Хозяйка «седана» возвращалась домой в Жуаньи из Парижа, куда ездила за покупками. Она болтала без умолку, обращаясь преимущественно к Жерару — именно он подавал ей ответные реплики; к тому же любая женщина предпочтет общаться с фантастически красивым и столь же любезным мужчиной, а не с угрюмым растрепанным существом своего пола. Впрочем, я была даже благодарна Жерару: его разговорчивость позволила мне отключиться и остаться в неведении относительно цен на виноград в Жуаньи, фамилий кандидатов в мэры — там же, дальнейших планов племянницы местного бакалейщика и прочих, не менее захватывающих, вещей.
«Седан» еле полз в правом ряду, стало ясно, что опасность нагнать «мерседес» нам совершенно не угрожала. То есть наоборот — мои мысли начинали несколько путаться — это дети могли не беспокоиться о подготовке к горячей встрече со мной!
— Послушайте, а что вы собираетесь делать, когда мы их догоним? — я сообразила, что вопрос Жерара относился ко мне.
«Да он, к тому же, и ясновидящий!» — открытие мало меня порадовало, и я ответила не совсем любезно:
— То же, что сделал бы на моем месте любой нормальный человек — запихну Люси в машину и отвезу обратно в Париж!
— Каким образом? Вы что, драться с нею собираетесь? Уговорить ее вряд ли удастся…
Я озадаченно примолкла — Жерар был абсолютно прав. Он прикоснулся к моей руке (пальцы были прохладными и сухими) и вполголоса произнес:
— Я понимаю, что меня это не касается… Но мне кажется, что лучшее из того, что мы можем предпринять, — это постараться держать их в поле зрения, не обнаруживая своего присутствия. В крайнем случае всегда успеем вмешаться!
Он уже говорит о нас «мы». Я давно отвыкла от этого местоимения; отец Люси еще лет пять назад сумел от него отучить. «Я», «ты», «он» уверенно вытеснили только что прозвучавшее «мы». Я с удивлением обнаружила, что это слово не было мне неприятно, как и осторожное прикосновение пальцев Жерара.
Время приближалось к полудню. Стало нестерпимо жарко, хотя в машине и были опущены все стекла. Горячий ветер не приносил облегчения, только ставил торчком мои коротко подстриженные волосы и покрывал влажную кожу тонким налетом дорожной пыли. Нельзя раскисать! Я решила попробовать придать себе человеческий вид и потянулась через Жерара к карману своего рюкзака, где должны были находиться косметичка.
Машину качнуло, и я повалилась ему на грудь. От белой рубашки Жерара веяло свежестью. Я неловко выпрямилась и принялась извиняться, смутившись, как давно не смущалась даже моя юная дочь. Может быть, виною тому был его взгляд? Он смотрел на меня без улыбки, совершенно серьезно.
Ярость снова закипала во мне. Или она разрасталась, как снежный ком? Все началось с бессильной злобы на себя — перезрелую идиотку, сохранившую только одно, но зато самое поганое свойство юности — помидорно краснеть по малейшему поводу. Потом досталось и голливудским красавцам, прекрасно переносящим тропическую жару. Когда очередь дошла до наглых мальчишек и девчонок, разъезжающих в «мерседесах» с кондиционерами, я почувствовала, что совершенно выдохлась.
Откинувшись на спинку сиденья рядом с невозмутимым Жераром, я купалась в горячих волнах жалости к себе. До одурения хотелось пить, есть, встать под холодный душ… Да и вообще… (я искоса взглянула на руки Жерара) хотелось чего-нибудь… просто хорошего.