Папа обожает морских скаутов.

В молодости, став врачом, он мечтал сесть на корабль, обойти на нем все моря и океаны и лечить тропические болезни, фотографии которых мы видели в Морском музее несколько воскресений назад.

Но потом он познакомился с мамой. И поскольку в каюте военного судна нет места для шестерых мальчиков, папе пришлось остаться на суше. Если не считать надувного каноэ, лодки у него тоже никогда не было, но все равно он не оставлял мечту сделать из нас семью моряков. Я уверен, что по вечерам, возвращаясь с работы, папа представляет себе, как все мы выстраиваемся перед ним на палубе по стойке смирно, одетые в отутюженную матросскую форму, а он поднимается легкой походкой на борт, пуская колечки дыма из своей любимой трубки.

Но папе не повезло: мы все поголовно страдаем морской болезнью.

Прошлым летом на пляже базы отдыха «Алые скалы» мы уговорили его взять напрокат водный велосипед, но кончилось это плохо: сначала мы все переругались, решая, кто будет сидеть за рулем, потом нас всех по очереди вырвало, и в итоге папа крутил педали один, ворча и отдуваясь, — казалось, что к берегу он подтащил судно, полное выловленных в море жертв кораблекрушения.

— Хорошо погуляли? — спросила мама, глядя, как мы сходим на сушу.

Папа всплеснул руками.

— За что мне такой экипаж! — горестно воскликнул он. — Шесть мальчишек — и ни один не в состоянии выдержать качку! Решено: в начале учебного года записываю их всех в отряд морских скаутов!

Честно говоря, тогда его угрозе никто не поверил. Папа всегда заводится с пол-оборота, но потом очень быстро отходит и забывает о своих страшных угрозах.

Но только не на этот раз. Причем участь отдуваться за всех выпала мне одному.

— Дорогой, тебе не кажется, что это слишком суровое наказание? — вступилась за меня мама, которая ненавидит лодки почти так же, как и мы.

Но папа был тверд в своем решении.

— Что может быть лучше, чем вольный морской ветер и общение с бравыми моряками, чтобы выковать сильный характер? Вот увидишь, дорогая, нашему Жану Б. это пойдет на пользу!

Морские скауты — это такая парусная школа, в которой все носят фетровые береты, шейные платки и ужасные шерстяные свитера, такие жесткие, как будто их связали из корабельного каната.

Когда Жан А. впервые увидел меня в форме морских скаутов, он упал на пол и катался по нему, дергая руками и ногами, как сумасшедший.

— Куда это ты направляешься с коровьей лепешкой на голове? — спросил он, когда смог наконец немного отдышаться.

Я взглянул на себя в зеркало. Жан А. был, в общем-то, прав. Не так-то просто носить берет, когда у тебя, как и у всех Жанов, так уродливо оттопыриваются уши. Да еще прибавить к этому шорты и длинные синие гольфы…

Я короткими перебежками направился в порт, затолкав берет в карман и моля небеса о том, чтобы по дороге мне не встретился никто из товарищей.

Мне нужно было пересечь весь город, и, когда я наконец нашел причал, к которому был пришвартован наш учебный парусник, ребята из моей команды уже собрались на борту.

Старший скаут был, похоже, не в духе.

— Отвязывай концы и запрыгивай, Кальмар! — крикнул он мне.

— Концы? — переспросил я. — Концы чего?

Тут все ребята в лодке расхохотались, как будто я сморозил ужасную глупость.

— Швартовы! — крикнул старший, скривившись от нетерпения. — Веревку отвязывай, вот чего! Ты всех задерживаешь, Кальмар!

Я поспешил исполнить его приказ, но, когда попытался забраться на палубу, парусник вдруг резко отчалил, и я свалился в воду, изо всех сил пытаясь ухватиться за борт. Тут лодка принялась злобно раскачиваться, угрожая сбросить в воду всех, кто в ней находился.

Да, мое появление на паруснике было эффектным. Парни из команды хохотали и присвистывали, глядя, как я беспомощно барахтаюсь в воде, а вода, между прочим, была настолько холодной, что мне казалось, будто всю нижнюю половину тела сдавило тисками.

— Давай руку, — вдруг услышал я чей-то добрый голос.

Я уцепился за протянутую ладонь и с усилием подтянул себя на борт. Я до нитки промок, дрожал от холода и думал о том, что еще никогда в жизни не испытывал такого унижения.

— Спасибо, — пробормотал я.

— Не за что, — ответил мой спаситель. — Ты в первый раз здесь?

— Да, — честно признался я.

— Это заметно, — сказал он.

В голосе его не было и тени издевки. Наоборот, он сам казался каким-то тщедушным, с головой, облепленной капюшоном дождевика. Я выжал берет и натянул его по самые глаза. Вот бы под ним можно было исчезнуть целиком, как исчезает кролик в шляпе фокусника!

Я мало что помню из этого первого вечера в парусной школе. Помню, что мы набились в лодку как кильки в банку, надели оранжевые спасательные жилеты и слушали, как старший скаут, отчаянно жестикулируя, объяснял, как управляться с фок-мачтой и грот-мачтой. Каждый раз, когда парусник поворачивал, приходилось прижиматься ко дну, чтобы нас не ударило палкой под названием гик, прикрепленной к мачте.

Вскоре нам пришлось покинуть рейд, где стояли на якоре другие суда, потому что море вдруг взволновалось. Оказалось, что к дну нашей лодки прицепилось не меньше двух тонн ракушек. Мы тренировались, и ветер дул нам в лицо, и тошнота подкатывала к горлу каждый раз, когда особенно высокая волна поднимала нос нашего парусника.

— Смотри! — вдруг сказал мой сосед, толкнув меня локтем в бок.

Мы описали в воде полукруг и теперь возвращались в порт, проходя между бакенов, обозначающих вход. В воде по правому борту вдруг замерцал длинный мрачный силуэт. Это было нечто вроде металлической гильзы для сигары, оснащенной плавником. Оно бесшумно обогнало наш парусник, разрезая у самой поверхности серую воду.

У меня перехватило дыхание.

— Подводная лодка! — выдохнул я.

— Мы их тут часто встречаем в это время. Они как раз возвращаются с маневров.

Приближался вечер, и мы долго смотрели вслед удаляющейся подлодке.

— Я никогда их не видел живьем, — признался я, когда лодка совсем исчезла из виду.

— Тебя правда зовут Кальмар?

— Это не имя, это мой тотем. А твой — какой?

— У меня нет тотема.

— Ничего себе! Скаут — и нет тотема?

— Я не скаут, я — жанет.

— Жанет? — переспросил я. — Так ты что — девчонка?

Должно быть, вид у меня при этом был очень глупый, потому что она рассмеялась.

— Разве не видно? — спросила она, стягивая с головы капюшон.

Вообще-то этого было совсем не видно. У нее были короткие растрепанные волосы, маленький волевой подбородок и щеки, усыпанные крошечными веснушками.

— Тогда что же ты делаешь в отряде скаутов? — спросил я, когда опомнился от удивления.

— В Тулоне нет морских жанет-отрядов, — объяснила она. — Мой папа добился особого разрешения, чтобы я могла вступить в отряд мальчиков.

Я не поверил собственным ушам.

— Так ты здесь по собственной воле?

— Конечно! — сказала она. — Я обожаю ходить под парусом. Когда я вырасту, я буду капитаном подводной лодки.

— Серьезно? — снова удивился я. — Разве они берут девчонок?

Она снова засмеялась своим негромким хрустальным смехом.

— А как же, еще как берут!

— И ты что же — будешь запускать торпеды и все такое?

Она пожала плечами, разглядывая свои руки, зажатые между коленями.

— Надеюсь, что нет. Только если не будет другого выхода. Моя мечта — поплавать подо льдами. Единственное, что меня беспокоит, — я не знаю, можно ли будет взять с собой моего кота.

— Я думал, что коты не любят воду.

— Мой — любит. Он даже пьет прямо из-под крана.

Для девчонки это была какая-то совершенно удивительная девчонка. Трудно поверить, но я совершенно не стеснялся с ней разговаривать. Остальные были так заняты спорами о том, кому держать штурвал и кому стягивать шкоты, что совсем не обращали на нас внимания.

— У меня тоже был кот, — сказал я. — Маленький беспородный котенок, его звали Диаболо.

— Красивое имя, — сказала она. — Больше у тебя его нет?

— Он умер, — ответил я.

— Ох, — огорчилась она. — Что с ним произошло?

— Тиф. Он был совсем еще маленький.

— Паршиво…

Она не была знакома с Диаболо, но было видно, что она искренне за меня расстроена. Она закидала меня вопросами, ей хотелось знать, каким он был. А потом она рассказала мне про своего кота — у нее был огромный котяра по имени Пушкин.

— Настолько огромный — с Пушкина размером? — пошутил я. — В таком случае тебе будет непросто протащить его незаметно в кабину, когда ты станешь капитаном подводной лодки.

— Между прочим, от кота вроде Пушкина на борту может быть большая польза, — сказала она. — Особенно если на лодке заведутся мыши, которые прогрызают дырки в электросхемах у торпед.

— К тому же воздуха коты потребляют совсем мало, — добавил я.

— А ты? — спросила она. — Кем ты хочешь стать?

— Я еще не знаю, — ответил я. — Секретным агентом или писателем.

Она ненадолго задумалась.

— И то и другое хорошо, — наконец вынесла она вердикт. — А почему бы тебе не писать книги о секретных агентах? Тогда не придется выбирать.

— Я их уже пишу, — признался я. — Ну, то есть начал писать кое-что…

Мы так и разговаривали до самого возвращения в порт и не слышали ничего из того, что объяснял старший скаут. Но когда пришло время пришвартовываться, он доверил маневр именно моей новой знакомой. Она встала за штурвал и в мгновение ока развернула нашу лодку так, чтобы та встала вдоль берега — и даже ни разу ни обо что не стукнулась бортами.

Я восхищенно присвистнул.

— Да ты не жанет, а просто какой-то морской волк! — сказал я.

Она состроила презрительную физиономию.

— Подумаешь! — фыркнула она. — Легкотня.

— Даже для этих болванов, — добавила она, глядя на то, как остальные разбегаются с лодки кто куда, напоследок швыряясь друг в друга беретами.

Наконец и я спрыгнул на берег и только тут заметил, что весь дрожу — форма, оказывается, промокла до нитки.