После грозного ненастья,    После скорби долгих лет, Полный братского участья, Неизведанного счастья,    Засиял свободы свет, Стихли ропот, голос стона,    Гнев молчание хранит. У поверженного трона Драгоценная корона    Смятым чепчиком лежит. Потряслися тюрем своды,    Двери сорваны с петлей, Где поборники свободы Выносили стойко годы    Пытки диких палачей. Льются радостные звуки.    Не смолкая, там и тут. Это дети слез и муки    Беспрепятственно идут. Всех зовет их светоч знанья    С лаской матери родной; Всюду праздник, ликованье. Краше нет переживанья    Дней свободы дорогой!

Неисчислимый ряд веков Над всей вселенной есть и было Одно небесное светило — Всех чудодейственней миров, — Светило — Солнце. И его Нет лучезарней ничего.    Ему былинка и цветок,    Поля, луга, дубравы, воды,    Все птицы, звери и народы    И даже крошка мотылек    Везде и всюду, там и тут    Хвалу немолчную поют. Вторым же солнцем наших дней Светило вспыхнуло иное, То наше солнышко земное — Привета матери родней, И этим солнцем был Ильич — Насилья беспощадный бич!    Как богатырь седых времен,    Чтоб сбросить цепи вековые,    Сплотил он силы трудовые,    И мир тлетворный — побежден.    Вчерашний жалкий раб труда —    Стал властелином навсегда. Хвала ему — творцу свобод! Хвала от края и до края. Он будет жить, не умирая, В сердцах у нас из рода в род, Он — наша гордость, жизнь и свет. Ему, как Солнцу, — равных нет.

В годы детства гуд призывный На работу в ранний час В простоте своей наивной Проклинал я сотни раз. Чуть светок, а он застонет, Загудит, проснется мать, На работу нас погонит: «Чу! Гудок — пора вставать!» Да пора, а встать нет мочи, Спишь как мертвый иногда. Гноем слепленные очи, Слух отсутствует — беда. Тяжела судьба малютки. Непосильного труда, Ведь часов по двадцать в сутки Мы работали тогда. На жаре, в чаду и пыли, Проработав этот срок, Полумертвыми мы были: Шли домой, не чуя ног. От работы ныли руки, От побоев — голова; Слух терзали шума звуки, Брани едкие слова. А за что? Свидетель небо, Мы платили за гроши, За кусок скорузлый хлеба, Соком тела и души. В полусне нам есть давали И чумазым и в поту, За столом мы засыпали С недожеванным во рту. Но теперь иное дело: Сброшен гнет с мозольных плеч; От побои не ломит тело, И не жжет по суткам печь. И сирены гул призывный Не назойлив и тягуч, Обладая силой дивной, Гармоничен и певуч.