«Все, что ни делается, делается к лучшему в этом лучшем из миров», — меланхолично утверждал один из литературных героев XVIII века. У греков же не было еще за спиной богатого исторического опыта, и бодрая идея прогресса далеко не всем приходила в голову. Что этот мир — лучший, сомнении не вызывало: ведь других миров попросту не существовало.

И греки знали: все, что ни делается, — неотвратимо. Но к лучшему ли это? Популярный миф наводил на иные размышления.

Первые люди жили беззаботно, не зная трудов, болезней и старости. Сытые, довольные собой и богами, они проводили время в развлечениях и пирах. Умирали же спокойно, незаметно, будто отходя ко сну. Никто никому не завидовал, ни с кем не соперничал — мир и согласие царили на земле. Таким был золотой век.

«Не та нынче молодежь, то ли дело в наше время!» Эта традиционная фраза, которую произносит до сих пор каждое взрослое поколение, самодовольно уверенное в своих неповторимых достоинствах, вероятно, впервые прозвучала, когда на смену золотому пришел серебряный век. Действительно, молодежь стала не та. Второе поколение оказалось слабее и духом и телом. Правда, люди по-прежнему жили долго: до 100 лет они считались неразумными и росли под надзором матерей. Плоды столь длительного домашнего воспитания были весьма печальны: вступив на путь самостоятельной жизни (а срок ее был невелик), избалованное второе поколение старалось наверстать упущенное и снисходительно поглядывало на старомодных родителей, робко заикавшихся насчет того, что не вредно бы вести себя несколько сдержанней и умнее. Дошло до того, что богам перестали приносить жертвы на алтарях, перестали уважать не только святыни, но и друг друга. Возникли распри, начались насилия. Не в состоянии спокойно смотреть на такое вырождение, Зевс упрятал это поколение под землю.

Наступил медный век: третье поколение олимпиец создал из древка своего копья. Но ничего хорошего все равно не получилось. Медные люди признавали лишь один культ — культ силы. Доводы рассудка достаточно убедительно заменял кулак. Война стала их основным занятием. Гигантского роста, наделенные огромной силой, жестокие и упрямые, они не могли придумать ничего лучшего, как поголовно истребить друг друга.

Но Зевс был неутомим и создал четвертое поколение. Оно принципиально отличалось от прежних — то были герои, в чьих жилах текла божественная кровь. Эти полубоги тоже были могучими и смелыми, но к тому же они научились уважать справедливость и человеческое достоинство. Правда, вскоре выяснилось, что одни и те же поступки люди оценивают по-разному, и в бесплодных спорах почему-то никак не рождается истина. Пришлось защищать эту истину с оружием в руках. И герои столь отчаянно боролись за правду, что в конце концов не осталось на земле ни одного полубога. Одни погибли в грандиозном сражении под Фивами, причина которого была чрезвычайно убедительна: два брата, управлявших городом, царствовали поочередно, и в правление одного второй обязан был отправляться в изгнание. Достаточно было однажды нарушить этот закон, чтобы разгорелась война.

Другие пали у стен Трои во имя того, чтобы вернуть спартанскому царю Менелаю его легкомысленную супругу, которая предпочла солидному, уважаемому правителю юного красавца Париса.

Так или иначе, непримиримые идейные противники, сведя счеты с жизнью, отправились в подземное царство, правда, не туда, куда попадали обычные смертные, а в особый уголок, специально отведенный для праведников, — на Остров блаженных.

И вот наступил последний, железный век. Пришло поколение обычных, маленьких, беззащитных людей, задавленных заботами о хлебе насущном, изнуренных тяжким трудом. Именно о них — своих современниках — поведал нам живший в VIII столетии до нашей эры Гесиод, подробно пересказавший поучительный миф о пяти веках в поэме «Труды и дни».

Чем может похвастаться железный век? Тем, что в мире зло побеждает добро? Что скромность и честность отступают перед богатством и ложью? Что люди завидуют друг другу и чинят насилия? Что богини Совесть и Правосудие покинули землю, лишив ее обитателей защиты от бед и несправедливости?

Гесиод, правда, не теряет надежды — ведь все зависит от богов. Не зря же 30 тысяч соглядатаев регулярно сообщают Зевсу о всех земных делах. И если он до сих пор ничего не предпринимает, то ему виднее: значит, так надо. И люди должны покорно ждать своей судьбы — не им судить о действиях верховного владыки!

Прямо скажем, подобный оптимизм держится на довольно шатком основании. В особенности если вспомнить еще один миф, который отнюдь не вселяет уверенности в добрых намерениях олимпийцев.

Оказывается, Зевс уже с давних пор ревниво заботится о смертных. Для их же блага он старался, чтобы они были лишены разума (мифы не допускают мысли, что Зевс при этом, пожалуй, больше беспокоился о себе!). Для их же пользы он спрятал под землей источник жизни — пищу, тем самым заставив людей трудиться в поте лица.

Но нашелся смельчак, который восстал против подобной политики. Титан Прометей украл из кузницы Гефеста божественный огонь и подарил его людям. Он обучил их искусствам, ремеслам и радовался тому, что они стали умнее, а жизнь их — счастливее. Единственное, что осталось им недоступным, — это искусство управления государством, тайна, которую Зевс тщательно скрывал (а может быть, просто считал, что его уроки не пойдут впрок). И хотя нет сведений о дискуссиях между Зевсом и Прометеем на политические темы, ясно, что деятельность титана возмущала олимпийца: ему пытались внушить чудовищную мысль, что не смертные существуют для блага владык, а наоборот.

И разгневанный царь богов отомстил людям. По его приказу Гефест вылепил из глины прекрасную девушку, Афродита дала ей неотразимую прелесть, Афина одела ее в изысканные одежды, научила тканью и прядению, Гермес наделил ее лживой душой и научил льстивым, коварным речам. В общем каждый бог внес свой посильный вклад в создание существа, которое должно было принести несчастье всему человечеству. Назвали эту девушку Пандорой (то есть «Наделенной всеми дарами») и выдали замуж за брата Прометея — глупого и доверчивого титана, прятавшего в своем доме таинственный сосуд, который запрещено было открывать. Что там хранилось, никто не знал: известно было лишь, что поднять его крышку — значило принести несчастье.

Пандору, естественно, это не остановило. Она открыла сосуд и… Разлетелись по свету беды, заботы, болезни. Неслышно блуждают они с тех пор по земле, незаметно подкрадываются к людям: Зевс лишил их голоса, чтобы никто не смог избежать того, что ему предназначено.

А на дне сосуда, который торопливо закрыла Пандора, осталась лишь не успевшая вылететь Надежда. Ее дарить смертным Зевс не собирался.

И все-таки греки надеялись. На что? На то, на что надеется каждое поколение, когда понимает, чего оно хочет и чего не может осуществить, — на будущее. Как оно выглядело, это грядущее светлое царство, о котором мечтали древние?

Над проектами идеального государства ломало голову немало античных философов. Многое не устраивало их в современной им действительности: люди злы, корыстны, несправедливы; их интересы сталкиваются, и это приводит ко лжи, насилию, кровавой борьбе. Как образумить их? Где тот корень зла, который надо вырвать, чтобы установить согласие между гражданами?

И философы действительно смотрели в корень. Они не очень-то верили, что человек испорчен по своей природе. Пифагор, например, считал, что люди получили от богов две блаженные способности: говорить правду и творить добро. Тем не менее редко кто делает и то и другое. Причина? Корысть. Зависть. Стремление к богатству.

писал античный поэт. Даже в мифах рассказывалось о том, как суровый Геракл, очутившись на Олимпе, не захотел беседовать с Плутосом: «Его я невзлюбил еще на Земле, увидев, как он дружен с дурными людьми». А Гераклит из Эфеса, весьма мрачно смотревший на мир и получивший прозвище «Плачущий философ», под конец жизни покинул родной город, разочаровавшись в согражданах. На прощанье же он пожелал им: «Да не покинет вас богатство, эфесцы, чтобы вы осрамились из-за своей подлости!»

Устами героя одной из своих трагедий Софокл говорит, что

Это место приводит К. Маркс в первом томе «Капитала» как иллюстрацию того, что «античное общество поносит деньги как монету, на которую разменивается весь экономический и моральный уклад его жизни».

Во многих греческих городах — особенно таких, как Спарта, осуждали роскошь и праздность, потому что они делают людей изнеженными, ленивыми и… тупыми. Но мудрецы смотрели глубже. Они видели опасность в том, что богатство разделяет людей, уничтожает их достоинство, свободу, честность, порождает неравенство. Потому так часто в греческой истории ставили в пример политиков и полководцев, славившихся своим бескорыстием, а значит — неподкупностью и справедливостью: фиванца Эпаминонда, афинян Аристида, Эфиальта, Фокиона.

Полководцу Фокиону однажды Александр Македонский прислал в дар огромную сумму денег. «Почему он мне дает эти деньги?» — спросил афинский вождь. «Потому, — ответили ему, — что тебя единственного из афинян царь считает достойным человеком». Фокион оказался на высоте: «Так пусть же он позволит мне таким и остаться».

А правитель Эфиальт не принял дорогого подарка от друзей, сразив их неопровержимым доводом: «Это заставит меня в угоду вам подчас жертвовать законом, или же я стану в ваших глазах неблагодарным».

Итак, истинный корень зла — богатство, собственность. Следовательно, чтобы сделать людей равными и свободными, не зависящими друг от друга, не опасающимися говорить истину, надо уничтожить богатство. Точнее — иначе распределить его. Но кто будет заниматься этим? Кому же люди станут подчиняться? На этот счет единодушия среди древних ученых не было. Одни отстаивали демократическое устройство и утверждали, подобно философу Демокриту, что даже «бедность при демократии настолько же предпочтительнее так называемого благополучия граждан при царях, насколько свобода лучше рабства».

Другие, разочаровавшись в народе, презрительно относились к толпе и руководителям, послушно угождавшим ее вкусам и требованиям. В одной из трагедий Софокла пастухи говорят о своих стадах:

Античные историки не раз обращали внимание на то, что честолюбцы, пробравшиеся к власти, заигрывают с народом, демагогически обещают ему немедленное исполнение всех его требований и уничтожение всех бед. Плутарх заметил, что «государственные мужи, жаждущие славы, — слуги толпы и только по имени ее правители».

Так, может быть, и вовсе пренебречь мнением сограждан? Как в той же Спарте, например? Избранные управляли городом, не тратя времени на бесплодные дискуссии. Они требовали лишь одного — беспрекословного повиновения. Как писал Плутарх, главной силой, которой держится государство, они считали страх, ибо «больше всего толпа почитает тех, кого боится». И среди многих храмов, воздвигнутых в Спарте, был один, которым особенно гордились, — храм, посвященный Страху.

У философов же эта несокрушимая идея, которая позднее нашла ретивых защитников во многих странах, не вызывала восторга. Страх калечит людей, утверждали они, — и тех, кто его испытывает, и тех кто его внушает. Значит, нужны другие методы для идеального государства.

Один из крупнейших мыслителей древности, Платон, предлагает проект общества, основанного на добродетели, то есть справедливости. Как и многие его современники, Платон высказывал недовольство афинской демократией, недостатки которой со временем становились все ощутимей. По мнению Платона, демократия разрушила единство и порядок в государстве, расколола его на враждующие классы и партии, завидующие друг другу. А «неумеренная свобода демоса» привела к тому, что на каждом шагу нарушаются законы, люди не уважают ни себя, ни правительство; даже собаки, лошади и ослы, преисполненные свободы, отказываются повиноваться человеку. О рабах и говорить нечего: распущенные и дерзкие, они вообще себя ведут, как свободные граждане.

Все необходимо решительно изменить. В двух своих сочинениях — «Государство» и «Законы» — Платон разрабатывает схему идеального общественного устройства. Граждане делятся на три класса, которые непреодолимой пропастью отделены от рабов: «Ведь рабы никогда не станут друзьями господ, так же как люди негодные не станут друзьями людей порядочных, даже если будут занимать должности, пользующиеся одинаковым почетом». В этом, между прочим, Платон не оригинален. Мысль о том, что рабы не люди, а просто говорящие орудия, вещи, господствовала в тогдашней общественной психологии, и лишь единицы осмеливались утверждать, что от рождения все люди одинаковы и рабом человека делает лишь несчастное стечение обстоятельств.

Самый многочисленный слой граждан, по Платону, — ремесленники (к которым относятся также торговцы и земледельцы). Они кормят все общество и удовлетворяют насущные потребности страны. Главная их добродетель — обуздание своих страстей, умеренность и ограничение желаний. Специальные чиновники следят за их мыслями и поступками.

Но государство нуждается, кроме пищи, одежды и т. п., еще и в защите. Эту роль выполняют стражи. Поставлены они в особые условия: ничто не должно отвлекать их от строгих и священных обязанностей. «Все общее среди друзей», — пишет Платон и лишает их права иметь собственность, обзаводиться семьей.

Наконец, высший класс — правители-философы. Эти мудрецы ничего общего не имеют со столь ненавистными Платону руководителями афинской демократии. Не дешевая популярность или воинские заслуги приводят философов к власти, а долгие годы занятий науками. Только тот, кто образован и умен, имеет право управлять людьми. И «пока не будут философы царствовать или цари искренне философствовать, пока государственная сила и философия не совпадут в одно, дотоле человеческий род не дождется конца злу».

Правители учат народ, заботятся о его благе — независимо от того, хочет он этого или нет, ибо народ — дитя, неспособный понимать истину. Философы не обязаны убеждать кого-либо в справедливости своих решений. Они непогрешимы и бесконтрольны, заранее все могут предусмотреть и не нуждаются в советчиках. Их мудрость гарантирует всеобщее благо.

Государственное устройство Платона напоминает кое-чем аристократическую спартанскую «общину равных». Да и сам философ обращался к истории, чтобы подкрепить свою правоту. В диалогах «Тимей» и «Критий» он подробно рассказывает о древнейшем, праафинском государстве, якобы существовавшем 9 тысяч лет назад, в эпоху величайшего расцвета его родины. Там жили люди, «прославленные красотой тела и различными доблестями». Они разделялись на классы: жрецов, пастухов, охотников, земледельцев, художников и воинов.

Такой порядок установила богиня Афина. «Любя войну и мудрость, она выбрала место, которое должно было давать мужей, более всего ей подобных. И они жили, пользуясь такими законами и все совершенствуя свое благоустройство, так что превзошли добродетелью всех людей, как это и подобало сынам и потомкам богов».

Правда, потом этот удивительный народ исчез с лица земли в результате грандиозной стихийной катастрофы («когда происходили землетрясения и потопы»), и не осталось никаких следов его существования. Ничего не сообщают о нем и мифы. Поэтому столь детальное описание Платоном нравов и государственного устройства предков афинян поневоле внушает мысль, что мы имеем дело лишь с вымыслом философа, своего рода патриотической фантазией, придуманной им для пропаганды его социально-политической теории.

Конечно, Платон не мог предвидеть будущего. Быть может, он усомнился бы в реальности своих планов, если б узнал, как в XVIII веке игриво флиртовали с философами такие самодержцы, как прусский король Фридрих Второй, обласкавший Вольтера, или русская императрица Екатерина Вторая, клявшаяся в верности идеалам Дидро. Немало находилось подобных покровителей философии, которые боролись за справедливость — правда, полагая при этом, что самое справедливое на свете — это их собственная власть.

В народе же сохранялись свои представления об идеальном государстве. Это царство будущего удивительным образом напоминало времена далекого прошлого. Для эллинов это был легендарный золотой век: всеобщее изобилие, всеобщее равенство, отсутствие забот и отсутствие собственности.

Отголоски подобных представлений можно найти уже у Гомера. В «Одиссее» мы встречаемся с первой из известных нам литературных утопий — описанием идеального государства феаков.

Этот мифический народ жил на острове Схерия, который многие ученые отождествляют с нынешним островом Корфу. Уйдя от прежних беспокойных соседей — Циклопов, феаки поселились здесь во главе с сыном Посейдона и построили город с крепкими стенами, широкими площадями, храмами и дворцами. Феаки считались любимцами богов, которые нередко являлись на их пиры. Особенно покровительствовал им Посейдон, сделавший их искуснейшими мореходами, не знающими страха.

Одиссей, потерпевший крушение и выброшенный волнами на берег Схерии, с изумлением глядит на обширную гавань и бесконечный ряд удивительных кораблей. Ему объясняют:

Все на этом сказочном острове носит отблеск золотого века. Дворец царя Алкиноя излучает сияние — золотом, серебром, медью сверкают стены, двери и карнизы, украшенные драгоценностями. Ворота охраняют создания Гефеста — живые и бессмертные золотые псы! В огромном саду круглый год плодоносят деревья, созревает виноград. Богатая земля, разделенная на участки между жителями, дает обильные всходы, а пристани завалены привезенными издалека товарами.

Весело и беззаботно проводят свои дни феаки. Они устраивают пышные пиры, состязания атлетов, наслаждаются пением и танцами. Они всегда веселы и беспечны, тем более что трудятся на острове в основном рабыни: собирают урожай, молотят зерно, прядут пряжу, изготовляют ткани.

Но никто здесь не жалуется на судьбу: мир и согласие царят среди граждан. Управляют ими Алкиной, внук Посейдона, и вожди из знатных родов, с которыми он советуется о делах государства:

Дворец его всегда полон гостей: царь любит пировать и веселиться вместе со своим народом. Поистине золотые нравы господствуют в этой стране: жители ее спокойны и миролюбивы, не знают зависти и коварства, пороков и преступлений. Гордясь своей добродетелью, феаки ревностно оберегают себя от разлагающих влияний извне. Даже покупая товары в других землях, они никого не зовут к себе и очень настороженно относятся к чужестранцам.

Таким казалось в гомеровскую эпоху идеальное государство, царство веселья и мудрости, где жизнь полна блаженства. По существу, это изолированное аристократическое государство, сохранившее патриархальные порядки и обычаи, которых не коснулось время.

Позднее представления о наилучшем государственном устройстве менялись — под влиянием различных философских учений, а главным образом благодаря накапливавшемуся историческому опыту. Однако воспоминания о золотом веке оказались весьма живучи — и не только в литературных произведениях. Ежегодно греки, а затем и римляне ликовали на празднике, посвященном богу Крону, с именем которого связывали эту далекую и блаженную пору. Кронии (в Риме их называли Сатурналии, так как греческий Крон у римлян именовался Сатурном) отмечались необыкновенно пышно. Царило всеобщее необузданное веселье, дни проходили в играх и пирах, все делали друг другу подарки. Но самое удивительное то, что все установившиеся порядки переворачивались вверх ногами. В Риме, например, в течение недели (с 17 до 24 декабря) приостанавливались все общественные дела, прекращалось судопроизводство, школьники освобождались от наказаний. За столом рабы сидели вместе с хозяевами, могли напиваться, насмехаться над ними; и никто не мог упрекнуть их за то, за что в иное время их избили бы палками или бросили в тюрьму. Но мало того, что рабам давали свободу слова, господа еще обязаны были прислуживать им и терпеливо сносить все унижения, обычно выпадающие на долю слуг. Справедливость торжествовала. Правда, лишь на короткий срок. А потом наступало горькое похмелье. Возвращение к «золотому веку» выглядело как злая пародия. Стоило ли становиться калифом на час, чтобы через неделю еще горше ощутить свое подневольное положение!

И смельчаки искали другой выход. Если уже идти вспять, то бесповоротно. Если уничтожать сословия и неравенство, то навсегда. И вот появляется роман-утопия греческого писателя Ямбула, жившего в III–II веках до нашей эры, о путешествии в сказочную страну — «Государство Солнца». Там царят нравы «золотого века»: нет угнетения и раздоров, имущество — общее, детей воспитывает весь коллектив свободных и равноправных граждан, которыми руководят старейшины. Жители объединяются в роды и союзы, по очереди выполняют различные работы в ремесле, сельском хозяйстве, обслуживании и управлении. Главным божеством является Солнце, и вся страна — его собственность. В это идеальное царство нет доступа посторонним, и автор с грустью сознается, что ему и его спутникам не разрешили поселиться на острове из-за испорченности их нравов.

Роман был, конечно, чисто утопическим, но в нем — в который уже раз в истории! — вновь возникал роковой вопрос: что было раньше — яйцо или курица? Сначала идеальное общество, а потом воспитанные им образцовые граждане или сначала добродетельные мужи, которые — в соответствии со своей чистотой и добропорядочностью — создадут это общество? Сколько было примеров того, как те или иные реформы и законы — пусть самые совершенные — искажались, уродовались, развенчивались людьми, взявшимися за их осуществление, но явно не подходящими к этой роли!

И все-таки роман не прошел бесследно. Государство Солнца действительно было создано. Его назвали в честь бога Гелиоса — Гелиополис, а жители именовали себя гелиополитами. Это случилось в 133 году до нашей эры в Пергамском царстве.

Неожиданно скончавшийся царь Аттал III был сказочно богат и невероятно своенравен. Видимо, Гелиос потерял всякое терпение, наблюдая за проделками этого деспота, и решил вмешаться. Вопреки обычному долголетию пергамских правителей, Аттал царствовал всего пять лет и умер от… солнечного удара. Но и после смерти он все-таки сумел насолить всем: в своем завещании передал цветущее царство и огромные сокровища не своим законным наследникам, а Римской державе.

И тогда его сводный брат Аристоник поднял восстание, возглавив рабов и свободных, и попытался, разгромив римлян, учредить Солнечное царство. Отчаянная трехлетняя борьба закончилась поражением восставших и гибелью их вождя. Но авторитет Гелиоса отнюдь не был поколеблен. На много веков он остался в памяти как бог обиженных и угнетенных, поборник справедливости. Идея же Солнечного царства через 1700 лет проникла сквозь тюремные затворы неаполитанской тюрьмы и вдохновила ее узника на создание смелого утопического проекта будущего общества, основанного на коммунистических принципах. Имя его высечено на обелиске, сооруженном у кремлевской стены, среди тех, чьи труды подготовили теорию научного коммунизма. Его звали Томмазо Кампанелла. Он был автором всемирно известного «Государства Солнца».