Из поэзии 20-х годов

Арский Павел Александрович

Артамонов Михаил Дмитриевич

Бердников Яков Павлович

Вячеславов Павел Леонидович

Герасимов Михаил Прокофьевич

Городецкий Сергей Митрофанович

Дорогойченко Алексей Яковлевич

Доронин Иван Иванович

Дружинин Павел Давидович

Ерошин Иван Евдокимович

Ионов Илья Ионович

Каменский Василий Васильевич

Кириллов Владимир Тимофеевич

Князев Василий Васильевич

Ковынев Борис Константинович

Коренев Геннадий Ефимович

Крайский Алексей Петрович

Кузнецов Николай Адрианович

Лавров Леонид Алексеевич

Малашкин Сергей Иванович

Молчанов Иван Никанорович

Наседкин Василий Федорович

Незнамов Петр Васильевич

Нечаев Егор Ефимович

Обрадович Сергей Александрович

Орешин Петр Васильевич

Панов Николай Николаевич

Петровский Дмитрий Васильевич

Полонская Елизавета Григорьевна

Праскунин Михаил Васильевич

Пришелец Антон

Радимов Павел Александрович

Садофьев Илья Иванович

Маширов-Самобытник Алексей Иванович

Санников Григорий Александрович

Семеновский Дмитрий Николаевич

Тихомиров Никифор Семенович

Турганов Борис Александрович

Филипченко Иван Гурьевич

Фомин Семен Дмитриевич

Ширяевец Александр Васильевич

Шкулев Филипп Степанович

Дмитрий Петровский

 

 

Расстрел лейтенанта Шмидта

Есть на Черном жуткий остров Березань, Оковала его моря бирюза. Око вала поглядело и назад, Потемневшее, хотело убежать. Но туман, опережая, задрожал, Дрожь и слезы синю валу передал: «Ты хотела, ты просила, моря даль, Показать тебе казнимого в глаза?» Снялся стаей серых чаек злой туман. День сказал ему: «Гляди теперь туда, Где за далью прогремела даль дрожа: Там стоят четыре мачты мятежа…» Не гремит барабан ему в спину, Не звенят поясные кандалы,— На расстрел на рассвете выводили: Залп за залпом замер за морем вдали… Залп за залпом простучали и опять Повторились где-то в море миль за пять. Иль могилу волнам на море копать Стала бухта, как могила глубока. Чтобы век над нею плакать морякам, Облака теперь в глаза тебе летят! Облака глаза в слезах обледенят Над могилою твоею, лейтенант… Градом грохнет ряд зарядов    раз-за-раз, Барабаня: «Где вы взяли тот наряд?» Зарядили, отступили шаг назад, Скулы сжали — ничего не говорят… Вот уж солнце побежало по столбам, Поспешало на пальбу не опоздать, Злой туман ему ресницы застилал, Горю с морем распрощаться не давал. Свежий ветер гнал на море вал на вал И сорочку, словно парус, надувал. Взмаха ждал он, моря запахом дышал, — Запах моря буйну душу волновал. Скоро, скоро там лопаты отзвенят, И сольется с бурей на море душа, С неба канет в море ранняя звезда — И не встанет лейтенант уж никогда. Даже волны повязали алый бант, Даже волны волновались за тебя, Даже волны заливали берега, Даже волны в Черном звали тебя «брат!» «Где вождь бури? Или умер ты за нас, Красногрудый черноморский лейтенант?..» Каждой полночью вздымаются моря, Над пучиною качая якоря. «Подо мною, — отвечает Березань, — Сквозь песок горят расстрелянных глаза, Ночью в море за звездой летит звезда, Ясных глаз им не посмели завязать…» А в потемках шел «Потемкин» на Дунай, Залпов слава за Дунаем отдана, И за залпом откатился алый вал, Лавой бросив синегубых запевал. И теперь не разыскать, не рассказать: Был привязан за столбами лейтенант. Сто солдат столбы срубали и ушли, И на острове не стало ни души. Он положен, по-морскому, под брезент, Чтоб песок морской очей бы не сгрызал, И «Очаков» выплывает по ночам, Чтоб в могиле лейтенант о нем молчал. Он молчит: не воскресают люди вновь. Смерть легла кольцом полярных красных    льдов. И в арктическом затворе тихо спит Черным морем откомандовавший Шмидт.

1925