Армия Кеменхифа мало чем отличалась от армии Хистана. И война, что шла уже многие годы была за то, за что и все войны – за земли, которых не хватало воинственному Дагору-тур-гору из-за чего он и напал на своего соседа короля Хистана – Курата-нара.

Быстро и четко исполнив задуманное в Лесистых землях, Нартанг повел своих воинов в Кеменхиф лишь по одному разумению – он помнил историю своего народа и шел к земле, откуда много веков назад были изгнаны его предки, надеясь там найти людей, достойных назваться новыми данератцами. Он прекрасно понимал, что с пятью десятками воинов не создать новой страны, и верил, что сможет повести за собой многих, чтобы как и его далекий предок основать новый Данерат.

Пристав на пустынном берегу Кеменхифа, он послал воинов за первым попавшимся жителем, который подтвердил, что воины прибыли в намеченное место и сбивчиво, но вполне понятно обрисовал всю обстановку, что царила в чужом и неизведанном краю, запретном для его соотечественников все века существования Данерата.

Теперь же Данерата не было, и Нартанг не чувствовал себя нарушителем заветов предков – он сам творил сейчас историю рождения новой страны…

Его отряд быстро и беспрепятственно прошел к лагерю войск Кеменхифа, играючи миновав все блокпосты хистанцев и «тайные» пункты наблюдения самих кеменхифцев, остановившись в некотором отдалении уже от основных укреплений.

Приближение небольшого отряда вооруженных воинов вызвало в кеменхифском войске немалый переполох. Сам главнокомандующий вышел к границе военного лагеря, щурясь на солнце и стараясь вместе с десятками своих солдат разобрать цвета или отличительные знаки незваных гостей.

– Нас уже увидели, – тихо процедил сквозь зубы Халдок, тоже прищуривая глаза – он волновался, что для его возраста и положения в принципе было недопустимо.

– Знаю, – зло рыкнул Нартанг – ему не нравилось настроение и моральное состояние пятидесятника. Потом он сделал знак всем остановиться, и весь его отряд встал, как один единый живой организм, – Стоять всем здесь – я сам, – коротко приказал он и не останавливаясь, продолжил свой путь.

– О, один идет. Переговоры будут, – нервно заметил командир конницы, находившийся в шатре у главнокомандующего и при тревожном известии вместе с ним вышедший к границе лагеря.

– Вижу, Тариган, вижу, – напряженно произнес Халдок, – Лучникам готовиться, – сразу скомандовал он – главнокомандующий инстинктивно чувствовал в приближающемся человеке б;льшую опасность, нежели можно ждать от одного бойца.

Нартанг видел все «угощения», что готовили впереди, чувствовал напряжение людей – и чужаков и своих воинов, но ничто не могло остановить его в достижении задуманного и поэтому он продолжал идти, не сбавляя темпа и не оглядываясь. Он знал, что его воины не нарушат Слова, но не был уверен, что предупредительный выстрел лучников не окажется случайно метким. Однако, он продолжал идти. До тех пор, пока не оказался на расстоянии двадцати шагов от замерших кеменхифцев.

– Кто таков? С чем пришел? Зачем? – громким командным голосом выкрикнул сам главнокомандующий.

Нартанг медленно вытащил меч из ножен у себя за спиной, развел руки в стороны и разжал кулак с оружием. Сбалансированный тяжелый клинок воткнулся в землю и слегка закачался.

– Я воин. Пришел с оружием и силой в пятьдесят мечей. Хотим наняться, – прорычал Нартанг в ответ, не сомневаясь, что его услышали.

– Наемники. Ну и голосок. Наймиты. Еще дармовое мясо для хистанцев, – понеслось по рядам столпившихся солдат – наемникам всегда доставалась самая опасная и грязная работа в войске, их и ценили за чужеродность и в то же время недолюбливали за отсутствие «веры и чести» сражавшихся за деньги.

– Чем докажешь, что будешь верно служить Кеменхифу? – выкрикнул Хадор.

– Кровью врагов Кеменхифа, – рыкнул Нартанг и у некоторых солдат мороз прошел по коже сколько угрозы и ярости было в голосе пришельца.

– Иди смело – будем говорить, – выкрикнул главнокомандующий, – Опустить луки.

Нартанг тут же зашагал вперед.

По мере его приближения лица солдат первых рядов вытягивались, у некоторых невольно открывались рты. Главнокомандующий, наконец-таки разглядевший приближающегося против лучей солнца, в отличии от своих подчиненных сумел сохранить спокойное выражение лица. Нартанг подошел к первым рядам и прошел сквозь них, безошибочно угадав командира. Он остановился перед Хадором и посмотрел ему в глаза; главнокомандующий заметно напрягся и отвел взгляд. До сегодняшнего дня он отводил глаза только от прямого взгляда короля…

– Ты командир? – прямо и просто спросил пришелец, и при звуках его низкого рычащего голоса окружившим его солдатам как-то стало не по себе. А скорее от той непонятной силы, что волнами исходила от незнакомца.

– Я Хадор – главнокомандующий войсками Кеменхифа, – справившись с первым ударом по сознанию волей изуродованного пришельца, вновь прищурился на него кеменхифец.

– Я Нартанг. Со мной пять десятков воинов и я пятый к ним еще. Все бьются вместе уже не в первый раз – знают друг друга. Я слышал, Кеменхифу нужны воины. Мы можем повоевать за положенную плату. Все при оружии. Так что с тебя – харчи, а с нас – смерть твоим врагам. Что скажешь?

– Скажу, что обо всем нужно потолковать. Но не здесь, – наконец освободился от завораживающего действия речи и движений наемника Хадор и обвел взглядом слушавших его солдат, – Пойдем в мою палатку, – махнул он рукой и направился в покинутый шатер.

Через короткое время Нартанг вышел из палатки главнокомандующего и уверенно направился за линию постов. Ему снова никто не препятствовал – почему-то даже мысли такой не возникало у солдат, раз испытавших на себе его взгляд.

Воин дошел до оставленного меча, поднял его над головой, оставляя острием вниз, и махнул своим. Небольшой отряд тут же начал движение быстро и слаженно приближаясь.

– Нартанг и его люди будут биться с нами против хистанцев! – громко объявил всем Хадор, вышедший вслед за воином и наблюдавший за его действиями наравне с солдатами.

Приведший с собой полсотни отъявленных головорезов воин, сам напоминавший скорее подземное чудище, нежели человека, сначала вызывал невольное недоверие и опасение начальников, все же согласившихся принять его в отряд наемников, давно привлекавшихся Кеменхифом на военную службу. Но вскоре безрассудная храбрость и сказочное владение оружием невольно заставили их отметить и зауважать необыкновенных людей, пришедших из неоткуда.

Нартанг же, имевший своей целью скопить как можно больше золота и набрать себе достойное пополнение в отряд, работал над поставленной задачей каждый день. Он присматривался к новым подчиненным, безжалостно отсеивая слабых духом или телом.

Люди и боялись его и тянулись к суровому командиру, неизменно приводившему к победе.

Почти сразу по прибытии в военный лагерь Кеменхифа, Нартанг со своими воинами был отправлен в бой.

И вскоре, уже не в первый раз, молодой командир поражал всех успехами своего отряда. Неизменно отталкивающий и постоянно вызывающе ведущий себя, Нартанг не пользовался у военачальников особым признанием, однако никто из них не мог отрицать, что завидует этому страшному человеку в том, как его слушают люди и как они идут за ним в бой. Нартанг не то что зажигал огонь в сердцах, он просто устраивал всепоглощающий пожар, дотла сжигавший все страхи и сомнения, неизменно закалявший волю бойцов и приводящий их в единое боевое безумство, словно переходящее волнами от командира. Как заговоренные, его воины не погибали в битве, всегда оказываясь в самом ее сердце, а любая оборона врага сминалась их яростной сумасшедшей атакой. И Нартанг неизменно был во главе, он буквально разламывал строй врагов, врубаясь в него с такой легкостью и силой, что казалось против него стоят не закаленные опытные солдаты, а облаченные в доспехи дети, не умеющие еще держать оружие.

Отмеченный многими, его отряд, с каждым днем получал все новые более сложные задачи, но неизменно выполнял их. Чуть ли не через три дня став уже сотником, король Данерата продолжал удивлять военачальников небывалым успехом любых наисложнейших ситуаций.

Заметили и запомнили страшного командира и противники. Не зная настоящего имени, они нарекли его Гауром. И если узнавали в бою, то весть о том, что Гаур вышел против них, сразу облетала вражеские ряды, награждая услышавших невольным холодком суеверного страха. Так что безызвестность не грозила молодому королю мертвой страны.

Как-то отправленный в разведку «штурмовой отряд», как именовались теперь воины Данерата, наткнулся на тайно приближавшуюся к основной стоянке их войск конницу врага, собиравшуюся накрыть неприятеля внезапной атакой.

Вражеские конники также заметили малый отряд неприятеля и, решив не выпустить из него ни одного живого, который смог бы предупредить об их приближении, быстро выстроились для стремительного смертельного удара.

– К бою! – быстро скомандовал Нартанг, мгновенно оценив обстановку, – Ветер, быстро к Хадору!

– Понял! – быстро кивнул воин и с места рванулся в быстрый бег, с которым мог поспорить, пожалуй, не каждый скакун.

– Сейчас будет жарко! – радостно изрек король Данерата, – Держать строй!

Конница Хистана наступала развернутым полумесяцем, грозя растоптать сжавшуюся горстку воинов. Еще несколько мгновений и уже можно было различить лица всадников первых рядов.

– На копья! – взревел Нартанг, поднимая наклоненное до поры вниз копье, упирая его древком в землю и наступая ногой – теперь налетевший конь должен был сам убить себя, наскочив на приготовленное оружие, – Щиты сомкнуть! – не оглядываясь по сторонам, отдал следующую команду король Данерата – он знал, что воины всё сделают правильно и быстро – все, как один.

Нартанг пробежал взглядом по первому ряду приближающихся противников, быстро читая в них торжество предчувствия победы, зло оскалился, предвкушая сам тот ужас, которым вскоре должен был смениться радостный настрой врага. Потом его взгляд невольно вернулся к середине наступающих и удивленно уперся в молодого всадника, возглавлявшего это наступление. Вернее не всадника, а всадницу – конников Хистана вела женщина! Он сразу же вспомнил ее – ту холодную надменную девицу, что сквернословя, отшивала любого, кто решался попытаться ухаживать за ней. Дочь знатного военачальника Хистана – Тагила.

– Хистан! – грянул клич уже готовых к столкновению всадников.

– Данерат! – рявкнули воины в ответ, принимая первый удар.

Почти все кони первого ряда оказались мертвы, налетев на приготовленные копья, а их всадники полетели на землю под копыта надвигающихся вторых рядов.

– Командир – мой! – рыкнул Нартанг, делая шаг навстречу противникам, – Вперед!

Клином!

И они пошли на многочисленно превосходившую их конницу. Поравнявшись с поднимающейся с земли Тагилой, которую сбросил конь, отказываясь идти на верную смерть, воин быстро отвел ее стремительный выпад и оглушил ударом щита по шлему, для верности пнув еще ногой в лицо. Потом он забыл про нее, погружаясь в битву.

На него, как и всегда снисходило «откровение» и он уже переставал что-либо различать, кроме блеска оружия.

Подоспевшие уже к концу безумной резни солдаты Кеменхифа ошалело глядели на залитую чужой кровью сотню наемников и на их ужасного командира, которым каким-то чудом удалось не просто остановить, но и рассеять неизвестно откуда взявшуюся на поле конницу Хистана! Внезапно развязавшийся бой так же внезапно и закончился.

Закончился совсем неожиданным.

Опоздавший на выручку многочисленный отряд возглавлял сам Хадор. Но, преодолев скорым марш-броском очередную ложбинку и выйдя на ровное поле, он замер в нерешительности: конницы врага, что грозила, растоптав разведывательный отряд обрушиться на их лагерь, уже не было, а навстречу ему шел Нартанг во главе своей сотни.

– Добыча – моя! – просто заявил воин, глядя в глаза главнокомандующего.

– Хорошо, – рассеяно кивнул тот, все еще не понимая, как такое оказалось возможным, что уже отнесенная им в расход сотня разгромила самую опасную силу врага.

– Берите, все, что понравится, – обернулся Нартанг на своих людей, – А это мое, – подошел он к распростертому на земле всаднику, нагнулся и взвалил себе на плечо.

С бывшего противника слетел шлем и все увидели явно женское расквашенное лицо и убранные в сетку черные волосы.

– Вот те на – баба!

– Ну и добычу себе Гаур отхватил! – послышались голоса кеменхифцев.

Нартанг зло посмотрел на насмешников – он не любил это прозвище, которое дали ему уже запомнившие испуганные враги, а кеменхифцы охотно подхватили – у него было имя, этого же слова он не понимал, а спрашивать не хотел…

– А ну тихо! – прикрикнул на своих Хадор, – Слава храбрецам! Победа наша! Мы разбили конницу Хистана! – отвлек он людей радостными мыслями, поспешно отведя их чрезмерное внимание от странного сотника, который пришел к нему совсем недавно с уже собранной половиной отряда.

Над полем поднялся радостный гвалт голосов. Воины Данерата последовали за своим предводителем, взяв лишь немногое у своих убитых врагов – лишь то, что можно было быстро обменять в лагере на выпивку или деньги…

– Угу, вы победили… – буркнул Нартанг, кидая прощальный взгляд на бесноватых кеменхифцев.

Вернувшись в лагерь, Нартанг зашел в свою палатку, которую ему выделили, как командиру, и бросил живую ношу на лежак.

Тагила упала бесчувственным кульком, звякнув железом дорогих доспехов. Нартанг сел на полено, служащее ему стулом, снял шлем, положил его на ящик, заменявший стол. Посмотрел на разбитое его пинком лицо женщины, ухмыльнулся, вспоминая ее колкие презрительные взгляды на него – тогда еще неокрепшего увечного пацана.

Потом взял кувшин с водой и вылил на нее. Женщина застонала, с трудом открывая глаза.

– Здравствуй, Тагила, – прорычал воин, усаживаясь на место.

– Где я? Кто здесь? – всадница с трудом села, прижимая ладонь ко лбу и стараясь рассмотреть сидящего во мраке шатра.

– Ты в лагере войск Кеменхифа. Ты моя пленница, – воин чиркнул огнивом, и искры возродили не так давно затушенный огонь, обитающий в открытой масляной лампе.

– О, боги! – вскрикнула воительница, – Ты?! – она и узнала и не узнала Нартанга.

Тогда, в Хистане она даже не знала как его зовут, а запомнила только из-за страшного уродства, да из-за небывалого бесстрашия, с которым он потом водил свой отряд. Однако, когда войско Хистана пропало в глубине земель Хорсии, и все ушедшие в тот поход уже третий год как считались мертвецами, появление этого человека просто вызвало у нее суеверный страх, – Ты… – она пыталась вспомнить как его звали и кем он был тогда, но в то время Нартанг был для нее настолько никчемным и отталкивающим…

– Ты помнишь меня, Тагила? – «улыбнулся» ей воин.

– Ты – изменник! Ты служил королю Хистана, а теперь в войске этих проклятых выродков! И ты был в том походе, откуда никто не вернулся! Как ты объяснишь это?! – со злостью зашипела на него воительница.

– Я не собираюсь тебе ничего объяснять – лишь то, что теперь ты полностью принадлежишь мне – я оставил тебе жизнь и теперь могу распоряжаться ей как хочу! – холодно оборвал ее воин. Она до сих пор сильно притягивала его к себе – его всегда привлекали сильные женщины – эта же будила в нем фантазии о древних воительницах, что сражались наравне с мужчинами… Однако, не смотря на свой интерес к ней, он в то же время хотел покорить строптивую женщину. Вся беда была в том, что его методы покорения людей и животных не отличались лаской и лояльностью…

– Лжец и трус! Ты наверняка сбежал с поля боя, пока мой отец погибал там с солдатами!

– Ты не знаешь, как ведут себя покоренные женщины?! – дал ей увесистую пощечину воин, – Так я тебя быстро научу! Раздевайся!

– Что?

– Раздевайся! Живо!

– Нет!

– Не заставляй меня делать тебе больно.

– Не надо!

– Повинуйся.

– Подожди, не знаю как тебя…

– Гаур, – оборвал ее король Данерата.

– Меткое прозвище, – горько усмехнулась пленница.

– Что оно значит?

– Волколак. Полузверь-получеловек, которого нельзя победить простым оружием.

– А каким можно? – зло оскалился Нартанг, наполняясь еще большей яростью к своим противникам и соседям-соратникам за мерзкое прозвище.

– Серебряным, – недобро посмотрела на него всадница, – Но я попробую обычным! – зло выдохнула она, стремительно выхватывая из поручи короткий тонкий кинжал, метя вогнать его в глаз сидевшему воину.

Нартанг ждал этого, хотя и всем видом не показывал внутренней напряженности. Он не плохо знал нрав этой женщины, и легко предположил, что та, которая водила в бой один из сильнейших отрядов врага вряд ли смирится с положением наложницы.

Его руки быстро взметнулись навстречу летящему железу – они сами делали свое дело, не требуя вмешательства разума, Нартанг же направил все свои мысли на то, чтобы по привычке не убить нападавшую. Через мгновение обезоруженная женщина отлетела в угол шатра, ее стилет воткнулся в верхнюю деревянную опору на высоте, недосягаемой низкорослой всаднице. Однако, норовистая воительница не собиралась так просто сдаваться – она вновь прыгнула вперед и, схватив со стола лампу, выплеснула ее горящее содержимое на своего пленителя.

– Получай, урод! – она была уверена, что теперь к увечьям ненавистного человека прибавится еще и сильнейший ожег, который если и не ослепит его, то по крайней мере из-за нестерпимой боли заставит забыть о ней хотя бы на время.

Но проведение хранило Нартанга: он понял, что она собирается сделать мгновением раньше, чем ожидала Тагила и отпрыгнул в сторону, срывая с лежака покрывало и бросая его навстречу воспламеняющейся жидкости. В следующий миг на полу вспыхнул костер из сгорающей ярким жарким пламенем ткани. В этом ярком свете воин быстро заломил руки бесноватой пленнице и принялся быстрыми умелыми движениями расстегивать застежки ее доспехов. Не обращая внимание на проклятия и злое шипение, когда он особо рьяно, принуждал ее к повиновению. Когда он закончил, оставив на Тагиле лишь простой льняной балахон, какие носили солдаты, огонь перепрыгнул на его лежак. Ругнувшись, Нартанг взял свою пленницу в одну руку, второй выхватил свое лезвие и разрезав стенку шатра вышел наружу. Вскоре занялась вся палатка. Подбежавшие воины быстро пошли обратно, увидев, что их королю ничего не угрожает, кеменхифцы же пялились во все глаза и перешучивались, глядя на полураздетую пленницу Гаура.

«Слишком жарко видать там у них было!» – услышал Нартанг обрывок фразы, повернулся в ту сторону, но не разобрал, кто именно отпустил эту шутку, знал, что не его люди…

– Рысь, присмотри пока за ней, – окликнул Нартанг одного из своих подданных, – Можешь связать, если хочешь.

– Хорошо, – поспешил подойти к своему королю воин, принимая пленницу точно в таком же полусклоненном положении, повторяя захват предводителя.

– Квиро, найди мне другой шатер, – узнал Нартанг одного из кеменхифцев, ходивших под его началом.

Солдат поспешил исполнить указание.

Нартанг ушел, но вскоре вернулся с цепью и наручниками. Рысь улыбнулся:

– И верно ее лучше держать на цепи, а то чуть Кунице в глаза не вцепилась – еле удержал.

– Ладно тебе, – оборвал его Нартанг, знаком показывая, чтобы тот помог сковать пленницу.

Однако, кандалы, рассчитанные на мужскую руку, слишком свободно болтались на запястье Тагилы, и воин решил приковать ее за ногу. На ноге наручник едва сошелся, но зато крепко держал.

– Вторую тоже? – Рысь сосредоточенно держал молча упирающуюся пленницу.

– Нет, на второй он мне будет мешать, – мрачно ответил Нартанг, вытаскивая меч.

Не долго думая, он с одного удара перерубил цепь. Теперь «привязь» была в полном порядке. Воин посмотрел в сторону, где невдалеке от догорающего старого шатра, солдаты уже ставили новую палатку. Он нагнулся взял конец цепи:

– Отпусти ее, Рысь. Пошли.

– Будь ты проклят, Гаур! – в злом отчаянье выкрикнула всадница, понимая свою беззащитность перед его силой. Хотя совсем недавно, она считала себя ничуть не уступающей мужчинам – Тагила хорошо владела боем на мечах, отменно стреляла из лука и просто сказочно управлялась с копьем на полном скаку…

– Шевелись, если не хочешь волочиться по земле, – буркнул воин, раздумывая дернуть за цепь или нет. Он сейчас и сам не знал зачем взял себе в пленницы эту женщину. Он вспоминал свой плен, свои страдания… Он знал, что у всадницы душа воина, знал, что так же, как и он, будет она терпеть побои и унижения в любой момент готовая воткнуть ему под ребра кинжал, однако все равно не желал прекращать ее никчемные мучения. Он просто решил испытать себя – смог бы он сам покорить родную ему душу…

– Будь ты проклят, Гаур! Что тебе от меня нужно?! Отпусти меня – мои родственники дадут за меня большой выкуп, ведь ты нищий?! – бросала ему в спину Тагила, неловко переставляя ногу с цепью.

– Молчи. Не то скоро охрипнешь! – рыкнул, не оборачиваясь, воин.

– Ты что тоже много кричал, когда тебя резали? – не собираясь покоряться, сыпала злыми словами пленница.

Нартанг резко обернулся и дал непокорной пощечину от которой та шлепнулась на землю и утерла кровь с разбитой губы.

– Я сказал молчать, – все так же бесцветно бросил воин, поворачиваясь и двигаясь в намеченном направлении.

Тагила едва успела встать на ноги и последовать за ним, чтобы он не поволок ее по земле на цепи, как обещал.

Новый шатер был уже готов.

– Хорошо, Квиро, благодарю, – кивнул Нартанг солдату, обращаясь сразу и к нему и к остальным, что помогали устанавливать сооружение.

– Все для тебя, командир! – улыбнувшись, ответили солдаты – хоть все они и были кеменхифцами, но, оказавшись под началом Нартанга, быстро поняли его справедливую суровость и отбросили все предубеждения, что зародились у них при первом знакомстве с ним.

Нартанг оскалился и заглянул внутрь – там было темно и пусто.

– Командир, сейчас принесем лампу и матрац! – Квиро не стыдился выслужиться перед своим начальником, который вызывал в нем безграничное уважение своим уменьем и даром предводителя.

– Давай, – кивнул воин и присел на землю.

Тагила осталась стоять, не желая даже садиться рядом с ненавистным человеком.

Она молчала, изредка утирая кровь. Наверное, в другой раз она расплакалась бы, обнаружив на себе следы такого жестокого обращения – правый глаз быстро заплывал, нос распух и через него невозможно было дышать из-за запекшейся крови, в общем, все лицо было сплошным месивом и она представляла какого оно вида и цвета.

– Готово, командир – все, как и прежде было! – Квиро коротко поклонился и пошел с друзьями к дальнему костру, где размещались кеменхифцы. Как не желал Нартанг найти достойных бойцов для пополнения своего отряда, его воины пока не принимали новичков, обособленно держась от чужих им людей.

– Хорошо, – поднялся Нартанг; цепь звякнула, Тагила поспешила за ним.

Воин подошел к столбу главной опоры, надежно вкопанному солдатами, обмотал цепь вокруг и, поднапрягшись, разогнул пальцами последнее кольцо, предназначенное для закрепления оков к общей цепи невольников – для этого были специальные клещи, но воину они не требовались – заведя железо в звено он вернул кольцу прежний вид.

– Смотри – подожжешь вновь – сгоришь заживо, – бросил он на всадницу беглый взгляд и принялся снимать с себя доспехи.

Та хотела что-то ответить, но потом передумала, села у входа, подтянула ноги, обхватила их руками и собралась положить голову на колени. Но, видно, живого места на лице найти оказалось невозможным, и она откинулась назад.

Какие мысли сейчас были у нее в голове – сильно занимало Нартанга. Он стал вспоминать о чем думал сам, когда стал приходить в себя в шатре Зурама и усмехнулся – он думал лишь о том, как бы ему убить первым хотя бы нескольких врагов, прежде чем его самого забьют до смерти за непокорство…

Женщина же поняла его насмешку по-другому и еще больше сжалась у двери, опасливо косясь на ухмыляющегося раздевающегося мужчину.

Нартанг понял ее мысли и оскалился еще больше – ему начинало нравиться это – он давно не давал себе прежних заданий – разбираться в отдельных людях. Теперь он обнаружил, что развиваемое еще отцом умение понимания людских душ за время плена, при невольном учении у Карифа, отточилось у него до высоких граней…

– Чего скалишься?! – не выдержала, наконец, Тагила – она не могла стерпеть такого неуважения к себе, хотя и понимала, что положение у нее просто плачевное – этот человек был сильнее ее и физически и, как оказалось, морально – она полностью была в его власти.

– Мне послышалось или ты что-то сказала? – сурово посмотрел на нее воин, в этот момент он как раз снимал ножны, и у него в руке были кожаные перевязи.

В глазах Тагилы промелькнул гневный огонь непокорства – она уже была готова сказать что-то еще, но потом передумала – женское самосохранение взяло верх – она только качнула головой и отвела глаза.

Нартанг не поверил – так просто? По его расчетам должно было быть еще не меньше двух попыток прикончить его.

– Почисть мои сапоги, – разулся воин и бросил к выходу свою обувь.

Тагила смотрела на него полным ненависти взглядом:

– Не буду! – зло прошипела она – в глазах была решимость – она готова была даже стерпеть побои, но не собиралась унижаться.

– Тогда иди ко мне, – похлопал Нартанг ладонью по своему нехитрому ложу, – Выбирай – либо служанка – либо наложница. Чего хочешь работы или любовных утех?

– Любовных утех? – подавилась словами пленница, поднимаясь на ноги, – С тобой? Да скорее подохну, чем лягу рядом с тобой! – надменно посмотрела она на воина.

– Правда? Давай проверим! – предложил Нартанг и, не вставая, потянул за цепь.

Тагила не удержалась и упала на землю; воин протащил ее за привязь, сразу взял за горло – он умел обращаться с сопротивляющимися с малых лет.

Пленница задыхалась от злобы, унижения и сдавленного дыхания; все ее умения рукопашной схватки и ловкость наездницы не помогли ей перед неотвратимым напором воина. После короткой борьбы они уже лежали рядом: Нартанг держал ее руки своей рукой, прижимая женщину к себе, а второй притягивал за бедро. Наверное, если бы Тагила поняла, что он хочет свершить над ней насилие, она отбивалась бы сильней, но воин ничего больше не делал – они просто лежали рядом и все…

– Ты жива, Тагила? Можешь говорить, – разрешил ей воин.

Но пленница упрямо молчала, да и что было ей говорить…

– Ну и ладно, утром поговорим, – удовлетворенно заключил воин и затих.

Он долго не ослаблял хватку, потом понемногу его пальцы стали разжиматься.

Женщина усердно ждала, не желая ошибиться. Она ждала еще долго, пока воин не начал ровно дышать и даже похрапывать. Тагила стала очень медленно освобождать руки из его захвата.

Нартанг ждал этого. Он все это сделал специально. Он хорошо понимал, что Тагила так просто не покорится… Он дал женщине выбраться из своих объятий, внимательно слушал каждый шорох, наслаждаясь этой смертельно опасной игрой, которую сам придумал. Ведь одна его ошибка, один пропущенный звук – и верная рука воительницы легко прервет его жизнь!

Тагила замерла, оказавшись на полу – у нее был выбор: попытаться разомкнуть цепь и сбежать или сначала прирезать самоуверенного урода и уже не таясь его заняться оковами… Она внимательно вслушивалась в его дыхание – спит. Его доспехи и оружие лежали совсем рядом – протяни руку и клинок уже ее! Она медленно потянулась к его кинжалу – короткий широкий и острый он был как раз тем, что нужно – тяжелым мечом она не привыкла драться.

Клинок с шелестом вышел из ножен.

Нартанг бросил все силы, чтобы не затаить дыхания, слушая следующие звуки.

Тагила стояла с кинжалом в руке посреди палатки и наконец решилась – сделала глубокий вдох и широкий замах!

Нартанг метнулся навстречу. Ее руки четко легли в его бугристые ладони и намертво утвердились в них. Воин вывернул у нее из руки свой кинжал, отстегнул от перевязи боковой ремень и молча принялся пороть бунтарку.

Тагила сначала решила снести экзекуцию в гордом молчании, но удары ремня жгли и рвали кожу. После третьего удара она закричала и попыталась увернуться от следующего.

Воин бросил ее на лежак, но пленница кинулась к выходу. Он нагнулся и дернул ее за цепь обратно, наступил на железную привязь и продолжил наказание. Когда Тагила после второго десятка ударов уже закрыла голову руками и стала рыдать, извиваясь на полу, воин остановился; отбросил ремень в сторону:

– Не смей больше так делать, – коротко сказал он и погасил светильник, укладываясь вновь. Он тоже тяжело дышал и еще долго не мог успокоиться. Все происшедшее только что настолько взволновало его, что он сам себе удивлялся – неужели он навсегда перестал интересоваться простыми человеческими наслаждениями и ему нужно вот именно так – с болью, с криками, с нечеловеческими страстями?

Вскоре всхлипывания Тагилы затихли, но Нартанг не тешил себя надеждой, что она остановится на этом – она могла двигаться – значит, она будет бороться, пока может. По крайней мере, сам бы он поступил именно так. Но, видимо, пленнице и так хватило всех злоключений, что выпали в этот день. И она совсем притихла, заснув на холодной земле пола.

Нартанг уже проклял себя за неуемную фантазию – он не мог уснуть в своем собственном шатре, уходить же в другое место или укорачивать ее цепь теперь было нельзя – он должен играть выбранную им роль до конца. До утра он лежал в легкой полудреме, слушая все звуки ночи.

Когда рассветный луч пробился сквозь небольшую щелку входного полога, Нартанг поспешил одеться и уйти – настроение у него было скверное. Когда он пошевелился, уснувшая на земле пленница вздрогнула и инстинктивно шарахнулась от него, еще не до конца пробудившись. Разорванная вчера в некоторых местах ремнем одежда обнажала вспухшие красные полосы… Бросив на нее короткий взгляд, Нартанг стал быстро одеваться.

Тагила села у стены и следила за ним, пока он не собрался и не вышел.

«Воды-то хоть оставь» – донеслись в след ему ее слова, и от них воин вздрогнул: бескрайние пески, город в пустыне, жара, клетка, пленники…

– Хьярг! – ругнулся он, совсем путаясь в своих мыслях и чувствах, – К чему это все?!

– Дон, – окликнул он первого попавшегося солдата, – Отнеси ко мне в палатку кувшин с водой.

– Да, командир.

Нартанг пошел побродить вокруг лагеря. Ему нужно было успокоиться. Он не мог понять себя – что с ним – или это у него в такое теперь переродился интерес к женщине?

– Мой король, прошел слух, что нас хотят послать на очередную бойню, – Халдок в последнее время появлялся совсем не вовремя.

– Когда это тебя начал пугать бой, Халдок? – холодно посмотрел на него Нартанг.

Пятидесятник смутился.

– Я не боюсь боя – я боюсь потерять воинов… – ответил старый командир.

– Ты не должен ничего бояться, – Нартанг повернулся и пошел прочь. Встретившись со своими людьми, найти которых было смыслом его жизни два прошлых года, он не испытал никакого облегчения – первая радость прошла и теперь ответственность за них легла на его плечи еще большим грузом, чем тяготы их поисков… Его положение теперь требовало от него полного контроля себя в каждом слове и в каждом действии, что сильно нервировало его – за два с половиной года он уже отвык быть предводителем своих соотечественников, взяв в привычку видом и действиями пугать и отталкивать людей…

– Вон Гаур самую сладкую добычу себе вчера отхватил. Говорят, хистанская стерва так визжала этой ночью, что… – рассказчик быстро осекся, поймав на себе уничтожающий взгляд страшного командира наемников и поняв, что тот его услышал, хотя и был на далеком расстоянии. Его собеседники тоже воровато оглянулись на его взгляд и их лица вытянулись, вмиг освободившись от похотливых улыбок – Гаур пугал всех и не только видом, но и той жестокостью, с которой несколько раз уже наказывал злословов, не смотря на угрозы главных командиров…

Нартанг пошел дальше. Сегодня он не готов был вести воинов в бой. Он хотел освободиться от своего положения хотя бы на день. Его рассудок требовал отдыха.

Но сегодня ему не суждено было отдохнуть: со стороны лагеря донесся удивленно-гневный мужской крик, потом короткое лошадиное ржание и к нему стал приближаться стук копыт.

Воин встал за дерево. Потом аккуратно выглянул из-за него – так и есть: Тагила скакала во весь опор на неоседланной лошади туда, где было меньше всего народу.

У нее за спиной корчился Дон, награжденный чисто женским ударом. За лошадью звенела по земле цепь, от которой так и не удалось еще освободиться пленнице.

Пропустив летящего мимо коня, Нартанг быстро нагнулся и схватился за цепь, перекидывая ее через толстую нижнюю ветку дерева, за которым скрывался. Цепь тут же натянулась и неудавшаяся беглянка слетела со спины коня, издав крик боли и отчаянья, со всего размаха упала лицом в землю и затихла. Воин быстро подошел к ней и перевернул лицом вверх, очистил рот от набившейся при падении земли и плеснул водой из фляги.

Тагила мученически застонала. Потом приоткрыла глаза, попыталась пошевелиться и вскрикнула от боли – скованная нога была неестественно вывернута. От боли у нее навернулись слезы.

– Лежи смирно, – Нартанг прижал ее к земле и стал выправлять ногу, при каждом его движении Тагила выла, словно раненая волчица.

Придав ее ноге нужное положение воин бесцеремонно дернул ее на себя. В бедре наездницы что-то противно хрустнуло – с чавкающим звуком сустав встал на место.

– Не вставай! – опять пресек ее попытку подняться воин, отцепил цепь от дерева, перекинул привязь через плечо, потом нагнулся и, подняв свою пленницу, также положил себе на плечо.

Тагила не шевелилась и только тихо плакала от шока и боли.

Поравнявшись с уже поднявшимся на ноги Доном, воин уперся в него бесцветным взглядом:

– Зачем отвязал?

– Она нужду справить попросилась, – сконфуженно ответил тот.

– Я сказал только поставить кувшин с водой, – холодно бросил Нартанг и зашагал к своей палатке.

Войдя внутрь, он сбросил Тагилу на лежак:

– Тебе ноги отрезать, чтобы не бегала?

– Убей меня, чего мучаешь? – сквозь слезы накатившегося отчаяния и морального потрясения выкрикнула пленница.

– Еще чего, – усмехнулся воин, потом вспомнил про свои ночные мысли, бросил на пол свой плащ, словно куклу пересадил Тагилу на него и снова закрепил цепь у столба – теперь уже намного короче. Заметил у себя на столе клещи, которыми Дон освободил его пленницу, взял их и вышел вон. Теперь спокойный сон был ему обеспечен – пленница уже не могла дотянуться до него сонного.

Проходя мимо уже рассказывающего о своей оплошности и быстрой реакции Нартанга своим друзьям Дона, воин бросил на землю клещи:

– Верни, где брал, – коротко бросил он и пошел к Халдоку поговорить о предстоящей битве.

Намеченный бой так и не случился. Понапрасну истоптав поле, воины вернулись в лагерь только к закату. Подождав походной пищи и взяв себе две миски, Нартанг пошел в палатку. Тагила спала, свернувшись калачиком и завернувшись в его плащ.

Воин поставил рядом с ней миску с едой и сел на лежак, приговаривая свой ужин.

Он был уверен, что пленница не спит, но «будить» ее не собирался. Быстро раздевшись и оставив доспехи и оружие за пределами досягаемости Тагилы, не гася лампы, Нартанг лег спать. В эту ночь он, наконец, по-настоящему уснул, и ни с того ни с сего ему приснилась красавица Чийхара. Во сне она была еще более привлекательной, чем в жизни. Он сидел на подушках во дворце Сухада, а она танцевала перед ним, как одна из наложниц. Но танец ее отличался от их танцев так же как и она сама от всех других. Ее движения были неистовы и стремительны, завораживающе-страстными. Нартанг невольно начал раздеваться. Когда он взялся за завязки своих шаровар, ее лицо с горящими глазами вдруг оказалось совсем близко:

«Покажи мне свою силу!» – с вызовом выкрикнула она и в ее руках появилась тонкая острая сабля, которая тут же метнулась в его сторону, вспорола шелковые подушки, на которых он только что сидел. Девушка наступала настолько стремительно, что он едва успевал уворачиваться от свистящего клинка. Потом воину надоело отступать и он взметнул руку навстречу холодному отточенному металлу – он умел остановить меч и не пораниться – но тонкая отточенная как бритва сабля рассекла ему ладонь почти надвое, поспешно хлынула алая кровь; потом безжалостная красавица нанесла еще один удар через грудь – из глубокого пореза так же потекла кровь, но Чийхара не останавливалась, продолжая кромсать его. Нартанг почему-то ничего не делал более – просто стоял и смотрел, как на нем появляются все новые и новые раны.

Потом упал от них на колени. «И мне будут говорить, что ты победил льва?! Да ты и с собакой-то не совладаешь!» – презрительно кинула красавица, вытирая окровавленный клинок о его волосы, разметавшиеся по плечам. Нартанг открыл глаз и встретился с ненавидящим взглядом Тагилы – в ее руке, отведенной для броска был зажат кинжал. Нартанг рванулся и пнул воительницу в грудь – она опрокинулась назад, кинжал выпал из невольно разжавшейся руки. Воин поднялся, отстегнул все тот же ремень от перевязи и повторил вчерашнюю экзекуцию, правда на этот раз всыпав поболе…

Тагила уже не плакала – она лежала не двигаясь, смотря широко раскрытыми глазами в одну точку. Она начала «ломаться»…

Воин на всякий случай обыскал ее, погасил лампу и вновь лег спать.

Проснувшись утром, он вновь встретился взглядом с пленницей, теперь, правда, безоружной. Она все так же уничтожающе смотрела на него мертвым взглядом. На полу стояла нетронутая миска.

– Чего не ешь? – спросил Нартанг, садясь на кровати, словно вчера вечером ничего не произошло Но Тагила была на этот счет другого мнения – ее болезненные ощущения говорили ей обратное.

– Можешь говорить, – ухмыльнувшись, «разрешил» ей воин.

Но всадница продолжала молчать.

– Не будешь есть – буду кормить силой, – как бы между прочим заметил воин.

– Мне надо… – выдавила из себя Тагила, – Наружу…

– Облегчиться? – просто подытожил Нартанг.

– Да, – смущаясь и злясь прохрипела пленница.

– По малому? – не отставал воин.

– Да, – еле выдавила из себя Тагила – она не привыкла говорить о таких вещах вообще с кем бы то ни было.

– Тогда справляй здесь – я выйду, – махнул Нартанг, не желая возиться с железом, и, не одеваясь, вышел из палатки под ошалелый взгляд пленницы.

Снаружи он сразу вызвал ехидные взгляды кеменхифцев и сдержанно-лукавые своих людей – все впервые видели здесь командира не в доспехах… Нартанг решил подыграть им и поправил пояс, довольно оскалившись, что сразу вызвало еще более выразительные переглядывания солдат и добродушные усмешки воинов – наконец-то командир хоть как-то отвлекся от своих тяжких мыслей… Нартангу самому нужно было оправиться, но он специально медлил, чтобы побольше породить кривотолков. Потом, когда перешептывание кеменхифцев достигло своего апогея, Нартанг пошел в ближний пролесок. Походив по бодрящему утреннему воздуху, воин только сейчас осознал, как давно не ходил вот так – свободно, без цепей или доспехов, без тревог и забот, без целей и направлений… Ему захотелось свободы, свободы от всего – от своего наследия, от своего положения, от своего народа, от своего прошлого и настоящего; хоть на короткое время оказаться простым человеком с их малыми потребностями и радостями… Нартанг быстро одернул себя от этих мыслей, отнеся их к малодушию и слабости воли. А чтобы совсем отвлечься от коварных помыслов подошел к ведру воды и вывернул его себе на голову. Холодная бодрящая вода сразу протрезвила сознание и бесследно прогнала все хмурые мысли. Отряхнувшись, словно собака, раскидывая брызги с длинных волос, Нартанг поискал глазами своих людей – воины тоже потихоньку «раскачивались» после сна.

– Эй, Рысь, Куница, Гар, Раул, Ригар, потанцуем? – бесшабашно оскалился король Данерата.

– Почту за честь, – как один, ответили все пятеро слегка поклонившись, отстегивая ножны и вытаскивая мечи.

Нартанг быстро вошел в шатер, Тагила шарахнулась от него, напуганная его стремительным движением и безумным блеском глаза. Но воин даже не взглянул на нее – вытащил из ножен свой кинжал, во вторую взял лезвие и выскочил наружу.

– Не до крови. Танцуем! – радостно оскалился он, сделав рукой воинам знак, чтобы они его окружили, и рубанул воздух, срастаясь с клинками.

Воины тоже заставили загудеть воздух под своим мечами и начали атаку. Нартанг молниеносно крутанулся, отбивая нацеленную в него сталь скрещенным оружием, потом разомкнул руки и сам сделал один ответный выпад, не забывая про остальных противников. Рослый Ригар умело блокировал его выпад, сам ответив атакой.

Нартанг ушел в сторону и второй своей атакой заставил Куницу покинуть занятую изначально позицию, сместившись ближе к Гару. Воинов тоже стал захватывать пьянящий восторг боя, все стремительней становились их движения, но король по прежнему оставался неуязвим для их атак. Потом очередной его выпад окончился болезненным уколом Раулу в плечо – воин поклонился и вышел из общего круга – он был «убит». Нартанг был уже весь мокрый от такого напряженного «танца», но удовольствие, которое он ему доставлял не могло сравниться ни с чем – он знал, что перед ним не враги и видел достойных противников – теперь он мог снова проверить себя по меркам своей родины – может ли он считать себя Мастером меча…

Рысь поклонился и тоже присоединился к присевшему на землю Раулу. Остальные воины тоже подошли посмотреть на милое их взорам зрелище. Кеменхифцы таращились со своих мест, раскрыв рты – они не особо могли видеть Нартанга в бою, где нужно было самому, не отвлекаясь, кромсать и колоть врагов, но сейчас просто не могли поверить, что человек может вот так быстро двигаться, успевая отражать, казалось, неизбежные удары в самый последний миг.

Под беззлобные смешки соотечественников Куница вылетел из круга кувырком, отброшенный босой ногой своего короля, который так и не успел со сна одеть сапоги.

Оставшиеся Ригар и Гар сосредоточенно отбивали вспыхивающую на солнце сталь оружия своего короля – теперь они и не думали о нападении, только защищаясь. Но вот полукруглое лезвие чиркнуло о меч Гара, по всем правилам летя к следующему противнику, но тут же метнулось обратно – оружие Ригара встретил зажатый в левую руку кинжал, а острый толстый шип «Железной смерти» остановился в опасной близости от глаза изумленного воина.

Гар поклонился и, разведя руки, пошел к зрителям.

Ригар был всего на пол головы ниже своего рослого короля, но из-за неимоверной ширины плеч казался еще более приземистым. Его темные волосы тоже уже слиплись от пота, но он упорно продолжал закрываться от стремительных атак Нартанга.

Однако долго ему не суждено было продержаться – кинжал короля увел меч воина в сторону и вверх, а правый кулак, сжимающий невиданное оружие полетел прямым ударом в живот – в настоящей битве от такого удара у противника вывались бы все потроха…

– Нартанг!

– Нартанг! Нартанг!!! – радостно грянули воины.

– Данерат! – истово выдохнул кто-то из них.

Мгновенно радостный оскал предводителя, сменился гримасой боли, он дернулся, словно от удара, упершись взглядом в поднявшихся подданных, и резко сделал останавливающий жест. Потом подошел к воинам вплотную:

– Кто? – только и спросил Нартанг, но было понятно о чем он спрашивает – о том, кто нарушил его слово «Не раскрывать перед кеменхифцами своей родины и звания Нартанга». К нему вышел Вир – еще совсем молодой безусый пацан – оказавшийся в Лесистых землях на первом своем сражении… Юноша побледнел, но твердо шагнул вперед, глядя в единственный глаз своего короля так, словно встречая взгляд смерти. Нартанг, не сводя с провинившегося прожигающее-гневного глаза, нажал на тайный выступ своего кастета – шипы мягко ушли в гарду.

– Ты нарушил мое Слово, – изрек король таким тоном, что и у бывалых воинов холодок пробежал по спине – все они знали правила – смерть за ослушание… Но сейчас… Здесь…

– Да, мой король, но я это сделал от счастья… – немного сбивчиво ответил молодой воин не своим голосом.

Сверкающее лезвие полетело прямо в голову ослушника. Вир зажмурился, но не шелохнулся, мужественно принимая смерть. Воины напряглись – почти все из них впервые видели, как казнят ослушника…

Острие просвистело в страшной близости от лица бледного юноши – в последний момент Нартанг отвел свою руку в сторону, и лишь железо гарды коснулось лба дерзкого. Этого удара хватило, чтобы раскроить кожу и погасить сознание. Вир упал, как подкошенный, но никто даже не дернулся помогать ему – все понимали: парень остался жить по великой милости их короля.

– Мне дорог каждый из вас, – обвел он черным взглядом молчаливых воинов, тяжело роняя слова, – Но не сметь нарушать мое Слово!

Воины наклонили головы в знак почтительности и повиновения.

Нартанг жестом отпустил их, и сам пошел в свою палатку – радость схватки была полностью стерта этим случайным неприятным происшествием. Он откинул полог и вошел с клинками наголо. Тагила вжалась в столб еще больше, потому что вид у ее пленителя был такой, словно он решил прекратить ее мучения смертью. Воин удивленно уперся в нее взглядом – погрузившись в свои черные мысли, он совсем забыл о существовании своей пленницы. Ее испуганный взгляд вызвал в нем еще большее раздражение – властная сильная женщина, которой он сам сторонился по молодости, теперь смотрела на него приниженно и загнанно.

– Чего ты жмешься? – рыкнул воин, всаживая броском кинжал в столб чуть выше ее головы, – Ты, смелая Тагила?! – с некоторой издевкой хмыкнул он.

Пленница что-то зло прошипела и опустила глаза – она видела, что сейчас лучше даже ничего не отвечать, чтобы не попасться под горячую руку. Еще пару дней назад она послала бы воина в такие «дали», что ее «красноречию» позавидовал бы самый старый моряк, однако теперь весь ее норов был побежден благоразумием и обострившимся чувством самосохранения.

– Что ты там шипишь? – Нартанг всадил лезвие в потолочную опору, которая от этого предательски хрустнула, готовая разломиться.

Женщина отрицательно замотала головой, пряча полные страха и ненависти глаза. Но воин нагнулся и одним порывистым движением поднял ее на ноги, заставляя смотреть на себя:

– Скажи, что ты обо мне думаешь! Хочешь убить меня? Сбежать? Чего хочешь?

– Отпусти меня, – тихо произнесла Тагила уже не в силах бороться с этим человеком.

– Отпустить, – горько усмехнулся Нартанг, разжимая руки и отворачиваясь. Вновь вырывая лезвие из потолка и нажимая на рычаг, заставляя с железным лязгом выскочить шипы, – Чтобы ты навела на наш лагерь хистанцев? – он провел ладонью по коротким остриям.

– Нет. Мне больше нет места в строю… Я не вернусь в войско! – горько ответила всадница.

– Почему же?

– Потому что я проиграла свой бой. Тебе…

– И что? Не хочешь отомстить? Стереть наш лагерь с земли, развеять пеплом?! – зло оскалился воин.

– Хочу, но не смогу… солдаты уже не пойдут за мной…

– Почему? – вновь задал свой вопрос воин.

– Потому что ты взял меня в плен… – замялась девушка.

– Взял в плен, но не лишил чести, – понял, наконец, ее король Данерата.

– Это знаем только ты и я… Даже твои воины думают иначе… Так же будут думать и мои бывшие солдаты. Я не потерплю, чтобы за моей спиной смеялись…

Нартанг испытующе посмотрел ей в глаза – он по свой прихоти сломал жизнь и волю гордой женщины. Однако, он не чувствовал раскаянья – нечего соваться в мужские дела – зато теперь уж точно не будет задаваться.

– Так значит не к чему и возвращаться, – подытожил он, – Ты мне нравишься и поэтому останешься со мной, – прямо сказал воин и «улыбнулся».

Женщина не отреагировала на его признание – лишь села на прежнее место.

– Тагила, мужчина красив не лицом, – сел напротив нее воин и ухмыльнулся, сам не делая на этот разговор никаких ставок. Он заставил шипы на своем лезвие вновь лечь в гарду.

– Мужчина красив поступками, – согласно кивнула всадница, не поднимая глаз – она поняла, что теперь он, погасив ее вспышки непокорства, будет пытаться понравиться ей.

– Мужчина красив своей силой, – возразил ей воин.

– Можно быть сильным, но не иметь ни одной женщины, – все так же спокойно возразила Тагила – хоть и выражая видимое покорство, она не могла изменить себе…

– Я всегда имею то, что хочу, Тагила, – в упор глядя на нее, напирал воин, – Встань! – повелительно рыкнул он на нее.

Пленница встала, отводя глаза – все внутри нее было натянуто, словно струна, но внешне она старалась оставаться спокойной. Нартанг тоже поднялся оказавшись чуть ли не на полторы головы выше. Он убрал оружие за пояс.

– Смотри на меня! – приказал он ей.

Тагила повиновалась.

– Я могу взять тебя прямо здесь. Сейчас, – буравя ее своим взглядом, все также агрессивно прорычал воин.

– Мало чести использовать свою силу в неправедном деле, – немного дрогнувшим голосом ответила всадница.

– А может тебе понравится? – не отступал он, хотя сам и не собирался осуществить произнесенного.

– Я не люблю мужчин, которые пытаются меня принудить к чему-то…

– Пытаются? Я не пытаюсь – я принуждаю, – усмехнулся воин, – Ладно, отдыхай. Мне пора, – махнул он рукой – ему надоел этот никчемный диалог. Первая злость прошла и он испытал некую неловкость за свой срыв.

Быстро одевшись, Нартанг затянул ремни перевязи и уже собирался выходить наружу.

– Гаур, твой кинжал, – напомнила ему всадница, указывая кивком на засевшее в дереве оружие.

– Меня зовут Нартанг, – обернулся на нее воин, шагнул, встав вплотную и одаривая пламенным взглядом, одновременно вытаскивая свое оружие, – Вернусь вечером. Надо чего?

– Воды, – попросила пленница, – И гребень для волос, – добавила она смущенно.

– К тебе придет женщина… – задумавшись ненадолго, произнес воин, – Скажешь ей, что тебе еще нужно. Но не смей вновь пытаться сбежать – я больше не стану тебя щадить,- закончил он и вышел, отыскивая взглядом мать одного из кеменхифцев, оставшуюся без мужа и приставшую к войску, выступающую теперь в роли кухарки и прачки чуть ли не для всего войска.

Наконец, он приметил высокую дородную женщину с выражением вечной скорби на лице.

– Дара, – позвал ее воин.

– Да, Нартанг? – улыбнулась та, вытирая руки о подол и подходя к высокому страшному воину так, словно он был обычным молодым солдатом – таким же, как и ее сын.

– Дара, у меня в палатке сидит на цепи пленница. Тагила. Она хистанка. Сходи к ней. Может, ей что-то нужно. Вам женщинам много чего нужно, – как-то сварливо буркнул он, – Но смотри, чтобы она не сбежала, взяв то, что ты ей принесешь по просьбе, – предупредил воин.

– Хорошо, сы;ночка, сейчас схожу, – кивнула женщина, – Я тебя поняла. Сделаю.

Вернувшись вечером в свою палатку, Нартанг застал Тагилу спящей. Женщина выглядела намного лучше, чем утром: волосы были расчесаны и убраны на затылке в какую-то сложную фигуру, закрепленные нехитрыми заколками; разорванная воином одежда – аккуратно зашита; запачканное грязью и кровью лицо – тщательно отмыто.

Правда, синяки и ссадины никуда не делись, но все равно теперь всадница выглядела вновь достойно и гордо даже спящая.

– Тагила, спишь? – рыкнул с порога воин.

– А!? – встрепенулась женщина, вырванная из сна его низким голосом, – Что? – уже более осмысленным взглядом посмотрела она на вошедшего.

– Приходила Дара, – отметил Нартанг, кивнув на гребень и нитки с иголкой, оставленные пленнице.

– Да, – как-то неловко улыбнувшись, кивнула всадница – она и ненавидела и отмечала благородные жесты воина, – Благодарю.

– Не за что, – буркнул Нартанг, расстегивая ремни доспехов.

– Нартанг, прошу тебя, отпусти меня! – смотря на воина снизу вверх, попросила Тагила, не вставая со своего места и не решаясь подойти к своему пленителю, – На что я тебе? Дара сказала мне, что ты не такой злой и страшный, каким представляешься людям…

– Хватит! – зло оборвал ее воин, – Замолчи!

– Я же знаю, что ты справедливый человек! – решила не отступать всадница, – Ты наказал меня за дерзость, что я посмела когда-то смеяться над тобой и выступила против войска теперь…

– Я сказал молчать! – уже совсем страшно взревел король Данерата, делая шаг и наклоняясь к отшатнувшейся пленнице.

Тагила благоразумно замолчала, глядя на него расширившимися от страха глазами, в которых невольно выступили слезы бессилия и отчаянья.

– И перестань меня донимать, – уже более спокойно добавил воин, присаживаясь на лежак, – Не надоело на полу спать? – осведомился он, стянув с себя сапоги и штаны.

– Нет, – поспешно мотнула головой Тагила.

– Ну и ладно, – Нартанг натянул одеяло и блаженно прикрыл глаз, наслаждаясь покоем.

– Нартанг, – спустя некоторое время, вновь позвала всадница.

– Ты опять?! – угрожающе рыкнул воин.

– Пожалуйста… – робко продолжала пленница.

– Чего? – недовольно буркнул воин, поворачиваясь к ней и глядя полусонным глазом.

– Я не могу больше сидеть здесь на цепи, – мученически произнесла Тагила, глядя на него умоляющим взглядом.

– Хьярг! – ругнулся он, – Ты будешь меня слушать или нет, женщина?! Хочешь порки?

– Умоляю тебя, послушай… – решилась не сдаваться всадница.

– Ты надоела мне! – рыкнул Нартанг, мгновенно срываясь с кровати и хватая женщину за ворот одежды, прижимаясь лбом к ее лбу и вперивая свой уничтожающе злой глаз в ее лицо, – Ты что глухая?! Любишь боль?!

– Нет! Прошу тебя не надо! – невольно отвернулась она, оберегая лицо от новых побоев.

– Тогда молчи и дай мне спать, – выпустил ее Нартанг, сам не понимая что с ним творится – он уже и сожалел о том, что взял эту женщину себе, но и не мог просто так отпустить ее теперь. Воин сел обратно на лежак и посмотрел на нее исподлобья.

Тагила медленно повернулась к нему, но говорить вновь под его тяжелым взглядом уже не решилась – вся ее отвага предводительницы и смелость воительницы таяли перед непостижимой силой этого человека.

– Спи, – коротко приказал ей воин и пленница вынуждена была прилечь на свою подстилку из его плаща, чтобы не злить сурового пленителя еще больше.

Нартанг встал, быстро загасил лампу и лег обратно.

Тагила не спала всю ночь, не в состоянии успокоиться и остановить свои тихие слезы отчаянья – такой оборот судьбы доводил ее до мыслей о самоубийстве, но пока она еще надеялась как-то договориться со страшным человеком, сила которого парализовывала ее волю.

– Командир, тебя зовет к себе главнокомандующий! – донесся утром из-за полога взволнованный голос одного из кеменхифских солдат.

– Иду, – рыкнул воин, всклоченный спросонья, садясь на лежаке и вскользь бросая взгляд на заплаканную пленницу.

Ничего не говоря, он быстро оделся и вышел вон.

Главнокомандующий посмотрел на своего необычного командира отряда наемников:

– Нартанг, мне нужна твоя помощь. Твой отряд славится бесстрашием, которому поучиться бы моим солдатам… У нас впереди решительный бой… Как бы ты повел людей, которые уже не верят в победу?

– Куда ты поведешь войско?

– За реку на равнину – там ровное хорошее место для того, чтобы полностью развернуть наши ряды для слаженного удара. Вот только… – замялся главнокомандующий, – У кеменхифцев нет уже того задора, когда нас вел старый король… Теперь с его болезнью, мы только отступаем, – печально добавил Хадор -Да, прежде было повеселей, – кивнул Нартанг.

– Так что присоветуешь на завтра?

– Я видел то место, – задумчиво ответил воин, – Когда переведешь войска на равнину вели разрушить все мосты, по которым переправимся – отступать будет некуда. Будет выбор – погибнуть трусами, сброшенными в воду, или победить, – спокойно предложил Нартанг.

Главнокомандующий изучающее посмотрел на него:

– Ты суровый человек, Нартанг, но люди преданы тебе, как отцу… Ты жесток с чужими, но убьешь любого, кто встанет против тебя и твоих людей… Ты хороший командир…

Поведешь пять сотен?

– Поведу, – бесцветно кивнул Нартанг.

– Но только на этот бой, – поправился Хадор.

– Ладно, – пожал плечами воин.

Наемников всегда бросали на самые опасные участки поля боя, вот и теперь отряд Нартанга должен был обеспечить прикрытие для переправы основных сил Кеменхифа, оттянув первый удар хистанцев на себя.

Нартанг вел в этот раз пять сотен – всех наемников, находящихся на службе Кеменхифа. По устоям Данерата, он назначил своих воинов сотниками в четырех «чужих» сотнях, вызвав тем самым недовольство прежних командиров и роптание солдат. Хоть напрямую его приказу никто не посмел возразить, пробежав взглядом по лицам новоприбывших под его начало, воин понял, что дела с ними не будет. Времени на подготовку людей «под себя» у него уже не было, так же, как и желания вылезать из кожи перед презрительно и недоверчиво глядящими на него солдатами. Однако, согласившись повести в бой пять сотен, Нартанг уже не мог отступить:

– Завтра тяжелый бой. Я поведу вас в него. Кто думает, что кто-то сделал бы это лучше? – прорычал он, обводя своим взглядом выстроившихся перед ним людей.

В задних рядах прошел небольшой ропот, но никто не бросил вызов воину, которого уже знали все и многие видели как он владеет мечом.

– Тогда мы завтра завоюем Кеменхифу то поле, на которое переправимся первыми! – сдержавшись, чтобы не вычислить и не наказать роптавших, продолжил король Данерата.

– Как всегда первыми! – хмыкнул кто-то в дальней сотне.

– Кто сказал?! – «ударил» взглядом в том направлении воин. Халдок, поставленный как раз в начальники того отряда, быстро обернулся на свой строй, без труда вычислил дерзкого по испуганному взгляду и не церемонясь, схватив за шею, вытолкнул вперед.

Совсем оробевший солдат со страхом посмотрел в черный колодец глаза Нартанга и вмиг окаменел и онемел, увидев там свой смертный приговор – он упал на колени.

– Встань обратно! – рыкнул воин, подавив инстинктивное желание прикончить наглеца,

– В следующий раз – умрешь! – веско пообещал он.

Мысленно вернувшийся с того света парень ринулся на покинутое место, тяжело дыша и унимая невольную нервную дрожь – он слишком был наслышан о нраве и порядке страшного командира. Его соседи по строю облегченно вздохнули – они тоже знали рассказы о кровожадности и верной руке Гаура.

Потом Нартанг начал говорить и это была его привычная речь перед боем: у солдат исчезали недавние страх и недоверие, уходили из сердец сомнение в своих силах и тревога перед превосходящим числом противником – они, так же, как и воины Данерата, начинали верить, что если этот человек поведет их завтра в бой, то их обязательно будет ждать победа, потому что перед его напором и перед их слаженным ударом не устоят даже горы!

– Я поведу вас завтра в бой! Вы пойдете со мной?! – в окончание своей зажигательной речи, выкрикнул Нартанг, излучая в этот миг волны чистой энергии прирожденного предводителя сотен и тысяч.

– Да! Да! Да! – запальчиво, но нестройно понеслось над построенными отрядами.

– Веди нас! – слаженно грянули воины Данерата.

– Бой будет трудным, будет много крови. Вы пойдете со мной?!

– Веди нас! – на манер поставленным над ними, снова проревевшим вперед них новым командирам ответили наемники.

– Мы пройдем по трупам врагов! Перед нами склонятся непокорные, за нами запылают города! Вы пойдете со мной?! – уже приходя в некоторое исступление и вводя в такое же исступление своих бойцов прокричал король Данерата.

– Веди нас!!! – уже в один голос ответило ему все его небольшое войско.

– Завтра будет наш день! – совсем охрипшим голосом, прорычал Нартанг, жестом отпуская пять сотен солдат по своим местам,- Думайте об этом и отдыхайте.

Эту ночь он провел у костра со своими воинами, не желая отвлекаться на чужую и далекую для него женщину.

Воины же приняли это, как некое признание с его стороны, еще больше проникшись любовью и преданностью к своему молодому королю, который был намного моложе практически каждого их них, но главенство и авторитет которого были для них неоспоримы.

Победа была полной. Огромное поле и прилегающий пролесок остались за Кеменхифом.

Войско Хистана бежало.

В лагере тут же были раскочегарены полевые кухни и из дальнего уголка обоза подтянуты подводы с бочками хмельного.

Отряду Нартанга, как особо отличившемуся, был больший почет и большие порции съестного и хмельного поощрения. Кеменхифские солдаты, ходившие в бой под его началом вскоре валялись пьяными и сытыми прямо на земле. Воины Данерата, привыкшие на своей родине к более крепкому напитку – хорту – еще держались, но тоже готовы были вскоре забыться счастливым пьяным сном. Нартанг же с юных лет обнаружил в себе какой-то «иммунитет» к спиртному – чтобы захмелеть ему нужно было выпить невообразимо больше количество, да и то, что такое «упиться в стельку» он узнал только у Сухада, угощавшего напитком с большим сроком выдержки и высокой крепостью. Вот и теперь Нартанг сидел и смотрел на разгулявшихся соратников веселым глазом, в котором сейчас, казалось, и в помине не было ни угрозы, ни злости, ни опасности…

Когда же и последние данератцы затихли у своих костров, воин пошел уже неровным шагом в свою палатку.

Внутри было темно. Он не стал зажигать лампу. Присел на лежак и стал медленно расстегивать ремни доспехов, скалясь в темноте воспоминаниям о трудных моментах прошедшего сражения. В этот момент замершая с его приходом Тагила пошевелилась, звякнула цепь. Воин машинально выхватил кинжал, направив острие в сторону насторожившего его звука, потом начал вспоминать, что он уже не первую ночь здесь не один.

– Тагила, – вспомнил он имя пленницы, произнеся его с каким-то недовольством и рассеянностью.

– Да? – напряженно ответила всадница.

– Ты соскучилась? – ухмыльнулся воин своей шутке.

– Ты пьян, – констатировала женщина, уловив сильный запах спиртного.

– Немного, – согласился Нартанг, убирая в ножны кинжал и продолжая раздеваться, – Ты тоже хочешь?

– Нет.

– Может, выпьешь? Полегчает… – расслаблено предложил воин, освобождаясь, наконец от оружия и брони, с грохотом, скидывая все на земляной пол.

– Вряд ли, – холодно ответила пленница, отползая подальше, насколько позволяла ее короткая привязь – она прекрасно знала действие хмельного и то, какие мысли оно навевает сильному полу.

– Зажги лампу, – приказал вдруг воин, уловив и разгадав в темноте ее движение, что вызвало в нем раздражение и злость.

– Я не могу, мне не дотянуться, – напряглась еще больше Тагила.

– Ладно, – вздохнул Нартанг и тяжело поднялся, нащупывая кремень и лампу.

Вскоре в лампе зародился слабенький огонек, который быстро начал утверждаться на промасленном фитиле.

– Иди сюда, – хлопнул он ладонью по лежаку рядом с собой.

– Я не могу, – холодея и напрягаясь еще больше робко ответила женщина – она быстро прочитала в лице воина то, чего больше всего боялась увидеть.

– Опять не дотянуться?

– Цепь короткая… – бросая на воина мимолетные взгляды, потупилась всадница.

Нартанг поднялся, посмотрел на цепь – напрягаться и разгибать сейчас ее ему не хотелось – он наклонился за оружием, вытащил свое лезвие – размахнуться в палатке двуручным мечом было негде, кинжал не дал бы желаемой силы удара.

– Встань, – приказал он женщине, нагибаясь и прикладывая цепь ее привязи к столбу опоры- возиться сейчас с замком наручника ему тоже не хотелось.

– Нартанг, – робея еще больше, просяще произнесла пленница,- Был тяжелый бой, ты устал, ляг отдохни, мне и так не плохо – на полу…

– Чушь, – рыкнул воин, прицеливаясь и нанося страшный удар от которого одно из звеньев цепи разлетелось на две равные части, а лезвие прошло чуть ли не до половины прочного столба, – Вот так, – он воткнул свое оружие под потолочную балку, бросив на пол никчемный остаток цепи, – Иди сюда, – притянул он Тагилу вслед за собой, укладываясь на свое ложе.

– Нартанг, пожалуйста, не надо… – она знала, что любое сопротивление вызовет только еще более жестокое насилие, но и догадывалась, что никакие увещевания не изменят настроения воина.

– Брось… – он ухмыльнулся, разглядывая ее лицо, – Сердишься на меня, да? – неумело провел он по ее волосам, – Болит еще? – указал он на уже слегка пожелтевший синяк.

– Немного, – Тагила старалась казаться спокойной, но в душе просто тряслась от страха, – Давай спать, Нартанг, – просто предложила она, прикрывая глаза и укладываясь рядом с ним, – Всем нужен отдых, даже тебе…

– Тагила… Скажи мне честно, что я такой урод и меня уж никогда ни одна женщина не полюбит по-настоящему? – задал неожиданный вопрос воин, поверив напускному спокойствию и расслабленности своей пленницы, что невольно размягчило и расположило его к доверию.

Всадница удивленно и напряженно посмотрела на него; ее глаза, лучше любых слов сразу выдали все крутившиеся в голове мысли, и Нартанг вновь напрягся, поняв, что его пытались обмануть.

– Нартанг, ты… – построила, наконец, в голове, неопределенную и успокаивающую фразу Тагила.

– Заткнись, – оборвал ее воин, – То, что мне нужно я возьму сам, – он не совсем бережно вновь провел по ее волосам, заставляя посмотреть на себя, – Сейчас я хочу, чтобы меня любили.

– Любовь не случается вот так, – упершись руками в его каменную грудь, дрогнувшим голосом ответила пленница, – Так случается только насилие, которое не делает чести воину…

– Я кажется велел тебе молчать! – вновь резко и жестоко оборвал ее Нартанг, встряхнув, хватая за шею, – Ты дрянная женщина, раз не можешь исполнить такого простого желания мужчины!

– Прости, – испуганно вскрикнула всадница – пальцы воина грозили сломать ей позвонки.

– Сделай мне приятно и я тебя прощу, – ослабил он хватку, немного откидываясь, – Иди ко мне.

– Прошу тебя, не надо, я не хочу, – дрогнувшим голосом взмолилась женщина, пытаясь медленно отстраниться от него.

– А я хочу! – напористо проговорил Нартанг, – Молчи и делай, что велю! – подтащил ее к себе он, сажая себе на живот.

Тагила была в панике – делать вид покорности она уже не могла, но и подчиняться и исполнять приказания воина тоже было выше ее сил.

– Нартанг, – совсем мертвым голосом произнесла она и тут же вскрикнула, получив увесистую затрещину, схватившись за ушибленную щеку и ухо.

– Ты опять?! – зло прорычал воин, подхватывая ее одной рукой и вместе с ней поднимаясь с лежака, прижимая к столбу опоры, – Сколько можно противиться?! – второй рукой он выдернул засевшее в потолочной балке лезвие, прислоняя его к горлу замершей всадницы.

– Убей меня! – вдруг жарко выдохнула Тагила, перешагнувшая последнюю черту отчаянья и вернувшаяся к задавленной было гордости предводительницы всадников, – Я твоей не буду!

– Не будешь?! – зло усмехнулся воин, всаживая свое оружие обратно в дерево и сгребая ее руки со своей груди одной своей, поднимая ее за них вверх, – Правда? – его вторая рука быстро и заучено прошлась по всем ее женским прелестям.

– Отпусти! – зло прошипела Тагила в ненавистное страшное лицо.

Нартанг не ответил, хищно ухмыльнувшись, он прижал ее к себе и попытался поцеловать. Женщина отвернулась, его поцелуй пришелся в шею. В следующий миг коленка всадницы полетела в живот деспота, но не оправдала сделанной на удар ставки, угодив в бедро воина.

– Ах так?! – вознегодовал он, швыряя дерзкую обратно на лежак и устремляясь за ней, придавливая своим весом, быстро захватывая в неудобной и пресекающей всякое сопротивление позе.

Тагила уже ничего не говорила и не плакала – в ней самой отключился инстинкт самосохранения и только ярость от такого унизительного и наглого насилия бушевала теперь, питая натренированное тело силой. Она молниеносно ударила затылком в лицо воина, почувствовав его близкое жаркое дыхание. Нартанг, не ожидавший такого яростного отпора, не успел увернуться от удара и кровь из разбитого носа мгновенно закапала на всклоченные волосы жертвы, однако она еще больше разъярила подвыпившего воина. Он сгреб всадницу за волосы, отгибая ее голову назад и поворачивая лицом к себе. Ее безумные глаза уперлись в его черный глаз, полный напряженной жестокости.

– Будь ты проклят! – тяжело выдохнула женщина.

Воин оттолкнул ее от себя, резким движением перевернув на спину и потянув вниз, вновь захватывая ее руки сверху одной своей.

– Я давно уже проклят! – рыкнул он ей в лицо, капая кровью, уже успевая наградить злым поцелуем, и норовя одним движением сорвать с нее пояс и одежду; но кожаный солдатский ремень для ножен выдержал сильный рывок, задержав и немного озадачив воина.

Женщина принялась умело сопротивляться, повернувшись боком и норовя скинуть с себя насильника. Она была остановлена лишь захваченными в стальной капкан руками.

Воин попытался придавить ее своим весом, но Тагила не собиралась так просто сдаваться – уже разгоряченная завязавшейся схваткой, она со всей силы принялась пинать его и извиваться. Нартангу ничего не оставалось, как попытаться сделать другой захват, но, ослабив на миг хватку, он тут же потерял власть над тренированной всадницей – она стремительно выскользнула из-под него на пол и отскочила в сторону, кидаясь к брошенному на полу оружию и выхватывая его удлиненный широкий кинжал, который в ее аккуратной руке смотрелся почти что как меч.

Звук выходящего из ножен клинка окончательно вывел Нартанга из душевного равновесия – словно что-то защелкнулось в его сознании – он уже с холодным взглядом встал с ложа и легким движением вытащил лезвие из порядком размочаленной потолочной балки, замирая в угрожающе-неотвратимом величии смертоносного бойца.

Тагила отчаянно посмотрела на застывшего перед ней человека и увидела в нем лишь свой приговор – ему ничего не стоило искромсать ее на части или, выбив оружие несколькими умелыми выпадами, сделать то, что он собирался… Она ничего не могла сделать против его воли! Пути к спасению чести не было – оставался только другой путь.

Нартанг шагнул вперед, собираясь либо быстро вывернуть оружие у растерявшейся женщины, либо заставить слушаться себя, оставив неглубокий порез при обмене ударами, тоже приведшему бы к разоружению воительницы.

Его движение подтолкнуло Тагилу к быстрому воплощению уже давно терзавших ее мыслей – не отводя яростного и непокорного взгляда, она со всей силы ударила себя в грудь. Кинжал прошел точно между ребрами и достиг самого сердца. Яростный взгляд сменился удивленным страдальчески-болезненным.

Воин в смятенье отпрянул, поверженный таким оборотом. Рука, сжимавшая оружие, тут же разжалась.

В следующий миг Нартанг метнулся вперед, подхватывая опадающую на пол мертвую Тагилу. Он быстро выдернул свой кинжал, но, увидев рану, тут же понял, что она смертельна – жало оружия было окрашено кровью как раз на ту глубину, где находилось сердце – оно прошло его насквозь…

Воин быстро скинул с себя мертвую женщину, поднимаясь и отбрасывая кинжал в сторону. Его охватил вихрь смешанных чувств: шок от такого решения казалось уже почти покорившейся пленницы; чувство вины за доведение ее до отчаянного поступка; сожаление; злость за то, что он был побежден ею в этом выражении протеста и непокорства и невозможность сделать свой ответный шаг; отчаянье, что погубил такую сильную духом и гордую женщину…

Он выскочил вон. Замер. Обернулся на упавший на место полог.

Хмель уже совсем слетел с него.

Нартанг оглядел валяющихся повсюду вусмерть пьяных солдат, попытался взять себя в руки. Это ему немного удалось. Вздохнув еще пару раз прохладного ночного воздуха, вернулся в палатку. Быстро сорвал с лежака смятое в борьбе одеяло, завернул в него еще податливое, но мертво-отяжелевшее тело, взвалил его себе на плечо, поднял с земли лезвие и вновь вышел наружу.

Быстро оглядевшись и не найдя ни одного свидетеля, Нартанг размашисто зашагал прочь из лагеря в лес.

Вернувшись через некоторое время и пройдя по все еще пьяно-спящему лагерю, воин укрылся в своей палатке, но так и не смог уснуть до утра. Происшедшее потрясло его, обрубив какие-то понятия и убеждения – но какие воин еще не мог разобрать…

Он просидел в одной позе до самого утра. И когда снаружи стали раздаваться гневно-ласковые окрики командиров и беззлобные «отшутки» солдат, также не пожелал выйти. Он сидел в палатке даже когда уже раздавались звуки скрещенной стали тренировавшихся воинов Данерата, таким образом выгоняющих последнее похмелье. Это было совсем на него не похоже, но он ничего не мог с собой поделать. Самоубийство Тагилы, свидетелем и причиной которого он явился, повергло его в шок, оставив глубокий след в сознании… Он безмерно уважал ее за свершенное и…

– Нартанг! Сы;ночка, ты здесь?! А я думала ты давно уж у командиров! – удивленно отшатнулась Дара, спокойно вошедшая в палатку воина, уверенная в том, что того уже давно в ней нет, – А я девочке вот покушать несу, – кивнула она на зажатую в руке миску с дымящейся горячей похлебкой и растерянно уперлась наивно-добрым взглядом в перебитую ударом клинка цепь, отметив отсутствие пленницы, – Где же она?

– Ушла, – коротко ответил воин, еще раз внутренне сжавшись, проклиная совсем расстроившиеся чувства.

– Ты ее отпустил?! – улыбнулась предположению женщина, – Правильно, – кивнула она,

– Бедняжка так страдала.

– Сама ушла, – мертвым голосом рыкнул Нартанг, упираясь в добрую стряпуху своим немилосердным взглядом.

– Я что-то не то принесла?! – испуганно встрепенулась Дара, замечая на полу пятно крови и хватаясь рукой за лицо.

– Нет. Так получилось, – не зная как и не желая говорить буркнул воин.

– Ну и ладно, – махнула сметливая женщина, поняв, что это не ее дело, – На хоть тогда сам поешь.

Нартанг не взглянул на пищу.

Дара поспешила удалиться, уже уверившись, что «сыночка» сейчас не в себе и как никогда опасен даже для нее.