В тот день, когда Лиле Говоровой исполнилось шестнадцать, она сидела в стареньком гамаке около своей любимой клумбы с лилиями и писала письмо:

«Дорогой мой Сереженька! Сегодня мне исполнилось шестнадцать лет! Так давно от тебя нет писем… Но я все же надеюсь, что ты вырвешься на мой день рождения! Целина от тебя никуда не денется!»

Внезапно чьи-то руки закрыли ей глаза.

Лиля уронила карандаш, ощупала чужие ладони – теплые, широкие, мужские! – и завопила радостно:

– Сережа… Сереженька! Сереженька вернулся!

Руки упали.

– Эх! – раздался разочарованный голос Кости. – Да что ты все о Сереженьке своем думаешь, а?

– Котька! – не менее радостно закричала Лиля, поворачиваясь. – Котька, ты?!

Но Костя смотрел так, как будто ему нанесли смертельную обиду:

– Письма ему все время строчишь! Вот ты брату родному хотя бы весточку малюсенькую прислала! Впрочем, нет! – Вздохнул глубокомысленно: – Впрочем, нет, я понимаю, Сережа, он… – Принялся перечислять с преувеличенным восхищением, загибая пальцы: – Целину поднял! В звеньевые выбился! Весь из себя такой красавец!

– А ты знаешь, между прочим, он комсорг бригады и передовик! – восхищенно добавила Лиля. – Представляешь?! И еще ему медаль вручили!!! Вот у тебя есть медаль?

– Лиля, я только – только! – на орден рассчитываю! – заявил Костя.

– Ой, Котька… – протянула Лиля, откровенно любуясь братом, статным красавцем в форме курсанта летной школы. – Какой ты у меня красивый… красивый-прекрасивый! Что, скажи… от девчонок отбою нет? Да?

– Первым делом мы испортим самолеты, – пропел Костя, нахлобучивая на сестру свою фуражку, – ну а девушек испортим мы потом…

– О-ой… – испуганно протянула Лиля.

«Ладно, пусть узнает жизнь!» – хмыкнул Костя и закричал:

– От винта! Держись! Полетели, полетели, полетели! – А потом принялся так раскачивать гамак, что Лилин радостный визг разносился по всему саду.

Тем временем Тася, слушая счастливый смех дочери и улыбаясь, вошла на кухню:

– Варвара, вам телеграмма – думаю, от Сергея.

– Ух ты! – обрадовалась Варвара, торопливо вытирая руки о передник и хватая серый бумажный квадратик. – Точно! Где мои очки?

Напялила их, разорвала наклейку и прочла вслух:

– «Тетушка зпт приезжаю пятого зпт хочу успеть на именины Карамельки тчк». Молодец! «У меня сюрприз зпт везу… везу невесту…» Чего?!

Они с Тасей обескураженно уставились друг на друга.

– Везу невесту, – повторила Варвара. – Чего?! Совсем сдурел хлопец! Девка по нему сохнет, а он в подарок невесту везет! Бить его некому!

– Тася! – раздался голос Лили.

– Еще не хватало! – испуганно прошептала Варвара, пряча письмо под кофту.

– Тася, Тась! – вбежала Лиля, нарядная, как бабочка. – Шульгин пришел! При параде! При одеколоне! И даже без костыля!

Тася смущенно улыбнулась. Сватовство Шульгина к ней было постоянным предметом добродушных насмешек со стороны Лили. Говоров откровенно обрадовался, когда Дементий съехал на свою квартиру. Маргарита все эти годы не удостаивала Тасю словом, все распоряжения передавая через Варвару.

– Что-то он рано, – сказала Тася. – Ну ладно, подождет, пока я тут управлюсь.

Лиля, хрумкая ломтиком соленого огурчика, который она схватила со стола, покрутилась, придерживая подол нарядного шелкового платья:

– Как я вам? А туфельки?! Мамочка подарила!

Варвара восторженно заохала.

Тася опустила глаза. Она сразу заметила и платье, и туфли. Все это доставалось неведомо где – не в магазинах, конечно, в магазинах такого не бывает! – и к тому же стоило бешеных денег.

– Ну, красавица, – сказала почти грустно, чувствуя, что Лиля ждет похвалы.

– Да! – воскликнула девушка.

Она и правда красивая… И такая взрослая, даром что по-прежнему заплетает волосы в косички. Это воля отца. А дороженные наряды – прихоть матери.

Маргариты…

Жена первого секретаря горкома многое может!

А она – она, Тася! – что сможет дать дочери?..

– Ну просто королевна! – восхищалась Варвара.

Лиля серьезно взглянула на нее:

– Сережка не писал?..

– Не писал! – не моргнув глазом, соврала Варвара. – Уже три месяца ничего не писал, паршивец…

Лиля вздохнула.

– Зачем он тебе нужен?! – спросила Варвара. – Серый гусь белому лебедю не товарищ!

– Нужен! – обиженно воскликнула Лиля. – В СССР, между прочим, все люди равны! – И убежала, стуча каблучками золотистых туфелек.

Тася только вздохнула. Все, да не все!

Варвара в сердцах выдернула из-под кофты телеграмму Сергея и, скомкав, бросила в мусорное ведро.

Только сейчас Тася вспомнила, что приехал Шульгин. Вышла на крыльцо.

Он был здесь – задумчиво смотрел в сад.

Они виделись довольно часто, но сейчас Тася поразилась, насколько красив Дементий, несмотря на годы. И в самом деле – прекрасно одет. Странно – Михаилу очень шла военная форма. А Шульгин необычайно элегантен в штатском!

– Дементий… здравствуй! – тихо окликнула Тася.

Шульгин обернулся с такой радостью, что Тася смутилась. Впрочем, она всегда смущалась при виде этих сияющих любовью глаз.

– Здравствуй… – Шульгин поцеловал ее в щеку. Ничего большего между ними пока не было.

– А чего так рано? – спросила Тася.

– А я на машине! – деловито сообщил он. – Загс работает до пяти, еще успеем подать заявление.

– Как… уже? – Тася оторопела и даже попятилась от него. – Сегодня?

– Ну, чего ты испугалась? – умоляюще смотрел на нее Шульгин. – Ты же сама сказала: в день рождения Лильки. А заявление можно подать заранее.

Тася понимала, что ее ошарашенное молчание обижает Шульгина.

– Прости, – пролепетала сдавленно. – У меня сейчас Лиля на уме… как ей сказать, когда? Да и поймет ли? У нее Маргарита с уст не сходит, а меня она едва замечает.

– Тасенька, – ласково сказал Шульгин, – не изводи себя так! Лилька Михайловна умная, правильно все поймет. Все будет хорошо! Давай – бери паспорт, поехали!

Тася слабо покачала головой.

– Из-за Михи, да? – с горечью спросил Шульгин. – Забыть его не можешь?

– Ну что ты! Прости! – Тася погладила его по щеке, и тотчас он схватил эту руку, покрыл поцелуями. И было в этих жарких поцелуях столько страдания, любви, ревности, что Тася снова и снова бормотала жалобно: – Что ты?..

Преувеличенно громкий кашель заставил их отвернуться друг от друга.

– Ишь, прилепился! – со злобной иронией прокомментировал внезапно подошедший Говоров. – Не оторвать!

– И тебе здрасьте, Говоров, – спокойно ответил Шульгин.

– Ага, – буркнул тот неприветливо.

– Мы с Тасей подаем заявление!

Шульгин сказал это – и струхнул в глубине души. Но взглянул Тасе в глаза и успокоился, увидев ее улыбку.

Да, она из тех людей, которые умрут, но слова не нарушат. Ладно, пусть пока хоть это будет! А любовь… любовь придет! В этом Шульгин не сомневался. Главное – увезти ее из этого дома, который вытягивает из нее радость жизни.

– А не рановато? – насмешливо спросил Говоров. – Может, подождать подольше?

– Да куда уж дольше! – вздохнул Шульгин. – Семь лет любимую женщину жду. Мы же договорились – в день рождения.

Тася кивнула.

– В день рождения? – зло повторил Говоров. – А день рождения только завтра! А до завтра еще дожить надо!

Тася взглянула на него с мольбой.

В это время из окна донеслись громкие звуки какой-то скрежещущей, режущей уши музыки.

– Что там происходит?! – яростно выкрикнул Говоров и промчался между Шульгиным и Тасей. – Сумасшедший дом!

Тася прислонилась к стенке и печально покачала головой.

– Ох, Говоров, Говоров!.. – вздохнул Шульгин.

Михаил Иванович ворвался в гостиную – да так и замер.

Там творилась просто вакханалия… Костя, в узких светлых брюках и белой рубашке навыпуск раскорячился посреди комнаты, непотребно вращая бедрами и диковинно выворачивая колени. Точно так же крутила бедрами и Маргарита. Лилька вообще влезла на стул и тоже выкаблучивала невесть что. И Варвара, эта дура старая, туда же: трясла своими телесами под совершенно безумные звуки, которые неслись из проигрывателя.

– Это что? – пробормотал Говоров, бешеными глазами озирая одуревшее семейство.

Нет, положительно весь мир спятил!

– Пап, присоединяйся! – радостно завопил Костя. – Давай, учись, учиться надо! Оп-па!

Он потащил Говорова в комнату, но тот вырвался и, деревянным шагом промаршировав к проигрывателю, выключил его. Схватил пластинку… нет, это был какой-то черный тонкий диск…

– Это что такое? – рявкнул Говоров, потрясая им.

– Это музыка на костях, – хохотнул сын.

– На костях?! – в ярости повторил Говоров.

– Бать, бать, спокойно…

Костя взял у него диск и показал против окна:

– Видишь ребра? Вот, вот, по бокам… А музычку ребята знакомые нарезали! Вот так! Сечешь?

– Музычку? – сдавленно повторил Говоров. – Музычку?!

Не такой уж он недалекий, как думает Котька. Отлично знает, что это за дрянь такая – музыка на костях! Небось не на лесоповале трудится – в горкоме партии. В циркуляре ЦК разъяснено было про эти игрища и забавы.

«Музыка на костях» – некоторые остряки даже называли ее «на черепах» – это была музыка западных, буржуазных, чуждых советскому народу исполнителей. Всяких там стиляг с коками на головах! Всяких там преслей элвисов! Эти так называемые рок-н-роллы и прочую капиталистическую чушь предприимчивые ребятки, знакомые с техникой звукозаписи, переписывали с помощью электрорекордера с пластинок, контрабандой вывезенных из-за границы, на рентгеновские снимки. На снимках можно было разглядеть и очертания черепов, и ребер, и костей. Изготовители брали за эти «кости» и «ребра», а также «черепа» с простаков, отравленных буржуазной пропагандой, немалые деньги! Конечно, и производителей пластинок, и рентгенологов, которые незаконно продавали пленку, отлавливали и сажали, но, видимо, недостаточно строго! А самое мерзкое, что в доме Михаила Говорова, секретаря городского комитета партии, играет эта самая музыка на костях! А его дети и жена отвратительно кривляются под буржуазные завывания!

И Варвара тут же. Еще ладно, что Таси нет! Хотя она ведь лижется там, на крыльце, со своим женишком… Нет, вот тоже пришли посмотреть, что за шум-гам.

Шульгин держит Тасю за ручку… Противно, противно и смешно! Тоже мне, мужик полтинник разменял – и в Ромео записался!

– Вот музыка! – закричал Говоров, хватая с комода две пластинки знаменитой и весьма уважаемой фирмы «Мелодия». – Вот музыка! Шульженко, Бернес! А вот этого убожества чтоб я в нашем доме не слышал!

Он швырнул пленочный диск на пол и еще больше разъярился, что он лишь сухо шаркнул по полу, но не разлетелся на тысячу осколков.

– Ты безнадежно отстал от жизни, – рассердился Костя.

– Что?! – взревел Говоров.

– А то!

– Папочка, ну это же последний писк!

Ага, Люлька прилетела на защиту любимого братца, как же без нее.

– Вот пусть они у себя там в капитализме и пищат! – вынес приговор Говоров и помчался на второй этаж.

Тася растерянно проводила его глазами.

– Мда… – протянул Шульгин. – Суров Говоров!

Тася вздохнула.

– Мне кажется, он больше расстроился из-за нас с вами, чем из-за этой пластинки, – тихо сказала она и ушла на кухню.

Шульгин тяжело хромал за ней, мрачно думая, что палку он оставил рано… и, кажется, разговор о загсе затеял рано.

Но сколько можно ждать?

Или Миха всегда будет стоять на пути и ничего хорошего Шульгину не дождаться в жизни?!

* * *

Кажется, было у Таси время – целых семь лет! – приготовиться к этому дню. И душой скрепиться, и слова нужные подобрать. А она ничего не успела. И сейчас, среди ночи, гладила плащик, который собиралась завтра подарить дочери, а сама снова и снова бормотала:

– Лилия… Лилечка, ты уже взрослая. Много лет назад я пообещала твоему папе, что в день твоего шестнадцатилетия я расскажу тебе правду. Понимаешь, была война…

Нет, это были не те слова! Тася решительно покачала головой и начала сначала:

– Лиля… Лиля, детка, ты уже взрослая, ты должна понять… Так сложилась судьба! Мы встретились с твоим папой в страшное время…

Тася брызнула водой на плащ, вытерла рукой мокрый рот – и начала все сначала:

– Лиля! Лиля… Как же это сказать?.. Лиля, детка… Ты уже взрослая, ты должна меня понять! Так сложилась судьба. Война, много смертей вокруг. А я влюбилась…

Она зажмурилась, вдруг вспомнив, как увидела Михаила впервые. Он выскочил из «Виллиса» и сердито сказал: «Девчонки, где тут медсанбат? У меня водителя осколком поцарапало!»

Перед ним стояла Тася одна, а он сказал ей – девчонки… Почему? Он не знал. Но она влюбилась. Почему? Она не знала…

В это мгновение раздался стук.

– Кто там? – Тася приотворила дверь, и в комнату властно протиснулся Говоров.

– Я это! Тась, поговорить надо!

– Ну ладно, проходи.

– А с кем это ты тут шепчешься? – подозрительно огляделся Говоров, но тут же усмехнулся: – Сама с собой, что ли?

– Да нет, это я репетирую завтрашнее объяснение с Лилей.

– Да… Завтра день рождения! – Говоров явно волновался. – И хорошо! Пусть будет завтра. Да и правильно! Ошибиться никак нельзя!.. А это что?

Он кивнул на плащ, который старательно складывала Тася.

– А это… это я купила ей в подарок, – смущенно объяснила Тася. – Кажется, итальянский. Нравится?

– Итальянский? – хохотнул Говоров. – На толкучке небось брала? И не стыдно?

Она пожала плечами.

Стыдно?! Ничего себе! Да она счастлива, что удалось купить этот модненький плащик! Он не хуже тех платьев, которые покупает Лиле Маргарита!

Ничуть не хуже!

– Миша, ты поговорить о чем-то хотел, – напомнила Тася.

– Да, да, – пробормотал Говоров. Схватил ее за руку, подтащил к кровати: – Сядь, ну сядь, Тася! Завтра… Ну, ты же обещала… Неужели пойдешь за Шульгина?

– Миша… – пробормотала она растерянно. – Он хороший, и он любит меня!

– Ну да, – кивнул Говоров. – А как же я? Как же я, Тася?!

Любимые серые глаза взглянули на него с болью.

«Ей жаль меня! – понимал Говоров. – Будет жалеть – не бросит! Я же без нее не смогу!»

– Ну посуди сама! Котя, он… он уже отрезанный ломоть. А Лилька школу через месяц закончит. В Москву поступит. Там, глядишь, замуж выйдет. Один остаюсь! Я же… я без тебя не смогу! Совсем очерствею!

Он глядел умоляюще, но Тася все же покачала головой:

– Не уговаривай, Миша!

Начала подниматься, но Говоров вцепился в ее плечи:

– А я вот не пущу тебя никуда!

– Что, запрешь в этой комнате? – устало усмехнулась Тася.

– Воо-он в той! – показал Михаил на потолок. – Там, где женщина замурована.

– Ну да, это ты можешь, – слабо улыбнулась Тася, и Говорова поразила горечь, которая прозвучала в ее голосе. – И будем мы там вдвоем: я и дама-призрак! Которую Лиля по ночам ищет!

– Ага… – Говоров осторожно взял ее руку и тихо попросил: – Не бросай меня!

«Господи, да ведь я не могу без него жить! – думала Тася, глядя в это немного постаревшее, но по-прежнему такое красивое, а главное, такое любимое лицо. – Не могу! Но должна!»

– Миша, иди спать, – попросила она устало. – Я прошу тебя, иди.

– Тася! – вскочил Говоров.

– Иди, Миша! Не надо!

Она выталкивала Говорова за дверь, а он не уходил, пытался обнять Тасю, прижать к себе.

– Уходи, я тебя прошу! – вместе с Говоровым оказавшись в коридоре взмолилась Тася.

– Тася, погоди!

– Не надо, нет!..

И оба они замерли, услышав вдруг потрясенный голос:

– Вы… Это же подло!

Лилька?! Ну да, она в ночной рубашке и наброшенной сверху кофте… В последнее время она взяла моду бродить по ночам по саду и поглядывать на таинственное окошко. Вот и сегодня вышла. А может быть, просто не спалось накануне такого важного и пугающего дня, как наступление шестнадцатилетия.

Говоров пошел было к ней, но она отшатнулась:

– Мерзко и низко, как все мерзко! Папочка!

Лиля говорила так громко и яростно, что в своей комнате проснулась Варвара и села в постели, с ужасом вслушиваясь в разговор и хватаясь за сердце:

– Господи!..

– Лилька, – неуверенно улыбался Говоров. – Ты не так все поняла!

– Я уже не маленькая! – ответила дочь резко. – Я все поняла! – И, обойдя отца, приблизилась к Тасе – и словно выплюнула: – Потаскуха!

– Лилька, прекрати! – простонал Говоров, но Лилю было уже не остановить.

Тася прижалась к стене, ошеломленно глядя на дочь, а та швыряла в нее словами, будто камнями:

– Да, потаскуха! Теперь я вспомнила, как мамочка тебя называла! Я теперь понимаю значение этого слова! И оно тебе очень даже подходит! Как я тебя ненавижу…

– Лиля… – Говоров не знал, что делать.

Да Лиля на него и внимания не обращала: она не отрывала глаз от помертвевшего лица Таси:

– Как мамочка из-за тебя намучилась!

Наконец мельком глянула на отца:

– Мамочка умная, красивая, добрая, а ты! Связался с этой! Да она же убогая, мерзкая лицемерка!

Терпеть этого Говоров больше не мог! Размахнулся и от всей души влепил Лиле пощечину.

Тася громко ахнула:

– Миша, не трогай дочку! – И зажала рот руками.

В своей комнате крестилась перепуганная Варвара.

Лиля, рыдая, бросилась было прочь, но повернулась к Тасе и прокричала, морщась от боли и горя:

– Бородавка! Мерзкая повариха!

Она убежала.

Тася с трудом отклеилась от стенки и ощупью, ничего не видя, начала открывать дверь в свою комнату, однако Говоров скомандовал:

– Пойдем! Скажем ей сейчас всю правду!

Тася медленно повернулась к нему:

– Правду?.. Какую правду? Правду о том, что ее мать – необразованная кухарка? Что я всех обманывала, ей врала шестнадцать лет, спала с ее отцом, хотя он был женат на другой?

Покачала головой:

– Раньше было слишком рано. А теперь слишком поздно. Слишком поздно, Миша!

Тася вошла в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

* * *

Говоров, ничего не соображая, зашел в свой кабинет и первым делом достал из шкафа бутылку с коньяком. Есть времена, когда спастись от жизни возможно только этим!

Вот сейчас как раз настал именно такой момент…

Однако даже в такой малости ему было нынче отказано!

Открылась дверь, и вошла Лиля:

– Поговорим?

Вспыхнувшая было надежда, что она поняла ошибку и пришла просить прощения, мигом погасла. Очень уж воинственный тон…

– Ну, проходи, – обреченно вздохнул Михаил Иванович. – Поговорим.

Лиля села на диван:

– Ты помнишь, что у меня сегодня день рождения?

– Я помню, – кивнул Говоров.

Он уже примерно представлял, что за этим последует…

– Ну что, папочка, – с вызовом спросила Лиля, – сделаешь своей любимой дочуне подарок?

– Ну что ж, я готов, – усмехнулся Михаил Иванович, вдруг понадеявшись, что дочка попросит что-нибудь такое, вполне реальное – луну с неба, скажем! – а не то невозможное, что задумала попросить.

Он видел ее насквозь!

И не ошибся…

– Выгони ее, – металлическим Маргаритиным голосом произнесла Лиля. – Это будет для меня самый лучший подарок!

Говоров постоял молча, сдерживая себя. Не дочь хотелось ему ругать всеми самыми кошмарными словами! Себя…

За то, что заварил когда-то такую кашу. Он хотел как лучше, а что вышло? Разбил сердце себе, Тасе, Лильке…

«Поедешь сопли жевать парторгом в село!» – вспомнились вдруг слова Шульгина. Сейчас он страстно хотел бы оказаться этим самым сельским парторгом – а чтобы рядом с ним были Тася и Лиля.

И все! И больше ничего и никого не нужно!

Чего он тогда испугался, дурак?..

Маргарита сказала – положишь на стол партбилет. Ну и положил бы…

Сейчас он вполне искренне готов был на все, только бы повернуть время вспять. Но время не автомобиль, его не развернешь!

– Лилька… – пробормотал Михаил Иванович, садясь рядом с дочерью на диван. – Ты не знаешь. Но…

Сказать ей все? Открыть глаза?

Нет. Тася права. Поздно!

– Не могу… – с тоской покачал он головой.

Не надо ничего объяснять. Дочь или захочет понять или нет.

Не захотела!

– А ведь ты был для меня самым лучшим, – с невыразимой болью пробормотала Лиля. – Самым главным человеком в жизни! Не мама! Не Котя! Ты!

Говоров только и мог, что молча смотреть на ее залитое слезами лицо – и слушать.

Он виноват. Он заслужил.

– Знаешь, еще когда здесь висел портрет Сталина, – Лиля кивнула на стену, – я подходила к нему и шептала: «Спасибо тебе, дорогой Сталин, за лучшего папочку на свете!» А когда стала больше понимать, шептала: «Спасибо, что ты его не тронул!»

Говоров угрюмо молчал.

– Я тебя так любила, папа!

– Люлька! – не выдержал он, вскочил, бросился к дочери, но остановила его взмахом руки, словно отшвырнула:

– Нет больше Люльки! Она выросла! Ей сегодня шестнадцать лет!

– Люлька… – позвал безнадежно Говоров, но никто не отозвался: Лиля выскочила из кабинета.

* * *

Тася так и не ложилась в эту ночь. Долго, бездумно сидела на кровати, а едва рассвело, принялась укладывать вещи. Немного их у нее было: этих платьев, туфель, кофточек, – и сборы будут недолги. Но она спешила, чтобы закончить все раньше, чем снова придет Михаил.

Не успела – раздался стук в дверь.

– Уходи, – бросила Тася.

Стук повторился.

– Я ж сказала, уходи! – Тася не глядя открыла и вернулась к чемодану.

– Прогоняешь? – послышался сдавленный голос Шульгина. – Не поздоровавшись?

Она изумленно обернулась:

– Дементий…

Шульгин был блистательно элегантен в этом сером костюме, и даже сейчас Тася не могла этого не заметить.

И какое же у него измученное, бесконечно измученное лицо!

Это из-за нее.

Да что она за человек такой несчастный? Сама несчастна и других несчастными делает! Ну прямо как тот призрак, о котором все талдычит Варвара!

– Тасенька, поздравляю тебя с днем рождения Лильки Михайловны, – попытался улыбнуться Шульгин, хотя плохо это у него получалось. Похоже, он тоже всю ночь не спал и ждал… Ждал невесть чего! Возможно, и самого худшего.

Разве он не знает, что самое худшее уже случилось?..

Тася кинулась к нему и обняла так, как не обнимала никогда.

Да она и вообще никогда его не обнимала.

– Дементий, – зашептала, уткнувшись в его шею, – Дементий, пожалуйста, забери меня! Меня родная дочь ненавидит!

– Заберу… – ошеломленно прошептал он. – Обязательно заберу! Прямо сейчас?..

– Да, прямо сейчас, – решительно кивнула Тася.

– Пойдем, милая! – Шульгин захлопнул чемодан и взял его за ручку.

Он вышел, а Тася на минуточку вернулась к кровати. На ней остался аккуратно сложенный плащ, который она покупала для Лили, и два конверта.

В конвертах лежали письма. Одно – Михаилу. Другое – Лиле.

И все. Больше в этой комнате, в этом доме Тасе было нечего делать.

* * *

Костя проснулся ни свет ни заря от того, что слышал какие-то шаги, шум машины за воротами. Кто это так рано приехал и уехал? Гости, что ли, собираются спозаранок? Ну, надо успеть поздравить сестру, пока ее не начали рвать на части многочисленные поздравляльщики!

Однако не удалось. Пришлось помогать Егорычу готовить сюрприз. Сюрприз был замечательный… Костя умер бы от зависти, если бы не любил так Лильку.

Он бы тоже не отказался от такого подарка. Но курсанту его просто некуда деть. Вот окончит летную школу – тогда, наверное…

Однако подготовительная возня с подарком заняла довольно много времени, так что домой Костя вернулся только к обеду.

Стол был накрыт в саду, гости сидели в беседке. Этих старых друзей отца всегда приглашали на Лилины дни рождения. Вот только Шульгина на сей раз среди них не было…

Не было и виновницы торжества.

– Сбегай за ней, – сказал отец.

Он был непривычно хмурым. А мама, как всегда, сияла красотой… и весельем. Просто лучилась счастьем!

А вот Варвара почему-то ничем не лучилась. Угрюмо хлопотала у стола.

Одна. Тася ей не помогала.

Впрочем, Костю эти домашние дела, тем более дела прислуги, волновали мало. Он торопливо поднялся к комнате сестры и постучался. За дверью слышался какой-то шум, что-то падало и грохотало.

Встревожившись, Костя толкнул дверь – да так и ахнул: Лиля сидела на полу, уже одетая в новое платье, но непричесанная, с каким-то вороньим гнездом на голове, и швыряла в чемодан свои игрушки. Да с такой яростью, словно вознамерилась отомстить им за то, что они так радовали ее раньше.

Костя невольно прыснул:

– Лилька, давай уж выходи! За тобой послали!

Она даже не оглянулась.

– А ты раньше не могла это барахло пособирать? – начал сердиться Костя.

Лиля с трудом закрыла чемодан и задвинула его под кровать. Обернулась к брату и рявкнула:

– Значит, не могла!

Костя на миг онемел: это Лилька?! Ну и ну!!!

Накрашена… нет, это не то слово – размалевана! Вокруг глаз черные разводищи, губы намазаны таким толстым слоем помады, что хоть стенку крась, а на голове… Ну да, то, что он сначала принял за воронье гнездо, оказывается, ее прическа!!!

Вернее, Лилька ее прической считает, дурочка!

– Лиль! – чуть не взвизгнул от смеха Костя. – Это что?! Чучело огородное!

– А что ты в этом понимаешь? – огрызнулась сестра.

– Да тут и понимать нечего! – расхохотался Костя. – Это пошлость и вульгарщина!

– Ну вот еще! – возмутилась Лиля.

Странно, у нее такой вид, будто она весь мир ненавидит, а прежде всего себя. Когда четыре года назад Косте исполнилось шестнадцать, он чувствовал себя куда более лояльным к человечеству! А эта… сущая мегера.

Обиделась, что брат не оценил ее боевой раскраски? Нет, ну она еще маленькая, просто не понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Надо ей доходчиво объяснить…

– Ну, если бы ко мне такая герла приперлась на свиданку, – доходчиво объяснил Костя, – я бы ее отправил умываться тут же!

Ух ты, как она зыркнула-то исподлобья!

– Лиля… – почти жалобно попросил пощады Костя, но тут же снова разъярился, увидев ее накрашенные ногти: – Нет, ну вот это… Это что за цвет?! Ты как кошка драная! А губы… ой!

Его аж повело от отвращения!

– Лилька, значит, так: давай бегом умываться, а то батя рассвирепеет…

– А вот и пусть свирепеет! – перебила Лиля яростно.

– Ты чего? – изумился брат.

– Я, может, этого и хочу! – выкрикнула Лиля, и Костя наконец увидел, что она еле сдерживает слезы.

Что случилось?! Когда?! Вчера вечером все было отлично, они с сестрой перекинулись парой слов перед сном, она была веселая, смешливая, а утром словно подменили девчонку! Наизнанку вывернули! Перекрасили!

– Лиль… – растерянно пробормотал он.

– Коть! – отозвалась она жалобно, скривив свои ужасные напомаженные губы, и вдруг забралась к брату на колени, как, бывало, делала совсем еще крохотулькой. – Котенька! Мне так плохо… так плохо, я тебе даже рассказать не могу, из-за чего! Не хочу я всего этого дня рождения!

И она сделала попытку уткнуться своим «портретом» в его белую рубашку, но этого Костя уже не мог допустить. Сбросил сестру с колен, как котенка:

– Так, так, так, а вот этого не надо!

– И ты! – закричала она обиженно.

Плюхнулась на свою кровать, прижала к себе забытую куклу, но тут же отшвырнула ее с отвращением, словно вспомнив, что уже – большая.

«Большая, да дурная!» – подумал Костя, не зная, смеяться ему или жалеть сестру.

Жалость победила.

– Знаешь что? Давай так: я сейчас спущусь и нахамлю им всем! – предложил он. – Гости разбегутся, никакого дня рождения не будет!

– Балбес! – вскочила Лиля, но тут же у нее подвернулась нога: – Туфли!

Костя опустил глаза: что это у нее на ногах?! Что за дикие каблучищи?! Как вообще можно ходить на шпильках такой высоты?!

Он снова рассвирепел:

– Эх, пороли тебя в детстве мало! – И шлепками погнал сестру к двери.

Выходя на крыльцо, Лиля снова чуть не подвернула ногу и вцепилась в брата, как утопающий за соломинку:

– Котька! – Глаза у нее были умоляющие. – А может, ты им действительно это… ну, нахамишь, а?

– Шагай! – засмеялся Костя, который очень вовремя вспомнил о сюрпризе и решил, что ничто на свете не заставит его испортить ожидаемый эффект.

Завидев дочь, Михаил Иванович встал:

– Ну что, давайте праздновать!

– Ох, я так нервничаю сегодня! – Маргарита встала рядом, поправляя платье.

– А что нервничать? Дочуня наша совершеннолетней стала сегодня!

На самом деле Говоров нервничал куда больше.

Лилька какая-то… На себя непохожая… А глазами жжет!.. Почему он надеялся, что к утру дочь успокоится? Напрасно надеялся, кажется!

И Тася, главное, куда-то запропастилась… Варвара, вон, одна суетится. Как же неладно все получилось!

– Давай-давай, – подтолкнул сестру Костя, – шагай, тебя гости ждут!

– А ты куда? – перепугалась она.

– Я сейчас!

Костя убежал за дом.

Лилю затрясло от страха, когда представила, что сейчас надо будет подойти к отцу и посмотреть ему в глаза.

Что она вчера ему наговорила… Нет, все правильно, все правильно, а тем не менее как-то…

Но наконец она набралась храбрости и шагнула навстречу родителям, стоявшим под руку.

– Ты Тасю сегодня не видела? – вполголоса спросил жену Говоров.

– Нет, – пожала она плечами. – А что?

– Ничего, – буркнул он. – Спросить нельзя?

Маргарита вырвала руку и быстро прошла к Лиле – да так и ахнула:

– Это что такое?! Это что за вид? Я первый раз такое вижу. Лиля?!

Маргарита с извиняющейся улыбкой обернулась к гостям, пытаясь понять, разглядели они эту жутко размалеванную физиономию именинницы или есть еще надежда спровадить девчонку умыться.

– А Семеновы что скажут? – простонала она. – У них такой приличный мальчик растет…

– Ну и пусть растет, – дерзко пожала плечами Лиля.

– Ладно, – примирительно сказал Говоров, – не трогай ее, Рита. Характер выказывает Лилька твоя…

Он явно заискивал, и Лиля не собиралась этого спустить!

– Папа! – с самым невинным видом произнесла она. – А ты сегодня Тасю не видел?

Родители переглянулись.

– А что? – насторожился Говоров.

– Ничего, – улыбнулась Лиля. – Спросить нельзя?

Говоров перевел дыхание. Так она услышала его разговор с Маргаритой…

А Маргарита прищурилась. Что происходит? До нее доносились вчера отголоски каких-то разговоров с первого этажа, но болела голова, поднялось давление, и она выпила столько коньяку (последнее время Маргарита считала, что это лучшее лекарство от житейских невзгод и от давления), что проснуться не смогла, да и не захотела.

Что же она пропустила? Почему девчонка так язвит обожаемому своему папаше? И где, в самом деле, кухарка?

Тем временем Лиля сделала шутовской книксен гостям:

– Здрасьте!

Те потянулись с цветами и поздравлениями. Если кого-то и удивило состояние личика именинницы, то виду никто не подал. Варвара, правда, шарахнулась от Лили, но тотчас, поджав губы, унесла подаренные букеты в дом.

В саду на столе остались только золотистые лилии.

– Дочуня, – начал Говоров, – мы с мамой тебя очень любим.

Маргарита бросила на него острый взгляд.

– У тебя сегодня знаменательный день… надеюсь, ты все поймешь…

Теперь Лиля бросила на него острый взгляд.

– Ты стоишь на пороге самостоятельной жизни. И пусть она у тебя будет счастливой и долгой!

– Лучше, чем у нас! – добавила Маргарита.

– Как, еще лучше?! – почти оскорбленно воскликнула одна из гостий.

Все натянуто рассмеялись.

– Ну, а теперь – вот… – Говоров подал дочери конверт. – Подарок наш.

Маргарита кивнула.

– Интересно, какой? – Гости переглянулись. Потом еще раз: им было странно, что именинница стоит и без всякого интереса смотрит на загадочный конверт.

– Лиля, ну что ты! – обиделась Маргарита. – Ну посмотри!

– Только ради тебя, мамочка!

Говоров стоял с покорным выражением лица.

Лиля наконец открыла конверт.

– Еще один конвертик? Прямо в цирк не надо ходить!

Голос ее так и сочился ехидством:

– Еще конверт? Ты, папа, прямо Эмилио Кио или как его там? Олег Попов и его собачки?

Маргарита натянуто рассмеялась.

«Что она несет? Да что произошло?!»

Лиля открыла последний конверт. Там лежал ключ.

И в это самое мгновение раздался автомобильный сигнал, а вслед за этим из-за угла выехал новый сверкающий голубой «Москвич».

Все зааплодировали. Гостям, правда, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и соблюсти приличия.

С водительского места выбрался Егорыч:

– Ну что, именинница? Садись за руль! Покажи, чему тебя Егорыч научил!

Лиля потянулась к отцу. Он радостно наклонился к ней и тут же резко отдернул голову, услышав ехидное:

– Откупиться хочешь, папочка?

– Ну что ты? Прокатись! – воскликнула Маргарита.

– Мам, ты что, не видишь, что она обалдела от счастья? – Костя с пассажирского сиденья перебрался на место шофера. – Тогда давайте лучше я прокачусь!

– Котя! – попыталась остановить его Маргарита.

– Ну а чего? Она все равно права только в восемнадцать лет получит! А я с утра ни капли в рот не брал!

– Только попробуй хоть одну царапину сделать! – беспомощно простонала Маргарита, но было поздно: «Москвич» уже умчался.

– Ну а теперь можно и выпить!

Говоров жестами звал всех за стол. Подставляя Лиле стул, наклонился к ее уху:

– И запомни, дочь: не бывает идеальных отношений. Так же, как идеальных семей!

– У меня будет по-другому! – непримиримо заявила Лиля.

Отец пожал плечами.

Лиля налила себе бокал вина и залпом выпила.

* * *

В это самое время из пригородного автобуса, который останавливался на развилке дорог неподалеку от Дома с лилиями, вышли двое: высокий молодой человек, обросший буйной бородой, и тоненькая девушка с длинными черными косами.

Мужчины провожали ее взглядами. Еще бы! Ее смоляные волосы, восточное лицо с раскосыми глазами и маленьким ярким ртом, ее точеная фигура были совсем не похожи на волосы, лица и фигуры русских женщин. Она бойко шныряла глазами по сторонам, перехватывая взгляды мужчин и улыбаясь в ответ.

Автобус уехал, и лицо девушки поскучнело.

Тем временем ее спутник надел рюкзак, взял в одну руку чемодан, а другой обнял девушку:

– Ну что, пойдем?

– Сережа… – вдруг оробела девушка, – что-то мне боязно…

– Чего боязно? – удивился он.

– А вдруг я твоей тете не понравлюсь? – плачущим голосом ответила девушка.

– Ну ты что! – засмеялся широкоплечий загорелый бородач, в котором почти невозможно было узнать прежнего худощавого Сережу Морозова. – Варвара у меня мировая! Она тебя полюбит как родную! А ты что? Совсем устала?

– Ага, – кивнула она. – Все-таки, может, лучше сразу в твою деревню? Ты говорил, это недалеко…

– Динара, милая, ну пойми: у Карамельки сегодня день рождения, – почти с мольбой начал объяснять Сергей. – Не завтра, не послезавтра, а именно сегодня. Я почему так спешил?..

– Сереж… – перебила Динара, останавливаясь и поворачиваясь к нему. – А она красивая?

Он засмеялся:

– Она – ребенок! Вот ты у меня – красивая!

Динара радостно бросилась ему на шею.

Какое-то время они стояли, целуясь, потом Сергей потянул ее за руку:

– Пойдем скорей! Пойдем!

Навстречу им пылил по проселочной дороге новехонький голубой «Москвич».

Миновал их – и вдруг остановился. А потом мужской голос позвал:

– Серега?

Тот остановился, обернулся. Около «Москвича» стоял высокий красивый парень в белой рубашке и изумленно таращился на него.

– Серега! – повторил парень. – Ты, что ли?

– Костя… – растерялся Сергей, с трудом узнавая бывшего долговязого задохлика-суворовца. – Константин?! Здорово, Константин Михайлович!

Они обменялись рукопожатием, а потом крепко обнялись.

– Ух, ничего себе! – оглядел Сергей атлетическую фигуру старинного приятеля. – Ну ты здоровый лось, а?! Карамелька мне писала, но я и представить не мог…

– Ну а ты-то, ты! – хохотал Костя. – С бородой, мужик-степовик!

В это мгновение взгляд его скользнул мимо – к Динаре, которая стояла, держа в руках цветок и сияя улыбкой.

– А, вижу, не один? – удивился Костя.

Сергей вернулся к девушке, обнял ее:

– Это невеста моя. Знакомьтесь! Динара, Константин.

В первое мгновение Костя откровенно оторопел, но тотчас вернулся к прежнему шутливому тону:

– Как там у вас, это… салям-молекум…

Он изобразил такой нелепый поклон, что Динара расхохоталась:

– Алейкум ассалам!

– Ну и из какого гарема ты умыкнул сию… восточную царевну? – спросил Костя, играя глазами.

– Откуда умыкнул – там таких больше нет! – собственнически ответил Сергей.

– Понятно, – с видом крайнего разочарования ответил Костя, а Динара расхохоталась. Ей очень понравился этот веселый красавец!

– Слушай, как именинница поживает? – спросил Сергей.

– Да вы сейчас сами все увидите! Давай сажай свою царевну в машину!

Через мгновение откровенно обрадованные путешественники загрузили вещи и сами забрались в «Москвич». Сергей сел вперед, а Динара – сзади. Она поерзала по просторному сиденью, пока не устроилась так, чтобы видеть в зеркале заднего вида лицо Кости. Время от времени они встречались глазами и улыбались.

«Забавная невеста!» – думал Костя, который кое-что понимал в девушках, тем более в таких, как Динара. Ее характер стал ему ясен с первого взгляда, он только дивился, что Сергей ничего не замечает. Впрочем, он всегда отличался крайним простодушием. Да и яркая, экзотическая красота Динары явно ослепила его. А между тем девчонке просто до смерти надоело сидеть в своем уале, ауле или как это там называется? На целине, словом, ей осточертело. Вот она и выбралась белый свет поглядеть, подцепив для этого подходящего влюбленного простака.

Ух ты, как глазищами играет…

Ладно, угомонись, луноликая, для Константина Говорова чужие невесты – все равно что пустое место!

– Ах, какая красота! – восхищался между тем Сергей, озираясь.

Места кругом и впрямь были хороши! Рощи, ёлки, изгиб реки…

– А там, куда ни посмотри, одна степь и больше ничего. Вековая дернина, пронизанная корневищами. – В голосе его звучало явное отвращение. – Они же, черти, как проволока!

«Да, целинник, досталось тебе!» – насмешливо подумал Костя, но Сергей перехватил его взгляд и мигом сменил тон:

– Ничего, и это нам, корчагинцам, под силу было!

– А почему корчагинцам? – удивился Костя.

– Нашу бригаду называют – корчагинцы.

– А почему?!

– Потому что корчевали корни и коряги! – хохотнул Сергей. – Почему-почему!

Прошло каких-то десять минут, и «Москвич» оказался у ворот Дома с лилиями. Рядом стояли Варвара и почтальон. Похоже, он привез поздравительную телеграмму для Лили.

Автомобиль въехал в распахнутые ворота и остановился.

– Тетя! – выскочил Сергей. – Варвара!

Та обернулась – и радостно раскинула руки.

– Ой! Приехал!

Кинулась на шею любимому племяннику, целовала его от души и морщилась со смехом:

– Ой, все щеки поколол! Зарос – прямо Карл Маркс какой-то! И залюбовалась: – А на отца до чего похож стал…

– Да ладно, что ты! – смутился Сергей и привлек к себе Динару, которая нетерпеливо топталась тут же: – Знакомься. Это моя невеста, Динара.

– Здравствуйте! – засияла та улыбкой, надеясь сразу же покорить эту добродушную и простоватую с виду толстуху, и было кинулась Варваре на шею, однако та процедила сквозь зубы:

– Здравствуйте! – и с упреком уставилась на Сергея.

Конечно, она не забыла телеграмму с неприятным известием, но за хлопотами Варваре почему-то стало казаться, что это была просто глупая шутка.

Ан нет, не шутка! И в самом деле привез какую-то косоглазую уродину!

– А мы вам подарки привезли! – вспомнила Динара и кинулась вытаскивать из «Москвича» чемодан.

– Ты чего творишь?! – вполголоса зашипела Варвара. – Девка все глаза проглядела, ожидая тебя, а ты невесту привез?!

– Какая девка? – разинул рот Сергей.

– Дурень! – взвизгнула Варвара. – Лиля!

– Ты что, она ведь маленькая еще была! – промямлил Сергей ошеломленно.

– Да вот! – развела руками Варвара. – Выросла!

Тем временем Костя добежал до крыльца и позвал сестру. К его большому удовольствию, она смыла с лица чудовищную раскраску и переплела волосы в обычные две косы.

Хорошая девочка! Заслужила приятный сюрприз!

– Чего тебе? – обернулась Лиля. – Машину, что ли, поцарапал?

– Значит, так! – объявил Костя. – Только без нервов, спокойно! Я там твоего целинника привез, но…

Он хотел предупредить сестру про Динару, но Лили уже и след простыл.

– Сережка! – крикнула она, слетела по тропинке и кинулась Сергею на шею: – Сережка!

Он радостно закружил ее, наконец поставил, восхищенно разглядывая:

– Привет!

– Как же я тебя ждала… – пробормотала Лиля, не сводя с него сияющих, счастливых, влюбленных глаз, ничего и никого не замечая вокруг.

– Привет, Карамелька, – пробормотал ошарашенный Сергей. – Хотя и язык-то не поворачивается теперь тебя Карамелькой назвать…

Вот с этим Динара была согласна! Ребенок, ребенок, говорил Сережа. А ребенок оказался выше ее ростом, фигуристый такой, с грудью побольше, чем у Динары, золотоволосый, светлоглазый – и этот ребенок пялился на Сережу с таким пылом, что у Динары оскомина началась.

Не без труда согнала она с лица гримасу жгучей ревности, заставила себя широко улыбнуться Лиле и, подойдя к Сергею, прильнула к нему.

– Здравствуйте! А я Динара, Сережина невеста!

И, с торжеством понаблюдав, как сползает с Лилиного лица счастливая улыбка, кинулась к машине, мстительно крича:

– А мы вам тоже подарки привезли!

– Какая невеста? – тупо спросила Лиля.

Сергей стыдливо пожал плечами.

– Сережа, как же так?.. – не помня себя, пробормотала Лиля и беспомощно обернулась: – Варвара?..

Опечаленная толстуха сокрушенно покачала головой.

Лиля обернулась, бросила Сергею:

– Предатель! – и убежала.

Варвара швырнула ему в руки сверток с подарками:

– Что ж ты натворил, дурья твоя голова? Ох, дурень! Дурень!

Костя, стоявший поодаль и наблюдавший эту сцену, только присвистнул: а ведь Лилька, похоже, всерьез влюблена в Серегу! Вот же глупость… А глупее всего то, что он сам, заботливый братец, привез к ней этого придурка с его «звездой гарема»!

Где были его глаза? Как же он сразу не догадался, что сестра и в самом деле уже выросла?!

– Да, ребята… – простонал он. – Лучше бы я вас не привозил! Ну ладно, будем выходить из штопора. Давайте я вас пока домой отвезу. Поехали!

Злая Динара уселась на заднее сиденье. Сергей сунул ей в руки злополучные подарки и забрался в машину сам, все еще недоверчиво поглядывая в ту сторону, куда убежала так разительно переменившаяся Карамелька.

Всю дорогу до деревни Костя без умолку балагурил, чтобы снять напряжение. Рассказывал о Москве, о своем училище… Сергей молчал, будто язык проглотил, а Динара знай ахала, и глаза ее в зеркале заднего вида… Ох, как же они блестели, эти глаза!

– Нет, на Москве, конечно, красавиц много, как и при Пушкине, однако таких, как твоя Динара, я не видел! – молол языком Костя с преувеличенным восхищением, а в голове стучало: «Ну и дурак же ты, Серега! Ну и дурак! Слепой дурак!»

Косте было совершенно ясно, что эта «степная скромница» прошла уже огни и воды и с удовольствием пройдет их еще раз при первом же удобном случае. Только намекни! На лету наживку схватит!

А этот… корчагинец… Вот уж воистину – мужик-степовик! Тьфу!

* * *

Этого мгновения Маргарита ждала с той самой минуты, как муж и Лиля по очереди спросили о Тасе. Стряпуха исчезла! Но куда? И почему так неожиданно? Или отсиживается в своей каморке? С чего бы вдруг?

Захлопотанная Варвара на мимолетный вопрос хозяйки только всхлипнула:

– Ой, да не знаю я ничего! – и снова принялась за свои бесчисленные дела.

Маргарита решила ждать. Понятно, что никто ей в этом доме ничего толкового не скажет. Придется все узнать самой!

Улучив мгновение, когда Костя куда-то позвал Лилю, а Михаил повел гостей смотреть сад, она проскользнула в боковой коридор, где находились комнаты прислуги, и украдкой вошла в Тасину комнатушку.

Первое, что бросилось в глаза, – настежь распахнутый платяной шкаф. Он был пуст!

Да эта пакость сбежала… сбежала без предупреждения, поняла Маргарита.

Ну и прекрасно. Баба с возу – кобыле легче. Как бы только узнать, что ее заставило улизнуть этак по-воровски, тайком?..

Маргарита задумчиво пошла к двери и вдруг увидела на кровати Таси какой-то плащ, а на нем – два конверта, подписанных: «Михаилу Ивановичу» и «Лиле».

Не помедлив ни мгновения, Маргарита схватила оба, но первым развернула тот, который был адресован ее мужу.

«Миша, я ухожу с Шульгиным. Так будет лучше для всех!»

У Маргариты руки затряслись: сначала от гнева, что эта дрянь называет ее мужа просто по имени, а потом от радости.

Ушла! Ушла!

Наконец-то…

От облегчения, что этот кошмар, длившийся десять лет, наконец рассеялся, у Маргариты потемнело в глазах. Не сразу удалось немного овладеть собой.

Таськи больше нет… Вот счастье!

Но что эта потаскуха написала своей драгоценной доченьке, которая из Маргаритиных рук ест и на Маргариту не надышится?

Поскорей вскрыла второй конверт и прочла:

«Лилечка! Я не спала всю ночь! Можешь меня презирать, но молчать я больше не стану. Хотя после вчерашнего у меня не хватает смелости сказать правду тебе в глаза, поэтому пишу. Я – твоя мама…»

– Тася!

Голос мужа, раздавшийся из коридора, заставил Маргариту подскочить. Мгновенно спрятала письмо в конверт, а его сунула в широкий рукав своего нарядного платья и прижала руку к боку.

Когда Михаил вошел, он застал жену задумчиво разглядывающей конверт с надписью: «Михаилу Ивановичу».

– Письмо тебе, – холодно сказала Маргарита. – Ушла она.

И кивнув в подтверждение своих слов, вышла из комнаты.

Говоров непонимающе оглядел пустой шкаф, развернул письмо…

«Миша, я ухожу с Шульгиным. Так будет лучше для всех».

Говоров прислонился к притолоке.

Он так и знал, что этим кончится… Целый день ждал, что Тася вот-вот появится, однако в глубине души чувствовал неладное…

И не ошибся!

А Маргарита поспешно поднялась к себе и, сев на кровать, украдкой дочитала Тасино письмо:

«…Хотя после вчерашнего у меня не хватает смелости сказать правду тебе в глаза, поэтому пишу. Я – твоя мама. Если ты захочешь меня найти после всего, то найдешь у Дементия Харитоновича. Я выхожу за него замуж. Люблю тебя, единственная моя радость, и буду ждать».

Маргарита пожала плечами и изорвала эту чушь в мелкие клочья.

Да… жизнь начинается сначала!

В эту самую минуту в дверь постучали.

Маргарита покрепче стиснула кулак с обрывками бумаги…

Никто не видел, что она взяла это письмо. И она никому ничего не скажет!

Вошла Лиля.

Бросилась к Маргарите, свернулась клубочком на ее коленях:

– Мамочка… я его так ждала!

Она плакала.

Внезапно Маргарита вспомнила… Вот вернулся с фронта Михаил. И привез эту девчонку, которую приказал жене называть дочерью и любить, как родную дочь.

И Маргарита, оскорбленная до глубины души, бросает ему с укором:

– Я тебя так ждала!..

Как же смешна и жалка казалась она себе самой теперь! Сколько уроков с тех пор преподала ей жизнь – преподала из-за этой вот девчонки и ее родной матери. Ну не смешно ли, что именно ей сейчас приходится эту девчонку утешать и давать ей бесценный совет… подарить ей свое главное орудие, которое помогало ей все эти годы, – помогало выстоять и сохранить уважение к себе!

– Нельзя распускаться. Несмотря ни на что!

Тот случай с горчицей и постным маслом был последним. С тех пор Маргарита Говорова никогда не распускалась до такой степени!

– Мамочка! – рыдала Лиля. – Как быть сильной? Научи меня! Кому верить?

Маргарита наклонилась к ней и поцеловала почти с любовью. О, это ощущение свершившейся мести было восхитительно!

Никогда, никогда стряпуха больше не увидит свою дочь…

– Мне верить, – твердо сказала Маргарита. – Я ведь твоя мама!

Лиля прижалась к ней, слабо улыбаясь.

Какое счастье, что этот ужасный день наконец-то заканчивается. Какое счастье, что мама рядом!

* * *

Варвара старательно строила из себя дурочку и отмалчивалась. Евсей Ильич тоже отводил глаза и порол всякую чушь. Говоров злился, как черт, пока не понял, что старые друзья не просто так морочат ему голову: они не хотят причинять ему боль.

Как будто ему могло стать еще больней!

В конце концов он все вытянул из Егорыча, который тоже был в курсе дела. Узнал и время, и место.

Теперь он сидел в автомобиле около городского центрального загса и смотрел за суетой нарядных молодых пар, которые явились сюда, чтобы сочетаться, так сказать, браком.

Молодых пар! Вот именно!

А Шульгину под шестьдесят! А Тасе сколько – небось под сорок? Ну, с Шульгиным все понятно: седина в голову, бес в ребро, но ей-то, ей-то не стыдно глупостями заниматься? Ну вот выйдут они сейчас на эти ступени, где полно невест в белых платьицах, – два старых несчастных дурака, которые отводят глаза друг от друга.

Внезапно Говоров представил себя и Тасю – как они выходят на ступени загса.

У них бы все было по-другому!

А вот и они… это они? Говоров даже не сразу узнал Шульгина, настолько счастливым и помолодевшим тот выглядел. Да и Тася казалась какой-то другой… волосы уже не реяли привычным облаком вокруг головы, а были строго уложены… И платье новое! Это платье, конечно, ей Шульгин купил. А Говорову она ничего не позволяла ей дарить…

А вот и предатели (так Говоров называл про себя Варвару и Евсея Ильича). Набежали с поздравлениями, ишь!

Ну, пора и ему.

Говоров выбрался из машины, волоча за собой букет белых каллов. Модные такие цветы, на лилии здорово похожи… И тут до него долетели последние слова Варвары:

– Может, ребеночка еще родите!

– Ребеночек – это у нас в планах, – ответил Шульгин.

«Старый дурак!» – в который раз за этот день подумал Говоров – с лютой ревностью подумал! – и пошел вперед… как на амбразуру бросился.

– Ты молодец, – выдавил он, – все правильно, Таисья… Шульгина, я полагаю?

Она кивнула.

– Шульгина, Шульгина, – подтвердил ее… муж.

Впервые Говоров не видел привычной теплоты в глазах своего друга, да и сам, надо думать, смотрел на него отнюдь не по-дружески.

Сунул Тасе букет, подал руку Шульгину и произнес заранее приготовленную фразу:

– Поздравляю, друже. Тебе досталась лучшая женщина, которую я знал в своей жизни.

«Да, она была моя! – хотел сказать Говоров этой фразой. – Она любила меня и до сих пор любит! А что к тебе ушла, так это потому, что жизнь такая сволочная, а я – дурак! Дурак, который однажды струсил! Но она не любит тебя! Она всегда будет моей!»

Тася опустила глаза. По лицу Шульгина прошла судорога – о да, он, конечно, понял все, что крылось за этими словами…

И вдруг отбросил палку:

– А ну, подержите-ка!

И, едва Варвара успела поймать ее, как Шульгин легко подхватил Тасю на руки и понес к машине.

– Ой, что вы, Дементий Харитонович, у вас же нога! – воскликнула она, однако Шульгин только буркнул:

– Ну хватит уже Харитоновичем-то звать!

Тася бросила на Говорова последний взгляд через плечо мужа и отвернулась. А Михаил Иванович смотрел на нее и думал с ненавистью к себе: «Дурак! Дурак! Потерял я свое счастье!»

Нет, это Шульгин… Шульгин лишил его этого счастья навсегда!

Шульгин. Лучший друг, ради которого он…

А, что толку вспоминать!

Отвернулся и ушел.

* * *

Костя оказался прав: Динара и в самом деле все ловила на лету. Уже на другой день, когда поехали на рыбалку, она явилась сначала в платье ниже колен да кофте, в которых была вчера, а потом, на берегу, вдруг появилась в купальнике и беленьких, чертовски модных шортиках. Ноги у нее оказались весьма для шортиков подходящие, и все, что под купальником, тоже притягивало взгляд, а длинные тяжелые косы и какое-то почти варварское восточное украшение на шее придавали вид ну натуральной одалиски – и впрямь звезды гарема!

Хотя в гареме вроде в шортиках не ходят… А впрочем, кто знает, кто знает!

Динара потребовала, чтобы Костя научил ее играть в бадминтон. Ну, тут уж он вволю нагляделся на мельканье резвых ножек и колыханье всего, что имелось в наличии! Лиля сидела на бревне и читала, вернее, делала вид, что читает, изредка с ненавистью поглядывая на Динару и – тоскливо! – на Сергея, который неподалеку торчал с удочкой.

Костя со вздохом убедился в том, что Сережка, который был постарше и когда-то казался ему очень умным и взрослым, совершенно поглупел. Во-первых, намерен взять в жены эту длинноногую блудливую газель, во-вторых, на Лильку даже не смотрит: уперся в рыбалку, как ошалелый. Все причитает, что мечтал об этом на целине, ах, как мечтал… Костя, с его непоседливым характером, такое унылое времяпрепровождение, как рыбалка, откровенно презирал, а потому окончательно запрезирал и Сергея.

Ну что нашла в нем сестра?! Какие же взгляды она бросает в его сторону! Да Лилька просто помирает от любви, вот же смех!..

А Серега ничего не замечает. То удочку нянчит, то чмокает Динару, которая, хоть и кокетничает с Костей напропалую, все же не забывает время от времени подбегать к жениху, чтобы напомнить ему о себе, а главное, дать Лиле понять, кому все-таки принадлежит ее ненаглядный – к счастью, побрившийся! – Сереженька.

И надо видеть в эти мгновения лицо Лили…

Костя видел.

Как же ей больно, этой глупой Карамельке!

Костя только теперь осознал то, чего не понимал раньше. Все эти письма к Сергею, над которыми он раньше смеялся, все эти разговоры только о Сергее, которые его раньше раздражали, – это была не просто девчоночья блажь и дурь, как он считал. Это была любовь, страсть, такая, о каких в книгах пишут и фильмы снимают!

Такая, от которой и умереть можно!

– Котенька, – вдруг прошептала сестра, – увези меня, пожалуйста, домой…

И что она будет делать дома? Рыдать?.. Умирать?

Из-за кого? Из-за этого корчагинца, который лижется сейчас с Динарой, не понимая, что ей совершенно безразлично, с кем лизаться?

Костя вскочил:

– Эй, люди! Предлагаю обзорную экскурсию на новеньком «Москвиче» с музычкой!

Как и следовало ожидать, Сергей отказался. А «звезда гарема» кинулась со всех ног.

«Лилька, не теряйся!» – мысленно посоветовал Костя сестре.

Они быстро оделись – день клонился к вечеру, похолодало, – и Динара снова оказалась в этом своем платьице, которое, видимо, привезла из аула или этого, как его…

Она села рядом с Костей и натянула платье на колени.

Костя мысленно усмехнулся.

Надолго ли этой скромности хватит?..

Впрочем, он решил не торопить события. И без него поторопят! Можно не сомневаться!

Окрестности Динару интересовали мало. Она глаз с Кости не сводила.

– Мне так ваш дом понравился… – сказала вдруг. – Такой большой, необычный! Как в кино…

– Ну! – неопределенно отозвался Костя, ожидая, что последует дальше.

Да то, чего он и ожидал!

– Машина красивая… твоя?

– Конечно, – хохотнул Костя, – конечно, моя. А чья? Лилькина, что ли?

Динара поощряюще хихикнула.

По Костиным наблюдениям, все современные девушки – ну, за одним исключением, за исключением его сестры, – были хитрыми или дурами. Мозгов у них не было по определению. Иногда это их нисколько не тяготит, но иногда мозг заменяет хитрость. И порою заменяет очень хорошо!

А вот интересно, кто такая Динара – хитрая или дура? Вопрос требовал исследования.

– А я вот на днях в космос улетаю, – сообщил он загадочно.

– Как Белка и Стрелка? – хихикнула Динара.

– Да. Третьим буду.

Не дура, ладно. Встречались в жизни Кости девчонки, которые и не такую туфту принимали за чистую монету! А эта все хохочет! Хотя вроде не слишком весело.

– Смешной ты, Костя, – с неожиданной печалью вздохнула Динара. – С тобой так здорово, интересно! Сережа молчит все время…

«Да о чем с тобой говорить? – холодно подумал Костя. – Вот поржать, похохмить – это тебе надо. А Сережка… Он просто другой! Он такой же, как Лилька. Но тебя между ними занесло целинным ветром… Впрочем, как занесло, так и вынесет!»

– Ну, – глубокомысленно проговорил Костя, – может, когда-нибудь разговорится!

И словно невзначай положил руку Динаре на колени.

Ч-черт… она с такой стремительностью кинулась Косте на шею, что он едва успел затормозить!

* * *

Шульгин ждал Тасю в постели.

– Тася, Тасенька, ты где там?

Показалось, она стоит за дверью и не решается войти. Но почему? Теперь они муж и жена…

Наконец появилась: в новом розовом халате, со смешной розовой ленточкой, которой завязала свои буйные кудри в хвостик.

Смущенная, как девочка. И халатик у горла придерживает.

– Иди ко мне! – протянул руки Шульгин. – Ну иди…

Тася замялась на пороге:

– Ну не могу я так сразу, Дементий Харитонович.

Шульгин откинулся на подушки, тяжело вздохнул.

– Я в гостиной лягу, я там постелила, можно? – пролепетала Тася.

Уже постелила? Отдельно? А чего же спрашивает?!

– Можно!

Шульгин отвернулся к стене.

Тася – он слышал – не тронулась с места.

– Я сказал – можно! – рявкнул Шульгин.

– Прости, – прошелестела Тася и вышла.

Шульгин смотрел в стену. Он ждал семь лет. Сколько еще должно пройти, чтобы этот чертов Миха перестал стоять между ними? И перестанет ли?

Зачем он только притащился в загс с этими своими цветами? С этими своими поздравлениями, похожими на оскорбления? Зачем?

В соседней комнате Тася долго стояла перед вазой с каллами. Как они похожи на лилии! И пахнут почти так же – сладко-сладко…

Сняла с запястья часы – те часы, его часы! Положила рядом с вазой.

Забралась в постель.

Было невыносимо жалко Шульгина. Но Тася ничего не могла поделать! У нее просто не было сил. Все ушли на то, чтобы спасти семью Михаила, а значит и Лилю, от себя.

Но кто спасет ее от воспоминаний и неутихающей сердечной боли?..

* * *

– Котя! Котик!

«Ишь ты, – подумал Костя, глядя на бегущую к нему Динару, – девчонка в кино-то ходит, оказывается!»

В каком это заграничном фильме он видел, как девушка выходит к своему любовнику в его рубашке? Фильм не мог вспомнить, но сколько девушек с тех пор перемерили его рубахи… Вот и еще одна.

Обычно это его смешило. Сейчас раздражало. Солнце садилось, комары активизировались. Охота было одеться.

– Тебе хорошо было? – промурлыкала Динара.

– Да. Конечно!

Это она тоже из какого-то фильма выудила. У Кости аж челюсти от этой пошлости сводило.

Динара осторожно вытащила из его пальцев папиросу – последнее средство спасения от комаров! – и затянулась, встав напротив и кокетничая длинными стройными ногами.

И это деревенская девчонка с целины?! Костя с трудом сдерживал смех.

– Так ты еще куришь, бесценная?

– Балуюсь, пока никто не видит.

– Скажи, а…

– А! – захохотала Динара.

– А как ты теперь замуж за своего жениха пойдешь? – Он пощекотал стройную щиколотку.

– Я теперь за него не пойду, – промурлыкала Динара, опускаясь на колени рядом и закидывая руки ему на шею. – У меня теперь есть ты…

«Все-таки дура!» – решил Костя и забрал у нее папиросу.

– Вот я тебя всего два дня знаю, – сказал с дружеской улыбкой, – а ты уже подкладываешься под первого встречного…

– Почему же сразу подкладываешься? – жеманно спросила Динара.

– А как ты это называешь? – Костя затянулся и выпустил дым ей в лицо. – Любовь?

– А хоть бы и так! – хохотнула она и снова вытащила папиросу из его рта, снова почмокала губами, обсасывая картонный мундштук. – А потом, ты ведь не первый встречный!

– Ну конечно, не первый, – согласился Костя, довольно бесцеремонно отнимая папиросу в очередной раз. – У меня же отец этот… – Он многозначительно потыкал указательным пальцем куда-то в небеса. – Первый секретарь горкома… ну, или ты еще скажешь, что ты этого не знала?

Динара с оскорбленным видом вскочила, прислонилась к дереву:

– Ну ты и скотина…

– Ну так я и не отрицаю! – развел руками Костя. – А не пора ли спать, красота? И рубашку снимай, пожалуйста.

У Динары вспыхнули глаза. Она явно надеялась на новые любовные сцены, однако Костя, одевшись, вежливо предоставил девушке заднее, более просторное сиденье, а сам устроился впереди.

Она возмутилась, демонстративно принялась одеваться, требовала возвращаться прямо сейчас, но Костя сказал, что боится заблудиться в темноте.

– Тогда я уйду пешком! – крикнула Динара.

– На здоровье, – демонстративно зевнул Костя. – Только это тебе не степь да степь кругом. Здесь в темноте можно заблудиться так, что неделю будешь блуждать и не выберешься.

Конечно, он преувеличивал. И дорогу нашел бы. Но делать этого не собирался!

Динара угомонилась, только изредка всхлипывала на заднем сиденье, пока не уснула.

А Костя не спал. Лежал, наблюдая, как ночь переваливает за полночь, и думал, что если это не поможет Лильке прибрать Сергея к рукам, то неизвестно, что ей поможет.

Конечно, скандала – а не исключено и драки – с целинником не избежать, но такая ли это дорогая цена за Лилькино спокойствие?

Все-таки младшая сестра… А он – старший брат. Ну и надо соответствовать!

Костя немного вздремнул только перед самым рассветом, но при первых лучах солнца поднялся и разбудил Динару:

– Пойди умойся. Домой поехали!

Она ни словом не обмолвилась. Наверное, придумывала, что врать жениху будет!

Ужасно хотелось есть, и курево давно кончилось, так что Костя гнал вовсю… Но каково же было его изумление, когда на подъезде к Дому с лилиями навстречу вывернула из-за поворота машина отца!

Костя еще только тормозил, а Динара практически на ходу выскочила из «Москвича» и кинулась к Сергею, который проворно выбрался с заднего сиденья.

Вид у нее был пришибленный. Врет небось, что машина сломалась…

Впрочем, Костя собирался в свое оправдание тоже сказать именно это.

Он вышел из машины, и тотчас Лилька бросилась ему в объятия:

– Котинька! Мы так беспокоились!

– Она остановилась и почему-то не ехала, – донесся до него плачущий голос Динары, которая приплясывала вокруг Сергея с покаянным видом. – Новая машина, а остановилась…

– Понятно! – буркнул Сергей и двинулся к Косте, к его изумлению, широко улыбаясь.

Неужели звезда гарема уже снова его облапошила?!

– Ну что, Константин Михайлович? – дружелюбно спросил Сергей. – Ехали, ехали – машина и сломалась?

– Да! – широко улыбнулся Костя. – Ты же знаешь, так бывает.

– Правда, Сережа, она сломалась! – причитала Динара.

– А ты молчи, ты лучше платье вон застегни! – рявкнул Сергей и отвесил ей пощечину.

Ну, это он зря! Костя готов был с ним драться и даже хотел этого, честно говоря, но то, что Сергей начал бить девчонку, которую Костя, если честно признаться, просто обвел вокруг пальца… Ну, понятно, что она этого сама хотела, а все же он ее спровоцировал! Ну нет, такого хамства он не спустит!

Резко отодвинув прилипшую к нему Лилю, Костя с размаху вмазал Сергею.

Сергей кинулся было на него и даже успел ответить ударом, но Лилька прыгнула на него, повисла на шее:

– Сережа, ну что ты, просто машина сломалась!

«Дурочка, ну я же говорил, что ты дурочка!» – сокрушенно вздохнул Костя.

Сдернув с себя Лильку, Сергей отвернулся и пошел прочь.

Динара бежала следом, бестолково вереща:

– Ну она правда сломалась, Сереж!

Однако Костя не смотрел им вслед. Он не сводил взгляда с отца, который медленно подошел к нему, размахнулся и изо всех сил ударил по щеке.

– На чужой каравай рот не разевай! – услышал Костя сквозь звон в ушах.

– Да что ж вы все бьете его?! – возмущенно завопила Лиля. – Котинька! Я ничего не понимаю!

– Господи, какая же ты еще дурочка, – усмехнулся Костя, забираясь в «Москвич» и поудобнее укладывая на спинку отчаянно разболевшуюся голову.

– Котинька, погоди… – заглянула в машину Лиля. – Ты что, правда с этой Динарой… не знаю, как сказать…

– Лилька! Прекрати! – взмолился Костя. – Я и так сам себе противен!

– Но зачем тогда ты это сделал?! – закричала Лиля.

– Ты правда хочешь это знать? – невесело усмехнулся Костя.

Она кивнула.

– Ради тебя, – признался он.

– Что? Ради меня?!

– Ну теперь-то твой передовик-целинник свободен, – пожал плечами Костя. – Ты же этого хотела? Я видел, как ты плакала.

Она испуганно заморгала:

– Костя, но ведь это же мерзко! Это же подло!

Он ошарашенно пожал плечами.

– А если бы кто-то вот так со мной?! – всхлипнула Лиля.

Костя отвел глаза, фыркнул, потом снова глянул на сестру и твердо заявил:

– Убил бы! Ладно, садись в машину, я устал – устал и спать хочу!

Лиля, плача навзрыд, села рядом.

* * *

– Все! – рявкнул Сергей, стаскивая чемодан Динары с гардероба. – Прошла любовь, завяли помидоры. Не о чем больше говорить. Уезжай!

Она сидела на кровати, опустив голову.

– Ну? Чего сидишь? Вставай, на выход!

– Сереж! – простонала Динара жалобно.

Встала, подошла к Сергею, попыталась обнять, но он брезгливо отстранился.

– Сереженька, ну прости меня, пожалуйста, ну я не знаю… – страдальчески сжимая бровки, залепетала она. – Помутнение какое-то на меня нашло. Я таких, как Костя, не встречала! Ты сам знаешь, какие у нас парни в совхозе. Портянки да телогрейки!

Сергей просто ушам не верил. Да ведь и он тоже – портянки да телогрейки, целинный бригадир! Вся разница, что не совхозный парень, а из города близ Москвы… почти, можно сказать, из Москвы! Ему Динара тоже говорила, что раньше таких не встречала, что у них в общежитии (она училась в техникуме советской торговли) невесть какая шушера, а не парни.

Сергею польстило, клюнул он на эту лесть… А между прочим, не такая уж там была и шушера! Когда Сергей впервые в это общежитие пришел, там были даже иностранцы – негры! Тогда он впервые в жизни чернокожих увидел. Это оказались студенты из Африки, из какой страны, Сергей Морозов так и не узнал. Они все учились в Университете дружбы народов в Москве, а на целину приехали посмотреть, что это за штука такая. Веселые ребятишки были эти негры, пели забавные хриплые песенки, танцевали так лихо, что глаз не оторвать. Девчонки с ними напропалую кокетничали, местные парни на них дулись… Очень хотелось взгреть этих «иноземных захватчиков», но не хотели раздувать международный конфликт.

– Ничего, – сказал тогда Сережин приятель, который ухаживал за подругой Динары, – уедут они скоро, тогда девчонки за нами еще побегают!

Ну, в общем, так и вышло. Иностранцы уехали, потом другие приезжали – тоже диковинную целину посмотреть, но они Сергея уже не беспокоили, потому что у них с Динарой закрутилась любовь. Сергей привык, что все казашки скромницы, слова не скажут, глаз не поднимут на мужчину, поцеловать – ни-ни, а Динара оказалась такая веселая, смешливая, целовалась захватывающе, хотя ничего большего не позволяла, конечно, да Сергей и сам понимал, что такие дела возможны только после свадьбы. Словом, он и заметить не успел, как голову фактически потерял.

Как это он дураком таким оказался? Просто чудеса! Как не заметил, что Динара просто ищет жениха повыгодней, поинтересней, чем совхозные парни или даже ребята из автодорожного техникума их маленького районного городишки?..

И вот теперь появился Костя.

Конечно, Сергей очень на него злился, однако понимал, что на самом-то деле должен быть благодарен: ведь тот открыл ему глаза на эту «невесту»!

– Портянки да телогрейки? – хмыкнул он. – Значит, для тебя форма важней содержания? На костюмчик заграничный польстилась? А еще комсомолка!

– Вот именно! – вдруг выкрикнула Динара. – Я для тебя комсомолка! Я для тебя не любимая девушка, а боевая подруга! Скучно с тобой, Морозов! Слишком ты правильный, идейный!

Девушка помолчала, а потом спросила с вызовом:

– Значит, не простишь?

Она что, не в своем уме?! «Скучно, идейный» Серега боялся ее пальцем тронуть, чтобы не оскорбить, а она так запросто провела ночь с Костей?! И не понимает, что такое не прощают?! Потому что это может легко повториться когда угодно и с кем угодно, кто покажется ей ярче и веселей скучного Морозова! И зачем, спрашивается, ему нужна такая жена?

– Я тебе сказал: уезжай! – буркнул Сергей.

Динара схватила чемодан:

– А вот и уеду! Но напоследок тебе скажу, что я только после Кости, после ночи этой поняла, что жить хочу не с передовиком производства, а с мужчиной!

Сергей только головой покачал. Это что же выходит, она его упрекает за сдержанность, за то, что лишнего с ней не позволял? Ну и ну… Так, может, Костя у нее даже и не первый был?!

Интересно бы узнать, хотя как узнаешь? Костю уже не спросишь… рухнула дружба, а из-за кого?! Тьфу!

– Прощайте, товарищ комсорг! – бросила Динара насмешливо.

В дверях столкнулась с Варварой, которая так и засияла, увидев, что «невеста» уходит.

– Скатертью дорога! – гаркнула Варвара. – И чтоб ноги твоей больше здесь не было! – После этого повернулась к племяннику и сурово добавила: – И-эх! Бить тебя некому!

– Да ладно! – сердито отмахнулся Сергей. – Я-то что?!

Плюхнулся на кровать, вздохнул тяжело…

Лежал, думал… И постепенно тяжесть с души уходила, а на смену ей явилось удивительное чувство свободы. Вот именно, свободы и света!

Странно, вот на целине этого так остро не чувствовалось, но когда Сергей вернулся домой, когда увидел Лилю, вдруг показалось, что между ним и ею стоит какая-то темная тень, которая отгораживает его от других людей и от радости жизни. Вот светит ему солнышко – Карамелька! – а тень мешает.

Но теперь эта тень исчезла.

И он вдруг осознал, что ему и в самом деле есть за что благодарить Костю…

Да что ж это с ним случилось там, на целине, рядом с Динарой? Какое помутнение на него вдруг нашло? Как он мог не понять, что в письмах, которыми засыпала его Карамелька, не просто детская дружба, а любовь, истинная любовь? Как мог забыть… Да ведь она натурально бросилась топиться от обиды и ревности тогда, много лет назад, когда эта деваха в черном купальнике – имя ее Сергей начисто забыл – стала над ней смеяться! Карамелька – да она выросла с любовью к Сергею, и та же любовь живет в сердце этой повзрослевшей девушки. Ей шестнадцать, ну и что? Динаре восемнадцать. Почему он считал Динару достойной своей любви, а Карамельку – чудесную, верную, близкую ему по духу Карамельку! – недостойной лишь потому, что она чуть младше?!

Как она бросилась к нему, какое же это было счастье – обнять ее, снова почувствовать ее поцелуи на своих щеках, снова услышать ее голос, ее восторженный крик: «Сережка!»

Она назвала его предателем. И правильно сделала!

Он и правда ее предал. А она – нет! Даже когда он всю ночь просидел во дворе Дома с лилиями, ожидая, когда вернутся Костя и Динара, Лиля не отходила от него, успокаивала, уверяла, что просто-напросто с машиной неполадки, что они вот-вот вернутся! Она не пыталась очернить Динару, бросить хоть один грязный намек, зло посмеяться – она жалела Сергея, сочувствовала ему, желала ему счастья – пусть даже и с другой!

Бить его некому, вот правда, что Варвара сказала… За свое предательство он вполне заслужил того, чтобы пожизненно быть связанным с Динарой, которая ищет не любви, а выгоды!

В отличие от Карамельки, которая любит Сергея таким, какой он есть. И он любит ее, любит! Хватит скрывать от себя правду. Эта скрытность чуть не довела его до беды.

Но ему повезло. Повезло совершенно незаслуженно. Судьба дала ему еще один шанс все исправить.

Так не теряй же времени!

Сергей с изумлением обнаружил, что уже брезжит рассвет. Сколько же это времени он вот так лежал, ругая себя и отыскивая путь исправления ситуации?..

Вышел на крыльцо, и в этот миг разошлись на небе облака. Все вокруг залило первыми лучами солнца. Дорога, которая вела от деревни к Дому с лилиями, казалась выстланной белым шелком.

И Сергей пошел по ней – сначала медленно, а потом побежал.

Он должен увидеть Карамельку. Увидеть сегодня же!

* * *

Ну, пока бежал, немножко охладился. И хватило ума сначала побродить по лесу, а потом посидеть в саду, не ломиться в дом немедленно, а подождать, когда там проснутся, пока не выглянет, по обыкновению, в окно заспанная Лиля: поздоровается с цветами, а потом снова скроется в комнате.

Сергей ждал, ждал…

Потом, таясь, шмыгнул к дому, подставил к стене лестницу, которая, как и много лет назад, была спрятана в известном ему месте, и поднялся к Лилиному окошку.

Постучал, толкнул неплотно прикрытую створку, тихонько сказал:

– С добрым утром!

Лиля – уже в форме, собиравшая книжки в портфель – усмехнулась невесело:

– Пришел все-таки, предатель!

– А как же! – заявил Сергей, неловко протискиваясь в окошко и цепляясь за подоконник своими длинными ногами. – В конце концов, я же к тебе приехал! На твой день рождения! На, держи!

И, вытащив из-под куртки, подал ей немного примявшийся букет. – В лесу насобирал, пока ждал.

– Спасибо! – сказала Лиля удивленно.

– К вам можно? – спохватился Сергей.

– Раньше не спрашивал, – пожала плечами Лиля, разглядывая букет.

Сергей посмотрел на нее. Там, в лесу, он все думал, как же начать разговор, что же ей сказать, чтобы все снова стало, как было между ними: легко, и просто, и весело, и дружески, и…

Не только дружески, он знал это!

– Только сегодня понял, – сказал, глядя в Лилины ясные глаза, – как я соскучился!

Лиля просияла улыбкой, но тут же снова приняла независимый вид:

– С невестой сравниваешь?

– Нет, зачем, что ты? – изумился Сергей. – Любуюсь тобой. Совсем барышней стала.

– Иди вон к своей… невесте, – презрительно прищурилась Лиля. – Когда свадьба-то?

– Свадьбы не будет, – отрезал Сергей. – Выгнал я ее.

– Ты что, серьезно?! – Лиля прижала букет к груди, не замечая, что мнет его.

– Серьезно, – кивнул Сергей. И почти взмолился: – Ну не сердись!

Но она еще сердилась. Отшвырнула цветы, подскочила к нему:

– Знаешь, Сережка, ну предатель ты все-таки, ну вот предатель! Я тебя полжизни люблю, а ты… привез какую-то… невесту!

– Полжизни? – усмехнулся он, и смущенный неподдельной страстью, которая звучала в ее голосе, и счастливый от этого. – Звучит здорово!

– А ты не смейся! – вдруг вспыхнула Лиля и принялась молотить кулачками его в грудь, приговаривая: – А ты не смейся! Ты не смей смеяться!

– Да ладно, ладно! – уговаривал ее Сергей, но она еще пуще сердилась, бормоча:

– Я! Слышишь, я! Я должна быть твоей невестой!!! – И вдруг с налету быстро поцеловала его в губы – да так и замерла, ожидая ответного поцелуя.

Сергей смотрел на ее закрытые глаза, на натянувшуюся струной шею, на приоткрытые в нетерпеливом ожидании губы и думал, что больше всего на свете ему сейчас хочется ее поцеловать. И не один раз.

И старинная присказка: «Это же Карамелька! Она еще ребенок!» – не помогала.

Обнял ее…

– Лиля, завтрак стынет! – закричала снизу Варвара, и Сергей уронил руки, с трудом перевел дыхание, подумав, что тетушкин голос раздался очень вовремя.

Лиля подняла ресницы – глаза были затуманенные, пьяные, счастливые…

– Иди завтракай, я в саду подожду, – хрипло сказал Сергей. – Провожу тебя в школу.

Пока ее не было, удалось немного прийти в себя. И все же он не знал, что говорить, что делать, как себя вести.

Лиля, впрочем, все взяла в свои руки. Во-первых, она велела Сергею встретить ее после уроков, что он с удовольствием сделал, даже успев немножко поспать дома. А во-вторых, Лиля не простилась с ним у ворот, а потащила в глубину сада, откуда открывался чудный вид на реку и где раздавалось неустанное «ку-ку», плюхнулась на поваленное дерево и пошлепала ладонью рядом:

– Садись. Помнишь это место?

Сергей помнил. Здесь они с Карамелькой сидели после того, как друзья-приятели прочитали ее первое «любовное» письмо. Она никак не могла успокоиться. Сергей привел ее сюда… Кукушка тогда тоже куковала без умолку. Они стали считать, но то и дело сбивались. Лиля повеселела, стала хохотать и успокоилась.

Даже странно, что столько случаев, с этой девчонкой связанных, запало в память.

Может быть, он и правда не соврал ей там, на берегу, когда сказал: «Я тебя тоже люблю!»

– Помню, – кивнул Сергей. – И кукушка, по-моему, та же самая!

– А что, – согласилась Лиля, – может, и дождалась нас.

Взяла Сергея под руку и положила голову ему на плечо.

Дрожали листья клена над рекой, мелкая рябь бежала по воде… Погода в мае переменчива! То жара стояла, а теперь вдруг похолодало.

– Сережа, ты не обижайся на Котю, – тихо попросила Лиля. – Он хороший! Самый лучший брат на свете.

– Угу, – буркнул Сергей.

– Это все из-за меня, – покаянно шепнула Лиля.

– Карамелька, а ты-то тут при чем? – усмехнулся Сергей.

Она промолчала.

– Это я ошибся! – вздохнул Сергей с горечью. – Сильно ошибся!

Лиля погладила его по спине, сочувственно засопев.

– Так, только не вздумай меня жалеть, ладно? – с холодком попросил он.

Лиля отодвинулась.

– А знаешь, ты меня, между прочим, очень испугал, когда ударил Динару, – сказала хмуро.

Сергей вдруг перепугался:

– Я тебя разочаровал?

– Немножко, – кивнула Лиля. Тяжело вздохнула: – Просто и папа. И Котя… все стало так сложно! Запутанно!

Сергей не понимал, о чем она говорит, но, видимо, это было в самом деле непросто, если у нее стало такое печальное лицо!

Он только собирался осторожно спросить, в чем дело, как вдруг Лиля, просветлев, обернулась к нему, взяла за руки и робко улыбнулась:

– А ты знаешь, Сережа… ты можешь подождать месяц?

– А что будет через месяц? – удивился он.

– Я школу закончу, – серьезно сообщила Лиля. – Вот один мой знакомый ждал целых семь лет… ну неважно, кого он ждал… хотя она абсолютно этого не стоила…

Она осеклась, увидев, с каким изумленным выражением таращится на нее Сергей:

– Лилька… ты делаешь мне предложение?!

Она отвернулась было, но тут же снова уронила голову на его плечо:

– Ну что ты смеешься?! Чего так развеселился?

Он хотел бы сказать, что ему весело от счастья! Он от счастья смеется!

Оказывается, именно этого он хотел всю жизнь… Может быть, с тех самых пор, как увидел около клумбы девчонку с косичками, подвязанными калачиками, и сказал, что карамельки – самые его любимые конфеты, а потом он будет звать ее Карамелькой…

Неужели так бывает?!

И вдруг он понял, всем существом своим понял, что бывает – именно так, что должно быть – именно так, а вот как там «в общаге» получалось с Динарой, так именно что не должно быть!

И захохотал еще громче, еще свободней:

– Лилька, ты, значит, делаешь мне предложение!

Она так и замерла, насторожилась, как птичка…

Одно неверное слово, один недобрый взгляд – и улетит!

– Ну что ж, сударыня, – с преувеличенной серьезностью сказал Сергей, чувствуя, что сейчас пустится вприпрыжку от счастья, – я не в силах вам отказать!

– Сережка! – Лиля кинулась к нему на шею. Он встал, и Лиля немножко повисела на нем, от избытка счастья болтая ногами.

Девчонка… Как это получилось, что какая-то девчонка вдруг стала для него самой желанной из женщин?!

– Побежали скорей! – крикнула Лиля, спрыгивая с него, схватила за руку и потащила к дому.

* * *

– Варвара, – спросил Михаил Иванович, усаживаясь за обеденный стол, – Лилька-то не пришла?

Варвара отвлеклась от холодца, который разрезала, и сказала с улыбкой:

– Да вы не волнуйтесь! Дело-то молодое!

– Молодое? – фыркнул Говоров. – А вот где она?

Приглашенный к обеду Мирон Полищук усмехнулся, Маргарита поджала губы.

Как всегда, у Говорова одна тема: его ненаглядная дочуня. С Костей вчера такая неприятность произошла, а Михаил о нем ни слова!

А впрочем, пусть лучше помалкивает, а то начнет такими ужасными словами бранить… и гостя не постесняется!

– Выпускные экзамены на носу! Она хоть готовится? – требовательно взглянул Говоров на жену.

Маргарита холодно пожала плечами и принялась накладывать Полищуку холодец. Холодец у Варвары получался невероятный!

К счастью, Говоров тоже отвлекся на гостя.

– Дочка у меня на золотую медаль идет! – гордо сообщил он, откупоривая коньячную бутылку. – В МГУ собирается. Не знаю, как отпущу! В голове не укладывается.

– У нашего папы, – не сдержалась Маргарита, – доченька на первом месте. А уж потом жена, сын…

– Ладно, – примирительно буркнул Говоров, который и сам понимал, что, когда думает о дочери, теряет голову.

– А какие подарки он ей дарит! – продолжала Маргарита. – Весь город гудит! Представляете – машина на день рождения!

В голосе ее звучала обида: у Лильки есть машина, а у Кости нет! Хоть муж и обещал, что подарит сыну авто, когда тот выйдет из училища, теперь, после той безобразной сцены с целинной потаскушкой, Говоров может и передумать, он такой!

Полищук недовольно повел бровями. Он не выносил, когда женщины начинали жаловаться посторонним на мужей или вот так посмеиваться над ними с нескрываемым ехидством, как это делает Маргарита.

И, хотя дарить на шестнадцатилетие девчонке «Москвич» ему казалось какой-то буржуазной блажью, чуждой советскому человеку, он все же вступился за Говорова:

– Значит, заслужила.

– О! – обрадовался Михаил Иванович. – Лилька у меня – свет в окошке. Умница! Ну, за дочку!

Маргарита опустила глаза.

Какой смысл беситься, если ничего не изменишь?..

И она покорно протянула рюмку – чокаться.

Выпить не успели – появился «свет в окошке».

– Лилечка, садись, – сказала Маргарита, отмечая, что девчонка какая-то взбудораженная.

– Дядя Мирон, здрасьте! – бросила Лиля. – Мамочка, папочка, как хорошо, что вы дома! – Перевела дух и объявила радостно: – Я замуж выхожу!

У Говорова слиняла с лица блаженная улыбка, Полищук явно чувствовал себя неловко.

Маргарита едва сдержала усмешку: а уж не сбывается ли ее пророчество о том, что доченька рано или поздно пойдет по следам своей родной мамаши? Ну, похоже, она отправилась в путь довольно рано!

Лиля окинула взглядом изменившиеся лица и быстренько уточнила:

– А… не сейчас! Через месяц!

– Ну хоть на этом спасибо! – выдохнул Говоров и опрокинул рюмку в рот.

В самом деле – после такого известия следовало серьезно подкрепиться.

Полищук тоже выпил. Одна Маргарита сидела, пристально глядя на Лилю, словно ожидая продолжения. И оно не замедлило последовать!

Лиля выскочила в дверь, а через минуту появилась, таща за собой… Сергея!

Он держал ее портфель.

Лиля схватила парня под руку, прижалась и объявила счастливым голосом:

– Вот!

– Здрасьте, – не без робости кивнул Сергей.

Вошедшая Варвара уронила поднос.

Маргарита обреченно вздохнула.

Полищук уставился на Сергея тяжелым взглядом. А Говоров поднялся из-за стола и скомандовал:

– За мной!

Михаил Иванович пошел в свой кабинет, и Сергей послушно потянулся следом.

Он чувствовал себя, конечно, не в своей тарелке. Сейчас Михаил Иванович вполне может обрушиться на него с криками и бранью… Однако чего Сергей не ожидал, так это почти спокойного вопроса:

– Это ты назло делаешь, да? Хочешь отомстить Котьке?

Сергей даже покачнулся!

А Говоров не умолкал:

– Значит, так. Хоть пальцем Лильку тронешь – мокрого места не оставлю!

На последних словах он сорвался на такой крик, что Сергей не на шутку разозлился.

Раздул ноздри:

– Михаил Иванович, не надо кричать! Я этого не люблю!

– Чего-чего? – Говоров явно решил, что ослышался.

– Не шумите, говорю, – уже спокойней сказал Сергей. – Лилька все напридумывала. Между нами не было ничего. – И, поймав недоверчивый взгляд Говорова, уточнил с вызовом: – Во всяком случае, пока!

Говоров медленно, тяжело вышел из-за стола.

– Пока? – спросил тихо, сдавленно. – Ты кто такой, чтобы иметь виды на мою дочь?!

– Да я знаю, – вздохнул Сергей. – Знаю, что надо много учиться, многого достичь. Но я сумею, не сомневайтесь.

Говоров явно растерялся, кивнул:

– Ну и хорошо.

Но тут же возмущение снова взяло верх:

– А пока… – распахнул дверь: – Вот тебе бог, а вот – порог!

Сергей послушно пошел к выходу, но в дверях остановился и попросил:

– Берегите ее. Она у вас замечательная!

– Знаю! – рявкнул Говоров и захлопнул за ним дверь.

Он был злой как черт. Главным образом из-за того, что, как ни старался, не мог больше злиться на этого парня.

Зол был и Сергей. Прежде всего – на себя, за то, что свалял такого дурака. Заигрался с девчонкой в какие-то куклы! И за это был, можно сказать, высечен, как мальчишка!

Правильно, все правильно сказал Михаил Иванович… Кто он такой, Сергей Морозов?

Ну что же… Он знает, что делать. Но как же трудно принять решение, которое причинит Карамельке такую боль…

Он думал до ночи. Потом снова пошел к Дому с лилиями.

Луна сияла, сияла, и Сергей вспомнил точно такую же ослепительную лунную ночь семь лет назад, когда он собирался идти в армию и полез к Лилиному окошку, чтобы оставить ей письмо. Но сейчас он должен был поговорить с ней.

Лестница-помощница нашлась на своем месте, и Сергей, с привычной сноровкой забравшись по ней, осторожно влез через окно в Лилину комнатку.

Лунный свет занавесил все вокруг зыбкой, голубоватой сетью, и Лиля выглядела в этом сиянии совсем девчонкой – с косичками, в смешной ночной рубашке с кружевным воротничком. Совсем по-детски она прижимала к себе плюшевого мишку.

Сергей чувствовал такую нежность, такую восторженную нежность к ней, что опустился на колени рядом с кроватью и смотрел, смотрел на прелестное лицо девочки-девушки, которая любила его «полжизни», которая первая поцеловала его и сделала ему предложение и которую он должен заслужить, потому что без нее – Сергей это понял совершенно отчетливо! – ему нет счастья.

Погладил ее по голове – Лиля открыла сонные глаза, пробормотала:

– Сережка!

– Я пришел пожелать тебе доброй ночи, – шепнул он. – Или доброго утра… Рассвет скоро.

Она улыбнулась, снова пробормотала:

– Сережка! Ты мне снишься, как здорово! – и закрыла глаза.

Сергей легко прикоснулся к ее губам.

Лиля только улыбнулась, не открывая глаз. Наверное, решила, что и этот поцелуй ей приснился.

Сергей еще раз погладил ее по голове, поцеловал тонкие пальцы, обвившиеся вокруг его пальцев, и вылез в окно.

– Когда мы увидимся? – донесся до него сонный шепот Лили. – Я после школы на речку приду…

Сергей уже спустился на землю и даже успел убрать лестницу, когда Лиля резко села в постели. Ей снилось… Ей снилось, что здесь был Сережа и целовал ее!

Или это был не сон?

Лиля подскочила к окну и выглянула.

Никого…

Как жаль, что это был только сон! Но ничего, скоро Сережа всегда будет с ней. И во сне, и наяву!

Она настолько погрузилась в мечты о том, как же это будет прекрасно – не расставаться с Сережей никогда, ни-ког-да! – что снова заснула лишь на рассвете. Ну и, конечно, проспала.

С невероятной скоростью оделась, умылась, помчалась вниз, в столовую. Мама, как всегда ослепительно красивая, сидела за столом, Варвара несла кашу, но Лиля, расцеловав Маргариту, схватила чашку с чаем и кусочек сыру – есть было совершенно некогда!

– Здрасьте-пожалуйста! – рассердилась Варвара. – Вот и Михаил Иванович тоже ушел не позатракавши, Сережка тоже улетел – и не позавтракал!

Лиля чуть не подавилась:

– Куда улетел?!

– Куда? – удивилась Варвара. – На целину свою! Привет передавал. Кланяться велел!

– Он не мог… – Лиля не глядя поставила чашку на стол. – Ты что-то путаешь, Варвара! Он не мог улететь!

– Да что ж я, совсем из ума выжила? – опустила глаза Варвара и, словно спохватившись, бочком-бочком пошла из кухни, бормоча: – Господи, да что ж это я сказала-то?!

– Да не мог он меня второй раз обмануть! – закричала вслед Лиля, и Маргарита сердито позвала:

– Варвара! Как улетел, но он же…

Она осеклась, глядя на побелевшее Лилино лицо.

– Мамочка, – пробормотала та, помертвев, – не мог он меня второй раз обмануть!

Она смотрела на Маргариту с такой мольбой, что той захотелось отвернуться: вдруг так и укусила непрошеная жалость.

– Помоги мне, – пробормотала Лиля.

– Ну хороший мой, – Маргарита прижала руки к груди, – ну чем?!

– Дай мне денег на билет, – выпалила Лиля. – Я за ним поеду! Я его очень люблю!

– Ну что ты в любви понимаешь, ну господи! – Маргарита ласково заправила ей за уши непослушные прядки волос.

– Я понимаю, что умру без него! – всхлипнула Лиля.

– Лиля! – рассердилась Маргарита. С силой усадила девушку на стул: – Садись и ешь!

Лиля тупо посмотрела в чашку и вдруг залилась слезами.

– Мамочка! Ну я тебя умоляю… Я тебя прошу!

– О господи! – простонала Маргарита. – Я ведь об этом пожалею! Пожалею!

Но рука уже сама потянулась к сумочке, брошенной в угол дивана…

Лиля выхватила у нее из рук деньги и, не обмолвившись ни словом, только глазами сверкнув, вылетела из дома как была – в школьной форме. Через несколько минут Маргарита услышала, как взревел мотор «Москвича».

– Куда это коза наша поскакала? – выглянула из кухни Варвара. – В школу на машине, что ли?!

Маргарита угрюмо покачала головой.

Варвара взглянула на портфель Лили, брошенный на пол, на хозяйку, которая места себе не находила, сразу видно, – и всплеснула руками:

– Уехала? За Сережкой?

Маргарита кивнула, воровато отводя глаза.

– Да как же? – пролепетала ошарашенная Варвара. – На машине – на целину?

– Да что ты глупости говоришь, Варвара, – раздраженно прикрикнула Маргарита. – На поезде! Машину на вокзале должна оставить, Егорыч потом заберет.

– А деньги? – подозрительно сузила глаза Варвара. – Деньги у нее откуда? Михаил Иванович не велел ни копейки в руки не давать, чтоб не избаловалась…

И всплеснула руками:

– Маргарита Васильевна! Голубушка! Да неужто вы ей денег дали на билет?

Маргарита отвернулась к окну, независимо сложила руки:

– Варвара, ты иди, иди, неужели своих дел нету?

– Да вы что, Маргарита Васильевна, – заорала вдруг Варвара без всякого почтения, – да ведь пропадет девка! Одна, без вещей, без еды! Такую дурочку любой обидеть может! Пропадет! А как узнает Михаил Иванович, что это вы – потатчица, так ведь он вас убьет! Помяните мое слово, убьет, как пить дать!

И она залилась слезами.

Маргарита отвернулась от окна. В лице не было ни кровинки…

Да что же она натворила, что натворила…

– Варвара, вызови такси, да поскорей! – крикнула она, набрасывая плащ и хватая сумку.

Рыдающая Варвара неуклюже, не попадая толстыми пальцами в отверстия телефонного диска, пыталась набрать номер.

Маргарита оттолкнула ее и принялась звонить сама.

Через полчаса она ворвалась в кабинет мужа:

– Говоров! Говоров, я такое сделала…

– Что еще? – насторожился он.

– Я ей денег дала! На билет! – выпалила Маргарита с видом человека, который бросается в ледяную воду. – Бес попутал!

– Кому? – ошеломленно спросил Говоров. – Ничего не понимаю!

– Лильке! – прорыдала Маргарита. – Она уехала к этому своему… к Сереже! На целину!

– Что одна, что другая! – заорал Говоров. – Какой поезд?

– Пассажирский… – простонала Маргарита.

– Ясное дело, не товарный! – рявкнул Говоров и крикнул в трубку: – Руфина Степановна, немедленно соедините меня с начальником вокзала!

…Егорыч не гонял так с фронтовых времен. Да, было дело, удалось однажды на неистовой скорости уйти им с Михаилом Ивановичем от фашистского истребителя. Тогда, видимо, боеприпасы у гада кончились, вот и отвязался. Но за поездами гоняться Егорычу еще не приходилось, чего не было, того не было. Да и новенькая «Волга» по проходимости, конечно, уступала всепроходному «Виллису», зато дорога, которая шла вдоль железнодорожной насыпи, была такой же ухабистой и разбитой, как иные фронтовые пути-дорожки. И все же Егорыч гнал вовсю, то и дело сигналя, а Говоров, высовываясь из окна, орал как сумасшедший:

– Стой! Стой!

Черта с два он раскричался бы, однако машинисту была дана радиограмма – остановиться, когда рядом появится черная «Волга» первого секретаря горкома.

И вот неуклонное движение начало замедляться, а потом поезд стал, да так резко, что пассажиры попадали с полок.

Слетела со своей нижней полки и Лиля, с аппетитом жевавшая булку, которой ее угостила соседка.

С соседями ей повезло, конечно: они сразу увидели, что девушка хочет есть, и начали подкармливать ее домашней снедью, сочувственно расспрашивая, что да как.

Лиля, правда, успела только сказать, что едет к жениху. Соседка немедленно спросила:

– Ты что, брюхатая?

Лиля возмущенно замотала головой, сосед цыкнул на жену, однако та лишь плечами пожала: а что другое можно подумать про девчонку, которая оказалась в поезде с каким-то крохотным чемоданчиком, а главное, в школьной форме?! Видать, поняла, что неладных делов наделали они с парнем, ну и ринулась сообщать ему о том, что не миновать вскорости свадьбу играть.

Главное теперь, что он не начал отказываться! Девчоночка ведь совсем молоденькая!

– Парень-то хороший у тебя? – начала было соседка, но тут поезд затормозил.

– Похоже, встречный пропускаем, – сказал кто-то.

В эту минуту по вагону пронесся какой-то человек. Он привставал на цыпочки, заглядывая на верхние полки, бесцеремонно сдергивал простыни со спавших.

Увидев его, Лиля побледнела и пролепетала:

– Папа! – кинулась было в другой конец вагона, но тут же замерла: навстречу шел Егорыч.

Увидев Лилю, он тяжело перевел дух, а Говоров крикнул:

– Все, дочуня! Приехали!

– Я не вернусь! – закричала Лиля. – Я не вернусь!

– Еще как вернешься!

Отец схватил ее за руку, дернул к себе и с неожиданным проворством вскинул через плечо.

– Там же вещи! – жалобно завопила Лиля, молотя его по спине, однако Говоров только бросил:

– Егорыч, вещи возьми! – быстро пошел к выходу, провожаемый ошалелыми взглядами пассажиров.

– Сам товарищ Говоров! – сообщил жене бывший сосед Лили.

– Да будет брехать! – отмахнулась та.

– Вот те крест! – перекрестился он ватрушкой. – Я его на первомайской демонстрации видел.

Жена опасливо посмотрела на то место, где только что сидела школьница, которая отправилась искать жениха.

Чудны дела твои, господи, вот уж воистину!

Если это и правда был товарищ Говоров, значит, девчонка – его дочка?!

Ну, он ей задаст!

* * *

Примерно через час взмыленный безумной гонкой Егорыч, тяжело дыша, врезал замок в дверь Лилиной комнаты.

Лиля, в одних трусиках и майке, лежала на кровати и плакала. Говоров стоял рядом и стерег каждое ее движение, как пес.

– Ну все, Егорыч? – спросил он нетерпеливо.

Лиля вскочила на колени:

– Я все равно убегу!

– Куда? – прорычал Говоров. – На целину?

Она только всхлипнула в знак согласия.

– Да ты хоть понимаешь, какие там условия? – разъярился отец. – Жара, пыль да вода соленая. Это тебе не здесь на даче – с мамой да Варварой под боком!

Он сердито собрал с полу валявшуюся там Лилину форму и туфли.

– Ну и пусть! – заорала Лиля. – Я его люблю!

– Люблю! – передразнил он. – Да ты хоть знаешь, о чем говоришь?!

– Слышали! – обиженно вскричала Лиля. – Мама уже говорила, что я ничего не знаю о любви. Это вы ничего не знаете о любви!

– Все, все! – отодвинулся от нее Говоров. – Я больше чепуху слушать не желаю! Ну что, Егорыч, скоро?

– Готов замок, тютелька в тютельку! – Егорыч собрал инструменты.

Говоров нетерпеливо пощелкал замком, проверяя.

Тем временем Егорыч подошел к кровати:

– Люлюша, ну не перечила бы ты отцу! – попросил ласково. – Он знает, что для тебя лучше! Ну разве это дело – под замком сидеть!

– Пре-еда-атель! – прохлюпала носом Лиля, обхватив руками озябшие плечи.

Егорыч уныло отошел.

– Мучители! Тюремщики! Деспоты! – вопила Лиля сквозь слезы.

– О! – обрадовался Говоров. – Вот теперь я вижу: дочь готова к поступлению. Сколько синонимов мы знаем! Хорошее советское образование!

Егорыч, сокрушенно вздыхая, взялся было за веник: подмести стружки да опилки, но Говоров вырвал его из рук шофера и швырнул Лиле:

– Вот! Подмети и успокойся! Егорыч, пошли, пошли!

Михаил Иванович собственноручно запер дверь. В коридоре жались к стенке перепуганные Маргарита и Варвара.

– Еще раз сбежит – головой ответите, это понятно? – пригрозил Говоров.

Маргарита нервно поправила волосы, а Варвара простонала испуганно:

– Конечно, понятно, Михаил Иванович!

Из-за двери послышались глухие удары – видимо, Лиля колотила по ней веником, – и потом ее крик:

– Долой крепостное право! Я есть хочу! Я пить хочу! Изверги!

Варвара ринулась вниз – собирать «передачу» узнице.

Маргарита подошла к двери и тихо сказала:

– Лилечка… прости меня…

Послушала эти рыдания и невольно улыбнулась. Все-таки ее жизнь рядом с этой «приблудой», как Маргарита называла ее раньше, была хоть и нелегкой, но довольно забавной. И она, честно говоря, к Лильке немного привязалась. И если бы девочка не была дочерью этой мерзкой стряпухи, ее вполне можно бы даже полюбить!

Ближе к вечеру Говоров устроился в саду, в беседке, в виду Лилиных окон. Время шло, а ничего не происходило… но он не сомневался, что произойдет!

Время шло.

– Ну давай! – шепнул Говоров.

И, словно в ответ, наверху распахнулось окно. Лилино окно.

Дочка высунулась, огляделась…

Говоров отодвинулся в тень.

На приступочку под окном выбралась Лилька в шароварах, футболке и спортивных тапочках. Впрочем, тапочки немедленно были сброшены вниз, чтобы не мешали.

Из окна она вытянула длинный «канат», состоявший из крепко связанных простыней, пододеяльника, покрывала и штор. Итак, Лиля мобилизовала весь свой «боезапас»!

Сверху полетел рюкзак, а потом начала спуск и сама бесстрашная искательница приключений.

Несколько мгновений Говоров любовался тем, как ловко она спускается, опираясь босыми ногами на крепко стянутые узлы, а потом подошел и встал под «канатом», так что Лиля вдруг угодила ему прямо в руки.

– Ну что, дочуня? – ухмыльнулся ехидно. – Зубную щетку не забыла?

Она от изумления лишилась дара речи…

– Ну, давай, давай, – подначивал Говоров, – изверг, сатрап, деспот, кто я еще там у тебя?

Лиля строптиво брыкнула босыми ногами:

– Ну почему я такая несчастная?! Это действительно прóклятый дом!

– Ага! – засмеялся Говоров. – Или кто-то очень непослушный ребенок. Ну ладно, ладно…

И понес ее в дом.

* * *

Говорову нравилось, когда к нему в гости приезжал Мирон Полищук. Могло показаться странным, но этот «хороший чекист» был единственным человеком, с которым можно было беседовать без опаски на любые темы, не опасаясь доноса, скрытой пакости или подлости. Говоров же, похоже, был для Полищука единственным человеком, который не чувствовал себя при нем настороженно и не следил за каждым своим словом. Их странные отношения основывались прежде всего на взаимном доверии, и не удивительно, что Говоров был вполне откровенен, когда Полищук вдруг упомянул, что давно не видел Шульгина.

– Женился Шульгин, – угрюмо сообщил Говоров. – Влюблен, счастлив, жена красавица… Так что наш друже взял верх над жизнью, и не до нас ему теперь.

– Михаил Иванович, – изумленно протянул Полищук, – да ты никак завидуешь Шульгину.

– С чего ты взял? – немедленно ощетинился Говоров.

Полищук не ответил. Помолчал и заговорил о другом:

– Как дочка твоя? Подарки на свадьбу готовите?

– Типун тебе на язык! – криво усмехнулся Говоров. – Шестнадцать лет – какая свадьба?.. Не знаю, что и делать. Учиться надо, а у нее одна любовь в голове. Такие фертеля выбрасывает!

– Одно утешение – у меня сын, – довольно сказал Полищук. – Но тоже, бывает, характер показывает! Оболтус… А твоя – это из-за того парня, что я у вас видел? – спросил он безразличным тоном.

– Да… – тяжело вздохнул Михаил Иванович.

– А я его знаю, – безразлично обронил Полищук. – У меня память фотографическая. Правда, фамилию пару дней вспомнить не мог. Он же Морозов?

– Морозов. А почему ты его вспомнил? – насторожился Михаил Иванович.

– Я же говорю, – повернулся к нему Полищук, – у меня память фотографическая.

– Погоди, погоди, Мирон, – с беспокойством сказал Говоров, – на этого Морозова у вас что-то есть?

– В наших архивах много интересных документов можно найти, – загадочно ответил Полищук.

* * *

Тасе хотелось сделать это давно, однако она сдерживала себя. Было так страшно снова нарваться на Лилину жестокую отповедь… Но еще больше хотелось слышать ее голос.

Может быть, девочка уже успокоилась? Уже не злится? Может быть, прочитав то письмо, которое оставила ей Тася, она смягчилась?

Тася, конечно, ждала, что Лиля позвонит или приедет. Но, может быть, она стесняется – после той ужасной ссоры?

Надо ей помочь. Надо пойти навстречу. И вообще, что такое письмо?! Лучше с ней поговорить!

Конечно, Тася отлично понимала, что отправиться в Дом с лилиями у нее не хватит храбрости. Но по телефону позвонить…

Но решиться позвонить по телефону тоже оказалось непросто!

И вот наконец она решилась.

Молилась Богу, чтобы трубку взяла Лиля или хотя бы Варвара! Но Бог нынче, видимо, был занят другими делами, и Тасины мольбы до него не дошли.

В трубке зазвучал голос Маргариты!

– Алло, здравствуйте… это Таисия Шульгина, – нетвердо сказала Тася. – Можно мне с Лилей поговорить?

Тася расслышала, как Маргарита, стоя у телефона, шумно перевела дух и ледяным голосом ответила:

– Моя дочь в вас не нуждается. Более того, она вас видеть не хочет. Вам это понятно?

– Маргарита, прошу вас, не кладите трубку, просто скажите мне, как Лиля, – взмолилась Тася.

В ответ раздались короткие гудки.

Тася представила себе Маргариту – великолепно причесанную, в нарядном платье или в таком роскошном халате, что его тоже можно принять за нарядное платье… Маргариту, которая забрала себе ее, Тасину, дочь, вцепилась в нее – и не отдает, потому что только этим может удержать около себя Михаила.

Пусть его берет, но Лиля… Лиля – это последнее, что осталось в жизни у Таси, ее последняя радость.

Конечно, теперь ей живется легче, у нее есть заботливый муж, но… врут те люди, которые говорят, что жалость для женщины – это первый шаг к любви. Тася жестоко ошиблась, приняв жалость за любовь! Она хотела укутать себя любовью Шульгина, как теплым одеялом, но попала в такой капкан…

Потому что она честный человек, который не может только брать. Ей хочется отдавать – но что? Ей нечего дать Шульгину! Она вся принадлежит Михаилу и Лиле!

Чужому мужу и чужой дочери…

Тася обнаружила, что все еще стоит около телефона и слушает гудки, и положила трубку.

Подошла к стене, на которой висела Лилина фотография. И Лиля там еще маленькая… Лет десять ей, не больше… Сейчас она совсем другая.

Эта фотография – все, что есть у Таси. Когда же она сможет снова увидеть дочь?

Раздался звук открываемой двери, а потом голос Шульгина:

– Тасенька! А у меня окно!

Шульгин с недавних пор вел занятия в партшколе.

Тася отскочила от портрета Лили и села за стол, где лежали ее тетради. Она готовилась к поступлению в училище, но слишком часто печальные мысли отвлекали от работы. Однако Дементий так огорчается, когда видит ее тоскливо глядящей на фотографию Лили…

– Решил забежать посмотреть на тебя. На!

Перед Тасей лег на стол огромный букет ромашек.

– Спасибо! – прошептала она, не очень ловко уворачиваясь от поцелуя.

Но Шульгин был приметлив…

– А почему глаза на мокром месте? – спросил он обеспокоенно.

– Дементий, я с утра совершенно не изменилась! – нахмурилась Тася, вскочила и поспешно вышла – поставить в вазу цветы.

Любовь Шульгина и трогала ее, и злила. Злила прежде всего потому, что ответить на нее было нечем, кроме благодарности, но нельзя же вечно жить с чувством неисполненного долга, да и не благодарности хотел от нее муж!

– Ты обедать будешь? – спросила Тася из кухни.

– Да, – сдержанно ответил Шульгин. И вдруг до нее донеслось изумленное: – Тася?!

Она торопливо вошла с тарелками в руках.

Шульгин держал листок бумаги. Медленно, словно не веря глазам, прочел вслух:

– «Я, Таисия Александровна Шульгина, прошу зачислить меня на первый курс медицинского училища»… Это что?!

– Ну как что, это заявление, – пожала она плечами.

– А почему в медицинское? – недоумевал Шульгин.

Тася отвела глаза.

– Ясно…

Шульгин вскочил и отшвырнул палку так резко, что Тася испуганно вздрогнула, а он… он вдруг пустился вприсядку!

– Эх, яблочко, куда ты котишься, к черту в лапы попадешь, не воротишься!

И с какой же яростью спел он эту веселую песенку…

– Тася, – остановившись, хрипло выдавил Шульгин, – ты хочешь быть моей сиделкой? Делать мне уколы? Банки, клизмы? Так этого мне не надо! Мне нужна жена, а не патронажная сестра.

Схватил ее заявление, скомкал, бросил на стол.

– Прости, Дементий, – сдавленно прошептала Тася. – Я хотела как лучше.

– Скажи, пожалуйста… – Шульгин шагнул к ней, тяжело дыша, – ты видишь во мне только инвалида? Я тебе так противен?

Тася затрясла головой, отвернулась. Слезы подкатили к глазам.

Шульгин схватил ее руку, прижал к своей щеке:

– Я тебя жду каждую ночь. Не тороплю, Тася, но мы не можем жить как соседи. Я хоть и инвалид, но все-таки мужчина. А ты – умная, молодая, красивая женщина, моя жена. Ты моя жена, ёшкин кот!

– Дементий! – уже не скрывая слез, простонала Тася и бросилась вон из комнаты. – Я приду к тебе! Я приду!

Голос Шульгина заставил ее замереть:

– Только жалости и одолжения мне не надо.

Обернулась, беспомощно стиснув руки:

– Я стараюсь полюбить тебя, Дементий!

– Постарайся, – глухо сказал Шульгин. – Только поскорее.

* * *

– Папочка, звал? – Лиля сбежала с лестницы и положила руку на плечо отца, сидевшего в кресле.

Она с удовольствием расцеловала бы его, но постеснялась Полищука, который сидел напротив.

Насторожилась – вид у обоих был угрюмый.

– Да, дочуня, – кивнул отец. – Вот дядя Мирон поговорить с тобой хочет.

Лиля улыбнулась Полищуку, однако вдруг забеспокоилась.

Она отлично знала, где работал этот приятель отца. Он ей не слишком нравился. То ли дело Шульгин! Но Шульгин больше не появляется в их доме. Эта… правильно назвала ее мамочка! – не только чуть не рассорила Лилю с отцом, но и забрала у него лучшего друга.

Ладно, пусть отец дружит с Полищуком. В конце концов, надо же человеку с кем-то дружить!

– Лилюш… – начал Полищук и откашлялся. Лиля с изумлением поняла, что ему трудно говорить…

Что ж такое?

– Ты знаешь, где я служу?

– В органах, – кивнула Лиля, – в КГБ. Должность какая-то… большая…

– Вот-вот, – криво улыбнулся Полищук. – Только в 53-м должность у меня была меньше. А время было суровое… аресты, если помнишь.

– Да, – сказала Лиля. – Время страшное было!

Она помнила, как внезапно уехали мама с Котька, как ее увезли в деревню к Варваре, а отец остался дома, и Варвара молилась, плакала и ее учила молиться: «Проси Господа, чтобы отца еще раз увидеть, чтобы не коснулась его беда лихая!» Лиля плакала от страха, а Сережа сердился на тетку и утешал Лилю: «Не горюй, Карамелька, я никому не дам тебя обидеть, все будет хорошо!»

При мысли о Сереже тепло стало на сердце, и Лиля слегка улыбнулась.

Полищук снова заговорил:

– В МГБ – тогда КГБ так называлось – привлекали старшеклассников, активных комсомольцев в помощь – когда понятых привести, когда в обыске поучаствовать. Вот тогда к нам и попал Сергей Морозов.

– Сережа? – недоверчиво переспросила Лиля, вскинув брови.

– Да, именно он, – продолжал Полищук. – Хочу, мол, помочь родным органам очистить страну от гнид. Доброволец, так сказать…

– Он мне ничего такого не рассказывал, – возразила Лиля.

– Дочуня, – невесело усмехнулся отец, – таким и не принято хвастаться.

Лиля смотрела то на одного, то на другого, и постепенно до нее доходил ужасный смысл слов Полищука.

– Папа, это получается, что он и к нам мог тогда прийти? Тебя арестовать? Маму?

Говоров и Полищук угрюмо молчали. Молчание – знак согласия…

– Я не верю! – тихо, отчаянно сказала Лиля.

– Тебе документы показать? – подал плечами Полищук. – Подпись его?..

– Да! Покажите! – вскинула голову Лиля.

– Завтра заезжай ко мне на работу, – сказал Полищук. – Хоть и не имею права, но для тебя сделаю исключение.

И взялся за бутылку, словно тяжесть известия, которое он сообщил Лиле, стала для него вдруг невыносимой.

– Беги, дочунь, беги, – пробормотал отец, пряча глаза.

Лиля, пятясь, оглядела обоих. Она надеялась, что они сейчас рассмеются и скажут: «Здорово мы тебя разыграли!» Но мужчины молчали.

Слушать их молчание, смотреть на них не было сил! Лиля со всех ног умчалась наверх – к себе.

Полищук с протяжным вздохом поднял рюмку.

– И документ такой есть? – недоверчиво спросил Михаил Иванович.

– Наивный вопрос, товарищ Говоров, – усмехнулся Полищук.

– Да…

Чокнулись и выпили.

* * *

Разговор с мужем не давал Тасе покоя. «Да ведь я над ним просто издеваюсь!» – в итоге сделала для себя такой вывод она. Ну конечно – они живут вместе больше месяца, а отношения и вправду как у соседей.

Тася вспомнила, как все эти годы в доме у Говоровых ее каждую ночь терзала ревность: а что, если Михаил сейчас в постели у Маргариты? Она не хотела знать правду – вполне достаточно было этих мучительных мыслей. И вот так же мучается Дементий. Возможно, он размышляет: о чем же думает его жена, лежа одна в постели? Представляет себя в объятиях Михаила?

Да, его тоже терзает ревность…

Ну что ж, Тася готова была признать: догадки Дементия справедливы, она действительно не могла отделаться от мыслей о любви к Михаилу. Хотела, искренне хотела, но не могла! Однако сейчас вдруг подумала: а если ей стать истинной женой Шульгину – это поможет освободиться?

Может быть, ей, как и Дементию, отчаянно не хватает любви, ласки, ощущения живого тепла рядом? Она не знала в жизни мужчины, кроме Михаила, – что, если только на этом зиждется ее болезненная привязанность к нему?..

Не испытав чего-то другого, не узнаешь…

И она наконец решилась.

Сначала легла, как обычно, на свой диванчик в гостиной, однако спустя полчаса подняла голову, поглядела: из-за двери пробивается свет.

Шульгин не спит.

Ну что же…

Тася встала с постели и открыла дверь.

Муж лежал лицом к стене.

Уснул?.. Последний проблеск трусости чуть не погнал ее обратно, однако она все же решилась – сделала шаг вперед и тихо сказала:

– Я пришла.

Однако, к ее изумлению, Шульгин резко махнул рукой, потом еще раз: уходи, мол!

Тася отпрянула, однако Шульгин чуть повернулся – и она увидела, что лицо его искажено гримасой боли.

Бросилась вперед:

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Нога, – простонал Дементий, – зараза… Скрутило…

– Давай я сделаю что-нибудь, – испуганно предложила Тася, – укол…

– Я уже сделал, – проскрипел он с трудом.

В самом деле – на тумбочке шприц…

– Уходи, – сдавленно застонал он, – не хочу, чтобы ты видела меня таким!

– Господи, да ты же мокрый весь! Давай я врача вызову! – с жалостью шепнула она.

Кажется, эта жалость его доконала!

– Выйди! – прорычал Шульгин. – Выйди отсюда!

И, не в силах сдержаться, громко, мучительно застонал.

Тася вскочила и бросилась в другую комнату – к телефону.

Слушаться мужа она не собиралась!

* * *

Говоров работал в своем домашнем кабинете, но дела шли плохо. Днем Лиля ездила в город, и он знал куда: в КГБ, к Полищуку. Вернувшись, она ни с кем не обмолвилась ни словом: заперлась в своей комнате. Сейчас Говоров проклинал себя за то, что заставил Егорыча поставить на ее дверь замок, ведь его, как выяснилось, можно было закрыть и изнутри.

Надо зайти к дочери. Она не сможет его не впустить! Она должна все рассказать!

А если не захочет?..

Дверь приоткрылась – Говоров настороженно уставился на нее.

Без стука вошла Лиля.

У Говорова горло пересохло при виде ее бледного лица. Да и вся она выглядела такой… бледной, потускневшей, пришибленной!

Говоров не решался слова сказать: просто смотрел, чувствуя, как болезненно щемит сердце.

– Ну что, папа, – наконец тихо сказала Лиля, – была я у Полищука… Видела бумагу…

Говоров мрачно кивнул.

– Если бы ты знал, – дрожащим голосом проронила Лиля, – как мне плохо…

Скрывая слезы, она повернулась, чтобы уйти, но Говоров не выдержал:

– Лилька! Подойди ко мне!

Она медленно приблизилась и села к отцу на колени – как сидела несчетное количество раз, находя в его любящих объятиях такое утешение и успокоение, какого ей не мог дать никто, даже мать. Та всегда боялась, что Лиля помнет ей новое платье, – ну да, платье всегда было новым.

А у папы на коленях можно было сидеть сколько угодно. Сидеть, прижиматься к нему и слушать его голос, полный такой любви, что Лиле хотелось плакать.

– У тебя все еще будет! – горячо сказал Говоров. – И любовь, и радость… Вот поступишь в МГУ, начнется новая студенческая жизнь, знакомства, впечатления…

– Я не хочу, – уныло ответила Лиля, – я теперь не хочу и в Москву не поеду.

– Вот так новость, – затаил дыхание Говоров, пытаясь угадать, какой еще сюрприз его ждет.

– Девчонки из класса в наш пед – на филфак хотят поступать, и я с ними пойду.

Говоров отстранился, посмотрел изумленно.

– Что, разочаровала я тебя? – печально улыбнулась Лиля.

– Нет, что ты! – воскликнул Говоров.

На самом деле он был счастлив… МГУ – это была идея Маргариты, а его так дрожь пробирала при мысли о том, что Люлька уедет так надолго, что поселится в общежитии, где за ней не будет никакого присмотра, а она же еще совсем девчонка, и такая еще глупая… Хоть и получила в школе золотую медаль! Парни всякие начнут виться рядом – небось еще и опасней этого «целинника» найдутся! Еще обидит кто… А отца рядом не окажется, и не к кому Люльке будет забраться на колени, некому пожаловаться, никто не утешит ее…

Нет уж, пусть на филфаке учится! Какая, в конце концов, разница, где высшее образование получить?

И он повторил с силой:

– Нет, что ты!

Лиля вздохнула с явным облегчением и уткнулась в его шею:

– Папочка, я так тебя люблю… Давай больше никогда не будем ссориться.

Говоров кивнул, чувствуя, как щекочет в горле.

Стареет? Больно чувствителен стал?

Да нет… это просто от любви к этой девчонке, к его дочери. Это самое большое счастье его жизни! И слезы, которые так и просятся наружу, – это слезы счастья.

Лиля протянула ему оттопыренный мизинчик, и Говоров зацепился за него своим. И они завели хором свою любимую мирилку, которая всегда гасила их редкие ссоры:

Последние слова Говоров прорычал нарочито грозно и еще крепче прижал к себе Лилю.

– Дочунька…

– Пап, скажи Егорычу, чтобы снял замок, – тихонько попросила Лиля.

– Н-да? – недоверчиво отстранился он.

– Да не сбегу я. Не сбегу!

* * *

Лиля поступила в институт без экзаменов: золотая медаль постелила, как выразился насмешник Костя, перед ней ковровую дорожку.

Михаил Иванович был так счастлив, что смягчился наконец по отношению к сыну, который приехал в честь Лилиного поступления на побывку и даже хохотал над его шуточками.

Когда вся семья собралась за столом, Михаил Иванович открыл шампанское, а Варвара внесла праздничный пирог невиданной красоты и пахнущий так, что у всех головы закружились, Костя заорал восторженно:

– Ох, Варвара, жениться на тебе, что ли? Да нет, серьезно, мне эти пироги даже во сне снятся! Я бы тебе даже ни разу не изменил!

Маргарита поджала губы, но тут же не выдержала и засмеялась, с обожанием глядя на сына.

– Пустозвон! – отвесила Варвара. – А если я соглашусь? Фату готовить?

За окном раздался гудок.

– Какая-то машина подъехала! – воскликнула Лиля.

– Кого ждем? – удивился Говоров.

Довольнехонько смеющаяся Варвара побежала к окну, отодвинула тюль и обернулась с видом совершенно обескураженным.

За столом звенели бокалы.

– Варвара, кто там? – спросил Михаил Иванович.

– Лучше в горле кость, чем такой гость, – с отвращением буркнула она.

– Варвара? – обеспокоенно взглянула на нее Маргарита, но та лишь головой покачала и поджала губы, словно даже говорить об этом госте ей было тошно.

Дверь открылась – и все онемели при виде Динары, стоявшей в прихожей с чемоданом в руках.

– Здравствуйте, – робко сказала она.

Костя нелепо кивнул, застыв с куском пирога во рту. Остальные от изумления шевельнуться не могли.

– Ой, Костя! – счастливо воскликнула Динара, увидев его. – Хорошо, что ты здесь!

Костя подавился, и Варвара заботливо постучала его по спине.

Динара насупилась:

– Мне надо поговорить с вами. Дело важное.

– О чем поговорить? – холодно спросил Говоров.

– О нас… о нас с Костей, – бросила Динара.

– Что?! – хором воскликнули Маргарита и Лиля.

Костя резко побледнел.

– Вот! – Динара выхватила из кармана платья листок бумаги и, поставив чемодан на пол, подбежала к Маргарите. – Вот, Маргарита Васильевна! Прочтите! Вы женщина, вы меня поймете!

Говоров и Маргарита переглянулись. Они уже поняли, о чем пойдет разговор. А Костя, похоже, смекнул еще раньше… Варвара сочувственно охнула.

Одна только Лиля враждебно и непонимающе таращилась на Динару.

– Люлька, выйди, – глухо сказал Говоров, – иди к себе в комнату.

– Я есть хочу! – заартачилась Лиля. – И вообще, я уже большая! Я уже студентка!

Динара взглянула с нескрываемой завистью, но тотчас снова приняла робкий, даже запуганный вид.

– Хорошо, ешь, – поднялся Говоров. – Всех остальных прошу ко мне в кабинет.

Они ушли.

Варвара с ненавистью проводила взглядом Динару.

– Варвара, как ты думаешь, что случилось? – шепотом спросила ошарашенная Лиля.

– Кажется, чайник выкипает! – скрылась на кухне Варвара, которая совершенно не хотела отвечать на такой ужасный вопрос.

Лиля положила на тарелку недоеденный кусок пирога.

Аппетит пропал начисто…

Тем временем в кабинете Говорова злая, как фурия, Маргарита презрительно швырнула на стол справку, которую вручила ей Динара:

– Девушка… милая… я таких справок с десяток смогу достать! Четырнадцать-пятнадцать недель беременности, видите ли!

Костя, понуро сидевший на диване, вскинул было голову, но тотчас потупился.

– В поликлинике мне выдали! – жалобно сообщила Динара. Повернулась к Косте: – Я тебе даже в училище звонила, хотела, чтобы ты со мной сходил, но тебя не позвали!

Снова посмотрела на Говоровых:

– Я вообще в Москве комнату снимала, в университет готовилась. Но теперь-то какая учеба?! Деньги закончились, а домой с пузом и не замужем мне нельзя!

– Скажите пожалуйста! – уничтожающе засмеялась Маргарита. – А с чего вы вообще взяли, что это Котин ребенок?! Может, это Сергей постарался? Вы же, кажется, в его невестах числились?

Костя благодарно взглянул на нее:

– Мать, ты гений… Ну, чего молчим, звезда гарема?

Маргарита укоризненно поморщилась. Котьке бы только пошучивать! Неужели не понимает, что сейчас его судьба решается?

– Я вам уже устала повторять, – в голосе Динары зазвенел металл, – у нас с Сергеем ничего не было! Мы решили подождать до свадьбы!

– Да-да-да… – протянул Костя. – Сказки рассказывай кому-то другому, а вот я-то точно знаю!

– А я знаю, – сердито взглянула на него Динара, – что ребенок – твой! И по срокам все сходится!

С умоляющим видом повернулась к Говорову и Маргарите:

– Ну это же ваша внучка или внук! Ну она же уже дышит… Мне почему-то кажется, что будет девочка!

Маргарита почувствовала, как вздрогнул муж, и быстро погладила его по плечу.

– Но мне придется оставить ее в роддоме! – жалобно простонала Динар. – А потом детдом!

– Ой! – с иронией вздохнула Маргарита.

Михаил Иванович вскинул голову.

Девочка? В детдоме?!

Он никогда не забывал тот весенний день, когда приехал в детдом, окруженный израненными деревьями, и там, в холодном подвале, нашел свою дочь.

А теперь в таком же подвале окажется его внучка?!

Ему не было дела до того, что детдома с тех пор изменились! Он видел только бледное личико Лильки, снова чувствовал в своих руках ее ледяные ручонки…

Динара ударила в самое больное место!

– Значит, все ясно, – глухо произнес Говоров, поднимаясь. – Пусть Константин женится! Другого выхода я не вижу.

– Миша! – в ужасе закричала Маргарита.

– Что Миша? Что?!

Динара разрыдалась от облегчения.

Костя недоверчиво покачал головой.

– Ты слышал? – обратился Говоров к сыну.

Тот встал с дивана, вытянулся по стойке «смирно», с силой одернул мундир.

– Сейчас первый раз, отец, ты от меня услышишь «нет»! – процедил сквозь зубы. – Я не собираюсь ломать себе жизнь!

И вышел из кабинета, с силой шибанув дверью о косяк.

– Константин! – крикнул вслед Говоров, но Костя не вернулся.

Динара торопливо утерла слезы, подозревая, что рано обрадовалась…

Сидела как пришибленная.

Маргарита, бросив на нее полный ненависти взгляд, вышла.

Говоров сел с тяжелым вздохом.

Он хотел что-то сказать, но забыл, как зовут девушку.

Ах да, вот же ее имя, на справке!

– Динара, будете жить здесь.

Динара счастливо улыбнулась:

– Спасибо!

– Да, – буркнул Говоров.

Лиля в своей комнате сидела-сидела, сидела-сидела в надежде, что заглянет или Костя, или мама, или хоть Варвара, и расскажут ей, что произошло, зачем приходила Динара, да так и не дождалась. Задремала. Проснулась часа через два.

В доме было тихо.

«Может, Динару спровадили и легли отдохнуть?» – предположила она, тихонько спускаясь по лестнице.

Очень хотелось есть – обед-то скомкали, а до ужина далеко. Лиля вошла в кухню, взяла яблоко, повернулась – да так и ахнула, увидев Динару, которая сидела на корточках перед холодильником и с интересом копалась там.

– Ты что тут делаешь? – ошарашенно спросила Лиля.

Динара, держа в руках блин с мясом, по-свойски улыбнулась:

– А я теперь у вас жить буду! Твой папа так сказал!

– Папа так сказал?! – недоверчиво повторила Лиля.

Динара бросила блин обратно в тарелку и заглянула в глубь холодильника:

– А где у нас масло?

– У нас?! – от возмущения Лиля даже поперхнулась. Швырнула яблоко на стол и вылетела из кухни.

А Динара наконец отыскала масло и довольно улыбнулась.

В саду, в беседке Варвара убирала со стола: ей все же удалось уговорить Костю поесть. Но он не столько ел, сколько пил.

Варвара убрала пустую бутылку, попыталась забрать у Кости шампанское, которое он пил прямо из горлышка, но тот не отдал:

– Оставь, там есть еще!

– Дурья голова, ну что ж ты натворил?! – чуть не плача, простонала Варвара, но Костя выставил вперед ладонь:

– Все, все, все! Не начинай! И без тебя тошно!

Варвара погладила его по голове, чмокнула в макушку.

– Спасибо, – грустно кивнул Костя.

Варвара ушла, но на смену ей явилась Лиля.

Взяла из рук брата бутылку, села на бортик клумбы, на которой торчали стебли отцветших лилий, глотнула из горлышка.

Посмотрела на бледное, словно бы замороженное лицо брата:

– Ты очень расстроен, Котик?

Костя встал, отнял у нее бутылку, сел рядом и снова стал пить сам.

– Я не расстроен, – проговорил он наконец. – Я зол! Я зол на отца и на себя!

– Это все из-за меня, да? – жалобно всхлипнула Лиля. – Я во всем виновата?

– Малáя, не говори глупостей! Ты-то тут при чем? – вздохнул Костя.

Лиля взяла его под руку, прижалась, уткнулась лицом в плечо:

– Котик, ты самый лучший в мире брат!

– Я в курсе, – невесело усмехнулся он, осторожно целуя сестру в лоб. – Только твой са-амый лучший в мире брат совсем не знает, что ему делать дальше.

* * *

Михаил Иванович приехал в училище ясным морозным декабрьским днем.

– Говорова позови! – попросил дежурного.

– Говорова на КП! – зычно крикнул тот.

Костя выглянул из кабины тренировочного истребителя и увидел отца, стоявшего у машины.

Спустился на землю, снял шлем, расстегнул ворот комбинезона: при виде отца от обиды бросило в жар, надо было охладиться.

– Ты чего приехал? – спросил резко.

– Динара скоро родит, – холодно ответил отец. – Ты должен жениться.

Константин покачал головой:

– Я ж говорил – нет!

Михаил тяжело вздохнул:

– Не думал я, что выращу труса, неспособного отвечать за свои поступки!

Костя раздул ноздри:

– А вот не будь ты моим отцом, я бы тебе за такое врезал!..

Резко повернулся, чтобы уйти от греха подальше.

Но отец рявкнул:

– Курсант Говоров! Ко мне!

Костя неохотно обернулся.

Михаил Иванович схватил его за грудки:

– Дурак!

Костя вырвался.

– Да пойми ты! – с тихой яростью прошептал Михаил Иванович. – Если есть хоть один шанс, что это мой внук, я не допущу, чтобы он рос в детдоме! Я там был…

– А ты пойми, – запальчиво перебил Костя, – что я ее не люблю!

– Плевал я на твою любовь! – рявкнул Говоров. – Ребенок-то тут при чем? Он же не виноват!

Костя непримиримо посмотрел в глаза отца:

– Все? Я свободен?

Говоров выдохнул угрюмо:

– Ладно. Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому! Из комсомола тебя выпрут. Из армии тоже. О «МИГах» можешь забыть!

Помолчал.

– Ну что, веришь, что я для тебя это устрою?

Костя прищурился. Дернул углом рта… Повернулся и ушел к самолету.

* * *

Зима выдалась такая снежная, что огромная ель, росшая перед Домом с лилиями, казалась в два раза шире из-за налипшего на ветви снега, а почтальону приходилось долго расчищать щель почтового ящика у ворот: ее заметало каждую ночь.

Однажды он опустил туда большой плоский конверт, и Варвара, которая обычно забирала почту, разулыбалась, взглянув на обратный адрес, а потом поспешно поднялась в комнату Лили.

– Начались студенческие будни? – весело спросила она, подходя к девушке, уткнувшейся в книги. – А у меня для тебя кое-чего есть!

Варвара показала конверт.

Лиля взглянула на него и насупилась:

– Снова от Сергея?

– Да!

– Унеси, – мотнула головой Лиля. – Пусть вон ей пишет!

Варвара изумилась. Что случилось между Лилей и племянником? Была такая любовь, а теперь будто черная коша пробежала…

К Динаре-то она зря парня ревнует, ежу понятно, что Костя во всем виноват…

– Да ты посмотри, – вкрадчиво прошептала она, – это ж не простое письмо, а звуковое! Видишь, написано. Значит, с голосом. Он тебе сказать что-то хочет!

Лиля не выдержала и взяла письмо.

– Ой! – обрадовалась Варвара. – До чего наука с техникой дошла!

Она просто помирала от любопытства и не сомневалась, что Лиля сейчас же распечатает конверт, а значит, удастся узнать, что ей написал Сергей, однако Лиля небрежно сунула конверт в ящик стола и угрюмо спросила:

– А эта у нас навсегда поселилась?

– Да ладно, – нетерпеливо проговорила Варвара, – поселилась так поселилась! Ты письмо-то слушать будешь?

– Мне заниматься надо! – буркнула Лиля.

– А-а, – разочарованно протянула Варвара. – Ну, заниматься так заниматься!

И обиженно вышла.

Лиля настороженно посмотрела ей вслед, достала письмо Сергея и открыла конверт.

Там оказалась тоненькая голубая пластинка – вот уж правда, что чудо техники! Такие пластинки у Лили были: они выходили в приложении к журналу «Кругозор», на них можно было найти самую новую музыку, даже иногда зарубежную. Что за музыку прислал ей Сергей? Или это в самом деле не музыка?..

Это в самом деле оказалась не музыка. Когда Лиля включила проигрыватель и опустила адаптер на диск, она услышала голос Сергея:

«Здравствуй, Карамелька! Ты, наверное, злишься, что я уехал не простившись…»

– Вот еще! – едко усмехнулась Лиля. – И не подумала!

«Не злись, пожалуйста! – просил голос Сергея. – Ты не представляешь, как важны для меня твои письма! Понимаю, многое изменилось между нами после моего приезда… Я очень хочу тебя увидеть! Услышать, что ты меня полжизни любишь!»

Лиля слабо улыбнулась.

«Я уже месяц учусь в Москве, на подготовительном, на литфаке, – продолжал Сергей. – И работаю внештатным корреспондентом. В общагу прихожу только спать. Живем весело и дружно! Постараюсь вырваться к тебе зимой, на каникулы. Не вздумай ни с кем встречаться и целоваться без меня! Я жутко ревнивый! Целую тебя, до встречи!»

Лиля нахмурилась и так резко сорвала адаптер с пластинки, что раздался противный скрип.

– Ревнивый он, – проворчала Лиля. – На ревнивых воду возят!

Послышался шум подъезжающей машины.

Лиля подошла к окну.

Кого это Егорыч привез?..

С заднего сиденья выскочил Костя и захлопнул за собой дверцу.

Лиля замахала было брату – да так и замерла, увидев, что в машине осталась Динара, которая беспомощно колотила в дверцу и кричала через стекло:

– Ну откройте же мне! Котик!

Подошел Егорыч, открыл дверцу, помог выбраться Динаре:

– Прошу!

Толстая, неуклюжая, с букетом гвоздик, в модной светлой шубке – подарке Михаила Ивановича Говорова, – Динара бросилась за Костей:

– Котик! Ну подожди меня!

Лиля прижалась лбом к стеклу, чувствуя себя отчаянно несчастной.

«Котька был в загсе, – догадалась она. – Его все-таки женили на этой… захватчице!»

Стекло запотело. Лиля плакала. Ей было жаль брата, жаль себя…

«Какие мы с тобой несчастные, Котинька!» – горько всхлипнула она.

Мимо по коридору прозвучали торопливые шаги родителей.

Понятно… шли встречать «молодых».

«Я не могу… я не могу!» – тихо плакала Лиля.

Ей было невыносимо сейчас видеть брата и участвовать в этой комедии.

Еще счастья ему начнут желать! Да какое у него может быть счастье? Да есть ли вообще счастье на земле?!

* * *

– Котя такой мрачный, – тихо сказала Маргарита, идя в гостиную рядом с мужем. – А ты всегда, Говоров, сына любил меньше, чем свою Лилю. Ее бы никогда не заставил насильно выйти замуж!

– Помоги! – буркнул Говоров, протягивая жене руку: никак не мог застегнуть запонку. До чего он ненавидел эти запонки… И теряются постоянно, и не застегнуть никак! У всех нормальных людей рубашки с пуговицами на рукавах, а Маргарита накупила ему дорогих запонок и подбирает к ним рубашки.

Он нарочно думал о всякой ерунде, чтобы не слышать ворчания жены:

– А Костя был у тебя не сын, а пасынок какой-то!

Нет, запонки не помогли…

– Во-первых, он мужик! – сердито сказал Михаил Иванович.

– И что? – обиженно воскликнула Маргарита.

– А то, что ему пора взрослеть уже!

– Тише! – прошипела Маргарита.

Вбежала оживленная, счастливая Динара. За ней медленно шел Константин.

– Принимаем поздравления! – Динара помахала свидетельством о браке, растопырила пальцы правой руки: на безымянном сверкнуло обручальное кольцо. – Константин и Динара Говоровы!

Маргарита подошла к сыну и сочувственно поцеловала в щеку. Было видно, что она едва сдерживает слезы.

Михаил Иванович протянул ему руку. Костя помедлил… и прошел мимо.

Маргарита только вздохнула.

Динара стояла, вытаращив глаза.

Говоров перехватил ее любопытный взгляд – подобрался, сказал с преувеличенной приветливостью:

– Ну, проходите, Динара, проходите! Чувствуйте себя как дома! Давайте-ка я вам помогу!

Снял с нее шубку, взял букет, придвинул стул:

– Присаживайтесь! Вы у нас будущая мама!

Он как бы объяснял, что его внимание к ней вызвано только этим, однако Динара в этом непривычном внимании как сыр в масле каталась:

– Да!

Она с вызовом взглянула на ледяную, невероятно красивую Маргариту, которая смотрела на нее с нескрываемым презрением.

«Я тебя насквозь вижу! – со злой насмешкой подумала Динара. – Ты меня не выносишь! Ты считаешь, что я обвела вокруг пальца твоего сыночка? Ну да, я обвела его вокруг пальца, и теперь он мой, хочет он или нет, хочешь ты или нет! И никуда ты от меня больше не денешься, от меня и от моего ребенка! А твой муж будет вокруг меня на задних лапках бегать! Думаешь, я не понимаю, почему он так суетится? О внуке своем заботится? Как бы не так! Он боится, что я ославлю вашего сыночка и вашу фамилию на всех углах! А я бы это обязательно сделала, если бы Костя на мне не женился!»

У Маргариты нервно дернулся рот.

«Поняла! – порадовалась Динара. – Ну и хорошо!»

– Варвара, накрывай на стол! – крикнул Говоров.

Варвара встала на пороге кухни.

– Так а чо накрывать? – пробубнила она. – Нечего накрывать, сгорело все. Даже не знаю, как получилось!

Динара зло на нее покосилась.

«Сережкина тетка… Врешь, старая ведьма! Нарочно, из-за меня! А хозяева, ишь, даже не упрекнут! Ну ничего. Я тут наведу порядок! Ты еще вспомнишь, тетушка Варвара, как кричала мне: «Скатертью дорога!» Вспомнишь, когда я тебе крикну: «Скатертью дорога!» Я не я буду, а тебя отсюда выживу!»

– Шампанское открывайте, Варвара, – велел Говоров.

– Как прикажете, – проворчала та, уходя на кухню.

– Ну, все в порядке было, Егорыч? – спросил Говоров, глядя на верного шофера.

– Все хорошо прошло, – отрапортовал тот. – В свидетели меня записали и еще дамочку одну.

– Ну, отлично! – сказал Говоров.

– Михаил Иванович, – сладким голосом перебила Динара, – а куда можно цветочки поставить?

– Цветочки? – засуетился Говоров. – Сейчас поставим! Варвара! Тащи вазу!

– Вы знаете, – сказала Динара, – я, честно говоря, нашу свадьбу не так представляла! Ни музыки, ни платья, – она брезгливо оттянула подол своего бесформенного синего балахона фасона «для беременных», – ни гостей…

Маргарита презрительно повела бровями: «Потаскуха! Да что же это сплошные потаскухи вьются вокруг моих мужчин?! Михаила чуть не увели, а Костю все же отняли! Свадьбу ей! Музыку! Боже мой, и мне придется терпеть эту паршивку всю жизнь?! Котя, ну как ты мог! Михаил, ну что ж ты наделал, зачем ты ее нам навязал?! И еще суетится вокруг нее, как вокруг родной дочери!»

– Свадьбу? – растерянно повторил Говоров. – Да мы сейчас такой праздник закатим!

На лестнице послышались шаги. Быстро спустился Костя со своим чемоданом, за ним бежала Лиля, беспомощно бормоча:

– Котька, может, останешься? Мы тебя так ждали!

Все стоявшие внизу недоуменно замерли.

– Котя, ты куда? – робко спросила Маргарита.

Он обернулся:

– А я в этом доме жить не намерен. Ни дня и даже ни минуты!

Говоров и Динара замерли.

– Да, отец, – продолжал Костя. – Ты же хотел еще одного Говорова? Так ты его и получишь. Только вместо меня. А я скоро получу назначение и уеду!

Лиля с ужасом зажмурилась.

– А как же я?! – жалобно возопила Динара. – Я ж твоя жена!

– Ну так и наслаждайся! – почти весело воскликнул Костя. – А что, звезда гарема? Ты ж хотела тут жить, ну и живи! Только без меня.

Он шагнул было к выходу, но повернулся, подошел к Маргарите:

– Мама… Только ты не волнуйся! Прости, я пока у друзей поживу. Мам, все будет хорошо… Ну не плачь, мама…

– Я к тебе приеду. – Она с трудом сдержала слезы.

Лиля обняла Маргариту и Костю:

– И я приеду, честное слово! Куда бы тебя ни направили, хоть на край света!

– Все, мама, – сказал Костя, кивнул на прощание сестре и на миг замер, подал руку Егорычу.

Тот понимающе, печально кивнул.

Костя обернулся с порога, улыбнулся почти весело:

– Ну что? Если тезисно… Честь имею!

Он щелкнул каблуками и ушел.

И вдруг вспомнил, как там, на берегу, размышлял, дура Динара или хитрая. Думал, дура… А оказалось, хитрая! Да еще какая! Всех перехитрила!

Ну что ж, пусть теперь хитрит в этом доме сколько хочет. А его, Константина Говорова, и ноги здесь не будет!

Михаил Иванович стоял, слушая, как затихают шаги сына на крыльце. Он стискивал букет так крепко, что от некоторых гвоздик отрывались цветущие головки и падали на пол.

– Вы не волнуйтесь, Михаил Иванович, не волнуйтесь! – затараторила Динара. – Вот рожу – и Костя вернется! Он мне еще спасибо за сына скажет! Я чувствую – будет мальчик!

И, накинув шубку, выбежала на крыльцо, зовя:

– Котик!

Лиля, брезгливо передернувшись, пошла наверх.

Маргарита рухнула на стул.

– Михаил Иванович, я вам не нужен сегодня? – спросил Егорыч.

– Свободен! – махнул рукой тот.

Егорыч ушел.

«Он Костю на вокзал отвезет, спасибо ему», – подумала Маргарита.

Говоров швырнул дурацкие гвоздики на стол, потер затылок.

– Доволен? – мрачно спросила Маргарита.

Он молчал.

Было слышно, как громко тикали часы. Странно… Михаил Иванович раньше не замечал, как мучительно громко они тикают!

– Сегодня, Говоров, ты сына потерял, – с тоской сказала Маргарита. – Осталась дочь. Смотри не потеряй хотя бы ее!

Она встала со стула и тоже ушла наверх.

В это мгновение из кухни появилась Варвара с подносом в руках. Тонко, мелодично позвякивали высокие бокалы, серебрилось горлышко бутылки шампанского.

– О! – изумленно сказала Варвара. – А где все-то? Вот… шампанское…

Говоров несколько мгновений смотрел на нее, ничего не понимая, потом в сердцах махнул рукой:

– Варвара, да иди ты с этим шампанским!

– Угу, – послушно кивнула Варвара, – ну, как прикажете.

И медленно покатилась на кухню.

* * *

Динаре все время хотелось есть. И чем дольше длилась беременность, тем больше хотелось есть.

И она ела! За ужином брала себе двойную порцию, не обращая внимания на презрение в глазах Маргариты, но все равно к полуночи желудок начинал требовать свое, снова есть хотелось отчаянно. Желательно чего-нибудь сладкого! Приходилось вставать, идти в столовую и утаскивать что-нибудь из буфета – благо там всегда можно было найти что-нибудь вкусненькое: или сушки да баранки, или печенье, или конфеты.

Вот и сейчас она с удовольствием вытащила из вазочки мягкую баранку, только вонзила в нее острые зубы (зубами своими Динара гордилась!), как вдруг щелкнул замок входной двери.

Это было странно. Все свои в доме: и Михаил Иванович (единственный человек в этой отвратительной семейке, который Динаре нравился, потому что всегда относился к ней по-людски, а остальные видели в ней какую-то захватчицу… А ведь она схватила лишь то, что ей принадлежало по праву!), и высокомерная Маргарита, и эта невзрачная Лилька, из-за которой все и началось… Динара была далеко не дура, она прекрасно поняла, что Костя просто хотел рассорить ее с Сергеем, чтобы его заполучила Лилька.

В результате самого Костю заполучила Динара, а у Лильки и Сергея так ничего и не вышло! Динара не понимала, что за черная кошка между ними пробежала, знала только, что Лилька постоянно слушает звуковое письмо Сергея и слезами заливается.

Бросил он ее, что ли? Так ей и надо, кукле разряженной!

Однако кто это там открывает дверь? Варвара сегодня ушла ночевать в деревню, неужели ей вздумалось среди ночи вернуться?

Да нет… Это какой-то мужчина!

Высокий, плечистый, ладный… Кого-то он напоминает Динаре… Да ведь это Сергей! Сергей Морозов!

Что он тут делает среди ночи?

Понятно, что! Идет к Лильке на свидание!

Значит, он ее не бросил…

Ну, погодите! Все равно у вас ничего не выйдет!

Динара подождала, пока Сергей поднимется на второй этаж, и, стараясь ступать как можно тише, прокралась в кабинет хозяина.

В кабинете на диване спал Михаил Иванович. Динара злорадно подумала, что не зря Маргарита такая вся будто замороженная, если муж отдельно от нее постоянно ночует, и потрясла свекра за плечо:

– Михаил Иванович! Проснитесь! У вашей дочери в комнате посторонний мужчина! Я сама видела!

Говоров вскинулся, уставился на Динару сонными глазами, потом, сообразив, о чем она говорит, властно махнул рукой:

– Выйди! Я оденусь!

Батюшки мои, какие церемонии! Да летел бы в чем есть, а то вдруг сбежит Сергей!

Динара вышла в коридор и встала поближе к входной двери, рассудив, что по зимней поре сбежать через заклеенные окна Сергей не сможет, а тут она ему путь преградит и крик поднимет.

Зябко, конечно, ну да ничего, у нее теплый пуховый платок, ради такого дела можно и потерпеть!

Динара не ошиблась. Это был Сергей. Ключ он вытащил из кармана Варвары, которая в честь приезда племянника отправилась ночевать домой. Сергей умолял ее привести с собой Лилю, но Варвара принесла нерадостную весть: Лиля наотрез отказалась прийти.

Сергей мрачно кивнул. Все это складывалось в одну нерадостную картину… Лиля ему не писала и даже на звуковое письмо не ответила. Сначала он решил, что Карамелька стала с кем-то встречаться и забыла детскую любовь, но Варвара клялась и божилась, что там никого другого нет, уж она-то знала бы!

Варвара уверяла, что надо просто подождать, Лиля обиделась из-за его внезапного отъезда, постепенно успокоится – и все наладится, но Сергей только кивнул, а сам подумал: за полгода уж как-нибудь наладилось бы! А чем больше проходит времени, тем глубже становится разрыв между ними.

Нет. Надо поговорить и все выяснить. Да разве есть что-то, в чем они бы не разобрались вдвоем с Карамелькой, которая любит его полжизни… так же, как и он ее?

Сергей шел пешком от деревни до Дома с лилиями, шел по сугробам, навстречу метели, иногда поскальзывался, падал и сразу проверял карман: здесь ли та драгоценная вещица, которую он купил в Москве для Лили? Она увидит ее и сразу все поймет…

Метель улеглась, вышла луна. Ночь словно выжидала: что будет дальше?

Сергей посмотрел на окно второго этажа, куда привык забираться по приставной лестнице, и огорченно вздохнул.

Потом осторожно отпер замок.

Стряхнул снег, на цыпочках поднялся наверх и открыл дверь Лилиной комнаты.

Всё светилось белым призрачным снежным и лунным светом…

Лиля, как всегда, спала в обнимку с плюшевым мишкой. Сергей зажмурился, сдерживая прилив неистовой нежности, от которой слезы выступили на глазах.

Карамелька! Только ты на свете, такая маленькая, такая взрослая, девчонка – и женщина, которая держит сердце Сергея вот в этих руках, таких слабых, что… что не вырвешься из них!

Да и неохота вырываться.

– Карамелька, – прошептал он, – Карамелька моя…

Лиля открыла сонные глаза, несколько мгновений смотрела на Сергея, а потом резко села, прижалась к спинке кровати.

– Это я, – сказал он ласково, – это я, не пугайся. Ну ты чего?

Она смотрела так странно…

«Глазам не верит», – решил Сергей и протянул ей кольцо. Это и была та самая драгоценная вещь!

– Это тебе. Держи. Нравится?

Надел кольцо на тонкий дрожащий палец.

На лице у Лили оставалось все то же странное выражение, и Сергей принялся оправдываться:

– Знаешь я не сильно в этих украшениях понимаю…

И вдруг понял, что говорит не о том!

– Не могу я без тебя. Люблю!

Лиля жалобно заморгала и вдруг расплакалась:

– Как я ждала этих слов!

– Прости! – покаянно выдохнул Сергей. – Прости, что не сказал их раньше! Но я за тобой приехал… Ты пойдешь за меня?

Глаза у Лили стали огромными. Она вся подалась к нему… И вдруг отпрянула, расплакалась еще громче, еще отчаянней.

– Ты чего? Ты чего, Лилечка? – изумился Сергей.

И вдруг догадался: да она от счастья плачет! От счастья и от обиды на него!

Схватил ее руку, поцеловал, прижал к щеке:

– Карамелька моя… нет, я понимаю. Для тебя это может быть неожиданностью, но для себя я в мыслях уже все решил. Ты и я – вместе, понимаешь? Нет, ну конечно, может быть, вначале будет нелегко, но ничего, прорвемся, проживем!

Почему она так смотрит? Не верит, что они будут счастливы без этого папочкиного дома?! Без этого привычного благосостояния?

И Сергей вскочил, заговорил еще жарче:

– У меня стипендия, буду подрабатывать… Кстати, представляешь, мои очерки о целине в «Комсомолке» напечатали. Надеюсь, возьмут внештатным – ну, на какое-то время, а потом в штат, корреспондентом.

Распахнулась дверь. Щелкнул выключатель, вспыхнул свет.

На миг Сергей и Лиля от неожиданности ослепли, однако тотчас увидели, что на пороге стоит Говоров, который одевался явно впопыхах, но выражение лица его было таким, что Лиля совсем втиснулась в спинку кровати.

– Это… что? – не сразу смог выговорить Михаил Иванович. – Ты как в дом попал?

– Михаил Иванович, – зачастил Сергей, – я понимаю, надо было зайти сначала к вам, поговорить серьезно… Я забираю Лильку в Москву!

– Что?! – выдохнул Говоров и вдруг схватил его за отвороты куртки, швырнул так, что Сергей чуть не вылетел в дверь: – Паршивец!

– Вы что, Михаил Иванович?! – ошеломленно выкрикнул тот.

– Папа, прекрати!

Лиля соскочила с постели, схватилась за отца, с неожиданной силой оттолкнула его от Сергея:

– Прекрати! Я с этим стукачом все равно никуда не поеду!

Сергей тряхнул головой, ничего не в силах понять.

– Я все знаю, – продолжала Лиля, стоя босиком, в одной рубашке. – Знаю, как ты на аресты ходил, как людей невинных мучил.

– Я? – прохрипел ошарашенный Сергей.

– Ты, – кивнула Лиля. – Что, ты бы и меня арестовал? Маму, папу, Варвару? Небось рука бы не дрогнула? Добровольный помощник МГБ!

– Я?!

Сергей не находил слов.

– Да я… Я никого не мучил! Да это чушь! Михаил Иванович…

Говоров пристально смотрел на Сергея и молчал.

Сергей кое-как справился с голосом:

– Да, мне в пятьдесят третьем году действительно предлагали сотрудничать с органами.

– Ага! – вскинул палец Говоров.

– Но я отказался! – выпалил Сергей.

– Да ну?! – хохотнул Говоров.

– Не ври мне, не ври! – воскликнула Лиля. – Я видела бумагу. В которой твоя подпись! О согласии сотрудничать!

– Такой бумаги в природе не существует! – яростно оправдывался Сергей.

Лиля закрыла глаза, отвернулась:

– Папа, скажи ему, пожалуйста, скажи!

Говоров выступил вперед:

– Я тебе вот что скажу, газетчик Морозов! Уйди от греха!

Несколько мгновений Сергей напряженно смотрел на него, потом тяжело перевел дыхание:

– Да… Ловко же вы всё… Ловко же вы всё устраиваете, товарищ Говоров!

Тот хмуро смотрел исподлобья.

– А я думал, вы хороший человек, – горестно усмехнулся Сергей, – все хотел быть похожим на вас!

Взглянул через плечо Говорова на сгорбившуюся Лилю:

– Лиля… Ты сейчас должна сама решить, кому верить – отцу или мне.

Говоров от возмущения только брови вскинул – сказать ничего не мог.

– Я, – Сергей ударил себя в грудь, – не лгу!

– Во как… – протянул Говоров, поворачиваясь к дочери. – Ну что ж…

Она шагнула к Сергею.

Михаил Иванович мученически закинул голову.

Лиля, не отрывая взгляда от глаз Сергея, взяла его за руку… И положила ему на ладонь кольцо.

Отошла, прыгнула в постель, укрылась с головой. Через мгновение из-под одеяла высунулась рука, схватила мишку и снова спряталась под одеяло.

– Ну? – прорычал Говоров, с ненавистью глядя на Сергея. – Давай отсюда!

– Ладно… – выдохнул он. – Бывайте!

И кинулся вниз по лестнице.

В гостиной, раскинувшись на диване, выставив огромный живот, сидела Динара и хрупала баранки.

– Ну что? – ухмыльнулась злорадно. – Получил от ворот поворот, товарищ комсорг?

Ох, как она была счастлива сейчас! Этот глупец бросил ее, свою невесту, ради дочки секретаря горкома… Мечтал жить в этом доме… А все досталось Динаре!

– Ничего, – пожал плечами Сергей, – прорвемся!

Вынул из кармана яблоко, которое тоже привез из Москвы – для Лили.

Теперь оно не нужно Лиле…

– На! – швырнул яблоко на стол перед Динарой. – Ешь витаминчики! Подкрепляйся!

И выскочил вон из этого проклятого дома, не сомневаясь, что не вернется сюда никогда.

* * *

Наутро Лиля вела себя как ни в чем не бывало. Говоров не утешал ее, не хвалил… Понимал, что лучше дочку сейчас не трогать. Он строго-настрого запретил Динаре хоть словом обмолвиться Маргарите о том, что произошло ночью. Варвара, скорбно поджимая губы, тоже молчала. Вот так и вышло, что Маргарита ни о чем не узнала.

Лиля ходила в институт, а все свободное время проводила в библиотеке или в своей комнате – готовилась к семинарам.

Говоров возвращался с работы только к ночи, Маргарита вдруг стала прилежно ездить в свою заброшенную было библиотеку: все-таки какая-то отдушина, можно спастись от зрелища этой беременной твари, которую Маргарита ненавидела лютой ненавистью и другими словами про себя не называла. А вслух не называла никак – просто не разговаривала с Динарой, вот и все.

Той было скучно… Варвара на нее шипела без всякого почтения, Лиля ограничивалась только «здрасте – до свиданья», даже о здоровье никогда не спрашивала…

Зато Динара отводила душу, подслушивая под ее дверью и помирая от злорадного смеха: все думают, что Лиля занимается, а она, уверенная, что никого нет рядом, дни напролет слушает звуковое письмо Сергея и даже что-то бормочет ему в ответ.

Сумасшедший дом, а не Дом с лилиями!

– Я очень хочу тебя увидеть… – снова и снова раздавался из проигрывателя голос Сергея. – Услышать, что ты меня полжизни любишь! Я уже месяц учусь на подготовительном, на литфаке, и работаю внештатным корреспондентом. В общагу прихожу только спать. Живем весело и дружно!

– Весело ему! – буркнула Лиля, сидевшая на диване. – Обхохочешься!

– Постараюсь вырваться к тебе зимой, – обещал счастье голос Сергея, – на каникулы. Не вздумай ни с кем встречаться и целоваться без меня! Я жутко ревнивый!

Дверь медленно открылась. Тяжело ступая, держась за стенку, вошла Динара.

– Не надоело его болтовню слушать?

Лиля не ответила: дослушивала последние слова Сергея:

– Целую тебя, до встречи!

– Три недели прошло, – хмыкнула Динара, – а ты все убиваешься!

Пластинка остановилась.

– А тебе чего? – хмуро спросила Лиля.

– Началось у меня! – взвизгнула Динара. – Чего? Схватки! Давай это… вези в больницу, дома нет никого!

Лиля до смерти перепугалась, помогла Динаре лечь:

– Сейчас я отцу позвоню, он машину пришлет!

– Ой, мамочки, мне страшно! – застонала Динара.

– Не повезу я тебя сама, – Лиля бросилась к телефону. – Мало ли что еще случится!

Крики Динары разносились по всему дому…

Егорыч приехал быстро. Лиля помогла Динаре сесть на заднее сиденье, сама устроилась впереди и всю дорогу таращилась в зеркальце на ее выкатившиеся глаза, кривившийся рот, позеленевшее, в крупных каплях пота лицо и тряслась от страха: а вдруг Динара вздумает прямо в машине рожать? Что они с Егорычем будут делать?!

Судя по выражению его лица, Егорычу было так же страшно, и оба вздохнули с облегчением, когда добрались до городского роддома и сдали Динару санитарам.

Егорыч уехал, а Лиля позвонила из автомата матери и села в коридоре перед дверью с табличкой «Родильное отделение» – ждать.

Ей было по-прежнему страшно, но вот появилась Маргарита, и стало полегче.

Лиля бросилась в ее объятия и со страхом сообщила:

– Она уже три часа рожает! Это долго? Мамочка, а ты меня долго рожала?

Маргарита отстранилась, отвела глаза. На миг у нее даже дар речи пропал, потом все же заставила себя улыбнуться:

– Я не помню.

– Может, мы папе позвоним? – беспокоилась Лиля.

– Родит – позвоним, – кивнула Маргарита. – Успеется.

В эту самую минуту дверь родильного отделения открылась и появился человек в белом халате и шапочке. Это был главврач – Силантий Андреевич Потапов. Разумеется, он знал жену и дочь первого секретаря горкома – так и засиял приветливой улыбкой:

– Маргарита Васильевна! Лиля! Все хорошо! Родила! Мальчик, три шестьсот, пятьдесят два, здоровый…

Маргарита вздохнула с облегчением. Как бы она ни относилась к Динаре, все же она родила Костиного сына… Ну, теперь Маргарита сама возьмется за воспитание ребенка! Оттеснит от него Динару! Может быть, у нее не окажется молока… Это вообще будет просто счастье!

Маргарита вдруг заметила, что главврач снял очки и поглядывает на нее как бы в растерянности:

– Только…

Развел руками, начал переминаться с ноги на ногу…

– Что? – насторожилась Маргарита.

– Мне неловко… – промямлил главврач. – У нас такой случай впервые…

– Договаривайте! – велела Маргарита.

«Может, без руки или без ноги родился?!» – мелькнула ужасная мысль.

– Одним словом, – сказал главврач, – сами сейчас все увидите! Я вам принесу халаты.

Он пригласил их в свой кабинет, что-то шепнул медсестре, и через минуту она вернулась, держа на руках запеленатого младенца.

– Ой! – сорвалась с места Лиля. – Я никогда новорожденных не видела!

Она подбежала к сестре, откинула с лица ребеночка краешек завернувшегося покрывала и…

И уставилась на Маргариту такими потрясенными глазами, что та бросилась вперед и сразу поняла, что так поразило Лилю: ребенок был чернокожий.

– Мама, – растерянным детским голоском проговорила Лиля, – а как такое может быть?..

Маргарита, задыхаясь, повернулась к главврачу.

Он только руками развел.

Да… сказать ему было нечего!

Зато Маргарита много чего хотела сказать Динаре, когда через пять минут они с Лилей ворвались к той в палату.

Отдельную палату!

Ну да, конечно, сноха первого секретаря!..

Сноха!!!

Наверное, у Маргариты было такое лицо, что Динара сжалась на кровати в комочек и завизжала в голос:

– Не надо, пожалуйста, не надо!

Видать, решила, что ее сейчас будут бить.

А следовало бы, между прочим!

– Я не знала, – лепетала Динара, в отчаянии кусала краешек пододеяльника, – простите меня, я не знала, что ребенок не Костин!

– Что?.. – не поверила ушам Маргарита.

– Я правда не знала… у нас там, в общежитии, у нас столько парней-иностранцев… Простите, пожалуйста, меня, я и правда не знала!

Маргарита метнулась вперед.

Так эта тварь… тварь… нагуляла ребенка невесть от кого, даже не представляя, от которого из многих «парней-иностранцев», – и решила подкинуть его Говоровым? Обречь Костю на пожизненную каторгу рядом с собой и чужим ребенком?

Уж Маргарита-то хорошо знала, что такое – чужой ребенок! И ее сына, любимого сына, ждала та же участь?!

Может быть, она просто убила бы эту мерзавку, но, на счастье, Лиля бросилась наперерез:

– Не надо, мама!

Маргарита с трудом взяла себя в руки. Прохрипела:

– Дрянь!

И выбежала вон.

– Потаскуха! – в лицо Динаре выкрикнула Лиля самое страшное ругательство из всех, которые только знала. – Как дала бы тебе!..

Динара снова истошно завизжала, и Лиля выскочила в коридор, хлопнув за собой дверью.

Маргарита ворвалась в кабинет главврача.

– Ну, дрянь…

Тот поглядывал на ее белое от ярости лицо не без опаски и беспомощно бормотал:

– Да, к сожалению, такая катавасия…

«Что же теперь станут Говоровы делать? – мелькнула у него шаловливая мыслишка. – На них же пальцами показывать будут!»

Он с трудом подавил смешок… Но в следующую секунду подавился им.

Маргарита перевела дыхание – глаза ее были как лед.

– Силантий Андреевич, об этом никто не должен знать. Как вы это сделаете, меня не волнует. Если по городу поползут слухи и прозвучит фамилия Говоровых, я буду знать, что эти слухи из роддома…

Главврач растерянно моргнул, ожидая продолжения, которое ничего хорошего ему не сулило.

Ну, он не ошибся.

– …И здесь будет новый главврач, – сказала Маргарита. – Вы это понимаете?

– Конечно, – кивнул он, понимая также и то, что осталось недоговоренным: а его, бывшего главврача роддома, даже в дворники при самой захудалой больничке не возьмут… И счел необходимым добавить: – А как же!

– Вот и чудесно, – процедила Маргарита и вдруг упала в кресло, задыхаясь от подавленных рыданий.

– Маргарита Васильевна, вы поплачьте, вам легче станет, поверьте! – засуетился Силантий Андреевич. – Успокойтесь, сейчас валерьяночки выпьете… А до разговоров… Поговорят-поговорят, да и забудут!

Он явно надеялся утихомирить Говорову, спустить это дело на тормозах. Поднес ей валерьянку, но Маргарита вскочила, выдавила:

– Не надо! Я надеюсь, вы меня поняли! До свиданья! – и вылетела вон.

Главврач понял, что спустить это дело на тормозах не удастся.

Оставалось решить, как накинуть платок на каждый роток в роддоме.

Начинать надо прямо сейчас…

Для храбрости он осушил стаканчик с валерьянкой, который приготовил для Говоровой, и пошел в отделение.

* * *

Костю вызвал к себе начальник училища. Однако, когда «курсант Говоров по вашему приказанию прибыл», полковник торопливо вышел из кабинета.

Костя, недоумевая, повернулся за ним, но вдруг увидел сидевшего в углу дивана какого-то человека, прятавшего лицо за развернутой газетой.

Впрочем, через мгновение газета была свернута, и Костя узнал отца.

– Ну, здравствуй! – сказал тот неловко.

Костя смотрел на него мгновение, потом резко отвернулся.

Отец подошел, явно не зная, как начать разговор, потом промямлил:

– Неважно выглядишь, сын!

– Если пришел извиняться, – едко усмехнулся Костя, – давай тезисно.

Говоров поправил галстук, кашлянул, опустил голову…

Черт знает, как ему было стыдно перед сыном!

Не знал, что сказать. Поглядел на портрет Хрущева, висевший над столом начальника училища.

Но Хрущев улыбался и молчал.

– Ну вот… – выдавил Говоров.

И снова умолк.

– Впрочем, – хмыкнул Костя, – других извинений я от тебя и не ждал! Ладно, тогда я тезисно! Про Динару я знаю – мама звонила.

Говоров с некоторым облегчением кивнул. Самое главное сказано, слава богу!

Однако рано радовался.

– Домой я не вернусь, – твердо сказал Костя. – Как закончу училище, попрошусь куда-нибудь подальше! Например, к белым медведям!

Михаил Иванович озадаченно таращился на сына.

– Или на Кубу! – распинался Костя. – Там, говорят, скоро будет жарко, а я как раз помогу!

– Ты это, Котька… – начал было Говоров, но сын перебил:

– Ну а чего? Вы как раз вздохнете свободно. Будет у вас идеальная семья Говоровых! Без непутевого пижона! А теперь прости – у меня обед! Честь имею!

Щелкнул каблуками, бросил на отца последний насмешливый взгляд, повернулся через правое плечо и ушел.

Михаил Иванович оторопело кивнул, потом вдруг улыбнулся:

– Настоящий Говоров!

У него было отличное настроение! С сыном помирится, не может не помириться! С Лилькой все нормально, он избавился от этого Морозова, который разбил ей сердце. Сын вернется, дочь рядом… Все будет хорошо! Все наладится!

Он и представить себе не мог, что ждет его впереди и сколько лет, сколько долгих лет еще пройдет, пока хоть что-то наладится в жизни его детей, его семьи, в его собственной жизни – и в Доме с лилиями…

Конец первой книги