Размышления редактора

Издавать это – просто преступление. Коллеги засмеют. Но он пристал как банный лист. Обещает выкупить треть тиража. А еще треть возьмет по его просьбе благотворительное общество, помогающее детям-сиротам. Бедные сиротки! Нет, нельзя отказать. Ладно, давай разбираться. На то ты и хозяин, и главный редактор, и все на свете.

Так, первый рассказ. Печатать его нельзя ни в коем случае. Одно только название чего стоит – «Смерть всей семьи». Значит, так: герой приходит жить в семью своей молодой жены. Там, естественно, тесть с инфарктом и теща, которая героя немедленно возненавидела. Поэтому теща пытается отравить зятя толченым стеклом по примеру диетологов товарища Сталина. Пока она кормит его в соответствии с этой диетой, тот трудится в спальне над ее дочерью. Как-то он обращает внимание на тещу и, ни слова не говоря, загибает ее прямо на кухонном столе. Теще такой прием приходится по душе, и она начинает своего мужа выгонять из дома на прогулки. Возвратившись раньше времени с одной из прогулок, тесть услышал из спальни характерные звуки, вошел туда и получил очередной инфаркт. На похоронах рыдающая дочь слышит от рыдающей матери признание в грехе. На следующее утро герой находит жену бездыханной с пустой бутылочкой от снотворного в руке. Теперь убитая горем теща пытается найти успокоение в церкви; она ходит туда трижды в день через оживленную дорогу и, естественно, попадает под автомобиль. В конце рассказа герой сидит на скамеечке возле трех могил с пистолетом в руке. Остается множество вопросов: где он взял оружие, умеет ли он им пользоваться и будет он стреляться или нет?

Нет, такое печатать нельзя. Я понимаю, что герой – это автор. Ему хочется улучшить свою жизнь, изменить ее, стать, хотя бы в рассказе, сильнее, сексуальнее. В жизни он просто тряпка. Тесть здоров как бык и как бык кроет тещу и соседок в своем подъезде. А теща… ну, что касается тещи, у меня бы не встал ни при каких обстоятельствах. И как это бедному автору пришла в голову мысль отодрать тещу?

Следующий рассказ. Мм-м. Некий Архарат живет в бухарском ауле с красавицей женой, скрипачкой по профессии. Уже интересно. Красавица скрипачка в ауле. И почему аул бухарский. Халат бухарский может быть, плов. Но аул… Надо будет посмотреть в энциклопедии. Так, что дальше? Жена заболевает. Ей может помочь только козье молоко. Архарат покупает козу, учится ее доить и поит жену козьим молоком. При доении у Архарата возникает теплое чувство к козе, и он начинает с ней жить. Красавица скрипачка почувствовала отчуждение мужа, заподозрила измену, убедилась в факте плотской любви Архарата и козы. Расстроенная, она выступает на концерте с песней Сольвейг, в которой достигает неведомых высот трагизма. Публика рукоплещет. А красавица сразу после концерта бежит к мосту. Лучше бы он написал, как у Ильфа и Петрова, – «изменившимся лицом бежит пруду». Где тот мост в Бухаре? Здесь все чистый бред, включая скрипичное исполнение Грига в бухарском ауле. Надо переписать. Сменить имя, убрать козу, лечить жену обычными антибиотиками. И никаких страстей: живет человек в московской квартире, лечит жену, не обязательно скрипачку, пусть она работает, к примеру, на множительном аппарате «Ксерокс». А лучше этот рассказ просто выбросить.

А вот третий рассказ мог бы дать заголовок всей книге: «Чирей на заднице». Мне нравится, ей-богу. Надо основательно прочитать его. Так, сколько страниц? Двадцать четыре. Это же повесть. Завязка – ну, понятно, вскочил чирей. Так, сидеть приходится боком, на одной ягодице. Хорошо, но сколько же это можно описывать. Ага, директор обратил на него внимание. Так, так. И что? Где выговор, где повышение? Пропал директор; больше о нем ни слова. Надо напомнить автору слова Антона Павловича о ружье на стене. Кстати, зачем робкому Чехову понадобилось ружье?

Далее. Теперь дома; жена накладывает на чирей мазь Вишневского. Так, одна, две, три страницы про эту вонючую мазь. Еще две страницы о том, что неудобно спать на животе. Да, действительно. Ну, слава богу, помогли компрессы. И все? Так это не рассказ, а история болезни. Сократить в пять раз. Поскольку сидеть не может, пусть бегает. Это замечает директор и дает ему повышение. Чирей проходит, и вот он уже сидит в новом кабинете. Что-то примерно так, а?

Следующий рассказ о жаворонке. Девочка, кроха такая, подобрала птенчика, выпавшего из гнезда, принесла домой. Умница. Что она теперь делает? Попросила у мамы разделочную доску и нож. Боже мой. Какой супик? Должна же мать воспитывать дочь. Ну наконец-то. Дала ей подзатыльник. За что? А надо быть экономной, не выбрасывать кишочки, а отдать их киске. Хороший рассказ. Нравоучительный. Оставляем.

Про внеземную цивилизацию. Про это есть у любого писателя. Зеленые человечки в летающей тарелке. Что еще можно придумать? Ну, здесь розовые человечки, одетые в кружевные женские панталоны. Интересно. Органы размножения нелокализованные, блуждающие такие, можно случайно прикоснуться – и поймать кайф. Так, хватают пьяного бомжа, наслаждаются с ним, тот ничего не понимает, только требует бутылку. Они улетают, а он становится умнее Эйнштейна и получает Нобелевскую премию.

Что-то здесь есть. Выкинуть весь этот бред про Эйнштейна и про бомжа, панталоны оставить. Вернуть козу из рассказа о красавице скрипачке. Розовые человечки вводятся в заблуждение, хватают эту козу, удовлетворяют с ней свои плотские желания и наделяют ее нечеловеческим разумом. Коза, понимая, что с таким разумом ее ни один козел не осеменит, яростно палит из гранатомета по отлетающим розовым человечкам. И такой финал: коза отбрасывает оружие, устало вытирает пот со лба и говорит по-французски: «Дерьмо». Кажется, «мерде», надо бы посмотреть в словаре.

А неплохая книжка получается. Так, не отвлекаться. Рассказ о пансионате ветеранов. Неужели про это можно написать что-то, кроме некрологов? А вот можно. Смотри-ка, дается описание огромной столовой, за каждым столом пожилые женщины и один мужчина. Так, суп наливают половником из кастрюли. В супе всего один хрящик. Та, что вытащила хрящик из супа, прямо светится. И что дальше? Обсасывает хрящик, откладывает на отдельную тарелочку под завистливые взгляды сотрапезниц. Обед продолжается. Съедают второе блюдо, запеканку, чай с булочкой. Официантки убирают посуду на тележки и протирают стол тряпочкой. Призерша расстегивает мужчине штаны, достает его дряблое достоинство и шелковой ленточкой привязывает к нему хрящик. Остальные женщины помогают старичкам взгромоздиться на стол. Потом садятся, подпирают щеки ладонями и наблюдают за процессом. И так за каждым столом. Через некоторое время то на одном, то на другом столе раздаются аплодисменты. Великолепно. Должен сказать, что у этого графомана хорошее воображение. Так, и чем заканчивается рассказ? Ну, это не годится: мужик тайно насыпает в кастрюлю дуст. Надо что-то позабористее. Пусть подумает.

О телефоне. Все это было, тысячу раз было, ну, кто-то ошибся номером или… так, интересно. Значит, муж купил ей мобильный телефон в форме пениса и с вибратором. Ну, мужик, зациклился на этой теме. Но все же хорошо. И что еще? Ух ты, – с фотоаппаратом. Она оттуда эсэмэски передает и снимки. Ага, едет в автобусе, набирает номер, включает вибратор и весь путь ловит кайф. И заканчивается грамотно: муж весь вечер ноет, она ему наконец дает. А потом устраивается рядом поудобнее и включает вибратор. Этот рассказ пошлю в печать без изменения.

Ну и название: «Мыла Марусенька белые ноги». Опять какая-то порнография. Моет ножки, все выше, все выше, все медленнее, потом задерживает пальчик и призывно смотрит. Так, поглядим, как у Марусеньки обстоит дело с гигиеной. Ого! Оказывается, она работает в морге и с утра до вечера обмывает покойников. Так. И стесняется; это понятно. Приятелю сказала, что работает в салоне красоты. Хм. И в чем же завязка? Ага, парня зарезали в пьяной драке. Марусенька обмывает очередного клиента и к ужасу узнает в нем своего любимого. Да-а! Избитая темка. Нет, тут надо по-другому. Парень очень хочет Марусеньку, но она позволяет ему только поцелуи и чуть-чуть пощупать грудь. И что он придумал? Он притворился покойником, попал в морг, и Марусенька стала обмывать его ноги. Вот она моет их, снизу вверх, все выше и выше и наталкивается рукой на готовый к действию прибор. Она удивленно поднимает глаза, видит своего любимого, который, в свою очередь, лежит с идиотской улыбкой. С ней шок, она падает на кафельный пол и разбивает себе голову. Или не так. Она обрадована, залезает на своего парня, начинает процесс, но тут входит заведующий моргом, который всегда хотел Марусеньку, но не знал, как к ней подступиться. А как закончить? Вот пусть автор и думает о своем конце, ха-ха.

Он мне часто говорит, что я ворочу нос от его рассказов. Ну во-первых, не от всех, а во-вторых, как не воротить нос вот от такого сюжета. Некий Калимхатомакелогов попадает в комнату с гильотиной в потолке. Что это такое – не объясняется. Безумная фамилия героя более не повторяется. Главное, что голос – это еще один персонаж рассказа – приказывает нажимать одновременно на одиннадцать кнопок. Иначе гильотина упадет с потолка. Да, кстати, кнопки надо держать пять минут. Этот герой нажимает кнопки руками и носом. Но он при этом не может взглянуть на часы, а поднимать голову боится. Еще бы, гильотина все-таки. Так что вместо пяти нажимал на кнопки минут двадцать. Поднял голову, перевел дух, отдохнул, и голос дает новую команду. Потом он все же приноровился: помастурбировал и стал нажимать среднюю кнопку членом. Голос расхохотался и отпустил его из комнаты. Ну что тут скажешь? Глупая фантастика. Член у него, видишь ли, пять минут эрегирован по собственному желанию. И вообще, чему учит этот рассказ? Мастурбации? Ничего подобного; не сказано ни слова о технике этого процесса. И он осмеливается утверждать, что я ворочу нос от его рассказов. Совсем нет. В печать!

 

Пятилетний сын

Один мужик приехал впервые в незнакомый город и попытался устроиться в гостиницу. Это происходило при советской власти, поэтому свободных мест не было. Ему не удалось сунуть администратору деньги: та сидела за железной решеткой, предохранявшей ее от давки командированных. Кроме того, перед ней было только маленькое оконце, в которое счастливчик протягивал паспорт. С деньгами не вышло.

Мужик сунулся к швейцару в ливрее. Тот внимательно осмотрел просителя и показал на огромную толпу напрасно ожидающих свободных мест. Оставалась еще возможность поговорить с уборщицей. Но та беспомощно развела руками, сказав, что если бы она могла с этой ведьмой договориться, то была бы уже миллионершей.

От отчаяния мужик пошел в будку телефона-автомата, позвонил в гостиницу и представился сотрудником горисполкома. На что администратор равнодушно сообщила, чтобы ей не морочили голову, поскольку в горисполкоме есть отдел, принимающий приезжих и выдающий бронь на гостиницу.

Тогда этот мужик написал записку, протолкался через толпу с криком: «Позвольте, я по брони горкома», и просунул записку в окошко. Администратор, полная дама средних лет с обесцвеченными волосами, приняла записку и прочитала ее. Затем пригнулась к окошку и сказала:

– Пройдите к служебному входу.

Мужик подбежал к двери с надписью «Служебный вход», щелкнул замок, дверь приотворилась, и он ужом протиснулся в темный служебный коридор.

– Покажите, – послышался строгий голос администраторши.

– Как? Прямо здесь?

– Конечно здесь. А где же еще?

Мужик распахнул куртку, расстегнул молнию на брюках, оттянул вниз резинку трусов и вывалил свой прибор.

– Врать-то зачем, – сказала женщина, – какие же это 35 сантиметров. У моего пятилетнего сына и то больше.

– В рабочем состоянии, – начал оправдываться мужик, – он заметно вырастает.

– Идите, не отрывайте меня от работы, – сказала администраторша, выпроваживая мужика из служебного помещения.

Мужик еще пооколачивался в фойе, надеясь на чудо. Но чудо все не случалось. Толпа ожидающих занимала все кресла, все подоконники. Несколько человек курили возле двери в туалет. Пришлось уходить.

На выходе из гостиницы понурого мужика остановила женщина:

– Комнату не желаете снять? – спросила она.

– Конечно, – обрадовался мужик.

– Пойдемте, тут рядом, – сказала женщина, – у меня уютно и тихо.

И правда, квартира оказалась уютной. Следов пребывания других постояльцев не было видно. Пока он умывался, хозяйка переоделась в домашнее и заварила чай. После чая она предложила:

– Пойдемте, я вам постелю, уже поздно.

– Хорошо, – согласился мужик.

Они прошли в спальню, где стояла широкая кровать. Хозяйка постелила простыню и потянулась расправить ее у стены. При этом ее халатик задрался и показались две аппетитные ягодицы. Мужик нерешительно погладил их ладонью. Хозяйка замерла в этом положении. Он продолжал гладить уже более решительно, расстегивая другой рукой ремень своих брюк.

Потом они молча лежали в постели. Мужик испытывал приятную истому.

– Ну, – неожиданно засмеялась женщина, – если у ее пятилетнего сына такой, то из мальчика вырастет сексуальный маньяк.

 

Рондо Моцарта

Ремонт трамвайных путей сузил и без того неширокий проезд. Водители нервничали, машины сигналили. По центру улицы рабочие отбойными молотками вскрывали асфальт и выворачивали старые шпалы. Новые шпалы, пропитанные чем-то черным, подвозились и складировались штабелями в ожидании укладки. Разгружали с машин и переносили шпалы женщины из бригады дорожных рабочих.

Мимо группы женщин, одетых в серые замызганные спецовки, проезжал кремового цвета «бентли». Женщины по двое носили через дорогу шпалы и укладывали их возле трамвайных путей. Машина остановилась, пропуская очередную пару женщин, согнутых под тяжестью пропитанной шпалы. Мотор «бентли» мягко и негромко урчал. Водительская дверца отворилась, водитель в униформе проворно выскочил и открыл заднюю дверцу. Из машины вышел седой мужчина в черном костюме, сорочке и галстуке. Он направился к шпалам, аккуратно обходя грязные подтеки на асфальте и выбирая место, куда поставить ноги в черных лаковых туфлях.

Женщины положили шпалу в груду. Одна из них присела прямо на шпалы, вторая выпрямилась и потянулась, разминая затекшую поясницу. Мужчина подошел к ней, поклонился и что-то произнес. За грохотом и шумом дорожного движения слов слышно не было. Женщина склонила голову в согласии. Мужчина повернулся и махнул рукой водителю. Тот юркнул на сиденье и включил в машине музыку на полную мощность. Водительскую дверь он оставил открытой.

По улице, перекрывая шум дорожного движения, поплыла божественная музыка Моцарта. Рондо из «Маленькой сюиты». Мужчина подал руку женщине, она приняла ее; другой рукой он прикоснулся к ее талии. И они заскользили в танце.

 

Фурункул

Вскочил чирей на заднице. Болезненный – страшно! Присесть невозможно. Завтракал стоя. Кое-как смазал чирей йодом и пошел на работу. Чтобы не вызывать вопросов, почему не садишься за свой стол, решил связаться с другими отделами. Стал решать дела, давно требующие ответа. Заходил к смежникам, обговаривал вопрос и летел дальше. К концу работы вызвал начальник, похвалил. Сказал, что не ожидал, сказал, раз так идут дела, назначает его исполняющим обязанности на время своей командировки. Выдал ему список дел на неделю.

Дома поужинал стоя, смазал йодом чирей, и, лежа на животе, весь вечер смотрел телевизор.

С утра, морщась, занял кресло в кабинете начальника. Подписал срочные бумаги, стоя выпил кофе, поданный секретаршей, и пошел по этажам решать вопросы по списку начальника. Пришлось дважды записываться на прием к директору департамента. Во второй раз директор обратил на него внимание, пригласил сесть. Ответил, что ни минуты времени нет, если можно – зайдет попозже или завтра. Зашивается с работой. Только еще приступил к исполнению обязанностей начальника отдела. Директор благожелательно сказал, что ему кажется, что с работой он вполне справляется. Подкинул ему два проекта на проработку.

Дома опять возился с чирьем, телевизор не смотрел, лежа на животе, работал над проектами.

С утра в кабинете подписал срочные письма, не присаживаясь, принял приятеля, с которым сидел за соседними столами, и подписал ему заявление на отгул. Затем направился в соседний отдел согласовывать один из проектов, порученных директором, записался к нему на прием и был принят после обеда. Директор одобрил. Весь конец дня посвятил обсуждению с сотрудниками второго проекта. За столом не сидел, все замечания записывал на доске. Сотрудники панибратски заявили, что его не узнают. Он засмеялся, представив себе их реакцию на причину его активности.

Дома обнаружил, что нарыв уже почти готов прорваться. Лежа доделывал оба проекта с учетом полученных советов и замечаний.

Утром попросил секретаршу распечатать пояснительные тексты к проектам. Решал текущие вопросы, подписывал документы. Внес исправления в пояснительные записки. Отдал перепечатать. Секретарь директора встретила его с улыбкой, тут же доложила. Директор принял его почти сразу же. Просмотрел материалы, сделал несколько правок своей рукой.

Дома обнаружил, что нарыв прорвался. Трусы бросил в стирку, брюки свернул для сдачи в химчистку. Заклеил ранку пластырем. Вносил правки директора в проекты.

На работе, сидя на краю стола на здоровой ягодице, обсудил с секретаршей, как вносить исправления в уже готовые документы. Секретарше его рабочая поза понравилась. К директору записываться не пришлось, – вызвал сам. Пришлось сесть на предложенный стул. Постарался незаметно сесть боком. Директор обсудил с ним последние решения ученого совета, а потом предложил занять пост секретаря этого совета. Повышение было феерическое, испугался, начал отказываться. Директор отказа не принял. Велел со следующей недели приступать к работе в новой должности. Надиктовал задачи, которые необходимо решить в течение года.

Ранка от чирья почти не болела. Можно было сидеть. Обдумывал задачи, которые поставил директор. Удивился. Секретарь совета может решить все эти задачи одной левой. И не за год, а за пару дней.

Утром записался на прием к директору. После обеда был радушно принят. В кабинете оказался замминистра. Рассказал свое видение работы секретаря. Директор и замминистра слушали внимательно. Потом зам сказал, чтобы в понедельник прибыл в министерство. Пропуск будет заказан. Министр очень интересуется молодыми кадрами, хочет выдвигать на руководящие должности. Директор делал глазами знаки, чтобы не отказывался.

В понедельник утром был принят министром. Чирей еще чуть-чуть саднил, но сидеть было можно без проблем. Министр был старенький, он участливо расспросил о делах по работе, потом заговорил о здоровье. Что-то заставило рассказать о чирье.

– Вот-вот, – потирая руки, сказал министр, – а у меня карьера началась с ужасного приступа геморроя.

 

Забота

Ольга Васильевна отмывала Иринку в ванной, с жалостью рассматривала худенькое тело девочки, многочисленные царапины и синяки и не спеша расспрашивала:

– Родители, говоришь, в Воронеже?

– Только мамка.

– А папа?

– А отца у меня нет.

– Ну. И что же ты от мамы убежала?

– Так она же пьяная все время. А когда трезвая, бьет меня. Уж лучше пьяная.

– Боже мой, – вздохнула Ольга Васильевна и ласково погладила девочку по спине. – А кормил тебя кто?

– Никто, – беззаботно ответила Иринка, – что сама раздобуду, то и поем. И мамке дам. На рынке чего-нибудь у теток украду, принесу в дом, а она, пьяная, плачет, руки мне целует.

– А в Москве ты как оказалась?

– Как – села на поезд, и всё. Мамка куда-то пропала. Ну я села на поезд. В Москве лучше. Тут прокормиться – пустяк. И курева полно, и клея.

– Ох, – опять вздохнула Ольга Васильевна, – лет-то тебе всего одиннадцать, а ты уже и куришь, и гадость эту нюхаешь.

– Уже почти двенадцать, – гордо заявила девочка.

– И сколько ты уже в Москве?

– А с зимы. Здесь удобно. Вокзалов полно. Рынков разных. Местечки такие – закачаешься!

– Вот и помыли тебя. Давай, вытирайся. Только ты должна мне пообещать, что забудешь про сигареты эти ваши и клей.

– Обещаю, – с готовностью ответила Иринка.

– Смотри, я женщина строгая. Если что, могу и отшлепать.

– Ой, тетя Оля, отшлепать! – девочка смеялась звонко и радостно. – Вы хорошая.

– Ладно тебе. Пойдем-ка обедать. А после подгоним тебе одежду. Есть у меня несколько платьишек, вот я на машинке их тебе и подгоню.

Соседки по дому отнеслись к Ольге Васильевне очень хорошо. Это надо же, на свою пенсию она еще и беспризорных девочек кормит. Одевает их. Заботится. В поликлинику водит. Лечит. Вот, смотрите, Иринка-то у нее как за два месяца округлилась. Куда это они сейчас пошли? В зоопарк. Ох, молодец. И свою на ноги поставила, выдала замуж. Теперь оба учатся в институте. Зять – парень-то неплохой. Заботливый. Но дочь – уже отрезанный ломоть. Вот она свою энергию и тратит на беспризорниц.

А девки-то какие бывают неблагодарные. Не говорите! Прошлая-то сбежала. Уж как Васильевна переживала. А им-то что, тянет их, понимаешь, к вокзалам. Клей нюхать, воровать. Не говорите! А Васильевна свое гнет, вот другую подобрала. Говорит, списалась с Воронежем. Хочет девку в семью вернуть. Это хорошее дело.

Ольга Васильевна ждала звонка от дочки, поэтому взяла трубку с собой в ванную, где мыла Танюшку. Она уже вытирала ее и собиралась смазать царапины зеленкой. Раздался звонок.

– Алё. Доченька. Ну что? Как начало учебного года? А ты вытри как следует головку. А после я тебя полечу немного. Нет, я не тебе, это я Танюшке говорю. Да, нашла на вокзале. Да, подкормить ее надо. Кожа да кости. Так как у тебя дела с учебой? Надо платить за семестр? Сколько? Ты вот что, ты сегодня после лекций заезжай. Я тебе денег дам. Откуда, откуда. От верблюда. Да, выручила. А знаешь оптовый рынок в Измайлове? Там огромный фруктовый павильон. Кому-кому, хозяину, конечно. Тысячу баксов за нее получила. А ты еще сомневалась, что забота окупается.

 

Исполнительный лист

Мужики! Я позвал вас, чтобы обсудить вопрос о галлюцинациях и бзиках. Но вначале выпьем. Мне тут принесли дешевой бодяжной водки, я ее с утра глотаю, присоединяйтесь. Давайте сразу накатим по сто пятьдесят. Теперь переходим к делу. Вопрос заключается в следующем. Как-то около года назад кто-то из вас раздобыл сильные таблетки, и мы их приняли с портвейном. Балдели почти до вечера, ну помните, наверно. Кайф у всех был отменный.

Нет, ты дай мне рассказать. Я помню, как ты хохотал целый час – у тебя ноги выросли до неба и ты швырял носки в потолок, чтобы они зацепились за твои ступни. А ко мне пришла такая коза, закачаешься. Ну, я вам рассказывал. Ноги, попка, грудь. Ухоженная. Фамилия Габрилюк. Звать Маша. В общем, галлюцинация, конечно, но баба стоящая. Видел ее совершенно отчетливо, так же, как сейчас вас вижу. Только никого из вас я не трогаю, а с ней поступил по-другому. Впрочем, она была послушна и покорна.

Чего, во время глюков все послушны? Наверно, ты прав. Не знаю. Опыт пока еще небольшой. Машеньке все нравилось, а я оказался на высоте. Просто секс-гигант. Без таблеток я такого себе и представить не мог. Ей, значит, все это нравилось, только она сильно беспокоилась, чтобы не залететь. А я что – обещал и клялся, да разве удержишься. Потом просил прощения, вытирал слезы, снова уговаривал и снова не мог сдержаться. А чего! Хоть и под кайфом, а все-таки была мысль, что нет ни бабы, ни секса толком нет, просто нарк отличный, и все. Так что спускай или не спускай – ерунда это. Ни о каком внеплановом зачатии и думать не стоило.

Так вот, оказалось, не ерунда. Сообщаю вам, что глюки – дело серьезное. Оказалось, что Мария Габрилюк совсем не глюк, за рифму извините. И залетела эта Мария по-серьезному, без галлюцинаций. И появился у нее от меня младенец мужеского пола, на которого я обязан теперь выплачивать алименты. Согласитесь, можно еще как-то представить младенца галлюцинацией, можно, хотя трудно. Он писается, какается, просит грудь. Какая, к дьяволу, галлюцинация! Но вот исполнительный лист на уплату алиментов гражданке Габрилюк Марии Самсоновне, с подписями и устрашающей печатью, представить галлюцинацией совершенно невозможно.

Не поверили? Ваше равнодушие меня пугает. Что вы твердите, что рожденный от соития с галлюцинацией младенец тоже является галлюцинацией, и алименты на него – тоже галлюцинация.

Держите конверт, смотрите. Получил утром, заказным, расписался, как дурак. Настоящий исполнительный лист. По-прежнему будете утверждать, что это галлюцинация?

Эй, парни, что это вы заколыхались, куда это вы исчезаете? Прямо не мужики, а привидения какие-то.

 

Всё об искусстве

Этим вопросом давно интересовался Виктор Сидоров, интеллектуал и химик по профессии. Временно работающий охранником. Это ему принадлежала находка изобразить скучную формулу водорода в виде двух целующихся лесбиянок. Критики разнесли это произведение, заявив, что у водорода не женское лицо. В ответ Виктор создал композицию, олицетворяющую кислород. Простота решения всех потрясла. Это была самая заурядная задница с прыщиками на левой ягодице. Кто являлся моделью, Виктор скрывал. Но злые языки кое-что об этом нашептали.

Прославившегося интеллектуала пригласили сделать доклад на представительском форуме творческих сил столицы. Зал был полон. Среди присутствующих Виктор заметил своего знаменитого друга Вову, рядом с которым сидела очаровательная юная поэтесса.

Вот часть стенограммы его речи, произнесенная на торжественном юбилейном собрании Академии Художеств:

– Вы можете нарисовать любые части женского тела…

Шум, крики согласия мужской части, негодование художниц.

– Или какую-то часть тела мужского.

Общее одобрение.

– Заключить в рамку, и выставить на всеобщее обозрение. Это – настоящее искусство.

Аплодисменты.

– Некоторые горячие головы мультиплицируют созданное изображение, то есть размножают его, заключают в рамки, и выставляют на большом полотне, скажем, десять на десять метров. Представляете, на одной картине тысяча изображений бритого женского лобка.

Восторг мужской половины зала, свист хулиганствующих художниц.

– Спрашивается, это что? Это искусство?

В зале равномерный гул из криков «да» и «нет».

– Хорошо. Попробую заострить вопрос.

Крик из зала: «Острица тебе в жопу». Художницы колотят кричащего зонтиками.

– Банка пива или сока или джина. Располагается тысяча изображений банки на растяжке поперек дороги, и из одной банки вылезает торс Шварценеггера. Или силиконовый бюст Тамары. А под всем этим реклама покупать шины. Что это? Искусство?

– Почем шины?

– Кто такая Тамара?

– Кто спросил?

– Все интересуются. – Сразу несколько голосов.

– Тамару вы слава богу не знаете. Я сказал это для примера. Там могла быть реклама прокладок.

Довольные крики женской части аудитории.

– Итак, я снова задаю вопрос. Сколько искусства в современной живописи? Есть ли в зале художники, мечтающие о славе Гогена, Левитана и Шишкина? Кто может ответить на этот основной вопрос?

Зал с шумом опустел. Высокие тощие уродливые художницы тащили на себе пьяных бородатых коллег. Те на ходу запускали руки им под юбки. Низкие толстые большегрудые художницы шли в обнимку с испитыми худыми приятелями со следами краски на одежде и лице. Эти создатели бессмертных полотен запускали руки сверху в обширные декольте спутниц. Все направлялись в буфет. По случаю юбилея в буфете выдавали дешевый портвейн и салат из маринованных огурцов.

В зале остались буквально несколько человек. Большинство из них спало, выдыхая в зал смесь водки, пива, вермута и одеколона. Один из художников сидел на корточках в проходе. Лицо у него было багровое. Он пытался сходить по большому. Время от времени он поворачивался, разглядывал позади себя ковровую дорожку без следов продуктов его жизнедеятельности, и с горестным видом продолжал тужиться.

По инструкции подобные вещи Виктор должен был немедленно пресечь. Но он равнодушно отвел взгляд от художника в проходе, и обратил внимание на стол Президиума.

В Президиуме старцы разливали коньяк. Руки тряслись, и часть драгоценной жидкости попадала на белую скатерть, образуя замысловатые узоры. Один из небожителей хихикая размазывал капли коньяка, придавая узорам абсолютно реалистические очертания.

Встал знаменитый скульптор и художник Вова, большой приятель Виктора. Он прославился возведением сорокаметровой скульптуры Бойля и Мариотта. Великий физик покоился в объятьях нескольких женских рук. Кажется трех. Прославленный скульптор утвердился вертикально, немного покачиваясь, и заявил:

– Вот ответ на твой вопрос, старичок. Искусство давно умерло.

Он потер уставшую поясницу и вернулся в кресло. Сидящая рядом юная поэтесса тут же отозвалась непристойным стишком, в котором виртуозно рифмовалось слово «давно».

Знаменитый скульптор был прав. Да, искусство умерло. Именно в этот момент умерли все посетители буфета. И буфетчица, и тетя Нюра, моющая посуду в большом тазу. Она так и умерла на своем посту. Но была одна странность: ни в одном стакане не осталось даже капельки дешевого портвейна.

– Нельзя ли поподробнее? – спросил Виктор. – Есть люди, утверждающие, что искусство вечно.

– Витек. Есть люди, утверждающие, что ты полный болван. Но есть и другие люди. Они утверждают прямо противоположное, а именно, ты просто болван. Скажи, есть ли для тебя различия в этих утверждениях.

Сидящая с Вовой рядом юная поэтесса, расстегнула зипер на брюках великого скульптора и стала с чем-то играться, подкидывая это что-то указательным пальцем.

– Не болтай, – строго сказал Вова. – Болтун – находка для шпиона.

Он посмотрел на трибуну.

– Можешь не отвечать, – сказал Вова приятелю, – у меня тут намечается поездка в сады, наполненные негой и ароматом.

Он положил тяжелую ладонь на затылок спутницы, и увлек ее голову вниз, для углубленного знакомства с фасоном своих штанов. А сам прикрыл глаза. Витя последовал его примеру.

– Дома спать будем, а не на посту, – раздался голос Председателя Президиума.

Охранник В. Сидоров встрепенулся, открыл глаза и удивленно огляделся. На проходной было пусто.

 

Завтрак

Мне нравится завтракать в одиночестве. Дома я сам готовлю себе завтрак, в поездках или на отдыхе хожу в одиночестве в кафе или буфеты. Но при всех обстоятельствах стараюсь, чтобы мне никто не мешал. Не чавкал рядом со мной, не сопел, не жевал, не отрывал меня просьбами подать соль, не восхищался вкусом блюда или, напротив, не делал уксусного выражения лица. В обед, пожалуйста, можете долго рассказывать, как ваш приятель, человек мне совершенно неизвестный, отмечая свое сорокасемилетие, накормил вас полезным крапивным супом. То же самое вы можете делать и во время ужина. Но на завтрак, увольте, я пригласить вас позволить себе не могу.

Сделаю небольшое отступление, чтобы пояснить, что более всего для завтрака нравиться мне из продуктов. Прежде всего, это – бекон. Я побывал во многих местах, пробовал разные виды бекона. Одни мне нравились меньше, другие были само совершенство. Я брал на завтрак бекон в Швейцарии, в городе Лугано. Неплохо, очень неплохо. В Бергене, в Норвегии лучше было бы мне позавтракать рыбой. В Будапеште бекон был великолепен. А вот об Англии, я этого почему-то сказать не могу. Может быть, городок Ньюкасл-анде-Лайм славится чем-то другим? Не знаю. Но в некоторых местах мне попадался исключительный бекон. Вот, к примеру, в одном из отелей на Кипре, неподалеку от Ларнака, мне довелось попробовать ломтики жареного бекона. И бекон был отменного качества, и приготовлен он был безупречно. Я и в других местах на Кипре пробовал бекон, и он все также был хорош. Мне это запомнилось, поскольку яичница с беконом – одно из моих любимых блюд на завтрак. Друзья знают мои пристрастия, они стараются побаловать меня. Поэтому время от времени я получаю от них ароматные подарки.

Как-то однажды специальный посыльный привез с острова Кипр небольшой сверток весом, примерно, на килограмм. Сверток был доставлен мне в квартиру. Я развернул бумагу, повертел сверток, понял, что это такое, разглядывая сквозь пленку копченую свинину.

– Не жирна ли? – засомневался я вначале.

– А что тут думать, – решился я, – разворачивать надо и резать.

И я аккуратно разрезал пленку ножом. По квартире поплыл чудесный аромат копченой свинины.

– Бедные мусульмане и иудеи! – печально думал я, обоняя ни с чем не сравнимый аромат.

Продолжая печально размышлять о запретах в некоторых религиозных конфессиях, я взял деревянную доску, положил на нее бекон, отрезал тонкий ломтик ароматного мяса – такой, знаете ли, прозрачный ломтик, и… съел его. Отрезал второй тонкий ломтик, и пошел искать жену, держа ломтик на весу.

В этот момент жена гладила, руки ее были заняты. Я протянул ей ломтик бекона, как бы в знак поощрения. Жена приняла его губами, пожевала и посмотрела на меня утвердительно. Я ответил ей взглядом, полным понимания.

Вернувшись на кухню, я взял ломтик мягкого свежего батона. Отрезал еще один тончайший кусок бекона, положил его на хлеб, но есть не стал. А начал делать себе чашечку кофе. Ах, как я умею делать себе чашечку кофе. Какой при этом аромат. Итак, аромат кофе и аромат бекона. Кто-то, слабо понимающий в кофе и беконе, мог бы засомневаться: а подходящие ли эти ароматы друг для друга? Развеять такого рода сомнения можно лишь одним способом – дать сомневающемуся чашечку кофе и ломтик бекона на белом хлебе.

Меня можно обвинить во многих грехах, ошибках, неправильном поведении, излишней мнительности, беспечности, расточительности, в конце концов. Но никто не посмеет сказать, что я полный идиот. Поэтому я не собираюсь отдать свой ломтик бекона и свой кофе ради сомнительного удовольствия убедить кого-то в своей правоте.

Ломтик бекона на белом хлебе и чашечка ароматного кофе. Конечно, это чудесно. Это, бесспорно, неплохая еда для быстрого завтрака. Когда поджимает время, когда непрерывно поглядываешь на часы, когда нет минутки спокойно сосредоточиться. Настоящий завтрак – это нечто иное. И именно настоящий завтрак я люблю есть в одиночестве.

Итак, настоящий завтрак. Основу его, конечно же, составляет бекон. Можно использовать кипрский бекон, если посылки будут приходить часто. Можно купить в магазинах нашего города датский бекон; он заметно уступает по качеству кипрскому и намного дороже. Но не в деньгах же дело.

В прохладной утренней тишине, когда все в квартире спят, я приступаю к приготовлению завтрака. Вначале наливаю на сковородку растительное масло, разогреваю его и укладываю тонкие ломтики бекона. Бекон обжаривается с каждой стороны по минуте, после чего заливается сверху яйцами. Утверждается, что лучше всего использовать купленные на рынке яйца от домашних кур. Я всегда поддерживал разумные утверждения. Пока яичница с беконом готовиться, я делаю два тоста из белого хлеба, отрезанного от квадратной буханки.

Яичница скворчит, но белок еще не свернулся. Ставлю рядом с плитой большую плоскую тарелку, мельхиоровую вилку. Нарезаю немного овощей. Можно добавить мягкий желтый ломтик авокадо. Когда в магазинах продается достаточно спелый авокадо, я добавляю его к моему утреннему рациону.

Так, белок поджарен, а желточки еще свежие, пухлые. Аккуратно передвигаю всю яичницу целиком со сковородки на тарелку – так, чтобы не повредить желтки. Теперь можно начать завтракать. Конечно, в процессе поглощения яичницы с беконом невозможно уберечь желтки. Они расплываются, покрывая ломтики бекона, которые немедленно отправляются в рот. И заедаются хрустящими тостами.

Наконец с беконом покончено. На тарелке остается восхитительная смесь желтка с растительным маслом, белком, жиром от бекона. Как я уже говорил, я люблю завтракать в одиночестве. Я оглядываюсь на всякий случай. Нет, я, действительно, один. Никто не наблюдает, как я завтракаю. Вот и ладненько.

И я вылизываю с тарелки эту необычайно вкусную смесь.

 

Бежевый цвет

Приехали в пансионат. Ура. Целая неделя отдыха в лесу. Все сотрудники ехали в автобусе, пели песни, некоторые уже заправились и веселились напропалую. Директор, конечно, ехал в своей машине, взял в нее только своего первого зама. Расселением руководил сам директор. Мне достался чудесный одноместный номер с туалетом, душем, холодильником и телевизором. Постель широкая, мягкая, прямо утопаешь. Только я всунула в холодильник взятые с собой припасы на случай голода, как уже позвали на обед.

В фойе перед столовой висело объявление об экскурсии в райцентр на меховую фабрику. Знаю я эту фабрику, овчины делают они просто чудесные. Мутон. Такая шубка лет пять смотрится как новая.

Столовая очень нарядная, цветы, на столах скатерти, корзиночки с хлебом, покрытые салфетками, суп уже стоит в большой фаянсовой супнице. Все места пронумерованы. Я попала за столик с Зинкой и старой грымзой Ириной Петровной. Четвертое место осталось свободным.

Я не успела еще ничего сказать, как Петровна заныла, что номер тесный, неудобный, что Зинка будет мешать спать, потому что вечером собралась на танцульки. Вскоре я выяснила, что всех сотрудников расселили по два человека. Заняли весь третий этаж. А на втором большие одноместные номера, там директор Михал Иваныч и его замы.

– И еще кое-кто, – язвительно пропела Зинка.

Я промолчала. Не хватает еще тебя кривоногого толстозадого целлюлита селить в одноместный номер. Но думать мне сейчас придется крепко. Не то, чтобы я была сильно против, только волосы у нашего директора в носу буйно растут. Даже представить себе неприятно, что он будет сопеть и ерзать на мне. Надо думать.

На выходе из столовой Михал Иваныч расспрашивал сотрудников. Пара слов, как устроились, что скажете о питании и прочее. Меня взял под локоток.

– Понравился номер?

– Очень. Спасибо Михал Иваныч. Я прямо …

– А постель? Ладно, не отвечай. Не против, если зайду вечерком, сразу после ужина. Поухаживаю за тобой.

– Конечно не против.

Он сразу повеселел, меня отпустил, и продолжил опрос сотрудников.

Настроение было испорчено. В номере я перебрала свои вещи. Дура. Взяла только кружевное белье. Английские бежевые трусики. Такой же лифец. Люблю я бежевый цвет. Мой как видит эти трусики, так тащит в постель. Ага, слава богу, захватила треники. Это я хотела побегать по лесу. И еще взяла толстую кофту на случай холодов. Теперь нужно подготовиться к приходу ухажера. Села, подумала, ладно, не удастся отбиться и бог с ним, потерплю. Но настроение было испорчено.

После ужина пошла готовиться к большой любви с директором. Подготовка заняла довольно много времени. Около девяти в дверь постучали. Михал Иваныч ставил на стол бутылку вина и одновременно глядел на меня. Было на что поглядеть. Треники я подвернула выше колен, получились синие бесформенные рейтузы. На одной ноге красовалось пятно зеленки, а рядом большой кусок пластыря. Сверху на мне была надета толстая кофта, застегнутая под подбородком. А на голове красовались несколько папильоток из бумаги. Сколько я возилась с ними, пристраивала, закрепляла резинками, которыми были перевязаны мои припасы.

– Михал Иваныч, – протянула я, – вино то зачем. Давайте сразу к ухаживанию. Только я немного простужена, можно я кофту оставлю.

– Ну конечно, – он был сбит с толку.

– Так давайте раздевайтесь. А то мне еще потом трусики стирать и сушить на батарее.

Михал Иваныч расстегивал пуговицы рубашки, почему-то не снимая пиджака.

– Я сейчас помогу, – сказала я, стаскивая с него пиджак, – вы как любите, чтобы женщина кричала, или только страстно дышала. Мой требует, чтобы я ойкала.

– Ну, я не знаю, – мужчина остановил процесс раздевания, – а ты что же совсем ничего не чувствуешь?

– Какое там чувствуешь. Мне же еще грыжу рукой держать надо, а то с этими чувствами ущемление и скорая помощь. Но я придерживаю так, незаметно почти. Я …

– Знаешь что, – Михал Иваныч застегивал рубашку, – давай подождем пару дней, пока пройдет твоя простуда.

– Как скажете, – проникновенно ответила я, – готова в любой момент, только моргните.

– Бутылку оставить? – спросил он, надевая пиджак.

– Ага. Может девчонки зайдут, вот будет радость.

– Ну-ну. Давай выздоравливай.

Какая прелесть. Я осталась одна и готова была петь и танцевать. Долой нелепые одеяния, долой папильотки. Я открыла вино, растянулась на постели в своих любимых бежевых трусиках, и на радостях выжрала почти всю бутылку. Сейчас бы мужика, я была бы даже не против Михал Иваныча с его кудрями в крупном носу. Но это так, из-за отличного настроения. Хотела прогуляться, поболтать с сотрудниками, но было уже поздно. Задержалась я, играя спектакль перед директором, а потом набираясь вином для ухаживания. Хорошее вино притащил директор.

Утром за столом мы с Петровной были одни. Зинка отсутствовала. Старую грымзу так и распирало. Понизив голос, она зашептала.

– Представляешь, Зинке всю ночь не было. Вечером накрасилась и направилась на дискотеку. Я утром смотрю, постель ее не разобрана. Ну, думаю, шалава, застряла у кого-то.

– Да кому она нужна, – сказала я, – с ее толстой задницей и кривыми ходулями.

– А вот и нужна. – Шепот стал еще тише. – Ему и пригодилась. Утром явилась чуть не с песнями. Завтракать – говорит – не буду. Мы с Михал Иванычем в райцентр едем. И ускакала.

«Вот сука», – подумала я. Настроение испортилось.

После завтрака пошла погулять по дорожкам пансионата. Наши все веселые, мужики уже с утра немного бухие, готовы ухаживать и предлагать неземное блаженство. Еле отвязалась. Нашла скамеечку, села, подставила морду лица солнышку, замерла.

К входу в пансионат подъехала машина директора. Вначале вышел Михал Иваныч, потом с другой стороны открылась дверка, и вылезла толстозадая Зинка в распахнутой шубке. В руках она держала свою старую китайскую куртку.

Почему у меня не случился инфаркт. Зинка была в мутоновой шубке. Но какой – моего любимого бежевого цвета.

 

Скрипучий стул

(Немотивированный поступок)

Жена уже несколько раз говорила, что у одного из стульев старого финского гарнитура поскрипывает сиденье. Надо было что-то с ним делать. И как раз сегодня выдалось свободное время.

Костя достал ящик с инструментом, открыл его, затем перевернул стул, поставил его для удобства на свои колени. Поискал источник скрипа. Оказалось, один из шурупов, крепящих сиденье к стулу, разболтался.

Костя выбрал в ящике крестовую отвертку и попытался закрутить шуруп. Тот не поддавался. Костя сжал зубы и надавил на отвертку со всей силы. Отвертка соскользнула и выбила кусок дерева из обода стула. Оказалось, что верхняя часть стула склеена из небольших элементов.

Костя осмотрел деревяшку. Надо ее вклеить обратно. У Кости имелся замечательный клей, способный склеивать какие угодно предметы, кроме кожи. Костя специально купил его для ремонта своих сапог. Выполнил все по инструкции: смазал клеем, прижал на две минуты. Но сапог так и остался дырявый. Пришлось нести его к сапожнику. Тот осмотрел дырку, ковырнул ногтем остатки Костиного клея, хмыкнул, смазал края коричневым вонючим клеем, положил заплатку и зажал сапог в деревянных тисках. Приклеилось навечно. Косте до сих пор приходится ходить в этой обуви.

Итак, суперклеем был смазан выпавший элемент стула и вставлен в гнездо, откуда его Костя выбил отверткой. Пока прошли две минуты, Костя сложил ящик с инструментом и отнес его в кладовку. Размышления его были просты: стул как-нибудь восстановлю, а со скрипом можно мириться. Подумаешь, чуть поскрипывает, меньше надо елозить по стулу.

Он вернулся из кладовки и сел на стул для проверки. И тут же оказался на полу, сильно ударившись рукой. Верхняя часть стула рассыпалась. Сиденье отлетело, ощетинившись торчащими шурупами. Оказывается, суперклей насмерть склеивает любые материалы, кроме кожи и дерева. Со стулом надо было что-то делать. Выбросить его невозможно, в гарнитуре останется пять стульев, и весь ансамбль за обеденным столом будет нарушен.

Костя залез в интернет и выяснил адрес ближайшей столярной мастерской. Затем собрал деревянные элементы стула в пакет, связал спинку и ножки. Сиденье брать не стал – решил, что сам вставит в отремонтированный стул. Надел куртку, охая от боли в руке, влез в сапоги и спустился к машине, в которую уложил пакет и сверток. На счастье возле мастерской оказалось местечко; Костя припарковался, перелез через высокий сугроб и зашел в мастерскую. Приемщица равнодушно выслушала историю развала стула и сказала, что мастер сейчас посмотрит.

Костя вышел к машине взять части стула. Он перелез через сугроб, открыл багажник здоровой рукой, достал свертки и полез с ними обратно. Сапоги скользили по обледеневшему снегу, Костя не удержался, грохнулся набок, упав больной рукой как раз на спинку и ножки стула. Спинка треснула и разломилась на несколько деревяшек с торчащими острыми щепками. Бедная рука испытала второй удар. Расстроенный Костя, охая от боли, собрал всю мешанину и внес в мастерскую.

Мастер осмотрел обломки, попробовал их соединить, бросил это занятие и сказал, что склеить все это, конечно, можно. Кое-где отпилить рваные края и поставить штыри для крепости. Но нужно знать высоту стула, чтобы приготовить деревянные вставки. И мастер осведомился, имеется ли в хозяйстве такой же стул. Костя ответил утвердительно и помчался за другим стулом из гарнитура.

Дома он некоторое время сомневался, взять стул целиком или снять с него сиденье. Решил не возиться, взять стул как есть. Тем более что рука болела, а одной рукой отвинтить шурупы было делом сложным. Проделал обратный путь до мастерской. Припарковаться удалось только в квартале от нее. Так, со стулом в руках, балансируя на обледенелом тротуаре, Костя дошел до мастерской. Пришлось немного подождать мастера. Наконец тот появился, рассмотрел стул, сказал, что отличная работа. Поинтересовался, когда приобретен. Костя ответил, что где-то в восьмидесятых, в очереди за финскими гарнитурами. Мастер сказал, что постарается восстановить сломанный стул, но, конечно, вблизи разница будет заметна.

Костя на это махнул рукой и вернулся домой. Вечером он рассказал свои приключения жене, она живо отреагировала и велела приложить к больному месту согревающий компресс. Костя поужинал, взял табурет и отнес его в чулан. На вопрос жены ответил, что сейчас заменит перегоревшую лампочку. Жена включила телевизор и уставилась в любимый сериал. В какой-то момент ей что-то почудилось, какой-то звук, шум, но оторваться от захватывающего действия на экране было невозможно.

В рекламный перерыв женщина прошлась по квартире, не обнаружила мужа, дернула дверь в чулан и закричала от ужаса.

 

Как пишется история

Мне приходится водить иногородних туристов по памятным местам. Летом в сезон пристают пароход за пароходом. Людей сажают в автобус, и я рассказываю о встречающихся по маршруту исторических зданиях. В центре города автобус останавливается и начинается пешая экскурсия. Иногда выпадают в день три экскурсии. Говорю одно и то же, язык устает, мозг просто плавится. Отвечаю на одни и те же вопросы. Чтобы как-то себя подбодрить, вставляю разные пикантные истории, услышав которые любой краевед начал бы заикаться. И сейчас несколько правдивых исторических сведений я позволю себе рассказать.

Двухэтажный дом середины 17-го века, в котором жила немецкая баронесса. Абсолютно ничего интересного. Дом типовой для того времени. Первый этаж высокий, второй, в котором жила челядь, низкий. И о баронессе сказать просто нечего. Жила, умерла, дом достался племяннице. Та в конце жизни продала дом купцу, и скончалась, тот в свою очередь умер. И так далее. Мартиролог. В краеведческом музее можно найти все фамилии. Мыслимое ли дело рассказывать эту белиберду туристам в шортах, с фотоаппаратами. У них в своем городе этой рухляди семнадцатого века навалом. Начинаю понемногу реконструировать историю.

Группе, приплывшей утренним пароходом, я показал дом, кратко пересказал рекомендованный текст о баронессе, потом добавил:

– Существуют интересные заметки историка того времени. Они нигде не изданы, так и хранятся в рукописном тексте. Историк пишет, что до самой смерти, а умерла баронесса в возрасте девяносто одного года, ей требовался мужчина трижды в день. Причем, обратите внимание на такую деталь, слуги делали это охотно, даже спорили между собой за очередь идти в спальню баронессы.

Посыпались вопросы. Мне становилось все интереснее.

– Как же, в таком возрасте, – сказала женщина, обращаясь и ко мне и к своему спутнику, – не может быть. Вот у меня мама …

– Я только пересказываю малоизвестные заметки историка.

– Врет он все, этот ваш историк. Где это видано – очередь в спальню старухи! – Раздался голос из толпы туристов.

Его дружно поддержали. Пришлось спешно придумывать защиту придуманному историку.

– Я тоже полагал, что в заметках имеются некоторые преувеличения. Но оказалось, что этот историк известен своей абсолютной правдивостью, каждый описанный им факт он проверял и перепроверял. Более того, за свою работу он был удостоен высокой царской награды.

Тут посыпались вопросы, какой награды, как фамилия, а какой тогда был царь, а читал ли царь заметки о любвеобильной баронессе. И множество прочих вопросов. Я отговорился недостатком времени, сказал, что мы не успеем осмотреть другие достопримечательности.

Следующей группе я рассказал, что, когда материальный достаток баронессы пошатнулся, она в этом доме устроила подпольный бордель. Клиентов обслуживали ее служанки, да и сама баронесса не брезговала заработать синенькую или красненькую ассигнацию.

Гул вопросов. Слава богу, не спросили, почему подпольный. Публичных домов в то время было как грибов. Но на другие вопросы едва успевал отвечать. Да еще и маху дал, – забыл сколько рублей разные ассигнации. Отговорился, пошутил, что баронесса цену своим услугам знала.

После обеда повел третью группу. Устал, ноги ноют, пытаюсь пробежаться по центру города побыстрей. Куда там. Останавливаются, фотографируют, задают вопросы. Отдыхаю на доме баронессы. Соединяю обе версии. Рассказываю, как известный факт. Завершаю свою речь так:

– Предвосхищая ваши вопросы, скажу, что всех удивляла ее способность так привлекать мужчин до самого преклонного возраста. Причем, обратите внимание, несмотря на обилие публичных домов в то время, клиенты платили любую названную ею сумму.

Закончили экскурсию, отвез туристов к пристани. Они высыпали из автобуса и побежали к пароходу на ужин. Но один мужчина остался. Он извинился, и стал выспрашивать подробности о баронессе. Все, что напечатано в нашем путеводителе я ему рассказал, еще посоветовал покопаться и Интернете. Попрощался, и в дом, отдыхать.

Есть у нас методические занятия. Зимой, когда туристов мало, собирают нас на семинар, рассказывают о новых маршрутах, правила поведения в разных странах, и прочее. Вдруг среди разных выступлений слышу, что историки откопали интересные факты о нашем городе. И называется фамилия баронессы, после которой идет пересказ всей той чепухи, которую я лепил доверчивым туристам. Самое интересное, что экскурсоводы, сидевшие в зале, сожрали эту липу, не морщась.

Я понял, что улучшать историю нашего затрапезного города, не только увлекательно, но и полезно. Раздвигаются рамки познания простого обывателя. Поэтому продолжал выдавать разные чахоточки. Так, вполне богобоязненного купца, владельца пушного склада, скончавшегося в кругу семьи, я зарезал кухонными ножами, вложенными в руки его сыновей, нетерпеливо дожидавшихся наследства. Картину убийства я раскрасил еще сильнее, наложив на нее совершенно невероятные мазки. Когда сыновья нанесли отцу десятки ударов ножом, они оставили бездыханный труп, и бросились к отцовским сундукам. Но сыновья ошиблись, считая папашу мертвым. Тот пришел в себя, кое-как поднялся, и побрел, естественно, к сундукам. И вот происходит такое действие: сундук с золотом со звоном открывается. В тусклом свете свечи играют блики на золотых монетах. Братья засовывают руки, берут горстями монеты, высыпают их со звоном обратно. Восторг переполняет их сердца. И в этот момент какая-то тень с грохотом захлопывает тяжелую крышку сундука, и голосом покойного отца возвещает:

– Золота моего захотели, басурмане.

Все братья лишились рассудка. Утром их так и нашли. Сыновья с безумными глазами, сидели, уставившись на тело убитого ими отца. Позднее околоточный насчитал более двадцати ножевых ран. Всем рассказывал про околоточного, хотя так до сих пор и не удосужился узнать, кто это такой из полицейских, был ли в то время, и мог ли проводить дознание. Неважно, туристы слушали историю с открытыми ртами.

Группы разные, приходится учитывать возраст людей, состав группы, примерный уровень культуры. Школьницам про зарезанного дядьку не интересно, им лучше рассказать, как и где нашли брильянтовое ожерелье. Расписать, как сверкали брильянты, и как много их было. Можно фантазировать сколько угодно. Как-то с бодуна заявил группе девочек, что под этим домом недавно откопали клад с колье длиной более шести метров. Они засыпали вопросами. А что было на месте этого двенадцатиэтажного дома, построенного в чистом поле около нового микрорайона? И как такое колье носить? И где оно сейчас хранится? С ходу придумал, что его складывали и носили сразу много рядов, потому что, чем богаче купчиха, тем больше у нее на шее брильянтов. Только потом сообразил, какую дурь я выдал наивным девочкам. Дома расскажут о брильянтовом колье длиной шесть метров, найденном в новом микрорайоне. Чего только не скажешь с бодуна.

Шахтерам из Бугульмы убитые купцы совсем без надобности. Им скорее бы взять выпивку и отдохнуть. Но я находил и для них кое-что интересное. Подходим к старому замызганному дому. Никакой исторической ценности. Останавливаю группу.

– В этом неказистом доме в середине восемнадцатого века находился трактир. Самый обычный трактир. О нем бы и воспоминаний не сохранилось, если бы в нем не были изнасилованы старшеклассницы из находящейся неподалеку женской гимназии.

– А как это? – спросил первый же заинтересованный шахтер.

– Чай, гимназистку в трактир не затащишь, – сказал другой.

Все зашумели. Шахтеров заинтересовало. Надо было придумывать, как заманить гимназисток в трактир. Но ничего в голову не приходило.

– Не затащишь, – с сарказмом сказал я. – Никто их и не уговаривал. Шли классом на утренний спектакль в драматический театр. Под руководством классной наставницы. Проходили мимо трактира. Тут пьяные мужики их сгрудили и затолкали внутрь вместе с классной наставницей. И лишили девственности всех. Классная наставница, несмотря на немолодой возраст, тоже оказалось девушкой.

– А потом чего? – спросил обалдевший от этой выдумки шахтер.

– Чего, чего. Успели на второе отделение спектакля.

Я не представляю, поверит ли кто-либо им в этой Бугульме, если примутся пересказывать мою историю.

А вот группе молодежи я выдаю беспроигрышную историю о дуэли. Как они слушают! Начинаю, еще не представляя, чем завершится моя история.

– Купец Федотов узнал, что купец Марлов назвал его жену коровой. Федотов вызвал Марлова на дуэль. Стрелялись как раз на этом месте, где мы с вами стоим. Справа, на месте магазина «Интим» был рынок, а слева, вон там, несколько трактиров. Стреляться решили до первой крови. Оба до этой минуты пистолетов и в руках не держали. Секунданты рассказали, как и куда надо целиться, скомандовали «пли». Начали стрелять. Народу на рынке пришлось не сладко. Все попадали под прилавки. Двоих все-таки зацепило. Мещанке Дарье Лупоглазовой купец Марлов попал ровно в заднюю часть. Она нагнулась выбирать соленые огурцы из бочки. Промахнуться было невозможно. А Федотов попал в местного нищего. Оцарапал ему руку. Вот удача привалила. Со следующего дня он начал выпрашивать деньги, показывая перевязанную руку, и матерно ругая Наполеона Бонапарта. Многие верили и подавали.

Прибежали с рынка с криками. Секунданты решили, что первая кровь уже была, дуэль закончена. И оба купца с секундантами отправились в трактир. И только через час, когда купцы помирились, когда выпито было четыре штофа водки, когда секунданты сползли под стол, даже трактирщик, которого купцы поили, свалился под стойку, Федотов вспомнил, что он холост.

А что, надо бы начать писать книгу о занимательной истории родного края.

 

Депозиты

В этом старом одноэтажном деревянном бараке, предназначенном к слому, жили ветхие старушки, разная пьянь из бывших, калеки. Занимались жильцы сбором и сдачей бутылок и металлических банок, инспектировали мусорные ящики возле многоэтажных домов, некоторые занимались еще мелким ремонтом – заменить выключатель или прочистить засорившуюся раковину. В общем, жили, выпивали, ругались, дружили, а когда приходило время помирали.

Скончалась баба Вера. Почти год болела, уже и вставать не могла. Под себя ходила. Племянник Витяша за ней ухаживал, да что он мог с одной-то рукой. Всем бараком похоронили ее как положено, посидели на поминках, выпили как водится. На утро ее племянник инвалид Витяша поднял шум на весь барак. Сбежались. Оказалось, Витяша решил навести порядок. Первым делом попытался вынести на помойку бабы Веры столетний матрас. А тот возьми да и лопни. Стоят все вокруг, смотрят, а матрас набит деньгами. И пачки и отдельные купюры. А вонь от матраса невозможная. И от денег тоже.

Тут Зоя распорядилась. Она в бараке считалась самой разумной. Достала она брезгливо двумя пальцами верхнюю пачку и приказала кому-то сгонять в магазин за водкой и закуской. Все хором одобрили это решение.

Кое-как собрали деньги, сложили в картонный ящик, помогли вытащить матрас и проветрили комнату. Вот так Витяша стал состоятельным человеком.

За выпивкой ни о чем другом не говорили, только о деньгах бабы Веры. Обсуждали, зачем копила, почему в матрасе, могла бы отдать племяннику. Но главное, спорили, откуда у нее такие деньги. Спорили, считали на пальцах, чуть не разодрались. Больше всех орал древний Леонард Егорыч, бывший школьный учитель истории. Кричал, что грех нехорошо говорить о покойнице, но все-таки дура была баба Вера. Деньги-то бумажные, обесцениваются, это понимать надо. Поорали, прикончили всю выпивку и разошлись.

И месяца не прошло, как новая напасть. Преставилась одинокая старушка Екатерина Васильевна, тихая, спокойная. Каждый день с утра ходила к церкви побираться, а однажды не вышла. На стук не отозвалась. Зашли, и все поняли. Опять всем бараком хоронили, опять собрались на поминки. В ее комнате. Выпили, пожелали усопшей царствия небесного, и вдруг Егорыч предложил проверить ее матрас. Мало ли что. Шутки шутками, а все повернулись к постели. Матрас был аккуратный, как и сама старушка. Кто-то полоснул по краю ножом, отдернул клок материи. Все окаменели. В матрасе лежали ровно уложенные пачки денег. Денег было намного больше, чем у бабы Веры.

Зоя опять стала командовать. Все согласились, что если наследники не найдутся, деньги будут разделены поровну между соседями. Тогда больше не придется ходить по помойкам. А Егорыч опять завел свою песню, что никак не думал на Екатерину Васильевну. Деньги же обесцениваются. Могла бы хоть спросить у него.

Кое-как его урезонили.

Но Егорыч тяпнул еще водки, раскраснелся, и начал загибать пальцы. Оказалось, в бараке еще остались две старушки. Одна сидела тут же. И Егорыч предложил устроить инспекцию их матрасов. Он орал, что нечего ждать, пока помрут. Вот сколько денег насобирали. Пусть хоть под конец жизни поживут по-человечески. Старушка обозвала его Иродом и заявила, что матрас портить не даст. А Витяша спросил, куда Егорыч прячет свои бабки, может тоже в матрас. Все захохотали, а Егорыч полез драться. Но его быстро угомонили.

И что вы думаете. Одна за другой умерли обе старушки. Зоя сказала, что заканчивается жизнь в нашем бараке. И это факт. Похоронили первую. Уже без всяких сомнений залезли в матрас. Матрас был девственно чист. Но Зоя провела инспекцию в древнем шифоньере. И, конечно, обнаружила многолетнюю заначку. И уже ни у кого из оставшихся жильцов не возникало сомнений, когда после похорон второй старушки они собрались на поминки. В матрасе денег не было, в шкафу также было пусто, а вот в кухонных ящиках обнаружились немалые сбережения.

На поминках вновь обсуждали судьбу найденных денег. Пока Зоя рассказывала о попытках отыскать наследников, Леонард Егорыч тяжело поднялся и вышел. Был он необычайно тих. Недоумение собравшихся продолжалось недолго. Егорыч вернулся, таща обеими руками какую-то тяжесть. Оказалось, он принес литровую банку. Поставил ее на стол, и сказал:

– По возрасту следующим вроде должен уйти я. Наследников у меня нет. Всю жизнь я собирал это. Каждую лишнюю копейку складывал, чтобы купить и пополнить в банке мое сокровище. А зачем? Не хочу, чтобы на поминках вы представляли меня старым дураком. Зоя, раздели прямо сейчас между всеми поровну.

Зоя повернула банку и опрокинула ее. На стол посыпались сверкающие в свете верхней лампы небольшие золотые монеты.

– Только при дележе учти, – сказал Егорыч, – здесь царские империалы по пятнадцати рубликов и полуимпериалы по семь с полтиной.

 

Любимая учительница

Роза Марковна учила мою жену литературе и русскому языку. Сейчас жена, также как и я, стала профессором химии, но по-прежнему с уважением относится к своей учительнице. Посещает ее, впрочем, как и другие выпускники. Как-то на прогулке и меня представила своей учительнице. Теперь, при редких встречах я раскланиваюсь с Розой Марковной.

Очередная встреча недавно произошла в нашей районной поликлинике. Я оформлял санаторную карту. Взял талон к врачу, пришел утром чуть ли не первым, а оказался в небольшой очереди. Очередь была не только к нашему участковому врачу, но и к врачам соседних участков. Дело в том, что главный врач именно сегодня устроил пятиминутку, и все терапевты уже час томились в его кабинете. А больные сидели в коридоре, ожидая возле кабинетов прихода своих участковых врачей.

Вначале особого неудовольствия задержкой не было. Пациенты тихо разговаривали между собой, ругали медицину, делились впечатлениями о врачах. Прием задерживался. Стали раздаваться недовольные голоса. Я сидел и помалкивал. Нет, конечно, я тоже стал нервничать, но хорошо усвоил уроки своей жены – не дергаться, не выступать. Криком ничего не изменишь, только хуже сделаешь.

И тут, в очередь в соседний кабинет появился немолодой крупный мужчинам с красным лицом, в обвислых джинсах и рубашке навыпуск, не скрывающей его толстый живот. Он был громогласен. Он переключил на себя внимание всех пациентов, ожидающих возвращения участковых врачей. Вначале он спросил, куда, к чертовой матери, вся эта врачебная братия подевалась. Недослушав ответ, он заявил, что делать им нечего, наши народные денежки получают, а нам, русским людям, остается только в коридоре сидеть. Кто-то из пациентов с ним согласился. Ободренный поддержкой мужчина заявил:

– А кто наши деньги заграбастал? Кто? Я вам точно отвечу. Это разные евреи и жиды. Вот кто. Они все купили, и теперь нам житья от них нет. Это я вам точно говорю. Ельцин кто был? Еврей. А этот, Гусинский, Мусинский, Херинский, Мандинский? А Миллер? Весь наш газ евреям продал. И всю нашу нефть. А мы вот сидим здесь, ждем от них милости. Дождетесь!

Я сидел тихо, не вмешивался. Жена у меня умница, даже сомневаться не стоит.

– А причем здесь евреи, – осведомилась молодая женщина, оторвавшаяся от разговора по мобильному телефону. – Вам же русским языком объяснили – все врачи на пятиминутке.

– А ты чего евреев защищаешь? – Тон мужчины стал угрожающим. – Или сама такая, а? То-то я смотрю: по телефону – ля-ля-ля. Простого русского человека, который правду тебе, дуре, открывает послушать тебе в лом, а?

Я по-прежнему не вмешивался в эту идиотскую речь. Терпел, но делал вид, что меня это совершенно не касается.

Женщина смешалась и замолчала. А мужик узрел в очереди Розу Марковну, и, тыча в нее толстым пальцем, совсем разошелся.

– Видали. Вот они, евреи. Мало того, что всех купили, все продали, им еще и бесплатную медицину подавай.

Роза Марковна хотела что-то ответить, но побледнела и схватилась рукой за сердце. Народ вокруг стал урезонивать антисемита. Кто-то дал пожилой учительнице таблетку валидола, другие успокаивали ее. Но мужчину это происшествие не остановило:

– Вот они, жиды, – загремел он, – чуть правду услышат – тут же им медицинская помощь. Умеют устроиться. Одно слово – евреи!

Жена свою любимую учительницу никогда бы в обиду не дала. Глаза бы мерзавцу выцарапала. Могла бы и туфлей по харе съездить. Но я? Как же мне быть? Этого жлоба ничем не остановишь, ну, не драться же с ним. Тем более, что по весовой категории я ему сильно уступаю. И тут озарило меня. Я поднялся с кресла, подошел и встал напротив сидящего красномордого мужчины. Тот уже готов был нахамить, чувствуя неладное. Но пока молчал.

– Не понимаю я вас, – тихо и задумчиво сказал я.

В коридоре наступило молчание. Мужик был обезоружен. Он хотел что-то сказать, но не успел.

– Нет, не понимаю. Я думал, все евреи дружны, все друг за друга, не то, что мы. Мы вот любого готовы с говном смешать, а евреи…. Мне казалось, что вы друг друга не опозорите. А вот, оказывается, я был не прав. Или что? Или у вас это мода такая стала?

Весь народ повернулся к красномордому. Все молча ждали его ответа. Я прекрасно понимал, что теперь ему бессмысленно оправдываться. Ну что он может ответить? Не еврей он, коренной русский, я чего-то спутал, и тому подобное. Даже идиоту понятно, что это вызовет гомерический хохот.

Мужик стал еще более красным. Он поднялся, протиснулся боком мимо меня, и, сгорбившись, исчез из коридора. А я спокойно занял свое место. Не буду описывать множество разговоров в очереди. Были они тихие, высказывались разные мнения. Кто-то удивлялся, ни за что бы ни подумал на этого красномордого. Сидящие рядом соглашались.

Я гордился свей выдумкой, сидел и размышлял:

– Обязательно расскажу жене, как я нашел способ помочь ее старенькой учительнице.

Внизу, когда я ставил печать на выписку из истории болезни, меня за рукав тихонько тронула Роза Марковна. Я повернулся к ней с улыбкой, готовый успокоить пожилую женщину. Однако она не нуждалась в утешении.

– Скажите, – спросила Роза Марковна, – откуда вы знаете этого мишугене Моню? Он так тщательно скрывает свое происхождение.

 

Следующий

Пожилой статный мужчина занял очередь к участковому терапевту. Он открыл книжку, в которую был вложен исписанный мелким почерком лист, и углубился в чтение. Заметив взгляд соседки по очереди, пояснил:

– Записал свои хвори, чтобы ничего не забыть.

Из кабинета раздался женский голос, приглашающий следующего больного. Это была его очередь. Он сел на стул около врача, сохраняя прямой спину. Врач спросила фамилию, открыла больничную карту, спросила, что беспокоит и, не ожидая ответа, принялась что-то записывать.

Пациент вынул заготовленный лист.

– Целый букет хворей, – он улыбнулся врачу. – Записал, чтобы ничего не пропустить.

Врач его улыбки не заметила. Она продолжала писать историю болезни.

– Перечисляйте, – сказала она, не отрывая взгляда от карты.

– Боли в коленях.

Врач взглянула на первую страницу карты.

– Что вы хотите, вам шестьдесят пять лет. В таком возрасте у всех проблемы с коленями. Вначале колени, потом другие суставы, ограничение двигательной активности и прочее. Это не по моей специальности. Позвоночник еще не болит?

– Пока нет. – Мужчина немного сгорбился.

– Это только пока. Колени покажете ревматологу. Что еще?

– Тромбофлебит. Мажу вот такой мазью.

– В таком возрасте у всех тромбофлебит. Продолжайте мазать. Лечение длительное. Хорошо, если не будет осложнений.

– Каких осложнений, доктор? – Больной сидел на стуле сильно сгорбившись.

– Появятся осложнения, тогда и узнаем. Что еще?

– Геморрой. – Голос больного стал тише.

– Нет, вы посмотрите, – сказала доктор, обращаясь к медицинской сестре, сидящей напротив. – Ты видела кого-нибудь без геморроя в этом возрасте?

Сестра равнодушно пожала плечами.

– Ослаблена стенка прямой кишки. С годами это будет усиливаться. Что можно сделать? Сейчас масса клиник предлагают безболезненное излечение от геморроя. Обратитесь туда. Правда, улучшение будет только временное.

– Там очень дорого, – сказал он.

– А здесь, вы думаете, дешево? – сказала доктор. – Запишитесь к хирургу, вам дадут направление в больницу. Там встанете на очередь, постоите пару месяцев, потом хирурги вырежут ваши шишки. Только я бы вам не советовала. Геморроидальные узлы появятся вновь в еще большем количестве. Что еще?

– Гипертония. – Мужчина тяжело дышал.

– Это навсегда. Возьмите талончик к кардиологу. Вам порекомендуют лекарства. Хорошие лекарства способны немного уменьшить давление, но они дороги. Дешевые лекарства бесполезны. Но принимать надо регулярно. Что еще?

– Ишемия.

– Ослаблены клапаны, сердечные мышцы не справляются. Тут два возможных исхода: инфаркт или инсульт. Странно, что с вашим букетом болезней еще ничего не случилось. Когда будете у кардиолога, вам дадут направление на кардиограмму. Только поспешите. Еще есть?

– Есть, – очень медленно произнес пациент. – Псориаз.

– Это в кожно-венерологический диспансер. Псориаз не лечится, он может на время пропасть, потом возникнет снова. Сейчас мы вам дадим направление в диспансер, подпишите его у главврача на четвертом этаже, потом поставите печать в регистратуре на первом этаже, потом поднимитесь снова ко мне, я его зарегистрирую в вашей больничной карте.

– Ходить-то сколько, с моими больными коленями! – В голосе чувствовалась безнадежность.

– Это распоряжение главврача. Не нам с вами обсуждать. А с коленями, я уже сказала, к ревматологу. Все?

– Что вы, доктор. Это половина списка. Только сил что-то больше нет. – Пациент помолчал и начал сползать со стула.

– Больной, больной! – закричала врач. – Вы это мне бросьте!

– Кажется, скончался, – сказала сестра.

– Мда, посмотри, что у него следующее по списку.

– Предстательная железа, – прочитала сестра.

– Что ж, – заметила доктор, – есть что-то и положительное. От рака простаты он уже не умрет. Так, зови следующего.

 

Палата № 7

Она мне говорит, что у микстуры есть побочный седативный эффект, то есть вгоняет в сон. От кашля избавляет, но спишь от нее как сурок. И после ужина она мне стакан этой микстуры. Я – хлоп его! И вскоре уже спал. Утром проснулся и чувствую, что кашляю меньше. И жена говорит, что ночь спал хорошо, почти не кашлял. Недельку, говорит, попринимаешь, и бронхит твой пройдет.

Вот, лечусь я, сплю крепко. А на третий или четвертый день микстуру не выпил. Взял стакан, загляделся на экран, – как раз чемпионат был, – и отставил микстуру. Чувствую, глаза слипаются. Это, видимо, по привычке. Так и пошел в постель, не выпив микстуры. Проснулся от скрипа, спал-то всего около часа, влез в тапочки, выхожу в гостиную. Диван у нас скрипучий, а на диване такая картина: жена с поднятыми ногами, а между ног неизвестный мужичок осуществляет возвратно-поступательные движения.

Увидели меня оба. Мужик, не прерывая движения, удивленно спрашивает:

– А ты говорила, он спит.

– Все дни спал, ты же сам видел, а сегодня, вот, явился, как сомнамбула, – отвечает жена. – Заканчивай, сейчас будет безобразная сцена.

– На сцене что только не вытворяют, едят, представляете, испражняются, костры зажигают, – подхватил беседу больной с соседней койки. – А моя прочитала, что зайцев можно приучить зажигать спички. Зайца найти не смогла, купила кролика. А тому надо размножаться. Купила крольчиху. Они наплодили целую квартиру крольчат, но спички зажигать никто из них так и не научился. А я так надеялся. Думал, научаться зажигать спички, можно будет на них свалить убийство жены и поджог квартиры. Я выправил страховку и ждал, как дурак. А кролик только трахал свою крольчиху, но к спичкам даже не приближался. И чего я ждал, надо было задушить ее в колыбели.

– Это вы о ком? – вступил в разговор обитатель третьей койки.

– О жене, о ком же еще.

– И как вы могли бы задушить ее в колыбели? Вы в то время тоже лежали в колыбели.

– Ерунда, – махнул тот рукой, – софистика. Все душат, а мне, что, нельзя, что ли?

– Нет-нет, я не возражаю. Я все-таки доцент на кафедре математики. Возьмем, к примеру, нашего профессора. Он задушил жену, но выправил справку, что для окружающих не опасен. Он обычно возит за собой на веревочке игрушечный грузовик. Представляете, идет на работу, в шляпе, с портфелем, сзади на веревочке гремит грузовичок. Прохожие советуют поставить в кузов портфель, но наш профессор набил в кузов оттиски своих статей и за веревочку прикатил грузовичок на работу. Пришел на кафедру и выгрузил все материалы на стол секретарши, а та начала орать, что нечего сваливать ей на стол всякий хлам. А профессор заявил в ответ, чтобы она заткнулась, будет еще всякая секретарша ему указывать. Ну та, натурально, в слезы.

– Секретарша! – встрепенулся старик, лежащий на животе с воткнутой клизмой. – Я жарил всех секретарш, всех, которых встречал. В жилищной конторе, прямо во время приема посетителей. Они приносят заявления, кладут на стол для подписи, а я в это время ее жарю прямо на столе. А заявления подсовываю ей под зад, чтобы было повыше. Некоторые заявления были написаны чернилами, и фиолетовые оттиски отпечатывались у секретарши на заду. Адрес на заявлении размазывался, а на заднице виден был отчетливо. Поэтому, когда она печатала ответ, то снимала со стены зеркало, садилась над ним голым задом и прочитывала в зеркале точный адрес заявителя.

– Погоди, – прервал его рогатый пациент, – ты, старик, совсем заврался. Вчера ты говорил, что харил всех секретарш, а сегодня оказывается, что жарил. Чего это ты эвфемизмами говоришь? Лежи и молчи. Дохлый ты какой-то. Вот моя жена иногда притворяется дохлой, прямо не тронь. Обидно. Всем значит можно, а мне что, на диете, что ли? И голова у нее болит, и эти пришли, и ангина. А как с работы позвонят, вызовут в ночную смену, так гуталином сапоги начистит и счастливая бежит. Вот ты, болван старый, можешь мне объяснить, зачем в детской библиотеке имени Крупской ввели ночную смену? Не можешь. А буровишь всякую бредь, не даешь людям обменяться мнениями по актуальным вопросам.

– Точно, – поддержал его сосед, – еще скажешь хоть слово, мы тебе вместо клизмы вставим туда алую розу. И красиво, и поучительно. А можно всунуть тебе олимпийский факел и поджечь. Будешь символом, пока факел не догорит. А потом мы поглядим, как ты будешь носиться с воплями по палате. Это тебе не спички зажигать. Спички зажигать каждый заяц может. Если, конечно, его потренировать. Моя тоже тренирует организм, пьет всякую отраву, боится, что я ей яд подсыплю в щи. Думает, что это ее спасет от неизбежного наказания. Тренирует организм малыми дозами яда. А что, умеет ваш профессор тренировать организм? – Этот вопрос был адресован к третьему обитателю палаты.

– Про это я ничего не слышал. Я доцентом стал не сразу, но ничего о тренировках не слышал. Профессор, знаю, любит возить детские грузовички, а с прохожими ругается отборными матерными словами. Я не знаю, где он их отбирает, но прохожие от профессора немедленно отстают. И профессор остается без советов. Депутатов – трудящихся. Иногда профессор ложится для профилактики в психушку, а не как мы – в кардиологию. Вся кафедра ему носит в психушку апельсины, а он всех нас принимает за секретаршу. Со всеми втекающими последствиями. И просит не плакать.

– Сразу видно – умный человек. Гладко говорит, по-научному. – Старичок с клизмой прослезился. – Теперь понятно, у кого в палате фамилия Рабинович. Знавал я одну секретаршу с такой фамилией, но я даже пальцем не тронул, не то что чем. Уж очень уродлива была. Под носом черные усики, ноги кривые и толстые, изо рта все время слюна текла. Умная, конечно, но не в моем вкусе. Ее начальник харил. И жарил, между прочим. Один день утром харил, вечером жарил, а на следующий – наоборот. А я метлу в чулан поставлю и наблюдаю. Неаппетитное зрелище, доложу я вам.

– Зрелище! Что ты знаешь о зрелищах! Смотри сюда: возвращаюсь с работы, вхожу в дом, слышу, в ванной стоны. Стучусь. Выходит жена. Вот это зрелище. На ней резиновые боты и пожарная каска. И все. Прикрывает стыдливо пах ладошкой и говорит, что у нас был пожар, и что сейчас пожарник в ванной заканчивает борьбу с источником возгорания. И – шмыг в ванную! Дура. Будто я не понимаю все их женские хитрости. Хотя боты – еще куда ни шло. Все-таки ванная. А вот пожарная каска ей зачем? Но в стыдливости ей действительно не откажешь.

– Они все стесняются. Ладошкой прикрывают. Моя ладошкой рот прикрывает. Стесняется на люди выйти без зубов. Я ей ломом их вышиб. Думал, мозги вышибу, да размах взял малый. Только зубы. Теперь надо где-то денег занять, вставлять новые. А то шепелявит – ничего не поймешь. Лучше бы я ей волосы выдрал. Хотя надо что-то оставить для будущих нравоучений, как вы полагаете?

– А у нас на кафедре стыда совсем не знают. Воруют друг у друга, несмотря на то, что я доцент. А профессор наделал под столом секретарши. Та пришла в новых туфельках, села, сморщила нос и спрашивает: «Это чем у нас так неприятно пахнет? Как в вокзальном туалете». – «А это ты туфельки в говне измазала», – отвечает ей профессор.

Та взглянула под стол, увидела, что всю кучу разворошила новенькими туфельками, и в слезы. Смотрим, задыхается, приступ у нее. Вызвали «скорую». После работы пошли ее проведать. Подходим к дому, смотрим, у подъезда крышка от гроба, народ стоит, ждет выноса.

– Выходит, умерла секретарша, – забеспокоился старичок.

– Мы так и не поняли. Не стали ждать, пошли всей компанией в столовку, взяли водки, решили помянуть. И правильно сделали. На следующий день она опять лаялась с профессором.

Тут к женоненавистнику пришли гости: жена и маленькая дочка. Жена присела на край койки и заботливо поправила одеяло на больном. А дочка бегала по всей палате. Пациенты умильно смотрели на малышку.

– Папа, – спросила девочка, – а почему у дяди в попе клизма?

– Чтобы не пукал. Он старенький и много пукает.

– А почему она такая нарядная?

– Мы всей палатой обклеили клизму обертками от конфет, чтобы она стала ярче и красивее. Врачам тоже очень нравится.

– Здорово! – сказала дочка, – я тоже такую хочу. Красивую!

– Красота спасет мир, – поддержал мнение ребенка старик с клизмой. – Вот, пишут, что чуть ли не каждый день город переходил из рук в руки. То белые его захватывали, то красные, то анархисты. Больше всего радовались этому гимназистки. А почему? Потому что как только захватывали город, так сразу насиловали гимназисток. А что женщине нужно? А нужно, чтобы сексуальная жизнь была регулярной и разнообразной. Тут тебе и регулярность, и разнообразие.

В палату вошел лечащий врач для осмотра больных. Начал он с доцента, у которого из-под одеяла торчали голые ноги. К левой была привязана на веревочке картонная бирка.

– Как вы себя чувствуете?

– Неважно, доктор, – ответил доцент, – с утра подташнивает.

– Хорошо, сделаем вам тест.

– Какой тест, доктор?

– Тест на беременность.

– А это что такое? – спросил врач, внезапно взглянув на старичка.

– Клизма, – ответил больной.

– Клизму ставят в процедурном кабинете, а не в палате. И не втыкают ее в анус, а вводят раствор. Вы что, не знаете?

– Откуда? Пришел ваш, молодой, в шапке из газеты, сказал, что мне прописана клизма. Вот я с утра и лежу.

– В шапке из газеты? – удивился врач. – Это, может, маляр. У нас ремонт идет. Работают маляры. Киргизы или узбеки, я плохо их отличаю одного от другого.

– Точно, точно, – зашумела вся палата, – киргиз был, или узбек. Мы тоже их не различаем.

– Так чего? Вынимать? – спросил старик.

Врач задумался.

– Подождите, я посоветуюсь с заведующим отделением.

И ушел, не устроив осмотра остальным двум пациентам.

Рогатый больной возмутился:

– Зашел на минутку, ни здрасьте, ни подарков. Я вот тоже к соседке зашел, на минутку. Она сказала, чтобы я взял у нее самое дорогое. Я задумался. А она торопит, удивляется, что я еще раздумываю. Тогда я задаю ей вопрос: мол, самое дорогое из мебели или как? Она разозлилась, спрашивает, зачем я пришел? Я отвечаю, что жена послала за морковкой, к другим соседкам заходить не велела, а только к ней, поскольку считает ее честной и порядочной женщиной. Та, конечно, расплылась и наклонилась к шкафчику достать морковку. Я посмотрел на повернутую ко мне часть тела и не удержался. А она, глядя куда-то в пол, сказала, что давно бы так. Оказывается, она это имела в виду. Минут через двадцать она выпрямилась, подала мне морковку и ласково сказала, чтобы я поспешил, не заставлял жену долго ждать.

Из соседней палаты зашел мужик покурить. Беседа его захватила.

– И у нас тоже был похожий случай. Захожу я на посадку…

– Ты, что, летчик?

– Нее, щипач, карманник по-вашему.

– Карманник – это хорошо. Наверно, заработок неплохой, а? Я тоже после работы подрабатываю. Отчитаю две пары лекций, проведу семинар и в дом. А там лобзиком выпиливаю небольшие сортиры, ну нужники, типа тех, что стоят на садовых участках. Небольшие, буквально с ладонь. За вечер удается сделать штуки три. В субботу сразу после лекций встаю на рынке. За час все уходит. И еще требуют. Выходит больше, чем моя доцентская ставка. А профессор повертел сортир в руках и тут же написал стишок: «Чтобы мужской интерес возбудить, опорожняй желудок дважды в сутки». Секретарша прочитала стишок, подумала немного и в слезы.

– Они, секретарши, всегда плачут, – сказал старичок с клизмой. – Одна тоже попросила, чтобы не туда, а как с мальчиками. А мне что? Пожалуйста. Кончил я дело, а она говорит: «Ой, хорошо-то как!». Я даже гордость почувствовал. Могу, значит, доставить женщине высшее удовольствие. И переспрашиваю: «Хорошо?». А она: «Вынимай скорее, побегу в туалет. Такой запор был. Три дня не могла сходить».

– Природа свое возьмет, – сказал доцент, – вот я…

Но его перебил мужик из соседней палаты. Он затушил сигарету в стакане с компотом, который на минутку поставил на тумбочку доцент.

– Природа, братцы мои, все придумывает с толком. Вот, к примеру, механизм размножения: получай удовольствие и дай новую жизнь. А чтобы мужик не увильнул, чтобы не ограничился удовольствием, природа лишает его в этот момент разума. Да, да, братцы мои, именно разума. Как это происходит? Кровь приливает в мужское достоинство, при этом мозг оказывается на диете. И сколько баба не твердит, мужик себя контролировать никак не может и нафаршировывает подругу своими живчиками. А те дело знают. Причем, чем достоинство у мужика больше, – а бабы как раз таких и любят, – тем больше крови отбирается у мозга. И мужик в этот момент совсем уже дурак. Думать не способен. А вот с маленьким членом, братцы мои, мужчина все контролирует, в нужный момент выполняет просьбу женщины и потомства не дает. Вот она, природа! А действительно, братцы мои, зачем природе такие слабосильные мужчинки? Если это понятно, пойдем дальше. Итак, природа предпочитает мужчин с большим достоинством. А с каким? Длинным или толстым? Нет, братцы мои, не все равно. Забыли, значит, курс геометрии. Объем крови, поступающий в этот отросток, пропорционален его длине и квадрату его толщины. Квадрату, братцы мои. Следовательно, природе предпочтителен толстый член, нежели длинный. И вот тут природа расходится в предпочтениях с бабами, которым все наоборот. Какой отсюда вывод? Простой: природа и бабы несовместимы.

– Это точно! – хором согласились все больные.

– Хорошо. Пойдем навстречу желаниям лучшей половины человечества. Оценим максимальную длину того, что это половина хочет видеть у другой половины. Врачи утверждают, что максимальное количество донорской крови не должно превышать четырехсот грамм, то есть четырехсот кубических сантиметров. Значит, в мужское достоинство может поступать такое количество крови без отрицательных последствий для остального организма. Теперь будем исходить из средней толщины этого органа порядка четырех сантиметров. Вычисляем и получаем, что максимальная длина не может превышать сорока сантиметров. И где, я хочу спросить вас, братцы мои, якобы правдивые рассказы о метровых достоинствах, о заправлении головки этого отростка в носок и о прохождении через весь организм женщины?! Брехня это, братцы мои!

Конечно, можно представить себе фантастическую картину лежащего в спокойном состоянии бесформенного органа с рудиментарными ножками, ручками и головой. Глазки на этой голове зыркают туда-сюда в поисках предмета любви. И когда этот предмет появляется в поле зрения, вместо бесформенной груды появляется форменный зверь с красной головой. И берегись всякий на его пути. Но где, братцы мои, реальность, а где фантастический мир, порожденный похотливостью баб? Не пошла природа по этому пути, потакая желаниям своего несовершенного творения. Вот так, братцы мои.

– Вы уже на пенсии? – вежливо поинтересовался доцент у щипача.

– Угу.

– А как с женщинами?

– Женщины призывного возраста еще обращают внимание.

– Не понял! То есть до 27, что ли?

– Не! Когда призову!

– И что? Наполняется пещеристое тело?

– Конечно, хотя это не моя забота. Ей нужно – пусть старается. Хоть руками, хоть губами, хоть чем. Еще как наполняется. Лучше, чем таблетками.

– Кстати, о медикаментах. Придумали новую методику лечения наркоманов. Лечат пургеном. Поняли хитрость? Ну о каком наркотике будут мысли у несчастного пациента, когда он еле успевает добежать до унитаза. Процент полностью излечившихся высокий. Вот и профессора туда поместили.

– Помогло?

– Как посмотреть. Он привык к пургену и стал испытывать ломку.

– А на потенции это не сказывается? – спросила женщина.

Она заботливо поправила одеяло любимого мужа.

– Нисколько! Секретарша ему всегда нравилась. Перед лекцией у него была свободная минутка, и он скороговоркой объяснил ей, что это все не ради похоти. А просто ему необходимо размножаться. А она ответила, что предпочла бы партогенез. А напрасно. Я еще когда диссертацию писал, подрабатывал донором спермы. Как-то приготовил склянку, наполнил ее и внес заказчице со словами: «донорская сперма ручной работы». А она смотрит на меня удивленно. И было от чего. На ней только носочки на ногах и марлевая повязка на губах.

– Не понял, – сказал старичок с клизмой, – а повязка зачем?

– Потом объясню, – сказал доцент. – Тут как-то профессор опять воспылал чувствами к нашей секретарше, но она ни в какую. Тогда он набрал старинных книг, инкунабул, и стал готовить приворотное зелье. Взял свинцовую кружку. Налил мадеру. Отварил в ней сердце жабы, зуб летучей мыши и жир козла. Поставил на водную баню на сутки. Через сутки, ровно в полночь, достал кружку. Все приворотное зелье испарилось, а кружка оказалось золотой.

– Адресок вашего профессора не подскажете? – спросил щипач.

– Могу показать, я на память помню. Тут на днях исполнилось ему семьдесят лет. Все собрались, купили огромный торт, со всяческими предосторожностями, чтобы не повредить, принесли в квартиру именинника. А свечи купить забыли. Пока одни открывали бутылки, другие нашли у него в комоде свечи, украсили торт. Свечи оказались без фитилей.

– Неловко вышло, – сказал рогоносец. – Вот у меня жена сбривает все волосы. А ее знакомый, жокей по профессии, говорит, что у Лизы ноги очень волосатые. Я ему посоветовал, пусть бреет ноги. А он разорался: кто, дескать, скажите на милость, бреет ноги лошадям?

В палату снова вошел лечащий врач. Огляделся. Посмотрел на женщину, сидящую на краю постели мужа.

– Шишмарев, – сказал доктор, – идите в процедурную. А жена вас подождет в коридоре. Мне надо с ней поговорить о вашем здоровье.

– Я вас газеткой прикрою.

– Не буду. Кругом народ, посетители.

– Да им до нас дела нет. Давайте, расстегивайте. Вот и газетка у меня. Это же все для здоровья вашего супруга.

– Я понимаю, доктор. А если муж с процедуры. Пойдет мимо, а я уткнулась головой в вашу промежность. И еще газеткой прикрыта, а газетка болтается вверх-вниз.

– Перестаньте! Он еще долго будет в процедурной.

– Ну ладно, давайте.

– Умница, так, так!

– Доктор, вы хоть мыли его?

– А как же? Физиологическим раствором. Не отвлекайтесь.

– Смотри-ка ты, Шишмарев, – сказал рогатый. – А к жене ходит парикмахер Шишман, он еще с женой развелся. Она ему изменяла. И с кем? Со стариком соседом. Восемьдесят шесть лет.

– Не может быть, – сказал доцент.

– Еще как может. Он сперва ни о чем не догадывался, пока нечаянно не прочитал ее любовное письмо. И зачем только она в соседнюю квартиру писала письма! Убил его!

– Убил старика?

– В тот же час. Взял кухонный нож, позвонил в звонок. И все.

– И что теперь с ним?

– Расстроенный приходил. Жена ему всю харю расцарапала и на развод подала.

– Развод, – закряхтел старик с клизмой, – а если не с кем разводиться, а? То-то же. У нас в подъезде деваха изучала японский и забеременела.

– От японца? – спросил щипач.

– Нет, вроде от турка.

– А вы говорите японский. Не поймешь вас. И где она взяла турка?

– А он квартиру ей ремонтировал. Она, лежа на животе, на диване зубрила японский. На голове наушники. Халат задрался. Он хотел спросить, отдирать ли старые обои. Обои не отодрал.

В палату зашел главный врач, Он вел за собой доктора, на ходу застегивающего штаны. Не поворачиваясь к подчиненному, главный говорил:

– И измерьте торсионные поля больной Нюркиной, мне кажется, они никуда не годятся. Надо лечить их кристаллом. Запишите на кристалл здоровые клетки Нюркиной. Они у нее только на пятках. Потом всю больную облучите кристаллом. И больная забеременеет. Вам все понятно?

– Все.

– Кристаллом, батенька, кристаллом. А не традиционным способом. И на время лечения больной Нюркиной штаны зашейте. Я проверю.

– Так, а это что?

– Клизма.

– А почему в палате?

– Не могу сказать. Спрашивал у завотделением, тот только рукой махнул.

– Черти, – рассердился главврач, – сейчас же прикажу выписать всю палату. Нечего здесь клизмами развлекаться. Это кардиология, понятно вам, а? Впрочем, не отвечайте. Готовьте всех к выписке. А сейчас по очереди в процедурную. Уколы, капельницы, клизмы и этот, как его, электрофорез.

– А это зачем? – спросил врач.

– Ну… – главный замялся. – Не повредит, а это в нашем деле первая заповедь.

 

Муза

– Будешь ангелом-хранителем, – сказал строгий голос.

– Ангелом так ангелом, – согласился Миша.

– Она должна создать бессмертный роман. Понятно?

– А я причем?

– Будь ее Музой. Создай необходимые условия. Реагируй на самые потаенные мысли и желания.

– Хорошо, – согласился Миша, – кто она?

– Она беззаветно предана литературе. Одно время увлекалась и другими искусствами, рисовала, неоднократно выставлялась. Ее недавняя персональная выставка освещалась газетами и интернетом. Весной в Саксонии она с большим успехом показала свой продвинутый фильм – инсталляцию. Пятнадцать минут зрители с неослабевающим интересом следили за медленным появлением изображения Карла Маркса, накалываемого рукой на чью-то большую ягодицу. Конец фильма неизменно встречали бешеными аплодисментами.

– Ой, мама, – сказал Миша.

– Но литература – ее главная страсть. Она мечтает написать свое эпохальное произведение, свой роман, который прославит ее имя. Она уже многого достигла. Поскольку гении пера в основном алкоголики, то выпивка – это путь к потрясающему успеху. После половины бутылки виски ее слог приобретал лаконичную бестолковость Хемингуэя, а после бутылки дешевого портвейна она чувствовала в себе способности Венички Ерофеева. Она пьет также текилу, как Маркес, ром, как Апдайк, русскую водку, как Ивлин Во, коньяк, как Теодор Драйзер, и вермут, как Чарльз Буковски. Запомнил?

– Угу.

– Запоминай дальше. Она выработала свою собственную манеру письма. Работает в привычной домашней атмосфере, но остается эстетом. С утра выпивает и садится за компьютер. Одежда ее стесняет. Это учти. Лифчик, правда, приходиться ей надевать, чтобы груди не мотались над клавиатурой. В остальном на ней только ремень с толстой пряжкой и незашнурованные мужские башмаки. Эти вещи остались от мужа, которого она выгнала из-за языка. У него был недостаточно длинный и недостаточно шершавый язык. Подруга уступает ей время от времени своего приятеля, но тот очень капризен. Приходится бить его ремнем по яйцам, и только после этого, придерживая его за уши, она получает необходимый импульс к работе. Эта возня отнимает много сил и времени. Согласись, это недопустимо.

– Моя роль, – сказал Миша, – мне нравится все меньше и меньше.

– С высшими силами не рассуждают, – сказал строгий голос. – Она верит, что придет ангел, и она приступит к главному литературному произведению своей жизни. Мы не можем разрушать ее веру. Иди.

Около подъезда висел выцветший плакат «Наш дом – нам его и беречь!» Слово «дом» было перечеркнуто, сверху написано слово, означающее мужской половой орган.

– Верно, – подумал Миша, – уж если что и беречь, то именно его.

Домофон был безжалостно вырван, дверь подъезда распахнута. Миша поднялся по ступенькам на первый этаж. Вонь стояла невыносимая. Кошачья моча, застарелый запах сигарет, пластиковый пакет с отходами, выставленный за дверь квартиры. Миша перешагнул через зловонную лужу, натекшую из этого пакета, и стал подниматься выше. Ему нужно было на четвертый этаж. Вонь усиливалась. Надписи на стенах информировали, кто из соседей блядищи, пидоры и гомики. Кроме имен указывались номера квартир. Некоторые надписи были соскоблены; остались глубокие шрамы на штукатурке. Миша чуть было не вступил в кучу дерьма, дерьмо было не собачье. Таких огромных собак не бывает. В кучу была воткнута деревянная палка. Миша понял, чем делались надписи на стенах.

«Надо бы прийти в противогазе, – подумал Миша. – Муза в противогазе. Точнее, Муз. К мужчине приходит Муза, а к даме – Муз. Но как же вдохнуть искру божию, находясь в противогазе? Впрочем, вначале нужно встретиться с этой гениальной писательницей».

Внимательно глядя под ноги и зажимая нос рукой в перчатке, Миша наконец остановился у двери нужной ему квартиры. Прислушался. Из-за двери довольно ясно слышалась брань. Что-то орал мужик, визгливо отвечала женщина. Миша ждал. Раздался грохот, похоже, упал шкаф, и тут же – пронзительный вой. Так может выть женщина, получив сапогом по лицу. Так может выть и мужик, зажав обеими руками травмированные яйца. Когда вой смолк, Миша нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась. На пороге качалась пьяная женщина. Ее кривые ноги были всунуты в разношенные мужские башмаки без шнурков. Пах зарос спутанными рыжими волосами. Большую обвисшую грудь поддерживал покрытый сальными пятнами лифчик. Женщина икнула и требовательно спросила:

– Этот мудак не хочет. А ты будешь клитор сосать?

Миша на секунду оторопел.

– Тогда на хер ты мне нужен!

И дверь захлопнулась перед носом Муза.

 

Аренда

– Ты же знаешь, не мастер я красиво рассказывать, не мастер.

– Все равно расскажи.

– Да я уже сколько раз рассказывал.

– Ну, пожалуйста.

– Ладно, только не плачь. Пока жена отдыхала на юге, я решил сделать серьезный ремонт квартиры. Поэтому надо было подумать, где мне жить. Номер гостиницы не подходил: и дорого, и неудобно. Все-таки ремонт протянется несколько месяцев, столько времени измучаешься жить в небольшом гостиничном номере. Решил снять квартиру. Начались поиски. Квартиру хотелось поближе к дому, недорогую, с местом для парковки машины. Газеты, интернет, звонки знакомым. Коллега по работе сказал, что родственница его соседа вроде бы собралась уехать, пожить некоторое время в своем доме в Греции. Он выпивал с соседом, обмывали какую-то покупку, и как раз звонила эта женщина и спрашивала, не порекомендует ли он приличного человека пожить в ее квартире.

Это было то, что мне требовалось. На следующий день у меня оказался телефон Зои Ивановны. Она была не родственницей соседа, а знакомой его бывшей жены. Сосед ее практически не знал, но номер отыскал в своей старой телефонной книге, которую по счастью не выкинул.

Вечером я набрал номер. После представлений и коротких объяснений Зоя Ивановна попросила меня подъехать. Жила она недалеко, и я просто прошелся до ее дома. Это был элитный дом с двумя квартирами на каждом этаже. Я понял, что мне сильно повезло.

Зоя Ивановна оказалась приятной интеллигентной женщиной. Так мы и познакомились. Квартира выдавала и ее отменный вкус, и ее материальное положение. Хозяева такой квартиры, несомненно, могли иметь жилье в другой стране.

Меня угостили чаем. Потом начался разговор. Я сказал, что гарантирую сохранность квартиры, упомянул про нотариально заверенный договор и, если нужно, страховку. Зоя Ивановна легко согласилась, сказала, что страховка не нужна, квартира застрахована. Затем немного удивила меня, когда замахала руками на предложение обсудить оплату проживания. Договорились, что я буду платить только за коммунальные услуги.

Что касается сроков, то она пока не знает, как скоро уедет. Недели через две – три. Муж уже там, в Греции, а она вот немного задержалась. Взяла номер моего телефона и обещала позвонить, как только закажет билеты. Это чтобы я заранее мог договориться с бригадой ремонтников.

Я тепло распрощался с хозяйкой квартиры и ушел совершенно окрыленный. Квартира рядом, ухоженная, удобная и практически бесплатно.

Прошло чуть больше двух недель. За это время удалось договориться с бригадой, которая только ждала команды начать рушить стены и создавать европейский дизайн нашей старомодной квартиры. Так, по крайней мере, высказался бригадир. Надо было определяться со сроками. Я решил не ждать звонка, а позвонить самому. Зоя Ивановна сообщила, что только что заказала билеты на следующую пятницу, но позвонить мне еще не успела. Хорошо, что я позвонил первым. Я сказал, что приготовлю документы для нотариуса и через пару дней мы с ней все оформим. Зоя Ивановна согласилась.

Когда я подъехал отвезти Зою Ивановну оформлять документы, она сказала, что достаточно расписки. Дело в том, что она немного простыла и нужно отлежаться до отъезда. Тут же мне был выдан комплект ключей от квартиры и подъезда, показаны замки от окон и электрическое управление шторами. Я оставил подробную расписку и откланялся, спросив, не надо ли проводить ее в аэропорт. Зоя Ивановна сказала, что еще созвонимся.

В среду, за день до отлета, я позвонил Зое Ивановне узнать, когда ее проводить. Она сказала, чтобы я не беспокоился. Она уедет от сестры, которая живет близко от аэропорта. Так что я могу заселяться прямо завтра. Я пожелал ей приятного путешествия, она поблагодарила.

Утром следующего дня я собрал сумки с необходимыми вещами, подъехал, припарковался, поднялся на этаж. Стал отпирать замок.

– А ключи не подходили, да?

– Да, не подходили. Я нажал на кнопку звонка, вышли какие-то люди. Даже слова не успел сказать – спустили меня с лестницы. Вот и все.

Навалилась усталость. Всегда после этого рассказа наваливалась страшная усталость. Глаза слипались. Я подложил еще лист картона на верхней площадке перед дверью чердака, улегся удобнее, накрылся ватником, – недавно раздобыл его на стройке, когда работяги ушли на обед. Начал засыпать. Боже, как я измучен. Хорошо хоть, что соседи по старой памяти жалеют меня. Позволяют жить на лестничной площадке. Все помнят, как жена, сволочь, выкинула меня из квартиры, продала ее и уехала с этим мужиком в Грецию. А я, болван, и знать ничего не знал. Теперь сплю на куске картона. Только во сне забываюсь.

Тут эта дура старая опять меня рукой тыркает:

– А что дальше? А? Ты меня проводил в Грецию или что?

– Проводил, – проворчал я, – и сейчас провожу по харе, если будешь мешать спать.

Пьяная она, Зойка-то. Весь флакон лака для волос выпила. Нашла в мусорном контейнере и не поделилась. А лак на нее всегда плохо действует. Опять залилась слезами.

 

Мечты сбываются

Николай работал старшим менеджером в фирме, распределяющей нефтепродукты. Удачно работал. Каждая трансакция, которую он проводил, приносила ему откат, превышающий и без того немалую месячную зарплату.

Николай был неглупым человеком. И на работе, и в быту. Жену он взял приезжую, из Саратова, чтобы пореже встречаться с родственниками. Жена сама регулярно ездила в родной город. Деньги он не транжирил, пыль в глаза не пускал и жене не позволял. Жили они с маленькой дочкой в нормальной квартире в обычном доме. Хотя, конечно, мог позволить себе вип-жилье с повышенным уровнем обслуживания.

Единственную поблажку Николай себе делал с машинами. Пока он ездил на «мерседесе», но мечтал, что, как только поднимется до завдепартамента, купит себе «бентли». Сейчас такая покупка могла вызвать нездоровый интерес, а для завдепартамента «бентли» – это по рангу.

И еще одно увлечение было у Николая. Он собирал настоящий хрусталь. В доме собралась прекрасная коллекция бокалов, компотниц, ваз и прочих хрустальных изделий. Посудой своей Николай очень гордился. В минуты отдыха он любил взять какой-либо бокал и любоваться игрой света в его резных гранях.

С деньгами Николай поступал тоже грамотно. Он открыл счета и себе, и жене в банке, который обслуживал их фирму. И не только обслуживал, но и являлся одним из ее подразделений. Сотрудникам фирмы банк открывал депозиты с огромными процентами. Николай, просматривая ежемесячно счета, довольно потирал руки. Был у него и страховочный вариант – умный человек все должен предусматривать. Николай пересылал часть денег двоюродной сестре жены, которая жила в Австрии с мужем-пианистом. По расчетам Николая в Австрии, уже скопились суммы, с лихвой перекрывающие стоимость «бентли» с самыми пижонскими наворотами.

Жизнь Николая изменилась в один момент. Рок навис над ним. Неожиданно было отправлено в тюрьму все руководство фирмы, а президент, постоянно живущий в Англии, попросил там политическое убежище. В тюрьму также угодило все руководство банка, в котором оказались миллиардные долги. Выплаты, естественно, прекратились. Весь старший персонал был уволен. Так Николай оказался и без работы, и без денег. Все коллеги были в отчаянии, но Николай держался уверенно. Имея австрийский страховочный депозит, можно было переждать трудные минуты.

Но рок! Сестра жены поехала с мужем отдохнуть в Ниццу. По дороге они попали в ужасную аварию. Пришлось разрезать автомобиль, чтобы достать их тела. Надежда на заграничные деньги растаяла как дым.

Редкие семьи в таких ситуациях не разваливаются. Вот и жена Николая не выдержала испытания. Она потребовала развода. Она потребовала продажи хрусталя и продажи квартиры, потому что уезжает с дочкой в Саратов. У нее была давняя связь с влюбленным в нее человеком, настоящим отцом ее дочки.

Как Николай не сошел с ума, он и сам не знает. Все было продано, жена забрала большую часть денег, мотивируя это оставшимся у Николая «мерседесом». И уехала с ребенком.

Николай снял квартиру и стал безнадежно искать работу. Он опускался в своих требованиях все ниже и ниже, а выпивал все больше и больше. Однажды вечером решил добавить и поехал за водкой. Удивительно, как он остался жив, попав под двадцатитонный трейлер. Его «мерс» превратился в кусок рваного железа. Николай сообразил удрать с места аварии, чтобы хотя бы сохранить права. Но он напрасно надеялся сохранить их. Если преследует рок, то… Через пару дней пьяный до беспамятства Николай уснул с сигаретой. Вытащили его соседи еще до приезда пожарных. Сгорели все его вещи и документы. Сгорела хозяйская мебель. Он остался в майке и трусах.

Николай наврал окружающим, что быстренько сгоняет к брату за одеждой и деньгами. Никакого брата у него не было. Соседи снабдили его старой курткой, рубашкой, брюками и башмаками. И он с благодарностью и обещаниями немедленно вернуться помчался к «брату».

В подлежащем реконструкции доме появился еще один бомж. Он прижился: так же, как и другие, ходил по помойкам, так же собирал бутылки и жестяные банки, так же воровал оставленные без присмотра вещи. Иногда, выпив бутылку чистящего средства, Николай вспоминал свой хрусталь, и ярость волнами охватывала его крупное тело. В такие минуты лучше было находиться от него подальше. Сейчас прежние знакомые не смогли бы узнать Николая в человеке с багровым опухшим лицом, красными глазами и трясущимися руками. А сожители-бомжи начали побаиваться приступов его немотивированной ярости.

Но однажды на Николая нашло умиротворение. Разбирая сумку с найденными в мусорных баках бутылками, он издал радостный крик. В его руке оказалась хрустальная бутылка из-под дорогой водки. Бомжи собрались вокруг, разглядывая необычный сосуд, сверкающий гранями в свете тусклой лампочки.

– Повезло, – сказал один.

– Ага, – подтвердил другой, – ее можно выгодно сменять.

– Или продать, – сказал кто-то, – и купить пару пузырей и ливерной колбасы.

Лица бомжей осветились мечтами. Все смотрели на Николая. Тот поставил бутылку на ящик и любовно посмотрел на нее.

– Нет, – сказал он, – нет. У меня всю жизнь была мечта. Мечта, понимаете, мечта.

Он уже кричал, брызгая слюной. Руки тряслись, кривилось и дергалось все тело. Он упал, его продолжало трясти, тело чудовищно изгибалось в конвульсиях. Голос становился все отрывистее.

– Мечта, моя мечта. Теперь я могу, наконец, купить «бентли».

 

Списки

Алексею Гарибальдевичу вскоре исполнялось шестьдесят пять лет. По этому поводу он задумал устроить банкет. Для начала он открыл в своем компьютере полный список телефонов и решил оставить фамилии друзей и знакомых. Телефонный справочник насчитывал шесть страниц. Убрал из списка водопроводчика, парикмахера, нескольких врачей, мастера по ремонту газовой колонки, зубного техника, продавщицы соседнего продовольственного магазина, монтера кабельной сети. Убрал телефоны мастерских по ремонту разной аппаратуры, телефоны ателье, магазинов, оптовой продовольственной базы. Оказалось, что вычеркнул почти полторы страницы текста. Осталось чуть более четырех страниц. Алексей подумал, что пока ему удалось сократить не слишком много. Надо было идти дальше.

Вычеркнул фамилии людей, которых совсем не помнил или помнил смутно. Затем пришлось убрать из списка всех иногородних и живущих за границей. В Германии, Америке, на Кипре, в Англии и Эстонии жило довольно много знакомых и родственников. В результате остался список из двух страниц. Он прикинул количество – получилось больше ста человек.

Теперь надо было тщательно пройтись по оставшемуся списку. В нем оказались люди с прежней работы, из спортивной секции, давно заброшенной, некоторые соседи, дачные знакомые. Многие из них были несовместимы. Например Коля Мулькин с новой женой и его прежняя жена Антонина. Пришлось оставить только Мулькина, хотя было понятно, что Антонина обидится на всю жизнь. Несовместимых оказалось довольно много. Расправившись с ними, Алексей принялся за оставшихся. Пришлось убрать несколько знакомых, склонных перебрать и устроить скандал. Такие на банкете совсем не нужны. Также были не нужны язвенники и разные другие больные, измученные диетой. Для них пришлось бы готовить отдельные блюда, а кто это в ресторане согласится создать несколько порций манной каши или прозрачный рыбный супик. С язвенниками пришлось распрощаться. Список сократился до шестидесяти трех человек, не точно. Это потому, что было неизвестно, придут ли парами или по одному. Вот у Жорика жена никогда не ходит на банкеты и сборища, а специально уговаривать ее нисколько не хочется. А соседка по даче Оськина всегда заявляет, что ходит без своего старого пердуна. В общем, в списке условно значилось шестьдесят три человека. Это было очень удачно, поскольку именно столько людей мог вместить зал, на который ориентировался юбиляр.

Значит, заказ в ресторане надо сделать человек на шестьдесят, поскольку обязательно кто-нибудь заболеет, уедет или просто свинтит от мероприятия из-за скупости. А таких набиралось пару – тройку персон. А если придет несколько человек помимо списка – не беда. Алексей рассчитывал на Ашота, владельца ресторана армянской кухни с довольно вместительным залом. Шестьдесят человек там смогут поместиться, да еще останется небольшой пятачок для танцев. Он познакомился с Ашотом в позапрошлом году, и частенько посещал этот ресторан. Мясо там готовилось – пальчики оближешь. А армянские закусочки были выше всех похвал. Но главное – цены. Вполне божеские цены, тем более что Ашот позволит часть выпивки принести с собой. А уж выпивку Алексей возьмет на оптовой базе, и обойдется она втрое дешевле, чем в ресторане.

Неожиданно Алексей вспомнил, что он вычеркнул несколько человек, у которых он уже побывал на юбилеях. Их надо было пригласить обязательно. Пришлось вернуть эти фамилии в список. А из списка вычеркнуть столько же человек. Это была серьезная работа. Требовались глубокие размышления, типа кто и насколько глубоко оскорбится, узнав, что его не пригласили на юбилей. Пришлось пойти на сокращение родственников, – пожертвовать двумя старенькими тетушками и одним троюродным дядей. Итак, список был закончен. Можно было его распечатать, и на досуге подумать, что еще необходимо исправить.

Кроме того, на досуге было что обдумать. Кое-что придется вытерпеть – идиотские рифмы, прославляющие его юбилей, типа «как Кибальчич, наш Гарибальдич» или «а в науке корифей славный дядька Алексей». Еще несколько приятелей с женами обязательно пропоют придуманный ими гимн, где всего в пятнадцати куплетах опишут его семейную, научную и общественную жизнь. Потом телеграммы от родственников из-за границы. Затем выступят шутники, зачитают телеграммы от Президента страны. Да, еще, обязательные коленкоровые папки от администрации прежней работы, от профсоюза, от бог его знает кого. И он, с идиотской благодарственной улыбкой принимающий все эти отбросы современной банкетной цивилизации. Как хотелось этого избежать. Особенно хоровых декламаций. А Фима! Самый близкий друг. Придется выслушивать картавый получасовой тост, зачитываемый в славянском стиле по длинному свитку собственного Фиминого изготовления. Ну почему, почему Фима и «гой еси добхый молодец Алексей Гаххибальдьевич»? Все это вгоняло в уныние. Но надо было продолжать готовиться к банкету.

Алексей включил принтер, тот заворчал, и выдал два отпечатанных листа. Хотя список помещался всего на одной странице. Алексей удивился, взглянул на листочки, и обалдел. Принтер распечатал те полторы страницы, которые он вычеркнул прежде всего. Водопроводчик, парикмахер и прочие необходимые в жизни персоны. Он взглянул на экран, оказывается он нечаянно сохранил именно этот первоначально вычеркнутый список. Повертел в руках оба листочка. Задумался. Улыбнулся. И принялся вычищать этот список от совершенно случайных, давно не используемых телефонов. В результате осталось шестьдесят человек. Это были люди, которые чинили ему одежду, ремонтировали телефон и другое бытовое оборудование, продавали отборные яблоки, пропускали без очереди заплатить коммунальные платежи.

Знакомые едва кивали, родственники перестали звонить, по электронной почте присылались сплошные: «Что случилось, ты здоров. Нам черт знает что сообщают». Все это была шелуха. А главное было вот что. Женщина из мастерской по ремонту одежды, держа бокал в руке, сказала:

– Простите меня, если брякну что неположено. Я на банкетах не бываю. Какие мне банкеты, дома мать больная лежит, малой, которого тоже кормить надо. Оставила сегодня их на соседку. Вот. А Алексей Гарриевич! Ну, я ему уже много лет одежу чиню. Где подшить, в поясе ушить, или джинсы укоротить. А он меня на банкет пригласил. – Нет, вы не подумайте, это я от радости плачу. Вот сколь буду работать, пусть приходит – все починю, все сделаю. Никому так! Все, что смогу! Ну что еще, ну не знаю.

Овации.

 

День рождения

Звонок раздался, когда Игорь достал из кухонного шкафа четвертинку водки.

– Празднуешь? – спросила бывшая жена. – Гости хоть есть?

– М…да.

– Значит, никого, – уверенно сказала бывшая жена. – Одни мечты! Ну, что же, счастья тебе, удачи. Пусть сбудутся твои мечты, хоть одна.

Она вздохнула и положила трубку. Больше сегодня никто не звонил.

Игорь вышел во двор. Возле машин собрались соседи, что-то обсуждали. Когда Игорь появился из подъезда, к нему энергично направилась Ирина Петровна, большая активистка всех трех подъездов.

– Игорь Иванович, – строго сказала активистка, – мы же предупреждали: мусорные мешки не оставлять, ждать машину. Опять Вы нарушили.

– Виноват, Ирина Петровна, – сказал Игорь, – больше не повториться.

Обсуждать мусорный вопрос не хотелось, тем более что Игорь вышел как бы для встречи гостей. Начни сейчас объяснять, что это был не его мешок с мусором, разговор бы немедленно расширился на все его прегрешения. А так, он выбил у Ирины Петровны почву для дальнейших упреков.

– Хорошо, мы за вами будем наблюдать, – менее агрессивно сказала активистка.

Но от группы соседей отделился поддатый Игнат. Было видно, что ему нужен небольшой скандал. Уже издали он начал кричать:

– Сосед, свет в подъезде надо гасить. Нечего энергию тратить.

– Хорошо, – согласился Игорь, – буду гасить. Хотя мы, вроде, за свет в подъезде не платим.

– А государственное, что, беречь не надо? – возвысил голос Игнат.

Он уже приготовился топтать Игоря ногами, на виду соседей, собравшихся у личных машин, Жигулей, Волг, и одной ДЭО. В этот момент во двор въехала кавалькада из трех автомобилей. Но какие это были автомобили. Первая БМВ блестела полировкой, за ней следовал большой черный джип, замыкал процессию «Ленд Ровер». И Игнат, и Ирина Петровна, и остальные соседи уставились на подъехавшие машины. Из всех автомобилей высыпали нарядно одетые люди. Первой к Игорю бросилась высокая девица, одетая как супермодель из модного журнала.

– Игорь Иванович, – она повисла на шее Игоря. – С днем рождения.

– С днем рождения, – заорали прибывшие гости. – Хэппи бевдей ту ю, хэппи бевдей ту ю, хэппи бевдей диа Игорь Иваныч, хэппи бевдей ту ю.

Они окружили Игоря, обнимали, женщины по очереди целовали его, стирая платочками оставшиеся следы помады. Мужчины хлопали по плечам. В руках приезжих были пакеты, коробки, женщины несли роскошные букеты цветов.

– А поместимся ли мы все у тебя? – спросил видный мужчина, в котором оторопевшие соседи узнали знаменитого телеведущего.

– Поместимся, поместимся, – вместо Игоря ответила супермодель.

– В тесноте, да не в обиде, – заявил другой мужчина со знакомым лицом. – Кстати, привез на закуску твой любимый сыр Комте. Прямо из Парижу.

Потом при обсуждении соседи так и не пришли к единому мнению, кто это был. Одни утверждали, что министр промышленности областного правительства, другие спорили, и говорили, что это известный киноактер, только фамилию его забыли. Но точно актер; он еще играл главную роль в фильме «Застрелить подлеца».

Но обсуждали гостей соседи уже после того, как вся группа со смехом, шутками и песнями проследовала в подъезд за Игорь Ивановичем.

– Нехорошо получилось, – сказал пожилой владелец Жигулей, – ты, Ирка, как была стервой, так и осталась. Что, нельзя было узнать, кто такой наш сосед? А? Скромный мужик, а смотри, какие у него друзья.

– А что я? – плаксивым голосом ответила Ирка.

– А то, собери деньги, сбегай за цветами, извинись, преподнеси. А ты, Игнат, исчезни с наших глаз. Чтоб мы тебя больше не видели, пьянь вонючая. Я еще проверю, как ты сам электроэнергию сберегаешь, мудак.

Все одобрительно согласились с соседом.

Игорь стоял, прислонившись к стенке подъезда. Воняло кошачьей мочой. Он вынул из кармана открытую четвертинку водки, отвинтил пробку, глотнул. Выглянул из подъезда. Соседи собрались группой у своих автомобилей, о чем-то оживленно беседуя.

– Сейчас эта сволочь привяжется, Ирина Петровна, – подумал Игорь. – Потом обязательно Игнат, мудак пьяный, начнет материть.

Игорь снова глотнул из бутылки, завинтил пробку.

– Никого, одни мечты – горько подумал Игорь.

– С днем рождения, сынок!

Игорь вздрогнул. Мама! Мама, которая так его любила! Она давно ушла из этого мира.

– Закуси сынок.

Старушка протянула Игорю кусочек его любимого сыра.

 

Оскар Уайльд

Делать было нечего. Жена на всю субботу уехала к матери. День был какой-то бессмысленный. Он с самого утра не знал, что делать. Встал, умылся, позавтракал холодными котлетами с холодными макаронами, которые жена велела подогреть, но было лень. Ел прямо со сковородки. Поставил ее обратно на плиту, посмотрел на часы, вздохнул. Походил по квартире, подошел к книжному шкафу, вынул толщенный том Оскара Уайльда, не открывая, поставил его на место. Включил телевизор, пощелкал каналами – одна мура. Вырубил. Нашел газету с кроссвордами. Предвкушая удовольствие, прилег на диван с авторучкой. Первые слова отгадывались легко, потом пошла какая-то ерунда, какие-то специфические слова, например, снасти рыбака. Стал перебирать в уме: блесна, крючок, поплавок, леска, грузило. Ничего не подходило. Пришлось разгадать несколько слов поперек. Снастью оказалась мормышка. Он про мормышку слышал, но что она собой представляет, не знал. Стало скучно. Газетку порвал и выбросил в мусор.

Заварил себе растворимый кофе, сделал бутерброд с колбасой. Медленно выпил и съел, пытаясь потянуть время. Отнес чашку в кухонную мойку. Поставил сверху на гору посуды. Походил по квартире. Вновь подошел к книжному шкафу, потрогал том Оскара Уайльда, но вынимать его не стал. Вернулся на кухню. Увидел коробку с оставшейся одинокой конфетой. Конфету не хотелось, он переложил ее в сахарницу.

Притащил коробку в кабинет, достал с полки клей ПВА и начал обклеивать коробку белой писчей бумагой. Пока еще не зная, зачем. Обклеил всю коробку, поставил ее на отопительную батарею посушить. Пошел на кухню делать еще чашку кофе. Пить не хотелось, буквально заставил себя. Пока пил мелкими глотками горячий кофе, созрела мысль. Достал фломастер и красивым почерком написал на коробке: «шкатулка для карандашей». Потом проинспектировал ящики письменного стола, собрал все карандаши, их оказалось немного. Пошел на кухню, кухонным ножом попробовал заточить карандаши, грифели обламывались. Пришлось искать точилку. Наточил карандаши, уложил их в сделанную шкатулку. Чего-то не хватало. Разрисовал коробку этими же карандашами. Осмотрел свою работу, испытал неподдельное удовольствие. И от разрисованной коробки и от качества работы. Сунул коробку в нижний ящик письменного стола.

Постоял возле книжного шкафа, посмотрел на часы, повернулся и пошел к телевизору. По первому каналу шло повторение российского боевика из будней милиции. Все милиционеры кроме одного были энциклопедистами и глубокими психологами. Свои шутки они оттачивали на том одном, который по сценарию демонстрировал недоумка. Боевик закончился, начался фильм об архитектуре африканского города, засыпанного по самые крыши песком. Название города он пропустил, но понял, что речь идет о средневековье, когда город был еще не засыпан песком, а, напротив, кругом цвели цветники и били освежающие струи многочисленных фонтанов. Струи напомнили ему кое-что, и он отправился в туалет. Из туалета прошел в ванную, вымыл руки, критически рассмотрел себя в зеркале, поковырял прыщ на щеке, сбрызнул его одеколоном и вернулся к телевизору. Выключил его и стал тупо разглядывать книжный шкаф.

Нет, читать ему уже давно не хотелось, да и прочитано все было не по разу. Просто разглядывал, и вдруг взгляд ухватил уголок письма, засунутого между книг. Он вытащил письмо. Оно было от двоюродной сестры, пришло месяца два назад, она спрашивала, как лечить ее болезнь, поскольку знала, что он внимательно следит за медицинскими новостями. Просила срочно ответить. Самое время написать ответ. Он начал подробно писать сестре о лечении, потом подробности ему наскучили, и он закончил письмо, скомкав всякие пожелания и приветы в одном абзаце. Поискал конверт. В папке для конвертов было пусто. Он злобно выругался. Поискал свой блокнот для записей неотложных дел. Последняя запись, датированная концом прошлого месяца, требовала от него сдать анализ мочи. Он пожал плечами: зачем ему этот анализ, он не помнил. Не помнил также, сдавал он этот анализ или нет. Подумав немного, отступив от предыдущей записи, он занес в блокнот напоминание купить завтра же конверт с маркой и отправить сестре письмо.

Он полистал блокнот. Какие-то дела были зачеркнуты, некоторые так и оставались не выполненными. Один лист занимала фамилия Цукинин и в скобках помечено «любовник». Тупо просидел полчаса над этой надписью. Любовник с огородной фамилией! Поднялся, встряхнулся, осмотрелся. Подошел к книжному шкафу. Подумал, что если бы его кто видел, решил бы, что его тянет к шкафу как сомнамбулу. Посмотрел на часы, время тянулось медленно. Вдруг вспомнил: это в прошлом году в санатории Колька Цукинин рассказал про любовника, как тот висит на карнизе десятого этажа и молит бога о спасении. Погоди, ну, пришел муж, любовник с испугу прыгает в окно, и чего же там смешного. А ведь хохотали как сумасшедшие. Опять пошел на кухню, опять сделал растворимое кофе, подумал, что от этого кофе у него будет изжога и сердцебиение. Налил в чашку немного молока. Прошествовал с кофе в кабинет. Сел, поглядывая на книжный шкаф, и медленно мелкими глотками выцедил кофе. Посмотрел на наручные часы, посмотрел на стенные. Время они показывали одно и тоже.

Решительно подошел к шкафу, решительно вытащил том Оскара Уайльда, достал из глубины бутылку, налил в опустевшую чашку водку почти до краев и выпил.

Субботний день принимал осмысленные очертания.

 

Задушевный разговор

Надо заменять стояки отопления. Но как это сделать? С нижними соседями не сговоришься, с верхними – тоже проблема. Костя уже несколько дней обдумывал эту непростую задачу. Он пошел в туалет. Лучшего места подумать Костя не знал. Стянул трусы, расположился на унитазе, задумался: «Трубы полипропиленовые. Можно купить хоть сейчас».

Костя не тужился, но пукнул.

– Нет, – послышалось ему.

– Обалдеть, – вслух сказал Костя, – собственная задница решила со мной спорить. И какие трубы покупать?

Зад без всякого напряжения произнес:

– Никаких.

– Не понял!

Костя не понял, почему зад разговаривает с ним, и не понял, почему не надо покупать трубы.

– Программа, – длинно пукнул Костя.

– Какая такая? – проговорил Костя. – Городская программа по ремонту жилья? Так это туфта.

– Нет, – кратко пукнул зад.

– Туфта, – сказал Костя.

– А депутат? – произнесла попа.

– Это который в третьем подъезде? Ага, а что – мысль. Значит, наш дом отремонтируют, и тратиться самому не надо.

Ответ был краток.

Костя уселся на диван все обдумать. Но мысли путались.

– Откуда ты все знаешь? – громко спросил Костя. – Если кому сказать, что я беседую с собственным задом, меня тут же в психушку заберут. Может, у меня глюки?

Ответа не было. Костя встал. И услышал:

– Не зажимай.

Он понял, что не давал своему заду ответить.

– Хорошо, – сказал Костя, – ягодицы больше зажимать не буду. Буду двигаться легко и свободно, как воздушный шарик. Итак, откуда ты все знаешь?

– Газеты.

– Понял. Анализируешь вместе со мной то, что я прочитал. Значит, моя собственная задница умнее меня!

– Да.

Зад не баловал развернутыми ответами.

– Ну, расскажи мне, как мне жить, – засмеялся Костя.

– Вопросы.

– Ах, понял, надо задавать вопросы. Ясно. Первый вопрос: как мне стать здоровым?

– Лечиться.

– Да, не ожидал от собственного зада столь утонченного издевательства.

Зад молчал.

– Ладно, другой вопрос: как мне стать богатым?

– Думай.

– Опять издеваешься! Над чем мне думать? Над кроссвордами?

– Работа. – Задница издала вполне различимый ответ.

– Опять издеваешься. На моей работе в Госторгинспекции? Обычным инспектором? Что, задницу начальству лизать, что ли?

– Да.

– Понятно. Что-то меня на это не тянет.

– Напрасно.

– Может, ты и прав, мой дорогой интеллектуальный зад.

– Конечно!

– Ого. Так я имею задницу с манией величия. Ну-ка скажи тогда, как мне стать знаменитым, известным, популярным.

– Покажи меня.

– Понятно. Прославиться голой жопой. Изощренно. Последний вопрос: как мне стать счастливым?

– Никак, – ответила Костина попа.

Больше она с ним никогда не разговаривала.

 

Глубокий поцелуй

Савоськину она сразу приглянулась. Крупная, с большими бедрами. Кофточка на груди натянута, вот-вот лопнет. И самое примечательное – большой лягушачий рот. Удивительно большой. Он придавал ей сексуальность, пожалуй, больше, чем бедра и бюст. Так и тянуло ее поцеловать. Савоськин представил, что она может сделать своим большим ртом, и его мешковатые брюки натянулись в промежности.

Митя Буркин уговорил его посетить эту выставку. Тянул к каждой картине, восторгался. Тут они ее и увидели. Савоськин испытал неожиданный подъем, подошел к ней и затеял разговор о колере и глубине перспективы. Она с удовольствием разговор поддержала. Слово за слово и вскоре поступило предложение Савоськина поехать к нему на квартиру и за рюмочкой продолжить беседу об искусстве. Что и было сделано. Чтобы не мешать приятелю, Митя по дороге придумал причину и откланялся.

Утром на работе Савоськин с горящими глазами рассказывал, что она с ним вытворяла. Особенно ртом. На следующий день рассказ был более детальным. Оказалось, он впервые в жизни попробовал полный минет, это когда заглатывается целиком, вместе с яичками. Еще несколько дней и восторг постепенно спал. Рассказы становились короче. Сам Савоськин казался встревоженным.

– Боюсь я чего-то. Сам не знаю чего. Все вроде нормально. Вечером она остается, занимаемся любовью. Ну, я тебе говорил. Она заглатывает глубже и глубже. И я неожиданно обнаружил, что ее губы где-то у меня на животе. И такой страх меня прошиб.

– Нервное что-то, – предположил Митя Буркин. – Может, от сексуального перенапряжения.

Савоськин согласился. И на этом разговор закончился. Было это в пятницу. А в понедельник Савоськин на работе не объявился. Телефон в квартире давал длинные гудки, сотовый работал, но Савоськин не отвечал. После работы Митя Буркин взял запасные ключи в ящике его стола и помчался на квартиру приятеля.

В ванной горел свет, носки, брюки, рубашка висели на спинке стула возле кровати. Самого Савоськина – ни голого, ни одетого – нигде не было. Сотовый телефон лежал на столе. Митя проверил звонки – только его собственные. Поискал в телефонной книге, набрал номер, услышал ее голос. И стал лихорадочно спрашивать, не видела ли она Савоськина, а то он куда-то делся, на работу не приходил, на звонки не отвечает и в квартире, откуда он сейчас звонит, хозяина нет.

В ответ она попросила его не волноваться, подождать ее, она немедленно выезжает, и вместе они что-нибудь придумают.

Раздался звонок, Митя Буркин открыл дверь, она вошла, притянула его к себе и крепко поцеловала. Митя просто растаял от сладости такого глубокого поцелуя. И где-то подспудно появилось воспоминание о страхе Савоськина.

 

Светлана

Он восторгался ее энергичностью, деловитостью. Умная женщина, доцент на кафедре психологии. По пьяни выдал мне, что она вытворяет. Тигрица. Утром она на нем верхом, как на коне, днем требует в дом хоть на часик. А вечером в постели чего только не придумывает.

И еще разоткровенничался: фигура стройная, кожа атласная, зад – ты такого не видел. И еще у нее забавная родинка на бедре, похожая на восьмерку. Как будто две круглые родинки вплотную друг к другу. Ей какая-то бабка говорила, что это необычная метка, но объяснять отказалась наотрез.

Он женился на Свете, как только она согласилась.

Раньше он с нами регулярно в сауну ходил, теперь ни о каких девках даже речи нет. На Филин день рождения пришел. Пока стол готовился, пошел в парную. Давно веником не хлестался. Туда же сразу Катька нырнула, которая гордится своей попкой. И тут же вылетела с выражением на лице. И в слезы. Он сказал ей, чтобы взяла веник и подтаскивала поближе свою вялую задницу. Еле успокоили деваху.

Прошло несколько месяцев его семейной жизни. И вдруг случилась невероятная история. Он решил, что сошел с ума. Я его осмотрел, сделал анализы и прочее. Абсолютно здоров. И голова ясная.

А история такая. Обычный вечер, он с работы возвращается. Жена встречает его в обновках: все новое. Халатик кружевной, белье шелковистое и прозрачное. Даже домашние туфельки замысловатые – мягкие, яркие, расшитые узором. И это вместо обычных рваных шортов и босиком.

Обнял ее. Тело жены, лицо жены, но все другое.

«Затейница, – подумал он, – хочу ее немедленно».

Схватил ее за руки, чтобы бросить на диван. А она чуть не заплакала:

– Милый, мне больно, ты оставишь синяки. Будь поласковее.

Он обалдел. Утром она требовала, чтобы он раздавил ее, кусал ее, а теперь такая метаморфоза. И захотелось ее еще сильнее. Но делал все нежно, ей понравилось.

Он сказал, что это была другая женщина, та же, но другая. И родинка ее удивительная, и все пленительные изгибы, и высокая попка. А когда он шепнул ее имя – Света, она попросила называть ее Лана. А сама шептала: «Папочка, папочка». Это было необычно – она же всегда называла его конем.

Утром шум на кухне, готовится завтрак. Теперь она была в своей обычной форме – рваные шорты, майка и босиком. Обнял ее сзади, прошептал:

– Лана, попочка.

– Что за нежности, – спросила она, – ты мою задницу никогда так ласково не называл. И с чего ты меня назвал второй частью моего имени. Света – свет, энергия; Лана – полумрак, нега. Ну-ка садись на стул, я голодная как волк.

Шорты полетели на пол. Она оседлала его и заявила:

– Давай, конь, поработай.

Отдышавшись, он спросил.

– С чего вдруг такой аппетит?

– Так я вчера пропустила наши упражнения. – Он сделал удивленные глаза. – Как пришла с лекций, свалилась от усталости. И до утра. Даже не слышала, как ты залез в койку.

Он промолчал. С ней творилось что-то неладное. Может, это лунатизм. Сам он в таких вещах не разбирался. Решил, что надо как-то потихоньку ей рассказать о предыдущей ночи. И только собрался, как она со смехом спросила:

– Друг, у тебя что, фетишизм? Мог бы просто разбудить меня, а не доставать мои дурацкие тапочки. И белье, смотрю, переворошил. Я как-то премию получила, свихнулась или моча ударила, вот и накупила всякого барахла.

– Нормальное белье.

– Что ты, конь, понимаешь. Это ты в машинах разбираешься. А такое белье носят эстетки, которые по театрам и по выставкам мотаются. Кстати о машине. Чего-то она свистит, когда руль сильно выкручиваешь.

– Не страшно, – ответил он, – я подтяну ремни, там…

– Давай, – перебила его Света, – ремни подтяни, меня натяни, только не перепутай. Одно дело ты уже совершил. Теперь возьмись за эти ремни. Все, пей кофе, я побежала. Заседание кафедры.

Он попытался выбросить все эти несуразности из головы, но оказалось, что история только начинается.

Через пару дней утром в постели была Лана. Она сонным голосом попросила ее не будить, найти что-нибудь себе на завтрак.

– И пожалуйста, милый, исправь что-то, а то свистит, когда руль выворачиваешь, – не открывая глаз, попросила жена.

– Но ты же не заехала ко мне в мастерскую.

Она уже крепко спала и ничего не ответила. Рядом с постелью стояли ее затейливые тапочки. Дома в обед была Лана. А вечером квартира оказалась пустой, но вскоре с шумом явилась Света и заявила, что, по ее мнению, конь застоялся. И это опасно для здоровья коня.

Началась чехарда. День жена была бодрой, шумной, ругалась, что он опять вытащил из шкафа эти тапки. День она была томной, нежной, рассказывала ему о новых спектаклях.

Наконец он собрался и пришел ко мне с этой историей. Он был абсолютно уверен, что как-то замысловато сошел с ума. А я пытался доказать ему, что он абсолютно здоров. На этом и расстались.

Окончилось все странно и неожиданно. Лана сказала, что достала билеты на модный балет. В среду. Но должна слетать на пару дней в Питер. Вернется как раз в среду. Если он ее встретит в «Домодедове», то они успеют на представление.

Утром на кухне хозяйничала Света. На вопрос о полете в Питер сказала, чтобы он не нес всякую чушь, а принимался за дело. И скинула шорты и майку со своего стройного тела. На следующий день он понял, что ему делать. Позвонил в институт, вызвал Свету, посадил в свою машину и рванул в аэропорт. По дороге морочил ей голову, что должен встретить одного нужного человека и без нее эта встреча потеряет всякий смысл.

– Ну, конь, не ожидала от тебя такой гипертрофированной скрытности, – сказала жена, не добившись от него нормального объяснения.

И всю дорогу весело рассказывала, как обделалась ее коллега на семинаре, и как ее отодрали всей кафедрой, и как она сейчас лежит где-то в уголке с валидолом. И поделом ей.

Рейс из Питера опаздывал. Вначале на полчаса, потом еще на час. Они выпили в буфете кофе, съели бутерброды с семгой по цене не очень крупных бриллиантов. Потом аэропорт совсем перестал давать объявления о питерском рейсе. Света заявила, что больше ждать не может. Ну приедет твой человек, позвонит. И потребовала ехать в город.

Уже на подъезде к окружной дороге по радио передали, что произошла ужасная катастрофа с рейсом из Питера. Работают спасатели, но в живых никого не осталось. Света сказала:

– Встретили нужного человека! Твою мать!

Потом еще раз выругалась и молчала до самого дома. В квартире была она необычно печальна. Переоделась в свою любимую домашнюю форму и ходила без цели из комнаты в комнату. Увидела расшитые туфельки и швырнула их в мусорное ведро. Долго копалась в шкафу, так что ему пришлось звать жену в постель. Пришла, по обыкновению скинула с себя все, посмотрела на мужа и только спросила встревоженно:

– Что?

Она увидела его глаза. Это был страшный сумасшедший взгляд. Света опустила глаза и посмотрела туда, куда пристально глядел муж. На бедре было только одно круглое родимое пятно.

 

Отличный галлюциноген

Мишка раздобыл чудесные «колеса». Кайф совершенно необыкновенный. Галлюцинации фантастические и абсолютно реальные. Поразительное сочетание. Мишка первый раз принял всего одну таблетку с пивом. Минут через десять с неба рука, в руке еще одна бутылка, тоже пиво. Но бутылка сияет, как нагретая до плавления. Мишка цап бутылку и тут же выпустил ее из руки. Действительно нагретая. Мишка показал нам ожог ладони. Говорит, что и на ковре, куда бутылка упала, тоже выжжен большой кусок. Вот такая сила убеждения!

Что интересно, галлюцинации сильно зависят от того, чем запиваешь. Если легким – пиво, вино, кефир – то всякая чепуха лезет в башку. А если водкой или разбавленным спиртом, то обязательно придет грудастая молодка, и делай с ней что хочешь.

Мишка принес портвейн «777» – купил где-то в ларьке. Хотел пива, но портвейн оказался дешевле. Как это может быть, чтобы портвейн был дешевле пива? Видимо, тот еще портвейн. Впрочем, и пиво наше – то еще! Вот, с таблеткой выпил он всю бутылку портвейна, а в ней три четверти литра, и рассказал нам, что жена его бьет и живет с командиром его роты. Потом показал следы побоев на лице и руках. Следы очень заметные, видимо, от скалки.

Потом мы посидели, подумали и вспомнили, что Мишка не женат и никогда не был. И еще, он же не годен в мирное время. Какая там рота? Какой командир? Мы к Мишке. У него уже кайф прошел, он смотрит на нас и сомневается, нормальные или нет!

– Жена тебя колотила? – спрашиваю я.

– Какая жена, чья?

– Твоя! – продолжаю я свой допрос. – Скалкой.

– Бедненький! – Мишка смотрит на меня с сочувствием.

– А ты посмотри на себя в зеркало. И руки свои осмотри.

Мишка идет к зеркалу и ойкает. И тут мы начинаем понимать, что «колеса» кондиционные. И мигом по горсти себе отсыпали. Я так сразу пару таблеток заглотнул и запил обычной водкой. Мишка тут же присоседился со своим стаканом. Налил и ему. Сидим в квартире, ловим кайф.

Ко мне пришла Бриджит Бардо, но назвала себя Манон Леско. А мне все равно. Я с ней покувыркался, отдохнул, смотрю – красавица куда-то делась. А я опять в Мишкиной квартире на восьмом этаже. И у мужиков тоже кайф спадает. Смотрим, Мишка в окно лезет и орет:

– Она меня ждет, пустите, собаки. Чего вы боитесь, сойду по мраморной лестнице прямо из окна, не поскользнусь, не боись!

– Дурак, – говорю я, – лифтом же быстрее.

– Вот тут ты прав, – отвечает Мишка и исчезает за дверью.

А мы все на балкон: смотрим, он выскочил из подъезда и побежал в кусты, за мусорные ящики. Вернулись в комнату. Я сел за стол подумать о чем-нибудь. Но не успел ни о чем подумать. Прямо в окно входит Мишка и объясняет:

– Лифт, собака, занят. Шкаф везут. Так я быстренько по лестнице. Только вот думаю: зимой, на мраморе, скользко, а? Или ничего?

 

Жизнь – сплошной обман

В детстве я коллекционировал марки. Раскладывал их в кляссеры, показывал друзьям, обменивал дубли. Однажды появилась в моей коллекции невзрачная, но редкая марка. Мне предложили поменять ее сразу на десяток ярких иностранных марок с птицами, цветами и зверушками. Я обрадовался такому количеству, но не задумался, почему такая щедрость. Меня обманули. За эту марку можно было купить мешок яркой макулатуры.

Чуть позже я удачно поменял отцовский цейссовский бинокль на самодельный самокат на двух подшипниках. Пришлось отцу возвращать свой бинокль. Меня снова надули. Так постепенно вырабатывался стереотип. И хотя мальчик рос неглупый, меня часто и со вкусом обманывали. Обманщикам это доставляло неописуемую радость, которая усиливалась при многочисленных рассказах, как обманули этого дурачка.

Я читал, что при дефлорации наблюдается кровотечение. Когда я ее спросил, почему нет крови, она ответила, что в детстве неудачно упала с велосипеда. Мне и в голову не пришло задуматься, как так можно упасть. Потом девочки с курса дали понять, что она вообще никому не отказывала. Меня обманули.

Деньги также являлись предметом обмана. Вначале мне просто не возвращали долги, потом уговаривали заняться коллективными инвестициями, в результате которых терял деньги почему-то только я. Остальные компаньоны, делая скорбные лица, уезжали на новеньких дорогих иномарках.

Привычка обманываться стала второй натурой. Я перестал удивляться даже самым простым обманам. А когда чувствовал, что вокруг плетутся интриги и придумывается хитроумный финт обмануть меня, давал понять, что не стоит тратить драгоценное время. Не могу присоединиться к словам А. С. Пушкина, который «сам обманываться рад», но и шока я уже не испытывал. Привычка.

Но привычка привычкам рознь. Эта досаждала мне. Лежа без сна и таращась в темноту комнаты, я прокручивал историю обманов, историю радости моих обманщиков, их бахвальство. И испытывал нестерпимый стыд, почти физическую боль. Иногда казалось, что я не выдержу, наложу на себя руки. Останавливала мысль, что это так или иначе случится.

Наконец случилось. Ранним утром в дверь позвонили. Я нащупал тапочки, накинул халат и поплелся открывать дверь. Никакого удивления не испытал, увидев женщину в черном с косой. Только спросил:

– Розыгрыш или по правде?

Она ничего не ответила, просто распахнула черный балахон. Увидев скелет, я понял, что в этот раз без обмана. Пришла костлявая.

– Готовься, – сказала она, – вечером приду за тобой.

Весь день был насыщен делами. Я переписывал имущество, оформлял нотариально завещание и документы на собственность, приводил в порядок квартиру. Выкинул на помойку бережно сохраняемые годами бессмысленные штуковины. Раздал бомжам одежду. Да, еще успел купить самый дорогой коньяк стоимостью в двадцать моих пенсий. Никогда в жизни я и не мечтал попробовать такой напиток, но сейчас наступил тот самый момент.

Приготовился. Открыл коньяк, попробовал, божественный вкус. Дурак, обманывал сам себя. Мог бы иногда покупать и баловать свой организм. Впрочем, долой горькие мысли. Наслаждайся последними минутами.

Она не пришла. Ни в этот вечер, ни в последующие тысячи вечеров. Меня снова обманули.

 

Бараны

Большой красномордый мужик бил женщину – то ли жену, то ли мать. Разобрать было трудно, поскольку ее лицо было разбито в кровь, вокруг глаз синяки. Он бил ее с удовольствием. Почти от каждого удара женщина падала на тротуар, покрытый грязным затоптанным снегом. Зимнее пальто женщины стало неимоверно грязным, и порвалось в нескольких местах. Хозяйственная сумка, наполненная продуктами, валялась на тротуаре. Из сумки выпали пакеты с картошкой, морковью, еще с какими-то овощами.

Женщина подымалась с тротуара и тихим голосом просила:

– Коля, не надо, Коля, нет у меня денег, правда, нет.

– Сэка, блэдь, – отвечал Коля, – ищи, займи.

И он смачным ударом отправлял женщину снова на тротуар. Видно было, что избиение женщины доставляло ему удовольствие.

Толпа, состоящая в основном из женщин, наблюдала за дракой.

– Что же ты, ирод, делаешь! – закричала старушка. – Сейчас милицию вызовем.

– В тюрьму захотел? – крикнула другая женщина. – Перестань ее бить!

Коля уставился пьяными глазами на толпу.

– А кого бить, тебя, старая сэка?

И Коля сделал шаг к толпе. Все женщины поспешно отступили.

– Бараны, – сказал Коля.

Избиение женщины продолжалось, она поднималась и непрерывно шептала разбитым в кровь ртом:

– Коля, не бей. Люди добрые, помогите. Спасите, убивают.

А в толпе продолжались разговоры:

– В семейную ссору не стоит вмешиваться. Сейчас она просит тебя о помощи, а влезешь, так получишь и от него, и от нее.

– Это верно. Вот я на прошлой недели около сберкассы видела…

– Совсем он ее забьет, до смерти. Есть у кого телефон вызвать милицию? Вот у вас я видела телефон.

– Еще чего. Потом вы домой пойдете, а мне пару часов в отделении писать объяснение, чего я видела, чего тут происходило.

Неожиданно с какого-то двора вывернулся мужчина.

– Мужик, – заорал он, – ты что творишь, а?! Ты зачем женщину бьешь?

– О, еще баран пришел. Сечас поймешь, сэка, – сказал Коля, повернувшись к мужчине.

Того как ветром сдуло. А женщина уже не могла выпрямиться. Она поднималась на четвереньки, и Коля отправлял ее на землю ударом сапога. Женщина уже не говорила, только выла на одной ноте.

Через толпу женщин прошел невысокий парень:

– Эй!

– Нашелся все-таки защитник, – сказал Коля и взмахнул рукой.

Парень мгновенно развернулся, и Коля заорал благим матом:

– Сэка, блэдь, ты руку мне сломал.

Он поддерживал правую руку левой и надвигался на парня. Тот выбросил ногу высоко, так, что удар его ботинка пришелся Коле в лицо. Коля отлетел на несколько метров, упал бесформенной грудой, зашевелился, пытаясь встать.

– Лежать, – спокойно сказал парень.

Коля притих.

Стоящая на четвереньках избитая в кровь женщина упала и стала целовать парню ноги. Она рыдала и говорила:

– Спаситель мой, спаситель, бог тебя не оставит.

Парень силой поднял женщину на ноги, протянул ей свой носовой платок.

– Муж, сын?

– Нет у меня никого.

– Кто это?

– Не знаю. Попросил денег. А у меня ничего не осталось. Все в овощном истратила. А он начал бить и требовать денег. Бил и приговаривал, что Коле нужны деньги. Я просила спасти меня, но никто не помог.

– С этими баранами, – парень махнул рукой в сторону разросшейся толпы, – сейчас разберемся. Перепишем фамилии, пусть объяснят, как и что.

Известная методика работала безотказно. Через мгновение на тротуаре не осталось ни единого человека.

Коля опять зашевелился, попытался встать, опираясь на здоровую левую руку.

– Лежать, – сказал парень.

Коля снова затих.

– Что с ним делать? – спросил парень.

– Убить, – твердо сказала женщина. – Господи, прости меня. Но он кого-нибудь другого изувечит. Он садист, он же бьет с удовольствием.

– Не изувечит, – сказал парень. – Идите домой, умойтесь.

Парень подождал, пока женщина собрала сумку и удалилась. Подошел к Коле и резко ударил носком ботинка в область уха. Коля захрипел, дернулся и затих.

– Да, бараны, – задумчиво произнес парень, удаляясь от тела, лежащего на грязном снегу тротуара.

 

Через время и пространство

Приснилась выставка Себастиана Муаретто. Насмотрелся во сне на его картины. Коровы, расположенные в шахматном порядке. И поля, похожие на шахматную доску. Народ толпится, говорят по-бразильски, хотя даже во сне Петя знал, что такого языка нет. В Бразилии, кажется, говорят на испанском. А может, на португальском. За плечами и головами полностью разглядеть картины не удается. И пробиться поближе тоже оказалось сложным делом. Тут стали разносить бокалы с текилой, Петя потянулся к подносу и проснулся.

Обычно после пробуждения Петя вскакивал и начинал делать энергичную зарядку. В этот раз он остался в постели, устремив глаза к потолку.

– Кто это – Себастиан Муаретто? А есть ли такой художник? Как вообще мне эта дурь могла присниться!

Пока ехал на работу, вспоминал о коровах, расставленных по полю в шахматном порядке. Вспоминал и недоумевал. А на работе тут же забыл, потому что были какие-то проблемы со щитком, отсутствовало питание в некоторых офисах, спешно надо было разбираться. Когда все устроил, опять вспомнил о художнике Себастиане Муаретто. Решил зайти в компьютерный зал.

Как-то в одном из блоков полетел теристор. Петя снял его, но маркировка была незнакомой. Надо было подать заявку на покупку, заменить сгоревший теристор. Кто-то посоветовал зайти к компьютерщикам, пусть посмотрят в поисковике, выяснят, что за штука и есть ли аналог. Девушка по имени Ира быстренько отыскала в интернете все данные и где можно купить. Снабженцы тут же купили, а Петя впаял и восстановил блок.

В зале за компьютерами сидели девушки. Петя направился прямиком к Ире.

– Что сгорело в этот раз? – весело спросила Ира.

– Нет, у нас все в порядке. А вот нельзя ли посмотреть в интернете, что за художник Себастиан Муаретто.

Все повернулись к Пете. Действительно, не каждый день электрик интересуется художниками. И вообще, за Петей не замечали интереса к высокому искусству.

– Момент, – ответила Ира. – Ничего нет. Смотри, поиск не дал результатов.

– Посмотри в Гугле, – сказала ее соседка.

– Нет, тоже ничего. И в Рамблере нет.

– Набери латинскими буквами, – посоветовала другая девушка.

– Есть, – воскликнула Ира, – море страниц. Так, на каком-то языке, тоже самое, а вот на английском. Посмотрим. Бразильон пейнтер, 1926–1977. Итак, Петя, это бразильский художник, жил в середине прошлого века. Кто тебе о нем рассказывал?

– А можно посмотреть его картины? – Петя вместо ответа задал новый вопрос.

– Без проблем. Ой, девчонки, прелесть какая!

Все повскакали с мест, сгрудились вокруг Ириного монитора. Пете тоже хорошо было видно. На квадратном зеленом поле художник изобразил коров. Ира щелкнула мышью, увеличила следующее изображение: поле было двухцветное, коровы черные и белые. На следующей картине всего несколько разноцветных коров собрались в углу поля.

– Прямо шахматы, здесь вот мат, – сказала Ира. – Так ты нам не ответил, откуда ты узнал о художнике, практически не известном в России?

Девушки смотрели на Петю с интересом. Раньше так никто из них не смотрел. Петя подумал, что рассказ о сне вызовет только смех. И он сказал первое, что пришло в голову:

– Вчера предложили купить его картину, а у меня с собой денег не оказалось.

– Ни фига себе! – воскликнула соседка Иры. – Ты коллекционируешь живопись?

Петя не ответил, просто пожал плечами. Выходило, что ничего в этом нет особенного. А Ира вновь повернулась к монитору.

– Картины у него большие, вот, 3 на 3 метра, 6 на 4 метра. Ой, она продана на Сотби за миллион долларов. Петя, тебе, наверно, предложили подделку.

– Не думаю, – ответил Петя, продолжая врать, – но запросили за полотно много.

Взгляды девушек выдавали их неподдельный к Петру интерес. Надо было спасаться.

– Здорово вы мне помогли, спасибо, побегу. Мне еще розетки у вахтеров внизу поменять надо.

Петя быстро направился к дверям. В спину ему посыпались вопросы. На Ирин вопрос, много ли у него уже картин, Петя сказал, что немного. Он еще только начал коллекционировать живопись. И Петя скрылся за дверью.

Вечером дома оказалась Нина, у нее был ключ от квартиры. Она уже успела перемыть всю посуду и занималась уборкой. Нина была воспитательницей в детском саду, а по вечерам подрабатывала санитаркой в травмопункте их районной поликлиники.

– Ниночка, дорогая, – воскликнул Петя, – брось тряпку и послушай, какой у меня возник дар перемещаться мыслью через время и расстояние.

И Петя рассказал Нине весь сон и историю поиска в интернете имени бразильского художника Себастиана Муаретто и его картин.

Нина была в восхищении. Она засыпала Колю вопросами:

– А коровы как шахматы? И народу не протолкаться? Текила, значит, тебе не досталась, а ты вообще пробовал текилу? У нас девчонки ее пили с солью и лимоном. Кому-то понравилось. А ты долго был на выставке? Правда, миллион долларов? Так он же умер уже или нет?

Сегодня вечер у Нины был свободен от дежурства, и она осталась.

Утром Нина обнаружила Петю сидящим на краю кровати. По спине чувствовалось, что он расстроен. Нина обняла Петю:

– Опять этот сон?

Петя кивнул.

– Снова смотрел картины с коровами?

Петя кивнул.

– Так чего ты такой расстроенный?

Петя вздохнул:

– Опять не досталось текилы.

 

Каменный гость

Когда-то в престижном доме в центре города выделили квартиру инструктору райкома, сильному партийному работнику, идущему на повышение. Жил он с супругой Антониной и двумя сыновьями.

Когда Мишка и Надя купили в этом доме и отремонтировали квартиру, Антонина Петровна жила уже одна. Муж, выслужившийся в высокие партийные чины, умер лет десять назад. Сыновья давно женились, имели свои семьи, детей, и мать навещали нечасто.

Зимой Антонина из дома не выходила, боялась поскользнуться. Жила скучно, интересовалась жизнью соседей. Прислушивалась, не идет ли кто по лестнице, приоткрывала дверь, выглядывала. Кто-то из соседей непременно останавливался, и начинался долгий разговор. То же самое с Надей, как только она отпирала со звуком замок квартирной двери, собираясь выйти за покупками, так тут же приоткрывалась дверь напротив, и Антонина спрашивала, не купит ли соседка ей хлеба или кефира. Надя с готовностью соглашалась, и спешила по лестнице вниз.

На обратном пути, Надя звонила соседке, отдавала ей купленные продукты, на что получала многословную благодарность и восторженную фразу «Есть бог!». Потом соседка пускалась в объяснения, что уже три дня сидит без хлеба, что Володечка забегал – это младшенький старшего сына – но не купил. Совсем у парнишки времени нет. Надя с удовольствием беседовала с соседкой.

Иногда Антонина звонила Наде, просила измерить давление или просто приглашала попить чаю. Надя заходила, измеряла, подолгу пила чай. Мишка тоже оказывал соседке помощь, но разговорами не баловал. Чинил краны, вворачивал лампочки, бестактно удивлялся, что же сыновья и внуки не помогут бабке привести квартиру в порядок. Антонина объясняла, что времени у них совсем нет, да и руками ничего делать не умеют, а нанять, к примеру, слесаря не могут – с деньгами тяжело. И тут же принималась хвалить Мишку, его золотые руки, его доброту, и упоминать бога, который есть, который все видит, и который каждому воздаст. Мишка на это хмыкал, и разглядывал соседку, о чем-то думая.

Однажды она попросила Мишку отремонтировать раму портрета. Пока Мишка рассматривал раму и выяснял, что он может сделать, хозяйка квартиры пустилась в объяснения. Когда муж умер, она заказала этот большой портрет, сделанный с фотографии. И повесила его прямо перед диваном, на которым они с мужем спали. И с того времени каждый вечер и каждое утро она разговаривает с мужем, рассказывает, что произошло, а иногда просит совета.

Мишка принес инструменты, клей, а Антонина продолжала рассказывать, какой заботливый и домовитый был ее супруг. И между прочим призналась, что никаких других мужчин так в жизни и не знала. Услыхав такое, Мишка спустил очки на нос, с интересом посмотрел на полную пожилую соседку, и хмыкнул.

Когда рама была отремонтирована, и портрет водружен на свое место на стене, Мишка весело спросил:

– Ну, как, Антонина Петровна?

– Ой, Миша, вы просто молодец. Ведь совсем рассыпалась рама. А теперь! Есть то бог, есть!

– А как же расплата? – Миша веселился от души.

– Ой, Миша, вы же знаете. Где взять? И пенсию еще не приносили. Вот принесут и…

– А натурой? – засмеялся Миша.

– Ой, батюшки, так нет у меня водки. Но вот принесут…

– Антонина Петровна. Вы же знаете, я не пью. Я про настоящую натуру спрашиваю.

– Ой, Миша, вы что же это говорите, – удивилась Антонина. – Ведь я старуха.

– А я геронтофил, – захохотал Мишка.

И не слушая возражений верещащей соседки, развернул ее, уткнул лицом в диван, и поднял подол халата.

– Антонина Петровна, – удивился он, – а зад то у вас какой гладкий, и не скажешь, что ста… что пожилая женщина.

Антонина продолжала глухо верещать, но руками оперлась в диван.

– Домовитый, говорите, был, – продолжал Мишка, делая свое дело, – а денег не оставил. Пусть теперь смотрит, как супруга сама расплачивается.

Антонина Петровна перестала верещать. Ее бедра напряглись под Мишкиными руками.

– Ну вот, – сказал Мишка, – видать, понравилось расплачиваться.

– Есть бог, Миша, есть, – куда-то в диван произнесла Антонина.

* * *

Мишка перегнулся через спящую жену, взял с тумбочки газету, но читать не хотелось, устал.

Глаза закрылись, газета скользнула на пол, Мишка уснул.

В комнату тяжело вошел крупный мужчина. Мишка узнал в нем супруга Антонины Петровны.

– Ну прямо Пушкин, – во сне изумился Мишка, – каменный гость. И что? Он меня будет давить?

– Не может быть и речи, – глухо произнес гость. – Я пришел поблагодарить вас. У нас как было? Как нас воспитали, так мы и делали. В темноте, под одеялом, как положено.

– Да уж, скучная у вас была сексуальная жизнь. Мне Антонина Петровна рассказывала.

– Эх, если бы я видел ее зад, – продолжал гость, – непременно делал бы с ней это чаще. Так что примите благодарность, по партийной линии и лично от меня. И примите в качестве поощрения самую для меня ценную вещь.

Он протянул свой дар Мишке. Тот даже во сне расхохотался, и от этого на секунду пробудился.

– Это же надо, какой бред снится, – подумал он, и тут же уснул.

Рано утром Мишку разбудила жена.

– Ничего не понимаю, – говорила Надя, – я на тумбочке оставила газету, а теперь здесь это лежит. Как сюда попал? Это же покойного мужа Антонины, нашей соседки.

– Чего? – Голос Мишки звучал спросонья хрипло.

– Чего, чего, – ответила Надя, – его партбилет.

 

Странный плеск

Степаныч допивал в кухне четвертинку, когда услышал шум воды, льющейся в ванную. Странно. В доме он один весь день с самого утра. Кончает третью четвертинку в полной тишине. Никуда не выходил, никого не впускал. Мог прийти сосед Егор со второго этажа, но не пришел. Опять, наверно, поскандалил с женой Тамарой, та отняла бутылку и выместила на супруге все горести своей жизни. Теперь он понесет с гордостью эти горести в форме синяков на своей побитой роже.

Егор часто жаловался на жену:

– Чуть чего, она сразу по морде. Что в руках есть, тем и бьет. Сковородой пол башки свернула. И кричит. Колотит и кричит всякие издевательства. А что, я виноват, что у меня на нее не стоит?

Почему не стоит, Степаныч не знал. Не доктор. На вид Тамара – баба здоровенная, и зад у нее соответствующий. А у Егора не стоит. Ну, это их семейное дело, а вот что там за шум в ванной.

Самое простое было бы встать и проверить. Может, сорвало вентиль, и в ванную хлещет вода, и вскоре бурный поток вырвется из ванной и затопит всю квартиру. А может и что другое. Мало ли причин для шума воды. Вот над этими причинами Степаныч как раз и рассуждал.

А шум становился все громче и звонче. Такое впечатление, что в ванной кто-то мылся, плескался в свое удовольствие и напевал. Пришлось все-таки хозяину квартиры подняться из-за кухонного стола, допить стоя остатки водки, и направиться в ванную. У двери он прислушался: точно, купаются. И голоса разные, вроде мужской что-то басит, женский визг и разговоры. Степаныч был в полном недоумении; никакой белой горячки у него сроду не было, чертиков никогда не видел. Выпивал свою норму – три четверти литра водки, и баста. Он свою норму знал четко.

Потянул ручку вниз, приоткрыл дверь, заглянул в ванную. Голоса, шум и плеск его оглушили. Степаныч прикрыл дверь, и так и стоял, остолбеневший. В голове был полный сумбур. Единственная четкая мысль была: «Не может быть». Он снова приоткрыл дверь, снова прикрыл ее, и на ватных ногах направился в кухню. Если бы была бутылка, он бы норму непременно превысил. Но бутылки не было. А было еще одно горячее желание – поделиться виденным с кем-нибудь.

Степаныч, не раздумывая, схватил телефонную трубку, и набрал номер жены, с которой был в давнем разводе. Жена сразу узнала его голос и саркастически осведомилась, какого черта он вдруг позвонил. Степаныч, не обращая внимания на женский сарказм, начал рассказывать о происшествии в ванной. Вначале жена перебивала его, потом слушала молча, а потом сказала:

– Допился! Мне звонить в психушку, или ты сам? И не кури до приезда санитаров. Сожжешь квартиру, что оставишь детям.

– Ладно, не буду, – согласился Степаныч. – Ты только не беспокойся. Я сам вызову бригаду, пусть вначале осмотрят меня. Ну, бывай.

Он испугался, что этой дуре придет в голову звонить в скорую помощь. Напрасно он поддался порыву, позвонил жене. Можно же позвонить кому-либо из сотрудников лаборатории, где он раньше работал. Полистал телефонную книжку, набрал номер. Вначале вопросы о здоровье и о жизни в лаборатории. Затем Степаныч перешел к изложению своего рассказа. А в это время шум, плеск воды и голоса стали настолько громкие, что пришлось кричать в трубку.

Реакция на рассказ была краткой. Собеседник просто посоветовал лечь и проспаться. И положил трубку. Степаныч понял, что рассказ настолько безумен, что ему никто не поверит. Хуже того, вызовут, не дай бог, санитаров. Нужно, чтобы люди убедились, взглянув собственными глазами.

Степаныч тихонько прошел мимо ванной, накинул пиджак, проверил ключи от квартиры, и стал спускаться вниз, шаркая домашними тапочками. На втором этаже остановился и нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась.

– Чего тебе? – Тамара задала вопрос без всякой любезности.

– Тамара, тут такое дело, я тебя очень прошу, зайдем ко мне в квартиру. Бери Егора и пошли.

– Чего случилось? – заинтересовалась Тамара.

– Надо, чтобы вы взглянули на одну вещь, точнее, на необычное…

– Ладно, Егора я уложила, пусть спит. Пошли, взгляну.

Тамара прикрыла дверь и пошла впереди Степаныча, двигая мощными бедрами. У двери квартиры остановились, Степаныч достал ключи, открыл замок, прошел в прихожую. Тамара вошла вслед за ним, захлопнула входную дверь. Он свернул к ванной, положил руку на ручку двери, зашептал:

– Имей в виду, я весь день дома, ко мне никто не приходил. Вдруг слышу непонятные звуки. Взглянул и обомлел. Сама смотри. Убедись. Это все неожиданно. Я звонил – никто не верит.

Тамара убрала его руку, сама нажала на ручку и всунула голову в ванную комнату. Так она стояла несколько секунд, потом распахнула дверь. Ванная была пустая и сухая.

– Старый черт, – сказала Тамара низким грудным голосом, – Смотри чего придумал, когда бабу захотелось.

 

Семейная традиция

– В городе твориться черт знает что. Гаврилюк перестал конфликтовать с Турбаном. Ни единого трупа. Тем ни менее Турбан по-прежнему пытается покончить с Гаврилюком. Посылает бандитов одного за другим. И все исчезают. На сегодня уже шесть пропаж. Ни людей, ни трупов. Улик нет. Аресты не проводятся. Мы сидим и только слушаем яростную телефонную ругань этих мафиози. Вчера Турбан снова орал на своих, требовал замочить эту суку, отправил еще трех бойцов в ресторан Гаврилюка. Где бойцы? Что известно из прослушки Гаврилюка? Докладывайте.

– Абсолютно ничего, товарищ полковник. Видеокамера зафиксировала вход в ресторан, внутреннее наблюдение показало, что все трое ссели за угловой столик, наискосок от кабинета, который занимал Гаврилюк с охраной и артистом. Наш сотрудник, видимо, отвлекся на мгновение. Люди Турбана исчезли. Он клянется, что глаз не отводил, говорит, что сидели и вдруг исчезли. Устают сотрудники, сказывается напряжение.

– Он, случаем, там, в ресторане не зацепил грамм двести?

– Проверили. Был абсолютно трезв.

– Может они вышли куда? В туалет?

– Все исследовали, всех опросили. Никуда из-за столика не выходили. Ресторан не покидали. Куртки так и остались в гардеробе. Весь сегодняшний день дежурили, не придет ли кто-нибудь за куртками. По месту жительства побывали. Их нигде нет.

– Телефон слушаете?

– Непрерывно, товарищ полковник. Турбан так орал, что от ярости вылетели две пломбы. Записался на завтра к зубному.

– Так, понятно! Точнее, ничего не понятно. Что там за артист с ним сидел, гастролер? Фамилия, кличка?

– Не, настоящий артист. В цирке работает. В городе уже полгода. Он престидижитатор. Фокусник то есть.

– Без тебя знаю, что такое престидижитатор. Ловкость рук, карточные фокусы. И все такое. Ладно, давай вернемся к пропажам. Повтори, где пропали первые двое. Может, удастся нащупать что-то общее?

– Первые двое караулили Гаврилюка на выходе из цирка. Сидели в своих Жигулях и ждали. С представления его провожала вся дирекция. Шум, гам, рукопожатия. Оперативники наблюдали, как он сел в свою машину и отъехал. В этот момент Жигули оказались пустыми. Они были в машине, а через мгновение исчезли. И вокруг машины никого. Больше никто эту парочку не видел. Наши эксперты Жигули до винтиков разобрали – никаких следов.

– Мда. Что там еще?

– Турбан послал своего телохранителя, гориллу этого, убийцу. Велел без скальпа Гаврилюка не возвращаться. Этот приказ мы записали. И все. Куда ушел, где сейчас, ничего не известно. Ясно только, что ни со скальпом, ни без скальпа телохранитель не появлялся. Наружка довела его до бара, который рядом с цирком. Там он и исчез.

– Опять цирк! Просто цирк с вами. Смотрите, все исчезают или около цирка или в присутствии циркового артиста. Это наводит на мысль? Или нет?

– Наводит, товарищ полковник. Как-то раньше не сообразили.

– Давайте познакомимся с товарищем фокусником поближе. Сходите в цирк, посмотрите его выступление, и пригласите его к нам, только помягче, поделикатнее.

– Понял, товарищ полковник. Разрешите идти?

– Ипполит Иванович! Садитесь поудобнее. Что вы предпочитаете, кофе, чай? Кофе. Хорошо. Сделайте нам два кофе. Мне рассказывали о ваших выступлениях. Все в восторге. Особенно от вашего знаменитого номера с исчезновением. Как вам удалось создать столь необычный и столь трудный номер.

– Я бы не сказал, что номер труден. Его показывал и мой отец, и мой дед. Я, как вы, вероятно, слышали, продолжаю дело нашей семьи. У нас в роду все мужчины престидижитаторы.

– Выходит, вы наследник семейных традиций, тайн, приемов мастерства?

– Да. Дед передал свою профессию отцу, отец, царствие ему небесное, мне. Вот так все и происходит.

– Очень интересно, очень. Надо будет как-нибудь подробнее вас расспросить. А сейчас, позвольте, перейду к нашей проблеме. Вы, насколько знаю, уже в курсе?

– Да, ваши сотрудники мне рассказали об исчезновении людей этого, как его…

– Турбана.

– Да, именно. Самого Турбана я не знаю. А вот пропавших людей я опознал по фотографиям. А в натуре мне их показывал любезнейший Игорь Семеныч.

– Гаврилюк?

– Гаврилюк Игорь Семенович, большой любитель цирка и просто фанат нашей работы, я имею в виду работу фокусника. Даже пробовал у меня учиться карточным фокусам. Я владею несколькими приемами, к сожалению, не всеми. Отец слишком рано ушел из жизни, не успев передать мне весь свой опыт.

– Ипполит Иванович, давайте вернемся к пропавшим людям.

– Ах, да. Так вот, Игорь Семенович показал мне как-то двух мрачных субъектов. Был он взволнован и испуган. Сказал, что от этих парней можно ожидать самого худшего. И попросил меня их убрать. Для меня это не представляло трудности.

– А остальных?

– Потом он попросил избавить его от огромного верзилы. Тот действительно выглядел настоящим убийцей. И еще мы как-то сидели в ресторане, где три человека буквально сверлили нас глазами. По просьбе Игоря Семеновича я избавил нас от их соседства.

– Уф, просто на душе полегчало. Значит, эти исчезновения – результат тонкой работы престидижитатора. А мы чего только не думали, даже, представьте себе, думали об убийстве. Только отсутствие трупов заставило нас сомневаться. А это, оказывается, просто фокусы.

– Да, обычная техника. Дед обучил отца, отец меня.

– Ну что же, тогда попрошу вас, Ипполит Иванович, верните этих людей. Мы уж сами с ними разберемся.

– Вернуть? Извините, не могу. Отец мог, но он рано ушел из жизни.

 

Мозг всей планеты

Этот человек присел на свободный стул за моим столиком. Он заказал официантке пиво и неожиданно попросил разрешения изложить одно важное открытие, которое он сделал буквально сегодня утром. И открытие это его потрясло.

Я подумал, что мне повезло. Сумасшедший, но, кажется, не буйный. Хотя откуда я их знаю. Пока тихий, но не стоит рисковать. Пусть выскажется. И я согласно кивнул головой.

Открытие оказалось с некоторым душком. В основе его лежал бесспорный факт: поскольку клетки человеческого тела обновляются, то старые клетки эвакуируются из организма. И делают они это обычным способом. Обновляются и клетки мозга. Ему, видите ли, пришло в голову, что они также эвакуируются через кишечник. Мозг, как известно, сложная конструкция из биллионов клеток и нервных связей между ними. И вот, освобожденные из узких рамок человеческих мозгов эвакуированные клетки разных людей сформировали гигантский земной мозг, который овладел миром и диктует слабому человечеству свои законы. А люди выполняют их, ничего не подозревая. В качестве доказательства он привел несколько очевидных глупостей, которые натворило человечество. Он понял, что огромный мозг планеты командует людьми, неосознанно выполняющими его волю. Естественно, это страшная тайна, и рассказчик сильно рискует, открывая непосвященному глаза на сегодняшний мир.

Я поднялся и сказал, что созрел пока, чтобы эвакуировать лишние клетки организма. Если он не возражает пойти со мной, я дослушаю его теорию на ходу. Он пошел со мной, не умолкая и продолжая обсуждать отстойники и выгребные ямы, которые являются бесчисленными нервными центрами гигантского мозга, размазанного по всей поверхности земли. В туалете, к счастью, никого не было. Его голос глухо отдавался в белоснежном кафельном помещении.

Расстегивая брюки около писсуара, я поправил его размышления. Я заявил, что, видимо, не по всей поверхности земли, поскольку в пустыне, например, продуктов человеческой жизнедеятельности ничтожно мало.

Он занял соседнюю с писсуаром кабинку и с увлечением начал обсуждать связи гигантского мозга на поверхности земли. Чтобы не обрывать нить своих рассуждений, он не закрыл дверку. Просто плюхнулся на унитаз и продолжал говорить, прерывая себя только на предупреждение, что открытие его является страшной тайной. Люди не осознают влияния на них огромного мозга планеты.

Я застегнул брюки и сделал шаг в кабинку. Он продолжал говорить. Я нажал на клавишу спуска воды. Его вдавило в унитаз. Голос его начал меняться. Речь превращалась в мычание, точнее, какой-то горловой звук. Чудовищная сила вдавливала его в унитаз. Он уже погрузился в него, свешивались только руки и ноги. Глаза его смотрели с мольбой. Унитаз продолжал его засасывать. Он протянул ко мне руки в немой просьбе вытащить его. Но было поздно. И руки, и ноги исчезли в этом фаянсовом чуде импортной техники. Со дна унитаза глядели на меня его глаза, а рот издавал булькающие звуки.

В его теории гигантского мозга планеты имелась одна недоработка. Он почему-то думал, что все люди выполняют приказы мозга неосознанно. Я спустил воду.

 

Ревнивец

– Ты куда это в одном лифчике?

– Пойду на встречу с интересным человеком.

– Куда-а-а?

– Разожми кулачки, ревнивец. Иду посмотреться в трюмо.

 

Общение

Был он скучным человеком. Общаться с ним долго никто не мог. Пару слов о погоде, о здоровье. И все. Очень его это обижало. Однажды он прочитал замечательный совет и стал ему следовать. Каждую неделю покупал газету анекдотов и выучивал ее наизусть. Анекдоты в основном были глупые. Человек он был скучный, но не дурак. Стал он редактировать тексты, перекраивать их, придумывать другие окончания. В результате получались блестящие короткие истории с неожиданным завершением. Начал он при встречах вставлять к месту какую-либо заученную историю. И прославился.

 

Пение

У Нади была страсть готовить. Особенно пироги печь. При этом она пела, но совершенно не имела ни голоса, ни слуха. Домашние, услышав пение, немедленно сбегали из дома, но далеко не уходили. Знали, черти, что скоро будут готовы вкуснейшие маленькие пирожки с мясом, капустой и печенью. Выжидали немного и возвращались. Однажды сбежали от Надиного пения, вернулись, а Нади нет. И пирогов тоже нет. Она их упаковала и увезла на Украину угостить двоюродную сестру.

 

Месть

– Почему вы избили незнакомого мужчину?

– Господин судья. Это все стечение обстоятельств. Утром до работы – неожиданно муж, проснувшийся со вчерашнего бодуна. На работе в обед – начальник в своем кабинете на столе. После работы – врач-офтальмолог на кушетке в темной комнате. А вечером пришел водопроводчик ремонтировать кран, и мне показалось, что он собирается ущипнуть меня за ягодицу. Тут я всем и отомстила.

 

Японцы

Он был оригинал. На первое свидание пришел с крохотным очаровательным котенком. Позвал в кафе, и они поили котенка молоком с блюдца. Не раздумывая, вышла за него. Жизнь была восторженная. Он придумывал разные штуки, иногда опасные. Именно это придавало остроту в семейной жизни. Раньше ей и в голову не могло прийти, что вместо балета они могли поехать прыгать с парашютом. Как-то он пригласил в дом группу незнакомых японских туристов, напоил их водкой, и потом они целую неделю посещали туристов в инфекционной больнице. При виде его японцы прятались. Однажды вечером он не пришел с работы. Никто не знал, что с ним случилось. Год поисков не дал результатов. Она уже она собралась оформить его кончину и стать законной вдовой, как его нашли. Он находился в психушке, где уже не в первый раз проходил лечение от шизофрении.

 

Поверила безоговорочно

Объяснил жене, что голая женщина в шкафу, видимо, была куплена вместе с мебелью в прошлом году.

 

Присутствие

В доме стало постукивать и побрякивать. Прошелся по соседям, убедился, что никто ремонт не делает. Выяснил, что никаких подвижек грунта, землетрясений и цунами в их районе нет. Пришлось вызвать экстрасенса. Тот походил по крохотной двухкомнатной квартире, проделал разные пассы руками и заявил, что чувствует здесь кого-то – чье-то присутствие. При этих словах жена густо покраснела. Он расплатился со специалистом, проводил его до дверей, вернулся и навесил жене таких кренделей, что больше в доме не постукивало и не побрякивало.

 

Правда

Человек по фамилии Розенштайн утверждал, что уже дважды побывал в космосе. Над ним смеялись, он обижался, но от выпивки не отказывался. Когда за другим столиком узнали суть разговора, то заявили, что ничего удивительного. Эти в любое место пролезут. Но Розенштайну поднесли. Он принял выпивку даже от явных недоброжелателей. Теперь над ним смеялись уже все столики в кафе. И наперебой предлагали различную выпивку. Но тут вошла группа людей в скафандрах космонавтов, которые стали поздравлять Розенштайна со вторым выходом в открытый космос. Больше Розенштайну никто во всем кафе выпивку не предлагал. Правда глаза колет.

 

Пространства

Существует теория, что имеются пространства, в которых Земля развивается чуть по-иному. Это бесчисленное множество пространств или измерений, или черт его знает что. Семен в этом не разбирался. И совсем не интересовался до одного случая. Однажды он привел в дом легкодоступную женщину. Она оказалось еще и интеллигентной, то есть знала много информации из газет и журналов. И когда у Семена в нужный момент не затвердело, она заявила, что в другом измерении он, то есть Семен, затрахал ее до изнеможения. Семен подумал и сказал, чтобы оплату за услуги она взяла в другом измерении.

 

Смысл

Большая полемика по поводу слова «мудак». Одни ищут корни в греческом языке, другие – в иврите. И только серьезные лингвисты знают достоверно происхождение этого термина. На Руси было два бога; главный – бог солнца Ярила. И бог сумерек – Мудила. Оба бога являлись гермафродитами, но у Ярилы были выражены мужские черты. Отсюда пошло слово «ялда». А имя второго бога дало в обиходе слово, означающее женские половые органы. В древности к ним относились уважительно, поэтому человека любвеобильного называли «мудак». Это первоначальное значение не сохранилось, смысл слова трансформировался и приобрел негативное звучание. А жаль.

 

Страсть

Савелий был страстным филателистом, но он об этом не догадывался. Так и прожил до выхода на пенсию, не подозревая о своей страсти. Более того, всю жизнь он считал, что собирать марки – ребячество и глупость. Как только мы его не разубеждали.

 

Кофе

Жена Савелия любила понежиться в постели. Савелий не возражал. Жена балдела, гладила кота, а Савелий подавал жене в постель кофе. Так повторялось изо дня в день. Однажды Савелию захотелось разнообразия – вместо чашки кофе он принес топор. Увидев столь неуместный в спальне предмет, жена завизжала от ужаса. Савелий пожал плечами и унес топор. С этого дня жена стала просыпаться раньше мужа и подавать ему кофе в постель.

 

Чтец-декламатор

Актер вышел на сцену, подождал установления полной тишины, поднял руку ленинским жестом и продекламировал:

– Человек – это звучит…

И громко испортил воздух.

Зал захохотал. Раздались аплодисменты. Актер снова подождал полной тишины и сказал:

– А теперь попробуем всем залом.

 

О привлекательности

Ковров быстро привыкал к женщине, и она переставала его привлекать. Поэтому у него было несколько браков. Однако через некоторое время он вспоминал о брошенной женщине и возвращался к ней. На короткий срок, пока вновь не появлялось привыкание. Поэтому Ковров поддерживал хорошие отношения со всеми бывшими женами, невзирая, остались они одинокими или снова вступили в брак.

Ковров жил на первом этаже. Однажды на нервной почве у него случилась импотенция. Собрались все жены, и улица огласилась таким горестным плачем, что прохожие стали останавливаться, ожидая выноса тела. Но поскольку крышки гроба у подъезда не было, прохожие, осознав ошибку, разошлись по своим делам.

 

О мудрости

Один из прохожих, пожилой человек, Николай Иванович Ваткин, задержавшись на некоторое время, плюнул со злости и пошел своей дорогой. Он нес в поликлинику анализ мочи. Однако анализы принимали только до девяти часов утра, а Николай Иванович задержался возле дома Коврова и опоздал. Найдя окошко для приема бутылочек с мочой закрытым, Николай Иванович рассвирепел и грохнул пузырек с мочой об стену. Моча расплескалась по стене какими-то пятнами, которые случайно сложились в копию знаменитой картины неизвестного голландского художника шестнадцатого века. О нем было только известно, что он голландец, учился писать маслом у Рембрандта, и некоторое время ухлестывал за его Сакстиньей, которую старик Рембрандт не спускал с коленей, поскольку, как всякий мудрый человек, не доверял свою честь ветреным девушкам.

 

Качели

С ней вообще приключилась история, о которой не знает ни один историк. Один из учеников, рукастый паренек, сделал на заднем дворе качели. И уговорил девушку покачаться на них. Сакстинья пошла и с тех пор подолгу качалась каждый день. Старый художник посмеивался над этой причудой, глядя, как самозабвенно девушка раскачивается, закатив глаза от удовольствия. Не знал учитель, что к сиденью прикреплен фаллоимитатор – они в то время уже нашли широкое применение. Женщины боялись изменять мужьям из-за страха перед инквизицией, и им приходилось покупать эти штуки, изготовленные с большим старанием из красного дерева.

 

Договор

– Я хотела бы переспать с твоим приятелем.

– Только через мой труп.

– Договорились.

 

Сила проклятий

Сила проклятий до сего времени не изучалась. И только недавно стали собирать информацию, как проявляются проклятия. Мужик по имени Игорь нагрубил кондукторше в автобусе. А та его прокляла, заявив, что с этого дня сам он не сможет подтираться. Весь автобус хохотал – ничего себе проклятие. А кондукторша оказалась ведьмой. Теперь Игорю вытирает задницу жена. Стыд и срам, конечно, но это Игорь терпит, сжав зубы. Настоящий удар постигнет его позднее, когда жена объявит, что ее отправляют на неделю в командировку.

 

Подмигнул

Еще раньше у этого Игоря возник спор с женой, который чуть до драки не дошел. Жена утверждала, что шкурку с селедки надо снимать с головы, а Игорь говорил, что она ничего не понимает в селедке. И снимал шкурку с хвоста. А не дошло до драки, потому что в гости зашел Ковров, тот, у которого было много жен. В том числе и жена Игоря. Попробовал селедку, нашел ее удачной, но в споре участие не принимал. Просто посмотрел на свою бывшую жену с интересом и подмигнул ей незаметно. А вечером жена сказала, что завтра задержится на работе допоздна.

 

Святая вода

Как отличить человеков от нехристей? Задача! А тут удача подвернулась. Приехал важный какой-то архимандрит и окрестил родник. Стала вода святой. У всех верующих хвори как рукой снимает. Идет, к примеру, согбенная старуха, на клюку опирается, охает. А как припадет к воде, напьется вволю, так клюку в сторону, глазки блестят и на местных мужиков стреляют. Буквально все стали здоровыми. А нехристей пронесло. Теперь стало легко различать, кто есть кто. Если сидит на корточках за кустом со спущенными портками – значит нехристь. А если просто присел по большой нужде, значит наш человек. Нет, нынче стало легко их различать, спасибо архимандриту.

 

Любовь

– Ну расскажи, – попросила Юля. – Только подробнее. Я со своим повторю.

– Какие тут подробности, – ответила подруга, – хотя есть одна. Он сказал, что нужно обмазать свежей клубникой. Понимаешь, давить ее прямо на коже. А потом языком слизывать. Но дома ягод не было. Нашлась только сгущенка. Я девушка не щуплая, поэтому он вылил на меня две банки сгущенки. Размазал по плечам, сиськам, животу, ногам. Едва хватило. Потом вытер руки о мои ягодицы. Ну, я говорила тебе – он их особенно любит.

– Так что, он тебя лизал стоя?

– А как же. Я бы всю кровать перепачкала. Начал он сверху. И пошел вниз.

– Как ощущения?

– Не спрашивай. Довел до оргазма и остановился. Опытный, гад. Первый раз – когда он вылизывал соски. А второй – когда он добрался до клитора. Я его умоляю – давай, не останавливайся. А он смеется: думай, говорит, о чем-нибудь. О смене окон, о побелке потолка. Я была готова его убить.

– А сам как?

– Ну, как. Все время хотел. Я его тоже упрашивала подождать, уговаривала, объясняла, что я все перепачкаю сгущенкой. Бью его тем же методом. Говорю, представь себе что-нибудь неэротическое.

– Ну?

– Смотрю, член опал. Правда, ненадолго. Он говорит, что представил себе учительницу географии Инну Иннокентьевну, семидесяти лет. Я стала хохотать, а он сказал, что немедленно меня изнасилует. Это так мой смех подействовал. Но сдержался.

– Да, вот мужик!

– Грех жаловаться. Смотрю – все, терпение подходит к концу. Да и вылизал он меня почти всю. Побежала в ванну. Эх, и липкая эта гадина. Пока мылась, он, бедняжка, зажавшись сидел.

– Потом отыгрался на тебе, а?

– Если бы. Вышла я из ванны, он меня буквально швырнул на кровать. Я только приноровилась к ритму, только начала, вцепилась ногтями в спину, как он выскакивает из меня и убегает. И рот ладонью зажал.

– Не поняла.

– Подруга, чего непонятного. Это какой желудок выдержит две банки сгущенки!

 

Саркастическая мина

– Позвонил муж, велел прийти пораньше, обещал как следует трахнуть. Ну-ну! Спешить я никуда не стала, поскольку завкафедрой прошептал мне, что после вечернего семинара он меня трахнет в своем кабинете. Посмотрим.

Только я начала разогреваться, чувствую: задрыгался он в вагине. Вынул, извинился, сослался на чертовскую усталость. Я состроила саркастическую мину и пошла домой.

Муж пристроился сзади, я начала ему помогать, чувствую – и этот туда же. Говорит, что устал. Я состроила саркастическую мину в темноте спальни.

Утром, оставшись одна, достала вибратор, вымыла, смазала, включила. Сели батарейки. Перевернула весь дом, новых батареек не нашла. Состроила саркастическую мину и пошла на работу.

 

Вещь

Женщина внимательно осмотрела низ.

– Замечательный образец, – сказала она.

– Да, вещь неплохая, – согласился он.

При этом он опустил глаза, чтобы еще раз удостовериться в том, что ему и так было известно уже давно.

– А можно посмотреть поближе?

– Отчего же нельзя, конечно можно, – сказал он.

Женщина присела на корточки, глаза ее светились неподдельным интересом. Она протянула руку.

– А вот руками не надо, – сказал мужчина, – вещь, как вы сами понимаете очень чувствительная.

– Но как же познакомиться поближе? – спросила женщина.

– Когда станет вашей собственностью, то хоть рукой ее трогайте, хоть двумя.

– Ну да, ну да, – закивала женщина.

Она выпрямилась, не сводя глаз с вожделенного объекта.

– Но уж очень вы условия ставите! Признаюсь, мне трудно выполнить такие условия.

– Я вас понимаю. – Мужчина задумался. – Тогда я могу предложить более дешевую модель пылесоса.

 

Популярный магазин

Он владел небольшим магазинчиком, который пользовался сумасшедшей популярностью в округе. И все из-за ассортимента. Там находились совершенно случайные вещи: они лежали, висели, стояли рядом. Это создавало удивительное впечатление. Банка иранской черной икры соседствовала со светлым кашемировым пиджаком. Неподалеку лежал гарпун и стояли две пары мужских лакированных туфель с белыми носами. Множество книг, атласов, путеводителей, разнокалиберных бутылок ромов и ликеров, коробки конфет, маникюрные наборы, столовые приборы. Была огромная скороварка на двенадцать литров. Перечислить весь ассортимент невозможно.

Никто из посетителей без покупок не уходил. Даже те, кто привлечен был слухами, уходили с неожиданными для себя вещами – кораллами на подставке, трехкилограммовой банкой сгущенки или набором для вышивания гладью.

В магазине почти круглосуточно можно было застать его старенькую маму. Сам он увлекался путешествиями и дома бывал редко. После каждого его путешествия ассортимент обновлялся и расширялся. Старенькая мама раскладывала привезенные вещи, печально смотрела на сына и укоризненно качала головой.

Сын у нее был клептоман.

 

Страшная сказка

– Папа, расскажи мне страшную сказку.

– Хорошо. Закрывай глазки, я расскажу сказку о встрече рыцаря с драконом. Только дракон открыл пасть, чтобы проглотить рыцаря, а рыцарь говорит: «Мой меч, твоя голова с плеч». И отрубил дракону голову. Но у дракона вместо одной выросло три головы. Тут рыцарь и говорит: «Мой меч, твои три головы с плеч». И отрубил три головы одну за другой.

– Ничего себе!

– Закрывай глазки, закрывай. Отрубил рыцарь дракону три головы, а у дракона выросли девять голов. И все хотят слопать рыцаря. Тут рыцарь и говорит: «Мой меч, твои девять голов с плеч». И отрубил все головы одну за другой.

– Так!

– Что, страшно? Слушай дальше. На месте каждой головы у дракона отрасли три. Всего стало, подожди, ага, двадцать семь голов. Тут рыцарь и говорит: «Мой меч, твои двадцать семь голов с плеч». И отрубил все головы одну за другой. Представляешь?

– Ну пап, я же просил рассказать мне страшную сказку, а ты на ночь глядя занимаешься арифметикой.

 

Бросить все, уехать

К священнику пришел мужик из деревни Говнюки искать совета.

– Нас всех деревенских называют говнюками. И раньше так было. Деда моего так называли, отца. Теперь меня так зовут, детишек моих тоже так называют. Народ уже привык, а я не могу. Обидно. Вот пришел за советом. Может, бросить село, семью, детей. Сменить работу. Уехать куда-нибудь далеко, где о нашей деревне никто не слышал. И жить себе, как все люди. Что ты на это скажешь, батюшка?

Батюшка ушел от прямого ответа:

– Я тебе расскажу об известном человеке. Он, как и ты, принял такое же решение. Бросил работу и семью, бросил всех родственников, уехал далеко от родных мест, занялся новым делом – стал писать книги. Ему казалось, что все вокруг забыли, кто он и откуда он родом. Но однажды в книжной лавке подслушал разговор продавца с покупателем: «Рекомендую замечательную книгу, – сказал продавец, подавая фолиант с портретом на обложке. – Манифест. Разбирают, как горячие пирожки». – «Полагаете, стоит почитать? – Покупатель с сомнением вертел в руках книгу. – Уж очень этот бородатый автор похож на еврея!»

 

Одна из них обидится

– Не знаю, на ком остановиться. Ирка гибкая, горячая, сама тащит в постель. Но вкуса у нее нет совсем. И ноги кривые. А Алка выглядит, как модель. Формы, походка – ну, ты видел. А как одевается! С ней в театр, на выставку… У мужиков слюни до подбородка. Если бы они знали, что в постели она просто бревно. Ее на маленький подвиг надо час раскочегаривать. Что посоветуешь?

– Бери обеих.

– Я серьезно спрашиваю.

– Ну, если серьезно, то я бы взял Аллочку.

– Тебе легко говорить. А Ирка? Обидится до соплей.

– Маленько пообижается, потом отойдет.

– А если найдет себе кого-нибудь, будет обидно мне. Отдать такую бабу дяде.

– Кривоногую? Перестань, никого она не найдет. И искать не будет. Скажи, пожалуйста, где ей искать? Целый день в архиве, там мужиков совсем нет. Думаешь, она способна приставать к мужчинам в трамвае?

– Нет, конечно. Она закомплексована.

– Вот видишь. Никуда Ирина не денется. Будешь пользоваться ей, как обычно. Пару недель не ответит на звонки, а потом о'кей.

– Думаешь?

– Точно тебе говорю.

– А если все-таки взять Ирку?

– Тогда Алку точно потеряешь. Ее уже на следующий день кто-нибудь склеит.

– Я и не сомневаюсь.

– Так что бери Аллу.

– Да, ты прав. Поеду предложу ей. Думаю, согласится.

– Она-то согласится, а вот как ты объяснишь жене, что едешь на море без нее?

– Да… Проблема!

 

Жена упругая

– Проявил вежливость, спросил как его дела, семья, жена. Обычные вопросы при встрече. Он подумал, пожал плечами и сказал, что жена пока упругая. Я стою и не знаю, что сказать. А он помолчал и спрашивает у меня те же вопросы.

– Нашелся, что сказать?

– Ага. Решил ответить ему так же. Мне показалось, остроумно. Говорю, все в порядке, а упругость жены проверю сегодня вечером.

– Срубил оппонента?

– Как бы не так! Он мне серьезно заявляет, что упругость надо проверять по утрам. К вечеру баба задницу растрясает. Рассказал я своей об этом разговоре, посмеялись. Только стал я замечать, что она утром щупает свою задницу, вечером щупает, и каждый раз недоумевает. По лицу видно.

 

Реклама турагентства

Мужик застал жену и соседа в объятиях. Он застрелил их из охотничьего ружья и от страха за содеянное решил застрелиться сам. До курка можно было дотянуться только пальцами ноги. Мужик разулся, снял носки, вставил дуло в рот и собрался нажать большим пальцем на курок. Перед смертью он сделал последний вздох и понял, что надо немедленно вымыть ноги. Иначе народ будет кривиться и зажимать нос руками.

Мужик подвернул штанины и открыл кран в ванной. Естественно, он весь забрызгался. Подумал, разделся и принял ванну. А что, надо уходить из жизни, как моряк, в чистой одежде. Сменил трусы, майку. Надел чистые носки. Долго прихорашивался перед зеркалом, поправляя лацканы парадного костюма и перевязывая несколько раз галстук.

Чувство страха за двойное убийство немного притупилось. Возникла мысль, что теперь он свободен и может делать все, что пожелает. И он уехал в Турцию по туристической путевке.

 

Ролевая игра

– Согласен. Я буду доктором. Каким, кстати?

– Любым. Ну дантистом, – предложила жена.

– А ты пациенткой?

– Да.

– И чего? Ты сядешь, откроешь рот, и какая же это ролевая игра?

– Тогда я буду пациенткой гинеколога.

– Вообще бред. Прикинь, я прошу вас снять трусы, раздвинуть ноги, и стою – дантист дантистом! Где ты здесь видишь секс?! Ну хотя бы слабое возбуждение?

– Хорошо. Ты будешь водопроводчиком, а я похотливой домохозяйкой. Будешь чинить кран, кстати, кран в ванной подтекает, а я буду к тебе прижиматься.

– Значит, я буду делать настоящую работу, грязный и раздраженный, а ты вертеть около меня задом?

– Ну, не хочешь водопроводчиком, тогда будешь электриком. Встанешь на стул, как будто меняешь лампочку, а я буду расстегивать тебе ширинку.

– И я грохнусь на тебя со стула, и до вечера мы будем смазывать йодом наши синяки.

– Все тебе не нравится! Предложи сам что-нибудь.

– Знаешь, – мечтательно сказал я, – я буду насильником в темном переулке, а ты жертвой.

– Блеск! – захлопала в ладошки жена. – А где? Прямо здесь, на кухне?

– А что, выключим свет, и порядок! Я еще из пепельницы окурки и пепел на пол выброшу. Разорву на тебе платье, набью морду и изнасилую на полу.

– Что, по правде?

– Так, ролевая игра. Будешь неделю ходить на работу с синяками. Объяснишь, что это был замечательный секс с мужем. Ролевая игра. Незабываемо.

– Да ну тебя! Я пошла в постель. Почитаю перед сном Флобера.

 

Проверка качества

Альбина расстегнула, сняла, привесила бирку «шов», швырнула в красную корзину, взяла следующий. Опять чувствуется шов. Кто-то из девчонок портачит, волнуется. Снова расстегнула, сняла, прикрепила бирку с той же надписью. Опять в красную корзину. Следующий сидел как литой. Через мгновение он полетел в голубую корзину.

– Альбин, – Машка говорила из своей секции. – Ты украинский борщ умеешь готовить?

– А че его уметь, натерла свеклы – вот тебе и борщ.

– А надо ж с салом.

– Ну, если тебе надо, – ответила Альбина, – отрежь шматок и кинь рядом, на стол.

– Ну я серьезно, – заныла Машка.

– У тебя не хохол ли в ухажорах?

– Дура. Муж вчера просил украинского борща.

– Понятно. Значит, ходит налево, к хохлушке.

– Ты серьезно? – забеспокоилась Машка.

– А ты сама посуди. Ну с чего бы ему захотелось борща. Он каждый день хлебает твои помои, и никогда ничего вкуснее не ел. Поняла!

– Дура ты, – ответила обиженная Машка.

Только Альбина расстегнула очередной, только собралась отправить его в красную корзину, приперся Степаныч:

– Ты вот что, Альбина, ты проверь, кто там грубости делает, я ей жопу-то надеру. Ладно.

– Вроде не одна, – ответила Альбина, – машинки разные. Может, кто из молодых. И вещь новая, только пошла.

Степаныч запустил руку в красную корзину, рассмотрел швы, крякнул и спиной вылез из секции.

– Че Степаныч хочет? – спросила Машка.

– Тоже борща хочет, украинского. Я ему про твоего рассказала. Рекомендовала спросить про хохлушку.

– Опять, – обиделась Машка. – Дался тебе этот борщ.

Альбина застегнула следующий, расстегнула, бросила в голубую корзину. Опять в секцию влез Степаныч. Внимательно осмотрел Альбину:

– Слушай, а ты сама какой носишь?

– Я! – удивилась Альбина. – Я сроду лифчики не носила.

 

Психически здоров

На верхнем, девятом этаже нашего дома живет Иван Брук. Он закончил математический факультет, работает в университете и два года назад защитил диссертацию. И вот с того времени жильцам дома нет житья. Лифт часами не работает. Стоит без света на девятом этаже. Днем с лифтом все в порядке, а вечером жильцы, проклиная Брука, топают в свои квартиры пешком. Все уже давно узнали, что в неподвижном темном лифте сидит Иван Брук и ни на какие призывы не откликается. Он сидит, заткнув уши ватными тампонами и надев сверху толстые профессиональные наушники с резиновыми прокладками.

Когда народ встречает его по утрам и начинает ругаться, Иван только виновато улыбается и спешит поскорее убежать.

Нет, математик психически совершенно здоров. Несколько лет назад научный руководитель поставил ему задачу. Но решить ее Иван никак не мог. Защита диссертации все отдалялась и отдалялась. Однажды сломался лифт, и Иван просидел в абсолютной темноте более трех часов. Вот в таких условиях ему пришло в голову решение задачи.

Теперь Иван планирует написать докторскую диссертацию.

 

Жизненные уроки

Жена Леонтия рассказывала подруге Кате о своей супружеской жизни. Катя слушала ее, раскрыв рот. Она всему училась, а дома пыталась повторить приемы подруги со своим мужем Семой, который в последнее время что-то охладел к законной жене. Ничего не получалось, и Катя приходила с жалобами на мужа. Подруга выслушивала ее с состраданием, вновь приводила примеры из своей супружеской жизни, давала советы и обсуждала их выполнение.

– Халатик надела…

– Самый короткий, едва прикрывает.

– Значит, трусы ты сняла и вертела задом, как я тебе показывала?

– Конечно.

– И что?

– Дождалась, когда он открыл дверь, и изобразила уборку в прихожей. Отвернулась, зад выставила и вращаю им изо всех сил. Даже поясница заболела.

– И чего? Не клюнул Сема. Не бросился лапать твою попку.

– Не. Замок щелкнул, дверь открылась, сквозняком подуло, а я без трусов. Думаю, заморозит, подлец. Решила все-таки минутку потерпеть. Чувствую сзади странное такое молчание. Поворачиваюсь. Иван Петрович смотрит на меня. Ну, этот, их завхоз. Он шкаф с Семеном вносил. Так шкаф прямо Семе на ногу поставил. Тот заорал, а Иван Петрович к нему повернулся и говорит: «Чего это Катерина у тебя без трусов? Простудиться может».

 

Напарник

Профессиональные карманники всегда работают парами. Один, с чуткими пальцами, щупает карман или сумочку. Другой, с чутким глазом, стоит на атанде. Вдвоем у них получается хорошо. По отдельности, как правило, ничего не выходит. Один, без наблюдателя, вскоре попадается и понуро идет в тюрьму. А сам наблюдатель сидит одиноко и грустно, поскольку ему хочется есть.

Так было со мной всю взрослую жизнь. Я был готов стоять на стреме, но не было напарника. Я был готов незаметным движением перехватить у напарника кошелек и ровно пройти мимо обобранной жертвы, которая с жалобным криком указывает пальцем на предполагаемого карманника. А тот ведет себя надменно, поскольку кошелька у него давно уже нет. А в карманах на случай обыска ученический билет газо-тракторного техникума и чистый носовой платок. Отглаженный. Это всегда делает милиционера мягче, и он говорит обворованной гражданке, что она обозналась. И та сконфуженно замолкает и разводит руками.

Всю жизнь я искал напарника, но не находил. Пришлось зарабатывать нудными и непристижными способами. Вначале кончить этот техникум, потом университет, потом аспирантуру. Потом рассчитывать разные траектории и ядерные заряды. Затем защитить докторскую, получить профессора и кафедру в институте. И все время ждать, когда на горизонте появится напарник. Карманное воровство! Чистая поэзия! Но напарник не появлялся. Пришлось ездить на конференции, выступать, говорить по-английски. Пришлось получать гранты на научные исследования от своего и чужого правительств. А напарника все не было.

Стал лауреатом Государственной премии. Самой престижной. Вручает лично Президент. А что с того? Где, где мой напарник? Неужели так и придется уйти на почетную пенсию, стать членом разных комиссий и академий, ездить вручать награды, призы и грамоты? Жизнь не давала ответа на мой вопрос.

И вот неожиданно я получил долгожданный ответ. Я, кажется, нашел напарника. Только бы не спугнуть. Опыта у него пока маловато. Я обратил внимание, но виду не подал. Опыт приходит с годами.

Вчера младший внук втихаря выгреб всю мелочь из моего кармана.

 

Белая фигура в тумане

Такая, блин, история вспомнилась. Давнишняя. Я тогда был ассистентом на кафедре. Студентов послали на село, помнишь такую моду? Вот. Ассистентов тоже посылали, руководить этой шоблой. Я жил в Можаихе, был начальником студенческого отряда. В основном, картошку убирали. Конечно, трезвым там, блин, вообще никто не ходил. А в Сосновском женский отряд. Километров в четырех, но по прямой всего в полутора километров. И там отрядом командовала Нинка, с исторического факультета. Не, блин, мои парни туда не ходили, здесь в Можаихе местных девок было навалом.

Я, значит, после работы пошел в поселок, может чего с Нинкой получится. Пошел по прямой, через кладбище в низине. Собственно, все так в Сосновский ходят. Нацепил я светлые брюки, белую майку с надписью I want to fuck you, бутылку с собой, конечно, взял. А обратно шел уже ночью. Довольный, веселый. Чего ты понял! Я уж, блин, отчаялся. Но девки в отряде, наконец, уснули, или притворились.

Вот, иду обратно. Через кладбище. Луна светит, небольшой туман. Он скапливается как раз в низине. Но дорожку видно. Почти до середины дошел, смотрю на противоположном склоне, куда я направляюсь, показалась фигура человека. Только контур виден, деталей не разглядеть. Размышляю, кого это ночью понесло в Сосновское. Может, тоже к Нинке. И улыбаюсь про себя этому предположению.

Слышу, человек кричит мне:

– Эй, эй, ты кто?

Что я ему могу ответить? Анкету, блин, рассказать? И чего это он орет с такого расстояния. И тут я догадываюсь, что я ему в лунном свете кажусь белой фигурой в тумане. И брюки и майка светлые. Наверно, мужик перепуган до икоты. Это меня еще больше развеселило. Иду молча, изображаю привидение. А чего, кладбище, ночь, кресты, луна, – самое время выйти в саване, прогуляться. Иду, а мужик уже дуром орет:

– Тебя спрашиваю, ты кто? Какого, дескать, блин, и тому подобное, не отвечаешь?

А я так же молча приближаюсь к нему. И начинаю разглядывать мужика немного подробнее. И показалось мне, что он что-то несет, но что – разобрать не могу. А он без перерыва орет, все спрашивает, блин, анкетные данные. И тут я услышал еще какой-то звук, от которого мне почему-то стало не по себе. И тут же понял – мужик держал в руках ружье.

– Ну, что ты орешь! – крикнул я. – Ты, блин, своим криком всех усопших перепугал.

Я уже подошел к нему довольно близко. Он клацнул затвором, разрядил ружье, и спросил:

– От Нинки идешь?

Я ответить не успел. Мужик взял ружье за дуло, размахнулся, и заехал мне прикладом по уху.

 

Пытка

Он становился слабым и безвольным. Белый свет давил на него. Трудно было сдерживаться. Хотелось рассказать все и избавиться от этого невыносимого света. Вернуться в мир, наполненный красками. Только сумасшедшим усилием он заставил себя молчать.

Ах, если бы свет был другой! При солнечном свете он раскидал бы этих белых слизняков как слизняков. Солнечный свет! Казалось, он не видел его уже вечность.

Камера освещалась беспощадным белым светом. Белые голые стены, белый пол. Только светильник на потолке, светильник яркого белого цвета.

Две надзирательницы, одетые в белую форму, бросили его, бессильного, в эту камеру. Понаблюдали с улыбками, как он корчится на полу, пытаясь подняться. Одна сказала, что она повидала таких. Вот обоссытся и все скажет. Такие со стыда умереть готовы. Поверь мне, придем, а в углу – лужа. И этот готов во всем признаться.

Он поднялся. Один в абсолютно пустой камере, залитой белым светом. Очень хотелось помочиться. Эти суки правы: если он не сдержится, все пропало. Ни в коем случае нельзя напрудить на пол. Но как сдержаться? Эти суки! Как вежливо они предлагали воды, и он, ни о чем не догадываясь, выпил целый графин.

Надо было понять, как ему поступать дальше. Зажался и начал считать. Как трудно сдерживаться. Прошло примерно десять минут. Белый свет потух. Абсолютная темнота. Продолжал считать. Прошло еще десять минут. Вспыхнул свет. Тут же вошли надзирательницы. Осмотрели пол и вышли. Слышно было, как они смеялись.

Мозг работал напряженно. Появилась мысль. Он дотянулся до лампы, снял плафон. Под плафоном была длинная лампа дневного света. Мысль обрела конкретные черты. Надо успеть, пока выключается свет. И надо потерпеть еще немного.

Свет потух. Он быстро вынул лампу из держателей, в темноте попробовал снять один из колпачков. Усилие, еще усилие. Воздух со свистом вошел в откаченную лампу. Еще усилие – и колпачок оказался в руке. Теперь аккуратно помочиться в баллон. Так, баллон наполнился, а мочевой пузырь опустошился. Голова теперь работала особенно ясно. Аккуратно установил колпачок на место, предварительно смазав его герметиком. Минута, другая, герметик схватился. Теперь моча не выльется. Можно ставить лампу на место. Установил и повернул ее так, чтобы совпали электрические контакты. Теперь плафон. Успел. Еще буквально минута. Раздались шаги белых надзирательниц. Щелкнул выключатель. Камера залилась ярким солнечным светом.

Дверной замок громко щелкнул. Но он теперь знал, что сейчас случится с этими белыми суками. Теперь они будут молить его о пощаде.

В купе светился только верхний плафон. Еще вечером проводницы стоящего вагона предупредили его, что отопрут купе только утром, когда уйдет бригадир. А ему было все равно. Хотелось спать. Не удивительно, весь день на ногах, да еще сколько выпито пива. Денег не оставалось ни копейки. Хорошо, что проводницы оказались отзывчивыми и пустили переночевать.

Невыносимо хотелось в туалет. Просто пытка. Бросился к окну. Окно в купе открывалось буквально на пару сантиметров. Не подлезть. Никакой емкости, никаких бутылок.

Но теперь он знал, что делать.

Вынута лампа из верхнего плафона, открывалкой для пива отбит один из колпачков. Аккуратно, чтобы не порезать об острые края член, лампа наполняется мочой. Затем содержимое выливается в узкую щель открытого окна. Лампа кое-как ставится на место, удерживаясь найденной на полу картонкой. Устанавливается плафон. Порядок.

Можно еще вздремнуть до прихода проводниц, досмотреть сон и расправиться с этими белыми суками.

 

Близкие родственники

Она была привязана к брату, а он ненавидел ее всем сердцем. Что только он не делал: прогонял ее – она не уходила, купил ей отдельное жилье – она туда даже носа не показала. Попытался выдать ее замуж – никто не брал, даже с богатым приданым не брал. Так она и ошивалась вокруг целыми днями.

– Да уйди ты куда-нибудь хоть ненадолго, – раздраженно кричал Талант, – ты такая дура, двух слов связать не можешь.

Она обижалась, отворачивалась, но от брата далеко не уходила.

 

Играем радио

– Как я и обещал, мы ведем в нашей студии разговор с замечательным человеком. И разговор пойдет об очень острых моментах. Поэтому позвольте мне сразу перейти к делу и спросить: Аделаида Ферапонтовна, а каково ваше собственное мнение о необходимости этой самой фиолетовой революции.

– Я ду…

– Сейчас я доскажу вопрос, то есть довопрошаюсь, ха-ха. Я спрашиваю вас и как женщину, и как члена челябинской группы по правам чувашей. Видите ли вы необходимость революции в такой резкой форме, которую предложил наш слушатель по интернету? Вот теперь жду вашего ответа.

– Видите ли, я считаю революцию необходимой, хотя формы ее могут быть совершенно различны. И для меня как для женщины не вполне приемлемо предложение вашего слушателя.

– Тогда, как я и обещал, проведем опрос. Давайте голосовать. Я формулирую вопрос в той форме, как он изложен в интернете. Если вы за то, чтобы выкрасить ягодицы в фиолетовый цвет и идти голосовать, звоните на номер (называется номер, заканчивающийся на 1). Если вы против – звоните на номер (называется номер, заканчивающийся на 2). Голосование началось.

Теперь, Аделаида Ферапонтовна, наденьте наушники. Послушаем мнение слушателей, дозвонившихся нам по телефону.

Так, сброс гудка. Что-то у нас с телефоном. Попробуем еще раз. Опять не сработало. Странно.

Кстати, мне домой звонят сотни людей. И, представьте себе, никогда не бывает сброса вызова.

Так, есть слушатель. Назовите ваше имя и откуда вы.

– Игнатий Валерианович, Москва. Я хоть и пенсионер, но считаю – надо голосовать. Представляете, стройные ряды фиолетовых ягодиц. Это же явный протест против.

– Простите, Игна… Инга…

– Игнатий Валерианович!

– Да-да. Простите, Игна-тий Ва-ле-риа-нович, протест против чего?

– Всего! Включая социальную политику нашего правительства. Вот я получаю…

– Понятно. Ответ понятен. Итак, Игорь Валерьевич – за. Слушаем следующий звонок.

– Алло, слушай, алло.

– Назовите себя.

– Ашот я, Ашот из Германия.

– Ну что вы нам скажете Ашот из Германии?

– Абызателно нужно протэст. Абызателно, панимаишь? Только агодыцы нэ красыть.

– А как же?

– Так и идти. С нэкрашэными агодыцами.

– Но, Ашот, но почему? Все идут в едином порыве с фиолетовыми ягодицами. Вас, что, цвет смущает?

– Нэт, цвэт не смушаэт. Просто долго придется брыть ягодицы.

– Ха-ха-ха. Думаю, что ответ можно отнести к положительным. Так, у нас осталось время принять буквально один звонок. Назовитесь. Откуда вы?

– Остап я, из Краснодара.

– Слушаю ваше мнение, Остап.

– Могу я задать вопрос Морфею Исааковичу?

– Можете, задавайте. Только звать меня Морфей Иванович, и отца моего звали Исаак Иванович, и деда моего – Шмуэль Бонифатьевич. Но это к слову. Задавайте ваш вопрос.

– Вот если все эвреи покрасят ягодицы, то тут мы их, значит, и ухватим за фиолетовое. Я так понимаю?

– А почему вы думаете, что только евреи?

– Таки только они и слушают ваше радиво.

– Выходит, Остап, и вы тоже еврей? Алло, алло, отключился. Чудаки. Как что не по-ихнему, по антисемитскому, так отключаются. Думают, за ними осталось последнее слово. Нет, господа антисемиты, последнее слово вы еще скажете, когда судья предоставит вам для этого время. Так, еще звонок.

– Степан я, Степан, с Киеву.

– Излагай свое мнение, Степан с Киеву.

– Так я… там дывчина объясняет про матерные слова.

– Это вы, Степан, не на ту передачу позвонили.

– Ах, жаль. Ну, будь ласка, попроси ее повторить. Я прямо заслушался, как она эти слова спивает!

– Хорошо, передам. Итак, голосование закончилось. Как вы, Аделаида Ферапонтовна, полагаете разделились голоса?

– Думаю, 50 на 50.

– А вот и нет. Удивлю вас. Всего нам позвонили за 7 минут 882 тысячи 114 человек. Неплохой результат, учитывая не самое горячее время дня. 49 % ответили, что надо идти голосовать с фиолетовыми ягодицами. А 51 % ответили «нет». Но что означает это «нет»? То ли не надо голосовать, то ли надо, но с ненакрашенными ягодицами, а то ли с накрашенными, но другим цветом. Придется задать эти вопросы нашим слушателям в другой раз.

А теперь в студии уже появилась несравненная Настена, черт бы тебя побрал, время новостей, а ты мотаешься по углам, шалава. Что? Прогноз? Прекрасно. Дорогие слушатели, я вернусь через пять минут, а пока передаю микрофон нашему очаровательному метеорологу Настене, холера ей в бок.

 

О почесывании

Почесывание – характерная поведенческая реакция всех млекопитающих, в том числе человека. Причины почесывания могут быть самыми разными – это и кожные заболевания, и заболевания нервной системы. Целью этой короткой заметки не является медицинская систематизация. Цель намного проще – посмотреть на почесывание как на социальное явление, которое отражается во множестве народных примет. Некоторые из примет весьма меткие и, как правило, однозначно указывают на следствие явления. Например:

Чешется левая ладонь – к деньгам.

Чешутся руки – к драке.

Чешется нос – к выпивке.

Очевидно, перечисленные примеры действуют независимо от пола и возраста человека, испытывающего неосознанное желание почесать ту или иную часть тела.

Существуют и гендерные приметы, связанные с почесыванием.

Чешется правая ладонь – к щупанью девок.

Аналогичной приметы для противоположного пола подобрать пока не удалось. Однако и в приведенных приметах с почесыванием ладоней не все обстоит столь однозначно. Встречаются совершенно неверные толкования этой приметы.

Правильным считается, что когда чешется левая ладонь – к деньгам, а когда правая – к щупанью девок. Но мужчины часто испытывают проблемы интерпретации, когда возникает желание почесать обе ладони. Особенно это актуально на свидании либо на собрании акционеров банка. Вопрос встает так: щупать девку или делать бабки? В первом случае мужик получает некоторое удовольствие, но остается на бобах, во втором – девка остается нещупаной, хотя очень на это рассчитывала.

Еще одно непонимание связано с известной приметой о почесывании в паху. В действительности это не к любовному томлению. Любовь может произойти либо не произойти, а гигиена к этому отношения не имеет. У данной приметы имеется и расширительное значение: «Поздним вечером при почесывании в паху не следует выносить мусор из квартиры». Здесь и вовсе множество толкований, от потери денег и до потери девственности.

Каждому не раз приходилось наблюдать, как человек в задумчивости почесывает затылок. Есть такая примета: чешется затылок – к измене жены. Оказывается, это неверно. Женщины уже давно не давали повода народу выработать в течение веков такую примету. В действительности это к государственной измене. В этом случае интерпретация народной приметы также требует серьезных аналитический рассуждений.

Но есть абсолютно точные народные приметы. Приведу две, которые строго дополняют гидрометеорологические наблюдения.

Чешется яйцо – быть дождю.

Не чешется яйцо – не быть дождю.

Существуют, также множество народных примет, связывающих почесывание с повышением по службе, изменением стоимости ценных бумаг и внеплановой беременностью. Читатель может без особого труда выяснить интересующие его приметы на моем сайте.

 

Потомок английского доктора

В начале 16 века Москву посетило шведское посольство. В составе посольства имелся английский лекарь с типично английской фамилией Джонкинс. Посольство обосновалось в Москве надолго, многие служащие взяли местных жен, обзавелись дворами. Доктор тоже женился на дочери состоятельного боярина, который отписал иностранному зятю несколько деревень с землей и холопами.

Царские писцы, не сильно разбиравшиеся в заграничных языках, прочитали латинскую «н» как русскую «п». И в дарственных документах отразили фамилию доктора как Жопкин. Доктор, до последних дней не знавший этого варварского языка, на ошибку писцов внимания не обратил. Получал с деревенек деньги и пропитание, а в летнее время выезжал с инспекцией. Но, поскольку языка он не знал, вся инспекция сводилась к порче крепостных девок. Так что в Москву доктор возвращался довольный и немного усталый.

Наследников доктора произношение их русской фамилии нисколько не беспокоило, поскольку общались они с окружающими по-немецки да по-английски. А вот следующее поколение, вышедшее в купцы и промышленники, поначалу задумалось. Как, мол, так: «Мануфактура Жопкина» или «Пароходство Жопкина». Надо срочно что-то делать. Но нашелся среди наследников проницательный и мудрый купец.

– Не годится, – сказал он, – нашу исконно русскую фамилию менять. Это же надо менять документы на деревни, на земли, на прииски, на шахты, на… В общем, были Жопкиными и останемся ими.

И оказался прав. Привык народ. И безо всякой иронии говорил: «Надо бы в жопку сбегать за селедкой» или «Пойдем в жопку, возьмем лафитничек водки».

Тут наступили новые времена. Земли отобрали, деревеньки переименовали. Поначалу под революционный запал «Жопкино» переименовали в «Красное жопкино», а «Большое жопкино» – в «Большое красное жопкино». Потом комитеты бедноты, протрезвев, устыдились, и слово «жопкино» исчезло из революционных документов. Теперь остались села Большое, Красное, Нижнее и т. п.

Хозяева сел и земель в основном успели выехать, вспомнив о своем английском происхождении. Но не все: кого-то расстреляли, а один из Жопкиных поддался обаянию революционной теории и пошел служить по военной части. И вот однажды вызывает его комдив:

– Вот что, Иван. Решил я выдвигать тебя на комполка. Но с твоей фамилией не стану. Пойми, в Москве засмеют. Сам товарищ Троцкий будет первым смеяться. Так что иди, посоветуйся с комиссаром и придумай себе другую фамилию.

Вернулся Жопкин к себе, вызвал комиссара Рабиновича, и вскоре была придумана новая фамилия. Комиссар, не мучаясь, просто перевел русское слово на идиш, язык, на котором он говорил в своем Бобруйске.

И вскоре недавно назначенный комполка Тухесов получил орден Красного Знамени. Карьера у него шла успешно. Но вот однажды бывший комдив, а ныне маршал вызвал его к себе на дачу для приватного разговора. И Иван Тухесов написал рапорт с просьбой уволить его со службы для прохождения учебы в университете.

Когда маршала расстреляли, Тухесов находился в студенческой биологической экспедиции на Алтае. Так что ни допросить его, ни просто арестовать у следователей не было времени. А потом и самих следователей расстреляли. А вскоре после окончания учебы Иван стал заведовать кафедрой биологии. К этому же времени относится его записка в Англию одному из братьев, которую удалось передать через посольство. В ответ брат написал, что все рады, что его не затронули репрессии, и что они надеются на скорую встречу. И как сглазили. Началась борьба с космополитизмом.

Взяли его ночью, после разгромного заседания кафедры, где его называли то Сруль, то Хаим, топтали ногами самые близкие друзья и любимые ученики. Усталый следователь, выслушав его историю, полистал личное дело, достал чистый лист бумаги, написал на нем несколько фраз и велел подписать.

– Я не признавался, – захрипел Иван, – не признавался. И как это я могу отравить товарища Сталина. И почему…

– Подписывай, подписывай, – сказал следователь. – Расстрелы у нас по четвергам. Сможешь выспаться. Да, напрасно ты не остался Жопкиным.

 

Корабль шутников

Как они узнали о моих гастрономических пристрастиях – диву даюсь. Остается только восхищаться оперативностью секретной службы. Я прибыл на секретную атомную подводную лодку, и сразу направился на завтрак – овсяная каша, твердый сыр, сосиски, кофе с брусничным вареньем. И каждое блюдо официантки с улыбкой сопровождали одной фразой: «А вот ваш любимый украинский борщ».

Шутники! Конечно, я и не надеялся получить здесь, на подводной лодке, свой любимый борщ. С ним вообще проблема. Жена готовит его так, что в рот не вломишь. В ресторанах под этим названием подают черт знает что. Сам я тоже готовить борщ не умею. И рецептами пользовался, и советы спрашивал, все равно получается какой-то свекольник. Но я же знаю, что где-то существует настоящий украинский борщ.

Впрочем, я отвлекся от описания завтрака. Официантки были ладные как на подбор; да и нечему удивляться, – оклады у подводников не сравняешь с обычными. Есть и побочные доходы. Официантки, к примеру, надевают яркий резиновый хвост и без лифчиков изображают русалок перед изумленными туристами.

Дело в том, что очень много желающих посмотреть на русскую секретную подводную лодку. Поэтому туристические центры арендуют небольшие лодки с иллюминаторами, и за бешеные деньги отправляют туристов на часовую прогулку в глубины моря. А русалкам, конечно, приплачивают.

Многочисленная команда подводной лодки подобрана по научным методикам совместимости. Люди все интересные, великолепно образованы. И все как один хохмачи. В свободное от вахт время музицируют, рисуют, читают стихи. Большой сводный хор подлодки исключительно слажен. В первый же день мне посчастливилось услышать «Стабат матер» Перголезе. Незабываемо.

Дирижировал хором капитан первого ранга Филипп Вень. Командир ракетного дивизиона. Жизнерадостный, подвижный человек. Я познакомился с ним, но об этом скажу позднее.

Капитан подводной лодки оказался прекрасным рассказчиком. Я слушал его, затаив дыхание. Он с хохотом рассказал, как он жил в своем поместье с красавицей женой. И как она ушла к владельцу соседнего поместью, располагавшегося буквально рядом, в нескольких километров. И вот, пролетая на своем небольшом самолете, он заметил, что его бывшая жена занимается любовью с новым мужем на крыше бунгало. Тогда он решил немного пошутить; снизился и, почти касаясь колесами, с ревом пронесся над парочкой. И так несколько раз.

Новый муж шутки не понял; у него возникла импотенция, вызванная ужасом при виде пикирующего на него самолета. Естественно – суд. Вначале отсудили имение, потом самолет, в общем, он пошел по миру. Пришлось завербоваться на российскую подводную лодку простым матросом. Шутками и анекдотами он продвинулся по службе и стал старпомом. А недавно была инспекция, адмиралы требовали капитана, а тот сидел в сортире, поскольку весь день до приезда высшего начальства питался исключительно едой, смешанной со слабительным. Так старпом стал капитаном. А остатки слабительного, хихикая и ухмыляясь, на всякий случай выбросил ночью в море через ракетную шахту. Кстати, узнав о повышении в звании, к нему собирается вернуться красавица жена. Он заранее приказал оборудовать для нее личные апартаменты. Все комнаты небольшие, но отделаны со вкусом. Спортзал, ванные, туалеты. Мне понравилось.

Надо обязательно сказать о туалетах в подводной лодке. Не буду рассказывать о сверкающих зеркалами холлах, мраморных писсуарах, электрических полотенцах и других гигиенических приборах. Приступаю сразу к описанию унитаза. При открывании двери кабинки включается динамик и раздается задорный смех. Усаживаясь на стульчак, невольно растягиваешь рот в улыбке. Полированная нержавеющая сталь со встроенными сенсорными датчиками, поддерживающими температуру сиденья строго равную температуре контактной части тела. Электроника также следит за концентрацией фетанцидов, немедленно удаляя неприятные запахи и одорируя воздух в кабинке, создавая эффект цветущего вишневого сада.

Вернусь к команде. Старший механик Давид, громадный мужчина с копной рыжих волос и пышной рыжей бородой оказался любимцем всей команды. А его шутки пересказывались матросами. Я сам был свидетелем, как он с абсолютно серьезным видом давал интервью вертлявой девице с телевидения. Он убедил ее, что раньше был почти вдвое ниже, вот, как к примеру она, но работа вблизи ядерного реактора подводной лодки внесла генетические изменения, и он за короткий срок вымахал в здоровенного детину. Девица поначалу не верила ни единому слову. Но ее скепсис улетучился, когда Давид признался, что пришлось потратить много денег на одежду. А прежняя, маленького размера, до сих пор висит в шкафу в его каюте. И предложил показать, но только ей, без оператора, поскольку каюты личного состава запрещено снимать по условиям безопасности.

И потом оператор, осветитель и еще какие-то телевизионщики почти полтора часа мыкались по внутренней палубе, мешая матросам, и приставая с вопросами, когда старший механик Давид вернет их ведущую. Задали вопрос и Филиппу Веню, командиру ракетного дивизиона. Он решил над ними подколоться, и с серьезным видом сообщил, что каждого, создающего шум в подводной лодке, он лично прикажет расстрелять. В коридоре наступила полная тишина. Телевизионщики и не догадывались, что это была добрая товарищеская шутка.

Вообще Вень славился подколками и разными чахоточками. Однажды катали на лодки нефтяного миллиардера из Тюмени. И когда шли Карибским морем, тот рассказал, что купил неподалеку небольшой остров. Хотел сделать приятное жене и детишкам. А не вышло – Венегуала приватизировала его собственность. Юристы советуют подавать в международный суд, но он считает это дело бесполезным. И закончил свой рассказ эмоциональным восклицанием, дескать, пусть он, то есть островок, пропадет к такой-то матери. Вень обнял магната, подвел к перископу, спросил, не этот ли островок его собственность. Получив утвердительный ответ, нажал пуск. Изумленный магнат увидел, как ракета вонзилась в остров, и как расцвел огромный гриб взрыва. Через некоторое время на этом месте виднелась спокойная гладь океана.

– Какая точность! – Магнат был в восторге. – А до Тюмени можешь стрельнуть? Есть там у меня один баловник.

– Поговорим.

Когда речь шла о серьезных делах, Вень не любил шутить.

Прикомандированным к кораблю не полагалось отдельной каюты. Подселили меня к матросу Степе, приятному парню, шутнику и эрудиту. Каюта оказалась просторной. Душ, туалет, в холле большой телевизор. Но времени для просмотра совсем не было. Весь день общаешься с командой, надрываешь животик от их приколов, вечером укладываешься в койку. Вообще на лодке сон хороший, глубокий. Чтобы при качке одеяло не спадало, его пристегивают по углам, точно так, как если бы пришлось спать на потолке. Но качка – событие редкое, когда лодка всплывает на поверхность. В глубинах моря качки нет. Царит безмолвие. Лодка неслышно крадется, приближаясь к вражеским судам, которые ни о чем не подозревают. Полная тишина. И только в кают-компании нашей лодки – шум, веселье, розыгрыши и смех. Так незаметно пролетает годовая вахта.

Мой сосед оказался человеком верующим. При посещении одного из портов Австралии, Степа зашел помолиться в католический собор. Священник расспросил его, кто он и откуда, и пригласил всю команду на торжественную мессу. Матросы приоделись и пошли слушать молитву, после которой был устроен торжественный ужин с жареным мясом и церковным вином. На следующий день Степа зашел помолиться в местную синагогу. Раввин расспросил его, выяснил, что Степа из России, закричал в восторге, что он знает много русских слов, и выдал их, ожидая от гостя соответствующего восторга. Услышав «Ептвоюмать», Степа действительно пришел в восторг. Они нашли общий язык, и Степа передал команде приглашение на вечернюю молитву в синагогу. Матросы приоделись и пошли слушать молитву, после которой был устроен торжественный ужин с кошерной рыбой и кошерным виски.

В портовом городе были еще и другие концессии, и Степа планировал ознакомить с ними команду, но капитан усмехнулся в усы. И неожиданно поступила команда на погружение.

За кошерным виски я поближе познакомился с радистом, которого матросы звали дедушка Морзе. Мы разговорились, я поинтересовался, давно ли он служит. Оказалось, прибыл всего несколько дней назад. Дело было так: шел он уныло из банка, где ему отказали в кредите на покупку телевизора. И вдруг встретил школьного приятеля Вовку Ждана. Не виделись, наверно, лет тридцать. Начались воспоминания, расспросы. Вовка, услыхав, что отказали в кредите из-за пенсионного возраста, захохотал, потом похлопал школьного приятеля по плечу и сказал, чтобы тот принес фотографию на паспорт. На следующий день дедушка Морзе пришел в банк за кредитом и предъявил паспорт на имя Солкодавкина Михаила Януарьевича, проживающего по проспекту имени годовщины октября в доме 77. Возраст просителя был 58 лет, что снимало все преграды на получение кредита. Девушка посмотрела паспорт и попросила минутку подождать, она должна принести бланк анкеты. Однако девушку с бланком сменили милиционеры с мрачными лицами. Оказалось необычайное совпадение. Банковская девушка являлась соседкой этого пьянчужки Солкодавкина Михаила Януарьевича, которого прекрасно знала в лицо. Милиционеры начали допрос, пришлось что-то наспех придумывать. Не хотелось выдавать школьного приятеля. Вначале сказал, что нашел паспорт. Понял, не доверяют. Заявил, что купил паспорт возле вокзала. Третью версию милиционеры не стали выслушивать, сказали только, что в таком пожилом возрасте врать стыдно. Отпустили домой, и велели подумать до завтра. Он рванулся к Вовке Ждану, тот долго хохотал, затем куда-то позвонил, с кем-то обсудил, и уже на следующий день у подводной лодки появился радист.

Иногда визиты длились целую неделю. Лодку посещали главы правительств, капитана принимали в мэрии, матросы разбредались по городу в поисках дешевой электроники и мехов. Однажды мы были сильно удивлены. Зашли в Могадишо. Африка, жара под 50 градусов. Все решили, что именно здесь стоит прикупить шубы и для жен и для продажи. Действительно, на центральной торговой улице все меховые магазины были забиты разнообразными шубами по смехотворной цене. Вечером, на лодке, команда обменивалась мнениями, разглядывая покупки. И тут, один из подводников, немного читающий по-английски, разобрал надпись на этикетке. Оказалось, что шубы предназначались для торжественных похорон. Команда смеялась так, что у некоторых началась икота.

Потом, много времени спустя, мне приходилось видеть в зимней Москве женщин, гордо носящих такие шубки.

Как известно, при переходе через экватор выполняется ритуал обмакивания всех новеньких членов команды в бочке с морской водой. В подводной лодке этот обряд также соблюдался. Определили по приборам линию экватора, всплыли, набрали ведрами полную бочку воды, и под смех присутствующих начали нас приобщать к морскому делу. Особенно хохотали над Александром Хаимовичем, матросом, заведующим типографией.

Командование поручило ему издать брошюру о вреде интимных связей в портах захода и ознакомить с ней каждого матроса. Брошюра была издана, вся команда была в восторге. Александр Хаимович поместил в ней краткую информацию по венерическим заболеваниям, более подробно описал публичные дома по маршруту лодки, и дал детальное описание некоторых жриц любви. Брошюра изобиловала фотографиями прелестных женских тел в соблазнительных позах. Особенно выделялись фотографии девушек, закутанных в крупноячеистые сети. Этим как бы подчеркивалась связь с морем.

Сунули в бочку также судового врача, которого в команде не любили. Был он по специализации проктолог, и всем матросам надоел регулярными проверками прямой кишки на предмет выявления геморроя на ранней стадии.

Избежать унизительной проверки никому не удавалось. Не помогали ни крик, ни уговоры. После проверки происходил такой разговор:

– Какая, в задницу, ранняя стадия у геморроя, – возмущался боцман, застегивая штаны. – Ты бы лучше горло проверял, на предмет выявления ранней стадии ангины.

– Хорошо, – соглашался доктор, – только подожди минутку, сменю резиновые перчатки. Или сойдет и с этими?

– Да иди ты в задницу, – отвечал боцман, выходя из лазарета.

– Только что там был. – Ответа раздраженный боцман уже не слышал.

Я тоже был доктором осмотрен, признан почти здоровым, однако получил совет не увлекаться острой едой и алкоголем, которые, по мнению доктора, вызывают прилив крови в область таза. Раньше ничего подобного мне и в голову не приходило. Хотя острую еду обожаю. Особенно мечтаю о борще. И я с ужасом думал, что по приезде жена встретит меня тем, что она называет украинским борщом. Незадолго до отъезда заглянул я в ракетный дивизион, и к слову поделился своим опасением с капитаном Венем. Тот засмеялся, спросил мой адрес, и пообещал избавить меня от супружеской стряпни. Я понял тонкую шутку и расхохотался в ответ.

Однажды признался в своем пристрастии коку. Судовой повар, большой специалист, вынужден был разочаровать меня. Оказалось, он не умеет готовить борщ. Все умеет, а простого борща сварить не может. Пробовал, не получалось. А вот суфле делает великолепно; из любой рыбы, которую ему ловят официантки, пока изображают русалок. Другой его конек – самогон. К моему отъезду он нагнал такого первача, что я не помню, как сошел с лодки, как меня отвезли в аэропорт, как я летел, какие делал пересадки. Немного отошел лишь во время таможенного контроля в родном городе. Оказалось, что Александр Хаимович положил мне в чемодан несколько изданных им брошюрок. Таможенники с жадностью конфисковали весь печатный материал с цветными фотографиями обнаженных красавиц, строящих глазки через ячеи рыболовной сети.

Жена с нетерпением ждала моего приезда. Только я вошел в квартиру после длительной отлучки, только поставил на пол чемоданы и сумки с вещами и подарками, как в прихожую вбежала обрадованная жена:

– С приездом, дорогой! Мой скорее руки. Я сварила твой любимый борщ.

– Как ее от этого отговорить, – начал размышлять я, но додумать мысль не успел.

Раздался грохот. И кастрюля с борщом, и тарелка с борщом разлетелись в клочья. Нет, не шутил капитан первого ранга, командир ракетного дивизиона Филипп Вень. Не шутил!

 

Колдовство

Интеллигентный, добрый и отзывчивый Алик был страшный матершинник. Чуть собеседник забудется, ляпнет какую-нибудь глупость, так сразу же Алик посылает его на фер. Слово немного другое, но смысл понятен.

Жил Алик со своей женой в прекрасном доме, всех знал, все знали его. Всё было нормально, пока в их подъезд не вселилась Нина Ивановна. Седая старушка, мама того, кто купил одну из верхних квартир, но в подъезде не появлялся. Итак, живет себе новая соседка на верхнем пятом этаже, здоровается при встрече с соседями, те в свою очередь тоже здороваются и говорят несколько слов о погоде. Все вроде бы хорошо, но люди стали замечать странные мелочи. Лифт Нина Ивановна никогда не ждет – нажмет кнопку, а лифт уже открывает двери. Или лампочка: электрик чуть ли не через день меняет перегоревшую лампочку на площадке пятого этажа, матерится и посылает всех на фер. И таких мелочей набиралось множество. Стали поговаривать о колдовстве.

Поздно вечером в дверь позвонил сосед с четвертого этажа – из квартиры под Ниной Ивановной. Взволнован.

– Простите за поздний визит. Пойдемте, посмотрите, что творится.

– Залили тебя, что ли? – спросил Алик.

– Если бы.

– А что? – спросила жена Алика.

– Вот зайдете и сами увидите. Ну пожалуйста.

Сосед умолял. От него таких интонаций никак не ожидалось. Он обычно цедил неодобрительно сквозь зубы, видя мелкую собачку, которую Алик выгуливал возле дома. Алик также обычно посылал его на фер.

Сейчас сосед был совсем другой. Сильно взволнованный.

– Пойдем, что ли, – сказал Алик жене.

– Раз человек просит, – ответила та.

Все трое поднялись на четвертый этаж. Сосед отпер дверь в квартиру и жестом предложил зайти. Алик с женой прошли прямо в гостиную, дверь в которую сосед услужливо распахнул.

– Вот!

– Что вот? – спросил Алик, рассматривая комнату.

– Все-таки залили верхние, – уверенно сказала его жена.

Они вслед за хозяином квартиры взглянули на потолок. Оба сразу ойкнули. Потом посмотрели друг на друга, снова на соседа и снова подняли глаза к потолку.

– Шиздец, – выругался Алик, хотя сказал другое слово.

– Шиздец, – повторила его жена.

Это было первое матерное слово, которое женщина произнесла. Никогда в жизни она не употребляла бранных слов. О мате даже говорить не приходится.

– Откуда это? – сдавленным голосом спросил сосед. – От нее?

И он посмотрел на потолок. И Алик, и его жена снова посмотрели вверх.

– Ну, не может быть, – сказала жена Алика, – чтобы Нина Ивановна…

– А кто же еще, – перебил ее сосед.

– Но как она могла такое сотворить? Нет, я и представить себе не могу.

– Как, как! Колдовством, вот как!

– Какое, в ранду, колдовство. – Алик опять подпустил матерок. – Обычная старушка, чья-то мать, бабушка, наверно.

– Мать, – саркастически протянул сосед, – а ты ее сыночка видел?

Алик пожал плечами и скривил губы. Это означало, что он никаких сыночков не видел, и шли бы все эти сыночки на фер.

– И я не видела, – сказала его жена.

– Вот. А я видел на лестнице. Правда, только со спины. Весь в черном. Я ему: «Здорово, сосед». А он мне так глухо, как из ведра: «Здрав-ствуй-те».

– Типичный колдун, – рассмеялся Алик.

– А как это объяснить? – Сосед показал на потолок.

– Думать надо, – Алик посмотрел на жену. – Пошли, что ли!

Дома жена Алика стала звонить подругам, а Алик по сотовому телефону связался с двумя приятелями. Один из них был специалистом по покеру, другой – врач и бабник. Выслушав рассказ Алика о колдунье, оба послали его на фер, употребляя, естественно, другое слово.

Вскоре и жена закончила свои телефонные беседы и сказала, что все подруги, кому рассказывала то, что видела на потолке соседа, послали ее.

– Куда? – спросил Алик.

– Подальше, – ответила жена.

– Конкретно, – потребовал Алик.

– Ну Алик, – заныла жена.

– Давай говори, – сказал строго Алик.

– На фер, – собравшись с мужеством, заявила женщина.

– Все сходится. И меня туда же. Видимо, действительно колдунья, – закончил разговор Алик.

 

Крысы

Билеты на круиз по Средиземному морю стоили бешеных денег. Одна ночь в каюте первого класса этого роскошного лайнера стоила около тысячи долларов. Что уж говорить о люксе. Круиз был рассчитан на две недели, все билеты раскуплены, в город начали прибывать пассажиры, которых селили в отели возле порта. Для любопытных устраивали экскурсии в это царство роскоши, золота, антиквариата. Косте тоже удалось попасть на лайнер. Как и остальные восторженные туристы, он удивлялся и фотографировал. Им показывали танцевальные залы, рестораны, бары с круглосуточной бесплатной выпивкой, бассейны, сауны и массу других захватывающих воображение мест и устройств. Телеоператоры разных компаний сновали внутри и вокруг лайнера целыми днями. Передачи по телевидению захлебывались восторгом.

За два дня до отплытия на лайнере произошло кошмарное происшествие. Неожиданно с корабля по трапу тонкой непрерывной струей потекли крысы. Камеры телевизионщиков показывали этих мерзких откормленных созданий с длинными тонкими хвостами. Крысы шли одна за другой, не обращая внимания на окружающую публику, на визжащих женщин, на шум транспорта. Они покинули корабль и растворились в многочисленных портовых строениях.

Все каналы телевидения показывали исход крыс с лайнера. На всех каналах проводилось обсуждение этого события, для чего в студиях устраивали ток-шоу с приглашением моряков, биологов и экстрасенсов. А на одном из каналов умудрились по поводу исхода крыс взять интервью с портовыми проститутками. Все эксперты сходились во мнениях: крысы заранее чувствуют гибель корабля и покидают его. Приводились десятки примеров, назывались звучные имена кораблей и знаменитые порта приписки. Короче всего высказалась одна из проституток, она сказала всего пару слов: «Пи…ц корыту», но первое слово успели стыдливо заменить гудочками.

Буквально с той же минуты, как на трап вступила первая крыса, начались возвраты билетов. Сдавали билеты, несмотря на чудовищную неустойку, которая по договору достигала семидесяти процентов при отказе от места за двое суток. В телевизионных интервью богатые холеные джентльмены, улыбаясь, сообщали, что никакого страха – в приметы и сказки они не верят, но неотложные дела призывают их немедленно взяться за их решение. Только одна дама выразилась более определенно. Она сказала, что ни за что не поедет, даже если крысы вернутся. Наслаждаться круизом в компании гадких крыс ничуть не лучше, чем утонуть без их компании.

Владельцы лайнера были обеспокоены. Конечно, никаких сомнений в надежности корабля у них не было. Также ничего не могло произойти на маршрутах в Средиземном море, где нет ни айсбергов, ни сильных землетрясений и цунами. За выручку владельцы совсем не беспокоились – неустойка с лихвой покрывала их расходы. Проблема была чисто социальная: это же чудовищная антиреклама, когда освещенный огнями шикарный лайнер отплывает от причала почти пустой.

Почти – потому, что несколько пассажиров подтвердили свое участие в круизе. Один из них, пожилой владелец цементных заводов, намеревавшийся путешествовать в компании с двумя тайскими девицами легкого поведения, заявил, что давно мечтал о чем-то подобном. Смерть в момент оргазма в каюте с прелестными девицами, а не в палате с капельницей и искусственной почкой. Что касается девиц, то они телевизор не смотрели, а языка не знали. Был еще один турист, знаменитый писатель, который просто не обращал внимания на суету и никогда не смотрел телевизор. Ему надо было срочно закончить очередной роман. Редакция приобрела ему билет на лайнер и послала с ним в путешествие начинающую поэтессу, которой объяснили, что озарение на маститого писателя приходит во время минета. На что юное, подающее надежды дарование сообщило, что у нее с детства хорошая лицевая мускулатура.

Наличие всего нескольких пассажиров только усиливало впечатление краха широко разрекламированного круиза. И тогда владельцы лайнера дали команду спешно, но без шума приглашать в круиз знакомых и родственников членов команды. Так буквально перед отходом лайнера на борту оказались Костя с женой и несколько их семейных друзей.

Они еще не успели насладиться видом собственных кают, как радио призвало всех пассажиров на палубу. Под звуки оркестра огромный, освещенный яркими разноцветными прожекторами лайнер медленно отходил от причала. Борт лайнера был усыпан радостными пассажирами. Телекамеры выхватывали то одно, то другое счастливое лицо. Завистники, недоброжелатели и конкуренты были посрамлены.

Весь вечер первого дня плавания Костя, его жена и их приятели провели в экскурсии по барам и ресторанам. Они перепробовали коллекционные коньяки, виски многолетней выдержки, различные сорта текилы и несколько видов рома с островов Южной Америки. Женщины налегали на испанский херес и мартини. Закусывали фуа-гра и черной икрой, причем мужики уже не делали бутерброды, а просто брали ложкой из банки, выпивали рюмку и закусывали. В полночь многие уже не могли стоять. Решено было сделать перерыв до утра. Все разошлись по каютам. Костя проводил жену в каюту, сказал, что сейчас вернется. Он быстро спустился куда-то в трюм, поднялся с небольшой коробочкой на нижнюю палубу и бросил эту коробочку за борт. Коробочка ушла под воду, не издав даже плеска. Костя вернулся в свою каюту.

Лайнер шел по курсу. А где-то сзади, в темной глубине медленно опускался такой неуместный в море акустический отпугиватель грызунов.

 

Лекция о бирже

Меня попросили прочитать лекцию в вашем клубе «Кому за семьдесят». Со слов мамы, которая является активной участницей вашего клуба, я знаю, что вы все живо интересуетесь финансами, биржами и рынками. Лекция будет посвящена рынкам.

Да, мама, я помню, как тебя обманули с огурцами. Но речь пойдет о других рынках. Конкретно моя лекция посвящена торговле на фондовой бирже. Чтобы предмет был понятнее, в качестве примера я приведу игрока на бирже. Он может быть кем угодно: сталеваром, велосипедистом или учителем географии. Он небогат, но хочет разбогатеть. Он просто болеет этим.

Нет, мама, это не диабет и не миастения. Что? Псориаза тоже не было. Просто болезненное желание разбогатеть.

Как оно возникло? Он давно испытывал любовное томление. Ухаживание и намеки дали положительный результат. Она согласилась зайти в гости. Сразу после уроков. На минуточку. Он потратил много времени на ухаживание, а надо было использовать его с большей пользой. Надо было подумать о деньгах, на которые купить икры на закуску. Никакая интеллигентная женщина не откажется от стакана водки под такую закуску. А вот без икры может отказаться. Убежит. Вспомнит неожиданно, что надо отпустить старшую в дискотеку, а младшему помочь по арифметике. И убежит. Потому что нет приличной закуски. А такая закуска требует затрат.

Где взять эти самые деньги?

Учитель географии был в панике.

Вы сейчас начнете загибать пальцы, перечисляя разные способы. Оставьте. Я и без вас знаю анатомию. Хотя бывают и исключения. У Сталина на ногах было по шесть пальцев. О Флобере, к примеру, ничего подобного не рассказывают.

Нет, мама. Сам я не видел.

Кстати, все способы заработка описаны в бесчисленных книгах. Авторы их умерли в крайней нищете. Конечно, все люди смертны, но зачем же делать это в нищете, ничего не оставив родной племяннице, которая почему-то оказалась испанкой. Это такая болезнь.

Мама, не объясняйте залу, я скажу сам. Испанки любят наряжаться в монисто, а при болезни обсыпает пятнами все тело, как монисто. Да, очень красиво. А Кармен была не испанкой, а цыганкой, жила с Бизе гражданским браком. Я немного отвлекся.

Они ничего не знали о фондовой бирже. Я имею в виду Сталина, Бизе и Чехова с его идиотской фразой о глазах. Как глаза могут быть зеркалом? Чьей души?

Мамочка, вы проснулись? Нет, я говорил не о Ленине. Тот тоже брякнул о зеркале революции. О Льве Николаевиче. Еще слава богу, что великие мыслители вспомнили о зеркале. Вполне безобидно. А могли бы ляпнуть что-нибудь совсем несъедобное. Глаза – гильотина души! Толстой – выхухоль русской революции.

Нет, мама, это не птица. Воротник? Лучше из чернобурки.

Учитель географии учел свой печальный опыт и решил на следующей неделе начать играть на фондовой бирже. Есть два способа играть на бирже. Первый способ – изучить теханализ и слушаться всех советов, второй – выбросить из головы эту дурь собачью.

Теханализ придуман людьми, далекими от всякой техники. Их очаровал термин. К нему они добавили разные поэтические словечки – звездочки, флаги. Лексикона проктологов теханализ стыдливо старается избегать. Хотя пользуется понятием «фрактал». Судьба бедолаги, последовавшего первым путем, печальна. Он читает в комментарии таинственное сочетание «фрактал на покупку», покупает и пролетает на всю сумму. Еще Сенека говорил, что «фрактал» означает «сломанный». Поняли, о чем я? Латынь, мамочка, никуда не денешься. Разве нормальному человеку придет в голову, что «фрактал на покупку» – это такая примета к продаже.

Итак, он выбросит эти хохмы из головы и будет торговать интуитивно. Для этого воспользуется монеткой. Ничего сложного в подбрасывании монетки нет. Надо только следить, чтобы она не укатилась под диван. Обидно начинать игру на фондовой бирже с потери.

Но есть одна подробность. При подбрасывании монетки надо себе сказать, когда покупать или продавать. Учитель решил, что если падает гербом вверх – надо продавать. А если он увидит одухотворенное монаршее лицо – немедленно покупать. Действительно, не будет монаршая особа обманывать из-за таких пустяков.

Теперь надо решить, какие использовать монеты.

Можно использовать золотые монеты, например империалы. Надо быть полным идиотом, имея империалы, подбрасывать их, вместо того чтобы любовно холить и беречь. То же относится и к полуимпериалам. Итак, золото отменяется. Серебряные полтинники. Раньше они были в каждом доме, теперь придется пристать с вопросами к окружающим. А они, в свою очередь, будут приставать с вопросами, а зачем тебе серебряные полтинники. И смотреть на учителя географии с подозрением.

Хватит. Учитель принял решение. Начинает торговать на фондовом рынке. Хотя, стоп, есть еще одна нерешенная проблема. Акции могут расти в цене, а могут падать. Конечно, бывают экзотические случаи, когда рынок стоит либо его нет по случаю государственного праздника в Танзании. Учитель решил довериться слепому случаю. А вдруг выпадет герб, надо продавать, а рынок идет вверх.

Впрочем, долой сомнения. Продавать так продавать. Это сейчас рынок идет вверх, а потом пойдет вниз. Я правильно излагаю, мама? Нет, вы проснулись вовремя. Сейчас начнется самое интересное.

Он подкинул двухпенсовую монету, она несколько раз перевернулась в воздухе и упала на стол. На учителя смотрела королева Елизавета Вторая.

– Смелее, – сказала она, – покупай.

– А что покупать, Ваше Величество, – робко спросил он.

– А я знаю? – с одесским выговором ответила королева. – Купи эти, холера их дери, фьючерсы на фунты. Таки все одно выиграешь.

– За базар ответишь, – сказал учитель, не подумав.

– Что за слог! – Королева посмотрела на учителя презрительно. – Не сметь так разговаривать. Молча купи фьючерсы.

Он купил. И начал испытывать радостное возбуждение. И так каждый раз.

Иногда монетка падала другой стороной. На монете в два пенса была изображена корона с тремя страусовыми перьями и девизом ICH DIEN – «я служу». Это был девиз молодого короля Эдуарда III. Он этот девиз передрал у короля Богемии после битвы при Креси. Там вообще такая хохма была… но об этом в лекции о работе на бирже говорить просто неприлично. Когда учитель видел этот девиз – немедленно продавал. И снова испытывал радостное возбуждение.

Вскоре учитель географии испытал совсем уже неожиданную радость. Его назначили директором женской тюрьмы.

Нет, мама. Мы поедем на трамвае. Выигрывать на бирже я начну только со следующей недели.

 

Ради заработка

Костя искал способы заработать. Сидел, думал. В голову почему-то лезла копрофилия. Он попытался отвязаться от этой мысли, ничего не получилось. Голова работала только над этой темой.

Это же форменное несчастье. Мужчина, балдеющий от процесса слизывания у него из ануса, должен искать партнершу, которая испытывает оргазм, работая язычком. А где найти такую партнершу! Та же проблема у копрофилки – ну не давать же объявление с указанием своего телефона. Она представляет, что ей придется перенести, если напишет о том, что любит слизывать кал.

А много ли копрофилов?

Костя задумался и над этим вопросом. У врачей спрашивать бесполезно. С таким сексуальным отклонением к врачам придут очень немногие. Да и что могут посоветовать врачи.

И тут блеснула идея.

Уже месяц Костя принимал на свой е-мейл «Бюро копрофилии» откровенные письма. Часто это был крик души. Он отвечал, успокаивал и обещал подобрать подходящего партнера. Конечно, письма приходили под никами, иногда выдающими тайные желания авторов. Особенно его восхитил ник «Без тужев», который написал, что легко опорожняется и готов по желанию девушки отказаться от острой и грубой пищи. Этому автору Костя быстро подобрал домохозяйку со свободным временем в середине дня, когда муж на работе. «Без тужев», не раздумывая, перевел на счет Кости названную сумму и был соединен с ищущей свое счастье домохозяйкой.

Друзья Кости не могли поверить, когда слышали, сколько пар в неделю удавалось соединить. Но когда он читал их радостные сообщения с благодарностями, приятели меняли свои взгляды на Костину находку. Конечно, он не сообщал истинный заработок, но то, что он говорил, приводило друзей в изумление.

– А что вы думаете! – говорил Костя. – Как еще простой человек, служащий или домохозяйка, может встретить свою пару, понимающего партнера, с которым можно договориться прямым текстом. Не смущаться, не говорить эвфемизмами, боясь получить оплеуху или издевательскую усмешку. Вот и платят.

– Много? – спрашивали друзья.

– Вполне достаточно. Вот такая история. Мужик работает забойщиком на мясокомбинате. Здоровый как бык. Баб в цехе море. Что хочешь с ними делай. А ему только нужно слизывание. Уж он и деньгами задабривал, и бил нещадно – ничего не помогает. Бегут от него, как от прокаженного. Написал мне, рассказал все детали.

– И?

– Нашел ему без проблем двух партнеров. Один художник, вторая – учительница географии в школе. Заплатил мужик за обоих и встречается с ними попеременно. Пишет мне каждую неделю. Восторги. Предлагает парное мясо, только скажи куда привезти.

– Неужели копрофилов так много? – хором удивлялись друзья.

– Я и сам поражен, – отвечал Костя. – Может быть, это латентное желание, глубоко спрятанное. А тут человек видит мое объявление, кстати, вполне корректное, и решается мне написать.

– И не боятся?

– Нет, придумывают себе ник, заводят новый почтовый ящик. Помните, я вам рассказывал, какие забавные имена себе придумывают. А некоторые дают имя прямо в лоб: лизунка, языкан, большая изюмина. Каково?!

– Слушай, Костя, – спрашивали приятели, – неужели этим занимаются интеллигентные люди? Ну забойщик – понятно, но художник, учительница!

– А не хотите владельца автозавода, а как отнесетесь к редактору газеты или к депутату? А? Что скажете?

Друзья молча разводили руками.

Костя никогда не встречался со своими корреспондентами, хотя в благодарностях были предложения увидеть его и поблагодарить лично.

– Еще чего выдумала, – бормотал про себя Костя.

И в ответе писал о недостатке времени или обещание типа «как-нибудь надо будет встретиться».

Среди потока писем иногда встречались просьбы от людей, обладающих другой сексуальной аномалией. Приходилось вежливо отвечать, что «Бюро копрофилии» помочь в данном случае бессильно, поскольку в базе данных отсутствуют сведения о персонах с такой склонностью. И Костя даже подумывал, не расширить ли список лиц, стремящихся к иным сексуальным извращениям. Но он понимал, что один с таким потоком не справится, а нанимать для этого сотрудников было бы полным безумием. Как принять на работу сотрудника и поручить ему подыскивать партнеров для урофилов? Для этого такой сотрудник сам должен наслаждаться струей мочи. А зоофилы? Кто признается, что испытывает к животным не только духовное влечение? В общем Костя понимал, что расширять свое дело неимоверно сложно.

Бывало, что пары не подходили друг другу или расставались по независимым причинам. Тогда Костя рекомендовал клиентам сменить ник и почтовый адрес. А сам в это время подыскивал им достойные замены. Оплата при этом повторялась, но никто никогда не жаловался и не просил скидок.

Костя регулярно проверял свой счет и радовался быстрому росту накоплений. Но однажды обнаружил, что какой-то хакер украл все его деньги. Мало того, он еще и веселился. Прислал письмо с ехидным советом:

– Здорово ты с говном придумал, хвалю. Теперь иди в милицию. Пожалуйся на меня. Расскажи, что я украл твои деньги. Представляю, как суровые мужики будут брезгливо смотреть. А потом тебя усадят за самый дальний стол и потребуют подробно изложить, кто у кого лижет, что лижет и сколько ты зарабатываешь своими услугами.

Костя понял, что в одиночку свои права ему защитить не удастся. А честно заработанные деньги не вернуть. Он раскрыл список копрофилов, перечитал его и неожиданно понял, что надо делать.

«Не только деньги вернет, – гласило ответное письмо депутата, – но и доставит удовольствие всей нашей фракции».

 

Уметь грамотно убеждать

– Поедешь до поваленной березы, поворачивай направо и дуй прямо до Надькиного магазина. Если закрыт, стучи. Надька всегда там. И водка у нее всегда есть. – Мужик копал яму. – Сразу узнаешь – баба в теле. Только ничего не обломится. Кремень! Бабы говорят, что до сих пор девка. Врут, наверно.

Обычно я ни о чем местных не спрашиваю. Они мекают, несут всякий бред, половину слов понять невозможно. Но этому мужику вроде можно поверить. И говорит грамотно.

– До поваленной березы? – переспросил я. – Слева от дороги?

– Точно. Только не слева, а справа. Как раз за ней поворот на грунтовку. Повернул и дуй прямо. Понял?

– Понял. Может, со мной поедешь?

– Не могу. Второй день не пью – жене слово дал. А если до Надьки доеду, не удержусь, куплю пузырь.

– Ладно, оставайся, но если дорогу не найду, вернусь. Ты меня понял?

– Точно найдешь. Верняком. Не сомневайся.

Я сел в машину и поехал вдоль села, распугивая кур. Выехал и стал выглядывать поваленную березу. Берез было полно, но никакого съезда на грунтовку. Наконец увидел. Свернул за поваленную березу и попылил по грунтовке через чахлый лесок. Дорога привела к замусоренной поляне с кострищем. Место отдыха туристов. Наверно, это были немцы или шведы. Русский человек так вести себя на родной земле не будет. Дааа! А неплохо бы здесь прибраться!

Пришлось вернуться на шоссе. Вскоре появилась еще одна поваленная береза, за которой виднелся проселок. Я свернул на него.

«Сейчас вернусь и заеду в табло этому Сусанину, – с яростью думал я, наматывая круг за кругом, объезжая очередное поле. – Он у меня сам будет как поваленная береза».

Спасла жизнь незадачливого информатора какая-то бабка, собирающая грибы в перелеске.

– Магазин? А вон дома виднеются, там и магазин. Ты по краю пашни поезжай. Тут недалеко.

Я выбрался на дорогу вдоль села, подъехал к магазину и затарился водкой у угрюмой толстой продавщицы.

– Правду говорят, что ты еще девка? – поинтересовался я, укладывая бутылки в пакет.

– Кто ж такую херню несет? – сказала продавщица.

– Да тут один Сусанин.

– Оторви ему яйца. Одним блядуном меньше станет.

– Всем не оторвешь, – заметил я.

– А жаль, – вздохнула продавщица.

Своей дорогой я не поехал. Одна полезная мысль пришла мне в голову. Я вернулся к тому месту, где мужик копал яму.

– Садись, – сказал я. – И лопату возьми.

– Чего это ты? – засуетился Сусанин. – Никуда я с тобой не поеду.

– Тогда я тебе яйца оторву. Надька велела. Так что выбирай. Или поедешь, или останешься, но без яиц.

Мужик уселся рядом. Я доехал до первой березы и спросил:

– Поваленную березу видишь?

– Это не та, надо дальше…

– А мы здесь свернем.

– Так тут никуда не попасть, никуда… – забеспокоился Сусанин.

– Заткнись, – сказал я.

Мы остановились возле захламленной полянки.

– Вырой яму, весь мусор сгреби и закопай. Если хоть какая мелочь останется, заставлю проглотить. Работать молча и быстро. Цена послушания – твои яйца.

Я закурил, прислонился к капоту и наблюдал. Хорошо мужик работал. Правильную я выбрал мотивацию.

 

Бестактность

К вечеру я заселился в самую шикарную гостиницу Москвы по брони ЦК партии. Бронь мне устроил папа. Папа работал снабженцем в исправительно-трудовой колонии, мог творить чудеса, но речь совсем о другом.

Номер оказался двухместным. Я уже останавливался в этой гостинице. Уровень удобств в то время был не сравним с обычными московскими гостиницами. Буфеты на этажах, ежедневная смена белья, широкие и удобные кровати. Холодильник и телефон в номере. Большая теплая ванная, в которой кроме унитаза находилось биде – неизвестное для простой российской публики гигиеническое устройство.

Второе место было занято – на постели сидел сумрачный кавказский человек. Он был удивлен появлением второго постояльца в гостиничном номере. Он же просил, чтобы никого не подселяли. Но в гостинице был перебор клиентов с бронью ЦК. Я ему сообщил это обстоятельство; он быстро врубился, что у меня тоже бронь этой могущественной организации. Помягчел. Наконец мы разговорились. Оказалось, что он является вторым секретарем Ереванского горкома и в гостинице ожидает команды выехать в Болгарию на встречу с партийными товарищами. Для торжественной встречи он приготовил лучший коньяк своей республики. Когда я выразил сомнение в необходимости везти в Болгарию коньяк, поскольку там делают прекрасные коньяки, например, «Плиска», тот презрительно усмехнулся. И сказал, что «Плиска» – не коньяк, а… Он произнес слово, которое мне не хочется здесь повторять.

Во время разговора я разложил свои вещи. Вынул из дипломата электробритву, зубную щетку и бутылку вина, которую поставил на свою тумбочку. Взял щетку и пошел в ванную умыться. Вернулся. Мой сосед, презрительно глядя на вино, сказал, что это пить нельзя. А пить надо вот что. И он вытащил из стенного шкафа огромный чемодан, наполненный бутылками с армянским коньяком. Посмотрел на меня и спросил, достаточно ли мне пять звездочек.

Я не стал отнекиваться. Армянский коньяк в нашем городе был редкостью, сравнимой с икрой и осетриной. Только сотрудникам обкома партии позволялось приобрести к празднику бутылочку этого великолепного напитка. А уж пять звездочек было несбыточной мечтой.

Я вызвался сбегать в буфет за закуской. Был остановлен барским движением начальственной руки. В холодильнике в номере имелся широкий выбор разнообразных закусок. В то время не существовали мобильные телефоны, поэтому мой сосед безвылазно находился в номере, ожидая высочайшего повеления выехать в Болгарию. Повеление должно было прийти по телефону прямо в номер. Поэтому дни ожидания скрашивались армянским коньяком и пристойной закуской.

Началась выпивка и беседа. Для формы я был спрошен, кто я такой и как оказался в этой гостинице. Я что-то попытался сказать, но на мои слова внимание обращено не было. Потому что постоялец хотел рассказывать, как он велик, что он может, что он делает и что вскоре он станет членом ЦК партии всей Армении. И уж тогда… Я внимательно слушал.

Вскоре мы стали закадычными друзьями.

Появилась вторая бутылка из объемистого чемодана, разговор стал менее разборчив, но горяч. Из разговора выяснилось, что я уже стал самым близким его другом. Не помню, как мы заняли свои места в постелях. Сон у меня был крепкий и целительный.

Утром я, раскрыв глаза, обнаружил пустую постель моего самого большого друга и услышал характерные звуки из ванной. Было понятно, что человека безжалостно тошнит. Как я мог ему помочь?

Я тихонько подошел к приоткрытой в ванную двери. Мой сосед, сделав в биде сильную струю, жадно пил воду. Почувствовав, что кто-то за ним наблюдает, повернул голову и с радостью открывателя сказал:

– Слушай, удобно, а! Хорошо придумано. Ты не знаешь, для чего еще эта штука нужна?

– Это для женщин, подмываться, – не подумав, ответил я.

С секретарем Ереванского горкома партии мы жили в номере еще целые сутки. Он со мной не разговаривал.

 

Белый пух

В городе кампания по очистке улиц от пьяни. Два милицейских сержанта грузят в автобус мужиков навеселе. Среди задержанных оказывается пожилой, интеллигентного вида, человек с палочкой. У него морщинистое лицо, умные глаза, белые редкие волосы на голове, напоминающие мягкий пух. Автобус разгружается во дворе вытрезвителя. Всех задержанных проводят в комнату с деревянными скамьями. На другой двери в комнате вывеска «ВРАЧ». Сержанты велят всем сидеть и ждать очереди к врачу.

Врач работает быстро. Пациент выходит от врача и попадает в руки санитара, который забирает его со словами:

– Сейчас прохладный душ, потом постель – и спатеньки. Понял?

Ответа санитар не ждет.

Подходит очередь старичка с белыми волосами. Он входит в комнату. Врач, молодая крепкая женщина с выдающимся бюстом, продолжая что-то писать, показывает рукой на стул. Старичок садится и начинает говорить:

– Наконец-то я смогу объяснить нормальному человеку. Я шел с палочкой, немного пошатываясь. Им показалось, что я пьяный. Схватили, засунули в автобус. Ничего не слушают, только говорят, что со мной разберутся. Разберитесь, пожалуйста.

Врач поднимает глаза от бумаг:

– Что пили?

– Ничего.

– Все так говорят. Некоторые и вовсе утверждают, что капли в рот не берут. А сами едва на ногах держатся.

– Нет, почему, – говорит старичок, – я могу выпить рюмку-две коньяку. А то и водки.

– Так. Значит, коньяк и водка. Когда пили?

– В майские праздники, – шутит старичок, – почти полгода тому назад.

– Пожилой человек, – говорит врач, – а шутите, как мальчишка.

Она встает из-за стола, потягивается, от чего ее бюст становится еще больше.

– Ну какие шутки, – говорит старичок, завороженный увиденным, – сделайте анализ крови, и все.

– Милочка, – говорит покровительственно женщина, – если я буду делать вам всем анализы, то до утра не управлюсь. Давайте в душ – и спать.

– Боже мой! – Старичок беспокоится всерьез. – Я же совершенно трезвый. Я профессор математики, был заведующий кафедрой. А вы мне не верите. И потом, дети будут волноваться.

– Верю, верю. Вы профессор, даже академик.

– Академик, – кивает головой старичок.

– Ну вот видите. А вы утверждаете, что я вам не верю, – перебивает его врач. – А что касается детей: ваша фамилия записана у дежурного, дети могут позвонить и выяснить, где вы. Санитар.

После душа санитар привел старичка в большую шумную комнату с десятками кроватей. Одни пациенты орали песни, кто-то блевал в тазик, свесившись с койки. Старичок поместился в кровать под многократно стиранную простыню. Соседи с двух сторон рассмотрели старичка, белый пух на голове, сливающийся с подушкой, его испуганный взгляд. Потом спросили, первый ли он раз сюда попал. Выслушав его историю, один из соседей неопределенно заявил:

– Верить! Разве можно всем верить? Себе самому иногда не веришь. Спи, папаша, решим все твои проблемы утром, когда нас отпустят.

Отпустили их в восемь утра. А уже около девяти двое его соседей и старичок выпивали, уютно устроившись на деревянных ящиках за магазином. Именно там обнаружили его не спавшие всю ночь дети, внуки, коллеги по кафедре. Но знаменитый математик, академик и любящий дед наотрез отказался покинуть новую компанию.

 

Живой голос Ильича

Зав акустической лабораторией Музин был вызван к директору и получил нагоняй. Директор орал, что в Политбюро, понимаешь, ждут от них работу. Что вместо работы, понимаешь, сотрудники бездельничают. Что ведущий инженер Артеев занят, понимаешь, в драм кружке. Что самого, понимаешь, уволю к чертовой матери, а лабораторию разгоню. И что это, понимаешь, последнее предупреждение.

В лаборатории давно шла работа по очистке граммофонной записи речи вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. Аппаратура того времени была несовершенной, и речь вождя записывалась с высоким уровнем шума. Особенно зашумлена была запись выступления Ленина на похоронах его верного соратника Якова Михайловича Свердлова. Вот очисткой этой речи и занималась лаборатория. Надо сказать, что за этой работой внимательно следили в Политбюро Центрального Комитета КПСС, поскольку придавали любой речи вождя особое политическое значение. И не только речи вождя, но и любой его работе, даже записке.

В качестве иллюстрации можно привести пример с короткой резолюцией Владимира Ильича. Однажды, где-то в 1919 году, крестьянин З. Гулин обратился к В. Ленину с просьбой выдать ему, т. е. З. Гулину, валенные сапоги вместо сношенных на партийной работе в селах Нижегородской Губернии. В. Ленин направил прошение начальнику Хозяйственного Управления ВЦИК тов. Бонч-Бруевичу с личной надписью: «Выдать. Ленин».

Неизвестна дальнейшая судьба крестьянина З. Гулина. А судьба доктора исторических наук Зары Ашотовны Айровезян известна во всех подробностях. Будучи аспиранткой, Зара копалась в архивах, и случайно наткнулась на записку крестьянина З. Гулина с визой В. Ленина. Эта находка в корне изменила ее судьбу. Она защитила кандидатскую диссертацию «Забота В. И. Ленина о беднейших слоях крестьянского населения средней полосы России», а затем докторскую диссертацию с тем же самым названием. В обеих диссертациях делался скрупулезный анализ подписи вождя, тщательное сравнение этой подписи с тысячами известных, и доказывалась подлинность данной резолюции.

О великом значении каждого ленинского слова все сотрудники лаборатории были хорошо осведомлены. Однако очистить Ленинскую речь от шумов все никак не удавалось. Речь Владимира Ильича прослушивалась сквозь шумы записи, узнавались характерные обороты, прослеживалась картавость. Сотрудники лаборатории, особенно Артеев, переписывали эту речь сотни раз, с разными фильтрами, с замедлением и ускорением. Все было напрасно.

Музин, получив очередной втык за срыв графика научно-исследовательской работы по очистке речи В. И. Ленина, вернулся в лабораторию и дал нагоняй всем сотрудникам, сообщив, что лабораторию могут разогнать. Особенно досталось Артееву, которому Музин пообещал оторвать яйца и уволить с работы. Лаборатория была в шоке, – мягкий интеллигентный зав еще никогда так с ними не разговаривал. Все поняли, что надо немедленно что-то делать. Начался аврал по очистке речи вождя. Сотрудники засиживались допоздна. Артеев забросил свой драм кружок, сидел безвылазно в лаборатории и даже оставался на ночь, утверждая, что в тишине лучше думается.

Через несколько дней после скандала, учиненного директором, Артееву удалось добиться уменьшения уровня шума, а еще через неделю сотрудники продемонстрировали результаты кропотливой работы. Речь вождя стала отчетливой, шумы едва слышались.

О результатах работы Музин отрапортовал наверх. Началась суматоха. Директор сообщил в министерство об очистке знаменитой речи с помощью разработанных в лаборатории спектральных методов. Информация была немедленно доведена до Политбюро. Поступило высочайшее повеление прибыть в идеологический отдел ЦК партии.

В присутствии членов Политбюро, руководства министерства и института Музин зачитал доклад об очистке речи. А потом все присутствующие заслушали очищенную речь Ленина. Слушали стоя. По результатам работы коллектив был выдвинут на Государственную премию. В коллектив вошли министр, все его замы, директор института, все его замы, и зав лабораторией Музин. Сотрудники лаборатории получили хорошие премии, которые были пропиты непосредственно в лаборатории.

Героем пьянки был Артеев, декламация которого спасла лабораторию от разгона.

 

Пинок под зад

Николай жил как все семейные люди. Зарплату нес в дом, а потом на семейном совете жена определяла, что и кому купить. Поэтому Николай ходил на свою работу в строгом сером костюме, сорочке и галстуке с голубой полоской. И вся лаборатория, где он был заведующим, не могла представить своего начальника ни в каком другом прикиде. Только серый костюм из плотного материала, обязательно серый, но различных трудноуловимых оттенков. Супруга эти оттенки улавливала безошибочно.

– Сегодня, – говорила она, – у вас там сдача темы. Поэтому надень вот тот костюм глубокого серого цвета.

– Этот? – спрашивал Николай.

– Нет, соседний, – раздраженно отвечала супруга. – Как ты до сих пор не научился разбираться в модных веяниях.

– Вот старая калоша, – шептал про себя Николай, – никак не ухвачу эти модные тенденции.

А ребята в лаборатории одевались любо-дорого. Парни ходили в джинсах и майках, девки – тоже, только из их маек все выпирало наружу и буквально требовало реакции начальства и его каких-либо действий. Но серый костюм, сорочка и галстук! Эх, вот если бы в жаркий летний день он нацепил бы шорты и майку с безумным английским текстом «хочу толстушку». Но об этом даже думать было неловко перед женой.

А обувь, а мебель, ковры, паласы, картины на стенах и сами стены? Все решалось женой на семейном совете. Как-то Николай в гостях у сотрудника лаборатории увидел чудесный стеллаж. Он давно мечтал о таком стеллаже для своего кабинета. Туда можно было затолкать массу полезных вещей. И фотокамеру, и плееры, и разные прибамбасы для компьютера – в общем, все, что неудобно для него хранилось на антресолях в прихожей. Жена решительно требовала выносить из кабинета все, что не входило в книжные шкафы с плотными стеклянными дверцами.

– Сарай! – презрительно восклицала она, увидев в кабинете какой-либо прибор. – Немедленно убери на антресоли. Здесь это только пыль собирает.

При таком ее отношении нечего было и заикаться о покупке открытого стеллажа.

Пыль собирали не только приборы. Нечищеная обувь в коридоре, его штаны, повешенные на спинку стула, спортивный костюм, рубашка. А носки! Боже мой, что приходилось терпеть Николаю, если он не успевал унести в бельевую корзину свои снятые носки!

Жизнь шла своим чередом, как идет она во всех благоустроенных семьях научных работников, которых до сих пор привычно именуют интеллигенцией. Принимались гости, их кормили, развлекали, показывали новые полотна, купленные у местных талантливых Гогенов и Айвазовских. Впрочем, у гостей дома имелся примерно такой же набор картин, разве что кому-то удавалось прямо из мастерской принести в дом подающего надежды Кандинского. Жизнь как жизнь. Утром зарядка, бритье, завтрак из опостылевшей овсяной каши, надевание партикулярного платья и отбытие на службу. Вечером тоже ничего оригинального.

Отмечали защиту его аспиранта. Супруга не смогла пойти – простудила что-то женское. Не пошла – редкий случай. Ну натурально, молодежь надралась, заведующий тосты остроумные говорил, от сотрудниц отбоя нет. Все хотели с ним танцевать. Но не только молодежь присутствовала на банкете. Диссертант привел и родителей, и бабушку. Вполне моложавые люди. Николай так и не понял, с чьей стороны бабушка, да это и не имело значения. Он, накрутившись с девками в танцах, решил проявить галантность и пригласил эту самую бабушку на пристойный вальс, который изредка наигрывал ансамбль. Бабушка легко скользила в танце, чувствовалось серьезное воспитание в молодости. И во время неспешного и негромкого танца завязался разговор. Очень интересный разговор.

– Приятный костюм, Виолетта подобрала?

– О, так вы знаете мою жену?

– Немного знаю. Стерва, как и ее покойная мамаша, вы уж извините старуху за откровенность. Я хорошо знала ее матушку. Какое-то время мы даже были с ней подругами. Короткое. Слыла она железной женщиной.

– Да, я слышал, – подтвердил Николай. – Сам то ее почти не застал. Думаю, Виолетта немного в нее.

– Да какое там немного. Такая же дура, прости господи. Вот с замужеством ей повезло. И мать была рада, что дочь за вас выдала. А с папой Виолетты вы знакомы?

– Разве он жив? – изумился Николай.

– Жив, здоров, у него прекрасная семья.

– А я полагал…

– Понимаю, – перебила Николая собеседница. – Для мамы Виолетты это был самый большой удар. Мужику надоело, что жена им командует, он побил ее несколько раз. Помогло, но ненадолго. В конце концов он дал ей пинка под зад и ушел. Она этот факт долго скрывала, хотя всё всем было известно.

– И что, Виолетта не поддерживает отношения с отцом?

– А вы ее сами спросите. Я слышала, что она сделала попытку встретиться с папой. Все же самый родной человек. Но вскоре после встречи он обошелся с ней так же, как и с ее мамой. То есть спустил ее с лестницы пинком под зад. Она забылась и решила папой покомандовать.

Танец закончился. Николай проводил информированную пожилую даму к ее месту за столом. Перед тем как сесть, старушка произнесла:

– Я вам вот что скажу. Человек вы известный. Она на вас ездит да поучает. Послушайте старуху. Дайте ей как следует по жопе, простите за резкость, станет шелковой. Она хорошо помнит уроки, полученные мамой.

Весь оставшийся вечер Николай был задумчив.

Банкет закончился поздно. Николай тихонько открыл дверь, вошел в темную прихожую, снял сапоги. Из спальни раздался голос жены:

– Николай, поставь сапоги на коврик в прихожей, а то опять наследишь на полу. Как прошел вечер?

– Нормально, – ответил муж и прошел в гостиную на предварительно застеленный диван.

В воскресенье Николай, получив от жены список, направился на рынок. Он покупал, заглядывая в список, сумки наполнялись и заметно тяжелели. Осталось купить творог. Пошел в молочный отдел. Всегда брал творог у одного продавца. Тот был выпивоха, но творог продавал отменного качества. Творог делала жена, а сама на рынке не появлялась.

– Привет, – сказал Николай, – почем сегодня творожок?

– Храх-аратха, – невнятно ответил мужичок.

– Сколько-сколько, сто двадцать?

Продавец кивнул. Это движение по инерции понесло его куда-то вбок, где его поймали женщины-продавцы. Соседка, торгующая творогом и сметаной, сказала:

– Да я вам сама взвешу. Видите он какой, с утра набрался, лыка не вяжет. Может, отвезете его, это недалеко, прямо за городом.

– Хорошо, – согласился Николай.

Он вынул продавца из-за прилавка и отвел к машине. По дороге разговаривать с мужичком возможности не было. Тот сам непрерывно изрекал:

– Щас дам дрозда. Жопа старая. Это я о жене, – пояснил он. – Приеду и врежу.

– Чем же она провинилась? – удивился Николай.

– Ничем, – удивился в свою очередь продавец. – Если бабу не бить, она командовать начнет. А бьешь ее – как шелковая. Интеллигенция! Никакого понятия.

Утром Николай поднялся раньше жены и ушел без завтрака. На ее удивленные вопросы из спальни ответил что-то невнятное.

День выдался жаркий. В костюме даже с утра было душно, рубашка вскоре стала влажной. Николай купил в булочной пару рогаликов, а на работе попросил девушек заварить кофе. Этим и позавтракал. Незадолго до обеда позвал одного из своих аспирантов и попросил сходить с ним в магазин одежды – выбрать что-нибудь полегче. Парень понимающе кивнул и повел Николая в недорогой молодежный магазин, в котором вся его лаборатория покупала разные шмотки с надписями, швами наружу, свисающими махрами и иногда искусно выполненными дырами. Николай за смешные деньги купил легкие штаны с многочисленными тесемками и майку. Что касается майки, то пришлось долго выбирать надпись на спине. В основном надписи были или неприличными, с точки зрения Николая, или двусмысленными. Прямо в магазине его пиджак, брюки и галстук запаковали в громадную пластиковую сумку.

В лаборатории начальник был встречен приветственным гулом одобрения. Но то в лаборатории. А что будет дома? Николай хорошо представлял реакцию Виолетты и тщательно к ней подготовился. Хотя поднимать руку на жену ему еще не приходилось.

Вначале жена молча вытаращит глаза. Она будет молчать, пока он развесит вытащенные из сумки пиджак и брюки и сунет их в шкаф, потеснив другую одежду. К жене в этот момент вернется дар речи.

– Вынь немедленно потный костюм из шкафа и повесь проветриваться на лоджию, – скажет она металлическим голосом. – И немедленно сними с себя эти обноски.

Вот к этому Николай заранее приготовился. Он даже наизусть затвердил свой победоносный ответ:

– Еще слово скажешь, получишь по жопе.

– Я немедленно развожусь с тобой, убирайся, – должна закричать слезливым голосом жена.

Тут он разворачивает жену за плечи, подталкивает ее к входной двери, открывает замок и пинком выкидывает жену прямо в халате на площадку. А затем произносит другую заготовленную фразу, стоя в позе Наполеона:

– Впущу в квартиру, когда в глазок увижу, что ты просишь прощения на коленях.

Когда Николай вошел в дом, его по обыкновению встречала Виолетта. Она увидела мужа в молодежном прикиде, бросилась к нему, обняла за шею и сказала:

– Ну ты даешь, приятель, какой же ты все-таки у меня молодец. Молодой, модный. Я тоже хочу такую майку, а?..

 

Встреча друзей

Хотели зайти куда-нибудь, выпить за встречу по соточке. Нашли свободное кафе, заказали на троих по сто пятьдесят. Официантка предлагает взять бутылку. Действительно, разницы нет, а бутылку сами откроем, хоть какая-то гарантия, что водка не разбавлена.

Посидели, выпили, закусили салатом из кальмаров. Разговоры, воспоминания. Захотелось покурить, но в этом кафе не курят.

Вышли искать местечко, где можно покурить. Но сейчас настали такие времена, что всюду запреты на курение. Ну не на лавочке же сидеть взрослым людям! Подсказали нам кафе, где можно курить. Спустились в него – накурено, глаза ест. Нашли свободный столик, вытащили сигареты. Подошла официантка, мы ей говорим, что зашли просто покурить. Если нельзя просто покурить, то принесите нам чай или кофе. Она нам говорит: видите, сколько желающих, все берут выпивку, а на чае у нее заработка не будет.

Ладно, заказали по сто водки и по какому-нибудь салатику. Выпили, закусили салатом из кальмаров, другие салаты уже закончились. Курим и продолжаем разговор. Тут пришло время пойти в туалет. Спросили официантку, оказалось, у них туалета нет. Есть в кафе напротив, через дорогу.

Перешли в это кафе. Курить там нельзя, поэтому посетителей нет. Спросили, где туалет. Нам ответили, чтобы мы присаживались, сейчас официантка все покажет. А нам уже всем троим приспичило. Девушка подошла, мы ее спросили, она говорит: вон там за занавеской. Только он маленький, пока один идет, закажите что-нибудь. Заказали три по пятьдесят водки. Сходили по очереди в туалет. Выпили. Посчитали, сколько мы сегодня приняли, оказалось, что больше трехсот грамм на человека, а ни в одном глазу. Только есть хочется. Позвали официантку, заказали еще три по пятьдесят и по мясному салату. Девушка принесла стопки и салаты из кальмаров. Спорить не стали, выпили и закусили. Вскоре захотелось курить. Теперь мы уже знали, куда идти.

Официантка в подвале приняла нас как старых знакомых, вытерла столик, принесла пепельницы, каждому по пятьдесят грамм и по салату. Кальмары нам всем уже надоели. Но пришлось ими закусывать. Выпили, покурили, договорились о следующей встрече и разошлись по домам.

– Перебрал, дружок? – Жена наблюдала, как я нашариваю ногой тапок.

– Ни в одном глазу!

– Ужинать будешь?

– А как же. Кроме водки и закуски ничего питательного не ел.

– Все на столе. Я приготовила чудесный салат из кальмаров.

 

Симбиоз

– Какая ты у меня!

Я глядел на жену, которая раздевалась в спальне. Она сняла лифчик, села на постель, снимая чулки.

– Давай быстрее, уложи мальчика, я пока приготовлюсь, – сказала жена. – Ты с помощью своего клоуна укладываешь его намного быстрее.

– Сорочку не надевай, – сказал я. – Сейчас уложу и вернусь.

Я его называю Петрушкой. Обычная кукла с резиновой головой. К ней приделана синяя рубашка с рукавами и нашитым красным галстуком. Голова полая. Выполнен Петрушка как интеллигент с бородой и усами, в тирольской шляпе с пером. Рельефно выделены щеки, четко нарисованы глаза. Я вставляю в рубашку ладонь, просовываю пальцы в рукава и один палец в голову. Диапазон движений невелик: наклоны головы, приветствия руками. Вот и все. Но и этого хватает, чтобы заинтересовать малыша, придумать сказку или показать, как Петрушка его приветствует, раскланивается и велит доедать кашу. Очень полезная воспитательная кукла. Она может похвалить за чистую тарелку, подсказать, сколько яблок на столе, или пожелать малышу спокойной ночи. Для этих целей я и использую куклу.

Я уложил малыша спать. В доме наступила тишина, Петрушка рассказал сказку и спел песенку, но малыш не засыпал. Пришлось Петрушке изложить еще одну сказку и спеть моим сонным голосом еще одну песенку. Петрушка даже меня почти убаюкал, а ребенок требовал еще сказку, теперь о трамвае, и еще песенку – о засыпающей в лесу елочке. Наконец дыхание его стало ровным, он начал засыпать. Чтобы не тревожить первый сон ребенка, я на цыпочках вышел из детской и собрался снять Петрушку с руки. Но кукла с руки не снималась.

– Что за ерунда, – вслух подумал я, – почему Петрушка не снимается с руки?

– Потому что Петрушка собирается рассказать тебе сказку и спеть песенку, – раздался голос Петрушки, точнее, мой голос, – чтобы ты сладко уснул. Потом, конечно, после занятий с женой.

– Бред какой-то, – опять вслух подумал я. И стал судорожно срывать с руки куклу.

Мне ничего сделать не удалось. Было такое впечатление, что я сам себе отрываю ладонь. Я завернул на руку рубашку куклы, чтобы посмотреть, чем это приклеены мои пальцы, но ничего не увидел. Я посмотрел в бесстрастное лицо Петрушки и задал ему глупейший вопрос, совершенно не надеясь на ответ. Какой может быть ответ, если у него в голове мой указательный палец, а рот куклы нарисован. Но я все равно задал свой вопрос:

– Ты почему не слезаешь с руки?

– Простое дело, – ответила кукла, – симбиоз! Слышал о таком явлении?

– Какой симбиоз? – обалдел я.

– Мда! Я был лучшего мнения о твоих умственных способностях. Ты знаешь столько стихов, песенок. Я тобой восхищался. Но это оказалось поверхностным, наносным.

– Чего, поверхностным? – Я оторопел, не веря собственным ощущениям.

– Ну как тебе объяснить, – рассудительно ответил Петрушка, – болваном ты оказался, дубиной стоеросовой.

Я не стал сердиться. Я понял, что у меня небольшой психический срыв. Что мне надо что-то предпринять. И я знаю что. Я прошел в кухню и свободной левой рукой достал из ящика один из ножей.

– И что ты надумал, дурья башка? – шепотом спросил меня Петрушка, используя не только тембр моего голоса, но и мои саркастические интонации.

– Надумал отрезать твою резиновую голову и содрать все остальное с ладони.

– Ну-ну, – равнодушно сказал Петрушка, – тебе дурно становится от прокола пальца при анализе крови. Послушаем, как ты сейчас заорешь, разбудишь ребенка, начнешь искать йод и вату.

– Это почему? – удивился я.

– Я же объяснил тебе, болвану, – терпеливо, как идиоту, стал говорить Петрушка. – Симбиоз. Полный. Общая нервная система, общая циркуляция крови. Понял? Кстати, мочеполовая система у нас тоже общая.

Кукла захихикала.

– Чему ты так радуешься? – спросил я.

– А мы же с тобой должны сейчас в постельку пойти. А? А в постельке кто нас ждет? А? Твоя супруга. Даже ночнушку не надела. Так что мы с тобой сейчас исполним супружеские обязанности.

И Петрушка снова захихикал.

Да, психический срыв был намного глубже, чем я вначале предположил. Представляю, как жена с ужасом слушает меня, обсуждающего с надетым на руку Петрушкой исполнение супружеских обязанностей. Ничего удивительного, поскольку Петрушка говорит моим голосом и моими губами. Точнее, я говорю за Петрушку, поскольку нахожусь в психическом срыве и всерьез считаю, что у меня с куклой все биологические системы общие.

– И пищеварительная тоже, – подслушал мои мысли Петрушка.

– Подожди, подожди, – опомнился я, – у тебя же нет ничего, кроме резиновой головы и синего мешка.

– Зато у тебя, – парировал Петрушка, – есть все необходимое для отправления всех естественных нужд. Теперь, когда я проголодаюсь, тебе захочется есть, когда мне ударит в голову повеселиться, ты надерешься водкой как последняя свинья, после перепоя мне полегчает, когда тебя вырвет. А когда мне захочется бабу, то… Продолжать? Или уже все понял?

– Кажется, понял все. – Я задумался. Как не велик был мой страх перед кровью, все же завтра придется зайти к хирургу и ампутировать приросшую к ладони куклу.

– Даже не мечтай, – вновь прочитал мои мысли Петрушка. – Глазом моргнуть не успеешь, как очутишься в психушке. И учти, что тебе там будет намного хуже, чем мне. Смирительная рубашка, мокрая простыня, уколы в ягодицу – все достанется только тебе. Ну, чего ты медлишь, иди скорее в спальню, тебя жена ждет. Мне прямо не терпится. Она у тебя такая упругая, такая ладная. Ну давай, ну…

Я вошел в спальню, не зная, что предпринять. Но раздумывать мне не пришлось.

– Уснул? – спросила жена, – давай скорей. Обними меня. И выкинь этого дурацкого клоуна с руки.

Она скинула с моей руки Петрушку, прижалась своими упругими грудками и увлекла меня в постель.

 

Зонт

Так с чего все это началось?

Я не большой любитель выпить. Могу взять рюмку в праздники или пропустить стаканчик при встрече с приятелем. И все.

Я не взял с собой зонт; ничего не предвещало, что погода испортится. Неожиданно солнце зашло, закапал дождь, он все усиливался, и мне пришлось заскочить в магазин, чтобы спрятаться от дождя. Совершенно не намеревался ничего покупать. Стоял у прилавка и бесцельно разглядывал пестрые вещи, и развешанные за прилавком, и грудой сваленные на витрине.

– Вам помочь? – спросила продавщица.

– Спасибо. Я просто забежал спрятаться от дождя. – Я рассчитывал встретить улыбку на мой честный ответ. И не ошибся. Продавщица широко улыбнулась.

– Самое время купить зонтик, – сказала она. – Я покажу вам несколько больших мужских зонтов. Под таким можно не только спрятаться самому, но и спасти от дождя свою спутницу.

Она нажала кнопку на ручке, раздался щелчок, и огромный зонт в серую клетку развернулся над ее головой. Я взял протянутый мне зонт, покрутил его.

– Можно подобрать другую расцветку, – продавщица повернулась к зонтам. – Темно-коричневый, или вовсе черный.

Я оглянулся на окно. Дождь все хлестал по тротуару. Теперь я понял, что зонт мне действительно нужен.

– Я бы хотел какую-нибудь оригинальную расцветку.

Продавщица взглянула вопросительно.

– Что-нибудь с искрой.

– С искрой? – удивилась продавщица.

– Ну да, с такими, знаете ли, стрелочками.

Я подумал, что наш разговор напоминает диалог из низкопробного детектива. Стрелочки – это пароль. Сейчас продавщица достанет из-под прилавка пакет с наркотиком, а может быть, пулемет. Здоровенный такой станковый пулемет, который она с трудом водрузит на прилавок. Подумал и улыбнулся. И тут же улыбка сползла с моего лица. Потому что продавщица действительно нагнулась, что-то доставая из-под прилавка. При этом она говорила, и голос ее звучал приглушенно.

– Со стрелочками у нас в продаже нет. Но вот совсем недавно покупатель оставил свой старый зонт. Думаю, он вам понравится.

Продавщица вынырнула из-под прилавка и положила передо мной большой яркий зонт-трость.

– Возьмите. Платить за него не надо. Разве что от шоколадки я бы не отказалась. Берите, берите. Дождь все не кончается.

Я нажал кнопку на изогнутой ручке. Зонт открылся. Он был пестренький, с нарисованными стрелочками, которые скорее подошли бы Купидону. Стрелочки не пронзали красные сердечки, а напрасно. Это было бы очень эффектно.

– Нормальный зонт, ни одной дырочки, спицы не погнуты. Странно, а?

– И мы удивились, – сказала продавщица. – Покупатель вообще был весь такой странный. Вбежал в магазин, попросил строгий черный зонт, бросил деньги на прилавок и убежал. Я ему крикнула про его зонт. А он только рукой махнул. И самое смешное: день был солнечный, ничего не предвещало дождя.

– И что? Он не сказал ни слова? – удивился я.

– Говорил, но скорее себе, чем нам. Бормотал, что больше так не может. Что жена собирается разводиться, а шеф грозит уволить. Он явно был не в себе.

– Пожалуй, – согласился я.

Я закрыл зонт с некоторым усилием. Видимо, пружина была достаточно мощная. Оперся о зонт, держа его за удобно изогнутую полированную ручку. По размеру зонт вполне мне подходил. Я выглядел, как доктор Ватсон в вечно дождливым Лондоне. Хотя у доктора Ватсона не могло быть пестрых зонтов. Ни он, ни Холмс не потерпели бы такого декадентства.

Дождь все продолжался. Я вынул купюру и подал ее продавщице.

– Лучше вам самой выбрать шоколад по вкусу.

– Ой, да на эти деньги…

– Ничего страшного, – засмеялся я, – купите самую большую шоколадку. И спасибо вам. Пожалуй, надо идти. До свидания.

– Спасибо, до свидания, – ответила продавщица.

Я вышел из магазина, открыл зонт и пошел своей дорогой. Зонт был настолько большой, что на меня не попадало ни капли дождя. Я перешагивал лужи, думал о странном покупателе зонтов и неожиданно большим пальцем руки нащупал в торце ручки еще одну кнопку. Удивился и нажал на нее. Кнопка легко подалась, но ничего с зонтом не произошло. Я продолжал размышлять:

– Зачем зонту вторая кнопка? Видимо, она работает, когда зонт находится в закрытом состоянии. Что она открывает? Вдруг зонт – это оружие? Вторая кнопка – это курок. Нажимаешь – и зонт выстреливает пулей. Хотя этого быть не может. Нет зарядного устройства. Тогда зонт стреляет смертоносной стрелой. И не напрасно стрелы нарисованы на самом зонте. Это же очевидная подсказка. Кроме того, теперь понятно, почему он так тяжело закрывается. Это взводится пружина, посылающая в полет стрелу. Значит должен быть запас стрел. А где их взять? Но, может быть, стрела прикреплена к зонту тонким леером, который возвращает стрелу и позволяет снова пускать ее в ход? Неплохо придумано.

Но проверить эту фантастическую догадку мне пока не удавалось. Дождь лил как из ведра. Сложить зонт под проливным дождем было бы просто сумасшествием. Я бы промок, а прохожие, спешащие вокруг меня под зонтами, стали бы хохотать до колик, валяться на тротуаре и дрыгать ногами. Нет, придется подождать, пока закончится этот дождь, или зайти в помещение, где я мог бы подтвердить свою догадку. И такое помещение как раз оказалось на моем пути.

Я спешно закрыл зонт и заскочил в ярко освещенный бар.

– Неплохой ливень, сэр, – сказал бармен. – В такую погоду лучшее средство от насморка – это стакан доброго старого ирландского виски.

– Чуть позже, приятель, – ответил я. – Мне надо кое с чем разобраться.

Я отошел к дальнему столику, прицелился в безобидный деревянный табурет и нажал кнопку в торце ручки зонтика. Кнопка подалась туго. Никаких выстрелов не было. Ни пуль, ни стрел. Просто зонтик попытался упасть, оставив у меня в руке массивную ручку. Я подхватил зонт, и положил его на столик. Итак, эта кнопка просто отделяла зонт от ручки. Теперь надо было понять, для чего это задумано. Я осмотрел ручку; там, где к ней хитроумно крепился зонт, виднелось кольцо. Я открутил его – кольцо оказалось крышкой, а ручка зонта – изогнутой емкостью, до краев наполненной какой-то жидкостью. Я понюхал, чуть-чуть отпил. Ну конечно, это был виски. В ручку зонта помещалось, пожалуй, две пинты виски. Я сделал еще глоток. Прекрасно в такую погоду подействовал этот большой глоток. Я повторил, подождал, пока виски разольется по каждой клеточке моего озябшего тела. И снова повторил. Великолепно!

– Сэр, – послышался сзади голос бармена. – У нас простой закон: или вы заказываете выпивку здесь, или вас выбрасывают вместе с вашим пойлом. Ничего личного.

– Ты прав, парень, – ответил я. – Что ты там говорил о стаканчике доброго старого ирландского виски?

 

Братик

Доктор жил недалеко, в большом сталинском доме с высокими потолками. Она вышла из квартиры, осторожно прошла вниз по лестнице, ощущая резь в больном колене, и так же потихоньку пошла по тротуару. По мере приближения к сталинке боль затихала, и когда она вошла в подъезд, пропала совсем.

На звонок открыл сам доктор. Его так и описывали: крупный мужчина с бородой, говорящий хриплым басом. Он пропустил ее в комнату, указал рукой на стул и сказал:

– Показывай, что принесла.

Он говорил и одновременно надевал прозрачные резиновые перчатки.

– Вот, – она подала снимки и бумаги, – рентген, УЗИ колена и компьютерная томография. И знаете, доктор, пока шла к вам, боль утихла.

– Уху, – сказал доктор.

Это была вся реакция на ее речь. Он уже рассматривал рентгеновский снимок на свет включенной настольной лампы.

– Так, – сказал доктор, – положи сюда ногу.

Он подвинул ей табурет, накрыл своей ладонью ее колено, одновременно продолжая рассматривать снимок.

– Вот здесь болело, как раз где у вас пальцы, – заторопилась она. – Мне сказали, что мышца…

– Давай помолчим, мне твои объяснения не нужны, – оборвал ее доктор.

Ей так и говорили, что доктор большой грубиян, но врач от бога. И берет немыслимо дорого. Но лечение того стоит.

Он взял лист описания УЗИ, прочитал его, неодобрительно хмыкая и повторяя отдельные термины, вызывающие у него явное несогласие. Снова пощупал колено и взялся за большие пленки, выданные ей после прохождения томографа. Он осматривал снимки, каждый раз хмыкая, но уже явно одобрительно. Снова пощупал колено, убрал ладонь и рукой показал, что можно убрать ногу. Отодвинул табурет и снял тонкие резиновые перчатки.

– Что скажете, доктор?

– Я не сказочник, а врач. – Доктор посмотрел на нее. – Будем лечить. Мои расценки знаешь?

Она кивнула головой.

Доктор вышел, она достала деньги и положила их на стол. Вскоре появился доктор с литровой банкой, заполненной до пластиковой крышки темно-коричневой жидкостью.

– Перед сном по столовой ложке. Понятно?

– А сколько дней пить?

– Всю банку.

– А если… – начала она.

– Вот что, голубушка. Давай без этих всяких «если-шмесли». – Доктор прервал ее грубо и нетерпеливо. – Иди и лечись.

Через мгновение дверь за ней захлопнулась.

Первые несколько дней колено давало о себе знать, но с каждым днем как-то все менее решительно. Она не могла нарадоваться. Висела на телефоне, рассказывая знакомым о своем лечении. Давала всем телефон доктора и обязательно упоминала о его грубости. Всем почему-то эта грубость импонировала.

Каждый вечер перед сном выпивалась ложка чудодейственного снадобья. Вкус его был неприятен, но можно терпеть. Очень сладкий и одновременно горький. Всего одна столовая ложка, а колено уже не напоминало о себе целыми днями. Это же надо! Ревматолог колол ей в колено уколы, но чтоб так подействовало! Да еще добыть к врачу талон, высидеть с ноющим коленом в бесконечной очереди, мимо которой идут все знакомые врача и сотрудники поликлиники. А потом обзванивать аптеки, искать это немецкое средство, находить, ойкать, услышав его стоимость, и прочее.

Брат за нее радовался. Она ему все по телефону доложила. Самый близкий человек. Сейчас в большой силе, а совсем недавно она думала, что придется его хоронить – уж очень сильно пил. И всякую гадость: дешевые портвейны, самогон, денатурат, одеколон. Ужас! И вдруг взялся за ум, такой молодец. Прямо гордилась им. Наверно, так бы не гордилась, если бы он с детства шел в большие начальники. А вот справился с увлечением – совсем другое дело. И деньги на доктора брат дал. Сама бы столько не набрала. Жена его привезла, такая умница. Повезло ему с женой.

И он выбрал время, водителя отпустил на часок, заскочил и потребовал подробности. Это вам не подруги, никаких восторгов, внимание и понимание. Как он ее слушал. Потом понюхал лечебное средство, даже попробовал чайной ложкой. И внимательно так смотрел. А глаза стали как у покойного отца. Папа так же смотрел, когда что-то важное происходило. Показалось, что брат очень за нее доволен.

– Ну что ты, родной, – утешала женщина, – расскажи, не убивайся так. Вроде ее визит к доктору помог. Может, и не будем посылать ее в Германию менять коленный сустав.

– Шарлатан, обычный шарлатан, – сказал мужчина, сгорбившись над столом. – Я попробовал это средство.

– Не поняла! – Жена нежно погладила его по голове.

Мужчина тихо заплакал.

– Милый, родной мой, ну что ты? Что сестра? Вроде бы ей сильно полегчало?

– Она такая дура, – сказал брат, вытирая тыльной стороной ладони глаза, – она каждый вечер пьет по столовой ложке самого дешевого кагора.

 

Шутки

Борины шутки встали всем поперек горла. От них страдали родственники и приятели. И все ждали, когда же найдется человек, способный укротить Борю. Безобидные шутки тоже были. Хотя для кого безобидные, а для кого и надолго запоминающиеся. Напомню некоторые его шуточки.

Пришли друзья и сотрудники на день его рождения. Дается команда: мыть руки и садиться за стол. В ванную входят по одному. Раздаются сдавленные крики ужаса. В тусклом свете слабенькой лампочки, в петле, скребя носками по дну ванной, болтается повешенный. Кукла была выполнена реалистично и наряжена в хозяйскую пижаму. Анну Петровну, сотрудницу его отдела пятидесяти восьми лет, пришлось отпаивать валокордином.

Лаборантка в соседнем отделе, Любочка Тонкина, имела на него виды. Он ее пригласил к себе и напоил. Она-то подумала, что все на мази. А Боря положил ее сонную на пол, развел и согнул красочно руки и ноги и обвел контуры мелом. Она очухалась, встала, одернула юбку и уставилась на рисунок. А он спокойно объяснил, что ему показалось, что она не дышит. И чтобы у милиции было меньше хлопот с трупом, он обвел контуры ее тела. Любочка разозлилась и направилась к выходу из квартиры. А он шел за ней и упрекал в том, что, пока он обводил ее мелом, она несколько раз меняла положение рук и ног. Он прямо-таки готов был ее прибить за это.

Пошел в обед в ресторан, выбрал столик с одинокой женщиной, немолодой и неэффектной. Попросил разрешения, сел, сделал заказ, познакомился с соседкой. Она назвалась Лилей, он назвался придуманным именем. Сидят, весело болтают – он умел это делать. Только Лиле постоянно звонят сотрудники и клиенты – она работает в турбюро. Лиля извиняется, быстренько отвечает и продолжает веселую беседу. А он постоянно говорит даме комплименты. Она на это машет рукой, но комплименты все же нравятся. Вскоре Лиля извиняется, говорит, что на минутку покинет его попудрить носик. Вскоре раздается очередной звонок на оставленный дамой телефон. Звонит одна из сотрудниц. Услышав мужской голос, спрашивает с удивлением, кто ей отвечает.

– Майор уголовного розыска Федоркин.

– А что с Лилей.

– В Лилю стреляли, – сухо отвечает майор.

– Боже мой! – С сотрудницей истерика.

– Соберите быстро сотрудников – и в кафе.

Называет кафе и кладет телефон, увидев входящую в зал Лилю. Говорит ей какие-то слова о том, что отлучится встретить приятеля и вернется. У выхода из зала расплачивается с официантом, уходит, а потом долго наслаждается криком и шумом вбежавших в зал разнокалиберных девиц и дам постарше.

Ситуации с телефоном возникали часто. Обычно женщина не берет аппарат с собой в туалет. Как-то в подобной ситуации Боря представился по телефону официантом и ответил, что у женщины сильный понос и она уже полчаса не выходит из туалета. Оказался муж, который прилетел на такси и застал жену за приятной беседой с немолодым импозантным грузином, которого Боря любезно пригласил за столик. А сам слинял.

Он вообще обожал шутки на желудочно-кишечные темы. Снова пригласил Любочку в дом, поскольку она все-таки не теряла надежды. Напоил ее кофе со слабительным. И стал делать ей непристойные предложения в такой форме, что она рассердилась и собралась уйти, но не успела даже добежать до туалета. Он предложил женщине, обезумевшей от случившегося, принять ванну и надеть что-нибудь из его вещей. Ей так и пришлось поступить. Когда Любочка вышла из ванны, она стала намекать, что могла бы принять его непристойные предложения. А что ей было делать, одетой в его рубашку на голое тело. Но тут в дверь позвонила ее мама, которая примчалась по Бориному звонку со сменным нижним бельем.

Борины розыгрыши иногда оказывались полезными. Особенно в острых ситуациях на работе. Когда нужно принимать быстрые и правильные решения. Приехал какой-то мужик из Воронежа. Заказ, видишь ли, в срок не поставляют. Весь из себя недовольный. Послали Борю сгладить скандал. Пришел Боря в гостиничный номер для разговора, а тот нос воротит. Даже вышел в холл связаться с Воронежем по сотовому. Тут в номер позвонил приятный девичий голос с предложением любви в любой форме по приемлемой цене. Удача сама шла в руки. Вскоре девица в высоких сапогах и короткой юбке появилась в номере. Все она делала быстро. Расстегнула и скинула сапоги, сняла кофточку и юбку, села на кровать и начала картинно снимать чулочки.

– Так, быстрее снимай все и залезай в постель. Я на минутку выскочу в буфет за шампанским.

– Только недолго, – ответила напористая девица.

– Я мигом, – сказал Боря.

Он вышел, нашел гостя в холле, сказал тому, что в номер пришла его знакомая.

– Какая еще знакомая, – недовольно спросил воронежский гость, на минутку прервав разговор по телефону.

– Откуда мне знать, – пожал плечами Боря. – Спросила вас, я сказал, что сейчас вас найду. Так что мешать не буду, зайду попозже.

Но не ушел, а направился к администратору, которому сообщил, что в таком-то номере крики. Кажется, клиент не желает расплачиваться с девушкой. Администратор немедленно кому-то позвонил. А Боря сел в кресло за фикусом и стал ждать.

Все случилось, как он и рассчитал. Братки, которые контролировали сексуальные услуги, быстро обнаружили голую девицу в номере гостя, который безуспешно пытался вытряхнуть ее из постели. Девица, естественно, отбивалась. Воронежца отметелили, вытрясли из него бабки. Гость вскоре примчался в контору, с синяками, просить в долг на билет до Воронежа. О заказе даже не заикался.

А Боря получил премию, которую пропили всем отделом. В пьянке не принимали участие только Виолетта Николаевна и Синюхин. Виолетта была в ярости из-за мужа, об этом чуть ниже, а Синюхин не явился из-за жены. А дело происходило так.

Жена Синюхина из отдела, где работала Любочка, была страшная хабалка. Синюхин пошел курить на черный ход, за ним увязалась Анна Петровна, пятидесяти восьми лет. Боря тут же набирает телефон в соседний отдел и, зажав нос, гнусаво сообщает, что ее муженек с Анечкой пошел якобы курить, а уж что они на темной лестнице… И закончить не успел. Трубку бросили. Долго весь отдел наслаждался скандалом и надрывным плачем, доносящимися из курилки.

Борю предупреждали, что добром его розыгрыши не кончатся. Кто-нибудь с ним поквитается. И однажды это произошло. Все ждали человека, способного укротить Борю, и, кажется, дождались.

Виолетта Николаевна, весьма приличная дама, которая приходилась женой нашему главному технологу, решила ринуться в бой. Боря давно подшучивал над ее мужем. Как-то с ее телефона послал мужу эсэмэс: «Зайка, я нашла другого. Прощай». А недавно большой подшефный хор в сарафанах и кокошниках влез в полном составе в кабинет мужа, объявив, что их послали на прослушивание. Главному технологу с трудом удалось вытолкать наряженных баб. Но терпение Виолетты Николаевны кончилось после того, как Боря пустил слух, что ее муж – пассивный гей. Виолетта не выдержала, подскочила к Боре, назвала его подлецом и дала пощечину. И гордо проследовала за свой стол. Все уставились на него. Все! Нам показалось, что карьера шутника закончилась!

А он, подлец, громким шепотом заявил:

– Ты хоть ногами меня бей, хоть чем! Не дам я денег на аборт. Нельзя губить нерожденное дитя. Я против.

Виолетта совсем не картинно упала в обморок и при этом сломала стул.

 

Две недели

Мастер бился уже два часа, результатов не было. Он вновь и вновь листал описание холодильника. Хозяйка квартиры крутилась рядом, с надеждой глядя на мастера.

– Видимо, придется везти его к нам в мастерскую на гарантийный ремонт.

– Надолго? – упавшим голосом спросила женщина.

Мастер посмотрел на женщину с улыбкой.

– Минимум недели две. Сейчас у нас завал работы.

– Боже мой! Неужели ничего сделать нельзя? В такую жару без холодильника!

– Ну посмотрите сами. Я уже все описание несколько раз прочитал. Книга толстая, на многих языках. Вот страницы по-русски. Включить. Мы включили. Установить кнопками нужные температуры во всех отсеках. Установили. Должна зажечься световая индикация. Зажглась?

– Зажглась, – согласилась хозяйка.

– И все. Холодильник должен работать. Написано, читаю: после голосового управления все системы холодильника активизируются. Что за управление, не знаю. Вот, на дверце отверстия. Видимо, микрофон. Я уже хлопал ладонями, просил включиться, что еще ему надо? У меня лампа настольная, от хлопка в ладоши она включается. А холодильник – нет. Что делать?

– И в магазине сказали, что это самая продвинутая модель.

– Им бы только продать, а потом мы в мастерской голову ломаем над этими продвинутыми моделями.

– Может, там еще чего написано? – спросила женщина.

Мастер оглядел женщину. Глаза у него стали масляные. Изменился и голос.

– Ох, тут что только не написано. Вот, английский язык, немецкий, это, наверно, французский, дальше не знаю, разные черточки над буквами, точечки и кружочки. Потом по-арабски, еще на каких-то языках. Может, там подробнее, да я языков не знаю. А вы?

– Тоже, – печально ответила хозяйка, – гуд бай май лав, гуд бай. Еще какие-то слова из песен, форэва, это вроде навсегда.

– Ой-ой-ой… – вздохнул мастер. – Давайте попробую еще раз все сделать по описанию, и если не заработает, закажем на пятницу машину. Будем вывозить.

Мастер аккуратно проделал все операции. Когда на табло загорелись цифры, он придвинулся к отверстиям микрофона и сказал:

– Включайся!

Ничего не изменилось.

– Включайся, дура белая, – заорал мастер.

Результат был тот же.

– Попробуйте вы, – сказал мастер, – может, на женский голос среагирует.

– Включись, мой хороший, – ласково попросила хозяйка, – ну, заработай!

Никакой реакции.

– Я уже сам на такую просьбу немедленно включился, – заметил мастер.

Хозяйка покраснела.

– Ну, что будем делать? – спросил мастер. – Суета с машиной, погрузкой этой бандуры, ремонт и все прочее.

– А какие варианты?

– Ну что ты, хозяйка, не понимаешь? – Мастер смотрел на женщину. – Немного доброты, и я завтра с утра погоню к тебе всех наших электронщиков, пусть разбираются. Ну, что?

– Я никогда, – женщина замолчала и покраснела.

– Никакой премудрости. Обычный оральный секс. Присядь передо мной, расстегни зипер, и все. Завтра у тебя будет ремонт прямо на квартире.

– Все-таки не могу я так, – сказала женщина, – нет, не могу.

– Ну, как знаешь…

Фразу мастер закончить не успел. Хлопнула входная дверь. Раздался мужской голос.

– Дорогая! Наладили холодильник?

– Нет. Мастер все еще возится с ним.

– Так, – сказал муж, входя на кухню, – что за проблема?

– Понимаете, – сказал мастер, – холодильник должен включаться с помощью голосового управления. Вот тут написано. А каким словом включать – непонятно.

Муж пролистал описание.

– Приятель, здесь же все есть. Ну ты даешь! И чего ты столько времени возился. Вот, написано: Switch on.

Холодильник заурчал.

Когда за мастером закрылась дверь, хозяйка толкнула мужа на стул, где сидел мастер, встала на колени, дернула зипер и, подняв лицо, сказала:

– Милый, как меня завел этот агрегат!

 

Веселье в Америке

– Я так за нее переживаю!

– Не понял, – удивился продавец, – за кого именно?

– За дочку, – ответила полная интеллигентная дама, – она так скучает. Представляете, ни слова на их языке.

– Я так понял, что ваша дочь уехала, – утвердительно сказал продавец, – но чем я могу вам помочь?

– Книгой, – воскликнула дама. – Я пошлю ей в Америку веселую, интересную и захватывающую книгу. Бедняжка так скучает! Что вы мне посоветуете? Я слышала, есть какая-то Мамина или Папина. Пишет веселенькие рассказы.

– Ну, что вы говорите, – воскликнул продавец. – Мамина пишет только о кладбищах. Точнее, о благоустройстве мест захоронения. Вы полагаете, вашу дочь это развеселит?

– Боже мой! – Дама всплеснула руками. – Какая досадная ошибка. А эта Папина?

– Папин Б. Н. «Курс сопротивления материалов». Для высших учебных заведений. Ваша дочь в Америке увлекается такими вещами?

– Вы что, смеетесь? Лучше бы я тогда еще купила эту книгу. Как я сопротивлялась ее отъезду, вы себе представить не можете. Ни слезы, ни мольбы – ничего не помогло. Боже, как она там скучает. Почти одна, в двухэтажном доме. Садовник – мексиканец, ни слова по-русски. С поваром, с прислугой – только знаками. Ужас. Пошлю ей книжку – пусть немного посмеется, отдохнет. Что вы можете мне предложить?

– Так! Веселую?

– Да, именно веселую.

– Захватывающую?

– Обязательно, чтобы забыла об этой скуке.

– Вам сильно повезло. – Продавец показал книгу. – Только что поступила в продажу. С фото автора. Причем должен отметить, что уже по названию видно, что книга написана для интеллигентных людей. Надеюсь, ваша дочь…

– Безусловно, – перебила его дама. – Заверните. Сегодня же отошлю в Америку.

– «Авель, Каин. И другие родственники», – прочитал вслух продавец после ухода дамы. – Надо бы почитать. Какие у них могли быть родственники? Адам, Ева, вроде больше никого. Ну, змей еще.

И продавец углубился в чтение, посмеиваясь время от времени и хлопая себя по колену. Каждый новый посетитель спрашивал, над чем он так смеется. Продавец отвечал и показывал книгу. В результате вся партия книг разошлась за один день.

Дама пришла через две недели. И с порога потребовала еще какую-нибудь книгу этого автора – Д. Артемьева.

– Вы удачно приходите, – ответил продавец. – Сегодня привезли новую книгу этого автора. Называется «Кулинар».

– Два экземпляра, – сказала дама. – И мне, и дочке. И скажите, этот Д. Артемьев еще жив?

– Думаю, да. Траурной рамки на фотографии нет.

– Слава богу, – сказала дама, доставая кошелек.