может быть дело канцлеру до…

– Я не знаю, но, если в этом замешан Краганмор, ставка должна быть очень серьёзной.

Свен Мартенсон поднялся, не в состоянии дальше сидеть на месте, и стал ходить взад-вперёд по ложе, продумывая план сражения.

– Необходимо действовать быстро. Великий герцог не имеет к этому никакого отношения, я уверен: он никогда не причинил бы зла детям. Но канцлер пользуется его полнейшим доверием, и, чтобы разоблачить Краганмора, нам нужны неопровержимые доказательства. Знаешь, что ты сделаешь?

– Нет, – пробормотал Магнус, вдруг почувствовав слабость.

– Ты сегодня же ночью проникнешь в кабинет директора.

– О нет!

Он был так категорически против, что даже сам удивился.

– Я не взломщик, и не просите! А Мимси? Вот она-то, я уверен…

– Это задание, конечно, как раз для неё, ты прав. Но Мимси исчезла.

– Исчезла?

– Разозлилась, что я запретил ей идти сюда.

– А почему ей нельзя?

– Ты можешь себе представить его превосходительство Малроя Макколли в сопровождении спутницы в вечернем платье канареечного цвета?

– Что?

– Когда Мимси «одалживает» одежду для себя, чувство стиля частенько её подводит.

Вечернее платье канареечного цвета. Можно ли придумать более абсурдное объяснение тому, почему именно он, Магнус, должен вламываться среди ночи в кабинет директора, чтобы выкрасть бумаги, которые тот бережёт как зеницу ока?

– Нет, об этом даже речи быть не может! Вы поссорились, а мне расхлёбывать? Я не согласен! И вообще, я вам ничего не должен!

– Мне – нет, Магнус. А маме?

– В смысле?

– Ведь это благодаря тебе она ввязалась в борьбу. Твоё рождение изменило её. Как можно оставаться бесчувственным к бедам других, когда у тебя самого появился ребёнок?

– Это шантаж, – возмутился Магнус.

Но разве мог он теперь струсить и отказаться? Вернуться к прежней скучной жизни после всего, что узнал о матери и её отваге?

Ему вдруг стал отвратителен Свен Мартенсон. Быть отпрыском Рикарда Миллиона – это, конечно, не всегда легко, но по крайней мере жизнь его была сказочно спокойна. А тут откуда ни возьмись сваливается на голову этот дядюшка, и всё катится кувырком! По какому праву он разворошил старые воспоминания, от которых так больно? По какому праву заявляет, что Магнус должен быть как эта женщина? Он, конечно, гордится ею, но ведь её черты – храбрость, упорство, щедрость – у него отсутствуют!

Он бы дорого заплатил, чтобы никогда не знать этого типа и вести, как прежде, безбедное существование богатого сынка.

И вдруг он осознал, что, наверное, так же чувствовала себя и мама, когда принимала решение покинуть свою золотую клетку.

– То, что вы мне рассказывали в прошлый раз, ну, это, видение… Это ведь была она, в смысле, вам явился её призрак?

– Да. Ты понимаешь, почему я не мог сразу тебе рассказать.

Его признание стало последней каплей.

– Ладно, будь по-вашему, – вздохнул Магнус, вставая. – Если я попадусь…

Лицо Свена Мартенсона просветлело.

– Она бы тобой гордилась, – сказал он, положив руку Магнусу на плечо. – Я же тем временем посмотрю, какую информацию можно добыть здесь.

– У дочери профессора? – саркастически поинтересовался Магнус.

Не дожидаясь ответа, он двинулся к выходу из ложи.

– Я подам вам знак, когда что-нибудь найду, – сказал он. – А сейчас мне нужно поскорее присоединиться к остальным, пока меня не хватились.