Над городом стояла ночь. Луна в небе напоминала огромное всевидящее око. Был канун большого весеннего полнолуния — колдовской ночи, когда духи неба и земли празднуют вечное возрождение жизни. В такую ночь всегда происходит нечто необычное, тайное становится явным, а явное — тайным и судьбы разных людей завязываются мертвым узлом. Веселая ночка, ничего не скажешь.

Светились окна в большом добротном кирпичном доме. Странный это был дом и странные люди там собирались.

Все они побывали за чертой, отделяющей обыденный мир, где люди спят, едят, занимаются любовью и охотятся за деньгами от других миров, где обитают сны и кошмары, чудовища и ангелы, души умерших и еще не рожденных. Там как в зеркале отражаются все наши мысли и желания, чувства и идеи.

Если кто-то из живущих вольно или невольно переступает эту черту, он больше никогда не будет таким, как раньше. Человек либо тихо умирает, либо теряет рассудок, либо просто становится немного другим, приобретая необычные способности. Многие получают дар предвидеть грядущие события.

И даже изменять их по свему усмотрению.

Сегодня у них было очень важное дело.

Окна зашторены наглухо, чтобы ничего из происходящего внутри не досталось постороннему глазу. Да и не ходят здесь чужие, нечего им тут делать. Дом стоит в лесу, а до ближайшей деревни километров двадцать, не меньше.

Просторная, свободная от всякой мебели комната освещена четырьмя масляными светильниками, подвешенными к потолку. В их тусклом, мерцающем свете фигуры людей в длинных черных одеждах с надвинутыми на лицо капюшонами казались призрачными, нереальными. Эти фигуры образовывали правильный круг. Люди молчали и не двигались, но их воля и разум, их внутренняя энергия создавали конус силы чудовищного напряжения. В центре этого круга, рядом с маленькой бронзовой жаровней, испускающей легкий, странно пахнущий дымок, стояли еще двое — мужчина и женщина. На них были такие же одежды, но капюшоны откинуты и лица открыты.

Длинные черные волосы девушки, свободно падяющие почти до талии, придерживал только узкий ремешок на лбу. Глаза ее были закрыты, руки свободно повисли вдоль тела, тонкое бледное лицо ничего не выражало. Раскачиваясь из стороны в сторону, она пела какую-то нескончаемую песню на древнем языке, неизвестном почти никому из живущих.

И, казалось, не было в мире больше ничего, кроме этого тихого, нежного, душу и кровь леденящего пения.

Мужчина был высок и крепок. Возраст его трудно было определить, но до старости ему явно еще далеко. Светло-русые волосы и борода придавали ему сходство с древним викингом. Ярко-синие глаза смотрели твердо и осмысленно. В противоположность девушке, он был неподвижен, только его руки, тонкие и белые, двигались в такт его пению. Одну за другой они сплетали и завязывали в узлы какие-то разноцветные веревочки.

Этот странный обряд продолжался бесконечно долго. Наконец, резким, точным движением мужчина связал концы веревочек крепким узлом и швырнул их в жаровню. На краткий миг вспыхнуло яркое голубое пламя, потом все погасло.

Только луна по-прежнему плыла над миром, да еще людям, чьи судьбы сплелись сейчас колдовским узлом, не дано было спать в эту ночь.

Катя Ключевская не спала, хотя было далеко за полночь. Только что ей позвонил Вадим. Уж чем-чем, а временем он никогда не стеснялся. Катя не сердилась на него. Она была влюблена, и этим все сказано. Мир казался ей прекрасным, а будущее представало в розовом свете.

Всегда, сколько Катя себя помнила, в доме звучал голос Окуджавы, призывающий всех присутствующих срочно взяться за руки. Катины родители были типичными «шестидесятниками». Они познакомились на вступительных экзаменах в институте, а поженились на следующий день после получения диплома. Обожали выезды на природу с гитарами и палатками, бесконечные посиделки на кухне, разговоры о политике и литературе (в основном, не одобряемой официально). Несмотря на прожитые вместе долгие годы, родители восторженно и влюбленно смотрели друг на друга, и не менее восторженно, но с некоторым удивлением — на подрастающую дочь. Катя уродилась, что называется, ни в мать, ни в отца, и скоро начала смотреть на них как на любимую, знакомую, вдоль и поперек прочитанную книгу.

И только один раз Катин отец по-настоящему удивил ее. Это случилось очень давно, в конце 79 года. Москва готовилась к новогдним проаздникам. У Кати они всегда ассоциировались с запахом мандаринов, шуршащей елочной мишурой, бутылками шампанского для взрослых, а главное, с тем особенным, радостным, поредновогодним возбуждением. И вдруг по телевизору проскочило короткое, неявнятное сообщение о вводе советских войск в Афганистан. Катя даже испугалась, когда увидела неподвижное, окаменевше лицо отца.

— Что случилось, папа? Тебе плохо?

— Нет, ничего, котенок, все в порядке.

— Пап, ну я же вижу. Ты мне сам говорил, что врать нехорошо.

— Ладно, иди сюда, — отец ласково привлек ее к себе и усадил на колени, — понимаешь, котенок, случилось кое-что действительно плохое. Нельзя устанавливать свои порядки в чужой стране, тем более, в такой. Боюсь, это плохо кончится и для нас, и для них.

— Папа, но ведь всегда можно что-то сделать!

— Нет, котенок, не всегда. Но знаешь, если ничего нельзя изменить, надо все знать, все видеть, и не дать себя обмануть. Конечно, ты еще маленькая для таких разговоров, но я думаю — ты все поймешь. А пока пойди спроси маму, что у нас на ужин.

Этот разговор Катя запомнила навсегда. Позже она поняла, как важно видеть только то, что видишь, а не то, что тебе предписано или то, что хотелось бы.

Время шло. После школы Катя сумела пробиться в Ин. яз. и считалась там если не блестящей, то весьма способной студенткой. В общем, жизнь текла ровно, спокойно и почти счастливо.

Но летом 91 года пьяный водитель «Камаза» смял в лепешку старенький «Москвич» с Катиными родителями. Катя осталась совершенно одна, к тому же грянули всем известные перемены. Словом, о продолжении учебы не могло быть и речи.

Когда-то у Катиного папы был приятель Сема Гольдберг. В своем диссидентстве он пошел чуть дальше кухонных разговоров. Случись такое раньше, Сема, конечно, сгинул бы в недрах ГУЛАГа, но времена были уже не те.

Он благополучно отбыл на историческую родину, как водится, до нее не доехал, и обосновался в Нью-Йорке. Когда на прежней родине задули ветры перемен, Семен Яковлевич Гольдберг вернулся туда уже как американский гражданин, стал бойко скупать по бросовым ценам все, что плохо лежит и продавать на Запад уже по ценам мирового рынка.

При всей своей акульей хваке Семен Яковлевич был не чужд некоторой сентиментальности и охотно взял на работу дочь погибшего друга. Учитывая, конечно, Катин почти совершенный английский язык и вполне пристойный немецкий.

Таким образом, взаимовыгодная сделка состоялась. Семен Яковлевич получил грамотного, толкового и преданного сотрудника, а Катя — интересную, хорошо оплачиваемую работу и к тому же гарантию от многих неприятных моментов, с которыми, как известно, сопряжена работа секретаря-референта.

И вот однажды, в промозглый и слякотный ноябрьский вечер, Катя возвращелась домой. Возле нее вдруг затормозила машина и незнакомый красивый парень предложил подвезти. Катя прекрасно знала, какими неприятностями могут быть чреваты подобные ситуации, но… Ей показалось, что этого человека она ждала всю свою жизнь. Вадим довез ее до самого дома, был очень мил и деликатен, робко попросил телефончик.

Конечно же, они стали встречаться. Вадим часто и охотно водил ее по ресторанам, делал ей подарки, при случае мог подкинуть денег на модную тряпку. «Ты покупай сама, я все равно в них ничего не понимаю», — говорил он. Но для самой Кати важнее было другое — Вадим уважал ее, считался с ней, живо интересовался ее работой.

Завтра начинаются длинные майские праздники. Хорошо понимая предпраздничные настроения своих сотрудников, мудрый Семен Яковлевич решил распустить их на день раньше. «Лучше пейте дома, чем на рабочем месте», — любил повторять он.

Катя улыбнулась. Пить она не любит и не умеет, но впереди почти две недели свободы! Правда, завтра ей предстоит небольшое дело. Вадим просил ее отвезти деньги для своего компаньона. За этим он, собственно, и звонил так поздно. Этот компаньон ей совершенно не нравится. Смотрит зверем, и по роже видно — бандит. Но Вадим так просил! Завтра у его важное дело, а деньги надо отвезти срочно. Да и чего бояться? Ее отвезет Ринат, он же доставит обратно. Кроме того, Кате было приятно, что что любимый человек так доверяет ей, даже больше, чем своему другу. Вадим сказал, что Ринату про деньги лучше не говорить.

А вообще-то лучше бы спать. Завтра будет длинный день. Утром Катя собиралась отправиться на Измайловский рынок. У подруги Наташи через неделю день рождения, и хорошо бы поискать что-нибудь для нее. Наташа замужем за бизнесменом, и дорогим подарком ее не удивить, а вот от какой-нибудь оригинальной безделушки она наверняка придет в восторг.

Вечером Вадим ждет ее у себя. Потом надо будет выполнить его поручение, а потом… Вадим обещал сводить ее куда-нибудь потанцевать. Наверное, это будет ночной клуб. Катя уже представляла себе, как будет двигаться под музыку в объятиях любимого. Как после этого они поедут к нему домой. И как будут любить друг друга всю ночь.

Все будет просто прекрасно.

На другом конце города в тесной «хрущевской» квартирке на узком диване лежал без сна старик. Когда-то он был мужем и отцом, но уже много лет его некому было так называть. Звали его Сергей Петрович Костин.

Большую часть своей жизни он был очень одиноким человеком. Закончив институт, тихо инженерил в небольшом НИИ. Работа состояла в бесконечном переписывании прошлогоднего вранья и составлении планов такого же вранья на будущий год. Со временем Сергей Петрович пристрастился к весьма необычному хобби — изготовлению ювелирных поделок из серебра, благо, его запасы в родном НИИ были практически неконтролируемы. Сергей Петрович занимался этим больше для собственного удовольствия, чем для заработка. Просматривал книги, каталоги, альбомы по искусству. Он стал очень неплохим специалистом, обладал тонким вкусом, хорошо чувствовал стиль. Знакомые охотно обращались к нему, когда требовалось нечто оригинальное и необычное.

Так и текла его жизнь, медленно и ровно, до 35 лет. К этому возрасту Сергей Петрович созрел в законченного старого холостяка, был застечив, близорук, неловок, обществом других людей тяготился, никаких перемен для себя не ждал. И вдруг… Любовь, конечно, всегда приходит неожиданно, но как могла болезненная, задумчивая, некрасивая девушка разбудить подобные чувства — непонятно. Ира работала в каком-то машбюро, любила поэзию и природу и к своим 27 годам утратила всякую надежду выйти замуж. Сергей Петрович тогда сильно активизировал ювелирную деятельность — денег стало требоваться больше, смотрел на Иру преданными собачьими глазами, старался угадывать все ее желания и чувствовал себя так, будто получил прекрасный и незаслуженный подарок. И уж совсем невозможное счастье принес тот день, когда Ира, смущенно улыбаясь, сообщила, что беременна.

Володька родился здоровым, крепким и крикливым. Увидев его впервые, Сергей Петрович понял, что ближе и дороже этого комочка, завернутого в голубое одеяльце, у него нет никого и ничего. Даже Ира, по-прежнему любимая, как-то отошла на второй план. После родов она долго болела, да и вооще не отличалась хорошим здоровьем, и Сергей Петрович стал и отцом, и матерью для своего сына. Сам купал, кормил, укладывал спать.

Потом Володька стал подрастать, и они с Ирой не успели оглянуться, как сын вымахал в здоровенного красивого парня. Он был веселым, общительным, хорошо разбирался в технке, играл на гитаре. Сергей Петрович часто недоумевал, как могли они — двое серых мышат — произвести на свет такого сына.

Счастье кончилось осенью 82 года, когда Володя недобрал баллов на вступительных экзаменах в университет и ушел в армию. Сергей Петрович навсегда запомнил лицо сына в тот день, когда они прощались на вокзале — открытое, радостное, родное лицо.

— Папа, мама, не грустите, я скоро вернусь, — крикнул Володя из окна вагона.

Сначала он служил в Азербайджане, но потом произошла какая-то темная история, и Володя попал в Афганистан.

А еще через месяц — погиб. Он действительно вернулся домой скорее, чем они ожидали.

У Сергея Петровича было такое чувство, что небо раскололось и земля ушла из-под ног. Цинковый гроб, хлопоты с похоронами, поминки — все прошло будто в тумане, в полусне.

У него оставалась еще Ира, но это было еще тяжелее. После того, как пришло известие о смерти сына, она не кричала, не плакала, не искала сочувствия у окружающих. Она просто кончилась, перестала существовать. Ира теперь смотрела на мир пустыми, тусклыми, безжизненными глазами. Жила, как заведенный автомат — вставала по утрам, шла на работу, где ею были очень довольны — печатать она стала еще быстрее и безошибочнее, чем раньше, — возвращалась домой, бестоково топталась на кухне, пытаясь что-то приготовить, причем нередко в суп сыпала сахар, а в чай соль, потом принимала снотворное и шла спать.

И только один раз, спустя два года после Володиной смерти, Сергей Петрович, проснувшись ночью, застал жену в слезах. Она рылась в вещах сына, разложила по комнате его одежду, просматривала его школьные тетрадки, будто надеялась найти там что-то важное. Сергей Петрович бросился к ней, обнял, прижал к себе, пытаясь утешить, говорил какие-то нежные, жалкие слова, в которые сам не верил.

Наконец Ира немного успокоилась и затихла в его объятиях, продолжая всхлипывать, как обиженный ребенок. Утешая ее, Сергей Петрович и сам не заметил, как по его щекам текут слезы.

Так они и просидели всю ночь на диване, плача и обняв друг друга, среди разбросанных по комнате вещей сына. Одежда, книги, тетради, старые игрушки их мальчика казались теперь такими же мертвыми, как и он сам.

Как будто из них тоже ушла жизнь.

После той ночи Ира прожила недолго. Милосердный сердечный приступ успокоил ее навсегда.

Оставшись в одиночестве, Сергей Петрович окончательно замкнулся в себе. Равнодушно вышел на пенсию, когда подошел его срок, и был даже рад, что больше не надо общаться с сослуживцами, выслушивать их назоиливые соболезнования и отвечать на идиотские вопросы. Шли годы, менялась жизнь, и круто менялась. Рухнула система, которая казалась незыблемой, кончилась грязная и кровавая война, которая отняла его мальчика, потом полки магазинов запестрели импортным изобилием, а деньги превратились в труху. Ему было все равно. У стареющего, одинокого и очень несчастного человека осталось только одно желание — еще раз увидеть сына, хотя бы во сне. Поговорить с ним, вымолить прощение за то, что не сумел уберечь. Но Володя все не приходил. По большей части Сергей Петрович мучился бессонницей и только под утро проваливался ненадолго в беспокойный, тяжелый и тревожный сон.

И вот по ночам, когда накатывали тяжелые мысли и воспоминания, Сергей Петрович стал все чаще возврвщаться к любимому делу, которое в прежние, счастливые времена давало возможность сводить концы с концами. Сергей Петрович убеждал себя и немногочисленных старых знакомых, что изготовление серебряных украшений помогает прожить на нищенскуя пенсию инженера в условиях бешеной инфляции.

Это было правдой лишь отчасти. Деньги его больше не интересовали. Он любил свое дело, и это было последнее, что у него осталось.

В окно лился холодный лунный свет. Поняв, что заснуть все равно не удастся, Сергей Петрович поднялся с постели и включил электричество. Ну, и что дальше? Почитать, что ли? Он пробежал взглядом по книжным полкам. Когда-то он здорово пополнил свою библиотеку за счет книг, которые тоннами свозились в макулатуру. Сведя близкое знакомство с работниками склада вторсырья, Сергей Петрович за бутылку водки или небольшую денежную мзду легко получал туда свободный доступ.

Среди огромных отвалов мусора иногда попадались просто бесценные сокровища. Например, лет двадцать назад по чьему-то недосмотру там оказались совсем уж редкие экземпляры. Эти книги были вывезены из Германии еще после второй мировой войны. Зачем — неизвестно, после войны победители тащили что ни попадя, случалось и не такое.

Например, один политработник, а по совместительству военный корреспондент долго таскал за собой тяжеленную печатную машинку, шикарный «Ундервуд» с широкой кареткой. Потом, уже в Москве вдруг оказлось, что это еврейская машинка и печатает слова справа налево. Так наказал жадного политработника еврейский Бог.

В общем, книги долго пролежали в каком-то хранилище, потом кем-то были списаны и подлежали уничтожению. Серегей Петрович иностранных языков не знал, но кожаные тисненые переплеты, старинная веленевая бумага, готический шрифт и непонятные, но красивые гравюры внушали к себе невольное уважение. Таким образом, три старинны толстых фолианта были спасены от уничтожения и заняли свое место в библиотеке скромного советского инженера.

Ну, откуда ему было знать, что в его руках оказались бесценные гримуары (старинные книги-руководства по колдовству) шестнадцатого века? И что один из них содержит рисунок талисмана огромной разрушительной силы, которого больше нет нигде в мире? И что этот талисман может быть изготовлен только раз в сто лет, в строго определенный день и час, когда все планеты приходят в соответствующее положение?

А главное, что это время наступило как раз сейчас, сию минуту?

После смерти жены в квартире Сергея Петровича царил привычный бспорядок. Разыскивая себе что-нибудь почитать, он случайно задел причудливую, винтом завернутую стопку книг, которая и так держалась на честном слове. Ругнув себя за неуклюжесть, он принялся подбирать книги с пола, укладывая их в такое же шаткое и ненадежное сооружение.

Одна из старинных немецких книг оказалась раскрытой. На пожелтевшей от времени странице Сергей Петрович вдруг увидел рисунок такого редкого по красоте украшения вроде медальона, что так и замер с книгой в руках.

Эта вещь просто заворожила его. Захотелось сделать ее прямо сейчас, немедленно. Ведь заснуть все равно не удастся, можно попробовать хотя бы занять себя.

Никогда еще работа не шла так легко и споро. Медальон получился еще красивее, чем в старой книге. Сергею Петровичу даже показалось, что украшение испускает какое-то голубоватое сияние.

Он еще раз полюбовался своим изделием. Такая красота, даже жаль расставаться. Но что поделаешь, не самому же носить.

Разнообразных побрякушек, изготовленных в часы бессонницы, у него скопилось уже довольно много, а пенсия еще не скоро. Надо будет завтра выйти с ними на рынок. Деньги, конечно, не главное, но жить-то надо.

И еще… Будет лишний повод хоть ненадолго уйти из дома и занять себя чем-нибудь.

Магомед Ходжаев тоже не спал всю ночь. Близкое полнолуние растревожило и его. Волком хотелось завыть на луну. Тем самым волком, что на чеченском знамени.

Магомед родился в ссылке, в маленьком шахтерском поселке недалеко от Караганды. До сих пор помнится ему пыльная, продуваемая всеми ветрами, бесприютная степь.

Когда чуть-чуть подрос, слушал и запоминал рассказы старших о том, как целый народ везли через всю страну в телячьих вагонах. Как выбрасывали под откос трупы тех, кто не выдержал дороги. Как уже здесь, в Казахстане, издевался над ссыльными комендант Юдин. И впитывал, впитывал в себя, как губка, горе и злобу своего народа.

Потом умерла мать. Работа откатчицы в шахте вообще не способствует здоровью и долголетию. Магомеда отправили к родственникам, жившим в Чуйской долине. Уже в те времена многие оборотистые людишки ездили туда за коноплей. Людишек, конечно, ловили, но у чеченцев они часто могли найти приют и защиту. Ибо они были преступниками, врагами государства, а «враг моего врага — мой друг».

Время шло. Для подрастающей чеченской молодежи героями становились бандиты, воры, грабители и убийцы. Банда Ахмеда-Маргелы, еще в шестидесятые годы наводившая ужас на среднеазиатских зубных техников, стала легендой в устах чеченких подростков.

Потом началось возвращение на историческую родину. Тогда чеченский криминалитет уже превратился в мощную силу, которая до поры ждала своего часа.

И, как известно, дождалась. Грянул 91 год. До этого времени бешеный нрав Магомедовых соплеменников знали только те, кому довелось служить в армии или сидеть в тюрьме.

После — узнали все остальные.

Джинн вырвался на свободу. Жить стало легко и вольготно. Связи вплоть до высших российских кругов обеспечивали надежную защиту. Магомед отправился в Москву «гонять воздух». Афера с фальшивыми авизо легко приносила большие деньги. Правда, для прикрытия такой деятельности часто бывает нужен руский Вася. Но это как раз не проблема, чего другого, а дураков здесь всегда хватало. Хуже то, что деньги на этот раз девались неизвестно куда. Ладно, разберемся. Этот самый Вадик выглядит, как побитый щенок. Деньги он теперь пусть хоть родит, а достанет. Шакал этот Вадик, одно слово. Бабу свою внаем сдает, чтобы шкуру уберечь. Да, завтра будет весело. Телка того… Гладкая. Магомед сладко потянулся в предвкушении удовольствия. Не так ему нужна была Катя, как хотелось еще раз насладиться унижением и покорностью Вадима, но, раз уж так получилось, почему бы не попользоваться?

Надо сказать, что услугами профессиональных проституток Магомед пользовался крайне редко. Молоденькие, красивые и глупые русские девочки были куда слаще. И лучше приезжие, чтобы в случае чего искать было некому. Сначала — себе, потом — своим мальчикам, потом — еще что-нибудь, смотря по настроению.

Конечно, мимолетные Магомедовы подружки не знали, что что многим из них придется либо удобрить собой кусок близлежащего болота, либо превратиться в тупые забитые существа, полностью лишенные разума и воли. Даже те, кому повезло вернуться домой и выжить, не скоро приходили в себя.

Магомед искренне считал, что все его жертвы недостойны никакого уважения и в собственных глазах был морально безупречен. Накопленная годами злоба требовала выхода, и теперь он наслаждался местью.

Всем.

А очень далеко отсюда, на американском континенте было уже утро. Над небольшим городом в штате Нью-Гемпшир медленно и лениво вставало солнце. Том Хартли, преуспевающий белый американец тридцати двух лет от роду, торопился на работу и настроение у него было — хуже некуда.

Том был менеджером в небольшой компьютерной фирме. Его босс, Питер Блюм, когда-то жил в Нью-Йорке и познакомился там с русским евреем Сэмом Гольдбергом. Тогда Сэм был нищим эмигрантом, существовал в основном на пособие, именуемое Вэлфером, но все ж не унывал, веры в себя не терял, прокручивал мелкие гешефты и строил наполеоновские планы. Теперь, когда в России все изменилось, Сэм вернуся туда уже как американец, открыл свое дело и принялся бомбить всех прежних знакомых предложениями о сотрудничестве. Питера он соблазнял огромным, вновь открывающимся российским рынком, где о компьютерных технологиях пока знают лишь понаслышке. Питер решил, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Том отправился в командировку в Москву.

Это было примерно полгода назад. В течение месяца Том добросовестно изучал положение дел, и, вернувшись обратно, доложил свои соображения. Он считал, что рынок сбыта в Росии действительно есть, но бизнес настолько криминализирован, а сами русские настолько непредсказуемы, что иметь с ними дело крайне рисковано. Кроме того, контора Сэма показалась ему очень подозрительной, а его самого Том искренне считал просто старым жуликом.

Единственным приятным впечатлением от Москвы для него стала Кэт, по-русски Катя, работавшая у Сэма переводчицей. Она хорошо говорила по-английски, была очень мила, приветлива и корректна, но на предложение Тома поужинать вместе и вообще познакомиться поближе ответила вежливым отказом. Тома это несколько удивило, потому что обычно русские красавицы охотно шли на интимное общение с иностранцами, кто за деньги, а кто и просто так, за призрачную возможность найти богатого мужа. Том быстро оставил свои притязания, но почему-то до сих пор не мог забыть эту девушку. Мысленно он назывл ее Пусси Кэт. Катя действительно была похожа на веселого котенка, часто смеялась, но иногда, задумавшись, становилась просто прекрасной, и тогда Том видел в ее лице такое редкое сочетание нежности и отваги, что хотелось схватить ее в охапку, увезти навсегда из грязной, голодной, сверкающей фальшивыми огнями Москвы, любить, уважать и оберегать от всего на свете.

Теперь ему снова предстояла утомительная, и скорее всего, безрезультатная поездка. Почему-то все деловые переговоры у русских сопряжены с таким тяжелым и беспробудным пьянством, что придти в себя удастся не скоро. Конечно, он снова увидит Катю, но от этого будет только хуже. Приходится признать, что он ей не нужен, а материальными благами и обещанием сытой спокойной жизни ее не купишь. Эх, будь все проклято!

Том спокойно и уверенно вел машину по тихой, сонной улице своего городка. Неизвесто откуда на дорогу вдруг выскочила большая рыжая кошка. Том любил животных и не хотел начинать свой день с убийства беззащитной твари. Он резко ударил по тормозам и успел остановиться как раз вовремя. Кошка была всего лишь в полуметре от его машины.

— Ну, что же ты, киска, бегаешь по дорогам! Так недолго и до инфаркта довести нервного водителя вроде меня. Или от тебя мокрое место останется. Ну и глупое же ты создание!

Том вышел из машины, чтобы отнести животное в безопасное место. Почему-то кошка не убегала и вообще не казалась испуганной. Она просто спокойно и уверенно стояла посреди дороги и смотрела на него в упор огромными изумрудно-зелеными глазами. И на какой-то момент Тому показалось, что на него смотрит совершенно разумное существо.

Существо, которое нуждается в его помощи.

Кошка не далась ему в руки. Всего лишь раз она благодарно ткнулась головой в его ладонь, потом развернулась и гордо, медленно удалилась.

Том снова сел за руль. Он был вполне доволен собой, но его настроение резко изменилось. Теперь ему хотелось отправиться в эту дурацкую деловую поездку. Он точно знал, что практических результатов это не принесет но его собственная жизнь должна круто измениться, и не обязательно в худшую сторону. Он был спокоен и уверен, что все идет так, как нужно.

И только одна смутная мысль не давала ему покоя. Откуда, черт возьми, взялась на дороге эта кошка? Том не был специалистом в этой области, но кошка была ухоженная, дорогая, явно породистая. Такие стоят бешеных денег. Эта киска вполне могла быть балованным домашним сокровищем какой-нибудь обеспеченной леди. Том давно жил на своей улице и хорошо знал всех соседей.

Ни у кого из них такой кошки не было.

Ночь прошла. В красно-кирпичном доме недалеко от Москвы все выглядело совсем по-другому. Как будто и не собирались там странные люди, не было никаких магических обрядов, не струился над жаровней синеватый дымок и черноволосая ведьма не раскачивалась в такт словам древнего заклинания.

Сказки все это, граждане.

Комната, освещенная солнцем, казалась уютной и мирной. Дородная, все еще красивая женщина средних лет сидела за столом. В руках у нее была колода карт и сейчас она сосредоточенно раскладывала их в строгом, ей одной ведомом порядке.

Пасьянс, что ли?

Нет, вряд ли. Слишком уж она была серьезна. Да и карты совсем не напоминали те, которыми режутся в «подкидного дурака». Да и бормотала эта женщина что-то непонятное:

— Добрый и строгий человек… Это хорошо. Подарок… Значит, талисман перейдет из рук в руки так, как нужно. Предательство… Катастрофа, скорее всего пожар… Люди, люди, что же вы с собой делаете!

Прежде чем перевернуть последнюю карту, она помедлила. Очень важно, кто будет Посланником. Наконец, перевернув ее, женщина улыбнулась. «Дочь огненного меча», — прошептала она.

На карте была изображена молодая девушка с огненно-рыжими волосами, легко, без всякого усилия удерживающая разъяренного льва. Волосы ее были заплетены в короткую косу, правая рука и правая грудь обнажены, над головой витал знак бесконечности.

Значит, все правильно. Остается только ждать ночи.

Кате не удалось выспаться, о встала она очень рано. Утро было теплым и ласковым, впереди длинный интересный день, что еще нужно человеку?

Она быстро натянула джинсы, тонкий свитерок, навела легкий макияж и позавтракала перед включенным телевизором. Со времени смерти родителей Катя так и не привыкла есть в одиночестве, а такая компания все же лучше, чем никакой.

На экране развеселые девушки то признавались в вечной любви какому-то бухгалтеру, то собирались навсегда покинуть пределы нашей необъятной родины.

Сбегая по лестнице, Катя напевала себе под нос привязавшуюся мелодию: «Америкен бой, уеду с тобой, уеду с тобой, Москва, прощай…» Да уж, Америкен бой — воплощенная мечта всех московких кошелок. Конечно, среди них действительно попадаются неплохие люди. Катя вспомнила Тома Хартли, который приезжал к ним на фирму еще перед Новым годом. Том был приятный парень, Катя чувствовала, что очень нравится ему, но тогда у нее уже был Вадим. И потом… Ей совершенно не хотелось пополнять ряды дешевых русских красоток, глядящих жадными глазами на каждого заезжего кавалера. Может, у него дома жена и пятеро детей, так почему бы не развлечься в деловой поездке? Тем более, что в Москве предложение по этой части намного превышает спрос. Да Бог с ним, с Томом, себя упрекнуть ей не в чем, а за других она не отвечает. И вообще, лучше не заводить романов на работе, так жить проще.

На Измайловской ярмарке Катя быстро нашла подарок для подруги. Массивный браслет в виде китайского дракона с бирюзой во рту наверняка приведет ее в восторг.

Времени оставалось еще много и Катя решила просто прогуляться по рядам, тем более, что вокруг было много интересного.

Среди прочих безделушек Катя увидела серебряный медальон удивительной красоты. Она и сама не могла бы объяснить, почему он ей так понравился, но сочетание причудливо изогнутых завитушек и затейливой гравировки выглядело на редкость законченным и гармоничным. Это была та вещь, которую ей действительно хотелось иметь. Катя взяла медальон в руки, любуясь совершенством формы. Какая жалость, что больше нет денег! За такую прелесть наверняка запросят много. Катя искоса взглянула на продавца — седого, грузного, бедно одетого пожилого человека. Его глаза, плавающие за толстыми линзами очков, показались ей добрыми и печальными. «Бедненький… Трудно, наверное, сейчас прожить. И вид у него такой интеллигентный… Мой папа был такой же. Каково ему теперь стоять на рынке! Ну, ничего, я заплачу, сколько он скажет, лишь бы согласился отложить эту штуку хотя бы на полчаса. Вот только сейчас примерю ее…»

Катя накинула себе на шею тонкую цепочку. Медальон показался ей странно-теплым, как будто перед этим кто-то долго держал его в руках. Но главное… От мысли, что его придется снять и отдать обратно, Кате стало не по себе.

Налюбовавшись, она подняла руки, чтобы снять медальон. Но прядь ее вьющихся волос непонятным образом накрепко переплелась с цепочкой. Покраснев от смущения, Катя тянула и дергала изо всех сил. Продавец сочувственно наблюдал за ней.

Сергею Петровичу было жаль эту рыженькую симпатичную девушку. У бедняжки был такой вид, будто она вот-вот заплачет. Ее волосы действительно запутались крепко, а предложить свою помощь он не решался. За годы одиночества он совсем отвык от общения с людьми, да и чувствовал себя сегодня далеко не лучшим образом. Болела голова, перед глазами мелькали мушки.

Только его болезненным состоянием и можно объяснить то, что случилось дальше. Все окружающее куда-то исчезло. Солнечное майское утро вдруг превратилось в серые сумерки. С расстроенного лица незнакомой девушки на него смотрели глаза сына. Как будто его мальчик, убитый десять лет назад, на краткий миг вернулся обратно.

Вернулся, чтобы попросить о чем-то.

Все это продолжалось несколько секунд, не больше. Вокруг так же шумел базар, солнце светило еще ярче, а девушка так же безуспешно пыталась снять медальон.

— Извините, я сейчас, — бормотала она.

Сергей Петрович принял решение. В конце концов, пенсия уже скоро, а денег ему с собой в могилу не брать.

— Скажите, деточка, вам нравится эта вещь?

— Да, очень, я обязательно куплю, только домой схожу за деньгами.

— Знаете, что? Давайте сделаем так. Я хочу, чтобы вы взяли и носили этот медальон, а о деньгах говорить не будем.

— Ну, как же… Я так не могу.

— Можете, можете, деточка. Сделайте приятное старому человеку. Носите на здоровье и будьте счастливы.

Сергей Петович быстро собрал свой товар и поспешил уйти с рынка. У него больше не было сил.

Но, в то же время, впервые за много лет, он чувствовал себя почти счастливым.

Как будто в недалеком будущем ему предстояло что-то хорошее.

Катя отправилась домой. Она была очень смущена и недовольна собой. «Неудобно как-то получилось. Он такой старенький, интеллигентный и беззащитный, а я — нахалка. Надо будет обязательно вернуться и заплатить», — думала она.

Дома Катя переоделась в модное удлиненное платье из «вареного» шелка. Если они с Вадимом пойдут вечером куда — нибудь ужинать и танцевать, то джинсы будут явно неуместны.

— Голубой цвет мне, кажется, к лицу, — размышляла она перед зеркалом, — хотя, зеленый, наверное, был бы лучше.

Сергея Петровича она, конечно, не застала, хотя и долго бродила по рядам. «Ничего, в следующий раз приду. Он, наверное, тут часто стоит», — успокоила себя Катя.

Конечно же, она ошибалась. Больше им встретиться уже не пришлось.

Вадим непривычно суетился и прятал глаза. Таким Катя его никогда еще не видела.

— Катюш, ты сейчас быстренько съездишь и вернешься. Тут совсем недалеко. А у меня это… Дела. Ты извини, ладно? Зато потом сходим куда-нибудь. Хочешь в «Арлекино»? Хочешь — пойдем. Да, и еще вот триста долларов, завтра какую-нибудь эдакую шмотку тебе купим. Ты же у меня умница. Сейчас Ринат приедет. Только ты ему про деньги не говори. Он что-то это… Ненадежен последнее время. Вот «дипломат», сама не открывай, там замок кодовый. Магомед знает.

Слушая его болтовню, Катя с ужасом почувствовала, что все это ложь. В первый раз она посмотрела другими глазами на человека, которого любила. Она затеребила пальцами тонкую цепочку с медальоном, придумывая предлог, чтобы уйти.

Но она не успела, да, наверное, и не могла бы успеть. Звякнул дверной звонок. Вадим как будто даже обрадовался, что все кончилось и не надо больше притворяться.

В машине Рината Катя все еще пыталась успокоить себя. Ехать пришлось долго, и она задремала. Ей снилось, что она снова маленькая, родители живы и все хорошо. По комнате развешана елочная мишура, отец поднимает ее высоко-высоко, под самый потолок, а она визжит и смеется. Папа высокий и сильный, а его добрые, любимые руки — самое надежное убежище. Потом он прижимает ее к себе крепко-крепко и шепчет на ухо: «Не дай себя обмануть, котенок. Не дай себя обмануть».

— Вставай, приехали, — услышала она голос Рината.

Катя медленно открыла глаза. Было уже темно, вокруг стоял высокий могучий лес. Большой красивый дом, окруженный забором показался ей каким-то зловещим.

— Ты иди, я тебя подожду.

Катя вышла из машины. Калитка оказалась отпертой. До дома ей оставалось пройти всего несколько шагов. Казалось, узенькая, аккуратно вымощенная плитами садовая дорожка жжет ей ноги сквозь подошвы легких летних туфелек.

Она поднялась на крыльцо, нажала кнопку звонка, где-то внутри дома простучали шаги… И дверь захлопнулась за ней.

Том летел в самолете. Вообще-то он не склонен был к абстрактным философствованиям, но сейчас думал о том, как легко стало в последние годы преодолевать огромные расстояния. Кто бы мог подумать во времена Колумба и Магеллана, что Землю можно будет обогнуть за несколько часов, дожевывая завтрак и размышляя о своих делах? И кто бы мог подумать всего несколько лет назад, что приехать в Россию можно будет легко и просто?

Преграды, созданные людьми, бывают сильнее океанов и гор.

Сейчас все по-другому. Расстояния сократились, а, главное, рушится незримая стена между людьми, которя делает их врагами и может в конце концов привести к мировой катастрофе, в которой не дано выжить никому.

Даже к своей безответной любви Том начал относиться иначе. Теперь он понял, что любовь — сама по себе дар Божий, и возможность любить — уже счастье. Том радовался, что снова увидит Катю. Пусть он ей не нужен, пусть она любит кого-то другого — это все не важно. Главное, что она есть, и спасибо ей за это. Оказывается, в любви нельзя быть собственником и эгоистом, отдавая, получаешь больше, а ревность выдумали идиоты.

Том был бы совершенно счастлив, если бы к его благостным размышлениям не примешивалась тревога за Катю. Бедная девочка, такая одинокая в этом жестоком мире. Теперь Том был готов на что угодно, лишь бы защитить и уберечь ее.

И как могло случиться, что ничтожное происшествие с кошкой на дороге подвигло обычного среднего американца к подобным рассуждениям?

Чудны дела Твои, Господи.

— Значит, девочка, ты меня обмануть хотела, — Магомед уже был предупрежден о нехитром маневре Вадима, да и самому догадаться труда не составляло, — лоха нашла, да? А знаешь, чем за это расплачиваются?

Катя забилась в угол дивана. Мысли метались у нее в голове, как маленькие испуганные зверьки. После того, как она услышала шум мотора удаляющейся машииы Рината, никакой надежды у нее уже не осталось. Значит, Вадим действительно подставил ее. Этих бандитов здесь человек пять, и она полностью находится в их власти.

— Послушай, Магомед, отпусти меня, пожалуйста. Я ведь и правда не знала, что в «дипломате», — Кате казалось, что лучше оказаться одной в лесу среди ночи, чем оставаться в этом уютном и красивом доме. И она была совершенно права.

Магомед засмеялся.

— Ваха, — обратился он к одному из своих приспешников, — ты еще видел таких наглых шлюх? Дешевая блядь, вон, грошовую безделушку на себя нацепила, и сама со всеми потрохами три рубля не стоит, а туда же, вы… Ладно, пора кончать это базар, держите ее.

Двое дюжих молодцов легко подхватили ее под локти, поставили на ноги. Магомед рванул платье на плече.

— Ну, что, шлюшка, сама разденешься, или тебе помочь?

— Отпусти меня, я же ничего тебе не сделала!

Хлесткий удар в лицо отбросил ее к стене. Катя ощутила во рту соленый привкус собственной крови. Она поняла, что своим робким сопротивлением только раззадорила бандитов, и теперь ей уже не спастись. Вместе с отчаянием к ней пришла неожиданная смелость. Когда нечего терять, уже нечего бояться, не так ли? Глаза ее заволокло багровой пеленой. Страх куда-то пропал, и только ярость рвалась наружу.

Никто не заметил, что серебряный талисман у Кати на груди вдруг засветился странным голубоватым светом.

— Гады, сволочи, чтоб вам сгореть! — в отчаянии закричала она.

Что произошло дальше, никто так и не понял. Катя вытянула вперед левую руку, защищаясь от новых ударов. Потом на ее ладони появилось небольшое белое пятно. В полумраке комнаты оно сверкало и переливалось перламутровыми отблесками. Пятно быстро превратилось в яркий, ослепительно-белый луч. Он ударил в голову Магомеда, прошел сквозь стену, оставив в ней огромную обугленную дыру. В соседнем помещении раздался взрыв, и пламя забушевало вокруг.

На полу корчилось то, что еще недавно было Магомедом Ходжаевым. Наружных повреждений у него не было, но невиданный огонь словно пожирал его изнутри. Одежда на нем тлела, кожа на лице и руках быстро обугливалась и чернела, изо рта и ушей вырывались языки голубоватого пламени. Он все еще был жив и кричал, не переставая.

Не каждому удается попасть в ад еще при жизни.

Магомедовы подручные застыли в оцепенении. Никто из них не мог ни пошевелиться, ни открыть рот, не говоря уже о том, чтобы выбраться из горящего здания или попробовать спасти своего главаря.

Катя в последний момент успела увернуться от рухнувшей потолочной балки. Закрывая лицо руками, она бросилась к двери. Спасать своих мучителей Катя не собиралась. «Они-то меня не помиловали», — неожиданно зло и жестко подумала она.

Был страшный момент, когда Катя почувствовала, что не может справиться с дверным замком. «Неужели и я сгорю тут вместе с ними? Нет, черт возьми, нет! Я не хочу гореть тут заживо вместе с этими подонками! Не бывать этому!»

Наконец-то замок поддался ее усилиям и дверь распахнулась настежь. В комнату хлынул поток свежего воздуха, и пламя разгорелось с новой силой. Со звоном лопались стекла, дом Магомеда быстро превращался в огненную могилу для всех своих обитателей.

Катя выбежала из проклятого дома. С наслаждением она вдыхала полной грудью прохладный и чистый ночной воздух.

И вовремя: взметая в небо целые фонтаны огненных искр со страшным треском рухнула крыша. Толстые бревна еще догорали, но, в общем, все было уже кончено. Не разбирая дороги, Катя бросилась бежать через лес, прочь от этого места.

Ветки деревьев хлестали ее по лицу, колючий кустарик царапал ноги. Только сейчас Катя заметила, что ее руки сильно обожжены и покрыты волдырями. Боль и страх гнали ее вперед. Она боялась, что если остановится, то упадет и больше не сможет подняться. Катя проклинала себя за глупость, проклинала своего бывшего возлюбленного и вообще весь мир. Она не задумывалась о странном происшествии в доме Магомеда и о том, что явилась причиной страшной, мученической смерти пяти человек.

Полная луна вела ее за собой, как маяк. Катя не знала, куда бежит и что ждет ее в конце пути.

Лес понемногу редел. Кате показалось, что между стволами деревьев мелькают фигуры людей и слышатся голоса. Странно было только то, что эти люди разговаривали на непонятном языке. Откуда здесь ночью, в лесу взялись иностранцы?

Но сейчас это было не важно. Если здесь есть люди, значит, можно рассчитывать на помощь и спасение. Собрав остатки сил, Катя выскочила на поляну.

То, что предстало перед ней, поразило ее еще больше, чем пожар. На лесной поляне, образовывая правильный круг, стояли люди в длинных черных одеждах. В центре этого круга, воздев руки к луне, стоял высокий мужчина. Его одежды были белоснежными, и, казалось, отражали лунный свет.

Катя вскрикнула и потеряла сознание. Высокий мужчина подхватил ее на руки, что-то повелительно сказал остальным, и все они скрылись за деревьями.

Ночь Великого полнолуния принесла свои плоды.

Впервые за много лет Сергей Петович Костин смог, наконец, заснуть покойно. В окно светила полная луна, но ее свет почему-то казался не зловещим, а мудрым, вечным и почти радостным. Впервые воспоминания о сыне не терзали и не мучили его. Сергей Петрович вспоминал первые шаги своего мальчика, его смешные словечки, его улыбку. Потом он заснул, и ему приснился сын.

Он стоял высоко-высоко, где-то рядом с луной, но Сергей Петрович хорошо видел его лицо, каждую черточку. Володя выглядел почти таким же, как в тот день, когда они прощались на вокзале, но в чем-то казался мудрее и старше.

— Здравствуй, отец. Не грусти, мне хорошо здесь. Я помню и люблю тебя. Скоро мы увидимся.

— Володька, милый мой, но почему сейчас? Почему ты раньше не приходил? Я так ждал тебя!

— Не знаю, отец. Ты сделал что-то важное. А теперь прощай, я не могу надолго задерживаться.

Сергей Петович почувствовал, как по щекам его течет горячая соленая влага. Вот сейчас все кончится, сын уйдет, и он опять проснется в той же опостылевшей комнате. А что потом? Та же одинокая, ненужная опостылевшая жизнь.

— Володька, не уходи! Я болен, стар и одинок. Я не могу так больше. С тех пор, как ушла твоя мать, мне уже незачем и не для кого здесь оставаться. Возьми меня к себе, пожалуйста!

— Хорошо, отец. Сегодня такая ночь, когда желания сбываются. Иди ко мне. Про маму я знаю, она тоже здесь.

Из-под ног сына протянуся длинный серебряный луч. «А вот посмотрим, сумею ли я ходить по радуге», — подумал Сергей Петрович, прежде чем ступить на него. Лунная дорожка оказалась странно-призрачной и в то же время надежной. Идти по ней было легко и приятно, и Сергей Петрович, еще не веря своему счастью, торопясь и смешно взмахивая руками, пошел по лунной дороге вверх. Туда, где ждал его сын.

И даже не заметил, что умер.

Семен Яковлевич Гольдберг собирался в аэропорт встречать Тома. Этот чертов тведолобый американец был очень нужен ему. Дела у Семена Яковлевича в последнее время шли совсем не так, как хотелось бы. Когда Том приезжал в прошлый раз, Семен Яковлевич делал все возможное и невозможное, чтобы угодить ему. Ну, и себе, конечно. На все его старания Том лишь брезгливо кривился и никакого энтузиазма к дальнейшему сотрудничеству не проявлял. В этот раз Семен Яковлевич специально подстроил так, чтобы Том приехал на праздники. Непринужденная обстановка иногда творит чудеса. Кроме того, он, кажется, «положил глаз» на переводчицу Катю. Может быть, с этой стороны удастся к нему подъехать? Боже ж мой, как трудно стало жить!

Когда Катя, наконец, пришла в себя, было уже утро. Она почему-то медлила открывать глаза. Ей было тепло и уютно, а слабость и истома во всем теле казались даже приятными. «Сейчас-сейчас… Еще минуточку… На работу ведь сегодня не надо. И Вадим…» Вадим. Да, конечно, Вадим. Воспоминания о страшных событиях вчерашней ночи отогнали остатки сна, заставили резко открыть глаза. Господи боже мой, где это я? И чем все кончилось?

Катя лежала на большой широкой кровати в совершенно незнакомой комнате. Стены были обиты узкими деревянными дощечками, а в открытое окно заглядывали душистые гроздья цветущей сирени. Рядом с кроватью в кресле сидела черноволосая девушка в джинсах и белой рубашке. Она читала какую-то книгу в потертом кожаном переплете. Катя пыталась сообразить, как же, собственно, она попала сюда — и не могла.

Увидев, что Катя пришла в себя, незнакомка отложила книгу и улыбнулась.

— Привет, сестренка. Добро пожаловать обрато в мир живых.

— Привет. А ты кто?

— Это не важно. Если хочешь, зови Дианой. Вам, людям, почему-то обязательно нужны имена. Попробуй встать, если сможешь. Думаю, что тебе пора завтракать.

Откинув одеяло, Катя увидела, что она совершенно обнажена, а ее руки тщательно и умело забинтованы. Тонкая цепочка с медальоном по-прежнему холодила шею.

Диана подошла к стенному шкафу и выложила на кровать такую же, как у нее, белую рубашку, джинсы, и белье.

— Надень это, сестренка. Наверное, будет длинновато, но пока сойдет. Вчера от твоего платья мало что осталось.

В просторной светлой кухне Диана проворно поставила на стол свежие булочки, апельсиновый сок и большую тарелку с горячей, аппетитно пахнущей яичницей. Никогда еще еда не казалась Кате такой вкусной и сытной. Силы быстро возврвщались к ней.

Катины мысли представляли собой смесь любопытства и страха. Кроме того, было огромное, все затопляющее чувство возвравщенной радости бытия. Как бы то ни было, пока она еще жива. Учитывая события вчерашней ночи, это можно было считать удачей. Обожженные руки болели, ноги сильно исцарапаны, но могло быть и хуже. Гораздо хуже.

— Послушай, Диана, я могу о чем-то спросить?

— Конечно.

— Кто меня перевязывал?

— Один из наших братьев. Кода-то он был врачом. Не волнуйся, там нет ничего страшного, ожоги не глубокие. Все заживет и даже шрамов не останется.

— А раздевал кто?

— Я.

— А… Больше ничего не было?

Диана громко, искренне рассмеялась.

— Жаль тебя разочаровывать, сестренка. Ты неплохо сложена, но здесь твои женские прелести никого не интересуют.

— А как вы все оказались в лесу? И что вы делали там среди ночи? И чем вы вообще занимаетесь?

— Черной магией. Колдовством, — ответила Диана так спокойно и просто, будто речь шла о ремонте квартир или торговле овощами. Ее глаза стали вдруг сухими и безжизненными, как два черных камня в пустыне.

— Поторопись, сестренка. Тебя ждет Грандмастер.

«Этого еще не хватало. Сперва — бандиты, потом — колдуны. Просто интересно, что со мной будет дальше», — думала Катя, поднимаясь вслед за Дианой по витой железной лесенке. Особенного страха, она, впрочем, не испытывала. Видимо, даже у страха есть свой предел.

В комнате царил полумрак. Как будто и не было за окном солнечного утра, не бушевала весна и сирень не распускала свои душистые гроздья.

Сидящий за столом мужчина смотрел на Катю прямо в упор. «А ведь он красив», — некстати подумала она.

— Здравствуй, проходи, садись. Я рад, что ты в порядке, — приветствовал ее мужчина.

Катя несмело опустилась на стул напротив него. На столе горели две свечи. В комнате странно пахло. Этот запах не был резким или неприятным, но как-то странно пьянил, кружил голову, навевал сон.

— Полагаю, ты хочешь о чем-то спросить?

— А можно? Вопросов у меня очень много, даже не знаю, с чего начать.

— Начни с самого главного, будет проще.

Катя долго собиралась с мыслями, и наконец выпалила:

— А правда, что вы все — колдуны?

— Правда. Мы предпочитаем другое название, но это уже вопрос терминологии. Видишь ли, много лет назад наши предки зарабатывали себе на жизнь, убивая за плату разных чудовищ. Сейчас мы занимаемся тем же самым. Мир не очень-то изменился с тех пор.

«Бог ты мой, — с ужасом подумала Катя, — неужели он сумасшедший? Чудовища, колдовство, какие-то предки — это же просто безумие! Но, с другой стороны, если бы еще вчера мне кто-нибудь рассказал о пожаре в доме Магомеда и о том, что случилось с ним самим — я бы ни за что не поверила».

— А разве в наше время есть чудовища? — Вслух спросила она.

Грандмастер невесело усмехнулся.

— Конечно, есть. Например, вчера вечером ты познакомилась с одним из них.

Другое дело, что те, кто заказывает убийства почти всегда суть такие же чудовища, как и жертвы, но после нашей работы их все же становится меньше.

— Значит, вы просто наемные убийцы? Тогда причем здесь колдовство?

Катя понимала, что узнав такие тайны, она вряд ли может рассчитывать на то, чтобы уйти отсюда живой, но все-таки ей было любопытно. Веселая отчаянная сила, которая вчера заставила ее прокричать страшные слова в лицо бандитам, не совсем покинула ее.

— Нет, тут ты ошибаешься., — Катин собеседник улыбался вполне дружелюбно, но его улыбка вдруг показалась ей страшнее волчьего оскала, — вульгарной уголовщиной мы не занимаемся.

— А что вам нужно от меня?

— Та безделушка, что ты носишь на шее — не простая вещь. Полагаю, ты и сама это понимаешь. Так вот, теперь она нам нужна.

— А почему вы не взяли медальон, пока я спала?

— Хороший вопрос. Дело в том, что ты получила талисман так, как было нужно, и ты владеешь им. Он может быть отдан только по доброй воле, а не взят обманом, силой или за деньги. Помнишь, что ты натворила в доме этого дикого горца? Здесь могло быть еще хуже.

— А если я его вообще не отдам?

— Встань и посмотри на себя в зеркало, — приказал Грандмастер.

Катя повиновалась. Большое зеркало в резной деревянной раме отразило ее во весь рост. Катя глянула на себя — и обомлела. Рассеченная губа немного распухла, под глазом расплывался большой синяк, но дело было не в этом. И даже не в том, что на левом виске появилась маленькая седая прядь.

Катино лицо неуловимо, но сильно изменилось. Вместо молодой, хорошенькой и веселой девушки из зеркала смотрела взрослая женщина, грозная в своей красоте. Как будто совершенно другое существо, мудрое и древнее, все видевшее и все знающее, нацепило Катино лицо, как маску. Глаза, которые раньше были зеленовато-карими и небольшими, расширились и засветились нестерпимо ярким зеленым светом. Выражение глаз было таким, будто они видели вечность и ее отражение застыло в них навсегда.

— Теперь ты поняла, что я хотел тебе сказать? Какое-то время ты могла управлять силой талисмана, но теперь он начинает управлять тобой.

Пока у тебя есть шанс уйти отсюда и жить нормальной человеческой жизнью, но скоро его не будет. Мы пришли сюда по своей воле, у нас за плечами века и поколения наших предшественников, но тебе с этим не справиться. Талисман обладает огромной разрушительной силой, она раздавит тебя, а потом… Даже я не в силах представить себе, что будет дальше.

Катя, бледная и напряженная, изо всех сил старалась казаться спокойной. Она еще раз посмотрела на себя в зеркало, сняла через голову цепочку с талисманом и положила его на стол перед Грандмастером.

— Возьмите, это ваше, — сказала она. Ей показалось, что талисман в ее руке потеплел и еле заметно замерцал голубоватым светом.

Будто прощался.

— Ты приняла верное решение. Возвращайся в свой мир. И, — Грандмастер улыбнулся неожиданно тепло, — мне кажется, что тебя скоро постигнет приятная неожиданность.

— Нет уж, — Катя устало покачала головой, — хватит с меня неожиданностей. В последнее время их и так было больше, чем нужно. И вообще, — она с трудом удержалась, чтобы не заплакать, — и вообще, как мне жить дальше?

— Как придется, — просто ответил Грандмастер, — не суетись раньше времени. Неужели ты думаешь, что прошла через все это и осталась жива только для того, чтобы лить слезы до конца своих дней? Ты очень ошибаешься. Успокойся. Мне много лет, больше, чем ты думаешь, и я могу позволить себе дать один совет. Ничего не бойся и ничего не жди, все, что должно придти, обычно приходит само по себе. Просто потому, что так нужно. Иногда людям это нравится, иногда — нет, но обычно они не могут ничего изменить. А знаешь, почему? Потому, что большинство людей слишком глупы и трусливы, чтобы принимать жизнь такой, какова она есть. Ты не из их числа, и с тобой все будет в порядке. Насколько это возможно, конечно.

А теперь уходи. Наше время истекло. Кто-нибудь доставит тебя в город. Прощай.

Из кабинета Грандмастера Катя вышла, покачиваясь. Голова кружилась, мысли путались, перед глазами мелькали разноцветные круги. Черноволосая Диана, не сказав ни слова, взяла ее под руку, вывела из дома и посадила в машину. Сама села за руль.

— Ну, что сестренка? Куда тебя отвезти?

Катя разрыдалась.

— Я не знаю… Не знаю…, — повторяла она. Я ведь теперь вообще не человек, а дух бесплотный. У меня нет ни денег, ни документов. Я всего боюсь. И даже домой к себе попасть не смогу, у меня ключей нет. А ты еще спрашиваешь — куда!

Диана покачала головой.

— Странные вы, люди! Сначала бросаете свою жизнь на ветер, а потом убиваетесь из-за мелочей.

Она порылась в бардачке, и в руках у нее неизвестно откуда появилась Катина белая сумочка.

— Вот твой паспорт, ключи, триста долларов… Не думаю только, что тебе они понадобятся. Губная помада еще завалялась… Носовой платок вот… Кстати, на, утри глазки. Ну, что поехали?

Катя кивнула. Всю дорогу до Москвы она сосредоточенно молчала. Когда до Катиного дома оставалось совсем немного, она, наконец, решилась заговорить.

— Диана.

— Что?

— Знаешь, я тоже хотела бы сделать заказ.

— Ты его уже сделала.

— Как это?

— Очень просто. Когда ты была хозяйкой талисмана, ты сильно пожелала этого, и теперь нам придется выполнить. Это будет, но не сейчас. Время еще не пришло.

— Значит, Вадим умрет?

— Да.

— А если я прощу его?

— Знаешь, сестренка, в этой жизни приходится нести ответственность не только за слова и дела, но и за мысли. И потом, с чего ты взяла, что можешь простить или не простить кого бы то ни было? Человек платит только за свои грехи, не больше того, но и не меньше. Лучше пока не думай об этом. В ближайшее время тебе будет чем заняться.

Катя упрямо покачала головой.

— Нет. Я не хочу его убивать.

— Вот тебе и раз! Чего же тебе надо?

— Я хочу, чтобы он помнил меня. Помнил то, что он сделал со мной всю свою жизнь, до самой смерти. Я хочу, чтобы ему стало стыдно, понимаешь?

— Честно говоря, не совсем. Но хорошо, пусть будет, как ты хочешь. Вот и приехали. Прощай, сестренка, больше не увидимся.

— Прощай, Диана.

Катя порывисто обняла и поцеловала свою спутницу, потом быстро вышла из машины.

Идя к подъезду, она думала о том, что Диана, конечно, ведьма, скорее всего — убийца, и, вполне возможно, просто чудовище.

Но лучшей подруги у нее никогда не было, и, скорее всего, уже не будет.

Катя поднялась в лифте на свой этаж, подошла к двери, достала ключи… И тут она увидела Тома. Он, видимо, уже давно и безнадежно терзал дверной звонок. Обернувшись и увидев Катю, Том расцвел такой счастливой и глуповатой улыбкой, какую даже странно было видеть на лице взрослого мужчины.

И Катя улыбнулась в ответ.

Так закончилась эта история. О ее героях больше сказать почти нечего. Том женился на Кате и увез ее с собой. С помощью хитроумного Гольдберга он сумел довольно быстро преодолеть все формальности. Хотя в данном случае на российско-американском сотрудничестве пришлось поставить большой жирный крест, Семен Яковлевич был совсем не плохим человеком и бескорыстно радовался, что «девочка сумела-таки хорошо устроиться». Он же продал по доверенности Катину квартиру и переправил деньги счастливым молодоженам. На этой сделке Семен Яковлевич кое-что заработал, ну да бог с ним. Коммерция давно стала его плотью и кровью, и что-нибудь наваривать было для него так же естественно, как дышать.

Впрочем, уже через год Гольдберг скончался от обширного инфаркта. Никакие потусторонние силы тут были ни при чем, просто он курил по пачке «Кэмела» в день, любил при случае выпить, а его вес давно перевалил за центнер.

Не обвинять же черную магию во всех бедах на свете.

Тихий провинциальный городок был взбудоражен слухами. Америка — это не Нью-Йорк, Америка — это провинция. Многочисленные городишки с идиотскими названиями вроде Трои или Южного Парижа, разбросанные от Аляски до Флориды, живут по своим законам. Там, где все знают родословную друг друга по меньшей мере до дедушек, где, уходя за покупками, не запирают дверей, где простодушный, веселый и добрый человек может лет двадцать прослужить в должности городского шерифа и уйти на пенсию после торжественного обеда в его честь, люди очень настороженно относятся ко всем вновь приезжающим. А тут русская… Тома считали в городе очень респектабельным и благоразумным молодым человеком, и такого экстравагантного поступка от него никто не ждал.

Однако разговоры на эту тему скоро прекратились сами собой. Новоиспеченная миссис Хартли отнюдь не напоминала монстра. Кроме того, городских кумушек очень удивило, что она говорит по-английски не хуже их самих. Небольшая вечеринка для друзей и соседей, устроенная молодой четой через месяц после приезда, окончательно помирила их с городом.

Не сказать, чтобы Том и Катя сразу же после свадьбы оказались на счастливых небесах. Применительно к семейной жизни такие вещи бывают только в слащавых дамских романах и в романтических грезах очень молодых или очень глупых девушек. Ежедневное совместное существование способно приглушить даже самые пылкие чувства. Если добавить к этому огромную разницу в привычках, образовании, воспитании и образе жизни, то картина становится и вовсе безотрадной. И все же… Чаще им было хорошо вместе. Обстоятельства, которые их соединили, были настолько необычайны, что иного развития событий просто не предполагалось. Этого не было в сценарии. Поэтому Том и Катя учились жить друг для друга.

Просыпаясь по ночам и слушая ровное дыхание мужа, Катя все чаще чувствовала, что прошлое уходит куда-то далеко.

Как будто все это было не с ней.

Итак, «хеппи энд» состоялся. Можно ставить точку и проливать слезы умиления.

Вот только по Москве слишком часто загремели выстрелы наемных убийц. Ни один киллер не был задержан на месте преступления с оружием в руках. Ни один впоследствии не был арестован и предан суду, как ни клялись в этом с высоких трибун милицейские руководители разного ранга. Впрочем, биография жертв очень часто была такова, что убийцы лишь убавляли работы правоохранительным органам. Это было тем более удивительно — ведь ребятишки тоже не пальцем деланы, однако вот не убереглись.

Вокруг каждого убийства было много шума, слухов и домыслов. Версии выдвигались самые разные, но доподлинно никто ничего не знал.

Никто, кроме странного человека, назывющего себя Грандмастером.