В богатых могилах лесостепной полосы с раннескифского времени находятся вещи греческого происхождения или же скифских типов, но в греческом исполнении, свидетельствующие об установившихся связях этой части Скифии с греческими колониями Северного Причерноморья. Поселившиеся на побережье [108] Черного моря греки больше всего были заинтересованы в получении от туземцев хлеба как для себя, так и для вывоза в Грецию, и поэтому, естественно, их внимание в первую очередь было направлено на земледельческое население страны. Экономические связи греков со скифами возникают со времени появления первых греческих поселений на северочерноморском побережье, древнейшим из которых было основанное в середине или в третьей четверти VII в. до н. э. на острове Березань в Днепро-Бугском лимане, и упрочиваются с основанием Ольвии в устье Нижнего Буга.

Погребения под специально для них насыпанными большими курганами в сопровождении более или менее значительного числа вещей, в том числе и импортных греческих, возникают у земледельческого населения Скифии значительно раньше, чем у кочевников, в частности у скифов-царских, что можно объяснить только развитием хлебной торговли с греками. Скапливавшиеся в руках распоряжавшейся этой торговлей туземной знати значительные богатства существенным образом увеличивали ее значение и власть. Следует заметить, что ввиду низкого уровня развития земледельческого производства отдельные хозяйства едва ли были в состоянии вести самостоятельную торговлю с греками. От лица общины выступали вожди, тем или иным путем собиравшие хлеб у рядового населения и продававшие его греческим купцам. Естественно, что львиная доля дохода от такой торговли оставалась в их распоряжении. Что получали непосредственные производители взамен выращенного ими хлеба, остается неизвестным. В могилах рядового населения импортных вещей обычно не находится или встречаются дешевенькие украшения вроде стеклянных бус. Экономических стимулов для развития хлебного производства у него не было, ввиду чего можно предположить, что в основном действовало исходящее от вождей внеэкономическое принуждение в традиционной форме натурального обложения, а по сути дела поборов в пользу вождей. Торговля велась путем натурального обмена, развитое в греческих городах денежное обращение в Скифию не проникло.

Параллельно с распространением богатых погребений в земледельческой Скифии умножалось число городищ-убежищ и увеличивались их размеры, что указывает на укрупнение общественных огранизаций и вместе с тем на усиление могущества вождей. Причиной этого явления была, конечно, не развивающаяся торговля с греками, а растущая опасность со стороны кочевых соседей. Следы начальных торговых связей с греками в некоторых случаях обнаруживаются на скифских поселениях, таких, например, как на Тарасовой Горе, так и оставшихся неукрепленными или в дальнейшем вошедших в состав больших городищ, как это было с древними неукрепленными поселениями на территории Бельского городища. Предположительно можно думать, что и поселение внутри Немировского [109] городища ко времени появления в нем ранней греческой керамики было неукрепленным и лишь позже было обведено линией мощных оборонительных валов.

Еще в чернолесское время земледельцам приходилось обороняться от нападений мелких разбойничьих шаек степных кочевников, со времени же возвращения скифов из Азии над ними нависла грозная опасность со стороны строго организованной и опытной военной силы в лице последних. Скифы-царские остро нуждались в средствах существования, и не могли приобрести их мирным путем. Они метались из конца в конец по черноморским степям, очищая для себя место от сохранившегося там немногочисленного и разрозненного кочевого населения, в конце концов сумевшего объединиться для отпора и удержаться в степном Крыму, хотя и под эгидой пришельцев. Ответной реакцией земледельческого населения Скифии было строительство городищ-убежищ и вместе с тем создание собственных укрупненных военных организаций.

Наряду с курганными могильниками, содержащими примерно одинаковое число мужских и женских погребений, в лесостепной полосе имеются обширные могильники, состоящие из мужских погребений с очень небольшим числом богатых женских могил. Эти могильники получили название «дружинных некрополей». Наиболее ярко они представлены обширными курганными группами, состоящими из сотен насыпей различной величины у сел Аксютинцы и Волковцы на реке Суле в окрестностях городов Ромны и Дубны. Под курганами в этих могильниках находятся почти исключительно взрослые мужчины-воины в сопровождении большого количества оружия, конских уздечек и нередко насильственно умерщвленной жены или наложницы. Количественное соотношение погребений разного времени в этих могильниках, по подсчету В. А. Ильинской, следующее: «Из курганов, возраст которых может быть установлен на основании археологических данных, не менее двух третей относится к VI в., более одной четверти — к V и только девять (одна пятнадцатая часть — М. А.) к IV в. до н. э. При этом большинство позднейших погребений принадлежит лицам весьма высокого имущественного положения».

В. А. Ильинская объясняет это явление тем, что в Посулье находилось общескифское кладбище, что оно представляло собой ту страну Герра, в которой, по Геродоту, скифы погребали своих царей, но такое объяснение не согласуется ни с данными Геродота о стране Герра, ни с погребальной обрядностью, характерной для степных скифских могил, принадлежность которых скифам-царским не вызывает сомнения. Концентрация курганов скифов-воинов в определенных местах отражает социальную структуру скифов-пахарей и находится в соответствии с отсутствием или небольшой численностью того же рода погребений в других местах, бесспорно заселенных этими скифами. Похоже, [110] что это были сословные кладбища отдельных племен или иных объединений. Женщин, детей и других членов этих объединений, не входивших в категорию воинов, хоронили отдельно, по большей части, вероятно, в бескурганных могильниках, один из которых обнаружен у с. Долинского в низовьях реки Сейм. Он содержал только женские и детские погребения. Воинов же, обязанных являться по первому зову своего вождя, хоронили вблизи его могилы независимо от местожительства той группы населения, которую они представляли и которая, следовательно, входила в объединение, возглавляемое общим вождем. Посульское кладбище воинов — крупнейшее из известных в Среднем Поднепровье, но далеко не единственное. Такого рода могильники имеются и в других местах как на левой, так и на правой стороне Днепра. Они свидетельствуют, что земледельческое население Скифии, создав собственные военные организации, успешно оборонялось от скифов-царских и более или менее длительное время сохраняло свою независимость.

Выше уже говорилось, что скифское население Подолии и Среднего Поднепровья мы называем общим именем «пахари», что археологически, вместе с тем, эти области отличались одна от другой — в Подолии, собственно в Поднестровье, были распространены не земляные, а каменные курганы с каменными же сооружениями для погребений, среди которых значительное место занимали трупосожжения. В Побужье, несмотря на наличие там сходных с поднестровскими городищ со знаменитым Немировским городищем во главе, ранние скифские погребения вообще неизвестны. В обследованных Юго-Подольской археологической экспедицией районах Немировского и Севериновского городищ не найдено ни курганов, ни бескурганных скифских могильников, хотя, конечно, население как-то погребало своих покойников. Обращает на себя внимание и тот факт, что среди поднестровских курганов нет выделяющихся величиной и богатством. В составе найденного в них инвентаря почти нет вещей греческого происхождения. Отнести все это за счет случайности или слабой изученности скифских памятников Подолии невозможно, так как сравнительная малочисленность исследованных там погребений как раз и зависит от того, что они не дают ценных находок.

По своему географическому положению Подолия лучше связывается с Причерноморьем, чем Среднее Поднепровье, а следы раннего проникновения греков, как показывают упомянутые находки родосско-ионийской керамики в Немировском городище, в ней выражены отчетливее и ярче, чем в последней из сопоставляемых частей Скифии. Удивительно, что несмотря на это возникшие еще в конце VII — начале VI в. до н. э. связи греков с Подолией не получили дальнейшего развития, тогда как со Средним Поднепровьем они с течением времени расширялись и укреплялись. Весьма вероятно, что это обстоятельство связывается [111] с другим — со сравнительно ранним прекращением жизни на подольских поселениях и в городищах-убежищах, хотя такие же поселения и городища в Среднем Поднепровье продолжали существовать до исчезновения скифов из Поднепровья. Жизнь на поселении внутри Немировского городища закончилась не позже середины V в. до н. э.. Точно так же и на других городищах Подолии — на Буге и на Днестре — не найдено ничего, что бы свидетельствовало об их более продолжительном существовании.

Вероятно, еще до середины V в. до н. э. земледельческое население Подолии вынуждено было оставить свою страну по причинам, остающимся неизвестными. Нет сведений и куда оно переместилось. И то и другое остается областью предположений и догадок. Вместе с тем несомненно, что это было событием локального характера, и в Среднем Поднепровье жизнь шла в прежнем направлении: не только продолжается существование ранее возникших поселений и городищ, но сооружаются новые укрепления, как, например, возникшее в IV в. Плискачевское городище в Черкасской области.

С другой стороны, число погребенных воинов и их вождей в дружинных могильниках Среднего Поднепровья в V в. значительно сокращается, что, вероятно, находится в зависимости от уменьшения численности военных формирований, а следовательно, и сопротивления притязаниям скифов-царских. Надо полагать, что в это время последним удалось поставить земледельческое население Среднего Поднепровья в какие-то формы зависимости от себя. Об увеличении влияния скифов-царских на население Среднего Поднепровья свидетельствует распространение характерных для скифов-царских катакомбных погребений.

Самое богатое из них обнаружено в поле большого кургана (№ 4) у с. Рыжановка Черкасской области. Это погребение женщины, по всей вероятности, представительницы аристократии скифов-царских, выданной замуж за одного из вождей земледельческого населения среднеднепровского Правобережья. Под нераскопанной центральной частью этого кургана, вероятно, как и под другими исследованными курганами этой группы, находится обычное для данной местности погребение в деревянной камере. Большая часть катакомбных погребений найдена в верховьях реки Тясмин и притоков Южного Буга и Ингульца, по которым проходили пути из северо-западного Причерноморья в Среднее Поднепровье, что указывает на стремление скифов-царских держать их под своим контролем. В тясминской группе курганов открыто шестнадцать катакомбных могил, тогда как в Поросье известна только одна.

О того же рода процессе в среднеднепровском Левобережье можно заключить по появлению в IV в. до н. э. курганного могильника с катакомбными погребениями около г. Борисполя в северной оконечности степного коридора, протянувшегося [112] вдоль левого берега Днепра до широты Киева и Десны. Возможно, что этот могильник оставлен подразделением скифов-царских, в обязанности которого входило обеспечение покорности земледельцев Среднего Поднепровья. Полную независимость от скифов-царских, по-видимому, сохранили только среднедонские скифы, теснее связанные не с ними, а с сарматами.

Хотя число богатых погребений в Среднем Поднепровье с V в. до н. э. уменьшается, отдельные из них отличаются возросшим богатством своего инвентаря. А это значит, что вожди земледельческого населения, несмотря на зависимость от скифов-царских, сохранили в своих руках распоряжение продукцией подвластного им населения и по-прежнему имели возможность обменивать ее на произведения греческих городов. Однако поступлениями от населения и доходами от торговли с греками они вынуждены были теперь делиться со скифами-царскими. Часть собранного ими хлеба они должны были в виде дани передавать скифам-царским, облагавшим, кроме того, поборами проходящие через их страну как речные, так и сухопутные торговые караваны. Доходы в виде дани с земледельцев и пошлин-подарков, взимаемых с греческих купцов, не считая военной добычи, поступавшие к скифам-царским и сосредоточивавшиеся в руках аристократии этой части скифского народа, и сделали возможным появление в степной Скифии тех богатейших погребений, которые сложностью своего устройства и ценностью положенных вместе с умершим вещей превосходят все известное до сих пор в скифской земле. Но выгодами господствующего положения пользовалась не только знать, но и рядовые воины скифов-царских, так как, по сообщению Геродота, царь делился с ними военной добычей в соответствии с заслугами каждого воина. Погребения рядовых воинов тоже отличаются и стандартным устройством могилы в виде подземной камеры-катакомбы, и набором хорошего оружия, и даже наличием в некоторых из них импортных греческих вещей.

Сложение Скифского царства со скифами-царскими во главе относится, по-видимому, к V в. до н. э., так как только в это время в степях появляются сравнительно богатые катакомбные погребения с вещами греческого происхождения. Только в этом веке скифы-царские, утвердившись в степях, распространяют свою власть на земледельческое население Среднего Приднепровья и, получив средства для развития торговли с греческими колониями, устанавливают прочные связи с ними, позволяющие царю Ариапифу иметь в Ольвии своего поверенного в делах грека Тимна (IV, 76), а его сыну Скилу подолгу жить в городе в специально выстроенном доме. Ко времени Геродота скифы-царские в общении с греками заслонили собой все остальное население Скифии. Сношения с земледельцами велись не непосредственно, а через них. По-видимому, этим объясняется то, [113] что Геродот, отметив, что скифы-пахари сеют хлеб на продажу, больше ничего о них не сообщает. Он ничего о них не знал.

Скифское царство было если не первое, то одно из первых образований в Восточной Европе, основанных на завоевания с целью эксплуатации побежденных. В предшествующее время племенные объединения создавались в виде союзов для достижения общих целей, а войны между племенами, если не считать грабительских набегов, велись главным образом из-за территорий и приводили к уничтожению или изгнанию одного племени другим, в лучшем случае к ассимиляции победителями уцелевшей части побежденных. Неравноправное положение тех и других было временным и не вело к систематической эксплуатации, даже если побежденные приравнивались к рабам, так как само рабство в его патриархальной форме не носило классового характера. Вместе со скифами в Северном Причерноморье появились отношения, сложившиеся на Древнем Востоке, где уже давно существовали классы и классовая эксплуатация, где подчинение означало не номинальное, а фактическое рабство и где скифы научились жить за счет других народов.

Для усвоивших древневосточные представления о господстве и подчинении окифов-царских все покоренные скифы были рабами, хотя фактически они были далеки от рабского состояния и сохраняли свою экономическую и социальную самостоятельность. Покоренные действительно, как говорит Геродот, обязаны были служить скифскому царю, но эта обязанность распространялась и на самих скифов-царских и по сути дела была не чем иным, как выражением культового пиетета перед царской властью, зачаточно свойственного любому родовому обществу, но в восточных деспотиях приобретшего новое значение. Освященный религией авторитет вождя-царя был необходимым условием устойчивости родо-племенной демократической организации, а в классовом обществе он служил эксплуататорам и подкреплялся еще и находившейся в распоряжении царя не совпадающей с обществом вооруженной силой.

Следует отметить, что скифы-царские распространили свою власть на этнически родственные племена, на нескифские она не простиралась. В отношении скифов-номадов это объясняется территориальными претензиями скифов-царских, необходимостью овладения занятыми номадами наиболее удобными для хозяйства и образа жизни скифов-царских поднепровскими степями. В отношении же скифов-пахарей это подчинение объясняется тем, что только они производили пользовавшейся неограниченным спросом хлеб, а следовательно, являлись удобным объектом для систематической эксплуатации, тогда как другие доступные по местоположению для скифов народы подобного продукта не имели. Но возможно, что какую-то роль в ограничении Скифского царства этнически родственным населением играло и само родство. [114]

Конечно, к грекам поступал от скифов-царских не только хлеб, полученный ими от земледельцев, они снабжали колонии продуктами и своего производства: скотом, шерстью, шкурами, кожей, а главное обращенными в рабство военнопленными. Скифские рабы вывозились в Грецию, в Афинах из них формировалась городская полиция, использовались они и по другому назначению. Однако главным для греков был хлеб, в котором остро нуждались и сами колонии и метрополия, в особенности Афины. Заботясь об укреплении связей со скифами, от которых зависело поступление хлеба, греки не упускали возможности ослабить свою зависимость от кочевников путем создания в окрестностях городов земледельческих поселений, принадлежащих как самим грекам, так и селившимся вблизи городов туземцам.

В окрестностях Ольвии рано возник сельскохозяйственный округ, население которого у Геродота названо каллипидами, а позже в декрете в честь Протогена именуется миксэллинами, т. е. полугреками, точнее смесью греков с туземцами. К такому же связанному с Ольвией населению принадлежали и те скифы-земледельцы, которых Геродот отличает от скифов-пахарей и помещает по низовому Днепру и по реке Ингулец (Пантикап). Это были не потомки оседло-земледельческого населения Северного Причерноморья, памятники которого известны в виде срубной культуры с ее сабатиновским и белозерским этапами, а вновь поселившиеся там туземцы. Между позднесрубными поселениями и памятниками этого населения, известными поселением у Широкой Балки и Белозерскому городищу, имеется определенная лакуна, исключающая непосредственную связь их друг с другом.

Еще во второй половине V в. до н. э. в Нижнем Поднепровье в районе г. Никополя на левой стороне реки возникло Каменское городище, единственный этого рода памятник в степной Скифии. Это была ставка скифского царя и столица Скифского царства, там же поселились многочисленные ремесленники, снабжавшие кочевых скифов произведениями своего мастерства: кузнечного, ювелирного, костерезного и других. Туда же по Днепру прибывали греческие купцы со своими товарами. Городище расположено на берегу Днепра между Белозерским лиманом и рекой Конкой и занимает площадь около 12 км2, уступая по величине только Бельскому городищу. Крутые обрывистые берега надежно защищали доступ к этому городищу со стороны рек и лимана, с напольной же стороны оно ограждено валом и рвом. В юго-восточной оконечности городища находится «акрополь» в виде примыкающего к реке Конке вытянутого четырехугольника, с других сторон обведенного валом. По верху вала прослеживаются остатки стены из сырцовых кирпичей. Значительная часть площади городища оставалась незаселенной, а на остальной находятся следы столбовых, плетневых наземных и углубленных [115] в землю, состоящих из нескольких помещении построек с открытыми очагами и признаками распространенного у населения ремесленного, преимущественно кузнечного производства. В «акрополе» встречены остатки сооружений из камня, следов ремесленной деятельности в нем не обнаружено. О торговле с греками свидетельствуют многочисленные фрагменты привозной тарной керамики (амфор).

В Нижнем же Поднепровье по обе стороны реки находится основная масса курганов скифов-царских с их характерными могилами в виде подземной камеры — катакомбы, а в их числе и наиболее грандиозные насыпи с богатейшими царскими погребениями. Подавляющее большинство курганов скифов-царских датируется IV в. до н. э. Это было время наибольшего могущества Скифского царства, и к этому времени относятся те немногие целиком или частично сохранившиеся от разграбления знаменитые скифские курганы, такие, как Солоха, Чертомлык и Луговая могила (Александропольский курган). В это время курганы скифов-царских по своей величине и богатству намного превосходят самые богатые курганы Среднего Поднепровья.

В курганах степной и лесостепной Скифии преобладают произведения греческих мастеров, или полностью сохраняющие свой характер или изготовленные применительно к вкусам и потребностям скифов, но с некоторыми греческими привнесениями. Кроме высокохудожественных вещей с изображениями из скифской жизни, в них имеются свойственные скифскому искусству звериные мотивы в греческой трактовке, есть даже культовые сцены, представляющие собой греческую интерпретацию скифской мифологии, греческие изображения скифских божеств. Из вещей скифских типов, но в греческом художественном оформлении особый интерес представляют золотые обкладки ножен мечей и горитов, украшенные греческими сюжетами в соответствующем греческом стиле. Эти вещи замечательны еще и тем, что, кроме Чертомлыка, найдены еще в трех погребениях в курганах: у с. Ильинцы, в г. Мелитополе и в группе Пять Братьев у станицы Елизаветовской на Нижнем Дону. Кроме того, известна золотая покрышка ножен меча, такая же, как в перечисленных погребениях, находящаяся в Метрополитен Музее в Нью-Йорке, происходящая из Северного Причерноморья. Все эти предметы изготовлены в одной греческой мастерской при помощи одинаковых штампов и свидетельствуют о серийном производстве вещей, распространявшихся среди туземной аристократии не только Скифии, но и соседних с нею областей.

Еще более сильную зависимость от вкусов и потребностей скифов обнаруживают художественные произведения греческих торевтов с изображениями самих скифов, к числу которых относятся золотой гребень из Солохи, серебряная чертомлыкская ваза и два кубка (электровый и серебряный) и серебряная ваза с жанровыми сценами. Такие кубки найдены в кургане Куль-Оба [116] близ Керчи и в одном из курганов в группе Частые курганы под Воронежем, ваза же происходит из Гаймановой могилы на Нижнем Днепре. Сюда же надо причислить серебряную вазу со сценами охоты на фантастических львов из Солохи. Все они украшены рельефными сценами, действующими лицами в которых выступают скифы в более или менее стандартном виде бородатых или безбородых мужчин с длинными волосами, одетых в короткие куртки с поясом, длинные узкие штаны и мягкие сапоги, иногда с башлыком на голове. Как правило, они вооружены типичным скифским оружием в виде подвешенных к поясу короткого меча (акинака), коробки для лука и стрел (горита) и самого лука, а также одним или двумя копьями, топором и легким щитом. Жанровые сцены, в которых они представлены, имеют повествовательный характер и изображают ряд последовательных событий, вероятно, мифологического содержания. Д. С. Раевский полагает, что сцены на кубках относятся к изложенному Геродотом мифу о происхождении скифов.

Теперь к отмеченным выше созданным для скифов высокохудожественным произведениям греческих мастеров прибавилась уникальная золотая пектораль, обнаруженная в 1971 г. в кургане Толстая могила близ г. Орджоникидзе Днепропетровской области, где под 9-метровой насыпью были две катакомбные могилы. Одна — центральная — оказалась разграбленной, а другая— боковая — совершенно целой, содержащей погребение женщины с ребенком, служанкой и двумя слугами, в сопровождении богатейшего многочисленного инвентаря, состоящего из украшений, сосудов и других предметов бытового назначения. В центральной могиле от разграбления уцелели части оружия, бронзовые котлы и некоторые другие малоценные вещи. Самая замечательная находка сделана в коротком коридоре, соединяющем центральную камеру со входной шахтой. Здесь оказались меч в обложенных золотом ножнах, украшенных фигурами фантастических животных, и названная выше пектораль — луновидное нагрудное украшение с двумя разделенными орнаментальной полосой фризами, из которых нижний заполнен сценами борьбы зверей, а верхний — фигурами домашних животных и людей, занятых работами, относящимися к основному виду производства у скифов — скотоводству. Две женщины представлены доящими овец, а два скифа — шьющими меховую рубашку. Животные — лошади, коровы, овцы и козы — даны в разнообразных положениях, некоторые кормящими детенышей — телят и жеребят. Эти единственные в своем роде изображения дают яркую картину скифского скотоводческого хозяйства и быта.

В двух сопровождавших центральное погребение могилах помещались шесть коней в дорогих, украшенных золотом и серебром уборах, а рядом с ними в особых могилах находились вооруженные слуги—конюхи с оружием и украшениями; на шее одного из них была золотая гривна. [117]

Из греческих мастерских поступило к варварам также огромное количество разнообразных украшений как греческих, так и местных типов, в том числе нашивавшихся на одежду золотых бляшек, получивших широкое распространение с V в. до н. э. Среди них представлены не только более или менее соответствующие скифским греческие сюжеты, но и воспроизведения местных художественных мотивов в большей или меньшей греческой переработке. В художественных произведениях, экспортируемых из греческих городов, отчетливо различаются две стилистические группы — одна чисто греческая, а другая греко-персидская, возникшая в пределах Ахеменидской империи путем слияния персидской и греческой традиций. Вторая по своим сюжетам и формам стоит ближе к собственно скифскому искусству, которое, начиная со второй половины V в. до н. э., оттесняется на задний план. Произведениями скифских мастеров являются по большей части не личные, а конские бронзовые украшения, отличающиеся от предшествующего скифского искусства схематизмом, геометризацией и в связи с этим преобладанием графической трактовки образов над скульптурной. И в скифское искусство с этого времени проникают некоторые греческие и восточные сюжеты и формы.

Скифская материальная культура, хотя и не утрачивает своего своеобразия, все больше и больше эллинизируется в результате прогрессирующего преобладания греческих мастеров над туземными в создании характерного для нее инвентаря, в особенности украшений и других вещей парадного, в том числе и культового, назначения. В соответствии с этим в идеологии скифов распространяются представления, свойственные рабовладельческому обществу.